— Бешеный! — испугано позвал Тихоня, обратив внимание нате, что не слышит никакого шума. — Бешеный!

— Отпустите меня! Трусы! Отпустите!.. — выкрикнул Савелий.

— Бешеный!!! — закричал Тихоня. — Что с тобой? Этот истошный крик дошел до сознания Савелия, но не настолько, чтобы он до конца понял, где находится. Когда же постепенно осознал реальность происходящего, вяло подумал: "Вот и конец тебе, Савелий Говорков по кличке Бешеный! — И тут же промелькнуло: — Да и они без меня вряд ли выберутся… Нет!.. Так глупо уйти на тот свет! Нет!.. Тебе жить нужно, Савелий! Жить! Соберись, Савелий! Хватит нелепых смертей в твоей семье и вокруг тебя!.. Не раскисай, слышишь ты, Бешеный! У тебя же есть еще силы! Есть, слышишь! Вспомни, что говорил старый тренер Магасаки! «Даже у безнадежно больного человека есть Дух, Сила Воли!» Он вдруг даже рассмеялся, представив, как старый японец произносил «сила воли». Он не выговаривал букву "в", и у него выходила буква "б"… «Бот, действительно. Сила Боли!..»

Как ни странно, этот смех прибавил ему силы, помог собраться.

— Бешеный! Чего молчишь? — вопил со страху Тихоня.

— Чего скулишь? — громко пробурчал сквозь пропотевшую майку Савелий. — Живой я — отдыхаю…

— Ай, молодец, Бешеный! Ай молодец! — обрадовался Тихоня, забыв о том, что чуть ранее договорился с Угрюмым расправиться с Савелием при первой же возможности.

«Жить-то хочется…» — усмехнулся про себя Савелий и с новыми силами начал подгребать под себя опилки… Ему казалось, что ползет уже целую вечность, а конца все не видно. «Да сколько же еще надо мною?» — чертыхнулся он, и тут его рука вынырнула на поверхность, в пустоту. Еще несколько усилий, и на воздухе оказалась голова. Лихорадочно сорвав с головы мокрую от пота майку и широко раскрыв рот, Савелий начал жадно хватать легкими воздух, напоминая огромную рыбину, выброшенную на берег… Отдышавшись, он осмотрелся: в темноте ночи стояла тишина, и только слышался перестук колес да скрип старых вагонов…

— Вылез я! Голос подайте! — громко крикнул он.

— Здесь! Здесь мы! — услышал он глуховатый голос Тихони.

Савелий, преодолевая навалившуюся, усталость, принялся разгребать будто налившимися свинцом руками опилки в том месте, откуда, как ему показалось, раздался голос.

Руки с трудом подчинялись, но сдавленный стон Угрюмого подстегнул Савелия, и он еще энергичнее стал отбрасывать опилки. Наконец наткнулся на что-то живое.

— Я! Я это! — выкрикнул Тихоня, высовывая голову наружу, но тут же закашлялся.

Не догадавшись обмотать лицо, он буквально захлебнулся опилками и теперь с надрывом выкашливал их с кровью.

— Он… он… — в редкие от кашля паузы, захлебываясь от него, выдавливал Тихоня отдельные слова и тыкал пальцем вниз. — Он бли… зко… — разобрал Савелий и решительно продолжил свои раскопки.

Беспрестанно кашляя. Тихоня постепенно выбрался на опилки и согнулся пополам, помогая своим легким.

Неожиданно руки Савелия наткнулись на что-то мягкое, и он обрадовано схватился двумя руками, но это, был рюкзак…

— Угрюмый! Отзовись! Угрюмый! — стал звать Савелий, углубляясь то влево, то вправо. Он понимал, что если тот не отзывается, значит, потерял сознание, а это может окончиться его гибелью. Перекапывать вручную целый вагон опилок — бессмысленная затея, и можно было надеяться только на случайность или на то, что Угрюмый все-таки отзовется.

— Может… за… дох… ся! — прохрипел Тихоня в паузы от кашля.

— Да пошел ты… — покрыл его матом Савелий и еще быстрее стал откидывать опилки в стороны. Он уже начал терять надежду и в бессилии несколько раз стукнул по рыхлым опилкам, как неожиданно кулак его натолкнулся на что-то твердое. Быстро, но осторожно подрыв со всех сторон, Савелий вытащил голову Угрюмого, обмотанную какой-то тряпкой. Суетливо сорвав ее с лица, он замер в испуге: Угрюмый даже не дышал.

— Угрюмый! — крикнул Савелий. Тот не отозвался. — Угрюмый! — снова крикнул он и в отчаянии несколько раз махнул его по лицу, в ответ — ни звука. Тогда он просунул в опилки руки и, обхватив его за плечи, из последних сил начал тащить наверх.

— А-а-а!!! — простонал тот и глубоко вздохнул.

— Умница, дружан! Умница! Дыши глубже, земляк! Дыши! — облегченно выдавил Савелий, а сам откинулся на спину и потерял сознание…

Когда он очнулся и огляделся вокруг, то увидел Тихоню, продолжающего драть горло, правда, чуть реже, рядом лежал Угрюмый и жадно дышал. Каждый вздох его сопровождался клокочущим всхлипом. Неожиданно в уголке его губ Савелий увидел черную струйку и не сразу сообрази, что это кровь…

Пересилив себя, Савелий поднялся на четвереньки и подполз к нему. Распахнув куртку, он разорвал ему на груди рубашку, пропитавшуюся кровью, и обнажил грудь. В свете луны он увидел страшную рану, прямо под правым соском. Покашливая, подполз и Тихоня. Испуганно вскрикнул, увидев рану.

— Снимай свою рубашку! Живее! — бросил ему Савелий.

— Чего раскомандовался? — начал было Тихоня, но снова посмотрел на Угрюмого и безропотно скинул куртку. Сняв рубашку, протянул ее Савелию.

Савелий быстро и умело нарвал из нее широких полос, связал в один бинт, а из куска рукава сделал тампон.

— Помочиться сможешь? — спросил он Угрюмого.

— Нет, я уже там успел… — с хрипом отозвался тот. — А зачем?

— Надо — заметил Савелий и, деловито отвернувшись, помочился на тампон. Затем приложил его к ране и принялся туго бинтовать. — Самое старинное и надежное средство для дезинфекции… Мы еще так в детдоме все порезы лечили. Как на собаках заживало!

Закончив бинтовать, Савелий устало откинулся на борт, прикрыл глаза и тут же провалился в сон…