Семен Краснодарский матом крыл по телефону на чем свет стоит Сашку Косого, в миру Александра Ивановича Косоргина, одного из своих бригадиров. Ему было чуть за тридцать, но образование он имел, как говорится, высшее без среднего. Как и один великий русский писатель, «свои университеты» Косой проходил в тюрьме, куда впервые попал еще по малолетке в шестнадцать лет, выбив одному мужчине глаз лыжной палкой.

С тех пор было еще четыре отсидки, которые, казалось, ничему его не научили. На самом деле Косому до чертиков надоела тюремная романтика, и в последний четырехлетний срок он решительно взялся за книги. Его пристрастие к чтению стало просто запойным: любую свободную минуту он использовал, чтобы опять уткнуться в книгу. Больше всего ему нравились детективы и остросюжетные истории.

После того как его «за примерное поведение» впервые выпустили ранее отмеренного судом срока, Косой решил, что больше никогда не окажется за тюремной стеной. Ему удалось получить работу в сборочном цехе на электротехническом заводе. Он почти совсем отказался от алкоголя, ни с кем из своего бурного прошлого контактов не поддерживал и постарался просто вычеркнуть те годы из своей памяти. Вроде бы судьба отнеслась к нему вполне благосклонно, однако никому еще не удавалось раз и навсегда перечеркнуть свое прошлое.

Однажды в его смене недосчитались двух дорогостоящих приборов, которые собирались в их цехе. И конечно же, первым попал под подозрение он, как только что освободившийся из мест лишения свободы. Доказать его вину не удалось, тем не менее начальник цеха решил перестраховаться, и через несколько дней парня уволили по сокращению штатов. Возведенная на него напраслина так обидела Косого, что он сорвался, ушел в глухой запой и вскоре снова оказался под следствием по обвинению в «нанесении тяжких телесных повреждений, понесших за собой тяжелые последствия для здоровья потерпевшего». Ему светило от пяти до восьми лет.

Трудно сказать, как бы сложилась его дальнейшая судьба, но в КПЗ он познакомился с парнем, по прозвищу Светофор, с которым они быстро сошлись. Светофор попал за мелкое хулиганство в общественном месте и был уверен, что его «отмажут». Через несколько дней его действительно выпустили, а перед этим он заверил Косого, что сделает все, чтобы вытащить его из тюрьмы.

Следствие затянулось на долгие месяцы, вестей от Светофора он не получал и махнул рукой, подумав, что это обыкновенный тюремный треп. Когда он уже совсем отчаялся и даже начал подумывать о побеге, его неожиданно вызвали к следователю, который объявил ему, что в связи с тем, что потерпевший погиб в автомобильной катастрофе, а жена его принесла заверенное нотариально собственноручно написанное им заявление с просьбой прекратить уголовное дело в отношении Александра Ивановича Косоргина, поскольку никаких претензий к нему нет, судьей было принято решение о закрытии дела. Зачитав постановление, следователь на прощание со злостью прошипел:

— Моя бы воля, упек бы тебя на полную катушку. Благодари своих друзей и не попадайся больше мне на глаза…

Ничего не понимающий Косой промолчал в ответ, пытаясь сообразить, на каких это друзей намекает следователь. Все выяснилось, когда при выходе из СИЗО-2, называемого в народе Бутыркой, его встретил Светофор, экзотически разодетый соответственно своему прозвищу.

— Привет, дружбан! — Он радостно обнял Сашку. — Видишь, Светофор свое слово держит.

— А я уже начал думать, что все твои обещания — обычный треп за колючкой, — честно признался Косой. — А что, терпило действительно под машину попал или это фенька?

— Надо по сторонам внимательно смотреть! — загадочно ухмыльнулся тот. — Какие планы?

— Пока не задумывался.

— Тогда пошли, я познакомлю тебя с человеком, который и отмазал тебя от срока. — Он кивнул на черный «джип-чероки».

Косой был как во сне, и задавать вопросов ему не хотелось. Вскоре они входили в казино «Подкова», где Светофор и представил Косого Краснодарскому. Внимательно посмотрев на него, Семен, уже немного принявший на грудь, благосклонно кивнул головой:

— Присаживайся, парень, выпей, закуси, а потом расскажи немного о себе.

Быстро захмелев после нескольких месяцев полуголодного существования в камере. Косой легко пошел на откровенность и разом выложил Краснодарскому всю свою биографию, не скрыв даже и то, что хотел завязать с криминалом, чем сразу же расположил к себе хозяина стола.

— Хочешь со мной работать? — неожиданно спросил Семен.

— А чем вы занимаетесь?

— Всем понемногу, — уклончиво ответил тот.

— И криминалом? — прямо спросил Косой.

— Бывает.

— Если я скажу нет, что будет со мной?

— А ничего не будет, вернешь затраты по своей отмазке и гуляй. Косой, дальше. — Краснодарский ответил без всяких эмоций, будто ответ Косого совершенно его не задел.

Но Косой, хотя и был пьян, сразу все понял. Во время следствия он много размышлял над своей судьбой и пришел к выводу, что жизнь нормальных людей ему не по карману, а потому ответил своему благодетелю без колебаний:

— Я буду с тобой работать!

— Вот и хорошо, — довольно кивнул Краснодарский, — выпьем за верное решение! — провозгласил он.

Косой и в самом деле осознанно принял это решение, а потому сразу нашел место в команде Краснодарского, четко и преданно выполняя его приказы. Присмотревшись к нему поближе, Семен вскоре сделал его не только бригадиром, но и фактически правой рукой, доверяя ему почти как самому себе.

Получив приказ разобраться с группой Бешеного, Косой резво отправился в Чечню, довольно быстро вышел на след Савелия и был твердо уверен в успешном выполнении задания. Однако все попытки оказались тщетными: всякий раз его группа опаздывала к месту, где находился Бешеный, буквально на часы, если не на минуты. Так было в Чечне, так было в Азербайджане, так получилось и в Турции. В Турции им почти удалось настичь группу Бешеного, но, когда, казалось, они вот-вот догонят «объект», им достались лишь труп на дороге и догорающая «Нива» в пропасти.

Не имея проводника через турецкую границу, они чуть-чуть задержались и в Болгарии начали поиски заново. Когда же они снова напали на след Бешеного, то оказались в затруднительном положении: объект их поисков уже был под защитой Андрея Ростовского — человека не последнего в криминальной среде.

Прекрасно зная законы криминального мира. Косой понял, что обязан связаться с Краснодарским и поставить его в известность о возникших сложностях. Только авторитет вправе принимать решение в случаях, когда интересы его команды пересекаются с интересами другого авторитета. Конечно, мир, тем более криминальный, столь далек от совершенства, что рассчитывать на порядочность любого члена той или иной его части не приходится. Если какой-то влиятельный авторитет уверен, что его действия хотя и не будут поддержаны на сходке, но по крайней мере не вызовут возмущения, он мог пойти и против своего «коллеги». Правда, в этом случае он мог рассчитывать только на свои силы. Такие эпизоды бывают редко и кончаются обычно немалой кровью и большими потерями с обеих сторон.

Узнав, что их «объект» находится под «крышей» российского авторитета. Косой выбрал удобное место для наблюдения у дома Андрея Ростовского и позвонил в Москву. Когда он уже отчаялся услышать ответ, трубку поднял один из телохранителей Краснодарского.

— Ну, — невразумительно пробурчал тот.

— Сема дома?

— А кто спрашивает?

— Не узнаешь, что ли, Митя? Это Косой.

— Ты перезвони часа через два, он спит. — Парень говорил настолько лениво, что стало ясно, что звонок потревожил его сон.

— Разбуди и скажи, что это срочно! — начал злиться Косой.

— Ты уверен, что это надо?

— Уверен!

— Ну, смотри! — Несколько минут трубка молчала, наконец раздался знакомый голос:

— Косой, если порожняк погонишь, пасть порву! — Краснодарский был явно не трезв и зол, что поспать не дали.

— Нашел я их.

— Разобрался? — явно заинтересовался Сема, эту информацию он действительно ждал.

— Потому и звоню, — ответил Косой, — они под Ростовской «крышей».

— Под какой? — не понял тот.

— Под крышей Андрея Ростовского! — повторил Косой.

— Ты что, в Москве уже?

— Нет, в Болгарии.

— А при чем здесь Ростовский?

— Так они в его квартире сейчас, в болгарской… Что мне делать?

— Что делать, что делать… — задумчиво повторил Семен. — А ты точно знаешь, что это наш «клиент»?

— Куда уж точнее. Я тут такую свалку только что наблюдал, три трупа!

— Чьи трупы? — насторожился тот.

— Да черт их маму знает! Только сразу приехали болгарские спецы, без шухера покидали жмуриков в кузов и увезли.

— Так кто их замочил-то?

— Как кто? Ростовский с Бешеным и его ребятами!

— Понятно.

— Так что делать, шеф? Может, перетрешь все с Ростовским? А то можно в непонятку попасть…

— Хорошо, перезвони минут через пять — десять. — Семен положил трубку и задумался.

