1.

Англия

Осень 1600 г.

— Ловите! Держите проклятых скоморохов!

Возбужденные крики пятерых солдат в тяжелых латах лишь подстегнули сэра Дэнни. Из-под его ног во все стороны летели брызги грязной слякоти, затопившей убогие лондонские улочки. Свинья, лежавшая в луже отвратительных помоев, загородила путь, и сэр Дэнни с разбегу перемахнул через нее.

— Хватайте их! Граф Эссекс заплатит за них звонкой монетой!

Любопытные прохожие оборачивались, чтобы посмотреть, как сэр Дэнни и его подопечный лихо поворачивают за угол. Однако никто не решился преградить дорогу солдатам, преследующим свои жертвы. Крики и изрыгаемые ругательства ясно показывали, что преследователи вовсе не шутят и не намерены отпускать убегающих живыми.

Сэр Дэнни обожал драмы подобного рода. Особенно если в них присутствовала интрига — тогда он чувствовал в себе силу и крепость молодого дуба, растущего на благодатной почве шумной суматохи жизни. Сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр, жил ради развлечений, вина, удалых стычек и… театра. Посмотрев на ораву нищих, пьяниц и проституток, высовывающихся из дверей грязных таверн и жилых домов, составляющих эту улицу, он замедлил бег и простер руку к небу. Зычным голосом, достигшим ушей самых дальних зрителей, сэр Дэнни возопил:

— Черт бы побрал это проклятое солнце! Почему бы Господу Богу не наслать на Лондон туман, который скрыл бы от нас эти гнусные рожи, а заодно и спрятал нас от преследователей…

— Заткнитесь, и бежим дальше!

Крепким кулачком подопечный толкнул сэра Дэнни в спину, направляя его в залитый солнцем узкий проулок. «Дорогой Розенкранц! — пронеслось в голове у сэра Дэнни. — Он всегда так беспокоится обо мне, будучи уверен, что это приключение — последнее в жизни». Неужели Розенкранц до сих пор не понял, что сэр Дэнни, проживший на этой земле вот уже пять десятков лет, все еще не выполнил свое предназначение? Что зрители все еще с трепетом ожидали новых проявлений его актерского мастерства? Что он еще не защитил королеву Елизавету? И что пока сэр Дэнни не определил дальнейшую судьбу своего подопечного?

— Сворачивайте в переулок, Дэнни! Быстрее!

Сэр Дэнни усмехнулся, уловив в голосе Розенкранца, продолжающего подталкивать его в спину, панические нотки. Рванувшись вперед, он стрелой вылетел в узкий темный переулок с нависшими карнизами покосившихся двухэтажных домиков. Чуть было не сбив с ног огромную прачку, развешивающую простыни, и не обращая никакого внимания на ее яростный вопль, сэр Дэнни ловко нырнул под белые холстины. Однако прежде чем исчезнуть совсем, продолжая играть для уличной толпы, он обернулся и громко объявил:

— О, эта вонючая грязь под нашими ногами, мы не забудем тебя до самой смерти! Даже теперь ты напоминаешь нам о нашей бренности! Зловоние от трупов повешенных тяжело витает над нашим сказочным городом…

Между развевающимися простынями, схватив Розенкранца, неистовствовала прачка:

— Вот тебе! Вот тебе, проклятый маленький урод! Не будешь больше портить мое белье!

— Отстань, дай мне дорогу! — в панике кричал Розенкранц.

Обернувшись, сэр Дэнни увидел, что молодой человек отчаянно отбивался, но мускулистая прачка легко оторвала его от земли и, основательно встряхнув, грозно прорычала:

— Это моя улица! Не родился еще тот наглец, который прошел бы здесь без моего разрешения!

Ноги Розенкранца болтались высоко над землей.

— Конечно, миледи, — прохрипел он в ответ, — но только вон те солдаты собираются нас прикончить.

— Вон те солдаты? — Прачка швырнула Розенкранца на землю и обернулась в начало переулка, загородив при этом своими необъятными габаритами солнечный свет.

Высунувшись из-за мокрых простыней, словно из-за театрального занавеса, сэр Дэнни с пафосом воскликнул:

— Они идут! Они приближаются! Нечестивые варвары изрыгают проклятия на наши головы из пышущих жаром глоток, и сам великий Юпитер…

Поднырнув под простыню, Розенкранц схватил сэра Дэнни за руку и потащил его подальше от толпы возбужденных зрителей, сквозь которую пробивались солдаты Эссекса.

— Убирайтесь прочь, вы, неповоротливые бездельники! — взревела прачка. — Это мой проулок, и никто…

Солдаты отпихнули ее с такой силой, что прачка со всего размаха шлепнулась в лужу. Ее объемистая туша вызвала в луже небольшой шторм, залив стену дома. Прачка зашлась в истошном вопле, изрыгая ругательства, от которых и мужчины залились бы краской.

Не обращая внимания на беснующуюся прачку, солдаты проложили себе дорогу, разрубая шпагами простыни и топча башмаками белье. Сэр Дэнни и Розенкранц изо всех сил рванулись было вперед, чтобы достичь конца переулка, но тут острая, блестящая на солнце сталь клинков преградила им путь. Бежать было некуда.

— Словно бешеные собаки, — пробормотал сэр Дэнни, разглядывая солдат графа Эссекса. — Эй, ваши лица без слов говорят о вашем низком происхождении и дурных нравах!

— Дэнни, не надо… — Розенкранц едва мог говорить от страха. — Не дразни их… Не надо…

Сэр Дэнни взглянул на грозно нависших над ними воинов. Кожаные латы, испещренные шрамами лица и угрожающе поблескивающие мечи не предвещали ничего хорошего, и сэр Дэнни почувствовал, что им тоже начинает овладевать страх. Это уже было не театральное представление, не воображаемая опасность, которую можно одолеть бравыми словами. И сэр Дэнни сделал наихудшее, что мог только сделать в этой ситуации обычный человек. Он убедил себя, что должен встретить опасность, как подобает истинному дворянину, преступившему закон, и умереть за свою дерзость.

Но Розенкранц! Розенкранц не должен погибнуть! Боги, он, сэр Дэниэл Плаймптон, эсквайр, не допустит этого!

Призвав на помощь все свое театральное искусство, сэр Дэнни сгорбился, расслабил мускулы, и сразу же крепкий, живой пятидесятилетний мужчина превратился в беззащитную жертву. Голосом, в котором было больше вины, чем пафоса, сэр Дэнни сказал:

— Итак, моя мольба услышана: закатывается солнце этой жизни, столь долго пробывшей в земной юдоли. — Он оттолкнул от себя Розенкранца в ту сторону, откуда легче всего было улизнуть. — И все-таки молодость ускользает между кривыми ногами старости и, убегая от опасности, снова пробуждается для лучших времен…

Сэр Дэнни не сомневался, что Розенкранц понял, но тот отступил на шаг и, отрицательно помотав головой, твердо ответил в том же духе:

— Юность и старость умрут вместе и, объединившись, отдадут жизни этой благословенной земле!

В мгновение ока сэр Дэнни потерял все свое красноречие.

— Черт тебя подери, Розенкранц! Если эти болваны узнают…

— Болваны? — Командир отряда, одноглазый, огромный и нескладный, схватил Розенкранца за длинные волосы. — Не о нас ли ты говоришь? — Он накрутил нечесаные пряди на палец, рванул, и молодой человек со стоном полетел в грязь. — О нас?

— Нет-нет, что вы! — Сэр Дэнни с ужасом увидел, что солдат своей ручищей обхватил тонкую бледную шею Розенкранца и начал сжимать ее. — Я не могу без уважения относиться к вам, любезный сэр. Храбрый, сильный сэр. — Потыкав в руку солдата, он притворился, что изумлен его мускулами.

Одноглазый, бывший на добрый фут выше сэра Дэнни, стоял и довольно ухмылялся, как мясник, которому предстояло удовольствие разрубить на куски живого ягненка. Рванув себя за ворот, сэр Дэнни обнажил горло.

— Один лишь только взгляд сюда! Посмотрите, насколько моя шея лучше подходит для вашей цели!

— Нам больше по вкусу этот хорошенький мальчик. Прелестная головка твоего сыночка отлично украсит Лондонский мост. — Одноглазый снова сжал пальцы, и Розенкранц, задыхаясь, забился в его руках.

— Этот намного лучше, чем старик, — согласился другой солдат и, грубо отпихнув сэра Дэнни к стене, приставил к его горлу острый клинок.

Итак, сэра Дэнни ожидала смерть. Их ожидала смерть, а вместе с ними должны погибнуть и все мечты о грядущей славе. Сэр Дэнни возвел глаза к небу, произнося про себя короткую молитву. Лишь бы пришло избавление! Он обещал про себя исправиться, бросить вино и табак, необузданную жизнь, сцену… Нет, сцену — вряд ли. Да и с праведной жизнью тоже не выйдет: сэр Дэнни любил женщин. Но от всего остального он откажется ради собственного спасения, а самое главное — ради спасения Розенкранца.

Спасение пришло, однако пахло оно совсем иначе, нежели мог предположить сэр Дэнни. Целый поток еще теплой мочи обрушился из открытого окна на их головы, и пронзительный женский голос завопил:

— Может быть, хоть это вобьет в ваши тупые головы, что значит портить дело Крошке Мэри!

Второй потоп не заставил себя долго ждать, и ошеломленные солдаты выпустили из рук своих пленников. Взглянув наверх, сэр Дэнни обнаружил, что из всех окон у них над головой высунулись полураздетые женщины.

— Будете знать, как мешать честным шлюхам во время работы! — пронзительно закричала другая.

Сэр Дэнни громко расхохотался.

Осел! Боже, какой осел! Только сейчас он узнал и эту узкую улочку, и дородную Крошку Мэри. Его и Розенкранца занесло под окна известнейшего в Лондоне борделя, и потревоженные жрицы любви, оторванные от своего дела, атаковали отряд солдат.

Мокрые солдаты выделывали резвые танцевальные па, стараясь уклониться от летящего вниз содержимого ночных горшков. Они и представить себе не могли, что такое Крошка Мэри, напоминающая сейчас разъяренную козу, бьющую землю копытом перед последним решительным прыжком. Она ринулась в атаку, и трое солдат свалились на землю, как деревянные кегли; двое других удержались на ногах, шатаясь, отплевываясь и ругаясь на чем свет стоит.

Шлюхи разразились одобрительными воплями, и сэр Дэнни с радостью присоединился к ним: он и Розенкранц спасены, теперь сэр Дэнни ничуть не сомневался в этом. Небеса услышали его молитву, поскольку только он мог спасти ее величество королеву Елизавету от плетущегося против нее заговора; только он был в состоянии вернуть Розенкранцу законное положение в жизни. Сэр Дэнни снова рассмеялся, и Одноглазый сразу протер свой единственный глаз.

— Идиот, — пробормотал Розенкранц. — Старый глупый актеришко!

Когда Одноглазый, обнажив шпагу, повернул к нему голову, сэр Дэнни почти согласился с этим утверждением. В руке Розенкранца что-то блеснуло, и сэр Дэнни разглядел кухонный нож. Простой кухонный нож! Против вооруженного солдата!

Низко наклонив голову, сэр Дэнни боднул противника в пах. Одноглазый сложился пополам, но, падая, успел увлечь за собой сэра Дэнни и, перекатившись через него, крепко прижать к земле всем телом. Сэр Дэнни, стараясь освободиться, бился под Одноглазым, словно рыба, вытащенная на берег. Внезапно он ощутил, что держащие его руки разжались, а по тяжелой туше солдата, заоравшего нечеловеческим голосом, пробежала судорога.

Розенкранц потянул сэра Дэнни, помогая подняться, и крикнул:

— Бежим! Скорее! Нам нужно удирать отсюда!

Спотыкаясь, сэр Дэнни постарался обрести дыхание. Нет, теперь он больше никогда не станет шутить с судьбой! Рванув застежку, сэр Дэнни освободил судорожно вздымающуюся грудь.

Уже находясь на углу переулка, он оглянулся назад — тяжелые железные ночные горшки продолжали бомбардировать солдат, все еще стоящих на ногах; Крошка Мэри, сидя на двух лежащих мужчинах, обхватила их шеи и изо всех сил душила своими крепкими локтями; Одноглазый, корчась от боли, катался по земле, изрыгая страшные ругательства.

Возможно, впервые в жизни сэр Дэнни почувствовал себя в замешательстве.

— Что?.. Что?.. — только и мог он пробормотать, заикаясь.

По лицу Розенкранца пробежала гримаса зловещего удовлетворения.

— Я только показал ему, как острие моего кухонного ножа легко пропарывает войлочные штаны и входит прямо в…

— О Боже! — Сэр Дэнни схватился за грудь.

— Ага, — продолжал Розенкранц. — И теперь он не скоро бросится за нами в погоню.

* * *

Вытерев перепачканные руки о фартук, Крошка Мэри криво ухмыльнулась в сторону лежащего на земле Одноглазого:

— Ну что, достала она тебя в твои детородные яблоки?

Одноглазый прекратил исследовать интимные части своего тела и свирепо сверкнул глазами.

— Рана совсем нетяжелая, — проворчал он в ответ.

— Она показалась бы тебе еще легче, если бы эта девка вообще отрезала их!

По лицу раненого Одноглазого пробежала гримаса ярости.

— У меня еще достаточно сил, чтобы разделаться с тобой, слышишь, ты, пивная бочка?!

Крошка Мэри расхохоталась, откинув голову, — ее звонкий смех громким эхом отражался от стен, мощное тело сотрясалось от ликования.

— Эй, вы только посмотрите: этот хилый стручок никак не может пустить корни!

К веселью Мэри присоединились остальные женщины, и даже пришедшие в себя солдаты, на всякий случай пряча головы, сдавленно фыркали.

Одноглазый тут же пришел в себя и вскочил, нащупывая на боку шпагу.

— Уж не это ли ты разыскиваешь? — Крошка Мэри указала жирным пальцем на лежащую на земле шпагу. — Ты ее потерял, когда эта малявка ударила тебя ножом.

Прислонившись спиной к стене, Одноглазый застонал, стараясь держаться.

— Кажется, он потерял тогда гораздо больше, чем просто шпагу, — заметила одна из «девочек».

— Эй, Крошка Мэри, а ты разве знакома с ней? — спросила другая.

— Нет, — ответила Мэри, — но с таким кухонным ножом она вполне могла бы справиться с целым отрядом!

— Ты, старая глупая шлюха! — Кровь ручьем текла по ноге Одноглазого. — Это же был актер! Мужчина, который играет женские роли, а не женщина. Ты что, не знаешь, что женщины не могут играть на сцене? Это же неприлично!

— Ты, тупой старый солдафон! — передразнила его Крошка Мэри. — Это была женщина! Я не хуже тебя знаю, что говорит закон про женщин на сцене, но уж поверь, на своем веку я видела достаточно женщин. Кстати, зачем мужчине, убегая, прихватывать с собой женское белье, висящее на улице?

Взглянув на потрясенного солдата, она снова расхохоталась громким смехом, который был дружно подхвачен ее товарками.

Женщина? Женщина чуть было не кастрировала его кухонным ножом? Его победила женщина?!

— Это невозможно! — пробормотал себе под нос Одноглазый.

— Можешь подбить войлоком свои штаны хоть два раза, но даже такой дурак, как ты, способен понять, что мужчина никогда не станет колоть врага в задницу! Никакого сомнения! — Мэри беспощадно била не в бровь, а в глаз. — Нет, похоже, папистские монахи обладают большим житейским опытом, чем графские солдаты. У тебя осталась еще хоть капля здравого смысла?

Одноглазый припомнил худощавое, безбородое лицо, карие глаза… Он уже знал: все, что говорит эта толстуха, — горькая и постыдная для него правда. Его победила женщина! Его, убившего и изнасиловавшего женщин больше, чем гунн в припадке безумной ярости!

Кровь бросилась в голову Одноглазого, и он напрочь забыл о ране. С воплем «Розенкранц!» Одноглазый бросился из переулка, однако на его пути неожиданно возник какой-то мужчина. Резко затормозив, солдат потянулся за шпагой, но, не обнаружив ее на боку, выхватил нож, замахнулся, но…

— Ты! — Одноглазый вздрогнул от неожиданности и опустил руку, хотя мужчина даже не шелохнулся. — Ты! Я знаю тебя. Мы же вместе воевали…

— Очень давно.

Низкий гортанный голос с легким акцентом был полностью лишен каких-либо эмоций, но по спине у Одноглазого пробежала холодная дрожь. Несмотря на то, что мужчина был не в военной форме, его осанка, твердый, повелительный взгляд, от которого веяло жестокостью и готовностью вступить в схватку, говорили сами за себя. Лихорадочно пытаясь вспомнить имя этого человека, Одноглазый быстро заговорил:

— Помнишь, как тот французик поджег нашу казарму и проломил тебе наколенник? Помнишь, как мы выследили его и наконец схватили? А помнишь, как он орал, когда мы…

— Нет…

Одноглазый покосился на скудный солнечный свет и продолжил:

— Похоже, тот огонь не оставил шрам в твоей памяти. — Незнакомец хранил молчание. — Если бы ты отошел в сторону, я бы еще смог догнать эту мерзкую суку по имени…

— Розенкранц?

— Ага, Розенкранц, — согласно кивнул Одноглазый, не понимая, отчего в нем вдруг растет тревога.

— В таком случае, — в руке мужчины блеснул острый клинок, — тебе придется умереть.

Изумленный Одноглазый успел заметить, как лезвие очутилось у горла, и в следующее мгновение понял, что стоит на коленях, не чувствуя собственного дыхания. Боль… Затуманенное сознание пронзил страх, в ушах зазвенели крики сражающихся, шум битвы… Одноглазый поднял глаза вверх, чтобы в последний раз увидеть клинок, сеющий вокруг себя смерть. С безжалостной быстротой незнакомец убил остальных солдат. Крошка Мэри попыталась проскользнуть в дверь своего борделя, но незнакомец преградил ей путь.

Подняв меч Одноглазого, Мэри увидела, как с обнаженного клинка незнакомца капает кровь, и затряслась как пудинг на горячей сковородке. Даже сейчас, умирая, Одноглазый желал ее смерти и хрипел, подстрекая незнакомца к убийству. Тот повернул к нему голову, и на какое-то мгновение глаза их встретились. Казалось, в памяти у них воскресли общие воспоминания о безжалостном смехе и окровавленных клинках.

По лицу незнакомца пробежала тень холодной усмешки. Расправив плечи, он опустил меч и приказал:

— Иди в дом, толстуха!

Крошка Мэри не заставила его повторять дважды и, подстегиваемая страхом, проворно скрылась за дверью. Незнакомец снова перешел через переулок, наклоняясь то назад, то вперед, словно моряк на штормовой палубе.

— Мне не нравятся люди, помнящие мое прошлое, — поигрывая шпагой, сказал он Одноглазому, — но ты тяжело ранен, друг мой. Позволь мне вылечить тебя!

Кровь застыла от ужаса в жилах Одноглазого. Высоко подняв шпагу, незнакомец вонзил клинок в своего бывшего товарища и потом рывком выдернул его. Вытерев оружие плащом Одноглазого, незнакомец бросил взгляд в сторону театра. Теперь он пойдет туда.

Чтобы позаботиться о Розенкранце.

 

2.

— Сэр Дэнни Плаймптон в театре! Прекратите репетицию! — Дядюшка Уилл замахал одной рукой актерам на сцене «Глобуса», а в другой продолжал сжимать театральную пьесу. — Во имя Великого Зевса-громовержца, немедленно остановите игру! Не то он запомнит пьесу и поставит ее сам, прежде чем мы сможем получить свои жалкие гроши.

Актеры послушно прекратили репетицию, в то время как Роузи прислонилась к одной из колонн галереи нижнего этажа, чувствуя себя совершенно изможденной. Она все время оглядывалась вокруг, внимательно разглядывая каждый ряд, каждую скамейку трехъярусного помещения. Взглянув на входную дверь, из-за которой доносилась тяжелая поступь, Роузи постаралась убедить себя, что они с сэром Дэнни находятся в безопасности.

Усталость придавала девушке еще большее очарование. Да, она вывела из строя командира ударом своего ножа, но не убила! О, если бы этот нож был длинным и острым! Если бы она смогла ударить сильнее! Если бы сэр Дэнни не бросился навстречу опасности с голыми руками!..

Роузи зло рассмеялась, однако смех неожиданно перешел в рыдание. Утирая слезы, она знала, что, покуда сэр Дэнни остается сэром Дэнни — жизнерадостным, блестящим, неистовым и скандальным, — они никогда не будут в безопасности.

— Эй, Роузи! — окликнул ее Дики Джастин Макбрайд, и Роузи, вздрогнув, тут же перестала тереть заплаканные глаза: она не могла допустить, чтобы хоть один из актеров труппы дядюшки Уилла увидел ее в слезах. Все они в то или иное время работали в труппе сэра Дэнни. Все они думали, что она — мужчина, причем некоторые из них считали ее трусишкой. Нет! Не хватало еще, чтобы кто-то увидел ее плачущей!

— Привет, Дики!

Роузи терпеть не могла красавчика актера еще со времен их детства, поскольку у Дики была безобразная привычка дразнить всех, кто слабее его. Больше всего от него доставалось Роузи, в особенности когда они оставались вдвоем. Он превратил ее жизнь в сплошной кошмар. Вот и сейчас он спрыгнул со сцены на грязный пол и направился к ней развязной походкой.

— Я не видел тебя таким грязным с тех пор, как ты вывалялся в грязи в свинарнике. Тогда тебе было лет восемь… — Дики криво ухмыльнулся и посмотрел на остальных актеров, сгрудившихся позади него. — Эй, молодцы, собирайтесь в круг и послушайте замечательную историю о том, как Роузи визжал громче всех свиней, вместе взятых.

Заинтересованные актеры выдвинулись вперед, поближе к Роузи, и она поняла их тактику: собравшись на нижней галерее, они решили сначала окружить ее со всех сторон и после того, как путь к отступлению будет отрезан, дать волю своим насмешкам. Она была даже рада, когда Дики отступил в сторону.

— Ну, так что же? Неужто ты так и не умывался с того времени? — продолжал Дики.

Актеры протянули к Роузи руки и громко заулюлюкали. Вспотевшие ладони Роузи заскользили по колонне. Без сомнения, пахло от нее омерзительно, хотя они с сэром Дэнни добежали до берега седой Темзы и ополоснулись.

Взмахнув руками, вошедший сэр Дэнни провозгласил:

— Самый ужасный день в Лондоне, когда земляные черви насмехаются над прекрасной розой! Но серебряные потоки дождя прольются с небес! Они омоют эту розу, и прелестный цветок воспрянет во всем великолепии и снова станет благороднейшим из цветов. А черви останутся червями и так и будут ползать на брюхе в придорожной грязи!

— Точно, — подтвердил дядюшка Уилл. — И если эти червяки не прекратят немедленно свои мерзкие штуки, они даже не успеют удивиться, обнаружив себя с перерезанными глотками!

Не выпуская из рук текста пьесы, дядюшка Уилл свирепо посмотрел на притихших актеров. Те моментально и дружно повернулись к дверям и, толкая друг друга, бросились наутек.

— Итак, — обратился дядюшка Уилл к сэру Дэнни. — Они ушли. Что тебе нужно?

— А что заставило тебя думать, что мне что-то нужно? — вопросом на вопрос ответил сэр Дэнни.

— Ты никогда не приходишь просто так.

— Подозрительная скотина!

— Мерзкий плут! — парировал дядюшка Уилл и, протянув руку, ласково взъерошил волосы Роу-зи. — Рискуя быть обозванным червяком, должен все же сказать, что ты действительно перепачкан несколько сильнее, чем обычно, мой мальчик. Держу пари, здесь не обошлось без этого негодяя!

— «Этот негодяй» сам чуть было не оказался с перерезанным горлом. — Роузи поддержала сэра Дэнни под локоть, словно тот вот-вот потеряет сознание. — Нам необходимо перевязать его.

— Говорю тебе, что со мной не произошло ничего страшного! — рявкнул сэр Дэнни, вырывая у нее свои локоть. — Это тебя там чуть не придушили. — Он распахнул ей ворот. — Синяки и кровоподтеки на твоей коже напоминают пятна вина на слоновой кости. Да, твоя молодость могла бы оказаться более печальной, чем моя старость. Когда в следующий раз, черт побери, я прикажу тебе удирать — делай то, что велят!

— Не понял.

— Когда я говорю тебе, чтобы ты удирал, — повторил сэр Дании, слегка встряхнув Роузи, — ты должен делать это, не раздумывая!

— Только вместе с вами, — упрямо ответила Роузи.

— Когда я говорю удирать…

— Нет! Я не могу! — Она отошла от сэра Дэн-ни и повернулась к нему спиной. Новое страдание и старый страх смешались воедино, и Роузи изо всех сил старалась, чтобы все это не выплеснулось наружу. Она сложила руки в молчаливой мольбе. — Я не могу позволить вам снова уйти, отец!

— Посмотри на меня, Розенкранц, и слушай, что я скажу. — Сэр Дэнни погладил ее по спине.

— Нет! Я не позволю вам смотреть на меня вот такими большими глазами, чтобы изгнать страх из моего сердца, как вы это делаете, когда к вам приходит кто-нибудь из ваших актеров с больными зубами или с желчным камнем. Но здесь — совсем другое дело. Не стоит хитрить со мной, сэр Дэнни, по мне лучше умереть вместе, чем жить порознь!

— Тогда я тоже тебя не понимаю, — ответил сэр Дэнни совсем другим, мягким тоном.

Иногда страх появлялся неожиданно, как убийца из-за угла. Он сжимал ее сердце своими цепкими пальцами и выдергивал из реальности в мир, где царили тревога и опасность. Обычно привидения являлись только по ночам, но иногда призраки представали перед ней и среди бела дня.

Как сегодня. Вырвавшись из рук сэра Дэнни, Роузи тихо проговорила:

— Я ничего не буду слушать, отец, и ни за что не позволю вам уйти.

— Не кажется ли тебе, дядюшка Уилл, что наше молодое поколение слишком уж нахально? — прочистив горло, спросил сэр Дэнни после минутного молчания.

— Ну, если бы мой собственный сын был еще жив, он бы был более уважителен ко мне, — ответил дядюшка Уилл.

Роузи несколько раз взмахнула руками — вверх-вниз, вверх-вниз, — пытаясь стряхнуть с себя обуревавший ее страх. Внимательно посмотрев на нее, дядюшка Уилл наконец предположил:

— Судя по всему, вы снова попали в переплет?

— Да, — ответила Роузи.

— Нет, — ответил Дэнни.

— Значит, все-таки «да», — решил дядюшка Уилл.

— Только малодушный трус мог сказать «да»! — Сэр Дэнни гневно посмотрел на Роузи и пробормотал так, чтобы его слышал только дядюшка Уилл: — Но все-таки пошли за Людовиком.

— За Людовиком? — вздрогнул дядюшка Уилл. — Лучше назвать его Лазарем, восставшим из гроба, — от него веет смертью.

— Но он был верен мне все это время, я нанял его семь лет назад. — Сэр Дэнни прижал к носу надушенный носовой платок.

— Насколько я помню, — вмешалась Роузи, — он сам принял это решение.

— Да, — признал сэр Дэнни. Он очень сильный. От одного его взгляда трепещет вся труппа, и одно время я даже подумывал выгнать Людовика от греха подальше, но оставил, подозревая, что он попросту откажется уйти.

— Эй, ты! — Дядюшка Уилл ткнул пальцем в одного из рабочих. — Найди управляющего труппой сэра Дэнни и скажи, чтобы он распорядился привезти сюда всех. С реквизитом, декорациями и всем остальным. — Он взглянул на сэра Дэнни. — Ты сможешь спокойно исчезнуть из города в крытой повозке. Пойдем в мою комнату, там нас никто не сможет подслушать.

Еще не до конца убежденная, что сэр Дэнни пребывает в добром здравии, Роузи пошла по пятам за обоими мужчинами в маленькую комнатенку, в которой хранились деньги, билеты и кучи разных бумаг. Со стороны могло показаться, что сэр Дэнни и дядюшка Уилл вечно соперничают и не доверяют друг другу, но на самом деле их связывала крепкая дружба. Не в первый раз Роузи мысленно сравнила их с Давидом и Голиафом: они были словно подобраны под стать друг другу — по своим размерам физически сильный, плешивый дядюшка Уилл затмевал хрупкого, щеголеватого сэра Дэнни. Хотя агрессивная натура сэра Дэнни была полной противоположностью задумчивой меланхоличности дядюшки Уилла, именно он вдохновлял последнего на описание наиболее воинственных персонажей его многочисленных пьес.

Сняв с пояса огромный ключ, дядюшка Уилл отворил дверь и жестом пригласил их войти.

— Ну, кто теперь хочет вырезать вам сердце?

— Ох! — вздохнул сэр Дэнни, постучав по денежному ящику. — Больше никто.

— Всего лишь граф Эссекс и граф Саутгемптон, — грубовато заметила Роузи.

Даже при скудном освещении она увидела, как с лица дядюшки Уилла исчез обычный румянец.

— Граф Саутгемптон? Господи Боже, да он же мой покровитель!

При последних словах дядюшки Уилла сэр Дэнни подпрыгнул, словно примадонна блошиного цирка.

— Проклятый предатель, этот твой граф! Он заслуживает по меньшей мере смертной казни!

— Именно так сэр Дэнни ему и сказал. Это было во дворце графа Эссекса в присутствии многих лордов. — Сообщила Роузи дядюшке Уиллу, который обессиленно прислонился к стене, прижав руки к груди жестом, отточенным до совершенства в бесчисленных театральных постановках.

— Какое ужасное несчастье! Саутгемптон знает о нашей дружбе!

— Все началось с того, — продолжала Роузи, что он вызвал нас прямо с улицы и приказал доставить вам письмо.

Дядюшка Уилл уронил пьесу на стол.

— Какое письмо?

— Саутгемптон хочет, чтобы ты, — сэр Дэнни сверкнул глазами, — поставил «Ричарда II».

Подергав себя за редкую бородку, дядюшка Уилл спросил:

— А зачем? Это же старая пьеса, она давно потеряла интерес у публики, тем более, что речь в ней идет о свержении монарха.

Сэр Дэнни схватил его за грудки и начал трясти с остервенением терьера, вцепившегося в медведя.

— Поэтому он и хочет поставить эту пьесу, садовая твоя голова, без всякого стыда и осторожности. Господи, да ведь Эссекс говорил о мятеже!

— О мятеже?

— О бунте, о восстании, о революции — как тебе угодно.

— Я знаю, — раздраженно сказал дядюшка Уилл, — но ничего не понимаю.

— Ах, не понимаешь? — Сэр Дэнни стоял, упершись одной рукой в бедро, а другой указывая куда-то в небо; он был похож на монумент, олицетворяющий негодование. — Эссекс и Саутгемптон хотят, чтобы ты поставил «Ричарда II» для нагнетания обстановки волнения и беспокойства, чтобы поднять мятеж против того самого капитана, который ведет наш остров-корабль сквозь бурные воды войны и мира.

— Против самой королевы? Ты ошибаешься, быть того не может! — Дядюшка Уилл воззвал к Роузи: — Он ошибается, ведь так?

— Дай-то Бог, чтобы он ошибался! — Роузи подошла к столу и взглянула на груду бумаг. — Но, как вы знаете, королева Елизавета, будучи недовольной Эссексом, урезала его доходы.

Все еще не придя в себя, дядюшка Уилл вымолвил:

— Но мятеж? Эссекс — ее фаворит. Он, должно быть, сошел с ума, если думает, что добьется успеха.

— Да, королева избаловала его своими милостями, — кивнул сэр Дэнни, — что в сочетании с его красивой внешностью и богатством вскружило графу голову. Теперь он говорит о нашей доброй Елизавете такие вещи, что, я думаю, с его разумом действительно не все в порядке. Проклиная свою бедность, он заявляет, — сэр Дэнни понизил голос, — что все меры, предпринятые королевой по его обузданию, такие же горбатые, как она сама. Да, этот бедняк, если захочет, сможет скупить пол-Англии!

— Видит Бог, она получит его голову, — ахнул дядюшка Уилл, сжимая рукой собственное горло.

— Я молюсь, чтобы так оно и случилось. — Сэр Дэнни прошелся по темной комнатке, возбужденно размахивая руками и поднимая при этом тучи пыли. — Он заявил, что взбудоражит весь Лондон, пленит королеву и заставит ее плясать под свою дудку.

— Это он тебе так заявил? — с сомнением спросил дядюшка Уилл.

— Да еще как горячо! — ответил сэр Дэнни. — Говорю же тебе, он, по-моему, сошел с ума.

Роузи соскребла со лба кусочек засохшей грязи и напомнила:

— То же самое вы говорили и Саутгемптону. Вы заявили им обоим, что мы отправимся в Уайтхолл и сообщим королеве об их замыслах.

— Ты разве не согласен, что мы должны поступить именно так? — спросил сэр Дэнни, заметив на лице дядюшки Уилла недовольную гримасу.

— Я-то согласен. Но вот только мой скудный умишко говорит мне, что сначала мы должны поставить пьесу, а уж потом разглагольствовать.

— Нам нужно выбраться из Лондона! — заявил на это сэр Дэнни, не обращая никакого внимания на гнев Роузи.

— И как можно скорее, — ответил дядюшка Уилл, свирепо повернувшись к нему. — Только это не то, чего я хочу!

— Знаю я, чего ты хочешь, — Сэр Дэнни стряхнул невидимую пыль с рукава. — Только мы уже разговаривали на эту тему, и я повторяю снова — нет. Это невозможно. Я не буду участвовать в новой постановке.

Дядюшка Уилл взял рукопись и с глухим звуком швырнул ее обратно на стол.

— Я написал пьесу, в которой тебе отведена главная роль!

— Пусть ее играет Ричард!

— Ты более великий актер, чем Ричард Барбэйдж. Да что я говорю! Ты и сам знаешь, кто ты есть. Если бы ты только сыграл эту роль! Она принесет тебе славу и богатство! Но, конечно, ты не сможешь этого сделать — тебе ведь нужно упрямо сжать челюсти и ринуться на очередное самоубийство!

— Ты хочешь сказать, что я осел?

— Осел, добровольно изгоняющий себя в провинцию!

— А что? Я люблю деревню, — пожал плечами сэр Дэнни.

— Ты? Ты ее ненавидишь! — поправил его дядюшка Уилл.

Низко наклонив голову, Роузи мечтала только об одном — очутиться где-нибудь в другом месте. Она не желала ничего слышать об актерском мастерстве сэра Дэнни, хотя прекрасно знала, что это чистая правда. Когда сэр Дэнни выходил на сцену, мужчины рыдали, а малолетние дети слушали и взирали с восторженным вниманием. Женщины находили его просто неотразимым; сэру Дэнни рукоплескала бы сама королева, но он никогда не оставался долго на одном месте — ему было достаточно получить заслуженную овацию, чтобы тронуться в путь.

А причиной этому была сама Роузи.

Как мог сэр Дэнни задерживаться, если оба они жили в постоянном страхе: для разоблачения Роузи достаточно было одного лишь фамильярного прикосновения к ее телу. Такое положение вещей не позволяло развернуться его таланту и положить конец их скитаниям.

Кроме того, Роузи очень легко могла разрыдаться. Слишком даже легко. Она взглянула на рукопись пьесы, брошенную на стол дядюшкой Уиллом. Перелистав несколько страниц, Роузи покосилась на неровные чернильные строчки, извивающиеся по листу бумаги, словно дождевые черви. Безусловно, в них был какой-то смысл, в них чувствовалась упорядоченность, но разобрать, что же там написано, Роузи не смогла. Порой ей казалось, что она узнает в этих закорючках некоторые буквы и даже слова. Но, главным образом, она могла лишь представить в своем воображении то время, когда у нее был дом, свой учитель и отец, лица которого, как ни старалась, она так и не могла вспомнить. Все это было неотъемлемой частью ее детского желания научиться читать, но сейчас она считала себя слишком взрослой для мечтаний подобного рода.

— В этой пьесе я использовал твое имя, — сказал дядюшка Уилл. Роузи недоверчиво взглянула на него и убедилась, что тот не шутит. — Розен-кранц. — Продолжал дядюшка Уилл. — Роль не очень большая, но чертовски безнравственная — ты мог бы сыграть ее с блеском.

— И где же оно? — Роузи указала на рукопись.

— Твое имя?

Дядюшка Уилл начал перелистывать страницы. Делал он это намного дольше, чем Роузи, но, в отличие от нее, отлично понимал, что читает и что для Роузи было лишь загадочными значками.

— Здесь, — дядюшка Уилл показал девушке нужное место.

Роузи склонилась над рукописью и увидела, что его палец показывает на завиток, стоящий на ножке.

— Посмотри, — объяснил дядюшка Уилл, — это буква Р, первая буква твоего имени, она издает рычащий звук.

Дядюшка Уилл рыкнул, и Роузи повторила вслед за ним:

— Р-р-р! Р-р-р! — Она опять взглянула на букву, стараясь запомнить ее.

— Сэр Дэнни, взгляни-ка на него! — воскликнул дядюшка Уилл, и Роузи смущенно отпрянула от мужчин, пристально взирающих на нее. — Он рассматривает страницы с таким вниманием, словно от этого зависит его жизнь! Такому смышленому мальчишке, как он, ничего не стоит научиться читать.

— Для чего ему это? — проворчал сэр Дэнни. — У него такая же великолепная память, как у меня, а я могу запомнить любую роль, стоит мне услышать ее хоть раз.

— Знаю, ты можешь процитировать всю Библию задом наперед. Только не вздумай мне это доказать — я уже слышал, как ты проделывал такую штуку, и тем самым доказал истинную ценность Священного Писания.

Сэр Дэнни вынул из кармана гребень и принялся расчесывать свои длинные волосы — что бы ни происходило, его тщеславие всегда было превыше всего.

— Но Розенкранц — не актер, во всяком случае, не такой, как ты, — печально покачал головой дядюшка Уилл. — Я знаю, что ты не хочешь посмотреть правде в глаза и надеешься, что твой протеже будет по меньшей мере украшением сцены. Но… но он никогда не пойдет дальше женских ролей.

— Но у Розенкранца бывают изумительные взлеты! — возразил сэр Дэнни.

— Посмотри на жизнь с другой стороны! Если бы он мог читать, то сумел бы устроиться на службу и сделаться писарем. Но только он никогда этому не научится, потому что продолжает гастролировать с провинциальной труппой.

— Это моя провинциальная труппа, — напомнил ему сэр Дэнни.

Дядюшка Уилл презрительно наморщил нос.

— В повозках, из города в город, на неструганых досках вместо сцены! Возможно, ты и не претендуешь на нечто большее, но Розенкранц, который с тобой вот уже пятнадцать лет…

— Шестнадцать, — поправил сэр Дэнни.

— Следовательно, скоро ему будет восемнадцать…

— Мне уже двадцать один год, — протестующе возразила Роузи.

— О! Ты прекрасно выглядишь для столь почтенного возраста, — отозвался дядюшка Уилл, ни капли, впрочем, не поверив.

Роузи вздернула подбородок, на котором не было ни малейших признаков растительности.

— Сэр Дэнни говорил, что мне было четыре года или даже пять, когда он нашел меня. Поэтому мне двадцать один.

— Хм. — Дядюшка Уилл с сомнением осмотрел Роузи с головы до пят. — Очевидно, скитания не слишком закалили тебя, иначе ты не был бы таким тощим… Послушай, Розенкранц, — льстиво продолжал он, выказывая недюжинное чутье, — я сам бы научил тебя грамоте, если бы ты только остался в Лондоне.

— Мы не можем остаться. — Сэр Дэнни сжал руку Роузи. — Я начинаю терять самообладание, поэтому нам пора убираться отсюда.

— Почему ты не подумал о будущем паренька, предпочитая ему свои эгоистические чувства? — раздраженно спросил дядюшка Уилл.

— Я думал об этом, — ответил сэр Дэнни, стараясь сыграть роль благородного опекуна с максимально возможной искренностью. — Ты знаешь, что произойдет в случае государственного переворота? Королева Елизавета, правящая вот уже сорок два года, принесла нашей стране мир и процветание. Какая жизнь ожидает моего Розенкранца, если наша добрая королева потеряет власть?

— Ну и какая же?

— Кто-то должен предупредить королеву, — продолжал сэр Дэнни, не отвечая на вопрос. И этим «кто-то» должен быть ты. Конечно, я сделал бы это сам, но я не могу и носа высунуть на улицу.

— Ага, я должен предупредить королеву, а когда я сделаю это, то потеряю своего покровителя. — Дядюшка Уилл нервно пригладил редкие пряди волос, пытаясь прикрыть ими лысую макушку. — Моли Бога, сэр Дэнни, чтобы королева непредвзято выслушала старого актера и драматурга, игнорируя дурную славу, которой пользуется наша братия.

Сэр Дэнни криво ухмыльнулся.

— Как Людовик, например? Кстати, как ты думаешь, он уже прибыл? — Сэр Дэнни резко отворил дверь, и Роузи задохнулась от изумления: Людовик был тут как тут — высокий, мощный и неподвижный, как змея, застывшая на солнцепеке.

Родившийся где-то в Европе, но потом волей судеб выброшенный на берег Англии, Людовик вбил себе в голову, что крайне необходим актерской труппе, как, впрочем, и то, что не способен завести себе друзей. Не было ни одного человека, которому бы Людовик нравился. Не было ни одного человека, кто мог бы одолеть его. Хотя он никогда не прибегал к насилию, все боялись его, как огня: жестокая складка у рта и шрамы, покрывающие спину и грудь, разубеждали самых отъявленных задир.

— Людовик! — сэр Дэнни схватил руку Роузи и стиснул ее.

— Сэр Дэнни. — Низкий грудной голос с легким акцентом, казалось, делал великана еще массивнее. Неужели он подслушивал под дверью?

Оправившись от неожиданности, сэр Дэнни решил взять наглостью:

— Я посылал за тобой мальчишку. Он разыскал тебя?

— Я же здесь, разве не так?

— Хорошо. — Сэр Дэнни двинулся на Людовика, не выпуская руки Роузи, и тот отступил в сторону. — Я очень озабочен гастролями моей провинциальной труппы. — Людовик, ты явился с повозками?

— С повозками? Нет. Но я раздобуду их. — Людовик поклонился, так глядя на Роузи своими слегка выпуклыми глазами, что сэр Дэнни закричал:

— Убирайся!

Людовик сверкнул глазами и направился к выходу.

— Почему вы кричите на него? — набросилась Роузи на сэра Дэнни, когда Людовик вышел. — Это обижает Людовика, а он нам так нужен!

Сэр Дэнни задумчиво посмотрел вслед гиганту.

— Он пробыл с нами довольно долго. Возможно, слишком долго… Эй, Уилл, можешь выходить — он уже ушел!

Дядюшка Уилл высунул голову из комнаты и, покрутив ею в разные стороны, наконец появился полностью. Страстно желая отделаться от них обоих, он сказал:

— Я помогу тебе по мере своих скудных возможностей, но у меня нет денег для того, чтобы…

— Не заговаривай мне зубы! Дашь нам послушать свою новую пьесу?

— Нет!

— Но ведь мы будем в провинции, — ласково уговаривал сэр Дэнни, — вдали от твоих лондонских зрителей. Никто и не узнает, что мы поставили твою пьесу первыми.

— Нет. — Судя по голосу, решимость дядюшки Уилла явно слабела.

— Мой дорогой старый друг, — сэр Дэнни обвил рукой шею Уилла, — это маленькая любезность с твоей стороны для тех, кто уже почти поплатился своей жизнью за ее величество и благословенную Англию. Как ты назвал эту пьесу?

— «Гамлет». — Уильям Шекспир, дядюшка Уилл, с отвращением пнул грязь под ногами. — А себя я назвал дураком. Ладно, послушаете пьесу, но только один раз, — он поднял вверх длинный палец, — только один! А после этого вы должны уехать отсюда, прежде чем вас разыщет Саутгемптон. Куда вы поедете?

— В одно поместье неподалеку от Лондона, — с бандитским хладнокровием ответил сэр Дэнни.

Потрясенная Роузи выдернула свою руку из руки сэра Дэнни.

— Туда мы не поедем!

— У нас есть приглашение выступить перед гостями сэра Энтони Райклифа, — продолжал сэр Дэнни, не обращая внимания на Роузи.

— Туда мы не поедем!

— А почему, собственно, ты так не хочешь выступить перед сэром Райклифом, Розенкранц? — озадаченно спросил дядюшка Уилл.

Роузи с яростью оттолкнула от себя сэра Дэнни.

— Потому что Дэнни совсем потерял разум!

— Мы отправляемся туда творить наше счастье! — улыбнулся сэр Дэнни.

— Я почти вижу, как по твоим губам течет мед, — удивился дядюшка Уилл. — Что ты собираешься делать?

— Покинув тесные пределы Лондона, мы поедем в поместье лорда Энтони Райклифа, подышим здоровым деревенским воздухом, хорошенько поедим, выпьем от души…

— И с помощью шантажа вытянем из сэра Энтони хорошие денежки, — прервала его Роузи.

 

3.

Вздрогнув от укола трости, сэр Энтони Райклиф оторвался от своего страстного исследования пухлых губок очаровательной леди Бланш. Он поднял голову и свирепо взглянул на осмелившегося прервать этот восхитительный поцелуй — перед ним стоял негодующий отец девушки.

— Предпочитаю притвориться, что ничего этого не видел. — Лорду Боузи явно хотелось голыми руками разорвать Тони на мелкие кусочки, однако его сдерживали две причины: собственный непомерный вес и, главное, нежелание портить отношения с капитаном королевской гвардии.

Именно поэтому лорд Боузи скользнул взглядом по верхушкам деревьев и жестом приказал дочери следовать за ним. Отец собирался отвести ее обратно на длинную галерею, где танцевали другие аристократы, приехавшие в поместье Одиси.

Бланш не обратила на жест лорда Боузи никакого внимания и, улыбнувшись Тони, провела по губам языком, еще влажным от поцелуя. Это было явным приглашением, перед которым немногие мужчины могли бы устоять, но сэр Энтони снял гибкие руки девушки со своих плеч и, расправив рюши воротничка, сказал:

— Иди со своим отцом, любовь моя. Увидимся… позже.

Глаза Бланш заблестели еще ярче от навернувшихся слез, и она взмахнула своими длинными ресницами, как сеньорита веером.

— Но, Тони…

Он шутливо щелкнул ее пальцем по носу, словно ребенка.

— Позже!

— Но вы же обещали…

Он ничего ей не обещал — и не будет, пока не сделает свой выбор. Дело в том, что каждая девушка, входящая в его дом, желала стать женщиной в его объятиях, и довольно многие из них добивались своей цели. Тони чувствовал себя исследователем: здесь — поцелуй, там — страстные объятия… Он старался решить для себя, которая же из этих знатных женщин станет его невестой.

Безусловно, для честного джентльмена такое поведение было недопустимым, но Тони гордился тем, что не был ни честным, ни джентльменом. Все еще продолжая улыбаться, он вручил Бланш отцу.

— Я бы с удовольствием продолжил нашу дискуссию, дорогая, но аудитория растет. — Он указал рукой на двух леди, чинно вышагивающих по подстриженному газону. — Мои сестры ожидают меня.

Лорд Боузи схватил Бланш за руку и потащил за собой, прежде чем она смогла запротестовать.

— Тони, ты что, с ума сошел?

Сэр Энтони шикнул на Джин, ожидая, когда Бланш обернется в последний раз. Он послал ей воздушный поцелуй, выбросил из головы и сказал:

— Если я женюсь на Бланш, ей придется поберечь свои поцелуи только для меня. Слишком уж свободно она распоряжается ими.

— Ты не женишься на ней, — объявила Джин.

— Наверное, нет. Ее отец всего лишь барон, вдобавок его неотесанность, вероятнее всего, доставит неприятности королеве. Мне не к лицу иметь такого тестя! Да, Джин, ты права: я не женюсь на ней.

— Вот и хорошо, — подхватила Энн, вторая сестра, бросив взгляд на брата из-под насупленных бровей. — Я очень рада, что у тебя есть хоть какой-то здравый смысл.

— Это у него-то? — Джин отлично знала своего брата и поэтому никогда не верила, когда о нем говорили в благожелательном тоне.

Тони лучезарно улыбнулся.

— Не надо бросать на меня свои обезоруживающие взгляды, — продолжала Джин. — Извольте, сэр, подойти сюда и получить нагоняй!

— Нагоняй? — Он сгреб обеих миниатюрных сестер в медвежьи объятия. — За что же, леди, вы хотите наказать меня?

— За то, что ты ведешь себя как сумасшедший! Бросаешься с поцелуями ко всем девушкам подряд! — Джин вырвалась из рук брата и погрозила ему пальцем. — Их отцы грозятся уехать из твоего дома.

— Ты стал причиной скандала! — Энн встала перед Тони, отрезая ему путь к отступлению. — Никто не знал, с какой целью ты пригласил сюда половину английской знати, но, кажется, теперь госта начинают прозревать — в каждой приглашенной семье есть дочка на выданье.

— Не отрицаю. — Тони забавно приподнял одну бровь.

— Ты меняешь их одну за другой, словно подбираешь себе перчатки по размеру!

— Ну, это слишком грубое сравнение. — Тони постарался, чтобы его голос звучал сурово.

— А ты и сам грубиян! — парировала Энн. — Родители девушек страшно перепуганы.

— А сами девушки — нет!

— Да уж! — с отвращением воскликнула Джин. Они начинают щебетать, словно стая весенних скворцов, стоит тебе пройти мимо!

Тони попытался найти в глубине души остатки скромности, однако ему никогда не удавалось искусство самообмана, особенно, если дело касалось женщин.

— Мне уже двадцать восемь. В таком возрасте пора подумать о женитьбе.

— С этим никто не спорит. — Джин почти насильно усадила его на мраморную скамейку. — Мы тебе советовали жениться, как только ты вернулся из Европы. Если бы ты искал невесту тогда, согретый благосклонностью Ее Величества, то мог бы выбрать себе в жены любую женщину королевства. Правда, это было пять лет назад.

— Неужели память людская так коротка? — грустно вздохнул Тони.

— Хватит паясничать и изображать перед нами невинного младенца! — Джин нахмурилась. — Ты — капитан королевской гвардии! Ее Величество пожаловала тебе поместье лорда Сэдлера — Одиси, один из самых лакомых кусочков Англии! Где же наследник? Кто будет получать огромный доход, который дают твои земли? В конце концов ты мог бы жениться на какой-нибудь богатой вдове.

— На вдове…

Тони с отвращением начал склонять это слово на все лады, но Джин не обратила на это никакого внимания и продолжала:

— Вместо этого ты продолжаешь портить отношения со всеми знатными дворянами, у кого есть незамужние дочери.

Тони сладко потянулся и заложил руки за голову.

— Я никого здесь не задерживаю.

— Они боятся тебя, — ответила Энн и внимательно посмотрела на брата, уловив в его голосе угрожающие нотки.

Вскочив со скамейки, Тони хлопнул по ней рукой.

— Садись-ка сюда, любезная сестрица, и расскажи мне, с какой это стати они должны меня бояться. Что я могу сделать, если они уедут? Я ведь не собираюсь скрещивать с ними свою шпагу.

— Да неужели? — спросила Джин сладким голосом, в котором звучал плохо скрытый сарказм.

Энн робко подошла к скамейке и села на краешек.

— Ты пользуешься благосклонностью королевы.

— Но не в настоящее время.

— Это тебе только кажется, — воскликнула Джин. — Время — лучший лекарь. Никто не сомневается, что стоит тебе сказать Ее Величеству несколько лестных слов, как ты умеешь это делать, и ее благосклонность сразу же вернется.

— Ты льстишь мне.

— Перестань разговаривать со мной таким покровительственным тоном, Тони Райклиф! — Джин потеряла терпение. — Я наказывала тебя за шалости, когда ты был еще ребенком, и буду наказывать впредь, если это добавит тебе хоть немного ума!

Тони уже не смеялся. Если Джин примет решение отлупить его палкой, он безропотно примет побои, поскольку слишком многим обязан обеим сестрам.

Прислонившись к дереву, Тони изучающе разглядывал Джин и Энн. Первая сердилась на брата довольно часто, вот как сейчас, например. Ее смуглое лицо вспыхнуло от гнева — сначала покраснел кончик носа, а затем и на щеках проступил румянец.

Энн… Нет, Энн, похоже, не сердилась. Такая же смуглая, как и сестра, с карими глазами, на которые легко наворачивались слезы, она и сейчас была готова заплакать. Тяжело переживая нелады между сестрой и братом, она, ломая руки, тихим голосом бормотала слова примирения.

Тони никогда не мог противостоять страданию Энн и гневу Джин. Вероятно, сейчас было необходимо дать некоторые разъяснения своего поведения, поведать им свою главную цель.

