После встречи с Богомоловым Савелий и Воронов отправились на спортивно-оздоровительную базу ФСБ, чтобы Говорков смог познакомиться с отобранными Андреем кандидатами для операции «Горный воздух». База находилась в Серебряном Бору. Чистый воздух, рядом река, до Москвы рукой подать. Да, расположена база очень удачно: вероятно, тот, кто в свое время задумал строительство, учитывал специфику работы ее будущих обитателей. База расположилась на отшибе, и самый ближайший сосед, пансионат Академии сельскохозяйственных наук, находился более чем в километре от нее. К въезду на территорию базы вела неприметная дорога. Даже если кто-то случайно наткнулся бы на бетонный забор, то решил бы, что оказался возле опытного участка, где сельскохозяйственные ученые мужи выращивают какие-нибудь новые гибриды.

Все это Воронов красочно описал Савелию по дороге. Когда они подъехали наконец к неказистым железным воротам, Савелий удивленно спросил:

— Разве здесь нет никакой охраны?

— Как это нет? — улыбнулся Воронов и пару раз бибикнул.

Сразу же открылась совершенно незаметная для глаза железная дверь, и показался древний старик.

— Чего надоть? — часто покашливая, спросил он скрипучим голосом.

— Это я, Гордеич. — Воронов высунулся из окна машины. Тут же заработал электропривод, и ворота открылись.

Они въехали внутрь, и ворота вновь закрылись. Савелий собирался о чем-то спросить Воронова, но увидев сторожа, едва не присвистнул от изумления: чахоточный старик мгновенно выпрямился, снял взлохмаченный седой парик и мгновенно преобразился в молодого, примерно одних лет с Савелием, черноволосого мужчину с короткой стрижкой.

— Ну как? — усмехнулся Воронов, довольный произведенным эффектом.

— Впечатляет, — признался Савелий. — У меня как-то из головы вылетели твои слова, что на территории базы якобы идет ремонт и, кроме нашей компании, здесь никого нет.

— Вот именно, — с улыбкой кивнул Воронов.

— А твой Гордеич — настоящий артист.

— Гордеич — это так, кличка для посторонних ушей. Знакомьтесь! Старший лейтенант Трегубенков, капитан Мануйлов, — представил их друг другу Воронов.

— Обойдемся без званий, товарищ майор, — поморщился Говорков и крепко пожал парню руку. — Сергей.

— А я просто Владимир, — отозвался тот и улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы. — Можно доложить? — обратился он к Андрею.

Савелий заметил, что Трегубенков говорит с легким кавказским акцентом.

— Докладывай, — кивнул Воронов.

— Двое ночных отдыхают, один готовит обед, шестеро в подземном тире занимаются огневой подготовкой, — по-военному четко доложил Владимир.

Перед докладом он чуть выпрямился, словно давал понять старшему по званию, что отличает военную службу от приятельских отношений, однако это не означает, что он будет тянуться перед каждым офицером, словно какой-нибудь салага-первогодок.

И это особенно понравилось Савелию.

— Сколько за Речкой провел? — спросил он.

— Первый раз два года, потом четыре…

— Ранение?

— Да, две пули в живот и ножевое в спину. — Парень отвечал спокойно, не хвастаясь, а лишь констатируя факты.

— Добить пытались?

— Ага, на свою голову. — Владимир усмехнулся. — От пуль-то я немного потерялся, а очнулся от боли в спине. Смотрю — один ржет вовсю, сверкая фиксами, другой во второй раз замахивается, тут-то я и разозлился! Ну, думаю, гад, мало тебе того, что я и с такими дырами вряд ли выживу, а ты меня еще раз решил продырявить. Дернул я ногой, и тот сам себе вогнал нож в сердце, а второй от неожиданности как разинул пасть, так и застыл — от страха, видно. Я руками зажимаю раны на животе, а мой автомат метрах в трех лежит. Я с тоской смотрю на него и думаю: хана мне. У того на плече М-16 болтается. Но он, наверное, от страха забыл об этом и стрельнул глазами на мой Калашников. Бросился он к нему да наткнулся на свое оружие… — Трегубенков пожал плечами и замолчал, словно дальше и так все ясно и совсем неинтересно.

— Таэквандо? — поинтересовался Савелий.

— Не только.

— Неужели сам добрался до своих? — продолжал расспрашивать Савелий. Этот парень все больше и больше ему нравился.

— Да нет, помощь подоспела… — Владимир выдержал паузу. — Через двое суток.

— Ничего себе, подоспела, — присвистнул Савелий. — С тремя такими ранами… Как же ты выкарабкался?

— Честно говоря, сам не знаю. Когда дал очередь по второму, а потом, как оказалось, и по третьему, я вырубился, а очнулся уже в санчасти дивизии. Разведчики, которые наткнулись на тех трех «духов», направились по моим кровавым следам, уверенные, что это наследил один из выживших «духов», наткнулись на меня километра через три. Говорят, я полз вперед «на автопилоте», да еще весь был перевязан тряпками, которые нарвал из нательной рубашки… А мне до сих пор не верится! Думаю, может, кто-то меня перевязал и протащил немного, потом, видно, устал, пошел за подмогой, а тут и разведка наша подоспела.

— Сам-то ты в это веришь? — спросил Савелий.

— Во что? — улыбнулся Владимир. — В то, что помог кто-то, или в то, что я сам дополз?

— А вот скажи, второй раз ты в Афганистан пошел, чтобы там и разобраться?

— Да нет, все гораздо проще. Когда очнулся в дивизионной санчасти и услышал, как доктор кому-то говорит, что я вряд ли оклемаюсь — слишком много крови потерял, я и обратился к Всевышнему с просьбой и поклялся, что, если выживу, вернусь в Афган и буду драться с «духами» уже не по приказу командиров, а во славу Господа нашего.

— И думаешь, он тебе поверил? — не удержался от ухмылки Воронов.

— Кто?

— Как кто? Всевышний! — Воронов еле сдерживал смех.

— Не знаю, поверил или нет, но я-то выжил и стою сейчас перед вами целехонький. А самое главное, за остальные четыре года больше ни одной царапины! — Владимир не заметил насмешливого тона Воронова и отвечал совершенно серьезно.

— В этом что-то есть, — так же серьезно согласился Савелий, потом неожиданно спросил: — Какие языки знаешь?

— На фарси говорю свободно, турецкий знаю немного и кое-как — грузинский, абхазский… — Владимир перечислял спокойно, словно просто рассказывал, какие блюда предпочитает.

— А чеченский? — перебил Савелий.

— А чеченский — мой родной язык. У меня мать чеченка, а отец из русской глубинки, а жили мы под Грозным. — Он усмехнулся. — Поэтому меня и выбрал товарищ майор.

— Ладно, Володя, возвращайся на пост, а мы пойдем знакомиться с остальными, — сказал Воронов и направился в сторону небольшого кирпичного строения, стоящего метрах в пятидесяти от них.

— Ты веришь в эту чушь, которую он наплел про свое чудесное спасение? — спросил Воронов Савелия.

— Верю, не верю — какая разница? Важно, что парень сам верит в это. Ему легче жить с такой мыслью? Легче. А значит, пусть верит.

— Может, ты и прав. — Воронов помолчал. — Если хочешь, могу рассказать про остальных претендентов.

— Извини, братишка, предпочитаю все подробности услышать от них самих.

— Как скажешь. Бешеный.

— Давно ты меня так не называл, — заметил Савелий.

— Время еще не пришло, — сказал Воронов. Он открыл какую-то дверь, и они оказались перед лестницей, ведущей вниз.

— Да и придет ли оно когда-нибудь? — подхватил Савелий, спускаясь следом за Вороновым.

— А не придет, что с того? — бодро воскликнул Андрей. — Сам-то ты живой! И это главное, разве не так?

— Трудно с тобой не согласиться, — усмехнулся Савелий.

— Послушай, а стоит ли воскрешать Бешеного? Это я насчет твоей идеи о справке об освобождении. Ты же для себя такую легенду приберегаешь? Не дай Бог кто-нибудь захочет раскопать, что связано с этой кличкой.

