Марки из серии «Животные и птицы» Гарик принес в прозрачном пакетике. Сначала ребята подумали, что он просто так принес — показать, — но Гарик сказал Васе Зотову, с которым сидел на одной парте:

— Возьми насовсем. Вот слона бери. И оленя.

Вася даже не поверил:

— Насовсем? Такие марки! А тебе что за это?

— Ничего не надо, — ответил Гарик и вслед за этим протянул Мишке Анохину — зубоскалу и самому сильному мальчишке в их классе — тоже две большие, с ровными зубчиками марки: орла с кривым, страшным клювом и полосатого тигра. — И ты бери. Насовсем. За так.

— Ничего марочки! — одобрил Мишка и хлопнул Гарика по плечу. — Не знал, что ты такой. Гвоздь-зубило!

И Вовке Жутикову, редактору стенной газеты, Гарик подарил две марки. И Вовка, конечно, был доволен.

— Спасибо! — сказал он. — В честь чего это такие хорошие марки раздаешь?

— Да просто так. Мне дядя целый альбом подарил, а у нас свои марки есть. Еще дедушка, когда живой был, собирал. Зачем мне эти? Все раздам. Сегодня вот зверей и птиц принес.

— Силен! — удивился Вовка. — И не жалко?

— Не жалко.

— А чего, хорошее дело, раз так, — вслух подумал редактор. — Я об этом в газету напишу.

— Как хочешь, — пожал плечами Гарик.

В тот день в их пятом классе все мальчишки и девчонки получили марки. Кто по две, кто по одной. Сколько кому досталось. Наташа Волкова — председатель совета отряда стала было отказываться, не хотела брать, но попугай горел на марке такими разноцветными красками, что не устояла Наташа — взяла и «большое спасибо» еще сказала.

На другой день Гарик принес в прозрачном пакетике марки из серии «Живопись». Тут никто уже не отказывался. Марки были очень большие, продолговатые, красивые, просто глаз не оторвать. Может, кто-то и в обиде был, что другим марки лучше достались, но никто не мог упрекнуть щедрого Гарика в том, что он кого-то обделил подарком. Даже Катя Мышкина, самая тихая и незаметная девочка в классе, и то получила миниатюрную копию знаменитой картины Репина «Не ждали».

Целую неделю раздавал Гарик марки своего дяди. У Мишки Анохина больше двадцати штук набралось.

Мишка по-приятельски подмигивал Гарику и говорил.

— Если кто станет к тебе задираться — сразу мне говори. Ух, гвоздь-зубило! Понюхает у меня! — И Мишка показывал свой крепкий, увесистый кулак.

А на следующей неделе, в четверг, Гарик принес целый блок ароматных жвачек в блестящих розовых обертках. Мальчишки гурьбой окружили его — не пробиться. Будто это знаменитый киноартист явился к ним в класс. Жвачек, правда, на всех не хватило, но те, кто ближе был, порасторопнее, те щедростью Гарика попользовались. Весь урок двигали челюстями и с одобрением поглядывали на пятую парту, где, розовый от удовольствия и внимания, сидел бескорыстный даритель марок и жвачки.

А потом так и повелось: входит Гарик в класс — ребята скорей к нему, здороваются, руки тискают, улыбаются во весь рот, а сами тем временем ждут — не принес ли он еще чего-нибудь? И Гарик редко когда не оправдывал ожиданий ребят. То набор спичечных этикеток достанет из портфеля, то даст всем полюбоваться толстой, серебристой открыткой, справа посмотришь — красивая девушка подмигивает тебе, чуть повернул карточку — она уже куда-то вдаль задумчиво смотрит.

Много ли прошло времени, а как все изменилось в жизни Гарика! Совершенно изменилось! Раньше и внимания на него не обращали, а если и вспоминали, то больше на собраниях — двойку по истории получил, дежурил плохо, на уроки опаздывает, общественные поручения не хочет выполнять. Никакого уважения не было к Гарику, так — балласт, последний человек, темное пятно пионерского отряда пятого «А».

