Посещение храма Святого Иринея и беседа с духовным лидером общества «Православный поход» произвели на Константина неизгладимое впечатление. Он не пытался задумываться над истинными целями братства, его уставом и структурой, потому что это нисколько его не интересовало. Его волновало другое.

На протяжении нескольких столетий страшная тайна окутывала историю происхождения и исчезновения чудотворной иконы Софийской Божией Матери. Простой с виду кусок деревянной доски с нанесенным на него незатейливым по сюжету и технике рисунком притягивал к себе внимание сил добра и зла, был причиной многих смертей, странных болезней и еще более необъяснимых чудес.

Какой силой обладала эта икона, если враги России охотились за ней, как за секретным оружием массового поражения? Неужели икона являлась тем самым «абсолютным оружием», тайной которого обладали древние, тайной, утраченной со временем?

Константин решил, что этот секрет, вероятно, утерян с умыслом, чтобы человечество не сморозило какой‑нибудь глупости вроде очередной мировой войны, которая станет концом света.

Направляясь по адресу, указанному ему Старцем, Рокотов не знал, о чем будет говорить. На всякий случай решил, что станет придерживаться прежней тактики; говорить правду, избегая деталей и частностей.

Безумный собиратель древностей, художник Ширяев, обитал на Пятницкой улице, за зданием Альфа–банка. Константин хорошо знал это место. Несколько лет назад, под Новый год, он оказался в бывшей котельной, переоборудованной в мастерскую.

Константин был весел, но не слишком пьян, чтобы потерять сознание. Он помнил, что посиделки у художника удались на славу: много пели, много пили, танцевали. Гости разошлись под утро, довольные друг другом. Жаль, самого художника Константин так и не встретил. Подчиняясь внезапному повелению свыше, Ширяев укатил в Крым, где недавно приобрел домик с садом.

Константин сразу догадался, что странный коллекционер, которого Старец считал безумцем, и был тем самым художником Ширяевым. Старец сказал, что художник пьет уже несколько недель и безвылазно сидит в мастерской. Поразмыслив, Рокотов решил не брать машину, а поехать на метро. Неизвестно, сколько времени придется провести у художника.

Миновав здание банка, Константин приблизился к белому двухэтажному строению в глубине двора и нажал кнопку звонка. Ждать пришлось недолго. Дверь стремительно распахнулась, и на пороге появился художник. Одного взгляда на его всклокоченные волосы, спутавшуюся бороду и трясущиеся руки было достаточно, чтобы понять: Ширяев в запое и выходить из него не собирается.

Под глазами художника красовались огромные синяки, нос был разбит и заклеен грязной полоской лейкопластыря. Вдобавок Ширяев еще и прихрамывал.

Принес?! — сипло выдохнул он, обдав Константина застарелым перегаром.

Взгляд Ширяева был устремлен на руки Константина. Увидев, что в. них ничего нет, художник разочарованно вздохнул и привалился к косяку. Рокотов понял, что у него есть блестящая возможность быстро установить контакт с Ширяевым. Приболевший художник явно ждал гонца из магазина, но тот пропал.

Извини, старик, — вежливо сказал Константин, — забыл самое важное. Ты подожди минут пять, я быстро обернусь.

Рокотов направился в ближайший магазин. Здесь он приобрел литровую бутылку водки и кое–какую закуску. Константин хорошо знал запойных. Те закусывают мало, в основном налегая на спиртное.

Когда Константин вернулся в мастерскую, несчастный «больной» стоял на пороге, с нетерпением поджидая гостя. Увидев в его руках водку, Ширяев гулко сглотнул, глаза его наполнились влагой, и он протянул руки навстречу водке. Константин вручил «лекарство» художнику и прошел в мастерскую, не забыв тщательно запереть за собой дверь.

Мастерская состояла из крохотного подвальчика, где художник хранил эскизы, краски и незаконченные работы, довольно большого помещения на первом этаже и чердака, переделанного в спальню. Пока Константин осматривался, вспоминая свой первый визит, Ширяев моментально накрыл стол. Это заняло у него ровно минуту.

Садись, мил человек, — в буквальном смысле прохрипел Ширяев. Дрожащими от нетерпения руками он ловко разлил водку, при этом не пролив ни капли. — Чувствуй себя как дома. Давай‑ка, по первой!

Константин не заставил себя уговаривать. Они с Ширяевым чокнулись и выпили.

С посудой у хозяина был явный напряг: Ширяев пил из большого граненого стакана, а гостю он предложил чайную чашку с отбитой ручкой. Константин закусил огурчиком и осмотрелся. В мастерской все носило следы запустения и пьянства. Большую часть квартиры занимали многочисленные бутылки из‑под спиртного. Причем можно было довольно точно определить уровень падения. Вначале шли дорогие марки коньяка, виски, чилийские сорта вин, потом вина, коньяки стали поскромнее, позднее главенствующее место заняли водочные бутылки известных марок, наконец, пришло время, когда дела стали совсем плохи и пошли в ход бутылки неизвестных названий… было ясно, что художник давно уже не работает.

Каким ветром тебя ко мне занесло, мил человек? — Ширяев хрустел огурцом, и соленый сок стекал по его нечесаной бороде. — Мы с тобой знакомы или нет?

Можно сказать, что нет. — Константин решил не рассказывать о том, что он здесь уже бывал. — Меня направили к вам из храма Святого Иринея.

Ширяев вздрогнул и бросил на Константина трезвый и острый взгляд.

Детектив понял, что Ширяев не так пьян, как кажется. В чем же дело? Присмотревшись, Константин отметил трясущиеся руки и мертвецки бледное лицо Ширяева.

Ширяев был до смерти перепуган. А водкой старался приглушить страх. Но водка не очень‑то помогала.

