Ну и задачку подсунули мне Магистр и Катрин! Охранять одного волка, чтобы его не сожрал другой. Да если только от одного, а то от целой стаи. Да ещё и неизвестно, пока, как всё это дело завершить.
Когда Фил предложил мне эту операцию; первой и самой простой мыслью было: внедриться в этого Суареша и оставить его в Испании. А потом передать открытие Вацлава Черны в руки шведских или советских оккупационных властей. Но Катрин с сожалением отрицательно покачала своей очаровательной головкой: «Не пойдёт!» Оказалось, что этот Суареш попал в черные списки самых злостных военных преступников и объявлен вне закона. Его сначала шлёпнут без суда и следствия, а уж потом станут разбираться, что при нём было. Да и будут ли, Время его знает.
Второй вариант, тоже простейший. Да, именно простейший, потому как мы в своей работе; впрочем, как и все другие в своей, сначала пытаемся всё решить простейшими приёмами, и только потом начинаем идти от простого к сложному. Так вот, второй вариант состоял в том, чтобы послать этого Суареша в Схлопку и просто помешать «охотникам» завладеть открытием Вацлава Черны. Какая разница, где его реализуют: в Европе или в Америке. Пусть Гарсиа Суареш получит свой куш. Рано или поздно, холодное преобразование ядерной энергии в электрическую стало бы достоянием всей земной цивилизации. Но здесь я опять оказался не прав. Умница Катрин всё уже смоделировала и спрогнозировала.
В Соединённых Штатах, которые предусмотрительно вышли из войны за три года до её окончания, несколько компаний, связанных с военно-промышленным комплексом, уже приступили к строительству традиционных ядерных реакторов. Открытие Вацлава Черны им было не только не нужно, но даже и вредно. Конечно, они примут Суареша с распростёртыми объятиями, даже заплатят некоторую сумму в качестве задатка. А потом похоронят открытие Черны вместе с Суарешем. Такое завершение операции нас тоже никоим образом не удовлетворяло.
— А может быть, нечего и огород городить? — предложил присутствовавший при обсуждении Андрей Злобин, — Просто грохнуть этого «бессмертного эсэсовца» и забрать документы.
— Правильно! — живо согласился Магистр, — И остаться одному не только против банды Сааведры во главе с ним самим, но и против людей Суареша. А их на пароходе тоже будет не мало. Я не сомневаюсь, что любой из вас справится с ними и оптом, и в розницу. Но затевать такую бойню на пароходе, заполненном беженцами…
— Ха! Если бы там были только беженцы! — саркастически усмехнулся Андрей, — Да на этом пароходе каждый четвёртый, если не больше, бывшие эсэсовцы или гвардейцы короля Фернандо или герцога Мендосы.
— Тем более! Ты представляешь, Андрэ, что там начнётся, когда эта компания разделится на враждующие группировки? Правильно, гражданская война по всем правилам боевого искусства, точнее, совсем без правил. Ведь больше половины пассажиров, это, всё-таки, беженцы. Нет. Этот вариант отпадает.
— Да я и не настаиваю, — согласился Андрей и, вздохнув, сказал, — Придётся, видимо, тебе, Матвей, пасти этого Суареша до самого Майами и, возможно, даже дальше. Сейчас, по крайней мере, удобного случая умыкнуть документы Черны, у нас не просматривается.
— Почему? Есть вариант, — предложил Ричард, — Если покинуть борт «Генерала Гранта» в районе Бермудских островов, то через восемь часов в этом месте пройдёт французский крейсер курсом на Европу.
Я внимательно посмотрел на Ричарда, пытаясь определить: шутит он или серьёзно предлагает мне такое. Конечно, сейчас там конец августа, и район Бермудских островов — это не окрестности Шпицбергена. Но перспектива провести восемь часов, болтаясь на океанских волнах, подействовала на меня как мулета на быка. Я охотно уступил бы эту перспективу тому, кто её предложил. Но тот уже повернулся к Катрин и что-то обсуждал с ней.
— Как я понимаю, купаться так долго в тёплых волнах Атлантики Матвей желания не испытывает, — словно прочитал мои мысли Магистр, — Остаётся вариант пастуха при паршивой овце. Дело — за объектом внедрения. Вы уже решили что-нибудь на эту тему?
— Есть вполне подходящая, даже очень подходящая кандидатура, — ответила Катрин, — Но тут тоже возникают некоторые нюансы.
— А без нюансов в нашем деле не бывает. Давайте, готовьте операцию, а нюансы шлифуйте по ходу дела, — распорядился Магистр и добавил, — Главное сейчас, это рассчитать и спрогнозировать выход из операции. Вот на этом и сосредоточьтесь.
Вот так я и попал на борт американского парохода «Генерал Грант» в образе страхового агента Рауля Солано. Никто из гражданских пассажиров парохода, да и, практически, никто из военных, даже из службы полковника Сааведры, не подозревали, что за личность скрывалась под маской скромного невысокого мужчины лет сорока пяти. Солано был светловолос и сероглаз, совсем не походил на испанца. Видно, кто-то из его предков по материнской линии согрешил с фламандцем или немцем. Я не говорю уже о том, что в его образе действовал Матвей Кривонос, хроноагент первого класса. Это было бы выше их уразумения. Рауль Солано был лейтенантом «Омеги», секретнейшего подразделения, подчинённого лично генералу Бускеросу. Служащие «Омеги» никогда не носили военной формы, почти никто из них не знал друг друга в лицо, а уж по фамилиям, тем более. Встречаясь при выполнении различных; прямо скажем, далеко не всегда легальных заданий, они называли друг друга по кличкам. Солано знали под кличкой «Ребро». Все они были боевиками самой высокой квалификации. Ограбить банк; угнать президентский самолёт вместе с президентом; взорвать небоскрёб в центре Нью-Йорка или собор в Москве; пустить под воду какую-нибудь эскадру; спровоцировать войну между двумя государствами; пожалуй, даже в штате самого Сатаны не нашлось бы для всего этого лучших исполнителей. А уж убить кого-либо или похитить, выкрасть что-нибудь особо охраняемое, перевезти из одного государства в другое что-нибудь особо ценное и особо разыскиваемое; это для молодчиков из «Омеги» было проще, чем пивко орешком закусить.
Вот таким был на этот раз мой «клиент»; известный в Испании и Европе, как страховой агент Рауль Солано, а корпусному генералу Бускеросу, как лейтенант «Омеги» Ребро.
Я внедрился в него в ночь перед посадкой на борт «Генерала Гранта». Эту ночь Солано провёл в грязной, переполненной беженцами, клопами и тараканами гостинице на окраине Виго. Как добрался туда Солано через линию фронта, меня совершенно не интересовало, так как я вряд ли кому-то буду отчитываться в этих подробностях. А вот свидание с генералом Бускеросом в пригороде Ла-Коруньи, это — совсем другое дело. Об этом следовало помнить и помнить крепко, основательно. Особенно хорошо следовало помнить слова корпусного генерала.
«Запомни, Рауль (генерал был единственным человеком, который знал имена и фамилии всего состава „Омеги“). От успеха этой операции зависит не только наше с тобой будущее, но и будущее всей Великой Католической Империи. Там, куда мы все направляемся, нет ни угля, ни нефти, там только очень много воды и сырого леса. А нам, чтобы подняться на ноги и вновь потрясти Мир, надо сделать очень много. Для этого и потребуется много всего и, в первую очередь, энергии. А где её взять? Строить гидростанции на притоках Амазонки? Да нас сразу обнаружат и разбомбят все эти станции! Несколько лет назад один тухлый чех придумал, как из урана, воды и прочего дерьма тихо и незаметно получать огромные количества дешевой энергии. Но тогда мы дрались на Волге и Янцзы, нам было не до этого. Недоумок Суареш законопатил этого чеха в ров под Линцем; и только сейчас, когда война, по его мнению, кончилась, начал судорожно разыскивать его открытие. Я думаю, он его уже нашел. Потому как, он не стал добиваться места на „Призраке“ (сверхсекретной субмарине Бессмертной Гвардии), а направился в Виго, где каким-то образом оказался в числе пассажиров „Генерала Гранта“. Полагаю, что он не планирует ехать на нём никуда дальше Майами. Сааведра имел задание проследить за Суарешем. Я уверен, что он тоже всё знает, так как он тоже пробрался в Виго и так же намерен сесть на американский пароход. Я не думаю, что он, завладев бумагами чеха, принесёт их нам. Он просто решил погреть на этом ручонки. Таким образом, Рауль, твоя задача в том, чтобы проникнуть на этот пароход, изъять бумажки чеха и доставить их на нашу базу. Можешь поступить с этими полковниками по своему усмотрению. Ты и с маршалами справлялся, мир праху русского Конева. Суареша и Сааведру ты знаешь. Вот фотографии людей, которые их сопровождают, запомни. С этими можешь вообще не церемониться, это только их охрана в пути до Америки. Там они от них избавятся. И вот ещё что. Когда эти бумаги будут доставлены на базу, можешь рассчитывать на чин майора „Омеги“. Действуй».
Лучше бы он не говорил о чине майора. Рауль Солано прекрасно знал, что это уже предел. Все сотрудники «Омеги», получавшие чин полковника, переживали это событие не более чем на три-четыре недели. Знал Солано и то, что аналогичное задание получат ещё пять-шесть сотрудников. И эти сотрудники, не задумываясь, ликвидируют его самого и завладеют документами Черны, если хоть что-то заподозрят. Хотя, при осложнениях они могут прийти на помощь. Но мне, Матвею Кривоносу, лучше было рассчитывать только на свои силы.
Проникнуть на борт «Генерала Гранта» не составляло особого труда. Конечно, пароход мог принять на борт далеко не всех желающих, и за день до отправления цена билетов в трюм и на палубу достигла астрономической величины. Но разве это было серьёзным препятствием для лейтенанта «Омеги» и хроноагента первого класса? За три часа до отправления некий Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии, приехавший в Европу в расчете половить рыбки в мутной послевоенной воде, обладатель отдельной каюты на «Генерале Гранте»; смертельно пьяный оказался запертым в погребе невзрачной таверны. А его билет перекочевал в карман Рауля Солано.
В порту творилось такое, что светопреставление можно было сравнить с этим лишь с очень большой натяжкой. Пассажиры проходили через тройной кордон. У самых сходен и вдоль всего причала, вплотную к пароходу, стояли наряды американской морской пехоты. Они проверяли билеты и лупцевали дубинками и прикладами прорвавшихся безбилетников, не потерявших надежды уехать в Америку «зайцем». Метров на тридцать дальше от парохода расположилась цепь шведской военной полиции. Они следили, чтобы на пароход не проникли военные преступники. Впрочем, список этих преступников был весьма обширен, а альбом с их фотографиями был так велик, что полковник Суареш мог без всякого риска пройти через шведский кордон. Миновав цепь морской пехоты США, он мог уже вообще ни о чем не беспокоиться. Вышедшая из войны, Америка не подписала конвенции о преследовании, розыске и выдаче военных преступников. При этом она ссылалась на свои демократические свободы и приверженность правам человека, среди которых не последнее место занимало право на политическое убежище. Это не помешало американскому консулу в Виго обзавестись списком упомянутых преступников и альбомом их фотографий. Лицам, имевшим счастье оказаться в этом списке, билеты продавались в десять-пятнадцать раз дороже. Америка — практичная страна. Она делала бизнес на всём, в том числе и на военных преступлениях.
А на самых дальних подступах располагался ещё один кордон: самый плотный и самый страшный. Это были те, кто не сумел приобрести в консульстве заветный билет. Со всех сторон слышались крики: «Дон! Дон! Плачу любую сумму! Дон! Ради всего святого! Возьмите меня, буду вашим вечным рабом!» Это были просьбы. А были и требования, и угрозы. Тем, кто не поспешил на пароход заблаговременно, стоило большого труда пробраться через эту массу желающих уехать. Можно было запросто расстаться с жизнью или, по крайней мере, стать калекой. Мелькали ножи, кастеты и цепи; под шумок к самому носу совали стволы пистолетов. Некоторые пассажиры, послабее, попав в кольцо, сдавались и покупали себе жизнь ценой заветного билета. Мне же все эти просьбы и угрозы были безразличны. Я шел через толпу, как ледокол через слабый лёд. Пытавшиеся меня остановить, уразумев, с кем они имеют дело, быстро расступались. И таких личностей, вроде меня, было не так уж и мало. Во всяком случае, полковники Суареш и Сааведра и их боевики проникли на пароход без проблем.
Помощник капитана, глянув на меня и мой билет, признал во мне соотечественника и тут же кивнул стюарду. Негр, согнувшись под непомерной тяжестью, потащил мои кофры вверх по трапу. Испанские же беженцы волокли свой багаж сами.
— Сделали хороший бизнес, мистер Дулитл? — спросил меня помощник
— Сделаешь в этой Испании, как же! — ответил я, пренебрежительно пожав плечами.
Помощник понимающе улыбнулся, ещё раз глянув на согбенного под тяжестью кофров негра. Великое Время, если бы он знал, что лежит в этих кофрах, то вряд ли подпустил бы меня к пароходу. У себя в каюте я первым делом привёл в порядок свой багаж. Точнее, то, чем запасся предусмотрительный и опытный в таких делах Рауль Солано.
Сначала я вынул из кофра и привёл в боевую готовность «Гепарда» — оружие иранских диверсантов. Шестимиллиметровый портативный, сверхскорострельный пистолет-пулемёт. Очень удобная вещь. Совершенно бесполезный в полевых условиях, «Гепард» был незаменим в ближнем бою, когда всё решает не точность прицела, а быстрота. На его стволе даже не было мушки. Самая короткая очередь выплёвывала не менее трети магазина на шестьдесят патронов. Пули разлетались плотным веером, и хотя бы две из них всегда находили цель.
За «Гепардом» последовал американский «Писмейкер», девятимиллиметровый пистолет с глушителем. «Писмейкер» имел солидную убойную силу и был незаменим в случаях, когда кого-то надо было убрать быстро, надёжно и не привлекая внимания излишним шумом.
Несколько гранат: осколочные с малым радиусом поражения, со слезоточивым газом, с наркотическим газом. К ним противогазовая маска; чтобы самому не заплакать или не заснуть.
Второй кофр был тяжелее. Там лежала австрийская снайперская винтовка с прекрасной просветлённой оптикой. Венцом всего была последняя новинка: русский автомат Калашникова с откидным прикладом. Рауль Солано уже успел по достоинству оценить это оружие. Я же высоко ценил его всегда. Но это было уже на самый крайний случай, если мне придётся держать оборону против всего воинства Сааведры и Суареша, вместе взятых.
За поясом у меня был «Валет» — десятизарядный пистолет калибра 7,62. Солано не расставался с ним, даже когда сидел в сортире. Остальное было мелочью: пакет пластиковой взрывчатки с дистанционными детонаторами, шприц-тюбики с различными снадобьями, пластмассовые самозатягивающиеся наручники и прочие предметы джентльменского набора специалиста из «Омеги».
Пока я приводил в порядок свой арсенал, «Генерал Грант» отвалил от пирса. На палубе было полно народу. Все последний раз смотрели на берега Испании: кто со слезами на глазах, а кто и со злорадной ухмылкой. Я несколько раз прошел вдоль борта от носа до кормы. Ни Суареша, ни Сааведры в толпе не было. Зато я засёк двух агентов Сааведры и одного Суареша. Они, как и я, незаметно, но внимательно изучали толпу на палубе.
Берег, между тем, удалился, и «Генерал Грант» вышел в открытое море. Внезапно с северо-востока донёсся характерный свистящий гул. Гул усиливался, и люди на палубе заметались в панике. Многие из них очень хорошо знали, что означает этот звук. Наперерез курса «Генерала Гранта» на малой высоте шли три двухмоторных реактивных бомбардировщика с подвешенными под фюзеляжами торпедами.
