– Где она тебя раздобыла, приятель? – спросил Роберт, обращаясь к Блейзу. Он говорил тихо и нежно, любуясь отменным жеребцом. Коню явно было года два или три. Скакун хороших арабских кровей, слишком сильный и слишком норовистый, чтобы им владела дама. И все же Клариса на редкость славно с ним ладила. – Где твоя хозяйка научилась управлять таким сильным зверем? – Поглядывая на закрытую дверь швейной мастерской, Роберт добавил: – Я знаю, что она ответила бы. Она бы сказала, что училась обращаться с лошадьми у опытного коновода. Ведь она же принцесса.

Блейз в ответ фыркнул и замотал головой.

– Именно. Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы принцессы бродили по Британии сами по себе? Нет. Может, газеты пестрят заголовками о пропавших особах королевской крови? Нет. – Роберт повел Блейза вокруг площади, продолжая тихо и ласково разговаривать с ним, что не раз выручало его, когда приходилось приручать строптивых коней. – Видит Бог, я достаточно наслушался всяких небылиц за свою жизнь. Мои люди рассказывали всевозможные умопомрачительные истории, их сюжеты менялись в зависимости от обстоятельств.

У Блейза была отличная поступь, нрав бойкий, но не злобный. Однако где бы ни шел этот конь, прохожие с опаской поглядывали на его гарцующие копыта и сторонились, ибо конь поглядывал на мужчин с опаской, словно ожидал удара. Роберт гадал, что сделало этого зверя столь недоверчивым и потому отличным союзником для него, Роберта.

– Мои люди были преступниками, которым пришлось выбирать между виселицей и армией. Но зачем твоей хозяйке городить такую ложь, в сравнении с которой все россказни моих подопечных с тюремным прошлым просто бледнеют? – Роберт погладил Блейза и признался: – Хотя именно по этой причине она идеально подходит для осуществления моего плана.

Карие глаза Блейза изучали Роберта, словно жеребец решал, что за человек перед ним. Наверное, Роберт должен был бы при этом испытывать некоторое беспокойство, но в его послужном списке нашлись бы деяния и похуже шантажа принцессы. И поступал он так и из менее благородных побуждений.

Когда Роберт и Блейз оказались поблизости от пивной, один из стариков, Томас Мактавиш, крикнул ему:

– Хозяин, приведи зверя поближе, чтобы мы могли на него посмотреть!

Роберт поморщился:

– Посмотреть на коня? – Да, старики не прочь разглядеть коня поближе. Но еще больше им хочется поговорить о женщине. Когда он к ним подошел, они все усмехались и покачивались на своих стульях, как свора старых сводниц.

– Красивый жеребец, – сказал Гилберт Уилсон.

– А девчонка и еще красивее, – с усмешкой заметил Хэмиш Маккуин. – И мы гордимся тобой, хозяин, за то, что ты так быстро прибрал ее к рукам.

– Я ее к рукам не прибирал, – возразил Хепберн. Не в том смысле, который они в это вкладывали. – Я беру ее туда, где смогу за ней присматривать. – И заодно использовать.

– Ась? – Генри Маккалох приложил руку к уху и повернулся к Томасу.

– Он сказал, что берет ее туда, где сможет за ней присматривать! – крикнул ему в ухо Томас.

– А, присматривать. Понятно. – Генри ткнул Хэмиша локтем в ребра. – Хорошенько смотри за ней, милорд. Отличную пташку ты себе поймал, скажу я тебе.

– Я не собираюсь… – начал было Роберт, но замялся.

– Раздвигать ей ноги? – услужливо предложил свою версию Беннет Мактавиш.

От стариковского гогота конь занервничал, и Роберт повел ею через площадь, но затем вернулся к пивной. Роберт и сам не знал, зачем повернул к старикам. Может быть, потому, что у них в отличие от прочих жителей городка не было ни капли притворства. Возраст, нищета и одиночество сорвали с них все маски. Они говорили то, что думали. После стольких лет жизни во лжи общаться с подобными людьми было довольно занятно.

