Клариса никак не могла уснуть, хотя была измотана физически и морально. Впереди напряженный вечер. Но сомнения и необъяснимое возбуждение не давали ей уснуть.

Впрочем, возбуждение ее было вполне объяснимо. Клариса улыбнулась толстеньким херувимчикам, взиравшим на нее с потолка спальни. Она влюбилась. Впервые в жизни.

И в кого! В Роберта Маккензи, графа Хепберна! Самый неподходящий мужчина из всех!

Разумеется, он ей не пара. Кларисе казалось, что она слышит голос бабушки. «Самый неподходящий для тебя мужчина из всех наименее подходящих на роль мужа! О чем ты думала, Клариса Джейн Мария Николь? Простой граф и принцесса, и не просто принцесса, а принцесса королевства Бомонтань!»

Клариса, болезненно поморщившись, перевернула подушку на ту сторону, которую еще не успела согреть, и подсунула под щеку. Она старалась не думать о том, что скажет по этому поводу бабушка, но тут же возвращалась мыслями к Роберту. Тело ее немного зудело, но это было приятно, словно она целый день скакала на своем любимце Блейзе, упиваясь свободой, мчалась по горам и весям.

Клариса тихонько рассмеялась. Роберту не понравилось бы такое сравнение. Но она любила его, его бархатный голос, его голубые глаза, опушенные длинными темными ресницами, его – шелковистые черные волосы. Такого захватывающего ощущения она в жизни не испытывала! Клариса блаженно улыбалась. Позор. Скандал. Постыдное поведение.

Клариса и в самом деле испытывала стыд. Вчера Эми пришла к ней поговорить, а она бросила сестру ради того, чтобы бежать к Роберту. Прежде всего надо заботиться о близких, о членах семьи. Бабушка вбила ей в голову главные моральные принципы. И Эми… Эми нуждалась в ней. Конечно, сейчас Эми на нее в обиде, но Клариса знала, что это пройдет. Эми совсем еще девочка. Она растерянна, ищет у сестры поддержки, ждала, что та укажет ей, как выйти из тупика.

Клариса пожевала нижнюю губу. Эми напомнила ей, что Клариса была моложе, чем Эми сейчас, когда взяла на себя ответственность за младшую сестру. Да, это верно, и Кларисе пришлось быстро взрослеть. Она стремилась защитить Эми от потрясения, которое неизменно испытывает тот, кому случается совершить стремительный бросок из детства во взрослую жизнь. И Клариса дала себе слово, что сделает все от нее зависящее, чтобы Эми жила в относительном благополучии. Как только закончится этот бал, она вернется во… Фрея-Крагс и помирится с Эми.

Разрешит ли Роберт и Эми жить вместе с ними в Маккензи-Мэнор? Он не знал, что Эми находится сейчас во Фрея-Крагс, но показал себя заботливым братом и ответственным человеком. Достаточно вспомнить Вальдемара.

Клариса заерзала под одеялом при мысли о Роберте. В нем было все, о чем только может мечтать женщина. Красив, совестлив, не говоря уже о его мужских достоинствах. Лучшего мужчины просто не найти на свете. В этом Клариса не сомневалась.

Роберт не догадывается о том, кто такая Эми. Возможно, рассказав ему о ней, Клариса навлечет на себя его гнев. Особенно если расскажет ему о той роли, которую Эми играла в торговле секретными королевскими кремами.

Клариса даже села на кровати, когда задумалась об этом. Он не одобрит такой циничный фарс, хотя сам он спланировал фарс не менее циничный. У мужчин странная логика: они считают, что любой поступок можно оправдать, если он совершен во имя чести, но при этом не допускают и мысли, что спасти от голода семью – цель не менее благородная.

К тому же Роберт ничего не говорил о том, что она должна задержаться в его доме после бала. Она сама заявила, что останется с ним до тех пор, пока не закончится этот маскарад. А потом уедет. Возможно, он ей поверил.

