В Москву Воронов с Ланой прилетели ранним утром. Предстояло долго ловить машину, но каково же было удивление Воронова, когда прямо за таможенным барьером он увидел добродушно улыбающуюся физиономию Михаила Никифоровича.
— Приветствую вас на родной земле! — бодро проговорил тот, затем протянул букет красных гвоздик Лане и крепко пожал руку Андрею.
— Господи, товарищ полковник, зачем было так хлопотать в такую рань? — смущенно спросил Воронов.
— Откровенно говоря, я с большим удовольствием повалялся бы в кровати, но… — посмотрел наверх полковник.
— Могли бы и просто водителя прислать.
— Не мог: шеф и это предусмотрел!
— Неужели так прямо и сказал?
— Даже добавил: «Встретишь лично!». И слава Богу! — воскликнул полковник. — Благодаря мне вы не замерзнете! А то словно на юг приехали: декабрь на дворе, а вы в одних плащиках! Генерал как в воду глядел: захвати, говорит, им пальто, чтоб не замерзли.
— Ну и Порфирий Сергеевич! — покачал головой Воронов. — Неужели так холодно?
— Двадцать два градуса мороза, да еще и ветер!
— Ну, с ветрами мы и в Нью-Йорке натерпелись! — Воронов зябко передернул плечами, подмигнул Лане и тут же воскликнул: — Ой, прошу прощения! Товарищ полковник, разрешите представить вам мою жену!
— Лана! — Она протянула полковнику руку, и тот с удовольствием пожал ее.
— Полковник Рокотов, Михаил Никифорович! Как же, как же, наслышан об этой красавице!
— Спасибо за комплимент! Мне о вас тоже Андрюша рассказывал.
— Надеюсь, не очень часто проходился «по матушке»?
— Ну что вы, Михаил Никифорович! Только самое хорошее!
— И на том спасибо! А где же ваш багаж? — удивленно спросил полковник, заметив, что у Воронова лишь небольшой чемоданчик, а Лана держит в руках спортивную сумку.
— А это и есть наш багаж! — усмехнулся Воронов.
— Да, впервые вижу русского человека, возвращающегося из-за границы почти налегке!
— Благодаря Порфирию Сергеевичу!
— Как? — не понял полковник.
— Факс, полученный за подписью Порфирия Сергеевича, звучал так: «Срочно вылетай в Москву!» А срочно — это значит немедленно. Во всяком случае, меня так учили и родители, и командиры. Мы взяли билеты да и вылетели! А вещи адмирал обещал переслать контейнером…
— Контейнером? Ну, слава Богу! — облегченно улыбнулся полковник. — Тогда все в порядке. Ладно, пошли в машину!
На улице дул пронизывающий ветер. Они устремились к черной «Волге», мгновенно продрогнув. Однако полковник приостановил Воронова за рукав, повернулся к Лане и смущенно сказал:
— Ты уж извини, дочка, но тебе придется ехать в другой машине: нам с майором поговорить нужно. Там, кстати, и дубленка для вас.
— Спасибо за заботу. А то, что ехать придется без Андрюши, я потерплю: никаких проблем, — заверила Лана. — Нужно так нужно! Мне в какую садиться?
— Сюда, в черную «Волгу»! — Полковник предупредительно открыл перед ней заднюю дверцу, и девушка поспешно юркнула внутрь.
Андрей наклонился и чмокнул ее в щеку.
— Дверь быстрее закрывай: салон выстудишь! — состроив серьезное лицо, бросила Лана. — Предупреди, если не домой поедешь.
— Обязательно, милая! — Воронов хлопнул дверцей и оглянулся по сторонам: полковник уже сидел за рулем своих зеленых «Жигулей».
Как только Андрей сел в машину, полковник тронулся, черная «Волга» поехала следом.
— На заднем сиденье теплое пальто, накинул бы, — предложил полковник.
— Спасибо, я и вправду замерз. Ну, рассказывайте, к чему такая срочность? Какие новости в Москве, в России?
— Новостей много… — задумчиво проговорил полковник. — Не знаю, с чего и начать…
— С любого конца! — усмехнулся Андрей.
— Хм… Действительно, проще начать с конца. Про Чечню, конечно, слышал?
— О выборах? Да, успел уже. Слава Богу, что не допустили к власти этого убийцу!
— Да, трудно было… — вздохнул полковник, думая по-прежнему о чем-то своем. Воронов почувствовал, что тот чего-то недоговаривает.
— Михаил Никифорович, чего там: руби сплеча! Зачем тянуть? — Он повернулся и посмотрел прямо в глаза полковнику.
— А вот ты своей новостью меня просто огорошил! — ответил полковник. — Когда поженились-то?
— Официально пока не расписывались… Свадьбу, думаю, весной сыграем! Но при чем здесь Лана? — удивился Андрей и вдруг догадался: — Неужели в Чечню?
Полковник тяжело вздохнул и кивнул головой.
— Черт бы побрал всех кретинов, затеявших эту войну! — взорвался Воронов. — Думал, что после Афгана ни в одну подобную заварушку больше не сунусь, и вот — на тебе! Господи! И когда только я смогу пожить спокойно хотя бы месяц?
— А кто тебе сказал, что у тебя нет этого спокойного месяца? — Полковник с улыбкой посмотрел на него.
— Как? Но генерал Говоров так торопился с вызовом…
— А если бы он не написал «срочно», то когда бы ты вылетел? — спросил полковник.
— Понятно: генеральская шутка…
— Не совсем! За этот месяц ты должен будешь не только отдыхать, но и вникать в ситуацию, изучать обстановку, готовить людей и готовиться к операции сам, а там, глядишь, и братишка вернется… — с намеком заметил полковник.
— Так… Выходит, и его вы хотите втравить в эту бузу?
— Ну зачем так грубо, товарищ майор? — поморщился полковник. — Никто никого втравливать, как ты говоришь, не собирается. А Сергей Мануйлов тебе самому понадобится.
— Не уверен, что удастся его уговорить отправиться в Чечню…
— Говоришь таким тоном, словно знаешь, о чем пойдет речь!
— Вряд ли мы отправимся туда с визитом вежливости, — хмыкнул Воронов.
— Вот уж точно — нет.
— И что же мы должны будем сделать?
— О задании тебе расскажет Порфирий Сергеевич: он ждет тебя сегодня в шестнадцать часов. Да, чуть не забыл: возьми в бардачке свои настоящие документы.
— А эти оставить?
— Нет, пусть пока будут у тебя.
— Понял! — Андрей открыл бардачок, вытащил оттуда пухлый конверт и сунул в карман. — Судя по всему, задание будет нелегальное, — в раздумье произнес он.
— Ну, с чего ты взял… — Полковник отвернулся и посмотрел в окно.
— Уверен, в Чечню мы отправимся под своими легендами. — Полковник промолчал. Воронов продолжил: — А это означает только одно: в случае провала от нас открестятся!
— Тебя это смущает?
— Меня уже ничего не смущает, товарищ полковник! А почему встреча только в шестнадцать? Решили дать отоспаться?
— Конечно! Это я предложил, все-таки восемь часов разницы во времени!
— Мы специально в самолете отоспались.
— Ничего, отдохнешь еще немного: кашу маслом не испортишь! Или не терпится в бой?
— Да нет, по Бате соскучился!
— Ну и ну! — улыбнулся Рокотов. — Ведь когда я уговаривал шефа перенести встречу с одиннадцати на шестнадцать, он тоже сказал, что соскучился по тебе.
— Серьезно?
