Когда Лютый, бросив свои «Жигули» рядом со станцией метро, поспешил скрыться в подземном переходе, Бешеный не растерялся, а уж тем более нисколько не расстроился. Савелий знал: теперь, потеряв эту машину, Нечаев наверняка отправится на автостоянку в районе улицы Косыгина за следующей. Там, у самого выезда с парковки, его ждал запасной автомобиль, щегольского вида «Форд–Мондео».
Под днищем «форда» предусмотрительный Говорков еще неделю назад установил радиомаяк, который прекрасно фиксировался мощным пеленгационным устройством из «уазика» «Аварийной службы газа». Таким образом, передвижение Нечаева по столице отслеживалось без особых проблем.
Через тридцать пять минут Говорков, запеленговав нечаевский «Форд–Мондео», знал: Лютый держит путь в Новые Черемушки.
Неприметный в столичной автомобильной толпе «уазик» неторопливо катил по запруженному машинами Ленинскому проспекту, и Савелий, сосредоточенно глядя перед собой, прикидывал возможные варианты развития событий, свои действия и вероятные контрмеры противника.
Было очевидно: петля вокруг Лютого сжимается медленно и неумолимо, и ускользнуть ему на этот раз не удастся.
Бешеный был уверен, если судьбе угодно свести его с Нечаевым один на один, враг наверняка проиграет. И судя по всему, шанс сойтись с этим коварным, умным и расчетливым врагом в смертельном поединке через час или два был более чем вероятен.
Пеленгатор, тихонько попискивавший позади, свидетельствовал, что «Форд–Мондео» остановился где‑то по левую сторону Ленинского проспекта.
Свернув на тихую улочку, Савелий заглушил мотор. Пересел на заднее сиденье, поставил перед собой прибор и надел наушники. Затем, глядя на небольшой экран встроенного процессора, принялся сверять показания пеленгатора с электронной картой Москвы.
Местоположение «форда» фиксировалось достаточно точно: согласно прибору, он находился между домами 22«а» и 22«г» по Новочеремушкинской улице. Машина Нечаева не двигалась: по всей вероятности, хозяин покинул ее и находился где‑то неподалеку.
Спустя минут десять «уазик» с надписью «Аварийная служба газа» остановился в четырехугольном дворе с невзрачными «хрущевками». Выходя из машины, Говорков еще раз проверил содержимое карманов: безукоризненные документы инспектора департамента газоснабжения (полученные, естественно, от Богомолова), водительское удостоверение, техпаспорт, а главное — его любимый вороненый «стечкин» и две запасные обоймы к нему. Впрочем, в оружии не было особой необходимости, Бешеный сам по себе был оружием всестороннего, как говорится, многофункционального действия.
Савелий взглянул на себя в зеркальце над приборным щитком: спортивный костюм, легкая штормовка, черная вязаная шапочка.
Кто сказал, что газовый инспектор не может выглядеть именно так?!
Говорков сознательно оставил «уазик» в соседнем дворе. Машина была сегодня сильно засвечена, и рисковать, имея столь опытного и хитрого противника, не хотелось.
Нечаевский «Форд–Мондео» преследователь приметил сразу — автомобиль, загодя развернутый в сторону выезда со двора, стоял неподалеку от дома 22«г». Ничего подозрительного рядом не наблюдалось, не считая двух хищного вида джипов с непроницаемо–черной тонировкой, метрах в двухстах от «форда».
Кто это — менты? СОБР?
Или, что вероятней, бандиты, какие‑нибудь конкуренты сабуровских?
А может быть, Лютый, заметив слежку, предусмотрительно вызвал подкрепление — десяток коротко стриженных атлетов, «быков», которые только и умеют бить морду, метко стрелять да вымогать деньги у подопечных бизнесменов?
Конечно, эти машины и уж тем более их вероятных пассажиров следовало рассмотреть поближе, но для этого у Савелия не оставалось времени. Судя по местоположению «форда», Лютый находился сейчас в квартире одного из пяти подъездов ближайшей «хрущевки».