Глаза ее округлились от ужаса, и она откинула одеяло. Возможно, он не хотел, чтобы принцесса, особенно та, которая с ним переспала, оставалась бы жить в его доме, подрывая основы морали и дискредитируя его же младшую сестру.

Клариса взяла свой наряд со стула, на который его повесила горничная, надела на рубашку и застегнула все пуговицы на спине. Она вполне была способна одеваться сама, без помощи горничной, что и делала почти всю жизнь. Надев туфельки, она постояла немного, раздумывая, что делать дальше. Затем тщательно причесалась и отправилась вниз, к той единственной женщине, которая могла развеять ее страхи, – к леди Миллисент.

Леди Миллисент она нашла в бальном зале. Та стояла посреди громадного помещения, в окружении слуг, на ней было совсем простенькое старое платье.

– Поставь их перед каждым зеркалом и проследи, чтобы свечи были из самого лучшего пчелиного воска, – обратилась она к Норвалу.

– Слушаюсь, – ответил Норвал и, пошатываясь под тяжестью серебряных канделябров, пошел выполнять поручение.

Бедняга был так нагружен, что даже не мог поклониться.

– Поставь цветы в тяжелые вазы, которые наверняка не перевернутся. Не хватало еще, чтобы на натертый пол пролилась вода.

– Ладно, хозяйка, – ответил садовник, подергав себя за завиток на виске. – Я так и собирался сделать.

Кларисе не нравилось то, как он обращался с хозяйкой дома. Садовник был человек пожилой, возможно, уже на покое, и обращался с Миллисент как с девчонкой.

Миллисент не замечала его дерзости. Махнув рукой дворецкому, она сказала:

– Лорд Хепберн велел разносить шампанское постоянно, особенно следить затем, чтобы бокал полковника Огли не оставался пустым. Вы готовы к испытанию?

– Разумеется, миледи. – Дворецкий презрительно фыркнул. – Разве я допущу, чтобы герой войны оставался с пустым бокалом?

– Да уж, постарайтесь. Потому что если у вас не получится, то меня сровняют с землей, а вас первой же каретой отправят в Лондон.

Дворецкий пробурчал что-то с тем же досадливым выражением, как если бы собачонка кусала его за пятки.

Неожиданно все разговоры в бальном зале стихли. Слуги беспокойно переглянулись.

Клариса тоже была потрясена. Она ни разу не видела, чтобы Миллисент позволила себе употребить власть. Но возможно, когда речь шла об успехе такого важного мероприятия, Миллисент умела быть жесткой.

Миллисент вся как-то подобралась, вытянулась и обвела ледяным взглядом слуг.

– Я рассчитываю на вас, на вас всех, и не потерплю, если хоть что-нибудь, повторяю, хоть что-нибудь омрачит сегодняшний бал.

– Слушаюсь, миледи, – ответил ей нестройный хор притихших и растерянных слуг. Большинство из них поклонились или сделали реверанс.

Миллисент перевела ледяной взгляд на дворецкого, вытянувшегося по стойке «смирно»:

– Может, хотите сесть в карету еще до того, как начался бал?

Опустив голову, он поклонился:

– Я лично за всем прослежу, миледи, все будет в лучшем виде.

– Очень хорошо, – холодно, но удовлетворенно заключила Миллисент.

Клариса поняла, насколько самонадеянно было с ее стороны рассчитывать на то, что Миллисент уделит ей время сейчас.

Но Миллисент заметила Кларису, и на лице ее расцвела улыбка.

– Принцесса Клариса, как я рада вас видеть! – Она жестом обвела зал, приглашая принцессу полюбоваться им: – Вам нравится?