— Я хочу положить начало новой знатной династии, — начал он.

Энн положила руку на плечо брата.

— Ты и так принадлежишь к этой династии!

— Это не моя династия — она носит фамилию моего отца и брата.

— Но ты тоже приходишься мне братом! — воскликнула Энн.

— За что я премного благодарен тебе. И тебе тоже. — Он кивнул Джин, которая поняла его намного лучше, чем добрая Энн. — Но я создам свою династию Райклифов, и для этого мне нужна молодая девушка, а не вдова.

— Но у молодой девушки, как правило, есть отец, который сам решает будущее своей дочери. И далеко не каждый… — Энн запнулась на полуслове.

— Захочет видеть меня своим зятем? — закончил за нее Тони.

Энн смущенно потупила глаза и начала внимательно разглядывать свои руки.

— Ты пользуешься репутацией задиры и обольстителя… — пришла ей на помощь Джин.

— Вдобавок незаконнорожденного!

— … и если бы ты не принадлежал к числу фаворитов Елизаветы, тебя бы давно уже убили из-за угла.

— И я — незаконнорожденный!

— Что ж, возможно, это тоже одна из причин. — Джин внимательно посмотрела на него. Тони был бледен и надменен. — Ты должен понимать, почему отцы возражают.

— О, я все понимаю! — Тони встал и ухмыльнулся, показав ослепительно белые зубы. — Но только мне на это наплевать.

Тони действительно не волновали протесты отцов молодых девушек потому, что ни один из них не осмелился бы открыто бросить их ему в лицо. Джин была совершенно права. За последние пять лет он, не раздумывая, обнажал свою шпагу против любого дворянина, кто отваживался заикнуться об обстоятельствах его рождения.

Тогда Джин решила сыграть на его мужской гордости.

— Послушай, зачем тебе молодая девица? Или ты боишься, что, сравнив тебя в постели со своим бывшим мужем, вдова сделает вывод не в твою пользу?

От взрыва смеха, которым разразился Тони, зашуршала желто-оранжевая осенняя листва.

— Моя жена будет опьянена мной до самой своей смерти.

— А ты, между тем, будешь искать себе удовольствий где вздумается?! — взорвалась Джин.

Веселье в одно мгновение слетело с лица Тони.

— Нет. Я не собираюсь производить незаконнорожденных детей, чтобы о них приходилось заботиться моей жене.

— Мама никогда не говорила ни слова на этот счет, — заверила его Энн.

— Ваша мать была на редкость благородной женщиной, — ответил Тони. — Ее любовь ко мне нисколько не отличалась от любви к ее собственным детям. Я думал, что она — моя родная мать: она должна была бы быть моей родной матерью.

При воспоминании о матери, еле передвигающей ноги от слабости, когда к ней стала приближаться смерть, на добром лице Энн появилось несколько слезинок, и даже Джин принялась отыскивать носовой платок.

Подождав немного, Тони продолжил:

— У меня будет молодая и знатная девушка; достаточно молодая — не больше семнадцати, — чтобы подарить мне много детей. Ведь всем известно, что чем моложе кобылка, тем больше жеребят она приносит.

Наверное, впервые в жизни Джин, казалось, не знала, что ответить брату, однако этого нельзя было сказать об Энн.

— Возможно, Тони, тебе отлично подойдет и молодая кобылка, если все твои мысли направлены на лошадиные задницы!

Они посмотрели вслед возмущенной Энн, устремившейся к дому, потом Тони, повернувшись к Джин, сконфуженно пробормотал:

— А что я такого сказал?

Джин открыла было рот, но не могла вымолвить ни слова. Наконец она пришла в себя и грозно встала перед братом.

— Я совсем забыла, что Энн всегда видит правду и без обиняков говорит ее прямо в глаза… Но я вот что хочу тебе сказать. Дело в том, что я обещала леди Хоноре Ховард сыграть роль ее отца и устроить брак между вами.

Тони разразился смехом, ожидая, что Джин присоединится к нему. Однако та оставалась серьезной, и смех замер на губах у Тони.

— Ты шутишь.

— Нисколько.

— Леди Хонора хочет выйти замуж… — голос сорвался; от нелепости подобного предложения Тони потерял дар речи, но его былую веселость как ветром сдуло. — Если ей еще и не исполнилось сорок лет, то это произойдет со дня на день!

— Да, мы в возрасте, — признала Джин.

— А если она снимет свой корсет и разденется, я умру от страха, едва лишь взглянув на ее волосатые ноги!

— Да, грудь ее несколько великовата, но зато у леди Хоноры прекрасная фигура. В молодости она была неотразима, а ее лицо и сейчас словно изваяно…

— Изо льда!

— Она не дает волю своим чувствам, но это только должно делать ее более привлекательной в твоих глазах.

Тони подумал о чопорных великосветских дамах, глядящих на мир с высоты своего общественного положения и всегда высокомерно судящих о себе подобных.

— Почему ты решила, что меня привлечет эта ледяная статуя?

— Потому что она выбрала тебя, исходя из той же холодной логики, что и ты, отсеивая своих брачных кандидаток.

Уловив в речи Джин намек на победу, Тони нахмурился и подошел к сестре поближе.

— Но почему именно я?

— Она тоже хочет ребенка и, говоря твоим же языком, считает тебя лучшим жеребцом-производителем во всей Англии. Она уверена в твоих способностях; кроме того, эта женщина отвечает почти всем твоим требованиям.

Тони охватила ярость — это была реакция мужчины, знающего себе цену и вдруг обнаруживающего, что на него смотрят всего лишь как на самца. Как можно сочетаться браком, исходя только из соображений деторождения?!

В голове Тони возникли чудовищные видения супружеского сосуществования, и лицо его покрылось пятнами. Матримониальные мечты перестали казаться важными; теперь самое важное — как выбраться из этой ловушки.

Словно библейский змей-искуситель, Джин продолжала соблазнять Тони:

— Ко всему прочему, она богата.

Дернув себя за воротник, внезапно ставший тесным, Тони взмолился про себя о даровании ему силы устоять перед денежным искушением. Леди Хонора действительно была богата, очень богата.

— Она — ближайшая подруга королевы, и она все еще… э-э… плодовитая, как молодая кобылица…

Тони вскочил со скамейки и, обогнув живую изгородь, вышел из сада. Джин последовала за братом, стараясь подстроиться под его размашистый шаг. Когда они пересекли раскинувшуюся перед домом лужайку, Тони резко обернулся к сестре.

— Леди Хонора похоронила трех мужей и ни от одного из них не имеет детей! Это ты называешь плодовитостью?

— Первые два мужа, — ответила Джин, — были выбраны ее отцом из-за их связей, влияния и богатства; он совсем не принимал во внимание их врожденную немощь. Эти мужья не смогли подарить ей детей и отдали Богу душу, когда Хоноре еще не было и двадцати. Третий раз она вышла замуж по любви, и этот муж был способен дать ей все, что только может хотеть женщина от мужчины. Она имела от него ребенка и, возможно, смогла бы рожать и еще, но в конце концов он начал спать с женщинами со всей округи и только издевался над ней, когда она пыталась обуздать его.

Тони очень часто доводилось слышать это сравнение с лошадьми, поэтому он спросил:

— Джин, а что, все женщины думают о мужчинах как о жеребцах?

— Нет, некоторых сравнивают с меринами, — усмехнулась Джин, — но только не тебя, Тони. И, пожалуйста, перестань грызть удила, словно холодная рука злого рока уже стучит тебе в спину.

Джин была права: по спине Тони пробежала дрожь. К его возмущению и ярости теперь примешивалось вполне реальное чувство, словно он отправляется на верную погибель: принимая какое-нибудь важное решение, леди Хонора никогда не шутила.

— Я не женюсь на ней, — твердо сказал Тони. — Безусловно, я высоко ценю леди Хонору Ховард, но и подумать не могу о физической близости с ней.

Явно не убежденная этим доводом, Джин рассмеялась.

— Вот ей и объясни это сам.

— Джин, моя дорогая сестра! — Тони обнял ее. — Я всего лишь застенчивый мужчина, вдобавок у меня плохо подвешен язык. Я уверен, что ты…

— Нет, я больше не буду разговаривать с ней об этом.

— … найдешь способ пощадить ее чувства.

— Ее чувства сможет успокоить только скаковой жеребец! — Джин усмехнулась, видя его гнев. — Кроме того, я всю жизнь знаю леди Хонору и никогда не могла ее ни в чем переубедить. Ты обречен, Тони, понимаешь, обречен, и я не могу сказать, что чувствую себя от этого несчастной. Леди Хонора составит превосходную партию любому мужчине, а тебе в особенности. Ты больше никогда не услышишь ни слова о своей незаконнорожденности: никто не осмелится бросить вызов Хоноре.

— Я не желаю, чтобы источником уважения ко мне была моя жена! Я хочу заслужить это уважение сам!

— Ты уже его заслужил — не понимают этого только глупцы и ты сам. Если же ты сделал свой собственный выбор, возможно, леди Хонору и удастся отговорить от того, что она задумала, но…

— Сделал! — Тони посмотрел вокруг себя, отчаянно ища выход. — Моя невеста только что приехала! Я сражен ее прелестью, и вот она здесь.

— Где? — Джин взглянула на труппу странствующих актеров, расположившуюся на краю лужайки перед домом. Сейчас они были заняты разгрузкой досок, служащих сценой, и готовились к дневному спектаклю. — Где же она?

— Здесь! — Тони почувствовал несказанное облегчение, увидев среди актеров девушку. Единственную девушку — она стояла в стороне и нервно переминалась с ноги на ногу. Чуть сгорбившись, она пристально глядела на дом и что-то тихо говорила. На таком расстоянии Тони совершенно не было слышно, что она бормочет. — Она здесь! Видишь, стоит около разрисованного фургона.

Проследив за взглядом брата, Джин прищурилась.

— Она?

— А ты что, знаешь ее? — Тони надеялся, что нет.

— Я никогда не встречалась с ней раньше, но она, — Джин вздернула подбородок, — кажется мне знакомой. Кто она?

— Она — само совершенство. — Последовал весьма туманный ответ.

— В этом наряде? — Джин покачала головой. — Лучше натяни поводья, Тони. Это же бродячая актриса! И уж во всяком случае, не богатая, влиятельная девственница.

Даже на расстоянии Тони мог видеть, что одежда девушки была несколько странной, а рыжий парик почти закрывал лицо… Боже, как он мог заманить себя в такую ловушку?

Однако, вспомнив прямую, как палка, фигуру леди Хоноры, Тони сам ответил на свой вопрос.

Безрассудство! Совершеннейшее безрассудство!

— Ради этой девушки я откажусь от всех своих мелочных страстей!

— Сомневаюсь, чтобы она отказалась от жизни в фургоне: комедианты — весьма пикантная компания.

— Я избавлю ее от этой компании! — заявил Тони, надеясь, что сумеет уговорами или соблазном убедить девушку помочь ему избавиться от леди Хоноры.

 

4.

Папочка, не оставляй меня здесь! Я очень устала, а идти еще так далеко!

Лужайка, посреди которой возвышался огромный дом, напоминала ковер-самолет нежно-зеленого с золотом цвета. Сам дом был похож на сказочного пассажира, гордо восседающего на этом ковре.

Я нарвала букетик цветов. Они тебе не нравятся? Но я же рвала их для тебя.

Нет, скорее дом походил на девушку, распростершую свои белые руки-крылья, сияющие в ярком солнечном свете, чтобы принять в свои объятия всех, кто в него приходит. Деревья, уже прихваченные первыми осенними холодами, склонялись вокруг стен, словно беря девушку под свою защиту; еще не пожелтевший кустарник составлял ее убранство…

Я не брала ее, папочка! Не оставляй меня здесь одну! Папочка, пожалуйста, папочка…

— Ты очень милая девчушка.

Роузи подпрыгнула от неожиданности, и букетик цветов, который она сжимала, выпал из ее рук. Туманное видение исчезло так же быстро, как и появилось.

Рослый мужчина, появившийся из-за фургона, проворно собрал рассыпавшиеся цветы и, галантно поклонившись, с пленительной улыбкой вручил букет Роузи.

— Я так очарован вашей прелестью, миледи, что не могу даже вспомнить собственное имя, но готов поклясться, что никогда не встречал вас раньше.

— Кто вы, кто? — воскликнула Роузи, прижимая руки к груди, чтобы сдержать биение сердца.

— Я сэр Энтони Райклиф. — Все еще не придя в себя, Роузи взглянула на него. — Тот самый, который вас нанял.

О Боже? Это был сэр Энтони, а она… она была…

Роуэи встряхнула головой, стараясь отогнать непрошеные мысли.

Она была Роузи. Розенкранцем. Приемным сыном и в то же время дочерью сэра Дэнни. А сейчас она стояла лицом к лицу с сэром Энтони Райклифом, их работодателем. Вспомнив о правилах приличия, Роузи почтительно поклонилась.

— Большая честь для меня, сэр.

Невероятно мужественный, невероятно уверенный в себе, их хозяин взял руку Роузи и поцеловал ее так деликатно, словно девушка была королевой.

— Твой голос немного дрожит, но уверяю, нет никаких причин меня бояться, прелестная девушка. Не будешь ли ты столь любезна, чтобы сообщить мне имя твоего отца? Я немедленно пойду к нему и попрошу разрешения искать твоей благосклонности, потому что ты — словно прохлада весеннего ветерка, ты притягиваешь меня, словно… — Тони запнулся, как актер, забывший слова роли, и картинно пожал широкими плечами. По мнению Роузи, в этом жесте было нечто глуповатое. — Итак, скажи его имя, и я буду ухаживать за тобой так, как еще не ухаживал за девушкой!

— Вы подшучиваете надо мной, сэр, — вымолвила наконец Роузи, немного придя в себя от изумления.

— Как можно насмехаться над подарком богов, когда сам благословенный Юпитер может вырвать его из моих рук! Итак, назови мне имя своего отца, чтобы я мог доказать свои добрые намерения.

Он не понимал, кто она такая. Этот человек думал, что она женщина. Нет, конечно, она была женщиной, но подавляющее большинство людей поверили в ее личину и видели в ней то, что и ожидали, — юношу с дурной репутацией, бродягу, комедианта.

Был ли этот мужчина проницательнее остальных или нет? Широкоплечий, светловолосый, чрезвычайно любезный и приветливый — что он хотел от нее?

— Ты ведешь себя так, милая девушка, словно ни один мужчина еще не предлагал тебе своего сердца. Но я знаю, что твоя прелесть, должно быть, покорила даже более осторожных мужчин, чем я.

После этих слов Роузи интуитивно поняла его нахальные намерения. Этот человек явно привык к тому, что девушки потакают его капризам. Более того, он не знал, что такое отказ.

— Сэр Энтони… — начала Роузи, но тот прижал палец к ее губам.

— Называй меня Тони.

Роузи отдернула голову и продолжила:

— Уважаемый сэр! Я не хочу разговаривать с вами в таком фамильярном тоне.

Оперевшись локтем на повозку так, чтобы его рука находилась рядом с головой девушки, Тони сказал:

— Ну, в таком случае называй меня Энтони. Или дражайшим, или любимым, или отрадой сердца — как угодно, умоляю тебя!

Тони навис над Роузи — слишком высокий, слишком широкоплечий, слишком мужественный. Кроваво-красная бархатная накидка, развевающаяся на его плечах, казалась ослепительной, и девушка невольно щурила глаза. Так же ярко сверкал и черный камзол, расшитый золотыми нитями, а на широкой груди висел тяжелый золотой отличительный знак капитана королевской гвардии. Весь его облик напомнил Роузи солдат графа Эссекса, чуть было не убивших ее, но шпага сэра Энтони Райклифа выглядела менее острой. И все же, еще ни один мужчина не смотрел на нее таким оценивающим взглядом, столь настойчиво добиваясь своего. Все это напугало Роузи.

— Я не смогу назвать вас так: препятствием этому является ваше высокое положение.

— Я не хотел бы, чтобы между мной и моей нареченной существовали какие-то препятствия. Между нами не должно быть никаких барьеров — ни словесных, ни… — Он так посмотрел на небольшую впадинку у нее на груди, что Роузи вспыхнула. — Ни телесных.

Девушка попыталась завязать шнуровку на груди, но Энтони помешал ей. Он снова поцеловал ей руку, но только теперь губы Райклифа прижались к ее ладони.

— Сохрани это в своей памяти, когда меня не будет рядом. Приложи тогда свою ладонь, где запечатлен мой поцелуй, к щекам, к губам, ко всему телу и представь, что я с тобой. И так оно и будет, — прошептал он.

Изумленная и не знающая, что ответить, Роузи удивилась про себя, как быстро раскусил ее сэр Энтони. Казалось, он ожидал от нее какого-нибудь знака, но инстинкт предупреждал Роузи о надвигающейся опасности.

— Дорогой лорд… — прошептала она, и Энтони воспринял это как разрешение.

— Не называй меня лордом, — ответил он, придвинувшись еще ближе. Я — Тони.

Его губы, которые вдруг оказались совсем близко, обещали Роузи удовольствия, которых она никогда не испытывала раньше. И вот теперь, когда они скользнули по ее подбородку и щекам, а кончик языка закрыл ей веки, обещания превратились в реальность. Роузи, не дыша, замерла в ожидании.

— Скажи, — приказал он, — скажи теперь мое имя…

— Тони, — прошептала Роузи.

Награждая послушание девушки, он прижался губами к ее рту. Этот поцелуй, первый поцелуй в жизни Роузи, мог стать хорошим уроком, который преподал ей Тони, однако этого не случилось. Райклиф прислушивался к малейшим ответным сигналам тела девушки и, только получив их, прижал ее к себе еще крепче. Тони пошевелил языком, приглашая Роузи последовать его примеру, и, поняв его желание, она из любопытства ответила на его поцелуй.

Только из любопытства — ничем другим нельзя было объяснить это безумие. И, словно кремень и кресало, любопытство Роузи и настойчивость Тони высекли искру страсти, и Тони тихо засмеялся, почувствовав, что та искра воспламенила ее.

— Это как раз то, — прошептал он, — что согреет нас.

Чувствовала ли эта девушка, что он сгорает от нетерпения? Бушующее в крови пламя уничтожило в нем остатки самоконтроля.

— Еще, — потребовал он, словно маленький ребенок, — дай мне это еще.

От следующего поцелуя парик соскользнул с ее головы, и Роузи, вздрогнув, почувствовала, как его пальцы, словно гребень, вплелись в ее густые темные локоны. Снова поцеловав девушку, Тони почувствовал это волшебное сплетение своих пальцев и ее волос, удерживающее ее на месте, словно она могла убежать.

— Еще!

Если бы она могла убежать! Если бы ее колени не дрожали так, что Роузи едва держалась на ногах! Другой рукой он провел по ее груди и, оторвавшись от губ, поцеловал шею. Рука Тони скользнула под жесткий корсет, и, когда его палец нежно прошелся по затвердевшему соску, Роузи застонала.

— Этот стон… — прошептал Тони. — Серенада любви, моей любви…

В его голосе слышалось удовлетворение, и это отрезвляюще подействовало на Роузи, словно на нее вылили ушат холодной воды. Боже, что она делает?! Роузи открыла глаза, и чувство унижения, как пощечина, привело ее в чувство.

Сверкающие солнечные лучи ярко освещали все вокруг — в том числе ее и сэра Энтони, — и, следовательно, все могли видеть их.

— Никто не мог нас видеть, — прочел Тони мысли девушки. Его низкий бархатный голос звучал успокаивающе. — Я заслонил тебя своим телом от взглядов любителей совать свой нос в чужие дела.

Эта самонадеянность моментально вывела Роузи из себя.

— Своим телом? — переспросила она сдавленным голосом. — Да, вы им пользуетесь достаточно умело. Это тело, несомненно, принадлежит негодяю, грязному и грубому плуту! — Недавнее страстное вожделение смешалось с яростью — или это было одно и то же? — и Роузи ударила Тони по руке. — Уберите свою прокаженную лапу, пока мой нож не оказался в вашем брюхе!

— Успокойся, моя милая, — хмыкнул Тони, хотя подбородок его сразу окаменел. — Мною движут только самые лучшие намерения.

Его веселость окончательно убедила Роузи. Боже, она же вела себя как последняя шлюха иэ портовых доков! Сжав кулак, Роузи изо всех сил ударила Тони, целясь в горло, но Тони откинул голову, и удар пришелся по плечу. Мягкая подкладка смягчила удар, но на лице Тони явно отразились гнев и изумление.

— Говорю тебе, что я желаю этого брака, и то восхитительное бешенство, в которое ты время от времени впадаешь, — его пальцы сжали грудь Роузи, — легко излечимо.

Роузи отбросила бесстыжую руку и, поднырнув под плечо Тони, метнулась прочь. Тони без труда задержал ее, поскольку Роузи остановилась, чтобы подобрать свой парик.

— Так какую комнату отвели тебе мои слуги? — спросил он. — Я найду тебя этой ночью и доставлю такое наслаждение, что сам Аполлон будет нам завидовать. Пойдем! — Настойчивая ладонь закрыла ей рот, и таким пленительным был Тони, что Роузи опять дрогнула, несмотря на всю свою злость. — Итак, вложи же свою руку в мою и отправимся к нашему счастью вместе до самой смерти и во веки веков!

— Вы — сумасшедший, лунатик, не отдающий себе отчет в том, что говорит!

— Лунатик? Нет, ведь луна дарит любовь!

— Нет, вы лунатик! Ваше место в Бэслхэмской больнице для умалишенных!

Роузи нахлобучила парик, нимало не заботясь о том, что ее собственные волосы торчат из-под него во все стороны.

— Я не знаю, что вы там думаете обо мне, — Роузи обернулась и обнаружила, что руки сэра Энтони снова тянутся к ее груди, — но вы мне просто отвратительны.

Обворожительные глаза Тони продолжали ласкать ее. Еще ни один мужчина никогда так не смотрел на Роузи. Его пальцы призывно манили ее, и, глядя на эту руку, Роузи желала только одного — чтобы искра страсти, которую он заронил в нее, не превратилась во всепожирающее пламя. Но эта искра уже разгоралась, опаляя и искушая, и Роузи не знала, что может погасить ее. Но Роузи подозревала, что это знает Тони. Зарыдав, она бросилась бежать через лужайку, уверенная, что он пустится вдогонку.

Тони не стал этого делать. Подавляя в себе хищнический инстинкт, он посмотрел вслед Роузи и, громко расхохотавшись, обернулся и помахал Джин. Сестра подняла руку в ответ, и Тони с важным видом зашагал к своему дому. Это было внушительное трехэтажное здание, построенное из белого камня в форме буквы Е. Вдоль всего фасада протянулась открытая терраса, а крышу украшали статуи и арки. Прекрасный дом и достойное гнездышко для него и его избранницы.

Не станет ли ею маленькая птичка-невеличка, только что упорхнувшая от него? Возможно. Ее поцелуй казался Тони волшебным сном. Но тем не менее он чувствовал некоторую неловкость — на этот раз огонь желания был намного сильнее, чем обычно. Его короткие форменные брыжи, пошитые у лучшего лондонского портного специально для службы в королевской гвардии, не сковывали движений и не раз позволяли Тони ловко увернуться и от ножа наемного убийцы, и на поле боя во имя Ее Величества. Но даже широкий покрой этих штанов не мог скрыть захлестнувшего его возбуждения, и Тони подивился на самого себя.

Неужели ему так необходима женщина? Или эта простая девчушка обладает особым даром сжигать глупых мужчин в огне всепоглощающей страсти? Это надо выяснить, не так ли? Тони еще раз посмотрел вслед девушке — она была уже около самой сцены, которую соорудили актеры.

Спектакль уже начался с короткой комической пьесы, чтобы развеселить гостей сэра Райклифа. После этого зрителям было обещано, что несколько позже им покажут более длинную пьесу. Быстро оглядевшись вокруг, Тони удостоверился, что девушки нигде нет. Он нисколько не сомневался, что она постарается избегать его, но, впрочем, пока не был дан отпор леди Хоноре, Тони это вполне устраивало.

Встав с самого края толпы зрителей, он уставился на сцену, отвлекаясь иногда на то, чтобы ответить вежливой улыбкой на поклоны потенциальных невест.

— Энтони! — послышался четкий голос леди Хоноры. — Пройдите ко мне — я заняла вам место на передней скамейке.

Тони подпрыгнул, словно его застали на месте преступления. Черт бы побрал Джин, это все ее штучки! Он был одним из немногих мужчин, которые были способны общаться с леди Хонорой, не теряя при этом самообладания. Ее аппетитное тело и не менее аппетитное состояние со всех сторон привлекали опрометчивых претендентов на ее руку, но никогда не улыбающееся лицо в сочетании с прямой осанкой и отсутствием какого бы то ни было юмора заставляли бросаться их в объятия более молодых, хотя и менее богатых девушек. Трагичность своего нынешнего положения Тони не осознавал до того момента, когда во время завтрака ему пришлось учтиво сопровождать леди Хонору к столу, и она нудным голосом перечисляла его обязанности. Хуже того, Тони не сомневался, что, если бы ему пришлось сопровождать леди Хонору в постель, она и тогда бы объясняла ему его обязанности.

Эта женщина была настолько убеждена в собственном превосходстве, что попросту пугала простых смертных, как вот теперь пугала Тони. Кроме того, в голосе леди Хоноры присутствовали едва заметные ироничные нотки, которые, по ее мнению, должны были доказывать Тони его собственное, более низкое положение.

— Леди Хонора, я чувствую себя великолепно, когда стою.

— Вздор! — С силой, не свойственной великосветским дамам, она потянула за собой Тони. — Вы хозяин, и ваша обязанность стоять там, где гости могут вас видеть. Вы, разумеется, позволите мне руководить вами в этом деле, как и в деле вашей женитьбы.

— Моей женитьбы?

— Да, на мне. — Леди Хонора положила тонкую руку на его рукав. — Джин рассказала мне о ваших легкомысленных, пустяковых возражениях. Но вы же мужчина и должны мыслить логически. Уверена, что, подумав, вы очень скоро узрите здравый смысл в моих поступках.

Взглянув на украшенный драгоценностями чепец, прикрывающий ее светлые волосы, Тони задумался, есть ли у него шанс противостоять решимости леди Хоноры и собственной нужде в деньгах. И именно в этот момент в памяти Тони мелькнула та самая девочка, ее волшебный поцелуй, и все планы Хоноры обратились в ничто.

Она изучала Тони, как капрал, набирающий рекрутов в армию Ее Величества. Не обращая внимания на зрителей, леди Хонора заговорила в полный голос:

— Вы, конечно, решите, что наш брак — это ваша идея: мужчине нравится считать, что он хозяин своей судьбы. Но тем не менее исполняйте свои хозяйские обязанности и садитесь на место, которое я обеспечила для вас.

— Черт побери мои хозяйские обязанности! — взорвался Тони. — И черт побери…

Зрители как один обернулись и зашикали на него — только он единственный не был увлечен пьесой, мешал остальным, и даже актерам приходилось повышать голос, чтобы своим красноречием привлечь внимание публики.

— Видите, я права, — по-своему объяснила леди Хонора происходящее. — Все хотят, чтобы вы сели рядом со мной.

Она опять потянула за собой Тони, и он не стал сопротивляться. В конце концов какая разница, где сидеть, где стоять, где думать? Пьеса между тем шла своим чередом, но ее интрига не шла ни в какое сравнение с той интригой, которая зрела в уме Тони. Бормоча вежливые извинения, он стал пробираться сквозь толпу, следуя в кильватере Хоноры. В глубине души Тони был весьма благодарен двум актерам, появившимся сейчас на сцене. Они начали развлекать зрителей своими страстными мольбами, обращенными к некой бессердечной леди Эрлин.

И, словно прочитав его мысли, она появилась — женщина, которую он целовал, женщина, которую он так страстно желал, женщина, которую он, возможно, соблазнит. Ее появление на сцене вызвало одобрительный рев зрителей.

Неужели они знали ее? Может быть, это какая-нибудь дворянка, вышедшая на подмостки шутки ради? Нет, одобрение публики, жаждущей продолжения, относилось не к ней, а к пьесе. Что бы это значило?

Тони наклонился к леди Хоноре и пробормотал:

— Кто она?

— Она — это кто?

— Кто, — Тони опять кивнул на сцену, — она?

Озадаченная, Хонора проследила за его взглядом.

— Это жена, наставляющая рога своему супругу.

— И не об этом. Меня интересует, кто она в действительности?

— В действительности? — Леди Хонора повернула к Токи удивленное лицо. — В действительности она, то есть он — один из актеров труппы сэра Дэнни. А почему вы…

Не дослушав леди Хонору, Тони вскочил как ужаленный. Не обращая внимания на недовольные возгласы зрителей и даже тычки в спину, Тони думал только об одном.

Он целовался с мальчиком! С мужчиной!

 

5.

Нo было ли так на самом деле?

Лорд Боузи ткнул Тони под колено, и тот рухнул на скамью.

Неужели он на самом деле целовался с мужчиной?

Тони очень хотелось выскочить на сцену и, плюнув на все, дать этому парню в юбке такого пинка, чтобы он хромал всю следующую неделю. Но что-то удержало Тони. Какая-то мелочь. Нечто такое, что послужило бы ключом к разгадке…

Он взглянул на актера в женском платье, продолжающего декламировать свою роль, но, не в силах выносить это зрелище, снова уставился в землю. Потом, опустив плечи, свесил руки между колен и сложил ладони чашечкой. Чашечкой в форме женской груди. Чашечкой в форме… Тони снова взглянул на сцену… В форме ее груди.

Ее груди! На сцене был не мужчина!

Это была женщина.

Женщина!

— Почему вы хватаетесь за грудь и вздыхаете? — прошептала леди Хонора.

Тони, храбро сражавшийся в армии Ее Величества, а затем уже несколько лет командовавший гвардией, был убежден, что приобрел некоторый жизненный опыт и потому мог отличить волосатую мужскую грудь от нежной женской. И, черт побери, какое это было приятное отличие!

Леди Хонора ткнула его веером в бок.

— Чему вы так глупо ухмыляетесь? .

Проклятье, выходило так, что это была женщина, играющая в жизни роль мужчины, чтобы играть на сцене женщину! Тони сощурился, разглядывая актеров, боясь запутаться окончательно.

— А теперь почему вы нахмурились? — снова ткнула его в бок леди Хонора.

Нет, девушке одной не удалось бы так долго разыгрывать этот маскарад. Среди актеров кто-то должен знать ее секрет, но кто? Этот молодой щеголь-самец? Или тот старый негодяй? Путается она со всей труппой или же тайная любовница одного какого-нибудь счастливчика?

Леди Хонора ущипнула Тони за руку так, что тот наконец очнулся.

— Что вы там бормочете? Это же вульгарно!

Ее отец небогат — это очевидно, приданого у нее нет; она не так молода, как ему показалось, и, разумеется, не может быть девственницей… Даже если она доказала, что может зажечь его, как никакая другая женщина, даже если очаровала его своим безупречным телом, он не мог взять ее в жены. Не мог иметь от нее детей. Не мог с ней есть, спать и разговаривать, потому что, женившись на комедиантке, он выставит себя на всеобщее посмешище. Все его надежды на создание собственной династии обратятся в дым. Королева выбросит его, как использованный носовой платок! Двор будет воротить от него нос и говорить: «Вот в нем и заговорила нечистая кровь!» Старая история о его незаконнорожденности, принесшая ему столько страданий, снова всплывет наружу. Его станут жалеть, а, Бог свидетель, как же унизительна для него жалость!

— Вы кажетесь совершенно больным. — Леди Хонора положила руку ему на затылок и сжала крепкими пальцами. — Нагните голову как можно ниже, до самых колен, иначе вы упадете в обморок.

Тони взглянул на леди Хонору, ближайшую подругу своей сестры, женщину, которая могла купить ему право на династию, и содрогнулся. Взглянул на женщину на сцене. Он даже не знал ее имени!

— Вы весь горите. Вы больны? — Леди Хонора убрала руку с затылка Тони и отодвинулась от него.

Всю жизнь испытывая вожделение, он, тем не менее, был осмотрителен и никогда не позволял физической чувственности брать верх над здравым смыслом. Тони всегда смеялся над мужчинами, которые чахли по женщине. А вот он попросту отнимет эту актерку у любого, кому бы она ни принадлежала, и оставит ее для себя. А если бы у них появились дети — тут горло у Тони сжало так, что он едва мог дышать, — им был бы уготован тот же ад, через который в юности прошел он сам. Нет, она не может принадлежать ему! И тут пронзительное чувство потери ошеломило Тони, поставив его в тупик.

— Сэр Энтони! — Леди Хонора поднялась со скамьи и расправила юбки. — Если вы еще можете управлять собой, то воспользуйтесь своим правом хозяина и прекратите спектакль.

Глядя во все глаза на сцену, Тони вдруг осознал, что видит только женщину, которая сейчас раскланивалась, держась одной рукой за какого-то старого ферта, а другой за учтиво улыбающегося хлыща, который вцепился в нее и выглядел так, словно ему было не привыкать орудовать ножом и удавкой на большой дороге.

Роузи, смущенная и подавленная, старалась незаметно вырвать свою руку из потной ладони Людовика, но он крепко сжимал ее, да и холодные пальцы сэра Дэнни тоже были тверды. Тогда она попыталась вырваться из плена пожирающего взгляда сэра Энтони, но и это ей не удалось.

Тони выглядел разъяренным. Разъяренным! Его светлые брови сошлись на переносице, раздувающиеся ноздри побелели, а пухлые губы вытянулись в тонкую ниточку. Она обязана была предупредить сэра Дэнни, рассказать ему обо всем!

Роузи снова попыталась выдернуть руку из стальной хватки Людовика, продолжающего до боли стискивать ее пальцы. Взглянув на него, Роузи поняла, что Людовик, улыбаясь, рассматривает Тони точно так же, как тот рассматривал ее. В одно мгновение Тони поднялся со своего места и, расправив плечи, положил руку на висящий на поясе нож. Ухмыльнувшись, Людовик скопировал его угрожающую позу с величайшей точностью. Похоже, ему это мастерски удалось, потому что в зрительном зале пробежала волна смеха, и, воспользовавшись этим моментом, Роузи наконец-то удалось освободить руку. Людовик что-то прошипел и снова повернулся к Роузи, но она, опершись о локоть сэра Дэнни, уже спрыгивала со сцены. Людовик спрыгнул следом. Актеры скрылись за кулисами. Никогда еще Роуэи не чувствовала себя так скверно. Более чем скверно. Она поспешила за сэром Дэнни, который шел по направлению к дому. Щека сэра Дэнни подергивалась, он дважды пытался выговорить хоть слово и наконец прохрипел:

— Что случилось?

— Я просто немного испугалась. — Обвиняющий взгляд Тони продолжал стоять у Роузи перед глазами.

— Но почему?

— Не знаю… — Роузи все прекрасно знала, но ей не хотелось вдаваться в объяснения. Сэр Дэнни обвинял ее в том, что она боится чувств, и это было действительно так. Она боялась, что если даст им волю, даже на сцене, то они полностью завладеют ею. И сам сэр Дэнни внимательно следил за Роузи с того самого момента, как их повозки пересекли границу поместья Райклифа, словно ожидал от нее внезапной вспышки.

Какое неведомое внутреннее знание подсказало ему, что душевное возбуждение, закипающее в Роузи, готово вот-вот выплеснуться наружу? Даже потрясение от первого поцелуя бледнело перед ее реакцией на это поместье, на этот дом, на это место.

— От поместья Одиси меня бросает в дрожь, — призналась Роузи, не дожидаясь вопроса сэра Дэнни.

— От Одиси? — Сэр Дэнни остановился и посмотрел вокруг. — Но здесь же так красиво!

Роузи неохотно тоже покрутила головой. Летняя трава уже пожухла, и осенние краски захватывали дом в свой золотисто-зеленый водоворот. Дубы, еще не до конца потерявшие листву, отбрасывали беспорядочные тени и напоминали об ушедшем лете; с одной стороны дома росла живая изгородь, обозначающая границу сада.

Весенний день, блюда расставлены на скатерти, улыбающийся мужчина с низким, грудным голосом… Чесночный соус, примятая трава и заросли сирени… Она пытается вскарабкаться на дерево, опираясь на чью-то заботливую руку… Ладони ощущают шершавую кору…

— Лови меня, папочка! Поймай меня, когда я прыгну!

— В каких облаках ты витаешь, Роузи? — Голос сэра Дэнни вернул ее в действительность.

— Я здесь. — Сердце Роузи бешено колотилось. — По-моему, это место меня угнетает из-за нашей затеи шантажировать сэра Энтони Райклифа. А может быть, просто дурное предчувствие.

— Что-то я никогда не замечал за тобой такого раньше. — Голос сэра Дэнни был так же холоден, как обдувавший их осенний ветер.

— Это место кажется мне знакомым.

— Знакомым? — Сэр Дэнни заметно оттаял.

— Как будто я была здесь когда-то. — Роузи попыталась улыбнуться, но вместо этого снова посмотрела на дом, словно гармония стекла и камня тянула ее к себе с непреодолимой силой. — Но мы ведь никогда здесь не были, правда?

— Конечно, нет. Как тогда могла бы осуществиться наша затея, если бы мы здесь уже побывали?

Роузи все еще была оглушена неожиданным чувством близости этого дома, этого сада и своим разыгравшимся воображением.

— Наша затея представляется мне не такой уж хорошей идеей. С Тони… С сэром Энтони шутки плохи!

Сэр Дэнни отскочил от Роузи на несколько шагов и пристально посмотрел на нее, словно художник на полотно.

— Сэр Энтони? — Грубый голос прервал это критическое рассматривание. — Наш Розенкранц внушил благоговение сэру Энтони. Вам так не кажется, сэр Дэнни?

Роузи оглянулась и увидела стоящего позади нее Людовика.

— А почему вы не спрашиваете у нашего Розенкранца, почему этот сэр Энтони заслужил такого почтения?

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Роузи.

— Он же целовал тебя. — Это уже было обвинение.

— Целовал тебя?! — Косматые брови сэра Дэнни сошлись на переносице. — Кто… он?

— Наш красавчик-хозяин. — Людовик презрительно сплюнул. — Я сам это видел. Он целовал прекрасного Розенкранца.

— Он целовал его так, как мужчина целует женщину? — спросил сэр Дэнни.

— Несомненно, — подтвердил Людовик.

— Розенкранц, это правда?

Роузи похолодела. Она не хотела рассказывать обо всем ни сэру Дэнни, ни кому бы то ни было еще. То ли боязнь стать объектом насмешек или быть обвиненной в распущенности, а может быть, просто девичья гордость не давали ей признаться.

— Сэр Райклиф меня с кем-то перепутал.

— С кем-то, кого он имел право целовать? Тогда я смущен и просто сбит с толку. — Сэр Дэнни выглядел не только смущенным, — и даже Роузи это заметила, — но и весьма довольным.

— Что же тут непонятного? — усмехнулся Людовик. — Сэр Энтони Райклиф явно увидел то, о чем некоторые только догадываются.

Смущение и довольство слетели с лица сэра Дэнни, и оно приняло обычное холодно-учтивое выражение. Роузи поняла прозрачный намек Людовика и спрятала свои внезапно задрожавшие руки за спину.

— О чем это ты? — Шагнув вперед, сэр Дэнни выпрямился перед Людовиком и рядом с ним оказался смешным коротышкой. — Говори, мошенник, — приказал он, — что, по-твоему, увидел сэр Энтони?

— Вы полагаете, у меня нет глаз? — сверкнул глазами Людовик.

— Нет, я полагаю, что у тебя нет мозгов!

— Умоляю вас, сэр Дэнни… — начала Роузи, но голос Дэнни становился только сильнее:

— Сэр Энтони ничего не видел! Ничего!

— Нет, видел, и я знаю, что именно.

Покраснев как рак, сэр Дэнни указал Людовику на дорогу, ведущую из поместья.

— Я приказываю тебе убираться вместе с твоими враками! Вот тебе дорога, и чтобы духу твоего не было в моей труппе! Ты нам не нужен, проваливай!

Людовик взглянул сначала на сэра Дэнни, потом на Роузи. Однако было хорошо видно, что в нем происходит отчаянная внутренняя борьба. Молниеносным движением он оторвал сэра Дэнни от земли. Роузи схватила Людовика за руку, но ни ее хватка, ни пинки сэра Дэнни не смогли даже покачнуть разъяренного великана.

— Немедленно отпустите меня, сэр! — потребовал сэр Дэнни, в то время как Людовик тряс его, словно охотничий терьер крысу.

— Отпусти его на землю! Сейчас же! — От страха голос Роузи стал пронзительным. — Отпусти его, Людовик!

Она изо всех сил ударила его пяткой по голени, и Людовик, взвыв, как раненый волк, толкнул ее локтем в плечо. Роузи рухнула как подкошенная, рука тут же онемела, в ключице была пульсирующая боль. Людовик отбросил сэра Дэнни.

— Ты… С тобой… Я ничего не сломал? — Он встал на колени рядом с Роузи и протянул ей руку, но она, всхлипнув, отпрянула от него. Вздрогнув, Людовик замер, потом начал внимательно разглядывать свои руки, крутя их перед глазами так и сяк.

— Ты видишь кровь на моих руках?

Роузи никогда не понимала, почему Людовик всегда так болезненно относился к чистоте своих рук. И вот теперь в душе ее страх смешался с жалостью.

— Кровь? Нет, твои руки чисты.

Его рука приблизилась к щеке Роузи и почти коснулась ее.

— Ты всегда была такая недотрога. Мне это нравится. — Поднявшись на ноги, Людовик подошел к поверженному сэру Дэнни.

— Что бы я ни видел, надейтесь лучше на то, чтобы этого не видел кто-нибудь еще. В противном случае произойдет нечто ужасное. А когда это произойдет, я буду люто мстить…

Роузи посмотрела, как широкими шагами Людовик уходит прочь, как влезает в крытую повозку… Потом перевела взгляд на сэра Дэнни, который, отряхиваясь от пыли, проворчал:

— Отлично! Я преподал ему хороший урок — теперь он не будет вести себя так нагло!

Однако Роузи заметила, что сэр Дэнни никак не может встать, и подумала, что его колени, похоже, дрожат от страха еще сильнее, чем ее. Согнув руку, Роузи принялась растирать ушибленное плечо, пока наконец к нему не вернулась чувствительность.

— Он знает, — коротко сказала она.

— Боюсь, что так, — ответил сэр Дэнни.

— Просто чудо, что никто еще этого не заметил.

— Никаких чудес! Я всегда готовил хороших актеров и помогал им выбраться из провинциальных балаганов на лондонскую сцену. Мы могли бы иметь гораздо больший успех, если бы я не спроваживал их еще до того, как у них могли бы возникнуть какие-нибудь подозрения. Всех спровадил, кроме Людовика. — Сэр Дэнни погладил Роузи по ушибленному плечу. — У тебя появится отвратительный синяк… Вот он и послужит нам оправданием, почему ты не сможешь выходить на сцену.

— Что?! Почему?

— А разве не правда то, что сказал Людовик? Ты выглядела слишком виноватой, и потому я полагаю, что сэр Райклиф действительно целовал тебя.

Роузи открыла рот, чтобы возразить, но, осознав, насколько нелепо будет отрицать очевидное, поперхнулась и зашлась в сухом кашле.

— Тебе понравилось?

— Что?

— Целоваться.

— Он принял меня за благородную девушку.

— А потом увидел тебя на сцене. — Сэр Дэнни задумчиво кивнул. — Тогда неудивительно, что он вскочил злой как черт. Он подумал, что целовал мальчика!

Роузи пронзило воспоминание о горячей руке Тони, поглаживающей ее грудь.

— Он может узнать о нашем маскараде, — пробормотала она. — Нет, он знает! Мы должны немедленно уехать отсюда!

— Это еще почему?

Вопрос сэра Дэнни ошеломил Роузи.

— Что значит — почему? Потому что он знает, что я женщина. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь знал про это? Что мы нарушили законы и традиции старой доброй Англии? Если кто-нибудь еще пронюхает об этом, нас схватят, измажут в дерьме и протащат в таком виде по улицам.

Сэр Дэнни огляделся вокруг.

— Не вижу здесь ни одной улицы…

— Ни одной… — у Роузи не хватило слов.

— Для исполнения женских ролей у нас есть юный Алейн Брюэр.

— Но я сама хочу их играть!

Сэр Дэнни похлопал ее по руке.

— Я берегу тебя для более крупной, настоящей роли. Роли пропавшего наследника.

— Но наследником был мальчик, разве нет?

Сэр Дэнни пригладил свои пышные усы и задумчиво взглянул на Роузи.

— Что — разве нет?

— Разве наследником был не мальчик? — настойчиво переспросила Роузи.

— С этого времени ты будешь носить только мужскую одежду.

— Но Тони знает! — воскликнула Роузи.

Сэр Дэнни воздержался от замечания насчет Тони.

— Все, что я от тебя хочу, — это чтобы ты великолепно сыграла свою роль наследника.

— Но он трогал мою грудь!

— Ерунда! — махнул рукой сэр Дэнни. — Не такая уж она большая, эта твоя грудь! Была бы это грудь Крошки Мэри, у него бы и двух рук не хватило. — Сэр Дэнни хихикнул, но, увидев сосредоточенный взгляд Роузи, торопливо продолжил: — Все должны считать тебя молодым человеком. Выставляй себя напоказ перед сэром Энтони! Стань его лучшим другом! Выведай его тайны! Ходи с важным видом, хвастайся, ухаживай за женщинами…

— Сэр Дэнни! Вы сошли с ума! — на повышенных тонах заявила Роузи.

Сэр Дэнни сладко заулыбался — такая улыбка была припасена у него только для Роузи.

— Послушай, я когда-нибудь подводил тебя словом или делом?

— Никогда!

— Я когда-нибудь просил тебя сделать что-нибудь лично для меня?

— Нет, — чуть помедлив, ответила Роузи.

— Тогда доверься мне, делай то, о чем я тебя прошу. Эдуард Беллот, лорд Сэдлер и его наследник исчезли много лет назад. Это поместье получил Райклиф, но он всего лишь внебрачный сын знатного лорда и ничуть не важнее, чем мы с тобой. Почему бы ему не поделиться своим богатством?

Роузи покачала головой. Она еще никогда не слышала, чтобы сэр Дэнни говорил так безрассудно. Прививая Роузи чувство добра и милосердия, приучал делиться последним куском хлеба с голодным ребенком, воспитывая в ней честность, был честным сам. И он достиг своей цели. Поэтому теперь девушка находилась в полном смятении.

— Но объявить Райклифу, что я — наследник Сэдлера, и требовать компенсации за отказ от предъявления прав на собственность!

— А что? По-моему, это совсем не глупый план. Ты как раз в том возрасте, чтобы быть наследником.

— Сэр Энтони не производит впечатление человека, готового выложить деньги по первому безосновательному заявлению. Кроме того, он знает, что я женщина, а не мальчик, исчезнувший когда-то.

— Райклиф сделает то, что ему будет сказано. Я навел о нем справки — он костьми ляжет, лишь бы сохранить за собой это поместье. — Разочарование Роузи в сэре Дэнни было столь явным, что лицо у него пошло красными пятнами. — Ты думаешь, в моем характере произошли разительные перемены? Если со мной что-то и произошло, то это вызвано только тем, что старый актер хочет под старость лет свить себе гнездо, а не закончить свою жизнь на улице.

— Ничего подобного с вами не может случиться, — горячо возразила Роузи. — Вы — сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр, величайший актер всех времен!

Сэр Дэнни вскинул голову.

— Да, это правда. И эта роль будет моей величайшей ролью! — Он поднялся с земли и отряхнул штаны. — Итак, ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?

Роузи с несчастным видом покорно кивнула.

— Вот и умница, — сказал сэр Дэнни и быстро ушел.

Если бы сэр Энтони знал правду, подумала между тем Роузи, она бы выпуталась из этой ситуации, в которой сэр Дэнни проявил удивительную беспечность. Но неужели она на самом деле такая плоская?

Роузи украдкой взглянула на свою грудь. Она не была похожа на те мужские груди, которые ей доводилось видеть, но, с другой стороны, не очень-то много Роузи их и видела. В этом ветхом театральном мирке сэр Дэнни сделал все так, чтобы Роузи оставалась от него в стороне. Именно поэтому она проводила большую часть в одиночестве в их фургоне, в то время как остальные актеры проводили свободные вечера в обществе бутылок и разбитных молодых крестьянок. Это вынужденное заточение злило Роузи, но жизнь с сэром Дэнни не давала скучать слишком долго: опасностей и приключений в ней было столько, что не приснится даже во сне.

Конечно, именно поэтому она и ощутила мрачное предчувствие от перспективы остаться в этом месте. Ей хотелось избавиться и от Тони, и от того сладкого потайного желания, которое он пробудил в ней. Но еще больше Роузи хотелось убежать прочь из поместья Одиси, подальше от дома, который так загадочно манил ее.

Дядюшка Уилл писал в своих пьесах о таких людях, как она, о людях, находящихся на краю безумия и влачащих жалкое плебейское существование, блуждая в запутанных лабиринтах своего больного разума.

Всю жизнь она хотела играть на сцене и стать гордостью сэра Дэнни. Роузи представляла себе возбужденный шум толпы, которую она заставляет то плакать, то смеяться; она мечтала о том, как будет показывать людям их собственную душевную чистоту и бичевать безнравственность, и эта мечта всецело поглотила Роузи.

Но сейчас все это казалось не столь важным по сравнению с острой тоской по прошлому, сказочной фантазией, ворвавшейся в ее тяжелую жизнь. И необъяснимое чувство, что она знает Одиси, росло, а не уменьшалось по мере ее пребывания в поместье. Это чувство овладело ее разумом, оно волновало и пугало ее сильнее, чем выход на сцену.

— Эй! — донесся до Роузи громкий мужской голос. — Что ты здесь делаешь? Мы не позволяем бездельникам-комедиантам подходить так близко к дому!

Подняв глаза, Роузи увидела седеющего мужчину, изо всех сил спешащего к ней. На нем была надета теплая накидка, из-под которой виднелась короткая кожаная куртка. Все выдавало в нем преданного слугу, и он так размахивал руками, словно у него чесались кулаки.

Роузи осторожно попыталась подняться на ноги.

— Прости меня, добрый человек! — Но пышные юбки зацепились за пятку, и Роузи, приподняв подол, отчаянно пыталась освободить его. — Я сейчас же уйду отсюда.

— Так уходи!

— Я стараюсь!

Освободив пятку, Роузи постаралась встать, но теперь ей мешала тяжелая нижняя юбка.

— Ради Бога! — Мужчина всеми своими порами источал враждебность. Он схватил Роузи за руку и поднял сильным рывком. — А теперь убирайся, пока я…

Подняв голову, Роузи впервые посмотрела мужчине в лицо и…

Не оставляй меня с ним, папочка! Я буду хорошей, пожалуйста, не оставляй…

Всхлипнув, она бросилась наутек, почти ничего не видя перед собой. Оглянись Роузи назад, ее ужас, несомненно, стал бы еще сильнее. Седеющий мужчина мчался в противоположную сторону, и рыдания девушки отражались на его лице беззвучным эхом.

 

6.

Тони, наблюдающий, как Роузи крадется вокруг Одиси, незаметно последовал за ней. Честно говоря, его не очень-то волновало, что она собирается делать. Ему бы уже давно следовало рассказать всем об этом гнусном маскараде, который она разыгрывала здесь вот уже пять дней, но слишком уж забавно она выглядела, пытаясь расхаживать перед ним мужской походкой, одетая в костюм юноши. Подбитый войлоком камзол скрывал женские атрибуты, и Розенкранц воспользовался этим, а также широкополой шляпой, надвинув ее почти на лицо.

Да Тони и не хотел видеть его лицо.

Но зачем Розенкранц все время подпрыгивает, стараясь заглянуть в окна? Это ужасно интриговало Тони, тем более, что девчонка никогда не пыталась зайти в дом. В самом деле, если ей так интересно, почему бы просто не войти внутрь? Или она считает, что ее тут же кто-нибудь схватит и выкинет вон, предварительно надавав по шее?

После его довольно жесткого разговора с Хэлом, управляющим Одиси, актерам позволили заходить в нижний этаж, в частности на кухню, где они и ели. Годы, прожитые в холодном доме своей матери, научили Тони радушию и гостеприимству, поэтому сейчас, видя, как Розенкранц шарахается от дома, словно в нем поселилась бубонная чума, он чувствовал некоторую обиду.

Тони не давал насчет нее никаких особых указаний, хотя должен был бы это сделать. На своем веку он целовался со многими распутницами, поэтому сейчас, исходя из собственного опыта, был убежден, что перед ним девственница, изумительная и даже опасная актриса. Кто знает, что она затевает, прикрываясь маской невинного младенца?