Переложив в нагрудный карман инспекторское удостоверение, Говорков направился к последнему подъезду. Интуиция, самый короткий путь к установлению истины, подска зызала: противник где‑то здесь, совсем рядом, по сути — в десятке метров от него, Бешеного.
Жестянки почтовых ящиков с черными следами горелых газет, отполированные до зеркального глянца перила, скупой полусвет лампочки лестничной клетки, потертый дерматин входных дверей.
Придав лицу официальное выражение, Бешеный принялся обзванивать жильцов первого этажа.
Придуманная им легенда выглядела более чем убедительно:
«Кто вы? Чего хотите?» — «Да так, ничего особенного: я из управления газоснабжения, у нас плановая проверка. Вот, кстати, мое удостоверение. Запаха газа не чувствуете? Тяга есть? Конфорки в порядке? Ну, всего наилучшего».
На первом этаже Нечаева не было: во всех четырех квартирах обитали безобидные старички да старушки. Задавая вопросы, Говорков как бы невзначай заглядывал в прихожие: не висит ли там черная кожаная куртка, которую он заприметил сегодня на Лютом? Не стоят ли там его туфли?
Поднимаясь на следующий этаж, Савелий вновь и вновь прокручивал в голове план, как он будет действовать, обнаружив противника.
С одной стороны, Нечаев наверняка помнил преследователя в лицо, что было плохо. Но с другой — на стороне Бешеного был фактор внезапности нападения. И потому принятое решение казалось единственно верным: оглушить Лютого ударом по голове, связать парашютным стропом и — в «уазик».
Плененный враг всегда лучше мертвого, и Константин Иванович Богомолов наверняка обрадуется такому подарку.
Конечно, это был оптимальный вариант. В случае неудачного захвата Бешеный был готов к физической ликвидации противника.
Внутренняя убежденность в собственной правоте лучше всякого оружия удваивала силы, и Савелий не сомневался: победа будет за ним.
Говорков чувствовал: схватка получится скоротечной. Главное — опередить противника. Первый удар, первый выстрел могут оказаться единственными, решающими. А потому бей, стреляй первым — и победишь.
Массивная металлическая дверь с цифрой «68» на третьем этаже насторожила Говоркова. Она была слегка приоткрыта, и из щели между дверью и косяком несло чем‑то удушливо сладковатым, гнилостным, мерзким.
Савелий внимательно осмотрел оба замка: язычки защелок свободно болтались в корпусах, что свидетельствовало о повреждении механизмов. На Лубянке такое называется «несанкционированным проникновением в жилище». Стало быть, Лютый пошел на это.
Кто обитает за железной дверью с цифрой «68»? Какие причины побудили Нечаева незаконно проникнуть сюда? Бешеный особо не раздумывал.
Сейчас было не до того: наступило, как говорится, время решительных действий.
Резким движением, чтобы не скрипнула, Савелий рванул на себя дверь и, сняв с предохранителя «стечкина», шагнул в полумрак прихожей.
Тут, в квартире, смрад стал совершенно невыносимым. Густой, липкий, тошнотворный, он ел глаза, забивал горло. После морозного воздуха голова у Савелия закружилась и секунду–другую он пытался мобилизовать свою внутреннюю энергию. Это помогло, и вскоре он, гораздо легче справляясь с позывами к рвоте, приступил к исследованию странной квартиры.
В туалете и ванной никого не было: по всем признакам ими давно не пользовались. Зато на кухне Бешеный обнаружил мертвое тело, по всей вероятности погибшего хозяина квартиры. Раздувшийся живот, лопнувшая кожа рук, изъеденное червями лицо с какой‑то вязкой, застывшей жидкостью в провалах глазниц — достаточно было одного взгляда на покойного, чтобы определить: человек скончался не позднее полутора месяцев назад.
Осторожно прикрыв за собой кухонную дверь, Савелий увидел полоску света из‑под двери, ведущей в одну из комнат. Держа наготове оружие, стараясь не произвести даже малейшего шума, он осторожно толкнул ее. В старинной люстре горела единственная лампочка, но ее света было достаточно, чтобы увидеть, что комната пуста.