Заметив американский флаг и флаг Красного Креста, торпедоносцы вышли из атаки и прошли над пароходом. На плоскостях ярко блестели красные звёзды. «Ил-28», — определил я. Толпа на палубе проводила самолёты взглядами: кто-то со страхом, кто-то с ненавистью в глазах. Через несколько минут оттуда же, с северо-востока, вновь донёсся гул авиационных моторов. Самолётов на этот раз было больше. Но они, видимо, получив предупреждение, что атакуемое судно идёт под американским флагом; отвернули, не доходя до нас. На развороте я успел заметить характерные остроносые и слегка горбатые силуэты знаменитых советских штурмовиков. Атаки с воздуха прекратились, и по палубе пронёсся вздох облегчения. Впрочем, оставались ещё подводные лодки, эсминцы и крейсера. И, самое страшное, грозный линкор «Советский Союз» с его дальнобойными орудиями главного калибра. Хотя, его командир уже наверняка получил предостережение, что от берегов Испании идёт американский пароход. Но есть же и такие вояки, кто сначала стреляет, а потом разбирается. Особенно, по ночам.
Часа через полтора прозвучал сигнал, приглашающий к обеду. Обладатели каютных мест отправились в ресторан. Я занял место в углу, откуда просматривался весь зал. К своему удивлению в ресторане я обнаружил полковника Суареша. Он сидел через несколько столиков от меня и плотоядным взглядом «раздевал» молодую девушку, сидящую на вращающемся табурете у стойки бара.
Я проследил за его взглядом. Та ещё штучка! На первый взгляд ей было никак не больше двадцати лет, и она была явно не испанского происхождения. Стройная, длинноногая; серые глаза, тонкие, аристократические черты лица, обрамлённого медного цвета волосами, ниспадающими длинным водопадом до пояса. И одета она была так, как сейчас испанки одеваться избегают, чтобы не привлекать к себе внимания оккупантов. На девушке был сарафан из тонкой светло-коричневой кожи почти до колен. Сарафан полотно облегал фигуру до бёдер, а оттуда расходился, как лепестки колокольчика. Из-под сарафана выглядывал кружевной ворот и длинные рукава полупрозрачной нежно-кремового цвета блузки. Манжеты рукавов скрыты под обшлагами лайковых перчаток в тон сарафану. На длинных, красивых ногах остроносые кожаные сапожки высотой до колен, тоже в тон сарафану и перчаткам. Между сапожками и сарафаном видны ослепительно-белые чулки. На голове кокетливо заломленный берет из такого же, светло-коричневого, цвета замши. Красотка сидела весьма независимо и потягивала какой-то коктейль из высокого бокала.
— Кто такая? — тихо спросил я проходящего мимо официанта.
— Анита Рейнхарт, — шепотом ответил он.
— Немка?
— Нет, наша, из Иллинойса.
Понятно, американочка. Моё внимание отвлекли подсевшие за мой столик испанцы. Муж с женой лет около пятидесяти и молодая женщина двадцати пяти-тридцати лет в трауре. Я привстал:
— Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии.
— Антонио Лопес, обувной фабрикант, — он невесело усмехнулся и добавил, — Бывший. Мария Лопес, — представил он женщин, — моя супруга. Анна Рамирес, моя дочь. Увы, уже вдова, — добавил он со вздохом.
— Извините, синьор Лопес, а что заставляет вас, человека столь мирной профессии, бежать из Испании?
— Синьор Дулитл! Неужели вы полагаете, что мы можем жить под властью русских и шведских коммунистов? — удивился фабрикант.
— Хм? Полагаю, что шведы и русские, хотя они и коммунисты, не ходят босиком.
— Синьор Дулитл! — вступила в разговор супруга, — Вам хорошо рассуждать, вы — американец. На ваши города за всю войну не упало ни одной бомбы. Вы ведь были сейчас в Испании и видели, во что превратили эту цветущую страну русские и шведские лётчики своими варварскими бомбёжками. А их штурмовики, которые постоянно висят над дорогами! Мы еле добрались до Виго! Нет, с такими варварами в одной стране жить невозможно.
Я подавил усмешку, вспомнив, как жестоко карал маршал Кошкин своих лётчиков за неприцельное бомбометание, от которого страдали жилые кварталы и культурные ценности. Разве можно было сравнивать результаты их случайных промахов с руинами Вены, Праги, Киева, Хельсинки и многих других городов? А штурмовики? Видела ли Мария Лопес, как рыцари Ордена Калатравы гонялись на своих «Матадорах» за одиночными телегами и даже велосипедистами и пешеходами? Нет, у четы Лопесов была совсем другая причина, заставившая их покинуть Испанию.
Несколько лет назад концерн «Лопес, Рамирес и Компания» уволил всех своих рабочих и заменил их военнопленными и интернированными. За эти годы концерн нажил миллионы на военных поставках, а сотни тысяч людей на его фабриках погибли от недоедания и непосильного труда. Дон Антонио Лопес попал в списки военных преступников, но сумел добраться до Виго. Хуан Рамирес бежать не успел, и был повешен без суда и следствия на воротах одной из своих фабрик.
Слушая планы синьора Лопеса по поводу открытия обувного дела в Штатах и изредка поддакивая ему, я наблюдал за Суарешем и другими действующими лицами этой драмы. В ресторане присутствовали два агента из команды Суареша и три из команды Сааведры. Эти, последние, буквально не спускали с Суареша глаз и, мне казалось, держали руки на рукоятках пистолетов. Словом, они были далеко не профессионалами. Суареш же не спускал глаз с Аниты Рейнхарт.
А та, допив коктейль, грациозным движением руки поправила волосы и красивой походкой направилась к своему столику. Официант тут же подал ей обед. Как-никак, соотечественница. Меня тоже обслужили раньше испанцев. И правильно, итак много чести этим беженцам, пусть подождут. Обед, кстати, был довольно неплохой, для военного времени. Хотя, не обошлось и без традиционных американских кулинарных технологий, умудряющихся любую еду сделать на один вкус. Точнее, на отсутствие такового.
После обеда я занялся делом. Прежде всего, я выяснил, где расположились Суареш, Сааведра и их команды. Заодно я убедился, что каюта Суареша постоянно охраняется, а команда Сааведры пока активных действий не предпринимает и ограничивается, как и я, разведкой. Затем я постарался хотя бы в первом приближении, изучить расположение помещений на пароходе и систему переходов между ними и с палубы на палубу. Ближе к вечеру я зашел в бар, выпить коктейль.
В баре было довольно людно. Я сразу заметил Аниту Рейнхарт в её светло-коричневой коже и Суареша. Анита сидела у стойки и потягивала какой-то сок. Суареш был неподалёку и, судя по его виду, был «готов». Надо будет выяснить, в какой каюте разместилась Анита, она будет хорошей приманкой. Голову готов отдать на отсечение, Суареш; если не в эту, то в следующую ночь обязательно закогтит эту пташку. А где его «компаньоны»? Ага! В углу двое из них потягивали пиво, а двое из команды Сааведры, делая вид, что заняты беседой, внимательно наблюдали за Суарешем.
Допив свой коктейль, я вышел на палубу. Солнце уже садилось, окрашивая горизонт в пурпурный оттенок. Прикидывая, каким образом, не мозоля глаза Суарешу, проследить за Анитой, я курил и мечтательно смотрел на закат. Неожиданно сзади раздался низкий мелодичный голос:
— Мистер, разрешите прикурить?
Я обернулся. Сзади подошла Анита. В её длинных, обтянутых светло-коричневой перчаткой пальчиках была такая же длинная и такая же коричневая сигарета. Я вежливо улыбнулся и чиркнул зажигалкой. Анита прикурила, затянулась и, глядя на закат, тихо произнесла:
— Лейтенант Ребро, я — капрал Клипса.
«Вот это — да!» — сказали мы с Филиппом Леруа. Только отточенное на курсах морально-психологической подготовки самообладание помогло мне не выдать своего изумления. А Анита продолжала таким же тихим голосом, всё так же глядя на закат:
— Мне поручено проследить за вами. Но мне кажется, мы с вами сумеем сыграть несколько другую игру. Как вы на это смотрите?
— Вопрос, что за игра?
— Это я объясню чуть позже. Надеюсь, вы — американец не только по документам, и владеете английским?
— Разумеется.
— Тогда сейчас мы вернёмся в бар, вы угостите меня шампанским и виски…
— Виски терпеть не могу!
— Придётся потерпеть, мне эта дрянь тоже не нравится. Будьте полюбезнее, поразвязнее и поразговорчивее.
— Для кого это?
— Для нашей дичи. Вы же видели, он сам летит в наши сети, а в одиночку мне с ним справиться будет трудновато. Ну, работаем?
Я прикинул. Иметь здесь союзника, даже неплохо, хотя бы такого, как эта Клипса. Двое, всё-таки, сильнее одного. Я кивнул.
— Работаем. Но…
— Детали объясню позже. Идём!
Она подхватила меня под руку, мы прошли в бар, где уселись за свободный столик. Клипса говорила по-английски не только без акцента, но даже на чикагском диалекте. Я угощал её шаманским и виски, она веселилась и болтала милую чушь о своих иллинойских приятелях и подругах; о дяде из Чикаго, помешавшемся на родео и построившем для этой цели стадион. Я поддакивал, задавал вопросы, а сам составлял систему темпоральных уравнений. Детерминант получался очень малым, но, всё-таки, положительным, а это — уже не плохо. Клипса изображала из себя подвыпившую девчонку, но по её глазам не было заметно, чтобы шампанское и виски оказали на неё какое-то воздействие.
Покосившись в сторону, я заметил, что Суареш смотрит на меня, как бык на матадора, после того, как он вонзил ему в загривок две пары бандерилий. Очень хорошо. Но что имеет в виду эта девица дальше? А она вдруг заявила:
— Фрэнк, я, кажется, немного перебрала. Проводите меня в мою каюту.
Я помог ей встать. Клипса повисла на моём плече, и мне пришлось обхватить её за талию. Так, в обнимку, мы покинули бар. Следом за нами вышел один из агентов Суареша. Клипса занимала каюту «люкс» на той же палубе. Войдя в каюту, Клипса первым делом слегка раздвинула плотные шторы на окне, так, чтобы образовалась щель шириной в ладонь. Потом она заперла дверь, слегка пригасила свет, но полностью выключать его не стала, и в изнеможении опустилась в кресло. При этом развернула его так, чтобы её хорошо было видно через щель в шторах. Она вопросительно глянула на меня.
— Ну, что же ты стоишь и рот разинул? Помоги мне раздеться и веди себя соответственно. Я что, тебя не возбуждаю?
Она сняла берет, кинула его куда-то в угол, распустила на грудь волосы и начала стягивать перчатки. Я приблизился, встал на колени и начал расстёгивать и стаскивать с ножек Клипсы сапожки.
— Слушай, а зачем это нужно?
— Дурак! Надо, чтобы Суареш здесь, под моим окном, слюной и спермой изошел. Пусть он думает, что я — обычная взбалмошная американка, искательница приключений, абсолютно без комплексов, да ещё и изощрённая в сексе. Вот тогда он потеряет всякую осторожность и завтра же будет моим.
— Ну, а дальше, что? — спросил я, расстёгивая молнию на её сарафане.
— Дальше объясню по ходу дела. Снимай пиджак, идиот! Неужели ты отказываешься провести со мной ночь? Тем более, если это нужно для дела.
Сказано это было так убедительно, что я решительно сбросил пиджак и начал стаскивать с Клипсы кожаный сарафан. Но тут же спохватился.
— А где твоё оружие?
То, что у меня за поясом увидят пистолет, меня не смущало. Время военное, и каждый мужчина заботился о своей безопасности в меру своих возможностей. А вот если пистолет увидят у молоденькой девушки, это насторожит. Впрочем, под таким облегающим фигуру сарафанчиком вряд ли спрячешь даже дамский «Браунинг». Клипса кивнула в сторону свой сумочки на длинном, тонком ремешке и подняла руки, помогая мне снять сарафан.
Под ним кроме блузки и белых чулок оказались ещё розовые ажурные трусики. Настолько ажурные, что скорее напоминали обрывок рыболовной сети. Подбадриваемый взглядом Клипсы, я расстегнул жемчужные пуговки и явил свету две великолепные груди с торчащими нежно-коричневыми сосками. Клипса расстегнула мои рубашку и брюки и, пока я от них освобождался, повернулась к окну и медленно сняла свою рыболовную сетку.
Оставшись в одних снежно-белых чулках, она упала в кресло, закинула ноги на подлокотники и, улыбнувшись, тихо сказала:
— Клюнула рыбка, клюнула! Теперь нам осталось только насадить её на крючок поглубже.
Фраза прозвучала довольно двусмысленно. Тем более, что, произнося её, Клипса пальцы левой руки запустила себе в лоно, а правой притягивала меня к себе. Приближаясь к ней, я заметил сквозь щель в шторах тёмный силуэт на палубе. Это был полковник Суареш.
Клипса оказалась великолепной партнёршей. Похоже было, что она проходила обучение в лучших борделях Парижа и Неаполя. Около трёх часов мы с ней демонстрировали Суарешу искусство секса высочайшей пробы в самых различных позициях и местах: и в кресле, и на постели, и прямо на полу. В перерывах между сексуальными подвигами Клипса посвящала меня в свой план действий, а я составлял в уме темпоральные уравнения, внося в них всё новые и новые члены. Детерминант, мало того, что оставался положительным, он неуклонно увеличивался. Я всё больше и больше убеждался, что мне здорово повезло в этой операции. Не каждый раз попадается под руку такая Клипса. В заключение Клипса, внимательно глядя на меня, спросила:
— Ладно, с Суарешем всё ясно. А вот что мы дальше будем делать с этими документами, когда они окажутся у нас в руках?
— Использовать по прямому назначению.
— Что? Если я правильно тебя поняла, ты намерен отправиться в бассейн Амазонки, отдать документы генералу Бускеросу и гнить там вместе с ним в чине майора до конца дней своих во славу Великой Католической Империи?
Я в свою очередь внимательно посмотрел на Клипсу. Не похоже, чтобы она сажала меня на крючок, как полковника Суареша. Помолчав, я спросил:
— А если нет? Что тогда?
— А тогда я думаю: грош нам, как омеговцам, цена, если мы не сумеем ими воспользоваться и сделать на них хорошие, и даже очень хорошие деньги.
— Ты забываешь, что есть ещё полковник Сааведра и другие, желающие погреть на этом руки.
— А мы с тобой из «Омеги» или нет? Мы что, не сможем от них отделаться?
— Допустим. А дальше, что? Куда мы с этими документами пойдём?
— Мы с тобой в Америку плывём или на Берег Слоновой Кости? Уж в Штатах-то найдутся денежные тузы, которые за этот проект ухватятся.
— Конечно, ухватятся, — согласился я и рассказал Клипсе весь расклад о Штатах, которым я владел.
Клипса задумалась.
— Ты прав, — согласилась она, наконец, — Но тогда куда нам с ними податься?
— Думать надо, — ответил я довольно неопределённо.
— Хорошо, подумаем, — согласилась Клипса, — Только на Амазонку мы с ними не поедем. Решено?
— Решено, — твёрдо ответил я.
— Ты — молодец! И заслужил высшую награду. Я рада, что не ошиблась в тебе.
Клипса соскочила с кровати, на краю которой мы сидели, опустилась на колени и наградила меня великолепно исполненным оральным сексом. Думаю, что при виде этого зрелища у полковника Суареша крыша съехала окончательно.
— Кстати, Ребро, а как тебя зовут по-настоящему? — спросила Клипса, улегшись рядом со мной.
— Рауль. Рауль Солано.
— А я, как ни странно, действительно Анита Рейнхарт. Я решила, раз война кончилась, и с «Омегой» я завязываю, то теперь буду жить под настоящим именем.