— Конечно. Ты ж, верно, слышал, какие изменения у нас произошли за то время, пока тебя не было?
— Вы о кадровых перестановках?
— О чем же еще? Пожалуй, только наше управление не затронули, а так… — Полковник махнул рукой.
— Лишнее подтверждение, что мы нужны любой власти, — рассудительно, заметил Воронов.
— Вот это-то меня и пугает! — со вздохом прошептал Михаил Никифирович.
— Возможно, вы и правы! — неожиданно согласился и Воронов.
Его охватило щемящее, тревожное чувство. Было пять часов утра. Яркие лучи восходящего, солнца окрашивали город в какие-то непривычные цвета. В теплом салоне машины, несмотря на мороз, было почти жарко. Как все-таки здорово возвращаться в свой родной город! Только сейчас, глядя в окно на пустынные еще улицы, Андрей понял, как сильно соскучился по Москве. Конечно, в Нью-Йорке много удивительного: небоскребы, роскошная неоновая реклама, от которой светло даже ночью, воздух почище, вежливая полиция и постоянные улыбки на лицах американцев…
И все-таки Москва обладала какой-то своей, одной только ей присущей, притягательной силой, — ведь это факт, что настоящий москвич нигде не ощущает себя дома и всегда скучает по своему городу. Вот такой странный феномен.
Интересно, о каком задании идет речь? Андрей вспомнил все, что читал о Чечне еще в Америке. Последняя история его очень возмутила: нападение на миссию Международного Красного Креста. Господи, какими же нужно быть варварами, чтобы расстреливать людей, приехавших бескорыстно помогать твоему же народу? А захваты заложников? Еще как-то можно понять, когда в заложники берут военных, но журналистов?! Какими бы благими лозунгами не прикрывалась эта их оппозиция, но захватывать в плен людей, которые освещают события в Чечне, — эта акция не имеет оправдания.
«А может быть, прикажут именно с этим и разбираться?» — неожиданно промелькнуло у него в голове. Он повернулся к полковнику:
— Прошу вас, не упоминайте при Лане, что нам придется скоро расстаться.
— Именно поэтому она сейчас и едет в другой машине, — заметил полковник.
— У вас есть еще что сказать без нее?
— Нет, остальное узнаешь от генерала.
— В таком случае давайте я пересяду в «Волгу». А вы еще можете немного поспать перед работой.
— На этот раз у меня нет никаких возражений, майор. — Полковник улыбнулся и взглянул в окно, подыскивая место, где бы остановиться. — Желаю удачи! Смотри не проспи встречу: с молодой-то женой сон крепкий!
— Постараюсь, товарищ полковник! Спокойной ночи!
— Да уж, пару часиков еще успею прихватить! Кстати, водитель «Волги» закреплен сегодня за тобой. Его Славой зовут. Отпусти его до пятнадцати, а потом он довезет тебя в управление.
— Спасибо, Михаил Никифорович!
— Шефа благодари: его забота! Пальто надень, замерзнешь!
— Ничего, так добегу.
— Ну смотри, как хочешь! Бывай! — Полковник вдруг зевнул. — Совсем старый стал! — прошептал он и, как только Воронов вышел, сразу рванул вперед.
Андрей плюхнулся рядом с Ланой.
— Наговорились? — улыбнулась она. — Давай сюда! — Лана распахнула полу дубленки, накинутой на плечи. — Замерз, милый!
— Уже согрелся! — вздохнул довольный Воронов, прижимаясь к ней и чувствуя, какая она теплая и нежная.
— С корабля на бал? — спросила Лана.
— В шестнадцать часов на ковер к начальству. Слышишь, Слава? Отвезешь нас домой и свободен до пятнадцати!
— Хорошо, товарищ майор.
— Надо же, майор! — удивленно прошептала девушка. — Да еще и со служебной машиной!
— А ты как думала: уважают твоего мужа! — подмигнул Воронов, но тут же прошептал на ухо: — Зря размечталась о служебной машине: это только на сегодня, завтра уже придется везде ходить на своих двоих.
— Слава Богу! — облегченно вздохнула Лана. — А то я начала думать, что тебя только ночью видеть буду.
— Почему это?
— Ну как же? Если со служебной машиной, значит, важная персона. А важная персона сутками на работе, — пояснила она и тут же рассмеялась.
— Ты чего?
— Знаешь, эти слова… «важная персона»… как они тебе не идут! Ну никак…
— Это почему? — Воронов почти искренне обиделся.
— Не хочу, чтобы ты становился важной персоной! — прошептала Лана.
— Оставайся таким, какой есть: милый, добрый, нежный и мой!
— Так и быть, не буду становиться важной персоной. — Он решительно тряхнул головой, потом обнял ее за плечи. От Ланы шел такой жар, что он мечтательно протянул: — Ах, как я тебя хочу… Скорее бы…
— А я думала, ты спать хочешь. — В глазах Ланы забегали чертики.
— Какой сон, какой тут сон, если мы уже больше суток не…
— Тсс! Андрюша, ну… — Она прикрыла ему рот пальчиком и горячо зашептала на ухо: — С ума сошел: в машине!
— А что особенного? Слава, мы уже больше суток не…
— Андрей! — воскликнула она в полный голос, и щеки ее покрылись румянцем.
— Не отдыхали больше суток, — упрямо закончил Андрей, — все то на ногах, то на заднице…
— Фу, дурачок! — звонко рассмеялась девушка.
— А ты о чем? — Он невинным взглядом скользнул по ее фигурке.
— Да ну тебя! — Она обидчиво надула губки, однако не выдержала и рассмеялась: — Ой, мы же совсем забыли!
— О чем ты?
— А чем я тебя кормить буду? Наверняка в твоем доме шаром покати!
— Да, ты права, — смутился Воронов.
— Предусмотрено, товарищ майор! — неожиданно отозвался водитель, слышавший весь разговор. Взяв с переднего сиденья внушительный пакет, он протянул его Воронову: — Вам просили передать!
— Кто?
— Товарищ генерал!
— Ну, Порфирий Сергеевич… — только и смог выговорить Воронов, восхищенно качая головой.
— Прямо как отец родной! — заметила Лана.
— Это точно! Вот такой мужик! — Он вскинул кверху большой палец.
В квартире было прохладно и пахло нежилым помещением. Те, кому доводилось возвращаться в надолго оставленное жилище, знают этот специфический запах заброшенности, который ни с чем не спутаешь. Но стоит побыть в квартире с полчаса, она словно бы оживает, просыпается и тут же «вспоминает» свою обычную атмосферу. Тогда на душе воцаряется покой.
Пока Лана осматривалась и распаковывала сумку, Воронов быстро принял горячий душ. Тщательно вытерся, накинул халат и вышел к ней.
— Прошу, милая, ванная согрета! Что будешь: чай или кофе?
— А в пакете только кофе. Я уже туда заглянула! — усмехнулась девушка.
— И что же там, джентльменский набор?
— А что в него входит?
— Коньяк?!
— Есть!
— Шампанское?!
— Есть!
— Икра?!
— Есть!
— Лимон?!
— Даже два!
— Колбаса?!
— Ветчина!
— Ну и конечно же жареная курица?!
— Все понимаю, но как ты узнал про курицу? — удивилась Лана.
— По запаху, милая! — ответил он и обнял ее.
— Ну ты и жук, милый! — рассмеялась она. — Есть еще хлеб и соленые огурчики! Нравится?
— Ну это уже разврат желудка! — воскликнул Воронов.