Что понадобилось от меня святой братии? Снова требуется моя консультация по реставрационной части? — С деланно безразличным видом, Ширяев погрузил пальцы в открытую банку шпрот.

Константин наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Художник опрокинул еще стакан водки, не приглашая гостя, и бросил в рот рыбку. Прожевав, промолвил: — Ничем не могу помочь. Сам видишь — болею я. Творческий кризис… Но за водку спасибо. Я тебе деньги отдам…

Мне не надо ваших денег, — бесцеремонно оборвал Константин Ширяева. Он понял, что надо торопиться, пока художник не напился до потери сознания. — И к братии я не имею никакого отношения. Я по поводу одной иконы.

Ширяев собрался было выпить, но при слове «икона» уронил стакан на пол. Водка разлилась, стакан закатился под стол. Художник и не подумал наклониться и достать его. Он сидел с выпученными глазами и тупо смотрел на Константина.

Не знаю! — отрывисто выкрикнул Ширяев и судорожно попытался расстегнуть ворот рубашки. — Ничего не знаю! Ни про какие иконы не ведаю! Если тебя прислали эти, которые уже были, то скажи, что ничего не знаю! Оставьте меня в покое!

Успокойтесь, Ширяев, — примирительно сказал Константин. — Вы даже не знаете, в чем дело» Икона Софийской Божией Матери…

Вот, вот! — крикнул художник и вскочил. — Все вы так начинаете! Тихо так, мирно… А потом начинаете пальцы ломать!

Я не собираюсь ломать вам пальцы, — попытался унять художника Константин, — Я президент детективного агентства «Барс». Я выполняю работы для вдовы антиквара Ангулеса.

А документик у тебя имеется? — с подозрением спросил Ширяев.

Посмотрев на удостоверение Константина, Ширяев пожал плечами, но успокоился.

Ладно, не злись, — просительно произнес он. — Раз ты знаком с братией из «Православного похода», да еще и с Людмилой, невинной душой, — значит, ты мне не враг. Но все равно я тебе ничего не скажу!

А есть что сказать? — с невинным видом поинтересовался Константин.

А то как же! — хвастливо заявил художник.

Водка хорошо подействовала на него. Он расслабился, на лице его появился румянец, движения стали плавными.

У меня есть кое‑что, имеющее отношение к иконе. Причем самое прямое.

И что же это такое?

Так я тебе и сказал! — Раскрасневшийся Ширяев поводил пальцем перед носом Константина. — Не дождешься!

Раз так, тогда давай выпьем и забудем про иконы, — предложил Константин.

Он поднял с пола стакан Ширяева, налил ему и себе. Они выпили молча.

Ширяев не отводил от Константина взгляд, в котором мелькнула подозрительность, но только на миг, сменившись тоской и растерянностью.

Честно говоря, я и сам не знаю, что это такое, — признался Ширяев Константину. — Только известно мне, что вещица эта имеет огромную ценность. Это что‑то вроде ключа от рая. Или от ада? Никому это не ведано. Смотря кто и с какими намерениями этой вещицей решит воспользоваться.

А на что эта вещица похожа? — продолжал допытываться Константин.

Ширяев замолк. Прикурив с третьей попытки, он уставился в переполненную пепельницу.

Черт его знает, на что она похожа, — наконец признался он. — В общем‑то ни на что…

Внезапно Ширяев воспылал к Константину братскими чувствами. Он хлопнул его по коленке, нагнулся ближе к уху и прошептал:

— Предки мои служили хоругвеносцами еще в дружине святого князя Александра Невского. То‑то! И за подвиги свои были удостоены чести охранять икону от злых помыслов. Сам знаешь, слабы люди, кругом одни предатели… — Он сделал паузу, пытаясь изо всех сил удержать мысль. — В ту страшную ночь, когда от рук убийц–иезуитов погибли православные служители, в храме, где икона стояла, моему предку, Матвею Ширяеву, удалось икону сохранить.

Это каким же образом? — рассказ художника захватил Константина. — Он ее где‑то спрятал?

Художник презрительно улыбнулся и покачал головой. Наконец‑то хмель на время покинул его. Совсем трезво он с гордостью продолжил:

— Одно скажу: Матвей Ширяев был великий иконописец. Его рукой водил сам Господь. Что уж он сотворил — мне то неведомо. И никому не ведомо. Факт в том, что из поколения в поколение в нашей семье передается по наследству реликвия, которая поможет разгадать тайну чудотворной иконы Софийской Божией Матери, — он помолчал немного, словно окунувшись в воспоминания.

Константин, не желая нарушить доверительность общения, молча ожидал продолжения его откровений.

Ширяев взял бутылку:

— Давай‑ка, христианин, выпьем за настоящих русских мастеров, которые не продадут душу дьяволу, потому что давно вверили ее Господу.

Они с Константином молча выпили, и Ширяев произнес со значением:

— Реликвию эту никто не найдет. Даже те, кто до тебя приходили и мне пальцы крутили… — Ширяев вздрогнул, вспомнив страшное, и перекрестился. — Я ее определил под надежную охрану домового, моего мирного незримого покровителя.

Константин не понял смысл сказанного, но постарался запомнить.

Хороший ты парень. — Ширяев прищурился, разглядывая Константина сквозь клубы табачного дыма. — Вдове Ангулеса помогаешь. Ангулес — наш, творческий человек и русский патриот, хоть и фамилия у него чудная… Вот что: приходи‑ка ты часика этак через два. Может быть, я тебе кое‑что и покажу, так и быть. А сейчас мне подумать надо.

Поняв, что разговор пока закончен, Константин встал и посмотрел на часы. Ширяев следил за ним с усмешкой.

Заходи, не бойся, — добавил он. — Я гостей не жду. А тебе всегда рад. И водки еще принеси, будь друг.

