Свободен! От дикой радости кровь забурлила в венах Джермина. Свободен!

И он все еще может ее догнать. Он схватит Эми и овладеет ею.

Повинуясь первобытному инстинкту, он ринулся вверх.

К реальности его вернул глухой стук его пяток по доскам лестницы. Он был в чулках.

Неужели он сошел с ума? Зачем ему гнаться за несносной, дерзкой девицей? Он ведь может просто сбежать!

То, что он не сразу подумал о свободе, говорило о том, что долгое заключение повлияло на его разум.

Он был свободен, но никто об этом не знал. Он может добраться до материка и приказать констеблю взять под стражу мисс Викторину и леди Презрение. Нет. Эта мысль не принесла ему удовлетворения.

Он может обуться, пойти наверх и так напугать мисс Викторину и Эми, что они навсегда запомнят свое преступление.

Но тут он вспомнил огромного мужчину, который нес его, когда его отравили. За время своего заточения Джермин не раз слышал наверху мужской голос. Ему повезет, если Эми не ударит его по голове – с нее станется – и прикажет этому громиле отнести его, потерявшего сознание, обратно в погреб, где они снова закуют его в проклятые кандалы.

Джермин чувствовал, что еще неделю без солнца и воздуха он не выдержит. Надо срочно отсюда выбираться.

Он тихо пробрался обратно к койке и поднял с пола сломанные кандалы. На ладонь ему упали мелкие хлопья ржавчины. Казавшееся с виду прочным железо насквозь проржавело. Он сунул ноги в сапоги, надел плащ и подошел к старому комоду, стоявшему под окном. Осторожно попробовав, не рухнет ли комод под его тяжестью, он взобрался на него и с силой толкнул рамы. Окно было так давно законопачено, что рамы хрустнули от удара и окно… открылось.

За окном росла высокая трава. Он раздвинул ее и огляделся. Никого не было видно. Он подтянулся на руках и пролез через узкое окно на свободу.

Воздух был прохладным и сырым от тумана. Солнце склонялось к закату. Он прислонился щекой к траве и глубоко вдохнул впервые за шесть дней. Кровь снова забурлила в венах. Он свободен!

Ему уже не терпелось оказаться дома и осуществить план отмщения.

Нет. Сначала он примет ванну, а уж потом разберется с леди Презрение. Причем лично и очень, очень неторопливо.

Он сделал еще один глубокий вдох и, повинуясь какому-то импульсу, ударил себя в грудь и расхохотался Он только что освободился из заточения… и только что довел до экстаза невинную девушку. Еще никогда он так не торжествовал.

Домик мисс Викторины стоял на холме с видом на деревню и море. Он знал, что дорога приведет его в паб, а там он наверняка найдет кого-нибудь, кто переправит его на лодке на материк.

Джермин зашагал по дороге. Больная нога ему почти не мешала.

Интересно, думал он, что почувствует мисс Викторина, когда спустится в погреб, чтобы принести ему ужин, и обнаружит, что его нет? Расстроится, наверное. Не потому, что он сбежал, – он слышал, как мисс Викторина предлагала Эми освободить его. Ей будет жаль их тихих вечеров, когда она вышивала, Эми читала что-нибудь вслух или они с Джермином играли в шахматы. Мисс Викторина вспоминала прошлое, рассказывала разные истории и заставляла леди Презрение вежливо себя вести. И ему тоже приходилось быть вежливым.

Сказать правду, он полюбил эти вечера с мисс Викториной и Эми. Они казались такими… нормальными. Будто он был членом их семьи или жил памятью о днях своего счастливого детства до того, как его мать…

Он вдруг очнулся. Он не хочет думать о ней, о своей матери. Она его предала.

Он вошел в деревню. Ни в одном из домов не светились окна, а туман и наступающие сумерки придавали селению мрачный вид запустения. Когда он был ребенком и приезжал сюда, у каждого из жителей деревни его дом был предметом гордости. А теперь, видимо, никто не заботился о том, чтобы побелить облупившиеся стены или подправить соломенную крышу. Все выглядело почти так, словно жители, некогда гордившиеся своими домами, покинули деревню.

Сгорбившись и засунув руки в карманы, Джермин поплелся в сторону паба.

Это здание по крайней мере освещалось, но окна были вместо стекол затянуты клеенкой. Слышался шум голосов и звяканье оловянных кружек. У Джермина даже слюнки потекли, так ему захотелось выпить доброго английского эля в деревенском пабе.

Но он побоялся войти. В пабе стоял такой гам, будто там собралась вся деревня. Если это так, то и здоровенный детина, помогавший Эми похитить его, наверняка тоже был там.

Джермин прислонился к стене у окна. Он подождет, пока выйдет какой-нибудь лодочник, который перевезет его на материк.

Он завернулся в плащ и улыбнулся. Он представил себе лицо леди Презрение, когда она ступит на лестницу в погреб и увидит, что он пуст.

