Необычайная активность Молоканова в сфере партийного строительства и популярность, быстро и легко завоеванная еще недавно никому не известной партией, естественно, не могли не привлечь внимания самых разных людей, отслеживающих политическую ситуацию в России.

Ничего удивительного, что среди этих людей оказался хорошо нам знакомый господин Икс, в планы которого вовсе не входило получить в будущей Думе влиятельную и взявшуюся невесть откуда силу. Он начал собирать информацию о Молоканове — происхождение очевидного богатства этого человека его озадачило: в обширных досье, где фигурировали все российские олигархи, ничего на Аристарха Петровича не оказалось. Более того, было совершенно непонятно, каким конкретно бизнесом он занимается.

Первой мыслью Икса, надо отметить, вполне логичной, было следующее соображение: Молоканов — фигура подставная, созданная и финансируемая его, Икса, тайными врагами. Но абсолютно поражен был Икс, когда ему доложили, что в ближайшем окружении Молоканова замечен Александр Позин.

«Неужели я дал промашку, и эта падла Долонович, как всегда скрытничая, подключил своего дружбана к «проекту Молоканова» уже после нашей милой беседы с Санькой Позиным, о которой он никогда не вспомнит», — мучительно размышлял Икс.

Ему, конечно, нередко приходилось жестоко расправляться с людьми, вставшими у него на пути. Но в его политическом пасьянсе никак не стыковались смерти нескольких богатых людей от инфаркта и появление на политической арене России Молоканова и его Партии здоровья.

Концы с концами связались с совершенно неожиданной стороны. Безжалостный властолюбец Анри Гиз, кстати, в прошлом еще один талантливый ученик Широши, как и Икс, предавший своего учителя, заинтересовался Молокановым и его сотрудничеством с Чжао Бином существенно раньше, нежели Партия здоровья заявила о своем существовании.

Дело в том, что Гиз был неплохо знаком с биографией Чжао Бина, а кроме того, с уважительной подозрительностью относился к тем, кого именовал «русскими умельцами», не без оснований полагая, что эти самые «умельцы» возьмут да и изобретут нечто такое, что лично ему, Гизу, может здорово пригодиться. Неудивительно, что альянс Чжао Бина с непонятно откуда взявшимся богачом Молокановым вызывал у него живейший интерес.

«Мировое правительство», в ближайшем резерве которого состояли и Гиз, и Икс, имело в России многочисленную агентуру, внедренную в разные благотворительные фонды и консультационные фирмы. Эти неприметные люди тщательно отслеживали все, что происходило в России: от цен на водку или бананы до сплетен в кремлевских и думских кулуарах, Информация со всего мира поступала в Центр, где ее сортиро вали, анализировали и принимали решения. К примеру, продолжать ли террористическую деятельность в Чечне или нанести удар по Ираку?

Остальное было делом техники: в первом случае — найти средства для финансирования чеченских боевиков, во втором — убедить простодушного президента США в том, что именно Ирак является главной угрозой мировой свободе и демократии.

Гиз давно внедрил в агентурную сеть, действующую на территории России и бывших советских республик, своих людей, которые за хорошую плату присылали ему информацию до того, как она передавалась в Центр, а иногда, по его просьбе, сопровожденной солидным чеком, просто утаивали ее. Так, в частности, произошло и с сообщением об альянсе Чжао Бина и некоего Молоканова.

В мире глобальной политики эти фигуры практически не были известны, посему отсутствие информации о них никто и не заметил. Все были озабочены непредсказуемыми ходами российской прокуратуры. А вот Анри Гиза реальные или вымышленные угрозы дикому русскому капитализму интересовали меньше всего. Он много лет собирал любые материалы, появлявшиеся в популярной и научной прессе, посвященные контролю за человеческим сознанием и управлению им, и не жалел денег, когда ему удавалось добыть информацию о том, каких успехов в этом направлении достигли, к примеру, спецслужбы США. Он точно знал, что аналогичные исследования велись и в бывшем Советском Союзе.

Именно поэтому массовый психоз по поводу атипичной пневмонии и параллельное создание какой‑то непонятной Партии здоровья, которая обещала скоро превратиться в реальную политическую силу, не могли не привлечь его самого пристального внимания.

«Неужели «русские умельцы» все‑таки опять опередили Запад и нашли дешевый способ контролировать большие мессы людей и управлять ими?» — озабоченно думал Гиз.

Пока ясно было одно: приблизиться к истине можно, только находясь на месте событий. И Гиз под именем Жюля Дюбуа, специального корреспондента влиятельной французской газеты «Монд», отправился в Москву официально для написания цикла статей о политической ситуации, сложившейся в России перед грядущими выборами в Думу.

Первым, к кому он напросился на обширное интервью, естественно, был Икс, имевший на Западе устойчивую репутацию завзятого демократа и непоколебимого приверженца рыночных реформ. Они были шапочно знакомы, встречаясь на различных международных форумах — например, в швейцарском Давосе.

Гиз и Икс знали главное — оба входят в ближайший резерв той тайной международной структуры, о которой много писали, а еще больше говорили, но о которой толком почти никто ничего не знал. Именовалась она — Мировое правительство.

Относились они друг к другу, с одной стороны, как соратники — предупредительно и уважительно, а с другой — настороженно, ибо понимали, что на самом деле являются конкурентами. При этом у Гиза было одно небольшое преимущество: он знал, что Икс — активный участник семинара, которым когда‑то руководил Широши, а Икс в свою очередь не имел понятия о том, что Гиз с детства был одним из самых талантливых учеников все того же Широши.

Беседовали Икс и Гиз на английском языке, который оба знали превосходно.

