На следующий день, после похорон Олега Вишневецкого, Беликову достаточно подробно доложили, как они проходили. Хитрый банкир, за версту предчувствуя беду, специально отправил на похороны своего человека, который не только должен был держать уши открытыми, стараясь не упустить ничего из произнесенного, но и все снимать на фотопленку.

Это был невзрачный мужик лет пятидесяти, высокого роста, на лицо совершенно безликий. Единственное, что могло привлечь к нему внимание,

— это быстрые беспокойные, но в то же время и бесстрастные глаза, которые бывают либо у уличных торговцев, либо разного рода охранников или контролеров, а также у сыщиков и шпионов, которым, в силу профессии, необходимо как можно больше увидеть и узнать.

Звали этого мужика простым русским именем Иван, а кличку он имел претенциозную — «Бывалый». Он был одним из самых талантливых агентов бывшего КГБ, обычно работавшим под видом фотокорреспондента. Впрочем, главный его талант состоял в том, что он бесшумно и незаметно «убирал» тех людей, на которых ему указывало начальство.

Его особенно ценили за исполнительность и молчаливость. Он был своего рода ассом в чрезвычайно редкой профессии, которая никогда, ни в одной стране мира не была почитаема даже в среде рыцарей «плаща» и «кинжала». Он был, что называется, «ликвидатором», а точнее сказать, тайный палачом.

Казалось, во время похорон были приняты все необходимые меры предосторожности. Однако есть ситуации, которые предусмотреть нельзя.

Службе безопасности «Герата» Равиль Альмяшов, заменивший Вишневецкого, на всякий случай приказал интересоваться незнакомцами, в первую очередь если у них была снимающая аппаратура, но очень тактично и без эксцессов, особенно в отношении прессы. Равиль служил в армейской разведке и обладал развитой интуицией. Зачастую, полагаясь лишь на нее, он добивался отличных результатов.

Чем он руководствовался, когда издал такой приказ службе безопасности, понять было трудно. Так или иначе этот приказ сослужил Савелию добрую службу.

Дело в том, что ретивый «Бывалый» настолько увлекся фотографированием присутствовавших, и прежде всего подходящих к гробу во время прощания в клубе Академии имени Фрунзе, что на него обратили внимание сотрудники службы безопасности, но выжидали удобный момент для проверки. Когда первая пленка у него кончилась, «Бывалый» отошел в сторону, чтобы перезарядить фотоаппарат. Тут и подошли к нему два сотрудника «Герата».

— Простите, мы не знакомы с вами? — любезно поинтересовался один из них.

— Нет-нет, я вас точно не знаю, — чуть суетливо ответил тот, еще больше насторожив ребят, — а что?

— Подумал, что вы тоже из газеты, — спокойно ответил сотрудник.

— Я? Нет-нет, я фотограф-любитель. Может быть, я что-то нарушаю?

— С чего вы взяли, что к вам какие-то претензии? Я же сказал, что вы мне напомнили одного знакомого журналиста, извините. — Они отошли от него, но все же продолжили приглядывать за ним.

«Бывалому» не требовалось объяснять, что проявленный к нему интерес отнюдь не случаен, но тотчас уйти он не мог по двум причинам: во-первых, не выполнил бы полученное задание, во-вторых, привлек бы еще больше внимания к своей персоне. — Поэтому он предпочел нечто среднее. Щелкнув для порядка пару раз на новую пленку, он притворился, что источник питания у фотоаппарата разрядился, и с недовольным видом сунул аппарат В сумку, висящую через плечо. После чего, изобразив на лице мировую скорбь. Постарался раствориться в толпе, внимательно прислушиваясь к разговорам.

Он проболтался в клубе до самого конца траурной церемонии, и ему, чтобы в очередной раз не привлекать внимания к себе, пришлось даже причаститься чуть ли не полным стаканчиком водки, которой щедро угощали всех присутствующих, как заведено по русскому обычаю.

Когда «Бывалый» вернулся домой, он попытался набросать на бумаге все, что запомнилось, особенно выступавших. Однако их было так много, что у него в голове, тем более после водки, был такой калейдоскоп, что его сведения вряд ли могли быть кому-то интересными.

Тем не менее, хотя он и считал свое задание пустой тратой времени, «Бывалый» постарался напустить Велихову как можно больше туману и разложил веером более сорока снимков. Банкир долго и внимательно слушал ту ахинею, которую нес агент, пытаясь из этой словесной шелухи вычленить полезную информацию. Его терпение было вознаграждено, когда «Бывалый» начал, едва ли не в лицах, кратко передавать речи выступающих.

— Ну, писателя этого я знаю: он действительно часто попадает в яблочко в своих романах, но кто всерьез верит им? Разве что обыватель,

— задумчиво, как бы про себя, проговорил Велихов. — Но кто этот мужик, что так эмоционально поклялся отомстить? Он есть на фотографиях?

— Знаете, шеф, я стоял в толпе и глядел издалека: блондин, среднего роста, на вид самый обычный парень, без особых примет, так что с уверенностью сказать, что узнаю его на улице… — «Бывалый» развел руками.

— Ладно, спасибо за работу. Это тебе. — Он протянул ему конверт с пятьюстами долларов.

— Спасибо, шеф, мне всегда приятно работать с вами.

— Теперь убудь! — отмахнулся банкир.

— Понял! — Агент поспешно удалился.

Велихов встал с кресла и задумчиво прошелся по просторному кабинету. Судя даже по довольно невнятному описанию «Бывалого», этот «мститель», как прозвал его про себя Велихов, кого-то напоминает. Но кого? Он еще несколько раз прошелся из угла в угол, пытаясь сосредоточиться, однако ничего конструктивного в голову не приходило, и он успокоился на том, что время пока есть, и вполне возможно ситуация сама собой прояснится. Если уж «мститель» такой хваткий, что нападет на след, то первым делом он выйдет на Жарковского, а это означает, что сейчас необходимо не выпускать из виду именно его.

Что ж, надо отдать должное его легендарной интуиции: она не подвела в тот день и час, когда он утешил и обласкал секретаршу Жарковского. Покинув кабинет Жарковского, Велихов с раздраженным видом подошел к ней и сказал:

— Милая девочка, у некоторых мужчин в определенном возрасте климакс проходит, болезненно. Не стоит слишком серьезно и с обидой воспринимать его грубость и хамство, хорошо?

— Спасибо вам, — потупив глаза, тихо сказала девушка.

— За что?

— За участие.

— Как ваше имя, милое дитя?

— Надежда.

— Так вот, Надюша, чтобы подсластить тебе сегодняшний день… Ты в шесть заканчиваешь?

— В шесть пятнадцать…

— У подъезда тебя будет ждать черный «мерседес», сядешь в него, и он довезет тебя до «Рэдиссон-Славянской», где мы с тобой и отужинаем. Как, нет возражений?

— Но мне ж переодеться нужно. — Девушка чуть кокетливо улыбнулась.

— Пустяки, — отмахнулся он, — ты и так хорошо выглядишь. — Банкир взял смущенную девушку за руку с намерением поцеловать ее, но Надежда была такой миниатюрной, что Велихов на ходу перестроился и, наклонившись, чмокнул в щечку. — До встречи.

Трудно описать, какие чувства испытывала Надежда в ожидании этой встречи. Один из самых богатых людей страны пригласил ее в такой шикарный ресторан, но она предприняла героические усилия, чтобы выглядеть достойно. И потому вошла в зал уверенно и спокойно. После того как она сказала, кто заказывал столик, Надежду проводили туда, где уже сидел банкир.

