На следующий день после похорон Савелий и Воронов, встретившись в условленном месте, поехали на конспиративную квартиру, где их должен был ждать Богомолов.

Однако накануне, как и договорились, после похорон они поехали к Воронову и действительно пробыли там около часа. Лана сделала кутью.

Через час Олег и Савелий извинились перед хозяевами и удалились. Олег отправился на деловую встречу, а Савелий, долго не раздумывая, вернулся на базу. Во время похерен, креме дежурных, Никифора и Дениса, на базе никого не было. Остальные вернулись с кладбища подавленные. Вероятно, некоторые из ребят впервые задумались о бренности жизни на земле и о том, что главное — оставить после себя что-то такое, отчего родные и друзья будут вспоминать о тебе с добротой и благодарностью.

Вернувшись, Савелий уединился с Гадаевым.

— Хочешь сказать, что мне пора отправляться на родную землю? — задумчиво спросил Михаил.

— Угадал. — Савелий помолчал немного, затем вытащил из кармана листок — ксерокопию допроса чеченского боевика, протянул Михаилу.

— Что это?

— Почитай!

Михаил прочитал всего несколько слов, и глаза его начали наливаться злостью. Он сжал кулаки и грохнул по столу. Потом закончил читать, некоторое время сидел молча, пытаясь успокоиться.

— Где эта мразь?

— На пересылке.

— Окрестили уже?

— Да, восемь лет строгого режима.

— Восемь? Всего восемь лет?!

— Мы с тобой не знаем всех материалов дела, — мягко произнес Савелий и добавил: — У меня такое впечатление, что для тебя это не новость.

— Да, не новость, я был уверен, что его убили. Только фактов не было. Ну, гады, мамой клянусь, каждый из них ответит головой за смерть Ясы Гадаева!

Савелий подумал, что убийцам придется тяжко: этот парень слов на ветер не бросал. Но как бы эти чувства не помешали их операции!

— Ты не беспокойся за меня: сначала — общественное, а потом личное. Покончим с делом, и я примусь за своих кровных врагов.

— Может быть, вместе? — неожиданно предложил Савелий.

— Спасибо, конечно, но не обижайся: это мое личное дело. Я сам должен разобраться с ними. Сам! — Михаил сложил лист с текстом допроса и хотел сунуть в карман, но Савелий остановил его:

— Извини, Миша, но это не слишком разумная идея. Попади случайно этот листок не в те руки и… — Он покачал головой. — Уверен, эти фамилии ты и так не забудешь.

— Ты прав, — после некоторых колебаний согласился Гадаев, еще раз пробежал глазами листок и вернул его Савелию. — Не забуду! — как клятву произнес он.

— А теперь поговорим о деле. Во-первых… — Савелий достал из сумки спутниковый телефон. — Постарайся сохранить его: государственное имущество! — пошутил он.

— Сохраню, — серьезно заверил Михаил.

— Как думаешь, сколько тебе понадобится времени, чтобы выйти на след?

— Не могу сказать точно, но уверен, что позвоню до вашего отъезда из Москвы. Кстати, куда звонить?

— Вот номер — запомни. — Савелий записал номер на листке, Гадаев несколько раз повторил его и вернул Савелию.

— Можно спросить не по делу? — спросил Михаил.

— Конечно.

— Я наблюдал за тобой на похоронах и видел, как ты был спокоен, словно хоронил чужого человека. Как тебе удается так справляться со своими чувствами?

— Удается? Вряд ли, — усмехнулся Савелий. — Просто я вдруг стал еще больше гордиться моим Батей. И как можно не гордиться, когда видишь, сколько людей пришли с ним прощаться! Как бы я хотел, чтобы и на мои похороны пришло много людей!

— К тебе — придут, — уверенно заявил Михаил.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты живешь не для себя, а для других. Можно еще привести много других аргументов, но этот, пожалуй, самый главный.

Долго еще вспоминал Савелий этот разговор, глубоко запавший ему в душу. Как оставить после себя хорошую память?

До этой тяжелой утраты Савелий был уверен, что его группа, как и он сам, конечно, готова к началу операции «Горный воздух», но эта уверенность куда-то вдруг исчезла, и на встречу с Богомоловым он ехал с твердым намерением выпросить еще пару дней, чтобы самому как можно ближе познакомиться с Чечней:

Генерал Богомолов, едва поздоровавшись, в упор уставился на Савелия, после чего спросил осторожно:

— До сих пор переживаешь?

— Да, щемит здесь что-то. — Савелий прижал руку к груди.

— Не думаю, что Сергеичу понравилось бы. Не надо раскисать. Жизнь продолжается!

— Я и не собираюсь раскисать, — возразил Савелий.

— Просто братишка ударился в размышления, — с еле заметной улыбкой пояснил Воронов, но Богомолов воспринял это серьезно.

— В размышления? О чем, если не секрет?

— Хочу выпросить у вас еще пару дней на подготовку, — сказал Савелий.

— На подготовку? Какую? — чуть не хором спросили Богомолов и Воронов, удивленно глядя на Савелия.

— Во-первых, надо поработать над крупномасштабной картой Чечни, во-вторых, просмотреть как можно больше видеоматериалов. — Савелий говорил уверенно, поскольку заранее подготовился к вопросам.

— Каких видеоматериалов?

— Любых, связанных с Чечней.

— А карта зачем? Ведь в вашей группе есть люди, отлично знающие Чечню. Да и я давал вам кое-какие карты…

— Этого мало.

— Хорошо, тебе виднее, — согласился Богомолов и пожал плечами. — Часа на карту хватит?

— Вполне.

— Хорошо. — Богомолов взял трубку сотового телефона и набрал номер. — Миша, зайди в спецотдел, пусть Скворцов возьмет карту «НОЛБ-НОЛЬ» по объекту «В», и привези капитана сюда вместе с картой… Под мою ответственность! Дверь открою я, он отдаст мне карту и будет ждать до тех пор, пока я ее не верну, после чего ты отвезешь его обратно. Нет, еще не все: у Сергеева возьми на свое имя все видеокассеты, связанные с объектом «В» и тоже захвати их сюда… Ты думаешь? — Он поморщился, прикрыл трубку рукой. — Говорит, что там может быть очень много видеоматериалов.

— Пусть возьмет три-четыре кассеты, — попросил Савелий.

— Миша, три-четыре кассеты сам выбери!.. Нет-нет, видеомагнитофон здесь есть. И побыстрее! — Богомолов отключил трубку, взглянул на Савелия и укоризненно покачал головой. — Весь рабочий график мне ломаешь.