Стены сверкали позолотой, два ряда колонн вдоль длинных стен огромного зала были покрашены так искусно, что очень походили на черный мрамор. Высокие вазы были сделаны из настоящего черного мрамора, и помощники садовника уже ставили в вазы букеты из темно-розовых и красных цветов с пышными бутонами и трогательных белых маргариток. Между колоннами на стенах висели зеркала в золоченых, рамах, и Норвал расставлял канделябры перед каждым зеркалом, чтобы пламя свечей, отраженное в зеркалах, рассыпалось мириадами огоньков.

– Очень красиво, – искренне восхитилась Клариса. – А сегодня вечером будет еще красивее. – Миллисент удовлетворенно кивнула:

– Я очень довольна. Очень. – Она вновь обратила взгляд к Кларисе и жестом указала в сторону маленького столика, заваленного листами бумаги: – Как вовремя вы у нас оказались. Мне очень хочется присесть, хотя, надо признаться, я должна оставаться здесь, чтобы присматривать за работой. Приказать принести нам чаю?

Кларисе выпал шанс помочь Миллисент, и она не могла им не воспользоваться.

– Отдохните, я все сделаю. – Она хлопнула в ладоши, привлекая внимание слуг. – Ваша хозяйка устала. Ей нужен чай и закуски. Принесите, пожалуйста, две чашки, она пригласила меня поучаствовать в чаепитии. – Клариса с удовлетворением наблюдала затем, как дворецкий, в свою очередь, щелкнул пальцами, и горничная с лакеем бросились выполнять задание. Опустившись в предложенное кресло, Клариса спросила: – У вас найдется минутка для меня и моего глупого любопытства?

– Для вас? Конечно. – Миллисент махнула рукой слугам, чтобы отошли. – Что вы хотите узнать?

Сейчас, глядя, в лицо сестре Роберта, Клариса даже не знала, что сказать. «Ваш брат меня любит»? О нет, только не это. Поэтому она начала издалека:

– Я никогда не была главной распорядительницей бала. Вы, наверное, ждете бала с приятным волнением?

– Приятным? – Миллисент, мягко говоря, удивило такое предположение. – Я как натянутая струна. Не представляю, как все это будет. Не знаю, как доживу до окончания бала.

– Но вам ведь нравится бывать на балах. Разумеется, в качестве гостьи.

Миллисент аккуратно сложила листы в стопку.

– Нет, я не люблю бывать на балах. Такого рода развлечения не для меня. Я чувствую себя на них некомфортно. – Миллисент подняла руку, предупреждая возражения Кларисы. – Я знаю, вы считаете, что я должна любить все эти балы так же, как их любите вы. Но вы красивы.

Клариса нашлась что сказать:

– Не так чтобы очень. Я маленького роста, ноги у меня короткие. – Она для вящей убедительности вытянула ногу. – Кожа у меня потемнела от солнца, и я ничего не могу с этим поделать, потому что мне приходится переезжать из города в город. Уши торчат, поэтому приходится начесывать волосы на уши и скалывать сзади. Но никто не замечает моих недостатков, поскольку я не предоставляю людям такой возможности.

Слуги принесли чай. Миллисент налила две чашки, добавила в них немного сливок и сахару и передала одну чашку Кларисс. Торопливо глотнув, она поставила чашку на блюдце.

– Что вы хотите этим сказать, ваше высочество?

– Всякий раз, отправляясь на празднество, я напоминаю себе, что я – принцесса, а также пытаюсь представить себе, будто я хозяйка бала и от меня зависит, чтобы каждый гость чувствовал себя уютно. Я представляю людей друг другу, при этом всякий раз нахожу что-то хорошее, что можно сказать, представляя того или иного гостя, а это, поверьте, не так-то просто – Клариса подмигнула Миллисент. – Я всегда нахожу минутку, чтобы поболтать с престарелыми леди. Они такие забавные, и я получаю от общения с ними массу удовольствия. К тому же всегда полезно заручиться хорошим мнением о себе тех, чье мнение считается авторитетным. И все, считайте, дело сделано: каждый уже чувствует себя счастливым и считает меня красивой.