Велихов тут же поднялся, сказал пару любезных комплиментов и галантно пододвинул ей стул. Ее ощущения, пожалуй, должны были напоминать ощущения кролика, сидящего перед удавом. Однако, к своему удивлению, девушка не чувствовала неловкости и напряжения, да и банкир вел себя интеллигентно и уважительно. Был в меру остроумен, весел, не приставал и не настаивал, когда она отказывалась от крепких напитков и пила исключительно шампанское. Любому постороннему могло показаться, что Надежда и впрямь в нем души не чает, а когда он купил ей огромный букет роз, девушка окончательно расслабилась.

Сказочное застолье продолжалось более двух часов, и Надежду стал тревожить вопрос о том, что последует за этим пиршеством, пригласит он ее к себе или нет? К ее огорчению, финал вечера оказался скомкан: Велихову кто-то позвонил по сотовому телефону:

— Слушаю! — недовольно сказал он, но, узнав звонившего, отвернулся в сторону и понизил голос.

Звучала тихая музыка. Мелодия была хоть и незатейливой, но приятной и полностью соответствовала Надиному расслабленному состоянию. Однако как только Велихов отвернулся, девушка полезла в сумочку, но ничего из нее не достала, а потом почему-то положила ее на стол поближе к банкиру.

Музыка не позволяла ей слышать все, что говорил Велихов, хотя отдельные фразы до нее доносились. Они ее удивили и более чем насторожили, и Надежда теперь вслушивалась в этот разговор, стараясь не упустить ни единого слова.

— Да, Григорий Ефимович, я вас внимательно слушаю. — Тон Велихова разительно изменился, превратившись из обычного покровительственного в чуть подобострастный, точнее сказать, очень уважительный. — Да, делаю все, что в моих силах… Да… Конечно… Поверьте, Григорий Ефимович, я этому остолопу говорил, что делать нужно так, чтобы комар носа не подточил, а он, как слон в посудной лавке… Ваша просьба устранить этого «афганца» выполнена, но с покойниками, знаете, возникают неприятности… Извините!.. Ведь и смерть человека не всегда разрешает проблему… Что вы? О том, что мы знакомы, никому не известно! Уверяю, никто не знает, я же не самурай, чтобы себе харакири делать. Так что вы не волнуйтесь, а я о себе позабочусь, в случае чего… Хорошо, сейчас прямо и привезу! Спасибо! — Он закрыл телефон, сунул в карман и повернулся к девушке, которая не без труда успела принять задумчивый и отстраненный вид.

Дело в том, что Надежде не пришлось гадать, с кем только что говорил Велихов. Это был один из помощников Президента, которого она именно сегодня во второй половине дня соединяла со своим шефом. Интересно, о каком это покойнике они говорили?

— Надюша, хочу верить, что сумел помочь тебе забыть хамство твоего шефа?

— Да, и я вам очень благодарна, — искренне ответила девушка, радуясь, что банкир ничего не заметил.

— Ты извини, но мне нужно срочно ехать на одну важную деловую встречу, если хочешь, можешь оставаться здесь сколько душе угодно: счет мне пришлют, а машина будет ждать у входа, — он говорил словно автомат, явно думая о чем-то другом.

— Нет, Аркадий Романович, спасибо за предложение, но одна я здесь не останусь, — наотрез отказалась девушка.

— Надеюсь, ты не сердишься, что вечер немного скомкался?

— Ну что вы, все было чудесно, а дело есть дело, я прекрасно понимаю. Это же не последняя встреча?

— Ты правильно все поняла. — Он ласково пожал ей руку, но так как торопился, не стал ждать, пока подойдет официант, и сам пошел платить.

— Очень интересный разговор, — задумчиво проговорила девушка. — Неужели Лаврентьев тоже занимается темными делишками? — Она взяла сумочку, достала пудреницу и машинально припудрила носик.

У входа Беликова ждала серебристая «БМВ», а Надежда поехала домой в той же машине, которая привезла ее в ресторан. По дороге она пыталась понять, чего же всетаки хотел от нее банкир? Ни одно из ее прежних предположений не подтвердилось. А тут еще этот странный разговор, который она никак не могла выбросить из головы.

Прошло несколько дней. Велихов вовсе не проявлялся, и она подумала, что либо это была просто необъяснимая причуда богатого человека, либо она сама себе что-то нафантазировала. И когда банкир все-таки позвонил, спокойно спросила:

— Вас соединить с Геннадием Александровичем?

— Нет, Надюша, я позвонил, чтобы узнать, как у тебя дела? Не портит ли твой шеф настроение такой хорошенькой девочке?

— Спасибо, все нормально.

— Вот и чудесно. А как настроение у шефа? — вроде бы между прочим поинтересовался Велихов.

— С утра было ничего, — ответила Надежда, но тут ее вдруг осенило, и она тут же попробовала проверить свою догадку; чуть понизив голос, она сказала: — Но потом кто-то позвонил и началось. После этого звонка словно с цепи сорвался.

— А кто звонил, знаешь?

— Нет, этот голос я слышала впервые.

— Надюша, у меня к тебе есть одна просьба: если чтото узнаешь о звонившем, сообщи мне по сотовому, хорошо? — банкир старался говорить не очень заинтересованным тоном.

— Конечно, Аркадий Романович!

— А о нашем разговоре шефу докладывать вовсе необязательно.

— А я уже не помню, что вы сегодня звонили, — хитро заметила Надежда, теперь догадавшись наверняка, почему банкир проявляет интерес к ее скромной персоне: на самом деле его интересует Жарковский.

— Мне нравятся умные люди.

— Спасибо за комплимент…

* * *

Положив трубку, Велихов помрачнел: кажется, на Жарковского уже вышли. Не ожидал, что все так быстро произойдет. Теперь нужно подчистить все дела и так наладить работу всех структур, чтобы не было никаких перебоев даже в его отсутствие. Кроме того, необходимо точно продумать причину своего отъезда; слишком уж он заметная фигура, чтобы его отъезд за границу не стал темой обсуждения всех средств информации. А уехать, видно, все-таки придется. Благо есть куда.

Чтобы быть более мобильным и независимым, он уже давно отправил жену и детей в Швейцарию, а себе сделал Шенгенскую визу, чтобы не возникло никаких проблем…

Виновником треволнений Велихова был Савелий. Это он, начав собственное расследование гибели Олега Вишневецкого, разворошил весь муравейник и заставил нервничать не только Жарковского, но и Велихова, а также и некоего Григория Ефимовича.

Когда Савелий психологически немного оправился от пережитого, отчасти смирившись со страшной неотвратимостью утраты друга, на первый план вышло выполнение клятвы, данной над гробом Олега. Требовалось с чего-то начать, и он решил начать с машины.

Еще во время похорон он услышал от Паши Еременко, что перед тем самым злополучным выездом в Минск, он лично сдавал машину Олега для профилактики. Выяснив, что Паша брал с собой еще одного сотрудника «Герата», Савелий ничего не сказал ему, но решил на всякий случай проверить этого парня, благо он с ним случайно познакомился во время траурной церемонии.

Спланировав «случайную» встречу, Савелий по душам поговорил с ним, и вскоре они перебрались в ресторан. Петр был простым и совершенно бесхитростным парнем из провинции. Пообщавшись с ним пару часов, Савелий твердо усвоил, что он никак не может быть причастен к этой аварии: машину они сдавали с Пашей, а получал ее лично Паша и уже без Петра. А навестить автосервис без Паши у того физически не было времени; в тот же день он выехал по поручению Олега в Тулу и вернулся только через два дня после аварии.

Савелий уже подумывал, что вечер прошел впустую, но на всякий случай решил сделать его фото. Тот радостно согласился, выразив надежду, что и он получит снимок. Савелий достал фотоаппарат, навел его и щелкнул затвором. Дальнейшее заставило его насторожиться. В момент съемки мимо них проходил парень, лицо которого случайно оказалось в объективе сбоку от Петра, а Савелий не подождал, пока тот пройдет, и машинально нажал на кнопку. Парень с плохо скрытой враждебностью остановился и хотел сказать нечто далеко не дружелюбное, но в этот момент Петр приветливо окликнул его:

— Валера, не узнаешь, что ли? Здорово! Присаживайся к нам!