— И что с того? Ну, захочет и, предположим, хотя маловероятно, скажет, что сидел и даже общался с Савелием Говорковым по кличке Бешеный, который совсем и не похож на этого Бешеного. Не столь редкая для криминального мира кличка, чтобы бояться ею воспользоваться, — уверенно проговорил Савелий.

— Вон за тем углом — помещение тира, — подсказал Воронов и продолжил: — Бешеный так Бешеный, тебе виднее. А справка об освобождении — только для тебя?

— Для меня, но, вполне возможно, еще для кого-нибудь. Там видно будет. Как говорится, вскрытие покажет. — Савелий хлопнул Воронова по спине, и довольно ощутимо.

Андрей собирался ответить, но Савелий увернулся и быстро открыл дверь.

— Прошу вас, товарищ майор! — Савелий склонился в шутливом полупоклоне.

Они оказались в довольно просторном помещении, разделенном на два бокса: один предназначался для стрельбы из пистолета, второй — из автомата, а при необходимости — и из гранатомета. В последнем случае нужно было с пульта сдвинуть заднюю стенку в сторону, за ней открывалось специально оборудованное пространство, которое не только гасило шум от взрыва, но и было снабжено мощной вытяжкой, быстро очищающей воздух от газа. В двух боксах одновременно могли заниматься стрельбой по четыре человека. Боевиков было шестеро, и они разделились на две тройки.

Савелий быстро переглянулся с Вороновым и чуть заметно кивнул в сторону тех, кто тренировался с пистолетом. Все трое были в наушниках и потому не слышали, как они вошли и стали наблюдать за стрельбой. Двоим было лет по тридцать пять — тридцать семь, третий — значительно моложе. Те, что постарше, стреляли не торопясь, тщательно прицеливаясь, а молодой напоминал ковбоя из вестерна: стрелял из разных положений навскидку, совершенно не целясь, либо опираясь на локоть второй руки, либо, стоя спиной, резко поворачивался и делал пару выстрелов.

На первый взгляд «старики» стреляли лучше, чем он, но Савелий сразу же понял, что это совсем не так. По количеству набранных очков парень даже выигрывал у одного из них, а второму проигрывал только одно очко. Савелия охватил спортивный азарт. Он попросил у Воронова пистолет, и Андрей дал ему «Макаров». Убедившись, что обойма полная, Савелий стал в точности повторять все, что вытворял парень. Он так увлекся, что не заметил, как трое его соседей прекратили стрелять, скинули наушники и с явным интересом наблюдали за его стрельбой. Отстрелявшись, Савелий ловко освободил пистолет об обоймы, быстро положил его перед собой и тут же взглянул на часы. Но время стрельбы отметить не успел: раздались аплодисменты.

— Отличная работа! — восхищенно проговорил один из «стариков» и снял мишень с подъехавшей подставки. — Ого! Шестьдесят девять из семидесяти! Да еще с такими выкрутасами! Новенький?

— Старенький. — Савелию чем-то сразу не понравился этот парень.

— А, так ты, наверное, тот, о ком рассказывал майор? — Таким ехидным тоном обычно говорят о чьих-нибудь любимчиках.

— Вы, сударь, имеете что-то против? — Савелий произнес это спокойно, но, если бы парень знал его лучше, то понял бы, что надо заткнуться.

— А если да, то что? — осклабился тот и повернулся к приятелю, видно, за поддержкой, но приятель неожиданно одернул его:

— Ты чего. Серый, к парню привязался?

— Захотел и привязался.

— Ты бы лучше захотел в «десятку» почаще попадать, — заметил Савелий.

— Глянь-ка, он еще и учить меня вздумал! — Серому явно не терпелось сорвать на ком-нибудь злость, и стало ясно, что простой перебранкой дело не закончится.

К ним подошли парни, стрелявшие из автоматов, и кто-то даже захотел вмешаться, но Воронов придержал его за руку.

— Почему бы и не поучить того, кто плохо знает предмет, — по-прежнему спокойно ответил Савелий.

Серый был едва ли не на голову выше Савелия, под тельняшкой у него угрожающе перекатывались бугры мышц.

— Если ты такой смелый, может, еще чемунибудь поучишь? — Серый нагло ухмыльнулся и снова взглянул на своего приятеля, но тот махнул рукой и отошел, не желая связываться.

— Чему, например? — спросил Савелий, прекрасно зная, что ему сейчас предложат подраться.

— Например, свободному бою. — Серый победоносно оглядел присутствующих, уверенный, что наглец либо получит свое, если рискнет согласиться, либо откажется, и тогда уж Серый точно поднимет его на смех.

— Свободному? Это значит — без всяких правил? — уточнил Савелий.

— Именно так! — расхохотался Серый. — Без всяких правил!

Парня звали Сергей Теплягов. Он тоже пробыл два года в Афганистане, но ни в одном бою не участвовал. Серый чем-то пришелся по душе начальнику санчасти, и тот взял его к себе санитаром. До армии Теплягов увлекался каратэ. В основном, потому, что оно было под запретом «органов», а как классно ввернуть полушепотом при случае, что ты занимаешься каратэ! Сначала, пока их часть не участвовала в боевых действиях, санитар Теплягов от нечего делать оттачивал свое мастерство на коллегах, и довольно жестоко, так что те попадали в санчасть уже не как санитары, а как пациенты.

Однако вскоре лафа кончилась — к ним повалили первые раненые. Их было столько, что к концу смены ноги просто подкашивались, и Теплягов, с трудом добравшись до койки, падал замертво и тут же засыпал. А потом ранения стали такими страшными, что Теплягова мучили кошмары: ему снились отрезанные носы, уши, половые члены, вырезанные на спинах и лицах звезды и похабные слова. И трупы, трупы, трупы… Казалось, им не будет конца! Прошло несколько месяцев, и Теплягов сломался: однажды, когда к ним в часть во время дежурства привезли четырех раненных пленных душманов, он, вместо того, чтобы отвезти их в операционную, свез в комнату, которую использовали как покойницкую, и там буквально на куски искромсал каждого штык-кинжалом. Был суд, медицинское обследование, и психиатры единогласно поставили диагноз: острая психопатия. Серого отправили на Большую землю и больше года лечили в спецбольнице. Потом врачи сжалились над ним и отдали под наблюдение его старушкематери. Болезнь не прогрессировала, и Теплягов даже устроился работать в коммерческую фирму, потом в другую, третью… Ему быстро надоедали одни и те же лица, он становился раздражительным, вспыльчивым. Если его что-то не устраивало, сразу лез в драку. За пару месяцев до встречи с Вороновым он так жестоко избил заместителя генерального директора фирмы, что тот оказался в больнице, и Теплягову вновь грозил суд. В очередной раз пожалев своего «братишку», президент Ассоциации ветеранов-«афганцев» «Герат» Олег Вишневецкий заплатил за него пострадавшему приличную сумму, и дело закрыли. Тут и появился Воронов. Нужно отдать должное Теплягову: если он хотел понравиться, то мгновенно преображался. А понравиться ему хотелось только тогда, когда он рассчитывал извлечь для себя выгоду. Серый становился вежливым и сдержанным. Его спортивные успехи и умение действительно отлично драться сразу поднимали его шансы. Как бы там ни было, он сумел заморочить голову Воронову. Однако вскоре ему надоел постоянный тренинг, бесконечные дежурства у ворот и на кухне, и он стал показывать зубы. Андрей уже собирался его выгнать, но потом решил подождать, пока на парня посмотрит Савелий: вдруг он, Воронов, слишком придирается?

— Без всяких правил? — еще раз переспросил Говорков.

— Драться до тех пор, пока соперник не запросит пощады или не останется неподвижным на десять секунд.

— А если дольше? — поинтересовался Савелий.

— Что дольше?

— Ну, если соперник останется неподвижным дольше десяти секунд?

Только сейчас Серый понял, что незнакомец просто издевается над ним.

— Что?! — зарычал он и бросился на Савелия.