— А зачем вам здесь оставаться? Вы можете заниматься своими делами.

— Шустрый какой! Карта, которую сейчас привезут, секретная, штабная, со всеми цифрами, датами, и капитан, который ее привезет, не имеет права ее даже из рук выпускать: только под мою ответственность.

— Понял, постараюсь в полчаса уложиться, — пообещал Савелий.

— А почему под грифом «В», а не «Ч»? — спросил Воронов.

— Это же элементарно, Ватсон, — сказал Савелий. — Чтобы непонятно было, иначе каждый сразу поймет, что «Ч» — это Чечня. А «В» наверняка потому, что «война», не так ли, товарищ генерал?

— Вы абсолютно правы. Холме, — усмехнулся Богомолов.

— Надеюсь, кассеты не засекречены?

— Как сказать… — протянул генерал. — Было бы очень нежелательно их потерять… Посмотрите и положите в сейф, — кивнул генерал на огромную картину на стене. — Я дверцу оставлю открытой, и вы ее просто захлопните. Да, чтобы не забыть: вот документы вашей группы. Все сделано так, как вы просили. — Он достал из «дипломата» пакет и положил на стол.

Не успели Савелий с Вороновым ознакомиться с документами, как в дверь позвонили, генерал вышел и вскоре вернулся с кассетами и картой.

— Рокотов привез более десяти часов записи — пять кассет: две записаны нашими сотрудниками, одна любительская, одна с документальными фильмами, сделанными Пресс-службой МВД, и одна трофейная, правда, не переведенная. Достаточно?

— Более чем достаточно.

— Действительно, — недовольно буркнул Воронов, взглянув на часы.

— Андрюша, я тебя не заставляю смотреть все. Как надоест, так и дуй к своей женушке.

— Так я и сделаю. Можешь не сомневаться, — невозмутимо сказал Воронов.

Как и обещал Савелий, на знакомство с картой ушло не более получаса. Воронов, проглядев ее, махнул рукой.

— Что толку сейчас смотреть? Нам бы такую с собой взять!

— Примерно такая будет, — улыбнулся генерал.

— Господи! — тяжело вздохнул Савелий. — Смотрю на эту карту и удивляюсь.

— Чему? — спросил Богомолов.

— Вот! Здесь кучка боевиков, там кучка… Каждый район Чечни расписан не только с точным указанием расположения той или иной группы продудаевски настроенных боевиков — указан даже командир, численность. И при таком количестве военных, брошенных в Чечню, внутренних войск, милиции не удается их уничтожить? Как же нужно стараться для этого? Не понимаю! Да если бы мы в Афгане располагали такими сведениями, то война бы закончилась, не успев начаться. — Савелий говорил ровно, словно размышляя вслух.

— Ну знаешь! — рассердился вдруг Богомолов. — От меня-то ты что хочешь услышать? Меня, слава Богу, в Чечню воевать не посылали!

— А я с вас и не спрашиваю за то, что мы, то есть российские солдаты, оказались в таком дерьме, что Афган после Чечни кажется простой шалостью, — нахмурился Савелий. — Это был риторический вопрос.

— А я, с твоего позволения, все-таки выскажу свое мнение, — продолжал возмущенно Богомолов. — Ты позволишь?

Савелий пожал плечами, понимая, что генерал сейчас не захочет ничего слушать, пока не выпустит пар и не выскажется.

— Вот спасибо, — процедил Богомолов с сарказмом. — Кто-то, очень хитрый и ловкий из ближайшего окружения Президента, подставил его, и Чечня останется в биографии Президента и в истории России самым черным пятном. И, конечно же, это не война, а пародия на войну, и Президент выглядит самым настоящим клоуном, не способным руководить ни своим окружением, ни, тем более, российской армией! — Казалось, сейчас генерал нарочно себя распаляет, чтобы выплеснуть какую-то правду, но вдруг, словно осознав, что не имеет на это права, махнул рукой и спокойно сказал: — Да чего там! — Он не мог произнести вслух то, о чем думал. А думал он о том же, о чем и в девяносто третьем году, когда из танков расстреливали Белый дом: о том, что сам принимал участие в развязывании войны в Афганистане. В декабре 1979 года он был среди тех, кто, захватив дворец Амина, убил его вместе со всей семьей.

Савелий изумленно смотрел на Богомолова: никогда он не видел генерала в таком гневе. А уж бросаться такими откровениями… До чего же нужно довести человека, чтобы он так сорвался?! Он посмотрел на Воронова, который взглядом делал ему какие-то знаки. Это не ускользнуло от внимания Богомолова.

— Не смотри так на него, он здесь ни при чем, — устало заметил генерал. — Просто… — Было заметно, как в нем борется желание все рассказать, но осторожность взяла верх. — Просто вот уже где это все!

— резанул он себя по горлу ребром ладони.

Савелию удалось «услышать» последнюю его мысль:

«Сколько можно изображать из себя жертвенную овцу? А может, взять и послать все к чертовой матери?!»

— И кто тогда останется? — неосторожно спросил Савелий.

— О чем ты?

— Просто я предположил, что у вас появились мысли подать в отставку, — быстро нашелся Савелий, с трудом удержавшись, чтобы не стукнуть себя по лбу.

— Ты прав, — ответил Богомолов. — Я об этом думал, но потом спросил себя: а кто останется с Президентом? Страна-то не виновата, что он иногда допускает ошибки! Ему труднее всех. Такая ответственность — целая страна! И если дать слабину и уйти, оставить его с этими сволочами, то они его или заклюют, или в могилу сведут! Как пить дать, сведут!

— Правильно подумали, — облегченно заметил Савелий.

— Без тебя знаю, что правильно, — буркнул генерал и улыбнулся, сглаживая резкость, потом взглянул на часы. — Все, бойцы, меня кое-кто может за яйца подвесить, если я еще задержусь с вами хотя бы на минуту. Завтра в пять вечера встречаемся здесь же.

— Но… — Савелий попытался возразить, что не успеет не только проанализировать видеоматериалы, но даже просмотреть их толком.

— Ровно в семнадцать часов! — отрезал Богомолов. — Пока! — Прихватив карту, он направился к выходу.

— «Дипломат», — вдогонку напомнил Савелий.

— Завтра заберу. Питайтесь — там все есть для поддержания штанов.

— Он подмигнул и вышел.

— Достали, видно, мужика, — поморщился Савелий.

— А ты еще со своими вопросами полез, — недовольно буркнул Воронов.