Тот заметил Петра, как-то странно улыбнулся, потом вновь взглянул на Савелия, стер улыбку и сказал:

— Извини, друг, спешу, созвонимся. — И он быстро направился к выходу.

— Кто это? — спросил Савелий.

— Тоже бывший «афганец», Валерка Злодеев. Странно… — он запнулся.

— Что странно?

— Не подошел, не объяснил ничего толком…

— Как не объяснил? Он же сказал, что торопится.

— Все равно, — упрямо тряхнул головой Петр, — мог бы подойти на минуту, ничего бы не случилось.

— А он где работает?

— Толком не знаю, но он очень хотел к нам устроиться, в «Герат». Все интересовался, что да как. Видно, нашел работу получше.

— Наверное, — задумчиво согласился Савелий.

Ему очень не понравился взгляд этого парня, которым тот одарил его. Валерий Злодеев? И послал же Бог такую фамилию. Очень любопытно…

Сразу после ресторана Савелий отдал пленку в срочную проявку и печать, а последний кадр попросил максимально увеличить. Уже дома он долго смотрел на лицо этого Злодеева, пытаясь расшевелить свою память, но та молчала, и он решил обратиться к Воронову, чтобы узнать подробности об этом парне. Савелий позвонил ему, Андрей был еще на службе.

— Привет, братишка!

— Привет! Как ты?

— Понемногу прихожу в себя.

— Ну и отлично.

— Нужна помощь.

— Говори.

— Осторожненько узнай, пожалуйста, о некоем парне по имени Валерий Злодеев, возраст — чуть за тридцать.

— Ну и фамилия, — хмыкнул Воронов, — что тебя интересует?

— Хотя бы место работы, место жительства…

— Отчество есть?

— Нет.

— Маловато.

— Чем богаты… Кстати, он тоже бывший «афганец».

— Это кое-что… Все?

— Нет, хочу узнать еще об одном человеке: это некто Жарковский Геннадий Александрович, работает в правительстве, то ли в московском, то ли в российском… — Припомнив разговор с Пашей на похоронах, Савелий подумал, что лишняя информация никак не помешает.

— Эк куда тебя занесло! — присвистнул Воронов.

— А кому сейчас легко? — вспомнил Савелий прикольную фразу Андрея Ростовского.

— Действительно, кому? И, естественно, нужно побыстрее?

— А ты как думаешь?

— Что, приступил к следствию?

— Да, потихоньку.

На следующий день Воронов позвонил и спросил:

— Где ты откопал этого мужика? Знаешь, он почти мой коллега в прошлом.

— В смысле? — не понял Савелий.

— Так вот, слушай. Валерий Тихонович Злодеев, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения, родился в Москве, проживает вместе с матерью в новостройках по адресу: Советский переулок, дом тринадцать, корпус четыре, квартира сто шестьдесят шесть. Он действительно был в Афганистане в группе «Альфа» в звании старшего лейтенанта и даже награжден за боевые заслуги орденом «Красной Звезды».

По возвращении домой узнал, что жена ему изменяет, выгнал ее, а сам с горя запил, да так сильно, что было решено выгнать его из «Альфы» с треском. Однако за него заступился бывший командир, занявший к тому времени важный пост в ФСБ, и потому, учитывая безупречное боевое прошлое и заступничество генерала, ему кинули майора и просто уволили в запас «по здоровью».

В конце концов ему удалось устроиться к своему знакомому, который создал сыскное агентство под громким названием «Ватсон и компания». Там успешно и трудится уже три года. Характеризуется как хороший работник. Ну как, сведения полезные?

— Не насторожил его?

— Обижаешь, братишка! Ты ж меня знаешь.

— Спасибо, очень интересные подробности.

— Может быть, попытаться узнать о том, какие задания твой Злодеев выполнял в последнее время?

— Такое впечатление, что в этом агентстве у тебя свой человек работает.

— Почти, — усмехнулся Андрей. — Так как?

— Только если ему наш интерес не станет известен.

— Здесь нет вопросов. Пока.

— Бывай.

Ах, Злодеев, Злодеев, как логично и здорово ты придумал дружбу с наивным Петром. Савелий был уверен, что желание работать в «Герате» было только предлогом для того, чтобы задавать вопросы. Что же ты хотел выяснить? И кто же этот гусь лапчатый, который нанял пресловутого Злодеева? Стоп! А что, если ему стало известно об отъезде Олега, и о том, что машина сдана в автосервис?

Пока Андрюша собирает для него информацию, ему стоит наведаться в автосервис. Савелий позвонил Равилю и попросил дать ему на несколько часов «лексус» без водителя, и тот без лишних расспросов сказал, что к десяти часам утра машину подгонят к его дому и он может пользоваться ею столько, сколько понадобится.

Когда Савелий приехал в автосервис и увидел, как там все четко налажено, он вдруг засомневался, что ктото из автослесарей, облаченных в красивую униформу, мог бы пойти на риск и что-то испортить в машине: слишком много работников трудилось рядом и не так просто было бы избежать их нечаянных и любопытных взглядов. Однако таково было лишь первое впечатление. Вскоре Савелий понял, что как раз то, что сотрудников много, и давало возможность преступнику спокойно сделать все, что ему требуется.

Каждый занимался своим делом и вряд ли обратил бы внимание, если кто-то, делая вид, что занимается профилактикой или производит ремонт, на самом деле подстроил в машине какую-нибудь трудно заметную каверзу. Тут все решал профессионализм рабочего и его знание систем автомобиля. Поэтому первым делом он должен выяснить, кто занимался машиной Олега.

Из руководства на месте оказался лишь старший бригадир, который был очень любезен и как только увидел в окно «лексус», заявил:

— Я отлично помню эту машину, ее принимала моя смена. Какие проблемы?

— Проблем никаких, просто хочу повторить профилактику.

— Без проблем. — Бригадир взял со стола микрофон, но Савелий мягко остановил его руку.

— Извините, я мог бы попросить вас вызвать именно тех, кто работал с ней в прошлый раз?

— Вы имеете в виду ее восстановление или профилактику, которая была раньше?

— А разве не одни и те же люди делали и профилактику, и ремонт?

— Конечно, нет. Профилактику можно сделать вдвоем: нужны только автослесарь и электрик, а для восстановления разбитой машины требуется целая бригада.

— Понятно, в таком случае вызовите ребят, что занимались профилактикой.

— Откровенно говоря, меня всегда радует, когда владелец машины, побывавшей у нас, в следующий раз просит тех же самых мастеров. Это говорит о качестве услуг, хотя могу вас заверить, что в нашей фирме все специалисты самого высокого класса.

— Не сомневаюсь, но… — Савелий пожал плечами.

— Понял, — кивнул старший бригадир и включил микрофон: — Розенбаум и Клишин, зайдите ко мне.

— Вы всегда хорошо помните, кто делает профилактику любой машине?

— А тут и помнить нечего, профилактикой «лексуса» занимаются только они.

Вскоре в кабинет вошли двое молодых парней, которые напоминали знаменитую пару Ильченко и Карцева. Один — низенький и упитанный, второй — длинный и худой.

— У нас их прозвали Пат и Паташон, — перехватив насмешливый взгляд Савелия, заметил бригадир. — Знакомьтесь, меньшой — Розенбаум, автослесарь, а большой — Клишин, электрика, электроника и еще черт знает что. Работа снова вас нашла, ребята, прибыл «лексус», — объявил он вошедшим.