Когда с общим анализом политического положения в России было покончено, Гиз выключил диктофон и, немного понизив голос, спросил:

— А теперь не для печати. Что вы думаете о так называемой Партии здоровья? И что это за фигура — Молоканов? Откуда он взялся? В наших досье ничего о нем нет.

— И неудивительно, — с обычным апломбом заявил Икс. — Этот тип, Молоканов, чисто подставная фигура. Сам он ничего из себя не представляет.

— А кто стоит за ним? — осторожно поинтересовался Гиз.

— Думаю, Долонович или какой‑то другой олигарх, — уверенно ответил Икс. — Им быстро наскучило неожиданно привалившее богатство, и, взбесившись от безделья, они всеми доступными способами рванулись в политику.

— А не может за этим Молокановым стоять ваш старый ментор? — вкрадчиво и еще более тихим голосом спросил Гиз.

— Какой такой ментор? Бывший президент? Он с подобной шушерой никогда связываться не будет! — До Икса не сразу дошло, кого имел в виду его прекрасно информированный собеседник.

— Вы, как и я, равно как й все высокообразованные люди современности, — откровенно польстил Иксу Гиз, — имели множество учителей. Всех и не упомнишь! Но вы, конечно, не забыли Феликса Андреевича Артамонова? Ведь, согласитесь, личность яркая и неординарная!

Ненавидя Широши, Гиз все равно не мог не восхищаться им и всегда завидовал ему самой черной завистью.

Икс прикусил губу. А ведь этот слишком хорошо информированный и далеко не глупый парень, возможно, прав. Как ему самому не пришло это в голову!

Тогда все становится на свои места — и неожиданное приглашение на обед, и светская беседа как бы ни о чем. Икс не питал никаких иллюзий по поводу того, как Феликс отнесется к выдвижению его кандидатуры в президенты. Теплилась маленькая надежда на то, что он хотя бы не будет активно мешать…

Да, увлекся он вытеснением равноудаленных олигархов и, видно, проморгал хитрый ход Мудреца. Партия здоровья, неизвестно откуда взявшийся лидер и Сашка Позин рядом. Стоп! Но Сашка никак не может быть человеком Феликса… Он же своими ушами слышал, как Позин относится к Широши, а врать он заведомо не мог… Нет, и тут концы с концами явно не сходятся.

Пауза неприлично затягивалась.

Гиз пристально и немного насмешливо изучал пухлые щеки Икса — искусству читать мысли собеседника Широши предусмотрительно его не обучил, а по спокойному, задумчивому взгляду стального цвета глаз Икса понять, о чем он думает, было трудно.

— Этот вариант, признаюсь, не приходил мне в голову, — ответил наконец Икс. Легким наклоном головы он подчеркнул уважение к интеллекту собеседника. Но Икс не мог признать чье‑то превосходство даже в такой, казалось бы, мелочи. — Не приходила, скорее всего, потому, что я и теперь, подумав над ним, не вижу, зачем это Феликсу нужно, — сказал Икс.

— Вы — великолепный стратег и тонкий тактик, — в очередной раз польстил будущему конкуренту Гиз, — но иногда, превосходно видя перспективу и четко зная пути к ней, упускаешь досадную мелочь. Лично я рассматриваю этот вариант в качестве возможного, — Гиз намеренно подчеркнул, что это его личное мнение, — в частности, потому, что господин Артамонов, как вам известно, крайне недоволен тем, как пошли в России реформы, и потенциально может, сам оставаясь в тени, попробовать создать новую политическую силу.

— Но насколько я слышал, этот Молоканов начисто лишен харизмы, без которой политическому деятелю не обойтись, — возразил Икс, свято веривший в собственную харизму и втайне ею гордившийся.

— Тут вы, пожалуй, правы, — охотно согласился Гиз, — но в данном случае может сработать не личная харизма Молоканова, а образ народного радетеля и заступника, всегда для России привлекательный. Впрочем, мы заболтались, — неожиданно оборвал он сам себя. — Ваше время столь драгоценно, что вы не должны так щедро тратить его на заезжих иностранных журналистов! Ведь нас много, и все мы жаждем информации, а вы — один, и столько проблем на ваших плечах.

Гиз встал с благодарной улыбкой.

— Если вы что‑нибудь узнаете о Партии здоровья, в высшей степени был бы вам признателен за любое сообщение. Читатели всегда ждут от нас рассказов о чем‑то новом, малоизвестном, — сказал он.

Икс прекрасно понял, что человек, называвшийся Жюлем Дюбуа, произнося слово «читатели», вовсе не имел в виду читателей газеты «Монд», и важно кивнул.

— Можете на меня рассчитывать, — пообещал хозяин кабинета, прощаясь с несколько озадачившим его гостем.

Собственно, единственной целью Гиза было побудить Икса начать собирать информацию о Молоканове и его партии, отправляя ее в Центр по соответствующим каналам, а уж Гиз, своевременно получив эти сообщения, сам бы разобрался что к чему. Но один предатель–ученик Широши не оценил другого, столь же неверного ученика.

Теперь всерьез озабоченный Молокановым и его непонятной партией, Икс решил не тратить время на кропотливый сбор информации, а просто «изъять» на несколько часов Молоканова из обращения и поговорить с ним, как это называл Икс, «по душам». А потом Молоканов забудет о состоявшемся разговоре.

Иными словами, Икс с присущей ему четкостью и осторожностью стал планировать похищение Молоканова.

События начали развиваться стремительно.

Аналогичную задачу поставил перед собой и Гиз после личной встречи с Молокановым, которой он с трудом добился, чтобы якобы написать литературный портрет нового политического деятеля России.

