Мэриан пыталась заглушить вопль, но было слишком поздно. Что она наделала?! Пресвятая Мария, что она наделала?!

Неужели он понял?

Смогла ли она скрыть?

Открыв глаза, Мэриан уставилась на Гриффита.

Он смотрел на нее… и был вне себя от бешенства. И взгляд его не был дружелюбным, он обжигал. Вот именно – обжигал. И тут… Гриффит улыбнулся во весь рот и прошептал:

– Я сделал тебе больно, милая, но в первый раз это неизбежно. А теперь… теперь я подарю тебе наслаждение.

Когда они успокоились, постель была разорена. Подушки куда-то исчезли, простыни – сняты и скомканы, одеяла валялись на полу. Если в комнате и было холодно, она этого не заметила, поскольку его местью за обман было, как Гриффит и обещал, наслаждение, ничем не замутненное наслаждение.

Больше, чем Мэриан могла вынести.

И, словно разбитый витраж, осколки которого уже больше не образуют картину, она не могла собрать себя в единое целое и лишь лихорадочно пыталась придумать правдоподобное объяснение всему, что случилось… или не случилось раньше. Но Гриффит не дал ей времени поразмыслить, подумать, решить. Он наклонился над ней, гладя нежное горло, пока Мэриан не открыла глаза, и насмешливо шепнул:

– Столько лет езды верхом, по-мужски… и все зря.

Он нашел удовлетворение. Мэриан не была слишком опытной, но это понимала. Его полустон-полукрик первобытного наслаждения был неотделим от того ослепительно прекрасного… пережитого только сейчас, минуту назад. Однако его взгляд по-прежнему пылал страстью, возбуждая в ней ответный жар, и когда Мэриан потянулась за одеялом, чтобы прикрыть наготу, Гриффит остановил ее.

– Что ты имеешь в виду? – дрогнувшим голосом спросила она. Он снова улыбнулся улыбкой сытого хищника.

– Езда по-мужски не смогла уничтожить твою девственность.

Мэриан нервно дернулась.

– Я знаю, – многозначительно подчеркнул Гриффит. Мэриан снова попыталась схватить покрывало. И снова он не дал.

– Мне холодно, – пожаловалась она.

– Я накрою тебя.

Но Гриффит не имел в виду одеяло. Он подмял ее под себя, и оказалось, что его тело горит таким же огнем, как и глаза. Мэриан пыталась подавить панику, готовая пожинать плоды собственной глупости, но не плоды страсти.

– Расскажи еще раз, откуда у тебя появился Лайонел, – велел Гриффит.

Приложив руку ко рту, Мэриан чувствовала, как безмолвно шевелятся губы.

– Я никогда не говорила тебе ничего важного, – выдавила она наконец.

Ее уклончивость еще больше рассердила Гриффита, и он вдавил ее глубже в перину.

– Ты не задумалась лечь со мной в постель и слиться в единое целое. Так где же правда? Отвечай!

– Это не моя тайна, и я не имею права открывать ее. Я отдалась тебе. Не проси о большем.

– Но ты не отдала мне себя. Подарила лишь свое тело, и, как оно ни прекрасно, все же этого недостаточно. – Прижав пальцы к ее вискам, Гриффит прошептал в розовую раковинку ушка: – Я хочу то, что внутри. Хочу проникнуть в твой ум, в душу леди Мэриан Уэнтхейвен.

– Но не можешь. Ты скоро уедешь, а я останусь здесь… – Но, видя, что Гриффит отрицательно потряс головой, Мэриан спросила: – Разве это неправда??

– Я останусь рядом, как приказано моим повелителем, добрым королем Генрихом.

Потные ладони скользили, но Мэриан ухитрилась оттолкнуть его, и Гриффит послушно сел. Он был бесстыдно, впечатляюще обнажен: бугристые мышцы и легкую поросль волос то тут, то там рассекали шрамы, старые и новые. Он наблюдал за ней прищуренными глазами и, когда Мэриан потянулась за одеялом, на этот раз не возражал. Но ее стремление прикрыться было совсем незначительным по сравнению с желанием понять его. Недоверчиво-ошеломленным шепотом, боясь узнать страшную правду, она спросила:

– Что ты хочешь сказать? Что это значит?