Теплягов был опытным бойцом. И когда он вдруг будто наткнулся на какую-то стену, а потом получил чем-то тяжелым по лбу и оказался на полу, чего совсем не ожидал, то пару секунд он сидел, озираясь по сторонам, словно пытаясь найти ту стену, о которую так сильно ударился головой. И увидел Савелия, который, улыбаясь, спокойно смотрел на него. Зарычав скорее от унижения, чем от боли, Теплягов вскочил и снова бросился на противника, на этот раз приготовившись ко всяким неожиданностям. Казалось, ухмыляющаяся физиономия незнакомца уже в каких-то сантиметрах от его кулака, но почему-то кулак бьет воздух, а соперник, оказавшись у него за спиной, делает замысловатый кульбит прямо над его головой. Это было проделано так мастерски, что раздались аплодисменты.

— Браво, парень! — крикнул кто-то.

— Что ж ты. Серый? Столько базара от тебя, а дел никаких! — засмеялся другой. — Это тебе не с мешком удар отрабатывать!

Раззадоренный, Серый уже хотел повернуться, чтобы достать соперника ногой, но неожиданно получил такой сильный удар в затылок, что в голове зазвенели колокола, а в глазах потемнело. В последний момент он успел подумать о том, что на месте противника наверняка воспользовался бы этим моментом, чтобы добить, но тут очередной удар в голову вышиб из него последние мысли, и Серый рухнул на дощатый пол. Все произошло настолько быстро, что многие из наблюдавших не успели ничего понять и с удивлением переглядывались. Чтобы как-то разрядить обстановку, Воронов громко сказал:

— Знакомьтесь, ребята, это тот, о ком я вам говорил: капитан Сергей Мануйлов по кличке Бешеный. Именно он будет решать, кто отправится на задание. Кроме того, он будет вашим инструктором по рукопашному бою. Вопросы?

— Какие могут быть вопросы? Все и так ясно! — с восхищением произнес парень лет двадцати двух, тот «ковбой», на которого Савелий обратил внимание. — Кстати, и помощь в стрельбе не помешает, — закончил он. — Меня зовут Костя, Константин Рокотов.

— Случаем, не Михайлович твое отчество? — удивленно спросил Савелий.

— Так точно, Михайлович!

Когда его отец, Михаил Никифорович Рокотов, рассказывал о парне, который демонстрирует чудеса владения телом. Костя саркастически улыбался, но, к счастью, помалкивал и, видно, правильно делал: этот Бешеный действительно так владел своим телом, словно земного притяжения не существовало.

— Предлагаю следующее: чтобы не знакомиться впопыхах, к стенду пистолетной стрельбы пойдут Рокотов… А вас как зовут? — обратился он к тому, который пытался остановить Серого.

— Валентин Горлушков. Только, если можно, на «ты».

— Нет возражений, — кивнул Савелий. — И вы! — Он указал на атлета, сидевшего рядом с Вороновым.

— Александр… — Атлет замялся и чуть смущенно закончил: — Матросов.

— Матросов? — Савелий улыбнулся.

— Ну вот, всегда смеются, — без особой обиды поморщился атлет.

— Я не смеюсь, — сказал Савелий и вдруг действительно рассмеялся.

— Ну вот, всегда смеются, — повторил Матросов, и теперь рассмеялись все.

— А с этим что делать? — поинтересовался Горлушков, когда смех утих.

— Придет в себя и может быть свободен, — ответил Савелий и, перехватив взгляд Воронова, добавил: — Через пару часов пусть подбросят его до метро.

— У меня еще вопрос, — вновь обратился к Говоркову Горлушков. — Вы отчисляете его изза того, что произошло?

— Нет, — возразил Савелий. — Просто нам не нужны люди, которые не могут владеть собой, — это раз, не разбираются в людях — два, и не могут критически взглянуть на себя — три. Этого вполне достаточно, чтобы расстаться с ним без всякого сожаления. Поверьте, парни, мы отправляемся не на прогулку. Мы отправляемся на задание, с которого кое-кто, может, и не вернется. Скажу больше: может, никто не вернется! Если мои слова уже кого-то насторожили, лучше отказаться сейчас, и косо на вас не посмотрят. Честно оценить свои силы — это многого стоит! Неважно, какие силы — физические или эмоциональные. Ну, что скажете?

— Я смерти не боюсь, — сказал Горлушков. — Отбоялся свое еще в Афгане. — Он глубоко вздохнул. — За себя не боюсь. Но сердце последнее время барахлит… Вдруг подведу других? Так что не судите, друзья… — Он развел руками.

— Ну что ты, Валентин! — воскликнул Савелий, подошел к нему и протянул руку. — Ты мужественный человек, и я рад знакомству с тобой!

— Спасибо! — Голос Валентина чуть дрогнул. — А на него не держи особо зла: болен он, — добавил Горлушков, покрутив пальцем у виска, затем склонился над приятелем и подхватил его под мышки.

— Помогите ему, — бросил Воронов.

Парни легко подхватили беднягу и резво понесли наверх. Савелий заметил взгляд Воронова и, повернувшись к оставшимся, сказал:

— Вот что, парни, займитесь пока стрельбой: из пистолета навскидку, по три подхода и по три выстрела на подход. Минут через пять-десять я подойду, и вместе оценим результаты. А сейчас мне надое майором пообщаться.

Воронов внимательно наблюдал, как каждый настраивается для стрельбы из автомата. Парни были примерно одного возраста — лет по тридцать или чуть больше. Но характеры, сразу видно, совершенно разные: один — нервный, нетерпеливый, взрывной, другой — уверенноспокойный, готовится основательно, но быстро. Задание состояло в следующем: стоя спиной к мишени с опущенным вниз дулом оружием, по сигнальному звонку повернуться, вскинуть автомат и поразить мишень, которая, в свою очередь, поворачивается ровно на три секунды.

На первый взгляд, упражнение не сложное, однако сигнальные звонки посылал компьютер, и посылал хаотично, без какой-либо системы. Предугадать их практически невозможно. Упражнение было построено на внимании и быстроте реакции. Сигнал — повернулся, вскинул автомат, дал очередь. Смена мишени. И вновь — сигнал, поворот, автомат, очередь. И на все про все только три секунды. Чуть замешкался, и очередь прозвучит в тот момент, когда мишень уже повернулась ребром.

— Твоя придумка? — спросил Савелий.

— Ты о компьютере? — хмыкнул Воронов.

— Нет, о том, чтобы стоять спиной?

— А что, классное упражнение! — заверил Андрей и шепотом добавил:

— Я с неделю тренировался, чтобы наловчиться хотя бы три пули всаживать.

— Неужели так сложно?

— Пробовать не советую, а то испортишь впечатление о себе.

— А я все-таки попробую, — возразил Савелий и подошел к ребятам. — Ну, как успехи? — Он взглянул на того, который слишком нервничал.

— Сержант Никифор Колосков, два года в Афганистане, сейчас работаю в группе личной охраны, — представился тот и уныло добавил: — Из пяти серий только четыре попадания!

— У вас? — повернулся Савелий ко второму.

— Лучше на «ты», — поморщился тот. — Лейтенант в отставке Роман Кочергин, четыре года Афганистана, в настоящее время старший смены охраны объекта в пути следования. Мой результат ненамного лучше, чем у Никифора: семь попаданий из пяти серий.

— В какой серии было больше одного попадания?

— В первой и во второй.

Савелий подумал, что дальнейшие показатели ухудшаются потому, что от усталости ослабевает внимание. А что нужно предпринять, чтобы уменьшить усталость? Меньше напрягаться? Но если меньше напрягаться, внимание ослабнет, а если ослабнет внимание, то не успеешь все проделать за три секунды. Выходит, надо напрягать мозг, а тело должно оставаться расслабленным, чтобы в любой момент отозваться на сигнал мозга.

— Что ж, попробуем. — Савелий машинально произнес это вслух. — Из этого сегодня стреляли? — спросил он, сняв со стены автомат.