— Мне нужно разобраться.

— Но Богомолов-то при чем?

— Мне нужно разобраться! — упрямо повторил Савелий.

— Ну-ну, — не стал спорить Воронов, понимая, что это бесполезно: если Савелий вобьет себе что-то в голову, то пока не найдет ответа не успокоится: будет долбить. Андрей махнул рукой. — Давай лучше кино крутить!

— Давай. — Савелий взглянул на кассеты: никаких надписей, только цифры. Он взял ту, что лежала сверху, и вставил в магнитофон.

Просмотрев вторую, потом третью, Савелий догадался, что Михаил Никифорович специально положил их в определенном порядке. Первая кассета была любительской. Снимал, судя по всему, какой-то полковник, человек лет пятидесяти, с хорошим начальственным баритоном. Несколько раз Полковник сам появился в кадре, но никто не назвал его по имени или фамилии.

Ничего особенного на этой кассете не было: аэропорт, который Полковник называл «основной базой» федеральных войск, а также лежащий в руинах Грозный. Если бы раньше Савелий не видел подобные кадры в выпусках новостей, то поразился бы. Съемка велась в январе девяносто шестого года. Почти дотла сожженный и разбомбленный город вызывал щемящее чувство вины перед теми, кто жил в этих домах. И потому немного резануло слух, когда Полковник, делая панорамную съемку этих руин, сказал не без удовольствия:

— Смотреть приятно! Отлично поработала «инквизиция»! Да, как говорится, ремонту не подлежит! — Потом, наткнувшись на припорошенные снегом трупы, почувствовал себя, видно, не совсем удобно и потому добавил: — Ничего, Варшаву, Берлин восстановили, восстановят и Грозный!

Этот монолог был неприятен Савелию, он даже мысленно осудил Полковника, но потом, просмотрев весь материал, а в особенности кассету, снятую чеченцами, понял, что Полковник имел право радоваться, глядя на руины города своих врагов. Ведь он ежедневно сталкивался со звериной жестокостью чеченских бандитов, слышал об их издевательствах от мирных жителей — не только от русских, но и от армян, осетин, ингушей, видел изуродованные трупы российских солдат. Все военнослужащие называли чеченских боевиков не просто бандитами, а врагами. А иногда, как в Афгане, «духами».

Савелия приятно удивило, когда в самый разгар боя жизнь, что называется, брала свое. Воспользовавшись кратковременной передышкой, офицеры Полковника собрались в каком-то отбитом у чеченских боевиков отлично оборудованном подвале, с хорошей мебелью, богатыми коврами, дорогой посудой. Собрались, чтобы отметить двадцатипятилетие одного, кажется, старшего лейтенанта. Не просто старшего лейтенанта, а воздушного десантника, да к тому же еще и разведчика.

Высокий, с очень мужественным лицом парень, довольно скромный, если судить по тому, как он смущался, слушая хорошие слова в свой адрес, которые произносили товарищи-однополчане, сумевшие в такое непростое время позаботиться о приличных подарках. Его гости, только что избежавшие смерти, мгновенно забыв об этом, хотели поздравить своего товарища. Наверное, этот праздник полковой разведчик, старший лейтенант Вадим Шевчук запомнит на всю жизнь. Чего только не было на его дне рождения: эти люди умеют не только воевать, но и шутить, петь. У них был и свой «Богдан Титомир», похожий на известного российского певца, как две капли воды, был и свой «Евдокимов», который довольно профессионально представил его сценического русского мужика, загнавшего оглоблей в реку половину мужского населения деревни. Был даже свой бард, сочинивший в честь именинника песню. В ней были такие слова:

«Город Грозный не большой и не крутой!

Грозный ты, но не для нас…»

Было очевидно, что старший лейтенант — всеобщий любимец. А Полковник сказал, что, если бы воздушным десантникам в Чечне выделили «Золотую Звезду» героя, то он, не задумываясь ни на секунду, отдал бы ее Вадиму Шевчуку.

Однако Савелию понравилось не только лирическое отступление в видеоматериалах, он еще взял на заметку и рассказ именинника о минахловушках, которые устанавливают чеченские боевики, и решил обязательно поработать над этим со своей группой.

Савелий немного лукавил, когда объяснял желание просмотреть видеоматериалы необходимостью знакомства с географией местности. На самом деле он сомневался: как относиться к людям, которые вроде бы борются за свою свободу. Он чувствовал, что внутри него тоже идет какаято борьба, но никак не мог разложить все по полкам: слишком сильно влияние прессы. Савелию нужно было прочувствовать самому, увидеть собственными глазами, услышать собственными ушами. То, что он увидел и услышал, ужаснуло его: изуродованные трупы российских солдат, которых зверски пытали, прежде чем убить, отрезали половые органы, уши, носы, еще живым выкалывали глаза. А в документальном фильме, снятом пресс-службой МВД России, тринадцатилетняя русская девочка рассказывала, как чеченские бандиты, среди которых она даже узнала одного из односельчан и назвала его имя, схватили ее прямо в собственном доме и в течение нескольких часов насиловали вшестером, сменяя друг друга. Почему-то Савелий, слушая ее подетски нехитрый рассказ, как они «взяли свое и выгнали меня», подумал вдруг о своей Розочке, и внутри у него все похолодело. Окажись сейчас кто рядом из тех подонков, он просто разорвал бы на куски голыми руками.

После этого интервью давал пресс-конференцию министр МВД России генерал армии А. В. Куликов и открыто обвинил чеченские законодательные органы в бездействии: с этим делом об изнасиловании он обращался и к прокурору Чечни, и в суд, даже к президенту Чечни — все оказалось безрезультатно. Министр с горечью и упреком говорил, что телевидение отказалось пустить в эфир интервью с этой девочкой, но с удовольствием предоставляет эфирное время бандитам.

Среди захваченных солдатами Полковника военных трофеев, были обнаружены несколько ящиков с разрывными пулями, запрещенными во всем мире.

Даже на трофейной кассете, снятой какой-то чеченкой, — за кадром слышен ее голос, — одна отчаявшаяся русская женщина неожиданно ударилась в слезы и стала с надрывом кричать, что народ превратился в рабов, которых заставляют работать без зарплаты. В то время, как бандиты набивают свои карманы валютой.

«Бедная женщина!» — подумал Савелий, но тут несчастную перебил пожилой армянин: то ли у самого наболело, то ли решил спасти ее от неминуемой расправы чеченских бандитов и перенести огонь на себя.