Ростовский был не из тех «авторов», на кого можно было махнуть рукой. С ним многие уважаемые люди в Москве считаются, да и не только в Москве. К тому же и Витя-Колыма его приветил. А Витя-Колыма все больше и больше вес набирает, вот-вот трон российской братвы займет. Пойдешь против Ростовского и считай, с того момента спокойно на улицу не выйдешь. Как ни крути, а звонить придется.

Краснодарский порылся в своей электронной книжке, нашел мобильный телефон Ростовского и набрал номер. Трубку поднял сам Андрей — Краснодарский отлично помнил его специфический баритон.

— Кто еще? — Голос был раздраженный.

— Что с тобой, приятель? Это Краснодарский звонит.

— А, Семен, привет! — сменил тон Андрей, удивляясь, что вдруг понадобилось этой хитрой лисе, как он определил его с первой же встречи. — Какими судьбами?

— Да вот узнал, что ты в Болгарии, и решил пробить, как там отдыхается, хочу тоже махнуть на недельку-другую, — деланно беззаботно пояснил Семен.

Андрей как-то сразу почувствовал фальшь в его голосе, но не подал виду и так же беззаботно ответил:

— Солнце — ништяк, море — ништяк, вина — залейся, мочалок — куча! Капусту в кейс, и айда сюда!

— Годится… — произнес Краснодарский этаким безразличным тоном, а потом спросил: — Я слышал, у тебя какой-то кипиш был прямо у твоего дома?

— Какой кипиш? Когда? — насторожился Ростовский. Почему-то ему подумалось, что речь идет о похищенном сыне.

— Вроде сегодня, — осторожно ответил тот.

— У какого дома? В Москве, что ли?

— Да нет, в Болгарии.

Тут Андрей не выдержал:

— Слушай, Сема, чего ты мне уши трешь! Я ж отлично знаю, что ты в Болгарии хорошо оторвался в прошлом году. — Он намекнул на его похождения на Золотых Песках, когда тот даже в местной полиции побывал за пьяный дебош в ресторане. — Говори прямо, зачем позвонил? И кто тебе мульку толкнул о кипише?

— Хорошо. Прямо так прямо. Ты помнишь Косого?

— Твою правую руку, отлично помню, ты же меня сам с ним и знакомил.

— Так вот, ему кое-что поручили: парня одного вернуть надо на родину. И вдруг он выяснил, что тот парень у тебя, хотел с тобой побазарить, а тут эта заварушка, он и позвонил мне.

— Да что ты ходишь вокруг да около: кое-что поручили, кого-то вернуть… О ком речь-то? — Андрей начал терять терпение.

— Который сейчас у тебя, ну с Кавказа он…

— И чего надо? — Только теперь Андрей понял, что Семен толкует о пленнике Бешеного.

— Может, отдашь его Косому?

— С каких это пор ты, Семен Краснодарский, решил этих черножопых беспредельщиков брать под свою защиту? Мы от них Москву чистим, а ты?

— Ну что ты, Андрюша, это же бизнес! — воскликнул тот, сразу пойдя на попятную и почувствовав, что разговор для него становится несколько скользким. — Люди заплатили — мы делаем, вот и весь базар.

— Пусть вернет деньги твой Косой! — решительно отрезал Андрей. — Этот парень уже занят.

— Что, никак нельзя договориться? Знаешь, там крутые бабки светят!

— Мне и так светло, — съязвил Ростовский.

— Что ж, на нет и суда нет, — недовольно ответил Семен. — Счастливо отдохнуть!

— У меня уже отдых кончился, возвращаюсь в Москву.

— Значит, до встречи.

— Пока. — Андрей положил телефон на стол и повернулся к Савелию: — Ты все понял?

— А кто это?

— Некто из братвы звонил, — не стал уточнять Андрей.

— Значит, и их подключили? — Савелий покачал головой. — Выходит, нам не только от своих нужно ждать удара, но и от твоих.

— Что касается «твоих», не знаю, но от «моих», думаю, вряд ли, — заметил Андрей, правда, не слишком уверенным тоном, потом добавил: — Не нравится мне эта суета, Бешеный, ох, не нравится. Ты поразмышляй на досуге.

— Хлопотно это, — пожал плечами Савелий.

В это время Краснодарский звонил Косому.

— Ну что, перетер? — нетерпеливо спросил тот.

— Перетер.

— И как?

— А на хрена ты мне позвонил? Тебе поручили дело, вот и делал бы!

— Семен явно злился.

— Так еще ж не поздно.

— Еще как поздно! — изрек хозяин. — Во-первых, я уже засветился, во-вторых. Ростовский не придурок: сунешься, и за твоими костями болгары такую же машину пришлют и… никто не узнает, где могилка твоя, — пропел он. — Так что возвращайся в Москву, здесь будем думать, как заказчика с загривка сбросить…

Пока Ростовский помогал Савелию и пытался убедить его скорее развязаться со своим пленником, Эдик Рижский развил бурную деятельность, чтобы обнаружить, откуда ноги растут в этой истории с похищением сына Ростовского. С Андреем у них были очень тесные отношения. Появившись в любом, особенно незнакомом месте, Эдик тут же обращал на себя внимание почти всех присутствующих.

Это был прекрасно сложенный симпатичный парень лет тридцати пяти, и издалека его рост не был особенно заметен, но когда он оказывался вблизи, то многие сразу чувствовали себя рядом с ним карликами. Под два метра ростом, широкоплечий, могучий, килограммов за сто весом. При всем том очень добродушный, на первый взгляд даже чуть застенчивый человек. Его было весьма трудно вывести из себя, но стоило кому-то это сделать — тогда берегись: пощады не будет.

Особенно трепетно он относился к детям. Потеряв в результате несчастного случая своего единственного ребенка, Эдик не любил об этом не только рассказывать, но и вспоминать, а потому и мы не станем касаться этой истории.

Узнав, что у его близкого друга похитили сына, он так рассвирепел, что никто не позавидовал бы похитителям, окажись те в сей миг в его руках. Довольно быстро он установил, что похищение связано с деятельностью «Герата». Сложив два и два, Эдик без труда вычислил того самого чиновника, который угрожал Вишневецкому. Через считанные часы он уже о нем знал столько, сколько наверняка не знал про себя сам Жарковский.

Сначала Эдик хотел прижать где-нибудь эту сволочь и заставить его расколоться, но этот ход ставил под угрозу Сашу, а вот этого Эдик позволить не мог. Но тут его осенило: у этой мрази нужно взять что-то равноценное, на что волей-неволей он вынужден будет обменять сына Андрея. Это равноценное — его пятилетний сын. Действовать следовало быстро, и все вышло столь легко, словно это был постановочный фильм.

К детскому садику подъехал шикарный «мерседес», за рулем которого сидел симпатичный парень. Он дождался, пока появилась мать ребенка и забрала его из садика. Не успели они выйти из дверей, как к ним подошел симпатичный, элегантно одетый молодой человек.

— Катерина Дмитриевна? — ослепительно улыбаясь, обратился к женщине парень.

— Да, это я, — чуть растерянно ответила она.

— Коробов, — представился парень, — помощник Геннадия Александровича.

— Очень приятно. Что-то от мужа?

— Да, но это сюрприз. — Парень вновь сверкнул белоснежными зубами.

— Сюрприз? Какой?

— Мне поручено одно: отвезти вас с сыном в украинский ресторан «Шинок», усадить за столик и дождаться, когда ваш супруг приедет.

— Простите, как вас зовут?

— Зовите меня просто Костик, — словно смущаясь, ответил он.

— Скажите, Костик, а этот ресторан далеко?

— Да в самом центре, рядом с Белым домом!

— Я могу позвонить мужу?

— Извините, какой же это будет сюрприз, — добродушно покачал головой парень.

— Хорошо, поехали! — решительно воскликнула женщина и смело села в машину.

Через двадцать минут Эдик Рижский, увидев в ресторане Константина и дородную женщину с мальчиком, уже звонил Жарковскому, чиновнику, который пытался наехать на клиента «Герата», похитив ребенка Ростовского.

— Вас слушают, — отозвался молодой приятный голос секретарши.

— Красавица, соедини-ка меня с твоим начальником.

— Геннадий Александрович занят с посетителем, перезвоните, пожалуйста, чуть позже.

— Мне некогда ждать, пусть возьмет трубку.

— Я же вам сказала, что…

— Девушка, я отлично слышал, что вы сказали, но вы не слышали, что сказал я, — оборвал ее Эдик.

— А вы по какому вопросу?

— Поличному.

— По личным вопросам Геннадий Александрович сегодня не принимает.

— По его личному вопросу, — поправился Эдик.

— Как доложить? — тут же спросила она, о чем-то, видно, догадавшись.

— Я сам доложусь, — усмехнулся Эдик.

— Хорошо, попробую, — неуверенно проговорила секретарша, и через несколько секунд в трубке раздался недовольный мужской голос:

— Жарковский слушает.

— Это хорошо, что слушаешь… Скажи своим холуям, чтобы они отпустили известного тебе мальчика.

— Какого мальчика? Кто говорит? — заволновался Жарковский.

— Кто говорит, не важно, а какого мальчика, ты знаешь.