Вернувшись через пару часов, нагруженный пакетами с водкой и пивом, Константин обнаружил не то, что ожидал. Он был готов к тому, что художник упьется в дым. Константин был готов ждать, пока тот проспится и опохмелится. Но застать такое…

Дверь оказалась открыта. Осторожно, стараясь не звякнуть стеклом, Константин положил пакеты у входа, достал из кармана пистолет. И медленно прошел в мастерскую.

Там царил страшный разгром. Картины сорваны со стен, книги сброшены с полок, осколки бутылок и посуды хрустели под ногами. Не осталось ни одного предмета, который бы не был разбит, разорван или еще как‑то поврежден. Кто‑то что‑то искал, явно в спешке.

А где же хозяин?

Через весь пол, в сторону лестницы, круто спускавшейся в подвал, тянулся кровавый след.

До уха Константина донесся слабый булькающий звук. Звук шел из подвала. Сжимая пистолет, Константин осторожно приблизился. Поколебавшись, стал осторожно спускаться. Ступеньки отчаянно скрипели, и каждый скрип болью отзывался в голове Константина.

То, что он увидел внизу, ужаснуло его, человека, привыкшего видеть смерть в самых разных обличьях.

Несчастный Ширяев, зверски избитый, в одежде, пропитанной кровью, со связанными руками и ногами, склонился над верстаком. Здесь он обычно работал, когда занимался деревянной скульптурой. Но сейчас вместо дубового чурбака в тиски была зажата голова самого художника. Глаза Ширяева мучительно расширились и неподвижно смотрели в серый потолок. Рот приоткрыт, из него торчал полуоткушенный язык.

На ходу засовывая пистолет в карман, Константин бросился к Ширяеву. Двумя резкими поворотами рукоятки винта он раздвинул губки тисков, и тело художника соскользнуло на пол. Застоявшаяся кровь прилила к голове и выплеснулась через уши и рот. Константин понял, что Ширяев мертв.

Больше здесь делать нечего. Надо уносить ноги, пока не поздно.

Константин взбежал по лестнице и снова очутился в мастерской. Мысли смерчем носились в его голове. Он постарался успокоиться. И вспомнил слова Ширяева: «Я ее определил под надежную охрану домового, моего мирного незримого покровителя…»

«Домовой»? Константин заметался по мастерской.

Если Ширяев говорил о фигурке домового или рисунке домового, то Константин опоздал. Ничего подобного он не нашел. Но что‑то подсказывало, что «домовой» не покидал хозяина дома.

Константин остановился в центре комнаты. Его взгляд упал на книги, кучей сваленные на полу.

Пушкин, Пушкин, Пушкин… Один только Пушкин! Вероятно, Ширяев был большим поклонником поэта.

Интуиция и здесь не подвела Константина. Он вспомнил, что во время распития водки Ширяев держал руку на книге, лежавшей на столе, словно не хотел с ней расставаться. Это был толстый старый том…

После недолгих поисков книга нашлась в груде прочих. Константин положил ее на стол и лихорадочными движениями открыл оглавление. Надо торопиться. А вдруг неизвестные вернутся, чтобы еще раз обшарить помещение?

Так и есть! Вот оно! Стихотворение, посвященное «Домовому». Константен вспомнил, как в детстве дед читал ему:

Мгновенно пролистав книгу, Рокотов не нашел ничего между страниц. Тогда он поднял книгу и ощутил ее изрядный вес. Так не мог весить бумажный том с простой картонной обложкой. А если… Не отдавая себе отчета в том, что делает, Константин рванул на себя обложку. Показался угол чего‑то темного. Детектив потянул на себя, и в его руках оказалась тяжелая металлическая пластина, потемневшая от времени, с прозеленью. В пластине проделаны аккуратные прямоугольные отверстия. Есть!

Заслышав во дворе скрежет автомобильных тормозов, Константин сунул пластину за брючный ремень и бросился к лестнице, ведущей на чердак. Ему было знакомо это место. Тогда, под Новый год, он уединился здесь с одной весьма симпатичной особой…

Оказавшись на чердаке, Константин подбежал к окну, вышиб раму ногой и кубарем скатился по шатровой крыше, свалившись во двор детского сада, чья стена вплотную примыкала к стене домика Ширяева, на кучу песка, приготовленного для песочниц. Это смягчило падение.

При появлении Константина малыши, гулявшие во дворе, радостно закричали, а воспитательница испуганно взвизгнула. Не обращая на них внимания, Константин пересек двор и оказался на улице. Еще через несколько секунд такси уносило его прочь от мастерской погибшего, но не выдавшего свою тайну художника Ширяева.

Получив недостающее звено, Константин еще на шаг приблизился к разгадке тайны документов, хранившихся в черной папке с серебряным крестом. Казалось, именно сейчас, немедленно, надо мчаться к Людмиле. Вместе они сумеют прочитать зашифрованный текст рукописи.

Поразмыслив, Рокотов решил не торопить события. На эту мысль его натолкнуло одно простое предположение. Дело в том, что третий день подряд Людмила настаивала, чтобы он помог ей проникнуть в собственный дом, где убит ее муж. Людмила желала убедиться, что остались в неприкосновенности предметы, хранившиеся в домашнем сейфе. На предложение Константина доверить это дело ему лично, Людмила ответила, что он не сумеет справиться с замком, который могли открыть только Грегор и она сама.

Вероятно, в этом сейфе могло оказаться нечто, полностью раскрывающее тайну иконы. И тогда не придется мучиться с рукописью и заниматься поисками пропавшей карты.

Раздумывая, где бы оставить металлическую пластину, Константин пришел к простому выводу: ее надо спрятать там, где и без того много всякого металла. Он навестил собственный гараж и оставил пластину на полке, среди прочих железяк. А сам отправился к Людмиле, на квартиру тети Саломеи.

