Урок труда неожиданно заинтересовал Андрея. Конечно, школьная мастерская — не завод, но все-таки… Одних станков не меньше десяти. Класс разделили на две группы. Мальчики пошли в слесарную мастерскую, девочки — в швейную.

Мастер по труду Никанор Васильевич — пожилой, тучный, в очках, в черном халате — понравился Андрею. Проверив учеников по списку, он снял очки и, держа их в руке, очень серьезно сказал:

— Труд, дорогие мои ребятки, это самое что ни на есть главное на земле. Не трудились бы люди, так до сих пор жили бы в пещерах, ели сырое мясо, ходили бы, извиняюсь, на четырех лапах и так дальше. Словом, ребятки, труд создал человека. Начнем и мы с вами трудиться. Для начала сделаем самую главную вещь. Какую? Подскажите.

Все молчали.

— Не знаете? — изумился Никанор Васильевич. — Вот тебе и раз! Молоток будем делать — самый наиглавнейший инструмент!

Оседлав крючковатый нос очками, он взял продолговатую стальную заготовку и подошел к тискам. Дальнейшие его объяснения слушали плохо. Всем не терпелось скорее начать, а Никанор Васильевич принялся разъяснять и без того понятные вещи.

— Первым делом зажимаем заготовку в тисках… — Он обводит всех взглядом. — Как зажимаем?

— Крепко. Ровно.

— Вот именно ровно. То есть параллельно губкам тисков. Напильник держим… — И снова взгляд на ребят. — Как держим напильник?

— Сильно.

— Не сильно, а свободно. Конец напильника придерживаем…

И вот наступила долгожданная минута: мастер раздал каждому нарукавники и по стальной заготовке. Требовалось чисто опилить все четыре стороны. Ребята заняли места у тисков за длинным верстаком, перегороженным вдоль металлической сеткой, и принялись за работу. Минут пять в мастерской слышалось дружное шарканье напильников. Потом оно стало ослабевать. Кто-то из мальчиков сказал, отдуваясь:

— Уф! Жарко!

— Можно водички попить? — попросил другой.

— Никанор Васильевич, у — меня на заготовке — яма, — пожаловался третий. — Ее до вечера не выпилишь.

Разумеется, и Митяй подал голос. Отложив напильник, мечтательно проговорил:

— А я бы согласился в пещере жить. Спи сколько хочешь, гуляй сколько хочешь. И работать не надо.

Андрей миролюбиво посоветовал:

— Ты, пещерный человек, не языком, а напильником двигай.

Сам Андрей трудился с удовольствием. Уже через четверть часа он начисто опилил первую сторону и с уверенностью подумал: «Раньше всех успел». Но тут же увидел, что и Дима Расторгуев перевертывает в тисках заготовку, собираясь опиливать вторую сторону. «Ну и хлопец!» — с уважением подумал Андрей.

В перерыв многие ребята высыпали во двор — побегать, а некоторые остались в мастерской. Ходили вокруг станков, почтительно трогали блестящие ручки, хвастались друг перед другом познаниями:

— Здесь зажимается резец!

— А это шпиндель! А вот это суппорт…

Андрей, солидно наморщив лоб, собирался было сообщить, Что он работал на станке, но не успел. Дима, словно стесняясь, сказал:

— У нас в школьной мастерской я болты точил. А вот резьбу на станке еще не могу нарезать.

После второго урока мастер распорядился, чтобы рабочие места были убраны, а заготовки с написанными мелом фамилиями сданы ему.

Шагая от мастерской к школе, Андрей ощущал приятное удовлетворение: хотя Дима и умеет вытачивать болты, но сегодня Андрей опередил его — закончил все четыре поверхности молотка и даже на конус немного спилил.

Митяй, идя за приятелем следом, говорил:

— И я бы закончил, да, понимаешь, такой напильник попался — скользит, как селедка.

Андрей понимающе подмигнул ему:

— Эту сказочку другим рассказывай!

Митяй не стал возражать. Морщась и вздыхая, сказал:

— Верно. Тиски, напильник — это не для меня… Слушай, — вдруг заговорщическим тоном сказал он, — а не сходить ли нам вон к тому соседу, в гости, за яблочками? — Митяй кивнул в сторону гаража, где за высоким забором зеленели густые кроны яблонь и даже издали были видны аппетитные краснобокие яблоки.

— Можно, — без особой охоты согласился Андрей.

— Эх, — продолжал Митяй, — хорош ранетик! Точно как у нас в саду, в селе.

— Ты разве из села?

Глядя перед собой, Митяй задумался и ответил не сразу:

— Жил когда-то… У нас дома сад был. Яблони, груши, три вишни… Я хоть и малой был, а кусты смородины обкапывал и яблоньки весной белил…

Андрея поразило в лице Митяя необычное выражение грусти, почти тоски, но уже в следующую секунду желтые, рысьи глаза его опять озорно сверкнули, и не то с насмешкой, не то со злобой он сказал:

— Рожу, что ли, кому набить?

Не понимая, какая муха вдруг укусила Митяя, Андрей удивился:

— Ты чего это?

— Да нет, правда. Ну, скажи, что делать? Мыть полы, зубрить английский, пилить эти дурацкие молотки? Да зачем они мне нужны, эти молотки!

Андрей пощупал красную, горевшую от напильника кожу на своей ладони и почему-то неожиданно для себя разозлился:

— Ты просто кисель! Раскис!

Такие же стоны и жалобы Андрей через пять минут услышал и от Сонечки Маркиной. Повернув хорошенькое личико к соседке, она проговорила, хмуря белый лобик:

— Ну для чего, скажи, пожалуйста, я должна учиться шить? Быть портнихой? Не собираюсь!

Поглаживая пальцем белый глянец парты, Андрей насмешливо спросил:

— Наверно, в артистки метишь?

Сонечка так и засияла:

— Король! Ты — пророк! Правильно, мечтаю стать киноактрисой. Представляешь, тысячи людей смотрят на тебя и не дышат…

— Умерли? — испуганно спросил Митяй.

Сонечка не удостоила его взглядом.

— И не дышат от восторга, — продолжала она. — А я вся в голубом, на шее — жемчуг. Ах!

— Ну, давай, давай, — одобрил Митяй. — Только нос не больно задирай. О друзьях помни. В случае чего бесплатный билетик устроишь.