— Послушайте, я не знаю никакого мальчика! — воскликнул Жарковский. — А если вы не прекратите свое хулиганство, то мне при…

— Глохни, гнида! — оборвал его Эдик. — Если через двадцать минут пацан по имени Саша не окажется у моих людей, то тебе никогда не увидеть ни твоего сына, ни жены, ты понял?

— Что? — воскликнул явно шокированный чиновник и упавшим голосом добавил: — Мой сын у вас? Я могу переговорить с женой?

— Конечно, — тут же согласился Эдик и с издевкой добавил: — Только не бросай трубку, бычара. Кстати, не пытайся засечь мой телефон, не теряй понапрасну времени, а то…

— Да-да, конечно, я понимаю.

Эдик разговаривал стоя в нескольких метрах от столика, за которым сидела женщина с сыном и «Костиком». Он подошел и спросил:

— Катерина Дмитриевна?

— Да, — снова удивилась женщина.

— Это вас. — Эдик протянул ей телефон.

— Гена, что это за сюрпризы? — сразу с упрека начала женщина выговаривать по телефону.

— Катя, как ты? Паша с тобой? — стараясь быть спокойным, спросил тот.

— Ну конечно! Все, как ты хотел. Кстати, твой новый помощник такой галантный…

— Верни, пожалуйста, телефон тому, кто дал его тебе.

— Он просит вас. — Женщина улыбнулась и протянула телефон Эдику. Взяв его, тот отошел от столика.

— Что скажешь, Жарковский?

— Вы ничего не сделаете с женой и сыном? — спросил до смерти напуганный чиновник.

— Как только мои люди сообщат мне, что наш пацан у них, я тебе позвоню и скажу, где ты сможешь забрать своего сына и жену, понял?

— А какие гарантии, что вы не обманете меня? — Вопрос прозвучал как мольба.

— Никаких! — отрезал Эдик. — Только мое слово, которое значит гораздо больше, чем слово такого ублюдка, как ты!

— Посылайте своих людей к станции метро «Парк культуры», на угол, где стоит киоск «Справка», со стороны Садового кольца. Через двадцать минут вы получите там своего мальчика. Спросите того, кто будет с ним: «Вы от Жарковского? «, и он отдаст его вам.

— Ты же понимаешь, козел, что стоит тебе учинить какую-нибудь пакость и…

— Поверьте, я все понимаю! — тут же согласился тот. — Умоляю вас, верните их!

— Жди звонка, — пообещал Эдик, отключил телефон и набрал номер: — Лева, быстренько дуй на станцию метро «Парк культуры», на угол, где раньше был магазин «Цветы», помнишь? Там должен быть Сашок с каким-то лохом; спросишь его: «Вы от Жарковского? «, заберешь пацана — и в машину, только обязательно пробей, нет ли хвоста. После отзвони мне… С лохом что? Да пусть живет, если с пацаном все в порядке. Все, дуй! — Закончив разговор, Эдик сотворил на лице улыбку и вернулся к столику.

— Муж что-нибудь передал для меня? — поинтересовалась женщина.

— Передал, чтобы вы его здесь ждали, заказывали все, что пожелаете, и не смотрели на цены. — Эдик обворожительно улыбнулся, подозвал официанта, заказал для женщины и ребенка то, что им захотелось, потом себе и своему товарищу, а отдельно заказал целый набор алкогольных напитков с собой, попросив их заказ выполнить побыстрее.

Они успели плотно перекусить, когда вновь подал сигнал сотовый телефон. Извинившись перед женщиной, Эдик отошел в сторону, получил сообщение, что сын Ростовского благополучно возвращен, и вернулся к столику.

— Извините, но ваш супруг вызывает нас на работу, — сказал Эдик женщине, потом ласково потрепал пацана за чуб: — Везунчик же ты, Вася!

— А я совсем и не Вася, а Паша, — надув губы, обидчиво произнес пацаненок.

— Извини, старик, перепутал. — Эдик развел руками и пошел к лестнице, кивнув своему соратнику, который тут же устремился за ним.

Больше двух часов прождал в своем кабинете Жарковский, готовый укусить себя за локоть, только бы ни с сыном, ни с женой ничего не случилось, пока она сама, устав ждать «сюрприза», не позвонила мужу. Не будем вдаваться в подробности и рассказывать о том, как оправдывался чиновник, пытаясь успокоить разъяренную женщину, не будем описывать его изумленное лицо, когда ему пришлось оплачивать счет в ресторане, — это не столь интересно.

По мнению автора, с этим подонком нужно было поступить гораздо более жестоко, и пусть благодарит он чувствительное сердце Эдика Рижского…

Вызволив ребенка, Эдик сразу позвонил Андрею Ростовскому, чтобы успокоить его, но мобильная связь, к сожалению, не достигла самолета, которым Андрей со своей женой и Михаилом летели в Москву.

А Савелий с Денисом и Мушмакаевым еще только готовились к отлету. Выйдя из подъезда в сопровождении Андрея, они были готовы к любым сюрпризам, однако на этот раз все прошло благополучно. По-видимому, Краснодарский не решился выступить против уважаемого «коллеги» и отозвал своих ребят.

Когда настало время, Савелий подал знак Андрею и Денису, и они вместе с пленником вскочили в машину, предусмотрительно припаркованную прямо возле дома Андреем Ростовским. По дороге Савелий, поглядывая в зеркало заднего обзора, следил за идущими сзади машинами, пытаясь определить, нет ли хвоста, но ничего подозрительного не приметил.

Его не отпускали мысли об огромной сумме денег, которые он вез с собой, не «ведут» ли его «болгарские товарищи» и удастся ли Ростовскому договориться с экипажем? Но все прошло благополучно: до самолета добрались без помех, валюту даже не пришлось показывать. Андрей переговорил с командиром борта, подкинул ему «на бедность» пару штук «баксов», и тот сам даже отнес сумку с долларами в самолет.

— Что ж, Серега, давай прощаться, — сказал Андрей, когда все формальности были улажены.

— Андрюша, спасибо тебе, — с чувством произнес Савелий, пожимая ему руку.

— За что? — удивился Андрей.

— Ну, хотя бы за гостеприимство, — улыбнулся Савелий.

— Разве только. Хороший ты парень, Бешеный. Если что, свистни, и я приду на помощь.

— Знаю. Ты вот что, прекрати, пожалуйста, киснуть. Поверь моей интуиции, которая меня никогда не подводит, с твоим сыном все хорошо — ничего не случилось и не случится, — попытался успокоить Ростовского Савелий.

— Понимаешь, на сердце просто кошки скребут. — Андрей потер себе грудь.

— Я отлично тебя понимаю, но ни пацану твоему, ни тебе лучше не будет, если ты дров наломаешь с твоим-то характером.

— Да чего ты знаешь о моем характере? — спросил Андрей.

— Да все по твоему лицу видно. Тебе же хочется взять в руки автомат и перетрясти всю Москву, нет, что ли?

— Ты что, мысли читать умеешь? — удивился он.

— Зачем их читать, если из твоих глаз по автомату торчит? — отозвался Савелий.

— Правда, что ли?

— А то…

— Шутник ты, однако. — Андрей подозрительно взглянул на Савелия, покачал головой и наконец тоже улыбнулся, потом обнял своего нового друга и похлопал дружески по спине: — До встречи в Москве!

— Я позвоню.

Когда Андрей уехал, Савелий поднялся по трапу в самолет и приготовился к томительному ожиданию вылета. К счастью, как и обещал Андрей, ждать долго не пришлось: через пару часов они взлетели и взяли курс на Москву. Лететь было чуть больше трех часов, и Савелий погрузился в свои мысли, не забывая приглядывать за Мушмакаевым и дав возможность Денису спокойно поспать.

Все, что произошло в Чечне, в Азербайджане, в Турции и особенно в Болгарии, не говоря уже о разговоре с Богомоловым, давало богатую пищу для размышлений. Как удивительно переплетаются иногда жизненные пути. Кто бы мог предположить, когда Савелий получал задание уничтожить Мушмакаева, что он самолично откажется выполнять приказ? Да еще и рисковать будет своей жизнью, чтобы довезти бандита живым до Москвы?

А тот факт, что на него организована охота руководством ФСБ, вообще не вписывался ни в какие рамки. Как могло случиться, что служба безопасности государства и криминальный мир оказались в данной ситуации едва ли не в одной лодке? С чеченцами все понятно: им нужен Мушмакаев, для них он лидер, легко поднимающий массы на борьбу против «российских угнетателей», но криминальный мир… Он-то почему подключился к этому делу? Насколько ему известно, вся «братва» восстала против чеченского беспредела в Москве и довольно быстро и четко провела чистку. Неужели все дело в деньгах? Допустим, что для Краснодарского это — «просто бизнес», но его кто-то же нанял? Вот этого нанимателя нужно обязательно вычислить. Во что бы то ни стало — вы-чис-лить.

Стоп! А что, если наниматель — банкир Велихов? Помнится, журналистка утверждала, что слышала о его встрече с Мушмакаевым. Зачем крупному банкиру встречаться с известным террористом и бандитом? Не из любопытства же? Вряд ли столь занятой человек станет попусту терять время, если при этом ему не светит какая-то выгода. А если предположить, что выгода всетаки существует? Тогда в чем она? Какими возможностями обладает Мушмакаев, кроме дикого террора? Никакими! В таком случае нужно задать вопрос: может быть, именно эти возможности и привлекли банкира Велихова к Мушмакаеву?