Как‑то очень просто вы согласились съездить ко мне домой! — с недоверием воскликнула Людмила. — До этого активно сопротивлялись, говорили, что это опасно. Неужели опасность миновала?

Опасность по–прежнему велика, — сказал Константин. — Но нам придется пойти на риск.

А вы не боитесь, что я могу при этом пострадать? — спросила женщина, глядя прямо в глаза Константину.

Я буду вас охранять, — просто ответил тот. — Это моя работа.

Неужели вы делаете это только из‑за денег? — тихо поинтересовалась Людмила.

Константину не понравилось, что разговор начал принимать такую форму: ему всегда претили разговоры о деньгах, когда речь шла о чести, достоинстве, профессионализме.

Ну, вы же сами говорили, что вам необходимо забрать документы, — спокойно пояснил Константин, — подтверждающие права наследования, да еще номера каких‑то счетов. Да и вообще проверить, все ли на месте. А вдруг мы найдем там дополнительные ключи к разгадке тайны иконы?

Все на месте, я уверена, — отмахнулась Людмила. Она вздохнула и произнесла, глядя мимо Константина: — Ладно уж, поехали. Надо дать вам шанс отработать гонорар.

Дом Ангулесов, после того как милиция провела там следственные мероприятия и убрала тела, был опечатан и находился под охраной. Обо всем позаботилась адвокатская контора «Падрезник и Крель», которые верой и правдой, как злые собаки, охраняли вверенное их заботам богатое имущество. Адвокаты–компаньоны постарались на славу: ни один предмет не исчез из дома Ангулесов. Адвокаты тщательно берегли свою репутацию. К тому же Ангулес заплатил им за несколько лет вперед, предчувствуя, вероятно, беду.

Добравшись до дома, Константин спрятал машину в придорожных кустах. Людмила показала, как можно проникнуть на участок, миновав ворота. В высоком решетчатом металлическом заборе была проделана специальная лазейка. Надо в определенном месте поднять решетку — и вы рядом с домом.

Двое охранников — молодой и пожилой — пили чай на кухне. Согласно расписанию, составленному для них суровыми адвокатами, один из них каждый час совершал обход дома снаружи, а другой — внутри. Судя по всему, они уже закончили обход и наслаждались мирной беседой. Людмила и Константин видели, как они склонились над столом.

Кроссворд решают, даю руку на отсечение, — прошептал Константин.

Вот и хорошо, — так же шепотом ответила Людмила. — Значит, мы сможем незаметно пробраться в дом. Ступайте за мной. — Она решительно двинулась вперед.

Подчиняясь Людмиле, Константин пошел по узенькой асфальтовой дорожке, что вилась вокруг дома.

И что? — шепотом спросил Константин.

Именно здесь мы прячем ключи от подвала, — так же тихо сообщила Людмила. — Только вот найду ли я их в темноте? У вас есть фонарик?

Есть. — Константин достал из нагрудного кармашка куртки крохотный фонарик размером с карандаш.

Фонарик дал неожиданно мощный луч света. Людмила опустилась на колени и пошарила под стеной.

Ага, нашла! — радостно сказала она.

Константин помог ей встать. Даже в темноте он заметил, что она покраснела, когда он ненароком прикоснулся к ее вздымавшейся груди.

Вот они. Сейчас открою. — Людмила привычно вставила ключ в замок.

Хозяйство в доме Ангулесов было поставлено хорошо. Двери подвала даже не скрипнули, хотя их открывали, вероятно, довольно давно.

Подсвечивайте мне фонариком, — шепотом приказала Людмила. — Здесь полно всякого барахла. Собиралась выбросить, да руки не доходили…

Константин споткнулся и едва не упал.

Да тише вы! — Людмила разозлилась. — Ввязались в это дело — ведите себя тихо. Не хватало еще, чтобы меня и вас упекли за решетку. Пойдемте к сейфу.

А где он?

В общем‑то, он везде.

Как это — «везде»? — не понял Константин.

Весь наш дом — это огромный сейф, на ходу объясняла Людмила, пробираясь между старыми

креслами, деревянными полками, плетеными корзинами. — Я вам все объясню.

Долго идти?

Устали? — В голосе Людмилы звучала ирония. — Не волнуйтесь, уже пришли. Отодвиньте вот этот шкаф.

Тяжелый… Отойдите, я попробую его сдвинуть.

В темноте подвала раздался смешок Людмилы:

— Все гораздо проще. Шкаф установлен на вращающемся диске. Видите этот выступ? Нажмите на него.

Константин подчинился. Шкаф действительно подался очень легко и отъехал в сторону, открыв глазам Константина и Людмилы глухую кирпичную стену. Константин недоуменно оглянулся.

А теперь я покажу вам фокус.

С этими словами Людмила рукавом куртки потерла кирпич, обнажив вмурованное в него круглое стеклышко. Затем приложила к стеклышку большой палец правой руки. Где‑то загудел мощный двигатель, и на глазах изумленного Рокотова изрядный кусок кирпичной стены плавно опустился вниз. Глазам Константина предстала металлическая дверь.

Ну, как вам это нравится? — не скрывая гордости, поинтересовалась Людмила. — Мое изобретение. Делали мастера из Голландии. Как вы себя чувствуете, глядя на это чудо?

Как Буратино перед картиной с нарисованным очагом, — пробормотал Константин.

Чудеса продолжались. Людмила подошла к металлической двери, нажала на незаметную кнопочку, и из двери, на уровне ее глаз, показались две трубочки с резиновыми кольцами, похожими на окуляры микроскопа. Людмила приблизила глаза к трубочкам и замерла. За дверью загудел мощный механизм.

«Сканирование радужной оболочки глаза», — догадался Константин.

Раздался звук, словно паровоз выпустил пар. Защита была снята. Людмила попыталась толкнуть дверь плечом. Дверь не поддалась.

Да помогите же! — рассердилась вдова. — Что вы стоите?