Чисто для проформы Гиз попытался взять интервью у Чжао Бина, хотя и понимал, что от многомудрого китайца ничего не добьется. Но пресс–секретарь китайского профессора и одновременно Партии здоровья Сергей Дрокань ему отказал, сославшись на необычайную занятость ученого, завершающего создание своего чудо–лекарства.

Выразив полное понимание невозможности встречи с Чжао Бином, Гиз попросил Дроканя организовать хотя бы получасовую беседу с самим Молокановым. Дрокань обещал узнать, найдет ли Молоканов время на встречу с корреспондентом известной французской газеты, и попросил перезвонить ему через час.

Узнав о том, что иностранный корреспондент жаждет взять у него интервью, Молоканов растерялся, если не сказать, впал в панику.

Надо заметить, что иностранные журналисты, аккредитованные в Москве, никакого интереса к нему и его партии не проявляли. Поскольку с профессиональным цинизмом наблюдали за тем, как в России перед каждыми выборами рождалась примерно дюжина партий, вокруг которых отечественные средства массовой информации поднимали изрядный шум, очевидно, кем‑то щедро оплаченный. Потом эти партии не преодолевали пятипроцентный барьер, необходимый для попадания в Думу, и благополучно исчезали.

Поэтому настойчивый интерес, проявленный заезжим французским корреспондентом, застал Молоканова врасплох. Он никогда еще не давал интервью, тем более иностранным журналистам, а потому просто не представляя, что это такое, Но у него был верный друг, Сашка Позин, говоривший на всех европейских языках и общавшийся с иностранными журналистами с детства в доме своего отца, крупного советского журналиста–международника.

Аристарх бросился звонить Позину, который отсыпался после, на редкость, удачной ночи в казино.

— Говоришь, из газеты «Монд»? — спросонья не сразу врубился Позин. — Да хоть из чертовой «Нью- Йорк тайме»! В гробу мы этих жмуриков видели. Они все тупые, малообразованные и самонадеянные мудаки! — постепенно просыпался и сам Позин, и его азарт игрока. — Слушай меня, Аристарх, ничего не бойся и назначай интервью на любое удобное для тебя время. Я буду рядом с тобой, и мы этого лягушатника кинем в самый заболоченный пруд, где ему и место.

Успокоенный Аристарх сообщил Дроканю, что интервью состоится.

Гиз жил в «Гранд Мэрриот отеле» на Тверской, где в свой первый приезд в Москву останавливался нынешний президент США. По предложению Позина Дрокань передал приглашение господина Молоканова отобедать в ресторане, расположенном справа от входа. Цены там были ломовые, но Позин считал полезным сразу дать понять французу, что они не лаптем щи хлебают.

Гиз, специально выбравший столик, дававший широкий обзор, сразу узнал Позина, о котором слы шал много, но лично с которым не был знаком. Они представились друг другу. Молоканов, чувствовавший себя крайне скованно, в очередной уже раз страшно позавидовал Позину, весело зачирикавшему по–французски.

— Насколько я знаю, господин Молоканов французским языком не владеет, а я очень нуждаюсь, чтобы — как это? — практиковать моего русского языка.

Гиз медленно и аккуратно выговаривал слова, нарочно делая мелкие ошибки и паузы, будто подбирал подходящие слова. На самом деле он русским владел в совершенстве с детства, о чем позаботился Широши, пытавшийся привить воспитаннику любовь к стране, которой сам был много лет назад очарован.

Первой учительницей русского языка у Гиза стала одна из представительниц рода князей Голицыных. Русская аристократка в эмиграции во втором и в третьем поколении старалась сохранить родной язык и культуру.

— А в конце обеда мы можем с Аристархом даже устроить вам маленький экзамен по русском языку, — пошутил чувствовавший себя совершенно свободно Позин, — особенно если примете много доброй русской водки, язык и развяжется.

— Тогда уже вам придется брать у меня интервью, — в тон ему ответил Гиз. — Я вообще‑то плохой пьяница, после выпивки совсем глупый становлюсь… Разве вы не помните, Александр, как однажды… в каком это было году? В одна тысяча девятьсот девяносто седьмом, кажется… Мы с вами в одной фешенебельной компании жутко напились на Лазурном берегу, там еще был ваш непьющий друг Долонович. Помните?

Убей бог, Позин не помнил. На Лазурном берегу он бывал неоднократно и с Долоновичем, и без оного.

«Новые русские», облюбовали это райское местечко во Франции, следуя традиции старой русской аристократии, и отрывались там на полную катушку, покупая или снимая самые дорогие яхты и катера, заказывая самое дорогое шампанское и самых дорогих девочек.

Все это Позин прекрасно помнил, а вот был ли там Жюль Дюбуа, вспомнить не мог. Наверняка был. Французские журналисты — а Позин ни на секунду не усомнился в том, что Гиз именно журналист, — охотно пользовались гостеприимством русских богатеев, пополняя репортажами об их экстравагантных выходках колонки светской хроники.

— Припоминаю, конечно, — сделав задумчивый вид, соврал Позин. — Во всяком случае, лицо ваше мне точно знакомо, господин Дюбуа!

Так, умело использовав широко известную светскость Позина, Гиз без особого труда растопил ледок настороженности у своих собеседников.

Немного расслабился и Аристарх.

«Ну раз Сашка с ним уже где‑то встречался, видно, этот журналюга — парень свойский», — подумал он.

После приятных и смутных воспоминаний о прошлых совместных загулах все трое дружно решили не заказывать даже вина, а ограничиться минеральной водой, салатами из морепродуктов и хорошо прожаренными стейками.