Неожиданно Савелий вспомнил, что где-то читал, будто бы у Велихова были какие-то претензии к мэру Москвы. А что, если Велихов решил использовать Мушмакаева именно в его профессиональном качестве и именно в Москве? Господи! 850-летие города! Вот она — взаимосвязь! Скорее всего, поэтому и встречался банкир Велихов с бандитом Мушмакаевым. Устроить взрывы во время праздника, уничтожить тысячи людей, посеять панику, чтобы опорочить главу города. А если еще во время взрыва пострадают и иностранцы, то мэра обольют грязью во всех средствах массовой информации мира.

До празднования оставались считанные дни, а известны лишь примерные места взрывов. Смогут ли власти не допустить преступления? Хватит ли сил? Можно лишь догадываться, что произойдет при скоплении тысяч и тысяч горожан и гостей столицы, случись что-то, даже случайное. Людей охватит такая паника, что никакого взрыва и не нужно будет. Савелий вдруг взглянул на своего пленника, который безмятежно спал или делал вид, что спит.

Стоит ли жизнь этого негодяя жизней сотен и тысяч людей? Спроси его, и он даже спросонья убежденно заявит, что его жизнь вообще бесценна. А нужно ли подвергать риску сотни и тысячи жизней в обмен на правду о войне в Чечне? Нет! Тысячу раз нет! Перефразируя слова классика — никакая война не стоит слезинки, тем более крови хотя бы одного ребенка. Савелий взглянул на часы: до прилета в Москву осталось совсем немного времени. Господи! Как же трудно сделать правильный выбор! Учитель, как мне не хватает тебя! Савелий воздел кверху руки, закрыл глаза, и из его души раздался крик, который никому не был слышен. Никому, кроме… Кроме Учителя.

Савелию вдруг показалось, что он не в самолете, а летит в каком-то странно-непонятном удивительнофантастического цвета пространстве. Он физически совершенно не ощущает своего тела. Более того, он его даже и не видит. Это как сон, в котором ты вроде бы и присутствуешь, но себя не видишь. Твое нечто взлетает все выше и выше, мимо проносятся небесные тела, звезды, планеты, а ты все летишь и летишь. Пока наконец что-то непонятное не замедлило твой странный полет, не остановило тебя и ты не замер в предчувствии чего-то удивительно знакомого и тревожно приятного.

— БРАТ МОЙ! — прозвучал из ниоткуда знакомый до боли голос Учителя.

— Учитель! — с тревогой откликнулась субстанция Савелия.

— ЧТО БЕСПОКОИТ ТЕБЯ, БРАТ МОЙ? ТЫ ЖЕ ОТЛИЧНО ЗНАЕШЬ ОТВЕТ!

— Но Учитель, на каких весах я могу взвесить свой долг перед людьми? Перед настоящим и будущим поколениями?

— БРАТ МОЙ, ПОЧЕМУ В ТВОЕМ ГОЛОСЕ СЛЫШИТСЯ СОМНЕНИЕ? ТЕБЯ ЖЕ ВСЕГДА ОТЛИЧАЛА РЕШИТЕЛЬНОСТЬ! РАЗВЕ ТЫ ЗАБЫЛ ГЛАВНЫЙ ПОСТУЛАТ НАШЕГО УЧЕНИЯ? — Впервые в голосе Учителя Савелий услышал некоторое разочарование.

— Нет, Учитель, я всегда помню его, — возразил он. — «ПРИ ПРИНЯТИИ ЛЮБОГО ВАЖНОГО РЕШЕНИЯ ВСЕГДА РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ УМОМ, НО ЕСЛИ УМ КОЛЕБЛЕТСЯ, ТО НУЖНО ПРИСЛУШАТЬСЯ К СВОЕМУ СЕРДЦУ! «

— ТВОЙ УМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО В СМЯТЕНИИ, БРАТ МОЙ, НО РАЗВЕ МОЛЧИТ ТВОЕ СЕРДЦЕ? — На сей раз голос Учителя смягчился.

— Как трудно порой подчиниться своему сердцу, когда разум твой колеблется, — с надрывом произнес Савелий. — Внутри тебя такое давление, что кажется, сейчас взорвешься.

— А КОМУ СЕЙЧАС ЛЕГКО, БРАТ МОЙ? — с иронией спросил Учитель.

— Когда вы рядом. Учитель, мне легко.

— В ТЕБЕ ЕЩЕ КРЕПКО СИДЯТ ТАКИЕ УПРОЩЕННЫЕ ЧУВСТВА, КАК ВИДЕТЬ И СЛЫШАТЬ. ПРИСЛУШИВАЙСЯ ПОЧАЩЕ К СЕБЕ: С ТЕХ ПОР КАК Я УШЕЛ В КОСМОС, Я НИ РАЗУ НЕ ПОКИДАЛ ТЕБЯ, НИ НА ОДНУ СЕКУНДУ.

— Ты — во мне, я — в тебе!

— ВОТ ИМЕННО! ТЫ — ВО МНЕ, Я — В ТЕБЕ, БРАТ МОЙ. Я ВСЕ ВРЕМЯ СЛЕЖУ ЗА ТВОИМИ МЫСЛЯМИ, ЗА ТВОИМИ ПОСТУПКАМИ…

Савелий вопросительно прислушался.

— С ОГРОМНЫМ УДОВЛЕТВОРЕНИЕМ МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО Я ГОРЖУСЬ СВОИМ БЫВШИМ УЧЕНИКОМ, — голос Учителя чуть дрогнул. — ЧТО ЖЕ КАСАЕТСЯ ТВОЕГО ПЛЕННИКА, ТО ЗАДАЙ СЕБЕ ДВА ПРОСТЫХ ВОПРОСА. ПЕРВЫЙ: НАСТИГНЕТ ЛИ ЕГО ВОЗМЕЗДИЕ ЗА ЕГО ЗЛОДЕЯНИЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ ЕГО ОТПУСТИШЬ? И ВТОРОЙ: СМОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ВЕРНУТЬ К ЖИЗНИ ТЕХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ МОГУТ ПОГИБНУТЬ ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОГО ПРАЗДНОВАНИЯ В ТВОЕМ ГОРОДЕ? ОТВЕТИВ НА ЭТИ ДВА ВОПРОСА, ТЫ СУМЕЕШЬ ПРИНЯТЬ ПРАВИЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ.

— Господи, Учитель, как же вы легко решаете сложные задачи! — с завистью воскликнул Савелий.

— И ТЫ СО ВРЕМЕНЕМ НАУЧИШЬСЯ ЭТОМУ, — заверил Учитель.

— Некогда?

— У КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА СВОЙ ПУТЬ К ПОЗНАНИЮ ИСТИНЫ. ОДНИ ЗАТРАЧИВАЮТ ГОДЫ, А ДРУГИЕ… — Учитель сделал небольшую паузу. — ДРУГИМ НЕ ХВАТАЕТ И ВСЕЙ ЖИЗНИ.

Савелию вдруг показалось, что он видит его улыбку.

— Спасибо, Учитель! — искренне поблагодарил он.

— ЗА ЧТО? Я НЕ СКАЗАЛ ТЕБЕ НИЧЕГО ТАКОГО, ЧЕГО ТЫ НЕ ЗНАЛ РАНЕЕ…

— Иногда истина лежит на поверхности, а ты ее не видишь.

— ВОЗМОЖНО, ТОЛЬКО НЕ В ДАННОМ СЛУЧАЕ, — возразил старый Учитель.

— ПРОСТО ТЫ НЕ ХОТЕЛ ВИДЕТЬ.

— Вы правы. Учитель, как всегда.

— БОЛЬШЕ ВЕРЫ В СЕБЯ, БРАТ МОЙ, ОСТАЛЬНОЕ У ТЕБЯ ЕСТЬ. ПОМНИ ОБ ЭТОМ!

— Да, Учитель!

— Я — В ТЕБЕ…

— Ты — во мне! — повторил Савелий.

— ПРОЩАЙ, БРАТ МОЙ!

— Прощай, Учитель!..

— Слушай, Бешеный, что с тобой? — откуда-то прозвучал голос Мушмакаева, и тут Савелий увидел его.

— А что со мной? — спросил Савелий.

— Уставился на меня, не мигая, и смотришь, словно буравишь насквозь. Мне даже жутко стало, — признался Мушмакаев.

— Послушай, Муха, ты хочешь жить? — задумчиво спросил Савелий.

— В каком смысле?

— В прямом.

— Кто ж не хочет? — В глазах Мушмакаева мелькнула надежда. — Сколько ты хочешь за мою жизнь?

— А во сколько ты ее сам оцениваешь?

— Моя жизнь бесценна! — с пафосом воскликнул он.

— От скромности ты не умрешь, — ухмыльнулся Савелий. — Если ты ответишь на два мои вопроса, то я тебе не только подарю жизнь, но еще и расскажу о том, как ты сможешь получить больше миллиона долларов.