Миллисент слабо возразила:

– Но ведь я не принцесса.

– Вы хозяйка, – многозначительно произнесла Клариса.

– Да, это верно. – Миллисент задумчиво пригладила выцветший подол платья.

Сделав глубокий вдох, чтобы набраться храбрости, Клариса приступила к главному:

– Но я искала встречи с вами не затем, чтобы утомлять вас разговорами о красоте.

Клариса прыснула, чтобы Миллисент не приняла ее заявления всерьез.

– Понятно. Итак, чем я могу вам помочь? – Миллисент пристально смотрела на собеседницу.

– Хотелось бы знать, была ли когда-нибудь у вашего брата… – Клариса глотнула чаю и едва не вскрикнула, потому что обожгла язык. – Интересно, была ли у лорда Хепберна… Ходили ли разговоры о…

– О помолвке? – догадалась наконец Миллисент.

– Да! Именно! О помолвке. – Клариса снова глотнула чаю, но уже осторожно, чтобы смочить пересохший рот. – Я подумала, что, возможно, мне стоит присмотреться к дебютанткам, чтобы увидеть ту, которая ему подходит, – торопливо пояснила она. И тут же смутилась. Ибо Миллисент не могла не понимать всю лживость и абсурдность подобного объяснения.

Клариса была влюблена в Роберта, а влюбленность и глупость – две стороны одной медали.

Но Миллисент даже глазом не моргнула.

– Я так не думаю, но спасибо, что спросили. Роберт ни к одной юной леди никогда не относился серьезно. Однако человек он весьма решительный. Он сам выберет себе жену, я знаю брата. В женщинах он ценит доброту и жизнерадостность. А вот приданое и отношения с ее родственниками Роберта нисколько не интересуют.

– Хорошо. Это хорошо. Я хочу сказать… – Господи, какой дурой она себя чувствовала! – Это хорошо, потому что он выглядит таким… одиноким.

– Да. Я постоянно за него переживаю, особенно с тех пор, как он вернулся с войны. Но за последние несколько дней он изменился к лучшему. Не хмурится, как раньше, и жизнь в нем бурлит. Признаться, я боялась, что больше никогда его таким не увижу. – Миллисент протянула Кларисе блюдо с угощением – Печенье?

– Нет, спасибо. – Усталость прошлой ночи внезапно начала сказываться, и Клариса едва одерживалась, чтобы не зевнуть. В глаза хоть спички вставляй. – Мне надо прилечь перед балом.

– Конечно. – Миллисент проводила Кларису взглядом. На губах ее играла улыбка. Выбрал ли Роберт себе невесту? Миллисент считала, что выбрал. Она также считала, что внесла свой значительный вклад в то, чтобы этот выбор состоялся.

Бальный зал был в полном порядке. Настало время привратникам переодеться в парадные ливреи, горничным – идти помогать дамам с нарядами и прическами, а повару приниматься за приготовление ужина. Но вначале… Миллисент поднялась и хлопнула в ладоши.

– Пойдите выпейте чаю. И помните, сегодня семейство Маккензи полагается на вас. На вас всех. А теперь поторапливайтесь!

Слуги пошли пить чай.

Миллисент с улыбкой смотрела им вслед. С помощью слуг и принцессы Кларисы, даст Бог, бал пройдет гладко. Миллисент чувствовала себя гораздо свободнее, чем обычно перед балом, хотя и не посмела бы притвориться принцессой.

За спиной у нее раздался голос Роберта:

– Миллисент, ты не поможешь мне?

Миллисент вздрогнула от неожиданности, стремительно обернулась и прижала руку к груди.

Он был одет скромно, как простой помещик, в коричневый твид и черные сапоги. Взгляд у него был прямой и пристальный, выражение лица – серьезным.

– Разумеется, помогу. Выполню любую твою просьбу. – Миллисент обвела взглядом пустой зал и сказала: – Пойдем в мою гостиную. – И повела его в небольшую комнату, выходившую окнами на восток.

