Эллисон резко вскочила на ноги, но Осберн ее опередил.

Он оттолкнул кресло и воскликнул:

– Любимая!

Элисон пыталась загородить ему дорогу, но он перепрыгнул через стол.

Дэвид схватил ее за руку.

– Не мешай ему.

– Он замучает ее.

Осберн бросился к Филиппе и заключил ее в объятья.

– Он ее не мучает.

– Не сейчас, потом.

После мгновенного колебания Филиппа обняла Осберна и спрятала лицо у него на груди.

– В чем дело, что происходит? – встревоженно спросил поспешно подошедший Гай.

– Разве ты не видишь? – мрачно отвечал Дэвид. – Осберн нашел свою давно исчезнувшую жену.

– Филиппу? – Гай побледнел. – Филиппа замужем за этим чудовищем?

– Похоже на то, – кивнул Дэвид.

– Мы должны спасти ее, – с трудом выговорил Гай изменившимся голосом.

– Она пришла по собственному желанию, – угрюмо сказал Дэвид.

– Моя жена! – Осберн повернул Филиппу лицом к холлу и утер слезы. – Моя жена, которую я считал умершей, вернулась ко мне. Это чудо. Чудо!

Люди Осберна приветственно зашумели, на губах Филиппы появилась робкая улыбка.

– Так вот почему он говорил так громко, – догадалась Элисон. – Он знал, что она скрывается где-то здесь.

– Вероятно.

Элисон снова хотела подойти к ним, но Дэвид больно дернул ее за руку.

– Она сделала свой выбор.

– Еще бы ей не выйти. – Элисон едва могла говорить от ужаса и негодования. – Она моя подруга, а он нам угрожал.

– Я не глухой.

– Мы не можем отдать ее ему, – с тревогой сказала Элисон.

– Она сделала свой выбор, – твердо повторил Дэвид и окончательно потерял терпение. – Ты думаешь, мы имеем право разлучить мужа с женой?

Со стоном отчаяния Гай исчез в тени под лестницей.

– А Осберн ведь не кто-нибудь, – неумолимо продолжал Дэвид. – Он кузен короля.

– Он знаменитый рыцарь.

– Он чуть не убил ее.

Жестами и улыбками Осберн выражал свой восторг по поводу встречи с женой. Если бы Элисон не знала его гнусную натуру, она могла бы поверить в его искренность.

– Если то, что ты сказала мне в огороде, правда, Осберн не убьет ее, опасаясь королевского гнева.

– О нет. Он только изобьет ее до бесчувствия. А кто узнает, если он ее и убьет? Кому какое дело? Женщины знают, кто такой Осберн, а мужчины слишком глупы и бесчувственны, чтобы что-нибудь понимать, – закричала Элисон в бешенстве от его глупости и равнодушных рассуждений.

– Папочка? – почувствовав тревогу и смятение взрослых, к нему подкралась Бертрада. – Что случилось? Почему вы ссоритесь?

– Мы не ссоримся, милая. – Одной рукой Дэвид прижал ее к себе, другой он по-прежнему крепко удерживал Элисон. – Твоя новая мама будет скучать по своей служанке, вот и все.

– Леди Элисон… – Леди Эдлин прошептала это имя как какое-то магическое заклятие. Никакой обрученной невесте нельзя было присутствовать при подобной сцене. Но у Элисон не осталось душевного тепла, чтобы успокоить девушку. Переживания за подругу подавили в ней все другие чувства. За подругу, которую ей больше не увидеть.

Филиппа и Осберн стояли у стола.

– Элисон, я еду с ним, – робко сказала Филиппа.

– Вызови его на поединок, – повернувшись к Дэвиду, потребовала Элисон.

Дэвид стал пунцовым.

– Не могу.

– Я для этого и нанимала тебя. Пришло время отработать полученные деньги. Вызови его.

– Это было бы бесполезно.

Осберн усмехнулся.

– Разве вы не знали? Я – новый телохранитель короля.

– Что вы хотите этим сказать? – Это был глупый вопрос, но Элисон была уверена, что не поняла что-то.

– Я хочу сказать, что ваш сэр Дэвид и я сразились в присутствии короля, и я одержал победу.

Это было невозможно. Это было просто невозможно.

– Я говорил тебе, что потерпел поражение. Ты меня не слушала. Ты настояла на том, чтобы нанять меня.

– Ты никогда не говорил мне.

– Ты не назвала своего врага. Ты не сказала, кто мучил тебя. Если бы ты это сделала, я бы рассказал тебе все. Такие поражения не забываются.