— В каком смысле подаришь жизнь? — ухватился тот за главную мысль.

— Отпущу тебя на все четыре стороны.

— Ты шутишь?

— Нет, не шучу, — серьезно заверил Савелий.

В его голосе и во взгляде было нечто такое, что заставило Мушмакаева поверить.

— Задавай свои вопросы, — решительно сказал он.

— Как можно предотвратить намеченные тобой взрывы в Москве во время празднования 850-летия города? — Савелий не моргая смотрел ему в глаза и внимательно «прислушивался» к его мыслям.

— Откуда… — начал Мушмакаев, но сам оборвал вопрос, осознав, что не это сейчас главное. — Ты что, поверишь мне на слово или продержишь в каком-нибудь подвале до тех пор, пока не закончится празднование?

— К чему такая морока? Отпущу, как прилетим в Москву.

— А если я тебя обману?

— Не обманешь! Сам говорил, что твоя жизнь бесценна, зачем тебе ею рисковать? — Савелий продолжал его буравить своим взглядом.

Несколько секунд Мушмакаев выдерживал его взгляд, мучительно пытаясь найти для себя ответ: стоит ли сдавать своих сподвижников, чтобы ценой их жизни купить свою? Нет, это были не остатки проснувшейся совести, а желание решить, стоит ли рискнуть и еще поторговаться или не гневить Аллаха, который подарил ему шанс? Нет, слишком велик риск! Тем более этот Бешеный говорил о каких-то огромных деньгах, хотя вполне мог и не предлагать их.

— Не знаю, может быть, я и пожалею об этом, но почему-то верю тебе, — сказал Мушмакаев.

Он начал рассказывать о придуманном им плане, который должны воплотить в жизнь его боевики. Когда он закончил, то спросил:

— Теперь ты можешь открыть мне, откуда тебе известно о взрывах?

— Все очень просто. Я нашел ту самую карту Москвы, а сложить два и два смог бы и дурак.

— Но почему ты мне веришь?

— Ты слишком любишь себя, и тебе глубоко наплевать на жизни других людей, не так ли?

— А почему я должен ценить их жизни больше, чем свою? Что они дали мне, кроме вечных унижений и насмешек? — Мушмакаев говорил с такой яростью, что даже начал брызгать слюной.

— Бедненький, — ехидно протянул Савелий, — и все-то его обижали…

— Но как только почувствовали мою силу, то готовы жопу мне целовать, — цинично вставил тот.

— Запомни, подонок, когда-нибудь ты получишь свое сполна и будешь проклинать тот день, когда встал на путь насилия, — тихо, но очень внятно произнес Савелий.

— Когда еще это будет, — отмахнулся Мушмакаев, но осекся, испуганно взглянув на Савелия: шайтан бы побрал его язык, еще передумает. — Конечно, если ты выполнишь свое обещание, — заискивающе добавил он.

— Я всегда держу свое слово, даже данное такому подонку, как ты, — твердо заявил Савелий.

— Может, перейдем ко второму вопросу? — предложил Мушмакаев, решив сменить опасную тему.

— Назови фамилию человека, который заказал тебе взрывы в Москве.

— Откуда ты взял, что это заказ? Это я придумал сам, чтобы отомстить за смерть Дудаева! — Он даже придал голосу торжественность, чтобы собеседник ему поверил.

— Слушай, кончай, здесь не митинг, — устало заметил Савелий. — Когда ты был в полной отключке, приходил сам Дудаев…

— Кто? — встрепенулся тот.

— Джохар Дудаев. Так что кончай финтить и не заставляй меня пересмотреть наш уговор, — открыто пригрозил Савелий.

— Прости, не подумал! — взмолился Мушмакаев, еще раз про себя проклиная свой «поганый» язык.

— Фамилию!

— Понимаешь… — снова замялся тот, отлично зная, что, сдав банкира, он навсегда лишится финансовой поддержки.

— Фамилию! — резко повторил Савелий и тут же добавил: — Напоминаю о миллионе баксов.

— Аркадий Велихов, — выдохнул Мушмакаев. — Думаешь, вру? — спросил он, заметив, что Савелий нисколько не удивился.

— Нет, не врешь.

— А почему не удивляешься?

— А чему удивляться: я и сам знал, что он.

— Тогда почему…

— Хотел лишний раз удостовериться.

— Понятно, но откуда ты узнал о Велихове?

— Помнишь ту журналистку, которую ты послал, чтобы мы ее убили?

— Но она же мертва…

— Перед смертью она успела сказать кое-что…

— Всегда говорил, что нельзя оставлять свидетелей в живых, — пробурчал он себе под нос, но тут же осекся и вновь сменил тему: — Да именно Велихов финансировал мой отряд и даже направлял иногда наши действия.

— А Буденновск?

— И Буденновск, и многое другое. А что хотел Джохар? — неуверенно спросил он.

— Ты не забыл, что я обещал тебе «во-вторых». Дудаев приходил к тебе за «хитрым» чемоданчиком…

— Подумай, и здесь ты успел! — зло скривился Мушмакаев.

— Не волнуйся, я отдал ему чемоданчик, а он заверил, что решит с тобой финансовые вопросы, когда вы встретитесь. Так что встречайся, забирай свои баксы и зарывайся куда-нибудь поглубже, чтобы свои же не кончили.

— Интересно, что ты потребовал у Дудаева за этот чемоданчик? — подозрительно посмотрел он на Савелия.

— У него и спросишь.

— Может, снимешь с меня наручники, если мы договорились?

— Я же сказал, что в Москве отпущу тебя на все четыре стороны, помнишь? — спокойно возразил Савелий. — Не спеши, через двадцать минут прилетаем.

— Надеюсь, не в Шереметьево? — пошутил тот.

— Нет, в Мячково, достаточно далеко от Москвы, чтобы тебе спокойно зарыться в нору. Хочешь совет?

— Ну…

— Не вздумай предупреждать Беликова, он не из тех, кто прощает предательство.

— Разве похоже, что я с дерева слез?

— Очень похоже, — хмыкнул Савелий.

— Связанного человека можно и оскорбить, — обиделся Мушмакаев.

— Ты что, хочешь, чтобы я тебя развязал и только потом оскорбил… по-настоящему? Могу, если хочешь.

— Нет, нет, — тут же воскликнул тот, — это шутка!

— Ну-ну…

Перед вылетом Савелий успел созвониться с Вороновым и сказать, куда и во сколько прилетает, но просил никому об этом не сообщать, встретить, но машину взять у друзей.

— Ты ничего не путаешь? — удивленно спросил Воронов.

— О чем ты? — не понял Савелий.

— Об аэропорте. В Мячково, насколько мне известно, нет ни таможни, ни пограничного поста.

— Сам удивляюсь, но, видимо, деньги прокладывают любую дорогу.

— Вполне вероятно. Не беспокоили больше «наши друзья»?

— Да как тебе сказать… — Савелий специально сделал паузу.

— Понятно, не исключаешь, что могут и здесь назойливость проявить?

— Скорее всего.

— Не бери в голову, прорвемся! — успокоил Воронов, давая понять, что будет осторожен.

— А куда мы денемся? — в тон ему ответил Савелий. — Как Лана? — перевел он разговор, уверенный, что Воронов все понял и примет необходимые меры предосторожности.

— Лана? Занята особой подготовкой.

— Какой подготовкой?

— Стать матерью.

— Как матерью? Вот жук! О главном-то молчит! — обиженно заметил Савелий.

— Разве я тебе не говорил?

— Может быть, кому и говорил, да только не мне.

— Извини, братишка, я действительно был уверен, что говорил, — повинился Воронов.

— И когда ты узнал, что она ждет ребенка?

— Перед нашим вылетом на «Горный воздух».

— Ну и свинья же ты! Брат называется! Столько месяцев мой племянник живет на свете, а я только сейчас узнаю о его существовании.

— Каюсь и торжественно клянусь… — начал Андрей, потом совсем по-мальчишески добавил: — Простите, дядечка, я больше не буду.

— Ну, что с тобой поделаешь? Прощаю… на первый раз. Кого ждете?

— Лана уверена, что будет сын, а я буду рад тому, кто появится. — Чувствовалось, как сразу потеплел его голос, когда он заговорил о своем будущем ребенке. — Может, хочешь с Ланой поговорить?

— Ни в коем случае! Или ты хочешь, чтобы я ей рассказал все, что о тебе думаю?

— Лучше не надо, — усмехнулся Андрей.

— Я ее поздравлю лично. Об имени не думали?

— Нет, не положено.

— Чтобы не сглазить?

— Вот именно.

— Как же я рад за тебя, братишка! Молодец Лана, умница! — Казалось, Савелий радуется нисколько не меньше, чем будущий отец. — Нужно ему подарок из Болгарии привезти!

— Господи, дай ему сначала родиться! Успеешь еще подарком заняться.

— Ладно, уговорил. И все-таки, какие же вы молодцы!

— А кто тебе мешает?

— Никто, кроме меня самого, — рассмеялся Савелий. — Ладно, пойду пережевывать новость, до встречи!

— Пока, братишка!