— Да, стреляли. Александр… — ответил Роман Кочергин и с улыбкой добавил: — Матросов.

— Отлично! — Савелий вставил рожок, внимательно посмотрел в сторону пяти мишеней, стоявших боком в двадцати метрах от него, затем повернулся спиной, еще раз оглянулся, после чего расслабил все мышцы, замер на несколько секунд, настраиваясь, и тихо скомандовал:

— Пять серий — пять мишеней!

— Есть пять серий — пять мишеней! — отозвался Роман и набрал задание на компьютере.

Через несколько секунд прозвучал звонок, и не успел он затихнуть, как Савелий, даже не поворачиваясь всем корпусом, прямо из-под руки вскинул автомат и дал очередь. Потом вернулся в исходное положение, расслабил мышцы, дождался звонка, снова дал очередь, теперь — уже во вторую мишень, и так пять раз.

— Очень интересно, — задумчиво проговорил Роман, затем, когда мишени «подплыли» к ним, быстро подсчитал результат. — На первой — три… На второй, третьей и четвертой — по четыре попадания… На пятой… Пять? Точно, пять! Ничего себе! — Он присвистнул, затем отсоединил рожок и пересчитал оставшиеся патроны. — Израсходовано двадцать три патрона, попаданий — двадцать! Ты действительно впервые делаешь это упражнение? Не шутишь?

— Какой мне смысл врать? — пожал плечами Савелий. — Если ты случайно узнаешь, что я тебя обманул, то в остальном будешь верить?

— Вряд ли, — неуверенно ответил Роман.

— Вот видишь! А если хотите совета, то слушайте. Упражнение действительно сложное. Устаешь оттого, что все время приходится концентрировать внимание, ведь так?

— А как иначе? — спросил Никифор.

— А иначе очень просто: внимание должно быть сконцентрировано, а мышцы — расслаблены, но готовы. Понятно?

— Не совсем, — нахмурился Никифор. — Что значит «расслаблены, но готовы»?

— Мне кажется, я понял, — встрял Роман.

— Ну? — ободрил его Савелий.

— Расслаблены, но готовы среагировать на сигнал, так?

— Точно, — кивнул Савелий. — А теперь попробуйте!

— Интересно, — насмешливо промямлил Никифор, однако даже и не попытался ринуться в бой первым.

Роман тоже чуть заметно хмыкнул, но решительно встал на место. Он точно так же, как Савелий, взглянул несколько раз на мишени, затем повернулся к ним спиной и спокойно, но твердо произнес:

— Готов!

Сигнала ждать пришлось несколько дольше, чем Савелию, но, едва звонок прозвучал. Роман резко повернулся и дал очередь. Савелий видел, что на этот раз по крайней мере две пули поразили мишень, и порадовался за Романа и за себя: значит, его размышления оказались правильными, при условии, что и следующие серии выйдут удачными.

Роман полностью завалил предпоследнюю серию, правда, не совсем по своей вине: Никифор не смог сдержать эмоции и с восхищением громко воскликнул:

— Отлично, Ромка!

Тот на какое-то мгновение отвлекся и в результате с огромным трудом еле успел одной пулей попасть в мишень. Когда мишени оказались перед его носом, он с гордостью сообщил:

— Двенадцать из… — От тщательно пересчитал оставшиеся в рожке патроны. — Из двадцати девяти! Спасибо, Бешеный, две недели бьюсь над этим злополучным упражнением, а больше восьми ни разу не выбивал! — Он подошел к Савелию и с радостью пожал ему руку, после чего повернулся к Никифору. — А ты хихикал. Давай покажи, на что ты сам способен!

Савелий наклонился к Воронову и прошептал:

— У этого парня результат будет еще лучше.

— Почему ты так думаешь?

— Роман немного флегматичный, а потому, хотя и тратит меньше нервов, но в реакции уступает Никифору.

— Посмотрим, — недоверчиво ответил Воронов, потом неожиданно предложил: — Если ты так уверен, то давай на что-нибудь поспорим, а?

— Предлагай, на что, — тут же согласился Савелий.

— Если ты выиграешь… — Андрей чуть помедлил, пытаясь придумать что-нибудь этакое, потом хитро прищурился и радостно потер руки. — Придумал! Если окажешься прав ты, то я сразу же после стрельбы провожу показательный бой с двумя нашими претендентами, а если я, то ты бьешься с тремя противниками, которых выберу я. Идет?

— А для тебя я буду выбирать? — ухмыльнулся Савелий.

— Нет уж, и для себя буду выбирать я. — На всякий случай Андрей решил оставить небольшую лазейку.

— Согласен.

Пока они договаривались, Никифор, словно догадавшись, что на его результат заключают пари, не стал торопиться: он внимательно осмотрел автомат, затем тщательно вставил каждый патрон в рожок. Со стороны могло показаться, что он просто решил поиграть на нервах у зрителей, но Савелий сразу понял: парень хочет немного потянуть время, чтобы чуть-чуть успокоиться. Савелий чувствовал, как внутри у парня все клокочет — так ему хочется выиграть этот негласный поединок со своим, вероятнее всего, давним соперником. Савелий и Воронов с улыбкой переглянулись, когда услышали, как кто-то заключал пари с Александром Матросовым, который, к удовлетворению Савелия, тоже поставил на Никифора. Как и предполагал Говорков, Никифор, нервы которого были натянуты, словно стальная пружина, будто предугадывал сигнальный звонок, успевал резко поворачиваться и посылать в мишени очередь за очередью. Одно попадание было только в первой серии. Во второй — три, в третьей — три, в четвертой и пятой — по четыре точных попа дания? Итого — пятнадцать попаданий при таком же, как у Романа, количестве затраченных патронов.

— Не знаю, как ты сумел вычислить, но должен признаться, что это был высший класс! — восторженно произнес Воронов.

— О чем вы, товарищ майор? — недоуменно спросил Никифор, все еще пребывавший в эйфории от выигранного с самим собой и с постоянным соперником состязания.

— Поскольку, возможно, кто-то из вас отправится в очень серьезный поход в крепкой связке, мне кажется, мы должны получше знать друг друга и всецело доверять. Поэтому я должен рассказать все честно, — начал Воронов.

— Может, не стоит, майор? — предупредительно заметил Савелий.

— Ну уж нет! — решительно возразил Никифор, словно почувствовав, что речь сейчас идет о нем и это добавит ему очки. — Коль замахнулся, то бей, товарищ майор!

— А я и не собираюсь увиливать, — заверил Воронов. — Когда сделал свою серию Роман, капитан Мануйлов сказал, что Никифор наберет больше.

При этих словах все вокруг загалдели, а Матросов горделиво сказал:

— Лично я был в этом уверен.

— Погоди, Матросов, не перебивай, — поморщился Роман. — И что же дальше, товарищ майор?

— А дальше я предложил капитану пари: если очков больше будет у Романа, то Бешеный сразится с тремя из вас, которых я выберу, в рукопашной схватке, а если он окажется прав и больше будет у Никифора, то я выберу для себя двух соперников и сам проведу с ними показательно-тренировочный бой. Выиграл он, поэтому сейчас в тренировочном зале я проведу бой с… — Воронов внимательно осмотрел парней, потом остановил взгляд на Никифоре. — Было бы несправедливо не задействовать одного из виновников этого пари.

Остальные претенденты, в том числе и Роман, заговорили разом.

— Вторым — Романа! — воскликнул Матросов.

— Даешь обоих соперников! — крикнул сам Роман.

— Ну что ж, желание коллектива — закон, — согласно кивнул Воронов.

— Через пятнадцать минут всем собраться в тренировочном зале!

— У меня вопрос, — сказал Никифор.

— Давай!

— Какие правила?

Парень все еще был возбужден своей победой, а потому решил проявить инициативу и все уточнить.

— Правила точно такие же, как в кикбоксинге: не бить ниже пояса, не бить коленом и локтем, не наносить удары в горло. Все остальное можно. Победа считается моей только тогда, когда оба противника либо будут недееспособны в течение десяти секунд, либо признают себя побежденными.

