Вот так иногда и получается: одно — хорошо, другое — плохо. С кормом повезло, зато с уроками неприятность вышла. А с поручением звеньевой — и того хуже. Номера «Пионерки» так и остались не прочитанными. Не мог же он в школу идти в перепачканной куртке. И брюки пришлось чистить щеткой. И носки менять. Оказывается, насквозь промокли. Не сообразил сразу снять ботинки, в мокрых носках и носился по дому. Еще хорошо, если насморк не подхватит. А потом на кухне сколько-то минут потерял — надо было хоть что-то пожевать.

Только закончил эти дела неотложные, глядь — в школу бежать пора. Не к первом уроку, а на сбор звена.

Бежать! А какой толк? Что скажет Галке? «Ах, извини, пожалуйста, забыл о твоем поручении». Глупее не придумаешь. Нет, если уж делать вид, что забыл, то не про обзор газеты, а про сам сбор. Вылетело, мол, из головы, хоть убей.

Так Алька и решил сделать. Значит, еще полчаса в запасе. Лучше задачку по математике еще раз порешать. Вчера вечером решал — не получилась почему-то. На утро оставил.

Однако и новая атака на злополучный поезд, который с неизвестной скоростью выходит из пункта «А» в пункт «Б», не принесла Альке успеха. Хотя, сказать по правде, разве это атака? Почесал за ухом, погрыз кончик ручки, в окно посмотрел (вроде дождик стал накрапывать), перевел взгляд на часы (когда десять минут прошло?), мимоходом зацепился взглядом за аквариум (интересно, всех циклопов поели рыбки?). А когда увидел банку с мальками, то бросил ручку на стол и вновь вооружился дедушкиным увеличительным стеклом. Сколько ни всматривался в воду, ничего, кроме мальков, не разглядел. Зато у самих мальков и плавнички прозрачные хорошо рассмотрел, и круглые хвостики, и блестящие крохотульки глаз. Действительно, настоящие рыбки. С таким кормом месяца через два, может, и взрослыми сделаются. Шестьдесят штук. Им и большого аквариума будет мало. Базар… Смешно — рыбок продавать. Возможно, Валерка и не побоится. А ему, Альке, это ни к чему…

Кажется, только что подошел к малькам, и вот — беги в школу. Как бы еще не опоздать: и четверти часа не осталось.

К началу урока Алька успел. Лидия Васильевна лишь минуты через три показалась в классе. Но лучше бы он опоздал. За эти самые три минуты звеньевая Галка Гребешкова изрядно испортила ему настроение. Из попытки свалить вину на свою забывчивость ничего хорошего у него не получилось.

— Еще на лбу тебе надо было написать! — шумно задышав маленьким носом с рыжей веснушкой, возмущалась Галка. — Ведь три раза тебя предупреждала. Ты обещал. И пожалуйте — обманул. Всех ребят обманул. Собрались, ждем, я волнуюсь, думаю, не заболел ли? Говори, почему не пришел?

— Ну, какая ты, Гребешкова, — стоял на своем Алька, — Не веришь. Что мне, поклясться перед тобой?

— Клянись! Скажи «честное пионерское»…

— Почему обязательно пионерское? Могу по-другому: клянусь зубом крокодила и когтем леопарда…

— Костиков, эти шуточки оставь для других. Мы говорим о пионерском поручении, которое ты сорвал…

Гребешкова и еще бы нашла что сказать нерадивому члену ее звена, но помешала учительница математики.

И снова — неприятные минуты. Не один только Костиков запутался в хитростях движения поезда из пункта А в пункт Б, но почему-то именно Альке досталось больше других. Строго глядя на него, Лидия Васильевна сказала, что в последние дни он стал хуже выполнять домашние задания, что на уроках вертится, слушает невнимательно. Альке даже пришлось и дневник подать учительнице, где она своей маленькой и решительной рукой вывела ему хотя и не очень жирную, но все же малопочтенную двойку.

Какая в двойке радость! Алька расстроился, однако еще сильнее, казалось, расстроилась Гребешкова. Но если Альке было жалко себя, то звеньевая жалеть его не собиралась. На переменке — новые упреки, нотации, от которых у несчастного и затюканного Альки голова шла кругом, в ушах звенело, а потом правая рука вдруг сама собой в кулак стала сжиматься.

И когда под конец Галка пригрозила, что придет к ним домой и специально поговорит о племяннике с его тетей, то Алька поднял этот сжатый кулак и, словно рассерженный индюк, прошипел:

— Только сунься попробуй — отведаешь! — И для большей убедительности повертел кулаком перед ее носом с рыжей веснушкой.

И Динка Котова поддержала его:

— Ты, Галочка, слишком принципиальная. Мало ли чего бывает. Ну, не успел сделать, что же здесь такого? Зачем на человека бросаться? Надо прощать недостатки… Алик, — Динка тронула его за руку и повела по коридору, — твоя тетя Кира, прежде чем стала художником в театре, кончала какое-нибудь училище или институт?

Алька еще не остыл после спора со звеньевой. Он не сразу ответил:

— Институт кончала… Не помню, как называется. Какое-то искусство.

— Ты не переживай, Алик. Будто Гребешкову не знаешь. Общественница! Чего хочешь наговорит. Странная она. То хорошая, приветливая, добрая, а то будто с цепи сорвется. Не понимаю таких людей…

Котова ожидала, что Алька обрадуется ее поддержке, но тот разговаривать о звеньевой почему-то не захотел.

— А-а, — неожиданно сказал он, — вспомнил: тетя кончала институт прикладного искусства…