— От работы не бежим, — весело бросил упитанный и подтолкнул в бок партнера, — чего стоишь, пошли!

Савелий молчаливо шел чуть позади и исподтишка наблюдал за ними, пытаясь хотя бы что-нибудь прояснить для себя. Они тоже шагали молча, словно настраиваясь на работу. Вероятно, какое-то внутреннее, чувство подсказало Савелию неотрывно наблюдать за своими спутниками.

Едва они вышли наружу, как тощий, увидев машину, будто вздрогнул, замер всего на мгновение, потом, похоже, взял себя в руки и натянуто улыбнулся:

— Ба, старая знакомая, — сказал он.

— Видно, ей понравилось у нас, — рассмеялся низенький. — Вы хотите сделать профилактику?

— А сколько времени это займет?

— Дня три-четыре.

— Три-четыре? — Савелий сделал вид, что задумался, затем отрицательно покачал головой. — Нет, срок меня не устраивает, не успеваю.

— А что с ней?

— Да пустяки, сам справлюсь.

— И все-таки? — настаивал низенький, полагая, что коль скоро они встретились, надо попытаться хотя бы чаевые слупить с клиента.

— С электроникой что-то…

Упитанный мгновенно потерял всякий интерес.

— Это по твоей части, — бросил он и пошел прочь.

— Ну что ж, если хотите, я взгляну, — безо всякого энтузиазма предложил тощий.

— Очень хочу, — многозначительно заметил Савелий и открыл заднюю дверцу, — садись.

— Зачем? — насторожился тот.

— Надо же обсудить взаимные обязательства. — Савелий с опаской оглянулся.

— Понял, — успокоился тощий и тут же влез на заднее сиденье.

Савелий хлопнул дверцей, зашел с другой стороны и сел рядом. Потом достал пульт, нажал на кнопку и двери закрылись на автоматику.

— Чтобы не беспокоили, — объяснил он парню. — Итак, говори! — добавил он.

— Сразу видно делового человека, — льстиво проговорил тот. — Я понял: вам нужно, чтобы тачку сделали побыстрее. Пять сотен зелени, и завтра она будет лучше новенькой.

Савелий выслушал этого рвача, потом тихо сказал, наклонясь к его уху:

— Вот что, деловой человек, я предлагаю другой вариант. Сейчас ты мне ответишь на пару вопросов, а я потом определюсь, стоит ли оставлять тебя в живых.

— Ты что, парень, шутишь? — осклабился тот.

— Я похож на шутника? — Савелий ткнул пальцем в известную ему точку, расположенную немного выше солнечного сплетения, Клишин невольно вскрикнул, и у него мгновенно отнялись руки. — Второе прикосновение лишит тебя дыхания, — спокойно заявил Савелий. — Отвечай!

— Мне больно! — снова вскрикнул тот.

— Будешь врать, будет еще больнее, отвечай!

— О чем ты?

— Что ты сделал с рулевой колонкой этой машины?

— Я?

Савелий мрачно показал палец, и парень заверещал как раненый заяц:

— Не надо, нет, я внес изменения в электронику, я!

— Вот видишь, говорить правду совсем не больно. Второй вопрос: кто тебя попросил об этой услуге?

— Я не знаю, как его зовут.

Савелий еще раз ткнул пальцем в его грудь, но чуть выше, и тот мгновенно стал задыхаться.

— Про… шу, боль… но. Я… я все… скажу. Он называл себя… Валерий, он… узнал… что я… делаю левый… ремонт и пригрозил, что… расскажет начальству… Я не мог… меня бы уволили.

— Пока ты держишь слово, — Савелий вытащил из кармана фото Злодеева, — узнаешь?

— Это он! Он! — Парень всхлипнул.

— Что ж, похоже, ты сказал правду, и поэтому я не стану лишать тебя жизни, но на лекарство поработать тебе придется, и очень крепко.

— Савелий вновь ткнул его, на этот раз где-то за ухом, и у Клишина отнялась речь, он нажал кнопку на пульте, открыв дверь со стороны несчастного парня. — Вали отсюда и запомни: не дай Бог где-то вякнешь про меня, понял?

Тот судорожно, с животным страхом в глазах кивнул несколько раз и быстро вылез из машины. Савелий не торопясь пересел на водительское место и подытожил:

— Запомни, Клишин, долги всегда нужно отдавать.

Когда этот малый встревожился при виде машины, у Савелия не осталось сомнений в том, что он и является исполнителем, сотворившим нечто с машиной Олега. Оставалось узнать, кто его нанял. Клишин и в самом деле мог не знать заказчика, часто в таких случаях задание дают анонимно, по телефону. Видно, Злодеев был настолько уверен в себе, что наплевал на такую «мелочь».

Итак, одно звено цепочки раскрыто, идем дальше. Следующее звено — капитан Злодеев. Хоть и допускает небольшие промахи, он профессионал — в «Альфу» с улицы не берут, — с ним так легко не справиться; нужен точный план и время для подготовки.

Адрес Злодеева известен, место работы тоже, остальное дело техники. Савелию не пришлось долго раздумывать, чтобы прийти к выводу, что гораздо более перспективно «пообщаться» с Валерием у него дома. На любой работе, а тем более на такой, какой занимается сыскное агентство «Ватсон и компания», сотрудник всегда должен быть собран, внимателен и осторожен, не говоря уже о том, что там рядом будут и его коллеги, которые могут вмешаться в их непринужденный диалог. А возвращаясь домой, каждый человек стремится отойти от мыслей о работе и всего, что с ней связано. И конечно же он чуть расслаблен, рассеян и не очень осматривается по сторонам.

Может, поэтому киллерам так полюбилось выполнять свою работу перед домом, в подъезде, на лестничной клетке, то есть в непосредственной близости от места проживания «заказанного» объекта, все устремления которого связаны с неодолимым желанием скорее добраться до квартиры, смыть пыль с тела, переодеться и устроиться поудобнее у экрана телевизора, держа в руках тарелку чего-нибудь вкусненького.

Впрочем, бывает и наоборот: поджидают «заказанный» объект утром, когда он отправляется на работу. В данном случае задача киллера облегчается тем, что объект еще не вошел в необходимый дневной ритм, у него пониженный тонус, замедленная реакция, он еще не совсем отошел ото сна. С таким, конечно же, меньше хлопот.

Неотступно следуя за Злодеевым недели три, Савелий установил главное: в один из рабочих дней, а именно в четверг, он пунктуально возвращается с работы ровно в шесть часов вечера, ставит в «ракушку» свой старенький «Москвич», поднимается к себе на одиннадцатый этаж и ровно через час выходит, садится в обычный автобус и едет в баню, где проводит около трех часов.

Первым делом нужно было определить, где проводить «общение» с ним. В машину, как придурочного Клишина, его не заманишь, а на улице у дома весьма многолюдно почти в любое время. Подъезд не подходил по той же причине: Савелию было нужно время для разговора, возможно, долгого и непростого. Оставалась квартира, но Савелию совсем не хотелось пугать бедную женщину, мать Злодеева, которая жила вместе с ним. И снова выручил случай.

В один из четвергов Савелий, желая еще раз убедиться в верности Злодеева своим привычкам, приехал к дому гораздо раньше. Оставив машину за квартал до цели, он медленно пошел пешком. На полпути какая-то старушка попросила помочь ей донести сумки до остановки автобуса. Конечно же, Савелий, которому некуда было спешить, не отказал ей.

Пока они шли, старушка по-деревенски простодушно, с обычными старческими «охами» и «ахами» поведала ему душещипательную историю о том, как ее «сынок» выгнал непутевую жену, не зная, что она беременна. Вот и родилась девочка, о которой он до сих пор ничего не знает, не желая даже слышать имя своей бывшей жены и приходя в настоящую ярость при одном только упоминании о ней. А она, свекровь, с невесткой продолжает поддерживать добрые отношения, и каждый четверг, когда «сынок» «уезжат» париться, старушка набивает сумки продуктами и едет к внучке: «жисть-то счас тяжела, а дите не должно страдать, ему кушать хоцца».