Значит, ее гениальный план был обречен с самого начала, и все потому, что она не дала себе труда разобраться как следует. Она думала только о славе легендарного наемника, а теперь Осберн заберет жену и ребенка, и никто за них не заступится. Бессильный гнев овладел ею.

– Прости меня, – печально сказала Элисон Филиппе.

– Мне нечего прощать. Ты дала мне приют, но теперь я возвращаюсь к нему.

Осберн торжествовал.

– Она любит меня, Элисон.

– Я буду ему лучшей женой на этот раз, – поспешно добавила Филиппа.

– Ты всегда была хорошей женой, – голос Элисон прерывался.

Осберн продолжал, как будто и не слышал этого разговора.

– Я на вас зла не держу, сэр Дэвид. Это все дело рук вашей жены, но я не стану осаждать ваш замок или уговаривать короля лишить вас земель, которые вам так дорого достались, при условии, что ничего подобного больше не случится.

– Да, это много для меня значит, – признал Дэвид, как будто Осберн удостоил его какого-то благодеяния.

– Ты жалкий трус. – Элисон даже не понимала, кому предназначались эти оскорбления. – Ты ничтожный предатель! – Она всегда знала, что Осберн гнусный негодяй, но Дэвид… Дэвиду она верила. Она верила в его легендарную славу, а он… он обрек женщину на смерть ради своих земель и ее богатства.

– Я поступаю правильно, – сказал Дэвид. – Возможно, впервые в жизни.

– Пусти меня! – Вырвавшись из его рук, Элисон обежала вокруг стола и упала на колени у ног Филиппы.

– Я обещала сберечь тебя… я обещала и не сдержала слова.

У леди Эдлин вырвалось рыдание, которое послужило сигналом для остальных, и служанки тоже начали всхлипывать.

– Нет. – Филиппа решительно коснулась головы Элисон. – Никогда не думай так. Ты – моя лучшая подруга.

Одна за другой женщины разразились слезами. Презрительно фыркнув, Осберн кликнул своих людей.

– Собирайтесь. Мы должны выехать отсюда засветло. Филиппа, мы немедленно отправляемся.

Он повлек ее за собой к двери.

– Ты не нарушила свое обещание, – обратилась она на ходу к Элисон. – Всегда помни об этом.

Элисон широко раскрыла глаза. Ребенок. Она обещала уберечь ребенка, и Филиппа сейчас уезжает одна, без Хейзел. Осберн, наверно, забыл о ней в своем торжестве.

Но и Дэвид забыл о ней. Он не мог вынести рыданий, не мог вынести презрительных женских взглядов. Даже его друг Гай Арчер, знавший о его испытаниях, смотрел на него с негодованием.

Больше того, он не мог вынести подавленного, потрясенного вида Элисон, все еще стоявшей на коленях.

– Я уверен, что этот сукин сын добром не уберется, – пробормотал он и, вскочив на ноги, последовал за Осберном.

Полуденное солнце пробилось сквозь облака. Дэвид, прищурившись, смотрел на столпившихся у конюшни людей. Роджер покачивался в седле, один глаз у него заплыл, на лбу была огромная шишка. Дэвид слышал их голоса и резкие приказания Осберна.

– Делайте, что вам говорят. Отправляйтесь, я получил то, за чем сюда приехал.

Он сел на коня и посадил Филиппу перед собой. Он обращался с ней бережно и так успешно играл роль любящего мужа, что Филиппа робко улыбнулась, когда, он обнял ее за талию.

При виде этого Дэвид испытал облегчение. В конце концов, Элисон могла и ошибаться. Быть может, Осберн был грубоват с женой, и та стала жаловаться Элисон. Быть может, как его первая жена, Филиппа все преувеличивала и делала из мухи слона. Элисон услышала жалобный шепот и раздула его до крика о помощи. Точь-в-точь, как его первая жена. Все женщины одинаковы.

Голос Осберна перекрыл скрип седел, звон сбруи и крики его рыцарей.

– Филиппа, а где ребенок?

Ребенок. Дэвид, шатаясь, отошел и прислонился к стене. Где ребенок Филиппы?

Все затихли, не сводя глаз с Осберна и его жены.

– Она умерла, Осберн. – На глазах Филиппы блестели слезы, но ее голос звучал твердо и уверенно. – Я кормила ее, она заразилась горячкой и… и умерла.

– Настоящей горячкой? – Осберн заметил Дэвида и, с места взяв в галоп, остановил коня у самой лестницы.