Андрею было ясно, что Савелия преследуют, потому, предположив, что он не вооружен, прихватил с собой оружие: для себя — именной «миротворец», полученный из рук Президента США, для Савелия — его любимый «стечкин». Немного подумав, навинтил на него глушитель. С машиной оказалось гораздо проще, чем думалось. Его знакомый, бывший сослуживец, отправлялся на отдых и с огромным удовольствием вручил ему на целый месяц ключи от новенькой бежевой «девятки», уверенный, что под присмотром Воронова она останется в целости и сохранности и не будет похищена.

Отлично понимая, что этот чартерный рейс не пассажирский и разброс во времени прилета может оказаться существенным, Андрей выехал с запасом и все-таки едва не опоздал, попав в непредвиденную пробку перед железнодорожным переездом, за шлагбаумом которого взад-вперед шнурковался маневровый локомотив.

Когда терпение Воронова было на исходе и он уже был готов к тому, чтобы пойти на нарушение правил движения, шлагбаум наконец подняли, и он помчался на всех парах. К аэропорту он подъезжал в тот момент, когда самолет заходил на посадку.

К счастью, это был небольшой аэропорт — принимал лишь вертолеты и небольшие самолеты, — а потому, как был уверен Воронов, легко было вычислить того или тех, кто мог представлять угрозу для Савелия и его спутников.

Выйдя из машины, Андрей, как и полагалось обычному встречающему, вошел в небольшое здание аэропорта и, не обнаружив справочной, поинтересовался в кассе, когда прилетает ближайший самолет из Вологды, сделав вид, что только этот рейс его и интересует. Получив ответ, он приступил к внимательному осмотру присутствующих внутри людей.

К счастью, таковых оказалось не очень много. Три семьи с детьми, одна влюбленная парочка, дородная женщина с многочисленными узлами да молоденький капитан, дремлющий на деревянной скамье. Были там и двое мужчин, которые сидели в разных местах зала.

Несмотря на скучающий вид обоих, Андрей обратил внимание именно на того, что вообще прикрыл глаза: ему показалось, что мужик наблюдает из-под опущенных век. На вид ему было немногим более тридцати.

Перед самой посадкой Савелий разбудил Кораблева и посвятил в свое решение относительно пленного. Как ни странно, но Денис принял новость довольно сдержанно, во всяком случае, не очень удивился и только спросил:

— Надеюсь, ты не продешевил, подарив жизнь этому подонку?

— А ты как думаешь? — хитро прищурился Савелий.

Сейчас, услышав слова Бешеного, Денис по достоинству оценил его решение.

— Как только они нас вычислили? — спросил Денис.

— А черт их маму знает.

Денис повернулся к Мушмакаеву:

— Что ж, повезло тебе. Желаю скорее свернуть шею, — с улыбкой напутствовал он.

— Благодарю на «добром слове».

— Кажется, тебя встречают, так что выжди минут пять-десять, а потом… потом делай ноги!

— Спасибо вам…

— За что? — удивился Денис.

— За то, что не прихлопнули в пути.

— У тебя все еще впереди, — заметил Денис, прихватил сумку с деньгами в левую руку и пошел за ребятами.

Воронов точно вычислил того фээсбэшника, которому было поручено уничтожить Мушмакаева любой ценой. Еще в зале ожидания, заметив любопытство со стороны Воронова, он понял, что «засветился», и, как только тот вышел из здания, сразу же кинулся к другому выходу.

По странному совпадению, и второй мужчина покинул свое место, отправившись к начальнику аэропорта, чтобы выяснить, когда будут готовы его документы.

По-спортивному одетый молодой человек имел чин старшего лейтенанта и назывался Григорием Васильевичем Кокошиным. Его послужной список мало чем отличался от опыта тех его коллег, которые пытались отбить Мушмакаева в Болгарии. Единственным отличием было то, что он предпочитал работать в одиночку и обладал гипертрофированным самомнением. Нужно заметить, что судьба благоволила ему и он не завалил до сих пор ни одного задания. Одинаково хорошо владел любым видом оружия, но всему предпочитал нож, испытывая кайф и особое возбуждение в тот момент, когда безжалостное стальное лезвие входит в тело жертвы.

Его методы были коварны и заимствованы у наемных убийц. Выследив «объект», он незаметно, по-кошачьи, подбирался к нему и, будучи левшой, зажимал правой рукой рот жертвы, чтобы та не закричала, а левой всаживал нож прямо в сердце. Иногда, разнообразия ради, просто перерезал горло. Если «объект» был не один, он сначала расстреливал его спутников, с самим расправлялся ножом.

Первый план именно таким и был: как только «объект» оказывался вне самолета, сразу убиралось его окружение, а потом ликвидировался и он сам. От этого плана пришлось отказаться потому, что Григорию почудилось повышенное внимание со стороны незнакомого мужчины в зале ожидания. Хотя Григорий вряд ли всегда мог логически обосновать свои подозрения, он никогда не рисковал понапрасну, а посему до сих пор ни разу и не был даже ранен.

Второй план был менее интересен, но гораздо более безопасен. Рядом со зданием аэровокзала возвышалась диспетчерская башня, а к ней была пристроена небольшая столовая, мимо которой обязательно проходили все, кто оказывался на летном поле. Кокошин не имел стопроцентной гарантии, что «объект» прилетит именно на этот аэродром, и в операции было задействовано несколько человек, которые поджидали на других возможных аэродромах. Впрочем, Григорий был почему-то твердо уверен, что посчастливится именно ему.

У него была одна привычка, которая служила ему чуть ли не талисманом, — все действия проходили в строго ритуальной последовательности: перед выездом на задание, даже самое простое, он обязательно тщательно брился, принимал ванну, надевал чистое нижнее белье, после чего душился французскими духами «Пуазон» (более подходящими для полных женщин, нежели для стройного мужчины) и уже потом отправлялся на задание.

Приехав едва ли не за три часа до прилета борта из Болгарии, Григорий тщательно изучил местность, все постройки, пути надежного отхода, выработал два плана и стал ждать удобного случая. И на этот раз интуиция его не подвела: в билетной кассе сидела симпатичная моложавая брюнетка, которая откровенно позевывала от скуки и почти сразу же обратила внимание на импозантного и приятного парня. Зов плоти всегда ощущается, даже если в голове роятся планы ликвидации «объекта». Конечно же, Григорий, заметив красноречивые взгляды кассирши, распушил перья и ринулся в атаку.

Не прошло и двадцати минут, как он был посвящен во все ее семейные и рабочие дела, а еще через пять минут выудил, что скоро ожидается чартерный рейс из Болгарии. Все было ясно, и теперь оставалось придумать, как отделаться от назойливой самки. Повезло и тут: ее смена заканчивалась, и женщина, вручив ему свой телефон, многозначительно чмокнула на прощанье прямо в губы и медленно пошла к выходу, в надежде, что «милый Гриша» ее окликнет, пригласит хотя бы в столовую, но, так и не дождавшись, отбыла в расстроенных чувствах.

Готовясь на всякий случай действовать по второму плану, Григорий, не привлекая внимания окружающих, загодя забрался на крышу столовой, оставил там винтовку с оптическим прицелом, замаскировав ее от случайного взгляда из диспетчерской, и так же незаметно спустился оттуда.

Вынужденный отказаться от плана — один, Григорий вновь залез на крышу, почти не опасаясь быть замеченным, так как было уже довольно темно. Проверив еще раз винтовку и оптику, Григорий принялся терпеливо ждать. Он видел, как порушивший его план — один незнакомец уверенно направился к самолету, и лишний раз поблагодарил свою интуицию. По сообщению из Болгарии, Мушмакаева сопровождали двое или трое парней. Когда из самолета показались три фигуры, он приготовился.

Когда они попали в свет прожекторов, Григорий удивился: похожего по описанию на Мушмакаева среди них нет. Но тут же смекнул, что эти люди вышли для проверки, а кто-то, видимо, остался в самолете с Мушмакаевым. Давайте-давайте, ищите, где затаилась опасность, а он пока подождет. Григорий несколько расслабился, но продолжал наблюдать за самолетом, с любопытством скосив глаза, когда эти трое проходили мимо столовой.

Прошло несколько минут, они все не возвращались, а из самолета больше никто не выходил. Григорий начал беспокоиться, но в этот момент увидел тень, мелькнувшую у самолета, и прильнул к окуляру прицела. Когда фигура оказалась в лучах света, он обнаружил, что это и есть Мушмакаев.

Хотя Григорий на задании всегда был предельно собран и спокоен, тут он чуть дернулся, выпустил «объект» из прицела, и потребовалась секунда — другая, чтобы снова взять «объект» в прицел. Именно в эти секунды за его спиной и прозвучал ироничный голос:

— Я бы не советовал этого делать…

Это был голос Савелия. Когда они шли от самолета, Воронов подробно рассказал о своих подозрениях, и Савелию тоже показалось странным, что мужчина, которого заподозрил Андрей, исчез в тот момент, когда был оставлен без присмотра. Как бы он, Савелий, поступил на его месте, если бы почувствовал, что раскрыт?