Опытным глазом заметив напряженность Молоканова, Гиз счел разумным начать со словоохотливого Позина:

— Если я правильно понимаю, вы, господин Позин, вторая по значимости фигура в Партии здоровья — главный политический советник лидера?

Последующий ответ Позина совершенно обескуражил лжежурналиста:

— Вовсе нет. Я не только не вхожу в штаб партии, но даже в ней не состою, поскольку при моем образе жизни, откровенно и последовательно нездоровом, было бы ложью, с моей стороны, агитировать за эту партию, — заявил он. — Я просто чисто по–дружески помогаю Аристарху Петровичу необходимыми ему советами.

— А сам господин Молоканов ведет здоровый образ жизни? — не без скрытого ехидства поинтересовался Гиз.

— Во всяком случае, под его руководством многие члены партии к этому сознательно стремятся, а я, к сожалению, даже и не стремлюсь — не без самоиронии объяснил Позин.

Гиз посмотрел на молчавшего Молоканова, который важно кивнул в знак согласия и одобрения.

Бедняга Гиз оказался неожиданно в сложной для себя ситуации. Мнение словоохотливого Позина его нисколько не занимало. В узком кругу международных магнатов, к которому Гиз принадлежал, Позин проходил под кличкой Балабол и Гуляка. Еще с ельцинских времен Александра там никго не воспринимал всерьез, считая его особое при «дворе царя Бориса» положение очередной прихотью непредсказуемого первого Президента России. Так что на Александре Позине, как на политически значимой фигуре, в тайных анналах был поставлен жирный крест, в справедливости чего Гиз только что имел возможность убедиться лично: балаболить Позин мог буквально часами и практически на любую тему, но толку от этого не было никакого.

Гиз попробовал разговорить все еще настороженно молчавшего Молоканова:

— Аристарх Петрович, не могли бы вы, хотя бы кратко, рассказать французским читателям о программе вашей Партии здоровья?

Подобный вопрос Аристарх и Дрокань предвидели и даже заготовили вполне вразумительный ответ, но Молоканов никогда не отличался ораторскими способностями, да и не слишком вчитывался в эту самую программу, враз сочиненную блудописцем Дроканем совместно с политтехнологом Севой.

«Не царское это дело программы дурацкие озвучивать. Вот и Ельцин тоже никакой программы не имел, а страной руководил — дай Боже!» — заявил он.

Самонадеянный Аристарх видел себя в ближайшее время на самой вершине масти, не без учета собственного опыта полагая, что писать бумаги и вникать в них обязаны чиновники. Он ведь им за это зарплату платит. Однако за чисто дружеским, на первый взгляд, столом что‑то нужно было отвечать. Услужливый Дрокань заготовил шефу соответствующую бумажку, но читать ее проныре журналисту было бы откровенным провалом. Кем–кем, а дураком‑то Молоканов не был и, пошевелив мозгами, нашел, как ему показалось, оптимальный выход:

— Я не думаю, что за дружеским столом стоит излагать подробно такую сухую и скучную материю, какой является программа любой политической партии в любой стране. Вам это наверняка известно лучше меня, ибо вы — журналист опытный и знаменитый, а я — политик молодой, — тут Молоканов счел необходимым чуть смущенно хмыкнуть, — можно сказать, начинающий и, извините за прямоту, птичий язык политиков и бюрократов еще не освоил. Мой пресс–секретарь отправит вам экземпляр программы по электронной почте, если вы оставите ему свой адрес. Цитируйте ее в вашей газете сколько душе угодно, договорились?

Гиз торопливо кивнул в знак согласия и только раскрыл рот, чтобы задать следующий вопрос, как Молоканов, входя в роль простоватого рубахи–парня, которая ему самому очень нравилась, несколько повысив голос, заявил:

— Главная цель нашей партии для простых людей ясна и привлекательна — положить конец тому безобразию в сфере здравоохранения, которое творится сейчас в нашей стране. Рождаемость падает, детская смертность растет, всю жизнь честно отработавшие пенсионеры не получают необходимой медицинской помощи и довольно часто не могут позволить себе купить нужные лекарства.

— Какими же методами вы собираетесь достичь своей благородной цели? — вежливо перебил красноречие Молоканова Гиз.

— Исключительно с помощью законов, принятых будущей Думой. — В памяти Молоканова всплыла фраза, неоднократно повторенная ему Дроканем.

— Иными словами, вы считаете, что здравоохранение в России должно быть бесплатным, как в Советском Союзе? — с любопытством спросил Гиз, ни на секунду не переставая прикидывать, прав ли Икс, считая Молоканова подставной фигурой.

Тонкий психолог, умный и образованный человек, Гиз почувствовал за внешней неуверенностью и напряженностью Молоканова какую‑то могучую силу, природу которой пока не мог разгадать. Это вызывало в нем смутное беспокойство.

Молоканов не замедлил с ответом:

— Наша партия выступает за социальную справедливость, которой явно не хватает в современной России. В области здравоохранения справедливость состоит в том, чтобы богатые платили за лечение, а бедные не платили. Просто и разумно.

— А каким путем конкретно вы намерены достичь столь замечательного результата? — полюбопытствовал Гиз.

— Когда пройдем в Думу, будем принимать соот–ветствующие законы. Так, по–моему, делается во всех цивилизованных государствах. — Молоканов как будто даже удивился непонятливости француза.

Гиз, как хищник, начал готовиться к решающему прыжку, чтобы полностью деморализовать намеченную жертву. Он открыто пошел в атаку на Молоканова:

— Да уже и на Западе известно, что вы, Аристарх Петрович, человек богатый. Как вам удалось так быстро разбогатеть? Ведь еще не так давно вы были средним чиновником.