— Ну ты и сказал! — усмехнулась Лана. — Надо же придумать такое? Разврат желудка! Ладно, вари кофе, я быстро! — подхватив халат, она юркнула в ванную.
— Свежее полотенце там на веревке! — крикнул Воронов вдогонку.
— Спасибо, милый!
Андрей быстро открыл банку с икрой, откупорил коньяк, разложил на тарелке ветчину, уже нарезанную тонкими ломтиками, огурчики, лимон. Закуски оказалось так много, что курицу он положил в холодильник. Сварив кофе, оставил его на плите, а столик на колесах подкатил к своей огромной кушетке и только тогда сел, откинулся на спинку и задумался.
Когда он смотрел на Лану, ему всякий раз не верилось, что девушка действительно его любит. Но она была с ним так нежна, так ласкова, что стоило ей хотя бы просто прижаться к нему — и сразу уходили прочь все его сомнения. Он успокаивался. Интересно, как она воспримет их первую разлуку? А не отказаться ли к чертовой матери? Сколько можно воевать? Ведь не мальчик уже! Да и о семье должен заботиться! Раньше, когда был один, мог свою голову подставлять где угодно и подо что угодно, но сейчас? Сейчас, когда рядом с ним любимая женщина, он обязан думать не только о себе!
Воронов не заметил, как задремал… Было жарко. Пески. Слепящее солнце. Вокруг сжимается кольцо душманов, все однополчане уже погибли, и только он один продолжает стрелять и стрелять. Но душманов не становится меньше, они лезут со всех сторон. Кажется, ему не спастись…
— А-а-а! Сволочь! Не возьмете! — закричал он, встав во весь рост и поливая свинцом все вокруг из ручного пулемета. Пули жужжали, как пчелы. Он даже видел их полет, видел и знал, что каждая из них несет смерть, и подзадоривал себя нечленораздельными выкриками. Из всех чувств осталось только одно — чувство ненависти.
… Обещав принять душ, Лана не удержалась от соблазна и залезла в ванну, тем более что Андрей ее почти уже наполнил. В воде Лана разомлела, вылезать не хотелось. Она вдруг подумала — как же ей повезло! Андрюша, Андрюша, ты не такой, как все… До него мужики видели в ней только женщину, с которой тут же норовили завалиться в постель. И она начала понемногу привыкать, что к ней относятся потребительски… Потом появился Савелий: умный, мужественный. Он понял все. И ей тоже все стало ясно: ее исковерканная душа с налипшей на нее грязью потянулась за этим чистым и простым парнем, словно изнемогая от долгой жажды. И она припала к нему, как к чистому родничку.
Она вдруг подумала, что если бы ей не повстречался Савелий, то никогда бы не появился Андрей. Нет, не только потому, что именно Савелий познакомил их, а потому, что она не смогла бы стать счастливой, не очистив свою душу от скверны. С Савелием было удивительно тепло, покойно, но это не было любовью. Только сейчас, встретившись с Андрюшей, она смогла разобраться и в тех своих чувствах. Это не было любовью, это было Предчувствием любви!
— Предчувствием любви! Предчувствием любви! — Лана несколько раз на разные лады повторила эти слова и вдруг громко воскликнула. — Я счастлива! — и повторила: — Счастлива я! Счастлива! Счастлива!
Да, она действительно была счастлива. Единственное, что ее сейчас заботило, — сможет ли она доказать Андрюше искренность своего чувства? У мужчины собственнические инстинкты сильнее. И что бы он ни говорил, но в душе у него, пусть и запрятанные в самые потаенные уголки, подсознательно будут жить воспоминания о том, что до него она кому-то принадлежала. И, чтобы эти воспоминания не заставляли его страдать, ей нужно быть во сто крат нежнее, тактичнее, внимательнее и никогда не давать ему повода сомневаться в ее преданности. Как же ей повезло, что Андрюша такой милый, тактичный и, кажется, действительно любит ее. Пусть будет уверен в том, что она никогда не только не изменит ему, но даже не взглянет на другого мужчину.
Лана сладко потянулась, представив, как сейчас выйдет к нему, обнимет его за мощные плечи и ощутит его крепкие руки.
— Боже! — воскликнула она, шлепнув себя по лбу. — Нельзя столько времени заставлять мужчину ждать!
Она быстро вылезла из ванны, вытерлась огромным махровым полотенцем и критически осмотрела себя в зеркале. Лет пять назад ее груди были крепче, тело более упругим, но тогда в ней не было той женственной, тяжкой округлости форм, которая так возбуждает мужчин. И всетаки нужно будет походить в тренажерный зал. Подмигнув своему отражению, Лана набросила халат и вышла из ванной комнаты.
На кухне Андрея не было. Прихватив кофейник, Лана вошла в комнату. Воронов лежал на кушетке, широко раскинув руки. Лицо его нервно подергивалось, словно он с кем-то ожесточенно спорил. Поставив кофейник на столик, Лана осторожно присела на край кушетки и ласково погладила его потный лоб. Андрей резко вздрогнул, мгновенно схватил ее за руку и до боли сжал кисть.
— Милый, мне больно! — чуть не плача прошептала Лана.
— А? Что? — Он открыл глаза и непонимающе посмотрел на нее.
— Ты дома, родной! Успокойся, тебе просто что-то приснилось!
— Приснилось, — машинально повторил он.
— Андрюшенька, отпусти руку: мне действительно больно! — ласково проговорила она.
— Господи, прости, милая! Прости! — Он сел и принялся осыпать ее руку поцелуями. — Прости, милая, я не хотел!
— Что тебе приснилось, Андрюшенька? — прижав его к груди, Лана гладила по голове и медленно раскачивалась из стороны в сторону, словно мать, баюкавшая своего маленького сыночка.
— Афган! — сквозь зубы прошептал Воронов. — Мне снился Афган! Вокруг гибнут мои ребята, а я стреляю и стреляю, и душманам нет конца! Они лезут и лезут! Лезут изо всех щелей!
— Все, милый, успокойся, я с тобой. Нет никаких душманов, только я и ты!
— Да, родная, я и ты! — совсем по-детски повторил Воронов.
— Хочешь выпить?
— Хочу!
— Вот и отлично! — Лана быстро наполнила рюмки. Но Андрей неожиданно произнес:
— Налей мне чашку. Полную. До краев.
Она послушно перелила коньяк из рюмки в чашку, долила до краев, немного подумала и налила полную чашку и себе…
— Пить так пить! — решительно воскликнула Лана и улыбнулась. — За нас, милый!
— За тебя! — возразил он.
— Хорошо! За тебя! — кивнула девушка.
— Хитрюшка! — наконец улыбнулся Андрей. Он осушил свою чашку залпом.
Лана пила маленькими глотками, но мужественно допила до самого дна. Потом замахала рукой, не решаясь вздохнуть.
— Лимончиком! Лимончиком! — воскликнул Воронов, протягивая ей несколько долек. — Ну ты даешь, девочка! Такую дозу осилить!
— Чего не сделаешь ради любимого человека! — Только сейчас она смогла вздохнуть полной грудью. — Никогда не думала, что коньяк такой крепкий!
— Ты что, никогда его не пила? — удивился Андрей.
— Такими дозами? Никогда! — Лана вдруг заразительно рассмеялась. — Ой, сразу в голову ударило! Даже все закружилось вокруг. Сейчас возьму и упаду! Ой! — Она пьяно икнула.
— Та-а-ак! Ты еще и пьяница! — усмехнулся он.
— Я — алкоголик! Андрюша, я не могу без тебя. — Лана вдруг завалила его на спину. — Споил бедную девушку, а теперь воспользуется ее состоянием!
