– Что с моим ребенком?

Филиппа была бледна, лицо в синяках, один глаз совсем заплыл, но она была жива, Осберн мертв, и Элисон была уверена, что ее подруге больше ничто не угрожает. Им обеим нужно было привыкнуть к мысли, что угрозы их жизни и счастью больше не существовало.

– Хейзел здорова, но она скучает по тебе. – Элисон не стала рассказывать ей, как она часами укачивала ребенка, пытаясь успокоить потерявшую мать девочку.

– Я жду не дождусь снова взять ее на руки. – Голос Филиппы задрожал, и служанки, умывавшие и кормившие ее, удвоили свои усилия угодить госпоже, которой их заставляли пренебрегать.

Они сидели в спальне Филиппы.

– Ты скоро ее увидишь, – пообещала Элисон.

– Я надеюсь. Я уеду отсюда и никогда не вернусь.

Элисон не знала, как и когда это случилось, но у добродушной Филиппы появилась непреклонная решительность. Никому больше не удастся обидеть ее. Она, быть может, снова выйдет замуж – по мнению Элисон, Филиппа была создана для замужества, – но никто уже не возьмет над ней верх. Подойдя к подруге, Элисон опустилась возле нее на колени.

– Мысль о тебе в руках Осберна не давала мне покоя.

Филиппа коснулась ее щеки.

– Тебе не стоило волноваться. Ведь он любил меня.

– Ужасная, извращенная любовь! – Прижимая к лицу руки Филиппы, Элисон благодарила Бога за ее чудесное избавление. – Он тебя все время держал в подземелье?

– Он говорил, что должен наказать меня за побег. Мне было все равно, что бы он ни делал, раз я знала, что Хейзел в безопасности.

– Она здорова, – повторила Элисон.

– Я поеду к ней, как только успею собраться. – Филиппа повернулась, и служанка положила ей на распухший глаз холодную примочку. – Сегодня. Я выеду сегодня.

Элисон вспомнила о короле и придворных, дожидавшихся внизу. Но тут же о них и забыла.

– Я велю приготовить повозку. Тебе будет тяжело ехать верхом.

Филиппа хотела было возразить, но раздумала.

– Можно будет найти мне сопровождающего?

– Надень чистое платье, а я поговорю с Дэвидом. Он кого-нибудь найдет.

Элисон открыла дверь.

Гай Арчер ввалился в комнату, словно он все время прислонялся к двери с другой стороны.

– Я это сделаю, – решительно сказал он, выпрямившись.

– Что? – не поняла Элисон.

– Я буду сопровождать миледи. Я сочту за честь соединить ее с ребенком.

Элисон посмотрела на Гая, потом на безмятежно улыбавшуюся Филиппу.

– Вы подслушивали? – поразилась она.

Казалось, Гай ее не слышал. Он видел одну только Филиппу и обращался только к ней.

– Угодно будет вашей светлости, чтобы я сопровождал вас?

– С большой благодарностью, добрый рыцарь. О таком сопровождении я и не мечтала.

Она протянула руку. Он бросился к ней и, опустившись на колени, поцеловал ее. Элисон внезапно почувствовала себя лишней. Она вышла в коридор и увидела там Дэвида с каким-то странным выражением на лице. Было ясно, что он вместе с Гаем дожидался под дверью.

– Они любят друг друга? – удивился он.

– Я никогда раньше не подозревала, но кажется, что да… или, во всяком случае, готовы полюбить. – Сама не зная почему, Элисон покраснела и опустила глаза.

– Они вроде бы неподходящая пара, но любовь расцветает везде, где ей заблагорассудится, – произнес он, многозначительно понизив голос.

В его словах скрывалась какая-то тайная мысль, которую она не могла понять. Но она нашла выход в своей обычной деловитости.

– Поскольку ты теперь в милости у короля, объясни ему, что Филиппа хочет поскорее обнять свое дитя и просит разрешения отправиться немедленно…

– В милости у короля? Я? – Голос его опять звучал как обычно, и она рискнула взглянуть на него. Хотя губы его были поджаты, глаза неотрывно следили за ней и, казалось, искали какой-то особый смысл в каждом ее движении.

– Ты тоже в милости у короля.

– Этого не может быть. Я угрожала ему мечом.

– И очень неумело. Но ты сделала одну вещь, которая гарантирует тебе его расположение. – Его губы дрогнули в улыбке. – Ты вышла за меня замуж.

– С таким же успехом я могла бы выйти за кого угодно, – резко сказала она, раздраженная его неотступным наблюдением. Многие говорили, что не понимают ее. Дэвид, наоборот, понимал Элисон слишком хорошо, и в настоящий момент ей не хотелось, чтобы он догадался о ее чувствах. Она и сама не была уверена, что это были за чувства и почему она оскорбила его.