— Как это? — не понял Никифор.

— Допустим, один из соперников поймал другого на болевой прием, и у того нет иного выхода, как сдаться, трижды постучав по татами. Теперь ясно?

— Вполне.

— В таком случае, вперед! — бросил Воронов.

— А кто судить-то будет? — спросил Матросов.

— А судить эту встречу будете вы с капитаном. Старший — Бешеный. Возражений нет?

— Никаких, — ответил Никифор, а Роман безразлично пожал плечами.

— Вот и хорошо. Пойдем, капитан! — Воронов направился к выходу.

— Послушай, Андрюша, может, отменим эту затею? Ты же столько времени не ломался всерьез, — с сомнением заметил Савелий, когда они вышли из тира и остались вдвоем.

— Ошибка, Бешеный, ошибка, — улыбнулся Воронов. — Я здесь каждый день снаряды мучаю, кроме того, несколько поединков провел.

— Надеюсь, не с теми же?

— А ты что, против? — с интересом спросил Воронов. — Если да, то почему?

— Если уже встречался и победил, то это нечестно, если, наоборот, проиграл, то ребята могут подумать, что ты решил им отомстить. Так что и в том и в другом случае ты выглядишь не самым лучшим образом — пояснил Савелий.

— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, братишка? — обиделся Воронов. — Конечно же, я еще с ними не встречался! Кстати, первую схватку здесь я провел с Матросовым.

— И как?

— Проиграл вчистую, — с улыбкой признался Андрей.

— Так хорош?

— В общем, ничего парень: подвижный, цепкий, бесстрашный, отлично удары держит, и сам с ног валит. Правда, я тогда еще не набрал форму…

— Зачем же полез?

— Хотелось побыстрее посмотреть, кто чем дышит, кроме того, интересна была их реакция…

— А ты психолог! — Савелий одобрительно подмигнул.

— Приходится… — Андрей не поддержал шутливого тона. — Ты думаешь, я сразу не раскусил этого Теплягова? Конечно, раскусил, и довольно быстро. Но мне нужно было приглядеться к его приятелю, Валентину, во-первых, а во-вторых, и к остальным: как они будут реагировать на него.

— Ну и?

— Особой симпатии он не вызвал ни у кого, а Матросов его просто отметелил, когда тот решил права покачать.

— А Никифор?

— Почему ты именно о нем спросил?

— Мне кажется, у него обязательно должны были быть стычки с этим Серым.

— Ты опять прав. — Воронов удивленно покачал головой. — Первый раз видишь человека и так быстро делаешь вывод, причем правильный. Растешь, парень! Именно из-за Никифора Матросов и вломил Серому.

— Ладно, Бог с ним. Как твои соперники сегодняшние дерутся?

— Сейчас увидишь.

— Не хочешь посоветоваться?

— Не хочу.

— Как хочешь, — без всякой обиды пожал плечами Савелий.

— Ты лучше вот что скажи. Двух бойцов мы лишились: осталось восемь человек, а времени у нас всего ничего. Что будем делать? У Олега я выбрал лучших. Он и так морщился, говорил, что оголяю его тылы.

— Давай не будем торопиться, Андрюша. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы и те двое отдыхающих, и повар тоже пришли на поединок?

— Обижаешь, сержант! Ты разве не обратил внимания, что я велел собраться в тренировочном зале ВСЕМ?

— Отлично! Кстати, кашеварит один и тот же или ребята подменяют друг друга?

— Конечно, подменяют: не брать же с собой на задание личного повара! — Воронов рассмеялся.

Они поднялись наверх, и Андрей показал Савелию его комнату с вполне спартанской обстановкой: кровать, стол, на котором стоял небольшой телевизор «Панасоник», два стула и платяной шкаф. Потом они зашли в точно такую же комнату Воронова, где он быстро переоделся в спортивный костюм. Из шкафа Андрей достал боксерский шлем.

— Вы что, в шлемах тренируетесь? — удивился Савелий.

— А ты как думал? Конечно! Не хватало, чтобы кто-нибудь серьезную травму получил. Да не волнуйся ты так, братишка: все ребята Афган прошли, кровь видали, смерть — чего их лишний раз подвергать не очень нужному риску?

— Может, ты и прав.

— Не все же тебе в правых ходить, — улыбнулся Воронов.

Когда они вошли в зал, там уже собрались все кандидаты на участие в операции «Горный воздух». Зал оказался огромным: в нем можно было не только тренироваться, но и запросто проводить соревнования по волейболу, баскетболу, гандболу, мини-футболу, а на балконе находились места для болельщиков. В центре зала был расстелен достаточно жесткий татами.

— А ты почему здесь? — сердито спросил Воронов, рассмотрев среди зрителей Трегубенкова, который должен был стоять на посту у ворот и который, увидев как они вошли, тут же бросился навстречу Андрею.

— Товарищ майор, разрешите мне посмотреть на ваш бой! — умоляюще попросил он.

— А ворота?

— Я договорился с Валентином, на час он согласился меня подменить.

— Значит, тебе захотелось посмотреть, как твоего командира будут метелить?

— Ну что вы, товарищ майор, за вас поболеть пришел, — принялся уверять парень, но глаза его лукаво сверкали. — Ладно, Бог с тобой, смотри! — махнул рукой Воронов. — Забинтуй-ка мне руки, — попросил он Савелия, протягивая ему эластичный бинт.

— Потуже?

— Конечно.

Савелий начал бинтовать, и в этот момент в зал вошли соперники Воронова. Они уже были в шлемах и с забинтованными руками. Судя по тому, что тела их блестели от пота, ребята, наверное, успели немного размяться. Их сосредоточенные лица выдавали чуть заметное волнение.

Закончив бинтовать Андрею руки, Савелий поднял ладонь, и Воронов по очереди ударил в нее обеими «кувалдами».

— Нормально? — спросил Савелий.

— Лучше не бывает!

— Будь повнимательнее, братишка, особенно в самом начале, — посоветовал Говорков.

— Судья не имеет права симпатизировать кому-то из соперников, — улыбнулся Воронов.

— Заткнись, законник! — шутливо бросил Савелий, дружелюбно хлопнув его по плечу. — Я пошел, — добавил он, увидев направляющегося к нему Матросова.

— Ну, и как будем судить, товарищ капитан? — спросил Матросов с чуть заметной улыбкой.

— Очень просто: вмешиваемся только тогда, когда кто-то из соперников нарушит правила.

— Мне через вас действовать, если я что-то замечу, а вы пропустите?

— Зачем бюрократию разводить? — возразил Савелий. — Заметил — останавливай бой и делай замечание.

— Кстати, майор не сказал о том, сколько будет продолжаться схватка.

— Как обычно: три раунда по три минуты каждый. Черт, секундомера-то нет!

— Почему же нет, вот! — Матросов достал из кармана два секундомера и протянул один Савелию.

— Минутная готовность! — громко объявил Савелий, включая свой секундомер, затем подошел к соперникам Воронова, проверил их забинтованные руки и тихо заметил: — Старайтесь не пользоваться запрещенными приемами, и все пройдет нормально.

— Постараемся, капитан, — ответил за двоих Роман.

Присмотревшись, Савелий понял: потные они не потому, что успели размяться, а от волнения. Ему почему-то стало их жаль.

— Не кидайтесь вперед сломя голову! — предупредил он напоследок, вспомнив о сокрушительных ударах своего «братишки». И услышал, как Никифор шепнул своему партнеру:

— Он нарочно так говорит: за своего майора боится. Нужно сразу ломать его!

Савелий досадливо поморщился, но не вставишь же другому свои мозги.

— Внимание! Первый раунд! — выкрикнул он и дунул в свисток.