— Не воспользуюсь! — успокоил Андрей.
— Что? — воскликнула Лана. — Не воспользуешься? А я — я воспользуюсь! — Она решительно скинула халатик на пол и распахнула его халат. — Вот возьму и воспользуюсь! — Ее губы стали нежно скользить по его груди к животу.
Эта нежность мгновенно возбудила его. Затвердевший член уткнулся ей в живот. Улыбнувшись, Лана нежно погладила его и, приподнявшись, направила в лоно, обдав Андрея страстным жаром желания. Медленно, стараясь продлить удовольствие, Лана вобрала его до самого конца. Замерев от счастья, она томно вздрогнула, когда его руки легли на ее груди. Соски затвердели, внутри девушки все напряглось. Она приподнималась и опускалась, судорожно вцепившись ему в плечи.
— Боже мой! Родной! Любимый мой! Какой же ты огромный! Как хорошо мне с тобой! Еще! Еще! Еще хочу! Да! Да! — Закрыв глаза, Лана словно бы не ощущала своего тела, своих рук, ног, и каждый нерв натянулся как струна. И так до тех пор, пока она не ощутила внутри себя сильные толчки. Сладостная дрожь охватила ее, и женщина изверглась любовным потоком…
Наконец-то Глену Хиксу удалось нащупать след Рассказова. Исполинская фигура начальника его службы безопасности Тайсона появилась в районе Брайтон-Бич. Но Тайсон почувствовал «хвост» и сумел оторваться. Однако теперь район поисков значительно сузился, и Хикс немедленно приказал своему наблюдателю снять в районе Брайтон-Бич квартиру или особняк, а сам отправился на встречу с Третьим членом Великого Магистрата.
Лурье встретил его не в самом добром расположении духа: отпущенное правилами Великого Братства время неумолимо двигалось к концу, а реальных результатов пока не было.
— Приветствую тебя. Великий Магистр! — преклонив колено и опустив голову, проговорил Хикс.
Третий член Великого Магистрата посмотрел на него и решил прямо с порога накинуться на него с руганью. Но все-таки не мешало сначала выслушать Хикса. Он протянул ему руку с перстнем, к которому тот и приложился губами.
— Рассказывай, брат мой! Чем можешь порадовать членов Великого Магистрата?
— Сначала хочу попросить прощения у вас, Великий Магистр, за то, что невольно заставил вас волноваться! К сожалению, враг оказался хитрее, чем можно было предположить!
— По существу, брат мой! По существу! — теряя терпение, прервал Лурье.
— Мой человек обнаружил наконец следы господина Рассказова. Сегодня же мы вылетаем в Нью-Йорк!
— Слава Всевышнему! Благословляю тебя, брат мой! И с нетерпением жду сообщений. Звони в любое время. И помни: у тебя всего двадцать три дня, и ни часом больше! — Лурье вдруг схватил его за грудки, подтянул к себе и буквально прошипел по-змеиному на ухо: — Если выполнишь задание — считай, что до конца дней обеспечишь себя и детей своих! Завалишь — лучше сам ложись в могилу, иначе будет плохо. Ты меня понял, брат мой? — Последние слова он выдавил таким тоном, что у Хикса похолодело внутри; Глен побледнел так, словно вмиг обескровел.
— Да, Великий Магистр! — испуганно прошептал Хикс.
— Ступай!
На ватных ногах бывший морской пехотинец по прозвищу Хитрый Убийца пятился до самого выхода и только там, поспешно поклонившись, выскользнул за дверь. Сколько раз в своей жизни он убивал, но теперь впервые испугался так, что даже обмочился. Взбешенный Хикс поклялся отомстить Рассказову: теперь тот стал еще и его личным врагом. «Ну, Рассказов, тебя-то я заставлю мочиться кровью!..»
Выйдя от Третьего члена Великого Магистрата, Хикс задумался: может быть, он совершил ошибку, не сказав шефу правду — что его агент упустил след, едва на него наткнувшись? Но как сказать об этом, не рискуя нарваться на расправу? Такие случаи в истории Ордена были, и о них он прекрасно знал. Ложишься здоровеньким и бодреньким, а во сне умираешь. Нет, он еще недостаточно пожил на этой земле. Погибать не хотелось, но игра, затеянная Хиксом, была опасной. Прятаться в ожидании, когда его агент вновь наткнется на Рассказова? Это наверняка кончится для него плохо. Нужно срочно вылетать в Америку! И Хикс, заказав на всю свою команду авиабилеты прямо на завтра, быстро отправился на виллу, чтобы сообщить об этом своим боевикам…
В эту самую минуту ничего не подозревающий Рассказов растерянно вертел в руках анонимное письмо из Сингапура. Оно было напечатано на компьютере. На конверте стоял гриф: «Лично». Рассказов быстро пробежал его глазами.
«ГОСПОДИН РАССКАЗОВ!
ОДНАЖДЫ ВЫ ОКАЗАЛИ МНЕ НЕОЦЕНИМУЮ УСЛУГУ, ДАВ ПОДЗАРАБОТАТЬ, КОГДА Я ОТЧАЯННО НУЖДАЛСЯ. Я ОТНОШУСЬ К ВЫМИРАЮЩЕЙ КАТЕГОРИИ ЛЮДЕЙ БЛАГОДАРНЫХ И ХОТЕЛ БЫ ВЕРНУТЬ ВАМ МОРАЛЬНЫЙ ДОЛГ. ДОЛЖЕН СРАЗУ ПРЕДУПРЕДИТЬ: ИМЕНА И ФАМИЛИИ ВЫ ДОЛЖНЫ БУДЕТЕ УГАДАТЬ, НЕКОТОРЫЕ ФРАЗЫ ИНОСКАЗАТЕЛЬНЫ. ЕСЛИ МОЯ ИНФОРМАЦИЯ ПОКАЖЕТСЯ ВАМ БЕСПОЛЕЗНОЙ — ОСТАВЬТЕ ЕЕ БЕЗ ВНИМАНИЯ. ЕСЛИ ЖЕ ОНА ЗАИНТЕРЕСУЕТ ВАС — ВОСПОЛЬЗУЙТЕСЬ ЕЮ И ПРИМИТЕ ПРИЕМЛЕМОЕ ДЛЯ ВАС РЕШЕНИЕ.
НЕДАВНО Я УЗНАЛ, ЧТО ВЫ ПОДСТРЕЛИЛИ КРУПНУЮ ДИЧЬ, ДА И УНИКАЛЬНЫЕ КАПКАНЫ ПРИХВАТИЛИ С СОБОЙ. В ДРУГОЙ СИТУАЦИИ Я БЫ ИСКРЕННЕ ПОЗДРАВИЛ ВАС С УДАЧЕЙ, НО… ДЕЛО В ТОМ, ЧТО ТЕ, КТО ПОДСТРЕЛИЛ ЭТУ ДИЧЬ, ВЕРОЯТНО, САМИ ТОГО НЕ ВЕДАЯ, ОХОТИЛИСЬ В ИЗВЕСТНОМ ВО МНОГИХ СТРАНАХ ЗАПОВЕДНИКЕ. СЕЙЧАС ПОДНЯТЫ ОГРОМНЫЕ СИЛЫ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НАЙТИ И ПРИМЕРНО НАКАЗАТЬ ВИНОВНОГО НЕ ТОЛЬКО В НАРУШЕНИИ ГРАНИЦЫ ТЕРРИТОРИИ ЗАПОВЕДНИКА, НО И В ПРИСВОЕНИИ ИМУЩЕСТВА, ТАМ ХРАНИВШЕГОСЯ.
