В трамвае холодно. Стекла покрылись изморозью, и вагон кажется длинным ящиком, оклеенным белой бумагой. Кое-где на стеклах темнеют круглые, как пятачки, окошечки. Это работа беспаспортных пассажиров. Ну, какой мальчик или девочка не выдует на стекле такое окошечко, чтобы видеть улицу!
Андрей сидел с поднятым воротником пальто, засунув руки глубоко в карманы, и через темное окошечко на стекле смотрел на улицу. Мелькали неясные очертания зданий, огоньков. Но что в такой пятачок рассмотришь! Поленились девочки выдуть побольше. А девочки старались. Вот и память о себе оставили — ногтем на стекле нацарапали: «Вера», «Тома». Андрей добродушно усмехнулся. И как ни тепло было в кармане руке, вытащил на холод. В руке у него — голубая, ровненькая бумажка, сложенная вдвое. Сверху — печатные буквы: «Пригласительный билет». Андрей раскрыл его. Аккуратным, круглым почерком выведено: «Уважаемая Ирина Федоровна! Убедительно просим Вас посетить наш школьный праздник юных швей. Праздник состоится пятого февраля в семь часов вечера». Это Светлана так старалась — выводила буквочки. Отдав Андрею билет, она сказала:
— Пусть мама обязательно приходит!
— Я передам, — ответил он. — А там уж сама решит. Знаешь, какая она теперь занятая! То — собрание, то — университет культуры, то в театр идет.
Андрей вспомнил карие, блестящие и будто испуганные глаза Светланы:
— Нет, нет, нет, — быстро сказала она. — Твоя мама должна обязательно быть! Скажи, что без нее праздник не начнем!
…Он улыбнулся и спрятал билет. Потом оглянулся на кондукторшу и нацарапал ногтем маленькие буквы: «Света». И от этих пяти букв, появившихся на белом от инея стекле, ему словно бы теплей стало.
Соскочив с подножки, Андрей бодрым шагом направился к дому. Ирина Федоровна удивилась его неожиданному приходу, даже испугалась. Но когда он, не снимая пальто, объяснил, зачем пришел, и отдал ей пригласительный билет, она заулыбалась, засуетилась.
— Раздевайся, Андрюша. Посидишь с нами, чаю выпьешь. С вареньем, а? Клубничного положу, твоего любимого…
В ее голосе столько было заботы, внимания, что Андрей сказал: «Да нет, я поеду, некогда», хотел добавить «мама», но в последнюю секунду отчего-то застеснялся и не сказал.
— Некогда мне, — повторил он. — Я только на минутку, билет передать. Да и кино должны показывать сегодня по телевизору. Еще партию в настольный теннис обещал сыграть… Так приходи послезавтра. Обязательно!
— Как же, приду, приду, — пообещала Ирина Федоровна.
— И я! — решительно заявила Нинка.
— Ну, конечно! Без тебя и праздник не начнется! — вспомнив слова Светланы, засмеялся Андрей и придавил Нинкин курносый носишко. — Би-би! Дайте дорогу! Мы поехали!
В полупустом вагоне он сел к заиндевевшему окну и такое выдул на стекле пятно — с арбуз получилось. Теперь смотреть удобно, будто в телевизор. Андрей глядел на проносившиеся мимо освещенные витрины магазинов, на людей. Не суббота, не воскресенье, а сколько людей! Одни куда-то спешат, другие прогуливаются. Парочками ходят. Вон молодая женщина в коричневой шубке. Круглую коробку несёт — торт. А вон двое мальчишек. Пальто расстегнуты. Сами трясутся от холода, а… Что это? Худощавый, чуть сутулый человек, входивший в магазин, показался Андрею знакомым. От испуга у Андрея замерло сердце. Зубей?! Неужели он? А может, и не он. Почему обязательно — он? Разве мало худощавых людей?
Нет, Андрей совсем не был уверен, что видел именно Зубея. И все-таки настроение у него сразу испортилось. Приехав в интернат, он не пошел смотреть передачу по телевизору, отказался от игры в настольный теннис. А улегшись после отбоя в кровать, он с добрый час ворочался с боку на бок и не мог заснуть.