Когда Роберт подошел достаточно близко, из пивной вышла Юджина Грей, вытирая руки о фартук.

– Не обращайте на них внимания, милорд. Они сидят тут целыми днями и болтают, как старые сплетницы. Только место занимают и ничего не покупают, разве что одну кружку эля на всех.

И все потому, что идти им некуда, разве что домой, к родственникам, у которых и без них забот полон рот, а в кошельках пусто, так что глотку промочить не на что. Старики выглядели пристыженными, опустив головы, они шаркали ногами, теребя трости. Состарившиеся фермеры, состарившиеся моряки, состарившиеся купцы – когда наконец они умрут, всем станет легче. Всем, кроме Роберта, который мог бы приходить сюда, чтобы послушать, как старики судачат о том, что происходит в городе, о старых временах. Пусть себе говорят, а он помолчит и послушает. Его никто не заставлял тут говорить о себе, не ждал, что он станет притворяться здоровым и цельным. От них он мог не прятать черные глубины своей души.

– Тогда наливай им каждому по кружке эля каждый день, а счет отправляй мне.

Юджина выронила фартук.

– Но, милорд…

Он повернул голову и посмотрел ей в глаза.

– От меня не убудет.

– Конечно, милорд, я не хотела сказать, что вы… – Должно быть, она увидела в его глазах что-то такое, что напугало ее, потому что она побледнела и, заикаясь, сказала: – Я… Я прямо сейчас им принесу по кружке, милорд.

Когда Юджина скрылась за дверью в пивную, Генри сказал:

– Спасибо, милорд. Но вам ни к чему было нас угощать. – Беннет вмешался, не дав гордому Генри отказаться от дармового угощения:

– Но мы вам благодарны. – Он протянул руку за доверху наполненной кружкой, принесенной Юджиной. – Мы будем каждый день пить за ваше здоровье.

Роберт погладил Блейза по носу.

– О большем я и просить бы не стал.

Старики подняли кружки в его честь и жадно сглотнули густой темный эль.

Хэмиш удовлетворенно вздохнул:

– Ну прямо как материнское молоко.

Гилберт бросил взгляд на Юджину:

– Из ссохшейся титьки.

Юджина молниеносно дала отпор:

– Не нравится титька, можете не пить.

Гилберт открыл было рот, чтобы огрызнуться в ответ, но, увидев, что Роберт покачал головой, промолчал и отпил еще эля.

Повеселев, Томас со стуком опустил свою кружку на стол.

– Знаете, милорд, тут среди нас женщин нет. Так что можно говорить начистоту. Не верится что-то, что вам эта королевская штучка не пришлась по сердцу.

– Она слишком молода, к тому же я не хочу иметь дело с принцессами, – уклончиво ответил Роберт.

– И сколько, по-вашему, ей лет? – поинтересовался Беннет.

– Семнадцать. Может, восемнадцать, – сказал Роберт. Столько же, сколько его младшей сестре Пруденс. Слишком молода, чтобы так врать и мошенничать.

– Ей двадцать два, не меньше, – заявила Юджина. – Может, и вам кружку налить, милорд?

– Спасибо. – Роберту пить не хотелось, но, если он откажется, Юджина расстроится. Подумает, что не угодила ему. Но Роберту действительно хотелось знать, сколько лет Кларисе и насколько уверена в своих предположениях Юджина. Может, Юджина просто завидует той, что помоложе? Поэтому она заявила, что Кларисе больше восемнадцати? Или увидела то, чего не увидел Роберт? Ведь если это правда и Кларисе действительно двадцать два…

Самому Роберту шел тридцать первый год, и, понюхав пороху, узнав, каково смотреть смерти в лицо, узнав голод и лишения, он чувствовал себя гораздо старше. В душе его скопилось слишком много грязи. Он не стал бы совращать молоденькую девушку, но если Кларисе действительно двадцать два, если у нее уже есть определенный опыт, то подход к ней мог бы быть иным. Существовали способы склонить женщин на свою сторону, не имевшие ничего общего с шантажом.