– Моя жена говорит, что наш ребенок умер. Это правда, сэр Дэвид?

Ему показалось, что солнце вдруг потускнело. Дэвид смотрел на самодовольного, ликующего Осберна и на его сокрушенную, умоляющую жену. Твердо, без тени колебания, он впервые солгал.

– Ваша дочь умерла две недели назад. Мы все ее оплакиваем.

Филиппа ничем не выдала себя, но Дэвид ощутил ее благодарность как горький упрек.

– Очень жаль. Но ребенок был еще мал, и притом девочка. Мы всегда можем родить другого.

Филиппа вздрогнула.

Похлопав ее по плечу, Осберн спросил:

– Ведь так, Филиппа?

– Да, милорд, – покорно отвечала она.

– Вы поступили правильно, сэр Дэвид, не сомневайтесь. – Осберн поднял руку в знак прощания, и тут Дэвид увидел это.

Золотое кольцо, продолговатый овал с вытисненным на нем фамильным гербом.

Баран. В гербе герцога Фрэмлингфордского был баран.

Дэвид пристально смотрел на кольцо. Ослепительный блеск золота ожег ему мозг.

Осберн тронул коня. Свита последовала за ним. Внутренний двор опустел.

А кольцо все еще стояло у Дэвида перед глазами. Он открыл дверь и неровными шагами вошел в башню. Переход, ведший в большой холл, казался темнее обычного. Оттуда доносился глухой шум, слуги убирали со стола. Кольцо. Проклятое кольцо.

Даже Осберн не мог сделать такого ребенку. С младенцем. Хейзел не было еще и месяца, когда Филиппа бежала от него. Но эта страстная мать оставила свое дитя, чтобы уехать с мужем. Ради чего, как не для того, чтобы спасти своего ребенка?

Дэвид обдирал себе пальцы о камни, пробираясь вдоль стены. Но еще более мучительно страдало его сознание, по мере того, как он добирался до истины. Неужели Осберн снял кольцо с гербом, накалил его и приложил к нежному тельцу Хейзел? Неужели он был настолько жестокий, настолько извращенный человек?

Перед ним распахнулась дверь в холл. Он хотел быть рядом с Элисон, утешить ее, стереть с ее лица это растерянное выражение. Ему нужно было поговорить с ней, узнать всю правду и найти какой-то выход. Он нуждался в руководстве, которое мог получить только от нее.

Сначала мимо него торопливо прошел слуга с горой немытой посуды. Затем пробежала служанка с охапкой одежды, потом другая – с узлом грязного белья. Никто не обратил на него внимания, как будто его тут и не было.

Быть может, ему самому хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, настолько он желал скрыться куда-нибудь. Машинально он дотронулся до своего лица. Нет, он был здесь. Желай не желай, ничего не изменишь.

Как только Дэвид вошел в холл, он увидел, что суетящиеся слуги представляли собой расплывающиеся круги на воде, а в центре водоворота была Элисон. Вокруг нее стояли раскрытые сундуки.

Если ее и сразила потеря Филиппы, сейчас по ней это было незаметно. Это была та Элисон, с которой он впервые познакомился, исполненная самообладания и решимости. Он услышал, как она отдала служанкам приказание укладываться, и наконец до него дошло, что она уезжает.

Уезжает. Выступив вперед, он громко спросил:

– Куда это ты собралась?

На какое-то мгновение все застыли. А потом суета возобновилась с новой силой. Все, казалось, подчеркнуто его игнорировали.

Все, кроме Элисон.

– Я уезжаю, – холодно сказала она.

– Уезжаешь?

– Я наняла тебя, чтобы охранять меня и моих людей. Ты не сумел этого сделать. Ты мне больше не нужен.

Последнюю служанку она удостаивала большего уважения. И что всего хуже, он боялся, что заслуживал ее презрения. Внутренний стыд обратился в гнев.

– Вы забываете, миледи, что вы моя жена.

Она стояла неподвижно, опустив по бокам бездействующие руки.

– Мне этого не забыть, как бы я ни старалась.

Она его разозлила. Как могла она оставаться воплощением надменного презрения, когда в нем бурлили сомнения и опасения! Самым мерзким тоном, каким только мог, Дэвид спросил:

– А что, если я не отпущу тебя?

– Но ты же очень легко отпускаешь других. – Она говорила безо всякого выражения, но ему было ясно, что она о нем думала. – Посмотри, с какой готовностью ты отпустил Филиппу.