Но он не обиделся.

– Ведь никто больше не хотел на тебе жениться?

– Слишком многие этого хотели.

– Не тебя, – поправил он ее, – а твои владения.

Элисон хотела возразить, что она и ее владения – одно и то же, но это была бы неправда. Она была леди Элисон из Джордж Кросса, но не сам Джордж Кросс. Она навсегда разъединила эти два понятия, когда рискнула всем своим состоянием, чтобы спасти Филиппу.

А Дэвид… что же, пусть он хотел получить Джордж Кросс, но он хотел и ее. Для него она была не лишним приложением к своим владениям, а еще одним украшением на щите.

Дэвид не раз говорил ей об этом, и теперь она ему поверила.

Элисон зажмурилась. Уж не бредит ли она наяву? Очень похоже. Открыв глаза, Элисон обнаружила, что Дэвид исчез. Она бросилась за ним, но снизу уже раздавался его голос. Он просил короля отпустить Филиппу сегодня же.

У нее тоже были свои обязанности, напомнила она себе. Ей нужно было распорядиться о повозке для Филиппы, а не бегать за своим мужем, чтобы вести с ним бесконечные разговоры.

Когда она думала о том, как останется с ним наедине и как они примутся говорить о своих взаимоотношениях, ей представлялось его полунежное-полусердитое выражение лица, и она недоумевала, что оно могло означать.

Ей не хотелось возвращаться в спальню Филиппы, и она знала, почему. Казалось, слишком много света проникало в эту темную комнату, но этот свет излучало не солнце, а счастье. Оно согревало каменные стены, гобелены, потолочные брусья и деревянный пол. Она боялась взглянуть на Гая и Филиппу, чтобы их восторг не ослепил ее.

Подозвав служанок, Элисон приказала им готовиться к отъезду. В это время вернулся Дэвид.

– Мы сейчас же уезжаем, – объявил он.

– Мы? Кто это мы? – спросила удивленная Элисон.

– Гай, леди Филиппа, ты и я. – Дэвид взял ее за руку. – И Луи.

– Мы с тобой не можем уехать.

Он потянул ее к двери. Она упиралась.

– Но мы должны оставаться при короле.

– Он приказал нам ехать.

– Благодаря твоим проискам!

Дэвид пожал плечами.

– Разумеется. Я сказал ему, что леди Филиппе по дороге в Джордж Кросс нужен солидный эскорт, потому что я подал пример мелкому дворянству жениться на богатых вдовах.

Спускавшийся по лестнице Гай засмеялся.

Дэвид был явно горд собой.

– Ему чуть дурно не стало при мысли, что от него ускользнет еще одна богатая наследница.

– Вы опасный человек, – сказала Филиппа с восхищением.

– Как ты можешь одобрять такое поведение? – возмутилась Элисон.

Повозка была готова, лошади оседланы, Ганнвейт и Айво терпеливо ожидали отъезда.

– Надо пользоваться случаем оказать королю почести, чтобы заручиться его милостями.

– По королевской милости я получила в мужья Осберна. Больше я такой милости не хочу.

Вспышка Филиппы ошеломила Элисон. Дэвид тем временем усадил ее на лошадь.

– Мы отправляемся на север, в Джордж Кросс, а потом леди Элисон и я поедем дальше в Рэдклифф.

– Вот как? – сказала Элисон. – А я хотела остаться в Джордж Кроссе, чтобы ухаживать за малышкой.

– В самом деле?

На самом деле она не хотела этого. Ее вышколенные служанки окажут Филиппе достойный прием. Но Элисон боялась остаться наедине с Дэвидом.

– Пусть будет так, как ты хочешь, – сказал он, но лицо у него вытянулось. – Как и Филиппа, я хочу убедиться, что моя дочь здорова и благополучна.

– А разве с Берт что-то не так? – осведомилась Элисон.

– Нет, но, прощаясь с ней, я предупредил ее, что мы, может быть, видимся в последний раз, поскольку я не надеялся вернуться живым. – Он задумчиво улыбнулся. – Я хочу ее успокоить.

Он действительно мог погибнуть. Элисон стало дурно, когда она подумала, как был близок к цели клинок Осберна. При мысли о Бертраде у нее заболело сердце.

Она могла бы остаться в Джордж Кроссе без Дэвида. Но она даже не упомянула об этом, потому что желала доставить Гаю и Филиппе возможность побыть вдвоем.

«И что только сталось с прежней Элисон, – удивленно подумала она. – Ведь та никогда бы не одобрила любовь вдовствующей герцогини и простого рыцаря».