Впрочем, она может что-нибудь сочинить, чтобы ей не пришлось спускаться к нему. Он сделал ее счастливой женщиной, но в то же время и страшно напугал. Она была великолепна, как он и ожидал. Когда дело касалось Эми, его воображение мигом начинало работать. Он вдруг понял, что не допустит, чтобы Эми повесили.

Тогда он лишится своего удовольствия.

Завтра все обернется по-другому. Дядя Харрисон услышит о своем недовольном и более чем живом племяннике. Мисс Викторине предстоит серьезный разговор с ее лордом-сеньором. А леди Презрение…

– Как вы думаете, они получат деньги за это похищение? – услышал он мужской голос. Весьма знакомый бас.

Джермин придвинулся к окну поближе.

– Боюсь, что весь этот план провалится, – сказал другой, но тоже знакомый голос.

– Я говорила вам, что нам не следовало ввязываться. – Это был голос женщины, жалобный и обвиняющий.

– А ты и не ввязывалась, – отрезала другая. – Тебя никто не накажет, но запомни – если все выгорит, ты тоже выгадаешь.

– Я никогда не просила денег, – как щенок взвизгнула первая.

– Твой дом так же плох, как любой другой в деревне. Неужели ты думаешь, что мы позволим, чтобы он рухнул? Мы его подправим, но не беспокойся, мы больше ничего не будем с тобой обсуждать.

– Мертл! – Джермин узнал голос, который услышал первым, и вспомнил, что слышал его только сегодня утром в кухне мисс Викторины. Это был голос того великана, что помог в похищении. – Миссис Китчен не заслуживает такой выволочки.

– Очень надеюсь, – возмущенно пропыхтела миссис Китчен.

Мертл многозначительно промолчала.

– Он не всегда был таким, – вмешался еще чей-то голос. Он был без акцента и немного дрожал, видимо, от старости. – Помнишь, Пом, как в детстве вы вместе с его светлостью взбирались на скалу в Саммервинд-Эбби? На скалу над океаном?

Пока Джермин напрягал память, пытаясь понять, кому принадлежал этот голос, из паба донесся смешок.

– Нет, незачем опять рассказывать эту историю, – смутившись, возразил Пом.

Джермин помнил Пома с детства. Они были с ним одних лет, но уже тогда Пом был большим – выше на три дюйма и выходил с отцом в море ловить рыбу.

Теперь, вспомнив день, когда Эми дала ему отравленное вино, он понял, что Пом стал не просто большим. Он стал огромным.

Джермин сжал кулаки.

Между тем старческий голос продолжал:

– Вы стали прыгать со скалы на выступ, который был немного ниже, и, когда вас увидел старый лорд, он испугался, что вы можете разбиться насмерть.

– Когда мы приползли обратно на вершину скалы, лорд Нортклиф схватил нас за шиворот и как следует всыпал нам своей здоровой правой рукой. – Голос Пома звучал так, будто он помнил этот день так же ясно, как Джермин.

Люди в пабе расхохотались так, что казалось, рухнут ветхие стены.

Откуда они знают, как выглядел его отец, такой бледный и злой, что напугал Джермина? А когда Джермин попытался объяснить отцу, что они уже облазили все скалы и знают, где можно спрыгнуть, отец взревел: «Скалы все время крошатся от ветра и волн, и черт меня побери, если я позволю океану и тебя отнять у меня!»

Это был единственный раз, когда Джермин услышал от отца о трагедии исчезновения матери, и единственный раз, когда отец обнаружил ту боль, которую она ему причинила.

– Если будут какие-либо неприятности, я возьму ответственность на себя, – услышал Джермин голос старика. – Если его светлость узнает, что это я повел свою паству по неправедной дороге, он, конечно…

– Велит, чтобы вас повесили вместо нас? – спросила Мертл. – Мы этого не допустим, викарий.

О! Значит, за все собирается ответить викарий Смит.

– Мы все в этом замешаны, – сказала Мертл. – Мы сделали это, чтобы помочь мисс Викторине, помочь себе и исправить большую несправедливость…

– И спасти душу его светлости, – услышал он тот же раскатистый бас.

«Спасти мою душу?» Джермин не верил своим ушам. Какая наглость!

– Мы хотели также спасти душу мистера Эдмондсона, но боюсь, что здесь мы потерпим неудачу, – добавил викарий.

– Тем более что некоторые из нас пекутся о душе его светлости больше, чем о душе мистера Эдмондсона. – Слова Мертл были встречены всеобщим смехом.

Значит, они не любят дядю Харрисона. Джермин должен был признать, что после недели, проведенной в погребе, в его душу тоже закрались сомнения относительно дяди.

– Мы пока не слышали, чтобы на виселицу отправили целую деревню, так что будем надеяться на Бога, что с нами это не произойдет и его светлость смилуется над нами. – Голос Мертл прозвучал весело, но не слишком уверенно.

Джермин ждал, что кто-нибудь согласится с Мертл в надежде, что он их помилует.