— Я — армянин! С девяти лет живу в Чечне! Всегда жили дружно со всеми: хоть чеченец ты, хоть ингуш. Но как только к власти пришел Дудаев, так начался полный беспредел! Мою квартиру разграбили, внаглую, среди бела дня, отобрали машину. А на днях приходит моя восьмилетняя внучка и рассказывает, что к ним во время урока в класс вошли четверо вооруженных чеченцев, узнали, какой урок, и со смехом объявили, что арифметика отменяется и будет «урок секса»! После чего схватили молоденькую учительницу, сорвали с нее одежду и стали насиловать на учительском столе прямо на глазах у ее учеников!

Его голос дрожал, на глазах были слезы, но не от страха перед возможным наказанием за эти слова, а от сострадания.

Видимо, помня о том, что идет съемка, женщина-оператор с сильным акцентом сказала:

— Война идет! На войне всякое бывает.

Можно было только догадываться, что сотворили с ними бандиты.

Переосмысление шло постепенно, и Савелию уже не просто хотелось выполнить задание, порученное генералом, он захотел САМ как можно скорее очутиться в Чечне, чтобы убрать с ее земли хотя бы этого подонка Мушмакаева, который объявил, что готов залить кровью всю Россию.

На одной из кассет была запись, в которой речь шла о так называемой «зачистке» после подписания мирного договора с Чечней, по которому с первого июня девяносто шестого года прекращаются всякие боевые действия с обеих сторон. По этому договору внутренние войска, совместно с войсками министерства обороны, должны были пройти все населенные пункты, в которых скрывались боевики, а боевики должны были сдать оружие и написать заявление, что отказываются воевать против федеральных властей. Командующим объединенной группы войск министерства обороны был назначен генерал-майор Шаманов Владимир Анатольевич. В записи речь шла о Бамутско-Шалинском районе и одним из героев как раз и является генерал Шаманов.

Перед тем как войти в очередной населенный пункт, Владимир Анатольевич собирал глав администрации, старейшин и обговаривал с ними все последующие действия. Все шло более-менее нормально, пока федеральные войска не подошли к Шали. Там велись открытые митинги, призывающие к террористическим актам против федеральных войск, против русских, к свержению администрации, «московских ставленников», к продолжению войны с Россией. И все это делалось с подачи человека, которого Президент России согласился ввести в группу людей, собиравшихся проводить мирные переговоры с федеральными властями. Его боевики напали на группу федеральных войск, в результате чего один из солдат погиб и трое были ранены.

Савелию понравилось, как генерал открыто заявил представителям города: «Все бандиты должны сдать оружие и написать заявление! В противном случае пусть пеняют на себя: я ни с кем заигрывать не буду и с бандитами разговаривать не намерен! Так и передайте им: завтра до восьми утра они должны сдать оружие!»

Кроме открытых провокаций, таких, как нападение на федеральные войска, бандиты пытались всеми правдами и неправдами сорвать мирный процесс. На этой же кассете был эпизод, когда к генералу Шаманову приходит начальник местной милиции в сопровождении нескольких сотрудников администрации и приносит исковерканный снаряд, якобы разорвавшийся два часа назад в центре города, прямо посреди базара. Якобы имеются убитые и есть раненые, которые могут это все подтвердить.

«Почему по городу стреляют из орудий, если подписан мирный договор?» — срываясь на крик, вопрошал чеченский «правдоискатель».

И вдруг Шаманов спокойно спрашивает его, летал ли над городом в последние два-три часа военный вертолет? Отвечает: нет! Шаманов задает следующий вопрос: разбирается ли тот в снарядах? Чеченец начинает крутить, потом с неохотой, припертый к стенке, признается, что он не специалист. И генерал доходчиво ему объясняет, что это снаряд авиационный, типа СНУРС, который может быть выпущен только с вертолетной установки. Чеченец снова пытается что-то возражать, путаясь в собственных ответах, но генерал добил его окончательно, когда доказал, что этот снаряд вообще не взрывался — его просто разобрали и разбили зубилом оболочку. И даже показал следы от зубила. Нужно было видеть, каким взглядом посмотрел начальник милиции на одного из сопровождавших, очевидно, автора всей затеи.

Воронов, просмотрев только одну кассету и не выдержав, уехал домой, а Савелий упорно сидел перед телевизором, пока не просмотрел весь материал. После этого он долго пытался прийти в себя. Один и тот же вопрос вертелся у него в голове: почему эти видеоматериалы лежат мертвым грузом в секретном отделе ФСБ, когда их нужно было бы пропустить по всем телеканалам, чтобы как можно больше людей могли их увидеть. Савелий был уверен, что люди стали бы совсем подругому смотреть на чеченскую проблему. Нет, прав, тысячу раз прав был генерал Шаманов, когда говорил, что с бандитами нельзя вести никаких переговоров. Разговор должен быть коротким: сдать оружие и никаких заигрываний!

На следующий день, явившись на базу за три часа до встречи с Богомоловым, Савелий собрал всех в комнате отдыха и сказал:

— Ребята, мы с вами отправляемся в очень опасный путь, в логово врага. Врага безжалостного, беспощадного и коварного, который понимает только один язык — язык силы, язык оружия. Поэтому и мы должны быть беспощадными, всегда готовыми в любой момент оказаться хитрее врага.

— Капитан, ты что, попугать нас решил? — с усмешкой спросил Матросов.

— Не угадал, приятель, это просто политинформация перед походом, — с серьезной миной съехидничал Кораблев.

Не обращая внимания на их подначки, Савелий спокойно продолжил:

— Многие из вас наверняка сталкивались в Афгане с противопехотными минами.

— Я уж точно, — со вздохом заметил Владимир Трегубенков.

— Наступил, что ли? — спросил Савелий.

— Ну да, в темноте.

— Щелчок слышал?

— Вроде слышал, — неуверенно ответил он.

— Вот! — Савелий поднял вверх указательный палец. — Если бы ты вовремя и правильно среагировал на этот щелчок, то остался бы целым и невредимым.

— Каким образом? С помощью молитвы, что ли? — хмыкнул Денис Кораблев.

— Кончай свои шутки! — оборвал его Александр Матросов, после чего серьезно спросил: — Капитан, ты хочешь сказать, что есть возможность избежать неприятностей, наступив на эту штуку?