Капитан уверенно вышел на середину татами, повел плечами, словно проверяя связки, потом расставил ноги и руки чуть в стороны. Его соперники заняли место напротив и стали быстро продвигаться ему навстречу. Воронов спокойно ждал. Когда до него оставалось метра два-три, парни одновременно бросились в прыжке вперед, стараясь сбить Воронова ударами ног с двух сторон. Но Андрей явно приготовился к такому трюку и пригнулся на долю секунды раньше, чем кто-то из них успел достать его голову ногой. Было заметно, что эти удары у ребят отработаны. Но вес и сила ног у них были разными, поэтому Никифор выпрыгнул несколько выше, чем Роман, а потому и опустился чуть позднее, буквально на одно мгновение. Савелий уже понял, что Воронов сейчас останется один на один со вторым соперником. Этого мгновения Воронову хватило, чтобы сделать Роману подсечку, когда тот коснулся татами, то есть в самый неудачный для него момент. Роман потерял равновесие и откинулся на спину. Андрей захватил в замок его руку и заломил ее болевым приемом. Через мгновение противник уже стучал свободной рукой по татами, что на всех языках мира означает одно: «Сдаюсь!»

Савелий свистнул, и Роман покинул татами. Он не ожидал такого быстрого успеха «братишки» и был несколько разочарован, уверенный, что и второй соперник вряд ли продержится дольше. Однако на этот раз он ошибся. Скорее всего, Андрея подвела несвойственная ему самоуверенность, или хотелось блеснуть перед Савелием, и он неосторожно бросился вперед, чтобы побыстрее закончить бой. Но Никифору печальный опыт партнера послужил хорошим уроком, а может, и совет Савелия вспомнился. Как бы там ни было, но он сумел сконцентрироваться, увернулся, хотя и не без труда, от нескольких ударов майора и сам нанес ему ощутимый удар ногой в затылок.

В этот момент Савелию даже показалось, что бой действительно может закончиться, и на сей раз — совсем не в пользу Воронова. Андрей неловко упал лицом вперед и неподвижно замер на татами. Савелий собрался открыть счет, но тут перехватил спокойный взгляд Матросова, который наблюдал с еле заметной усмешкой и даже не пытался что-то предпринимать. Тогда и Савелий решил чуть выждать. Теперь уже Никифор бросился вперед, подскочил к лежащему Воронову и хотел ухватить его за ногу, но не успел: Андрей вдруг выбросил ногу вперед, и Никифор наткнулся на нее прямо коленом. Если бы он просто стоял, то, вероятно, упал бы на спину, но он довольно быстро двигался вперед, и удар едва не сломал ему коленный сустав. Никифор вскрикнул от боли, свалился и обхватил руками колено. Надо было открывать счет или выяснять, может ли он продолжать бой, но в этот момент Матросов дунул в свисток и показал Савелию секундомер: время!

Воронов отправился в свой угол, а Никифор, с трудом поднявшись, — в свой. Савелий быстро подошел к нему, помог сесть на стул и склонился над коленом, которое распухало прямо на глазах.

— Сильно болит? — спросил Говорков.

— Все нормально. — Пересиливая боль, Никифор даже попытался улыбнуться. — Вот кретин! И почему я тебя не послушался, капитан? Так здорово поймал его на противоходе и — здрасте вам! — сам же на этот прием и нарвался.

— Мне кажется, тебе вряд ли стоит продолжать бой с таким коленом.

— Заметив, что парень недовольно скривился, Савелий успокаивающе добавил: — Не переживай! С каждым может случиться.

— А это не помешает мне продолжить занятия?

— Ни в коем случае, — заверил его Савелий.

— Ладно. — Никифор облегченно вздохнул. — Выкидываю полотенце.

— И правильно! — Савелий подмигнул ему, потом громко объявил: — В связи с тем, что один из участников получил тяжелую травму колена, бой прекращается.

— А кто же победитель? — разочарованно спросил Роман.

— Победила дружба! — с улыбкой воскликнул Воронов, довольный, что не придется продолжать бой с травмированным соперником. — Сейчас попрошу тех, кто еще не познакомился лично с капитаном Мануйловым, прийти в комнату отдыха. Остальным — заниматься по расписанию!

Савелий положил руку Никифору на колено.

— Расслабься, парень, — сказал он, почувствовав, как Никифор напрягся от страха и боли. — Я тебе ничего плохого не сделаю.

— Я не боюсь, это инстинктивно, — смутился тот и радостно воскликнул: — Господи, а боль-то проходит!

— Ну вот, а ты боялся, — улыбнулся Савелий и невозмутимо выпрямился. На его лице выступили капельки пота.

— Надо же! — снова воскликнул Никифор. — И опухоль спадает…

— Только не говори никому, — шепотом, будто заговорщик, сказал подошедший Воронов и подмигнул ему.

— Как скажешь, командир. — Парень радостно вскочил, но тут же испуганно замер, пытаясь понять, болит ли нога, и понял, что не болит.

— Спасибо, капитан!

— Живи! Пока! — улыбнулся Савелий, и Никифор направился к выходу, но, вдруг остановившись, с растерянным видом обернулся. — А как же ребята? Они ж подумают, что я смухлевал.

— А ты похромай немного и откажись от подвижных игр, — прищурившись, предложил Савелий.

— Ага, вот еще! — возмутился Никифор. — Будь что будет! Расскажу как есть. Не поверят — их дело; главное, совесть моя чиста.

— Не самое плохое решение, — согласился Савелий, и парень уверенно зашагал к выходу.

— Как он тебе? — спросил Воронов.

— Занятный. — Савелий одобрительно покачал головой. — Думаю, есть третий кандидат.

— А кто первые два? Мы с тобой? — Воронов уже был готов рассмеяться, но Савелий серьезно ответил:

— Гордеич и Роман.

— Согласен. А Матросов?

— К нему я хочу еще немного присмотреться. Вроде тоже ничего…

— Извини, что о сыне Рокотова не предупредил. Кстати, а он тебе как?

— Парень, видно, толковый, но его я, конечно же, не возьму. Отец-то в курсе?

— В том-то и дело, что парень буквально выпросил у меня обещание, что я ничего отцу не скажу.

— Вот чудак! Это же секрет Полишинеля — до подачи списков генералу.

— Что будем делать? Парня жалко. Изо всех сил старается.

— А Олег куда смотрел? — вздохнул Савелий.

— Так он и Олегу голову заморочил.

— Ладно, пусть пока тренируется, потом что-нибудь придумаем. Ну что, пойдем с остальными знакомиться?

Комната отдыха напоминала средней руки ночной клуб. В одной части комнаты стояли игральные автоматы, бильярдный и теннисный столы; в другой, отделенной от первой раздвижной стенкой, мог уединиться тот, кто хотел почитать или просто поразмышлять о чем-нибудь. Возле входа стоял небольшой бар с холодильником, забитым всякими безалкогольными напитками, начиная от молока и кончая всевозможными сортами минералки. Если нужно было собрать всех проживающих на базе на кинопросмотр или на собрание, стенка сдвигалась в сторону, и комната превращалась во вполне вместительный зал.

Сейчас народу на базе было немного, и сдвигать стенку не потребовалось: все уместились в «избе-читальне», как прозвал это место какой-то шутник. Когда туда вошли Савелий с Вороновым, за столами сидели пятеро претендентов. Отсутствовали тоже пятеро: двое выпали из списка, Владимир Трегубенков вернулся, вероятно, на дежурство к воротам, не было и друзей-соперников Никифора и Романа. Увидев Савелия и Андрея, претенденты встали.

— Прошу садиться, — сказал Воронов. — Для тех, кто по какой-либо причине не слышал, повторю: это капитан Мануйлов Сергей, которого иногда называют еще и Бешеным. Именно его слово станет решающим при отборе. Кроме того, капитан будет вашим инструктором по всем видам рукопашного боя.

— Разрешите вопрос капитану? — вызвался Константин.

— Пожалуйста, — кивнул Воронов.

— Это правда, что вы, капитан…

— Вроде мы договорились разговаривать на «ты», — прервал его Савелий.

— Хорошо. Правда, что ты, Сергей, за несколько секунд вылечил Никифора, как он сам сказал, или это была «хитрая» травма, так сказать, дипломатического свойства? — Константин спросил таким тоном, что стало ясно: Никифору он не верил.