Вот потому-то он и следил за ней. Чтобы уберечь и своих гостей, и домочадцев от возможных неприятностей. Конечно, его забавляло, когда она понижала голос, широко, по-мужски, размахивала руками и отрыгивала после каждого глотка пива. Но никто бы не поверил в то, что она мужчина, если бы обратил на это чуть больше внимания. Даже Джин, бросив на Тони ироничный и проницательный взгляд, выбросила Роузи из головы.

Фактически, если бы она не соблюдала необходимых мер предосторожности, то была бы обличена первой же служанкой, которой попалась бы на глаза… Это бы тоже могло оказаться весьма забавным.

Тони взглянул на свои пальцы, которые гладили ее грудь, и возблагодарил Господа за свое пытливое нетерпение. Если бы он не был так смел с ней в первый раз, то корчился бы сейчас в адских муках, думая, что целовался с мальчиком.

Хм! Зачем это, интересно, Розенкранц крадется теперь по лестнице, ведущей на галерею? Тони смотрел, как Роузи осторожно поднимается наверх, изо всех сил стараясь ступать как можно тише, и наконец остановилась, не дойдя до конца четырех ступеней. Словно споткнувшись о невидимую преграду, девушка топталась на месте. Ей очень хотелось идти дальше, но она не шла.

Почему? Чего эта женщина, этот Розенкранц, так боится?

Тони начал подниматься по лестнице. Он шел так, как ходил всегда, твердой поступью, но Розенкранц продолжал не шевелясь смотреть вверх на заветную дверь. Когда Тони подошел совсем близко, девушка покачала головой, и он услышал тихое бормотание:

— Ты глупец, глупец и сумасшедший! Убирайся прочь, пока боги не покарали тебя!

Девушка обернулась так резко, что Тони вздрогнул. Увидев его, она оступилась и упала, широко раскинув руки. Тони услышал треск ломающейся кости. Девушка, побелев как полотно, коротко вскрикнула.

— Не двигайся, — приказал Тони, но она схватила себя за руку и скорчилась от боли. — Позволь мне. — Он попытался взять сломанную руку, но Роузи еще крепче прижала ее к телу.

Тони уже доводилось сталкиваться с такой реакцией во время боев на континенте — там раненые солдаты тоже отказывались от помощи, боясь, что она принесет им еще большие страдания. Ее страх имел основание, ведь для начала нужно было выправить руку, Тони доводилось проделывать такое, и он знал, что это очень болезненная процедура. Так или иначе, рука нуждалась в крепкой повязке, но сначала требовалось перенести девушку в дом. Крепко взяв Роузи за подбородок, Тони заставил ее смотреть ему прямо в глаза.

— У тебя болит где-нибудь еще?

Роузи жалобно всхлипнула.

— Скажи мне, — настаивал Тони. — Может быть, спина? Шея? — Он осторожно повертел ее голову. — Ребра?

Тони попытался проверить их целостность, но она вздрогнула и застонала.

— Ты… чувствуешь… боль… в ребрах? — он произносил слова отдельно в надежде, что так его вопрос дойдет до девушки быстрее.

Она отрицательно покачала головой.

— Тогда придерживай свою руку.

Зайдя к девушке со стороны неповрежденной руки, Тони медленно начал приподнимать ее. Роузи снова вздрогнула от боли и пронзительно вскрикнула, когда он наконец выпрямился, держа ее на руках.

— Прости, я не хотел…

Роузи подавила готовый вырваться крик, и Тони показалось, что он сам ощущает ее боль. Пинком отворив дверь в дом, он громко позвал:

— Хэл!

Служанка проворно бросилась за управляющим, и Тони крикнул ей вслед:

— Пусть принесет лубки и повязки!

Другой слуга бежал впереди Тони, открывая двери. Так, галерея позади, теперь вверх по лестнице, ведущей к спальням… Тут Тони словно споткнулся. Все двадцать семь спален были заняты. Правда, в каждой стояли по две кровати — одна огромная, другая низенькая, поменьше, но кто из его гостей согласится разделить комнату с комедиантом? Кроме того, Розенкранцу требовалось отдельное помещение, причем в значительно большей степени, чем остальным юношам.

Маленькая обманщица!

Единственное безопасное место, где бы он мог поместить ее, было в его прихожей, но Тони совершенно не хотелось, чтобы девчонка крутилась у него под ногами. Впрочем, ее можно отнести на кухню и там заняться сломанной рукой, а уж потом сэр Дэн-ни заберет ее.

Тут он заметил, что его бархатный воротник стал совсем мокрым. Роузи уткнулась лицом в камзол Тони, пытаясь скрыть гримасу боли и смущаясь своих слез, словно растерянный ребенок. Тони вдруг осознал, что укладывает ее на свою собственную кровать.

— Хэл! — снова позвал он.

— Я здесь, хозяин. Чего изволите?

— Один из актеров сломал руку. Когда я буду ее вправлять, мне понадобится твоя помощь.

Ответом послужило долгое молчание. Настолько долгое, что Тони пришлось оглянуться на дверь, где стоял Хэл.

— Ну, давай же, не видишь разве, как он страдает?

— Актер? — Хэл приблизился к кровати и прорычал: — Не стоит вам марать об него руки. Я отнесу его на кухню, где о нем позаботятся слуги.

Тони отверг это предложение с таким видом, словно сам он не думал даже об этом всего лишь несколько минут назад.

— Я сделаю это здесь.

— Тогда я приведу цирюльника вам на подмогу, ведь я всего лишь старый неуклюжий конюх и буду…

Если бы Тони не знал Хэла лучше, он сказал бы, что тот испуган.

— Тогда ты повидал на своем веку достаточно переломов. Мне нужен ты.

Изумление Тони возросло бы еще сильнее, ведь он никогда не видел, чтобы Хэла била дрожь. Замкнутый, угрюмый и преданный, Хэл всегда делал то, что ему говорят, никогда не отлынивал от работы и не обсуждал приказаний. Когда Тони появился в Одиси, Хэл уже находился здесь на службе, но его фанатичная преданность этому поместью и самому Тони выдвинула его из конюхов в управляющие, под началом которого находились все остальные слуги. Тони знал, что может положиться на него во всем, и потому доверял свои самые сокровенные тайны. А Хэл очень легко мог раскрыть тайну Розенкран-ца, когда они будут возиться с его рукой.

— Это тот самый актер, которого зовут Розен-кранцем? — Обычно зычный голос Хэла звучал почти неслышно.

— Хэл, ради Бога! — Стоны, доносящиеся с кровати, превратились в жалобные всхлипывания, которые лишили Тони последних остатков терпения. — Неси же наконец лубки и повязки — пора начинать!

Хэл подошел ближе и, положив на стол все необходимое, пробормотал:

— Вот оно, наказание Господне за все мои прегрешения!

— Я сейчас сам тебе устрою наказание, если ты не… — Тони сдержался и продолжил: — Я займусь переломом, а ты держи руку неподвижно.

Хэл беспомощно взглянул на Розенкранца, словно не зная, с чего начать.

— Подойди к кровати и сядь на него сверху, — приказал Тони.

Неуклюже поставив на матрас одно колено, затем другое, Хэл наконец взобрался на кровать. Никакие увещевания Тони не могли заставить его поторопиться. Его руки нерешительно зависли над девушкой.

— Вот здесь! — Тони сам положил запястья Хэла на ее колени.

От этого прикосновения Роузи забилась на кровати и сбросила с себя одеяло. Роузи только один-единственный раз взглянула на лицо Хэла и пронзительно завизжала. Мороз пробежал по спине Тони, когда он услышал:

— Он не останется здесь, папочка! Не бросай меня одну!

Что это? Припадок? Тони озадаченно посмотрел на девушку. Что за безумный бред?

Хэл застыл, словно прикованный к месту этим неистовым взрывом, однако Роузи изо всех сил оттолкнула его здоровой рукой.

— Уходи от меня, злой человек! Злой человек, уходи!

Хэл набросился на нее. Тони взревел и бросился к ним, но Хэл всего лишь прижал ладонь ей ко рту и сказал:

— Теперь я намерен помочь тебе. Понимаешь? Я не причиню тебе никакого вреда. — Расширенные глаза Роузи смотрели на Хэла с нескрываемым подозрением, и он повторил: — Клянусь, что я хочу помочь тебе!

Роузи задышала так глубоко, словно ей не хватало воздуха. Наконец она покорно кивнула головой.

— Вы можете помочь мне, но только никогда больше не приближайтесь ко мне.

* * *

— Т-с-с! Роузи, ты не спишь?

Она отмахнулась от сэра Дэнни, попыталась удержать ускользающий сон, но сэр Дэнни был известен своей настойчивостью.

— Роузи, как ты себя чувствуешь?

— А как, по-вашему, я должна себя чувствовать? — спросила Роузи, не открывая глаз.

— Да, сломанная рука и все остальное… Ты, возможно, слишком больна, чтобы играть на сцене, — сэр Дэнни пристально вгляделся в ее лицо, — но не настолько, чтобы скорбеть об этом, а?

Сломанная рука? Роузи открыла глаза, оглядела роскошную спальню и застонала.

Итак, она пыталась незаметно проникнуть в дом и получила по заслугам. Сломанная рука и поверженная гордыня. Последнее, что она помнила, — неожиданная рвота, подставленный таз и благородный сэр Энтони Райклиф, поддерживающий ей голову. Теперь она лежала в постели — самой удобной из всех постелей, когда-либо виденных ей в жизни. Пылающий камин наполнял комнату теплом. Повсюду стояли канделябры с зажженными свечами — не дешевыми сальными, распространявшими жуткое зловоние, а с восковыми — они давали мягкий свет и не пахли.

Сэр Дэнни, стоявший рядом с кроватью, бросил на нее встревоженный взгляд и спросил, как маленького ребенка:

— Болит?

Болит? Да у нее болело все — болело плечо, после того как толкнул Людовик, болела спина после падения на каменные ступени, болели ноги… Даже горло болело от криков. Болит? Да, но эта боль служила лишь прикрытием ее внутренней боли, вот почему ложь еще более необходима.

— Нет, не очень…

— Может быть, тебе принести чего-нибудь? Вина, эля, воды?

— Нет. Мне просто хочется домой. С вами…

Сэр Дэнни переступил с ноги на ногу и, дернув за шнурок камзола, спросил:

— Куда домой?

— В наш фургон, — пылко ответила Роузи и, поскольку сэр Дэнни не ответил, продолжила: — Мы можем быстро собраться и уехать обратно в Лондон. Я поправлюсь, и вы сможете поставить «Гамлета» дядюшки Уилла. За это вы получите почти столько же денег, сколько за наш шантаж…

— Здесь за тобой присмотрят намного лучше.

— Нет! Я не могу здесь оставаться.

— Если сэр Тони сказал, что можешь, значит, можешь. — Сэр Дэнни улыбнулся и ласково потрепал ее по плечу. — Не каждый день доводится тебе спать в хозяйской спальне.

— Это не спальня! — Не обращая внимания на острую боль, Роузи показала рукой на дверь. — Спальня вон там!

— Да нет, там только прихожая.

— Нет! Спальня именно там! Разве вы не помните? Когда…

Что, собственно, когда? Что заставило ее подумать, что хозяйская спальня расположена именно там? Она ведь никогда не была здесь раньше! Наверное, эта мысль, должно быть, часть того безумия. Или предверие безумия, готового поглотить ее разум?

— Нет, ничего, — закончила Роузи. — Наверное, я просто видела сон. — Видела сон, что изучала каждый дюйм этого дома? — Мы можем покинуть это поместье прямо сейчас? Он вправил мою руку, перевязал ее, и она почти не болит.

— Я могу заставить уйти любую боль, — успокаивающе сказал сэр Дэнни. — Хочешь, чтобы я это сделал?

Да, конечно, она хочет, но подозрения уже зародились в ней.

— А после этого вы отведете меня в фургон?

— Если будешь чувствовать себя лучше.

После лечения сэра Дэнни Роузи всегда чувствовала себя гораздо лучше.

— Пожалуйста.

Сэр Дэнни взял руку девушки и нежно погладил.

— Посмотри на меня. Думай о том, что, когда ты начнешь засыпать, боль исчезнет. Представь себе: твоя кость цела и невредима, вот она срастается…

Не отрываясь от его пристального взгляда, Роузи, следуя инструкциям сэра Дэнни, думала о сне, о расслабленности, первой его предвестнице, о том, как кость ее руки срастается… Расслабиться под чарами сэра Дэнни на этот раз оказалось не так легко, как раньше: Роузи тяготило это незнакомое помещение. Но постепенно близость сэра Дэнни успокоила ее, Роузи сомкнула веки, слушая тихий голос.

Легко касаясь кончиками пальцев лица Роузи, сэр Дэнни бормотал:

— Сон баюкает тебя на своих руках. Он мягко Держит тебя в своих объятиях, принося облегчение и спокойствие… Ты будешь спать здесь до самого утра и, когда проснешься…

Слишком поздно обнаружила она западню. Сэр Дэнни обещал забрать ее отсюда, как только она почувствует себя лучше. Но как она могла сообщить ему, что чувствует себя лучше, если погружается в сон? Роузи изо всех сил постаралась сбросить с себя чары голоса сэра Дэнни и попыталась сесть на постели, но ни один мускул не подчинился ей. Роузи откинулась на спину, и две руки заботливо поддержали ее.

Одна рука принадлежала сэру Дэнни, другая — Тони.

Она посмотрела на Тони — понимание и сочувствие обострили его черты — и закрыла глаза. Может быть, если она притворится, что не видит его, он исчезнет? Может быть, тогда он не услышит ее бессвязный бред? И, что самое важное, тогда она, может быть, сможет забыть странное выражение его лица — точно такое, какое было тогда, когда он поцеловал ее в первый раз?

Заботливая рука приподняла ее голову и поправила подушки.

— Сэр Дэнни?

— Делай то, что говорит тебе сэр Энтони. — Голос его звучал откуда-то издалека, и Роузи испуганно открыла глаза.

Сэр Дэнни уже стоял у самых дверей, собираясь оставить ее одну. Наедине с ним. Просто потому, что она еще слишком слаба для того, чтобы перебраться в их жалкий, тесный цыганский фургон.

— Не уходите!

— Я навещу тебя завтра, Роузи. Будь умницей. — Он уговаривал ее, как ребенка. — И не плачь.

— Я никогда не плачу!

Сэр Дэнни хлопнул дверью, оставляя ее наедине с человеком, который пугал ее. Пугал в любом случае.

С того самого момента, как она спрыгнула со сцены, Тони, казалось, перестал обращать на нее всякое внимание. Но теперь все изменилось. Теперь он развалившись сидел в кресле около самой кровати и ядовито ухмылялся. Роузи в первый раз видела его без камзола и рюшей — на Тони была только тонкая рубаха с распахнутым воротом, обнажающая шею. Золотистый свет свечей выхватывал из темноты его крепкий торс, играя тенями на коже и мускулах.

— Сдается мне, что нам придется улечься вместе, — наконец сказал Тони.

Роузи не знала, что ответить, как отреагировать на это. Холодная отчужденность последних дней, казалось, полностью исчезла, как исчез и тот самоуверенный обольститель, каким она запомнила его при первой встрече. Этот обольститель, казалось, исчез совершенно и, подозревала она, не вернется никогда. И слава Богу!

— Мне нравится твой сэр Дэнни. Он совершеннейший негодяй, не так ли?

— У него доброе сердце.

— О, тем лучше! — Тони старался выглядеть веселым и не предъявлял никаких обвинений. — И любит тебя, словно ты его собственность. Он следил за тобой, вот почему и нашел нас еще до того, как я закончил возиться с твоей рукой. С тех пор и суетится вокруг тебя, не отходя ни на шаг. Сколько я ни пытался убедить его, что сон для тебя — лучшее лекарство, стоило мне отвернуться, он тут же разбудил тебя.

Значит, пока она спала, Тони тоже был здесь.

— Он называет тебя Роузи.

— Это сокращенно от Розенкранца.

Тони многозначительно кивнул.

— Так я и подумал.

Сознавая, насколько неубедительным и глупым был ее ответ, Роузи тем не менее испытывала искушение поддаться очарованию этих сияющих глаз. Но она сопротивлялась. Кто в конце концов этот сэр Энтони Райклиф? Пылкий любовник или холодный аристократ? Или, как она опасалась, обманщик, скрывающий за доброй веселой внешностью злой ум?

— Я бы никогда не подумал назвать своего сына таким изысканным именем. — Тони насмешливо приподнял бровь. — Ведь ты доводишься ему сыном?

— Да, сыном. — Она повторила с ударением на последнем слове: — Его сыном.

— Странно, — нахмурился Тони, — а я думал, что он тебя усыновил.

— О! — Итак, он не ставит под сомнение ее пол, его интересует только ее родословная. Было безопаснее по ряду причин представить сэра Дэнни своим родным отцом, но кто знает, может быть, Тони уже разузнал правду? Роузи попыталась собраться с мыслями. Что он имел в виду, сказав, что сэр Дэнни любит ее как свою собственность? Она смущенно посмотрела в окно, в темноту.

— Уже двенадцать, — сказал Тони, словно предугадав ее вопрос. — Полночь, время ведьм и чародеев.

Он произнес это таким низким гробовым голосом, что Роузи снова инстинктивно взглянула в окно, почти уверенная, что увидит прильнувший к стеклу лик дьявола.

— Это очень плохо с моей стороны — не давать тебе заснуть, когда ты уже покоишься в объятиях Морфея. Хочешь, я спою тебе колыбельную?

Роузи растерянно покачала головой.

— Ну, значит, тогда ты уже слышала мое пение! — Тони неожиданно хмыкнул, и Роузи прижала здоровую руку к губам, чтобы не засмеяться вместе с ним.

Тони подошел к канделябрам и начал задувать свечи, однако, потушив лишь несколько, обернулся к Роузи.

— Сэр Дэнни говорит, что ты боишься темноты.

По мнению Роузи, сэр Дэнни и так сказал Тони слишком много, а ей совсем не хотелось, чтобы Райклиф знал ее слабости. Тем более, что она не желала иметь никаких слабостей.

— Мужчины не должны бояться!

— Не должны. — Тони прошелся по комнате и загасил все свечи, оставив только одну маленькую ночную свечку, стоявшую в изголовье огромной резной кровати. — Мужчины не должны бояться…

Огоньки в камине мерцали, бросая красноватые отблески. Холод ноябрьской ночи подступал все ближе, и Роузи натянула одеяло до самого подбородка. Тони, казалось, совершенно не замечал ее стеснительности.

— Моя повариха, миссис Чайлд, приготовила настойку из ивовой коры и макового сока — это уменьшит боль. Кстати, она выпорет меня, если узнает, что я послужил причиной твоего страдания.

Роузи невольно хихикнула и тут вдруг осознала, что устала гораздо больше, чем думала. Но только представив себе высокую, преисполненную чувства собственного достоинства женщину, наказывающую розгами сэра Энтони, не могла удержаться от улыбки.

— Тогда мне лучше не пить этот настой.

— Он ужасно противный, — одобрил ее решение Тони и вышел из темноты так внезапно, что Роузи вздрогнула. Мерцающий свет единственной свечи коснулся его светлых волос, и они неожиданно приобрели серебристый оттенок. Глаза Тони сияли, словно аметисты, отполированные умелой рукой ювелира, губы блестели, как гладкие камешки, которые Роузи нашла в ручье и до сих пор хранила, как драгоценные сокровища. Его голос порой был заботлив, как голос матери, которую она никогда не знала, порой насмешлив, как голос отца, которого она совершенно не помнила…

Она ожидала увидеть дьявола за окном?

Глупая девчонка! Дьявол находился здесь, в спальне, рядом с ней, он становился неотъемлемой частью ее дорогих воспоминаний, пробуждал несбыточные ожидания девушки, которой никогда не суждено стать женщиной.

— Выпей это, — настаивал он. — А потом я дам тебе немного похлебки, а то ты смотришь на меня, словно собираешься съесть.

Вздрогнув, Роузи поняла, что голодна так сильно, что Тони был не так уж далек от истины. Но ей действительно хотелось лизнуть его кожу цвета липового меда и попробовать, действительно ли она так вкусна, как кажется.

Тони поднес чашку к ее рту, и, едва жидкость коснулась губ, Роузи почувствовала мерзкий запах настоя. Она попыталась отпрянуть, но крепкая рука Тони удержала ее за затылок, и ей пришлось проглотить все, но не потому, что Тони хотел этого, а чтобы избавиться от его прикосновения. Это прикосновение как огнем обожгло Роузи, и ей опять пришла в голову мысль о дьяволе.

— Ужасно, не правда ли? — спросил он. — Сейчас я принесу тебе бульон, он поможет избавиться от этого мерзкого привкуса.

Тони соскользнул с кровати, и Роузи задрожала. Почему от одного его прикосновения ее бросает в жар, а когда его нет рядом, ее бьет озноб? Не переходит ли у нее это в пагубную привычку?

— И как же сэр Дэнни удостоился такой чести?

— Какой чести? — не поняла Роузи.

Тони вернулся, осторожно неся миску с чем-то очень горячим. Роузи обратила внимание на его руки — с широкими ладонями и длинными пальцами. Да, Тони был крупным мужчиной, и его руки казались способными не только на милосердие, но и на жестокость.

— Сэр Дэнни Плаймптон — эсквайр. Кто превознес его так высоко?

Тони присел на кровать и начал кормить Роузи с ложки. Огромной столовой ложки. Когда после первого глотка к ней вернулось дыхание, Роузи, не раздумывая, ответила:

— Он сам это выдумал.

— Ага, я поступаю так же, как и твой сэр Дэнни. — Тони коротко рассмеялся. — А как он усыновил тебя?

— Меня оставили в придорожной канаве… — Смешно, но, сознавшись в этом, Роузи напрочь потеряла аппетит и решительно отвела протянутую ей ложку с похлебкой. — Мне тогда было года четыре.

— Ты это помнишь?

Помнила ли она? Только в своих снах, которые причиняли ей такую боль.

— Я ничего не помню.

— И родителей тоже?

— Вы называете их родителями? Какие же родители бросят своего ребенка умирать с голоду? — Похоже, Тони собирался задать очередной вопрос. — Какая же мать выгонит ребенка из дома?

— Ты уверен, что все так и было? — Тони поднес к ее носу полную ложку.

— Больше не нужно. — Роузи имела в виду, что не нужно больше вопросов.

Тони не понял смысл последней фразы и убрал ложку.

— Ты назвал Хэла папочкой.

— Хэла?

— Ну да, человека, помогавшего мне вправлять твою кость.

Хэл… Да, его звали Хэл, и что-то необъяснимое пугало Роузи в этом человеке. Пугало до такой степени, что она не могла оставаться ночью одна.

— Я не помню…

— Ну что ж, я бы поверил, что ты не помнишь своих родителей, если бы ты не назвал Хэла отцом всего лишь несколько часов назад, когда мы занимались твоей рукой. Ты должен знать, почему ты назвал Хэла папочкой.

— Почему бы вам не спросить об этом у самого Хэла? — Может быть, у Роузи не хватило силы раскрыть эту тайну, а может быть, ей просто хотелось заснуть и не просыпаться до тех пор, пока у нее не будет достаточно сил, чтобы умчаться отсюда.

Тони внимательно посмотрел в лицо Роузи и, отставив миску, медленно прошелся по комнате. Закрыв глаза, Роузи молила про себя, чтобы он ушел, потому что она боялась его и в то же время страстно желала, чтобы он остался, потому что без него ей было еще страшнее.

— Роузи?

Он сказал просто Роузи, но она почти ощутила запах первых весенних роз, почти видела их бледно-розовые лепестки. Голос Тони, раздавшийся совсем рядом с ее ухом, заставил Роузи открыть глаза, медленно повернуть голову и взглянуть ему в лицо. Тони, слегка приоткрыв рот, в упор рассматривал ее голубыми сияющими глазами. В уголке рта виднелся кончик языка — Тони напоминал голодного мальчика, облизывающегося на восхитительное бланманже.

Ее губы тоже немного приоткрылись. Роузи помнила урок первого поцелуя и теперь хотела еще. И Тони, и Роузи подались навстречу друг другу, Тони протянул ей руки, и Роузи протянула ему свою здоровую руку. Он вложил в ее пальцы что-то холодное и тяжелое и прошептал:

— Я оставлю тебя ненадолго, чтобы ты смогла приготовиться ко сну.

Тони выскользнул из комнаты, и Роузи туповато уставилась вслед ему, а потом взглянула на подарок, который он преподнес ей.

Ночной горшок. Он преподнес ей ночной горшок.

 

7.

Тони захлопнул за собой дверь. Боже праведный, ночной горшок!

Тони оглянулся на тяжелую дверь из мореного дуба и внутренне содрогнулся. Куда исчез вчерашний учтивый обольститель? Прежний Тони никогда не решился бы вручить ночной горшок женщине, которую страстно желал. Но, с другой стороны, прежний Тони никогда не встречал женщину, подобную Роузи. Женщину, которая привлекала бы его и в женском, и в мужском обличье.

Ему всегда нравились женщины, более того, он их обожал. Он любил смотреть, как прекрасные незнакомки семенят по улицам в своих длинных юбках. Проходя мимо, он любил, пользуясь своим ростом, заглянуть за их корсет, чтобы увидеть, какие прелести он скрывает. Любил представлять, что находится под промелькнувшей мимо юбкой. Любил их кокетливо завитые парики, туфельки на высоких каблучках, подведенные угольком глазки, с наслаждением вдыхал аромат их духов… Тони любил женщин только за то, что они были женщинами, которым нравилось обольщать его.

И вот теперь он обнаружил, что оценивает Роузи не по ее словам или поступкам, не по тому, что она носит, а по тому, что она есть Роузи. Роузи, ведущую себя с юношеской развязностью, Роузи с ее болью в сломанной руке, Роузи в мужском платье.

Почему же его так тянуло к ней? Тони тяжело вздохнул. Тянуло к Роузи? Нет, он любил ее! И эта идиотская история с горшком лишь знак того, что он не хотел ставить ее в щекотливое положение, вынуждая попросить его выйти из комнаты. Какой мужчина стал бы проявлять такую деликатность в подобной ситуации?..

— Я пришла, чтобы…

— Мадам, сюда нельзя!

Маленький темный вестибюль и свет крошечного огарка не позволяли Тони разглядеть, кто там разговаривает. Он вгляделся в темноту и даже сделал несколько шагов вниз по лестнице, но никого не увидел. Говорящие должны были находиться где-то на лестнице, но темнота полностью скрывала их от Тони, как, впрочем, и его от них.

— Я требую объяснений, почему сэр Райклиф весь вечер провел в своей комнате.

Если бы даже Тони не узнал голос, то по манере изъясняться легко бы догадался, что это леди Хонора.

— По какому праву вы предъявляете сие требование? — Это уже сэр Дэнни.

— Я помолвлена с Тони. — Снова леди Хонора.

У Тони отвисла челюсть.

— Да неужели? — Голос сэра Дэнни звучал задумчиво.

Тони шагнул к лестнице, но его остановил ответ леди Хоноры:

— Возможно, я несколько поторопилась с этим заявлением, но я буду помолвлена с Тони.

Тони отступил назад. Леди Хонора позволяет себе лгать с таким восхитительным апломбом. Что с ней случилось?

— Вам бы лучше строить другие планы. — Голос сэра Дэнни звучал с еще большей важностью и презрением, чем это получалось у самой леди Хоноры.

— Что вы хотите этим сказать? — Вопрос леди Хоноры эхом прозвучал и в уме самого Тони. Да, черт побери, а что действительно сэр Дэнни хотел этим сказать?

— Только круглая дура обручится сейчас с сэром Энтони Райклифом, а вы, мадам, отнюдь не глупы.

— Объяснитесь! — надменно потребовала леди Хонора.

Слившись с темнотой, Тони напряг все свои чувства, чтобы не пропустить ни слова.

— Положение сэра Энтони Райклифа как фаворита королевы находится под угрозой, а он владеет своими землями только по ее милости, не больше. А среди лондонской знати носятся слухи о возможном возвращении наследника Одиси.

Тони похолодел.

— Возвращение законного наследника поместья? — Леди Хонора не потеряла самообладание и сохранила присущее ей высокомерие. — До меня такие слухи не доходили.

— Возможно, вам стоило бы навести кое-какие справки, — ответил сэр Дэнни. — От этого может зависеть ваше будущее, поэтому с вашей стороны было бы очень предусмотрительно собрать все факты.

Последовавшее молчание значило куда больше, чем любые слова. Может быть, леди Хонора и не поверила сэру Дэнни, однако насторожилась. Она направилась в свою спальню и уже у самых дверей оглянулась туда, где должен был находиться сэр Дэнни. Как только она закрыла за собой дверь спальни, со стороны лестницы послышался тихий победный смех, и мерное постукивание башмаков сэра Дэнни возвестило, что он спускается вниз.

— Как хорошо, что сэр Дэнни ушел, — свирепо подумал Тони. — Если бы он остался, я бы свернул ему шею, как цыпленку.

Кто же этот сэр Дэнни Плаймптон? Актер, за которого он себя выдает, или шпион королевы? Или, что еще хуже, шпион врагов королевы? Или мошенник самого низкого пошиба, который, пользуясь удобным случаем, плетет интригу, пытаясь извлечь выгоду из смерти незнакомого ему человека и его дочери?

Тони посмотрел на дверь своей комнаты и, стиснув зубы, улыбнулся так, что они заскрипели. Объясняет ли это странное поведение женщины, занимающей сейчас его спальню? Может быть, она и есть тот самый ключик, с помощью которого можно проникнуть в тайну? Если так, то ему надлежит не показывать виду, что он знает, кем на самом деле является Роузи. Держать глаза закрытыми и не тянуть руки к женщине, которая играет роль мужчины, играющего на сцене женские роли… а в жизни играет роль законного наследника?

— Тони…

Он посмотрел на террасу, где остывал завтрак. Это место было защищено от ветров, и белые скатерти на столах колыхались едва заметно. Столовое серебро ярко блестело на утреннем солнце, и слуги, вооружившись ножами и ложками, ожидали гостей, вставших поздно.

Едва услышав оскорбительно-насмешливые намеки сэра Дэнни про законного наследника и зная, как быстро распространяются сплетни, Тони приказал устроить этот великолепный пир. Кроме того, он знал, что леди Хонора добросовестно примет совет сэра Дэнни и станет досконально проверять каждый слух. Но Тони надеялся, что по крайней мере прошлой ночью у нее не было времени, чтобы развить бурную деятельность.

— Тони!

Он оглянулся и понял, что зовут его откуда-то из-за живой изгороди. Раздвинув колючие ветки, Тони увидел заплаканное лицо одной из многочисленных претенденток на его руку и сердце.

Как, бишь, ее зовут? Ах да, Бланш, обладательница пухлых губок, всегда готовых улыбнуться.

— Леди Бланш, что вы здесь делаете и почему прячетесь? — Тони указал на террасу. — Идите к столу, откушайте…

— Не могу… Мы уезжаем… Я просто пришла сказать вам, — подбородок ее задрожал, — что не верю ни единому слову… И что, даже если это окажется правдой, я всегда буду любить вас.

Тони показалось, что волосы зашевелились у него на затылке. Уже?! Нет, это не могло распространиться так быстро…

— Во что вы не верите?

— В эту историю. — Леди Бланш поднесла к глазам кружевной платочек. — О законном наследнике.

Воздух вдруг сделался таким плотным, что Тони не мог вздохнуть полной грудью, но, приклеив к лицу свою самую очаровательную улыбку, он переспросил:

— Наследнике?

— Да, законном наследнике Одиси… Я долго убеждала отца, что это всего лишь слухи и королева все еще любит вас — как она может вас не любить? — что, даже если все это окажется правдой, я смогу выйти за вас замуж, что у нашей семьи достаточно средств, чтобы обеспечить нас обоих… Но он не стал меня слушать.

Бланш рыдала, как ребенок, у которого отнимают любимую соску, в то время как Тони судорожно размышлял над тем, что делать дальше. А принимать решение, как избавиться от неожиданно свалившейся напасти, грозившей переменить всю его жизнь, нужно было быстро и безошибочно.

Внезапно Тони разразился безудержным смехом. Это был отчаянный смех шута, через силу забавляющего зрителей, но леди Бланш не поняла этого.

— Что, — Тони старался выглядеть беззаботным, — эта старая история всплыла снова? — Уперев руки в бока, он опять рассмеялся как можно громче, чтобы привлечь внимание окружающих. — И кто на этот раз наследник? Моя доярка? Нищая дворянка? Или еще какая-нибудь лондонская юбка, услышавшая эту сказку и решившая извлечь из нее выгоду?

Любопытные лица гостей, привлеченных его громкими возгласами и запахом еды, высунулись из открытых дверей.

— Доброе утро, братец, — приветствовала его Джин, целуя в щеку. — Что-то ты весел сегодня утром.

— Да, я только что услышал свою любимую сказку, — ответил Тони, уверенный, что Джин подошла к нему, потому что уже что-то слышала. Благодарный ей за поддержку, он сердечно обнял сестру.

— Доброе утро! — К ним подошел лорд Хэкер, почесываясь и зевая, словно и не прятался до этого за гобеленами. — Вы рассказываете сказки, Тони?

— Да, это сказка о пропавшем наследнике. Не желаете ли послушать? — Тони подошел к столу и пододвинул к себе тарелку. — Сам я слышал ее уже столько раз, что могу рассказать наизусть.

Из дверей гуськом появились две пары — бывшие кандидатки в жены со своими отцами. На них была дорожная одежда. Неужели все гости собирались уехать, не попрощавшись?

— Это действительно трагедия, Тони. — Джин взяла тарелку и выразительно посмотрела на вышколенных слуг. Те ринулись вперед, орудуя ложками, словно солдаты мушкетами. Пока они выкладывали на тарелки яйца и нарезанную ломтиками ветчину, Джин продолжила:

— Лорд Сэдлер и его маленькая дочь уехали отсюда в свой лондонский дом, когда их лакей умер от чумы, не так ли?

— Да, так оно и было, — подтвердил Тони, с любезной улыбкой кланяясь и передавая тарелку подошедшей леди Кавилхэм. И облегченно вздохнул, увидев, что та, пусть нехотя, но улыбнулась в ответ.

Так, отлично! Сегодняшняя ночь, по крайней мере, не лишила его обычного обаяния.

— Итак, — продолжал Тони, — они взяли с собой только самое необходимое, рассчитывая вскоре вернуться сюда, и… — Тони выдержал драматическую паузу, привлекая внимание остальных гостей, — …исчезли. С той поры их никто не видел живыми.

— Вспоминаю эту историю, — сказала весьма пожилая дама, леди Костан-Оукс. — А позже была найдена карета Сэдлеров, не так ли?

— Без упряжи, без лошадей, с бездыханными телами лорда Сэдлера и няньки его маленькой дочери. Мертвого кучера нашли неподалеку. — Страшные факты заставили Тони забыть свой недавний эгоизм.

Наиболее чувствительные из молодых дам всхлипнули.

— Прошу прощения, — учтиво сказал Тони, — но, боюсь, беседы на подобные темы не следует вести за завтраком.

— Их убили? — спросила одна девушка?

— Я тоже помню эту историю, — сказала Джин, кивая леди Костан-Оукс. — Их убила бубонная чума. И как только у кого-то хватило смелости забраться в этот очаг инфекции, чтобы украсть багаж, деньги и даже снять украшения с мертвых, не представляю!

— Королева была очень опечалена этой утратой. — На террасе появилась леди Хонора, как всегда, сдержанная и прямая, как палка. — Лорд Эдуард был одним из ее любимых придворных и в свое время получил от Елизаветы в подарок кольцо. Королеве очень бы хотелось снова иметь его как память о лорде Сэдлере, но кольцо исчезло вместе с вором, укравшим и все остальное.

— Гори душа его в аду! — добавил Тони, сам не зная почему. Конечно, во всей этой истории неизвестный похититель сыграл свою трагическую роль, накрыв ее покровом тайны, и это преследовало Тони всю его сознательную жизнь. Но в еще большей степени Тони, как солдат Ее Величества, презирал тех, кто занимался мародерством и грабил трупы умерших честной смертью.

— А нашли ли его маленькую дочь? — Так, это леди Бланш. Она наконец-то выбралась из кустов, охваченная таким же нездоровым любопытством, как и все остальные.

Разумеется, Тони сразу же всучил тарелку и ей.

— Вам следует хорошенько перекусить, леди Бланш, прежде чем отправиться в дорогу. — Улыбаясь дрожащими губами, она приняла тарелку, и Тони продолжил: — Нет, ребенка так и не нашли — ни живого, ни мертвого. В конце концов стали считать, что девочка ушла от кареты, сбилась с пути и погибла.

— Вряд ли, — покачала головой Джин. — Скорее всего это дело рук того же похитителя. Я знала эту девочку. Она обожала отца, а отец обожал ее. Она бы никогда не покинула его, даже мертвого. Должно быть, вместе с ценностями вор украл и ребенка.

— Зачем? — Большие глаза леди Бланш стали еще больше, и в ее вопросе прозвучал неприкрытый ужас.

— Возможно, девочка не была больна, и вор взял ее, чтобы продать в публичный дом. — В дверях появился лорд Боузи, грозно сверкая глазами в сторону дочери. — Вот что случается с девушками, которые не слушаются своих отцов.

Леди Бланш побледнела, а леди Хонора выпрямилась во весь свой рост:

— Замечу, что, выходя замуж, я следовала воле отца и с таким же успехом могла быть продана в подобное заведение. — Гости онемели от изумления, а глаза старого Боузи стали похожи на глаза дочери — такие же большие и удивленные. — Так что не запугивайте бедную девушку, Фредди. Вы избрали гадкую тактику воспитания своей дочери.

— Именно так, отец. — Вскинув голову, леди Бланш отчеканила: — Итак, я остаюсь здесь!

— Даже не думай, — прорычал отец. — Мы сейчас же уезжаем. Если осиротевшая наследница вернется сюда, этот выскочка Тони лишится состояния, и я останусь с нищим зятем на шее!

Гости, открыв рты, переводили взгляд с лорда Боузи на Тони, и он не разочаровал их.

— Вы забываете о некоторых вещах, лорд Боузи.

— Э-э-э? — Понимая, что вышел за рамки приличий, Боузи зарделся, и лицо старого лорда стало алым, под стать вышивке на его рубахе.

— Только одному слуге посчастливилось вернуться из Лондона живым — это мой нынешний управляющий Хэл. Он отправился в Лондон за лошадями и рассказал, что, когда лорд Сэдлер и девочка спешно покидали зараженный дом, ребенок уже был болен. Даже если предположить, что она все-таки могла выздороветь, — хотя все мы понимаем, что это крайне маловероятно, — этого не могло бы произойти без должного ухода. Итак, ее отец — мертв, нянька — мертва, кучер — мертв… Кто решится украсть больного чумой ребенка? Ни один сумасшедший не стал бы этого делать, поэтому Дальнейшая судьба девочки окутана тайной. — Тони выдержал паузу, чтобы сказанное им получше Дошло до присутствующих, и добавил: — Наша добрая королева, крайне удрученная утратой лорда Эдуарда, приказала искать ее и не трогать поместье в течение пяти лет. Пяти лет, заметьте, лорд Боузи. Однако в общей сложности поместье пустовало пятнадцать лет — до тех пор, пока глубочайшая скорбь королевы Елизаветы окончательно не утихла и она не подарила его мне. Верить в существование наследницы — все равно, что сомневаться в мудрости и прозорливости нашей королевы.

— Я имел в виду совершенно другое, — брызгая слюной, прошипел лорд Боузи.

— По этой причине, — Тони приблизился к поникшему Боузи настолько, насколько позволяло выпирающее брюхо лорда, — я не могу просить вашу дочь выйти за меня замуж, и видит Бог, это не ее вина. Такой, как вы изволили сказать, выскочка вроде меня не может вступать в родственные отношения с семьей, глава которой не имеет уважения к нашей государыне.

Среди гостей раздался шипящий звук, словно все одновременно вдохнули сквозь стиснутые зубы, а лорд Боузи побелел как полотно.

— Я никогда… Я всегда глубоко уважал нашу благословенную королеву! Я никогда не говорил, что женщина не должна занимать трон Англии, что это противно законам Божеским и человеческим! Я никогда даже намеком не высказывал подобную мерзость?

— Отец! — В отчаянии простонала леди Бланш.

— На вашем месте, лорд Боузи, — сказала Джин, — я бы немедленно отправилась в Лондон и на коленях стала вымаливать прощение у нашей дорогой королевы, заверяя ее в своей преданности. Думаю, ей не понравится, если старые слухи поползут снова. А вы, позволю себе напомнить, не входите в число ее любимых придворных. — «В отличие от моего брата», — ясно читалось в глазах Джин.

— Ну что же, — Тони оглянулся на гостей, — пожелаем лорду Боузи и его семье счастливого пути и приступим к завтраку. Полагаю, все вы остаетесь моими гостями?

Гости кивнули как по команде: кому хотелось рисковать и предстать пред грозные очи Елизаветы, дав повод для слухов о возвращении наследницы? Однако не мог же Тони оставить здесь гостей навечно! Рано или поздно они, учтиво извинившись, отправятся восвояси и приложат все усилия, чтобы найти благовидный предлог и не принимать впредь его приглашений.

Как быстро разносятся эти проклятые слухи! Быстро, слишком быстро! Гуляют ли они по всей округе уже несколько дней или только после сегодняшнего ночного разговора сэра Дэнни и леди Хоноры? Просто ли сэр Дэнни разносил то, что где-то услышал, или сам был вдохновителем этих слухов? Но как бы то ни было, гости должны остаться в его доме. Остаться до тех пор, пока Тони не докопается До самой сути. Две недели, месяц! Он подумал о Роузи, лежащей наверху в его постели, и улыбнулся. Да хоть бы и год!

— Желаю всем доброго утра! Почему бы нам не насладиться прекрасным завтраком, пока не пропал аппетит? — Явно не замечая общего настроения, в дверях, раскланиваясь, стояла Энн.

— Именно это и входит в наши намерения, — согласился Тони. — И мой аппетит в полном порядке!

Но не еда занимала все мысли Тони — он жаждал раскрыть эту тайну, и кратчайшим путем к этому была Роузи. Почему бы ему, в его же собственных интересах, не расспросить ту, которая, как он подозревал, была центром всего этого заговора? И, если Роузи проявит упорство, что ему стоит применить к ней пытку, чтобы выбить из нее правду?

Конечно, не в буквальном смысле: Тони был слишком далек от того, чтобы пытать женщин физически. Он применял к ним другие методы убеждения. И в данном случае лучшим орудием пытки могли быть… его собственные руки. Ласковые, нежные руки.

Тони посмотрел на свои пальцы, которые сами собой сложились чашечкой в форме незабвенной груди Роузи.

 

8.

— Я совсем не понимаю Офелию, уж очень она жалкая личность. — Роузи прижала руки к животу и скорчилась так, словно объелась недозрелыми яблоками. — Мне хочется сыграть Лаэрта.

— Конечно, Лаэрт — одна из главных ролей в «Гамлете», но Офелия — ключевая. Труппе нужно, чтобы Офелию сыграла именно ты, причем так, как ты сыграла Беатриче и Термину.

Теплые солнечные лучи падали на лица сэра Дэнни и его ученицы. Они сидели на террасе, но в своем нынешнем состоянии Роузи с трудом понимала разъяснения своего наставника. Сэр Дэнни вдалбливал Роузи:

— Нам нужно, чтобы ты сыграла эту роль с еще большим чувством, чем две предыдущие роли. Публику очень легко убедить, что ты женщина, ведь на самом деле ты таковой и являешься! Как легко, правильно поняв то, что от тебя требуется, с помощью жестов и мимики, полностью завладеть ее вниманием! Но ты же говоришь, что тебе этого мало, что ты хочешь заставить зрителей плакать и смеяться!

— Да, хочу.

— Так вот, они будут плакать от Офелии. Принц, в любовь которого она верила, жестоко отвергает ее, а затем убивает отца девушки. Ощути ее состояние, ее чувства — отчаяние, боль, безысходность. — Подсев к ней поближе, так, что их колени соприкоснулись, сэр Дэнни погладил ее по голове. — Тебе это будет легко, как никому другому, Роузи. Помнишь, как я спас тебя, вытащив из…

— Нет! — Девушка отдернула голову.

— …из этой зачумленной кареты, в которой…

— Нет! — Роузи рывком встала и отошла от сэра Дэнни на край террасы.

За последние три недели большинство гостей сэра Райклифа улизнули из Одиси, подгоняемые слухами, начало которых положил сэр Дэнни, и потому в поместье царила почти удручающая тишина. Такая, что сэр Дэнни слышал, как опадает каждый осенний листок, и птиц, оплакивающих его смерть. «Роузи тоже оплакивала, — подумал сэр Дэнни, — оплакивала ту их жизнь, которая сейчас подходила к концу. Она знала это, хотя и противилась, и только сэр Дэнни, великий и мудрый, до конца осознавал, какие грядут перемены».

Больше всего он терпеть не мог причинять Роузи боль, и это была одна из причин, по которой он все эти годы ничего не рассказывал ей, заставляя ее тем самым мучиться кошмарами и притворяясь при этом, что не знает их причины. Он думал, пройдет время, и эти кошмары исчезнут сами собой, однако память прошлого продолжала шевелиться в потаенных уголках сознания девушки, мелькая иногда тенью в ее глазах. А после приезда труппы в Одиси кошмары начали преследовать Роузи гораздо чаще. Ее игра на сцене становилась все хуже и хуже. Роузи словно боялась, что демоны, стоящие в подсознании, вырвутся наружу и завладеют ее жизнью. Иногда сэру Дэнни приходила в голову мысль, что, возможно, они уже вырвались на свободу, и теперь на кон поставлена не только актерская будущность Роузи, но и сама ее жизнь.

— Роузи, — сэр Дэнни подошел к девушке и взял ее за плечо, — давай поговорим об Офелии, а?

— Я знаю пьесу! — Роузи никогда так грубо не обрывала его.

Конечно, могло быть, что это из-за боли в руке, но сэр Дэнни так не думал. Скорее всего Роузи охватило острое предчувствие чего-то неизведанного, порожденное первым в ее жизни поцелуем, и сэр Дэнни подавил улыбку. О да, девушка заметила, каким полным огня взглядом рассматривал ее Тони, и женский инстинкт, несомненно, подсказал ей причину. Но сэр Дэнни защищал ее от мужских посягательств так доблестно, — тут сэр Дэнни гордо вскинул голову, — как только великий Зевс мог бы защищать свою собственную дочь.

Итак, когда в приступе отчаяния он сказал Роузи, что Тони совсем не обязательно определять ее пол на ощупь, девушка поверила ему.

Тони и так все знал. Тони хотел ее и не разоблачил, преследуя собственные интересы. А это означает, что он ведет свою собственную игру. Мелкие людишки, несомненно, были бы страшно озабочены намерениями Тони, но не таков он, сэр Дэнни. Неизвестность только возбуждала его. Как стимулирует азартная игра с таким мастерским игроком, как Тони! Тем более, что главный козырь на руках у него, сэра Дэнни.

— Итак, Офелия — дочь Полония, министра короля датского. Она любит своего отца, но любит также и принца Гамлета.

— И эта любовь сыграла с ней злую шутку.

— Поистине так. Принц Гамлет отвернулся от нее, когда узнал, что его мать вышла замуж за брата короля — его убийцу.

— Как это типично для мужчин, — пробормотала Роузи, — обвинить одну женщину, чтобы предать другую…

— Ты говоришь о ком-то, кого я знаю? — вздернул нос сэр Дэнни.

— Нет, — лицо Роузи застыло, как у мраморной статуи. — Все мужчины улыбаются только губами, а не глазами? — спросила вдруг рна.

— С чего ты взяла?

— Когда встречаются сэр Тони и Людовик, их лица всегда принимают такое выражение, — по крайней мере, если при этом присутствую я.

— Ах, Людовик! — Да, Людовик был серьезной помехой, путая все карты. Сэр Дэнни и Тони вели азартную игру, а Людовик своей необузданной дикостью вносил в нее беспорядок. Более того, его никто и не приглашал принять участие в этой партии, и его поведение доказывало только то, что он тоже знал правду о Роузи.

Безусловно, секрет Роузи ему известен, и он тоже желает ее. Кроме того, сэр Дэнни подозревал, что Людовик догадывался и об остальных обстоятельствах этой печальной истории, начавшейся много лет назад, однако ожидал своего часа, чтобы извлечь для себя максимальную выгоду. Он считал, что Роузи предназначена ему.

Нет, Роузи никогда не будет принадлежать Людовику. Она прекрасна и чиста и настолько выше Людовика, что для него заполучить ее все равно, что достать звезду с неба. Людовик тоже понимал это, когда пребывал в здравом уме, но сэр Дэнни начал уже сомневаться в его здравомыслии или по крайней мере добропорядочности. В конце концов враждебность Людовика по отношению к Тони могла перерасти в открытую схватку.

Тони — рослый и мускулистый мужчина, пышущий здоровьем и силой, но это не значит, что он может одолеть такого безжалостного гиганта, как Людовик. Тот, насколько знал сэр Дэнни, сражался до конца, до победы. Как и Тони.

Осторожно подбирая слова, сэр Дэнни сказал:

— Видишь ли, Людовик хочет защищать тебя от любой угрозы, а Тони хочет стать твоим другом. Людовик не понимает, что ты можешь быть другом Тони, и поэтому крайне обеспокоен его намерениями.

— Как брат Офелии?

— Что?! — Ее интуиция иногда пугала сэра Дэнни.

— Разве Людовик не похож на Лаэрта? Брат предостерегает Офелию, чтобы она не верила любовным признаниям Гамлета. Точно как Людовик, который сказал мне как-то, что такие аристократы, как Тони, только притворяются, что дружат с простым актером. Разве это не так?

— Не всегда, — оживился сэр Дэнни. — Насколько я знаю, граф Саутгемптон — друг Уильяма Шекспира.

— Не друг, а покровитель, — поправила Роузи. — И он на самом деле покровительствует дядюшке Уиллу.

— Да, конечно. — Сэр Дэнни решил привести еще какой-нибудь пример, но так ничего и не мог вспомнить. — Ты думаешь, что тебе следует опасаться Тони? Лично мне он представляется кладезью всех добродетелей.

— Именно это меня и беспокоит.

— Хм?

— Мне он тоже кажется таким.

Сэр Дэнни отвернулся, чтобы скрыть озарившую его лицо надежду.

— А я думаю, что после возни с твоей рукой Тони, возможно, чувствует за тебя некоторую ответственность. За время, что ты прожила в его комнате, он вполне мог привязаться к тебе, и почему бы привязанности не перерасти в дружбу? Он до мозга костей джентльмен. Ты не согласна?

— Не знаю, — покачала головой Роузи. — Конечно, он очень изыскан, но я чувствую, что за этим фасадом скрывается совсем другой человек. Жесткий, как пересушенное мясо, — жуешь, жуешь, а не проглотишь. И он далеко не дурак, сэр Дэнни, совсем напротив. Он… Он — словно Гамлет, знающий все о коварном заговоре убийц своего отца и до поры до времени ждущий своего часа, чтобы покарать злодея.

— А ты Офелия, — продолжал зондировать почву сэр Дэнни, — разрывающаяся между любовью к Гамлету и любовью к отцу?

— Я не люблю Тони…

«Но стоишь на краю пропасти и трясешься от страха, моя дорогая», — подумал сэр Дэнни, поглядев в затуманившиеся глаза Роузи.

— … а люблю вас. Поэтому и говорю, что, если вы осуществите свой шантаж, Тони окажется Гамлетом в еще большей степени, чем мне хотелось бы.

— Ты предрекаешь мне судьбу Полония, убитого Гамлетом?

— Я просто боюсь за вас.

Он не сомневался в искренности Роузи, но был уверен, что божественная судьба хранит сэра Дэнни Плаймптона, эсквайра.

— А потом сойдешь с ума, поскольку не сможешь примириться с тем, что любишь и своего отца, и его убийцу?

— Говорю вам, я не люблю… — Роузи перевела дыхание и заговорила более спокойным тоном: — Если мы и должны осуществить этот грязный шантаж, то почему бы разом не покончить с этим?

— Мы сделаем это очень скоро.

— Как скоро?

— Скоро. — Сэр Дэнни взял ее за руку. — Как только ты станешь способной на нечто большее, нежели просто декламировать роль Офелии.

Роузи вырвала у него свою руку:

— Не хочу я больше репетировать сегодня!

Кипя от злости, Роузи спустилась по лестнице, а из сада за ней наблюдал Тони. Она казалась абсолютно беззаботной, и Тони это не понравилось. Он хотел, чтобы она все время думала о нем, чтобы он был ее заботой.

Слуги Тони получили указание не спускать с нее глаз и докладывать о каждом ее шаге, поэтому Тони всегда знал, где она находится. Зоркие и внимательные глаза следили за Роузи со всех сторон, и в скором времени Тони научился определять ее настроение и даже угадывать, о чем она думает. Восхищаясь ее характером, уважая ее ум, страстно желая ее тело, Тони понимал, что Роузи нравилась ему все больше и больше.