— Есть. Все зависит от твоей реакции. С момента щелчка до взрыва остается пара секунд, за которые ты можешь попытаться выскочить из зоны поражения. Услышал щелчок — прыжок в сторону и плашмя на землю! Вот, смотрите! — Савелий подошел к доске и начертил схему, на которой указал место установленной мины, высоту и диаметр места поражения, а также средний рост человека, наглядно показав, что при соответствующей подготовке действительно можно избежать ранения, во всяком случае хотя бы тяжелого. — В Чечне бандиты придумали еще хитрее: в качестве мин-ловушек они используют гранаты РПГ и Ф-1. Задел невидимую, тем более в темноте, растяжку, раздается щелчок и привет — спасет только, если прыгнешь в сторону и упадешь плашмя. С этими штучками мы наверняка хлебнем, а потому предлагаю, пока находимся здесь, на базе, не терять времени попусту и потренироваться.

— Как? По сигналу прыгать в сторону и падать на пол? — спросил Матросов.

— Почти, — усмехнулся Савелий. — Только я придумал поинтереснее. В зале выключат свет, а сигнал будет раздаваться в тот момент, когда ты и не ожидаешь. А чтобы ситуация была наиболее приближена к реальности, у тренирующегося будет только две секунды, чтобы избежать удара боксерского мешка. Поэтому и двигаться нужно будет по прямой — это основное условие.

— Ничего себе! — присвистнул Роман. — Да в этом же мешке килограммов тридцать песку.

— При скорости — намного больше, — «успокоил» его Савелий.

— По башке попадет — точно дурачком сделаешься, — уныло поморщился тот.

— Вот и старайся свою бестолковку под мешок не подставлять! — заметил Матросов, чем вызвал у ребят смех.

— Еще посмотрим, кто первым подставит, — обидчиво произнес Александр.

— Кстати, капитан, а кто этим мешком руководить будет? — задумчиво поинтересовался Владимир.

— Я или Воронов.

— Но свет-то ты выключишь, — хитро проговорил он. — Как ты увидишь, когда запускать надо?

— Действительно, света в зале не будет, но я думал, вы догадаетесь.

— Прибор ночного видения! — тут же воскликнул Трегубенков. — И как я сразу не подумал? — Он недовольно покачал головой.

— Просто думал не о том, — утешительно ответил Савелий. — Так что, пошли в зал?

— Пошли! — с задором ответил за всех Денис.

В зале Савелий тщательно замерил расстояние от низа висящего мешка с песком до пола и отрегулировал его так, чтобы тот не достигал пола сантиметров на пятнадцать, и чем дальше мешок отклонялся от вертикали, тем больше поднимался над полом. Короче говоря, чтобы гарантировано не задело, нужно было отскочить в сторону метра на три-четыре и распластаться на полу, на что как раз и уходило две-три секунды. Надо заметить, что тот, кто разрабатывал конструкцию крепления для мешка, управляемого при помощи лебедки, словно специально сделал все, чтобы выполнять именно это упражнение. С помощью специального пульта мешок можно было автоматически передвигать чуть ли не по всему залу, чтобы не мешать заниматься другим теми или иными видами спорта. Это особенно понравилось Савелию: тренирующийся не мог запомнить, в каком месте его может поджидать опасность, а значит, он все время находился в боевой готовности.

Савелий попросил ребят выйти из зала, дождаться, пока их не позовут, и, как только те вышли, сказал Воронову:

— А сейчас нужно замерить, на какое расстояние отводить мешок в сторону, чтобы он проскакивал через свою вертикаль на второй секунде.

— Успеешь ли заметить? — с сомнением спросил Андрей.

— Успею! — заверил он. — Отводи!

Воронов пожал плечами и начал осторожно отводить мешок в сторону.

— Стоп! — Савелий взглянул на секундомер и махнул рукой. — Пускай!

С того места, откуда Воронов толкнул мешок, тот долетел до вертикали за три секунды, и Савелий немного уменьшил угол подъема, снова замерил и удовлетворенно сказал:

— Запоминай: примерно четыре метра.

— Но это еще зависит от силы, с которой ты толкнешь мешок.

— И от того, когда подашь сигнал, — согласился Савелий.

— Не покалечим кого-нибудь?

— Не покалечим, хотя кому-то, может, и будет больно. Но я не хочу, чтобы кто-то из них погиб, наступив на мину.

— А кто нас потренирует?

— Ты — меня, я — тебя.

— Шутишь?

— Ну почему? Сейчас и начнем. Я — первый. Надевай прибор ночного видения.

— А где он?

— Вон, в моей сумке. Да, не вздумай делать мне поблажки! Я выйду за дверь, передвинь мешок куда хочешь, затем выключай свет и зови! Кстати, чем сигнал думаешь подать?

— Свистну.

— Не годится: есть элемент случайности: язык соскользнет, губы пересохнут, да мало ли что, — возразил Савелий. — Лучше ударь ладонью по мешку, но не очень громко.

— Как скажешь, командир, — согласился Воронов. — Выходи!

Когда Савелий вышел, тщательно задернув занавес, смягчающий удары мяча о стену, и закрыв дверь, Воронов стал сдвигать мешок на другое место и вдруг подумал: зачем готовить место для мешка заранее, если можно двигать его в любой момент, даже когда испытуемый будет уже в зале? Двигатель находится далеко от места крепления мешка, и потому определить его местонахождение по звуку не удастся. Что ж, именно на Савелии он и проверит. Воронов опустил прибор ночного видения на глаза и выключил свет. Все вокруг мгновенно окрасилось в нереальный зеленоватый цвет.

Андрей отвел мешок в сторону и попробовал управлять им с пульта: ничего не мешало, никаких особых усилий прикладывать не пришлось.

Пока он занимался своими манипуляциями, Савелий рассказывал ребятам о своих впечатлениях от просмотренных видеоматериалов по Чечне. Их настолько это потрясло, что никто ни разу не перебил его, и, когда раздался голос Воронова, приглашающего его войти в зал, — а в этот момент Савелий как раз закончил пересказывать эпизод с изнасилованной чеченскими боевиками тринадцатилетней девочкой, Трегубенков со злостью бросил:

— Я еще в Афгане понял, что с «чурками» может быть только один разговор! — Он выставил вперед указательный палец, изобразив пистолет.

Савелий не стал возражать и кивнул на дверь.

— Ни пуха, капитан! — подмигнул с улыбкой Александр Матросов и легонько стукнул его по плечу.

— К черту! — Савелий закрыл глаза, чтобы после яркого освещения не «ослепнуть», вошел в зал и прикрыл за собой дверь.