«Неужели ушел?» — с раздражением подумал Савелий, и эта мысль чуть притупила его бдительность: забыл проверить, не стоит ли кто за дверью. Не успел он сделать и шага, как боковым зрением различил темную тень слева от себя.
Резкий взмах этой тени — острое лезвие кухонного топорика для рубки мяса просвистело в нескольких миллиметрах от головы Бешеного, с сухим хрустом вонзившись в дверную раму; лишь великолепная реакция спасла Савелия от верной смерти.
Падая, Говорков боковым зрением зафиксировал нападавшего. Лютый!
Фактор внезапности был упущен, но это не означало поражения. Пока Нечаев вытаскивал застрявший в раме топорик, Савелий поднялся, схватил с журнального столика тяжелую хрустальную вазу и метнул в противника. Но Лютый тоже обладал завидной реакцией, он мгновенно пригнулся, и ваза, ударившись о стену, с переливчатым звоном рассыпалась на сотни осколков.
Спустя секунду этот звук потонул в гуле пистолетных выстрелов — Бешеный стрелял навскидку, по силуэту.
Нечаев, даже не вскрикнув, свалился на пол, топорик с глухим стуком упал рядом.
В комнате воцарилась тяжелая, гнетущая тишина. Говорков, лежа в проеме между диваном и креслом, силился определить, попал он или промазал.
Бешеный сторожко приподнял голову — Лютый, нелепо вывернув руку ладонью вверх, навзничь лежал у двери в соседнюю комнату. Похоже, одна из пуль все‑таки настигла его. Злосчастный топорик валялся в полуметре от лежавшего.
Савелий поднялся в полный рост и, держа противника под прицелом, стал приближаться к нему.
Судя по всему, Лютый был мертв. Об этом свидетельствовала и неестественная поза, и растекавшаяся по полу алая лужица.
Правда, Савелий не видел лица Нечаева, да и отсутствие предсмертных криков, хрипов и агонии несколько настораживало его.
Продолжая держать Лютого под прицелом, Говорков подошел к нему вплотную, наклонился и едва понял, что ошибся, что враг его жив, как последовал молниеносный удар, который выбил у него оружие. «Стечкин», описав сложную траекторию, вылетел в окно.
В следующую секунду оживший труп вскочил на ноги, провел серию ударов в голову и по корпусу. Бешеному стоило немалого труда парировать их. Теперь фактор внезапности был на стороне Нечаева.
Схватка возобновилась. Савелий сразу понял, что перед ним очень сильный соперник и так просто с ним не справиться. Нужно мобилизовать все свои силы, весь свой опыт.
Лютый неожиданно провел удар ногой. Савелий, ловко перехватив его ступню в воздухе, бросил нападавшего в дальний конец комнаты, и Лютый, летя на сервант, неминуемо покалечился бы, если бы не извернулся. Он тоже отлично владел своим телом.
Затем, легко вскочив на ноги, метнул в Савелия видеомагнитофон. Савелий успел увернуться, и магнитофон с глухим стуком грохнулся о стену. Вместе с электронной начинкой на пол выпала кассета–адаптер и раскололась на части. «Нельзя ее здесь оставлять», — мелькнуло в мозгу Нечаева, но кассета была под ногами у Савелия. Тот весь напрягся, заметив на губах у соперника, стоявшего у открытого окна, кривую ухмылку. Рука Нечаева медленно поползла в карман, и спустя мгновение в ней холодно и зловеще блеснуло лезвие выкидного ножа.
Виртуозная серия ложных выпадов. Казалось, соперники не раз встречались в поединке, настолько точными были их действия. Удар — защита, защита — удар!
Всякое действие молниеносно пресекалось противодействием, любая ловушка разгадывалась почти автоматически.
Короткий замах Лютого, и Савелий без труда перехватывает руку с ножом, делает изящный бросок. Нападавший, на долю секунды потеряв ориентацию, ударяется головой о стену, валится на пол, тут же вскакивает на ноги, но никак не может сориентироваться.