Константин опомнился и бросился на помощь.

Тяжелая дверь медленно повернулась, и глазам Константина открылось дивное зрелище.

Сравнительно небольшое помещение, хитроумно замаскированное в подвале, до самого потолка было забито ящиками и коробками. Вдоль стены выстроились стеллажи, на которых громоздились сотни картин: в рамах или свернутые в аккуратные рулоны. Помещение освещали галогеновые лампы, излучавшие мягкий свет. Здесь прохладно, но сухо.

Автономная система кондиционирования, — пояснила Людмила, проходя в комнату–сейф.

Она пропустила Константина, и двери автоматически закрылись. Раздался шорох, и Рокотов понял, что кирпичная стена вернулась на место, а шкаф занял свое прежнее положение. Теперь никто не смог бы догадаться, что в дом вернулась его хозяйка.

Для хранящихся здесь бесценных сокровищ это жизненно необходимо.

Так уж и бесценных? — усомнился Константин, озираясь. — Да, это живопись, картины, но,..

Вы, Константин, замечательный мастер сыска, вздохнула Людмила, — но ничего не смыслите в искусстве. Вот, взгляните.

Она указала на картину в роскошной багетовой раме. На картине был изображен старец в красной мантии, устало опустивший на колени книгу, из которой торчало множество закладок.

«Отдых сеньора Спарини», — с почтением произнесла Людмила. — Портрет кисти Тициана.

Вероятно, очень ценная вещь? — предположил Константин.

Людмила негодующе фыркнула.

Еще бы! Ее стоимость такова, что можно приобрести все дома в нашем элитном поселке со всем содержимым, включая личные сбережения местных богатеев. Аукционная стоимость картины составляет около восьмидесяти миллионов долларов.

Константин на секунду потерял дар речи. Он зажмурился и представил, сколько же может в сумме стоит все, что здесь находится. В его голове не укладывались такие громадные суммы.

Теперь вы поняли, что я не такая уж бедная вдова? — донесся до его ушей голос женщины.

Константин кивнул. Он как‑то по–особому смотрел на Людмилу. Ему показалось, что она отдаляется от него, их разделяет пропасть, преодолеть которую непросто. Из богатой вдовы Людмила стремительно превращалась в супербогатую.

«Теперь‑то она уж точно будет меня воспринимать только как наемного детектива», — с тоской думал Константин, сам не зная почему.

Не обращая внимания на Рокотова, Людмила бродила по подземелью, отодвигая ящики, просматривая содержимое коробок. Это продолжалось до тех пор, пока она не подошла к маленькому столику.

Людмила выдвинула ящик и вынула из него фотографию погибшего мужа в стандартной дешевой рамке, которую можно купить в киоске на любой станции метрополитена.

Константин молчал, стараясь дышать тише.

На глазах Людмилы блеснули слезы. Несколько слезинок упали на фотографию. Она попыталась рукавом куртки стереть слезы, но произошло нечто странное.

Темный экран находившегося здесь же монитора засветился, и на нем появилось лицо Грегора Ангулеса.

Как? Почему это произошло? Неужели от ее слез? Нет, вероятнее всего, сработал таймер, который включил монитор через несколько минут после того, как Людмила вошла в подземелье–сейф.

Дорогая Людмила, — начал Грегор. Он закашлялся, достал платок и вытер губы. Было заметно, что антиквар волнуется. — Если ты смотришь эту кассету, значит, меня уже нет в живых. Знай, что я тебя всегда любил. И в другой жизни ты остаешься для меня самой дорогой и желанной. Подробное письмо, очень личное послание для тебя, я оставил адвокатам. Они тебе его передадут. Также они вручат тебе бумаги на наследование всех ценностей, что находятся здесь, а также денег на моих зарубежных и российских счетах — то малое, что я могу оставить, чтобы ты чувствовала себя независимой в этом мире.

Ангулес на миг остановился, задумался.

Людмила всхлипнула.

Константин молчал.

И еще. — Голос Ангулеса окреп. — В коробке, за Тицианом, ты найдешь несколько видеокассет. Возьми одну. Ты ее сразу заметишь, она красного цвета. При первой возможности просмотри ее и найди способ сделать так, чтобы о ней узнало как можно больше людей. Прощай, любимая! Знай, что я никого, кроме тебя, не любил.

В голове Константина мелькнула мысль: «Ангулес словно предвидел, что его попытаются опорочить перед женой!»

Экран погас. Людмила молча плакала, вытирая лицо рукавом. Она не стеснялась Константина.

Рокотов подумал, что безутешной вдове не помешает смена обстановки.

Я думаю, что нам надо выбираться отсюда, да побыстрее, — предложил он. — Заберем кассету и посмотрим дома.

Мой дом — здесь! — сухо отрезала Людмила, к которой вернулось самообладание.

В вашем доме — чужие люди, — заметил Константин. — Неизвестно, что у них на уме.

Людмила пренебрежительно махнула рукой.

Вы опасаетесь этих двоих, что распивают чай на моей кухне? Да они не способны даже воробья камнем убить.

Ну это как сказать… Мы их совсем не знаем.

А нам ничто не помешает их узнать лучше, — сообщила Людмила. — Как вам вот этот сюрприз?

То, что продемонстрировала Людмила, Константин уже наблюдал в доме Молоканова. Так же, как и дом Людмилы Ангулес, дом Молоканова был нашпигован подслушивающей и подсматривающей аппаратурой.

Вот пульт, — Людмила подняла столешницу и поставила ее вертикально. — Под каждой кнопкой — наименование комнат. Что нам нужно? Кухня? Пожалуйста!

Лучше бы она не торопилась включать изображение. Мало того, что на экране монитора были видны мельчайшие детали помещения, так еще и изображение цветное, С ужасающими подробностями было видно, что один охранник сидит за столом, уронив голову на руки, а из его шеи торчит широкий поварской тесак для рубки костей.