Тони не знал ни одной женщины, которая бы нравилась ему, за исключением Джин и Энн. Взрывоопасная смесь — уважение и вожделение…

— Тони!

Он оглянулся на дам, сидевших на садовой скамейке. Сестры и леди Хонора рассматривали его с таким интересом, словно он был редким экземпляром экзотической флоры, доставленным из Нового Света.

— А?

— Вы крадетесь по собственному поместью, как гость, прибывший без приглашения, — сказала леди Хонора.

— Или ты боишься этих слухов про возвращение наследницы? — спросила Энн.

— И выбрал наиболее действенный способ убедить всех своих клеветников в их правоте, — карие глаза Джин, казалось, стали совсем черными.

Каждая из этих дам даже по отдельности представляла собой довольно грозную женщину. Если же они собирались вместе, то напоминали древнегреческих сивилл, а Тони совсем не хотелось слушать их гибельные пророчества, поэтому бочком-бочком он начал ретироваться от скамейки.

— Почему вы не возвращаетесь в Лондон, к королеве? — требовательно спросила леди Хонора.

— Потому что королева запретила ему являться ко двору, пока она сама не призовет, — ответила за брата Джин.

— Когда это он обращал внимание на правила этикета? — фыркнула Энн. — А куда это он направляется?

Уже издалека Тони услышал, как Джин сказала:

— Должно быть, снова выслеживает того комедианта. Эти странствующие актеры весьма странно повлияли на поведение брата. По-моему, им пора убираться отсюда, не так ли, леди Хонора?

Тони навострил уши, но не услышал ответа. Любопытство побудило его замедлить свое отступление, однако быстро удаляющаяся Роузи отвлекла его внимание. Казалось, она прекрасно знает, куда идет, хотя впервые удалялась от дома так далеко. Забыв обо всем, Тони ринулся следом — через холм, по едва виднеющейся тропинке, мимо пастбища с пасущимися овцами, по камешкам, выложенным через ручей, и наконец в лес, теряющий последние листья. Роузи шла уверенным шагом, и Тони уже знал, куда она направляется.

Водопад. Озеро. Место, где случаются волшебные вещи. Струйки воды дрожали на холодном ветру, и каждая из них превращала солнечный свет в маленькую радугу. Улыбнувшись, Роузи слегка коснулась пальцами воды, что-то сказала какому-то неведомому существу и прислушалась.

Получила ли она ответ? Тони ничего не услышал, но Роузи вздрогнула и покорно прильнула к огромному валуну, впитывая накопленное им солнечное тепло.

Тони совсем не нравилась нежность, которую она пробуждала в нем. Слабый человек может поддаться неуместному чувству, но только не он! Тони снял башмаки и поставил их под дубом, за которым прятался. Стараясь не шуметь, сдернул с себя камзол. Да, только не он! Он попросту соблазнит Роузи! И когда чувства затуманят ее разум и она раскроет коварные замыслы, угрожающие его имуществу, он освободит ее от необходимости продолжать этот маскарад. Он добьется ее благосклонности во что бы то ни стало!

Тони начал уже было снимать рубашку, но тут вдруг остановился. А сможет ли он противостоять ей, когда Роузи увидит в нем любовника? Когда она, одетая в женское платье, улыбнется ему улыбкой женщины?.. Тони сорвал с себя рубашку и отбросил далеко в сторону. Решительно шагнув вперед, он прикоснулся к плечу Роузи.

Взвизгнув от неожиданности, Роузи аж подпрыгнула.

— Сэр Энтони! — Она еле перевела дух. — Я и не слышал, как вы подошли.

— Не сказал бы, что я шел бесшумно. — Тони поводил плечами, чтобы сбросить с себя напряжение последних нескольких дней и чтобы показать себя во всей красе, как павлин, распустивший хвост перед своей павой.

— Я, должно быть, находился в ином мире…

В последнем Тони не сомневался.

Однако сейчас Роузи находилась в этом мире, причем крепко вросла в почву Одиси — как в переносном, так и в прямом смысле: глина под ногами была жирной и вязкой. Роузи не спускала глаз с обнаженной груди Тони, очарованно следя за каждым вдохом; казалось, она изучала каждый его мускул.

— Кажется, мне пора возвращаться в дом, — наконец заявила Роузи, не глядя в лицо Тони.

— Зачем? — спросил он, прижимая ее спиной к валуну, и она осела, словно ноги у нее вдруг стали ватными. Тони победно ухмыльнулся. Он всегда употреблял свое обаяние для достижения поставленных целей и получал огромное удовольствие от сознания того, что может использовать свое тело, чтобы привести в восторг женщину — по крайней мере эту женщину.

— Ты только посмотри, какое солнце!

Как она сможет посмотреть на солнце, когда взгляд ее был прикован к его телу, Тони не знал.

— Я пообещал сэру Дэнни, что займусь повторением своей роли, и… и я уже опоздал. Надеюсь, вы простите меня. — Роузи привстала с валуна.

«О Господи, она не уйдет, пока не увидит лучшую часть его тела», — подумал Тони и потому спросил:

— Я никак не могу решить, какое место занимают в твоей жизни женщины?

— Женщины? — Потрясенная Роузи снова рухнула на камень.

— Мне вдруг пришло в голову, как это ты, молодой человек, живешь, не удовлетворяя свою мужскую потребность? Ты не очень-то гоняешься за местными девчонками, которые, по моему мнению, весьма привлекательны. Хотя, может быть, ты смог бы получить удовольствие от более тесного знакомства с прекрасным полом без особых хлопот и забот?

— Без забот? Что вы имеете в виду?

— Визит в лондонский бордель. Я не был в нем уже несколько месяцев, хотя меня там, несомненно, ждет не дождется одна очень опытная девица. Уверен, что она сможет подобрать тебе любвеобильную красавицу по твоему вкусу. Я впервые познал секрет женщин именно в этом бардачке, и, клянусь, это было превосходно! — Тони заметил мрачную тень, мелькнувшую в глазах Роузи, и спокойно выдержал ее пристальный взгляд. Ужас и предчувствие чего-то страшного сковали девушку, будто Тони сжал ее в своих руках. — В чем дело, молодой человек? Ты выглядишь так, словно никогда не знал женщин. — Взглянув в испуганное лицо Роузи, Тони не выдержал и рассмеялся. — Да ты, оказывается, еще не познал женщин! — воскликнул он с притворным изумлением.

Кивнув, Роузи в отчаянии согласилась:

— Да, вы правы, у меня никогда еще не было женщины.

— Разве сэр Дэнни никогда не брал тебя с собой по девочкам?

— Думаю, что это даже не приходило ему в голову!

— Отлично, тогда я возьму тебя с собой. — Тони почти жалел, что появился перед ней полураздетым, но не настолько, чтобы остановиться: его понесло. — Я познакомлю тебя с Крошкой Мэри, она хозяйничает в лучшем борделе Лондона. Да что я говорю — всей Англии!

— Крошка Мэри? — удивленно переспросила Роузи и с вымученной улыбкой призналась: — Я там бывал.

— Ты?! — «Черт побери, — выругался про себя Тони, — когда?» — Должно быть, тебе было очень интересно.

— Весьма. — Улыбка исчезла с лица Роузи.

— Расскажи-ка.

— Боюсь, мне будет неприятно вспоминать об этом.

— Ладно, тогда расскажу я. Когда мне было тринадцать, мой отец оплатил ночь с одной знойной испанкой. Она заложила основу моих будущих отношений с женщинами. Какое удовольствие мы оба тогда испытали! Как нетерпелива была она, и какие усилия прилагал я к тому, чтобы сдерживаться! Я испытал все, чему она меня научила, и могу сказать без хвастовства: мои любовницы были в восторге.

Тони предался воспоминаниям, стараясь рассказать Роузи обо всем как можно подробнее и тем самым еще больше возбудить ее. И, судя по ее реакции, он достиг своей цели.

— Это был незабываемый урок, — закончил Тони. — Итак, решено! Завтра же мы отправляемся к Крошке Мэри. — Тони многозначительно пошевелил бровями, ожидая, как эта изобретательная женщина выберется из положения.

И она не разочаровала его.

— У меня нет денег.

— Не беда, я заплачу! Я настаиваю на этом. Ведь это же большая честь — заплатить за посвящение в мужчины нашего любимого актера.

Ах, какая тонкая лесть! Тони, прыгая на одной ноге, снял с себя штаны и остался в одних коротких, очень коротких подштанниках.

— Ты уверен, что не хочешь присоединиться ко мне и немного поплавать?

Роузи смогла только отрицательно покачать головой и дотронуться до своей сломанной руки.

— Моя рука, — пролепетала она и опустила глаза.

Запах лесного чернозема волнами исходил от земли, греющейся под последними осенними лучами солнца, и это снова навеяло Тони мысль о физической близости с Роузи. Развлекаясь с женщинами, он никогда не доводил дела до закономерного конца. Но сможет ли он сдержать себя с Роузи? Тони представил себе, как она стонет и извивается под ним от удовольствия, и чуть было не рухнул перед ней на колени. Ведь это могло бы произойти очень просто — здесь, в уединенном месте, сорвать с Роузи одежду, преодолеть слабое сопротивление и сделать ее своей.

Это была бы одновременно и месть, и удовольствие. А если он не сумеет сдержаться и… Нет, слишком много детей появлялось на свет от влюбленных пар только оттого, что они не могли сдержать радости наслаждения друг другом. Если такое случится у них с Роузи, ему — по телу Тони пробежала дрожь, — ему придется жениться на ней.

Тони еще раз посмотрел на склоненную голову Роузи, на ее пеструю одежду и грим, на подрагивающие запястья; Тони вспомнил, как забавно в ней смешивался аристократический английский, которому она научилась на сцене, и простой говор лондонских улиц, как время от времени проскакивал в ее речи провинциальный диалект.

Жениться на Роузи… Но ведь она — никто, хуже, чем никто, — она актерка! Женщина, переодетая мужчиной. Он станет посмешищем всего Лондона, а разгневанная Елизавета отберет подаренные ему земли, оправдав это тем, что он сошел с ума.

Его земли. Все то, что он честно заработал. Нет, он не может иметь от нее ребенка, не может жениться на ней. Кроме того, стоит сблизиться с ней хотя бы один раз, он уже не сможет вырваться из этого плена.

С деланным смехом Тони откинул голову и несколько мгновений рассматривал ее огромные глаза и полуоткрытый рот. Нет, он явно терял над собой контроль, когда Роузи находилась рядом.

Тони стянул с себя подштанники так застенчиво, как трактирщицы заманивают посетителей, и с удовольствием потянулся. Солнце заливало холодным светом каждый дюйм его обнаженного тела. Роузи залилась краской и стала еще прекраснее.

— Как ты разыскал это место? — с любопытством и вместе с тем требовательно спросил Тони.

Действительно, это место было настоящей жемчужиной поместья. Вода падала в озеро, достаточно глубокое для того, чтобы вволю поплавать, и достаточно чистое, чтобы разглядеть монету, брошенную на песчаное дно в самом глубоком месте. У него ушел почти целый день, чтобы отыскать это место, а Роузи сразу прибежала на озеро, словно была тут не один раз. Какой инстинкт вел ее по поместью и его окрестностям? Какое предвидение? И почему ее проницательность неизменно, казалось, удивляла ее саму?

— Роузи?

— Просто я… — Глаза Роузи изучали тело Тони с головы до пят, — знал, что водопад находится именно здесь.

— А как ты узнал? — Тони проглотил комок в горле, — что моя прихожая была комнатой прежнего хозяина дома?

— Не комнатой — спальней.

Тони вдруг пришло в голову, что если бы Роузи разрешили предстать в ее настоящем, женском обличье, то она была бы именно такой женщиной — дерзкой, непристойной, кокетливой, а оттого еще более желанной.

— Проклятье! — с решимостью, которой сам от себя не ожидал, Тони вошел в холодную воду. Ему хотелось показать себя девушке во всей красе, продемонстрировать свой товар несговорчивому покупателю, но этот товар вырос до таких размеров, что Тони подумал, что потеряет сознание, потому что кровь отхлынула от его головы к одному-единственному месту.

— Эй, как насчет того, чтобы помыться? У тебя нет с собой кусочка мыла? — Он побрызгал водой себе на живот, ожидая, пока ледяной холод окажет свое действие.

Пробормотав себе что-то под нос, Роузи порылась в карманах:

— Есть! — Подойдя поближе к воде, она бросила мыло Тони, который ловко поймал его. — Только верните, когда закончите.

— Ты кидаешь, как женщина, — проворчал Тони, поднося уродливый мыльный комок к носу. От него приятно пахло гвоздикой, и Тони снова охватила горячая волна возбуждения. Этот женский запах мог в одночасье выдать Роузи, достаточно уже было одного факта, что она имела при себе такое мыло.

Тони плавал в холодной воде, пока не почувствовал, что еще немного, и низкий голос превратится в мальчишеский дискант.

— И все-таки мне больше нравится ванна, — наконец вымолвил он, стараясь говорить как можно более низким тоном. — Забирайся сюда, а то от тебя пахнет плесенью. — Тони начал намыливать голову, украдкой поглядывая на Роузи.

— А что, нормальный мужской запах! — решительно заявила Роузи, принюхиваясь к своей одежде.

— Чушь, от меня вот ничем не пахнет! А разве я не мужчина?

Полностью овладев своими чувствами, Тони подошел ближе к берегу — теперь вода доходила ему только до колен — и широко развел руки. Роузи не сводила с него глаз, словно хорошая хозяйка, бдительно следящая за своей стряпней. Наклонившись, Тони начал смывать с головы мыльную пену, пытаясь спрятать улыбку.

— Эй, брось-ка свой плащ, им я вытрусь! — приказал он, подняв наконец голову.

Никакого ответа. Только примятая трава на небольшом холмике, где она сидела в последний раз, напоминала о том, что Роузи побывала здесь. Только примятая трава и только память о ее янтарных глазах, удивленных и полных неизъяснимой женской прелести.

 

9.

Сэр Дэнни стоял на ступеньках фургона, который служил ему домом. Он вгляделся в грязное тесное пространство.

— Роузи?

— Я здесь.

— Людовик, останься, — приказал сэр Дэнни и вошел внутрь.

Почти все помещение занимали две узкие кровати, покрытые одеялами. Между ними оставался тесный проход. Все стены были увешаны костюмами и прочим нехитрым театральным реквизитом.

— Где ты была? — спросил сэр Дэнни.

Роузи уселась на кровати, всецело поглощенная какой-то мыслью. Людовик стоял поблизости, поэтому Роузи колебалась, не зная с чего начать. Могла ли она говорить откровенно в его присутствии? Наверное, да: Роузи всегда полагалась на безошибочный отцовский инстинкт сэра Дэнни. В последнее время тот немного изменился. Кроме того, она надеялась, что, если объяснения окажутся тщетными, Людовик поможет ей побудить сэра Дэнни к более решительным действиям: или приступить к осуществлению плана, или уехать отсюда, пока не поздно. Роузи не хотела больше сидеть сложа руки. Пусть сэр Дэнни, подчиняясь своему холодному разуму, решает сам, что делать — начинать спектакль или собирать пожитки.

Конечно, они не смогут вернуться в Лондон: граф Эссекс не забыл бы их так скоро, но кто мог помешать им отправиться в провинцию?

— Вы могли бы сказать мне, что мое мужское естество карликового размера.

— Мне это как-то ни разу не приходило в голову. — На лбу у сэра Дэнни вдруг выступила испарина, он приподнял бровь и оглянулся через плечо на Людовика, подошедшего поближе. — Почему ты думаешь, что твое… э-э… мужское естество карликового размера?

— Ну… У Тони оно такое большое…

Сэр Дэнни резко шагнул вперед.

— Что — у Тони?

— Его мужское естество…

— Я тебя слушаю, продолжай! — рявкнул сэр Дэнни.

Людовик, стоящий за дверью, издал рычащий звук. Его необузданная свирепость, казалось, начала передаваться и сэру Дэнни.

— Это какая-то ошибка, Людовик, не делай глупости!

Глубоко вздохнув, сэр Дэнни похлопал себя по груди, словно наездник, сдерживающий норовистую лошадь.

— Роузи, ты поражаешь меня! В какой-то момент я подумал, что ты на самом деле увидела его мужское естество, когда в действительности ты видела только его подштанники.

— Тони предложил мне искупаться.

На щеках сэра Дэнни выступили багровые пятна, а сам он надулся, словно гриб-дождевик после дождя.

— Я никогда еще не хлестал тебя ремнем, — закричал он, предвосхищая реакцию Людовика, — но я сделаю это сейчас и буду лупить тебя до тех пор, пока не услышу всей правды! Итак, ты купалась с сэром Энтони?

— Купался только Тони.

— Ты снимала с себя одежду?

— Нет.

Сэр Дэнни вздохнул с облегчением.

— А он?

— Снимал.

— Всю? — Глаза сэра Дэнни сузились.

— Всю.

Дэнни изо всех сил ударил кулаком по тонкой стене фургона, и в тот же миг снаружи раздался такой же мощный удар, сопровождаемый потоком ругательств на чужом языке: Людовик отреагировал на услышанное.

Еле сдерживая гневное возбуждение, Роузи смотрела, как сэр Дэнни нервно расхаживает по узкому проходу между кроватями. Ярости его не было предела, и ужас, и отвращение, написанные на его лице, давали Роузи надежду.

Поведение Тони взбесило сэра Дэнни, но нерешительность самого сэра Дэнни привела в ярость уже Роузи, и она подлила масла в огонь:

— А завтра, Тони сказал, он возьмет меня с собой к Крошке Мэри.

— К Крошке Мэри?! — У сэра Дэнни задрожали руки. — В публичный дом? Зачем?

— Чтобы устроить мне первое знакомство женщинами.

— Он что, решил свести тебя со шлюхами?

— Таково его намерение.

Ответом послужил очередной яростный удар в стену, но теперь уже обоими кулаками. Сэр Дэнни захлопнул дверь перед носом Людовика и полез в сундук, набитый театральными пожитками. Роузи с любопытством наблюдала, как на свет появляются мантия, скипетр, украшенный разноцветными стекляшками, лохмотья из грубой шерсти, позолоченная корона… С помощью всего этого сэр Дэнни был способен изобразить кого угодно — от нищего бродяги до короля.

Не обращая внимания на растущую груду реквизита, он продолжал рыться в сундуке.

— Что вы ищете? — спросила Роузи.

— Вот это! — Сэр Дэнни поднял над головой пожелтевший лист бумаги.

— И что вы хотите с этим делать?

— А вот это самое! — Он схватил Роузи за руку и потащил к двери.

— Подождите, я еще не готова к спектаклю!

— Ты действительно полагаешь, что сэр Энтони не успокоится, пока не увидит твоих мужских достоинств? — спросил сэр Дэнни, засовывая бумагу за пазуху.

Итак, они шли, чтобы встретиться с Тони…

— Ага, не успокоится! — ответила Роузи в то время, как сэр Дэнни тащил ее по ступенькам. — Кажется, его никогда не интересовало во мне что-нибудь еще.

— Так он уже что-то видел?! Признавайся! — Сэр Дэнни повернулся к Роузи так резко, что она, не успев остановиться, наткнулась на него. — Или ничего?

Ярость одной натуры столкнулась с яростью другой.

— Я не понимаю, почему вы так злитесь. Вы приказали мне вести себя, как нахальный юнец, и я сделала все, как вы сказали. Тони настолько был уверен, что я мужчина, что разделся в моем присутствии догола и залез в воду!

На шее сэра Дэнни надулись жилы — казалось, что кожа вот-вот лопнет от напряжения.

— Я убью его! — прохрипел он.

— Нет. — Голос Людовика звучал решительно. — Его убью я!

Господи, в этой перепалке они совсем забыли о его присутствии. Сейчас Людовик был похож на могучее дерево с глубоко вросшими в землю корнями. Ничто не могло изменить его решения.

— Это мое дело! — возразил сэр Дэнни. — Мое личное дело!

— Такой маленький человечек против распутника Тони? — усмехнулся Людовик. — Предоставьте его мне!

Сэр Дэнни бесстрашно схватил Людовика за грудки.

— Может быть, ты никогда не слышал одну старую английскую поговорку, но я ее тебе сейчас напомню. — Сэр Дэнни поднялся на цыпочки и посмотрел Людовику прямо в глаза. — Если твое мужское естество тычется куда не надо, укороти его! А теперь иди работать!

— Я буду работать, когда мне захочется! — вскипел Людовик.

Нахальный, как молодой бойцовый петух, сэр Дэнни заявил:

— Ты будешь работать, когда тебе захочется, только после моей смерти!

— Ждать тогда осталось недолго! — грозно нависая над ним, ответил Людовик.

Роузи решительно встала между ними.

— Будьте вы прокляты! Оба! Немедленно прекратите этот балаган! Ты! — Она ткнула пальцем в Людовика. — Иди и скажи труппе, чтобы собирались. Так или иначе, мы уезжаем отсюда. — Людовик потоптался на месте, но, внимательно взглянув на Роузи, удалился без слов. — Вы! — Теперь она ткнула пальцем в сэра Дэнни. — Вы идете со мной. Мы должны сыграть этот спектакль, иначе…

— Ты приказываешь мне, Роузи? — Она не ответила, и по лицу сэра Дэнни пробежала усмешка. — Почему-то я никогда не замечал в тебе таких способностей… Да, вот и пришло, кажется, время для откровенных излияний. — Схватив Роузи за руку, он на всех порах потащил ее через лужайку.

Они почти бегом поднялись по ступеням и вошли в дом.

— Итак, мы должны смело выступить против сэра Энтони прямо в его логове… Эй, добрый человек, — обратился сэр Дэнни к слуге, — не можешь ли ты сказать, где мы можем найти сэра Энтони?

— Он в своем кабинете. — Слуга, несколько растерянный, поклонился. — Если подождете, я пришлю кого-нибудь показать вам дорогу.

Он направился в конец галереи, но сэр Дэнни, не скрывая презрения, окликнул:

— Он что, сторожит там свои серебряные монетки? Ладно, я не буду ждать, а ты свободен, милейший. — Сэр Дэнни потащил Роузи дальше. — Мы сами разыщем сэра Энтони.

Сэр Дэнни направился вдоль галереи, но Роузи остановила его.

— Слуга сказал, что Тони в кабинете, а кабинет вот здесь. — Она указала на массивную дверь напротив входа.

— Нет, не может быть… С какой это стати хозяин дома будет устраивать себе кабинет в таком неудобном месте?

— Зато, если дверь открыта, он всегда знает, Кто приходит и кто уходит, — ответила Роузи и громко постучала.

Слово «войдите» было произнесено с таким сарказмом, что не было никаких сомнений в том, что они нашли того, кого искали. Роузи бросила победный взгляд на сэра Дэнни.

Давай разом покончим с этим…

Нет, здесь не было ничего такого, чтобы могло причинить ей зло. Они не могут уйти отсюда до тех пор, пока не сделают то, что задумали, чтобы разом не покончить с этим.

— Входите же, — снова послышался голос Тони. Роузи вошла и… остановилась.

Сидя в темноте под столом, сжавшись в комок, она слушала, как все искали ее.

— Где же Роузи?

— Не знаю… Может быть, она отправилась в Лондон, чтобы увидеть королеву?

— Где же Роузи?

— Не знаю. Может быть, ее похитила фея, и теперь она танцует под луной?

— Где же Роузи?

Внезапное появление из темноты на свет зажженного канделябра.

— Я здесь!

Сильные руки высоко поднимают ее, любимое лицо ласково улыбается, звучный голос кричит:

— Она здесь! Здесь моя девочка!

— Входи, моя девочка. — Сэр Дэнни опять взял ее за руку и втащил в комнату.

Тони сидел за столом с пером в руке и разбирал огромную кипу бумаг.

— Сударь, у нас к вам дело. — В голосе сэра Дэнни слышалась враждебность. Роузи знала, что вот уже не один месяц сэр Дэнни снова и снова проигрывал в уме этот разговор, стараясь, чтобы у него был готов достойный ответ на все возможные случаи. От Роузи требовалось только одно — молча стоять рядом, и она охотно согласилась. Откинувшись на спинку резного стула, Тони рассматривал непрошеных гостей. Хотя белоснежная рубаха в сочетании с черным камзолом и придавали ему пуританский вид, он все равно был похож на человека весьма искушенного как в делах, так и в грехе.

Грех. Грех, такой же, как игра на сцене или шантаж… Почему искусная резная статуэтка Мадонны, держащей младенца на руках, кажется такой знакомой?

— Вот как? У вас ко мне дело? — переспросил Тони.

— Да, сударь, дело.

— Вы желаете разговаривать с этими людьми, сэр Энтони?

Роузи узнала этот скрипучий голос и, обернувшись, увидела в дверях седого человека. Управляющий. Человек, который держал ее, когда Тони занимался переломом, а потом являлся ей в ее ночных кошмарах.

— Я поговорю с ними, — ответил Тони. — Закрой за собой дверь.

Хэл поклонился с выражением глубочайшей почтительности, но по телу Роузи пробежала трепетная волна. Было в нем что-то такое… что-то не совсем правильное. Седина, морщины, выражение лица — все указывало на то, что жизнь не раз безжалостно била этого старика. Но… Но сколько лет ему в действительности?

Рука сэра Дэнни дернула ее за локоть, призывая не отвлекаться от спектакля, который они должны были разыграть.

— Я слышал, сэр, что это поместье пожаловано вам королевой Елизаветой.

— Совершенно верно, — сурово согласился Тони. — Ее Величество действительно пожаловала мне это поместье.

Деревянная статуэтка манила Роузи, поглощала все ее внимание. Девушка почти ощущала каждое волоконце, каждую прожилку на тяжелом дереве.

— Не только само поместье, но и имущество семьи Беллот? — продолжал сэр Дэнни.

— Да, и все имущество покойной семьи Беллот.

И в этот момент разыгрываемая драма целиком захватила сэра Дэнни, голос его стал глубоким и выразительным, жесты — величавыми.

— Скончался Беллот, но не его семья.

— Я это уже слышал не один раз. — Тони медленно поднялся со скрипучего стула. — Кстати, это вас я должен поблагодарить за распространение этих нелепых слухов?

— Это не слухи, сударь, а чистая правда.

Словно против воли, рука Роузи потянулась через стол и взяла статуэтку. Она оказалась совсем не такой тяжелой, как казалась, и потому Роузи подняла ее с такой стремительностью, что все глаза сосредоточились на ней.

Тони изучающе смотрел на девушку, потому что Роузи даже подпрыгнула, когда повернула Мадонну с младенцем лицом к себе.

— Тебе нравится эта безделушка? — спросил он. — В свое время, как мне сказали, она тоже принадлежала Эдуарду, лорду Сэдлеру. Она создана еще до того, как норманны завоевали этот сказочный остров.

Сэр Дэнни положил руку на плечо Роузи и проговорил заготовленную фразу:

— Молодой Розенкранц, вероятно, знает ее с детства.

— А, наконец-то мы добрались до этого. — Острый взгляд Тони ни на мгновение не отпускал Роузи, которая поставила Мадонну на краешек стола и продолжала гладить ее пальцами, словно слепая. — Так что вы говорите, сэр Дэнни?

Казалось, что Тони тоже читал сценарий. Драматично взмахнув рукой, сэр Дэнни продолжил:

— Я говорю о том…

Расчистив место на противоположном конце стола, Роузи переставила туда Мадонну. Казалось, она была уверена, что место статуэтки именно там.

— …Розенкранц и есть без вести пропавший наследник Одиси.

— Нет! — Тони с преувеличенным ужасом схватился за горло обеими руками. — Тогда я должен немедленно покинуть поместье, чтобы Розенкранц вошел в законное владение наследством, — трагически произнес он.

Роузи придвинула к себе чернильницу, заточенньге гусиные перья и подровняла стопку бумаги. На поверхности стола обнаружилось старое чернильное пятно. Она коснулась пятна кончиками пальцев и посмотрела на них, словно ожидая увидеть чернильный отпечаток. Но его не было, по крайней мере в этот раз. Помяв в руках палочку печатного воска, Роузи поискала глазами саму печать — она должна была находиться здесь же, в маленькой нише. Печати не было. Роузи оглядела весь стол. Может быть, упала на пол? Она опустилась на колени и принялась искать под столом. Нет, на полу ее тоже не было. Где же…

— Я не брала, папочка.

— Папа на тебя не сердится, но ты должна сказать, где она.

— Я не брала печать!

— Папе она очень нужна. Скажи мне. Скажи мне, Роузи.

— Роузи? — Над ней склонился Тони. — Ты болен?

Здесь все неправильно: лицо Тони, само время, в котором он живет… Была ли она больна?

— Нет! — Очень может быть. — Нет, со мной все в порядке.

Сэр Дэнни приподнял ее за подмышки и отбросил со лба волосы. Жалость и сочувствие набросили узду на его лихо мчащееся театральное действо: казалось, сэр Дэнни забыл свою роль.

Роузи взглянула на стоящего перед ней на коленях Тони, потом на сэра Дэнни. Жуткое чувство, что ей знакомо то, что она здесь видит, охватило Роузи, и сейчас ей хотелось только одного: исчезнуть отсюда как можно скорее.

— Мы согласны на компенсацию, — торопливо сказала она.

Цинизм Тони вернулся в мгновение ока. Как хорошо играла эта девица роль смущенного ребенка, чтобы смягчить его, прежде чем выдвигать денежные требования. Усевшись боком на стол, Тони скрестил руки на груди и сказал:

— Удивляюсь, как такие благородные люди явились без доказательств.

— Вы требуете доказательств? — Сэр Дэнни взглянул на Роузи. — Прежде всего, как вы можете видеть, возраст Розенкранца в точности соответствует возрасту наследника.

— И волосы у него каштановые, как у наследника лорда Сэдлера, — восхищенно продолжил Тони. — Вы только посмотрите, какое сходство! Как же я раньше этого не заметил?

Они почти касались друг друга лбами — сэр Дэнни, Роузи и Тони. Роузи находилась между ними и чувствовала себя закладом в шахматной партии, разыгрываемой мужчинами.

— Остается одна только мелочь. — Тони усмехнулся прямо в лицо Роузи. — Дело в том, что наследника не было. Была наследница.

Роузи показалось, что ее облили ледяной водой.

— Что?! — Она вскочила, отпихнув сэра Дэнни.

— Дочь. Единственный ребенок лорда Сэдлера был девочкой. Но ты же ведь не девочка, правда?

Сейчас, с откинутыми со лба волосами, без грима, скрывающего истинный цвет лица, Роузи выглядела беззащитной и жалкой. Ужас, потрясение, смятение — от этой гаммы чувств лицо ее побелело, словно его посыпали хорошо перемолотой мукой.

— Ошибка… — Роузи схватила за руку сэра Дэнни. — Произошла ошибка. Сейчас мы уйдем.

— Уже? Так скоро? — Тони встал, нависая над сэром Дэнни и Роузи. — Останьтесь.

— Нет, мы должны идти. Сэр Дэнни, — она снова дернула его за руку, — идемте же!

Тони видел, что Роузи трепещет от страха, словно фазан, увидевший перед собой стрелу охотника. Одно из двух — или она действительно не знала о том, что наследник лорда Сэдлера женского пола, или Роузи замечательная актриса.

А вот какую роль играет сэр Дэнни? Почему он не торопится поскорее убраться отсюда? Почему улыбается Роузи, словно отец, вручающий свою испуганную дочь любящему мужу?

— Дэнни, умоляю вас, Дэнни… — прошептала Роузи хриплым голосом, явно задыхаясь от какого-то переполнявшего ее чувства, но сэр Дэнни взял Роузи за обе щеки и поцеловал в губы, поцеловал так, как будто этот поцелуй был прощальным.

— Верь мне, — пробормотал он и, вынув из-за пазухи лист пожелтевшей бумаги, вручил ее Тони. — Если вы прочтете это, сэр, вы увидите, где правда, а где ложь. И, думаю, вам лучше узнать новость, сидя в кресле.

Тони воспользовался советом Плаймптона и перебрался на мягкую подушечку, лежащую на стуле. Беспокойство и тревога Роузи явно возросли, а сэр Дэнни победно улыбался еще до того, как глаза Тони пробежали по строчкам документа.

В этих строчках, написанных дрожащей рукой, сообщалось, что малолетняя леди Розалин Элизабет Энн Кэтрин Беллот вручается заботам актера Дэнни Плаймптона. В бумаге предписывалось оказывать всемерную поддержку и помощь вышеуказанному Плаймптону для передачи Розалин Беллот под покровительство Ее Величества королевы Елизаветы. А дальше документ напоминал читателю, что означенная Розалин является полноправной наследницей всего имущества и состояния лорда Сэдлера и что сама королева заплатит большие деньги за возвращение ребенка, чтобы девочку можно было вырастить и воспитать в соответствии с правами, данными ей от рождения. В конце документа содержались проклятия тому, кто осмелится препятствовать святой миссии сэра Дэнни Плаймптона или занять место леди Розалин.

Грязная фальшивка! Скептицизму Тони не было предела. Это всего лишь часть плана по лишению его прав собственности. Самое ужасное вероломство! Это не могло быть правдой!

Поэтому он сойдет со сцены, разоблачив Роузи с ее маскарадом и сэра Дэнни с его ложью.

— Интересный документ. — Тони презрительно бросил бумагу на стол. — Но к кому он имеет отношение?

— Да, — Роузи уперла руку в бедро и стала похожа на нахального юношу, — что это за документ, сэр Дэнни, и к кому он имеет отношение?

— Это последняя воля умирающего. — Сэр Дэнни взглянул прямо в глаза Роузи. — И она имеет к тебе самое непосредственное отношение. Дорогая девочка…

— Девочка? — усмехнулся Тони.

— Девочка? — еле слышно эхом повторила Роузи.

— Сэр Тони смеется над нами, — сладко улыбнулся сэр Дэнни. — Не родился еще мужчина, который, положив руку на женскую грудь, не понял бы, мужчине или женщине она принадлежит.

Трудно поверить, но Тони забавлялся.

— Именно это вы ей и сказали? Что я не понял, что держал в руке женскую грудь?

— Она — невинный младенец, — важно объявил сэр Дэнни.

Лицо Роузи, несколько мгновений назад бывшее таким бледным, теперь залилось яркой краской. Поддерживая больную руку, Роузи отвернулась от мужчин и, подойдя к окну, стала сосредоточенно рассматривать простирающиеся перед ней земли.

Ее земли? Его земли? Чего добивался сэр Дэнни? Почему?

— Почему? — услышала Роузи требовательный и громкий голос Тони. — Почему, сэр Дэнни?

Сэр Дэнни подергал себя за усы.

— В этом деле много «зачем» и «почему», сэр. Если вам угодно уточнить…

— Угодно! Если этот документ подлинный, а не мерзкая фальшивка, то почему вы не выполнили распоряжения лорда Сэдлера и не передали маленькую Розалин попечению Ее Величества?

Явно смутившись, сэр Дэнни признался:

— Я… я не умею читать. А джентльмен… умирал в страшных мучениях. Написав эту бумагу, он произнес всего лишь несколько слов, и то неразборчиво: у него был ужасный жар.

— Это была чума?

Все прекрасно знали внешние признаки «черной смерти», потому что она часто посещала Англию, и потому Тони наперед знал, что ответит сэр Дэнни:

— Без сомнения. На шее благородного джентльмена выступили багровые пятна, а под мышками и в паху появились опухоли. Это была чума, сэр.

— И вы, тем не менее, остались? — В голосе Тони сквозили насмешка и презрение.

Сэр Дэнни выпрямился, насколько позволял его рост, и посмотрел Тони в глаза.

— Даже в смертельной агонии лорд Сэдлер беспокоился о своей дочери. Вы думаете, я смог бы уйти? Вы полагаете, я смог бы оставить ребенка на верную смерть?

— «Черная смерть» уже коснулась ребенка, а через нее передалась бы и вам. Но вы все же остались?

— Сэр Дэнни Плаймптон всегда делал все от него зависящее, чтобы оставаться благородным человеком, и будет всегда поступать так и впредь, — раздался от окна тихий голос.

Тони взглянул на хрупкую фигурку девушки, освещенную солнечными лучами. Она стояла к ним спиной, прижавшись лицом к оконному стеклу, и неподвижно смотрела куда-то прямо перед собой. Что она там так внимательно рассматривала? Камни, из которых сложены стены дома? Парадную дверь? Ее ссутулившиеся плечи и явная подавленность указывали на то, что ей совсем не нравится все, что здесь происходит, однако защитила же она сэра Дэнни. Неудивительно, что она верит в то, что сострадание у сэра Дэнни пересилило его страх перед чумой. Тони и сам верил в это.

— Вы оставались там до самой смерти лорда Сэдлера? — Сэр Энтони решил изменить тактику.

— Да.

— В таком случае, почему же вы не передали ребенка слугам королевы?

— Лорд Сэдлер что-то бормотал насчет королевы и ребенка, но я воспринял это как бред. Его карета выглядела совсем небогато — она была предназначена для быстрой езды, а не для роскошных выездов; ее сопровождали только два человека: кучер и, похоже, нянька ребенка. Когда я появился, слуги были уже мертвы… Я не поверил, что джентльмен был знаком с королевой.

— Возможно, это была курьерская карета, — предположил Тони.

Сэр Дэнни прикрыл глаза, словно стараясь заглянуть в прошлое.

— Карета не имела никаких признаков, указывающих на то, что она принадлежит богатому и знатному человеку. Никаких. Ни одеял, чтобы согреть пассажиров, ни позолоты, ничего.

— Лошади?

— Исчезли.

— Тогда, значит, дорожные воры опередили вас, — с омерзением заметил Тони. Сэр Дэнни разделял его чувство.

— Я уповаю только на то, что чума настигла их так же неотвратимо, как намыленная веревка.

В тот раз сэр Дэнни спасся чудом, и Тони ужаснулся, подумав, что так оно будет продолжаться и впредь. Комедия могла продолжаться сколь угодно долго, поэтому Тони решил ускорить развязку.

— Итак, ответственность за ребенка вы взяли на себя?

— Именно так.

— Она была больна?

— Я думал, что она умрет. — В уголке рта сэра Дэнни появилась скорбная морщинка, и это почему-то встревожило Тони.

— То есть вы надеялись на это?

Печальная гримаса на лице сэра Дэнни стала еще более отчетливой.

— Нет, не надеялся. Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Но мне тогда было всего лишь около сорока, и я был свободен и ни от кого не зависел. Мне не нужен был ребенок даже на то короткое, как я полагал, время, что она останется со мной. — Сэр Дэнни покосился на фигурку, стоящую у окна. — Девочка была в ужасном состоянии. Она казалась такой слабой и тщедушной, не приспособленной к жизни…

— Но когда стало ясно, что ребенок выживет, почему же вы даже не попытались отвезти ее в Лондон, следуя указаниям лорда Сэдлера?

— Лондон — нездоровое местечко для меня. — Глаза сэра Дэнни забегали из стороны в сторону. — Чума, вы понимаете…

Роузи опять вмешалась в разговор, показав тем самым, что внимательно слушает:

— Уж не тогда ли это было, когда вы увивались за супругой мэра города и вас поймали?

Сэр Дэнни сверкнул глазами в спину Роузи.

— Очень может быть, но я забыл. Так вот, однажды в провинции я нашел человека, умеющего читать, и он прочитал мне эту бумагу. И я старался доставить девочку по назначению, поверьте, я очень старался.

Характер сэра Дэнни становился все яснее и яснее для Тони — более беспечных бродяг и бездельников он никогда еще не встречал в своей жизни.

— И долго вы старались?

— Ну… — Казалось, сэр Дэнни тянул время, а потом весело ответил: — Долго. Но, естественно, со временем мои усилия выдыхались. Видите ли, у меня никогда даже мысли не возникало, что Роузи — богатая наследница. Для меня она была всего лишь перепуганным ребенком, нуждающимся в моей опеке.

— И все же, как долго вы старались исполнить последнюю волю лорда Сэдлера?

— До… До тех пор… — Сэр Дэнни потряс головой, подыскивая приемлемый ответ.

— Как долго? — словно эхо, спросила Роузи.

— До тех пор, пока не понял, что ты проникла в мое сердце, — выпалил сэр Дэнни. — До тех пор, пока помыслить даже не мог, что больше никогда не увижу тебя. — Сэр Дэнни смотрел то на Тони, то на Роузи, ожидая нареканий с их стороны, но никто из них не произнес ни слова. — Итак, вы верите мне?

— К несчастью, да, — ответил Тони за себя и за Роузи. Придвинув к себе канделябр, он поднес листок к огню. — Что стоит мне сжечь эту бумажку?

Сэр Дэнни вздрогнул.

— Вам ничего не стоит сжечь ее, убить меня, Роузи и всю мою труппу и закопать нас где-нибудь на задворках Одиси. Я знал это с самого начала. Вот почему я навел подробные справки о вас еще до того, как предложил вам наши скромные актерские услуги.

Навел справки о нем? Дешевый актеришко, которому на базаре цена полпенса, навел справки о нем, о капитане королевской гвардии, о сыне лорда Альфреда Спенсера? Краешек бумаги обуглился, и легкое колечко дыма поднялось к потолку.

Взгляд сэра Дэнни был прикован к листку бумаги.

— Я разговаривал с людьми, служащими под вашим началом Ее Величеству; я беседовал со слугами вашего городского дома; наконец, я тайком проник в поместье Одиси и разговаривал с вашими здешними слугами. По тому, как хозяин относится к своим слугам, сэр, в большинстве случаев легко определить его характер. Вы будете рады узнать, что прошли это испытание: среди слуг не нашлось ни одного, кто бы отозвался о вас дурно. Все они уверяли меня в вашей честности и благородстве. Именно на это мы и полагаемся теперь.

Тони поглядел на зажатую в руке бумагу. Ближе к огню. Еще ближе. Как легко сжечь ее и предать это дело забвению! Единственное доказательство канет в небытие, и Одиси навсегда будет его. Сэр Дэнни как был, так и останется странствующим комедиантом, а Роузи… Для Роузи он что-нибудь сделает. Например, она могла бы работать в поместье горничной или…

— Будьте вы прокляты, сэр Дэнни! Чтоб вам в аду гореть! — Тони в ярости швырнул канделябр на пол. Тяжелый удар заставил Роузи оглянуться, в то время как Тони топтал свечи. Постепенно успокаиваясь, он изучающе поглядел на девушку, желающую его разорить.

— Почему же теперь? Почему именно теперь вы отыскали человека, чтобы он прочел вам это письмо?

— Людовик, — кратко пояснил сэр Дэнни и почесал бровь дрожащей рукой, пытаясь скрыть свое облегчение и свой страх.

— Людовик?! Людовик — причина всего этого? — потрясенно воскликнула Роузи, и в ее голосе не было ни страха, ни облегчения.

Тони никак не мог взять в толк, почему дыхание девушки стало таким прерывистым и хриплым, почему так напряглось ее тело, словно она приготовилась убежать или сражаться.

— Людовик обвиняет меня в том, что я контролирую каждый твой шаг, — нахмурив брови, в некотором замешательстве ответил сэр Дэнни. — Он хочет тебя, но он тебя недостоин.

— Итак, вы хотите заменить Тони мной в качестве хозяйки Одиси?..

Сэр Дэнни протестующе поднял ладонь.

— Совсем нет. Полагаю, вы оба неправильно меня поняли. Дело в том, что благодаря моей… м-м… безответственности, Роузи, ты не имеешь ни малейшего представления, как управлять таким крупным поместьем, как Одиси. Не говоря уж о том, что у Сэдлера есть небольшая литейная…

— Ах, вы и об этом знаете, — усмехнулся Тони.

— …и большой городской дом. Наша благословенная королева предоставила Тони долевое участие в морской торговле и право на продажу шелка. Все это, должно быть, приносит солидный годовой доход.

— Вам хочется дать ей совет, как быстрее растратить накопленные мной деньги? — усмехнулся Тони.

В его голосе сквозил неприкрытый скептицизм, и сэр Дэнни проворчал в ответ:

— Не в ее интересах слушаться моих советов, как, впрочем, и верить в то, что вы готовы отказаться от привилегий, заслуженных собственным горбом.

— Ах! — Тони с издевкой распростер объятия. — Благодарю! Вы хотите нанять меня, чтобы я присматривал за собственным бывшим владением?

— Отнюдь! — резко ответил сэр Дэнни. — Я хочу, чтобы вы женились на Роузи.

Где-то под окнами слышались голоса играющих детей, смех женщин и крики мужчин, но в рабочем кабинете поместья Одиси повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь дыханием и биением сердец. Такая тишина, что, казалось, время остановилось.

Руки Тони безвольно разжались, и документ упал на пол, локоть Роузи стукнулся об окно, лежащие на столе бумаги разлетелись по всей комнате под аккомпанемент разбитого стекла.

Тони с одного взгляда понял всю гамму чувств, охвативших Роузи, — влечение к нему, страх, изумление и что-то еще. Ярость? Нет, с какой стати ей злиться?

А он сам? Какие чувства владели им? Ярость… Ярость и страсть. И снова ярость. На его лице это так легко читалось. Жениться на бедной актрисе знатного происхождения. Потерять с таким трудом завоеванное положение. Однако у него, внебрачного потомка знатного рода, вряд ли был другой выход.

Тони медленно поднялся.

— Как вы сказали, сэр Дэнни, женитьба на Роузи является самым разумным решением нашей проблемы. — Повернувшись к окну, Тони обнял девушку за талию и дерзко прижался носом к ее шее. — Что ж, я женюсь на этой бродяжке как можно скорее.

Однако Тони забыл, что Роузи — дитя улицы. В одно мгновение ее крепкий кулачок ударил его прямо в губы, а острый мысок башмака по голени. Тони открыл от удивления рот и запрыгал на одной ноге, а Роузи надменно выпрямилась.

— Если я наследница, то зачем мне нужен Тони? Почему я вообще должна выходить замуж? Я и так верну свои земли и титул, а он может убираться ко всем чертям!

 

10.

Глупцы! Идиоты!

Глупый сэр Дэнни, с жаром разыгрывающий драму и думающий, что она будет благодарить его до конца дней!

Глупый Тони! Самоуверенный простофиля, полагающий, что завоевал расположение Роузи, согласившись жениться на ней! Кретин, делающий из Роузи дуру, притворяясь, что не знает о ее женской сущности, и откровенно веселящийся в душе над всем происходящим!

Глупышка Роузи, вбившая себе в голову фантазию, что на самом деле может быть наследницей! Той, что жила здесь когда-то вместе со своим любящим отцом и преданными слугами! Той, что могла владеть чем-то еще, кроме тесного фургончика и возможности раз в неделю любоваться новой деревней.

Глупая, доверчивая Роузи…

— Действительно, мужской запах, — презрительно усмехнулась Роузи. — От вас несет гвоздичным мылом!

Сэр Дэнни выглядел смущенным, чего нельзя было сказать про Тони. Он спокойно вытер окровавленную ладонь о штанину.

— Я, благоухающий гвоздикой, и ты, отчаянный уличный рубака! Представляешь, какой замечательной парой мы будем?

Он, вероятно, думал, что Роузи шутит, отказываясь стать его женой?

— Мы никогда не будем парой.

— И как ты рассчитываешь избавиться от меня? Слава Богу, я пока еще в своих владениях. — Тони улыбнулся, несмотря на то, что Роузи заставила его впасть в ярость. — Образно говоря, я крепко держусь в седле.

— Отчего же вам не вернуться к вашему превосходному плану? — Роузи уловила в его словах оскорбительный намек, и ее голос стал резче. — Я вступаю во владение землями Сэдлера, а вы можете жениться на любой знатной даме и продолжать спокойно жить за счет любимой супруги. Полагаю, леди Хонора обладает достаточными средствами.

Тони заревел, как взбесившийся бык, но тут же взял себя в руки — возможно, он и не терял над собой контроля — и улыбнулся с оскорбительным презрением.

Прижав к себе Роузи, словно стараясь защитить ее от этого наглого взгляда, сэр Дэнни обратился к Тони:

— Вы не в себе, вы слишком сердиты и совсем забыли про меня. Я ведь тоже не прочь поиметь выгоду из этого дельца.

— Выгоду? — Роузи вряд ли понимала сэра Дэнни.

Перехватив ее недоуменный взгляд, Тони оперся о подоконник в том месте, где незадолго до этого стояла Роузи, и погладил деревянную темную панель.

— Она еще теплая…

— Вы получите титул, но вместе с этим официально возьмете на себя содержание моей труппы, — продолжал сэр Дэнни.

Роузи разглядывала пальцы Тони, продолжающие ласкать подоконник, и вдруг вспомнила про свое первое знакомство с Райклифом. О первом прикосновении этих пальцев, о первом поцелуе, разбудившем ее чувства…

— Так вы согласны стать нашим благодетелем? — терпеливо переспросил сэр Дэнни.

— Я не нуждаюсь в его благодеяниях! — ответила Роузи, хотя вопрос был задан Тони.

Сэр Дэнни приложил все усилия, чтобы не замечать омерзение, сквозившее в голосе девушки.

— Я получу право законных выступлений в Лондоне, так же как дядюшка Уилл; появятся деньги на костюмы и декорации. В конце концов, когда я стану слишком стар для сцены, у меня будет место, куда вернуться, вместо того чтобы подыхать с голоду в придорожной канаве!

— Прекрасно! Но это и так все мое. Мне нет нужды выходить замуж.

С интересом наблюдая за столь резкой реакцией девушки, Тони спросил:

— Она неблагодарная мерзавка, не так ли?

Оттолкнув от себя сэра Дэнни, Роузи бросилась к этому несносному и самонадеянному нахалу.

— Вы можете распрощаться с благосклонностью королевы! Я слышала, о чем сплетничали большинство ваших гостей, таких же надутых и чванливых, как вы сами. Я сама обращусь к Ее Величеству, и она тут же вернет мне все обратно.

— И как же ты доберешься до королевы?

— Тони намотал на палец шнурок рубахи Роузи и притянул ее к себе так же легко, как рыбак вытягивает из воды мелкую рыбешку. — Ты находишься у меня, и я не отпущу тебя.

Роузи покосилась на пальцы под своим подбородком и перевела взгляд на Тони — самого высокого и крепкого мужчину, которого когда-либо встречала. Он собирается держать ее здесь в заточении?

— Я выбиралась и из более неприятных положений!

— Вот как? Сама? Без помощи сэра Дэнни? — Большие прекрасные глаза Тони превратились в узкие щелочки. — Преданные мне слуги и мои верные солдаты следят за каждым твоим шагом.

Роузи опасалась, что именно так оно и было — и тем, и другим Тони платил достаточно, чтобы они безоговорочно выполняли любой приказ хозяина.

— Полагаю, что и среди слуг найдутся честные люди, помнящие времена, когда здесь играла маленькая Розалин! Они помогут мне!

— Прекрасная мысль! Благодарю за предупреждение, — кивнул Тони. — Я приму необходимые меры, чтобы перекрыть эту лазейку.

Наконец-то Роузи осознала свое явное поражение.

Это было нечестно, но актерская жизнь приучила ее к этому. Но как бы то ни было, ничто не могло изменить ее твердого решения. Стараясь оторвать пальцы Тони от своей рубашки, Роузи сказала:

— Можете держать меня силой, но я никогда не соглашусь выйти за вас замуж.

— Как тебе будет угодно. — Их пальцы сплелись в молчаливой борьбе, и Роузи поняла, как легко он может одолеть ее одной рукой. Она знала это так же, как и Тони, и закипела от ярости. Тот, в свою очередь, безжалостно улыбнулся, стараясь обидеть Роузи еще сильнее.

— Ты и так совершенно не подходишь мне в роли жены: тебе слишком далеко до знатной леди.

— В моих жилах течет знатная кровь! — воскликнула Роузи. — Я хорошая ученица и не один год играла на сцене знатных женщин, поэтому у меня есть все для того, чтобы стать благородной леди.

— Роузи, — предостерег сэр Дэнни, но Роузи уже не могла остановиться.

— А вот о вашем низком происхождении я наслышана. Вы — внебрачный сын, и потому именно вы не можете претендовать на знатность!

— Послушай! — Тони пригнулся, чтобы его лицо находилось на одном уровне с ее глазами, — ты действительно женщина?

Все так же агрессивно Роузи выдвинула голову вперед, едва не коснувшись своим носом кончика носа Тони.

—Да!

— Тогда тебе придется доказать это! Для всех ты — мужчина.

— Доказать?! — пронзительно воскликнул сэр Дэнни.

— Да, и немедленно! — Тони притянул к себе Роузи, и они, тяжело дыша, уставились в глаза друг другу.

— Ну а я, — прошептал в конце концов Тони, — я доказал тебе, к твоему удовольствию, что я мужчина?

— Да, — Роузи тоже перешла на шепот. — А я доказала вам, что я женщина?

— Да.

Знал ли Тони, что его возбуждение передалось и Роузи? Догадывалась ли Роузи, что оно означает?