— А вы, часом, не из российской ли прокуратуры? — изображая испуг, спросил Молоканов.

Подобного вопроса, о неожиданном богатстве он ждал, и они с Дроканем подготовили на него исчерпывающий ответ.

— Стартовый капитал я заработал на посредничестве и консультационных услугах, а потом удачно играл на бирже. Признаюсь, мне повезло — как раз перед обвалом, наступившим после дефолта тысяча девятьсот девяносто восьмого года, я с немалой прибылью продал многие ценные бумаги…

— Которые потом, практически обесценились, — нахально вставил Гиз.

— Что поделаешь, волчьи законы капитализма, которые мы с вашей западной помощью по мере своих скромных способностей усваиваем, — добродушно улыбнулся Молоканов, уверенный, что благополучно отбился.

Гиз не стал его в этом разубеждать и переключился на Позина, что было лишь хитрым отвлекающим маневром:

— Извините, Александр, но у меня к вам очень деликатный вопрос.

Позин насторожился и приготовился резко ответить, что в делах Долоновича ничего по тупости своей не понимает.

Однако Гиз спросил совсем о другом:

— Когда вы работали с Ельциным, у вас ведь был доступ к совершенно секретной информации, поступавшей на стол президента… — Гиз намеренно сделал провокационную паузу.

Позин громко расхохотался:

— Ну, Жюль, вы даете! Пользуясь нашей случайной встречей, вы откровенно пытаетесь склонить меня к предательству? Во–первых, я — патриот и Родину не продаю, а во–вторых, как чиновник высшего ранга я давал соответствующую подписку о неразглашении. Так что не валяйте, монами, дурака и не задавайте неэтичных вопросов.

Позин был до глубины души возмущен наглостью француза, что и было нужно Гизу.

Молоканов окончательно расслабился и с любопытством наблюдал за начинающимся скандалом.

«Сашка так раскипятился, что и по морде этому гаду может дать», — подумал Аристарх.

Вид у Гиза был донельзя сконфуженный.

— Как вы могли подумать, что я хочу выведать у вас какие‑то государственные секреты, дорогой Александр? Я Не шпион, а простой журналист. Я довольно давно и глубоко занимаюсь очень опасной темой — международной торговлей донорскими человеческими органами для пересадки. У меня есть данные, убеждающие в том, что этим занимается международная мафия, по своему богатству и могуществу сопоставимая с печально известными наркобаронами. Оперирует она, естественно, и в России. Я надеялся, что вы, Александр, что‑то об этом знаете. Если бы вы дали мне хоть какую‑то ценную информацию по интересующей меня теме, то помогли бы благородному делу борьбы с международной организованной преступностью.

Услышав пространные объяснения француза, Позин успокоился и, не углубляясь в детали, ответил:

— Боюсь, не могу быть вам полезен, Жюль, поскольку подобного рода информация ко мне никогда не поступала.

Приближался момент решающего удара.

Гиз повернул растерянное лицо к Молоканову и задал совершенно невинный вопрос:

— Аристарх Петрович, как вы думаете, не может ли ваш пресс–секретарь быть мне в этом вопросе полезным? Ведь он достаточно известный и информированный журналист?

Не ожидая никакого подвоха, Молоканов ответил так, как на его месте ответил бы любой:

— Спросите его об этом сами. Вы же знаете его телефон.

Пришло время решающего удара.

Начал Гиз тоном бедного просителя:

— Передайте, пожалуйста, Дроканю, Аристарх Петрович, что если он найдет время со мной встретиться и хоть как‑то поможет мне, то я, в обмен на его любезность, снабжу его совершенно сенсационным материалом о том, какие ведутся секретные исследования по управлению сознанием человека по всему миру, в том числе и в России производятся в настоящее время. Вы что‑нибудь о таких работах слышали, Аристарх Петрович? Они особенно интересны для политических деятелей.

С самым невинным видом Гиз внимательно наблюдал за реакцией Молоканова, который никак не был готов к подобному повороту разговора.

— Я? Про что? — хрипло переспросил Аристарх.

— Про исследования по управлению человеческим сознанием, которые ведутся в России, — совершенно нейтральным тоном повторил Гиз. — Кстати, результатами этих исследований вполне могут воспользоваться ваши конкуренты на выборах в Думу.

— Я ничего про такие исследования не знаю, — смахивая со лба невольно появившиеся капельки пота, глухо буркнул Молоканов. — В России все эти умные западные штуки плохо проходят. Народ у нас голосует сердцем.

— Во всяком случае, замолвите за меня словечко Дроканю, — просительно напомнил Гиз, который, естественно, никому звонить не собирался.

— Обещаю не забыть, — натянуто улыбнулся Молоканов.

А сам подумал: «Первым делом запретить Дроканю и к телефону подходить, когда этот жмурик будет звонить. Неужели сам дал какую‑то промашку и кто‑то сумел пронюхать про наночип? Но каким образом? В загородном доме никто не бывал, даже Позин. Во- доплясова никто, кроме домашних, снабженных наночипами и полностью управляемых, никогда не видел… За это я могу поручиться».

Путаные мысли роились в мозгу Молоканова, когда он ехал домой с верным Боней за рулем. Перебрав в уме все возможные варианты утечки информации о своей тайной деятельности, Аристарх пришел к выводу, что ничего подобного быть просто не могло. А то, что француз задал ему такой вопрос, наверняка чистая случайность. Эта мысль его окончательно успокоила. А зря…

В своем просторном и шикарном номере в отеле «Марриот» Гиз радовался, как школьник, без особых усилий решивший казавшуюся очень сложной задачу.