— Война-то действительно кончилась, Анита. А вот насчет «Омеги» ты заблуждаешься. С ней так просто не завяжешь и так просто от неё не уйдёшь. Ты думаешь, на «Гранте» нас из неё только двое? Плохо же ты Бускероса знаешь.
— Достаточно хорошо, чтобы не быть на этот счет спокойной. Но мы уже договорились: Суареш — моя забота, Сааведра — твоя. Возьми на себя заодно и «Омегу».
— Ха! Ты сколько людей из «Омеги» в лицо знаешь? Я — не больше десятка. Бускерос не такой дурак, чтобы послать на это дело людей, которые уже работали с нами. А сами они себя не выдадут. Это — не такие кретины, что у Сааведры работают.
— Тем больше чести выйти из этого дела победителем. Ты ведь честолюбив Рауль? Не так ли?
— Не столько честолюбив, сколько жить ещё хочу. А сейчас я пойду отдохнуть. Заездила ты меня, а завтра день будет не простой.
Оставив каюту Аниты, я прошел по коридору и хотел свернуть в боковой проход, чтобы спуститься к своей каюте. Но у трапа маячила фигура. Это был один из боевиков Суареша. Я прошел к другому трапу, но там меня ждал ещё один боевик. Я вышел на палубу и направился к корме, где был ещё один трап. Но оттуда мне навстречу шел третий головорез. У меня был «Валет», но очень не хотелось затевать бойню в самом начале операции. Я повернул к носу парохода. Оттуда на меня надвигался четвёртый.
А ведь это даже к лучшему! Я прижался к ограждению борта, и, когда боевики Суареша вплотную приблизились ко мне, сиганул вниз. Едва коснувшись воды, я ухватился за противоминный параван, растянутый вдоль борта почти у ватерлинии. Этот параван распускали, когда «Генерал Грант» проходил места сомнительные в отношении минных полей. Я приметил его ещё днём и уже тогда подумал, что «Грант» — не простой пассажирский пароход. Боевики перегнулись через борт, всматриваясь в темноту. Паравана они не видели и даже не догадывались о его существовании.
— Где он? Утонул? — спросил один.
— Как же! Стал бы он прыгать за борт, если бы плохо плавал. Да ты не там смотришь, он уже вон где должен быть, — второй махнул рукой в сторону кормы, — Ему нас уже не догнать.
— Тогда, пойдём, доложим шефу, что американец ему больше мешать не будет.
Они удалились. Я выждал ещё полчаса, благо вода была довольно тёплой. Боевики не возвращались. Тогда я по паравану подтянулся к носу парохода и по тому же паравану взобрался наверх. В свою каюту я прошел беспрепятственно. Эти идиоты настолько были уверены, что я остался далеко за кормой, что даже не наблюдали для страховки за моей каютой.
У себя я переоделся, выпил пару глотков коньяка и немного вздремнул. Утром я написал Аните записку, в которой обрисовал ночное происшествие и изменившуюся ситуацию. В коридоре я поймал стюарда, сунул ему десять долларов и записку.
— Отнесите в каюту двести шестнадцать, но так, чтобы никто не заметил.
Стюард понимающе кивнул и унёс моё послание. А я вернулся в каюту и занялся изменением своей внешности. Этим искусством специалисты «Омеги» и хроноагенты владели в совершенстве. Через полчаса я стал тёмной масти, грузнее и ниже ростом (это было самое сложное), на лице появились морщины, а на носу горбинка. Губы стали более полными, а глаза более мутными, и под ними появились мешки. Фрэнк Дулитл исчез. Как звали того, кто смотрел на меня из зеркала, я и сам не знал.
Весь день я слонялся по пароходу, пытаясь вычислить других агентов «Омеги», но успеха в этом деле не достиг. Зато я пришел к выводу, что боевики Сааведры что-то затевают. Правда, из обрывков их разговоров я понял, что их акция планируется не ранее следующего вечера. Это успокаивало; значит, у нас с Анитой в запасе больше суток. Несколько раз я встречал боевиков Суареша, но они меня, естественно не узнали. Я даже подсел в баре к Суарешу, угостил его пивом и поболтал с ним на отвлеченные темы.
Суареш же в отношении Аниты перешел к активным действиям. Увиденное прошлым вечером так на него подействовало, что он утратил всякую осторожность, присущую офицеру спецслужбы. Так ему хотелось заполучить эту девицу к себе в постель.
Анита, придя в бар, повертелась, делая вид, что разыскивает меня. Я подал ей условный знак, по которому агенты «Омеги» узнавали друг друга во время операций. Анита ответила, разочарованно вздохнула и подсела к стойке.
Вот тут-то за неё и взялся Суареш. Он крутился возле неё, как кот возле флакона с валерьянкой, рассыпался в комплиментах. Там присутствовало всё: и медные волосы, и жемчужные глазки, и стройные ножки, и лебединая шейка, и изысканный гардероб. В голосе его слышалось зазывное мурлыканье, хвост его распушился. Ещё немного, и он начал бы тереться усами о сапожки Аниты. А Анита играла свою игру великолепно!
Около часа она слушала Суареша равнодушно, вспоминая великолепного Фрэнка Дулитла. Второй час она Фрэнка уже не вспоминала, и равнодушие сменилось интересом. После обеда она уже мило щебетала и хихикала над остротами Суареша. К вечеру она уже звонко смеялась и не возражала, чтобы Суареш лобызал её ручки в коричневых перчатках и гладил её талию, плечи и колени.
А Суареш накачивал её шаманским и виски и уже предвкушал великолепный сексуальный спектакль. Нисколько не слабее того, который он наблюдал вчера. Перед тем как выйти из бара Анита зачем-то сняла перчатки и, проходя мимо моего столика, уронила их к моим ногам. Я поспешно подхватил их и протянул ей.
— Прошу, синьорина!
— Благодарю, синьор!
Анита приняла перчатки, и из одной из них мне в ладонь что-то выскользнуло. Когда Суареш с Анитой вышли, я разжал кулак. Ай да Анита! На моей ладони лежал личный жетон Гарсиа Суареша, полковника спецподразделения Бессмертной Гвардии. На такую удачу я не рассчитывал. Это значительно упрощало дело.
Я прошел в свою каюту. Там я засунул за пояс «Писмейкер» и рассовал по карманам всякую нужную мелочь. Оттуда я направился прямо к каюте Суареша. Его остолопы торчали в коридоре все четверо, и мне ничего не стоило перестрелять их в течение нескольких секунд. Но потом пришлось бы возиться, оттаскивать куда-то трупы. Я решил действовать по-другому и побрёл по коридору фланирующей походкой подвыпившего гуляки, сопровождаемый внимательными взглядами боевиков.
Дойдя до каюты Суареша, я внезапно остановился и резко повернулся к верзиле, стоявшему у дверей. Тот остолбенел. Остальные трое быстро направились к нам, доставая на ходу оружие. На их физиономиях было нарисовано такое недоумение, что мне стоило больших трудов не расхохотаться. Подождав, пока они приблизятся, я представился:
— Привет, кабальерос! Лейтенант Ребро, подразделение «Омега».
Они ничего не поняли, но об «Омеге» кое-что слышали. Верзила, стоявший у дверей, осторожно спросил:
— И что здесь нужно лейтенанту из «Омеги»?
— А то, кабальерос, что вы бездарно охраняете своего шефа. Вы знаете полковника Сааведру? Так вот, он уже спланировал на эту ночь акцию. А вы столпились тут, как бараны у водопоя. Вас же за несколько секунд уберут, и вы даже не поймёте, откуда стреляют.
— Слушай, ты, Череп, или как тебя там, — сказал тот, что стоял справа, — Шел бы ты по своим делам, а своё дело мы знаем.
— Ха! Ваш шеф тоже знает, как вы его знаете. Поэтому он и поручил мне лично заняться его охраной в эту ночь. Сейчас я вас расставлю по постам и проинструктирую. А здесь вам нечего делать, только шефа своего засвечиваете.
— Что!?
Верзила поднял пистолет и попытался ткнуть стволом мне в солнечное сплетение. Я отступил на шаг и улыбнулся.
— Кабальерос, вы плохо знаете, что такое «Омега», — я откинул полу пиджака и показал им «Писмейкер», — Если бы я хотел добраться до вашего шефа, то из этой штуки я убрал бы вас всех ещё пять минут назад. Но мне нужно совсем другое. Полковник предвидел такой оборот и, чтобы вы не задавали лишних вопросов и не делали резких движений, поручил показать вам это.
Я сунул им под нос жетон Суареша. Верзила шумно сглотнул. Они прекрасно знали, что это такое. У каждого из них был такой же жетон, только рангом значительно ниже. Этот жетон можно было забрать только у мёртвого гвардейца.
— Вопросы ещё есть? Если нет, то ты, — я ткнул пальцем в верзилу, — сейчас пойдёшь со мной. Вы все пока оставайтесь здесь, я вернусь за вами через несколько минут.
Мы с верзилой вышли на палубу, где я быстро спровадил его за борт. Вряд ли он догадался ухватиться за параван. К тому же, я ещё днём приподнял его повыше над водой. Таким же образом, по одному, я отправил купаться всю команду Суареша. Это заняло не более тридцати минут. До назначенного Анитой времени оставалось ещё четверть часа. Я вышел на палубу и закурил. Было тихо, из-за борта не доносилось ни звука. Ещё бы! Последний отправленный за борт охранник плавал где-то в нескольких милях за кормой или уже тихо и мирно шел ко дну.
Бросив взгляд на часы, я направился к каюте Суареша. С её немудрёным запором возиться долго не пришлось. Гарсиа Суареш лежал на постели, не подавая никаких признаков жизни. Анита, великолепная в своей наготе, обыскивала каюту.
— Нашла что-нибудь? — спросил я её, устраняя свой маскарад и принимая прежний облик.
— Ничего. Ровным счетом ничего интересного. И куда это он всё запрятал?
— Что ж, придётся спросить у него самого.
— Ага! Так он тебе и расскажет!
— А мы его хорошо попросим. Давно ты его отключила?
— Минут двадцать назад.
Я кивнул, достал из кармана две пары наручников и сковал Суареша по рукам и ногам. Потом я достал шприц-тюбик с соответствующим зельем и сделал полковнику инъекцию. По его телу пробежала судорога, он глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидев меня, он вздрогнул, лицо его перекосилось.
— Дулитл!? Вы же… — он замолчал.
— Увы, полковник, — улыбнулся я, — слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенными. Разрешите представиться. Лейтенант Ребро из подразделения «Омега». А это, — я кивнул в сторону Аниты, — капрал Клипса из того же подразделения.
Только сейчас Суареш заметил, что он скован по рукам и ногам. Он, конечно, знал, что такое «Омега» и знал, что ничего хорошего ему встреча с этой организацией не сулит. Но привычка командовать взяла своё. Он возмущенно прохрипел:
— Что всё это значит? И где мои люди?
— За ваших людей можете не беспокоиться. Они сейчас принимают морские ванны. За много миль отсюда. Если им повезёт, то утром их подберёт какой-нибудь военный корабль. Их сейчас много в этих водах. А что касается нас, то мы просто хотели с вами побеседовать. И хотели так настоятельно, что решили сковать вас. Извините. Мы просто подумали, что вы пожелаете уклониться от беседы, а это, признаюсь, нас очень бы огорчило.
— Что вам нужно?
— Вопрос прямой, ответ тоже будет прямым. Нам нужны документы Вацлава Черны. В них, напомню, речь идёт о холодных ядерных реакциях. Где они?
Суареш криво усмехнулся.
— Вон оно что! Ищите сами.
— Мы уже искали, но не нашли. Подскажите нам, прошу вас.
— Нашли идиота!
— Действительно, нашли. Полностью с вами согласен. Но раз вы отказываетесь, я вынужден буду просить убедительней. Кстати, капрал, оденьтесь. Неудобно вести допрос, в чем мать родила. Это будет отвлекать внимание господина полковника.
Анита прыснула и натянула свой сарафан прямо на голое тело. А я выдернул шнур из настольной лампы и разделил его на два отдельных провода. Оголив концы, я начал зачищать их ножом. Суареш внимательно следил за моими манипуляциями, и лицо его постепенно приобретало серый оттенок. На лбу выступили капли пота. Не обращая внимания на его состояние, я деловито обмотал один провод вокруг большого пальца его ноги. Полковника начало трясти мелкой дрожью. Он сам много раз проводил допрос третьей степени и прекрасно знал, через что ему сейчас предстояло пройти. Но он всё-таки пытался храбриться.
— Вы можете убить меня, — прохрипел он, лязгая зубами, — но своего не добьётесь.
— А почему вы решили, что мы собираемся убивать вас? — возразил я, — Нет, полковник, нам не нужен ваш труп. Нам нужны документы Вацлава Черны. И мне кажется, что через несколько минут мы узнаем, где вы их прячете.
Я протянул вилку Аните.
— Капрал, включите в розетку по моей команде. А вы, господин полковник, когда надумаете сказать нам что-либо интересное, дважды кивнёте головой. А пока, — я оторвал кусок простыни и скатал его в комок, — будьте любезны открыть рот. Я сильно опасаюсь, что вы разбудите полпарохода. На беженцев, я полагаю, вам плевать, но ведь сюда может прибежать и полковник Сааведра со своими людьми. Ну, будьте умницей.
Но Суареш только крепче стиснул зубы.
— Полковник, это же неразумно! Вы же понимаете, что я всё равно вставлю вам кляп, но при этом причиню ущерб вашим великолепным зубам. Зачем вам это нужно?..
И тут меня осенило. Я вспомнил ту усмешку, которой он ответил на мой первый вопрос. Вспомнил я и то, как Суареш улыбался в баре, глядя на Аниту. Я обернулся. Анита стояла возле штепсельной розетки, готовая воткнуть в неё вилку.
— Отставить, капрал. Это уже не требуется.
Анита недоумённо уставилась на меня, а я тихо засмеялся и сказал:
— Я знаю, где документы. Поищи здесь что-нибудь вроде плоскогубцев или щипцов.
Анита всё ещё не понимала меня, но Суареш буквально позеленел. А я пояснил Аните свою догадку:
— Помните, капрал, как он улыбался? Вы обратили внимание, какие у господина полковника красивые и здоровые зубы? Все, кроме одного. Один коренной зуб у бедняги скрыт под коронкой, совершенно новой. И не золотой, как больше бы пристало офицеру бессмертной Гвардии такого ранга, а из обычной нержавеющей стали. Меня это наводит на мысль, что под ней что-то спрятано. Интересно только, что именно? Сейчас мы узнаем. Извините, полковник, — я взялся за нож, — но нам придётся причинить некоторый ущерб вашим здоровым зубам.
— Не надо, — ответил Суареш, — Ваша взяла, лейтенант. Вы гораздо умнее, чем кажетесь на первый взгляд. Под коронкой действительно спрятана проявленная микроплёнка с фотокопией документов Вацлава Черны.
— Тогда, будьте добры вручить её нам.
— Не спешите, лейтенант. Я предлагаю вам сделку.
— Это интересно! Какую же?
— Эти документы, лейтенант, стоят больших денег. Огромных денег, каких у вас не будет никогда, ни при каких других обстоятельствах. Вы ликвидировали мою команду. Ну и черт с ними! Они не стоили тех денег, которые я им платил. Но вы верно сказали: здесь присутствует полковник Сааведра со своими людьми. Если вы согласитесь прикрыть меня от них и поможете благополучно добраться до Америки, я возьму вас в долю.
— И какова будет эта доля? Не забывайте, что в этом деле участвует и капрал.
— Пятьдесят процентов, — подумав, сказал Суареш.