Вот и едет, хотя и с опаской: не дай Бог, узнает? Никогда не простит матери такой измены. Правда, на всякий случай она, воспользовавшись тем, что «сынок» терпеть не может никакой живности в доме, придумала нехитрую историю о том, что сдала в собачий приют бездомную собачку и «ходит к ней в гости». Этим она оправдывала и свои еженедельные отлучки, и трату денег на продукты.

Еще до встречи со старушкой Савелий хотел «пообщаться с объектом» тотчас по возвращении его из бани, но когда слепой случай свел его с матерью Злодеева, а Савелию стало ясно, кто она, с первых же слов он сообразил, что лучшего момента, чем подготовка Валерия к бане, не придумаешь. Ждать следующего четверга смысла не имело.

Оставив старушку у остановки, Савелий быстро поднялся на одиннадцатый этаж и, укрывшись за шахтой лифта, откуда отлично была видна дверь сто шестьдесят шестой квартиры, стал психологически готовиться к встрече Злодеева.

Как и в предыдущие четверги, тот был весьма пунктуален. Савелий выждал, когда он откроет дверь, бесшумно подскочил и ребром ладони резко ударил под основание черепа. Шум борьбы или крик Злодеева мог всполошить весь этаж, что вовсе не входило в его планы. Удар был точным: Злодеев потерял сознание, а Савелий, подхватив обмякшее тело, втащил его внутрь квартиры, положил на пол комнаты, вернулся и запер дверь.

Быстро осмотревшись, он нашел пару брючных ремней, которыми связал ему ноги и руки. Затем достал из кармана приготовленную заранее маску, сделанную из плотного женского чулка, и сел в кресло. Так как Савелий еще не решил, что сделает с ним, он не стал рисковать и показывать ему свое лицо. Через несколько минут Злодеев очнулся, открыл глаза, бессмысленно огляделся и остановил взгляд на Савелии.

— Ты кто? — удивленно спросил он.

— Не слишком корректный вопрос человеку, одетому в маску, — сказал Савелий, стараясь по возможности изменить голос.

— Если ты грабитель, то явно ошибся адресом, здесь нечем поживиться.

— Не будем отвлекаться! — оборвал Савелий. — У тебя есть то, что мне нужно: поделишься — и единственной твоей потерей останется пропущенная баня.

— Ты неплохо информирован, — буркнул Злодеев.

— Даже лучше, чем ты думаешь.

— А если не поделюсь? — спросил тот, вероятно, пытаясь потянуть время, чтобы найти хоть какой-нибудь выход из данной неприятной ситуации.

Ему и в голову не могло прийти, что такой классный специалист, каковым он не без оснований себя считал, так глупо, как неопытный мальчишка, попадет в ловушку. Интересно, что нужно этому незнакомцу? На грабителя он действительно не похож: тот вряд ли стал бы разговоры разговаривать. Просто вырубил бы его и переворошил бы всю квартиру. Значит, здесь замешано то, чем он занимается в последнее время, и этому ловкому парню нужна какая-то информация. Что ж, в таком случае можно потянуть время, выяснить, чего тот хочет конкретно, а потом уж и принять решение.

— Если не поделишься, то я тебе сделаю так больно, что ты забудешь даже о родной матери. — Незнакомец говорил таким спокойно-безразличным тоном, словно ему-то было все равно, получит он от него требуемое или нет, главное выполнить работу. Савелий превосходно умел блефовать.

Злодеев понял, что парень говорит серьезно и его, скорее всего, интересуют только деньги, которые ему заплатят за сделанную работу.

— Сколько? — спросил он.

— Что сколько? — не врубился Савелий.

— Сколько тебе заплатить, чтобы перекрыть обещанный тебе гонорар?

— Жизнь, — небрежно ответил Савелий.

— В каком смысле?

— Ты спросил сколько, я ответил, что ценой будет твоя жизнь, — говорил он так, словно речь шла о стоимости батона докторской.

Холодное спокойствие этого человека, его невозмутимость и уверенность внушали такой страх, что Злодеев, немного подумав, понял главное: речь действительно идет о его жизни.

— Что ты хочешь?

— Уже лучше, — одобрил Савелий. — Мне нужно от тебя получить ответ только на один вопрос, может быть, на два, и все, гуляй, Валера, продолжай гадить людям до того момента, когда перед тобой сядет не такой сентиментальный человек, как я, жалеющий твою старую мать, которая изо всех сил старается скрыть от тебя, подлеца, возможно, самую важную в твоей жизни правду.

— О чем ты? — нахмурился Злодеев.

— Твои вопросы потом, сначала я спрашиваю, а ты отвечаешь, как в отделе кадров. Итак?

— Я согласен.

— Пожалуй, в инстинкте самосохранения тебе не откажешь. Я хочу знать фамилию человека, который тебя нанял следить за фирмой «Герат».

— Как ты проверишь, что я назвал именно того, кто меня нанял?

— Логично, — согласился Савелий. — Давай так: рискни обмануть меня и увидишь, чем это для тебя кончится.

— Ты так убедительно говоришь, что у меня, похоже, действительно нет другого выхода, кроме как сказать правду.

— Очень верное решение.

— Это Жарковский, работает…

— Я знаю, где работает Геннадий Александрович, — прервал его Савелий, — что еще он заказал, кроме устранения Олега Вишневецкого?

— Я не убивал его! — истерично воскликнул Злодеев. — Поверь, не убивал, — тихо добавил он.

— Да, не убивал, но заплатил за то, чтобы ему подстроили аварию, так?

— Да, заплатил, но я был уверен, что все кончится благополучно: «лексус» очень надежная машина. Я был уверен, что Олег поймет это как предупреждение и пойдет навстречу просьбам Жарковского. Это Жарковский приказал убить Вишневецкого! — чуть ли не выкрикнул Злодеев.

— Он так и сказал: убить?

— Нет, он сказал «убери его, но так, чтобы комар носа не подточил!» Разве не понятно, что имелось в виду? Прошу тебя, не убивай, даю слово офицера, что всей оставшейся жизнью докажу, что я не такая уж сволочь.

— Какой ты офицер? Ты баба! Застукал жену в постели с другим, выгнал ее — твое право, а потом рассопливился, как баба, и исковеркал свою дальнейшую судьбу и службу, правда ведь? — Почему-то Савелию было жаль этого парня, то ли потому, что он тоже бывший «афганец», то ли из-за его заботливого отношения к матери, трудно сказать.

— Прав ты, парень, — тихо проговорил Злодеев, — на все сто прав. Получив задание следить за ним, я както не въехал, что Вишневецкий — «афганец». Он был для меня очередным «объектом», за которым я должен был следить, и все. Да и деньга хорошие платили, а на мне мать-старушка да еще брат-инвалид с детства; сейчас я отправил его на полгода в санаторий, а это такие бабки…

Только не подумай, что это я говорю, чтобы оправдаться или вызвать сочувствие. Совсем нет, мне хочется, чтобы ты понял мое состояние теперь, после того как я побывал на похоронах Олега Вишневецкого, увидел, сколько народу пришло проводить его, встретил там тех, с кем воевал не один год…

Господи! Да мне самому жить не хочется после того, что я натворил. Только на похоронах до меня, тупого идиота, дошло, что Олег, как и я, бывший «афганец». Господи, если бы не мать и не брат, которые не выживут без меня, я бы собственными руками придушил эту гадину Жарковского, а потом бы и себя наказал. До конца дней придется нести мне на себе этот груз позора и вины. — Он замолк и виновато опустил глаза.