— Я ничего про такие исследования не знаю, — вслух произнес он, пытаясь подражать голосу Молоканова. — Знаешь, голубчик, знаешь, и существенно больше, чем я подозревал… — почти пропел он уже своим собственным бархатным баритоном.

У Гиза не было ни малейшего сомнения в том, что он нашел того, кого искал. Вряд ли обычный человек сумел бы увидеть в реакции Молоканова нечто большее, нежели простое признание в собственной неосведомленности.

Но Гиз был прилежным учеником Широши и зафиксировал в реакции Аристарха полную растерянность и откровенную ложь. Это подтверждали и непроизвольное подрагивание век, и несколько капелек пота, выступивших на лбу, и пальцы обеих рук, которые Молоканов бессознательно сплел и опустил к животу, как бы защищая уязвимое место, и многое другое. Все свидетельствовало в пользу того, что Аристарх не только знал, но и пытался утаить свое знание.

Молоканова нужно было захватить, и как можно быстрее. Для допроса с пристрастием. Но как? В Москве Гиз был один, а справиться с громилами, круглосуточно охранявшими Молоканова, даже ему, такому опытному бойцу, было не под силу. Тем более что за последнее время он подрастерял форму. Для операции понадобится, как минимум, десять хорошо подготовленных людей. Конечно, можно вызвать ребят, до сих пор базирующихся в Грузии, или из школы в Индонезии, в конце концов, из той же Франции. Но это потребует времени — визы и прочее. Туристская группа, состоящая из десятка специфического вида молодцов, наверняка вызовет подозрение на границе, и за ними, конечно же, будут следить.

Кроме всего прочего, среди людей Гиза практически не было никого, кто хотя бы сносно владел русским языком и прилично знал Москву и ее окрестности. Поэтому операцией пришлось бы руководить непосредственно ему. А вот этого Гиз не любил и никогда не участвовал лично в подобных акциях. Он всегда предпочитал командовать, оставаясь в тени. Правда, в Москве немало людей бен Ладена. Но они подчиняются только приказам вождя. А сам бен Ладен с некоторых пор отказался от всех современных средств связи — сотовых телефонов, электронной почты и т. д., справедливо опасаясь, что американцы без труда засекут его убежище. Теперь он поддерживал отношения с внешним миром исключительно с помощью особо доверенных курьеров.

Следовательно, оставалось одно — самому добраться до логова бен Ладена.

«Тем более что мы давно с ним не виделись, а это не есть хорошо!» — отметил он про себя.

И уже на следующий день Гиз вылетел в столицу Таджикистана — Душанбе, где без труда нашел своего старого знакомого Рахматулло, дед которого был одним из вождей басмачей, боровшихся с советской властью в Средней Азии, а потому пользовался абсолютным доверием бен Ладена.

Рахматулло был человек воспитанный и широко образованный. Он заведовал кафедрой истории Востока в местном пединституте, и никто из окружающих не подозревал, что он и есть главный координатор всех интересов и деяний бен Ладена на территории Таджикистана.

Рахматулло изредка бывал в мечети, но назвать его ревностным мусульманином, а тем более фундаменталистом не решились бы даже заклятые враги, которых у него не было.

Рахматулло тут же послал гонца сообщить, что Гиз направляется к Бен Ладену, и, не дожидаясь ответа, поскольку был в курсе их товарищеских отношений, снабдил своего французского гостя расторопным и молчаливым провожатым по имени Давлетьяр, который числился в заочной аспирантуре и под руковод ством уважаемого профессора действительно писал диссертацию по истории Афганистана.

Давлетьяр был неоценим как проводник не только потому, что свободно знал два главных языка Афганистана — дари и пушту, — но и потому, что выступал главным связником между Рахматуллой и бен Ладеном, регулярно бывая в Афганистане, где имел множество друзей и хороших знакомых.

Таджикско–афганскую границу они пересекли ночью без всяких сложностей.

— Шурави — так называли русских во время войны в Афганистане, — пояснил Давлетьяр, имея в виду пограничников из 201–й дивйзии, по просьбе таджикского правительства охранявших границу, — следят за теми, кто идет оттуда, потому что наркотики тащат. А туда, — он махнул рукой в сторону афганской территории, — пусть идут, кто хочет, им меньше хлопот.

На той стороне их уже ждала «Нива» с бородатым шофером, и они не мешкая отправились в путь. На третий день, без задержек и приключений, прибыли к месту своего назначения: в маленькую деревушку в провинции Кунар, расположенную на самой границе с Пакистаном.

— Мы остановимся у очень уважаемого человека, и он уже предупрежден, — сообщил по пути Давлетьяр.

Деревушка оказалась унылой и довольно грязной. В пыли рылись тощие куры. «Уважаемый человек» обитал в обычном глинобитном приземистом домике, за которым располагался огород с чахлой зеленью. Он был совершенно беззубым седобородым старцем и отзывался на имя Хан Кака. Основным его времяпрепровождением, как показалось Гизу, являлось постоянное жевание голыми деснами табака и регулярное оплевывание желтой пенистой слюны прямо на пол; Зрелище было не из самых привлекательных.

К слову сказать, и весь небольшой дом особой чистотой не отличался.

Заметив тень неудовольствия на лице Гиза, Давлетьяр по–русски почтительна объяснил:

— В деревне есть дома почище и получше, но все гости того, к кому вы направляетесь, останавливаются обязательно в этом доме, потому старик — самый уважаемый человек не только в этом селении, но во всей долине реки Пех. — И добавил: — Не забывайте — это Восток.