— Не пойдёт! Наши условия — две трети! И давайте, не будем торговаться. Вы же понимаете, что мы с капралом можем спокойно превратить вас в труп, изъять у этого трупа микроплёнку, а труп отправить за борт. В результате мы получим по пятьдесят процентов каждый.
— Но вы же не знаете, кому предложить это открытие, и вряд ли выручите за него больше четверти настоящей цены.
— Нас и это вполне устроит. А вы-то сами знаете?
— Конечно. В Штатах меня уже ждут.
Мы с Анитой переглянулись и обменялись улыбками.
— И, тем не менее, полковник, — сказал я, — мы вынуждены настаивать на своих условиях: по одной трети каждому. В противном случае мы поступим так, как я только что говорил. Согласны?
— Согласен, — вздохнул Суареш.
Я расстегнул наручники и помог ему встать. Полковник оделся и достал бутылку вина, которым мы спрыснули сделку. После этого я предложил:
— А теперь обсудим, как мы будем действовать дальше. Всё-таки, у Сааведры восемь агентов, и сам он — девятый. По три на брата. Многовато.
— Вы же справились с четырьмя! — возразил Суареш.
— Ха! Помогла вот эта штучка, — я достал жетон, — Кстати, заберите, мне он больше без надобности.
Суареш покачал головой и восхищенно посмотрел на Аниту. Он всё понял, а, поняв, налил ещё по бокалу. Выпив, мы обсудили положение и наметили план действий. Мы решили, что Суарешу опасно оставаться в своей каюте, и он переберётся в мою. Один из нас будет постоянно дежурить при нём, а другой находиться на палубе, в баре и других местах. Через определённое время мы будем меняться. Так мы и поступили.
Суареш перешел в мою каюту. Там мы все трое вздремнули до утра. Когда солнце поднялось достаточно высоко, я пошёл на разведку, оставив Суареша с Анитой. Перед тем как уйти я дал им автомат Калашникова.
— Если кто-то без условного сигнала попытается к вам проникнуть, стреляйте прямо через дверь. Эта штука даже двутавровую балку прошибает.
Агенты Сааведры особой активности пока не проявляли, они ждали вечерних сумерек, чтобы застукать Суареша в объятиях Аниты. Я только отметил их недоумение по поводу отсутствия своих коллег-противников. Никого из агентов «Омеги» я опять не смог вычислить. И это было тревожнее всего. Через три часа мы с Анитой встретились в условленном месте.
— Ну, что поделывает наш клиент? — спросил я после того, как обрисовал ей обстановку.
— Спит сном праведника. Здорово мы его встряхнули этой ночью. Пусть сном полечит свои нервы.
— У полковника Бессмертной Гвардии нервы должны быть покрепче, — заметил я, уходя в свою каюту.
Суареш, выспавшись, приобрёл былую форму и успокоился. За обедом и по его окончании мы с ним беседовали на различные темы. Я несколько раз с различных сторон закидывал удочку по поводу планов реализации открытия Черны. Суареш отвечал неопределённо и уклончиво. К концу третьего часа я начал подозревать, что его слова о связях в Америке были просто блефом. Об этом я и сказал Аните, когда мы с ней встретились.
Я предложил ей:
— Постарайся разговорить его на эту тему. Может быть, ты добьёшься большего успеха, чем я.
Агенты Сааведры активно рыскали по всему пароходу. Им явно не нравилось отсутствие Суареша и его команды. Проходя мимо каюты Суареша, я заметил, что «контролька», оставленная мною ночью, нарушена. Значит, они уже проникали в каюту и убедились, что Суареш исчез. Это — к лучшему. Пусть суетятся, паникуют. Глядишь, и ошибок наделают.
Когда мы встретились с Анитой, мне показалась, что она выглядит несколько необычно. Я коротко рассказал ей о действиях команды Сааведры, а она подтвердила мою догадку.
— Ты прав. Суареш блефует, но не до конца. Кто-то в Штатах у него есть, но он сам в нём не уверен. Поэтому и нервничает.
— И как тебе удалось его разговорить?
— А! У меня свои методы убеждения, — Анита махнула рукой с зажатыми в ней перчатками.
Только сейчас я понял, что мне показалось в ней необычным. На Аните не было ни блузки, ни чулок, ни берета. Сарафан и сапожки были надеты прямо на голое тело и босые ноги. Она заметила мой взгляд и усмехнулась:
— Еле успела одеться. У этого Суареша неистовый темперамент. А как его ещё разговорить?
— Будь осторожна. Вечереет, Сааведра потерял Суареша, а заодно и голову. Сейчас они будут готовы на любые действия, даже неразумные. Давай, встретимся здесь не через три, а через два часа. Всё-таки ночью мне с ними будет справиться легче, чем тебе.
Анита кивнула и ушла в бар. А я отправился в каюту. Суареш был доволен, как слон после первой рюмки. Я позвонил стюарду и заказал в каюту ужин на двоих. За ужином я рассказал Суарешу о том, что происходит и к чему надо готовиться. Это ему явно не понравилось, он побледнел и слегка запаниковал.
— Бросьте, полковник, вам это не к лицу, — успокоил я его, — Не забывайте, что вас охраняют два агента «Омеги», а это что-нибудь да значит. Тем более, у вас такое оружие, — я кивнул на автомат, — Кстати, минут через тридцать придёт капрал, вы уж со страха не расстреляйте её.
Я подвесил под правую руку «Гепарда», положил в карманы запасной магазин и две гранаты и засунул за пояс «Писмейкер». На прощание я сказал Суарешу:
— Полковник, вы пока поразмыслите как следует, кому вы в Америке будете предлагать изобретение Черны. Учтите, что энергетические компании и военно-промышленный комплекс сделают всё, чтобы оно никогда не увидело света.
Суареш проводил меня взглядом озадаченным и в то же время настороженным. Но я уже отключился от него. Мне надо было срочно встретить Аниту и принять решение по дальнейшим действиям. Для этого мне надо было точно знать обстановку на текущий момент. А это могла прояснить мне только Анита. Но события опередили меня.
В условленном месте Аниты не оказалось, и это меня сразу же насторожило. Агент «Омеги» никогда не опаздывает на встречу. Я решил подняться на верхнюю палубу и выяснить у бармена, когда ушла Анита и с кем. У трапа меня заставили остановиться голоса, доносившиеся сверху. Слов я разобрать не мог, но отчетливо услышал низкий, мелодичный голос Аниты. Он был явно возбуждённым.
Я быстро прошел к другому трапу и поднялся на верхнюю палубу. Вернувшись к первому трапу, я увидел, что Аниту окружили три боевика Сааведры. Подойдя поближе, я услышал их разговор.
— Ты, красотка, скажи нам только, где полковник Суареш, и мы оставим тебя в покое.
— Господа! Сколько раз вам говорить: я не знаю никакого полковника. Если вы меня сейчас не отпустите, я обращусь к капитану, и вы горько пожалеете о своём поведении. Я — американская гражданка!
— А нам плевать, какая ты гражданка. И до капитана тебе ещё надо суметь добраться. И врать не надо. Вчера вечером ты ушла из бара с Суарешем, а сегодня он исчез, и люди его исчезли. Где он прячется? Где его люди?
— Господа! Я устала повторять: я ничего этого не знаю. Я иду в свою каюту, пропустите меня!
— Опять врёшь! Твоя каюта — на этой палубе, а ты хотела спуститься вниз. Ты ведь к Суарешу шла! Слушай внимательно, девочка. Или ты нас сейчас отведёшь туда, где прячется Суареш, или…
— Что, или?
— Или мы тебя отведём в другое место, и там ты всё нам расскажешь. Понятно?
Пора было вмешиваться. Я потянул из-за пояса «Писмейкер». Сзади по трапу, которым я поднимался на эту палубу, послышались шаги нескольких пар ног. Потом. Сначала, эти. Но Анита опередила меня. Всхлипнув, она полезла в сумочку за платком. Послышался негромкий хлопок, и один из боевиков, согнувшись пополам, упал на палубу. Ещё хлопок, и упал второй. Третий успел выхватить пистолет и выстрелить, но мимо. Там, куда он стрелял, Аниты уже не было. А она в падении поразила его третьим выстрелом. Сзади дважды прогремели пистолеты. Резко обернувшись, я нажал на спусковой крючок «Гепарда». Двое свалились, а третий исчез, провожаемый выстрелом Аниты. Она уже вскочила и бросилась вдогонку за убегающим.
— За ним! — бросила она мне на ходу, — Далеко не уйдёт, я его ранила.
— Стоп! — поймал я её за руку, — Беги к Суарешу и прикрывай его. А куда побежал этот, я знаю.
— Справишься?
Я не ответил, так как менял магазин «Гепарда». Оценив моё молчание по-своему, Анита убежала к моей каюте. А я спустился на палубу, где была каюта Сааведры, и неслышно подошел к ней. Из-за дверей доносились возбуждённые голоса. Я прислушался. Говорили не менее трёх человек. Пятерых мы убрали. Вместе с Сааведрой осталось четверо. Если они все здесь, мне повезло. Если один — возле моей каюты, Анита с ним справится.
Я рывком открыл дверь. За столом сидели Сааведра и ещё один боевик. Второй перевязывал раненного. При моём появлении все замерли от неожиданности. Любители! Пока Сааведра с боевиком тянулись за оружием, я уже достал из кармана гранату и выдернул кольцо.
— Добрый вечер, господа! Как я рад, что вы все в сборе. Примите презент от «Омеги»!
Положив гранату в пепельницу, я выскочил за дверь и прикрыл её за собой. Сзади прогремел взрыв. Я выждал несколько секунд. В каюте кто-то возился. Я осторожно заглянул туда. Три боевика лежали мёртвые среди обломков мебели. В углу, за шкафом, пытался подняться Сааведра. Неплохая реакция была у полковника. Успел-таки отскочить за шкаф. Я добил его выстрелом из «Писмейкера» и спокойно отправился к себе.
На моей палубе меня нагнал наряд морской пехоты.
— Шли бы вы к себе, сэр, — сказал мне на ходу сержант, — Эмигранты между собой разборки затеяли, как бы вас не зацепили. Ни к чему вам это.
Я поблагодарил сержанта и вошел в каюту. Там Анита с Суарешем сидели с оружием наготове.
— Спрячьте стволы, господа, — сказал я, — Сааведра и его команда нас больше не побеспокоят. Кстати, капрал, а как вы умудрились разделаться с теми тремя? Я у вас в руках даже оружия не видел.
— А я первых двух уложила, не вынимая револьвера из сумки, — засмеялась Анита, — Вон у меня что.
Она показала мне «Наган» с глушителем. Всё стало понятно. Из этого оружия действительно можно стрелять и из кармана, и из дамской сумочки.
— Ну, господа, — подал голос Суареш, — Раз Сааведра и его команда нам больше не угрожают, то можно и расслабиться немного. Предлагаю разойтись по каютам и отдохнуть.
— Нет, господин полковник, — возразил я, — Во-первых, я не хотел бы терять вас из виду. Всё-таки, мы с капралом проделали немалую работу, и было бы весьма обидно, если бы вы исчезли, не расплатившись.
— Резонно, — согласился Суареш, — Кто из вас первый останется со мной?
Он с надеждой посмотрел на Аниту. Но та равнодушно зевнула и встала. Она подобрала свои блузку, чулки и берет.
— С вашего позволения, лейтенант, я пойду и приведу себя в порядок. У меня сегодня был крайне тяжелый день, — она выразительно взглянула на Суареша.
— Не возражаю, — согласился я.
Когда дверь за Анитой закрылась, я налил в две рюмки коньяку, нарезал немного сыра и предложил Суарешу выпить. Тот охотно взял рюмку, закусил коньяк острым сыром и спросил:
— Лейтенант, вы сказали: «во-первых», и я согласился. А что во-вторых?
— А во-вторых, полковник, расслабляться рано. На пароходе, кроме нас с капралом, есть ещё агенты «Омеги».
— И что?
— А то, что мы не знаем ни сколько их, ни кто они, ни какое задание они имеют. Вполне возможно, что им поручено проследить за нами и убрать нас всех троих в момент передачи документов, вместе с теми, кому мы их будем передавать. Кстати, вы не вспомнили, кому вы намерены их передать? Кто ждёт вас в Америке?
Суареш недовольно поморщился, а я брюзгливо продолжил:
— Бросьте, полковник! После того, что мы с капралом для вас сделали, у вас не должно быть от нас никаких тайн. Поймите правильно, вы сейчас — только наш сейф. И если мы увидим, что вы затеяли нечистую игру, мы просто взломаем сейф и заберём содержимое. Ну, вспомнили?
— Это — Натан Фарбер, один из негласных хозяев компании «Дженерал Электрик». В своё время я помог ему бежать в Америку. Он будет ждать меня в Миннеаполисе. У него там большой загородный дом.
— Ну, вот и хорошо, полковник! А теперь, давайте немного отдохнём. Мы с капралом потрудились немало, да и вы себе нервы потрепали изрядно. Ещё по рюмочке, и вздремнём.
Но вздремнуть мне не удалось. Едва я закрыл глаза, как услышал голос Магистра:
— Правильно, Матвей, расслабляться нельзя ни в коем случае. На этом пароходе, кроме вас с Анитой, ещё четырнадцать агентов «Омеги».
— Интересно, — пробормотал я про себя, — на этом пароходе остался хоть кто-нибудь, не причастный ни к каким спецслужбам?
— Не беспокойся, остались, но они тебя не должны интересовать. Эти четырнадцать сгруппированы в пары и тройки, друг друга они не знают, но знают вас с Анитой. И что самое важное: одна из пар сформирована из агентов ЧВП.
— Ну, слава Времени! Объявились! А я-то, наивный, беспокоиться начал. Как это они такое интересное дело прошляпили?
— Не резвись, Матвей. Это очень серьёзно. Сейчас я буду показывать тебе портреты сотрудников «Омеги». Двое последних — агенты ЧВП.
Перед моими глазами стали появляться один за другим голографические изображения сотрудников «Омеги». Тринадцатого я узнал. Это бы официант ресторана, у которого я узнавал об Аните. Когда появился портрет четырнадцатого, я даже свистнул от изумления. Четырнадцатым была Анна Рамирес. Вот это — да! Но война войной, а отдохнуть всё-таки было необходимо. Я поблагодарил Магистра и отключился.
Утром я разбудил Суареша и отправил его в каюту Аниты. Сам я вышел на палубу, чтобы за утренней сигаретой прикинуть план действий в свете вновь открывшихся обстоятельств. Но события начали разворачиваться так стремительно, что времени на размышления у меня уже не оставалось. Я вздрогнул от неожиданности, услышав сзади мягкий, негромкий голос.
— Извините, мистер Дулитл, но нам надо с вами поговорить.
Я резко обернулся. В пяти шагах стояла Анна Рамирес. Она была в длинном черном плаще из тонкой блестящей ткани, без рукавов. Руки в длинных перчатках из черного шелка спокойно лежали ниже пояса. В её позе не было ничего угрожающего. Но мне не понравился её плащ. Под таким, свободно свисающим одеянием можно спрятать что угодно, хоть пулемёт Калашникова. К тому же за её спиной стоял официант ресторана, второй агент ЧВП.
Пока я разглядывал Анну, официант сделал несколько шагов, явно намереваясь встать с другой стороны от меня. А вот этого я крайне не любил. Никогда нельзя оказываться между двумя агентами «Омеги», а уж между двумя агентами ЧВП, тем более. В таких случаях выигрывает тот, кто стреляет первым. Что я и сделал.
Негромко хлопнул «Писмейкер», и агент ЧВП, отброшенный назад, начал сползать по стенке на палубу. Второй выстрел мне сделать не удалось. Анна отработанным движением выбила у меня пистолет. В её правой руке тускло блеснул воронёной сталью «Валет» — излюбленное оружие агентов «Омеги». Но она почему-то не выстрелила.