– В посланном мне письме он приказал остаться и наблюдать за тобой.

Лучше бы он ударил ее. Мэриан спокойнее перенесла бы боль, чем предательство, это доказательство ее глупости, эту пародию на любовь.

– Ты явился, чтобы шпионить за мной?

– Я приехал передать золото от жены Генриха ее бывшей фрейлине, а потом остался, чтобы защитить ее и ее сына.

– Шпионить за мной? – глухо повторила Мэриан. Щеки, воспламененные болью измены, саднили так, что к ним невозможно было притронуться. – Отец тоже велит своим соглядатаям не спускать с меня глаз.

– Охранять тебя…

– Называй это как хочешь – суть одинакова. – Глаза затуманились внезапным потоком слез. – Я плюю на защиту и покровительство людей, подобных тебе! Плюю…

Гриффит прикрыл ее рот как раз вовремя, чтобы Мэриан не успела исполнить свою угрозу, но его ярость была не менее ощутимой, чем ее.

– Не доводи меня, малышка. Ты лгала мне с первой встречи, и это праведное негодование вряд ли может сравниться с этим кровавым свидетельством на простынях. Ты не та, за кого себя выдаешь.

Мэриан с силой оттолкнула его руку.

– Именно та.

– Нет, Лайонела родила другая женщина.

– Я его мать, – подчеркнула Мэриан. Гриффит откинул густые спутанные пряди с ее лба.

– Последнее непорочное зачатие произошло больше тысячи лет назад, и, говорю тебе, этот ребенок – не плод тела твоего.

В комнате становилось все холоднее, и к Мэриан постепенно возвращалась ясность разума, а вместе с ней и сознание опасности, грозившей Лайонелу. Она позволила себе поддаться на приманку доброты, тепла, нежного прикосновения и глубокого ласкового голоса. Отдалась человеку, которого считала достойным доверия, и только сейчас поняла, как обманулась.

– Ты сам не знаешь, что говоришь.

– Можно напомнить тебе, что я единственный человек, который как раз знает, о чем говорит, причем совершенно точно.

Мэриан схватила его за руку и стискивала до тех пор, пока не захрустели кости и сухожилия.

– Если попробуешь сказать что-то обо мне… Гриффит поспешно вырвал руки и взял ее ладони в свои.

– Я сказал, что стану защищать тебя, и говорить об этом лишний раз означает сослужить тебе, и особенно Лайонелу, плохую службу. Но ты должна верить: я сделаю для вас все на свете.

Это тупое упрямство заставило Мэриан нетерпеливо вскрикнуть:

– Верить в тебя? В тебя! Не желаю твоей защиты! Не приму помощи ни от одного из лакеев Генриха!

– Даже если от этого будет зависеть безопасность Лайонела?

Мэриан сидела, словно окаменев, со слегка приоткрытым ртом, и Гриффит наклонился вперед, чтобы обжечь ее губы поцелуем. Первый порыв ярости прошел, и его место заняла сладостная нежность.

– Тебе понадобится помощь, милая, хочешь ты это признать нет. Твой отец строит опасные планы.

– Что ты имеешь в виду? – встревожилась Мэриан.

– Неужели тебя никогда не удивляло количество наемников, которым платит твой отец?

– Уэнтхейвен никогда не проявлял интереса… ко мне.

– Нет, не к… тебе, – так же издевательски раздельно повтор Гриффит. – Но как, по-твоему, королевское дитя находится в такой же безопасности?

Тоскливый, полный ужаса взгляд подсказал Гриффиту больше, чем она намеревалась. Правду. Правду, почти во всех деталях. Ту правду, которую и предполагал Гриффит.

Он прижал девушку к себе и лег, увлекая ее на постель, легко подавляя слабое сопротивление.

– Ах, милая! Останься со мной на всю ночь. Утром все покажется гораздо светлее. Поговорим утром, и ты поймешь, что я прав.

Встревоженный ее вялым смирением, отсутствием сопротивления, Гриффит уложил Мэриан поудобнее, подоткнул со всех сторон одеяла.

– Поговорим утром, – повторил он.