— Знаете, друзья, мне очень понравилось то, что сказал Воронов, — спокойно начал Савелий. — Некоторых из вас ожидают смертельные испытания, и потому ложь в наших отношениях недопустима. Помните слова мудреца: «Единожды солгавший — кто тебе поверит?» Вот я и предлагаю вам: сами не лгите и верьте другим, по крайней мере до тех пор, пока не обманут…

— Извини, но ты мог бы сейчас доказать, что ты его действительно вылечил, а не он тебе подыграл? — Константин хитро прищурился.

— Хотя я и не люблю ничего никому доказывать, но если ты так настаиваешь, то, конечно же, могу пойти тебе навстречу. — Савелий пожал плечами. — Только при одном условии!

— Каком еще условии? — насторожился парень.

— Судя по всему, ты из тех, кто верит только собственным ощущениям, не так ли?

— В общем, так…

— Значит, чтобы я мог доказать свою правоту, мне необходимо именно твое участие. Справедливо? — обратился Савелий к остальным.

— Конечно!

— Правильно!

— Логично, — подытожил Матросов и ухмыльнулся: вероятно, он уже догадался, каким будет это условие.

— И что мне нужно делать? — решился после недолгих колебаний Константин.

— Сейчас при всех я тебя ударю, и ты получишь примерно такую же травму, а потом я ее вылечу.

— Как это? — растерялся парень.

Все расхохотались: вид у Константина был несчастный. Похоже, он сильно пожалел, что сунулся со своим вопросом. Неожиданно его выручил розовощекий крепыш.

— Можно мне сказать? — Он медленно встал.

Савелий видел его во время поединка, но кто это — не знал, а потому вопросительно посмотрел на Воронова.

— Это Жора, тот, что на кухне сегодня дежурит, — шепотом пояснил Андрей.

— Прошу, — кивнул Савелий. — Только представься, пожалуйста!

— Поподробнее?

— Естественно, — подтвердил Савелий и улыбнулся. Он догадался, что именно сейчас предложит Жора, поскольку заметил его перебинтованный палец.

— Георгий Мордвинцев. Тридцать четыре года. Полтора года в Афгане. Ранения хватал как блох, но, к счастью, все были легкими. Сейчас работаю в фирме «Герат», в отделе личной охраны. До Афгана служил в спецназе, поэтому владею обычным «спецназовским набором»: различными школами восточных единоборств, любыми видами оружия, хорошо знаю подрывное дело, люблю кашеварить… Что еще? — он пожал плечами.

— Языки?

— Только русский, — гордо сказал он и добавил: — Пока меня это устраивало.

— Ладно. Что хотел предложить?

— Я во время поединка видел момент травмы: распухло колено или нет, мне судить трудно — далековато сидел. Только не подумайте, что я не верю. Я верю! Но верю, как говорится, сердцем, а хотелось бы убедиться на деле, — сказал он, и вокруг послышался одобрительный гул.

— Понимаю. И что?

— Если коленка действительно опухла, значит, были какие-то внутренние повреждения, ну там… капилляры лопнули, сосуды разные…

— Хочешь сказать, что были какие-то физические повреждения?

— Вот именно. — Он улыбнулся. — А коль так, то вот! — Он поднял вверх указательный палец.

Савелий вспомнил чеховский рассказ «Хамелеон» — о том, как собака укусила за палец золотых дел мастера Хрюкина. Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться, — столь комично выглядел Жора. Видимо, не один он вспомнил.

— Вроде собак на базе нет… — с нарочитой задумчивостью проговорил Матросов, и все рассмеялись.

— А меня никто и не кусал! — Жора, казалось, собирался обидеться, но, раздумав, пояснил: — Это я порезался, когда лук чистил.

— Понял, — снова улыбнулся Савелий. — Георгий предлагает мне вылечить его палец, правильно?

— Абсолютно, — облегченно вздохнул Жора и победно оглядел присутствующих, словно ожидая их одобрения.

— Хорошо, я согласен, но только предупреждаю всех: не надо при любых пустячных ранках ко мне бежать. Развязывай свой палец!

— Сейчас тебе его оторвут, — хихикнул Константин.

— Ну и что? Зато болеть перестанет, — усмехнулся Георгий и стал решительно разматывать бинт.

Савелий прекрасно понимал, что сейчас от его успеха зависит очень многое: коллектив должен безоговорочно поверить своему учителю, наставнику, инструктору. В противном случае сколько бы ни тратилось времени на занятия, результат будет нулевой или минимальный. «Закрывать» раны гораздо сложнее, и Савелий внутренне начал настраиваться еще до того, как к нему подошел «пациент».

Порез оказался действительно глубоким, и Савелий поднял Жорину руку повыше, чтобы палец был виден всем.

— У кого есть желание проверить чистоту эксперимента? — с иронией спросил он.

— И так видно, — махнул рукой Матросов. — Колдуй, капитан!

Не обращая внимания на его насмешливый тон, Савелий на мгновение прикрыл глаза, зажал больной палец в своем кулаке и мысленно представил, как срастаются сосуды и капилляры, как постепенно уходит небольшое онемение, исчезает боль. Выражение лица «пациента» за эти несколько минут менялось несколько раз. Сначала насмешливое недоверие, потом чуть заметный страх — вдруг будет еще больнее? — потом любопытство и, наконец, восторг и недоумение…

— А ведь правда не болит! — воскликнул он, и, когда Савелий отпустил его руку, Жора уставился на свой палец, начал вертеть им и осматривать со всех сторон. — Не верю своим глазам! Чертовщина какая-то! Куда делся порез?

— Ты что, уже соскучился по нему? — Савелий вытер со лба выступивший пот. — Хочешь, обратно верну?

— Ну уж, дудки! — воскликнул Георгий и так быстро сунул руку в карман, словно боялся, что Савелий и впрямь сейчас вернет порез.

Все рассмеялись, но смех вышел каким-то натянутым.

— Ну что, теперь-то поверил? — спросил Воронов Константина.

— Как тут не поверишь? — серьезно ответил Константин. — Перед всеми даю слово: никогда больше не буду сомневаться в ваших словах, товарищ капитан.

— Мы вроде договорились на «ты», — напомнил Савелий.

— Извините, товарищ капитан, но я теперь, после того, что увидел, не смогу обращаться к вам на «ты». — Он говорил сконфуженно, но искренне.

— Как хочешь, — пожал плечами Савелий. — Ладно, позабавились немного, и достаточно. Займемся делом.

— Ничего себе, позабавились, — фыркнул Матросов, все еще находясь под впечатлением от увиденного.

— Согласен, неправильное слово подобрал. — Савелий прекрасно понимал состояние присутствующих, исключая Воронова, который видел кое-что покруче, но он не хотел слишком долго задерживаться на этом. — Скажем так: отвлеклись немного. Действительно, парни, займемся делом! Вот ты, к примеру. Матросов: давай познакомимся поближе!

— А что я? У меня все, как и у всех. Тридцать шесть лет, из них три отдал Афгану. Ранен не был. Бог миловал, а может, потому, что специально на амбразуры не прыгал, как мой тезка…

— Жалеешь, что ли? — в шутку бросил Константин.

— А что жалеть-то? — серьезно ответил Александр. — Конечно, тезка мой в памяти людской остался навечно. Но мне бы хотелось, чтобы обо мне помнили не как о герое, а как о надежном парне, с которым всегда было весело и легко. До армии выступал за «Динамо» в вольной борьбе и самбо, иногда закрывали мной и дыру в боксе по моему весу. В армии меня сразу отобрали в спецназ. В Афганистане определили в разведбатальон, службу закончил командиром взвода разведчиков, в чине старшего лейтенанта. В настоящее время возглавляю у Олега оперативную часть…

— Если не секрет, что заставило тебя согласиться на предложение майора Воронова? — в лоб спросил Савелий.

— Почему секрет? — скривился он. — Мне воздуху не хватает! Простора для мысли! — воскликнул он с таким азартом, что сразу же напомнил одного из киношных героев, который рвал на себе тельняшку и кричал: «Жора, плюнь за пазуху — морская душа не может жить без моря!». Потом спокойно добавил: — Опасностей захотелось.