Казалось, еще секунда, и Бешеный нанесет свой коронный двойной удар «маваши», но Лютый каким‑то непостижимым образом сообразил, что делать в сложившейся ситуации, и Савелий неожиданно для самого себя пропустил очень болезненный удар носком в коленную чашечку. И хотя двойной удар не получился, первая половина приема достигла цели, и Лютый снова, отлетев к противоположной стене, очутился на полу.
Не вставая, Лютый метнул нож, целясь прямо в лицо, но молниеносная реакция спасла Говоркова и на этот раз — он успел чуть отвести голову в сторону, и смертоносное лезвие, со свистом разрезая воздух, вылетело в открытое окно, последовав за его «стечкиным».
Лютый попытался вскочить на ноги, и это не осталось незамеченным: сильнейший удар правой ногой в голову — и лидер сабуровской группировки, обливаясь кровью, снова оказался на полу.
Казалось, такой сокрушительный удар не выдержать никому. Говорков уже изготовился, чтобы добить противника окончательно, и вдруг получил несильный, но коварный и очень точный болезненный тычок в солнечное сплетение, которым и сам обычно пользовался.
Мгновенно сбившееся дыхание заставило Савелия сложиться пополам.
Силы противников были равны. А после того как Лютый применил удар, которому Савелия научил Учитель, Говорков был столь сильно удивлен, что невольно восхитился своим врагом, почувствовав к нему нечто вроде уважения. Впервые в жизни Бешеный встретил человека, который не уступал ему в единоборстве.
Однако возможности продолжать схватку были исчерпаны: во–первых, слишком тесное для боя помещение не позволяло соперникам полностью продемонстрировать свое искусство, во–вторых, ни у Бешеного, ни у Лютого уже не осталось сил.
Савелий все это хорошо понимал и, сидя у стены, нарочно сделал паузу, чтобы восстановиться. Он смотрел, как Лютый безуспешно пытается встать на ноги. Выглядел он ужасно: разорванная окровавленная куртка, рассеченная бровь, распухшее от побоев лицо.
Казалось, победа близка: вот он, тот самый неуловимый негодяй, главарь сабуровской криминальной империи, за которым он, Савелий Говорков, столько времени охотился!
Окровавленный, беспомощный, избитый, сидит, прислонившись спиной к противоположной стене. Надо лишь найти в себе силы подняться, сделать несколько шагов и нанести один–единственный удар — теперь уж наверняка решающий.
Но подняться, а тем более нанести последний удар у Бешеного просто не было сил. Савелий подумал, что вряд ли выглядит лучше, чем его противник: все тело ломило, разбитый коленный сустав словно онемел, рукав куртки набухал горячей и липкой кровью.
Савелий чувствовал, что сейчас не сможет восстановиться для решающего удара, и это его сильно злило. Он с ненавистью смотрел на бандита и молчал: да и вряд ли слова были бы красноречивее этого его взгляда.
Как ни странно, Лютый смотрел ему в глаза, и его взгляд тоже не отличался добротой, правда, в нем затаилась усмешка.
Усмешка была столь неуместной, как бы даже обидной для Говоркова, что ему захотелось бросить в лицо этому паршивому бандиту что‑нибудь оскорбительное, унизить. А если Лютый бросится на него, тут же прикончить.
Вдруг Савелий вспомнил про свой «хитрый» нож.
Он хранился у него с тех давних времен, когда бежал из колонии строгого режима, куда его упрятали, обвинив в преступлении, которого он не совершал. Этот нож достался ему после гибели остальных участников побега. «Хитрым» он называл его потому, что в рукоятке было пять лезвий, которые под воздействием тугой пружины вылетали с такой скоростью, что легко пробивали десятислойную фанеру.
Савелий, не сводя глаз с противника, уверенный, что тот обессилен схваткой и вряд ли сможет что‑либо предпринять, спокойно сунул руку в задний карман, стал медленно вытаскивать нож, повернув рукояткой к бандиту.
Совершенно обессиленный, Лютый сидел напротив Савелия и с вялой усмешкой смотрел на врага. Выражение его лица нисколечко не изменилось, когда Савелий потянулся рукой к заднему карману и что‑то достал оттуда. Интерес вызвала лишь поднятая в его сторону рука.