Эту прежнюю леди Элисон убил Осберн. Из всех мужчин, которых она когда-либо встречала, он один отвечал ее требованиям как идеальный супруг. У него было все: богатство, знатное происхождение и чувство долга, но его злодейства причинили мучения Филиппе и Хейзел и привели его к собственной гибели.

От руки Дэвида. Элисон посмотрела на своего мужа. Теперь, когда она рискнула для другого человека собственной жизнью, она понимала его сомнения. Она приставила меч к горлу короля и угрожала ему, и все это время колени у нее тряслись, зубы стучали. Одного его возгласа было достаточно, чтобы ей пришел конец, и она понимала, что все равно не могла бы убить его, даже ради спасения Филиппы.

Она никогда не могла убить. Она была бестолковая трусиха. Но Дэвид убил Осберна, хотя и знал, что если не погибнет от руки герцога, то может стать жертвой мести со стороны короля.

Ей хотелось сказать Дэвиду, как она уважает его за отважный поступок в защиту Филиппы, но она не могла.

Только не в присутствии Гая и Филиппы.

Поэтому она выжидала.

Путешественники прибыли в деревню Джордж Кросс и там простились. Гай и Филиппа поехали в замок, а Дэвид и Элисон дальше на север.

С каждым шагом молчание становилось все более тягостным.

Дэвид хотел поговорить с ней. Он хотел объяснить, почему сначала позволил Осберну увезти Филиппу, а потом отправился освобождать ее. Он хотел сказать ей, что поступил должным образом, как ему тогда казалось. Теперь он понимал, как мучительно ей было выбирать между обязанностями госпожи Джордж Кросса и любовью к подруге.

Айво и Ганнвейт следовали за ними по пятам, и ему было неловко говорить об этом при них. Даже по ночам они ни на минуту не оставались одни.

Но время шло, и скоро они оказались на холме над Рэдклиффом. Дэвид смотрел на свой любимый замок без надежды и радости. За все их длительное путешествие они с Элисон обменялись только несколькими учтивыми фразами. Ему казалось, что так будет продолжаться вечно. Они могут провести всю оставшуюся жизнь, страстно желая объясниться и в то же время боясь обнаружить свои чувства.

Кто из них первым нарушит молчание? Внезапно Дэвиду стало смешно. Как он мог сомневаться? Элисон знала во всех тонкостях, как управлять своими поместьями, но не имела ни малейшего представления о сложностях супружеской жизни. При всем ее богатстве никто никогда не любил ее, так что придется ему научить ее.

Луи, казалось, разделял его мнение. Вместо того чтобы спешить в конюшню, он отставал, и Элисон с ее телохранителями опередила их.

Она оглянулась и, дав знак Айво и Ганнвейту ехать дальше, вернулась к Дэвиду.

– Твой конь захромал? Эта дорога тяжела для животного в таком преклонном возрасте.

Луи повернул голову и бросил на Дэвида взгляд, исполненный презрения. А потом, как бы поняв что-то, тряхнул головой и остановился. Дэвид опустил поводья.

– Что у него болит? – спросила Элисон. – Он потерял подкову? Он…

Элисон поняла, что Дэвид смотрит на нее изучающе. Она перестала беспокоиться о Луи и начала беспокоиться о том, что скажет ей Дэвид и что она ему ответит.

– Я хочу тебя спросить. – Он старался говорить непринужденно. – Ты меня любишь?

Ему явно не повезло, потому что она отшатнулась, и ее лошадь отступила на несколько шагов.

– Что?

– Ты меня любишь?

Она, видимо, ожидала, что он заговорит о преданности, чести или долге. О том, что она знала, что ей было знакомо на собственном опыте. А он задал ей вопрос, озадачивший ее своей непривычностью.

– Люблю? – Она выпрямилась в седле. – О какой любви ты говоришь? Я восхищаюсь тобой. Я ценю твои благородные качества.

– А как насчет моих не столь благородных качеств?

– Ими я не восхищаюсь.

– Но ты любишь меня за них?

– Дэвид. – Она откинулась назад. – Нельзя восхищаться людьми за их неблагородные качества.

– А я и не хочу, чтобы ты мной восхищалась. Я хочу, чтобы ты меня любила.

Она наморщила брови, и ему стало ясно, что придется потрудиться, если он хочет, чтобы она поняла его. Он протянул ей руку, и она медленно и осторожно взяла ее в свою.

– Что ты чувствовала, когда я отпустил Филиппу с Осберном?

Всякое выражение исчезло с ее лица, пальцы похолодели.

– Я тобой не восхищалась.

– Это довольно мягко сказано по отношению к человеку, отпустившему твою любимую подругу к мужу, который наверняка убил бы ее.

Глубоко вздохнув, она призналась:

– Мне не нравились твои поступки.

