Ранним утром 11 января Маринеско покинул порт Ханко. Ледокольный буксир пробил для него фарватер, и подводная лодка «С-13» вновь вышла на тропу войны. В составе экипажа был один из лучших штурманов флота — 24-летний капитан-лейтенант Николай Редкобородов из Ленинграда. На лодку были погружены 12 торпед и 120 снарядов для 100-миллиметрового орудия, большое количество продовольственных запасов, рассчитанных на длительный поход. Нам неизвестно, о чем думал Маринеско, выходя в море, но можно с уверенностью предположить, что он был настроен вернуться только с победой. Отрешившись от всего, он должен был смыть с себя позор, который навлек на себя совершенным в Турку проступком. Команда также надеялась на успех, чтобы «закрыть» историю с акцией, граничившей с мятежом. «С-13» шла в Балтийском море на юго-запад, следуя противолодочным зигзагом. Это был слаженный коллектив, командир которого страстно желал спасительного триумфа.

Но ни один корабль не попадался на его пути, ни одна из желанных и необходимых целей. Когда «С-13» через девять дней всплыла южнее Готланда, чтобы зарядить аккумуляторные батареи и доложить на базу, Маринеско смог сообщить только о своем местонахождении, курсе, наличии топлива и погоде. Он очень редко выходил на связь со штабом, так как каждый раз его охватывало беспокойство при выбросе радиоантенны. Он боялся, что его запеленгуют немецкие радиометрические станции, расположенные вдоль побережья. По его мнению, главная причина больших потерь среди подводных лодок заключалась в небрежном и перенасыщенном радиообмене подобно тому, как это случилось со многими немецкими подводными лодками к началу морских боев в Атлантике.

Поэтому сложная, но малоустойчивая к помехам радиостанция подводной лодки «С-13» использовалась крайне редко, что позволяло старшине группы радистов Михаилу Колодникову уделять достаточно много времени контролю за продовольствием. В этот раз, однако, аппарат нужно было включить на прием: на обычное подтверждение последовал длинный ответ, который Ефременков расшифровал и передал Маринеско. В нем говорилось: «От штаба Балтийского флота всем подводным лодкам. Наступление Красной армии в направлении главного удара на Данциг проходит успешно и, по всей видимости, вынудит противника провести эвакуацию из Кенигсберга. Ожидаем резкого увеличения количества судов противника в районе Данцигской бухты».

Это были радостные известия, но «С-13» все еще не могла найти долгожданную цель. Лодка продолжала' монотонное патрулирование: днем шла под водой, а ночью всплывала, чтобы зарядить батареи и проветрить отсеки, спертым воздухом которых дышали сорок шесть моряков «стальной сигары».

Затем поступил приказ присоединиться к «волчьей стае», (маневр немецких подводников с успехом применявшийся во время Второй мировой войны. — Ю.Л.) сгруппировавшейся в районе Мемеля, старинного портового и ганзейского (входившего некогда в Ганзейский союз — путь по воде «из варягов в греки». — Ю.Л.) города, который, находясь в окружении, продолжала упорно защищать 4-я армия генерала Хосбаха. На город наступал 1-й Прибалтийский фронт генерала Баграмяна. Подводным лодкам было приказано топить все корабли, доставлявшие подкрепление или эвакуировавшие солдат Хосбаха.

Утром 26 января, с восходом солнца, в нескольких километрах от порта «С-13» присоединилась к двум другим лодкам: «Щ-310» и «Щ-307». Маринеско получил четкий маршрут патрулирования береговой зоны длиной десять километров. «Щ-307» («Треска») под командованием капитан-лейтенанта Калинина занимала позицию на северо-востоке. «Треска» считалась одной из самых удачливых советских подводных лодок: в 1941 году она потопила немецкую ПЛ «У-144» и позднее еще три корабля, каждый водоизмещением 3000 тонн. Лодка уцелела в войну, ее рубка находится в Кронштадте, в школе подводного плавания, и стала памятником всем подводникам (сейчас она стоит на Поклонной горе в Москве. — Ю.Л.)

«Щ-310» («Белуга») притаилась в северной точке района патрулирования. Командовал ею капитан 3-го ранга С. Богорад, опытный подводник, гордившийся тем, что в прошлом ноябре, патрулируя восточную часть Балтийского моря, потопил четыре корабля, в том числе одно судно водоизмещением почти 5000 тонн. «Щ-310» была первой лодкой, которой удалось вырваться из Финского залива в Балтийское море.

Можно ли было принимать за чистую монету это утверждение? Вопрос спорный, так как советское Верховное командование всю войну сознательно завышало количество уничтоженных целей. Для введения противника в заблуждение и его деморализации такая тактика в военное время абсолютно оправдана, но обычно после окончания военных действий истинные цифры становятся известными. ВВС Великобритании, к примеру, представили реальные данные о количестве немецких самолетов, сбитых над Англией. В Советском Союзе до сих пор не решаются это сделать и упорно настаивают на фантастических цифрах военной поры — частично, возможно, стремясь избежать упреков в том, что русский военно-морской флот ничего не сделал для спасения англо-американских конвоев, которые везли снабжение для Красной армии и понесли огромные потери по пути в Мурманск.

Наглядным примером является линкор «Тирпиц». Русские по-прежнему утверждают, что «Тирпиц» был поражен в июле 1942 года в Баренцевом море двумя торпедами подводной лодки «К-21». Немецкие источники, напротив, заявляют, что линкор не был поврежден и никто вообще не видел следа торпед. А это что-то значит, ведь советские подводные лодки были вынуждены нырять сразу после того, как выпускали ракеты, поскольку отчетливо видимые следы пузырей выдавали их местонахождение. Неудивительно, что люди, которые обнародовали выдуманные и преувеличенные данные, упорно отказывались поверить Маринеско, когда он добился самого большого успеха в истории советского военно-морского флота.

Подводные лодки, патрулировавшие район Мемеля в последние дни января, бездействовали. Когда Маринеско ранним утром 30 января получил радиограмму о том, что Советская армия заняла порт и сломила сопротивление врага, ему стало ясно — здесь ждать больше нечего.

Он собрал своих офицеров для обсуждения ситуации. На «С-13» было еще достаточно топлива, продовольствия на несколько недель и полный боезапас торпед. Что им оставалось делать? Было очевидно, что Данцигская бухта должна превратиться в эпицентр немецких транспортных морских операций. Эта хорошо защищенная акватория, с многочисленными маленькими прибрежными гаванями и большими портами Готенхафен и Пиллау, давала немецким беженцам и судам конвоев, казалось, надежное убежище. Поэтому Маринеско решил покинуть назначенный ему район патрулирования и отправиться в «охотничьи угодья», которые (в этом он был уверен) обещали хорошую добычу. Он правильно оценил обстановку. К сожалению, он не удосужился сообщить о своих планах командованию. Советское военно-морское командование в Кронштадте не имело понятия, где находился Маринеско и что он замыслил, когда «С-13» взяла курс в район севернее полуострова Хель — узкий перешеек в северо-восточной оконечности Данцигской бухты.