Почему, мне раздумывать было некогда. Я попытался выбить у неё оружие, но сумел только ухватить её за кисть и направить ствол в небо. Всё-таки она была тоже хроноагентом и неслабо натренированным. Левой рукой она попыталась провести парализующий удар, но я перехватил её выше локтя и зажал специальным захватом. Глаза Анны потускнели. Всё-таки Анна Рамирес, как человек, значительно слабее Рауля Солано. Её голова безвольно упала на плечо. Ещё пара секунд, и она отрубится. Но я забыл, что Анна Рамирес не просто женщина, она ещё и агент «Омеги», более того, она — агент ЧВП!
Что она сделала, я так и не понял. Только когда я открыл глаза, надо мной склонился матрос и тряс меня за плечи.
— Что с вами, сэр?
Я осмотрелся. Ни Анны, ни официанта уже не было. Только небольшая лужица крови на палубе напоминала о том, что здесь произошло. Я лежал спиной на чем-то очень жестком и угловатом. Этот предмет больно врезался между лопатками. В голове у меня звенели рождественские колокола.
— Сердечный приступ, — ответил я, еле ворочая языком.
— Я вызову врача, сэр.
— Не стоит. Уже прошло, лучше помогите мне встать.
Я повернулся на бок и незаметно засунул «Писмейкер», на котором я лежал, за пояс.
— А откуда здесь кровь? — поинтересовался матрос, помогая мне встать.
— Это у меня перед приступом всегда кровь идёт из носа.
Я сунул матросу какую-то купюру и, покачиваясь, направился в свою каюту. Там мне пришлось долго приводить себя в порядок. В конце концов, звон утих, а тошнота и головокружение прекратились. Здорово уделала меня эта Аннушка. Так мне и надо, забыл, с кем имею дело. Больше так расслабляться нельзя, чревато. Но интересно, почему она меня не прикончила? И почему вообще не стреляла? Ведь она, с её реакцией, могла всадить в меня минимум три пули, пока я перехватывал её руку с пистолетом. Надо было срочно предупредить Аниту. Я встал, но тут же услышал Магистра:
— Оклемался? А эта девонька — молодец! Сразу видно квалификацию. Но это — шелуха, Матвей. Главное — другое. ЧВП только что осуществили на судно прямой переход.
— Вот как!? И кого же они сюда послали?
— Это мы разглядеть не успели. Известно только, что прошел один человек. Будь готов к сюрпризам.
— Постараюсь. Вы выяснили, кто такой Натан Фарбер?
— К сожалению, нет. Мы до сих пор не обнаружили его. Но мы продолжаем работать.
— Работайте, Время с вами…
Договорить я не успел. Раздался условный стук в дверь. Анита? Нет, сейчас она должна отдыхать. Суареш? Но он не рискнёт разгуливать по пароходу в одиночку. На всякий случай я зарядил «Гепарда» и осторожно открыл дверь. На пороге стояла женщина. Но это была не Анита! Не успел я нажать на спусковой крючок, как она метнулась в сторону (ничего, реакция!) и исчезла из поля зрения. И тут же раздался певучий, мелодичный голос:
— Не стреляйте! Это — я, Кора Ляпатч.
Вот это был действительно сюрприз! Сама Кора сюда пожаловала.
— И что нужно здесь Коре Ляпатч? — спросил я, отступая на несколько шагов и продолжая держать дверной проём на прицеле.
— Мне надо поговорить с вами.
— Интересный разговор получится, когда в руках у вас будет лайтинг или блокиратор.
— Вот они!
На пол каюты упали лазерный пистолет и блокиратор Матрицы. Я подобрал их и сделал ещё несколько шагов назад.
— Входите. Но учтите, Кора, одно ваше неудачное движение, и вы никогда уже не вернётесь к своему Старому Волку.
— Уже учла.
С этими словами Кора переступила порог. Великое Время! Как она была великолепна! Изящная, стройная фигура, пышные каштановые волосы, высокий лоб, большие карие глаза под крутыми бровями. Нет, никакими словами описать Кору было невозможно. Её надо было видеть. Только вот гардероб её, на мой взгляд, был не слишком выдержан. Не соответствовал эпохе, что ли. Но ей он весьма шел. Одна юбочка из блестящей, отливающей золотом ткани, которая обтягивала верхнюю часть бёдер, чего стоила.
— Здравствуйте! — Кора улыбнулась чарующей улыбкой, показав великолепные зубки, — Матвей Кривонос, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. А откуда вы меня знаете?
— Ну, как же! Ведь это вы успешно работали на Эмпте против пришельцев-ежей.
— Да уж, куда успешнее, — при воспоминании об этой операции я помрачнел.
— Не надо скромничать, Матвей. Вы сделали всё, что смогли и сверх того. Никто не сделал бы больше. Но вы же не могли предвидеть, что вмешается третья сила, и всё пойдёт прахом. Может быть, вы разрешите мне присесть?
— Пожалуйста! — я указал на кресло.
— Благодарю.
Кора грациозным, кошачьим движением откинула влево длинную, до пола, красную с золотыми узорами накидку и устроилась в кресле. При этом она выставила на моё обозрение свои стройные ножки в розовых чулках и изящных белых туфельках на высоких каблучках и с золотыми ремешками, переплетенными вокруг лодыжек.
— А может быть, вы меня чем-нибудь угостите?
Мне всегда нравилось такое нахальство. Не сводя глаз с Коры, я подошел к серванту и достал коньяк и две рюмки.
— Достаньте ещё одну, — попросила Кора, — Вы не будете возражать, если я приглашу сюда своего товарища. Не очень удобно оставлять женщину стоять в коридоре.
Я опешил от такой наглости и не знал, что сказать. А Кора, видимо, очень хорошо всё рассчитала, потому, не дожидаясь моего согласия, позвала:
— Лерма! Входи, пожалуйста! Только сначала брось на пол своё оружие. Ручаюсь, что сегодня мы не будем больше стрелять друг в друга.
На пол упал «Валет», и к нам вошла… Анна Рамирес! Сюрпризы продолжались. А Анна, смущенно улыбнувшись, произнесла виноватым тоном:
— Прошу прощения, Матвей, что применила против вас такой неприятный приём. Но вы застрелили моего напарника и чуть не отключили меня. Мне ничего не оставалось делать, как защищаться. А стреляли вы совершенно напрасно. Мы действительно хотели только поговорить с вами.
— И для этого решили взять меня в клещи? Нет, уважаемые противники, так переговоры не ведут!
— Да, — согласилась Кора, — Клар здесь допустил непростительную ошибку и был за это наказан.
— Но он сделал это без всякого умысла, сугубо автоматически, — возразила Анна.
— Вот и я среагировал на это сугубо автоматически. Так что, ему не на что обижаться. Тем боле, что для него самого всё закончилось, полагаю, благополучно. Я не говорю о несчастном официанте. Кстати, куда вы дели тело?
— Благополучно! — возмутилась Кора, — Матвей, вы когда-нибудь получали пулю в сердце?
— Увы, приходилось, — вздохнул я и поморщился от жуткого воспоминания.
— Тогда о чем речь? Вас, что, учили сначала стрелять, потом думать?
— Отнюдь. Нас всегда учили сначала хорошенько подумать, а потом думать: стрелять или не стрелять. Но, увы, общение с вами приучило нас к несколько другому образу действий.
— Хм! Я, в принципе, могу ответить подобным образом в ваш адрес. Но мне кажется, у нас есть более насущные темы для обсуждения.
— Вы правы, — согласился я, — Но у меня остался один вопрос, — я повернулся к Анне, — Куда, всё-таки, вы дели тело.
— Выбросила за борт. Вот только кровь с палубы убрать не успела. Появился матрос, и мне пришлось исчезнуть.
— Понятно, — я разлил коньяк по рюмкам и уселся в кресло, держа «Гепард» под рукой, — Так какой предмет вы намерены со мной обсудить?
— Как сделать, чтобы открытие Вацлава Черны не пропало для этой цивилизации, — ответила Анна.
— Это — первое, — дополнила Кора, — Вторая задача состоит в том, чтобы это открытие земную цивилизацию не погубило.
— А что? Такой оборот возможен? — поинтересовался я.
— Ещё как! — Кора печально улыбнулась, — На базе этого открытия можно развернуть производство такого оружия, по сравнению с которым термоядерные заряды будут новогодними хлопушками.
— Поясните, пожалуйста.
— Охотно. Если кратко, то при определённых условиях в реакторах Черны можно синтезировать антивещество.
Я присвистнул. Вот это — кот в мешке! Даже и не кот, а целый тигр. И далеко не бумажный.
— Может быть тогда лучше спрятать это открытие на дне Атлантики вместе с Суарешем?
— Нет! — живо возразила Кора, — Это было бы невосполнимой потерей для этого Мира. К тому же, о том, что в реакторе Черны можно синтезировать антивещество, знает только один… одна личность. Наша задача: не допустить, чтобы документы попали в его руки.
— И что это за личность?
— Натан Фарбер.
— Ого! Я слышу о нём всего третий раз, и с каждым разом он становится всё интереснее. Кстати, наши наблюдатели до сих пор его не обнаружили.
— И не обнаружат. У нас с Шат Орканом разработана специальная программа для выявления деятелей такого рода. Но даже и она даёт сбои, и мы можем наблюдать его только эпизодически.
— Кто же он такой?
— Это как раз тот самый, наш общий противник, о котором вам неоднократно говорил Шат Оркан.
Мне стало скучно. Опять этот таинственный общий противник, о котором мы ничего не знаем, а они, Старый Волк и Кора, ничего не хотят о нём говорить.
— Вы не находите, что это становится слишком однообразным? Сколько можно пугать нас этим противником и не раскрывать: кто он? Давайте, карты на стол!
— Я бы с удовольствием это сделала, Матвей. Но этих карт у меня на руках сейчас нет. Нет их и у Шат Оркана. Поверьте, как только у нас будут веские доказательства, мы не замедлим их вам представить. А пока, вам придётся ограничиться моим словом. Этот противник одинаково опасен и для нас, и для вас. А в настоящий момент наибольшую опасность он представляет для этого Мира. Если открытие Черны попадёт в его руки, то лет через десять эта цивилизация либо погибнет, либо безнадёжно деградирует.
Я снова задумался. Как-то не вязалась в моём представлении о ЧВП забота Коры и Старого Волка о благополучии цивилизации и её прогрессе. Я наполнил опустевшие рюмки, закурил, затянулся пару раз и спросил:
— Что-то не стыкуется, Кора, извините. До сих пор вы действовали в несколько ином направлении. Ваша деятельность никак не способствовала прогрессу цивилизаций и предотвращению глобальных катастроф. Скорее, наоборот. И вдруг, такая забота. С чего бы это?
Лицо Коры приобрело такое восхитительное выражение, что если бы в каюте оказалось самое свежее молоко, оно моментально бы скисло. С минуту она тоскливо глядела на меня, потом вздохнула и, наконец, заговорила:
— Давай не будем спорить о методах, Матвей. Поверь, я сама далеко не всегда от них в восторге и утешаю себя одной мыслью: «Цель оправдывает средства». В данном же случае открытие Вацлава Черны как раз соответствует нашим целям. Прямое преобразование ядерной энергии в электрическую, минуя стадию разогрева теплоносителя, — первый шаг цивилизации к отказу от варварских, разрушающих природу, технологий. Мы сами планировали здесь операцию. Но вы опять нас опередили, и мы до поры не вмешивались. Ну, а сейчас, когда операция близится к завершению, мы предлагаем сотрудничество. Вы ведь ничего не знали о втором аспекте проблемы? А это, согласись, не менее важно, чем помешать завладеть открытием генералу Бускеросу. Я предлагаю заключить временное перемирие и объединить наши усилия, чтобы открытие не попало в руки Натана Фарбера. Как вы на это смотрите?
Такую задачу в уме решить было невозможно. Я взял листок бумаги и прикинул систему темпоральных уравнений. Детерминант, в первом приближении, оказался равен нулю. Я стал вводить новые члены, чтобы повысить порядок точности. Кора наблюдала за мной, потягивая коньяк. Анна задумчиво курила длинную сигарету. Я продолжал заниматься темпоральной математикой, словно их не было. Мои изыскания прервал голос Катрин:
— Матвей! Не ломай голову и не трать зря время. Я только что получила ответ с центрального компьютера. Детерминант равен нулю!
— И что же в таком случае делать?
— Работать, — ответил мне Магистр, — Принимай её помощь, Матвей, но не выпускай из рук инициативу. А мы, как только ситуация качнётся в ту или другую сторону, сразу дадим тебе знать.
Я с облегчением отбросил карандаш и вновь наполнил рюмки.
— Хорошо, Кора. На этот раз мы будем работать вместе. Но предупреждаю: не давайте мне повода заподозрить вас в нечестной игре. Я тогда просто от вас отделаюсь, как смогу. А с Фарбером, полагаю, и сам справлюсь.
— Не будь так самонадеян, Матвей. Это Фарбер очень не прост. Ты думаешь, мы стали бы привлекать тебя, будь это так легко?
— Не думаю. Но я хочу заметить, что до Фарбера ещё далеко, а агенты «Омеги» — здесь, на пароходе. Их двенадцать человек.
— Ну, и что? — Анна небрежно махнула ручкой, обтянутой черным шелком, — Нас трое, да плюс ещё и Анита. Я заметила, что девица многого стоит. Неужели мы вчетвером не справимся с этими двенадцатью?
— Впятером, — поправила Кора, — Клар проходит реабилитацию и скоро снова присоединится к нам.
— Это обнадёживает, — сказал я, — Но есть вариант, при котором можно вообще не допустить возможности встречи Суареша с этим Натаном Фарбером. Не далее чем в ста милях отсюда патрулирует «Советский Союз». Если он сейчас пойдёт на перехват «Генерала Гранта», то меньше чем через сутки он его нагонит и нам незачем будет плыть в Америку.
— Да, — согласилась Кора, — Это — хороший вариант. Надо только, чтобы командир линкора пожелал, форсируя двигатели, гнаться за американским пароходом.
— Ну, это — наша забота.
Я сделал ударение на слове «наша» и тут же услышал Магистра:
— Правильно, Матвей! Этот вариант мы уже просчитали и третий час готовим внедрение в контр-адмирала Теплякова. Если всё пройдёт удачно, то к исходу суток он вас нагонит.
— Это было бы лучше всего, — мысленно ответил я Магистру, а вслух сказал, — Думаю, что в наших штабах это вариант не упустят. А нам пока следует сосредоточиться на агентах «Омеги». Слава Времени, я теперь знаю, кто они. Думаю, что для вас это тоже не тайна.
— Я предлагаю бойню зря не затевать, а ограничиться наблюдением за ними и оружие применять только в случае излишней активности с их стороны, — сказала Кора.
— Полностью с вами согласен. Для начала вас надо познакомить с Анитой. Дело в том, что эта девушка стреляет без промаха и всегда неожиданно.
— Как и вы, — ядовито вставила Анна.
— Да, как и я. И ещё, мне кажется, что гардероб Коры слишком ярок и будет привлекать излишнее внимание. У вас не найдётся во что её переодеть?
— Найдётся. К слову сказать, ваша Анита одета, пусть не так ярко, но не менее вызывающе.
— Но она-то здесь уже примелькалась. А вот появление никому не известной женщины, да ещё так ярко одетой, может вызвать нежелательное любопытство.
— Матвей прав. Я слишком торопилась и не продумала, как следует, свой гардероб. Пойдём, Лерма, поможешь мне одеться поскромнее. А Матвей предупредит о нашем появлении Аниту и Суареша.