— Хорошо, а языки?

— Немного говорю на фарси, английский знаю лучше. А еще могу объясняться с глухонемыми.

— Спасибо. Теперь ты, — кивнул Савелий на парня, сидевшего рядом с Матросовым.

Тот медленно поднялся, и оказалось, что росту в нем никак не меньше метра девяносто. Перехватив взгляд Савелия, он сразу же уточнил:

— Метр девяносто три. Иван Калуга, тридцать два года, год Афганистана, два тяжелых ранения…

— За год? — удивился Савелий.

— Нет, за три. Сразу же по призыву меня определили в Кремлевский полк, но потом в нем побывала какая-то шишка из ЦК, которая заявила: «Кремлевский полк особый, и в нем все должны быть одного роста!» Тогда меня сунули в морскую пехоту, там я тоже кому-то не понравился. Потом

— к воздушным десантникам, дольше всего у них был, там меня увидел Чурбанов и перевел к себе, а потом… — Он вдруг махнул рукой, видно, решив, что это никому неинтересно. — Языков не знаю, но выкрадывал их довольно часто. Старшина запаса, два ордена. Все, вроде бы… Сейчас тоже работаю в «Герате», заместителем Вишневецкого. Согласился потому, что, Олег сказал, я могу быть полезен в этом задании.

— Откуда такая уверенность? — удивился Савелий.

— Я Чечню очень хорошо знаю: детство там провел и потом бывал…

— А почему ты решил, что наше задание связано с Чечней? — спросил Савелий.

— Олег мне сказал, что я могу быть полезен, — спокойно, не моргнув глазом, повторил Иван Калуга.

— Ну, хорошо, садись.

Не дожидаясь вопроса Савелия, Костя Рокотов поднялся сам и быстро начал:

— Константин Рокотов, двадцать один год, служил в морской пехоте, Афганистан, как вы понимаете, не застал, зато повоевал в Чечне пару месяцев, обошлось без ранений, в прошлом году демобилизовался, работаю в «Герате», никаких подвигов пока не совершил и, если честно, очень хочу отправиться на ваше задание. — Все это он отчеканил без запинки, словно выучил наизусть, а потом уставился на Савелия.

— Послушай, Костя, зачем это тебе? — устало спросил Савелий. — Только, пожалуйста, не нужно говорить о романтике.

Услышав последнюю фразу, Рокотов заметно растерялся: очевидно, именно о романтике он и хотел сказать. Помолчав немного, пожал плечами.

— Выходит, теперь слово «романтика» как бы ругательное, так, что ли? — обиженно спросил Константин.

— Ну, почему ругательное? Просто когда об этом говорит человек твоего поколения, звучит не очень убедительно, — откровенно ответил Савелий.

— Моего? А разве ты сам не относишь себя к нашему поколению? Подумаешь, каких-то десять лет!

— Не каких-то, а ЦЕЛЫХ десять лет, — возразил Савелий. — А десять лет по нынешним временам — это целая жизнь.

— Может быть, для кого-то из МОЕГО поколения слово «романтика» ничего и не значит, но для меня оно не потеряло своего первоначального смысла! — упрямо произнес Костя. — Во всяком случае, объяснить чем-то другим свое желание отправиться на это задание я не могу.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — примирительно сказал Савелий, почувствовав, что Рокотов говорит искренне.

— Значит, я могу остаться? — Костя засиял от счастья.

— Скажи, а отец знает о твоем решении? — неожиданно спросил Савелий.

— При чем здесь отец? — недовольно буркнул Константин.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Нет, не знает. — Парень поморщился.

— Почему?

— Я решил ему сказать только в том случае, если меня окончательно утвердят для этого задания. Зачем заранее волновать?

— Выходит, ты не уверен, что тебя утвердят?

— А разве все остальные уверены? — ответил Рокотов вопросом на вопрос.

— Думаю, да. Ладно садись. И ты, наконец! — Савелий посмотрел на рыжего парня, сидевшего рядом с Константином.

Он оказался не слишком мощного телосложения, да и ростом лишь немного выше Савелия, однако было в нем что-то такое, что вызывало симпатию и доверие буквально с первого взгляда.

— Денис Кораблев, тридцать четыре года, три года Афганистана в войсках специального назначения, служил в отделе военного прокурора, приводил решение суда в исполнение. То есть был и палачом! — Последние слова он произнес с некоторым вызовом и тут же пояснил: — Это я сказал, чтобы предварить вопросы.

— Сколько раз? — уточнил Савелий, чувствуя, как симпатия к этому парню почему-то быстро улетучивается.

— Один. — Кораблев тяжело вздохнул и опустил голову.

— Тогда зачем вообще об этом заговорил?

— Да тошно мне до сих пор! — В его голосе звучал какой-то надрыв.

— В чем его обвиняли? Ну, того, которого ты…

— В измене Родине. Будто бы он рассказал «духам» о маршруте наших, и ребята погибли, попав в засаду.

— Почему «будто бы»? — спросил Савелий, хотя уже сам догадался, что того парня осудили напрасно.

— Оказалось, «духи» его подставили: пленный потом рассказал.

Кораблев чуть не плакал, и Савелию стало его жаль.

— Тебя это так мучает, что ты подумывал даже пустить себе пулю в лоб, да храбрости не хватило, так? И ты специально ищешь опасность, чтобы в ней забыться или погибнуть. Так? — Савелий беспощадно бросал ему в лицо правду, которой тот боялся. — Скажи, ты мог бы нарушить присягу?

— Нет! — твердо ответил он.

— Так почему же ты обвиняешь себя в его смерти? Ты где сейчас работаешь?

— В аналитическом отделе «Герата», — ответил он. — Еще до Афганистана я в Плехановском учился, а когда вернулся — закончил.

— Вот видишь, пользу людям приносишь, а сам испереживался. Мне кажется, у тебя в голове путаница! Ладно, потом об этом поговорим. Языки знаешь?

— В совершенстве — только английский. — Он словно бы извинялся, что не знает других языков. — Зато отлично владею ножом и вообще любым метательным оружием, даже камнем.

— Вот как? — улыбнулся Савелий. — Действительно любым?

— Любым. — Тот пожал плечами.

— Проверим. — Савелий незаметно сунул руку в карман, пошарил там и нащупал монету. Быстро вырвав руку из кармана, он бросил монету в Кораблева, и тот спокойно поймал ее.

— Это легко! — махнул рукой Денис.

— Так это еще не проверка, — успокоил его Савелий. — Так, прелюдия! Сможешь со своего места попасть… — Он оглянулся и вдруг хитро прищурился. — … вот в этот карман! — Он показал на нагрудный карман своего пиджака и слегка оттопырил его.

От Кораблева до него было метров шестьсемь, кармашек совсем небольшой, и монетка довольно легкая, что существенно усложняло задачу. Савелию просто захотелось отвлечь парня от тяжелых мыслей. Промахнется — ладно, попадет — получит положительные эмоции. Не успел он додумать, как Денис, взглянув на карман Савелия, небрежно взмахнул рукой. В первый момент Савелий решил, что тот шутит и бросать не собирается, но в следующее мгновение ощутил, как в его грудь легко стукнулась монетка, и краем глаза увидел, что она упала в карман.

— А ты действительно мастер! — восхищенно воскликнул Савелий.

— Да ну! — Денис вяло махнул рукой. — Ничего здесь сложного нет.

— Вряд ли кто с тобой согласится. Просто высший класс! Ладно, поручаю тебе подучить всех ребят метанию ножа.

— Постараюсь! — В его глазах зажегся огонек, и Савелий понял, что добился своего.

Поздно вечером, уже лежа в кровати, он перебирал в памяти кандидатов, пытаясь решить для самого себя, с кем из них отправиться во враждебную Чечню, чтобы достойно выполнить задание, не потеряв ни одного человека…

Какие разные собрались здесь люди! Разные, но всех их, кроме Константина, объединяло одно: каждый из них лицом к лицу уже встречался со смертью…