В глубине души Гиз, аристократ и эстет, терпеть не мог свойственные многим восточным городкам грязь и убожество. Раздражало его и обязательное следование дурацкому этикету и каким‑то неписаным законам и правилам.

— А чем наш хозяин заслужил такое глубокое уважение всей округи? — тоже по–русски спросил Гиз.

— Это он сам вам с удовольствием поведает, — почтительно ответил Давлетьяр и, низко поклонившись, обратился к старику на его родном пушту.

Старец с нескрываемой гордостью задрал костистый подбородок, просматривающийся сквозь редкую седую бороденку. Наверное, от волнения задвигался острый кадык на худой жилистой шее, и «уважаемый человек» зашепелявил, брызгая в разные стороны желтой от табака слюной. Шепелявил старик, как показалось Гизу, целую вечность, при этом сверля Гиза угольночерными глазами.

Судя по всему, Давлетьяр слышал эту речь неоднократно, потому что заученно и вкратце изложил ее суть:

— Хан Кака благодарил Всемогущего и Всеведущего Аллаха за то, что он надоумил одного из своих воинов — прекрасного и отважного — выбрать в жены его дочь, и этот заключенный по воле Аллаха союз подарил ему внуков.

Давлетьяр указал рукой на кучку чумазых ребятишек, возившихся во дворе.

Старец разинул беззубый рот в подобие улыбки и радостно закивал.

— Он говорит о своем зяте. Этот «воин Аллаха» — алжирец Абу Хамза — один из самых доверенных охранников шейха бен Ладена, — уважительно пояснил Давлетьяр.

Старец, очевидно, ждал реакции непонятного пришельца, по виду и манерам — чистого гяура.

Не без внутреннего содрогания Гиз обнял худосочное тело старика, который впал после этого знака дружеского расположения в полный восторг и зашепелявил, указывая смуглой рукой на видневшуюся неподалеку горную гряду, поросшую густыми кустарниками.

— Он говорит, что великий шейх — там и скоро окажет честь его высокому гостю и даст ему аудиенцию.

Гиз вежливым поклоном поблагодарил хорошо информированного хозяина.

Французский журналист, ищущий возможности взять интервью у бен Ладена, обязательно должен был посетить кого‑нибудь из официальных лиц, представляющих проамериканское правительство в Кабуле и в теории денно и нощно охотившихся за главным и самым опасным террористом нашего времени.

Гиз выбрал самого шефа полиции провинции Кунар, который без всяких проволочек согласился его принять.

Полковник Абдул Саффа Моманд оказался усатым, подвижным и на редкость словоохотливым толстячком, заявившим, как только Гиз переступил порог его довольно тесного и обшарпанного кабинета, на хорошем английском языке:

— Мне известно, конечно, мсье Дюбуа, о цели вашего визита в наш отдаленный от центров цивилизации рай, но, боюсь, ничем не смогу вам помочь.

От такой откровенности высокого полицейского чина Гиз немного опешил.

— Но я пришел к вам не за помощью, а за советом, — вежливо сказал Гиз.

Полковник с облегчением вздохнул и вопросительно уставился на француза.

— Вы в силу своей должности лучше кого бы то ни было обязаны знать, где скрывается бен Ладен. Я прошу вас раскрыть мне эту служебную тайну и посоветовать, как мне туда добраться. — С этими словами Гиз вынул из кармана незапечатанный конверт и положил его на стол так, чтобы полковник смог разглядеть зеленый цвет американских купюр.

Благодарно кивнув, полковник смахнул конверт в бесшумно открытый им ящик стола и весело сказал:

— Естественно, я знаю, где находится бен Ладен, никакой тайны в этом нет, ибо любой мальчишка на улице даст вам информацию о том, где его убежище.

— И все‑таки где же? — настаивал Гиз.

Полковник подошел к окну и жестом пригласил Гиза к нему присоединиться.

Из окна была прекрасно видна горная гряда, поросшая зеленью.

— Вон там, в этих горах. — Полковник буквально повторил то же движение рукой вверх, что несколько часов назад сделал беззубый уважаемый старец.

— Раз вы знаете его местонахождение, наверняка ваши шефы в Кабуле требуют, чтобы вы его схватили? — изображая недоумение, спросил Гиз.

— Приказы они присылают регулярно, — охотно подтвердил полковник, — однако не объясняют, как именно это сделать. Мои офицеры получают оклад, равный четырнадцати долларом в месяц, по всей провинции полиция не имеет радиосвязи, автомобили изношены, бензин доставляют нерегулярно. А с вертолета видны только горы, деревья, ущелья и скалы… И потом, полиция не может конфликтовать с населением, а наше население, честно сказать, боготворит бен Ладена и поклоняется ему. Я не имею права посылать своих людей на верную смерть, — твердо заключил оправдательную речь полковник.

— А что же американцы? Если любой мальчишка знает район, где скрывается бен Ладен, то и для американского командования это не может быть секретом, — сделал само собой напрашивающийся вывод Гиз. — Почему они ничего не предпринимают?

Полковник громко расхохотался и посмотрел на Гиза с откровенным изумлением.

— Шайтан их поймет, этих американцев! Со мной они своими планами не делятся. Поезжайте в Кабул, где они сидят, и там их и спросите. — И после недолгой паузы добавил: — Может, кому‑то нужно, чтобы бен Ладен был жив, здоров и свободен? Вы спросили у меня совета — и я вам его дам: уезжайте отсюда, пока целы, официально заявляю, что вашу безопасность гарантировать не могу. Этого вам даже ваш хозяин, уважаемый Хан Кака, гарантировать не сможет.