Что у него? Пистолет? Не похоже! Вдруг Лютого осенило: нечто подобное ему показывал один умелец, когда сидел в зоне. Стреляющий нож. Что делать? Сил, чтобы увернуться от удара или защититься, нет. Да и как защититься, сидя у голой стены? Опасность стала такой конкретной и осязаемой, что Лютый мысленно прощался с жизнью.
Страха не было. Он не менял позы, не дергался. Только выражение лица стало другим. Стерлась усмешка, уступив место печали, словно мысли его обратились к вечности, к не выполненным на этой грешной земле обещаниям. Так оно и было. В этот момент он думал о Наташе, и воспоминание о той ночи причиняло ему боль. Он не сможет сделать то, в чем поклялся.
Даже его лютый враг, Говорков, заметив эту перемену, застыл в нерешительности: что‑то удерживало, мешало поставить окончательную точку в жизни бандита.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось, но у входной двери раздался гулкий топот, и в следующую секунду в проеме показались несколько фигур в пятнистых камуфляжах и черных вязаных шапочках под романтическим названием «ночь», вооруженных короткоствольными «Калашниковыми».
Савелий сразу их узнал: это были бойцы СОБРа — специального отряда быстрого реагирования, ударного кулака столичного РУОПа.
— Всем оставаться на местах! — выкрикнул старший группы. — Лицом на пол!
Попасть им в руки Савелию совсем не хотелось: не хватало еще, чтобы его, опытного агента спецслужб, захватили какие‑то милицейские мальчики. Не говоря уже о том, что придется каким‑то образом связаться с Богомоловым, а значит, раскрыть себя. Нет, этого он не мог себе позволить. Но как ему, безоружному, совладать с целой группой до зубов вооруженных спецов из СОБРа? Стоп! Почему безоружный? У него в руке «хитрый» нож! Все это пронеслось в мозгу в считанные доли секунды: он уже готов был к действию!
В этот момент он напрочь забыл о том, из- за кого попал в нелепое положение, и вспомнил слова Учителя:
«ЕСЛИ ТЕБЕ, БРАТ МОЙ, УГРОЖАЮТ НЕСКОЛЬКО ОПАСНОСТЕЙ ОДНОВРЕМЕННО, ТО СНАЧАЛА ОБРАТИ ВСЕ СВОИ СИЛЫ НА ТУ, ЧТО СТРАШНЕЕ. И ЕСЛИ СПРАВИШЬСЯ С НЕЙ, ТО СИЛЫ ТВОИ УДВОЯТСЯ И СЛЕДУЮЩУЮ ОПАСНОСТЬ ТЫ ПРЕОДОЛЕЕШЬ БОЛЕЕ ЛЕГКО».
Вот почему Савелий отодвинул мысли о Лютом на второй план и думал только о собственной безопасности. А бандит этот от негр никуда не денется.
Лютый тоже лихорадочно думал о том, как вести себя в сложившейся обстановке. Он первым, несмотря на то что сидел спиной к дверям, увидел непрошеных и весьма воинственных гостей. Если менты его сейчас заметут, провалится вся операция по уничтожению «крысиного короля». Столько сил и затрат: финансовых, физических и моральных — и все впустую?
Противник все еще держал его под прицелом своего смертельного оружия, но это мало беспокоило Лютого.
Трудно сказать почему. То ли смерть для него была меньшим позором, чем провал операции, которую они затеяли с Прокурором, то ли в какой‑то момент ему показалось, что противник не пустит в ход нож. Но что вообще он мог предпринять в сложившейся ситуации? С одной стороны — опасный враг, с другой — несколько вооруженных автоматчиков. И он решился на безумный шаг. Ничего подобного ни Говорков, ни собровцы, которые еще не успели заметить Лютого, даже представить себе не могли. Так же, впрочем, как и сам Лютый. Только что казавшийся совсем беспомощным, он неожиданно вскочил и бросился в дверной проем прямо под ноги ближайшей вооруженной маске.