Страсть, сменившаяся гневом, омыла его искристой волной, оставив Гриффита освеженным и отдохнувшим. Он не помнил, когда так хорошо чувствовал себя. Нет, так прекрасно Гриффит себя никогда не чувствовал и не мог надивиться чуду и волшебству этой женщины. Его женщины. Его любви.

Мэриан свернулась клубочком, совсем как ребенок, и Гриффит провел руками по стройному телу, нежно, ласково, пытаясь прикосновением внушить ей уверенность в себе. И услышал из-под одеял, которыми она накрылась с головой:

– Но я совсем не знаю тебя.

– Знаешь, – хмыкнул Гриффит, – причем лучше, чем какая-либо иная женщина, во всяком случае, за последние два года.

– Только дурак думает, что можно доверять тому, с кем провел ночь.

Гриффит прижал ее к себе.

– Тогда можешь считать меня дураком.

– Я – последний глупец! – Рев Гриффита, в котором едва можно было разобрать валлийские слова, отдался эхом в каменной башне. – Несчастный, безмозглый осел!

Арт втащил его обратно в комнату графини.

– Святой Давид, спаси нас! Господи, зачем же оповещать об этом весь мир!

Дверь, которую с силой захлопнул Гриффит, затряслась на петлях.

– Куда она могла скрыться? Да еще с ребенком!

– Уместнее спросить, почему она это сделала.

Арт обвинял Гриффита вопросами, оскорбительным тоном, и тот в отчаянии приблизил лицо к старику.

– Потому что мы сделали то, к чему ты нас подталкивал.

– И ты обошелся с ней так жестоко, что она была вынуждена бежать?! – вспыхнул от гнева Арт.

– О, Артур! – Гриффит в отчаянии сжал кулаки. – О, Артур, не понимаю, почему ты так и подбиваешь меня свернуть тебе шею! Я обращался с ней лучше, чем она того заслуживала. И, кроме того, она еще долго не забудет меня. По правде говоря… – он вновь начал метаться по комнате, – она никогда не забудет меня.

– Какое самомнение! – вскричал Арт.

– Вовсе нет, – вкрадчиво заверил Гриффит. – Ты сам говорил, что женщина всю жизнь помнит первого любовника.

– Да, я говорил, но… – Арт осекся. – Что ты имеешь в виду?

Гриффит подошел к слуге, схватил его за края накидки и приподнял в воздух.

– Я имею в виду, что стоит волноваться не столько о том, кто отец Лайонела, сколько о том, кто его мать.

Губы Арта беззвучно шевелились. Наконец он издал долгий, тихий свист.

– Так вот как обстоят дела?

– Вот именно.

Арт рывком освободился от хватки Гриффита.

– Но необходимо быть вдвойне осторожным с девственницей. Ты так и поступил?

Гриффит, горько рассмеявшись, перегнулся через подоконник и выглянул наружу.

– О да, я был более чем осторожным. Правда, по совершенно другим причинам, но более чем…

Арт открыл сундук и начал швырять на пол одежду Мэриан.

– Где начнем поиски? Куда поедем?

– Не знаю. Взгляни! – Гриффит поднял платье. – Она оставила все. Смотри! – Он показал на камин. – Даже шпагу.

Арт вытащил клинок из груды дров, вытер тряпкой и прислонился к каменной облицовке.

– Она еще может вернуться за ней.

Гриффит подошел к лестнице, ведущей на чердак, и потряс ее, окликнув по-английски:

– Сесили, немедленно спускайся! Поторопись!

В проеме мгновенно появилась белокурая головка девушки. По-видимому, она подслушивала разговор, но Гриффит с мрачным удовлетворением подумал, что она не поняла ни слова, поскольку тот велся на сложном и непонятном валлийском языке. Дождавшись, пока камеристка поспешно спустилась, он показал ей на стул напротив своего.

– Милорд?

– Когда уехала твоя госпожа?

– А разве она уехала? – спросила девушка, недоуменно моргнув.

– Да, шлюха, и ты прекрасно это знаешь! – рявкнул по-валлийски Арт.

Сесили взглянула на него, но слуга, не поднимая глаз, принялся запихивать одежду в седельные сумки.