Хепберн жестом пригласил сестру сесть на диван и сел рядом с ней. Наступило неловкое молчание.

Как бы поступила принцесса? Предложила бы свою помощь. Миллисент набралась храбрости и спросила:

– Роберт, что у тебя случилось? Я непременно тебе помогу, если это в моих силах.

Он встал и пристально посмотрел на нее.

Что-то она сегодня слишком храбрая.

– Если, конечно, ты готов принять мою помощь.

Роберт хотел взять ее за руку, но не посмел и убрал руку. Тогда Миллисент схватила его руку и пожала.

– Я всегда рада тебе помочь.

– Ты и в самом деле мне помогаешь. Постоянно. Ведешь хозяйство, после смерти отца весь дом на тебе. – Роберт с горечью усмехнулся. – Ты растила Пруденс после моего отъезда, и я не настолько глуп, чтобы думать, будто отец тебе в чем-то помогал.

Миллисент никогда не жаловалась – никому нет дела до повседневных забот старой девы.

– Мне было не так уж трудно. – Роберт пропустил ее ложь мимо ушей.

– Каким ужасным человеком был отец! – Миллисент и Роберт сидели рядом, глядя прямо перед собой. Оба хорошо помнили человека, который постоянно портил им жизнь. Отец был солдафоном, отдавшим службе в армии многие годы. Он получил дворянский титул случайно, в результате целой серии несчастий с прямыми наследниками. Он был совершенно не подготовлен к той ответственности, которую налагает привилегированное положение в обществе и богатство, но в то же время хорошо понимал свой долг перед семейством Маккензи. Он должен был продолжить род. Он женился на матери Роберта, девушке из знатной, но обедневшей семьи, бесприданнице, и результатом регулярного выполнения Хепберном-старшим супружеского долга стало шесть беременностей его супруги. Три из них закончились выкидышами. Она умерла, рожая Пруденс, и Миллисент горько оплакивала смерть матери, ибо мать была единственной защитницей детей, она одна стояла между детьми и их отцом. Разумеется, отец счел слезы Миллисент проявлением слабости и воспринял их с раздражением и досадой.

– Как ты пережила все эти годы один на один с ним? – спросил Роберт.

Миллисент испытывала неловкость. Роберт никогда не был с ней настолько откровенен.

– Мне не следует жаловаться. В конце концов, он мой отец и я должна почитать его.

– Ты его дочь, и он обязан был заботиться о тебе. Обо всех нас Но он сделал из нас козлов отпущения, мальчиков для битья.

Миллисент была потрясена тем, что Роберт наконец высказал то, что они всегда думали. Но его признание освобождало ее. Теперь она чувствовала себя вправе выразить брату сочувствие, которое до сих боялась выказывать, дабы не задеть гордость Роберта.

– Он никогда не порол ни меня, ни Пру. Он только тебя бил розгами. Прости, что не могла его остановить.

– Он и тебя хлестал. Правда, не розгами, а словами. Но я, к несчастью, не мог тебя защитить.

– Я знаю, ты меня жалел.

Когда Роберт уехал из дома, проданный в армию, словно рекрут из крестьян, а не сын лорда, Миллисент придавали мужества только воспоминания о матери. Держась за них как за соломинку, она встала между Пруденс и отцом. И обычно ей удавалось уберечь Пру от злобы отца, принимая все удары на себя.

Пруденс ничего об этом не знала. Милая девочка. Миллисент знала, что все ее унижения, все ее страдания не были напрасными, потому что Пруденс росла бодрой и жизнерадостной, по-детски наивной – такой, какой Миллисент никогда не была. Пруденс будет блистать на этом первом в ее жизни балу. Будет танцевать и веселиться. Будет флиртовать, потом выйдет замуж и нарожает детей. Она воплотит, все мечты, которые когда-то были у Миллисент, поэтому жертва Миллисент была ненапрасна.