Савелий, не перебивая, выслушал монолог этого, не совсем еще потерявшего совесть, парня. И конечно же он «слушал» не только произносимые слова, за которыми можно скрыть все, что угодно. И конечно же вспомнил, что видел его на похоронах.

— Считай, что тебе выпал еще один шанс вновь стать нормальным мужиком, — сказал Савелий и добавил: — Надеюсь, не нужно специально убеждать тебя в том, что я в этом доме никогда не был?

— Ты… Вы оставляете мне жизнь? — удивленно спросил Валерий. — Вы поверили мне?

— Не тебе, а твоей матери, твоему брату, наконец… А-а! — Савелий махнул рукой, встал и направился к выходу.

— Извините, — остановил его Злодеев, — вы обещали сказать, что скрывает от меня мама, — напомнил он.

— Как ты думаешь, куда каждый четверг она ездит? — Савелий считал, что отцу следует знать, что у него есть дочь.

— Я не думаю, я знаю: в собачий питомник…

— Сам ты собачий питомник, — съязвил Савелий. — Она ездит к твоей дочери.

— У меня нет никакой дочери, — растерялся Злодеев.

— Представь себе, есть. Твоя бывшая жена родила ее после вашего разрыва. Они сильно бедствуют… а твоя мать тайком от тебя и поддерживает их…

— Это правда? — На его лице появилась глуповатая улыбка.

— Зачем мне тебе врать? — Савелий пожал плечами и повернулся к выходу.

— Спасибо тебе, земляк, — бросил вдогонку Валерий дрогнувшим голосом.

Перед входной дверью Савелий снял маску, сунул ее в карман и вышел из квартиры. Спускаясь в лифте, он подумал, что, вероятно, не зря пощадил этого парня, у него действительно есть возможность искупить свою вину. Особенно убедила Савелия в его правоте реакция Злодеева на то, что у него растет дочка.

В машине Савелий подвел итог дня: еще одно звено цепочки отпало, впереди более крупная рыба — Жарковский. Он набрал номер Воронова и спросил:

— Ну что, удалось «процедить» второго кандидата?

— Ну и рыбина, доложу тебе. Где ты только таких выискиваешь?

— Места знать нужно. Давай рассказывай.

Выслушав все то, что Воронов «накопал» на Жарковского, Савелий не выдержал:

— Как же ему удается всякий раз всплывать?

— Говно ведь никогда не тонет. Никто из тех, кто ходатайствовал за него, не был с ним близок, а запах издали не доносится, пока ветра нет. Те же, кто знает его сущность, боятся нарваться на неприятности и обходят его стороной, чтобы не нюхать. Их тоже можно понять.

— Да, — согласился Савелий, — довольно противно описал, но образно и точно. Что поделаешь? И говно кому-то нужно убирать…

С Жарковским оказалось сложнее, чем со Злодеевым, но это и естественно: чем выше поднимешься по цепочке, чем ближе к главной фигуре, тем сложнее и опаснее становится задача.

Савелий приступил к наблюдению, чтобы определить оптимальную тактику. Почти две недели, изо дня в день, с раннего утра он, как на работу, приезжал к дому Жарковского. Еще повезло, что Богомолов вошел в положение, и на имя Воронова выделялась машина, якобы для выполнения «спецзадания». «Лексус» гератовцы продали, чтобы ничто не напоминало о трагедии. К счастью, в гараже ФСБ машин хватало, в крайнем случае номера можно было менять хоть два раза в день.

Вскоре Савелий без труда установил, что Жарковский живет в одиночестве. Семья от греха подальше отправлена за границу. Он никогда и нигде не появляется один без сопровождения — коллеги по работе, просто знакомые, водители, и у него нет никаких привязанностей или интересовано работы и дома. Да и маршруты его перемещений были до нудности однообразные: утром за ним заходил водитель, и через несколько минут они выходили из подъезда, садились в машину и ехали в департамент.

Ровно в шесть часов вечера он садился в машину и ехал домой. Водитель сопровождал его до дверей квартиры, после чего возвращался к машине и уезжал. Пару раз были неожиданные вызовы машины поздно вечером, когда ему нужно срочно с кем-то встретиться в «Рэдиссон-Славянской», но Савелий не рискнул следить за ним в самой гостинице. Эти встречи были в разные дни и продолжались не более часа. Однако, как говорится, терпение должно быть вознаграждено.

Обладая феноменальной памятью, Савелий однажды обратил внимание на то, что в подъезд дома, где жил Жарковский, вошла миниатюрная девица, которую он уже раньше заметил среди служащих, входящих и выходящих из здания департамента, где работал Жарковский, и это не могло быть простым совпадением. Вскоре он узнал, что Надежда Соломоновна Вайнштейн работает секретарем Жарковского. Открытие это стоило того, чтобы убить уйму времени и сил на утомительную и весьма нудную слежку. Скорее всего, эта девушка и явится тем ключиком, который откроет Савелию путь к Жарковскому…

Надя Вайнштейн жила вдвоем с матерью в районе Кутузовского проспекта. Ее детство пролетело беззаботно и счастливо. Отец был видным ученым и хорошо зарабатывал, мать нигде не служила, домашним хозяйством занималась домработница. Казалось, все так и будет длиться вечно, но… Когда Наде исполнилось четырнадцать лет, отец скончался от инсульта, и с его смертью все внезапно рухнуло.

Мать, ничего не умевшая и ни к чему не приспособленная, стала постепенно распродавать вещи, роскошная в прошлом квартира все больше и больше приходила в запустение: убирать ее было некому, ни мать ни дочь к черной работе не привыкли. Устав от материнских слез и ее бесконечных причитаний. Надежда уединялась в своей комнате и одна-одинешенька горевала об ушедшем навсегда счастливом детстве.

Постепенно она пришла к не слишком оригинальному выводу, что единственным шансом для нее выкарабкаться из нищеты является мужчина. Кое-как закончив школу, Надя без колебаний продала бриллиантовое кольцо, подаренное отцом незадолго до его кончины, которое до сей поры прятала, оставляя на «черный день». На вырученные деньги она обновила свой гардероб, приобрела модные наряды и начала искать работу. Причем не просто любую, но работу, что называется, в престижных местах: в богатой фирме, в банке, в посольстве. Ей здорово помогло то, что отец нередко просил ее перепечатывать рукописи своих научных сочинений и она мало-помалу научилась вполне прилично печатать на машинке.

И вот судьба свела ее с Жарковским, который питал слабость к маленьким женщинам: его жена была и внешне, и особенно по характеру настоящим гренадером, и он ее откровенно побаивался. Их случайная встреча произошла в банке, где у Жарковского был открыт счет, а Надежда оказалась там в поисках работы. Девушке в очередной раз отказали, но Жарковский, став невольным свидетелем этой краткой беседы, оглядел с ног до головы незнакомку и ни с того ни с сего протянул ей визитку:

— Извините, получилось так, что я все слышал, как раз ищу секретаршу, и если вы не найдете себе нечто лучшее, милости прошу.

Мельком взглянув на визитку. Надежда поняла, что наконец ей улыбнулась удача, но не проявила бурного восторга и безразлично спросила:

— Какая зарплата положена вашему секретарю?

— Думаю, вам будет вполне достаточно для нормальной жизни, — с намеком ответил Жарковский.