Теперь — все иначе. Кто теперь Гарик? Самый уважаемый и популярный человек в классе. Все перед ним заискивают, рады доказать свою преданность. И если бы кто-то посмел тронуть его, то не один лишь Мишка Анохин встал бы на защиту товарища — может, всем классом побежали бы выручать Гарика.

Тогда обо всем этом и задумалась Наташа Волкова. Первая задумалась. Недаром же пионеры председателем отряда ее выбрали! «Что же такое получается? — удивилась Наташа. — Люди уважения и авторитета добиваются хорошей учебой, общественные поручения выполняют, а тут ничего этого и в помине нет. Учится Гарик по-прежнему, только что, например, двойку по русскому схватил, на уроки, как и раньше, опаздывает. А поручили сделать политинформацию — забыл. Вот какая петрушка вышла: Гарик все тот же, а уважения ему и славы — другим такого и не снилось! И за что? За марки, этикетки, за то, что жвачкой угостит!»

Когда Наташа ясно об этом подумала, то разволновалась так сильно, что до двенадцати часов не могла заснуть.

В школе она рассказала о своих мыслях Вовке Жутикову.

Редактор стенгазеты озадаченно почесал в затылке и вздохнул:

— И правда: вроде что-то не так… Вот штука какая! Что же теперь делать? Я заметку о Гарике написал. И на машинке уже отпечатал.

— Какую заметку?

— Положительную. Что вот хорошим товарищем стал. Некоторые пионеры начали марки теперь собирать. Хорошее дело. Полезное. Развивает общий уровень.

— Ой, Жутиков, — еще сильнее огорчилась Наташа, — уровень, может, и развивает, а вот чувствую: не так что-то. Не знаю, надо ли такого, как Гарик, поднимать на щит?..

Вовка опять завздыхал:

— Что делать-то? Жалко. Хорошая получилась заметка. На третий столбец планировал.

— Нет, обожди пока, — сказала Наташа.

В тот же день она собрала заседание совета отряда. Думали-рядили, как быть и что делать. Тогда и получил Вовка Жутиков, как редактор и человек, имеющий доступ к пишущей машинке своего деда, срочное задание — отпечатать в количестве тридцати восьми экземпляров вопрос-анкету для учеников класса.

Для Вовки отпечатать эти анкеты было плевое дело. Закладывал сразу по четыре экземпляра. Час работы — и готово!

На другой день Вовка принес в школу пачку белых листов. Сверху на каждом из них были напечатаны вопросы:

«Как ты думаешь, за какие качества надо уважать человека?»

«Достоин ли уважения человек, который учится неважно, а к общественным обязанностям относится спустя рукава?»

«Что ты думаешь в связи с этим об ученике нашего класса Гарике Шумейко?»

А после вопросов следовала приписка: «Свою фамилию можете не подписывать».

Вовка, когда печатал на машинке анкеты, улыбался про себя: не все, наверно, захотят ответить на такие нелегкие вопросы. И захотят ли портить отношения с Гариком? Может, кто-то и под защиту его возьмет?..

Наташа от Вовкиной работы сразу пришла в хорошее настроение.

— Какой ты молодец, Жутиков! Да с этими анкетами мы теперь полную информацию получим. А уж Гарика-добродетеля как под увеличительным стеклышком рассмотрим!

— А многие, думаешь, напишут? — спросил Вовка.

— Поглядим, — сказала Наташа. — Сегодня можно раздать, пусть три дня думают, а в понедельник приносят. Правильно?

— Три дня хватит, — кивнул Вовка. — Самые интересные ответы мы потом в газете поместим.

— Хорошая мысль, — согласилась председатель отряда.

В классе новость об анкетах встретили по-разному. Кто-то посмеялся, кто-то задумался. Мишка Анохин сказал:

— Без подписи? Ладно, напишем! Это нам раз-два — и в мамках!

Сам Гарик, внимательно прочитав вопросы, насупил лицо, оглянулся тревожно.

— Не робей, Гаря, — по-приятельски хлопнул его по плечу Мишка. — В обиду не дадим!