— Мне кажется, — продолжал Тони, — что мы все-таки скоро поженимся.

— Нет!

Впервые за все время этого неприятного диалога улыбка Тони стала обиженно-капризной. Линия рта изогнулась, словно он умолял Роузи поцеловать его.

— Молю, скажи мне, моя леди, почему — нет?

— Почему нет? Вас интересует, почему — нет? — В дверях, кипя от возмущения, стояла леди Хонора. — Потому что вы женитесь на мне!

Роузи и Тони отпрыгнули друг от друга, и леди Хонора величаво вплыла в кабинет. Яростно дернув застрявший в дверном косяке подол, она продолжала:

— Объяснитесь, Тони.

— Каким образом вы слышали все, что здесь происходит? — требовательно спросил Тони.

— Ваш управляющий исполнил свой долг и все рассказал мне. — Леди Хонора, как всегда, держалась прямо.

— Хэл? — сверкнул глазами Тони. — Хэл! Немедленно ко мне!

— Сэр? — Управляющий тут же возник в дверях.

— Я редко слышу всякие новости, но, говорят, ты распространяешь их со скоростью королевского курьера?

— Н-нет, сэр, — ответил Хэл, низко кланяясь и чуть заикаясь. — Я только охранял дверь, потому что она закрывается неплотно.

— Ага, значит, дверь закрывается неплотно? — Во взгляде Тони появился гневный блеск.

С лица Хэла схлынула краска, а отвисший подбородок, наоборот, приобрел малиновый оттенок. Управляющий нервно топтался в дверях, качаясь из стороны в сторону.

— Да, сэр, — ответил наконец он, — с этой дверью не все в порядке, и… — Хэл поклонился в сторону леди Хоноры, — эта леди пожелала знать, что происходит внутри кабинета. Прошу прощения, сэр, но я не смог противостоять ее настойчивым вопросам.

— Конечно, нет. — Леди Хонора жестом отпустила Хэла.

— Ну, конечно же, нет, — передразнил ее Тони. — А тебя, Хэл, ждет примерное наказание за подслушивание, и, будь уверен, так оно и будет. Убирайся прочь с моих глаз! Ты больше не управляющий…

— Нет, сэр! — взмолился Хэл.

— …до тех пор, пока снова не докажешь свою преданность и поместью Одиси, и его хозяину.

— Я докажу ее, клянусь, докажу!

— А пока найдутся и другие, способные заменить тебя на этом месте. Убирайся!

Роузи зажмурилась, чтобы не видеть Тони, потому что ее пугал его гнев, но какой-то звук заставил ее открыть глаза, и она увидела Хэла, стоящего перед ней на коленях.

— Миледи! — Он простер руки и, припав к ее ладони, словно к святым мощам, произнес: — Продолжать служить вам верой и правдой большая честь для меня! Сейчас…

— Не дотрагивайся до нее! — В мгновение ока Тони оказался рядом и оттащил Роузи от Хэла, с такой силой сжав ее руку, что у нее снова хрустнули кости.

— Фи, как грубо, Тони! Он же просто невежа! — Леди Хонора с упреком посмотрела вслед удаляющемуся Хэлу. — Он тоже верит, что она — законная наследница Сэдлера.

— Леди Хонора, — обратился к ней сэр Дэнни, но высокий воротник мешал ей повернуть голову. Сэру Дэнни пришлось предстать перед дамой, чтобы оказаться в пределах ее видимости. — Леди Хонора, она и есть законная наследница.

— Вы! — Не обращая никакого внимания на Тони, Хонора надменно посмотрела на Дэнни сверху вниз. — Признайтесь, все, что вы мне говорили, — ложь!

Встряхнув головой в своей экспрессивной манере, Дэнни ответил:

— Верить мне или нет — ваша воля, но все, сказанное мной, — чистая правда.

— Почему я должна верить комедианту?

— Потому что, — с отчаянной решимостью сэр Дэнни провел пальцем между ее тонкими выщипанными бровями, — вы сами прекрасно умеете разбираться в человеческих характерах.

Ошеломленная леди Хонора стояла, словно не в силах поверить, что до нее осмелились дотронуться.

Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появились Джин и Энн, держась под руки, словно дети. Каждая из сестер явно боялась войти в комнату первой.

— Тони, о чем это там лепечут наши слуги? — заговорила Джин.

— Что за история про потерявшуюся наследницу, на которой ты собираешься жениться? — продолжала Энн.

Через распахнутую дверь было видно, что за порогом собралась целая толпа взволнованных слуг.

— Да, вижу, новости у нас распространяются быстрее молнии, — вздохнул Тони.

— Ты хочешь сказать, что все это правда? — Джин ухватилась за свой рыжий парик, словно буря грядущих перемен могла сорвать и его.

Тони молча протянул Джин пожелтевшее завещание лорда Сэдлера, а подошедшие к ней Энн и леди Хонора принялись читать его через плечо Джин. Закончив чтение, она так же молча вернула документ Тони.

Энн опомнилась первой.

— Леди Хонора, что думаете вы?

— Сэр Дэнни уже сказал, что я умею разбираться в человеческих характерах. Это чистая правда.

— Фантастика, — пробормотал Тони. — Похоже, он очаровал и неприступную Хонору.

— Однако, несмотря на то, что это правда, предъявление каких-либо требований к сэру Энтони невозможно: женщина с дурной репутацией не может претендовать на наследство.

Сэр Дэнни сосредоточил на Хоноре свой самый гипнотический взгляд.

— Роузи… Розалин отнюдь не пользуется дурной репутацией. Я наблюдал за каждым ее шагом и днем и ночью и передам ее мужу из рук в руки непорочной девой.

Прижав руку Роузи к губам, Тони произнес дрогнувшим голосом:

— Я знаю это…

В ту же секунду она вонзила свои ногти в руку Тони, и он быстро отдернул ее.

— Да, наша королева Елизавета, бесспорно, стоит выше всех остальных монархов. Однако несомненная чистота и право на наследство Розалин тускнеют на фоне ее воспитания. Нет! — Леди Хонора решительно рубанула воздух ребром ладони. — С глубоким сожалением должна сказать вам, сэр Дэнни, что бедная девушка не соответствует тому, что вы задумали. Но, — она подняла вверх палец, — я была бы рада предоставить ей кров в одном из моих домов. Дочь сэра Эдуарда Сэдлера Должна быть спасена из той сточной канавы, в которую ее забросила судьба. И прежде всего она должна научиться вести себя, как подобает настоящей леди.

— У меня есть лучшее предложение! — Щека Тони подергивалась от сдерживаемого веселья. — Учить ее правилам хорошего тона здесь. — Получив от Роузи сокрушительный удар локтем под ребра, он продолжил: — Например, научить тому, чтобы она прекратила свои вечные нападки на меня. Ну и, кроме того, как правильно вести себя за столом, как вести домашнее хозяйство, как быть порядочной женой для джентльмена моего общественного положения. — Взяв Роузи под руку и старательно уво-рачиваясь от ее отчаянно пинающихся ног, Тони вывел ее на середину комнаты и спросил: — Не правда ли, вы втроем сможете справиться с этой задачей?

Он правильно все рассчитал. Джин оценивающе посмотрела на сопротивляющуюся девушку.

— Похоже, она будет способной ученицей.

Прислушавшись к ругани, доносящейся снаружи, леди Хонора добавила:

— И кроме того, ее нужно научить, когда говорить, а когда хранить молчание.

— Но в еще большей степени, — фыркнула Энн, — ей необходима ванна.

— Ванна? — пожал плечами сэр Дэнни. — Отвратительная мысль!

— Ванна? — воскликнула Роузи. — Сэр Дэнни! Они хотят меня утопить!

Повернувшись к дверям, Джин уже отдавала приказание, чтобы в обширную гостиную внизу дома была поставлена лохань с горячей водой, Энн обматывала голову Роузи невесть откуда взявшимся полотенцем, а леди Хонора командовала:

— Спокойно, девочка, спокойно, мы идем принимать ванну. — Помяв материю ее короткого грязного плаща, она с омерзением отбросила его в сторону и добавила: — Возможно, тебе придется принять две ванны. Передайте Роузи служанкам, но опасайтесь ее рук!

Все наблюдали — женщины и Тони с одобрением, оцепеневший сэр Дэнни с ужасом, как отчаянно сопротивляющуюся Роузи с рук на руки передали служанкам.

Отряхнув руки, леди Хонора приказала им отрывисто:

— Дайте нам знать, когда все будет сделано!

Тони прислушался к стенаниям сэра Дэнни и жалобным протестам, доносящимся снизу. В конце концов он снова уселся за стол и принялся за работу, прерванную его обручением. Наибольшего его внимания требовала литейная. Для развития дела постоянно требовались новые механизмы, и почти все средства вкладывались именно туда.

Постучав пальцем по верхней губе, Тони посмотрел на сэра Дэнни, все еще пребывающего в шоковом состоянии.

— Вы не имеете права так поступать! — заявил сэр Дэнни. — Она принимала ванну всего лишь прошлым летом! Всем известно, что зимой ванна опасна для жизни! Ванна убьет ее!

— Ничего с ней не случится. — Тони сжал гусиное перо и снова предался своим размышлениям.

— Если вы намерены причинять страдания бедной девочке, я заберу ее обратно и, поверьте, найду другой способ утвердить ее на законном месте!

— Как вам будет угодно, — ответил Тони. — Однако, если вломитесь в гостиную, чтобы спасти бедную девочку, считаю своим долгом предупредить: леди Хонора уже упоминала, что и вам необходима хорошенькая чистка.

Сэр Дэнни затравленно оглянулся по сторонам, а Тони кивнул в подтверждение своих слов, чтобы придать им большую убедительность. Выглянув из кабинета, Тони обнаружил стоящих в ряд служанок с ведрами, от которых валил пар; с той стороны, куда удалились леди Хонора и сестры, слышались непрекращающиеся вопли Роузи.

Он улыбнулся…

* * *

Расположившись на галерее и слушая стенания Роузи, сэр Дэнни с тоской вспомнил, как в недавнем прошлом он всегда был готов броситься ей на выручку: и когда «другие» мальчишки дразнили ее маменькиным сынком, и когда она хворала, и в особенности, когда ее мучили ночные кошмары. В таких случаях он всегда оказывался рядом, но теперь он потерял это право… Всплески воды заглушили громкие крики Роузи.

Когда же закончится эта пытка?

Хэл простер руки над красными язычками пламени кухонной печи. Они освещали тонкую старческую кожу, придавая ей алый оттенок. Интересно, пожрет ли его адское пламя? Будет ли он гореть в геенне огненной, расплачиваясь за свои тяжкие грехи? И может ли он избавиться от всего этого, покаявшись перед Господом, Девой Марией, всеми святыми и живущими ныне людьми?

Когда же закончится эта пытка?

* * *

Этот старый дурак сэр Дэнни перехитрил его!

Прячась в зарослях кустарника перед террасой и ругаясь на чем свет стоит, Людовик рассматривал дом. Старый дурак и молодой лорд. Они тайно сговорились и отдалили от него Роузи так же далеко, как звезду на ночном небосводе.

Но Роузи была несчастна: это подтверждалось жалобными криками, которые разрывали его сердце. А смех служанок приводил его в ярость. Даже здесь, за пределами дома, он мог слышать холодный тон приказаний, отдаваемых этими тремя женщинами, этими колдуньями, которые руководили всем этим издевательством.

За кого, черт побери, его принимали сэр Дэнни и этот надутый лорд? Не за рыцарственного же дурака, как эти англичане? В его жилах течет кровь викингов! Он еще им покажет!

Наступал вечер, высокие окна осветились, и даже отсюда были видны струящиеся облачка пара.

Когда же закончится эта пытка?

* * *

— Я не наследница, — повторяла Роузи, стоя в бадье, в то время как девушки-служанки ополаскивали ей голову прохладной водой.

— Тони убежден, что наследница! — Джин вынула из сундука платье. — Что скажешь об этом, Энн? Ты прекрасно разбираешься в цветовых оттенках.

Энн оценивающе взглянула на желтый шелк и отрицательно покачала головой.

— Нет, этот цвет придаст ее смуглой коже болезненный оттенок. Постарайся найти что-нибудь в красных тонах.

На свет появилось платье из алого бархата, отделанное по краям золотой тесьмой.

— Вот это будет великолепно! — сказала Энн.

— А у меня есть манжеты, вышитые красными и черными нитями. Они будут прекрасно гармонировать с руками Розалин. — Леди Хонора бросила взгляд на ногти Роузи и приказала служанке, держащей щетку: — А теперь вычистите их.

— Я ни за что не оденусь в эти одежды! — Роузи содрогалась от прикосновения к своим ногтям жесткой щетки и поражалась собственной храбрости. Она и так уже сделала все, что требовали от нее эти три ведьмы: у нее просто не было другого выхода.

Она приняла не одну, а целых две ванны; она мужественно терпела, когда ее терли песком, выискивали вшей в голове и мыли до такой степени, что, казалось, в бадье плавают длинные лоскуты ее собственной кожи. Ее протесты игнорировались, а угрозы встречались дружным смехом. Роузи понимала, что две сестры Тони до этого имели дело только с непослушными детьми, и именно таковой они ее и считали. А леди Хонора… Ей и в голову не могла прийти бояться чего-либо.

— Тебе придется надеть либо это, либо ходить голой. — Джин указала на корсаж, вынутый из сундука с одобрения Энн. — То, в чем ты ходила раньше, уже давно превратилось в золу. Конечно, то, что мы тебе предложили, уже лет двадцать как вышло из моды, но это по праву принадлежит тебе.

— Мне?

— Ну конечно, ведь ты же дочь покойного сэра Эдуарда, — объяснила Джин.

— Нет!

— Когда Тони принял во владение Одиси, этот сундук уже был здесь.

Энн поддержала Роуэи за руку, помогая ей выбраться из бадьи. Служанки тут же принялись вытирать ее с головы до пят.

— Конечно, наследница! Мы все хорошо знали Эдуарда. Он был фаворитом королевы, в то время как мы служили при дворе фрейлинами.

Роузи казалось, что ее со всех сторон рассматривают тысячи глаз, и она стыдливо закуталась в полотенце. Она и представить себе не могла, что в поместье Одиси служат так много горничных, причем каждая из них пожелала принять участие в отмывании грязи с новой хозяйки, а три ведьмы, казалось, одобряли это.

— Свидетели не будут распространять про тебя сплетни, моя дорогая, — успокоила ее Джин, увидев, что смущение Роузи достигло наивысшего предела. — Просто всем очень хочется посмотреть твое превращение из простой актрисы в наследницу Одиси.

Служанки опять сняли с нее полотенце, и Роузи ощутила себя беззащитной и голой, как младенец. Пытаясь скрыть смятение, она спросила:

— Теперь вы должны сказать мне: я похожа на него?

— Не совсем. — В глубоком и звучном голосе леди Хоноры явно сквозило неодобрение легкомыслием Роузи. — Ты похожа на нее.

— На нее?

— На свою мать.

Ее мать? Роузи никогда не задумывалась о своей матери.

— У тебя, ведь, несомненно, была мать, — поджала губы Джин.

Уловив в ее тоне какую-то недомолвку, Роузи продолжила допрос:

— И… И она вам не нравилась?

— Она почти разорила Эдуарда. — Энн помогала Роузи продеть голову в нижнюю рубашку из тончайшего шелка и завязала тесемку на шее.

— Разорила его?

— В свое время королеве очень не понравился выбор твоего отца, — пояснила леди Хонора. — Все-таки Эдуард был одним из ее фаворитов.

— Мы никогда не понимали, чего же хорошего он в ней нашел, — пояснила Джин, засовывая Роузи в обшитый шелком корсет. — Кстати, она была такой же тощей, как и ты.

— И такой же смуглой, — добавила леди Хонора, стараясь под общее одобрение нацепить на Роузи черный чепец, вышитый жемчугом.

— Честно говоря, в ней не было ничего привлекательного, но Эдуард не сумел противостоять ее чарам. И этот дом он построил для нее, назвав его впоследствии Сэдлер-хаус. Короче говоря, он женился на этой женщине, не получив разрешения королевы.

— Несомненно, она уже носила ребенка, — Джин пристально вгляделась в Роузи. — Тебя. Эдуард повел себя достаточно глупо, представив тебя королеве в качестве будущей фрейлины.

— Но как он был очарователен в своей дерзости! — вздохнув, улыбнулась Энн.

— А ты, любезная сестра, была влюблена в него. — В голосе Джин прозвучали обвинительные нотки.

— Как и ты, дорогая!

Леди Хонора решила в самом начале прекратить начинавшуюся перепалку.

— Хватит! Мы все были неравнодушны к лорду Сэдлеру!

— Так что случилось с моей матерью? — взмолилась Роузи.

По лицам сестер пробежала саркастическая усмешка: они поняли, что этот вопрос Роузи — еще один шаг к наследству Сэдлера, однако леди Хонора коротко пояснила:

— Она умерла.

Боже, все умерли! Все покинули ее. О чем же еще тут спрашивать?

— Мы все знаем, как Эдуард любил тебя и потому не обращал внимания на женщин, кроме королевы. Все мы знали, что он обхаживает ее ради твоего блага. К счастью, королева Елизавета никогда не знала, как он обожает тебя, хотя, с другой стороны, может быть, и испытывала некоторую ревность.

— Именно поэтому, когда ты исчезла, наша Елизавета проявила настойчивость в поисках и искренне оплакивала Эдуарда. — На глазах Энн выступили слезы. — Она поклялась позаботиться о тебе, что бы ни случилось, но, кажется, уже заранее чувствовала, что потерпит неудачу. Думаю, что твое появление при дворе сделает ее очень счастливой.

— Если, конечно, нам удастся сделать из тебя настоящую леди, — добавила Джин.

— Мы сделаем из нее леди, — провозгласила леди Хонора, — и когда-нибудь она выйдет замуж за знатного дворянина. Но только не за Тони. Он — мой.

— Хорошо. Ради покойного Эдуарда. — Джин протянула руку, и все три дамы застыли в клятвенном рукопожатии.

— Ради Эдуарда!

 

11.

— Эй, сэр Дэнни! Взгляните-ка на мой наряд! — Роузи вприпрыжку побежала по длинной галерее к своему покровителю. Свет канделябров отбрасывал блики на вощеные панели деревянных стен, освещая разноцветные гобелены. По концам галереи пылали два огромных камина, смягчая осенний холод и надвигающиеся сумерки, и в их огне причудливо сверкали стекла высоких окон.

Отвернувшись от пламени, сэр Дэнни вытаращил глаза, не ожидая увидеть такое зрелище. Чья-то рука вынырнула из тени и, дернув Роузи за локоть, заставила ее остановиться.

— Дамы не бегают и не скачут, как козы, — с укоризной сказала леди Хонора.

— Да, — подтвердила Джин, — они ходят плавно и грациозно.

— Настоящие леди порхают, несмотря на то, что ходят на высоких каблучках. — Энн притопнула каблуками собственных туфелек. — И если хотят узнать побольше, то должны быть любопытными.

— Но они не должны требовать от подруг восхищения своими туалетами, — напыщенно добавила леди Хонора, скрестив на груди руки.

Роузи надула губы, но, заметив это, Джин тотчас же сказала:

— И леди не надувают губы.

— Теперь ведите себя достойно, — леди Хонора кивнула, приветствуя сэра Дэнни. — Вы должны оправдать наши надежды, иначе вы очень огорчите нас.

— Эти леди свежи, словно весенние бутоны. — Сэр Дэнни отвесил дамам церемонный поклон. — Даже зима готова отступить перед их красотой. Позвольте же нам прогуляться на свежем воздухе под лучами заходящего солнца.

— И чем дальше отсюда, тем лучше, — пробормотала Роузи.

Энн негромко хихикнула, Джин наклонила голову, и даже леди Хонора позволила себе сердечную улыбку.

Бросив победный взгляд на Роузи, сэр Дэнни продолжил свою галантную речь:

— Ты выглядишь прекрасно! Особенно, Роузи, мне нравится перевязь на руке, которая так подходит к твоему платью.

Леди Хонора кашлянула и нахмурилась.

— А какая чистая! — Сэр Дэнни взглянул на леди Хонору и тоже нахмурился. — Надеюсь, она не заболеет от этой вашей «ванны»?

— Ванна с травяными настоями никому не приносит вреда, особенно если принимается в хорошо протопленной комнате и не чаще четырех раз в год. Однако, сэр Дэнни, должна вас попросить прекратить называть Розалин этим ужасным именем.

— Ужасным именем? — Сэр Дэнни, казалось, был смущен.

— Роузи! — Леди Хонора произнесла это имя, словно оскорбление.

— И… И как же прикажете ее называть? — спросил совершенно сбитый с толку сэр Дэнни.

— Ее христианское имя Розалин. — Теперь, когда леди Хонора сказала «Розалин», ее тон был совершенно иным. Казалось, она приучает свой слух к звучанию этого имени. — И ввиду того, что она дочь графа, ее впредь нужно именовать «леди Розалин».

Сэр Дэнни и Роузи обменялись красноречивыми взглядами.

— Поскольку вы всего лишь актер, то должны именовать ее этим титулом, — продолжала леди Хонора.

Роузи поняла, что дамы стараются сделать все возможное, чтобы отдалить от нее человека, занимавшего в ее сердце такое большое место. Нет, она, конечно, могла сердиться на сэра Дэнни за то, что он так полновластно распоряжался ее судьбой, но, черт побери, она сама решит, как его наказать. И совсем не потому, что теперь ее статус был выше положения сэра Дэнни.

— Разве то, что он спас мне жизнь, ничего не значит? — В голосе Роузи послышались гневные нотки.

Энн сжала здоровую руку девушки обеими руками.

— Я понимаю, что это звучит жестоко, но ты обязана понять, что в твоей жизни произошли сильные изменения. Думаю, мы должны сообщить, что леди Хонора взялась подыскать тебе жилье под опекой одной из своих старых любезных тетушек.

— У меня нет любезных тетушек, — сказала леди Хонора.

— Почему-то меня это совсем не удивляет, — пробормотала Роузи себе под нос.

— Так притворимся, что считаем их любезными. — Говоря со своей педантичной подругой, Джин всегда проявляла максимум терпения.

— А ведь мы умеем притворяться, не так ли… Роузи? — Сэр Дэнни изобразил самую чарующую улыбку, на которую только был способен, и предложил Роузи руку, однако, когда девушка сделала шаг вперед, леди Хонора опередила ее с таким видом, словно рука сэра Дэнни предназначалась для нее самой.

Энн взяла на себя ответственность разъяснить изумленной Роузи новые правила хорошего поведения:

— Мы должны вести себя, как подобает знатным особам. Леди Хонора, само собой, должна идти первой, поскольку является вдовствующей герцогиней и наследной баронессой. Потом идет Джин, вдовствующая маркиза и дочь графа. У нас с тобой одинаковое положение — графские дочери. Однако положение моего мужа ниже, он всего лишь барон, поэтому я известна как леди Энн, дочь графа Спенсера — этот титул выше. Поскольку ты не замужем и я старше, мне надлежит идти следом за Джин. — Вглядевшись в широко раскрытые глаза Роузи, Энн ласково спросила: — Кажется, ты хочешь что-то спросить?

— Да. Как вы все это помните?

Энн звонко рассмеялась в ответ.

— Подожди, пока ты появишься при королевском дворе. Там-то тебе придется запомнить титул и положение каждого придворного.

— Ты опять пугаешь ее, — послышался успокаивающий голос Тони. Райклиф подошел к девушке и положил ей руку на талию. — Разреши мне посмотреть на тебя…

Посмотреть на нее? Посмотреть на него… На него всего — с головы до ног, на Тони, такого элегантного в форменном черном бархатном костюме, расшитом красными шелковыми нитями, в маленьких брыжах, с кружевными воротничком и манжетами. Немногие люди в Англии носили такую форму, однако Тони имел на это право и, может быть, именно поэтому Роузи вспомнила, каким он был сегодня днем у водопада — гордым и голым.

Что он думал про нее? Роузи тихо стояла, опустив плечи и твердя себе, что повышенное внимание к ней Тони ничуть не отличается от внимания зрителей к актеру. По крайней мере думая так, Роузи было легче сохранять хладнокровие и невозмутимость. Нет, так или иначе, но в его внимательном взгляде читалось нечто другое, чем праздное зрительское любопытство. Ее чистая кожа на груди, такая непривычно сухая и обнаженная, казалось, делала Роузи еще беззащитнее. А может быть, это вовсе и не кожа, а ее душа была обнажена и вздрагивала от одного лишь взгляда Тони, ожидая его окончательного приговора.

Окончательный приговор не заставил себя долго ждать, однако сопровождался не восхищенным восклицанием, а простым:

— Ты прекрасна, как только что отчеканенный пятипенсовик.

Поняв, что Тони не понял, какое обезоруживающее впечатление произвел на нее несколько мгновений назад, Роузи почувствовала некоторое облегчение. Райклиф был похож на человека, настолько хорошо знающего свое прекрасное будущее, что нюансы его уже не волновали.

— Да, — согласилась Роузи. — Я всегда думала, что выгляжу достаточно привлекательно. — Она потеребила свою юбку и сделала первый шаг к обретению свободы: — Однако я не намерена ходить все время в женском платье.

— Но ты должна! — воскликнула Энн.

Ее высокий голос заставил Тони оторвать взгляд от Роузи.

— Послушай, Энни, ты действительно сожгла ее старую одежду?

— О! — Энн прижала руку к груди, словно ее сердце готово было выпрыгнуть наружу. — Конечно! Мы сожгли отвратительную актерскую одежду леди Розалин.

Не в силах противостоять доброй воле Энн, Роузи попросила:

— Пожалуйста, называйте меня Роузи или хотя бы просто Розалин.

— Моя дорогая! — Энн погладила Роузи по голове, несмотря на то, что Роузи была выше ростом. — С «просто» Розалин придется расстаться — это не подходит твоему новому положению. А, обращаясь ко мне, ты должна называть меня сестрой Энн, хотя, как я полагаю, становиться мне сестрой ты не собираешься.

Энн выглядела такой взволнованной, что Роузи стало неловко, и она, в свою очередь, погладила ее по спине.

— А почему бы ей вдруг и не стать тебе сестрой? — усмехнулся Тони.

— Потому, что Джин и леди Хонора решили, что она должна выйти замуж за кого-нибудь другого, а не за тебя.

— А я решил, что она выйдет замуж за меня! — Тони наклонился, чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами сестры. — Как ты думаешь, кто одержит победу?

— Ты? — указала на него пальцем Энн. — Или леди Хонора? — Она махнула рукой в сторону столовой.

Наверное, Энн могла бы продолжать указывать то на Тони, то в сторону леди Хоноры, однако Роузи схватила ее указательный палец и сжала его.

— Прошу вас, не мучьте себя этим вопросом, ведь вы не приняли в расчет меня.

— Я все равно склоню тебя на свою сторону, — ухмыльнулся Тони, — а потом… Потом нас уже ничто не остановит.

— Не хочу быть свидетельницей, когда это случится, — пискнула Энн.

— Ничего этого не случится, — заявила Роузи, вложив в свой голос самое большое пренебрежение, на которое только была способна, и надеясь, что эти не ускользнет от внимания Тони.

— Как восхитительно пахнет твое чистое тело! — отозвался тот, наморщив нос. — Как же оно, должно быть, соблазнительно под этим шелковым платьем!

— Если наверху нашелся сундук с женскими нарядами, сохранившийся со времен лорда Сэдлера, то, уверена, там найдется сундук и с мужской одеждой, — презрительно фыркнула в ответ Роузи. — Если женская одежда принадлежит мне, то и мужская тоже, поэтому мне не составит никакого труда снова переодеться.

Не скрывая своего восхищения здравым смыслом Роузи, Тони мечтательно сказал:

— Интересно, что подумает королева Елизавета, когда ты преклонишь перед ней колена, одетая в штаны и камзол, вручая ей свою петицию о возвращении тебе имущества Сэдлера. То-то Елизавета будет удивлена, не так ли, сестрица?

Энн открыла было рот, но не произнесла ни слова. А если уж Энн пришла в замешательство от одной этой мысли, то Роузи могла себе представить, насколько будет потрясена королева.

— Хорошо, — дерзко ответила Роузи. — Когда я буду вручать ей прошение, я оденусь в женское платье.

Хотя Тони и молчал, она почти ощущала, как в нем закипает протест. Потребовав себе Одиси, Роузи стала нуждаться в том, чтобы и леди Хонора, и Джин, и Энн обучили ее хорошим манерам. Однако, если она переоденется в мужское платье, почтенные дамы ни за что не станут этого делать.

— Дорогая моя, — наконец заговорила Энн, — ты не можешь одеваться как мужчина!

— Иди в столовую. — Тони подтолкнул сестру к дверям. — Мы с Роузи подойдем через несколько секунд.

— Но мне нужно объяснить ей…

— Я сам ей все объясню, — настаивал Тони.

— О! — В голосе Энн слышалось явное сомнение. — Уж ты объяснишь!

— Можешь не сомневаться!

— Дорогая, слушайся Тони, — сдалась Энн. Она направилась в столовую и уже в дверях, не оборачиваясь, добавила: — Наш Тони всегда лучше всех знает, что нужно делать.

Подобная вера Энн в благие намерения брата раздражала Роузи почти так же, как его самонадеянность. Покорно сложив на груди руки, Энн вышла из галереи в столовую.

Тони распахнул двери, ведущие на террасу. Вечерние сумерки уже превратились в непроглядную ночную тьму.

Так мало света, так много тьмы…

— Подойди сюда, — позвал Тони. — Я не позволю себе ничего лишнего.

Прекрасно зная, как Роузи ненавидит темноту, Тони бросал ей явный вызов, но теперь, став наследницей, девушка хотела быть и делать все лучше, чем Райклиф, — законная наследница не должна ничего бояться.

С одной стороны, ей нужно было обучиться новым правилам поведения, и строгие учителя находились сейчас в столовой. С другой, если бы она сейчас не пошла следом за Тони, он мог бы решить, что она испугалась его неотразимой обольстительности. Была еще и третья сторона… Стараясь не думать об этой третьей стороне, Роузи с замиранием сердца вышла на террасу. Темнота навалилась на нее, словно плотное покрывало.

— Я здесь.

Ничего не видя перед собой, Роузи ощупью двинулась вдоль стены. С левой стороны должен был находиться угол террасы, и голос Тони звал ее именно оттуда.

— Меня восхищает твоя отвага, — снова послышался ироничный голос Тони. — Однако мои сестры могут быть значительно жестче, чем кажутся, а леди Хонора — это… Это — леди Хонора.

Глаза Роузи начали привыкать к темноте. Свет, льющийся из окон, тускло освещал препятствия, на которые Роузи могла наткнуться по дороге, а силуэт Тони, заслоняющий звезды, выдавал место, где он сейчас находился.

— Прогулка в темноте в моем обществе, должно быть, более интересное занятие, нежели обучение церемониальным тонкостям поведения за столом?

— Да, вы правы. — Роузи без помех добралась до Тони. Дыхание девушки было тяжелым и прерывистым, словно ей пришлось преодолеть не несколько шагов, а огромное расстояние. Проклятый корсет тяжело сдавливал грудь, ноги пошатывались на высоких каблуках, да и сама Роузи была слишком напряжена в ожидании дальнейших поступков Тони.

Однако он продолжал хранить молчание, внимательно вглядываясь в окружающий их мрак. Роузи тоже посмотрела в темноту, стараясь понять, что же сумел разглядеть Тони. Ничего. Тусклые отблески далеких зарниц у самого горизонта осветили все огромное поместье. Черное небо казалось ожившим, оно переливалось мириадами звезд, сверкавших, словно бриллианты королевы Елизаветы.

— Посмотри вдаль, — благоговейно прошептал Тони, словно они находились в храме. — Перед тобой — лучшее место во всей Англии.

— Да, — коротко согласилась Роузи.

Что она могла возразить? Такой красоты она не могла себе представить даже в волшебном сне. Вековые дубы, сливающиеся с ночной мглой, казалось, доставали до самых звезд.

— Иногда я выхожу по ночам на террасу и просто сижу здесь, слушая шелест травы и далеких хлебных полей. Иногда прихожу сюда днем, и каждый звук, доносящийся до моего слуха, поет мне о радости и красоте земного бытия… — Тони обвил руками талию Роузи, и она насмешливо фыркнула. Неужели он собирается приступить к обольщению прямо сейчас? — Ты слышишь эти звуки? — продолжал Тони.

— Да. — Где-то вдали слышалось женское пение, и Роузи очаровал легко запоминающийся, незатейливый, но западающий в душу мотив.

— Эта земля существовала всегда, она высушивалась солнцем и омывалась дождями. Владеть ею значит владеть кусочком вечности.

Роузи вдохнула ночной воздух и вдруг почувствовала пленительное волнение — она никогда не испытывала такого чувства, даже выходя на сцену. Ей, никогда не имевшей ничего, кроме тесного фургона и грязных лохмотьев, теперь принадлежало это родовое имение. Рука на ее талии обняла ее еще крепче.

— Тебе хочется владеть всем этим, не так ли?

Роузи вонзила ногти в его руку, прежде чем Тони успел отпрянуть.

— Это и так мое.

В темноте было видно, как на лице Тони блеснула белоснежная улыбка.

— Нет, это мое. И, если ты захочешь владеть этим, тебе придется выйти за меня замуж, чтобы получить свою часть.

Вот оно что! Роузи боялась, что Тони будет обольщать ее тело. Но нет, он стал обольщать ее разум и чувства. Безусловно, она могла предъявлять права на Одиси, но не могла требовать, могла хотеть, но не могла домогаться.

Этот человек был умен. Умнее, чем она себе представляла. Что ж, тогда она запомнит это обстоятельство и найдет другой способ бороться с ним.

И Роузи поцеловала Тони.

Коснувшись его губ, она ощутила сначала его изумление, а потом явное веселье. Роузи оторвалась от Тони и, оценив ситуацию и внеся соответствующие поправки, снова прильнула к его губам.

На этот раз она, кажется, все сделала правильно. Сильные руки крепко обняли ее, когда Тони почувствовал, как язык девушки ласкает его губы. Похоже, ее план сработал: колени Тони ослабли, и, присев ни широкие перила, он попытался снять с Роузи платье. Это был момент ее триумфа.

Тони удалось совратить бедную девушку, не так ли? Отлично, только у нее самой это получалось ничуть не хуже. Но Роузи не отдавала себе отчет, что и в ней зажегся огонь желания.

— Мне нужно идти в столовую, — пролепетала она, испугавшись дрожи собственного голоса.

— Еще нет…

— Они будут крайне удивлены…

— Ну и пусть! — Тони благодарил Господа Бога за то, что он подарил ему прекрасное ночное зрение.

В тусклых отблесках звезд он видел ее лицо, на котором страсть боролась с благоразумием. С одной стороны, Роузи хотелось получить эти земли, с другой — она жаждала Тони, и понимание этого приводило ее в ярость. Роузи смущалась своих чувств, и в планы Тони входило использовать это ее смущение.

— Тебе так хочется вернуть Одиси, потому что ты родилась здесь. А в моих объятиях оказалась потому, что рождена для этого.

Роузи почувствовала горькое разочарование: Тони мгновенно раскусил ее уловку.

— Твой пыл делает меня твоим рабом, — продолжал Тони и поцеловал ее.

Господи, она ответила ему так, словно с самого начала мечтала о поцелуе. Это лишний раз подтвердило теорию Тони о том, что сила, с которой Роузи его отвергала, в конце концов обернется против нее же самой и затянет в свой водоворот. Казалось, звезды собрались вокруг них в плотное сияющее кольцо и закружились праздничной каруселью; сердце Тони билось все сильнее и сильнее.

— Роузи… — Ему хотелось обнять ее еще крепче, однако жесткий корсет не давал Тони осуществить это намерение. — Роузи… — Тони зарычал от возбуждения, а его дрожащие пальцы лихорадочно мяли шелковое платье Роузи.

— Что… что вы делаете?

— Я? Пытаюсь залезть под твои юбки…

Ответ был честен, но эта честность сослужила ему плохую службу. Когда он освободил от юбок ее ноги, Роузи воспользовалась удобным случаем и изо всех сил ударила Тони коленом.

— Надеюсь, я не причинила большого вреда вашей мужской гордости? — В голосе Роузи звучал едкий сарказм.

Нет, Тони не лгал, говоря, что никогда не брал женщин силой, потому что всегда сохранял контроль над собой. Обходительность и учтивость, мягкие методы обольщения женщин были предметом его гордости.

Воздействовать на них, но ни в коем случае на заставлять силой! Черт побери, почему же сейчас, с Роузи, он изменил своему главному принципу. «Только учтивость и вежливость! — убеждал он себя. — Помни о своем безукоризненном поведении. Она стремится завести роман, как любая другая девчонка. И, вполне возможно, вполне заслуживает этого».

— Примите мои извинения, леди Розалин.

Он попытался помочь ей привести юбки в порядок, но получил довольно болезненный удар в плечо.

— Оставьте меня!

— Не могу. — «Тони, помни, вежливость и романтичность». Он встал на одно колено и, приложив Руку к сердцу, произнес: — Твое лицо и тело, твоя неописуемая красота приводят мои чувства в такое возбуждение, что я схожу с ума. Живя для того, чтобы видеть твою улыбку и сияние глаз, мечтать о тебе…

— Надо бы сказать сэру Дэнни, чтобы он прислал вам труппу, чтобы вы могли поучиться актерскому мастерству… вы умеете добиваться того, чего хотите, от всех и каждого! Ваши слуги твердят об этом на каждом углу. Вам очень хотелось взять в жены богатую и знатную девственницу, а я расстроила ваши планы.

— Почему? Ты знатна и богата. — Заметив, что Роузи намеревается ускользнуть, Тони крепко схватил ее за руку. — Или ты уже не девственница?

— Какая разница?! — заявила Роузи, делая отчаянные попытки вырвать свою руку. — Вы получите от меня титул, дающий право на Одиси.

— Ты убеждена в этом? — Тони потрогал новые кольца, украшавшие длинные пальцы Роузи. — Ты думаешь, эти безделушки что-то изменили в наших отношениях?

— Мне пора идти.

Правдивость его слов взволновала Роузи, и Тони был рад видеть, что она явно не желает обсуждать эту тему.

— Но почему ты отвергла мою страсть еще до того, как я узнал твое имя? Помнишь мою клятву, которую я дал до того, как увидел тебя на сцене? Ну, когда я пытался узнать имя твоего отца? Именно тогда я сказал, что ты выйдешь за меня замуж.

Роузи долго смотрела на дверь галереи и наконец твердо ответила:

— Нет. Слишком уж сильно читалась на вашем лице ярость, когда сэр Дэнни представил меня наследницей. — По крайней мере Роузи пыталась убедить себя в этом.

— Я был на самом деле взбешен. — Тони так и не выпустил руку Роузи. — Ты очень деликатно напомнила мне, что я — незаконнорожденный. Сотня нахалов, посмевших оскорбить меня на этот счет, были научены уважению моими кулаками и острием моей шпаги. И… и, когда я женюсь на тебе, все начнется снова: злые сплетни, коварное злословие, косые взгляды.

— Не понимаю.

Роузи действительно не понимала. Увидев ее смущение, Тони постарался как можно хладнокровнее объяснить:

— Поползут слухи, что это поместье принадлежит не мне, а моей жене, а я живу за ее счет.

Роузи отодвинулась подальше, словно он угрожал ей.

— Вы заслужили это поместье собственными трудами, это чистая правда.

— К сожалению, правда не всегда имеет значение. — Подобная несправедливость всегда приводила Тони в ярость. — Так, впрочем, было испокон веков: почему-то правда торжествует значительно реже, чем ложь.

— Другими словами, вы отказываете мне в законном наследстве? — выдохнула Роузи.

— Это твое наследство. Ты наследница Сэдле-ра. Я знаю это, а я всегда жил по правде. — Тони придвинулся совсем близко и улыбнулся, увидев злость на лице Роузи. — Итак, если я должен тебе право на это поместье, то ты должна мне то, чего я так жажду.

— Я ничего вам не должна!

— Ты должна мне себя!

Подобрав свои юбки, Роузи бросилась наутек, но не успела сделать и шагу, как Тони поймал ее за талию и поднял высоко в воздух.

Она кричала и отчаянно пинала Тони ногами — Тони смеялся и нес ее к дверям. К черту самоконтроль, к черту романтику! Провались все пропадом, все, кроме Тони и Роузи, лежащих обнаженными на его постели, освещенной лунным светом.

Его спас рефлекс, выработанный годами: услышав тонкий поющий звук спущенной тетивы, Тони бросился на пол.

 

12.

Это была очень незатейливая стрела — ясеневое древко, заточенное с одной стороны, и гусиное перо с другой. Подобную штуку мог бы изготовить в Англии любой мальчишка, но кто сделал именно эту?

Тони стоял у освещенного утренним солнцем окна своего кабинета и задумчиво вертел в руках стрелу. Этой стрелой и убить-то никого нельзя. Нет, скорее всего нельзя, поправил себя Тони. В подавляющем большинстве случаев стреле все-таки требуется стальной наконечник, глубоко вонзающийся в жертву. Так зачем же тогда стреляли этой деревяшкой?

Прошлой ночью он чуть с ума не сошел от страха, что стрела поразила Роузи, однако она заверила, что с ней все в порядке. Все равно Тони не мог успокоиться — ему хотелось раздеть девушку и, внимательно изучив каждый дюйм ее тела, удостовериться собственными глазами в том, что она в добром здравии.

Тони отвернулся от окна и взглянул на Роузи, сидящую за его столом, одетую с утра в весьма скромное платье. Она позволила своим трем наставницам привести в порядок ее волосы и покорно явилась к Тони по его зову. Покладистость Роузи, Тони был в этом уверен, объяснялась только ее желанием выяснить что-нибудь про эту стрелу. Но он не мог ничего сказать ей.

Подойдя к двери, Тони внимательно проверил запор и успокоился, только убедившись в его надежности. Меньше всего ему хотелось бы повторения вчерашнего «случайного» подслушивания Хэла.

— Надеюсь, ты поняла, почему я попросил тебя никому не рассказывать про вечернее происшествие? Уверен, что лучше всего будет, если это останется между нами: мы же не хотим паники в этом доме.

— Хотите сказать, большей паники, чем моя собственная?

Да, Роузи действительно охвачена паникой. Но это чувство пришло к ней позже — сначала, обнаружив себя лежащей на земле в обнимку с Тони, на Роузи накатила безумная ярость. Однако, когда он Показал ей стрелу, девушка похолодела и потащила его в дом с такой силой, что Тони отбросил всякую Мысль обыскать кусты, чтобы схватить стрелявшего человека. Однако мысль о том, что Роузи угрожала опасность, привела Тони в бешенство, хотя в то же время он был восхищен ее самообладанием.

— Кто научил тебя драться?

— Что? — Вопрос Тони застал ее врасплох.

— Работать кулаками и коленками. Кто научил тебя этому?

— По большей части сэр Дэнни. Он боялся, что мне будет доставаться в драках с другими… мальчишками, и считал, что надо уметь давать им сдачи. — Роузи вздернула подбородок, и ее голос зазвучал жестче. — Иногда честные горожане не только отказывались заплатить нам за выступление, но и пытались избить, порой и убить, а заодно и забрать наших лошадей. Если бы я выпустила такую стрелу, вы были бы мертвы.

Прислонившись к двери, Тони взъерошил перо на стреле.

— По крайней мере ты единственная, кто точно не делал этого.

— Что вы имеете в виду?

Роузи очень хотела придать своему лицу бесстрастное выражение, но Тони догадывался, что ей совсем не нравится ход его мыслей. Тони он тоже не нравился, но только вместе они могли вычислить источник этой угрозы. Только вместе. Тем более, что не было лучшего способа заставить Роузи остаться с ним наедине.

— Итак, мы вышли на террасу, разговаривая в свое удовольствие. Сколько это продолжалось? Час? Потом, после того, как это случилось, мы осторожно поползли в дом, пытаясь остаться в живых хотя бы еще несколько минут. — Тони улыбнулся своему товарищу по несчастью. — А казалось, что прошел целый час. Но это не могло продолжаться больше пяти минут.

Роузи ответила Тони такой же улыбкой, словно забавляясь его тревогой:

— Пять минут…

— Мы вошли в дом, старательно избегая встречи со слугами и стараясь не приближаться к дверям столовой. В моей передней еще раз убедились, что никто из нас не ранен, и после этого ты отправилась в свою спальню, которую заперла на ключ, а я отправился в столовую принести твои извинения нашим гостям.

Роузи подалась вперед.

— И?..

— Любой из них под каким-нибудь предлогом мог выйти из столовой и вернуться обратно.

Тони посмотрел на Роузи, стараясь, чтобы она следила за ходом его мыслей! Все-таки нравилось ей это или нет, Роузи была и оставалась женщиной, только совсем не такой, с какими Тони был знаком раньше. В подобных обстоятельствах многочисленные претендентки на его руку и сердце вряд ли были бы способны на что-нибудь, кроме обморока. Роузи же смело глядела в лицо фактам, стараясь понять логику его рассуждений; ей очень хотелось помочь Тони изобличить неизвестного злодея. И она не оставит Тони с ним один на один.

— Надеюсь, вы не подозреваете всерьез сэра Дэнни? — спросила Роузи.

— Надеюсь, ты не подозреваешь всерьез моих сестер и леди Хонору? — передразнил ее Тони.

Их взгляды встретились, и неожиданно оба от души рассмеялись.

— Я… Ой, не могу… Я представила себе леди Хонору, прячущуюся в кустах… — Роузи изобразила несгибаемую фигуру Хоноры, пытающуюся поднять лук, и Тони мгновенно посерьезнел.

— Я не раз видел леди Хонору на охоте. Многие мужчины могли бы позавидовать ее искусству стрельбы из лука… — Роузи тоже перестала смеяться. — Неужели ты не понимаешь? У каждого из них есть свои причины.

— Но кто же тогда в опасности? Вы или я? Именно в этом и заключался весь вопрос, и оба они знали это. Стрела летела прямо в то место, где стоял Тони, однако, не зная мастерства неизвестного лучника, нельзя было точно утверждать, в кого он целился. Мучаясь этим вопросом, Тони ворочался всю ночь, но так и не смог заснуть: так или иначе, но мысль о том, что стрела предназначалась Роузи, беспокоила его несравненно больше, нежели собственная безопасность. Когда девушка сломала руку, Тони насмотрелся на ее страдания и не желал видеть это еще раз.

— Вы очень хороший хозяин, и слуги делают все, что вы приказываете. — Роузи взглянула на свои вычищенные ногти. — Может быть, кто-нибудь из ваших слуг или наемных работников желает избавиться от меня?

Тони уже приходила в голову такая мысль, но он не верил в это, и Роузи, и ее притязание на наследство находились в его руках, и, разумеется, все знали об этом. Но кто-то пытался же самым жестоким образом разлучить его и Роузи. И Тони подозревал, что здесь кроется значительно более простой мотив — ревнивая страсть.

— Послушай, а у тебя здесь нет навязчивых поклонников?

— Кроме вас?

Так. Дерзость. Господи, ее чуть было не убили, а она смотрит на него чистым и ясным взглядом и при этом еще издевается! Ладно, если она дерзит, то он может и попугать… Вплотную подойдя к стулу, Тони встал напротив Роузи.

— Поклонник. Любовник. Страшный ревнивец. Тот, кто скорее предпочел бы видеть нас со стрелой в сердце, нежели позволить мне жениться на тебе.

— Это самое лучшее объяснение, которое вы Могли придумать? Ревнивец, сгорающий от любви и стреляющий в нас из лука? Вы льстите мне, сэр.

Итак, напугать не удалось. Впрочем, это неудивительно.

— Итак, у тебя нет поклонника? — настаивал Тони.

— Как это я могла иметь поклонника, если до вчерашнего дня была странствующим актером?

Роузи отвечала без запинки, однако ее взгляд не отрывался от стрелы, и она в конце концов нервно выдернула ее из рук Тони.

— Ты относишься к такому типу женщин, в которых влюбляются все мужчины.

— В таком случае они слишком хорошо это скрывают.

Тогда Тони спросил в упор:

— Это ведь Людовик, не так ли?

Тень, пробежавшая по лицу Роузи, послужила Тони достаточным ответом, и он вспомнил красноречивый обмен взглядами между ним и Людовиком во время первого выступления труппы сэра Дэнни.

— Так я и знал! Он бросил мне вызов из-за тебя еще до того, как я решил, что ты станешь моей!

— Я не ваша.

В голосе Роузи звучала убежденность, но она отвечала мужчине, не привыкшему терпеть поражения.

— Ты принадлежишь мне каждую ночь в моих снах. А прошлой ночью ты могла бы стать моей наяву, если бы не эта стрела. — Румянец, вспыхнувший на щеках девушки, и ее участившееся дыхание развеселили Тони. Корсет явно стеснял ее грудь, и, подумав про это жестокое приспособление, Тони содрогнулся. Вот если бы освободить ее из этих тисков! Она бы благодарно повернулась к нему лицом, а он бы припал губами к ее груди и ласкал до тех пор, пока…

Роузи дернула его за волосы, вернув в действительность.

— Послушайте, а у вас нет врагов, настолько ненавидящих вас, что они готовы пойти на убийство? — Роузи нацелилась стрелой в сердце Тони. — Из числа той доброй сотни, познакомившейся с вашими кулаками и шпагой? Ведь это очень возможно? Да, более, чем возможно, почти наверняка!

Тони улыбнулся и почему-то успокоился. Разум Роузи, возможно, и противился тому, что рано или поздно она станет принадлежать Тони, но ее тело считало совсем иначе.

— Мои враги не стали бы использовать заточенные деревяшки вместо боевых стрел.

— Ба! Тогда ваши враги — головорезы высшего класса. — Роузи понимающе кивнула и отпустила волосы Тони. — Смею ли я спросить о ваших поклонницах? Может быть, одна из ваших многочисленных дам тоже неплохо стреляет?

— Никто из них, уверен, не станет стрелять в меня!

— Уверена, что все!

Тони снова взглянул на ее вздымающуюся грудь, а потом на разъяренное лицо Роузи.

— Никто — после того, как они познали меня.

Тони придвинул себе низенькую скамейку и уселся напротив Роузи — теперь она была вынуждена смотреть на него сверху вниз.

— Надеюсь, падая, ты не ушибла больную руку?

— Немного. Об этом не стоит даже говорить. — Роузи опасливо посмотрела на Тони и пошевелила пальцами. — Вот вы-то точно расшиблись.

— У меня синяк во все тело! Хочешь взглянуть? Для скорейшего исцеления я позволю тебе поцеловать его.

Роузи отрицательно покачала головой.

— Ты не понимаешь, что ты теряешь.

— И, вероятно, не пойму.

Они посмотрели в глаза друг другу, и Тони ласково провел кончиком большого пальца по ее ниж,-ней губе.

— Хочешь, я покажу тебе, как нужно по-настоящему целоваться?

— Людовик бы не промахнулся, — уверенно сказала Роузи, чтобы отвлечь его от опасной темы.

Упоминание о Людовике тут же возымело свое действие: Тони мгновенно переменился.

— Он воевал в Европе и, будьте уверены, когда стреляет, не промахивается. — Голос Роузи звучал вполне серьезно, и она была довольна, что отвлекла Тони.

Однако и у Тони нашлось, чем отвлечь Роузи.

— У меня есть для тебя подарок.

Тони отошел к столу, и Роузи, вскочив со стула, на всякий случай отошла на середину комнаты. Здесь он не сможет лишить ее свободы передвижения.

Глупая девчонка! Вздумала перехитрить его! Не спуская с Роузи испытующего взгляда, Тони нащупал выдвижной ящик и вытащил из него свой подарок.

— Сумка.

— Сумка? — переспросила Роузи, не проявляя ни малейшего интереса.

Два круглых куска жесткой гобеленовой ткани, сшитые вместе, были перехвачены сверху ремешком.

— Вот. — Тони приблизился к Роузи. — Возьми это.

— Ценю вашу любезность, — улыбнулась Роузи, — но у меня есть. — Она кивнула на грубую холщовую сумку, так не подходящую к ее нынешнему великолепному платью.

Тони почти насильно вложил свой подарок в руку девушки и ухмыльнулся, увидев, как от тяжести Роузи чуть было не уронила его на пол.

— Что в ней? — недоуменно спросила Роузи.

— Кусок мрамора.

— И что мне с ним делать?

— Просто держи все время при себе.

— Держать при себе? — Роузи взглянула на Тони, как на сумасшедшего. — И что, по-вашему, я должна делать с этим… с этой «сумкой»?

— Носи с собой, когда почувствуешь, что тебе что-нибудь угрожает.

Он подошел к Роузи со стороны спины и, взяв за запястье, резко повернул к себе. Тяжелая сумка, словно праща, хлестко ударила Тони, и девушка без дальнейших разъяснений поняла назначение этой безобидной с виду сумки.