НЕ ПОДУМАЙТЕ, ЧТО МОЕ ПИСЬМО ХОТЯ БЫ В МАЛОЙ МЕРЕ ПРЕСЛЕДУЕТ ЦЕЛЬ ЗАПУГАТЬ ВАС: ВЫ ВСЕГДА ПОСТУПАЕТЕ ТАК, КАК ВАМ ПОДСКАЗЫВАЮТ ВАШ ОПЫТ И ВАШИ ЗНАНИЯ. А МОЯ ЗАДАЧА ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ТОЛЬКО В ТОМ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ВАМ СВОЙ ДОЛЖОК.
ЕСЛИ НЕ СОЧТЕТЕ ЗА НАГЛОСТЬ С МОЕЙ СТОРОНЫ, ТО ПОЗВОЛЮ СЕБЕ ДАТЬ ВАМ ДРУЖЕСКИЙ СОВЕТ. ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ВЫ СМОЖЕТЕ ЛИШЬ НЕЗНАЧИТЕЛЬНОЙ ЧАСТЬЮ ПОПАВШЕГО К ВАМ, ИБО ОСТАЛЬНОЕ УЖЕ ЗАБЛОКИРОВАНО, НО И ТА МАЛАЯ ЧАСТЬ, КОЕЙ ВОЗМОЖНО ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ, МОЖЕТ ПРИНЕСТИ ВАМ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ВРЕДА, НЕЖЕЛИ ПОЛЬЗЫ. ЛИЧНО Я, ОБЛАДАЯ ЭТИМ ИМУЩЕСТВОМ, ПОСТАРАЛСЯ БЫ КАК МОЖНО СКОРЕЕ ВЕРНУТЬ ЕГО ВЛАДЕЛЬЦАМ ЗАПОВЕДНИКА. РЕЗУЛЬТАТОМ ЭТОГО ШАГА МОЖЕТ БЫТЬ НЕ ТОЛЬКО СУЩЕСТВЕННАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ, НО И МОЩНАЯ ПОДДЕРЖКА, И НЕ ТОЛЬКО МОРАЛЬНАЯ, В БУДУЩЕМ.
ЖЕЛАЮ ВАМ ВСЕГО САМОГО НАИЛУЧШЕГО В ДЕЛАХ И КРЕПКОГО ЗДОРОВЬЯ.
ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ».
Рассказов ломал голову, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть. Да, он многим помог, но чтобы человек шел ради него на такой риск… Естественно, он сразу догадался, о ком и о чем идет речь: «Крупная дичь» — Бахметьев, а «уникальные капканы» — содержимое черного «дипломата». Намек о блокировании, по-видимому, означал, что руководству Тайного Братства удалось какими-то путями прикрыть счета в Швейцарском банке.
В этом не было ничего удивительного: у них повсюду свои люди, тем более в Швейцарии. Рассказов задумался. Владея таким компроматом, он мог бы попытаться шантажировать многих важных персон мирового сообщества, выкачивая из них денежки. Но для этого мало было сильной команды требовалась солидная поддержка… А Рассказов настроил против себя еще и спецслужбы сильных держав. Противостоять Тайному Братству в его положении было бы весьма глупо.
Оставалось только одно: поторговаться и повыгоднее для себя вернуть черный «дипломат». И вдруг Рассказов нахмурил густые брови, лоб его покрылся мощными бороздами морщин: откуда этому «доброжелателю» известен его адрес на Брайтон-Бич? Уж если известно его местонахождение в Сингапуре, для агентов спецслужб Великого Братства разыскать его — и вовсе пара пустяков. Рассказов тотчас понял, что времени у него почти не осталось. Это послание его действительно напугало. Впрочем, жадностью он не отличался: что легко далось в руки, с тем легко можно и расстаться.
Каково было бы изумление Рассказова, если бы он узнал, что автором послания был генерал Богомолов! Уставший от долгого ожидания, но и не желая оказаться виновником срыва столь дорогостоящей операции, он решил хоть как-то ускорить ход событий. После долгих размышлений ему пришел в голову простой и удивительный ход: надо было заставить действовать самого Рассказова. Пусть-ка он сам сделает первый шаг к сближению с руководством Ордена! Но заставить Рассказова сделать это можно было только двумя способами: либо сильно напугав его, что было довольно сложной задачей, либо убедив в полной бессмысленности затеянной им игры.
Воодушевленный этой, с его точки зрения, отличной идеей, Богомолов более суток сочинял письмо. Он пришел к выводу, что кашу маслом не испортишь, — можно надавить на оба рычага. Когда послание было готово. Богомолов вышел на связь с адмиралом и через пару часов встретился с ним и, не успев толком поздороваться, протянул Майклу текст послания. Майкл удивленно покачал головой:
— Вот что значит быть свободным от служебных обязанностей!
— Издеваешься? — насторожился Богомолов.
— Да что ты. Костя? Правду говорят, что все гениальное просто! А я-то голову ломаю…
— У нас говорят, простенько и со вкусом! — Генерал довольно улыбнулся: — Остается одна проблема.
— Какая?
— Он должен получить это из Сингапура…
— Это пусть тебя не беспокоит: сутки, максимум двое, и Рассказов получит это письмо из Сингапура!
— Могу себе представить его рожу, когда он получит это послание. Как ты думаешь, а?
— Ха-ха, не успел перебраться на новый адрес, как о нем уже знают в Сингапуре! Ведь клюнет же, да?
— Напугать-то его трудно, а в затылке почесать мы его заставим.
— Прекрасная идея, — важно закончил Майкл.
Не подозревавший о затеянной с ним игре, Рассказов, немного поразмыслив, понял, что нужно принимать решение. И чем быстрее, тем лучше. Порывшись в черном «дипломате», он нашел телефон, который мелькал почти что в каждом из банковских счетов. Трубку сняли почти сразу же.
— Лурье слушает! — раздался незнакомый Рассказову голос. — Кто говорит?
Аркадий Сергеевич догадался: на том конце провода был сам хозяин. Пауза затягивалась, и Рассказов осторожно сказал:
— Говорит Рассказов.
— Аркадий Сергеевич? — удивленно воскликнул Лурье, едва не выронив трубку.
Он вовсе не ожидал такого звонка и не успел подготовиться. Всего несколько часов прошло с тех пор, как ушел Хитрый Убийца…
— Вы меня знаете? — в свою очередь удивился Рассказов. — Очень хорошо! Это многое упрощает. До меня дошли слухи, что вы… кое-что потеряли. Это правда? — Он говорил вкрадчиво, без всякого сарказма.
— Какой у ваших людей тонкий слух! — с трудом сдерживая злость, ответил Лурье. — Может быть, вы хотите выразить свое сочувствие? Держали бы лучше его при себе!
— Понимаете, услышав об этом, я, с почтением относясь к вашей организации, решил помочь вам в поисках… — Рассказов говорил уважительным тоном, медленно и тщательно взвешивал каждое слово. — Но, прежде чем рассказать о том, что мне удалось узнать, я, если позволите, спрошу, принято ли в вашей организации предоставлять вознаграждение за возвращение утраченного?
— Да, конечно! — Лурье брезгливо поморщился. — Вознаграждение делится на две части: одна часть тому, кто вернет пропажу, другая — тому, кто представит или назовет похитителя! — Лурье взял себя в руки. Злость растаяла, теперь надо было попытаться вытянуть из Рассказова как можно больше.