Чрез полчаса мы собрались в каюте Аниты. Капрал «Омеги» с любопытством изучала своих новых союзников, вернее, союзниц. Хотя Анна и постаралась одеть Кору как можно скромнее, но куда денешь великолепные фигуру и ножки, аристократическое лицо и выразительный взгляд? На Коре был свободный свитер бордового цвета, тёмно-синяя юбочка из бархатистой ткани и прозрачные, бежевого тона, чулки. От прежнего гардероба Коры остались только туфельки. Анна не нашла у себя обуви подходящего размера. Но и в этом «ускромнённом» одеянии Кора сразу привлекала взгляды и будила воображение. Это я сразу заметил по Суарешу. Он буквально пожирал Кору жадными глазами, раздевал её, оценивал и так далее. Я был вынужден шепнуть ему:
— Осторожно, полковник. Эта женщина очень опасна. В «Омеге» её использовали для самых щекотливых поручений. И они, как правило, кончались гибелью её подопечного. Пока она подчиняется мне, но один Бускерос знает, какие она имеет тайные инструкции на ваш счёт.
Не знаю, насколько Суареш мне поверил, но к выражению восхищения и вожделения на его лице добавилась настороженность.
Мы решили больше не держать его взаперти, а выпустить в качестве приманки для агентов «Омеги». Сами мы договорились дежурить возле него по двое, и меняться время от времени.
День прошел спокойно, но вечером, когда Суареш возвращался в свою каюту, две группы «омеговцев» попытались его перехватить. В короткой перестрелке Кора и Анна уложили пятерых. Но не обошлось без потерь и с нашей стороны. Вновь не повезло Клару. Он присоединился к нам всего два часа назад, внедрившись в эмигранта. В этой перестрелке он умудрился получить пулю в правое плечо. Пользы нам от раненного не было никакой, и Старый Волк «отозвал» его. «Носителя» мы, чтобы не возиться с ним, отправили в пароходный лазарет.
Ночью, когда в каюте Суареша дежурили мы с Анитой, два агента попробовали проникнуть через иллюминатор. К сожалению, мне в этом эпизоде похвастаться было нечем. Я просто всё прошляпил и даже обалдел от неожиданности, когда безмятежно сидевшая в кресле Анита вдруг вскинула свой револьвер и выстрелила в раскрывшийся иллюминатор. Один «омеговец» свалился за борт, а второй не стал дожидаться пули и поспешно ретировался.
Утром я ожидал, что на горизонте вот-вот появится грозный силуэт советского линкора. Но время шло, а его всё не было. Море вокруг «Генерала Гранта» оставалось пустынным. Только стая дельфинов плескалась неподалёку.
После завтрака Анна и Анита, дежурившие у Суареша в утренние часы, отправились отдохнуть. Я с Суарешем и Корой пошёл в бар. Мы с полковником заказали коктейли, а Кора — три порции мороженого разных сортов. Она затейливо разложила его слоями, в результате получился причудливый десерт, которым она начала лакомиться с плохо скрываемым наслаждением.
Я начал пространно излагать Суарешу и Коре, что водяные блохи, дафнии, и рачки, циклопы, — идеальный живой корм для аквариумных рыбок всех пород. А поскольку, развести и содержать их весьма просто в любом стоячем водоёме, это представляет неплохой бизнес и может принести немалый доход. Суареша дафнии и циклопы интересовали ещё меньше чем аквариумные рыбки. Он откровенно скучал и с интересом поглядывал на Кору, пытаясь представить, какова она будет в постели. Бедняга! Его воображения вряд ли хватало даже на десятую часть того, на что была способна Кора в этом плане.
А Кора слушала меня с глубочайшей заинтересованностью и задавала немало вопросов по существу. При этом она не забывала лакомиться своим мороженым и внимательно наблюдать за тремя агентами «Омеги», устроившимися за столиком позади меня.
Сам я продолжал потчевать слушателей дафниями и циклопами и делал при этом ещё два дела. Наблюдал за другой тройкой «омеговцев», которые заняли столик напротив. А так же гадал, почему не появляется «Советский Союз» и прикидывал возможное время, когда он сможет нагнать пароход. Внезапно в голове зазвучал голос Магистра:
— Матвей, не жди русский линкор. Мы отменили внедрение в адмирала Теплякова, когда тот получил данные воздушной разведки. Обнаружена субмарина генерала Бускероса, и сейчас линкор идёт на перехват. Оттуда он сумеет нагнать вас только в территориальных водах США. Так что, действуй самостоятельно, исходя из складывающейся обстановки.
— Понятно, — мысленно ответил я и хотел добавить ещё кое-что, но мне помешали.
Кора не то, чтобы напряглась, нет, это была по-прежнему невозмутимая, молодая, довольная собой и своей жизнью, особа. Но в глазах её что-то изменилось. Я воспринял это как сигнал тревоги и, не прекращая болтовни, незаметно положил руку на рукоятку «Писмейкера». А сзади раздался голос:
— Сеньор Суареш, не будете ли вы любезны уделить нам немного времени для весьма важного разговора?
Суареш изменился в лице и переводил взгляд с меня на Кору и обратно. Кора являла собой верх невозмутимости. Она продолжала ковыряться ложечкой в вазочке с остатками мороженого. Я последовал её примеру и, не выпуская рукоятки «Писмейкера», сделал глоток из бокала с коктейлем. А агент «Омеги» продолжал:
— Здесь нам будет не совсем удобно. Соизвольте пройти с нами в другое место, где нам не помешают. К вам, господа, это приглашение не относится. И прошу вас не делать глупостей. Вы под прицелом шести стволов.
Суареш был уже белее скатерти, которую он судорожно мял пальцами. Я посмотрел в его испуганные глаза и медленно опустил веки.
— В самом деле, любезный Гарсиа, почему бы вам не побеседовать с господами, раз они вас так об этом просят. Ступайте, пожалуйста, а мы подождём вас здесь, — мило проворковала Кора.
Не знаю, что Суареш подумал, но он медленно поднялся из-за стола и неуверенной походкой разлаженного робота-андроида направился к выходу. Один из «омеговцев» шёл впереди, двое заняли позиции справа и слева от полковника. Агенты, сидевшие за другим столом, встали и пошли за ними. Один задержался возле нас и подождал, пока компания покинет бар.
— Счастливо оставаться, — насмешливо сказал он и тут же предупредил, — И без глупостей!
Выждав, пока он выйдет, я сказал Коре:
— Проследи, куда они пошли, и быстро — ко мне. Я буду в своей каюте.
Кора кивнула и исчезла. Через пять минут, когда я готовил снайперскую винтовку, ко мне вошла незнакомая женщина. Неухоженные волосы пепельного цвета; осунувшееся, измождённое лицо; тусклый, усталый взгляд; желтая косынка, мятый плащ неопределённого цвета и стоптанные туфли говорили, что эта женщина из палубных пассажиров низшего разряда. Я встал и заслонил собой части винтовки.
— Сеньора! Вы явно ошиблись дверью
— Нет, Матвей, не ошиблась, — ответила женщина голосом Коры, — Они увели Суареша на корму, где едут палубные пассажиры. Я иду туда. Ты меня не узнал, они тем более не узнают.
— Ну, Кора, ты — артистка! Иди, только не предпринимай пока ничего. Я беру всё на себя, ты только подстраховывай.
Кора бросила оценивающий взгляд на части винтовки, одобрительно кивнула и удалилась. А я упаковал винтовку в дорожную сумку и отправился на верхнюю палубу. Там я давно облюбовал шлюпку, из которой простреливалась вся кормовая часть парохода. Забравшись под брезент, я собрал винтовку, присоединил глушитель и приник к оптическому прицелу.
Агенты «Омеги» и Суареш стояли у самого фальшборта. Четверо агентов образовывали «коробочку», а двое разговаривали с Суарешем. Я выругал себя за то, что давно не практиковался в чтении по артикуляции губ. Но, напрягая все свои, поредевшие в этом плане, способности, мне кое-что удалось всё-таки разобрать. Они тоже раскусили хитрость с коронкой и требовали, чтобы Суареш добровольно отдал им микроплёнку. В противном случае они были намерены изъять её у трупа. То есть, они предлагали Суарешу ту самую альтернативу, которую он слышал от меня два дня назад. Они запросто могли осуществить своё намерение прямо среди бела дня. Палубные эмигранты не обращали на них ни малейшего внимания и вряд ли стали бы вмешиваться или звать американских матросов. Пора было вмешаться мне.
Я уложил центральную марку прицела на того, кого оценил как самого активного из «омеговцев», и слегка коснулся спускового крючка. Спуск у этой винтовки был на диво мягкий, лёгкий и короткий. Про такой говорят: «Не нажимай, а только подумай нажать». Раздался негромкий хлопок, я тут же перевёл прицел на другого и выстрелил второй раз. Только когда свалился третий агент, оставшиеся в живых поняли, что происходит что-то неладное. Но они всё-таки были агентами «Омеги», а не баранами, и быстро оценили обстановку. Двое ринулись в толпу эмигрантов, а третий попытался прикрыться Суарешем.
Но его достала Кора. Лазер тоже работает почти бесшумно. Всё дело заняло меньше минуты. Эмигранты так и не смогли понять, откуда вдруг на палубе появились три трупа (четвёртый свалился за борт). Кора подошла к Суарешу, взяла его под руку и повела через толпу. Тот шагал всё той же походкой разладившегося робота и явно с трудом верил, что остался жив.
А я разобрал винтовку и снова упаковал её в сумку. Матросы на палубе и офицеры морской пехоты не обратили ни малейшего внимания на происшедшее. Их палубные эмигранты вообще не интересовали. Они заплатили за проезд, их приняли на борт парохода, а сколько их доедет до порта назначения… Никто и никогда об этом не спросит. Эмигрант, он и есть эмигрант. Я всегда был в восторге от американского прагматизма, граничащего с цинизмом.
В своей каюте я застал Кору, приводившую себя после маскарада в естественный вид, и Суареша. Полковник сидел в кресле совершенно остекленевший; упёршись взглядом, отрешенным от всего земного, куда-то в стену, и что-то бормотал. Я прислушался. Гарсиа Суареш молился на латыни! Полковник Бессмертной Гвардии вспомнил о Боге, вспомнил, что он — христианин! Это был зловещий симптом.
Я достал бутылку виски и налил полный стакан. Суареш выпил виски медленно, как воду. А я содрогнулся, представив, как в меня вливается такое количество национального американского пойла. Через несколько минут бледность сменилась румянцем, глаза заблестели. Суареш негромко пробормотал:
— Я уже думал, что вы меня бросили, а вы… Вы совершили чудо! Как мне благодарить вас?
— Бросьте, полковник! — я махнул рукой, — Никакое это не чудо. Это — обычная работа специалистов «Омеги». А вот с благодарностью вы попали в самую точку. Сумму сделки теперь придётся делить не на три, а на пять частей.
Полковника перекосило, и я поспешил урезонить его:
— Ну-ну! Полковник! Неужели вы считали, что госпожа Ляпатч и госпожа Рамирес будут защищать вас бесплатно или за какие-нибудь десять тысяч долларов? Это же смешно! Они прекрасно знали, что у вас спрятано под коронкой. И сами рассудите: прикрывая вас и ваше содержимое, мы отправили на тот свет без малого два десятка человек, включая самого полковника Сааведру. Это чего-нибудь да стоит? Ну, а если вы не согласны, то альтернатива всегда есть.
— Я согласен, — пробормотал Суареш.
— Вот и прекрасно! — я налил ему второй стакан, — А теперь выпейте ещё и поспите несколько часов. После такой встряски это не повредит.
Суареш последовал моему совету и через пару минут отрубился. Я подошёл к одному из своих кофров и, копаясь в нём, предложил:
— Ну, а нам с вами, Кора, нечего лакать эту мерзость. У меня для нас есть кое-что получше. Позвоните в ресторан и закажите в каюту ленч. Нам тоже не мешает спрыснуть победу.
Я достал русскую водку. Фрэнк Дулитл сумел прикупить у русских интендантов несколько бутылок. Кора недоверчиво посмотрела на меня.
— Что это?
— Водка, русский национальный напиток. Смею заверить, что по своим качествам; как хмельным, так и вкусовым, он значительно превосходит ту дрянь, которой я накачал нашего подопечного. А ты, что, никогда не пробовала её?
— Не доводилось, — призналась Кора.
Когда принесли заказанный Корой ленч, я разлил водку по рюмкам. Первый глоток Кора сделала осторожно, потом, следуя моему примеру, опрокинула рюмку залпом, крякнула и закусила. Мы закурили, и Кора спросила:
— Матвей, а ты у себя тоже был русским солдатом?
— Не совсем так, Кора. Я был запорожским казаком. Знаешь, кто это такие?
— Кое-что знаю. Расскажи подробнее.
— Как-нибудь в другой раз. Это всё дела давно минувших дней. Нам сейчас лучше обсудить план дальнейших действий. Дня через три-четыре мы прибудем в Майами. Что мы сделаем для того, чтобы предотвратить встречу Суареша с Фарбером?
— Ты забываешь об оставшихся агентах «Омеги».
— Об этих двух? Не забываю, а игнорирую. Я думаю, они после сегодняшнего уже не решатся на активные действия. Но, тем не менее, я сегодня же постараюсь встретиться с ними и внушить им, что теперь им следует вести себя скромнее.
— Хорошо. Тогда поговорим о том, что будем делать в Америке. Задача предстоит двоякая. Надо не допустить, чтобы документы попали в руки Фарбера. Второе: лучше всего вообще вывезти их из Штатов.
— Ну, в этом плане я могу кое-что предпринять. У моего клиента, Рауля Солано, были контакты с французской энергетической компанией. Но надо убедить Суареша отправиться во Францию. Да и из Америки надо суметь унести ноги. С твоих слов я понял, что от Фарбера не так легко будет отделаться.
— С Суарешем хлопот не будет. Нам совсем не надо тащить его в Европу. Пусть остаётся в Америке. Нам нужен не он, а микроплёнка. А вот Фарбер, это — серьёзно. Трудно представить, какие силы он сможет мобилизовать, чтобы заполучить это открытие. Тут что-то конкретно планировать просто невозможно. Хотя, общий план действий прикинуть просто необходимо.
Я налил ещё, и мы с Корой начали обмен соображениями. В конце концов, у нас выработался своеобразный алгоритм предстоящей операции, изобилующий множеством условных вершин. Но, тем не менее, он должен был привести нас к успеху. Кора внимательно посмотрела на изрисованный листок бумаги, положила его в пепельницу и чиркнула зажигалкой.
— Налей ещё, Матвей. Выпьем за успех.
— Что, понравилась русская водочка? За успех!
Я оставил Кору с Суарешем, а сам отправился разыскивать уцелевших «омеговцев». После долгих поисков я обнаружил их в пивном баре на одной из самых нижних палуб. Они сидели за столиком, уставленным пивными кружками, и были мрачнее ночи. При моём появлении они насторожились, и я понял, что их пистолеты уже сняты с предохранителей. Я подошел к стойке, взял кружку пива и направился к их столу. Подав условный знак «Омеги», я спросил:
— Здравствуйте, сеньоры, — разрешите присесть?
— Так, вы — наш? — удивленно спросил один из них.
— А вы не поняли сразу? Я удивлён. Разрешите представиться, лейтенант Ребро.
— Капрал Корень, — сказал первый.
— Рядовой Шип, — представился второй и тут же спросил, — Так какого черта…
— А вот это надо спрашивать не у меня, а у нашего с вами шефа, генерала Бускероса. Почему он даёт нам задание охранять полковника Суареша, а вам — убрать его? Ему, наверное, интересно, чтобы «Омега» самоликвидировалась, после того, как её агенты перережут друг другу глотки.
Шип и Корень хмуро поглядели на меня и отпили по несколько глотков пива из своих кружек.
— И что же теперь нам делать? — спросил Корень.
— Послать всё к черту и оставить нас с полковником Суарешем в покое, — предложил я, — Вы ведь уже успели убедиться, что вам с нами тягаться бессмысленно.