– Прости, что бросил тебя, оставив одну с отцом, – сказал Роберт. – Я очень переживал за тебя.

– Я тоже за тебя переживала. Все то время, пока тебя не было дома. Бо, по правде говоря, я надеялась, что пребывание на Пиренейском полуострове пойдет тебе на пользу. Когда отца не будет рядом и ты станешь жить в. окружения сверстников, нормальных, здоровых и жизнерадостных, то сможешь время от времени наслаждаться радостями жизни. Мужскими радостями.

Впервые с начала их разговора Роберт расслабился. Откинувшись на диване, он с интересом смотрел на сестру.

– Мужскими радостями, говоришь? Что же это за радости?

Миллисент понимала, что Роберт ее дразнит. Подтрунивает над ней! Как бывало в старые добрые времена, когда отец уезжал, и они, счастливые, оставались в доме одни.

– Ты сам знаешь. – Миллисент махнула рукой. – Вино, карты… женщины.

Роберт рассмеялся:

– Кое-что из этого было, Миллисент. Клянусь, Миллисент, кое-что было.

Миллисент заглянула ему в глаза:

– Но по большей части было трудно. – Роберт не стал отвечать, лишь пожал плечами:

– Я хотел сказать тебе, Миллисент, что благодарен тебе за все. Для меня, для Пруденс и для всего поместья ты сделала больше, чем могла бы сделать целая сотня женщин, и все это ты делала без единой жалобы, хотя, видит Бог, тебе было очень нелегко. – Роберт заглянул сестре в глаза. – Я благодарю тебя и хочу, чтобы ты знала, как я тобой восхищаюсь. Ты самая лучшая сестра на свете, и каждый день я благодарю Господа, что он послал мне тебя. Особенно сейчас, когда у тебя столько хлопот с этим балом. – Миллисент не нашлась что ответить. Еще никто никогда не выражал ей своего восхищения. И Миллисент была глубоко тронута. Слова брата грели ей душу.

– Я вернулся, – продолжал Роберт, – и хочу принять на себя часть забот. Я понимаю, что до сих пор немногое успел, но я обещаю исправиться. А что касается сегодняшнего вечера, умоляю тебя, найди время насладиться плодами своего труда.

– Что ты имеешь в виду?

– Танцуй, пей, ешь, сплетничай, – сказал он. – Разве не этим обычно занимаются леди на балах?

– Не знаю, – несколько растерянно ответила Миллисент.

– Я сказал что-то не то. Прости. – Роберт встал и поклонился. – Не стоило мне тебя беспокоить.

Миллисент совсем не хотелось, чтобы он уходил. Особенно сейчас, когда, судя по всему, он пришел с какой-то своей проблемой.

– Роберт, присядь. Ты знаешь, что можешь попросить меня о чем угодно. Я все для тебя сделаю.

Роберт неохотно присел на краешек софы.

– Ты могла бы сделать мне одолжение?

– Все, что угодно, – сказала Миллисент.

– Лорд Тардю – мой друг. Ну, ты же помнишь Кори. Он довольно часто приезжал сюда.

– Да, помню. – Как она могла забыть?

– Он будет сегодня здесь.

– Знаю. – «Принцесса Клариса, это ее рук дело». Неужели она говорила с Робертом о ней, Миллисент? Но она не могла так жестоко поступить. И Роберт не стал бы пытаться тайно их свести. Он слишком хорошо понимал, что такая женщина, как Миллисент, едва ли сможет привлечь такого мужчину, как Кори.

Но Роберт, похоже, ни о чем таком не догадывался. Он понизил голос до шепота:

– Я не сказал тебе о причинах, побудивших меня устроить этот бал.

Миллисент удивленно покачала головой:

– Что же это за причины?