Интересно, почему Рассказов решился на такой шаг? Начать переговоры по возврату банковских счетов и документов. Так просто сдать позиции? Судя по его биографии, он был не из тех, кто может праздновать труса. Значит, им руководит не страх. Тогда что, может быть, трезвый расчет? А если он действительно не знал, что исполнители убийства Бахметьева прихватят еще и содержимое сейфа? Возможно, конечно, хотя и верится с трудом!
Лурье в глубине души не только не чувствовал к Рассказову неприязни, но был даже благодарен ему — ведь тот решил его проблему с претензией Бахметьева на пост Великого Магистра. Недовольство Лурье сейчас вызывало только одно: его восхождению на престол Великого Братства мешал как раз тот, кто устранил соперника, то есть именно он, Рассказов! Если Лурье не найдет убийцу Бахметьева и содержимое сейфа, трона Великого Магистра ему не видать как своих ушей. И поэтому звонок Рассказова оказался как нельзя кстати. Лурье нисколько не возмутило, что Рассказов заговорил о вознаграждении: на его месте он бы поступил точно так же.
— Итак, ваша благодарность за решение обеих проблем? — решительно спросил Рассказов.
— По полмиллиона долларов за каждую! — не задумываясь ответил Лурье.
Эту сумму он назвал как минимальную, с которой можно начать торговлю, будучи готов к тому, что придется уступить раз в десять больше. Он не знал, что, назвав столь мизерную сумму за возвращение бесценных для Великого Братства бумаг, нечаянно подыгрывает посланию, которое получил Рассказов, то есть игре, затеянной Богомоловым. А Рассказов, действительно напуганный, и на мгновение не мог допустить, что миллион долларов является лишь точкой отсчета торгов за вознаграждение.
Наоборот — то, что сумма вознаграждения была столь мизерной, полностью подтверждал информацию о блокировании банковских счетов. Но не деньги в данной ситуации его волновали Во-первых, он обретет покой, во-вторых, заслужит благодарность столь мощной организации. Но почему Лурье не высказывает претензий со своей стороны, Рассказов не понимал. Веди его собеседник твердо знал, по чьему приказу Бахметьева отправили на тот свет!
— Что ж, уважаемый господин Лурье, меня вполне устраивает ваше предложение. Я готов предоставить вам и убийцу, и украденные документы, — медленно произнес Рассказов.
— Честно говоря, вы очень меня удивили. — В голосе Лурье слышалось явное облегчение.
— Вот как?
— Да. Я был уверен, что вы станете торговаться, либо… либо вообще откажетесь от вознаграждения!
Дипломатия Лурье почти восхитила Рассказова. Предположим, он сейчас ничего не ответит. Лурье запомнит это и не станет больше ему доверять. А если начать торговлю? Лурье усомнится в его непричастности к убийству Бахметьева. Остается отказаться. Но это равносильно признанию в том, что он. Рассказов, не только замешан в убийстве, но и лично был в нем заинтересован… Да, его собеседник был хорошим профессионалом. И Рассказов решил не поддерживать эту дипломатическую игру…
— Вы правы, тысячу раз правы, уважаемый господин Лурье, — я не буду скорбеть о ранней кончине господина Бахметьева: он понес Божье наказание за свои грехи! — И неожиданно для самого себя закончил: — Но вы правы и в другом: я не собираюсь пользоваться выделенным вашей организацией вознаграждением, эти деньги пойдут семьям погибших!
— Искренне благодарю вас за честный ответ! — Лурье просто ликовал от радости. Дальейший жест был совсем уж неожиданным — И примите с моей стороны личный вклад в один миллион долларов… — Он сделал паузу, а затем добавил: — … семьям погибших! — что прозвучало несколько двусмысленно: конечно же, Лурье сразу догадался, о каких погибших идет речь. Это была его благодарность за убийство Бахметьева…
— Вы очень щедры, господин Лурье, — с улыбкой заметил Рассказов, мгновенно оценив хитрый жест собеседника.
— Мне очень приятно было познакомиться с вами, господин Рассказов. Надеюсь, мы останемся друзьями. Во всяком случае, с моей стороны вы всегда найдете поддержку. — Голос Лурье был вполне искренен.
— Благодарю за столь лестные слова и заверяю вас в этом же! Как поступим с нашим делом?
— Пришлите по факсу номер счета, на который нужно перевести два миллиона. А когда получите, перешлите то, о чем мы договорились. Запишите мой адрес.
— Он у меня есть: сегодня же все отсылаю, — с улыбкой заверил Рассказов.
Ни тот, ни другой ни словом не обмолвились о том, каким образом будет переправлен второй убийца Бахметьева и какие улики недвусмысленно докажут его виновность. И для того, и для другого этот человек был просто козлом отпущения. Но обоих это вполне устраивало.
Закончив разговор, и тот и другой радостно потерли руки: каждый получил, что хотел. Рассказов тут же вызвал к себе Тайсона и приказал отправить Джерри Диксона через океан.
— Вы его отпускаете? — удивился Тайсон.
— Конечно! — пожал плечами Рассказов. — Зачем нам мертвец? А там его ждут!
— Как? Он же живой! — Удивлению Тайсона не было пределов.
— Отправишь его в цинковом гробу! — тихо прошептал Рассказов, сверкнув недобро глазами. — И сам не только сопроводишь его, но и сдашь с рук на руки цинковый гроб, а также кое-какие документы! Понял?
— Так бы и сказали сразу, что он уже покойник, — понятливо ухмыльнулся Тайсон. — Когда вылетать-то?
— Завтра! И смотри, Джерри должен выглядеть как живой!
— Так, значит, еще килограммов пятьдесят льда нужно… — как бы про себя сказал Тайсон.
— Я прошу избавить меня от лишних подробностей! — брезгливо оборвал Рассказов, вытаскивая из ящика стола пачку стодолларовых купюр. — Вот тебе десять тысяч наличными, чтобы все без задержки, остальное оплачивай кредитной картой. Перед вылетом зайди ко мне за документами. Все, вперед!
Как только Тайсон вышел. Рассказов открыл сейф и вытащил черный «дипломат». Вряд ли Бахметьев поделился с кем-либо содержанием каждого документа, а значит, он может позаимствовать из черного «дипломата» несколько листочков. Никто ни о чем не догадается… После двух часов упорного труда, Рассказов успел оценить каждый из документов и действительно отложил несколько листочков. Большая их часть касалась России…
В камере время тянулось медленно. Было уже далеко за полночь, когда Савелий, примирившись с беспрерывной болтовней, доносившейся из соседней камеры, в которой сидели четверо подвыпивших юнцов, решил поспать. Он улегся на бок вдоль деревянной скамейки и уснул довольно быстро. Ему снились тяжелые сны. Рано утром всех разбудил громкий стук железа о прутья решетки. Каждому дали бумажный стакан кофе и сандвич.
Быстро проглотив вполне приличный сандвич, Савелий запил его горячим кофе и снова повалился на скамейку, но на этот раз заснуть ему не дали: решетчатая дверь с жалобным писком сдвинулась в сторону.
— Кларк Рембрандт, выходи! — Савелий удивился, какой приятный голос, и открыл глаза: у входа стоял незнакомый сержант лет шестидесяти и добродушно улыбался.
Округлое лицо, небольшой животик, пробивающаяся седина на висках и очень добрые глаза.
— Куда, господин офицер? — спросил Савелий без всякой надежды на ответ.
— В Райкерс-Айленд, сынок, куда ж еще? — устало ответил тот. — Там ничего: жить можно.