Однако вместо этого он услышал голос миссис Китчен, которая сказала:

– Он не такой, как его отец. Он похож на свою мать: бросил нас, сбежал от утомительных обязанностей и от ответственности. Он нас не пожалеет. Ему вряд ли будет интересно знать, что они с нами сделают.

Когда Джермин незаметно прокрался обратно в погреб, сломанные кандалы по-прежнему лежали на полу, постель была все так же смята после их с Эми борьбы, от печки по-прежнему шло тепло, а шахматы на столе ожидали продолжения партии.

Все выглядело так, как всегда. Мисс Викторина и Эми не знали, что он сбежал. Ничто не изменилось.

Изменился мир.

Он снял сапоги и сунул их подальше под койку, чтобы женщины не увидели прилипших к ним травы и грязи. Потом стер свои следы со старого комода.

Повесив на стул плащ, он вытер полотенцем лицо и волосы, влажные от тумана.

Слова, сказанные миссис Китчен, жестокие и неприятные, всплыли в его памяти.

«Он похож на свою мать: бросил нас и сбежал от утомительных обязанностей и от ответственности».

Как смеет эта женщина сравнивать его с матерью? Почему все с ней согласились? Почему они решили, что он не похож на своего отца? Он был на него похож внешне. Он так же, как отец, держался в седле. Так же гордился фамилией Эдмондсон и титулом маркиза Нортклифа.

Но в деревне считали, что он похож на свою мать.

Как они могли сказать такое?

Жестокая логика подсказала ему ответ на его же собственный вопрос.

Им не было дела до того, как он выглядит и чем гордится. Они ни разу не видели его за восемнадцать лет. Они знали лишь то, что он пренебрег своими обязанностями.

Пренебрег он, а не дядя Харрисон. Отец никогда бы не позволил, чтобы кто-то другой взял на себя обязанности маркиза Нортклифа вне зависимости от степени родства с ним. Правда, дядя Харрисон управлял состоянием семьи и при жизни отца, но Джермин знал, что отец требовал от своего брата ежеквартального отчета. Отец сам нанял управляющего всех своих поместий, который докладывал лично ему, а не дяде Харрисону Возможно, у отца были на это причины. Возможно, он не слишком доверял дяде Харрисону.

Судя по тому, что Джермин услышат, отец имел причины не доверять брату. Жители деревни были нищими и доведены до такого отчаянного положения, что готовы были помочь мисс Викторине похитить его, чтобы как-то повлиять на свою несчастную долю. Сейчас им грозила беда – выселение, либо работный дом, либо вообще виселица. Но они приняли это стоически и сплотились. Не все, правда. Миссис Китчен ясно выразила свое недовольство, но это был одинокий голос.

Как ни тяжело было Джермину в этом признаться, леди Презрение была права. Он был бородавкой на благородной заднице Англии.

Но он не похож на мать! Он стер из памяти все воспоминания об этой женщине, которая предала их, и выбросил ее из своего сердца.

Он похож на отца. Возможно, он сбился с правильного пути, но с этого момента он возьмет бразды правления в свои руки.

И с чего же он собирается начать?

Он отстранит дядю Харрисона от управления имуществом и выяснит причину его отказа платить выкуп.

Он съездит в каждое из поместий, поговорит с дворецкими и экономками, с жителями деревень и фермерами и найдет решение проблем, которыми пренебрегал дядя.

Перед тем как навсегда покинуть погреб, он соблазнит Эми… и он даже знал, как это произойдет.

…Эми подошла к нему, на ходу снимая с себя одежду…

– Джермин, дорогой.

Это был голос мисс Викторины. Он вздрогнул, почувствовав себя виноватым. Однако мисс Викторине незачем знать, о чем он думает.

Она спускалась вниз с подносом, на котором был его ужин. Кот путался у нее под ногами.

Он хотел было вскочить, чтобы помочь ей, но он был связан сломанными кандалами и своим обманом, поэтому подождал, когда мисс Викторина сама к нему подойдет.

– Дорогой, у меня плохие новости. Эми неважно себя чувствует. Так что сегодня вечером только я составлю тебе компанию.

Она смотрела на него так, словно боялась, что он рассердится.

Когда она поставила поднос на стол, он взял ее руку.

– Это замечательно. Я как раз хотел поговорить с вами наедине о вашей деревне.

– Я буду рада, – просияла мисс Викторина.

– А нельзя мне получить лист бумаги и перо с чернилами?

Кот залез под койку и вылез из-под нее с травинкой в зубах.

– Вечера такие длинные. Особенно если ты в одиночестве. Мне бы хотелось завтра записать кое-какие мысли. – Он наклонился и выхватил из пасти кота траву.

– Конечно, дорогой. Я принесу и бумагу, и чернила.

Кот вонзил когти в руку Джермина. Из царапины потекла кровь.

Кот ухмыльнулся и стал вылизывать лапу, будто был намерен избавиться от плоти Джермина.

У этого проклятого кота было много общего с леди Презрение.