Перед тем как выйти из зала, он машинально запомнил, где расположены края занавеса, чтобы в темноте не слишком задержаться при входе в зал. Это помогло: Савелий уверенно раздвинул шторы и вошел внутрь. Несмотря на то что он пытался, закрыв глаза, привыкнуть в темноте, в зале действительно было хоть глаз выколи — он располагался в подвале, и потому там не было ни одного окна.

Замерев на пару секунд, Савелий попробовал определить, где находится Андрей, а значит, и мешок. Он уверенно двинулся вперед, но неожиданно услышал, как заработал двигатель лебедки. В темноте этот звук прозвучал так, что мгновенно сбил Савелию внутренний настрой. Сейчас он уже не был столь уверен, что знает, где стоит Воронов. Оставалось надеяться только на свою реакцию.

Савелий расслабил мышцы и осторожно двинулся вперед. Казалось, сейчас у него нет никаких чувств, кроме слуха. Он слышал даже биение своего сердца. В темноте многое искажается за счет обострения других органов чувств, особенно звук, и, конечно же, чувство времени и пространства: Савелию казалось, что прошло уже черт знает сколько, а Воронов почему-то медлит.

Он уже хотел позвать Андрея, но тут услышал негромкий хлопок. Этот хлопок оказался столь неожиданным, что Савелий чуть замешкался, но тут же взметнулся в воздух, словно подкинутый невидимой пружиной, затем, едва успев прикоснуться руками к полу, тут же сделал кувырок и распластался на животе, раскинув руки в сторону. Почти в тот же момент он услышал, как его обдуло ветром: туша мешка пронеслась буквально в нескольких сантиметрах от его головы.

— Ну и заставил ты меня поволноваться! — воскликнул Воронов, включая свет. — Я уже просигналил, мешок на него несется, а он себе стоит как ни в чем не бывало! Что случилось? Почему остолбенел? Задумался, что ли? Или сигнала не услышал?

— Да нет, все слышно нормально. Просто оказалось, что в полнейшей темноте все воспринимается совершенно по-другому.

— Например? — не понял Андрей.

— Звуки, время, пространство… Короче, сам сейчас поймешь. Только я хотел бы… — начал Савелий, но Андрей прервал его:

— Никаких подсказок! Я должен сам все пройти. Или ты сомневаешься во мне?

— Ни в коем случае. Просто я хотел задать тебе вопрос.

— Ну?

— Как ты догадался, что, двигая мешок, пока я иду, ты собьешь меня с толку?

— Я и не думал сбивать тебя с толку. — Воронов пожал плечами. — Я решил, что это поможет не только усложнить задачу, но и заставит тебя еще больше собраться, — пояснил Воронов и направился к выходу.

— Понятно. Братишка, может, ты оставишь здесь прибор? Так, на всякий случай!

— У, черт! — ругнулся Воронов и снял с себя прибор ночного видения. — Отличная штука, между прочим.

— Я думаю, — ухмыльнулся Савелий, надевая прибор.

Затем выключил в зале свет, полюбовался фантастическими красками, подошел к мешку, осмотрелся, решая, что лучше: подольше помурыжить Воронова или наоборот — попытаться застать его врасплох? Не придя ни к какому решению, Савелий оттянул мешок в сторону, подумав, что будет действовать в зависимости от поведения Воронова.

— Пошел! — крикнул он и услышал скрип двери.

Вскоре он увидел, как Воронов пытается нащупать край занавеси, чтобы войти внутрь.

«Не догадался запомнить, когда выходил, не то, что я», — самодовольно подумал Савелий, и эта мысль почти совпала с тем, о чем подумал Воронов.

«А Савка ни на секунду не задержался: вошел сразу!» — отметил по себя Андрей.

Наконец усилия Воронова увенчались успехом, и он оказался в зале. Он шел вперед чуть боком, приставными шагами: правую ногу вперед, левая приставляется к правой. Если бы Савелий сам не побывал уже в таком положении, то, вероятно, рассмеялся бы во весь голос. Но сейчас они занимались очень важным делом, и потому он взял себя в руки, выбрал самый неожиданный момент, шлепнул по упругой коже мешка и резко толкнул вперед. В отличие от Савелия, Воронов не задержался ни на мгновение: его движения были четкими и экономными. Несуетливо, но резво он отмерил два шага в сторону и рухнул вниз. В какой-то момент Савелий испугался за Андрея, подумав, что того сейчас собьет с ног, но все закончилось даже благополучнее, чем у Савелия. Кожаный балласт пронесся не над головой, а над ногами. Казалось, все было настолько четко рассчитано, что стоило сделать одно лишнее движение, чуть изменить положение тела — и удар неминуем.

— Ну, братишка… — Савелий не мог даже найти слов, чтобы выразить восхищение.

Он включил свет, подошел к Воронову и помог подняться с пола.

— Неужели ощущал его? — спросил Савелий.

— Ты имеешь в виду мешок? Нет, я слушал твое дыхание, — пояснил он. — А когда знаешь, где тот, кто его держит, то остальное — дело техники. Когда я с твоего места наблюдал за тобой, я подумал, что все можно сделать с меньшими усилиями и более безопасно. Я имею в виду положение тела.

— По поводу меньших усилий еще можно поспорить, но насчет положения тела не могу не согласиться: лучше ногами рисковать, чем головой! Ну, как тебе это упражнение?

— Сейчас-то ничего, но вначале, честно признаюсь, немного жутковато было.

— Как думаешь, ребята справятся?

— Послушай, если такой старый пень, как я, справился, то они и подавно, — хмыкнул Воронов.

— Помолчал бы, старичок! На тебе еще пахать и пахать можно.

— Скажешь тоже, пахать, — пробурчал Андрей, но по голосу можно было понять, что он доволен.

— Ладно, давай с ребятами поработаем: времени совсем ничего осталось.

— Предлагаю быстренько пройти с каждым. Потом поедем к Богомолову, а они сами продолжат, — предложил Воронов.

— И старшим назначим того, кто лучше справится.

— Согласен! Кто начнет?

— Ты с мешком, а я понаблюдаю со стороны. Идет?

— Отлично!

Они вышли из зала, и ребята внимательно их осмотрели.

— Что, ищете отметины? — усмехнулся Савелий. — Не найдете: оба прошли удачно. Поскольку время у нас ограничено, предлагаем следующее: сейчас каждый из вас пройдет упражнение с миной-ловушкой…

— Скорее, с мешком-ловушкой, — перебил Роман с кислой улыбкой.

— Каждый из вас пройдет это упражнение, — не обращая внимания, повторил Савелий. — Мы с майором выберем того, кто лучше справится, и он продолжит занятие без нас. Вопросы?