— Жить везде можно, — усмехнулся Савелий. — Вопрос — как?
— Не скажи, — усмехнулся добродушный сержант, — попади ты в Синг-Синг или, скажем, в Стейтен-Айленд, там такое, что не дай Бог, а Райкерс-Айленд — это просто рай. — Он спокойно звякнул наручниками. — Давай-ка, сынок.
— Да не сбегу я, отец.
— Конечно, не сбежишь: я более двадцати лет в полиции, и от меня еще никто не сбежал, но положено везти в наручниках, значит — поедешь в наручниках. — Он говорил тихо, рассудительно, словно убеждал самого себя. Защелкнув наручники, сержант вздохнул: — В туалет-то тебя отвести?
— А долго ехать? — спросил Савелий, заметив, что сержанту почему-то не хочется вести его в туалет.
— Минут сорок-пятьдесят…
— Потерплю! — усмехнулся Савелий.
— Ну и хорошо, — облегченно вздохнул тот. — Пошли, что ли…
Усадив Савелия в салон «лендровера» с зарешеченными окнами, сержант сел за руль, положил рядом с собой конверт с документами и быстро завел мотор.
— Поехали, что ли?
Они действительно ехали не больше часа. Савелий с какой-то странной тоской смотрел по сторонам, словно пытаясь досыта напитаться так нежданно уходившей свободой. Его остро кольнуло чувство попусту потерянного времени…
— Извините, сэр, могу я поговорить с вами? — как можно любезнее проговорил он.
— О чем угодно, сынок, кроме того, чтобы разузнать, как сбежать из тюрьмы. И просить, чтоб я тебя отпустил, тоже нельзя! — Сержант весело рассмеялся.
— Вы сказали, что с Райкерс-Айленд мне повезло…
— Более чем, сынок.
— Не могли бы вы мне больше рассказать об этой тюрьме?
— Тебе очень повезло, сынок. — Сержант глубокомысленно кивнул. — Меня лет пять назад подранили, хотели совсем списать, и пару лет я проработал в Райкерс-Айленд, ожидая, когда комиссия пойдет навстречу и разрешит вернуться в свой участок. — Он вдруг подмигнул. — Остров Райкерс-Айленд просто напичкан тюрьмами. Их там с десяток. А сидит больше пятнадцати тысяч таких, как ты. Ты ведь, слава Богу, вообще еще, кажется, не сидел, не так ли?
— Не сидел, сэр!
— Что ж, тебе и в этом повезло: будешь ожидать суда в той самой тюрьме, где я трудился. Начальник вроде сменился, а вот его зама я очень хорошо знаю, даже перезваниваемся до сих пор: Томас Холей. Очень душевный и интеллигентный парень, с бородкой, даром что негр! Кстати, имей в виду — если что нужно уладить, когда на тебя напраслину возводят, он самый нужный и справедливый человек! Всегда выслушает внимательно, разберется… Так о чем я?
— Вы сказали, сэр, что мне повезло с этой тюрьмой, — напомнил Савелий.
— Судя по твоему судейскому протоколу, ты будешь сидеть в блоке с усиленным режимом: одноместная камера, прогулки на воздухе по часу в день, телевизор, магазин по семьдесят долларов в неделю, конечно, если деньги есть на твоем счету, два раза по пять минут в неделю можешь бесплатно звонить, а если за деньги, то и все двадцать минут! Кормят отлично, форму выдают, постель чистая, даже зубную щетку с пастой. И все это бесплатно! Чем не жизнь? — Он снова рассмеялся.
— Да, если бы не проверки! — хмыкнул вдруг Савелий и тут же пояснил: — Приятель один рассказывал: только заснешь, тебя будят на проверку!
— Не знаю, в какой тюрьме сидел твой приятель, но в этой никто тебя не будит во время проверки. Да, в сутки семь проверок, но из них ночью только две: в три и в пять. Пройдет дежурный офицер, увидит тебя, отметит и дальше идет. Зачем ему тебя будить? Разбудит зазря, а ты на него настрочишь жалобу, что, мол, жестоко с тобой обращаются в тюрьме… Нет, ни к чему все это. И мой тебе совет, сынок, постарайся побыстрее вспомнить свою фамилию. Как говорится, раньше осудят, раньше отпустят. Эх, грехи наши тяжкие!
— А что это за мост? — спросил вдруг Савелий, когда они, немного проехав по Пятьдесят девятой улице, оказались на огромном автомобильном мосту, то ли в стадии ремонта, то ли просто еще недостроенном. Над крышей «лендровера» мелькали странные железные конструкции, то сплошные, то с огромными просветами.
— Ты что, не знаешь этот мост? Странно! — Он удивленно пожал плечами.
— Просто никогда по нему не ездил… за решеткой, — вывернулся Савелий.
— Понятно! Это мост Квинсборо! Он Манхэттен с Квинс соединяет!
— Точно, вспомнил! — Савелий мысленно представил карту Нью-Йорка.
— Здесь недалеко есть аэропорт Ла Гуардия!
— И очень близко к тому месту, где ты сидеть будешь! — Сержант как-то странно посмотрел на Савелия.
— А «голубых» в той тюрьме много? — мгновенно среагировал Савелий: надо было перевести разговор на другую тему.
— А как и на воле: хватает! — Тот пожал плечами.
— Отдельно живут?
— Кто хочет отдельно жить, тот заявляет об этом администрации и живет отдельно.
— И как же относятся к этому остальные заключенные?
— Ну не захотели и живут вместе! Погоди! Ты хочешь спросить, трахаются ли они? — Сержант усмехнулся. — Конечно трахаются, если захотят! Разве уследишь, коль желание вскочит! — Он заразительно рассмеялся.
— И их не притесняют?
— А, вот ты о чем? Нет, попробуй их притесни, такой вой подымется, и не только в тюрьме, а и во всем городе, а то и стране! — Он вдруг сплюнул. — Совсем стыд потеряли люди! Да-а!
— Большая эта тюрьма?
— Средняя: чуть более двух тысяч человек!
— Бежал кто-нибудь?
— Пытались, дурачье! — Он усмехнулся. — И чего, спрашивается, черт путает? Здесь сидят только те, у кого срок до года, а дал деру или нарушил что — и твой срок увеличивается! А сидишь нормально, не нарушаешь ничего — так ведь по двум третям можешь досрочно выйти! Дурачье! — повторил он и усмехнулся: — В самом деле дурачье!
— Домой-то каждому охота…
— Напиши начальству, убеди его в важности встречи — и тебя легко отпустят ва пару-тройку дней. А то как же… Ну, вот мы и приехали!
Они подъехали к шлагбауму. Рядом стояла желтая будка с надписью: «Стой! Предъяви пропуск!» Это был контрольно-пропускной пункт, за которым виднелся мост через Ист-ривер.
— Длинный мост?
— Километра три будет! — буркнул сержант тихо и недовольно. Савелий понял, что разговор нужно прекратить.
Перед КПП сгрудились многочисленные автомобили сотрудников Райкерс-Айленд и полицейских сержантов, а может быть, и родственников заключенных, которые ожидали свидания.
Показав дежурному документы, сержант включил скорость, и вскоре они въехали на широкий автомост. Сдержав ехидную улыбку, Савелий подумал: стоило им проехать КПП, как с сержантом произошла перемена — серьезное, сосредоточенное лицо и рот на замке. Этот контрольно-пропускной пункт был своеобразным барьером, за которым привезенный сюда оказывался за решеткой; разговаривать с ним офицеру было уже «не положено». Вступали правила мест лишения свободы, одинаковые во всем мире!