На следующий день она позвонила ему, а еще через день была зачислена на должность секретаря, в которой пробыла не более месяца, в течение которого «раскалила» бедного шефа так, что тот, когда девушка смилостивилась над ним и раскрыла на диване в его рабочем кабинете свои прелести, не успел даже донести свой любовный нектар и расплескал по дороге…

На следующий день Надежда уже была его личным помощником. Между ними было заключено нечто вроде договора, что она будет его любовницей, а он обеспечит ей безбедное существование, однако на работе никто не должен об их связи даже подозревать. Поэтому Жарковский был вынужден устраивать ей демонстративно прилюдные головомойки, хамить. Для него это было невыносимо, и каждый раз после подобной сцены он всячески задабривал ее дорогими подарками. И, естественно, она с ним делилась любой полезной информацией, оберегая своего покровителя, — ведь он единственный приносил ей пользу.

Жарковский, всю жизнь усердно лизавший начальственные задницы, панически боялся, что снова окажется у разбитого корыта, и потому, будучи маниакально подозрительным, не только поощрял ее наблюдения за людьми и сбор информации о них с обязательными докладами ему, но и достал по случаю миниатюрный магнитофончик, вмонтированный в пудреницу, которым рекомендовал пользоваться по ходу важных встреч. Эта пудреница всегда находилась в ее сумочке, там она была и во время памятного ужина с Беликовым. Однако почему-то она, записав «разговор банкира с Григорием Ефимовичем, не стала докладывать не только о сделанной записи, но и о самой встрече с банкиром.

Когда же она поняла, что Велихов интересуется ее любовником и по совместительству шефом, она задумалась: не пора ли менять «лошадку»? Такие люди, как банкир Велихов, никогда ничего просто так не делают. Когда он пригласил ее в ресторан, Надежде стало любопытно, чем это может завершиться. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она как таковая, к ее огромному огорчению, нисколько не интересует богатого банкира.

Выждав несколько дней, Надежда как бы дала ему еще один шанс, но банкир не позвонил. Это разозлило ее настолько, что ей захотелось отомстить ему, а заодно и обеспечить себе безбедное будущее. У нее хватило мозгов, чтобы понять, что в ее руках настоящая бомба, за которую она может запросить целое состояние. Но эти же самые мозги подсказали ей, что она затеяла слишком серьезную и опасную игру, в которой, если она допустит малейший промах, не только ничего не получит, но и потеряет все.

После мучительных раздумий она позвонила Велихову и многозначительно сказала, что ей нужно срочно поговорить с ним. Не сомневаясь в том, что речь пойдет о Жарковском, Велихов туг же послал за ней машину, которая подхватила ее за пару кварталов от департамента. Сказав Жарковскому, что ей необходимо пойти к врачу, Надежда отправилась на встречу.

Она с огромным трудом подавляла дрожь в ногах: настолько ей было страшно, но цель, согласитесь, стоила разумного риска.

Машина доставила ее к ресторану «Маяковский». Велихов сидел у самого окна, и Надежда заметила его, едва выйдя из автомобиля. Ее волнение вполне оправдывалось той информацией, которую она хотела передать банкиру.

Как только Велихов увидел ее, он заметил страх в глазах девушки и своим звериным нюхом почуял опасность, однако не подал виду. Он встал, галантно чмокнул ее в щечку, пододвинул стул.

— Садись, моя девочка. — Велихов присел напротив, открыл меню. — Что тебе заказать?

— Двойной мартини!

Не моргнув глазом, он согласно кивнул, несмотря на то что в прошлый раз она категорически заявила, что ничего из спиртного, кроме шампанского, не пьет. Велев официанту принести даме двойной мартини, а ему виски с содовой, он внимательно посмотрел на девушку, потом мягко накрыл рукой ее почти детскую ручку:

— Ну, девочка, рассказывай, что случилось?

— Даже и не знаю, с чего начать…

— Начни с самого начала, и все будет нормально. — Он выдавил из себя улыбку, но она получилась страшноватой.

— Хорошо. Сижу, значит, я, набираю текст, вдруг звонок, я поднимаю трубку и говорю как обычно: «приемная Жарковского, добрый день». А сиплый такой голос бормочет: «Послушай, деваха, ты путаешься с этим денежным дерьмом Велиховым…» Извините, это он так сказал, — поспешила уточнить она.

— Ничего, продолжай, — нетерпеливо разрешил банкир.

— «Так вот, — говорит он, — передай ему, чтобы готовил мешок денег, сколько, скажу потом…» — Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и глотнуть воды, чтобы смочить пересохшее горло.

В этот момент официант как раз и принес их заказ. Дождавшись, когда тот удалится, Велихов нетерпеливо спросил:

— И это все?

— Нет-нет, сейчас. — Она сделала огромный глоток, потом еще один.

— Извините, в горле пересохло.

— Ну-ну, говори же! — уже раздраженно потребовал банкир.

— А дальше я толком не поняла: «Скажи, — говорит, — ему только два слова: мертвец и „афганец“! «

— «Мертвец и „афганец“? — нахмурился Велихов.

— Господи, — Надя всплеснула руками, — не так! «Покойник и „афганец“! „, а потом добавил: «Он поймет!“ То есть вы поймете.

— И больше ничего?

— Сказал, что свяжется со мной.

— Когда?

— Я спросила, но уже были короткие гудки. Я правильно сделала, что сразу позвонила вам? — Наивно улыбнулась она.

— Конечно, девочка моя! Ты сделала все правильно, — машинально ответил он, погруженный в свои мысли, потом взглянул на нее, натянуто улыбнулся и повторил: — Ты все сделала правильно и заслужила премиальные! — Он вытащил пухлое портмоне, достал пять бумажек по сто долларов и протянул ей.

— Я как-то… не знаю, — засмущалась она.

— Бери-бери, заслужила!

— Ладно, раз вы так считаете. — Она взяла деньги, сунула их в сумочку, достала из нее пудреницу и стала припудривать носик. — Скажите, вы что, тоже были в Афганистане? — глуповато улыбаясь, спросила она.

— В Афганистане? Только этого мне не хватало! — зло ухмыльнулся он, но взял себя в руки и смягчил интонацию. — Мне хватило и Чечни, девочка моя.

— Там жутко было? — захлопнув пудреницу, она сунула ее в сумочку.

— Там было по-всякому. Скажи, а как настроение у твоего шефа?

— Нормальное. Сегодня даже ни разу ни к чему не придрался, даже анекдотом поделился, рассказать?

— Не стоит.

— У вас какие-то неприятности? — заботливо поинтересовалась Надежда.

— А, пустяки, — ответил банкир. — Вот что, если он еще раз позвонит, сразу свяжись со мной.

— Конечно, Аркадий Романович! — взглянув на часы, ответила она. — Ой, мне пора бежать, я же отпросилась только на полчаса.

— Хорошо, иди в машину, тебя отвезут. — Он подумал, что не нужно им выходить вдвоем.

— Хорошо, Аркадий Романович, я пошла. — Она встала, взяла сумочку со стола. — Спасибо вам за премию. — Надя наклонилась, чмокнула его в щеку и пошла к выходу.

В ту же секунду телохранитель Велихова, сидевший за соседним столиком, встал и вполголоса спросил банкира:

— Может, присмотреть за ней?

— Зачем?

— Не нравится мне эта вертихвостка…

— Помолчи, Коля, — с досадой оборвал его хозяин.

Весть, сообщенная девчонкой, одним махом выбила Велихова из душевного равновесия. Он был уверен, что держит ситуацию под контролем. По его мнению, угроза ему лично могла возникнуть не ранее, чем они доберутся до Жарковского. Однако, судя по всему, они пока даже не вычислили.

«Покойник и „афганец“.