— Трудно было, товарищ капитан? — спросил Денис.

— Не очень, если не отвлекаться.

— На что?

— Дело в том, что в абсолютной темноте многое ощущается совсем по-другому, не так, как при слабом освещении: звуки, время, пространство…

— Какие там звуки? — усмехнулся Роман. — Шорох песка в мешке?

— Кстати, и шорох песка, — серьезно заметил Савелий. — И не только. Не отвлекайтесь на шум мотора лебедки и старайтесь идти по прямой от входа.

— А мы думали, что мешок установят до того, как мы появимся, — сказал Матросов.

— Мы чуть усложнили задачу. Все будет нормально, — заверил его Савелий. — Кто первый?

— Попробую! — шагнул вперед Роман, но его остановил Матросов:

— Не спеши, приятель. Командуй, капитан!

Все парни прошли испытание, хотя каждый раз Савелий и Андрей старались как-то изменить упражнение, чтобы опыт предыдущего испытуемого не пригодился следующему. Несмотря на беспокойство Воронова, обошлось без травм, хотя и не все миновали препятствие без эксцессов: мешком ощутимо задело как раз того, на кого Савелий и подумать не мог, — Матросова. Как объяснил сам Александр, это произошло по той же причине, по какой задержался с прыжком и Савелий. Остальные более-менее справились с заданием. Оставив всех оттачивать мастерство, назначив за старшего Владимира Трегубенкова, Савелий напомнил ему про Никифора, который дежурит у ворот, и они с Вороновым отправились на встречу с Богомоловым.

Эта встреча была последней перед началом операции «Горный воздух» и потому особенно важной. Нужно было наконец-то решить, каким путем они доберутся до Дагестана. Предлагалось три варианта: железной дорогой, автотранспортом и по воздуху. Савелий с Вороновым, после тщательного анализа, пришли к обоюдному решению, что для группы все равно, каким способом оказаться в Дагестане: в каждом из трех вариантов были свои минусы и свои плюсы. Хотя, заметил Савелий, если бы решать пришлось ему, он бы выбрал воздушный путь: по крайней мере быстрее. На что Воронов, словно размышлял вслух, возразил:

— Быстрее-то быстрее, согласен, но как ты объяснишь чеченцам появление в небе самолета, который так и не приземлится? Конечно, ты можешь сказать, что можно воспользоваться вертолетом, но это означает, что лететь нужно будет ночью, что очень опасно. Хотя, если честно, я бы тоже выбрал вертолет, — после небольшой паузы добавил он.

У Богомолова был очень усталый вид. Поздоровавшись с ними за руку, генерал кивнул на стулья.

— Садитесь. — Потом взглянул на Савелия. — Ну как? Не зря потратили время на просмотр видеоматериалов? Нашел что-нибудь?

— Еще сколько, — вздохнул Савелий. — Во всяком случае, сейчас у меня более ясная голова!

— Согласен, — поддержал его Воронов.

— Ну и хорошо. Перейдем к делу. Долго думали, долго гадали наши специалисты, взвешивая и анализируя все данные, и наконец пришли к выводу, что прямого пути для группы людей вооруженных до зубов нет. И поэтому маршрут предлагается следующий: спецрейсом, на военном самолете, на который вы сядете в Кубинке, летите в Калмыкию. Дальше предлагается два варианта — либо морем до Махачкалы, а там до Хасавюрта пешком, либо — вертолетом, ночью, со сбросом в районе Хасавюрта…

— С парашютом? — спросил Савелий.

— Нет, выпрыгивая прямо на ходу. Конечно, первый вариант безопаснее, но сохранить в секрете прибытие такой группы, конечно же, не удастся. — Богомолов замолчал.

Савелий переглянулся с Вороновым и спросил:

— Константин Иванович, второй вариант — ваша идея?

— Откровенно говоря, да.

— У меня такое впечатление, что мы начинаем одинаково думать, — серьезно сказал Савелий.

— А что ты удивляешься? — заметил Воронов. — Даже собаки, прожив долгое время с хозяином, начинают перенимать его привычки.

— Отличное сравнение, — усмехнулся генерал. — Остается лишь уточнить: кто здесь хозяин? — сказал он и туг же добавил: — Шучу! Но мне нравится то, что ты сказал. Надо так понимать, вы принимаете вариант с вертолетом?

— По крайней мере, быстрее доберемся, — ответил Савелий.

— Ну, что ж, давайте уточним некоторые детали. Во-первых, вот, посмотрите на эту запись и запомните адрес и имя. Обращаться к нему в самом крайнем случае. Это наш законсервированный агент, которого мы внедрили для других целей, не хотелось бы его раскрывать, но… — Богомолов вздохнул и пожал плечами. — Но вы для меня гораздо важнее. Пароль тот же самый: «Вам привет от Ка И!» Кстати, у него есть некоторые связи в криминальном мире Чечни, и с ним можно будет просто созвониться, чтобы получить консультацию или помощь. К тем словам надо добавить: «Нам нужен сухой паек!»

— Странный пароль, — заметил Воронов.

— Он означает, что нужен только телефонный разговор, — пояснил Богомолов. — Запомнили? — Они кивнули в ответ; и генерал сжег запись, примяв пепел пальцем. — Кстати, Гадаев отозвался?

— Пока нет. Да и рановато еще. — Савелий вздохнул. — Думаю, он успеет связаться с нами до того, как мы окажемся в Чечне.

— Ты рассказал ему об убийстве дяди?

— Конечно.

— И как?

— Это не было для него новостью: Михаил сам догадывался, что Ясу Гадаева убили, но не было фактов. А сейчас, услышав подтверждение, поклялся отомстить.

— Как бы не напортил, — нахмурился Богомолов.

— Не беспокойтесь, Константин Иванович, он сам сказал, что займется этим только после завершения операции.

— Хорошо, если так. Вопросы?

— Насколько мы самостоятельны? — спросил вдруг Савелий.

— Что ты имеешь в виду? — не понял генерал.

— Нужно ли нам придерживаться каких-то правил, или главное для вас

— уничтожение «объекта»?

— Никаких правил. Если только вы не развяжете вдруг ядерную войну.

— Он улыбнулся. — Ребята, мы действительно столько времени работаем вместе, что мне не хотелось бы вас инструктировать: это можно, это нельзя… Я уверен, вы не сделаете того, за что мне пришлось бы вас ругать.

— Вы сказали, «не хотелось бы вас инструктировать», выходит, вы все-таки ОБЯЗАНЫ это сделать? — напомнил Савелий.