– Должно быть, среди ночи я слышала что-то, – призналась она. Руки Гриффита так и чесались дать ей затрещину. Он терпеть не мог таких вот маленьких дурочек, особенно тех, которые врали не моргнув глазом, когда правда была жизненно необходима.

– Почему ты не остановила ее?

Сесили широко раскрыла глаза.

– Мне показалось, я вижу сон. Миледи никогда не оставляла меня раньше.

– Разве? – процедил Гриффит. – Никогда?

Девушка отвела взгляд.

– Только однажды. И потому что миледи Элизабет пришлось отправиться в изгнание, а леди Мэриан не позволила мне ехать с ними.

– Почему?

– Хотела, чтобы я нашла мужа при дворе.

– Нет, – пояснил Гриффит, изо всех сил сдерживаясь, – я спрашиваю, почему леди Элизабет пришлось отправиться в изгнание?

– Потому что ходили слухи, будто она собирается выйти замуж за короля Ричарда.

Арт перестал возиться с вещами.

– И когда же это было? – продолжал допрашивать Гриффит.

– Два года назад. То есть… – Сесили покраснела, – как раз в то время, когда леди Мэриан родила Лайонела.

Арт снова занялся сборами.

Гриффит, внезапно осознав важность сказанного, вытер вспотевший лоб.

– Значит, ночью ты слышала, как уходила леди Мэриан?

– Ничего я не слышала. Ничего.

– Слышала, и даже слишком много, – снова заметил Арт по-валлийски.

Сесили в бешенстве обернулась к Арту:

– Не знаю, что ты говоришь обо мне, но это неправда. Понятия не имею, куда отправилась леди Мэриан, когда и почему. Но готова побиться об заклад… – девушка негодующе выпрямилась и обожгла Гриффита разъяренным взглядом, – что кое-кто знает.

Арт поскреб седую щетину на подбородке и признал, на этот раз по-английски:

– Это вполне может быть правдой.

Ободренная этим замечанием, она повернулась к Гриффиту:

– И если вы снова уничтожили репутацию леди Мэриан, Уэнтхейвен убьет вас обоих. Еще один ребенок разрушит его планы, связанные с ней.

Валлийские фразы Арта звучали как стихи, но смысл оказался язвительной прозой.

– Лучше побеспокойся о себе, мисс. Клянусь, скоро у тебя живот на нос полезет! – Гриффит хорошенько рассмотрел талию Сесили и перевел взгляд на Арта. Тот уверенно кивнул: – Уж поверь, я хорошо разбираюсь в таких делах. Через две недели все узнают!

Сесили покраснела под пристальным взором, и рука предательским жестом метнулась к животу.

– Значит, не знаешь, когда она сбежала? – протянул Гриффит. – Ну а куда?

Окончательно расстроившись, Сесили мрачно ответила:

– О, возможно, скрывается где-нибудь в поместье. Она никуда не денется, если не считает, конечно, что Лайонелу грозит опасность.

– А если посчитает, что Лайонелу все-таки грозит опасность?

– Тогда умчится хоть на край света, если, конечно, сможет туда добраться. Скорее всего вернется к леди Элизабет, – пробормотала Сесили.

Гриффит показал большим пальцем на дверь:

– Иди позавтракай и помни: никому ни слова об исчезновении Мэриан.

– Сколько времени пройдет, прежде чем узнает весь замок? – спросил Арт.

– Немного.

– Думаешь, Мэриан все еще в усадьбе?

– Вряд ли.

– Значит, отправилась к леди Элизабет?

Гриффит медленно покачал головой. Арт понизил голос, опасаясь, что соглядатаи смогут понять даже валлийский язык.

– Мать ребенка – Элизабет, верно ведь?

– По крайней мере я так подозреваю. – Гриффит начал взбираться по лестнице. – Посмотрим, оставила ли Мэриан какие-нибудь следы.

Сэр Адриан Харботтл сидел в бараке наемников, улыбаясь впервые с тех пор, как встретил Мэриан в лесу. Первая улыбка с той минуты, как Гриффит вывернул его правую руку так, что кость выскользнула из сустава, оставив его беспомощным, стонущим от боли.