Теперь настала очередь Лютого удивляться: в момент стремительного прыжка он заметил боковым зрением, как его враг вскинул руку со смертоносным оружием, и тут же с громким треском лопнула лампочка: комната мгновенно погрузилась во мрак.
А сотрудники СОБРа, тоже герои этой захватывающей сцены, были ошеломлены и внезапно наступившей темнотой, и выскочившим неизвестно откуда мужиком.
Один сотрудник СОБРа, явно не ожидая такой прыти от Лютого, потерял равновесие и свалился на пол. Этого секундного замешательства было вполне достаточно, чтобы Лютый рванул в соседнюю комнату.
Следом раздался звон разбитого стекла, треск рамы, глухой звук падающего тела, несколько беспорядочных автоматных очередей…
«Похоже, Лютый выпрыгнул в окно прямо с третьего этажа, сугробы внизу давали ему немалые шансы», — подумал Савелий.
Как только Лютый бросился под ноги группе захвата, Савелий, не медля ни секунды, возблагодарив провидение, устремился к открытому окну. Бешеный сиганул в него ласточкой, в воздухе сгруппировался и мягко приземлился в не очень глубокий спасительный сугроб. Свет, падавший из окна первого этажа, очертил прямоугольник на снегу, в котором Савелий заметил характерное углубление. Подхватить «стечкин» было секундным делом, а дальше бегом к спасительным гаражам.
Потеряв сразу двух потенциальных преступников, старший группы захвата капитан Дорохов чертыхнулся. Он был так уверен в успехе, что дал серьезную промашку, недопустимую во время подобных операций. Оставил лишь одного сотрудника для прикрытия, и то на всякий случай.
— Костик, Миша, проверьте квартиру: остальные — за мной! — скомандовал он и устремился к выходу.
Скрываясь за спасительными гаражами, Савелий услышал несколько автоматных очередей и громкий мат разъяренных сотрудников СОБРа. Видимо, и на этот раз Лютому, этому хитрому дьяволу, повезло — ему удалось уйти.
Бешеный ошибся: подозрительные джипы, стоявшие неподалеку от дома, были не бандитскими. Машины принадлежали Региональному управлению по борьбе с организованной преступностью. По всей вероятности, передвижение Нечаева по Москве отслеживалось не только Савелием Говорковым, но и горячими парнями с Шаболовки.
Старший оперативной группы — высокий, плечистый атлет с удивительно низким лбом и выпученными, как у рака, глазами, поняв наконец, что они упустили Лютого, принялся передавать по рации другим патрульным машинам приметы беглеца. Закончив передачу, повернулся к своему помощнику:
Пошли в квартиру… — По дороге капитан неожиданно спросил: — Слушай, старлей, ты не рассмотрел напарника Лютого?
Нет… почти. Только успел заметить, что тот парень белобрысый, слишком быстро он свет вырубил, сволочь.
А лицо?
С трудом… Но с уверенностью могу сказать, что по нашим сводкам он не проходит. Послушай, капитан, почему ты решил, что он напарник Лютого?
А если нет, зачем ему было рвать от нас? — нахмурился тот.
А ты бы сам не рванул, увидев наши маски?
Трудно сказать…
Вот видишь… Нет, командир, по–моему, он не напарник Лютого, а совсем наоборот.
С чего ты взял?
А кровь на их лицах, одежда вся порвана, — задумчиво проговорил старлей, внимательно осматривая комнату, в которой застали Лютого с белобрысым.
А говоришь, ничего не рассмотрел, свет слишком быстро вырубили, — передразнил его капитан.
Почти ничего, а это большая разница. Уверен, перед нашим появлением они тут крепко повздорили. Кстати, помнишь, мы слышали какой‑то хлопок? Ты еще сказал, что у кого‑то глушитель плохо работает…
И что?
Не глушитель то был, а выстрел. Стреляли в этой квартире, уверен.
Вот что, старлей: был выстрел, значит, была и пуля! Найдешь — с меня литр виски.
В таком случае можешь покупать литр. Вот пуля! — указал старлей на стену.