Второго охранника, помоложе, не было видно целиком. Только в нижнем левом углу экрана торчали его ноги и кисть руки, плавающей в темной луже.

Внезапно через экран промелькнула человеческая фигура.

А вот и гости пожаловали, — спокойно произнес Константин. — Это уже по моей части. Оставайтесь здесь, а я ими займусь. Надо расчистить дорогу.

Как вы собираетесь это сделать? — Людмила была потрясающе спокойна: вероятно, на нее подействовало общение с покойным мужем.

Выпустите меня из этой клетки, а сами оставайтесь здесь, пока я не разберусь с «гостями».

Не самый лучший вариант, — промолвила Людмила. — Скажите, Константин, вы любите компьютерные игры?

Нет, — отрезал Константин, доставая пистолет и снимая его с предохранителя. — Моя секретарша Вероника большой спец по части компьютерных стрелялок.

Значит, у нас с ней много общего, — сообщила Людмила. — Спрячьте свой карманный пулемет обратно. Еще чего доброго случайно выстрелите и повредите мои картины. Вы представляете, во что мне влетит реставрация рисунков Леонардо да Винчи?

Что вы предлагаете? — нетерпеливо спросил Константин.

Сыграть в компьютерную игру «Черная вдова», — серьезно произнесла Людмила. — Видите, там у стены — два стула на колесиках? Один дайте мне, а на другой садитесь сами.

Усевшись за пульт, женщина выдвинула из‑под столешницы компьютерную клавиатуру и джойстик.

Приступим, Костик. — Она улыбнулась сама себе. — Разрешите мне вас так называть? После всего, что мы с вами пережили вместе, мне кажется, это вполне уместно?

Константин не успел ответить. Людмила застучала по клавишам, на экране монитора поочередно замелькали внутренние помещения дома Ангулесов, а также площадка перед дверями и даже воротами. Система действовала безотказно.

«Только вот для чего она и чему так радуется Людмила?» — подумал Рокотов.

Муж сам разработал систему, а мудрые программисты ее сделали и установили, — Людмила щелкала клавишами и одновременно говорила, не отводя глаз от экрана. — Смысл системы заключается в том, что весь дом становится огромным полем боя, если нагрянет воришка или кто похуже. Жаль, муж так и не воспользовался ею. Он просто не сумел сюда добраться. По дому расставлены хитро замаскированные ловушки. В обычной жизни мы бы просто сидели и ждали, пока негодяи приблизятся к ним. Тогда я бы включила ловушку, и… Но нам ждать некогда. Давайте‑ка для начала выясним, сколько их и чем они заняты.

Аккуратно просматривая одну комнату за другой, Константин и Людмила установили, что по дому бродят двое вооруженных типов. Свет они не включали, а у каждого на голове был укреплен портативный прибор ночного видения. Еще один бандит дежурил снаружи, у дверей. Их машины нигде не видно. Вероятно, они оставили ее за воротами, чтобы не привлекать внимание охраны.

По всему дому установлены динамики, — размышляла вслух Людмила. — Вот мы ими и воспользуемся.

Константин смотрел на нее и мысленно восхищался. Вдова была изумительно хороша в эти мгновения, когда обороняла собственный дом от врагов.

В данный момент один из пришельцев шел по коридору второго этажа, заглядывая подряд во все комнаты.

Людмила нагнулась к микрофону и тихо произнесла:

— Стой, дурень!

И, нажав пару клавиш, включила свет в коридоре.

Голос, внезапно прозвучавший в тишине дома, заставил мужчину замереть. Было видно, что ему не по себе. Он стоял и озирался по сторонам.

Людмила выждала мгновение, прежде чем взяться за джойстик и нажать кнопку.

В то же мгновение ожила картина — осенний пейзаж, висевший на стене, за спиной бандита. Вероятно, бандит услышал в ночной тишине сухой треск рвущегося холста. Бандит обернулся и разинул рот, собираясь крикнуть, но не успел. Ружейный ствол двенадцатого калибра, высунувшийся из картины, швырнул прямо ему в рот горсть горячей картечи.

Людмила и Константин не могли слышать звуки, только наблюдали за тем, что происходит.

Бандита отбросило назад. Выстрел припечатал его к стене. Он постоял секунду–другую и упал поперек коридора, уткнувшись в пол объективами инфракрасных очков. Задняя часть его головы отсутствовала, снесенная картечью. Голова едва держалась на остатках шейных позвонков и была неестественно вывернута.

Придется обои менять, — пожалела вслух Людмила. — Впрочем, я давно собиралась сменить интерьер. — Спокойно добавила она. — А картину вы не жалейте. Это средненькая копия, у нас таких несколько штук.

«Номер второй» уже мчался по лестнице на второй этаж. К тому моменту, как он появился в коридоре, Людмила успела выключить свет и убрать ружейный ствол обратно в стену.

Сжимая в руке огромный пистолет, «второй» приблизился к трупу. Бросив пару слов в рацию, висевшую у него на плече, он поднялся и поспешил обратно.

Однако хозяйка опасного дома не собиралась его так просто отпускать.

Стоило непрошеному гостю появиться около лестницы, как, повинуясь пальчикам Людмилы, ожило чучело огромного бурого медведя.

До этого медведь стоял, опустив лапы, слегка наклонившись вперед. Когда «второй» попытался пробежать мимо него, мишка поднял лапу, и человек наткнулся на нее. Мишка поднял вторую лапу. Человек оказался в железных объятиях.

Незваный гость выпустил пистолет из рук и открыл рот в беззвучном истошном крике. Косолапый поднял его в воздух. Человек отчаянно болтал ногами. Судя по искаженному мукой лицу, кости бандита трещали, а внутренние органы лопались и сминались, превращаясь в фарш.