Гледуин тоже улыбался. Причина их хорошего настроения была одна: сука и ее отродье сорвались с привязи.

Она выехала из замка на рассвете, одетая в мужской костюм и оставляя за собой следы, которые мог распознать любой дурак. Первым порывом мужчин было немедленно последовать за ней и насладиться сладостной местью, но здравый смысл возобладал. Она пока слишком близко от замка, и, кроме того, Гриффит может прийти в ярость, когда услышит о насилии, а приятели уже успели понять, что в таких случаях лучше держаться от него подальше.

Поэтому они постарались уничтожить ее следы, создав несколько фальшивых, но вполне правдоподобных, и ожидать, пока начнется шум и суматоха.

– Кажется, мы неплохо позабавимся, – заметил Гледуин.

– Да, повеселимся на славу, – улыбнулся Харботтл.

Мэриан оглядела лесную полянку и тропинку, по которой приехала. Только потом она выскользнула из седла вместе с Лайонелом, укутанным в одеяло и обвязанным ремнем вокруг талии. Девушка едва успела расстегнуть ремень и только хотела спросить у малыша, не устал ли он, как он вырвался и побежал по траве.

– Не забегай слишком далеко, Лайонел, – окликнула она.

– Нет!

Она прищурилась на солнце, с трудом сняла самые тяжелые сумки и пустила коня пастись.

Подумать только, два года ожидания, пока Лайонел пролепечет первое слово, и уже через день Мэриан до смерти устала от его болтовни! Но сейчас она слишком устала и слишком тревожилась, чтобы требовать повиновения. Лайонелу не нравится слишком густая тень. Она знала это из предыдущих остановок в пути. Поэтому сын и будет оставаться в поле зрения.

В поле зрения. Ужасная фраза. Кто-то держит ее в поле зрения.

Мэриан потрогала острое лезвие кухонного ножа, заткнутого за пояс, и коснулась свисавшей с седла шпаги. Жаль, конечно, что она не взяла собственной шпаги, но это оказалось невозможным. Клинок остался лежать в дровах в нижней комнате, слишком близко к Гриффиту. Пришлось позаимствовать оружие из богатого арсенала Уэнтхейвена.

Если бы только она смогла захватить лук или пращу, наверняка почувствовала бы себя в большей безопасности и не так беспокоилась бы за сына и бесценное сокровище, спрятанное в кожаном мешке, привязанном к ноге. Но Мэриан утешала себя тем, что не стоит таскать с собой лишнюю тяжесть, тем более что наконец удалось сбить преследователей со следа.

Сначала она боялась, что это Гриффит. Наверняка это Гриффит. Во всяком случае, она нисколько бы не удивилась. И не желала видеть Гриффита. Особенно после прошлой ночи, только не после того, как делила с ним боль и экстаз.

Но тут Мэриан поняла, что Гриффит не будет маячить за спиной подобно вору. Он подъедет на полном скаку и потребует ответа. Будет громко кричать, негодовать, сыпать оскорблениями и приказами, но не причинит ей вреда. Ни за что на свете. Ни ей, ни Лайонелу. Можно ли утверждать это же о других? Так кто же следует за ней? Приспешники отца? Или кто-то, желающий ей зла?

Опустившись на землю под деревом, Мэриан откупорила кувшин с водой.

– Лайонел, иди, я дам тебе напиться.

– Нет.

Прижав руку ко впалому животу, Мэриан медленно прихлебывала воду в надежде облегчить боль, грызущую тело изнутри. Она была ужасно напугана, потому что на свете было так много людей, желавших ей зла.

Глупый, наглый сэр Адриан Харботтл.

Король Генрих Тюдор.

И ее отец, граф Уэнтхейвен.

Обвинения Гриффита, брошенные предшествующей ночью, встревожили девушку. Неужели такое количество наемников каким-то образом связано с Лайонелом? А если так, отец сделал это, не посоветовавшись с ней, а Мэриан всегда сама принимала решения. Она не позволит использовать себя! Нужно вернуть прежнюю власть, стать личностью, с которой считаются.