Ну и жук ты, старлей, наверно, сразу ее заметил и завел разговор.
И ты мог обо мне такое подумать, капитан? А еще друг называется, — обиженно сказал тот. — Можешь сам залиться своим виски!
Как же, без друга? Ни за что! Это ж я пошутил. — Он подошел к полуразложившемуся трупу и сказал: — Миша, вызови судебного медэксперта, пусть займется этим мертвяком! Ну и влетит мне от полковника. Это надо же так опростоволоситься: не оставить ребят для прикрытия, — пробурчал он себе под нос.
Не переживай, командир. Кто мог предвидеть, что такое произойдет?
Для того и командир, чтобы предвидеть очевидные вещи.
Не такие уж они очевидные: третий этаж, опытные члены группы захвата. Вряд ли нормальный человек стал бы сигать с такой высоты, — выглянув в окно, возразил старлей.
Два человека, — вздохнув, уточнил капитан.
А ты уверен, что они нормальные? — лукаво глянув на друга, спросил старлей.
Добравшись до своего зеленого «уазика», Савелий посмотрел на себя в зеркало заднего вида и ужаснулся: под глазом кровоточащий синяк, куртка изорвана, из плеча сочится кровь — видимо, Лютый сумел задеть его ножом. В таком виде Савелий не мог явиться к Богомолову, а потому взял сотовый и набрал нужный номер.
Константин Иванович, это я.
Что с голосом? — первым делом спросил генерал. — Трудно было?
Трудно, — признался Савелий.
Ладно, отдыхай, приводи себя в порядок, — сочувственно проговорил генерал: видно, понял, что сегодня лучше не встречаться, а по телефону вести разговор о столь серьезном деле не хотелось. — Завтра пришлю за тобой машину. К девяти утра — идет? Или отложим до следующего дня?
Да чего откладывать? — выдохнул Бешеный. — С утра, так с утра.
Утром, в десять ноль–ноль, Савелий уже стоял в бюро пропусков, а через десять минут в генеральском кабинете докладывал о событиях вчерашнего дня.
Богомолов выслушал его, не перебивая, не задавая вопросов и не высказывая никаких эмоций. Так же молча подошел к видеомагнитофону и включил его.
Изображение на телеэкране было отвратительным — дергалось, прыгало вверх–вниз, но кое‑что разглядеть удалось. Савелий увидел двух мужчин, неторопливо беседующих на природе. Сквозь шум и скрежет можно было расслышать обрывки их разговора:
«…В столице у нас не останется конкурентов… Ликвидация — дело нескольких недель… Станете единоличными хозяевами Москвы и Подмосковья за судьбы можете быть спокойны… …Такая жуткая тюрьма для тех…»
Узнаешь кого‑нибудь? — мрачно спросил Богомолов.
Одного как будто. — Говорков без особого труда узнал Нечаева, хотя тот был загримирован: темный парик, тонкие усики–самоклейки, очки в тяжелой роговой оправе. Да и собеседник лидера сабуровских показался Савелию знакомым — это интеллигентное, умное, доброжелательное лицо, эти старомодные очки в тонкой золотой оправе он, точно, где‑то видел. Память редко подводила Бешеного: аэропорт «Шереметьево-2», он ждет самолета, которым должна прилететь Вероника, задержка рейса, зал прилета, консоль с подвешенным телевизором, на экране — программа «Вести». Сообщение о каком‑то заседании Совета Безопасности. Кажется, речь шла о борьбе с организованной преступностью.
Точно, так и было. Тогда Бешеный с удивлением заметил в кадре и генерала Богомолова. В том информационном выпуске генерал появился на экране лишь на мгновение: его изображение наплывом вытеснило другое лицо — лицо собеседника Лютого.
А кто рядом с Лютым? — как бы между прочим, словно обращаясь к себе, а не к Богомолову, спросил Савелий.
Хозяин кабинета молча поднял глаза к потолку, явно подразумевая некие недоступные простым смертным заоблачные выси.
Вот как? — искренне удивился Савелий. — Это что, ваш новый начальник?