Отступив назад, Тони посмотрел, как Роузи несколько раз пробовала махнуть своим новым оружием, и успокоился, поняв, что хоть на немного увеличил ее безопасность таким своеобразным способом. Но лицо Роузи оставалось невозмутимым, на нем не было и намека на благодарность, поэтому досада Тони не имела границ. А ведь ему казалось, что он нашел верный путь для того, чтобы привлечь девушку на свою сторону или по меньшей мере уничтожить разделяющий их барьер. Тогда он попытался подойти к ней с другой стороны.

— Послушай, ты станешь очень богатой женщиной, когда мы поженимся.

Тяжелая сумка покачнулась, и Тони на всякий случай отступил на шаг.

— Когда Ее Величество возвратит мне поместье, — поправила его Роузи, но два слова привлекли ее внимание. — Очень богатой?

Поняв, что выбрал верную тактику, Тони мысленно поздравил себя с первой победой.

— Очень. Тебе не приходила в голову мысль, что ты будешь делать с такой уймой денег?

— Тут же наемся клубники. Могу я позволить себе клубнику?

— Даже в декабре.

— Вы подшучиваете надо мной, — сказала Роузи с видом голодного обиженного беспризорника.

— Почему же, есть фермеры, которые выращивают клубнику в закрытых теплицах и получают урожай круглый год.

Глаза ее расширились, а рот приоткрылся от изумления.

— А еще сэр Дэнни покупал мне медовые пряники.

— Я сегодня же прикажу кухарке испечь их тебе.

Роузи облизнулась.

— А как насчет?.. — Воображение покинуло девушку, и, как она ни старалась, ей не удалось придумать что-нибудь еще.

— Молоко с медом? — подсказал Тони. — Цыпленок с яблоками и овсяной кашей? Апельсины? Жареный сазан?

— Что, свежепойманный сазан?

Видя ее непомерное изумление и почти благоговейный трепет, Тони понял, что одержал победу. Конечно, она обожала сэра Дэнни, и тот делал для Роузи все что мог, но цыпленок с яблоками и апельсины были ему не по силам. Так или иначе, она всегда была голодна. Могла ли Роузи спокойно слышать о свежем сазане, питаясь тухлой рыбой и объедками?

— Только что из воды и приготовленный именно так, как ты сама пожелаешь.

— О… — Роузи оставалось только всплеснуть руками, но левая болталась на перевязи, а в правой была зажата тяжелая сумка. — Я никогда не могла себе представить такую роскошь! Через год я стану толстой, как хозяйка коптильни!

Роузи взглянула на Тони и неожиданно искренне поцеловала его в губы. В ее глазах читались одновременно и счастье, и недоверие, но все-таки это был не поцелуй влюбленной женщины — так благодарный слуга целует своего хозяина. Тони пристегнул сумку к поясу Роузи.

— Идем!

— Куда?

— На кухню, — ответил Тони, беря девушку за руку. Он тянул ее вслед за собой так быстро, что, добравшись до нижнего этажа, Роузи еле переводила дух.

— Миссис Чайлд! — позвал Тони. — Не желаете ли познакомиться со своей новой хозяйкой?

Высокая, очень сухопарая повариха отвернулась от плиты, на которой что-то жарилось. И она, и целая дюжина ее подчиненных присели в почтительном реверансе.

— Давно пора привести ее сюда, маленький шельмец! — Миссис Чайлд приветливо замахала перепачканными мукой руками. Проследив взгляд Роузи, она вытерла пальцы о широкий передник и тепло пожала руку девушки. — Большая честь для меня, миледи.

— Ага, значит, я — шельмец, а они — миледи? За что вы меня не уважаете?

— Очень уважаю. — Миссис Чайлд ткнула его локтем под ребра. — Я уважаю всякого мужчину с таким аппетитом, как у вас. Миледи, — обратилась она к Роузи, — не желаете ли присесть?

— Она хочет не только присесть, хозяюшка, — ответил Тони, не обращая внимания на удивленный взгляд Роузи, — но и узнать, что сегодня готовится на обед.

— Вам не терпится узнать заранее? — улыбнулась миссис Чайлд и, подмигнув Роузи, добавила: — Молодому сэру Энтони необходима крепкая рука, всегда готовая ударить его пониже спины. В противном случае, миледи, он начнет брыкаться, как необъезженная лошадка.

— Вот еще! Я не лошадь, — обиженно ответил Тони, хотя Роузи и не поняла, что могло его раздосадовать.

Миссис Чайлд не обратила на реплику Тони никакого внимания.

— Мы как раз приготовили вкуснейший суп из бычьих хвостов! Миледи нравится это блюдо?

— Не знаю, — смущенно прошептала Роузи.

— Не знаете? — Изумлению миссис Чайлд не было предела. — Вы имеете в виду, что не знаете, понравится ли вам мой суп? Отлично, позвольте предложить вам тарелочку, и вы, я уверена, скажете, что не пробовали раньше ничего подобного.

— Я… Я имела в виду совсем не это, — испуганно ответила Роузи, в то время как миссис Чайлд уже вручала ей полную тарелку и серебряную ложку. — Я никогда раньше…

Запах дымящегося супа защекотал ей ноздри, и Роузи смолкла на полуслове. О таком супе она не могла даже мечтать, а проглотив первую ложку, она чуть было не потеряла сознание от удовольствия.

— Замечательная ложка, — только и могла вымолвить Роузи, — но она слишком хороша для того, чтобы хлебать ею суп.

Кухарки и поварихи затаили дыхание, ожидая окончательного приговора, но, когда Роузи снова посмотрела перед собой, тарелки уже не оказалось — разгневанная миссис Чайлд мигом убрала ее со стола.

— Подождите! — воскликнула Роузи.

— Дайте ей проклятой фасоли! — приказала миссис Чайлд, и вся кухня пришла в движение. — Дайте ей поджаренного хлеба, кусок холодного паштета и пирог!

Прежде чем Роузи успела открыть рот, на столе появилось деревянное блюдо с деликатесами, которые перечислила миссис Чайлд. В мгновение ока Роузи набросилась на еду. Рядом с ее локтем оказалась кружка эля, и Роузи осушила ее одним глотком. Она была на вершине блаженства — она могла сидеть, есть и пить сколько хотела, могла вдыхать кухонные ароматы, окруженная людьми, готовыми доставить ей удовольствие. Ради такого можно было вытерпеть еще одну ванну. Не обращая внимания на Тони, разговаривающего с миссис Чайлд, Роузи просто ела, сидела и ела так, как делала это всю жизнь — быстро и жадно, стараясь засунуть в рот очередной кусок, прежде чем его кто-нибудь отнимет.

Напевая вполголоса, Тони сунул ей под нос другую тарелку.

— Как насчет яблочного пирога и сыра?

Тарелка опустела мгновенно, и Роузи потянулась за следующей, однако Тони задержал ее руку.

— Я сам покормлю тебя, но, если ты будешь есть так, как сейчас, ты заболеешь.

— Похоже, вы долго постились, миледи, и наконец решили наверстать упущенное? — заботливо спросила миссис Чайлд.

— Да, — Роузи зажмурилась от удовольствия. — Все было превосходно… Жареные колбаски, копченая рыба, каштановое масло… Видите? — Она открыла глаза и, порывшись в своей старой холщовой сумке, вывалила на стол ее содержимое. — Я даже успела припрятать на будущее кусок пирога со свининой.

Окружающие были настолько ошарашены, что Роузи поняла, что совершила какую-то ошибку, однако, прежде чем она успела покраснеть, Тони отломил еще кусок пирога. По кухне распространился запах миндаля и меда.

— Съешь это, — прошептал он, — и знай, что, пока я жив, ты не будешь голодать. — И он собственноручно положил ей в рот кусочек пирога.

— Да, сэр Тони, — сказала миссис Чайлд, пряча руки под фартук, — обычно ты не очень-то охотно делишься моим яблочным пирогом.

— Просто мне не часто доводилось видеть такой экстаз на женском лице, — отшутился Тони.

Кухарки дружно расхохотались, но Роузи не поняла и не обратила на его слова никакого внимания. Тони положил на кусок пирога пахучий желтый сыр и, чуть задев ее губы, заставил проглотить, не замечая, что яблочная начинка течет по руке. Девушка лизнула его ладонь, и Тони вздрогнул от этого прикосновения.

— Когда-нибудь придет день, и я разрешу тебе проделывать то же самое со всем моим телом, — пробормотал себе под нос Тони и улыбнулся. — Но пока я подожду, пока ты насытишься: мне совсем не нужны следы твоих укусов.

Эту шутку Роузи поняла и осторожно, чтобы не дотронуться до руки Тони, отодвинула тарелку. Окунув пальцы в поднесенную чашку с водой, Тони вытер их с такой утонченностью, что Роузи не могла думать ни о чем, кроме его рук на своем теле. Она тоже опустила в чашу дрожащие кончики пальцев, в то время как другая служанка, самая старая из всех присутствующих, поднесла ей полотенце.

— Меня зовут Мэри, миледи, — представилась она, низко поклонившись. — От имени всех других слуг хочу сказать, что мы очень рады вашему возвращению в Одиси, леди Розалин. Конечно, когда вы покинули этот дом, он назывался не Одиси, а Сэдлер-хаус, но… Но мы все равно очень, очень рады.

— А где вы были, когда лорд Сэдлер и его… когда лорд Сэдлер жил здесь?

— О, сейчас здесь только двое служанок, которые помнят вас еще ребенком: я и Марта, наша прачка, — затараторила Мэри.

— После того как нашли тело вашего батюшки, мы еще оставались здесь некоторое время, пока вас искали по приказу Ее Величества. Но в конце концов сюда приехал Хэл и запер дом. После этого он остался следить за порядком и взвалил все заботы на себя. Никак не пойму, как он один со всем справился…

— Я тоже, — вставила Роузи слегка заплетающимся языком.

— Правда, здесь еще остались несколько человек, давно работающих в Сэдлере, но настоящая радость возвратилась в эти стены только тогда, когда здесь появился сэр Энтони. А теперь вы выйдете за него замуж, и мы уже точно не умрем с голоду. Такая радость, такая радость! Я всегда говорю, что жизнь и так достаточно тяжела, и терять последний заработок…

Мэри набрала в грудь побольше воздуха, чтобы продолжать дальше, но миссис Чайлд дернула ее за руку.

— Ты заговоришь нашу хозяйку до смерти!

— Да, я люблю поговорить. А бедной девочке нужно дать еще кусочек пирога, чтобы помочь ей прожить еще один день.

— Нет! — еле произнесла Роузи, похлопав себя по животу. — Если мой дух и не прочь продолжить, то живот не позволяет.

И снова на кухне послышался смех, удививший Роузи, поэтому она постаралась перевести разговор на другую тему.

— Миссис Чайлд, где вы раньше служили?

— Увы! В ваши детские годы меня здесь еще не было, — ответила главная повариха. — Сэр Энтони украл меня из другого дома.

— Украл? — на поняла Роузи. Уж не хочет ли миссис Чайлд поведать ей о каком-то нечестном поступке Тони? — Что вы имеете в виду, говоря «украл»?

— Она считалась лучшей поварихой Лондона, — пояснил Тони. — И я просто переманил ее в Одиси, сразив своим обаянием…

— …и деньгами, — живо добавила миссис Чайлд, улыбаясь при этом. — По крайней мере здесь я чувствую себя намного счастливее, чем в услужении у лорда Боузи.

— Неужто я лучше лорда Боузи? — спросил Тони, не скрывая сарказма. — Такая лесть вскружит мне голову.

Роузи с ненавистью поняла, что Тони нравится ей. Райклиф на самом деле обладал тем обаянием, о котором сам только что упомянул. И что ей тогда делать, если он и впрямь такой прекрасный любовник, как заявляет?

— Я наконец-то решила, что делать с моим богатством! Стану покровительствовать актерской труппе! — Роузи сама удивилась своим словам, исходящим из самых глубин ее смятенного разума, но окружающие, похоже, удивились еще больше. — Когда я получу свои деньги, я стану такой же, как граф Саутгемптон или какой-нибудь камергер. Я возьму под свое покровительство сэра Дэнни, и он сможет играть в Лондоне, пока не станет настолько знаменитым, что больше никогда не будет нуждаться в деньгах.

— Замечательно! — Тони уселся на табуретку напротив Роузи и понизил голос до шепота: — Осуществится заветная мечта сэра Дэнни.

— О, по-настоящему он никогда не думал, что я так и сделаю. Сэр Дэнни полагал, что меня подкупит… — Роузи сделала неопределенный жест рукой. — Это.

— Что именно?

— Это… Вы… — Роузи опять помахала рукой, не находя нужных слов. — Это.

— А-а, — понимающе улыбнулся Тони, но через мгновение снова стал серьезным. — Это. И ты приняла это?

— Приняла? — Роузи представила себе сэра Дэнни, играющего одну из гениальных ролей дядюшки Уилла, и решительно заявила: — Как бы там ни было, я стану покровительствовать труппе сэра Дэнни.

— А ты уже подобрала для нее пьесы? — Хотя голос Тони и звучал добродушно, что-то в нем заставило Роузи насторожиться.

— Да, подобрала.

— Ты умеешь читать?

— Что?

— Я спросил, умеешь ли ты читать. Напечатано Уже много пьес, и, если ты умеешь читать, это очень поможет тебе.

Что правда — то правда, возразить было нечего. Как обидно, что Тони прекрасно понимал, что знаний у Роузи гораздо меньше, чем у самого маленького крестьянского сына.

— Не умею я читать! — Роузи вызывающе вздернула подбородок. — Я слишком стара, чтобы ходить в школу.

— Согласен, но ведь есть и другой путь. — Тони передразнил Роузи, тоже вздернув подбородок.

— Если бы я была в Лондоне, меня смог бы научить читать дядюшка Уилл. — Лицо Роузи просветлело.

— Дядюшка Уилл? — нахмурился Тони.

— Уильям Шекспир. Он актер и пишет также пьесы. — Роузи явно гордилась своим знакомством с таким знаменитым человеком. — И кроме всего прочего — мой ближайший друг.

— Я с ним не знаком, — небрежно отмахнулся Тони от Уильяма Шекспира. — Однако я сам готов научить тебя грамоте.

Сам? Тони сам хотел учить ее? Роузи чувствовала себя униженной, поскольку он знал, что она не умеет читать, но каким же будет унижение, когда он увидит, насколько она невежественна!

— Нет.

— Ты не хочешь научиться читать?

— Хочу, но я найду кого-нибудь еще, кто сможет научить меня этой премудрости.

— Кого-нибудь еще? — Тони сохранял самообладание уже слишком долго. Будь проклят этот день, полный тревог и тяжелых раздумий, подозрений и душевных переживаний! Хватит! Он резко встал и рывком поднял Роузи со стула. — Для тебя никогда не будет «кого-нибудь еще»! Неужели ты еще не поняла? Ты — моя!

Видя, что нервы Роузи тоже напряжены до предела, Тони все равно не мог сдерживать себя, чтобы не провоцировать Роузи. Он ничего не мог с этим поделать. Роузи попыталась вырваться из его рук и убежать, но он держал крепко. И тут он вдруг почувствовал резкую боль под ребрами. Следующий взмах тяжелой сумки заставил Тони отшатнуться. Зацепившись за стул, он тяжело рухнул на спину.

— Спасибо за подарок, — сказала Роузи и вылетела из кухни, в то время как Тони пытался встать на ноги. В кухне воцарилась гробовая тишина. Тони посмотрел на замерших кухарок, затем на стул, на котором только что сидела Роузи.

— Не стоит благодарности, — только и сказал он.

 

13.

Переливчатая трель свирели возвестила труппе, что на поляне, окруженной актерскими фургонами, появилась Роузи. Она вышла на середину поляны преувеличенно крупными шагами, готовая бросить вызов первому шутнику.

— Внимание! Идет хозяйка Одиси, королева окрестностей, под каблук которой попал сэр Тони Райклиф! Внимание! — кривлялся Седрик Ламбет, разыгрывая непомерное изумление. — И как только могло случиться, что солнце, зашедшее вчера над бедным парнем, сегодня уже светит хозяйке Одиси?

— Придержи язык, Седрик! — резко ответила Роузи: сейчас ей было совсем не до шуток. Оглушив Тони сумкой с камнем, отказавшись учиться грамоте, отвергнув его тайное желание, теперь она мучилась вопросом, насколько это повредило ее доверительным отношениям не только с Тони, но и с сэром Дэнни. А был ли у нее другой выбор?

— Слушаюсь, миледи. — Седрик поклонился, едва не коснувшись лбом желтой травы. — Как прикажете, миледи. Эй, — взревел он, как осел, — Роузи вернулась! Роузи здесь! Эй, вылезайте из своих берлог поклониться святой Розалин, покровительнице актеров!

Актеры начали выбираться из фургонов, обрадовавшись возможности повеселиться; окружив девушку, они подталкивали друг друга локтями, шушукались, словом, вели себя, как зрители в ожидании спектакля. Седрик обошел вокруг Роузи, стараясь напустить на себя гордый и независимый вид, хотя на самом деле он больше напоминал озорного эльфа.

— Леди Розалин, скажите нам правду! Какое волшебное зелье вы проглотили для такого сказочного превращения? Только вчера мы видели, как некий Розенкранц удалился куда-то вместе с сэром Дэнни, однако этот самый Розенкранц не вернулся обратно. Похоже, небеса ниспослали на его голову проклятие, лишив лучшей части тела — той самой части, которая делала его мужчиной.

Актеры одновременно застонали и схватились за те самые места, где располагалась эта часть у них самих.

— Небеса, однако, усовершенствовали меня, — огрызнулась Роузи.

— Нет, не так! Если небеса прокляли тебя, лишив самого главного, то потом они просто выдали тебе компенсацию. — Встав на цыпочки и согнувшись, Седрик изобразил, что изо всех сил пытается дотянуться до ее груди. — Именно эти новые части заставляют иногда мужчину вести себя, как…

— Как осел! — ответила Роузи, сверкнув глазами.

Актеры расхохотались.

— Настоящему мужчине в таком случае не нужны оправдания своего ослиного поведения! — выпрямился Седрик.

Актеры застонали от восторга, а Роузи рассмеялась, расслабившись на мгновение. Здесь был ее дом. Группа развлекалась от души: кто-то толкал соседа локтем, кто-то пытался оседлать стоящего рядом… Острая боль внезапной тоски пронзила девушку, когда она всмотрелась в окружавшие ее улыбающиеся лица.

Роузи скучала по Седрику и его вечным шуткам, по Джону Барнстейплу, известному романтику, драчуну и задире, обладавшему неповторимым голосом. Она тосковала по Стюарту и Фрэнсису, по Джорджу и Нику… Даже по Элейну Брюэру, своему вечному сопернику при распределении женских ролей.

Расстояние между Одиси и этими цыганскими фургонами нельзя было определить в милях — здесь жили люди из другого мира, и если она вступит во владение поместьем, чего она страстно желала, ей уже не суждено быть одной из них. Она уже никогда не выйдет на сцену, чтобы вызвать смех и слезы зрителей. Прощай, мечта! От этих мыслей Роузи чуть было не расплакалась. Ей пришлось взять себя в руки, и в этот момент она увидела Людовика, стоящего немного в стороне от толпы, скрестив на груди руки. Роузи перевела взгляд с Людовика на садовый кустарник, и Людовик немедленно понял, чего от него хотят. Недовольно что-то проворчав, показывая актерам, что ему совсем не по вкусу их глупые шутки, Людовик скрылся за фургонами. Подождав, пока он совсем не исчезнет из виду, Роузи воскликнула:

— Я… Я буду делиться своим достатком со всеми вами так же, как вы делили со мной бедность и нужду…

По толпе пролетел тихий смешок. Актеры стояли, толкаясь локтями, и Роузи поняла, что никто не верит ни единому ее слову. Для них она продолжала оставаться товарищем, которому улыбнулась судьба. Что ж, труппа могла бы без черной зависти пожелать ей только всего самого хорошего. Голос ее дрогнул.

— Если вдруг вас постигнет беда, обращайтесь ко мне! Если вдруг любому из вас понадобится моя помощь, позовите меня! Я не желаю, чтобы вы видели во мне мужчину или женщину — я просто друг для каждого из вас. Каждого и до самой смерти!

Толпа затихла: никто не знал, как реагировать на этот пламенный обет верности. Большинство актеров переминались с ноги на ногу и нерешительно покашливали. Элейн — самый сентиментальный — шмыгнул носом. Тогда Седрик, выступив вперед, галантно поклонился Роузи.

— Это самое большое богатство, которое ты можешь предложить нам, дорогая, и только таким богатством мы можем ответить тебе. Мы все — твои друзья, и если тебе вдруг понадобится наша помощь, тут же зови любого из нас, и мы приложим все силы для того, чтобы помочь тебе.

На глаза Роузи навернулись слезы, и одна из них стекла по щеке. Весельчак Седрик тут же изменился и, скорчив гримасу, принялся тереть глаза кулаками.

— Если когда-нибудь, проснувшись утром, я обнаружу, что лишился своей мужественности, мои рыдания будут такими же безутешными. Ну а если вдруг окажется, что я превратился в женщину, которая не может больше бродяжничать, я тоже зарыдаю. Но! Если, проснувшись однажды утром, я вдруг обнаружу, что разбогател, как Крез… — он выдержал эффектную паузу, — то я первым делом объемся до смерти! — Высоко подпрыгнув, Седрик Упал на землю и забился в припадке, обозначающем ликующий восторг.

Актеры зааплодировали ему и тоже поклонились Роузи. Еще немного поговорив с ними, она направилась в сад. Не успела Роузи сделать и пару шагов по садовой дорожке, выложенной тесаным камнем, как сильная рука Людовика крепко сжала ее запястье.

— Сюда, — коротко сказал он и потянул Роузи за живую изгородь.

Лишь только тени, отбрасываемые редеющими кронами деревьев, достаточно сгустились, Людовик остановился и посмотрел на Роузи сверху вниз взглядом, в котором смешались страсть, мука и гнев.

— Вы, кажется, желали переговорить со мной… леди Розалин?

Ее титул прозвучал в устах Людовика, как оскорбление, и Роузи запнулась. Как глупо, что она позволила этому получеловеку-полуживотному увлечь себя в это потайное место. Она была знакома с ним не больше семи лет, но совсем не знала его, хотя и подозревала, что на совести этого угрюмого гиганта не одно страшное преступление. Когда Роузи не спалось по ночам, ей не раз доводилось видеть, как Людовик уходил куда-то в темноту, словно спасался бегством. Порой ей казалось, что он пытался убежать от самого себя. Но он был даже добр к ней и частенько выручал ее из неприятных историй и, более того, неоднократно спасал ей жизнь. Она не могла осуждать человека, основываясь только на догадках и предположениях, в то время как поступки Людовика свидетельствовали о его храбрости и галантности.

— Людовик, это ужасно! — сказала Роузи. —Я просто обязана предупредить тебя: кто-то выстрелил в нас из лука прошлым вечером, когда мы были на террасе.

— На террасе. — Холодные глаза Людовика вспыхнули. — Перед ужином. Вы с сэром Энтони Райклифом беседовали, а потом он прижал тебя к перилам и поцеловал!

Его осведомленность ошеломила Роузи. Откуда ему все известно? Он что, подглядывал и подслушивал, прячась в кустах, и ожидал подходящего момента, чтобы выстрелить?

— Тони… — Людовик презрительно сплюнул. — Твой жених. Меня совсем не удивляет эта стрела: несомненно, кто-то желает покончить с ним.

— Он думает то же самое. — Роузи совсем не хотелось говорить это Людовику, но, пересилив себя, она продолжила: — И он думает также, что это ты.

Людовик посмотрел на Роузи — в его глазах бушевало пламя.

— Он прав!

Эта фраза подействовала на Роузи, словно удар кинжала. Да, она недооценила Людовика! Только кому предназначалась стрела? Может быть, он собрался убить первой ее?

— Я с радостью убью любого, кто женится на тебе! Но если бы прошлой ночью я пытался убить твоего красавчика Тони, то сегодня он был бы мертв.

— Почти то же самое я говорила Тони! — Роузи рассмеялась высоким неестественным смехом. — Я предупредила, что если бы ты пытался убить его, то обязательно сделал бы это! Людовик, сказала я, не обычный человек, а прекрасный воин, у которого большой опыт в убийствах.

Черт побери, что заставило ее сказать это?

— Твой Тони тоже имеет подобный опыт, в этом не может быть ни капли сомнения. Его руки по локоть в крови! — Людовик покосился на свои широкие ладони.

Повисло тягостное молчание, пока Роузи не решилась его нарушить:

— Я просто хотела сказать тебе: что бы ты ни сделал, это может кончиться печально для всех нас.

— Для нас?

— Для сэра Дэнни, для меня, для труппы. В конце концов мы все тебя любим.

— И ты — особенно?

Сердце Роузи забилось сильнее, ей вовсе не нравилось, как он смотрит на нее, как клокочет у него в груди.

— И я, и сэр Дэнни, и Седрик, и…

— Ты? — переспросил Людовик, нацелив указательный палец ей прямо в глаза. — Ты?

Над головой щебетали птицы, должно быть, смеясь над глупой женщиной, поставившей себя в такое рискованное положение. Нужно ответить на его вопрос, но она не хотела. Она не хотела причинять боль Людовику и не хотела, чтобы он причинил боль ей. Осторожно подбирая слова, Роузи сказала:

— Я очень люблю тебя, но даже если бы я никогда не приехала в это место, даже если бы никогда не слышала историю о пропавшей наследнице и даже если бы была обречена на жизнь бродячей актрисы, моя любовь к тебе никогда бы не отличалась от моей любви к сэру Дэнни и всем остальным.

Людовик открыл рот, и, казалось, его душевные муки передались Роузи: она почти ощутила физическую боль в груди. Людовик даже не пошевелился, и в конце концов Роузи спросила:

— Ты понял?

Рев Людовика, который она услышала в ответ, ужаснул ее. Людовик завертелся на одном месте, размахивая руками и сбивая с кустов пожухлую листву. Его огромный кулак ударил по стволу могучего дуба так, что с него дождем посыпались желуди. Со стороны Людовик напоминал взбесившуюся лошадь, и Роузи напряглась, готовая убежать раньше, чем станет жертвой его бандитских инстинктов. Наконец он остановился перед Роузи, и ее рука, вздрогнув, легла на тяжелую сумку.

Грудь Людовика тяжело вздымалась, пальцы конвульсивно сжимались в кулаки, готовые размозжить ее голову. Роузи хотелось задрожать, но она не задрожала, хотелось заплакать, но она не заплакала, хотела ударить его, но она не осмелилась. Честно говоря, она отчаянно трусила, но изо всех сил старалась этого не показать. Крепко стиснув зубы, чтобы не было видно, как дрожит подбородок, Роузи поклялась, что ничем не выдаст свой страх.

Людовик вытянул огромные ручищи и схватил ее за волосы. Роузи показалось, что кожа отделяется у нее от головы, и в следующую секунду она растеряла всю свою храбрость. Может быть, стоило бы завопить во весь голос или попытаться достать Людовика своей сумкой, но тот просто держал ее, не давая отклонить голову, смотрел ей прямо в глаза.

— Ну и оставайся со своим Тони! — произнес он гортанным голосом, полным боли и отчаяния.

— Что? — переспросила Роузи, думая, что ослышалась.

— Оставайся со своим Райклифом! Любуйся своим ненаглядным! С ним тебе будет безопаснее, чем со мной!

Он толкнул Роузи так сильно, что она упала, а когда наконец посмотрела вверх, Людовик уже отошел. Роузи едва верила, что осталась жива.

Стоя неподалеку, Людовик улыбался, словно каменный идол, на его неподвижном лице не отражалось ни одного чувства, но это совсем не означало, что он их не испытывал. Роузи сильно ранила его душу.

Вскочив на ноги, девушка ринулась сквозь кусты к дому. Казалось, Людовик уверен, что кто-то пытается убить одного из них — или ее, или Тони. Должна ли она сделать так, как сказал Людовик, и остаться с Тони — не для того, чтобы защитить себя, но для того, чтобы защитить его? Несомненно, в этом случае Тони неправильно истолкует ее внезапный интерес к своей особе, но она никогда не простит себе, если Тони будет убит из-за нее. Конечно, это относится и к другим.

Роузи ступила на террасу, не заметив сначала, что там находится Джин, вставляющая нитку в иголку, морщась при этом от усердия.

— Боже, я никогда не видела такой безобразной сумки! — воскликнула Джин.

— Мне подарил ее Тони.

— Тони? — удивленно переспросила Джин. — Странно. Я считала, что он обладает более тонким вкусом.

— А мне эта сумка очень нравится, — с недоброй улыбкой на лице заявила Роузи. — Она придает мне вес.

Воткнув иголку в пяльцы, Джин подняла голову и изучающе посмотрела на Роузи. Да, Роузи знала, что не соответствует их фамильным стандартам в качестве жены Тони, да и какая женщина могла им соответствовать?

— Сядь! — приказала Джин. Поскольку Роузи не подчинилась тут же, Джин придвинула ей низенькую скамью и резко сказала: — Сядь, иначе упадешь.

Роузи не слишком торопилась уступать, однако ее колени еще слишком сильно дрожали после встречи с Людовиком. Не успела она усесться, как Джин продолжила:

— Из твоих волос торчат репейники, вся юбка в грязи! У тебя в саду была встреча с любовником?

Роузи вскочила так быстро, словно в скамье был гвоздь, однако не успела она сделать и двух шагов, как цепкая рука Джин схватила ее за юбку.

— Прошу прощения!

Подхватив юбку обеими руками, Роузи попыталась освободиться, но Джин не отпускала.

— Сядь и великодушно прими мои извинения. В отличие от тебя, я имею право говорить разные глупости, и это дает тебе преимущество передо мной. Ты можешь использовать свое преимущество перед кем-либо.

— Прошу вас извинить меня, леди Джин. — Роузи покорно опустилась на стул.

— Мне не следовало обвинять тебя в том, что у тебя есть любовник, потому что Тони сказал, что у тебя его нет. А уж Тони разбирается в женщинах лучше всех мужчин.

Роузи снова захотелось встать и уйти, но она не знала, хватит ли у нее сил.

— Более того, ему нравятся женщины. Высокие и маленькие, знатные леди и простолюдинки, молодые и старые, умные и глупые. Ты понимаешь, насколько это необычно?

Роузи встречала достаточно женщин, которые устраивали скандалы неверным супругам, мимолетным кавалерам и прочим мужчинам, не ставящим их ни в грош, и подумала, что, может быть, в поведении Тони нет ничего необычного, но тем не менее ей это совсем не нравилось.

— Почти вся его жизнь прошла на моих глазах, — продолжала Джин, — когда Тони появился у нас в сопровождении вечно пьяной няньки, он был еще совсем ребенком, и мы решили…

— Мы?

— Моя сестра Энн, брат Майкл и я.

Как ей не хотелось чувствовать себя заинтересованной! Ее не должно это заботить! Но, подгоняемая любопытством, Роузи спросила:

— Прошу вас, продолжайте.

— Сначала мы решили, что он нам совсем не нравится и не понравится никогда. Ты ведь знаешь, что он был незаконнорожденным сыном моего отца и одной знатной аристократки. Я полагала, что само его существование — настоящая пощечина моей матери.

Любопытство Роузи достигло предела: ей очень хотелось дослушать историю до конца, но в то же время не хотелось показывать этого Джин.

— Вас не в чем упрекнуть.

— Моя мать не была согласна со мной, — продолжила Джин, немного повысив голос. — Она говорила, что ребенок не несет ответственности за свое существование.

— О! — Роузи принялась счищать со своей юбки зеленое травяное пятно. — Поэтому она обвиняла вашего отца?

— Она никого не обвиняла, — Джин кашлянула, — но моя мать была слишком больна. Видишь ли, заболев, она стала еле передвигать ноги и чахла на глазах. Отец любил ее, но… но он был мужчина и, увидев однажды леди Маргарет…

— Произвел на свет Тони?

Джин кивнула, оценив тактичность Роузи.

— Даже если наша мать и была чем-то расстроена, она ничем нам этого не показала. Ну а когда леди Маргарет отказалась заботиться о Тони, наша мать решила взять его в наш дом и передать на мое попечение. Я отказывалась, однако настойчивость матери оказалась сильнее моего сопротивления. Что мне оставалось делать?

— Итак, вы стали заботиться о Тони?

Лицо Джин оживилось и стало мягче.

— Это был очаровательный, смышленый малыш. Знаешь, свое первое слово он произнес в девять месяцев, а ходить начал раньше, чем у него появился первый зуб. Он улыбался мне такой чарующей улыбкой и смотрел на меня такими глазами, что я ни в чем не могла отказать ему.

— Вы его слишком баловали.

— Да, мы все.

— Уверена, что это не относится к наследнику, вашему брату! — Роузи вспомнила свой мужской опыт. — Молодые люди предпочитают проводить время в веселых забавах, в драках и пьянстве, но уж никак не в заботах о ребенке.

— Майкл очень своеобразен. Тони обожал его тогда и обожает сейчас. Майкл, как и все мы, баловал Тони, пока ему не исполнилось шесть лет. К этому времени мальчик стал единственным членом семьи, способным рассмешить нашу мать. Тони звал ее мамой…

Роузи провела рукой по волосам, стараясь избавиться от последних прилипших травинок.

— Ваша мать умерла, когда Тони исполнилось шесть лет?

— Нет, просто в это время леди Маргарет решила, что ей нужен сын.

— Что? — Роузи снова вскочила. — И она его забрала к себе?

Джин немного задержалась с ответом, делая последний стежок, и вонзила иголку в работу с такой яростью, словно перед ней находился не будущий гобелен, а леди Маргарет.

— Забрала?! Она его просто похитила!

— Как?!

— При дворе возникло много пересудов о черствости леди Маргарет. Ее-то это не заботило, но муж Маргарет, граф Дребред, пожелал, чтобы Тони рос вместе с его детьми.

Роузи ничего не понимала.

— Почему?

— Не знаю. Потому что так было правильно, я полагаю, а граф Дребред любит, чтобы все было правильно. Мы отказались отдать Тони. Наш отец имел, разумеется, право на ребенка, и они, как мы думали, ничего не могли с этим поделать.

Захваченная рассказом, Роузи почти не шевелилась.

— Тони украли, когда он катался на лошади по нашему поместью. Это была новая лошадь, как раз подаренная ему на шестилетие. Когда она вернулась в конюшню без Тони, мы первым делом подумали, что мальчик упал и разбился. В поместье не было ни одного человека, который не обшарил бы каждый Дюйм на каждом акре меньше двух раз. Затем к нам пришел хозяин постоялого двора с лондонской дороги и рассказал, что видел мальчика, очень похожего на Тони. Мальчик плакал и звал маму.

Роузи не верила своим ушам. Неужели бодрый, веселый и самоуверенный Тони в детстве пережил все это?

— Так почему же вы не потребовали ребенка обратно?

— Мы и потребовали, однако мог ли не очень богатый и не очень влиятельный род Спенсеров тягаться с богачами Дребредами? Они же принадлежат к высшей знати северной Англии. — Сейчас Джин выглядела так, словно проглотила что-то очень горькое. — Они холодны как лед.

Боже, маленький мальчик с лицом Тони, зовущий ту, которую всю жизнь считал своей матерью, запертый в крепости на границе с Шотландией! Роузи было больно даже думать об этом.

— И он оставался с ними?

— Пока ему не исполнилось одиннадцать.

— Одиннадцать?! Эти люди удерживали его в заточении до этого возраста?

— Да…

— И что же случилось, когда Тони исполнилось одиннадцать?

Джин склонилась над корзиной с мотками разноцветных ниток, выбирая нужный.

— Он убежал и пришел домой.

— Приехал домой… — О всех тяготах подобного пути Роузи знала отнюдь не понаслышке и потому спросила: — А где был дом?

— В Корнуолле.

Роузи вцепилась в руку Джин, чтобы понять, не шутит ли она.

— Он дошел с севера до Корнуолла? — Джин кивнула в ответ, и голос Роузи зазвенел, готовый сорваться: — В одиннадцать лет?! — Джин снова кивнула, и Роузи без сил опустилась на скамью.

— Мне ненавистна даже сама мысль об этом пути, — сказала Джин. — Он занял у мальчика четыре месяца, и, когда он появился в поместье, наши слуги не узнали его. Они отвели Тони на кухню, накормили, а потом попытались выставить вон.

Все это было слишком хорошо знакомо Роузи, однако она спросила:

— Он был грязный, тощий и оборванный?

— И надломленный. Четыре месяца он пробирался к маме, звал ее, а мама…

Роузи подавила готовое вырваться рыдание, прижав ладонь ко рту.

— Я полагала, — продолжала Джин, — что лорд и леди Дребред рассказали ему о смерти матери, но, Бог свидетель, они делали все возможное, чтобы сломить его дух, и, даже узнав о смерти леди Спенсер, продолжали использовать ее имя, чтобы держать мальчика в узде. — Джин с отвращением перешла на высокий фальцет, передразнивая Маргарет: — «Если ты будешь хорошим мальчиком, Энтони, мы позволим тебе отправиться в гости к твоей мамочке». А она умерла меньше чем через год после его похищения. Узнав всю правду, Тони плакал, как младенец, и с тех пор я никогда не видела его плачущим.

— Бедный Тони…

— И бедная мама. Я уверена, что отсутствие Тони разбило ей сердце. — Джин стерла большим пальцем грязную полоску со щеки Роузи. — У тебя вся щека грязная, а тут еще слезы…

Послышался легкий шум, и на них упала чья-то тень. В дверях стоил Тони. Роузи подпрыгнула, словно ее застали на месте преступления; Джин даже не шелохнулась.

— Намереваешься погреться в последних солнечных лучах, братец?

— Намереваюсь, — коротко ответил Тони и встал так, чтобы его тень падала на лицо Роузи.

Много ли он слышал из их разговора? Догадывался ли, что слезы на ее лице вызваны жалостью к его печальному детству?

— Я вышел, чтобы полечить ушибленные ребра и побеседовать с двумя самыми очаровательными в мире женщинами. — Тони нахмурился. — Что с тобой случилось, Розалин? Почему в твоих волосах сено?

— Я… упала.

— Ты… упала, — передразнил Тони. — Прогуливаясь по саду, нужно быть очень осторожной, не так ли?

Роузи внимательно посмотрела на лицо Тони. И он в ответ поднял брови. Знал ли он о сцене с Людовиком? Нет, не может быть: она пришла на террасу из сада, а Тони вышел из дома. А почему в конце концов ее должно это волновать? Ведь она не сделала ничего плохого.

— Нельзя так много требовать от девочки, столько лет прожившей под видом мужчины, — сказала Джин. — Она и сейчас порой ведет себя, как юноша. Возможно, Розалин забыла, что на ней юбка, и споткнулась.

— Хотела бы я забыть об этой проклятой юбке! — пробормотала Роузи себе под нос.

— Я не думаю, что требую от Розалин слишком многого, — ответил Тони. — А ты, Розалин? — Он улыбнулся так сладко, что внутри Роузи забил колокольчик тревоги: создавалось впечатление, что Тони знал о каждом ее шаге. — Ведь Розалин у нас очень смышленая и прекрасно знает, что хорошо, а что — нет. Сэр Дэнни научил этому Роузи, и она не станет огорчать своего наставника неблаговидными поступками. Тем более что это может повредить кое-кому, кто ей дорог, а это ей совсем не понравится.

— Ты собираешься оставить здесь сэра Дэнни как залог ее благопристойного поведения? — спросила Джин.

— Нет.

— Вот и хорошо. — Роузи с благодарностью приняла неожиданную защиту со стороны Джин, и Тони надулся, обиженно выпятив губу. — Хотя я всегда говорила, что Тони сделает так, как хочет.

Минутное ликование Роузи испарилось, а обиженное выражение на лице Тони сменилось обычной самодовольной ухмылкой.

— Слушайся моей сестры, Розалин, она всегда говорит одну только правду.

— Несколько раньше, — продолжала Джин, — я крайне удивилась, узнав о настоящей битве титанов. — Я имею в виду тебя и леди Хонору.

— Я не женюсь на ней, — ответил Тони с таким видом, словно сообщал об этом сестре не один десяток раз.

— Моя глупая сестра Энн наговорила мне достаточно много, в том числе и то, что я поставила не на ту лошадку.

— О? — Голос Тони звучал весьма холодно.

— Она сказала, что ты не спускаешь глаз с леди Розалин, а моя глупая сестра Энн редко ошибается в трактовке человеческого поведения. — Джин улыбнулась Роузи. — Я очень рада, что у нас была возможность поговорить, леди Розалин.

Взглянув на удаляющуюся Джин, Роузи тоже захотелось встать и уйти, однако рука Тони удержала ее на скамье.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он.

— И я хочу поговорить с вами, — ответила она.

— Неужели пришло время откровенности?

— Да, пришло, сэр Райклиф. Я ввела вас в заблуждение и теперь прошу у вас прощения.

— Продолжай, Роузи.

— Я сказала вам, что подыщу себе другого учителя… Это была просто неразумная дерзость… — Роузи терпеть не могла извиняться, но это был одним из наиболее верных способов остаться с Тони и уберечь его от опасности. — Я очень сожалею, что отвергла ваше любезное предложение, и, если это еще возможно, с удовольствием воспользовалась бы вашей помощью.

Тони стоял перед Роузи, скрестив руки на груди, и она пыталась прочесть его мысли. Ему хотелось сжать пальцы вокруг ее шеи? Или он обнаружил, что получил шанс использовать руки для другого?

— Вы ничего не хотите мне сказать? — робко спросила Роузи.

— Поговорим как-нибудь в другое время. Итак, ты хочешь научиться читать. Прекрасно! — Тони протянул руку, и Роузи пожала широкую ладонь Райклифа. — Давай начнем с алфавита…

 

14.

Перегнувшись через перила, леди Хонора наблюдала, как на лужайке перед террасой Тони и сэр Дэнни занимаются фехтованием.

— Он очень красив, не так ли? — спросила она.

Собственно говоря, это было скорее утверждение, но фраза повисла в воздухе, и Роузи не могла проигнорировать ни сам вопрос, ни неподдельное восхищение, прозвучавшее в нем.

— Да, очень, — согласилась она вдруг севшим голосом.

— Какие горящие глаза! Какие великолепные волосы! — Леди Хонора снова бросила долгий пристальный взгляд на фехтующих и глубоко вздохнула. — Любая женщина, которой он предложит разделить с ним ложе, будет чувствовать себя польщенной.

Роузи посмотрела на Тони, затем на леди Хонору, которая напоминала в данный момент тонкую ценительницу изящных искусств, присматривающую очередной образчик для своей коллекции.

— Несомненно. — Роузи предпочитала не спорить.

— Ах, если бы только он не был такого маленького роста!

Маленького роста?

— Тони?

— Да нет же, глупышка! — Леди Хонора рассмеялась низким грудным голосом, напоминающим мурлыканье. — Я говорю о сэре Дэнни.

Роузи неловко наступила каблуком на подол леди Хоноры и поспешно убрала ногу. Но впервые за четыре недели обучения ее хорошим манерам леди Хонора не сделала замечания — она просто не заметила ее оплошности. Да и вообще леди Хонора не замечала сейчас ничего, кроме сэра Дэнни, и Роузи глаз не могла оторвать от восхищенного лица леди Хоноры.

Господи… Сэр Дэнни и… леди Хонора? Леди Хонора, вдовствующая герцогиня Барнхэмская, баронесса Роуз и… сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр?! Невозможно представить их вместе! Другого слова, как «нелепо», здесь не подберешь.

Но зато это может кое-что объяснить. Как, например, то что сэр Дэнни рассеянно похлопал леди Хонору по плечу, когда она пожаловалась ему, что ей пришлось отдать Роузи Тони, чтобы он обучил ее чтению. Далее: он ласково успокаивал леди Хонору, что Тони сам позаботится обо всем, когда леди Хонора выразила озабоченность таинственным исчезновением Людовика. И, наконец, это объясняет, почему сэра Дэнни абсолютно перестал беспокоить заговор графа Эссекса с целью свержения королевы Елизаветы.

Разве не этот заговор был главной причиной их приезда в Одиси? Разве не хотели они предупредить капитана королевской гвардии о замыслах Эссекса? Однако теперь, стоило Роузи напомнить об этом сэру Дэнни, тот только отмахивался и невнятно бормотал себе что-то под нос. Теперь Роузи понимала почему.

Сэр Дэнни влюбился. Опять. Все признаки этого, столь знакомые Роузи, были налицо.

Девушка посмотрела на свою руку, недавно освобожденную из лубка, и с удовольствием осознала, что она снова наливается прежней силой. А эта сила ей понадобится, потому что теперь ей необходимо рассчитывать только на себя.

* * *

Сравнив длину своей руки с рукой Тони, сэр Дэнни сокрушенно покачал головой.

— Не удивительно, что вы так хорошо владеете шпагой. — Он дышал тяжело и часто. — Вам же ничего не стоит почесать колено, не сгибаясь.

Рассмеявшись, Тони вытер пот со лба.

— Нет лучшего времяпрепровождения!

— Еще бы! Жарко мне пришлось сегодня! Хотел бы я иметь ваш размах. Боюсь, именно этого мне не хватает даже больше, чем фехтовального мастерства.

— Вот именно. — Тони подозревал, что сэру Дэнни не хватает ни того, ни другого, но промолчал. Расстегнув ворот, он сбросил камзол и расстегнул рубашку, демонстрируя мускулистую грудь. Он не мог удержаться, чтобы не поддразнить наблюдавших за ними женщин. Ба! Леди Хонора даже не повернула голову! Интересно, видит ли его Роузи? Бросив осторожный взгляд на террасу, Тони заметил, что девушка перегнулась через перила и внимательно наблюдает за ним.

Райклиф тут же повернулся к сэру Дэнни.

— Итак, когда вы нас покидаете?

— Утром. — Сэр Дэнни повесил камзол на куст, и Тони, подумав, пристроил свой рядом.

— Я не умею лгать, — сказал Тони. — Нет, конечно, я ценю ваш план, но… я боюсь того момента, когда вы будете говорить с Роузи.

— Я буду с ней говорить? — Сэр Дэнни поднял шпагу, и ее острый кончик задрожал в немом отрицании. — Я просто соберусь и уеду, а говорить с Роузи будете вы.

— Нет, — решительно возразил Тони. — От вас она воспримет это лучше, чем от меня.

— В последнее время она испытывает к вам неосознанное влечение. И этот разговор еще больше сблизит вас.

— Более вероятно, что она попросту оторвет мне голову!

— Надеюсь, вы не боитесь женщин?

— А вы?

Мужчины перевели дыхание, встали напротив друг друга, коснувшись лезвиями шпаг в приветственном салюте, и начали медленно сближаться, как в настоящем бою. Тони начал урок.

— Выпад, назад, бей, назад! — командовал он, зорко следя за движениями своего ученика.

Действуя шпагой и кинжалом, сэр Дэнни в общем владел техникой боя, а не просто отдельными движениями фехтовальщика. Обучая его, Тони понимал, что это может спасти жизни и самому сэру Дэнни, и его труппе, именно поэтому Тони старался в последние несколько недель передать сэру Дэнни то искусство, которое сам постигал годами.

— Внимание! Смотрите, где я открыт! Колите! Колите кинжалом, черт побери!

Сэр Дэнни прицелился в то место, которое Тони умышленно оставил незащищенным, и сымитировал удар в сердце.

— Молодец! — похвалил Тони и добавил: — И все-таки я не согласен. Вы идете искать себе смерть из любви к королеве и обязаны попрощаться с той, которая считает вас своим отцом.

— Согласен, но она страшно разозлится, — вздохнув, ответил сэр Дэнни, бросая взгляд на террасу.

— Ну, это зависит от того, как ей это преподнести.

— Вы говорите невозможные вещи, — фыркнул Дэнни. — Она всегда выходит из себя, когда узнает, что я подвергаю себя опасности. Роузи будет просто в ярости!

— Что ж, возможно, мне удастся убедить ее, когда вы уедете, — улыбнулся Тони, представив себе разбушевавшуюся в гневе Роузи.

— Именно так. У нее будете вы, и она, вероятно, даже не заметит моего ухода. Девочка заметно повзрослела в последнее время и перестала очень уж нуждаться в родительской опеке. Думаю, вы сможете удержать ее от глупых поступков.

Голос сэра Дэнни звучал настолько тревожно, что Тони не удержался от вопроса:

— Послушайте, сэр Дэнни, вы уверены, что вам так уж хочется осуществить задуманное?

Сообщение сэра Дэнни о замыслах графов Эссекса и Саутгемптона не слишком удивило Райклифа, потому что слухи об их коварных планах давно витали в воздухе, но достигли ли они ушей королевы? Пока Елизавета будет искать корни измены, чтобы выкорчевать их, королевство будет балансировать на грани государственного переворота! А Тони не мог давать ей советы, поскольку Ее Величество заподозрит его в предвзятом отношении к ее любимому Эссексу.

Однако серьезное положение могло легко превратиться в критическое, и тогда временно отстраненный от командования гвардией Тони не сможет что-либо изменить. Королева должна смягчиться и позволить ему вернуться на службу, пока не стало слишком поздно. Именно для этого ему и нужен сэр Дэнни, любезно предложивший свою помощь.

Любезно? Нет, с восторгом!

— Кто лучше меня сможет добраться до Лондона и рассказать королеве о гнусном заговоре? — Сэр Дэнни сделал выпад шпагой, гордо выпятив грудь. — Это опасно, без сомнения, но я выстою против любой дьявольской силы. Я, и только я…

Тони дернул сэра Дэнни за руку.

— Можете говорить потише, ваш благородный порыв все равно не оценят.

— Сэр?

— Женщины. — Тони кивнул на террасу. — Они слишком далеко, чтобы оценить вашу речь. Что касается меня, то я просто хочу знать, уверены ли вы, что действительно сможете добраться до королевы раньше, чем вас схватят люди графа Эссекса?

Сэр Дэнни сохранил грозный вид, однако утратил красноречие.

— Имея при себе вашу охранную грамоту, смогу.

— Эссексу плевать на мою охранную грамоту, вдобавок у него полно шпионов при дворе. Если вы Проявите беспечность, то не успеете и глазом моргнуть, как со всех сторон вас окружат люди графа. Кроме того… — Тони запнулся. Что он делает, используя простого бродячего актера в этой рискованной игре? Эссекс попросту безжалостно раздавит сэра Дэнни, и через несколько дней в виде предупреждения Тони получит его бездыханный труп.

— Сэр Энтони, — голос сэра Дэнни звучал совершенно искренне, — всю свою жизнь я был убежден, что наступит когда-то день, когда я смогу исполнить свое великое предназначение, что однажды мне выпадет честь стать нечто большим, нежели простым комедиантом, и обнажить свою грудь ради большой цели. Свершилось! Наконец-то настал этот день! Я, Дэнни Плаймптон, спасу королеву Англии и нашу благословенную страну! Не обвиняйте себя в том, что посылаете меня на верную смерть. Знайте, я благословляю вас за то, что вы дали мне этот шанс — умереть со славой.

— Но дело в том, что, узнав, что я послал вас на смерть, Роузи навсегда отвернется от меня.

— Я слышал, что обучение ее идет успешно. — Сэр Дэнни посмотрел на Тони своими проницательными умными глазами.

— Обучение?

— Я имею в виду грамоте. Она жалуется, что в награду за успехи получает от вас объятия, а в наказание поцелуи.

— Да, ей не нравятся мои поцелуи… пока.

— Думаю, вы величайший любовник Англии. — Голос сэра Дэнни звучал так, словно Тони украл у него пальму первенства.

— Да, но зато Роузи — самая упрямая женщина. Она сопротивляется с таким упорством, что я уже начал терять надежду. Роузи не позволяет себе даже самые незначительные удовольствия, но я подавлю это сопротивление!

— Да-да… У меня есть опыт общения с такого рода девицами. — Сэр Дэнни поцеловал кончики пальцев, словно вызывал в памяти далекие образы прошлого. — Но когда их сопротивление сломлено… О, это настоящее волшебство! Поистине я не выбирался из постели одной леди так долго, что едва спасся бегством из Лондона.

— Жена мэра, не так ли?

Сэр Дэнни сокрушенно кивнул в ответ и, сделав неожиданный выпад, приставил острие шпаги к горлу Тони.

— Тем не менее мои подвиги не похожи на ваши, потому что вы хотите соблазнить бедную девочку, которую я считаю своей дочерью. Послушайте, сэр Тони, когда я уеду отсюда, Роузи будет всецело в ваших руках. Мне остается только полагаться на вашу честь. Если мне удастся вернуться живым и я узнаю, что вы попользовались Роузи, а потом отказались от нее, клянусь, мы будем драться насмерть!

— Сэр Дэнни!

— Даже если я погибну, моя тень будет преследовать вас в ночных кошмарах.