— Но мы получили приказ! — возразил Шип.
— А перед кем вы собираетесь отчитываться об исполнении приказа? Должен вам сообщить, сеньоры, одну интересную вещь. Наш с вами патрон, уважаемый генерал Бускерос, в данный момент находится на дне Атлантики или захвачен в плен русскими. Что, практически, одно и то же. После того, как адмирал Тепляков его допросит, генерал украсит собой рей линкора «Советский Союз».
— Откуда такие сведения? — удивился Шип.
— Русские обнаружили субмарину Бускероса, и ещё этой ночью «Советский Союз» пошёл на перехват. Американцы перехватили радиопереговоры русских, а я подслушал, как они обсуждали эту новость. Так что, упокой Господи, грешную душу генерала Бускероса. Я полагаю, мы с вами не будем его слишком горько оплакивать?
Агенты переглянулись, и Корень снова спросил:
— И куда же нам теперь податься, лейтенант?
— Если вы окончательные идиоты, можете податься на Амазонку. Но скоро пароход прибудет в Майами. Можете там идти на все четыре стороны и заниматься чем хотите. Вы теперь свободные люди. Только, ради Бога, не путайтесь больше у нас под ногами!
Я допил пиво и оставил бывших «омеговцев» размышлять о перспективах дальнейшей жизни. Больше они нам не докучали, и оставшееся время пути до Майами мы провели спокойно.
Анита перебралась в мою каюту и регулярно угощала меня сексуальными наслаждениями самой высшей пробы. Суареш, огорченный «изменой» Аниты, попытался добиться успеха у Коры, но быстро убедился, что эта женщина им совершенно не интересуется. Тогда он переключился на Анну Рамирес, и та «не устояла». Кора поселилась в опустевшей каюте Анны, и мы впятером встречались только в ресторане и баре.
Утром четвёртого дня «Генерал Грант» завершил переход через Атлантику и пришвартовался у пассажирского пирса в порту Майами. Мы сошли на берег и поселились в отеле, где Суареша должно было ждать письмо от Фарбера с инструкциями. Но никакого письма там не оказалось, и Суареш несколько растерялся. Он попробовал связаться с Миннеаполисом, но телефон в особняке Фарбера не отвечал. Тогда Суареш решил остаться на месте и ждать, когда на него выйдет сам Фарбер или его люди. Нас с Корой это не устраивало, а то, что Фарбера не оказалось ни в Майами, ни в Миннеаполисе, и то, что он не подавал о себе никаких вестей, было нам на руку, хотя и настораживало.
Мы готовились привести в действие первый пункт нашего совместного плана, когда вечером в ресторане к нашему столу подошел неприметный мужчина и спросил:
— Кто из вас мистер Суареш?
Суареш назвал себя, и человек подал ему конверт со словами:
— Это — известие, которое вы ждёте.
Суареш вскрыл конверт и быстро прочел письмо.
— Фарбер ждёт меня в Сент-Луисе. Надо подумать, как мы будем туда добираться.
Мы с Корой переглянулись. Она уже купила у агента по продаже подержанных автомобилей два приличных Форда. Но в Сент-Луис мы ехать не собирались. Нам нужно было в Нью-Йорк, где в то время был единственный на восточном побережье международный аэропорт. И путешествовать дальше в компании Суареша в наши планы не входило. А незнакомец вдруг сказал:
— Это, мистер Суареш, не проблема. Мистер Фарбер поручил нам доставить вас на место. Мы выезжаем завтра утром.
— Но я — не один. Со мной эти господа.
— В инструкциях, которые я получил, о них ничего не сказано, я должен доставить вас одного. Будьте готовы, утром мы за вами зайдём.
Он вышел из ресторана, а Анна, повинуясь взмаху ресниц Коры, незаметно последовала за ним.
— Что вы предпримите? — спросил нас Суареш.
— Пусть вас это не волнует, — ответила Кора и улыбнулась очаровательной улыбкой, — Подумаем лучше, как мы проведём эту ночь. Сеньор Суареш, я заметила, что на пароходе вы сильно интересовались мною. К сожалению, я не ответила вам взаимностью, в чем искренне раскаиваюсь. Как вы смотрите на возможность провести эту ночь со мной в моём номере?
Суареш обалдел от такого откровенного приглашения, и в нём от неожиданной радости не проснулось ни малейшего подозрения. Он только кивнул и уже не думал ни о чем другом, кроме этой восхитительной перспективы. В это время вернулась Анна, и мы от неё узнали всё об агентах Фарбера. Это были самые обыкновенные гангстеры. Их было семь человек, занимали они четыре номера в этом же отеле, на стоянке их ждали два автомобиля.
Мы закончили ужин. Причем, Суареш уже ничего не ел. Он прямо-таки пританцовывал, так ему не терпелось раздеть Кору и заключить её в свои объятия. Из зала ресторана в номер Коры он не шел, а буквально летел.
Через полтора часа Кора пришла в номер, который занимали мы с Анитой.
— Вот микроплёнка, — сказала она, положив на стол драгоценный рулончик.
— А что с Суарешем? — спросил я.
— Спит сном праведника и проспит до утра. Он ничего не заметил. Коронку я поставила на место. Пусть завтра он спокойно едет в Сент-Луис. Только нам надо будет сопровождать его, по крайней мере, до Джексонвилла, а то он заподозрит неладное. Ты можешь сейчас связаться со своим знакомым во Франции.
Я глянул на часы.
— Кора! В Париже сейчас пятый час утра. Часа через четыре я попробую. А пока, давайте, отдохнём. Завтра нам предстоит дальняя дорога и тяжелый день.
Под утро я связался с Парижем и договорился о встрече с одним из директоров Французской энергетической компании, с которым у Солано были дела, как у страхового агента. После этого я пошёл готовить машины в дорогу. В семь утра из отеля вышли агенты Фарбера с Суарешем. Полковник беспокойно озирался. Ему не нравилось наше отсутствие. Когда компания проходила мимо нас, Анита опустила стекло и помахала ему рукой в коричневой перчатке. Мол, всё в порядке, мы рядом. Суареш успокоился и сел в один из двух черных Крайслеров.
Выждав пару минут после их отъезда, мы тронулись следом. Впереди ехали мы с Анитой, сзади — Кора с Анной. Но такой эскорт агентам Фарбера пришёлся не по душе. Через тридцать миль они остановились. Мы проехали мимо и через пять миль тоже остановились. Когда Крайслеры проехали мимо нас, мы тронулись следом за ними. Через десять миль Крайслеры вновь остановились. На этот раз агенты вышли на дорогу и преградили нам путь. Я остановился.
— В чем дело, господа?
— Слушай, испанец! Тебе говорили, что в Сент-Луисе тебя не ждут? Так какого чёрта ты тащишься за нами?
— Господа, в Сент-Луис едете вы, а мы едем в Филадельфию. Но так уж получилось, что до Джексонвилла здесь только одно шоссе. Поэтому вам волей-неволей придётся пока терпеть наше присутствие.
— Черт с вами! Но не дай Бог, если в Джексонвилле вы повернёте на запад!
Дверцы Крайслеров захлопнулись, и машины тронулись дальше. До Джексонвилла мы играли у этой компании на нервах. То я, то Кора вырывались вперёд, и мы держали агентов с Суарешем как бы в «клещах». Наверное, им это не очень нравилось, потому что в таких случаях они прибавляли газу и уходили вперёд. Но в дальнейшем им всё равно приходилось снижать скорость, и всё повторялось. Так мы развлекались до Джексонвилла.
Перед въездом в город агенты Фарбера вырвались вперёд, и мы нагнали их только на заправочной станции, где они остановились перекусить в кафе и заправить машины. Я оплатил заправку, и мы тоже прошли в кафе. Агенты сидели за двумя столами и быстро поглощали стандартные американские блюда, какие подавались без всяких вариаций во всех придорожных кафе. Суареш сидел мрачный, но при нашем появлении явно приободрился.
Мы заняли соседний столик и заказали то же самое. Другого в кафе просто не было. Агенты Фарбера проглядывали на нас далеко не дружелюбно. А на Анну напало игривое настроение. Она начала громко перечислять все «достоинства» американской кухни. Здесь был и хлеб, ослепительно белый и красивый, но совершенно безвкусный, напоминающий вату; и бифштексы из мяса, замороженного ещё до войны и успевшего лишиться всех соков; и сухой картофель, явно с военных складов; и кислые помидоры; и мучной соус, абсолютно без вкуса и запаха, и много чего другого.
— Теперь понятно, почему Америка не смогла довести войну до конца, — заявила она, — На такой пище не только воевать, детей производить невозможно.
Это никак не способствовало улучшению наших отношений с агентами Фарбера. Но я к этому и не стремился. Когда мы вышли из кафе и проходили к своим машинам, главарь открыл дверцу своей машины и показал мне автомат Томпсона, лежащий на заднем сидении.
— Видел, испанец? Смотри, если вздумаешь снова тащиться за нами, познакомишься с ним поближе. И своим болтливым сеньоритам это передай. Мы с вами за минуту разделаемся.
Я усмехнулся. Автомат Томпсона. Нашёл чем пугать! Конечно, если грабить банк, магазин, автостоянку, пугать прохожих в переулке или устраивать разборки в тесных помещениях; это — вещь незаменимая. Но на трёх хроноагентов и агента «Омеги» эта игрушка производила, скорее, обратное впечатление. Бандиты удивлённо смотрели в нашу сторону и никак не могли понять, над чем так заливисто хохочут три красивые молодые женщины. А я просто рассказал им, чем нас хотят напугать.
За Джексонвиллом дорога разделилась. Одно шоссе вело на север, другое — на запад. Крайслеры повернули налево, а мы проехали прямо, резко увеличив скорость. Надо было оторваться подальше, пока Суареш не заподозрит неладное и не проверит содержимое своей коронки. Но далеко нам уйти не удалось. Мы ещё не доехали до Уэйкросса, как я услышал голос Магистра:
— Матвей! За вами погоня. Идут обе машины, они вас нагоняют.
Я притормозил, и когда Кора подъехала ко мне, объяснил ей обстановку. Кора только кивнула. Нашим планом было предусмотрено и это. Я пересадил Аниту в машину Коры и сказал:
— Ждите меня в Уэйкроссе.
— Справишься? — спросила Кора.
— Справлюсь, — ответил я, показав автомат Калашникова.
Кора снова кивнула. Она, видимо, знала, на что способен русский автомат. Они уехали, а я развернулся и поехал навстречу погоне. Ещё раньше я приметил развилку; вправо уходило какое-то второстепенное шоссе, которое было совершенно пустынным. Доехав до развилки, я остановился, достал бинокль и начал наблюдать за дорогой.
Через пятнадцать минут я увидел две стремительно движущиеся с юга машины. Выждав, когда они окажутся на расстоянии прямой видимости, я поехал на север и тут же свернул на пустынное шоссе. Проехав по нему пять миль, я нашёл удобное для засады место. Дорога делала поворот налево, и с обеих сторон к ней подступали деревья. За поворотом я остановился, вышел из машины, сунул в карман запасной магазин, взял автомат и вернулся к повороту. Там я устроился в кювете и стал ждать.
Ждать пришлось не долго. Не прошло и минуты, как с вершины пологого холма начала спускаться первая машина, сразу за ней — вторая. Я подпустил их на сто пятьдесят метров и влепил длинную очередь в капот и лобовое стекло головного Крайслера. Машину занесло и развернуло поперёк дороги. Второй Крайслер попытался её объехать и при этом подставил мне свой борт. Вторая очередь легла на диво удачно, прямо в бензобак. Машина вспыхнула и через несколько секунд взорвалась. Кто-то выскочить успел, а кто-то нет.
Гангстеры ничем не отличались от всех других американцев. Ребята были крутые, бравые, смелые, но воевать совершенно не умели. Они могли только делать бизнес, грабить и кичиться своим образом жизни. Они бестолково метались по шоссе, беспорядочно паля в мою сторону из Томпсонов. Поначалу они пытались укрыться за первой разбитой машиной, но она быстро занялась, облитая горящим бензином из взорвавшегося бака. Никто из них не догадался спуститься в противоположный от меня кювет и попытаться меня обойти. Пули их автоматов жалобно ныли в воздухе или шлёпались в землю и асфальт на приличном от меня расстоянии. Я же не тратил даром ни одной очереди. Вскоре всякое шевеление на шоссе прекратилось. Спор Калашникова и Томпсона, как и следовало ожидать, выиграл русский конструктор.
Проезжая мимо разбитого и горящего Крайслера я притормозил. Гарсиа Суареш сидел на заднем сидении с широко открытыми глазами. Пуля попала ему прямо в лоб. Царствие тебе небесное, сеньор полковник!
Кора, Анита и Анна ждали меня в кафе на окраине Уэйкросса.
— Ну, как? — спросила Анита, как только я подсел к их столу.
— Всё в порядке, — коротко ответил я, — Они нас больше не побеспокоят.
— Эти-то не побеспокоят, — заметила Кора, — Но Фарбер уже наверняка знает, у кого микроплёнка, и так просто он от нас не отстанет.
— Время с ним! У нас есть фора.
— Хорошо бы так, — осторожно сказала Анна.
Но вопреки нашим ожиданиям дальше нас никто не тревожил вплоть до Балтимора. Там, на заправочной станции, пока я платил за бензин, женщины пошли в туалет. Высокий негр крепкого сложения начал заправлять наши машины. Внезапно он позвал меня:
— Простите, сэр! Не могли бы вы подойти на минуту.
Он стоял между машиной и бензоколонкой и отвинчивал горловину бака. Я подумал, что он обнаружил какую-то неисправность и, ничего не подозревая, подошел к нему. Негр ткнул мне в солнечное сплетение ствол Кольта и тихо произнёс:
— Микроплёнку! И быстро!
Я понял, что если я замешкаюсь или вступлю в пререкания, парень сразу же нажмёт на спусковой крючок. Решение пришло мгновенно. Я полез правой рукой во внутренний карман, якобы за микроплёнкой. Одновременно я резко повернулся и ударил левой рукой по пистолету, а правым локтем заехал негру между глаз. Кольт отлетел в сторону. Но негр оказался крепким парнем и выдержал мой удар, устояв на ногах. В его руке блеснул нож, и он прыгнул на меня. Но я оказался быстрее. Пуля из «Писмейкера» подрезала его в прыжке.
— Хорошо дерётесь и хорошо стреляете, сэр! — услышал я насмешливый голос.
Пока я разбирался с негром, меня обступили шесть человек. Их намерения не вызывали сомнений. Каждый из них держал в руке пистолет. Не знаю, успел бы я войти в ускоренный ритм времени, но на помощь пришли женщины. Послышались негромкие хлопки пистолетов с глушителями и щелчки лазера Коры. Бандиты не успели сообразить, откуда исходит опасность. Женщин они никак не могли принять всерьёз. Через несколько секунд всё было кончено.
Но, к сожалению, луч лайтинга зацепил заправочный шланг. Колонка и машина вспыхнули ярким пламенем. «Хорошо, что это машина Коры, а не моя!» — успел я подумать, подбегая к своему Форду. Было бы очень некстати, раз такое началось, лишиться Калашникова и «Гепарда», лежавших в моём кофре.
Женщины быстро уселись в машину, и мы умчались подальше от негостеприимной заправочной станции, пока туда не прибыла полиция.
— Ну, началось, — сказала Кора, — Дальше будет ещё круче.
— Время не выдаст, Схлопка не съест! — сострил я, — Мы, как мне кажется, тоже крутые.
Женщины рассмеялись. Правда, в глазах Аниты я заметил лёгкое недоумение. При чем тут «Время» и какая такая «Схлопка»?
Вечером на отрезке шоссе между Филадельфией и Трентоном нас обстреляли сразу с двух сторон. Но я только прибавил скорости, а Анна и Кора угостили нападающих ответным огнём. Анна из Калашникова, Кора из лайтинга.