Старики одновременно прекратили смеяться. Их выцветшие глаза разом уставились на что-то, что было у Роберта за спиной. Должно быть, принцесса вышла на площадь.

– Она идет прямо к нам, – хрипло сообщил Томас.

– Моя труба уже дымится, – прошептал Беннет.

– Черт, моя труба уже пожаром занялась! – Голос Генри могли бы услышать даже на границе с Англией.

Все на него зашикали, а Роберт повернулся к площади лицом. Да. Вот она идет. Клариса была похожа на ангела или на дьявола в ангельском обличье. И все же при одном взгляде на нее он почувствовал шевеление за ширинкой. Нет, не потому, что у него долго не было женщины, а потому, что это была она. Ее улыбка, ее походка, ее волосы, ее тело…

Волосы ее были убраны под сетку на затылке, но несколько прядей выпущены на свободу, обрамляя лицо и ниспадая на спину. Эти волосы ловили солнечный свет, и, согретые солнцем, согревали кровь любого из мужчин. Темные брови дугой поднимались над янтарного цвета глазами, которые лучились добрым озорством и чувственностью, так что каждый из мужчин был искренне уверен в том, что этот чувственный свет обращен к нему лично.

Юджина презрительно хмыкнула и, раздраженно шелестя юбками, исчезла за дверью пивной. Высунув голову из двери, она бросила:

– Нет большего дурака, чем старый дурак.

Когда Юджина скрылась вновь, старики печально покачали головами.

– Медку бы ей чуть-чуть, – сказал Гилберт.

– Любовника, – произнес Хэмиш.

– Мужа, – заявил Томас.

И тут все разом потеряли к Юджине всякий интерес, ибо к ним подошла принцесса и одарила стариков улыбкой. Те, кряхтя, начали вставать.

– Лорд Хепберн, вы не представите меня этим красивым джентльменам?

Серые лица стариков залила краска. Гилберт даже умудрился изобразить элегантный поклон, когда Роберт представлял его даме.

Клариса поддержала Гилберта, крепко взяв его под руку, словно и не заметила, что тот едва держится на ногах.

– Хороший денек, джентльмены. Как продвигается игра?

– Хорошо. – Томас выпятил свою тощую грудь. – Я победил.

Принцесса протянула руку Томасу.

– Я давно не играла в шахматы с достойным соперником. Возможно, лорд Хепберн позволит мне в свободное от работы время навестить вас и сыграть партию.

– Это было бы замечательно, ваше высочество. – Томас ласково сжал руку Кларисы в своих скрюченных артритом пальцах.

– Я и сам умею мухлевать, ваше высочество, – похвастался Генри.

Клариса запрокинула голову и заразительно рассмеялась. Рассмеялась искренне, от души, и глаза стариков радостно заблестели.

– Милорд, вы ведь разрешите ей нас навестить, пожалуйста! – взмолился Беннет.

Ни за что. Ни за что Роберт не разрешит ей бродить, где ей вздумается, без присмотра. Он, конечно попробует ее подкупить, соблазнит и в конечном итоге пригрозит, если дойдет до этого, но она может и не захотеть участвовать в его планах, а Роберт не мог позволить себе потерять еще одну женщину. Он никуда не отпустит ее от себя. По крайней мере до бала.

– Я сам ее к вам приведу.

Клариса окинула его надменным взглядом.

– Дорога между Маккензи-Мэнор и Фрея-Крагс опасна, по ней мало кто ездит, – умиротворяющим тоном пояснил Роберт.

Клариса осторожно высвободила руку из цепких пальцев Томаса и подошла к Роберту.

– Возможно, милорд, – сказала она, – вам следует позаботиться о безопасности ваших дорог ради безопасности ваших подданных, как и себя самого и членов вашей семьи.

Она не боялась его. Ничуть.

Роберт почувствовал, как согревается его кровь, подобно тому как согревается бренди над открытым пламенем. Его бросило в жар, как после доброго бренди. Он думал, что следующие несколько дней станут для него адом, но сейчас обстоятельства изменились: возможно, спускаться в ад он будет в компании личного ангела.