Попытки выбраться длились недолго. Мишка сжал бандита так, что тот обмяк. Медведь снова опустил лапы, приняв обычную позу. Бандит рухнул на лестницу и покатился вниз по степеням, исчезнув с экрана.

Всю эту картину наблюдал «третий», влетевший в дом на крик. Он с суеверным ужасом уставился на медведя. Затем медленно попятился и стремительно выбежал из дома.

Дорога свободна, — сообщила Людмила. — Два ноль в нашу пользу.

Ловко это у вас получается! — восхитился Константин. — То‑то поломают головы те, кто будет здесь прибирать!

Тренировка, — скромно ответила Людмила. — Когда муж уезжал по делам, я частенько здесь сиживала, играла сама с собой, воображая, что дом набит преступниками. Вот и пригодилось. Жаль, что бандитов мало. Вы еще не видели летающую лепнину на потолке и колонны, которые сдвигаются и вращаются, давя людей, как асфальтовые катки.

Она закрыла столешницу, отключив пульт и тем самым подав Константину сигнал, что пора выбираться. Она уже успела связаться по мобильному с адвокатами, которые, казалось, никогда не спали, и приказала срочно поехать к ней домой и навести здесь порядок.

Как вы работаете! — ругала их Людмила. — Выйдешь из дома на минутку — и он уже полон трупов!

Думаю Падрезник и Крель теперь будут лично охранять мое имущество, — подумала вслух Людмила, закончив разговор. — Иначе зачем муж платил им такие деньги! Берите видеокассету, Костик, и — в путь!

Людмиле и Константину удалось незаметно покинуть дом и обойтись без лишних жертв.

Телевизионное ток–шоу «Контрреволюция» открыл неизменный ведущий — министр культуры Прыткой. Толстенький, во все стороны излучающий улыбки, он выкатился на середину полутемной студии, взмахнул микрофоном и радостно крикнул, обращаясь к зрителям, заполнившим студию:

— Дамы и господа! Сегодня наша программа обещает побить все рекорды популярности! Я специально не разглашал тему ток–шоу, чтобы помучить нашу уважаемую прессу. Если вы читали последние номера газет, то знаете: какие только предположения не выдвигали наши журналисты!

Прыткой перевел дух и вытер пот со лба. Было заметно, что и его самого взвинтила нервная обстановка, которую он сам же и нагнал.

Сейчас, через секунду, все сомнения развеются! Итак, разрешите представить вам гостя нашего ток- шоу «Контрреволюция»! Встречайте: миллиардер, филантроп, кандидат в Президенты России и просто замечательный человек — Арнольд Критский! Аплодисменты! — он сам зааплодировал, и его, довольно жидко, поддержала аудитория.

Зажегся свет, и на возвышении, окруженным морем цветов и разноцветных воздушных шаров, появился Арнольд Критский. Он сидел в глубоком кресле, с утомленным и задумчивым видом, как и подобает мудрецу, будущему отцу нации, призванному народом вести страну по пути прогресса и роста благосостояния.

Обернувшись к Арнольду, ведущий вновь захлопал в ладоши, и на этот раз вся студия, поддержанная оплаченными людьми, взорвалась аплодисментами. Критский благосклонно улыбнулся, и зал огласился криками восторга. Критский смотрел поверх голов собравшихся. Там, за спинами зрителей, мелькало бледное лицо секретаря Аркадия.

«Молодец, Аркашка, славно постарался! Народ подобрал горластый. Как стараются! Словно им не по сто, а по двести долларов заплатили», — с удовольствием отметил про себя Арнольд.

У него было праздничное настроение, которое не смогло испортить даже сообщение о гибели его людей в доме Ангулесов. Об этом рассказал единственный оставшийся в живых, да и того свезли в психбольницу, когда он начал болтать об ожившем чучеле медведя.

Командир охранников Критского, действительно, погиб при странных обстоятельствах: его нашли с переломанными костями и выдавленными кишками. Но этому должны найтись разумные объяснения. Критский не верил в мистику и оживление неодушевленных предметов. Все равно события в мертвом доме Ангулесов — недобрый знак.

«Торопиться надо, торопиться», — лихорадочно размышлял Арнольд.

Регистрация кандидатов в Президенты прошла успешно: Аркадий собрал для своего босса больше подписей, чем требовалось. Народ охотно ставил подписи под именем Критского, получая от ста рублей до пятидесяти долларов в зависимости от своего социально го положения.

Критскому надоел шум в студии, и он поднял руку. У него было всего десять минут: его с нетерпением ждали в Центризбиркоме, чтобы вручить карточку кандидата в Президенты.

Спасибо, спасибо, друзья мои! — Критский старался говорить медленно, с достоинством. — Спасибо всем, кто оказал мне доверие и отдаст за меня свой голос. Для меня большая честь стать вашим Президентом. С моей программой вы, в общем, знакомы. Вы знаете, что я не пожалею сил и средств на то, чтобы эту программу воплотить в жизнь. И я уже начал это делать!

Критский выдержал драматическую паузу и продолжил:

— Многие из вас знают, что на днях я побывал в Риме. — Зал притих, предвкушая сенсацию. — Я ездил туда, чтоб вызволить из многолетнего забвения священную реликвию нашего народа, чудотворную икону Софийской Божией Матери. — Он сделал многозначительную паузу.

Весь зал напрягся.

Критский снисходительно улыбнулся и закончил:

— Я не стану ее прятать от российского народа, Я привез ее для людей нашей страны, потому что вся моя жизнь и вся моя работа — для людей. Итак, смотрите чудотворная икона Софийской Божией Матери!

Свет погас, лишь одинокий луч прожектора прорезал студийную темноту. И в этом луче, сверкая во всем своем великолепии, на специально изготовленном к этому дню красивом постаменте, обтянутом красным бархатом, в студию вплыла икона.