В понедельник Вовка еще до уроков сбегал в пионерскую комнату и принес оттуда красный ящик с прорезью — урна для голосования.

— Чтоб не смущались, — объяснил Вовка и поставил ящик на подоконник. — Захочет кто, подойдет, опустит листок, и порядок! И в руки никому не надо отдавать.

У этого ящика на переменках много толпилось народа.

— Освободи дорогу! — кричал Мишка. — Валерий Крутов идет! Великие плоды раздумий в ящик положит!

— Нет у меня ничего, — смущался Валерка.

— А выверни карманы. Выверни!

Валерка не знал, что и делать. А ребята смеются, ждут — пришлось вывернуть карманы.

— Значит, раньше положил, — заключил Мишка и приставил карий глаз к щели урны. — Вот твой лист! Вижу! Ух и написал сильно!

— Ничего я не писал, — упрямо говорит Валерка.

— По-русски не писал. Ребята, он по-немецки: дер, ди, дас!

— Нет, он пустую опустил. Чернила кончились!

— А может, карикатуру? Валерка на это мастак…

Много веселых разговоров было у ящика. Гарик к окну старался не подходить. Как только раздавался звонок на перемену, поскорее выскальзывал в дверь.

Про анкеты знала и классная руководительница Алла Ивановна.

— Как будете зачитывать? — спросила она председателя совета отряда.

— Я думала посмотреть сначала, что написали, — сказала озабоченная Наташа, — а ребята хотят, чтобы сразу доставала из ящика и читала вслух. Алла Ивановна, можно так?

— А почему же нельзя? Раз пионеры настаивают, пусть так и будет.

— А если что-то неправильно написано?

— Ничего, Наташа, вместе-то как-нибудь разберемся. Зачитывай, не беспокойся.

— Вы у нас после уроков останетесь?

— Посижу в уголке, — сказала Алла Ивановна. — Мне самой интересно послушать.

И вот прозвенел последний звонок с уроков, однако из класса никто и не думал уходить. Алла Ивановна неслышно прошла к последней парте, и Наташа поставила на стол красную урну.

— Кто и что написал в анкетах, никому не известно. И сколько там анкет, тоже не знаем. Начнем читать? Поднимите руки.

Только Гарик не поднял руку. Он сидел и внимательно смотрел на крышку парты.

Волкова оглядела ребят, остановилась на Гарике:

— А кто против?

Гарик и на этот раз руку не поднял.

— Все — за, один воздержался, — подвела итог Наташа. — Достаю первую анкету. — Она размотала проволочку на кольцах, открыла сбоку дверку и вынула сложенный лист.

— Муху в форточку выгоните, — послышался голос Мишки Анохина. — Мешает.

Ребята заулыбались, а Наташа сказала:

— Анохин, ты же не в цирке! Слушайте. «Уважать человека надо за хорошие качества. А если человек плохо учится и поручений не выполняет, то я сильно уважать его не буду. Но если он знает приемы самбо и карате, то я все равно уважать буду, хоть он и последний двоечник будет. А Гарик парень мировой. С ним хорошо дружить. Вот и все мои ответы».

— Это кто же, интересно, такой? — спросил Мишка. — Гвардеец! Гвоздь-зубило!

— Анохин, веди себя… — Наташа строго взглянула на Мишку. Первая анкета ей не понравилась. Ведь ее автор фактически оправдал Гарика. То-то повеселел он, глаза заблестели. Наташа достала новый лист. — Читаем дальше. «Я сразу скажу о Гарике Шумейко. Да, я стал хорошо относиться к нему. А что тут плохого? И меня не интересует, почему он стал добрым ко всем. Мне с Гариком хорошо. Марки начал собирать, вкусную жвачку жую. И не волнуюсь. Разве лучше, если бы стали принципиальничать и воспитывать его? Только озлобили бы. А Гарик сам разберется во всем. Если голова есть. А если дурак от рождения, то ничего ему не поможет».

Наташа закончила читать и вопросительно взглянула на последнюю парту. Алла Ивановна спокойно качнула в ответ головой — продолжай, мол.