– Пока не скажу. Доверься мне, тебе лучше не знать подробностей. Но у меня не будет времени похлопать Кори по плечу и пообщаться с ним, моим верным другом, столько, сколько требует наша давняя дружба. И я не хочу, чтобы он задавался вопросом о том, почему я не подхожу к нему. Я знаю, что у тебя и так полно забот, но не могла бы ты потанцевать с ним и пофлиртовать, просто отвлечь его немного?

Сердце Миллисент болезненно сжалось. Неужели Роберт знает о ее тайной страсти к Кори? Неужели он над ней насмехается?

Но нет, вид у него вполне серьезный.

– Я не умею флиртовать. – Это признание далось ей нелегко. – Я просто не знаю, как это делается.

Роберт усмехнулся:

– Тебе не надо ничего делать. Просто улыбайся и веди себя так, словно он тебе интересен. Он не слишком проницательный парень. Он поверит в то, что ты в него влюблена, и с удовольствием станет за тобой ухаживать.

– Там будет немало других девушек, гораздо красивее меня.

– Но ни одна из них не сравнится с тобой, Миллисент. Он сказал, что у тебя великолепная фигура. Оденься так, чтобы произвести на него впечатление. У тебя самая красивая в мире улыбка. Улыбайся ему. Плюс ко всему у тебя репутация женщины, невосприимчивой к флирту. Обещаю тебе, когда он поймет, что завоевал крепость, к которой никто до него и приблизиться не смел, он прикипит к тебе всем сердцем. – Роберт пожал руку сестры. – Тебе очень этого не хочется, сестра? Тогда я попытаюсь найти иной способ отвлечь его, менее эффективный.

– Нет! Я с удовольствием тебе помогу, сделаю все, что в моих силах. – Миллисент сделала несколько глубоких вдохов.

– Хорошо. – Роберт хлопнул себя по коленям и поднялся. – Меня все больше восхищают твоя смелость и решительность, я в тебя верю. Сейчас мне надо уйти, но помни: ты должна отвлекать его весь вечер.

– Обещаю. – Миллисент словно сквозь туманную дымку смотрела вслед брату.

Уже подойдя к двери, он вернулся.

– Надеюсь, ты не откажешь мне еще в одной просьбе. Прими мой подарок. Я заказал тебе платье у госпожи Дабб. Говорят, она неплохо разбирается в моде. Она пообещала мне сшить для тебя платье, в котором ты будешь смотреться потрясающе. Но если платье тебе не понравится, не насилуй себя: надень то, в котором тебе будет более комфортно. Все твои платья смотрятся на тебе очень мило.

Роберт ушел. Ладони Миллисент стали липкими от пота. Он ею восхищен? Восхищен ее смелостью и решительностью? Он заметил, сколько всего она сделала, пока его не было? Он замечает то, как она ведет хозяйство? Он высоко ее ценит? Она с трудом понимала, что происходит.

Миллисент и в ранней юности считала себя почти невидимкой, а с годами в ней крепла уверенность, что ее замечают все меньше и меньше.

Но из слов Роберта следовало другое, и почему-то слова восхищения, услышанные из уст брата, изменили для нее все.

Миллисент поднялась с дивана и на негнущихся ногах отправилась к себе в спальню.

Более того, Роберт попросил ее флиртовать с лордом Тардю. Милым, красивым, благородным Кори Макгоуном. Роберт говорил так, словно для него это важно.

Миллисент открыла дверь в спальню, и, покачиваясь, прошла к трюмо. Там, среди щеток для волос и скромных заколок, стояли баночки с кремами от принцессы Кларисы. И еще щипцы для завивки. На кровати лежало платье ярко-вишневого цвета.

– Мадам, – поспешила к ней горничная, – его сиятельство велел мне помочь вам одеться и причесаться, принцесса Клариса тоже в вашем распоряжении.

Миллисент выпрямила спину.

– Спасибо, я сама справлюсь. – «Я сделаю то, что должна сделать».