Критский добился нужного эффекта. Зал вновь взорвался аплодисментами, бурными овациями. Люди вскакивали, обнимались и целовались, что‑то выкрикивали в экстазе, на их лицах искрились слезы счастья.

Критский довольно кивал, радостный Аркадий потирал руки: шоу удалось.

Ведущий Прыткой попытался установить порядок в студии. Это удалось сделать не сразу. Когда зрители притихли, утомленные взрывом эмоций, Прыткой открыл рот, собираясь что‑то сказать, но не успел. Он так и остался стоять с раскрытым ртом, глядя в сторону.

Средняя камера развернулась и показала директора телеканала, высокого полного мужчину, который вышел на середину студии, сопровождаемый седым гражданином благородной наружности. Те из зрителей, кто регулярно смотрели передачу «Из зала суда», тут же узнали адвоката Падрезника. Зал напрягся, ожидая скандала. Так и случилось.

Критский нахмурился и глазами поискал в толпе верного Аркадия. Намеренно или случайно, Аркадий словно сквозь землю провалился.

Директор канала подошел к Прыткому и что‑то прошептал ему на ухо. Было видно, как лицо Прыткого стало белее мела. Он замер между директором канала и Критским, испуганно посматривая то на одного, то на другого.

Затем, приняв решение, запинаясь, произнес в микрофон:

— В программе нашего ток–шоу произошли кое- какие изменения…

Что еще за изменения? — недовольно произнес Критский, посматривая на часы. — Не тяните время! Я — государственный человек!

Господин Падрезник, адвокат погибшего недавно Грегора Ангулеса, обратился к руководству телеканала с просьбой, — нерешительно произнес Прыткой, испуганно поглядывая на изменившееся лицо Критского. — Дирекция канала пошла навстречу просьбе адвоката. Мы покажем видеоматериал, имеющий непосредственное отношение к иконе, находящейся здесь, в студии.

Директор канала отвернулся от Критского и махнул рукой.

Пошла запись.

В тишине раздался слабый голос Критского, но ему тут же отключили микрофон.

На экранах телевизоров всей страны появился Грегор Ангулес. Он сидел за столом в своем кабинете, перед ним лежала папка с серебряным крестом.

Я не уверен, что доживу до завтрашнего утра, — медленно говорил Грегор. — Поэтому вынужден прибегнуть к столь экстравагантному способу донести до общественности важную новость…

В зале царила мертвая тишина, люди сдерживали дыхание, боясь пропустить хоть слово.

Вполне вероятно, что в ближайшем будущем или даже в то время, когда вы смотрите эту видеозапись, господин Арнольд Критский попытается ввезти или ввезет в Россию так называемую «чудотворную икону». Я уже утверждал ранее, что эта икона — не настоящая, подделка. И сегодня у меня есть неопровержимые доказательства.

Оператор догадался крупно показать лицо Критского, покрытое капельками пота. Его губы заметно дрожали, и сам он был какого‑то синюшного оттенка.

Многие искали истину, а оказалось, что истина находится в самой иконе, — произнес Ангулес.

Зал молчал, ожидая чуда.

Чтобы извлечь доказательства, надо лишь подойти к иконе…

Словно из‑под земли, рядом с иконой вырос адвокат Падрезник.

…немного поскоблить верхний правый торец иконы…

Лезвием заранее приготовленного швейцарского перочинного ножика адвокат принялся со скрипом возить по дереву. В разные стороны полетели кусочки краски и лака.

…обнажится круглая заглушка, на которую необходимо осторожно нажать….

Адвокат тут же нажал, и в его руке оказалась тоненькая стеклянная трубочка с прозрачным содержимым.

В студии происходило что‑то странное. Тут и там сами собой взрывались лампы, лопались воздушные шары, падали стойки софитов.

Но и с самой иконой творилась какая‑то чертовщина: изображение то бледнело, едва ли не пропадая совсем, то вспыхивало с новой силой, выделяя мельчайшие детали рисунка. Казалось, икона сопротивляется желанию людей узнать о ней правду.

…извлечь пробку и выплеснуть содержимое на икону…

Падрезник немедленно последовал словам Ангулеса, словно опасаясь, что кто‑то ему помешает.

По залу прокатился дружный вздох, тут же сменившийся криками, в которых смешались ужас, изумление, недоверие и первобытный страх.

На глазах присутствующих лик на иконе изменился. И глазам зрителей предстала не Богоматерь, а мерзкое существо, с крыльями и зверской ухмылкой.

Это видение длилось не более секунды и тут же исчезло. В полной тишине раздались последние слова Ангулеса:

— Рукой безвестного иконописца Матвея Ширяева, видимо, водил сам Господь. Или сам дьявол? Неизвестно… Матвей предчувствовал, что икону собираются похитить. Вот он и создал эту удивительную копию, снабдив верным средством, с помощью которого можно распознать подделку. Никому не ведом секрет этого состава. Неизвестно, как он оказался у самого Матвея. Долго хранилась тайна, но вышла наружу. Теперь никто не станет молиться нечистой силе…

Ангулес замолчал.

Изображение пропало.

Мы уже направили видеокассету в экспертный совет, — сообщил довольный директор канала.

Он улыбался, победоносно оглядывая присутствующих, притихших от происходившего на их глазах.

Еще бы! Не каждый день выпадает удача получить такую сенсацию! — Экспертиза иконы будет проведена, причем самая доскональная… Впрочем, господин Критский сам может признать свою покупку подделкой. Если захочет, разумеется…

Критский ничего не хотел. Он был раздавлен, уничтожен, смят в лепешку.

Никогда в жизни Арнольд не переживал такого позора и падения. Его жизнь подошла к концу в считанные мгновения. Неужели все было напрасно?

Критский встал и молча вышел, провожаемый презрительными взглядами.