— Следующая, — со вздохом сказала Наташа и вдруг улыбнулась — узнала свою собственную анкету. — «Честность, отвага, трудолюбие — вот черты, за которые следует уважать человека. А если он к делу относится спустя рукава, учится плохо и пионерских обязанностей не выполняет, то за что его уважать? А Гарик не понимает этого и старается заработать авторитет самым дешевым способом — задабривает и подкупает ребят. И некоторые клюнули на такого дохлого червяка. Им тоже надо задуматься и исправить свое поведение».

— Подписи нету, но автор известен, — пошутил Мишка.

— Теперь поглядим, что здесь, — с удовлетворением сказала Наташа. — Красными чернилами написано. «А может быть, Гарик очень умный парень, и специально затеял такую игру? Посмотреть, как мы будем перед ним на задних, лапках стоять. Может такое быть? Может. Вот и надо подумать, что это за комедия у нас в классе происходит». Интересная, между прочим, точка зрения, — заметила Наташа. — Читаю дальше: «Если я не стану Гарику подавать руку и не буду хвалить его, то какая мне польза? Кто-то будет жвачку жевать, а я, как дурак, буду слюнки глотать и ушами хлопать? Нет уж! Ура Гарику! Пусть побольше новых жвачек приносит!»

— Гаря, слышишь? — весело спросил Мишка. — Учти.

А Гарик покраснел и опять опустил голову.

— Не будем отвлекаться, — сказала Наташа, — так до темна просидим. Слушайте: «Я считаю, что история с Гариком — это боевая проверка всех нас, пионеров. Заряжены ли наши ружья, не отсырел ли порох в пороховницах? Итог? Печальный. Порох у нас сырой и ружья к бою не готовы. Позор нам!»

— Во дает! — крякнул Мишка.

На этот раз Наташа не посмотрела сердито на Анохина. Рука ее опять нырнула в ящик.

«Мне кажется, надо уважать всех людей. Только самых-самых плохих не за что. А наш Гарик хороший. Мы в одном подъезде с ним живем. Он спускает мне конфету с балкона на нитке и ничего не просит взамен. Еще у Гарика хорошие пластинки. Он громко заводит их, а я стою на балконе и слушаю. А за учебу он возьмется и всех перегонит. Гарика я очень уважаю. Мы с ним за одной партой сидим».

— Вот и расписался! — Мишка подмигнул пунцовому от смущения Васе, сидевшему рядом с героем дня.

А Наташа Волкова даром времени не теряла — достала новый листок:

«Я долго думала над вопросами анкеты и старалась понять, что заставляет Гарика поступать таким образом? А не потому ли, что мы затюкали его, и жизнь Гарика сделалась без радости? А теперь к нему хорошо относятся, уважают, и он успокоился, поверил в себя. А потом, я думаю, он обязательно встанет на правильный путь».

— А вот — новое мнение, — сказала Наташа, — «Как не стыдно Гарику! Разве так авторитет зарабатывают? Мне дедушка рассказывал, это когда он на целине был, провалился под лед трактор. Никто не знал, что делать. А один парень стал нырять в холодную воду. Три раза нырял и все-таки зацепил какую-то железную веревочку за что-то, и трактор вытащили из речки. Вот за что можно уважать человека. Он герой! А Гарика за что уважать? За то, что он раздает кем-то подаренные ему марки? Но, во-первых, раздаривать подаренное тебе неприлично, потому что ты обижаешь того, кто дарил, да еще, во-вторых, чужую доброту хочешь использовать корыстно».

— Тише, ребята, — подняла руку Наташа. — Немного осталось. «Мое мнение о проблеме Гарика…»

Услышав эти слова, Вовка радостно заерзал на месте. Это он вчера вечером размышлял в анкете о «проблеме Гарика».

«Предлагаю поставить сатирическую комедию. Давайте окружим Гарика таким вниманием, пылинки будем сдувать с него, хвалить, восторгаться, и тогда он сам увидит, как смешон в роли всеобщего благодетеля. А Гарик поймет. На контрольной он быстрее всех решил задачку. Не глупый. А когда поймет, то станет лучше. Главное, что сам до этого дойдет». Тоже интересное предложение, — заметила Наташа.