– Мои поступки? Ты питала отвращение к моим поступкам?

Как искусно она провела грань между его личностью и его поступками!

– А как ты относилась ко мне?

– Я… ты мне не нравился.

Он смотрел на нее недоверчиво.

– Я испытывала отвращение к тебе.

– Ты ненавидела меня.

Она смотрела в сторону.

– Ты ненавидела меня, но ты – разумная женщина, которая всегда поступает логично, поэтому ты забыла и думать обо мне и начала строить свое будущее без меня.

Она несколько раз тщетно пыталась заговорить и наконец с трудом выговорила:

– Это не совсем так. Я потратила зря много времени, думая о том, как… как…

– О чем же?

– Как бы я хотела вырвать у тебя печень и скормить ее кошкам.

– Это больше похоже на правду. Я так надеялся, что ты сможешь это произнести.

Она слегка приоткрыла рот и покачала головой, словно недоумевая.

– Когда ты приехала в замок Осберна и увидела меня сражающимся с ним, о чем ты подумала?

– Я подумала, что ты понял ошибочность твоего…

– Я тебе не верю!

Эта резкость не могла не шокировать такую сдержанную и искушенную в дипломатии женщину, как Элисон, но она продолжала, тщательно выговаривая каждое слово:

– Мне хотелось выразить свою радость не совсем пристойным образом.

Он с облегчением усмехнулся и поддразнил ее:

– Непристойным образом, вот как?

– Мне хотелось прыгать и громко кричать.

Это было очень важное признание. Но Дэвиду его было мало.

– И все это потому, что ты была рада видеть меня. Стала бы ты так радоваться, если бы Филиппу защитил кто-нибудь другой?

Кончики ее пальцев щекотали ему ладонь, губы улыбались, взгляд стал рассеянным.

– Нет. Я знала, что этим рыцарем будешь ты.

Ее слишком быстрый ответ подействовал на нее саму отрезвляюще.

– Я хочу сказать, я наняла тебя, чтобы ты защитил меня, и я ожидала, что ты исполнишь свой долг.

– И ты была в восторге, когда я это сделал.

– Да, я была довольна.

Он укоризненно вздохнул.

– Я была очень рада.

Он еще не успел выразить свои сомнения, как она постаралась высказаться точнее.

– Я была… горда. Я была… в восторге.

– Почему?

– Потому что ты…

Ей не хотелось говорить это. Он видел, как она боролась со своей гордостью.

Но мужества ей было не занимать, и она наконец призналась:

– Потому что ты – мой единственный герой.

Дрожь пробежала у него по спине при этом вынужденном признании. Наконец-то они добрались до сути. Ему хотелось кричать, танцевать, заставить Луи брать препятствия и любить Элисон сейчас же, прямо на траве. Но он удовольствовался лишь тем, чего она желала. Он произнес простую, понятную ей фразу:

– Значит, ты действительно любишь меня.

На ее лице промелькнули выражения страха, недоумения, удивления, а потом и счастья. Это понравилось ему больше всего.

– Откуда ты знал? – тихо спросила она. – Ведь я сама не догадывалась. И почему ты решил сказать мне об этом?

– Я подумал, что раз уж мне пришлось объяснить тебе, что у тебя будет ребенок, почему бы не сказать тебе, что ты любишь меня.

* * *

Когда раздался первый удар грома, Берт и я оставили наши луки и стрелы. Только что небо было ясным и вдруг, откуда ни возьмись, тучи! Мы посмотрели друг на друга.

– Они вернулись! – радостно сказал я.

– Я говорила тебе, что папа победит! – ликовала Берт.

Я хотел встряхнуть ее как следует, но нельзя было терять время. Мы влезли по лестнице на стену и увидели Луи и лошадь леди Элисон, а далеко позади две маленькие фигурки бежали под прикрытие деревьев от настигавшего их дождя.

– Надеюсь, волки не съедят их, – сказал я.

Первые капли дождя упали Берт на нос, и она улыбнулась, показав пустое место, где у нее выпали еще два зуба.

– Они не съедят папу, потому что у него меч. И они не съедят леди Элисон, потому что она жесткая.

Берт была права. Когда дождь прекратился, сэр Дэвид и леди Элисон вернулись пешком домой. Они поели, вымылись и удалились в спальню, где оставались очень долго.

В тот год по всей Нортумбрии был такой урожай, что амбары ломились от зерна. По весне леди Элисон родила двух крепких мальчиков-двойняшек. Сэр Дэвид чуть не лопнул от гордости и всем, кто только готов был его слушать, рассказывал сказку своей бабушки о том, как большая любовь согревает всех вокруг.

Для кого это была сказка, а для нас самая что ни на есть быль.