Ну почему бывают такие вредные люди, несправедливые? К ним — по-хорошему, без всякого зла, а они сердятся и вредят.

Ира Матвеева читала на переменке книжку. Читает, а сама ест бутерброд с колбасой, и пальцы у неё масленые, даже блестят.

Я увидела, и мне стало неприятно — ведь книжка от этого портится.

Ну и что, разве я должна была промолчать? Пройти мимо, будто ничего не вижу?

Я и сказала Ире в шутку, что книжка на неё может обидеться.

— Почему? — не поняла Ира.

— Потому что книжки не любят масленых пальцев.

Что тут было обидного? Я же не сказала: «Ах, как тебе не стыдно пачкать жирными пальцами книгу!» Я нарочно шутливо сказала, чтобы Ира не обиделась. А она почему-то обиделась.

— Как хочу, так и читаю. И не твоё дело!

Тогда и мне сделалось обидно. Ведь она несправедливо сказала. Но я всё-таки сдержалась, не захотела ей грубить. Я так сказала:

— Я бы на твоём месте пошла в умывальник и вымыла руки. А потом бы стала читать.

Ира глаза под своей коротенькой чёлочкой прищурила и говорит:

— А может быть, я специально её пачкаю. Она библиотечная.

— Интересно, — сказала я. — Значит, если книга из библиотеки, то её надо пачкать?

— Надо. — Ира тряхнула своей чёлочкой.

— А свою не надо?

— Свою не надо.

— По-моему, наоборот, — сказала я. — Свою книжку испачкаешь — не беда. А библиотечную нельзя пачкать: её много людей должны прочитать.

— Потому и надо пачкать! — упрямо сказала Ира.

Теперь уж я ничего не понимала.

— Эх, а ещё книжек много прочитала! Догадаться не можешь. Моя сестра Лена в десятом классе учится. Она мне так говорит: «Хочешь интересную книжку выбрать — ищи на полке самую грязную и потрёпанную».

— У тебя винегрет в голове, — засмеялась я. — Конечно, интересные книжки — потрёпанные. Скорей грязнятся. Но зачем же их специально пачкать?

— Затем, чтобы её сразу нашли на полке. Эта книжка интересная. — Ира вытерла масленый палец о книжку и повернулась ко мне спиной. — И не мешай читать!

Я потом никак не могла понять: Ира в самом деле такая вредительница и считает, что надо пачкать библиотечные книжки, или нарочно это говорила — позлить меня?

После урока, когда ещё никто не встал с места, я подняла руку и спросила учительницу:

— Нина Ивановна, как вы считаете, какую книгу надо больше беречь — свою или библиотечную?

Нина Ивановна с удивлением посмотрела на меня.

— Странный вопрос — любую книгу надо беречь… Хотя, безусловно, у книги из библиотеки — жизнь более трудная. Её берут в руки сотни, иногда тысячи людей. И поэтому каждый читатель должен стараться, чтобы она жила как можно дольше. А значит, и относиться к библиотечной книге надо очень бережно… Но почему, Наташа, ты задала этот вопрос?

Я, конечно, не стала выдавать Иру. Я ничего не сказала о нашем споре с ней.

— Так, — ответила я. — Мне просто интересно было узнать.

Когда мы одевались, я заметила, как Ира сердито, прямо зло так несколько раз взглянула на меня. А на улице она оставила за углом свою подружку Любу и быстро догнала меня.

— Всё выставляешься! Учишь! — прошипела Ира. — Как же, отличница, любимчик! А ты просто ябеда! — И она побежала обратно к Любе.

Лучше бы она ударила! Ябедой обозвать! Я хоть одно слово про неё сказала? И откуда она взяла, что я — любимчик? Нина Ивановна ко всем одинаково относится.

Нет, просто Ира завидует и потому злится.

И всё же мне так было обидно! Я даже не заметила, что иду по улице и плачу. Все щёки были мокрые от слёз. Как у настоящей плаксы.