Но неожиданно оказалось, что Мэриан потеряла всякую власть над окружающими и связь с действительностью. Ложь и обман, о которых она узнала лишь сейчас, были доселе неведомы ей. И Мэриан по-прежнему не знала, кого они затронут и кто распространяет их.

Гриффит обо всем догадался. В жилах Лайонела течет королевская кровь, и лишь поэтому он был легкой добычей, пешкой в большой игре тех, кто ищет власти и могущества.

Поэтому сегодня Мэриан постаралась принять все меры предосторожности: слушала, наблюдала, заглушала, как могла, крики Лайонела.

Ей удалось скрыться. Мэриан была уверена в этом. Разве что… иногда ей казалось, что за спиной слышатся осторожные шаги… чье-то прерывистое дыхание.

У нее был хороший конь – спокойный, вышколенный, достаточно сильный, чтобы выдержать отвратительные дороги, и настолько быстрый, что мог уйти от погони. Но что толку от его резвости – ведь ей приходилось слишком часто останавливаться. Путешествие с непоседливым двухлетним малышом истощило запасы ее терпения и, по-видимому, его тоже.

– Лайонел, – окликнула она, – взгляни на белочку! Вон на том дереве!

Малыш поднял голову, захлопал в ладоши и, когда зверек исчез в листве, упрямо повторил:

– Нет!

Он крепко, безмятежно спал, когда Мэриан подняла обмякшее тельце, прижавшееся к Сесили, и понесла в конюшню. Лайонел даже не шевельнулся, пока она уговаривала Билли опустить подвесной мост и открыть ворота. Но это были последние минуты покоя.

Малыш проснулся с первыми лучами солнца, готовый к новому дню, заполненному играми и приключениями, и раскапризничался, не получив ожидаемого. Он хотел не ехать верхом, а бегать, не смотреть на деревья, а лазать по ним. И вместо сушеного мяса жевать высохшую грязь.

Малыш просился вниз, и ей приходилось выполнять его желания гораздо чаще, чем нужно бы. Раздираемая между лихорадочной потребностью скрыться и требованиями сына, и без того ослабленная, Мэриан теряла решимость на глазах.

Но тут, заметив грациозное длинноногое создание с красноватой шкурой и рогами, она позвала:

– Лайонел, смотри скорее! Это олень!

Лайонел обернулся, глядя куда угодно, только не в полумрак леса.

– Вон там, – повторила она, но олень уже успел одним прыжком исчезнуть в зарослях. – Ой, он убежал!

– Нет, – твердо объявил Лайонел.

Почему Генрих послал Гриффита? И что известно валлийцу?

Когда Генрих женился на Элизабет, Мэриан тряслась от страха, ежеминутно ожидая разоблачения. Но брачная ночь прошла, и все, казалось, обошлось. Неужели Генрих ничего не понял? Настолько глуп, что не знает разницы между девственницей и родившей женщиной? Может, страсть так затуманила разум, что он не увидел обмана? Или так отчаянно стремился сохранить трон, что готов был все скрыть и упрекал Элизабет с глазу на глаз?

– Лайонел, не ешь жуков.

Малыш поднял глаза на мать – изо рта свисал длинный ус какого-то насекомого.

– Нет! Мэриан пришлось встать и подойти к нему.

– Да! Немедленно выплюнь!

– Не-ет!

Кузнечик мгновенно воспользовался предоставленной возможностью и, видя путь к спасению, выпрыгнул из широко открытого рта, чем отвлек Лайонела и спас Мэриан от очередного взрыва ярости. Она предложила ребенку хлеба, и тот, правда, нехотя, принял замену.

Мэриан наблюдала игру света на черных волосах, думая, насколько сейчас он походит на отца. Она так многого хочет для него, но как трудно получить это! Такой живой и жизнерадостный ребенок… подумать только, что он может не дожить до третьего дня рождения. Но она знала, что будет защищать его до последней капли крови, и что бы там ни говорил Гриффит, Лайонел был ее сыном. Гриффит. Он начинал занимать слишком большое место в ее жизни. И думал, что знает все, но на самом деле не знал. Никто ничего не знал, кроме Элизабет… и Мэриан. Остальные, которым было что-то известно, мертвы. Все мертвы.