Тони не собирался заверять сэра Дэнни в своих Добрых намерениях, однако в нем заговорил не Тони, а благородный сэр Энтони Райклиф:

— Роузи будет дамой моего сердца. И, клянусь, пока она не станет моей законной женой, я ее пальцем не трону.

Сэр Дэнни озадаченно дернул себя за ус.

— К чему тогда такой способ обучения — с поцелуями?

— Роузи имеет нрав дикого жеребенка, а это так не похоже на женщин, с которыми мне приходилось иметь дело. Вот я и пытаюсь надеть на нее уздечку. — Тони сам покривился своим словам: ему не очень понравилось сравнение Роузи с лошадью. — Мне Хочется приучить ее к себе постепенно, и, когда она уступит моим желаниям, мы… — Лоб Тони покрылся испариной. Когда Роузи уступит его желаниям, они будут целоваться в постели, а не за книгами.

Сэр Дэнни притворился, что не слышал последней фразы Тони, и убрал шпагу от его горла.

— Ну ладно. Вы не хотите еще немного попрактиковаться?

Тони задумчиво посмотрел на своего противника. Похоже, сэр Дэнни собирался размахивать шпагой до тех пор, пока руки не отсохнут.

— Послушайте, сэр Дэнни, я устал. Если не возражаете, мы сейчас отдохнем и дадим дамам возможность попрощаться с вами.

Сэр Дэнни схватил свой камзол раньше, чем Тони закончил говорить.

— Не возражаю. Мне бы хотелось сегодня вечером перекинуться парой слов с леди Хонорой, а с Роузи я поговорю утром.

— Утром? Вы что, с ума сошли? И с ней поговорите вечером!

— Утром! Я не хочу, чтобы девочка провела бессонную ночь. — Сэр Дэнни полагал, что Тони начнет протестовать, поэтому быстро продолжил: — Кроме того, насколько я знаю Роузи, ей ничего не стоит спрятаться до утра в одном из фургонов и улизнуть за мной следом.

— Боже упаси! — Тони об этом даже не подумал. — Хорошо, скажите ей утром.

— Я уже предупредил актеров, чтобы они собирались, но не стал объяснять в подробностях, почему мы возвращаемся в Лондон.

— Бедная миссис Чайлд! Она привыкла кормить всю труппу. Чем ей теперь заниматься? — Тони тоже снял камзол с ветки и задумался. Надевать или не стоит? Ветер становился холоднее, потому что солнце уже садилось, но разве можно удержаться от соблазна лишний раз продемонстрировать Роузи свое тело?

— Вы имеете в виду, что мои актеры слишком много едят? — Сэр Дэнни набросил камзол на плечи и направился к дому.

— Слишком много? — Тони последовал его Примеру и двинулся следом, искоса бросая быстрые взгляды в сторону Роузи. — Да они весь дом объели!

— Что ж! Актеры не прочь хорошо покушать. — Сэр Дэнни понизил голос. — Не хотелось бы вас огорчать, но Людовик так и не вернулся.

— Он и не покидал поместья.

— Что вы обнаружили? — вздрогнул сэр Дэнни.

— Кострища в лесу, следы у ручья. А одна из служанок клянется, что своими глазами видела, что прошлой ночью в окна дома заглядывал мужчина.

— Не говорите об этом Роузи! — взмолился сэр Дэнни. — Знаете, она разговаривала с Людовиком перед тем, как он исчез.

Тони поймал на себе пристальный взгляд Роузи.

— Знаю, — коротко сказал он.

— И Роузи считает себя главной виновницей его бегства. Хотя она не сообщила мне подробности, но я думаю, что Роузи отвергла притязания Людовика.

Да, Тони знал об этом разговоре. Вездесущий Хэл заметил, как Людовик тащил Роузи в сад, и немедленно доложил об этом хозяину. Нет, Тони никогда бы не поверил, что Роузи способна на хитрость, но кому же, черт побери, она преданна? Предупредила ли она Людовика, что именно его Тони подозревает в том выстреле? Райклиф опасался, что так она и сделала, и теперь Людовик вне досягаемости, хотя и очень близко.

— Сэр Дэнни! — Всегда ровный голос леди Хоноры дрожал от восторга. — Ваше фехтовальное искусство вызывает поистине благоговейный трепет. Впрочем, как и ваше, Энтони, — снисходительно добавила она, вспомнив о его существовании.

Тони скривился: ему хотелось услышать похвалу Роузи, а не леди Хоноры. Однако сейчас девушка, нахмурившись, исподлобья смотрела только на сэра Дэнни.

— Ваше фехтовальное искусство действительно улучшилось, отец, — подтвердила Роузи, загораживая дверь, чтобы не дать сэру Дэнни возможность улизнуть. — Зачем вам это?

Если она назвала сэра Дэнни отцом, рассчитывать на легкое отступление не приходилось. Безусловно, Роузи обратила внимание, что он непрерывно упражняется в фехтовании, и враждебный тон вопроса лишь подтверждал, что она что-то заподозрила.

— Э-э… — Сэр Дэнни отступил на шаг. — Стыдно не воспользоваться возможностью попрактиковаться, имея учителем такого профессионала, как сэр Тони.

Сэр Дэнни попытался обойти Роузи, но та продолжала загораживать дверь.

— Вы совсем забросили репетиции «Гамлета». Как будет играть труппа, если вы уезжаете из Одиси?

— Пытаешься избавиться от меня? — Сэр Дэнни ущипнул Роузи за щеку.

— Когда вы собираетесь уезжать? — Голос девушки звучал все настойчивее.

Леди Хонора решила прийти на помощь сэру Дэнни.

— Леди Розалин! Нехорошо торопить гостей уезжать, особенно если это такие галантные гости, как сэр Дэнни.

— А я и не тороплю его с отъездом, — ответила Роузи сквозь стиснутые зубы. — Я только спрашиваю сэра Дэнни о его планах.

Леди Хонора поняла, что Роузи просто так не отстанет.

— Сэр Дэнни, не могли бы вы удовлетворить любопытство леди Розалия?

Тони ждал, уверенный, что теперь-то сэр Дэнни и сообщит о своем отъезде, но тот сказал, прижав руки к груди:

— Роузи понимает, что я не могу остаться здесь навсегда. Сцена для меня все равно что свежий ветер для буревестника. Не летая, не могу жить, не могу существовать без театра. Совсем немного времени осталось до того, как я расправлю крылья и воспарю высоко в небо. — Сэр Дэнни взглянул на поникшую леди Хонору и добавил нормальным тоном: — Но только не сегодня вечером.

Ему удалось проскользнуть мимо Роузи и приблизиться к леди Хоноре. Взяв за руку, сэр Дэнни потянул ее в дом.

— А сегодня ночью мы будем пировать, пить и танцевать в прелестной компании.

— Он что-то задумал. — Роузи повернулась к Тони. — Расскажите мне, что именно.

Энтони очень нравилось видеть Роузи такой: глаза горят, грудь вздымается, щеки пылают от гнева. Эти приступы ярости от понимания того, что в скором времени она будет всецело находиться в его власти, должны когда-нибудь превратиться в пожар любовной страсти. Улыбнувшись, Тони потупил взгляд. Да, Роузи будет находиться в надежных руках!

— Почему вы ухмыляетесь?

И когда он будет целовать Роузи чувственными губами…

— Перестаньте смотреть на меня таким взглядом! — Роузи погрозила ему пальцем, но Тони поймал его и прижал к губам. Роузи вырвала руку: казалось, ее бешенство возросло еще больше. — Вы, мужчины, всегда вступаете между собой в сговор! Но никто из вас и гроша ломаного не стоит!

Она удалилась с высоко поднятой головой, а Тони продолжал ухмыляться. Разочарование и гнев — очень летучая смесь чувств, и когда-нибудь он взорвет ее к обоюдному удовольствию.

Ах, какой волнующий будет завтра день!

* * *

Это был самый отвратительный день в его жизни.

— Леди Розалин, ваше поведение совершенно недопустимо для благовоспитанной девушки! — Леди Хонора старалась говорить твердо, но все равно ее голос слегка дрожал.

— Розалин, вам пора идти в дом. Ветер очень холодный, и, наверное, скоро начнется дождь. — Джин, дрожа от холода, стояла около Роузи, защищая ее от ветра своей юбкой.

— Розалин, Розалин, дорогая, — Энн, склонившись над сгорбившейся девушкой, гладила Роузи по спине. — Нельзя так плакать, от этого можно заболеть.

Тони и без этого испытывал совершенно омерзительные чувства, виня во всем только себя. Сэр Дэнни покинул Одиси без предупреждения, и Роузи была убеждена, что никогда больше не увидит его. Сейчас она рыдала, как брошенный ребенок.

— Сэр, — Хэл подкрался сзади и подергал Тони за плащ, — неужели вы не можете заставить ее перестать плакать?

Энтони свирепо обернулся к слуге.

— Если бы я мог, черт возьми, то давно бы это сделал!

Сестры Тони и леди Хонора тоже выжидательно посмотрели на него, но что он мог поделать? Будучи мужчиной, Тони приходил в ужас от женских слез. До сих пор он считал себя знатоком женских душ, но по отношению к Роузи потерпел поражение.

— Что же ей нужно? — негромко спросила леди Хонора. — Или теперь она хочет заполучить поместье с помощью жалости?

— Леди Хонора, — страдальчески сказала Энн, — не будьте такой циничной.

— Отнюдь. Я просто не понимаю, почему она так горько плачет. — Завернувшись поплотнее в плащ, леди Хонора посмотрела на Роузи невидящим взглядом. — Да, сэру Дэнни удалось проникнуть в сердца каждой из нас, но мы же не рыдаем оттого, что он уехал. Оттого, что оказался мелким эгоистом, самовлюбленным комедиантом, истосковавшимся по злачным местам Лондона.

— Вы… вы можете быть просто бессердечной ведьмой! — Джин потянула леди Хонору прочь. — Идите в дом, пока ваша душевная черствость не причинила еще больше вреда!

— Она просто хочет привлечь к себе внимание, — ответила Хонора, останавливаясь около двери. — Хочет расположить нас к себе и получить таким образом разрешение на брак с Тони.

Оставив Роузи, Энн подскочила к леди Хоноре и совсем невежливо подтолкнула ее к двери.

— Уходите.

— Меня не волнует, наследница ли она или нет. Но она может выйти замуж за Тони, но это сделаю я.

— Успокойтесь, Роузи и слышать не желает об этом браке.

— Да, это я выйду замуж за Тони. И ни один бойкий лицедей, несмотря на все свое очарование, не сможет изменить моих намерений!

Услышав последние слова, Тони отвлекся от печальных мыслей и устало провел рукой по лбу. Бойкий очаровательный лицедей? Про кого это говорит леди Хонора? О Роузи? О сэре Дэнни? Почему Хонора выглядит такой воинственной и дерзкой? Почему Роузи не перестает плакать?

— Хорошо, — сказал Тони, словно кто-то прошептал ему на ухо подсказку, — я позабочусь о ней.

Никто не стал спорить. Тони жестом приказал, чтобы сестры удалились, и те, вздрогнув, подчинились.

Хэл продолжал переминаться с ноги на ногу, глядя на Роузи жалкими глазами.

— Убирайся! — приказал Тони, но тот даже не пошевелился. — Ты слышал, что я сказал? — повысил голос Райклиф.

Хэл, шаркая, отправился в дом, оставив Тони и Роузи наедине. Погода становилась все хуже и хуже, над землей сгустился плотный туман.

— Роузи, — сказал Тони, опускаясь на колени рядом с ней. Роузи была так плотно закутана в плащ, что видны были лишь подбородок и прижатые к горлу ладони. — Роузи, дорогая, пойдем в дом. — Слезы продолжала литься из ее глаз, и Тони ласково погладил девушку по спине. — Пойдем, моя прелесть.

Роузи медленно подняла голову, словно черепаха, высовывающаяся из своего панциря. Вид ее был ужасен. Припухшие глаза и перепачканные щеки только подчеркивали те мучения, которые сейчас переживала Роузи. Капельки дождя падали на непокрытую голову, слезы текли по лицу, — Тони никогда не доводилось видеть женщину, в глазах которой была бы такая отчаянная мольба.

Он любил ее, в этом не было ни малейшего сомнения. Страстное желание обладать этой девушкой уходило на второй план перед привязанностью, восхищением и преданностью. Роузи нуждалась в заботе и опеке, и он предоставит ей это. Он, только он, и никто другой!

— Любовь моя, — Тони крепко прижал к себе Роузи, — не нужно больше плакать. Теперь я буду заботиться о тебе. Всегда!

 

15.

В огромном камине полыхал огонь, однако его все равно не хватало для того, чтобы полностью изгнать холод из хозяйской спальни. Тони снял с Роузи промокший плащ и кинул его в угол. Роузи, замерзшая и неподвижная, стояла с таким отрешенным бледным лицом, словно не понимала, где находится и что ее окружает.

Это ужаснуло Тони. На память ему пришли воспоминания из далекого детства, когда он, одинокий и беспомощный, жил в каменном мешке дома Дребредов, думая, что отвергнут и забыт своей любимой семьей.

Нет, неправда… Даже будучи ребенком, он знал, что это не так. Память о матери будоражила его память и не давала угаснуть твердости духа, который пытались сломить граф Дребред и его розги. День за днем, неделя за неделей, год за годом ждал он, что его освободят из дребредского замка, пока в один прекрасный день не решил, что должен освободиться сам. И сделал это! Сделал, черт побери, но годы заточения были слишком долгими и несчастными. В глубине души Тони оставался все таким же веселым и жизнерадостным мальчиком, каким всегда и был. Только вот разум его изменился. Слишком хорошо он знал, как быстро жизнь превращается в борьбу за выживание. И теперь он был окружен непробиваемыми бастионами, которые воздвиг сам: годовой доход, земли, боевое мастерство, неотразимое обаяние…

Взглянув на Роузи — обмякшую и молчаливую, Тони вспомнил давнее чувство полной безнадежности, охватывавшее его во времена пребывания у графа Дребреда, и понял, что главное сейчас — это Роузи. Токи хотелось призвать всех, кого только можно: служанку — чтобы она повсюду ее сопровождала, лекаря — чтобы он пустил девушке кровь, небеса и Господа Бога — чтобы они исцелили ее израненную душу. Из всех он призвал только к небесам.

Умело, как сделала бы Джин, мягко и ласково, как сделала бы Энн, Тони принялся раздевать Роузи.

— Я не виню тебя за то, что ты совсем обезумела от горя из-за отъезда сэра Дэнни. Сегодня отвратительный день для путешествий: все дороги раскиснут и превратятся в непролазные трясины, но у сэра Дэнни не было выбора.

Роузи не слушала Тони. Она стояла к нему лицом, позволяя расшнуровывать одежду, но безучастно смотрела перед собой, словно оглушенная событиями последнего дня. Тони приоткрыл дверь в смежную комнату, в которой хранились его любимые книги; тут же стоял небольшой письменный стол, несколько сундуков и высокий гардероб с одеждой, башмаками и прочими необходимыми вещами.

— Пойдем, поможешь мне подобрать тебе что-нибудь из одежды. — Тони вошел в комнату и, открыв сундук, принялся перебирать его содержимое. — Потом я позову служанку, которая поможет тебе переодеться.

Роузи издала хлюпающий звук, и Тони замер. Господи, может, ему показалось?

— Думаю, тебе бы не хотелось, чтобы я помог тебе переодеться, — продолжил Тони, стараясь сохранять самообладание. — Однако я с радостью сделаю это, если это доставит тебе удовольствие.

Тони взглянул на нее, и глаза его расширились от удивления: Роузи ощупывала что-то несуществующее, водя руками по воздуху. Голос ее внезапно изменился и стал высоким, как у ребенка:

— А где твоя кровать, папочка? Зачем ты ее переставил? И… и это не твой стол. А что случилось с ковром? Я так любила играть на нем в куклы. — Потом со слезами в голосе добавила: — Я не брала печати, папочка, только потрогала, и все. Нет, я не могла потерять ее. Пожалуйста, не сердись на меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Отскочив от сундука, Тони стал медленно приближаться к Роузи, не сводя с нее глаз. Во время войны на континенте ему часто доводилось видеть подобные выражения на лицах солдат, когда им отрывало ногу пушечным ядром или на их глазах разрывало на части лучшего товарища. Тогда они выглядели точно так же, как сейчас выглядела Роузи. Черт, но что с ней происходит? Только что в соседней комнате перед ним была Роузи. Пусть подавленная, ужасно расстроенная, но все-таки Роузи. Теперь Тони не знал, что за незнакомая девушка стоит перед ним и в каком мире она существует. Осторожно положив одну руку ей на плечо, а другой приподняв Роузи за подбородок, Тони заглянул в ее глаза.

— Роузи?

— Я не прятала ее, папочка.

Придя в ужас, всерьез обеспокоенный ее психическим состоянием, Тони слегка встряхнул Роуэи.

— Роузи?!

Роузи-существо вздрогнула и вернулась в реальное бытие. Коснувшись лба дрожащей рукой, словно не понимая, где она и что она, Роузи посмотрела на Райклифа и с трудом пробормотала:

— Тони…

Роузи попыталась освободиться, но его руки держали ее крепко, и девушка, обмякнув, уткнулась головой в широкую грудь Тони, словно хотела спрятаться. Он с радостью предоставил Роузи этот приют.

— Его здесь нет. — Ее приглушенные слова звучали так, словно она пыталась убедить самое себя. — Его здесь нет…

— Кого?

Оторвавшись от его груди, Роузи взглянула в лицо Тони, и ее страх и боль жаркой волной отозвались в душе Тони. Он оглянулся, почти готовый увидеть призрак лорда Сэдлера. Стояла мертвая тишина, и только дождь продолжал мерно барабанить в оконные стекла.

— Что ты увидела?

— Просто комнату… — Роузи показала на гардероб. — Он был здесь раньше?

— Нет, я привез его с собой из Лондона.

Роузи оторвалась от Тони и внимательно огляделась по сторонам.

— А письменный стол?

— Он тоже принадлежит мне.

Пройдясь по комнате, но все-таки стараясь не слишком удаляться от Тони, она посмотрела на небольшой узенький столик.

— А вот этот стол был здесь и раньше.

— Да.

— А это? — Она указала на резную статуэтку из коллекции лорда Сэдлера — еще одну мадонну с младенцем. Пальцы Роузи легко пробежали по гладкому дереву, и Тони подивился памяти, которая, казалось, таилась в ее ладонях. Нет, здесь не было никакого безумия, только старая память, выплеснувшаяся из глубин подсознания Роузи огненными вспышками. Ведь если Одиси когда-то приходился ей родным домом, избежать таких вспышек было просто невозможно.

— Твоему отцу нравилась эта статуэтка?

— Не помню.

— Но это его стол?

— Не помню.

Роузи стояла абсолютно спокойно, но Тони чувствовал, что внутри у нее все бурлит. Почему она такая сердитая? Почему такая испуганная?

— Роузи?

— Я ничего не помню. Я не помню ни этого места, ни человека, которого вы называете моим отцом. — Роузи решительно поставила статуэтку обратно на стол. — Не помню.

— Я не верю тебе.

— Но почему? — Роузи яростно повернулась к нему. — Почему никто мне не верит?!

— Роузи, — успокаивающе сказал Тони, подошел к девушке и ласково провел пальцами по ее щеке. — Расскажи мне. Расскажи мне все, что ты помнишь. Разве ты не знаешь, что ты дочь лорда Сэд-лера?

Роузи натянуто улыбнулась ему.

— Все считают, что я дочь лорда Сэдлера. И сэр Дэнни, — здесь голос девушки дрогнул, — твердит то же самое, даже вы говорите, что я дочь лорда Сэдлера.

— Ну и что?

— Следовательно, я должна быть ею. Может быть, именно поэтому сэр Дэнни покинул меня.

Сдерживая дрожь, Роузи почувствовала, что снова находится в объятиях Тони, и оттолкнула его. Она уже немного пришла в себя и не нуждалась в его утешении. Несмотря на то, что Тони понимал происходящее в ее душе, это причинило ему боль.

— Пойдем, — коротко сказал Тони и потянул девушку в спальню, где было светло и значительно теплее. — Ты промокла насквозь, и эта холодная комната не место для женщины, которая, переживая потерю одного отца, вдруг обнаруживает, что ее преследует тень другого.

Роузи не двинулась с места. Казалось, ее охватила полная апатия, и он не мог допустить этого. Она должна остаться с ним, говорить с ним, и, может быть, тогда она снова обретет прежнюю живость. Ей нужна встряска. Тони пошарил глазами по комнате, сам не зная, чего же он ищет, и сказал:

— А насчет сэра Дэнни будь спокойна. Он просто передаст письмо одному из моих гвардейцев. С ним ничего не случится, ведь он хитер и коварен, как старый ястреб-тетеревятник. — Никакой реакции. Нож. Вот оно! Тони выхватил из-за пояса нож и сунул его под нос Роузи.

Увидев лезвие, девушка вздрогнула и попыталась отпрыгнуть в сторону, но Тони крепко держал ее за шнурок сорочки.

— Сейчас я разрежу твой корсет! Не двигайся!

— Вы не можете…

— Посмотри на меня! — Одним взмахом он рассек шнуровку. — Оп! Смотри, я задел материю — должно быть, я не так искусен, как думал.

Глаза девушки расширились, а дыхание пресеклось.

— Придется мне попрактиковаться еще, — следующий взмах — и корсет упал на пол.

— Вы… вы совсем с ума сошли?

Ура! Победа! Он вернул ее к жизни! Роузи с яростью отреагировала на представление, которое он устроил.

— Более детской демонстрации мужской удали я в жизни не видела!

Тонкая, еще непросохшая сорочка выставляла напоказ слишком много. Тони стоял, не в силах отвести глаз от Роузи, но она повернулась спиной и направилась в спальню. Свет камина, падающий на мокрое белье, обрисовывал волшебные линии ее силуэта, и Тони, словно зачарованный, последовал за девушкой.

Роузи остановилась у огня, в то время как Тони, чертыхаясь про себя, запирал дверь на задвижку.

— Нет, я не права насчет детской демонстрации. Все мужчины способны на любое безрассудство. Однажды в «Глобусе» сэр Дэнни прогулялся по перилам галерки, и я думала, что он… — Голос Роузи сорвался, и она закрыла лицо руками. — Сэр Дэнни…

Тони понял, что ярость Роузи снова превращается в слезы, но не слезы скорби, а слезы бессильной злости.

— Как, как он мог оставить меня здесь?! Дэнни знал, как я буду переживать, потеряв его. Разве он не понимает, что, если он умрет сегодня, умру и я?

Тони изо всех сил сдерживался, чтобы не протянуть к Роузи руки.

— Почему он должен умереть сегодня? Почему не вчера? Почему не завтра?

— Потому что именно сегодня он должен приехать в Лондон, где Эссекс и Саутгемптон ждут его, как стервятники падаль. Вот что такое для них сэр Дэнни — просто падаль. — Роузи повернулась к Тони. Нет, черт побери, он сойдет с ума, если хоть еще мгновение будет видеть ее в таком почти обнаженном виде!

— Вы знаете, зачем он уехал отсюда! — гневно продолжала Роузи. — И знаете, какой опасности он подвергается! Как у вас хватило совести поощрять сэра Дэнни уехать без меня?

— Ты полагаешь, что смогла бы быть ему чем-то полезной?

— Я могу драться не хуже любого мужчины!

— И с таким же успехом угодить за решетку.

— А хотя бы и так, если потребуется!

— Но ведь ты не мужчина! Знаешь, в тюрьмах есть специальные пытки, предназначенные исключительно для представительниц прекрасного пола. Правда, это не предохраняет и от других пыток, к которым прибегают палачи, чтобы добиться своего.

— Ради жизни сэра Дэнни…

Слишком поздно Тони обнаружил западню, в которую загнал себя сам, но и скрывать правду он больше не мог.

— Сэр Дэнни окажет бескорыстную услугу Ее Величеству, что заложено в самой его природе.

— Я тоже послужу королеве с такой же преданностью, как и сэр Дэнни.

— Он и так слишком долго откладывал это дело из-за любви к тебе. Пока сэр Дэнни не был уверен, что ты в безопасности, он не мог вернуться в Лондон. А твою безопасность он ставит намного выше, чем собственное спасение.

— Моя безопасность! — Роузи поплотнее укуталась в сорочку, пытаясь прикрыть ноги. — Если сэра Дэнни нет в живых, то она меня не волну, ет. Это мое дело! Или я не хозяйка собственной судьбы?

— Нет, потому что ты дочь сердца сэра Дэнни.

— По-моему, вы хотите приковать меня здесь цепями любви к сэру Дэнни и просто ищете повод.

— Если я найду повод, он все равно окажется слишком ничтожным и жалким по сравнению с той любовью, которую я испытываю на самом деле.

Только сейчас Роузи, оглянувшись по сторонам, осознала, что они совершенно одни. Посмотрев на ноги, она поняла, насколько скудна ее одежда. Девушка еще сильнее натянула подол рубашки и в ужасе прошептала:

— Что вы намерены делать?

— Что я намерен? — переспросил Тони и криво улыбнулся, видя ее трепет. — Я хочу предостеречь тебя от необдуманных поступков. Например, от побега из поместья, кстати, твоего поместья. Прежде чем ты предстанешь перед королевой со своим прошением, тебе следует узнать некоторые твои обязанности.

— Вы хотите поговорить о поместье прямо сейчас?

— Конечно, нет, — Тони зачарованно глядел на нее. — Сейчас я должен сделать вот что. На каминной решетке лежит одна из моих рубашек, почему бы тебе не надеть ее?

Роузи вспыхнула.

— Благодарю, не стоит!

— Просто она намного длиннее твоего одеяния. — Роузи отрицательно затрясла головой, и Тони снова не смог сдержать улыбки, — …а твои голые колени сбивают меня с толку.

Пальцы девушки погладили рубаху Тони.

— Это… шелк?

— Я позволяю себе такое удовольствие.

Соски на ее груди обрисовывались под мокрой сорочкой гладкими розовыми округлостями. Стоит провести по ним языком, как они изменят форму, затвердеют и…

Должно быть, он пощекотал ей нервы, потому что она пролепетала:

— Вообще-то я привыкла к тому, что мужчины видят мое обнаженное тело.

— Что?! — Тони невольно вскочил.

— Я имею в виду, что благородные дамы не могут зашнуровывать корсет самостоятельно, и сэр Дэнни часто помогал мне одеваться в костюмы моих знатных героинь.

Упав на стул, Тони потер щеку.

— Конечно, я понял, что именно это ты и имела в виду.

Проклятье, какой же дьявол в него вселился, если он ревнует ее к мужчине, любящему Роузи, как отец!

— Отвернитесь! — скомандовала Роузи.

Тони закрыл лицо руками.

— Я просила отвернуться.

— Неужели ты мне не веришь?

Услышав ее смех, Тони чуть раздвинул пальцы и обнаружил, что Роузи исчезла. Потом позади него раздался шорох одежды, и, когда наконец Роузи появилась перед ним, Тони мгновенно забыл, что притворяется ничего не видящим, настолько прекрасной и соблазнительной она была в его рубашке.

— Пожалуй, в мокрых чулках ты можешь простудиться, — пробурчал Тони. Роузи сделала вид, что не поняла намека. — Положи подушку мне на колени, сядь и сними чулки.

— Сесть к вам на колени, сэр? Никогда!

— А заодно захвати гребень — я расчешу тебе волосы.

Роузи инстинктивно дотронулась до своей растрепанной прически и испуганно отдернула руку.

Тони кивнул в ответ на ее невысказанный вопрос.

— Да, напоминает птичье гнездо, украшенное сверху гребнем.

Подойдя к Тони с диванной подушкой в одной руке и с гребнем — в другой, Роузи выполнила его приказание, и он не мог не порадоваться этому неожиданному послушанию. Очевидно, шок уже прошел, поэтому Тони был готов к любому сопротивлению с ее стороны.

— Церковный приход поместья насчитывает больше трех сотен душ. — Взяв одну прядь волос, Тони принялся водить по ней гребнем из слоновой кости, пытаясь расчесать этот мокрый запутанный жгут. — Когда я приехал в Одиси, поместье находилось под опекой Ее Величества уже тринадцать лет и было, мягко говоря, немного запущено. Деревни находились на грани вымирания от голода, и все свободные капиталы я вложил в восстановление хозяйства. Все это диктовалось жестокой необходимостью, иначе вскоре в поместье не осталось бы ни единой живой души.

— Весьма благородно с вашей стороны. — Явный интерес Роузи перевешивал ее сарказм. — Думаю, что вы сполна получили компенсацию.

— Не совсем. Просто я с самого начала относился к поместью как полноправный хозяин и считал себя не вправе экономить на здоровье и благополучии собственных людей. Ты не допускаешь такого подхода к ведению дел?

— Вполне, — осторожно ответила Роузи, что, впрочем, нисколько не смутило Тони: он полагал, что именно это понимание позволит Роузи когда-нибудь самостоятельно управлять поместьем.

— Как только я назначил управляющим Хэла, Дела сразу пошли на поправку, он добросовестно принялся за дело, порой выходя далеко за пределы своих обязанностей. Когда ты уговоришь королеву Пожаловать Одиси тебе, не вздумай выгонять Хэла, °н сослужит тебе хорошую службу.

Тони говорил без умолку и чувствовал, что напряжение девушки начинает понемногу спадать.

— Зачем мне знать что-то о поместье, — пробормотала Роузи, — если оно нужно мне только ради сэра Дэнни?

— Тебе нужно было поместье только ради сэра Дэнни? Кого вы рассмешите этой шуткой, леди Розалин? Только не меня. Уж я-то знаю, зачем тебе нужно Одиси. Может быть, тебе это и не нравится, но ты и я похожи друг на друга, как два ссорящихся супруга.

— Вот уж нет!

— Да неужели? Двое бродяг, никогда не чувствующих покоя и несущих свои клейма: я — незаконнорожденного, ты — бродячего актера.

— Вы слишком упрощаете, — вяло начала Роузи, но Тони не дал ей договорить.

— Ты знаешь меня, но, что хуже для тебя, я знаю тебя, Я хорошо понимаю, что такое бродячая жизнь, как засасывает она тех, кто родился и вырос на воле. Когда ты начала требовать поместье, я уже знал, что творится у тебя на душе, и потому ты не можешь говорить, что эти земли нужны тебе только ради сэра Дэнни. Однако ты не могла не хотеть иметь собственный угол, где не нужно носить мужской наряд, где можно быть самой собой.

Потеряв присутствие духа, потому что Тони был прав, Роузи тем не менее заставила себя сказать:

— Совсем не так. Если сэр Дэнни погибнет, мне незачем жить на свете.

Райклиф усмехнулся, и, заметив это, Роузи вспыхнула от гнева и обиды.

— Так зачем же ты тогда пыталась вырваться, когда я угрожал тебе ножом? Если ты не видишь смысла в бренной жизни, могла бы позволить мне перерезать тебе горло.

Роузи совсем не хотелось сознаваться, что тяга к жизни продолжает кипеть в ее крови. А, по мнению Тони, прелесть девушки после исчезновения сэра Дэнни расцвела еще сильнее.

— Я не знаю, жив сэр Дэнни или нет, — ответила Роузи.

— Ясно… — Большим пальцем руки Тони вытер мокрый след от слезинки, скатившейся по щеке девушки. — Подумай, Роузи, подумай о той несправедливости, которую ты совершаешь по отношению к сэру Дэнни, оплакивая его раньше времени, и как он будет гордиться, узнав, что его вера в тебя не оказалась напрасной. Он будет знать тогда, что принял верное решение!

— Если он погиб, то ему уже ничего не суждено узнать!

— Кто знает, так ли это…

Роузи внимательно посмотрела на Тони и снова опустила глаза, а Тони снова с родительской нежностью вытер заплаканное лицо девушки.

— Эй! — возмущенно воскликнула Роузи.

— У меня неплохой опыт воспитания непослушных детей, — усмехнулся Тони.

— Ваших собственных? — угрюмо переспросила Роузи.

Тони сдержал смех и подтолкнул ее к постели.

— Нет, конечно. Разве ты не знала? Мой брат Майкл произвел на свет восемь маленьких наследников, которых в свое время мне приходилось раздевать и укладывать спать. Именно это я собираюсь сделать с тобой.

— Что?! — Роузи, как он и ожидал, изо всех сил вцепилась в ворот рубашки.

— Я не имею в виду ничего бесчестного. Но ты плакала, а я знаю, каковы бывают последствия слез, исходя из того же опыта общения с племянниками и племянницами.

Бросив быстрый взгляд на постель, потом на него, Роузи сверкнула глазами.

— И каковы же они?

— Тот ребенок, который плакал слишком много, обычно бывал усталым, капризным, болезненно раздражительным.. .

— Только не я!

— …хмурым, упрямым, противоречивым. — Взяв девушку в руки, Тони аккуратно опустил ее на постель. — Противным, несносным и, кроме того, нуждающимся в отдыхе. — Как же хотелось Тони забраться в постель и, крепко поцеловав, лечь рядом и ощутить всю ее, целиком!

— Сейчас вы сами похожи на капризного и несносного ребенка, — сказала Роузи, сложив руки на груди.

— Ты должна немного вздремнуть, после чего тебе снова покажется, что мир полон красок.

— Проснувшись, я все равно буду знать, что со мной нет сэра Дэнни.

— Проснувшись, ты снова обретешь смысл жизни, и я покажу тебе еще одну причину для того, чтобы жить!

 

16.

Открыв глаза, Роузи поняла, что лежит на самом краю чужой постели и что ее голова покоится на чьей-то волосатой мускулистой руке. Рука Тони… Постель Тони… Ее спина упиралась в тело Тони. В камине слегка потрескивали угли, и в остывающем воздухе витал слабый запах дыма. Тусклые ранние сумерки указывали на то, что она проспала здесь по меньшей мере несколько часов. Роузи крепко зажмурилась, осознавая свою беззащитность. Ух! В памяти начало всплывать все, что произошло совсем недавно — ее слезы, доброта и участие Тони и причина всего этого — отъезд сэра Дэнни. Он уехал навстречу своей смерти, она знала это, уехал без нее. Он бросил ее, вот почему нет никаких причин выбраться из этой постели.

Сколько времени Тони пролежал рядом? Она вспомнила его последнее обещание, перед тем как заснуть. Или это была скрытая угроза? Роузи осторожно приподняла голову и услышала голос около самого уха:

— Проснулась?

Роузи подпрыгнула — она и не подозревала, что губы Тони находятся совсем близко. Она вообще не Привыкла к тому, чтобы кто-нибудь находился от нее в такой непосредственной близости. Застыв от страха, Роузи не чувствовала ни подрагивания его широкой груди, ни того, что колени Тони касаются ее спины. Одна рука Райклифа поддерживала голову девушки, но зато другая обнимала за талию, и она шевелилась! С прерывающимся дыханием Роузи чувствовала, как эта рука перемещается к ребрам и старается прижать спину еще ближе. Неожиданно девушка хлюпнула носом: проклятая шелковая рубашка была столь тонка, что Роузи ощущала себя совершенно беззащитной перед мужской мощью Райклифа. Кроме того, пока она спала, ее чулки куда-то исчезли.

— Я обещал показать тебе, что есть еще одна причина, для того чтобы жить, — прошептал Тони.

Резко повернувшись к нему лицом, Роузи посмотрела на Тони, надеясь, что ее взгляд выражает суровое достоинство. Она схватилась за руку, продолжавшую обнимать ее за талию, и воскликнула:

— Немедленно прекратите!

— А я ничего и не делаю.

Говоря это, Тони приподнялся на локте. Может быть, по его мнению, он ничего и не делал, но Роузи считала иначе.

Его мускулистая грудь была покрыта золотистыми волосами, руки крепки и надежны, но она все это видела и раньше. Ниже пояса тело Тони прикрывала простыня, но и это она тоже видела раньше. И помнила, черт побери, совершенно отчетливо!

Удивительно, как только ему удается отвлечь ее мысли от безутешного горя!

— Я обещал показать тебе одну из причин для того, чтобы жить. — Он погладил ее волосы с таким видом, словно успокаивал дикую кошку. — Но на самом деле я знаю их несколько.

— Меня не интересует ни одна из них. — Как это ни печально, но ей нравилась ласка сильных мужских рук. Роузи вдруг почувствовала себя маленьким котенком, которому очень хотелось вытянуться и блаженно замурлыкать.

— Первая из них — поцелуи.

— Не люблю поцелуи.

— Зато это великолепно рифмуется с блаженством .

— Перед вашим остроумием бледнеет поэзия самого Уильяма Шекспира, — саркастически сказала Роузи.

— Блаженство — цель поцелуя.

— К нам это не относится.

— В поцелуях заложен глубокий жизненный смысл.

— И какой же?

Приблизив лицо так близко, что Роузи глядела ему прямо в глаза, Тони ответил:

— Если мы в чем-то не правы по отношению друг к другу, целуясь, мы становимся добрее, мы сближаемся на расстояние, с которого уже невозможно рассмотреть наше неравенство. — Его губы трепетали совсем близко, призывая к нежному слиянию. — Ты можешь сосредоточиться на нашем неравенстве?

Ее веки потяжелели, как перед сном, но совсем по другой причине.

— Нет, — прошептала Роузи.

— Тогда закрой глаза и положи мне руку на плечо.

Роузи невольно подчинилась, и неравенство, о котором говорил Тони, неравенство в воспитании и поведении, сразу исчезло. Однако стоило ему прижаться к ее губам и обвить рукой дрожащее тело, как Роузи снова ощутила разницу. Главную разницу. Разницу между мужчиной и женщиной. Разницу между учителем и ученицей. Тони использовал свой трепещущий язык, как опытный рыбак использует приманку, а она попалась на удочку, словно шотландская форель.

Глупая форель! Роузи толкнула Тони в плечо, и он тут же отпрянул. Когда, найдя в себе силы, Роузи приподняла веки, Тони, как всегда, улыбался. Да, поведи она себя и дальше как та форель, жариться бы сейчас рыбке на сковородке! Самоуверенный мужчина с такими взглядами, как Тони, не требует — он просто ждет, пока женщина сама станет умолять его взять то, что он хочет. Однако не такая она женщина!

— Главная разница между нами, сэр Тони, заключается в том, что у нас разные цели и желания.

— Разные желания. — Тони потер подбородок и нахмурился. — Да, несомненно, у нас разные желания. Ведь и мы с вами не похожи, вы женщина, я мужчина.

— При чем тут… Что вы имеете в виду?

Тони нежно провел пальцами по ее губам.

— Твои губы, — прошептал он, приподнимая девушку с подушки, — твою шею, — Тони поцеловал напрягшуюся жилку на ее горле, — твою грудь, — добавил он, припадая губами к ее соску через шелковую рубашку.

Неужели он может превратить ее в распутницу всего лишь несколькими словами и прикосновением? Неужели он может зажечь в ней огонь желания?

— Похоже, у вас мозги съехали набекрень, — заявила Роузи, хотя голос ее немного дрожал.

— Ладно, — рассмеялся Тони, глядя на нее. — Давай посмотрим, не сможешь ли ты поставить их на место.

Роузи чуть было тоже не засмеялась. Проклятый обольститель! Он может заставить ее и смеяться и сердиться в одно и то же время.

Тони заметил эту невольную вспышку одобрения и, придав голосу еще большую мягкость, сказал:

— Я не собираюсь покушаться на твою драгоценную девственность, но попытаюсь показать тебе удовольствие, которое ожидает нас впереди, — он провел рукой по всему телу Роузи от плеча до самых колен, — если, конечно, ты сама пожелаешь.

Проклятый обольститель! В самом деле, он без труда развеял все подозрения Роузи относительно чистоты своих намерений и, кроме того, пробудил в ней чисто девичье любопытство, поскольку она не представляла себе, что такое быть замужем и спать с мужчиной. А Тони… Казалось, Тони был тем человеком, который мог удовлетворить эту невинную любознательность, конечно, не в полной мере, но отчасти.

— Я думаю… Думаю, что хотела бы… — нерешительно произнесла Роузи.

В его улыбке сквозило явное удовольствие.

— Вот увидишь, это будет так прекрасно, что с твоего лица пропадет недоверчивая улыбка.

— Пока что улыбаюсь не я, а вы.

Немного поразмышляв, Тони поправился:

— Хорошо, улыбка останется.

И действительно, Роузи не смогла удержать улыбки, снова почувствовав вкус его губ. Но в этом поцелуе уже не было утонченной деликатности, а были острота и умение опытного мужчины. Когда он накрыл ее своим телом, большим и теплым, Роузи вдруг почувствовала себя так уютно, словно находилась под большим, приятно согревающим одеялом. Но каждое прикосновение Тони, каждое легкое движение его языка усиливало в девушке чувство сладостного безумия.

Проведя кончиками пальцев по его груди, Роузи прошептала:

— Вы такой мокрый…

— Значит, — вымолвил Тони, пытаясь дышать ровно, — мы не сгорим. Нам не нужно делать этого больше, иначе в пожаре, который мы разожжем, мое обещание сэру Дэнни не овладевать тобой превратится в дым. Давай просто подольше смотреть друг на друга.

Девушка скользнула взглядом по его обнаженному телу.

— И сколько времени мне нужно на вас смотреть?

Ее усмешка заставила Тони покривиться:

— Юмор — хорошая штука, но не нужно сейчас шутить.

— Почему же, многие мужчины считают меня веселой.

— Многие мужчины… Но я не из их числа… — Медленно, очень медленно Тони приподнял подол шелковой рубашки, ожидая каждую секунду услышать решительный протест. И правда, возражения были готовы сорваться с ее языка, но что-то притягательно-манящее в его глазах толкнуло Роузи не на открытое сопротивление, а на колкость:

— Значит, правду говорят, что, стоит протянуть мужчине палец, он ухватит всю руку… — ласковые мужские ладони продолжали скользить по ее телу, — …и будет счастлив воспользоваться такой возможностью.

Рука Тони скользнула по ее груди, дыхание стало прерывистым, и девушка поняла, что Тони вряд ли услышал ее последнюю фразу.

— Я не хочу брать тебя силой, — прошептал он, — но, клянусь Богом, ты прекрасна!

И Роузи поверила ему. И особенно поверила, когда Тони наклонил голову и глубоким поцелуем прильнул к ее затвердевшему соску. Ее тело выгнулось дугой, чтобы как можно крепче прижаться к пылающей мужской плоти, которая тянула к себе Роузи, словно магнит. И, хотя она еще могла говорить, слова уже больше не имели смысла — они были просто бессмысленными звуками, рожденными в горниле наслаждения.

Он бессильно положил голову на грудь Роузи, тяжело дыша, словно только что обежал все поместье.

— Мои сестры частенько говорят, что мужчины — это существа, имеющие две ноги и восемь рук… Когда я с тобой, мне кажется, что это правда, но… Я не стану обладать тобой, потому что нам не нужен внебрачный ребенок. Но, если, конечно, это доставит тебе удовольствие, позволь мне развязать шнурок на рубашке.

Роузи коснулась шнуровки, которую совсем недавно завязала так туго.

— Это доставит мне невообразимое удовольствие.

Тони дернул за конец шнурка с такой силой, словно развязывал тугой узел, и, справившись с этой задачей, проговорил:

— Я больше ничего не буду делать. Только посмотрю. — Он коснулся губами ямки около ключицы Роузи. — Обещаю, что ты можешь не беспокоиться за свое целомудрие. Клянусь тебе!

— За целомудрие? — переспросила Роузи срывающимся голосом.

Потянув за широкий ворот, Тони освободил из плена плечи Роузи и прижался жадными губами к ее нежной коже. Прозрачная пена шелка медленно скользила все ниже под его ласковыми трепещущими пальцами, и Роузи начала извиваться всем телом, помогая Тони.

— Нет! — вдруг приказал он.

— Почему? — простонала Роузи.

— Тогда ты будешь совсем голая.

— Тони… — Роузи провела пальцами по его волосам, поскольку он выглядел так, будто хочет этого, а она и в самом деле этого хотела. Роузи промурлыкала: — Мне так нравится быть совсем раздетой.

— Какая-то часть меня шепчет, что, пока на тебе есть хоть немного одежды, ты недосягаема. Но стоит тебе раздеться…

— И какая же это часть?

Тони не ответил.

— Надеюсь, большая?

— Лестью можно достичь всего, но мы не должны…

Роуэи выскользнула из рубашки и отбросила ее прочь.

— Мы не должны… — Взгляд Тони против воли спустился ниже. — Нет, я не возьму тебя. Могу же я просто доставить тебе удовольствие без… без этого? — Не дожидаясь разрешения, он коснулся Роузи.

Легко. Едва-едва. Пальцы пронеслись по ее телу, словно пушинки одуванчика, гонимые легким ветерком. Она вздрогнула и затихла не дыша, ожидая чего-то неведомого, желая открыть один из величайших секретов бытия.

Она желала его.

— Тони… — прошептала Роузи.

Вздрогнув, словно голос девушки вернул его из небытия, Тони взглянул на Роузи с выражением дикого страха в глазах.

— Прикажи мне немедленно оставить тебя, или мы погибнем, — прохрипел он.

— Погибнем, — Роузи провела прохладным пальцем по его щеке, — но погибнем вместе.

Тони застонал, словно получил удар в спину, и ей это понравилось. Ей понравилось, что Тони, этот волевой, сильный Тони, находился сейчас всецело в ее власти, власти ее тела. Ей понравилось, что и сама она была всецело в его власти, во власти его тела.

Тони отчаянно боролся с самим собой, пытаясь взять под контроль остатки помутившегося разума и спасти Роузи от позора. Но саму девушку это не волновало. Она стала выше всех ограничений, удерживающих женщину, и знала, что ничто в их соитии не сможет опозорить ее. Подчиняясь могучему инстинкту женщины, Роузи в изнеможении опустила голову на плечо Тони и, поцеловав в шею, дотронулась языком до мочки уха. Почувствовав мощную волну дрожи, пробежавшей по его телу, Роузи прильнула к полуоткрытому рту Тони. Их губы слились, и всепоглощающий пожар страсти, которого так опасался Тони, был зажжен. К своему удовольствию, Роузи поняла, что она, и только она, является причиной блаженного восторга этого мужчины и порождает в нем огненную страсть одним лишь легким прикосновением. Но больше всего девушке нравилось, что теперь она учит Тони ласке, а не наоборот. Но прежде чем она смогла понять, чему же еще она может обучить Тони, их роли поменялись. Теперь он стал хозяином положения. Он страстно ласкал все, что видел, целовал все, к чему прикасался.

— Тебе нравится это? — простонала Роузи, и глаза Тони заблестели.

— Если ты не уверена в этом, я могу начать все сначала, — улыбнулся он.

— Да… — Она закрыла глаза, словно стараясь удержать при себе эти новые для нее ощущения. — Еще… Сейчас… — Тони снова начал целовать Роузи, но та, поймав его руку, настойчиво шепнула: — Сейчас.

— Сейчас? — Он оглядел ее с головы до пят. — Прямо сейчас?

—Да.

— Что ж, — пробормотал Тони, — это все равно должно когда-нибудь случиться. Но клянусь, я буду осторожен и не потеряю рассудок. Клянусь. — Он поцеловал Роузи в лоб, словно подтверждая этим свою клятву.

Глаза его закрылись, и Роузи поняла почему: он, как и она, не хотел, чтобы посторонние чувства мешали предстоящему блаженству.

— Ты готова к этому, — прошептал он, проведя рукой по подрагивающему низу ее живота, — да, ты готова…

— А ты? — Роузи произнесла это только для того, чтобы доказать самой себе, что еще может говорить.

— Если бы я не был готов, — ласково улыбнулся Тони, — то ты бы пожалела о том, что потеряла лучшее из того, что тебе когда-либо приходилось испытывать…

Она ощутила, как напрягшаяся мужская плоть начинает погружаться в ее пылающее тело, и неожиданно для себя всхлипнула.

— Ни о чем не беспокойся, — снова попросил Тони. — Доверься мне, я не подвергну тебя опасности.

Это было чертовски трудно — плакать, когда хотелось смеяться. Тони вошел в нее еще глубже, и Роузи забыла о смехе. Она не закричала, потому что никогда не кричала от боли, а лишь только впилась зубами в свою руку.

Осторожно вытерев с ее виска слезинку, Тони прошептал:

— Вот и все, самое страшное позади. Теперь, роузи, тебе будет хорошо. — Он смотрел ей прямо в глаза, словно произносил еще одну клятву, и Роузи поверила. — Я сделаю тебя счастливой.

И он сделал это. Роузи, которая никогда не кричала от боли, теперь кричала от радости и восторга, а Тони, который никогда не позволил бы себе потерять разум, так и не сдержал своего слова. Первый раз в жизни он так и не смог остановить волшебную сказку.

* * *

— Никак не могу поверить, что позволил себе это… Господи, я, видно, совсем лишился рассудка! Как только ты можешь испытывать хоть каплю уважения к такому безумцу?

— Я уважаю тебя.

— Я-то ведь думал, что я сильный, а оказалось, что не смог противостоять искушению.

— Как и я.

Прикрыв глаза рукой, Тони тихо простонал:

— Люди, теряющие разум в таких обстоятельствах, рано или поздно становятся родителями.

Роузи испытывала странное ощущение, что она играет какую-то невероятную роль в странном спектакле. Должна ли девушка, потерявшая невинность, испытывать острое чувство вины? Она взглянула на мужчину, вытянувшегося поперек кровати. Несмотря на свои чувства, Роузи не могла не видеть, что Тони мучится не меньше, чем она.

— Тони, — сказала наконец Роузи, подавляя страшное разочарование от такого окончания этого идиллического действа, — если у нас появится ребенок, это не имеет никакого значения для…

Она хотела сказать для тебя, но Тони не дал ей договорить.

— Мы обязательно поженимся. И теперь же. Я немедленно пошлю за священником и вытащу его, черт побери, даже из-за стола, если понадобится. Он нас обвенчает.

— Обвенчает? — Роузи сжала простыню.

— Непременно! Не правда ли, здорово, что у меня в поместье собственный священник?

Тони натянул через голову рубашку — ту самую шелковую рубашку, которая совсем недавно была на Роузи, решительно завязал шнуровку и нашел среди разбросанной по всему полу одежды теплый войлочный плащ.

— И еще я закажу поварам изысканные блюда, которые мы отведаем вместе сегодня вечером. Должны же мы отпраздновать это событие, несмотря на то, что мои сестрицы будут шокированы столь скоропалительным венчанием. Ха! — Тони потер руки. — А каково крушение всех планов леди Хоноры! Представляешь ее возмущение?

Господи, какое безумство могло заставить Роузи совершить это? Могла ли она сдержать задыхающегося от возбуждения Тони? Могла ли противиться зову природы?

Уже у самых дверей Тони сказал:

— Но настоящий праздник будет завтра. Поджарим баранины, заколем молодого бычка и хорошо погуляем, а несколько баррелей пива и бочонок вина еще больше улучшат наше настроение. Надо сказать Хэлу, чтобы он оповестил приход.

— Вы ничего не забыли? — холодно спросила Роузи.

Рука Тони застыла на дверной ручке.

— Признаться, с тобой я забыл обо всем. — Улыбнувшись, он посмотрел на свои босые ноги. — Даже об этом. Ты уже ведешь себя, как настоящая жена. Представляю, как глупо бы я выглядел, спустившись в холл босиком!

— Я говорю не об одежде, а о ваших планах.

Считая вопрос о венчании полностью решенным, Тони остолбенел: ему и в голову не могло прийти, что Роузи станет возражать после всего, что произошло между ними.

— Ты… Ты не можешь отказаться выйти за меня замуж!

Он вернулся обратно к постели и угрожающе навис над Роузи, но та, похоже, нисколько не испугалась. Если бы только она позволила, Тони, не задумываясь, насильно взял бы ее за руку и повел к алтарю. Но… Но только сама Роузи не была готова к этому. Конечно, к некоторым вещам она легко привыкнет — к теплой и сухой постели, к вкусной еде, даже женской одежде, в которой она так прекрасна. Но все эти маленькие радости жизни не заменят ей свободу бродячего юноши.

Тони совершенно не представлял себе, о чем она думает, но то, что его угрожающая поза не достигла цели, было для него совершенно очевидно. Тем не менее что-то в выражении ее лица подсказывало Тони, что она все-таки выйдет за него замуж.

— Я не собирался ничего этого делать, — пробормотал он, присаживаясь рядом.

— Знаю, что не хотели…

— И я никогда не брал женщин силой.

— Вы не брали меня силой.

— И никогда не заманивал их в ловушки.

— В этом не было надобности.

Тони коснулся ее плеча, но Роузи тут же прикрылась простыней.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу жениться на тебе только из-за ребенка?

— Нет, но сейчас вы думаете только об этом.

— Я всегда хотел этого, поэтому и хочу жениться как можно скорее. — Он рассерженно нахмурил брови. — И кроме того, я не соблазнял тебя только из-за поместья.

— Вы легко можете обмануть меня и по первой, и по второй причине.