Во-первых, как можно быстрее скрылся бы и сделал все, чтобы избавиться от хвоста. Скорее всего, так и поступил незнакомец.

Во-вторых, раз уж его лицо привлекло чье-то внимание, использовал бы один из двух вариантов: либо постарался максимально изменить внешность, одежду, что в данных обстоятельствах практически невозможно, либо постарался выполнить приказ, не показываясь на глаза. А значит…

Снайпер! Кстати, на это и намекал ему Богомолов.

Маловероятно, что тот будет стрелять, пока они не окажутся в лучах прожекторов. Поэтому есть немного времени, чтобы осмотреться и определить его наиболее вероятную позицию. Впрочем, снайпер вряд ли откроет огонь и когда они окажутся на свету, в приказе-то говорится об устранении только Мушмакаева, а того среди них как раз и нет. Что он предпримет дальше? Недостанет же у него наглости пойти обыскивать самолет? Значит, наверняка будет ждать Мушмакаева. Наверняка! А это им на руку, потому что появится какое-то время для обнаружения снайпера.

Савелий тихо скомандовал:

— Внимание! При первом же выстреле врассыпную!

— Думаешь, снайпер? — спросил Воронов.

— Уверен.

Как только они оказались в освещенном пространстве, тревога Савелия передалась Денису и Воронову. Несколько томительных секунд тянулись бесконечно долго, а спокойные шаги давались с огромным трудом; хотелось сорваться с места и молниеносно пролететь таящую угрозу полоску света, но этого делать было нельзя. Когда выстрела так и не последовало и они благополучно миновали опасный участок, все вздохнули с облегчением, а Воронов сказал:

— Может, он понял, что раскрыт, и слинял со страху?

— Нет, братишка, чувствую, этот ублюдок где-то здесь и наблюдает за нами. — Савелий говорил уверенно и старательно улыбался, словно рассказывал какую-то веселую историю, чтобы тот, глядящий в оптический прицел, ничего не заподозрил.

Савелий незаметно осматривал аэродромные постройки, которых, к счастью, оказалось не столь много: диспетчерская башня, на крышу которой пробраться не будучи замеченным вряд ли возможно, само здание аэровокзала также внушало оптимизм.

— А это что за пристройка? — продолжая улыбаться, спросил он, скользнув взглядом по невысокому строению, почти примыкавшему к диспетчерской башне.

— Это столовая, — ответил Воронов, — думаешь, там?

— Похоже… Ты с Денисом проверь на всякий случай диспетчерскую, а я столовую, — предложил Савелий, как только они оказались под навесом и их сверху нельзя было увидеть.

Быстро обойдя невысокое строение, Савелий не обнаружил ни лестницы, ни выступов на стенах, чтобы взобраться на крышу, и уже хотел оставить эту затею, как вдруг, проходя мимо глухой стены столовой, выходящей в узкий тупик, Савелий ощутил приторный запах дорогих духов. Откуда он взялся в этом тупике, заваленном всяким мусором?

И так было темно, а в тупике само собой темнее. Савелий как можно ниже пригнулся к земле, чтобы на фоне неба проверить свою догадку, и удовлетворенно хмыкнул: на стене диспетчерской башни, отстоящей на пару метров от стены столовой, была прикреплена пожарная лестница, которая на уровне крыши столовой резко изгибалась в ее сторону и снова отклонялась к стене башни.

Скорее всего, это было сделано в целях экономии: диспетчерская башня была раза в три выше столовой, и чтобы не цеплять вторую лестницу, сделали изгиб, с которого и можно было легко спрыгнуть на крышу столовой. Раздумывать было некогда: Савелий быстро, стараясь не шуметь, стал взбираться по лестнице.

Когда его голова вынырнула из темноты, в глаза Савелия брызнул яркий свет прожекторов, ослепивший его на время, и он зажмурился, а когда приоткрыл глаза, увидел лежащего на крыше к нему спиной незнакомца в ярко-синей куртке, который, ничего не подозревая, спокойно целился в сторону самолета. Оценив сектор возможного поражения, Савелий как раз и увидел Мушмакаева, медленно бредущего к выходу и испуганно зыркающего по сторонам.

В первый момент Савелию пришло в голову: а может, это и будет легким и лучшим концом известного садиста? Опоздай он на несколько секунд, именно так все бы и кончилось, и он ни на йоту не пожалел бы о случившемся, но произошло так, как произошло. Он не имел права перед своей совестью, перед данным им еловом не вмешаться. Он вытащил своего «стечкина» и направил на лежавшего.

— Я бы не советовал этого делать, — спокойно, чтобы не испугать стрелка, проговорил Савелий.

Однако Григорий от неожиданности вздрогнул и всетаки невольно нажал на спусковой крючок. Резкое движение и спасло жизнь Мушмакаева: девять граммов смерти пчелой просвистели в каком-то сантиметре от его уха. Догадавшись, что это за насекомое, Мушмакаев пригнулся, резво сиганул в одну сторону, потом в другую и, продолжая петлять, словно испуганный заяц, устремился к аэровокзалу.

Мгновенно передернув затвор, незнакомец, не оборачиваясь, навскидку выстрелил на голос Савелия. Он был настоящим профессионалом, и, если бы Савелий не предугадал его действий, пуля достигла бы цели. Сейчас она лишь чуть обожгла ему плечо. Кувырнувшись на мягком битуме, Савелий выстрелил, так как услышал новый щелчок затвора винтовки. Пуля, бесшумно вырвавшаяся на свободу из «стечкина», безжалостно впилась в позвоночник несчастного Григория, но ему последним усилием удалось перевернуться на спину и взглянуть на того, кто сумел перехитрить его, самого лучшего, как он считал сам, профессионала. Над ним склонился ничем не примечательный парень примерно его лет с печальными усталыми глазами.

— Я же предупреждал тебя, парень, а ты… эх, — с грустью проговорил он.

Григорий не чувствовал ни рук ни ног, но все слышал и видел. Он попытался что-то ответить, но язык не слушался его.

— Да, знаю, что больно, но зачем ты стрелял в меня? — И вновь Григорий попытался что-то сказать, и вновь этот странный незнакомец все понял. — Да, именно профессионализм тебя и подвел на этот раз, — сказал Савелий, словно подслушав его мысли, потом добавил: — Потерпи немного, я вызову «скорую», может, и выкарабкаешься. — Сочувствие незнакомца было столь искренним, что Григорий, забыв, что язык не подчиняется ему, попытался возразить, но лишь чуть дернулся, громко простонал и тут же потерял сознание.

Савелию действительно было жаль этого молодого парня, который мог навсегда остаться инвалидом.

— Скажи спасибо, если в живых останешься… — Он достал из кармана телефон и набрал «ноль три». — «Скорая»? Здесь человек раненый лежит… Аэропорт Мячково, на крыше столовой… Кто-кто? Прохожий! Поторопитесь, ранение тяжелое, в позвоночник… — Он еще раз взглянул на бедолагу, сунул телефон в карман, поправил «стечкина» за поясом и поспешил к лестнице, ощущая острое недовольство собой.

Когда он спустился и подошел к двери диспетчерской башни, из нее вышли Воронов и Денис.

— Мы все видели, — сказал Андрей, похлопал его по плечу и добавил:

— Не кори себя, ты все сделал правильно.

— С чего ты взял, что я корю себя? — недовольно буркнул Савелий.

— А то я не вижу?

— Не то видишь!

— Он жив? — спросил Денис.

— Пока жив…

— В «скорую» звонил и, конечно, сказал о ранении? — догадался Воронов.

— Да…

— Тогда нужно быстрее сматываться, наверняка в милицию сообщили.

— Ты прав, поехали отсюда. Машина далеко?

— Нет, у входа в здание вокзала.

Вскоре они уже мчались по направлению к Москве. Ехали молча, но внимательно вглядывались в темноту, понимая, что опасность может подстерегать на любом километре. Когда они выезжали на Новорязанское шоссе, мимо промчался милицейский «мерседес» и реанимационный автомобиль. Дениса довезли до самого дома на Котельнической набережной.

— Спасибо тебе, Денис, с тобой как за каменной стеной! — искренне произнес Савелий.

— Скажешь тоже, — засмущался тот, — вот Матросов… — Он поморщился, словно от боли.

— Ты знаешь его семью?

— Конечно!

— А Романа?

— Я уже им сообщил, — с грустью отозвался Воронов.

— Ребята, я решил так. — Савелий открыл спортивную сумку, взял несколько пачек стодолларовых купюр, две протянул Денису, остальные — Воронову. — По десять тысяч семьям погибших, по пять нам, остаток сдам государству…

— Ты уверен, что их кто-нибудь не прикарманит? — спросил Воронов.

— Нет, не прикарманит! — твердо заверил Савелий. — У меня есть идея.

— Какая, если не секрет?

— Кто в стране лучше всех знает, где деньги нужнее всего?

— Министр финансов, — выпалил Денис.

— А я думаю, что премьер-министр, — возразил Воронов.

— Вот именно, у него все просят.

— Ты хочешь сказать, что решил отдать деньги Черномырдину? — удивился Воронов.

— Конечно.

— Думаешь, примет?

— Я ж не прошу, а совсем наоборот.