Почему он не сказал ей раньше, что Генрих послал его следить за ней и Лайонелом? Может, потому, что не было времени и места? Может, потому, что был так раздражен поручением, которое вовсе не считал важным? Может, потому, что она слишком часто злила его? И не только злила. Бросала вызов, издевалась, смеялась над ним, Совершенно отвратительное, неуместное кокетство, порожденное… чем? Весной и цветами? Желанием и страстью? Или простым осознанием того, что одна одинокая душа нашла другую?

Соблазнив ее, он нанес удар проклятому самомнению, твердой убежденности в том, что она никогда не сможет поставить под удар безопасность Лайонела. И это заставило рану, нанесенную его предательством, гореть еще сильнее. Он был послан шпионить за ней… или, того хуже, ожидал приказа от Генриха. Приказа убить ребенка. Что сказал Гриффит?

Она может положиться на его покровительство, поскольку безопасность Лайонела зависит от этого. Что это означает? Он защитит мальчика, если она согласится во всем покориться ему? Если подкупит его собственным телом? Если станет спать с ним? Именно этого он добивается? И надолго ли останется удовлетворенным подобной сделкой? Пока она не надоест ему? Пока Лайонел не начнет его раздражать? Пока Генрих не отдаст приказ об убийстве мальчика?

Будь проклят Гриффит, его угловатое лицо и мускулистое тело! Он пытался доказать, что под внешностью закаленного воина скрывается сердце поэта и ум ученого. Он убаюкал подозрения Мэриан, заставил ее верить ему и оказался самим олицетворением лжи и обмана.

Если бы Мэриан вовремя сумела понять… избежать хитроумной паутины, подготовиться… Ей наверняка удалось бы противостоять уловкам Гриффита. Она не упала бы в его постель, словно распутная, легкомысленная дурочка, которой пообещали слишком много заплатить!

Но неужели нечто, столь чудесное, может доставить так много боли и несчастий? Может ли человек, наказывающий наслаждением, быть настолько плохим? И неужели она так страшно ошиблась в нем?

Мэриан внезапно подняла голову и огляделась. Как успел Лайонел уйти настолько далеко всего за несколько секунд?

– Лайонел!

Молчание.

– Лайонел!

Мэриан прислушалась, но кругом стояла тишина. Он спрятался от нее. Они сотни раз играли в эту игру, но на этот раз Мэриан немедленно вскочила и со смехом в голосе переливчато пропела:

– Где наш Лайонел?

Ей ответил смешок, и Мэриан облегченно вздохнула. Он не заблудился. Его не похитили. Остается только поймать малыша и вновь посадить на лошадь, чтобы отправиться в изнурительное, долгое путешествие.

– Лайонел! Где же Лайонел? Где он?

С каждым смешком она подходила все ближе. В последний момент мальчик не выдержал и пустился бежать прямо в ручей.

– О, Лайонел! – охнула Мэриан, бросаясь следом.

Вода залила сапожки, забрызгала лосины. Малыш поскользнулся и упал. Мэриан подхватила его, замочив рукава и подол куртки, и вытащила на берег.

– Ты весь промок, – покачала она головой, держа на вытянутых руках ребенка, с которого капала вода. – Хоть бы только не простудился! О, Лайонел!

Это уж слишком. Слишком много всего! Сдерживая слезы, Мэриан переодела сына, вылила воду из сапог, выжала рукава и фальшиво жизнерадостно прочирикала:

– Пора ехать, Лайонел!

– Нет.

Мэриан попыталась настоять на своем:

– Мама привяжет тебя… уложит поудобнее…

– Нет!

– …посадит на лошадь…

– Лайонел не ехать, – отчетливо выговорил малыш.

Мэриан отступила. Вчера он сказал первое слово. Сегодня – первую фразу. Она старалась не думать о матери Гриффита, которая никак не могла справиться с красноречием сына, и об обещании самого Гриффита, что Лайонел обязательно заговорит, да так, что его не остановить. И еще ей внезапно захотелось, чтобы тот человек, каким она считала Гриффита, оказался здесь, потому что птицы вновь перестали петь, а в чаше леса послышалось слабое эхо чужих шагов.