Вскоре они въехали в охраняемые ворота. Сержант вновь предъявил документы. Машина остановилась у небольшого здания. Сержант вышел, открыл заднюю дверь и приказал:
— Выходи!
И снова у Савелия возникло впечатление, что все тюрьмы мира построены по единому образцу. Вход в американскую точно напоминал вход в русскую. Сержант ввел его в небольшой тамбур. Слева за маленьким окошечком сидел офицер. Сержант опустил документы в металлический поддон и толкнул его к дежурному офицеру. Через несколько секунд прозвучал звонок, и решетчатая дверь медленно провалилась в стену. Войдя, они оказались в еще меньшем тамбуре перед другой, на этот раз сплошной железной дверью, а за окном с решеткой сидел другой офицер, который, сверив документы, вернул их через такой же поддон, после чего открыл дверь, за которой их встретила мощная фигура другого офицера — на этот раз чернокожего.
— Привет, Морис! — улыбнулся он сержанту.
— Привет, Билл! Все еще здесь?
— Не всем же улицы утюжить! — подмигнул тот. — Кого привез?
— Вот его документы.
Офицер пробежал протокол суда и удивленно взглянул на Савелия.
— Надо же, впервые встречаюсь с таким: статья есть, в тюрьму направлен, а документов нет, срока нет! Уникальный ты парень, однако!
— Он усмехнулся и покачал головой.
— Ладно, Билл, ты тут с ним разбирайся, а я должен возвращаться: дела! — Сержант попрощался с Биллом за руку, нажал на кнопку дежурного, замок щелкнул, и дверь открылась.
— Удачи тебе, парень! — тихо бросил Савелию сержант и скрылся за дверью.
— Фамилия, имя? — спросил Билл.
— По написанному — Кларк Рембрандт! — ответил Савелий.
— Сэр или офицер! — недовольно бросил тот.
— Да, офицер!
— Как же настоящая фамилия?
— Не помню, офицер! — вздохнул Савелий.
— А зря! — машинально бросил тот, изучая документы, потом кивнул в сторону брезентовой занавеси. — Зайди туда!
— Да, офицер!
За брезентом сидел молоденький офицер-мексиканец и что-то писал. На стене была нарисована своеобразная мерная линейка для определения роста в футах и дюймах.
— Встань спиной к стене! — бросил офицер.
— Есть, сэр!
Савелий стал спиной к ростомеру, и офицер щелкнул «Полароидом».
— Вернись назад!
— Да, сэр!
Затем Билл приказал ему подойти к столику, за которым сидел еще один офицер азиатского происхождения. Он тщательно намазал валиком все пальцы Савелия и обе ладони, затем снял отпечатки на специальные бланки. Взяв у Билла протокол, составленный в полиции, он сверил на компьютере отпечатки двух пальцев Савелия, присланные из комиссариата с только что снятыми. Затем заполнил новый протокол, взял четыре фотокарточки Савелия, вклеил две в документы, а одну вставил в какой-то прибор, который тут же выдал пластиковую карточку. В ней, кроме фото, были указаны все данные: «Кларк Рембрандт, 1965 год рождения, 497-я статья, режим усиленный» — и только после слова «срок» стоял прочерк.
— Пройди в эту комнату, сними и сдай все, кроме обуви! — устало бросил Билл.
Там, за перегородкой, стоял еще офицер, судя по красноватой коже и разрезу глаз — индеец. За ним аккуратно были разложены комплекты рабочей одежды двух цветов: желтой и темно-зеленой. Офицер протянул Савелию мешок, на котором уже была бирка «КЛАРК РЕМБРАHДТ», и плотную карточку формуляра:
— Сложи свои тряпки в мешок, а в формуляр впиши все, что в мешке, и распишись, — сухо сказал он и после того, как Савелий все выполнил, взял мешок, сунул в него формуляр и бросил в тележку. Потом, окинув взглядом Савелия, протянул ему новую рабочую одежду зеленого цвета.
— Глаз — алмаз! — польстил ему Савелий, надев костюм, который был как по нему сшит.
У куртки был один карман — нагрудный.
Офицер самодовольно улыбнулся и тихо заметил:
— Карту на карман прикрепи!
— Есть, сэр!
Эту подсказку он оценил, когда увидел, как Билл ощутимо ткнул кулаком в бок новенького, прикрепившего карту не на карман.
— К медикам! — ткнул пальцем Билл в сторону двери с красным крестом.
Первым делом Савелия, к большому его удовольствию, заставили тщательно вымыться под душем. Потом втолкнули к моложавому доктору-китайцу и его помощнице, упитанной негритоске с вытравленными до рыжего цвета волосами. Негритоска невозмутимо принялась за обследование: заглядывала в рот, требовала наклониться и раздвигала руками в резиновых перчатках его ягодицы — проверить, не спрятал ли Савелий что-нибудь в задний проход. Только после этого за него принялся доктор, который, задав несколько общих вопросов, простукал его, прощупал, расписался в медкарте, после чего молча кивнул. Надо было возвращаться.
— Не нравится? — иронически спросил Билл, когда увидел его недовольную физиономию.
— Нормально, офицер! — бойко ответил Савелий.
— Тогда получи постельное белье, — лениво кивнул тот, мгновенно потеряв к нему всякий интерес.
Савелий вновь подошел к тому офицеру, который выдавал ему костюм, и улыбнулся как старому знакомому. Тот тоже его вспомнил:
— Впервые?
— Да, сэр?
— Ничего, свыкнешься, — успокоил тот и протянул ему кучку белья, в которой были две простыни, наволочка, одеяло, полотенце, мочалка, пластиковая кружка, зубная щетка с пастой. — Это все бесплатно.
— Спасибо, сэр! — усмехнулся Савелий и вышел.
Когда Билл вел его по тюремным коридорам, Савелий поразился, сколько тут лиц разных национальностей — и среди заключенных, и среди офицеров. Дежурный офицер корпуса, куда его поместили, похожий на мексиканца, сидел за небольшим пультом в комнатке, от которой в две стороны вились коридоры. Сунув его документы в специальное отделение, офицер нажал на кнопку. Решетчатая дверь в левый коридор отползла в сторону.
— Пошли! — бросил тот и встал во весь свой двухметровый рост.
Войдя в коридор, офицер кивнул на еще одну открытую дверь справа:
— Здесь можно смотреть телевизор. — Не успел Савелий открыть рот, как тот сухо добавил: — Телевизор можно смотреть в строго отведенное время… — Выдержал небольшую паузу: — … С пяти утра до одиннадцати после полудня! — Он не выдержал и рассмеялся, довольный своей шуткой.
Пройдя еще метров пятнадцать, они остановились перед железной решетчатой дверью под номером одиннадцать.
— Добро пожаловать в новое жилье! На стене инструкция, в которой расписано все, что разрешено квартиранту. Правила лучше соблюдать. Иначе срок заключения может увеличиться.
Он повернулся и вышел. К удивлению Савелия, он не запер дверь в камеру. Камера была небольшой: метра три в длину и два в ширину. Справа от входа — железная кровать с ватным матрацем, слева, прямо за дверью, — унитаз, за ним раковина с краном для умывания, в дальнем левом углу — тумбочка и небольшая полка над столом, приваренным к стене. Стул также был приварен к холодному полу.
Савелий застелил кровать и улегся поверх одеяла. Эта суета доконала его. Усталость была так сильна, что в голове не было ни одной мысли. Он постепенно задремал…