В Нью-Йорк мы приехали уже ночью. Машину оставили на какой-то стоянке, а в аэропорт приехали на такси. Причем, первые две машины мы пропустили и сели в третью. В аэропорту я выяснил, что утром улетают один за другим два самолёта. Сначала в Рио-де-Жанейро вылетит «Гастингс» Британской авиакомпании, а через полчаса в Париж пойдёт американский «Супер Костеллейшен». Мы взяли билеты на оба рейса.
До утра всё было спокойно. Но мы знали, что это спокойствие обманчиво. Фарбер нас так просто из Америки не выпустит. Объявили посадку на Рио. Мы не спешили и из укромного места разглядывали пассажиров, провожающих и прочий люд, толпящийся у стойки. Пассажиров было немного, чуть больше сорока человек. Я заметил, что один из служащих аэропорта внимательно всматривается в проходящих на посадку пассажиров, поминутно заглядывая в какой-то блокнот. Я указал на него Коре.
— Так и должно быть. Всё идёт по плану. Ну, нам пора.
Мы прошли к стойке и предъявили билеты. Хорошо, что ещё не наступили времена, когда пассажиров авиалайнеров станут тщательно досматривать при посадке. Черта лысого я тогда протащил бы своё оружие, включая автомат Калашникова и «Гепарда». Тот, который рассматривал пассажиров, увидев нас, сразу куда-то ушёл. Обернувшись через минуту, я увидел, как на посадку идут ещё шесть человек. Эти явно ждали нас.
У самого трапа мы обогнали группу англичан, и я ещё раз обернулся. Шестёрка стояла в дверях аэровокзала и наблюдала за нами. Они хотели убедиться, что мы действительно сядем в этот самолёт. Я сунул десять долларов водителю автотрапа, и тот понимающе кивнул. Анна поднималась первой. У входа в самолёт она завязла свой каблучок в щель между трапом и фюзеляжем. Сзади подошли англичане. Возникла сумятица, во время которой я, Кора и Анита нырнули вниз и устроились под трапом. Англичане галантно помогли Анне освободить каблучок и войти в самолёт. От аэропорта к трапу бежали шесть гангстеров. Они были последними пассажирами этого самолёта.
Дверь закрылась, и мы на трапе поехали к техническому ангару. В это время на борту «Гастингса» началось движение. Наёмники Фарбера увидели, что кроме Анны никого из нас в самолёте нет. Кто-то из наёмников выглянул в окно и увидел нас, отъезжающих на трапе.
«Гастингс» уже запускал двигатели, когда открылась дверь, и наёмники начали прыгать на бетон прямо из люка. Один выпрыгнул неудачно и остался лежать, остальные пять бросились за нами. Но трап ехал достаточно быстро, и они поняли, что им нас не догнать. Загремели выстрелы. Несколько пуль просвистело совсем рядом. Напуганный водитель обернулся ко мне.
— Сэр! Мы об этом не договаривались.
— Спокойно! — ответил я и извлёк из-под полы «Гепарда».
Наёмники бежали за нами вереницей, один за другим, и целиться не было никакой необходимости. Я просто нажал на спуск. Меньше чем за секунду «Гепард» выплюнул все шестьдесят патронов магазина, и я отбросил его в сторону. Для него у меня уже не было патронов, но в них и не было больше необходимости. Все шестеро гангстеров лежали на бетоне. Один — там, где выпрыгнул из самолёта, ему повезло больше других. Пятеро лежали там, где их настигли пули «Гепарда», по две-три каждого. А «Гастингс» с Анной на борту уже выруливал на взлётную полосу.
Я дал водителю ещё пятьдесят долларов, за испуг, и мы кружным путём вернулись в аэровокзал. Там было полно полиции. Я подошел к одному из служащих
— Что случилось?
— Да гангстеры опять разборку учинили. На этот раз прямо на лётном поле, другого места не нашли. Человек десять подстрелили или больше.
Пока полиция убирала тела, собирала гильзы, дивилась на «Гепарда», бегала в технический ангар, посадку на Париж не объявляли. Наученный мною водитель трапа сказал, что ему приставили к затылку пистолет и заставили ехать. Ещё он сказал, что два бандита уехали на машине в сторону Нью-Йорка. Полиции никак не могло прийти в голову, что участники этой «разборки» находятся в толпе пассажиров «Супер Констеллейшена» и возмущаются задержкой рейса на Париж. А я внимательно всматривался в тех, кто ожидал отправки рейса. Среди возмущающейся и галдящей толпы выделялись трое. Выделялись они своим спокойствием и тем, что непрестанно озирались, словно высматривая кого-то. Мне было ясно, кого они высматривали.
В конце концов, с задержкой почти на час объявили посадку на Париж. Я увидел, что из обнаруженной мною троицы на посадку прошли только двое, и обратил на это внимание Коры. Она, казалось, не услышала меня. Такой я её ещё ни разу не видел. Она была вся напряжена и как бы прислушивалась к чему-то. Я снова повторил свои слова, и лишь тогда она ответила:
— Да-да! Это — серьёзно, они что-то затевают. Но ещё серьёзней другое. Здесь сам Фарбер!
— Ты его видела?
— Нет, но я чувствую его присутствие.
— Плохо дело?
— Хуже некуда. Ему оружие не потребуется.
— То есть, как? Он способен справиться с нами голыми руками?
— Нет, не то. Долго объяснять. Пошли на посадку. Оставаться здесь всё равно нельзя. А с теми, что на борту, мы справимся.
Едва мы прошли за стойку регистрации, как меня охватил жуткий страх. Даже не страх, а ужас. Такой, что я почувствовал, как все волосы встали дыбом, а между лопатками потекли холодные струйки. Колени задрожали, и я чуть не упал. Анита подхватила меня.
— Что с тобой, Рауль? — испугано спросила она.
— Сам не знаю, — ответил я сквозь зубы и закрыл глаза. Мне вдруг показалось, да нет, не показалось, я точно знал, что если я поднимусь на борт самолёта, он тут же взорвётся. Может быть не тут же, но уж на взлёте — наверняка, а над океаном — на все сто пятьдесят процентов. Мерещилось ещё что-то, Время знает что, но не так отчетливо. И некуда мне было девать этот страх, и ничего я не мог с ним поделать. Словно, я был не хроноагентом, а кисейной барышней с чрезмерно гипертрофированным воображением, да ещё и склонной к истерике.
— Зато я знаю, — свистящим шепотом проговорила Кора, — Это — Фарбер. Он пытается задержать нас.
Кора была бледна, она тяжело дышала, на лбу её выступили крупные капли пота. Я понял, что с ней происходит примерно то же самое. Но держалась она лучше меня.
— Держись, Матвей! Ты же хроноагент! Мобилизуйся!
Но мобилизация не получалась. Слишком велика была навалившаяся на меня сила. Никакие напряжения воли не могли заставить меня сделать ни одного шага к самолёту. Наоборот, мне очень хотелось бежать от него и бежать не куда-нибудь, а на автостоянку. Конкретно, к коричневому Паккарду. Поняв моё состояние, Кора приняла решение:
— Уходи, Матвей, я постараюсь прикрыть тебя.
Она остановилась и закрыла глаза. И тут же я почувствовал себя немного легче.
— А ты? Что будет с тобой?
— Ничего страшного. Он не знает, что я здесь в своём теле работаю, и мою Матрицу заблокировать полностью нельзя. А вот тебе здесь оставаться опасно. Уходи!
— А почему с Анитой ничего не происходит?
— А её он всерьёз не принимает, его интересуем только мы с тобой и микроплёнка.
— Тогда отдадим её Аните. Пусть она летит, а мы с тобой останемся.
— Нельзя! Тебе нельзя оставаться. Он отделит твою Матрицу от носителя и уничтожит её: и здесь, и у вас! Уходи! Я не могу долго прикрывать тебя.
— Но ты рискуешь собой!
— Ничуть! Я же родилась в Биофазе и могу многое такое, о чем он и не догадывается. Но тебя я долго блокировать не могу. Уходи, Время тебя побери!
— Прощай, Кора! И спасибо за всё.
— Прощай, Матвей! Прощай, Анита! Храни вас Время! Бегите же!
Мы с Анитой почти бегом устремились к самолёту. На ходу я обернулся и увидел, что Кора пошла по направлению к автостоянке. И тут же давление, которое я ощущал после того, как Кора начала прикрывать меня, упало почти до нуля. А когда мы поднялись на борт самолёта, оно исчезло совсем.
«Как-то Кора сможет устоять против этого Фарбера, если он может так влиять на психику?» — с беспокойством подумал я. Но, наверное, Кора всё-таки знала, что делала и на что шла.
В самолёте было около восьмидесяти пассажиров. Пара, которую я заметил при посадке, сидела в головной части салона. Мы с Анитой расположились ближе к хвосту. Анита села возле иллюминатора, а я — ближе к проходу. Запустили двигатели, и «Супер Констеллейшен» начал выруливать на полосу. Я не спускал глаз с парочки, что сидела впереди. Но они вели себя спокойно.
Самолёт взлетел и набрал заданную высоту. Стюардессы прошли по салону, проверили всё ли в порядке и ушли готовить к раздаче «Кока-колу» и спиртное. В этот момент двое, за которыми я наблюдал, поднялись со своих мест. Один быстро прошел в пилотскую кабину, а другой встал в голове салона и достал из-под плаща автомат Томпсона.
— Спокойно, господа! Всем оставаться на своих местах! Если никто не будет дёргаться, всё пройдёт спокойно, и ничего особенного не случится. Самолёт приземлится в Галифаксе, где мы выведем одного пассажира. Потом вы полетите дальше в Париж.
Я потянулся за «Писмейкером» и тут же почувствовал, как в бок мне упёрся ствол пистолета.
— Спокойно, испанец! Сиди и не рыпайся!
Сидевший через проход от меня полный бизнесмен смотрел недобрым взглядом и усмехался.
— Вам нужна микроплёнка? — спросил я.
— Не только. Нам приказано доставить так же и тебя. Но если ты будешь дёргаться, нам разрешено не брать тебя живым. Понял? И вы, мисс, не делайте резких движений. Я могу испугаться и выстрелить.
Он снова усмехнулся, а я ответил ему улыбкой. Этот тип думал, что их дело уже в шляпе. Я посмотрел на Аниту и опять улыбнулся. Девушка смотрела на меня испугано и обречено. Она тоже решила, что мы окончательно проиграли. Ну что ж, посмотрим. Матвей Кривонос ещё не сказал последнего слова.
Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и сосредоточился. Секунд через пятнадцать своего субъективного времени, которое значительно ускорилось, я быстрым движением распрямил лежавший на спусковом крючке палец, взял Кольт за ствол, выдернул его из неподвижной руки и стукнул «пожилого бизнесмена» рукояткой по лбу. У того, что стоял в голове салона с автоматом, была неплохая реакция. Он успел заметить неладное и направил в мою сторону ствол автомата, перед тем, как получил пулю из «Писмейкера».
Я снова закрыл глаза и сделал несколько вдохов. После этого я встал и прошел к пилотской кабине, перешагнув через два неподвижных тела. Проходя мимо буфетной, я забрал с подноса у онемевших от страха стюардесс рюмку коньяка и выпил её залпом.
В дверях пилотской кабины стоял гангстер и держал пилотов под прицелом пистолета. В рёве моторов он вряд ли слышал выстрел «Писмейкера», шум падения тела и мои шаги. Но что-то заставило его обернуться. Наверное, интуиция. Взгляд, которым он скользнул по мне был какой-то стеклянный и отрешенный.
— Ещё шаг, и я убью их! — крикнул он.
— Ты что, самоубийца? — поинтересовался я и приказал, — Брось ствол!
Четыре выстрела прозвучали почти залпом. Стрелял этот отморозок быстро и точно. Два выстрела из его «Кольта» уложили наповал обоих пилотов, третий ранил в руку штурмана. Четвёртый выстрел, уже из «Писмейкера», разнёс ему вдребезги затылок.
— Он убил пилотов! Он убил пилотов! — в панике заорал борттехник.
— Кретин! — орал на меня раненный штурман, — Какого черта ты вмешался? Мы же взяли курс на Галифакс!
— А теперь бери на Париж, — спокойно ответил я, пряча пистолет, — Если тебя перевяжут, сможешь задать новый курс?
— Я-то смогу. А кто самолёт поведёт? Кто его посадит? Ты, что ли?
— Придётся мне, если больше некому, — ответил я и, подойдя к пилотскому креслу, сказал борттехнику, — Помоги освободить место. А ты, — я обратился к радисту, — приведи сюда девушку из двенадцатого ряда. Она в сарафане из коричневой кожи.
— А ты, что, справишься с машиной? — спросил меня борттехник, когда мы с ним оттащили в сторону мёртвого пилота.
— Как-нибудь справлюсь, — ответил я, усаживаясь в кресло пилота.
— Как-нибудь не надо, это — не Форд. Здесь надо наверняка, — процедил сквозь зубы штурман.
— Могу и наверняка. Если у тебя есть выбор, и я тебя не устраиваю, то могу уйти. А если нет, то лучше займись расчетом нового курса. Сейчас придёт моя подруга и тебя перевяжет, а пока не тяни время. А то улетим, черт знает куда, и горючего до Парижа не хватит.
Дверь пилотской кабины открылась, но вместо Аниты вошел плотный мужчина с пистолетом в руке. Я успел вспотеть (четвёртый, Время побери!) прежде, чем он скомандовал:
— Бросай оружие! Руки за голову! Я — сержант Сивер, ФБР! Бросай оружие, я сказал! Стрелять буду!
— Спрячь пистолет, сержант! — ответил я как можно миролюбивее, — Спрячь, если не хочешь грохнуться в океан. Где ты был, когда я с гангстерами разбирался?
— Кто такой?
— Бывший лейтенант Рауль Солано, бывшего спецподразделения «Омега» А в настоящий момент — пилот этого самолёта. И если ты хочешь, чтобы все пассажиры утонули в океане, а не прилетели в Париж, стреляй.
Сержант, поколебавшись, спрятал Кольт за пояс, закурил и уже спокойным тоном сказал:
— Извини, приятель, — он похлопал меня по плечу, — Здорово ты их! Я даже не понял толком, как ты это сделал.
— «Омега» есть «Омега», — скромно ответил я, — Чему-то нас научили. Можно попросить тебя об одной услуге, сержант?
— Для тебя, лейтенант, что угодно.
— Тогда подготовь рапорт, что бандитов обезвредил ты, а я только взял управление самолётом. Понимаешь, в Европе «Омега» пользуется дурной славой, и мне не улыбается объясняться там с НКГБ. У меня в Париже срочное дело.
— О'кей, Рауль! — усмехнулся Сивер.
В этот момент подошла Анита. Она всё быстро поняла и перевязала штурмана. Тот через несколько минут выдал мне новый курс, я его отработал и включил автопилот. Радист передал на землю о случившемся. Причем, по нашей просьбе он изложил мою версию происшедшего, не упоминая о моей принадлежности к «Омеге». Я прошел к Аните.
— Рауль, — спросила она, — а ты действительно сможешь вести самолёт и посадить его в Париже?
Я чмокнул её в щечку, улыбнулся, откинулся в кресле, закрыл глаза и тут же услышал Магистра:
— Матвей, придётся нам повременить с твоим возвращением. Вряд ли Солано сумеет посадить самолёт.
— Да уж, пожалуй, — согласился я, — Как там с Корой?
— Всё нормально. Ей пришлось нелегко, но она справилась и, как я понял, тоже собирается домой.
— Вы там, в Париже, с моим возвращением тоже не затягивайте
Я вздохнул, встал и ещё раз поцеловал Аниту.
— Справлюсь, будь спокойна.
Впереди был долгий, десятичасовой полёт до Парижа.