Его взбесило это невысказанное обвинение в трусости.

– А что бы ты хотела, чтобы я сделал? Позволил Осберну погубить ради нее мою семью?

– Твою семью? – зло засмеялась Элисон. – А не твои земли, не богатство, которое я тебе принесла? Почему ты не упомянул об этом?

– Я немало потрудился ради того, чем я владею.

Раздраженный необходимостью оправдываться, он пытался ей объяснить.

– Я имел право защищать свою собственность.

Самообладание изменило ей. Сжав кулаки и сверкая глазами, она яростно сказала:

– Да, а человеческая жизнь для тебя ничего не стоит.

Он разъярился не меньше ее.

– А кто ты такая, чтобы осуждать меня? Холодная, черствая старая дева, в которой нет и капли любви.

Ее минутная вспышка погасла.

– Ни капли, – быстро согласилась Элисон.

Ее сдержанность еще больше вывела его из себя.

– Я женился на тебе только из жалости.

– И из-за денег, – напомнила она. – Не забудь о деньгах.

– Будь они прокляты! – Он был сейчас искренен, как никогда. – И ты тоже! – Этого Дэвид не хотел говорить, но слова сорвались с языка, и он не мог взять их обратно.

Губы у нее слегка дрогнули, чуть-чуть сдвинулись брови. Всякому, кто мог что-нибудь понимать, было ясно, что это был для нее предел душевной муки.

– Я нарушила клятву, данную перед Богом, защитить Филиппу. Так что я в любом случае проклята, если это тебе так приятно сознавать.

– Ты клялась перед Богом повиноваться мне.

Он ожидал возражений, но Элисон его удивила.

– Какое значение имеет еще одна попранная клятва?

– Ты находишь, что наши свадебные обеты недействительны?

– Я нахожу, что они ничего не значат.

Из солара вышла леди Эдлин с Хейзел на руках. Элисон потянулась к ней.

– Мы должны быть благодарны, что ты забыл о ребенке, а то Осберн мог бы замучить еще одно беззащитное создание.

– Нет! – Но никто не слышал, как он солгал ради спасения Хейзел, и кто бы из его обвинителей поверил ему теперь?

Элисон по-прежнему держала Хейзел, как какое-то чуждое ей существо, но Дэвиду казалось, что ребенок нужен ей сейчас больше, чем она ему.

– Я буду присылать тебе содержание каждый месяц, – отчеканила Элисон. – Джордж Кросс останется моей постоянной резиденцией, и когда я там обоснуюсь, ты можешь прислать ко мне Бертраду.

Взгляд его упал на дочь. Она сидела, втянув голову в плечи, держа на коленях котенка Элисон. Платье, которым она так гордилась, сбилось на сторону и смялось. За ней, прислонившись к стене, стоял Гай.

– Я предложила взять ее с собой сейчас, но она не хочет. Она все еще привязана к тебе.

– Очень великодушно с твоей стороны.

Элисон подошла к Берт. Опустившись на колени, она тихо говорила с ней, лаская котенка. Берт с улыбкой отвечала, но при взгляде на отца эта улыбка исчезла.

– Пришли ее, когда будет возможно, – распорядилась Элисон, вставая. – Она заслуживает достойного воспитания.

Он хотел возразить, что при ее неопытности ей не воспитать его ребенка, но слуги начали запирать сундуки и перетягивать их кожаными ремнями. Все шло слишком быстро.

– Ты не могла так скоро собраться.

– Тебе понадобится все, что я привезла сюда. Моих запасов в Джордж Кроссе мне хватит.

Айво и Ганнвейт взгромоздили сундуки на плечи и прошли мимо него, обращая на него внимания меньше, чем на какого-нибудь таракана.

Отчаянно пытаясь как-то задержать ее отъезд, Дэвид сказал:

– Тебе нужна охрана в дороге, а эти двое уже показали, чего они стоят.

– Их будет достаточно для защиты от воров и разбойников.

Элисон позволила леди Эдлин накинуть на себя плащ.

– Теперь мне никто не угрожает. Можно даже сказать, что ты исполнил то, для чего был нанят. Ты избавил меня от опасности.

Она прошла мимо него к двери, сопровождаемая слугами. У двери она обернулась.

– Прощайте, сэр Дэвид. Я желаю вам здоровья и счастья.

– Подожди! – Он поспешил за ней, но служанки загородили ему дорогу. – А как же наш ребенок?

– Я дам вам знать, когда он родится, и если вы захотите, можете приехать повидать его. Других прав у вас нет.