В том, как полковник произнес слово «уважаемый», Гиз не уловил никакой иронии.

— Спасибо за откровенную беседу и за совет, думаю, я им воспользуюсь.

И «воспользовался».

На следующее утро полковнику доложили, что «Нива», на которой приехал настырный французский журналист, отбыла в направлении Кабула.

Полковник Абдул Саффа Моманд с облегчением вздохнул. Француз оказался неожиданно щедрым и понятливым парнем, и полковник искренне не хотел, чтобы с ним случилось что‑нибудь плохое, особенно на подотчетной ему территории.

Но никто не обратил внимания на то, что Гиза‑то в «Ниве» не было — в его европейском костюме там сидел совсем другой человек.

А Гиза, переодетого в местную одежду, молчаливый проводник повел в горы только ему одному ведомыми тропами. Проводник доставил его в пещеру, освещенную электрическими лампами, где два бородатых человека в масках тщательно обыскали его, отобрали дорогие часы, кольца, диктофон и даже авторучки. Они внимательно исследовали все пуговицы на одежде, которой Гиза снабдили в доме Хана Кака. — Извини, брат, — на прекрасном литературном арабском языке сказал один из обыскивающих, — этой неприятной процедуре подвергаются все без исключения. Мы не можем рисковать безопасностью нашего великого шейха.

После этого заявления Гиз безропотно снял свои туфли и позволил их тщательно исследовать. Затем его проводили в небольшую глинобитную хижину, крытую соломой, одной стеной прилепившуюся к скале. Над хижиной нависал отрог скалы, заросший зеленым кустарником. В хижине было светло и чисто. Ее пол покрывали ковры, больше ничего в ней не было.

«Дом приемов важных посетителей», — не без сарказма подумал Гиз, удобно устраиваясь на ковре.

Примерно через полчаса появился тот, встречи с кем он так настойчиво искал.

Старые соратники крепко обнялись и поцеловались.

Гиз сразу заметил, что бен Ладен выглядит довольно плохо — лицо сероватое и усталое, а передвигаясь, он немного прихрамывает. Но расспросы о самочувствии оба считали дурным тоном — они же не ноющие старые женщины, а деловые люди, более того — бойцы.

— Что заставило тебя проделать такой нелегкий путь, брат, чтобы встретиться со мной? — излучая искреннюю доброжелательность, спросил террорист № 1.

— Хотел повидать тебя, чтобы просто поговорить о том о сем, может, обсудить дальнейшие планы. Ведь никакая связь с тобой невозможна, — с некоторым упреком ответил Гиз.

— Ты же прекрасно понимаешь, что я вынужден быть предельно осторожным, — без всякой рисовки сказал бен Ладен. — А кроме того, я очень занят: принимаю гонцов, провожу совещания с доверенными людьми, стараюсь объединить весь мусульманский мир — от Чечни до Албании — и поднять его на борьбу с американским шайтаном.

— Могу ли я чем‑нибудь помочь тебе, брат? — Гиз знал, что бен Ладен всегда высоко ценил сотрудничество с ним.

— Пока нет, — устало проговорил бен Ладен. — К сожалению, я и мои командиры еще не пришли к общему мнению по поводу дальнейшей тактики. Как только придем, я немедленно тебя извещу. Я очень рассчитываю на твою помощь, особенно в сфере применения биологического оружия.

— Обещаю, что сделаю. Все, что в моих силах, — охотно согласился Гиз, сообразивший с ходу, как можно перейти к похищению Молоканова. — Кстати, я обнаружил в Москве человека, который, по–моему, каким‑то образом связан с подобного рода исследованиями.

— Ты его купил? — живо заинтересовался бен Ладен.

— Это невозможно: он сам достаточно богат, — последовал ответ Гиза, который счел момент подходящим, чтобы раскрыть карты. — У тебя ведь есть в Москве верные и подготовленные люди?

— Конечно, — утвердительно кивнул бен Ладен. — А сколько тебе нужно?

— Человек десять, чтобы этого типа похитить. Охранники у него серьезные, я видел. У меня есть схемы, как добраться до его загородного дома, где он в основном проводит свое время, но плана самого дома нет. Дом очень хорошо защищен от чужих глаз.

— Пусть такие мелочи тебя не волнуют, брат, — важно сказал бен Ладен. — Мои люди во имя Всемогущего Аллаха преодолеют любые преграды и трудности. Я именно этому их и учу.

— Знаю и ценю твои усилия…

— Когда тебе надо провести акцию? — бен Ладен был сама деловитость.

— Чем скорее, тем лучше. Пусть доставят его в мой дом в Тбилиси, там за ним присмотрят, пока я не появлюсь.

— Все будет так, как ты пожелаешь, дорогой брат, услужить тебе большая честь для меня, — не мог преодолеть восточное красноречие бен Ладен.

— Я переведу полмиллиона долларов в Фонд постройки мечетей в странах Восточной Европы, — подвел итог Гиз.

— Аллах никогда не забудет твоей щедрости, брат, — поблагодарил бен Ладен.

О чем они говорили дальше, к настоящей истории отношения не имеет. Переночевав во вполне комфортабельных условиях, на следующее утро Гиз простился с гостеприимным хозяином. В конце дня в заранее условленном месте его встретил Давлетьяр, и Гиз снова стал французским журналистом Жюлем Дюбуа, путь которого теперь лежал в Ирак.

Так, в афганских горах, недалеко от границы с Пакистаном, была раз и навсегда решена судьба Аристарха Петровича Молоканова, который в своих радужных мечтах уже видел себя владыкой мира…