— А он прав, Андрей, — поддержал Денис. — Ребята, вы не будете возражать, если я половину своих денег отдам семье Матросова?

— А почему мы должны возражать? — удивился Савелий. — Каждый волен поступать со своей долей так, как он считает нужным. Ладно, давай прощаться. — Он обнял Дениса и шепнул, намекая на его сомнения: — Надеюсь, для тебя многое открылось за последнее время.

— Ты прав! Спасибо тебе за все! Звони, если что…

— Обязательно!

Когда Денис скрылся в подъезде, Воронов сказал:

— Отличный парень. Только романтики многовато.

— А у тебя меньше, что ли? — улыбнулся Савелий.

— У меня? — Он был так удивлен, словно его обвинили в чем-то непотребном, потом помолчал немного и добавил: — У меня и должно быть много, я старше.

— Очень интересная теория, спиши слова, — съязвил Савелий.

— Слушай, братишка, откуда у тебя столько денег? — сменил тему Воронов.

— О, это особая сказка, — рассмеялся он. — Их собственноручно вручил мне сам Дудаев!

— Ты шутишь?

— Никаких шуток!

— Он что, действительно жив?

— Живее всех живых, нас с тобой по крайней мере! — пошутил Савелий, машинально пощупав задетое пулей плечо.

— Болит?

— Нет, саднит немного.

— Ну ты и удивил меня! Представляю, как ты обрадовался, когда увидел его, ты ж всегда был уверен, что он жив.

— Обрадовался? — удивленно переспросил Савелий.

— Я неправильно выразился. Не обрадовался, а в общем, ты меня понял. И на что же Дудаев выдал тебе такие деньги?

— Не на что, а за что, — ухмыльнулся Савелий. — За ядерный чемоданчик… — Он все подробно рассказал Воронову.

— Представляю его рожу, когда сработала система защиты, — рассмеялся Андрей.

— Я бы тоже не отказался ее увидеть. Стоп! Ты куда это меня везешь? — спросил он, заметив, что они совсем не на пути к его дому.

— Как куда? К нам!

— Здравствуй! Ты забыл, что я тебе говорил?

— Ты все о подарке своему крестнику?

— Да нет, Лане!

— Послушай, когда я покажу ей пять тысяч баксов от тебя, то она, будь уверен, обрадуется больше, чем любому подарку, тем более что сама сможет его приобрести. Если хочешь, вручи эти деньги при ней.

— Ишь чего придумал, — недовольно буркнул Савелий. — Ладно, уговорил. — Ему и самому захотелось увидеть Лану, кажется, он даже соскучился. — Может, стоит ее предупредить?

— Так она в курсе и ждет нас, — проинформировал Воронов, не отрывая взгляда от дороги.

— Ну и жук ты, братишка, все заранее спланировал, а мне голову морочишь.

— Кто кому голову морочит? Небось самому не терпится поглядеть на маму твоего будущего племянника? Можешь его и потрогать.

— На этот раз ты угадал, — честно признался Савелий, и кровь прилила к его щекам. — Даже волнуюсь почему-то.

— А как я волнуюсь? Знаешь, братишка, на этом задании я даже совсем по-другому ощущал себя, свою ответственность. Раньше как-то не задумывался о том, что могу погибнуть, а сейчас… Нет-нет, смерти я не боюсь, ты знаешь, это нечто другое… Порой мелькает: случись что со мной, и я даже не увижу своего ребенка, не загляну ему в глаза, не почувствую его тепло, — проговорил он с такой нежностью и с таким блеском в глазах, что Савелий даже чуть заволновался: не хватало еще попасть в автомобильную аварию.

— Ты за дорогой-то следишь?

— Господи! Я ему о возвышенном, а он: «За дорогой следишь?» — передразнил Воронов.

— И я о возвышенном, — возразил Савелий, — в том смысле, чтобы ты не растерял это возвышенное, не унес его в больницу или, того хуже, в могилу.

— Типун тебе на язык! Хотя в конечном счете ты прав. Я до того счастлив, что как только начинаю думать про них, все забываю и, наверное, дурею от счастья.

— Ты так говоришь, словно он уже родился.

— С удовольствием посмотрю на тебя, когда ты сам почувствуешь биение его сердца.

— Да ты действительно просто на глазах глупеешь! — шутливо воскликнул Савелий и рассмеялся.

— Смейся, смейся, — покачал головой Воронов, нисколько не обидевшись.

— А если серьезно, мне кажется, что тебе действительно нужно поберечь себя и не бросаться с головой ни в какие авантюры.

— Ты прав, конечно, — протянул Андрей, — но мы с Ланой договорились, что ее беременность никоим образом не повлияет на мою работу. Более того, она сама начала этот разговор и сказала, что будет в себе подавлять излишние эмоции.

— И ты поверил? Чудак-человек. Это она специально, чтобы ты не волновался…

Когда Савелий увидел Лану, то замер от удивления: материнство ей было очень к лицу, и она похорошела, стала еще красивее, а вздувшийся живот нисколько ее не портил, а как будто придавал уверенность. Несколько минут он молча смотрел на нее, и Лана почти не двигалась, словно предоставляя ему возможность сполна насладиться зрелищем.

— Что, так и будем стоять на пороге? — не выдержал наконец Воронов. — Кстати, милая, ты знаешь, какой подарок он сделал тебе и своему племяннику?

— Какому племяннику? — не поняла Лана.

— Ну, может, племяннице. — Андрей погладил ее по животу.

— Да оставь ты, — смутился Савелий.

— Нет-нет, говори, — ею овладело любопытство, — какой подарок?

— Вот, — Андрей протянул ей пачку стодолларовых купюр, — пять тысяч!

— Пять тысяч? Откуда у тебя такие деньги? Банк ограбил, что ли?

— Точно, банк, — подначил Андрей.

— Серьезно, что ли?

— Слушай его больше, — нехотя вступил Савелий, — не волнуйся, заработал.

— Ну, спасибо, Савушка! — Она обхватила ладонями его лицо и смачно чмокнула в щеку.

— За такой подарок могла бы и в губы, — с усмешкой заметил Воронов.

— Дурак ты, братишка, — беззлобно бросил Савелий.

— Вот уж точно. — Лана ткнула его в лоб пальцем.

— Что, вдвоем на одного, справились, да? — совсем по-детски захныкал Андрей.

— Обидели моего маленького? — засюсюкала над ним Лана, обняла и стала гладить по голове. — Ну-ну, успокойся, милый.

— Вы такие счастливые, что на вас смотреть тошно. — Савелий стукнул по плечу Андрея. — Ты ж обещал мне племянника дать потрогать,

— напомнил он.

— Ага! — торжествующе воскликнул тот, потом кивнул на живот Ланы.

— Приложи ухо. Да приложи, не бойся!

— Я и не боюсь. — Савелий опустился на колени, прижал ухо к ее животу, послушал немного и вдруг вскрикнул: — Ой, что это?

— Что, отфутболил своего дядю? — Андрей довольно рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, что… — Савелий был так изумлен, что даже рот раскрыл.

— Именно. Он ножкой тебя лягнул.

— Господи! Вот здорово! Во, опять лягнул… опять… — Савелий радовался будто маленький, но вдруг его взгляд почему-то устремился за спину Воронова.

Машинально повернулся и Андрей. Дверь-то они так и не закрыли; на лестничной площадке стояла старенькая бабуля и с удивлением глядела на них, пытаясь понять, что происходит. Чтобы успокоить соседку, Андрей чуть посторонился, развернул Лану и пояснил:

— Мы ребенка ждем, вот! — После чего решительно прикрыл дверь.

Это прозвучало настолько двусмысленно, что трудно было и представить, о чем подумала старушка, но как только дверь захлопнулась, они дружно расхохотались. Смех оборвался испуганным возгласом Ланы:

— Господи, Савушка, у тебя же кровь идет!

— Да ерунда, — попытался отмахнуться он, но Лана вцепилась в его куртку:

— Быстрей снимай!

Как ни странно, но ее тревога не была напрасной: весь рукав рубашки и подкладка в рукаве куртки насквозь пропитались кровью, а рана оказалась довольно глубокой. Усадив Савелия в Кресло, Лана принесла аптечку, первым делом сделала укол и принялась вполне профессионально обрабатывать рану, потом наложила на нее салфетку и зафиксировала лейкопластырем.

— А теперь рассказывайте, — потребовала она, когда все закончила.

— О чем?

— В какую переделку снова вляпались?

— Так и рассказывать-то нечего, — пожал плечами Савелий, — когда выходил из самолета, поскользнулся…

— Упал, очнулся — гипс? — подхватила с усмешкой Лана.

— Ну вот, сама все знаешь.

— Ты мне баки-то не заправляй, говори, что на самом деле было!

— Лана, откуда такой жаргон? «Баки» какие-то! — деланно возмутился Савелий. — Не хватало, чтобы ребенок всего этого набрался еще до рождения.

— Ну-ну… — Лана не мигая посмотрела в его смеющиеся голубые глаза, поняла, что все равно ничего не услышит, и смирилась. — Ладно, слава Богу, что все живы и здоровы! Прошу к столу…