Каким образом кто-то мог связать смерть Вишневецкого с его именем, если правду знают на земле только три человека: он сам, Жарковский и Гриша? Жарковский исключается, вряд ли он бы вел себя так беспечно, если бы сдал его. Гриша? Вообще полный абсурд! Это все равно что предположить, что он сам на себя решил донести. Нет, здесь что-то не так. Во всяком случае, горячку пороть пока не стоит. Нужно подождать очередного сообщения: может быть, тогда все и прояснится…

«А почему неизвестный шантажист выбрал для контакта со мной эту девчонку? — осенило Велихова. — Откуда он знает, что я имею с ней какие-то отношения, если мы и виделись-то один раз? Господи! Именно в тот раз и звонил ему Лаврентьев! Неужели в ресторане кто-то подслушал его разговор? «

Велихов резко встал из-за стола, бросил пятьдесят баксов в чистую тарелку и быстро пошел к выходу. За ним тенью двинулся телохранитель.

Изо всех сил банкир пытался восстановить в памяти тот вечер, желая вспомнить все мелочи: кто сидел за ближайшими столиками, не громко ли он разговаривал, не было ли чего странного, на что он тогда не обратил внимания? Однако ничего путного вспомнить не удалось; всю память отбил тот чертов звонок, заставивший его прервать ужин и бежать, как собачка, по первому свисту своего хозяина.

Чертова страна, в которой ты, один из самых богатейших людей, зависишь от какого-то, — пусть и приближенного к Президенту, чиновника!

Он раздраженно приказал своему водителю:

— Нет, не в банк, Веня, поехали в Кремль!

— Так вы еще мне пропуск не оформили, — напомнил сидевший рядом с водителем телохранитель.

— У ворот подождешь, ничего с тобой не случится, — тон Велихова исключал любые возражения.

Водитель резко притормозил, и следующая за ними черная «Волга» с большим трудом избежала столкновения. Водитель высунулся из окна, чтобы извиниться, но «Волга» не остановилась.

— Мне кажется, шеф, что этот кузов мне знаком, — разворачиваясь, сказал водитель.

— И что?

— Не уверен на все сто процентов, но думаю, что эта тачка из конюшни ФСБ, и я на ней тоже ездил.

Дело в том, что Вениамин Соколов, в прошлом классный гонщик, работал в гараже ФСБ. В период крупной чиновничьей деятельности Велихова он и возил Аркадия Романовича на «вольво». Парень так понравился банкиру, что, когда его отправили в отставку, он пригласил Соколова стать его персональным шофером.

— Тебе что, впервой видеть, как меня «ведут»?

— Да нет, я так, к вашему сведению, — заметил Вениамин.

— Спасибо, но впредь, вместо того чтобы говорить об этом, старайся избавиться от хвоста.

— Как скажете, шеф, — обиженно буркнул парень.

Дело в том, что раньше, когда он сообщал Велихову, что за ними постоянно следуют машины, и причем самых разных марок, тот не принимал это всерьез и говорил, что его охраняют.

Трудно себе представить реакцию банкира, если бы он узнал о том, что за его сегодняшней встречей с секретаршей Жарковского наблюдал именно тот, кого Велихов мысленно прозвал «мстителем»!

В отличие от Велихова Надежда возвращалась из ресторана в радостном возбуждении, довольная собой. Страхи, которые она нагоняла на себя, рассеялись, а пятьсот долларов согревали душу. Чтобы еще больше укрепить чувство радости, она велела водителю остановить машину у одного из шикарных бутиков и купила себе туфли, к которым давно приглядывалась.

Время в магазине для женщин всегда пролетает незаметно, и когда она взглянула на часы, чуть не охнула: шеф, наверное, совсем извелся, бедный. Она торопливо вернулась в машину и приказала тоном хозяйки:

— А теперь в департамент.

Удобно развалившись на заднем сиденье, Надежда мысленно вернулась к сегодняшней встрече с Велиховым.

Сначала у нее не было желания записывать их разговор. Но подходя к столу у окна, где уже расположился Велихов, Надежда, словно повинуясь какому-то непонятному импульсу, включила микромагнитофон. А потом едва не пожалела об этом. Когда она рассказывала Велихову о выдуманном звонке, то увидела в глазах банкира такое, что ей стало не по себе.

Не веря ни в Бога ни в черта, она, может быть, впервые в жизни обратилась к высшей силе с мольбой, чтобы Велихов не проявил вдруг интереса к содержимому ее сумочки. И зачем она взяла с собой эту чертову пудреницу? Когда же все благополучно закончилось, она дала себе слово прекратить опасные эксперименты со злополучной пудреницей. Тем более что уже владела бесценной кассетой, которую надежно припрятала.

На всякий случай Надя взяла из сумочки пудреницу и сунула в потайной карман шубки.

Когда она вернулась на свое рабочее место, в приемной сидело несколько посетителей: видно, ее напарница, совсем еще зеленая и застенчивая, не сумела переправить к замам Жарковского тех, чьи вопросы могли быть решены без вмешательства шефа. Надежда поджала губки, сделала недовольное лицо и уже хотела взяться за отсев жаждущих аудиенции, как по селектору прозвучал голос Жарковского:

— Света, Надя еще не вернулась?

— Я уже здесь, Геннадий Александрович, — ответила она бодрым голосом.

— Зайди!

— Он уже дважды тебя спрашивал, — сочувственно проговорила напарница.

— Ты что себе позволяешь? — раздраженно начал Жарковский, едва Надя заглянула в кабинет.

Она спокойно притворила за собой дверь и подошла ближе.

— Ну, действительно, где ты так долго пропадала? — обиженно сказал он, понизив голос.

— Понимаешь, пупсик, вышла я от доктора… Кстати, он сказал, что через неделю, если не придут месячные, то придется сделать УЗИ. Так что смотри, скоро снова станешь папой, — ехидным тоном сообщила Надя.

— Ни к чему все это, — нахмурился он, — и что дальше?

— А дальше… Ты мне просто не поверишь. Иду я, значит, от доктора и вдруг рядом со мной останавливается черный «мерседес», и кто, ты думаешь, в нем?

— Ален Делон, — хмыкнул он.

— Не угадал, Велихов! — с гордостью объявила она.

— Велихов? — насторожился он.

— Собственной персоной. Предложил меня подвезти. — Она победно подняла голову.

— Он что, через Рязань тебя вез? — ревниво спросил Жарковский.

— При чем здесь Рязань, он галантно, как истинный джентльмен, предложил мне выпить бокал мартини, разве я могла отказаться?

— Нет, конечно, и что дальше?

— Мы заехали в ресторан «Маяковский», посидели немного, выпили, после чего он остался, а я вернулась к тебе, пупсик. Неужели ты ревнуешь, милый?

— О чем говорили?

— Все о тебе расспрашивал: как твое самочувствие, настроение…

— И все?

— И все.

— Ты записала разговор?

— Откуда я могла знать, что, идя к доктору, я встречу Велихова? — как можно увереннее ответила Надя, с трудом сдерживая беспокойство: что, если ему придет в голову обыскать ее?

— А где он?

— Я же сказала, остался в кафе.

— Глупышка, я о магнитофоне.

— Я сегодня утром так торопилась тебя увидеть, что забыла его дома, — не моргнув глазом, соврала Надя.

— Ну хорошо. — Он потянулся к ее губам, но она ласково остановила его, прижав свой пальчик к его губам. — Пупсик, там много посетителей, мне нужно рассортировать их.

— Ладно, — неохотно согласился он, — после работы едем ко мне.

— Вместе?

— Нет, конечно, как всегда.

— Только мне нужно заскочить домой на минуту, чтобы переодеться.

— А мне хочется, чтобы ты осталась в этом платье, оно очень тебе идет…

— Как скажешь, пупсик, но ты не будешь возражать, если я сменю нижнее белье: после посещения доктора это просто необходимо. — В таких случаях Надежда всегда умела настоять на своем.

— Ну так и быть, подожду…

Выйдя от Жарковского, она мысленно ругнула себя: и черт ее дернул за язык рассказать о встрече с Велиховым? Еще позвонит ему? Хотя нет, вряд ли осмелится…