Вечер дружбы в актовом зале был в полном разгаре. Гремела музыка, кружились пары. Все танцевали — девочки, мальчики, воспитатели. Танцевал и директор школы Сергей Иванович. Зоркий все-таки у Сергея Ивановича глаз. На бал явилось почти триста человек, а он все же заметил: в переполненном зале отчего-то не видно воспитанника Королева.
«И в прошлый раз не был, — вспомнил директор. — Нехорошо». Подойдя к Светлане Пащенко, только что кончившей танцевать с Толей Лужковым польку, Сергей Иванович отвел ее в сторону.
— Что-то Королева не вижу. Ты не знаешь, где он?
— Я поищу его, Сергей Иванович. Хорошо? — вспыхнув, сказала Светлана и добавила, опустив глаза: — Только вы не думайте, что мы сторонимся его. Он сам не хочет дружить с нами.
Сергей Иванович проговорил:
— Сложно это, Светочка. Нелегко человеку ломать свой характер.
— Мы понимаем.
— А понимаете, так помогите. Немножко, слегка. Навязчивыми не надо быть, но совсем в стороне стоять — тоже неправильно.
Накинув в гардеробе пальто, Светлана вышла во двор. Осмотрелась. Справа — черный прямоугольник общежития. В спальнях — ни огонька. Где же он может быть? В пионерской комнате — малыши. Библиотека закрыта… Не у пруда ли?
…Услышав шаги, Андрей обернулся. Кто-то идет. Сюда.
— А, вот ты где! — услышал он голос Светланы. — Ты почему не пошел вместе со всеми на бал?
Он подумал и ответил:
— Так…
— А мне велели найти тебя и привести.
Она поняла: этого можно бы и не говорить. Что значит — привести! На это недолго и обидеться.
— Я не ребенок, — сухо, почти зло сказал Андрей.
— Зачем ты сердишься? — спросила она.
— Да брось ты, — перебил Андрей. — Вы мне на совете коллектива все подробно объяснили… А идти веселиться у меня нет никакого желания. Имею я все-таки право побыть один?
— Да, конечно. — Светлана поджала губы, но тут же заставила себя улыбнуться, сердито подумав: «Ах, какая гордая! Уже оскорбилась!» Она сбоку взглянула на его неподвижную, как статуя, фигуру с обиженно-приподнятыми плечами и тихонько рассмеялась. Он подозрительно покосился на нее. Светлана сказала:
— Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ.
— Чего-чего?
— Это говорят о человеке, когда он неправ, потому что сердится.
— А если не сержусь?
— Нет, сердишься. И вообще ведешь себя так, будто все кругом виноваты и неправы, кроме тебя.
— Ну, знаешь!..
— Юпитер, ты опять сердишься?
Андрей не видел лица Светланы. Он мог лишь догадываться: брови над карими глазами сейчас приподнялись, губы вот-вот дрогнут в улыбке. И он не удержался, сказал примирительно:
— Ладно, уж не сержусь.
— Давно бы так, — одобрила Светлана. Она уселась с другого конца скамейки и продолжала: — Мне кажется, надо в любых обстоятельствах не падать духом, быть сильным и мужественным. А ты раскис. Какой же ты Король…
— Других учить легко, — опять начиная сердиться, оборвал Андрей. — Ты будто очень сильная, мужественная!
— А что, — возразила она, — я стараюсь быть такой.
— Стараешься! А чуть что — глаза на мокром месте.
— Неправда!
Он раздумывал: сказать или нет?
— Совсем неправда, — повторила Светлана. Однако, помолчав, добавила: — Ну, может быть, в самом-самом крайнем случае.
— Чего уж там выкручиваться! Знаю!
— Что знаешь? — насторожилась она.
— А то, что плакала в лесу. Скажешь, нет?
— Откуда тебе известно? Шпионил?
— Ничего не шпионил. Так уж получилось, что знаю. Помнишь, мы тебя тогда обругали здорово. Напрасно, конечно, обругали. Вижу — расстроилась ты и зачем-то быстро пошла на улицу. «Может, под трамвай, — думаю, — хочет броситься». И побежал за тобой. А в лесу увидел: стоишь возле березы и плачешь.
— Да, я тогда плакала, — проговорила Света. — Уж очень обидно мне было…
Голос ее чуть дрогнул, — видно, обида до сих пор не прошла.
— Ты не сердись, — тихо сказал Андрей и замолчал, не в силах больше ничего придумать.
Пауза затягивалась.
Ветер гнал рваные облака, очищая небо. Темное, бездонное, оно все было усеяно яркими звездами.
— Как красиво! — легко вздохнув, сказала Света, и он обрадовался: «Простила!» — Вот если бы все в жизни такое красивое было! Правда, Андрей?
— Да, хорошо, когда люди красиво живут! Вот у нас соседи есть, у них все красивое — ковры, телевизор, цветы, — начал было Андрей…
— Не о том, не о том ты! — горячо перебила Света. — Разве в коврах дело? Надо, чтобы люди друг к другу относились красиво…
«Не простила!» — сжался Андрей. А Света уже спокойнее продолжала:
— Вот, например, дружба. Думал ли ты когда-нибудь, как настоящая дружба жизнь украшает? Только настоящая! Дружба… Это что-то такое большое, нет, громадное, прекрасное. Без нее и жить нельзя. Ты понимаешь?
Андрей молча смотрел на нее. И то ли ему привиделось, то ли отразились далекие звезды в ее широко раскрытых глазах, но ему показалось, что в них светятся голубые искорки.
— Потому я и плакала тогда, — совсем тихо промолвила Света. Андрей непроизвольно встал, но не мог произнести ни слова. А она, будто очнувшись, вдруг заторопилась: — Ну, я пошла. Ты идешь?
— Нет еще… Побуду здесь.
Она поднялась. Три-четыре секунды еще виднелось из-под пальто ее белое платье, а потом все пропало. И шаги затихли.