«То-то, — с гордостью подумал Вовка. — Моя анкета самая оригинальная… Ладно, послушаем, что дальше».

«У меня сестра Катька. Пять лет. Всем на шею села и ноги свесила. Скажет Катька стих: «Идет бычок, качается, вздыхает на ходу» — мама ей конфету. Станцует Катька — бабушка шелковую ленту несет. Отгадает Катька загадку: два кольца, два конца, посредине гвоздик — дед в ее копилку двадцать копеек опускает. Катька и села на шею. Вот и мы зацеловали своего Гарика, на руках носим. Какие же мы друзья! Нас всех по углам развести надо и поставить носом к стенке и три дня есть не давать!»

Даже Алла Ивановна засмеялась на последней парте. Отсмеялись все, и Наташа новый лист достала. «В душе я Гарика не уважаю. Но вида не подаю. Не перехожу грань приличия. Скажете: лицемерие? Говорите на здоровье! А я думаю, что это самая правильная и нормальная позиция современного человека».

Тут Алла Ивановна беспокойно задвигалась на парте, но стоявшая за учительским столом Наташа уже держала в руке новую анкету. «Наше поведение я лично расцениваю как беспринципное. У нас во дворе недавно осудили на десять лет одного бандюгу — хотел ограбить сберкассу. А наш сосед рассказывает, что хорошо помнит этого преступника, когда тот еще маленьким мальчиком был. Он был очень хороший мальчик, кудрявый и веселый, и все его любили и баловали. Однажды он утащил у своего приятеля свисток, потом ножик складной. А в школе шапку украл. С этого началось. Теперь — в тюрьме. А мой отец говорит, что ржавчина с малой трещинки начинается. А что мы с Гариком делаем? Только расширяем эту трещину. Мы подлизы и лицемеры. И если у Гарика вины на копейку, то у нас, как говорит мой отец, — на целый рубль!»

— Ого, — выразительно проговорила Наташа. — Серьезное заявление… Ух, язык устал. Последняя осталась. — Она вынула листок, посмотрела и рассеялась: — Тут рисунок. Карикатура.

— Знаем, Валеркина работа! — сказал Мишка.

Сначала с первых парт потянулись, за ними — другие. Через минуту у стола сгрудились почти все пионеры. Валерка Крутов нарисовал Гарика, увешанного марками, жвачками, а вокруг стоят на коленях ребята и тянут к нему руки. Смешно нарисовал Валерка. Председатель совета отряда кое-как усадила ребят на места и обратилась к учительнице:

— Алла Ивановна, вы будете говорить?

— Зачем, — качнула та головой. — По-моему, достаточно сказано. Пожелаю только, чтобы вы не забыли этот разговор.

— Тогда собрание закрываем, — сказала Наташа. — Поздно уже.

Гарик первым вышел из дверей класса. В раздевалке он быстро накинул на себя пальто, и когда Мишка Анохин сказал ему: «Обожди, провожу тебя», Гарик, низко наклонив голову, лишь отмахнулся и поспешил к выходу.

За школой Мишка все же попытался догнать его.

— Ну чего несешься! — крикнул он. — Обожди, слышишь? И носа не вешай. Подумаешь, наговорили!..

Но Гарик, не обернувшись, прибавил ходу, побежал по заснеженной улице, синевато мерцавшей в прерывистом свете фонарей.

Мишка остановился, вздохнул, задумчиво взялся рукой за длинное ухо шапки. И тут увидел свою тень. Она косо перечеркнула тротуар, а выше, на сугробе, вдруг уродливо, горбато ломалась.

Мишка с ожесточением дернул ухо шапки, словно собирался оторвать его, и со всего маху всадил ботинок в сугроб. «А сам-то! — зло подумал о себе. — Сам-то лучше?..»

Мишка вытащил ногу и, не отряхнув снег, повернул обратно, к дому.