Она протянула руку, чтобы взять коня за поводья.

Роберт почувствовал, как ее рука коснулась его руки.

– Хороший совет. Приму его к сведению. – Неотрывно глядя, на нее, намеренно затянув прикосновение, Роберт увидел, как она судорожно сглотнула. Однако глаз не отвела. Блейз пожевал ее ухо, словно прошептал ей какой-то секрет, и она забрала у Роберта коня, оставив ему лишь свежий запах. Запах, похожий… похожий на запах свежих цветов и специй. Роберту понравились ее духи.

– Ах, ваше высочество, все не так уж плохо. – Генри, старый, сморщенный, сутулый, бывший когда-то судьей Фрея-Крагс, оперся на трость. – Один-два разбойника охотятся тут на путешественников, а если путешественников нет, довольствуются фермерами. Оба забияки, хорошо орудуют дубинкой. Но лорд Хепберн выставил патруль, который задал разбойникам жару: гнал их до самого Эдинбурга. – Клариса победно улыбнулась Роберту:

– Тогда я смело могу ездить в город, опасаться мне нечего.

– Если в Маккензи-Мэнор потянутся, кареты с богатой поклажей, те двое негодников не смогут удержаться от искушения и вернутся сюда. – Роберт действительно этого опасался. Они также могли вернуться в одну из его бессонных ночей. Он хотел бы встретиться с ними лично и доступным им языком объяснить, чтобы подыскали себе другое занятие. – Теперь вы понимаете, ваше высочество, почему я должен сопровождать вас, когда вы поедете в Фрея-Крагс.

– Ах ты, самец, – проворчал Гилберт, – ты просто боишься, что мы ее у тебя похитим. – Улыбка Кларисы стала ледяной.

– Я не принадлежу ему, как же он может меня похитить? – Роберт криво усмехнулся. Здорово она Гилберта уела!

– Ваше высочество, я не это имел в виду. Я хотел сказать… – Гилберт посмотрел на товарищей, ища поддержки. Хэмиш пришел ему на выручку:

– Вы, должно быть, знаете много захватывающих историй, ваше высочество.

Она мрачно смотрела на Роберта, как будто он был виноват в том, что произошло.

Роберт в недоумении поднял брови – сама невинность.

– Например, – продолжал Хэмиш, – как у вас оказался этот чудесный конь?

– Ну, разве не красавец? В нем течет наполовину арабская кровь, наполовину бомонтаньская. Это лучший конь из тех, на которых мне выпала честь ездить. – Она потрепала Блейза по холке, словно тот был большой собакой, а не огромным жеребцом, который мог бы одним ударом копыта лишить ее жизни. – Это подарок моего отца – короля.

«Как здорово она врет! – подумал Роберт. – Напрактиковалась». Роберту это нравилось, как нравился ее еле уловимый акцент и чуть хрипловатые нотки в голосе, которые не могли оставить равнодушным ни одного мужчину. Она была отличной лгуньей, как раз то, что ему нужно для осуществления столь долго вынашиваемого плана.

Клариса посмотрела на Генри, потом обернулась к Роберту.

– Я готова ехать, милорд, – произнесла она без тени улыбки. Со стариками она была куда дружелюбнее. Обернувшись к своим новым друзьям и сторонникам, она сказала: – Я пробыла в дороге много часов и хочу отдохнуть. Так что, джентльмены, если вы нас простите…

– Конечно, конечно. – Генри ухмылялся, остальные нестройным хором подхватили его слова и тоже заулыбались. – Поезжайте, молодежь, в Маккензи-Мэнор. Там красиво, ваше высочество, уверен, лорд Хепберн постарается, чтобы вам там понравилось.

Старики подбадривали Роберта кивками и ухмылками, словно Клариса была для него последним утешением в жизни.

В то время как на самом деле она для него была последним шансом совершить возмездие – отомстить врагу, который обесчестил его и лишил друга.

И какой же сладкой будет эта месть!