— Не хотелось и НЕ ХОЧУ, — после некоторой паузы ответил Богомолов. — Только одно пожелание. Если у вас возникнет вопрос, что для генерала Богомолова важнее — выполнение задания или ваши жизни, то знайте: ВАШИ ЖИЗНИ! Я понятно выразился?

— Более чем, — кивнул Воронов, а Савелий сказал:

— Спасибо за доверие.

— Приходите еще, — буркнул генерал.

— Сержанта Дональда вспомнили? — улыбнулся Савелий.

— Почему его?

— Это его выражение.

— Уже соскучился по Нью-Йорку? — прищурился Богомолов.

— Ни в коем случае, — неуверенно возразил Савелий.

— Здесь не в Нью-Йорке дело, — подмигнул Воронов.

— Я чего-то не знаю? — нахмурился Богомолов.

— Кто тебя за язык дергал? — смутился вдруг Савелий.

— А я сам вспомнил. — Генерал тоже подмигнул. — Неужели тебя действительно так зацепила эта рыженькая? Розочка, кажется? Она ж еще совсем пацанка? Сколько ей, лет четырнадцать?

— Скоро шестнадцать, — с обидой возразил Савелий.

— Шестнадцать? — Генерал покачал головой. — Это, конечно же, СУЩЕСТВЕННО меняет дело!

— Может, хватит об этом? — Савелий действительно обиделся.

— Не сердись, сержант, это от любви все! Нашей любви к тебе, и нашего беспокойства за тебя. Мы совсем не хотим вмешиваться в твою личную жизнь. Итак, вопросы? Еще есть?

— В случае непредвиденной ситуации вам звонить можно? — спросил Воронов.

— Только по спутниковому телефону. Если услышите, что ошиблись номером, значит, я не один и не могу не только разговаривать, но и слушать. Но я надеюсь, что такой ситуации, когда понадобится мое вмешательство, не будет. — Последней фразой генерал недвусмысленно дал понять, что звонить ему не нужно.

Почему-то у Савелия от этой встречи остался какой-то осадок. Ему вдруг показалось, что Богомолов о чем-то не договаривает и не договаривает не потому, что не хочет, а потому, что не может. И от этого Савелию становилось не по себе.

Откуда было ему знать, что Богомолов действительно не договаривал, но совсем по другой причине: ему было стыдно за все то, что делало руководство страны, когда обостряло ситуацию, доводя ее до абсурда, что повлекло за собой гибель тысяч людей.

На протяжении последних восемнадцати лет своей жизни Богомолову пришлось впрямую или косвенно принимать участие в расстреле «дворцов» правителей трех стран. В декабре семьдесят девятого лично участвовать в захвате в Кабуле дворца Амина, в девяносто третьем «не возражать» против расстрела Белого дома в Москве, а в девяносто пятом ему не удалось отстоять свое убеждение, что не надо стрелять по «дворцу» Дудаева в Чечне.

Анализируя трагедию, в которой принимал непосредственное участие русский человек, то есть Афганистан, в частности, расстрел и захват дворца Амина, Богомолов отлично видел все просчеты, допущенные руководителями бывшего Советского Союза, как военными, так и партийными. Поспешность в подготовке операции, малочисленность участников штурма, недостаточное количество техники. Захват дворца Амина можно было считать более-менее успешным по сравнению с другими, и то лишь по одной причине: в его охране принимал участие советский «мусульманский» батальон и удалось обмануть. Амина. В противном случае не избежать им трагических потерь.

Когда в октябре девяносто третьего года было принято решение о вооруженном захвате Белого дома в Москве, Богомолов отчетливо увидел аналогию с Кабулом. Все повторилось: поспешность, неподготовленность, малочисленность. Хорошо еще, что все закончилось с таким результатом, потери могли быть гораздо страшнее. Насколько? Буквально через два года представилась уникальная возможность посмотреть, чем это могло закончиться, если бы… Конечно, история не имеет сослагательного наклонения и все-таки… Чечня, Грозный! Повторилось все, что было в Кабуле, что было в Москве, но с гораздо худшим результатом.

Неужели история ничему не учит? Разве можно было забыть о похожей военной операции, когда аналогия напрашивалась сама собой? Кабул — Грозный, Афганистан — Чечня. Все совпадает: религия, менталитет, традиции этих народов, веками воюющих со всеми, кто пытается посягнуть на их свободу. Самое удивительное совпадение — начало ввода войск: декабрь. Но тогда, при захвате дворца Амина, действовали настоящие профессионалы своего дела: группы спецназа, группы КГБ — «Альфа» и «Вымпел», и поддерживали их воздушные десантники, ненамного уступающие первым в военной подготовке и опыте. Это были специально обученные люди, имевшие военный опыт. А участники чеченской войны? Сплошь и рядом первогодки: автомат с боевыми патронами увидели впервые. Были, конечно, и отличные военные специалисты — морские пехотинцы, но, во-первых, их было мало, во-вторых, им все время связывали руки и не позволяли, впрочем, как и всем остальным, довести дело до логического для войны конца — до победы.

А недооценка дудаевских боевиков? Господи! Когда же русский человек научится извлекать пользу из опыта своего прошлого?

Богомолов вошел в свой кабинет, разделся, бросил пальто в кресло и стал с раздражением ходить из угла в угол. Сколько раз он пытался остановить эту безумную затею развязать войну в Чечне. Он каждой клеткой своего тела ощущал, что они могут завязнуть в этой войне, как завязли в ней в Афганистане. Ведь чеченская мозоль на Кавказе появилась еще во времена Пушкина. Богомолов даже этот аргумент приводил, но… Всякий раз его осаждали, сначала вежливо, потом все грубее и грубее. Уразумев наконец, что его все равно никто не слушает, Богомолов изменил тактику: коль скоро не можешь остановить безумие, то постарайся, чтобы оно хотя бы принесло наименьший вред. И он попытался убедить руководство: развязав войну в Чечне, доведите ее до победного конца, не только выделив для этого достаточно людских и военных ресурсов, но и проведя всю необходимую для этого подготовку, прежде всего тщательную разведку и сбор разведданных. И не давайте передышки врагу для восстановления потерянных сил, для перегруппировки.

И что? Кто-нибудь прислушался к его советам? Нет! Слава Богу, что у правителей хватило ума прекратить эту позорную войну хотя бы и на таких условиях, а не затягивать ее, как в Афганистане, на десятилетие.

И Богомолов настолько отчетливо вспомнил кабульские события, словно это произошло только вчера.