К ФСБ он имеет лишь самое косвенное отношение. Представь, даже мне о нем практически ничего не известно. Даже я не знаю ни его фамилии, ни имени–отчества, не говоря уже о занимаемой должности. — Генерал недовольно поджал губы. — Знаю лишь его служебный псевдоним — Прокурор. И еще, что он стоит во главе какой‑то специальной сугубо секретной кремлевской службы, которая вроде бы параллельна нашей.
Откуда у вас эта кассета?
А все из той же квартиры, на Новочеремушкинской, где ты бился с Лютым. Сотрудники РУОПа во время обыска обнаружили на полу ее обломки. Она была повреждена, точнее, вдребезги разбита. Будто полк солдат по ней протопал. Но, как видишь, кое‑что удалось восстановить.
Савелий вспомнил брошенный ему в голову и разбившийся о стену видеомагнитофон. Удивительно, что после их схватки с Лютым еще можно было что‑то восстановить.
А видеозапись — дело рук того умельца, который навсегда остался на кухне? — догадался Говорков.
Да. Звался он Вадим Андреевич Петров. Кстати, бывший наш коллега — отставной майор союзного КГБ. Из Седьмого управления, той самой печально знаменитой «наружки». Экспертиза установила, что он скончался от пулевых ранений примерно полтора месяца тому назад.
Но что связывает Лютого и этого… как вы его назвали — Прокурора? Неужели они работают в одной связке? Это настолько невероятно, неправдоподобно, что… — Савелий пожал плечами. — Но тогда о каких конкурентах, о какой жуткой тюрьме идет речь в этой записи? — недоумевал Бешеный. — И какие улики могут оказаться на суде неопровержимыми?
Пока ничего сказать не могу. — Богомолов выглядел явно растерянным и сильно озадаченным.
Взглянув на него, Савелий понял: у Богомолова наверняка есть собственные предположения на этот счет, но по каким‑то непонятным причинам он не хочет ими делиться, во всяком случае пока.
Наверняка Лютый проник в ту квартиру, чтобы завладеть записями, — медленно произнес Говорков, затем, немного подумав, продолжил свои логические построения: — Отсюда можно сделать вывод: эти записи его в чем- то и перед кем‑то компрометировали. Но почему тот «топтун», бывший майор Петров, решил следить? И за кем? За Нечаевым? Или за Прокурором? Или за обоими?
Вряд ли инициатива исходила от него, — напомнил Константин Иванович очевидное. — Скорее всего, он выполнял чей‑то заказ.
Чей?
А вот этого я не знаю. — Взглянув на перекидной календарь, Богомолов продолжил озабоченно: — Сегодня пятница. В понедельник попробую связаться с Прокурором. Покажу ему запись.
Вы уверены, что это необходимо? Вы полностью доверяете этому человеку?
Не требуй от меня однозначных ответов! Пока могу сказать одно: в моем представлении Прокурор — человек кристально честный, порядочный и справедливый. Уж если такие люди будут сотрудничать с бандитами, весь мир перевернется вверх дном, а мне пора на покой. — Генерал с грустью вздохнул.
Очень хочется, чтобы вы оказались правы, — заметил Савелий.
Константину Ивановичу не удалось связаться с Прокурором ни в понедельник, ни в последующие дни. Спустя час после встречи с Говорковым генерала вызвали к начальству.
Приказ руководства удивил и обескуражил.
Он гласил: все предметы, обнаруженные по адресу: Новочеремушкинская улица, дом 22«г», квартира 68, сдать немедленно. Никаких копий не делать, а об информации на восстановленной видеокассете забыть навсегда!
Приказы, как известно, не обсуждают — их выполняют. И Богомолову ничего не оставалось, как подчиниться.
Почему эти кассеты так заинтересовали начальство?
Какова связь между лидером сабуровской организованной преступной группировки и законспирированной кремлевской спецслужбой, целей, задач и методов работы которой, не говоря уже о названии, Богомолов не знал?
Сколько ни спрашивал себя об этом Константин Иванович, ответа так и не нашел…