На лице Роузи отразилось упорство и даже враждебность, и, размышляя над каждой из причин ее возможного отказа, Тони никак не мог постигнуть, какая же из них главная. Похоже, она не собиралась давать никаких разъяснений и, более того, с каждым его заверением ее раздражение становилось все больше.

— Я был эгоистом, надоедая тебе своими терзаниями. Вместо этого мне надо было бы сказать, что ты подарила мне минуты неописуемого восторга. — Тони легко коснулся щеки Роузи, но она моментально отпрянула.

Не обращая внимания на эту реакцию, Тони коснулся другой щеки, лба, кончика носа, и Роузи поняла, насколько глупо выглядела бы, если бы стала сопротивляться.

— Ты действительно подарила мне радость, — сказал Тони и улыбнулся так лучезарно, что Роузи невольно смягчилась. — Раньше я никогда не любил женщин, — Тони нанес очередной удар, — а теперь я люблю только одну.

— Нет! — воскликнула Роузи, вскакивая с постели. — И вы смеете говорить, что любите меня?

Для Тони, уверенного в собственной неотразимости, это было по меньшей мере неожиданностью, которая доказывала, что не так-то он хорошо разбирается в женщинах, как думал раньше. Особенно в Роузи. Черт возьми, он преподнес ей восхитительный урок любви, а она еще и сопротивляется! Он преподнес ей собственное сердце со своим поместьем в придачу, а она отвергает и то, и другое!

— Итак, ты не хочешь, чтобы я тебя любил? — Потрясенно спросил Райклиф.

— Что эта любовь принесла мне, кроме сердечной боли и терзаний?

— А! Так, значит, ты уже кого-то любишь! — воскликнул Тони, дрожа от ярости, поскольку в голове у него сразу замаячил образ Людовика. — Говори, кто он!

— Тот, кто ушел утром и которого вы уже выбросили из головы.

Сэр Дэнни! Она говорила о сэре Дэнни! Тони вскочил на ноги — ему казалось, что мир рушится.

— Конечно, я не выбросил его из головы, но что делать мне, тому, кто тебя любит?

— Не говорите так!

Ожидал ли Тони, что Роузи оттает от его последних слов? Он мог бы посмеяться над собой, если бы сердце его не разрывалось. Второй раз в своей жизни он предложил любовь, и второй раз над ней надсмеялись, отвергли, игнорировали. Но в первый раз он был незаконнорожденным членом семьи графа Дребреда, но не такой была Роузи, чтобы принимать во внимание его незаконное происхождение! Она отвергла его любовь потому, что нуждалась в любви отца, а отнюдь не мужа.

Завернувшись в простыню, Роузи объявила:

— Я отправляюсь на поиски сэра Дэнни! И ничто меня не остановит!

Тони — и сэру Дэнни — никогда не приходило в голову, что Роузи окажется неспособной войти в роль хозяйки Одиси только из-за тревоги за своего любимого наставника. Да и кто бы мог подумать, что ему, Тони Райклифу, придется делить сердце возлюбленной с ее отцом!

Однако его семя было брошено в плоть Роузи и, возможно, уже в этой самый момент жило там своей отдельной жизнью. Для самого Тони их ребенок имел уже собственное лицо и судьбу. Причем насколько она будет горька и полна борьбы за существование, в полной мере зависело от того, будет ли ребенок находиться под защитой родного отца. Именно поэтому он не мог ни потакать капризам Роузи, ни сидеть сложа руки, грустно размышляя над причинами столь неожиданного отказа. Так или иначе он должен заставить ее дать обет пред алтарем.

Вот только если бы она не выглядела такой испуганной!

— У меня кровотечение.

— О Господи, дорогая. — Тони, протянув руки, подошел к Роузи. — В этом нет ничего страшного, каждая девушка…

— Вы не поняли, — сказала она, вспыхнув от смущения. — Это месячные.

— Значит, мы не?.. — В голосе Тони смешались явное разочарование и облегчение.

Слава Пресвятой Деве, им не удалось зачать незаконнорожденного!

Черт побери, им не удалось зачать ребенка! На этот раз его семя не проросло в ней.

 

17.

Леди Хонора оставалась.

Тони не мог поверить, что Джин и Энн покидают его, взвалив такое бремя на брата. Предлогом для их отъезда послужило желание провести Рождество в кругу собственных семей. Леди Хонора такой семьи не имела и любезно вызвалась остаться в Одиси, чтобы продолжить обучение Роузи светским манерам.

И Роузи еще благодарила Хонору! Черт побери, благодарила! С того самого утра Роузи всячески избегала Тони, словно он и не признавался ей в любви. Отлично! Он привык к унижениям, живя в замке Дребредов. Но то далекое прошлое уже умерло, будь оно проклято!

Он уже показал Роузи, что такое страсть. Он унес ее на высокой волне желания и унесся вместе с ней. Они вознеслись до самых звезд и растаяли в небесах. Но, очевидно, Роузи посчитала его великое искусство любви незначительным. А Тони не любил чувствовать себя незначительным. Он знал, что является самым замечательным любовником в Англии. Что ж, и Роузи тоже признает это.

В следующий раз он докажет это! В следующий раз… в их первую брачную ночь.

Стиснув зубы, Тони посмотрел через окно в холодное ветреное утро. Нет, он совершенно не жалел о том, что потерял самоконтроль и заронил в Роузи свое семя. Он жалел только о том, что это семя не пустило корней, и жалел каждым своим вздохом, каждым биением сердца.

Как ему хотелось, чтобы рядом с ним были его сестры! Чтобы они присутствовали на его венчании, помогая словом и делом. Однако экипаж уже стоял напротив террасы, а на галерее Джин, леди Хонора и Роузи ожидали Энн, заканчивающую свой туалет.

— Позаботься о Тони, — сказала Джин, придвигаясь поближе к огню: теперь, с наступлением холодов, камин на длинной галерее топился постоянно. Фраза Джин предназначалась Роузи, но кривая ухмылка была обращена брату. — В последнее время он в чувствительном настроении.

— Очень смешно, — ответил Тони, сначала сверкнув глазами на одетую в теплый шерстяной плащ Джин, а затем холодно посмотрев на Роузи и леди Хонору.

Недовольство Тони целиком сосредоточилось на леди Хоноре, когда та сказала:

— Если кто-нибудь и позаботится здесь о Тони, то на правах будущей жены это буду я.

Казалось, что только она одна и верила в возможность такого поворота событий, но всем было известно, насколько трудно разубедить леди Хонору, если она приняла какое-то решение. Она наверняка знала, что произошло между Тони и Роузи прошлым вечером, и, уж во всяком случае, легла бы поперек порога его спальни, лишь бы это никогда не случилось впредь.

— Прошу извинить меня, — сказала Джин, обращаясь к леди Хоноре и Роуэи, — но мне нужно сказать пару слов брату наедине. — Решительно взяв Тони под руку, она потащила его в центр длинной галереи. — Послушай, если ты будешь продолжать глядеть на Розалин, словно собираешься съесть, ей рано или поздно надоест притворяться такой неустрашимой и она попросту сбежит отсюда куда глаза глядят.

— Я смотрю на нее так же, как и на всех остальных, — огрызнулся Тони.

— При взглядах на бедную девочку твои глаза мечут голубые искры, и, похоже, она уже достаточно напугана. Наивная Энн убеждена, что по ночам Роузи посещает дух ее покойного отца, и объясняет этим ее нервозность. Твоей сестре просто никогда не доводилось случайно стоять между тобой и Роузи, особенно в преддверии надвигающейся ночи.

Тони вспыхнул до корней волос — похоже, проницательность Джин не имела границ.

— Неужели… неужели это заметно?

— Ну, у меня есть некоторый опыт: в свое время мой дорогой Стабби смотрел на меня точно так же. — Взгляд Джин затуманился, словно она перенеслась в далекое прошлое. — Как бы мне хотелось, чтобы так было всегда!

— Он и так с тебя глаз не спускает, — успокоил ее Тони, вспомнив своего шурина Стабби, толстенького коротышку, беззаветно преданного Джин.

Рядом послышался шорох — вдоль стены к ним осторожно подбирался Хэл.

— Багаж леди уже погружен? — спросил его Тони.

— Да, сэр Энтони. — Хэл сосредоточенно разглядывал ковер под своими башмаками. — К отъезду ваших сестер все готово.

— За исключением самих сестер.

— Я-то готова, — заметила Джин. — Нам предстоит дальняя дорога, но Энн, как всегда, мешкает.

— Где же она? — Тони посмотрел на лестницу.

— Не терпится избавиться от нас? — поддразнила брата Джин. — Ты ведешь себя так, будто мы у тебя загостились и не торопимся сказать «до свидания».

— Для моей семьи двери Одиси всегда открыты.

— Это тонкий намек на леди Хонору?

Вздохнув, Тони согласился с этим.

— Да где же в конце концов Энн? — не вытерпела Джин, когда они снова присоединились к Роузи и Хоноре. — Едва ли мы уже доберемся до Лондона сегодня, а ведь в наши планы входило заехать еще и за подарками!

— Будьте осмотрительны в Лондоне.

— Как всегда.

— А почему? — недоуменно спросила Роузи, услышав в голосе Тони тревожные нотки.

Зачем ему было рассказывать, что командир гвардейского отряда Хэрри по прозвищу Нос-с-Бородавкой все чаще докладывал ему о неспокойной обстановке в городе? Последнее его донесение с предупреждениями и призывами Тони получил сегодня утром и, прочитав, сразу же засунул в кипу бумаг. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об этом раньше времени, и меньше всего Роузи.

— Просто Лондон кишит карманниками, мошенниками и актерами, — многозначительно заявил он. Взгляд Роузи был настолько испытующим, что Тони быстренько переменил тему разговора. — Надеюсь, Джин, ты заедешь к Ее Величеству, чтобы передать от меня небольшой подарок?

— Собственно говоря, мы не собирались ко двору, но, если ты этого хочешь, мы сделаем то, о чем ты просишь.

Тони громко щелкнул пальцами, и перед ним тут же вырос лакей.

— А что вы посылаете? — поинтересовалась леди Хонора.

— Батистовую блузу. Воротник и рукава у нее из шелка, а по рюшам и кайме пущена золотая венецианская вышивка. Кроме того, я хочу кое-что сообщить ей.

— Так напиши письмо, — недовольно пробурчала Джин.

— Конечно, но мне хотелось бы, чтобы ты видела ее реакцию.

— О Господи! — простонала Джин. — Говори, что мне нужно сказать королеве?

— Скажи ей, что я хотел бы быть этой блузой, чтобы находиться как можно ближе к ее сердцу.

— Вы думаете, королева будет слушать этот вздор? — Резкость Роузи заставила замолчать и Джин, и Тони, и леди Хонору. — Неужели будет?

— Видишь ли, — нашлась наконец Джин, — Ее Величеству нравятся любезности подобного рода, особенно если они исходят от ее самых очаровательных придворных.

— Молодость королевы давно прошла, но она всегда краснеет от удовольствия, когда мужчины восхищаются ее красотой, — добавила леди Хонора.

— И сколько же ей лет? — спросила Роузи.

— Она несет на плечах свои шестьдесят семь лет с такой легкостью, словно это шестьдесят семь снежинок, — ответил Тони.

— Шестьдесят семь? — По мнению Роузи, это была глубокая старость: девушке никогда не доводилось встречаться с людьми, достигшими такого почтенного возраста, а о королеве Роузи всегда думала только как о молодой и цветущей женщине. По Англии ходили легенды о красоте, мудрости и скромности государыни, но на фоне таких преклонных лет все это казалось вымыслом. — Так она же совсем…

— Когда последний раз я охотилась вместе с Ее Величеством, — леди Хонора шлепнула девушку пониже спины, заставляя замолчать, — то не могла угнаться за ней.

— Да, — согласилась Джин. — Она танцует всю ночь напролет и меняет молодых партнеров, еле держащихся на ногах от усталости одного за другим.

— Поэтому я и стал ее любимцем, — улыбнулся Тони. — Ведь я могу сначала протанцевать всю ночь, а потом еще целый день не слезать с коня.

Джин и леди Хонора насмешливо фыркнули, однако Тони строго посмотрел на Роузи. Она поняла, что все им сказанное в первую очередь предназначалось для ее ушей: придворные считали своим долгом всячески поддерживать эти байки во славу королевы.

— Шестьдесят семь… — повторила Роузи, не в силах скрыть своего изумления. Интересно, когда жене сэра Райклифа стукнет шестьдесят семь лет, будет ли он тогда так же предан своей супруге, как сейчас Ее Величеству? Сможет ли он смотреть на спутницу жизни глазами любовника и относиться к ней так, словно она продолжает оставаться самой прекрасной женщиной на свете? Когда на плечи Тони ляжет бремя старости, будет ли он с такой же молодой страстью восхищаться дряхлой плотью и спать со старухой? От этих размышлений Роузи почувствовала некоторую подавленность и с ужасом поняла, что ее тело продолжает желать Тони. Со вчерашнего вечера она почему-то страшно боялась искушения. «Как же легко помнить сердцем его волшебную страсть и как трудно постичь разумом тяжелые оковы, которые за всем этим скрываются!» — пронеслось у нее в голове.

— Расскажите мне о королеве, — попросила Роузи.

— Она носит темно-рыжие парики. — В качестве подтверждения Джин дотронулась до своего парика такого же цвета. — А кожа у нее такой восхитительной белизны, что кажется, она излучает свет.

— И еще у нее прекрасные глаза, проницательный взгляд и властный голос настоящей королевы, — сказала леди Хонора.

— Восхитительная фигура, изящные длинные пальцы и волшебная грудь, — добавил Тони.

— Вы и это заметили, — покачала головой Роузи.

Еще раз взглянув на лестницу, Джин простонала:

— Так мы и до вечера не уедем. — Присев на стул, она пододвинула его поближе к огню. — Да, мы явно забыли о том, что тебе следует кое-что знать о нашей королеве, и этот промах может иметь фатальные последствия, когда ты с ней встретишься. Несмотря на то, что королева Елизавета любит дразнить своих придворных, говоря, что все мужчины полоумные, она тем не менее относится к своим любимцам с некоторой ревностью. Поэтому брак с ее фаворитом следует объяснять любыми причинами — желанием продлить род, жаждой богатства, всем чем угодно, но только не любовью.

Поняв намек, Роузи присела рядом с Джин.

— Помнится, вы говорили, что ее самое милосердное и справедливое величество относилась к лорду Сэдлеру с любовью и нежностью.

— Да, она до сих пор говорит о нем со слезами на глазах, — подтвердила леди Хонора, садясь рядом с Роузи с другой стороны.

— Следовательно, я могу смело подать ей про-шение о возвращении мне поместья?

— Ну-ну, дамы, научите ее, как быстрее завладеть моей собственностью, — усмехнулся Тони, ставя ногу на скамью.

Обменявшись многозначительными взглядами с леди Хонорой, Джин сказала:

— Королеву нужно развлекать.

— И пускать в ход лесть, — добавила леди Хонора.

— И вовремя отдергивать голову, если она вздумает отодрать тебя за уши, — подсказал Тони самым невинным тоном, дергая собственное ухо. — Увидев широко раскрытые от удивления глаза Роузи, пояснил: — Ее королевское величество не любит, когда ей говорят, что она не права, а если ей все-таки скажут, она тут же приступает к делу. Милорд Эссекс имел счастье убедиться в этом на собственной шкуре.

— Кажется, он пытался обнажить против нее шпагу? — спросила Джин.

— Да, но был вовремя остановлен графом Ноттингемским. — Презрительная усмешка леди Хоноры была легка, словно туманное облачко над горизонтом в ясный день. — Я присутствовала при этой сцене. Граф Эссекс закричал, что не стерпел бы такого оскорбления даже от короля Генриха, отца Елизаветы, и выбежал от Ее Величества, не дожидаясь окончания аудиенции.

— Глупый мальчишка, — заметила Джин.

— Скорее опасный мальчишка, — поправила ее Роузи. — Его нужно остановить. Хотела бы я быть одним из тех людей, кто это сделает.

Роузи хотела расспросить Тони о сэре Дэнни. Сможет ли он помочь королеве? Где он сейчас? Что делает? Однако Тони не станет ничего отвечать — Роузи поняла это раньше, чем открыла рот. Это не было вызвано пренебрежением к ней: в человеке, отвечающем за безопасность королевы Англии, прочно укоренилась привычка не говорить лишнего. Именно по этой причине Тони не раскрывал никому содержание депеш, каждый день приходящих из Лондона, хотя и обещал Роузи непременно сообщить ей, если сэру Дэнни будет угрожать опасность.

Поняв ход мыслей Роузи, Тони решил попытаться отвлечь девушку.

— Если наша мудрая государыня вернет тебе это поместье раньше, чем я сумею добиться твоей руки, Роузи, не согласишься ли ты оставить меня, своего преданного слугу, здесь на пенсионе или выгонишь из Одиси умирать с голоду?

В его голосе сквозило невинное любопытство, но любой из ответов девушки мог таить в себе опасность.

— Леди Хонора намерена выйти за вас замуж, поэтому о назначении пенсиона не может быть и речи.

Наблюдая за леди Хонорой краем глаза, Тони ответил:

— Леди Хонора — великосветская дама, она, вероятно, никогда не снизойдет до того, чтобы выйти замуж за незаконнорожденного. Если королева дарует поместье леди Розалин, я останусь без гроша в кармане, каким, впрочем, и был в день своего появления на свет.

Леди Хонора заиграла желваками столь драматично, что Роузи едва удержалась от смеха. Настоящие актеры делали это значительно тоньше, а леди Хонора отнюдь не была актрисой.

— Итак, — удовлетворенно объявил Тони, — мне не составит труда объявить, что мой брак объясняется погоней за богатством.

— А на самом деле он просто жеребец, — пробормотала Джин, — способный произвести на свет множество детей. Но женщины, я думаю, предпочитают выходить замуж за элегантных и обходительных мужчин. Вроде сэра Дэнни. — Джин стрельнула глазами в сторону леди Хоноры, и та, поняв намек, даже подпрыгнула.

— Я не смогла бы выйти замуж за сэра Дэнни, за этого грязного мужлана!

— Я никогда не связывала ваше имя с сэром Дэнни. — Взгляд Джин был подобен взгляду невинного младенца. — С чего это вы взяли, что я имела в виду именно это?

Роузи и не предполагала, что белокожая леди Хонора способна в мгновение ока стать пунцовой. Она с трудом подавила улыбку.

— Сэр Дэнни прелестен, — продолжала Джин. — И, если решит сыграть роль знатного лорда, никто и не заподозрит, что он простой актер.

— С этим нельзя не согласиться, — натянуто улыбаясь, ответила леди Хонора.

— Кстати, вероятно, он имеет дальнее родство с моей семьей в Корнуолле.

— Он? — Потрясению леди Хоноры не было предела.

Джин продолжала злоупотреблять доверчивостью Хоноры:

— Это так же точно, как и то, что Розалин училась светским манерам у вашей тетушки.

— У меня нет никакой тетушки… — начала леди Хонора и наконец прозрела. — Вы хотите сказать, что солгали?

— Дворянству не впервой добавлять себе родственников таким образом, — ответила Джин и поднялась, поскольку на лестнице появилась наконец Энн. — А вот и моя сестрица, как всегда, самая последняя. Очень хотелось бы надеяться, что мы все-таки сможем сегодня приехать в Лондон.

Одетая в дорожное платье, Энн стремительно пронеслась по длинной галерее.

— Простите меня, люди добрые. Вы уже долго меня ждете?

Онемев от возмущения, Джин уставилась на сестру, но Тони, взяв подрагивающую руку Энн, успокаивающе ее погладил.

— Не то чтобы очень. Моей любезной сестре Джин, вероятно, пришлась по вкусу беседа с Роузи.

— Ох, Джин! — Энн, подбоченясь, встала перед сестрой. — Я так торопилась, думая, что ты рассержена, а ты, оказывается, все это время занималась болтовней!

— Я… Нет, это совершенно невозможно! Нам уже давно нужно быть в пути, или мы не попадем сегодня в Лондон. Ты же знаешь, какие мерзкие постоялые дворы на лондонской дороге. Тони, где же твой подарок королеве Елизавете?

Райклиф сделал знак рукой, и лакей вручил ему коричневый пакет, перевязанный лентой.

— Великолепно! — воскликнула Энн, беря у Тони пакет. — Что я должна сказать королеве, когда она примет это?

Окончательно потеряв терпение, Джин схватила сестру за руку и потянула к выходу.

— Давай наконец уберемся отсюда прежде, чем наш разговор пойдет по второму кругу!

Леди Хонора приняла свой плащ у горничной, а Тони, взяв плащ Роузи, сам набросил его на плечи девушки. Он, казалось, был чрезвычайно увлечен этим занятием, особенно когда подвязывал шнуровку, и Роузи вздрагивала от его прикосновений, словно они обжигали ей кожу. В конце концов она постаралась отстраниться от Тони, во всяком случае, ей показалось, что она сделала это. Однако Тони усмехнулся и выпустил девушку только тогда, когда лакей услужливо распахнул дверь на террасу.

Задержавшись в дверях, Роузи смотрела, как Тони приветствует наступившую зиму радостным криком. Наверное, в этом и заключался секрет Тони: он нравился всем, даже морозной старухе-зиме, потому что сам любил всех. Нет, он был не глуп, напротив, отличался проницательностью и получал удовольствие, изучая характер окружающих.

Роузи изо всех сил старалась убедить себя, что Тони не больше чем просто самонадеянный красавчик с непомерно развитым тщеславием. Однако, сознательно избегая Тони, она винила себя за то, что не может больше скрывать своей страсти, граничащей с безумием. Она ничего не могла поделать, чувствуя, что боготворит Тони еще больше, чем Энн, восхищается им еще сильнее, чем леди Хонора, и любит… Любит крепче, чем Джин, чем Энн, чем любая из влюбленных дур из пьес дядюшки Уилла. И сейчас ей больше всего на свете хотелось знать, что и Тони любит ее так же. Он уже говорил ей об этом, но тогда она не была готова его слушать. А теперь осмелится ли она спросить его?

Да, осмелится! Выйдя на террасу, Роузи расправила плечи и поймала на себе взгляд Тони.

Нет, не осмелится! Роузи остановилась на мгновение и услышала, как позади них гулко стукнула дверь, прикрытая заботливой рукой вездесущего лакея.

Нет, осмелится! И сделает это прямо сейчас, немедленно! На глазах у всех!

— Моя шляпа! — воскликнула Энн с таким ужасом, словно от этого зависела ее жизнь, и метнулась, обратно к террасе.

Роузи облегченно вздохнула. Значит, не сейчас…

Лакей мчался вниз по лестнице, пытаясь догнать шляпу Энн. Леди Хонора и сестры, перегнувшись через перила, наблюдали за погоней, умирающий со смеху Тони бежал следом за лакеем. Роузи смотрела на эту сцену, но главную роль в ней, конечно, играл Тони. Он остановился посередине лестницы, принялся улюлюкать, подбадривая лакея, и наконец обернулся к сестрам, дразня Энн. Его улыбка предназначалась сестрам и даже леди Хоноре, а потом он повернулся и увидел Роузи. Улыбка Тони стала нежной — она молила ее дать ответ, и Роузи почти ответила. Почти.

А потом небо закачалось и рухнуло на землю.

 

18.

Гром ударил прямо в уши Тони. Туча пыли, осколки разбитых оконных стекол, крики женщин.

— Роузи! — Тони в два прыжка преодолел расстояние до девушки. Высокая каменная статуя, украшавшая кромку крыши, со страшным грохотом упала на террасу, разбившись на тысячи осколков. Роузи, напуганная не меньше Тони, бросилась к нему.

Она жива! Она стоит на ногах! Это единственное, что мог разглядеть Тони сквозь облако пыли. Закашлявшись, он схватил девушку за плечи.

— Ты ранена? Ранена? — Его руки испуганно ощупывали ее тело, в то время как Роузи делала то же самое.

— Со мной все в порядке. А ты?

— Тоже. Бежим! — Он посмотрел на иссиня-черную тучу, невесть откуда взявшуюся на недавно чистом небе, и перевел изумленный взгляд на прогал, образовавшийся на крыше.

— Слава Богу! — пробормотал Тони, оттаскивая девушку подальше от груды обломков.

— Твои сестры, леди Хонора! — воскликнула мужественная Роузи.

Сестры! Тони споткнулся, стараясь обнаружить их, это уже не представляло никакой трудности: пыль улеглась, как будто ее и не было. Три женщины стояли, прижавшись к перилам, в ужасе закрыв плащами лица. Никто из них не пострадал. Все было в порядке.

— Миледи! — крикнула Роузи и вместе с Тони побежала к сестрам и леди Хоноре.

Энн рыдала. Тони серьезно беспокоило зловещее молчание Джин. Заключив сестер в объятия, он покосился на обломки статуи. В голове промелькнула мысль о леди Хоноре, но, отдав ее на попечение Роузи, можно было не беспокоиться, Тони был в этом Уверен. Из дома высыпали встревоженные слуги, и заботливые руки уже тянулись к его сестрам. Смуглая Энн была совершенно белой. А может быть, это просто белая пыль? Джин скинула плащ, и Тони внимательно посмотрел на сестру. Несмотря на непрерывный кашель и носовой платок, прижатый ко рту, она казалась невредимой. Услышав чей-то испуганный шепот, Тони резко повернулся к двери. Заботливо поддерживаемая побледневшей Роузи, там, покачиваясь, стояла леди Хонора. Из длинного и глубокого пореза на виске струилась кровь, оставляя алую дорожку на щеке и подбородке.

Рядом топтался лакей, держа в руках сплющенную шляпу Энн. Целая толпа горничных суетилась вокруг, и Тони понял, что они просто боятся дотронуться до Хоноры. Осознав, что леди Хонора держится из последних сил, Тони метнулся к ней и едва успел подхватить ее на руки. Вес леди Хоноры оказался весьма внушительным, и, если бы не Роузи, Тони упал бы.

— Ей в голову попал осколок, — сказала Роузи. — В ране могут оказаться камешки. Нужно отнести ее наверх, в постель, и я осмотрю ее.

— Да, но здесь не обойтись без хирурга. Нужно сейчас же послать за ним!

— Не нужно, — торопливо ответила Роузи. — Нельзя отдавать ее в руки этих мясников.

— Но ты…

— За свою бродячую жизнь я набралась достаточно опыта. Клянусь, ни одна женщина в Англии не умеет делать то, что умею я. — Через мгновение Роузи уже приказала горничным принести горячую воду, полотенца, иглы и тонкие бараньи жилы. Тони смотрел на девушку со все возрастающим ужасом. — Мне приходилось зашивать не один десяток ран, которые получали во время драк наши актеры.

— Зашивать? Ты собираешься ее зашивать? — Тони прижал к себе леди Хонору. Все-таки леди Хонора учила Роузи светским манерам, объясняла, зачем нужен носовой платок и каким образом принимать пищу, не вызывая ужаса у окружающих. И вот теперь она собиралась зашивать леди Хонору? Тыкать иголкой ей в лицо? Неужели такова благодарность Роузи своему первому учителю, не жалеющему времени на ее образование?

— Сэр Дэнни преподал мне хорошие уроки, а он — лучший лекарь из всех, кого я встречала. Повторяю, что такую рану можно только зашить, больше здесь ничем не поможешь.

— И все-таки я пошлю за хирургом, — твердо возразил Тони.

— Как угодно. — Роузи придержала дверь в комнату леди Хоноры, и Тони осторожно внес ее внутрь. — Только я постараюсь закончить все еще до того, как она придет в себя.

Уложив Хонору в постель, Тони обернулся, чтобы резко возразить, но Роузи уже отдавала приказания горничным. Без суеты, деловито, она приготовила иглу и ловко вдела в ушко тонкую коричневую жилу. Присев на табурет, склонилась над леди Хонорой и еще раз внимательно осмотрела рану. Зачарованный уверенными движениями Роузи, Тони вееь подался вперед, явно не ожидая от нее такого мастерства.

— Тони, отодвинься! — рассерженно воскликнула Роузи. — Я не могу работать, когда ты пыхтишь над ухом.

— Пусть он лучше уйдет, — еле слышно простонала леди Хонора. Она понемногу приходила в себя и теперь смотрела на Тони. — Уходите, я не хочу, чтобы вы находились здесь.

Ему пришлось подчиниться — даже сейчас леди Хонора выглядела непреклонной, и уж если она пожелала, чтобы он убирался…

Через несколько мгновений Тони был уже в холле рядом с Джин, на перепачканном лице которой застыла тревога.

— Что с Энн? — Встревоженность сестры передалась и Тони.

— С ней все в порядке. — Джин провела по его лицу подолом своей длинной юбки и продемонстрировала брату грязное пятно. Тони меланхолично пожал плечами, но Джин потянула его за руку. — Пойдем в комнату, я умою тебя.

Тони открыл было рот для решительного протеста, но сестра оглянулась на толпящихся вокруг них слуг, готовых прийти на помощь. Поняв, что они будут на стороне Джин, Тони согласно кивнул.

— Как скажете, мадам.

Джин увлекла брата в пустую комнату и, плотно прикрыв двери, прошептала:

— Я не уверена… Нет, Тони, я готова поклясться, что видела на крыше мужчину.

Итак, в поместье — убийца.

Днем, взобравшись наверх, Тони внимательно изучил крышу в поисках доказательств. Камни вокруг злополучного постамента были разбросаны в разные стороны — какому-то маньяку пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он смог опрокинуть статую.

Только на кого? Стрела предназначалась ему или Роузи — это было ясно, но ведь в этом случае мог быть убит любой из находившихся на террасе. Фактически то, что никто не погиб, — настоящее чудо. Слуги, убирая обломки, только и говорили об огромной дыре в мраморном полу террасы. Статуя весила, возможно, целую тонну, и ее осколки валялись повсюду — и в траве, и в кустах, и даже внутри самого дома вперемешку с битым стеклом.

Казалось, все в доме знали, что происшедшее вовсе не несчастный случай. Тони все уши прожужжали о страхе перед Людовиком, о том, что его нужно схватить, и потому он немедленно пустил по следам Людовика своих лучших охотников. Однако каким образом великан Людовик проник в дом и взобрался на крышу так, что никто, ни единый человек, его не заметил? Он в таком случае не мог обойтись без сообщника, и это еще сильнее запутывало дело. Им (или ей?) должен быть один из домочадцев, но кто же из них желал чьей-то смерти? Более того, почему кому-то из домочадцев понадобилось, чтобы убийство совершил именно Людовик? Услышав сплетни на этот счет, Роузи утверждала, что Людовик никогда бы не стал пытаться причинить ей вред, но выглядела она при этом весьма встревоженной. Но, если согласиться с Роузи, картина получалась совсем непонятной — кто убийца и кто намеченная жертва? Или жертвы?

Раздался слабый стук, и Тони оглянулся на дверь. Он уже с трудом выносил взволнованных слуг, приходящих с донесениями, что поиски не принесли результатов. Прежде чем он отозвался на стук, дверь медленно отворилась, и в щель просунулась голова.

— Роузи, — Тони постарался, чтобы голос звучал приветливо, и девушка проскользнула в комнату. Она отмылась от пыли и теперь источала запах цветов и душистого мыла. Скромное белое платье старого незатейливого фасона с лифом вместо жесткого корсажа, еще не совсем высохшие волосы, собранные в пучок на затылке, выгодно подчеркивали смуглость кожи и карий цвет глаз.

Роузи выглядела просто очаровательной.

— Я тебя не побеспокоила? — спросила она.

— Ты единственный человек, которого я хочу сейчас видеть. — Тони подошел к девушке и, поднеся к губам ее руку, поцеловал холодные пальцы, удивившись, что Роузи сразу прижалась к нему. Однако в следующее же мгновение краска стыда залила ее лицо, и Роузи попыталась выдернуть руку.

— Леди Хонора заснула? — поспешно спросил Тони.

— Да, но ее сон слишком беспокоен, — очень серьезно ответила Роузи. — Леди Хоноре больно, поэтому она видит плохие сны. — Ее глаза блуждали по комнате. — Я знаю это по собственному опыту.

Заметив беспокойные взгляды Роузи, Тони тоже огляделся по сторонам, вспомнив непредсказуемую реакцию Роузи, когда она очутилась в этой комнате впервые. Все-таки Роузи была весьма загадочной натурой — стоило ему раскрыть один ее секрет, он тут же находил десяток новых. Однако Тони любил тайны, за исключением тех, которые могли угрожать жизни Роузи. И его желание разгадать их возрастало все сильнее — если ей нравилось хранить тайны, то Тони в десять раз больше нравилось их разгадывать.

— Ты разговаривала с Джин и Энн?

— Они слишком рано ушли отдыхать сегодня вечером, но я знаю, что пока леди Хоноре не станет лучше, они не уедут отсюда. Кроме этого, они считают, что, вряд ли доберутся до Корнуолла при такой мерзкой погоде.

Тони знал это. Он знал все, но не хотел, чтоб, быстро закончив разговор, Роузи ушла, и мучительно искал любую другую тему, но только не связанную с ужасными событиями сегодняшнего дня. Взглянув на свои крепко сцепленные пальцы, Роузи перевела взгляд на Тони и нерешительно спросила:

— Может быть, займемся чтением?

Заняться чтением? Она пришла сюда продолжать учебу?

— Конечно! — Тони посмотрел на стол, но не обнаружил на нем пера. Неужели кто-нибудь из слуг наводил порядок в его кабинете два раза подряд?

— Если ты так сильно занят… — начала Роузи, заметив, что Тони нахмурился.

— Нет, совсем нет. — Для Роузи он всегда свободен. Тони пришла в голову замечательная идея. — Как ты смотришь на то, чтобы почитать настоящую книгу? — Потянув Роузи за руку, он подвел девушку к столу и взял Библию. — В этот унылый и скучный вечер мы сядем у огня и предадимся чтению.

Закусив губу, Роузи взглянула на массивный фолиант.

— Читать книгу?

— Звучит волнующе, не так ли?

С этим нельзя было не согласиться, и руки девушки задрожали, коснувшись кожаного переплета.

— Я помогу тебе, — пообещал Тони, заметив ее нерешительность.

Кивнув, Роузи села на стул. Пододвинув поближе канделябр, Тони уселся рядом, и в комнате воцарилась тишина. Казалось, что золотой обрез книги зачаровал Роузи. Несколько раз ее палец пробежал по одной и той же строчке, дыхание девушки стало прерывистым. Наконец Тони понял в чем дело: Роузи пугала огромная Библия. Несмотря на то, что она знала наизусть немалые куски, читать их ей было страшно. Не исключено, что Роузи боялась, что сделает ошибку и это вызовет насмешки Тони. А может быть, страшилась, что ей не откроется великая тайна письменной речи.

— Я знаю, с каким удовольствием предвкушаешь первый опыт чтения книги. — Честно говоря, на лице Роузи не было и следа удовольствия, но Тони подумал, что его слова должны подбодрить девушку. — Ты же знаешь все буквы и не раз складывала из них отдельные слова. Поистине я еще не встречал таких способных учеников, как ты.

— Ты хочешь сказать, таких старых учеников, — обожгла его взглядом Роузи.

Не обращая на это внимания, Тони продолжил:

— Уверен, что раньше тебя уже начинал кто-то учить грамоте, поскольку ты и без моих подсказок знала почти все буквы.

Роузи оглядела темные углы кабинета, словно ожидая увидеть в них привидения.

— Да кто же это мог быть?

— Может быть, твой отец? — Роузи промолчала, — Фактически я просто тянул время, прежде чем в первый раз дать тебе в руки книгу, опасаясь, что ты решишь, что не нуждаешься во мне больше, и наши чудесные часы учения закончатся.

— В самом деле? — улыбнулась Роузи.

— Честное слово, я получал от них огромное удовольствие. — Тони тоже улыбнулся. — А ты?

Роузи посмотрела на него сквозь полуопущенные Ресницы.

— И я.

Это робкое признание заставило сильнее биться его сердце, и Тони чуть было не прижал ее к себе. Ему хотелось протянуть к ней руки, заключить в крепкие объятия и убедиться, что она действительно рядом с ним, что она дышит, что нежная кожа излучает ласковое тепло, а губы — настоящие врата рая.

— Тони, ты уверен, что хочешь читать сегодня? — Она слегка наклонила голову, словно котенок, не совсем уверенный в ласковом настроении хозяина.

— Э-э… Читать?

— Ты кажешься слишком далеким от всего этого.

Очнувшись от опасного течения своих мыслей, Тони постарался упрятать их в самые дальние уголки сознания.

— Нет, что ты! Напротив!

— Тони? — Ее ресницы снова вздрогнули.

— Мы будем читать, — твердо ответил он и помог ей открыть книгу. — Это «Великая Библия» Кранмера, изданная сразу после того, как наш обожаемый король Генрих объявил себя главой англиканской церкви. Посмотри только, какие прекрасные картинки. Когда я учился читать, эта книга служила мне азбукой — мне подарила ее женщина, которую я звал «мамой». Она всегда говорила, что если я вдруг не смогу разобрать слова, то должен просто посмотреть на картинки и отдохнуть.

— Ты не можешь разбирать слова? — поразилась Роузи.

— Сейчас — могу. — Он удержал ее от перелистывания страницы. — Но когда учился читать, то не мог. Мой домашний наставник часто жаловался, что я трудный ученик. Мне все время хотелось быть вместе с отцом и братом, кататься с ними верхом. Когда я смотрю на твое прилежание, мне становится стыдно.

Роузи все-таки открыла книгу там, где она была открыта сначала. Тони созерцал девушку с таким же вниманием, как она сейчас книгу. Казалось, за все время их знакомства Роузи еще никогда не выглядела такой прекрасной.

— Смотри, — она согнулась над страницей, — вот буква и слово «и».

— Правильно, — одобрил Тони.

— А это — слово «ты», а это — «время». — Роузи замешкалась, выискивая слово полегче, и наконец победно произнесла: — «Край».

Тони вздохнул с притворным отчаянием.

— Ты решила со своими способностями посмеяться надо мной? Неужели ты не можешь читать фразы целиком?

Перевернув несколько страниц, Роуэи нашла место, которое ей понравилось.

— Смотри, это песня. Она нам должна понравиться.

— Песня? — Вытянув шею, Тони попытался понять, где именно остановился взгляд Роузи. — Послушай, почему бы тебе не пересесть так, чтобы мне была видна книга?

Сегодня днем смерть пронеслась совсем рядом, а вечером Тони страстно желал близости этой девушки. Оказавшись чрезвычайно покладистой, она без лишних слов пересела к нему на колени, и Тони сразу ощутил теплоту ее тела и уже не мог думать ни о какой книге — всепоглощающая волна желания охватила его.

Как же он любил ее! Как хотел прижать ее еще ближе, чтобы ощутить всем телом ее ласковую плоть!

— Это называется «Песнь песней…». — Она запнулась и наконец выговорила сложное слово: — «Со-ло-мона».

Тони вздрогнул. Ей попалась на глаза «Песнь песней»? Он всегда получал огромное удовольствие от этой главы и восхищался этим библейским героем. Но позволить читать это Роузи вслух… Нет, это невозможно!

— «Позволь ему поцеловать меня в уста — для тебя эта любовь крепче вина…» — Она остановилась и уставилась в бегущие строчки, потом перевела взгляд на Тони. — Правильно?

— Совершенно верно. Продолжай дальше. — В голосе Тони было явное одобрение.

Роузи перевернула страницу.

— «Он привел меня на…»

— На пиршество, — пришел на помощь Тони.

— «…на пиршество, и в его глазах была…» — Роузи снова запнулась, но совсем не потому, что не могла прочесть.

— Итак, была? Что была?

— «Любовь».

Слово упало в тишину, словно жемчужина в бокал терпкого вина. Очевидно, Роузи ожидала, как отреагирует Тони.

— Ты прочитала все без ошибок… — только и мог вымолвить Райклиф.

— «Подай мне кубок, поднеси сочный плод; я не вынесу страдания любви…» — Повернув голову к Тони — теперь он видел ее точеный профиль, — Роузи посмотрела на него краем глаза. — Наверное, правильно будет «я не вынесу страдания и любви»?

— Я не вынесу, — подтвердил Тони.

Роузи повернулась к нему лицом — глаза ее сверкали, словно угольки в камине.

— Я имела в виду…

Тони улыбнулся.

— Читай дальше.

— «…Твоя любовь пьянит сильнее вина, твой тонкий аромат лучше всех благовоний! О, моя супруга, твои губы словно соты, источающие мед и молоко…»

Роузи остановилась и, когда Тони наклонился, чтобы помочь, снова повернулась лицом так, что их губы находились совсем рядом. Нет, напомнил он себе, до ее губ значительно дальше, чем кажется. Очень далеко. Если он попытается сблизиться, то водоворот желания поглотит его, а он уже убедился, что слишком слаб перед искушением.

— Это напоминает мне тебя…

— Что ты имеешь в виду? — не понял Тони.

— Когда ты говоришь, твой язык тоже источает мед. Порой ты говоришь совершенно удивительные вещи. — Она взглянула в его глаза. — Например, когда объяснял мне, какое значение имеют поцелуи для влюбленных. Что, целуясь, они сливаются воедино.

— Неужели я говорил так?

— Говорил. И у тебя получалось — вот как сейчас. — Расстояние, которое Тони желал представить большим, сократилось в мгновение ока, — он почувствовал, как горячие мягкие губы прижались к его рту.

Это было проявление бесконечного доверия, и Тони решил как зеницу ока хранить это чувство. Ему казалось, что он балансирует на самом краю пропасти. И как только на своих губах Тони ощутил трепещущий язык Роузи, земля закачалась, и он полетел вниз.

Из последних сил, пытаясь замедлить этот головокружительный полет, Тони отдернул голову, но Роузи, крепко сжав его голову, поцеловала снова. Тони готов был поклясться, что Роузи повторяла все движения, которым научилась от него самого, воспроизводя их с величайшей точностью. Поймав ритм движений его языка, Роузи опустила руку и в том же ритме стала гладить его восставшую плоть.

Как, черт побери, ее рука оказалась там?

— Послушай, мы не должны делать это! — Он отдернул голову и во все глаза уставился на нее.

Поняв, что Тони пытается вырваться из ее объятий, Роузи медленно открыла глаза, улыбнулась и сказала с самым невинным видом:

— Я только хотела выразить восхищение твоим сегодняшним героизмом.

— Лучше читай дальше! — Тони боялся, что не выдержит этой сладкой пытки.

Подняв с пола упавшую книгу, Роузи снова открыла ее на середине.

— Где же я остановилась? Совсем не помню. — Она легонько постучала пальцем по нижней губе.

Глядя на это, Тони не мог удержаться от того, чтобы не представить, как трепетно могли бы ласкать его и эти губы, и этот палец… Он научил ее целоваться, и Роузи оказалась способной ученицей. Что ей стоит научиться и ласкам?

— «Твой стан гибок, словно пальма, а груди — как виноградные гроздья…» — Прикрыв глаза, Тони представлял одну из этих нежных гроздей то в своей руке, то около губ. — «… Моя возлюбленная! Как бушует во мне огонь страсти!» — Да, так оно и есть. Стоит Роузи случайно задеть его, как тело напрягалось помимо его воли. Тони не мог представить, что будет, если она прижмется к нему еще сильнее.

— «Мы зайдем в этот виноградник, и я подарю тебе любовь…»

Заниматься с Роузи любовью весной, на природе… Что за волшебная сказка! Теплое солнце греет спину, и он прижимает к земле ее горячее податливое тело, и земля под ними содрогается в экстазе, когда он сажает свое семя.

— Мне нравится это. — Ему тоже. Она прочитала: «Позволь мне видеть твое лицо, позволь мне слышать твой голос — ты прекрасна». Тони, ты тоже прекрасен, и от звуков твоего голоса по спине у меня бегут мурашки.

Сейчас для Тони существовало только одно — чувство близости Роузи, сидящей на его дрожащих коленях.

— Тони?

— Что?

Она отложила книгу и поднялась.

— Я хочу сидеть у тебя на коленях так, чтобы видеть твое лицо. Что ты на это скажешь?

— Ты…

Тони не договорил до конца, потому что Роузи уже села.

— Нет! — Он попытался оттолкнуть девушку и только сейчас понял, что ее белое платье надето на голое тело.

— Мне просто захотелось быть как можно ближе к тебе, — сказала Роузи, кладя голову на его плечо. — Сегодня мне показалось, — голос ее задрожал, — что ты убит. Я представила, каким одиноким будет этот мир, если я никогда больше не смогу прикоснуться к тебе… Вот я и пришла…

Она ласково провела пальцем по волосам Тони. Черт! Если бы не платье, Роузи сидела бы сейчас на его коленях совершенно обнаженная. Какой глупый вечер выдался сегодня, хорошо, что она хоть догадалась надеть чулки… Или нет?

Ему удалось, скосив глаза, разглядеть, что чулки все-таки есть. Красные. Настолько красные, что, казалось, сверкали в неярком свете свечей. Интересно, короткие они или длинные?

Ее руки обвили шею Тони, и она крепко поцеловала его в губы. Он зажмурил глаза, не в силах смотреть в лицо Роузи, зная, что стоит ему бросить один только взгляд в ее горящие глаза, и он уже никогда не позволит ей уйти.

— Тони, ты словно окаменел, — вполголоса пропела девушка. — Давай я помассирую тебя немного.

Роузи встала с его коленей, и Тони почувствовал некоторое облегчение, но ненадолго: она приподняла мешавшую ей юбку… Красные чулки доходили до самого конца стройных ног. Встав перед ним на колени, Роузи протянула руки, и он, не выдержав, с силой оттолкнул девушку. Роузи упала на пол и заплакала.

— Послушай, ты понимаешь, как опасно соблазнять мужчину? Если ты будешь продолжать в том же духе, то, клянусь, я завяжу юбку у тебя на голове и…

Его угрожающий палец находился совсем рядом, и Роузи не стоило труда схватить его. Не обращая внимания на слабые попытки Тони вырвать его, она поднесла этот палец к губам и нежно поцеловала.

Тони показалось, что его дыхание и сердце остановились одновременно. Забыв о том, что находится в своем кабинете, он лихорадочно пошарил глазами в поисках постели и рассмеялся над самим собой. В кабинете не было кровати, зато стоял стол — широкий и просторный, заваленный кипой бумаг. Не раздумывая ни секунды, он посадил Роузи на свободный угол. Почему она была такой настойчивой? Тони не находил ответа, но не мог уже сопротивляться ей. Да и какой бы мужчина мог?

Роузи тихо рассмеялась, когда он поднял ей юбки, и этот смех привел Тони в ярость. Она пытается играть им? Быстро же она научилась всем тонкостям обольщения. Эти мысли ненадолго вывели Тони из состояния, близкого к безумству. Рухнув на колени, он прижался трепещущими губами к ее обнаженной горячей плоти.

— Что… что ты делаешь, Тони? — Откинувшись на спину, Роузи попыталась отодвинуться от него, опираясь на локти. Но Тони уже слышал, как начало учащаться ее дыхание. Потом оно превратилось в неистовые протесты, затем в слабеющие крики и наконец в чувственные стоны. Тони безумно нравилось это, особенно когда Роузи начинала бороться — но не с ним, а с собой, с охватившей ее страстью. Тело девушки выгнулось дугой, и, задрожав, она крепко прижалась к дрожащему Тони. Вцепившись руками в край стола, он входил в нее все глубже и глубже.

— Роузи, — наконец позвал он и, когда она открыла затуманенные желанием глаза, прошептал, задыхаясь: — Еще…

 

19.

— Сэр Энтони! — Дверь задрожала от громкого стука, и Роузи тяжело вздохнула.

В комнате было довольно холодно, но ковер, на котором она лежала, был мягок, а обнимающие руки Тони создавали ни с чем не сравнимый уют.

— Сэр Энтони!

Тони пошевелился и еще крепче обнял Роузи.

— Проклятье! — пробормотал он. — Рассвет едва забрезжил, а нас уже не могут оставить в покое.

Отблески затухающего огня придавали его волосам красноватый оттенок, тело казалось светло-золотистым, а глаза сияли радостью и удовлетворением. Вечером, когда Роузи пришла к нему, Тони был так серьезен, что она едва узнала его. Теперь это опять был Тони Райклиф.

Ее Тони.

Всего лишь несколько недель назад ему удалось обольстить Роузи, и, черт побери, вчера вечером она без труда сделала то же самое. Ему казалось, что рушатся устои привычного мира. Наслаждение, получаемое ими обоими, не знало пределов, на столе, на полу, на стуле. Они теряли разум! Когда Тони и Роузи находились вместе, все невзгоды исчезали, уступая место восторгу обладания друг другом.

— Сэр Энтони, умоляю, отзовитесь! — настойчивый голос Хэла шипел прямо в замочную скважину. — Вам послание от королевы.

— Сейчас, — недовольно пробормотал Тони себе под нос и громко добавил: — Займись курьером, а я сейчас выйду.

Воцарилась недолгая тишина, а затем послышались удаляющиеся шаги Хэла.

— Королева Елизавета, должно быть, хочет вмешаться в наши дела.

— Она такая ревнивица?

— Только из добрых побуждений.

Роузи лизнула палец и, проведя им по нижней губе Тони, процитировала:

— «Мой возлюбленный белокож и румян; его голова словно отлита из золота, а локоны черны, как вороново крыло…» — По ее губам пробежала улыбка.

— Мне остается только восхищаться твоей памятью! Ты же повторила слово в слово. — В голосе Тони слышались нотки зависти и даже обиды.

— Я читала это впервые, но «Песнь песней» Соломона — одно из самых любимых мест Библии сэра Дэнни. Ухаживая за женщинами, он обязательно читал им наизусть именно это.

— Тогда мне придется наказать тебя за обман!

— Каким образом? — заинтересованно спросила Роузи, обнимая Тони.

— Я сейчас встану и оденусь.

За словом последовало дело, и Роузи вздохнула с явным разочарованием. Сев рядом, она обвила руками его голые колени.

— «Его щеки пахнут пряным ароматом и цветами, его губы — словно лилии, источающие душистый запах мирры».

— Роузи! Прекрати мне льстить! — Тони увидел под столом жилетку с камзолом и попытался дотянуться до них, однако Роузи продолжала сжимать его ноги.

— «Его руки — как золотой обруч, сверкающий бериллами, его живот подобен слоновой кости, украшенной сапфирами».

Тони скосил глаза на свой плоский живот.

— Здесь нет никаких сапфиров…

— А ты посмотри немного ниже. О, это такой сапфир!

— Одевайся, женщина! — Терпение Тони лопнуло, и он бросил в Роузи сорочкой. — И хватит вводить меня в искушение!

Она сняла сорочку с лица и продолжила:

— «Его ноги — мраморные колонны, его лицо выточено из ливанского кедра». — Роузи медленно облачилась в сорочку.

Тони ощущал, как им снова овладевает желание, но изо всех сил старался не поддаваться ему. Хотя он и пытался выглядеть веселым и беззаботным, Роузи прекрасно понимала, какие чувства владеют сейчас им. К Тони прибыл курьер от самой королевы, а за нее он был готов отдать последнюю каплю крови — в этом Роузи не сомневалась.

Был ли он предан королеве сильнее, чем ей? Роузи не знала, да и не хотела знать. Было ли ее чувство к Райклифу сильнее, чем к сэру Дэнни? Она не знала и этого, да и не могла найти ответ.

Когда Тони взял с бронзовой каминной решетки свою рубашку, Роузи увидела, что на одном из рукавов зияет огромная прожженная дыра: слишком близко к огню она находилась. Роузи попыталась сдержать свое веселье по этому поводу, но, когда Тони свирепо сверкнул глазами, она не выдержала и издала сдавленный смешок. Роузи прикрыла рот, но уже было поздно: выведенный из себя, Тони отбросил погибшую рубашку в сторону и принялся натягивать жилетку и камзол. Поискав штаны, обнаружил их под ковром. Сжимая в кулаках чулки, он снова оглянулся по сторонам.

— Ищешь это? — Роузи помахала подвязками.

— Дай мне их сейчас же!

— Обязательно! — улыбнулась Роузи. — Подойди и возьми.

Глаза Тони сузились. С ловкостью заправского дуэлянта он метнулся к девушке, пытаясь отобрать подвязки, но она проворно спрятала их за спину!

— Искусительница! — пробормотал Тони. Он прижал к себе Роузи и, улыбнувшись, поцеловал ее в губы так, что разум ее затуманился. Когда он оторвался от нее, Роузи открыла глаза.

— По-моему, ты выглядишь несколько помятым, — заметила Роузи.

— Для королевского курьера вполне приемлемо.

Окончательно одевшись, он подошел вплотную к девушке и приподнял ее подбородок. Роузи закрыла глаза и приоткрыла рот для поцелуя, но Тони только усмехнулся и произнес:

— Для сегодняшнего утра достаточно, или Ее Величеству придется ждать.

По лицу Роузи пробежала недовольная гримаса.

— Вот и пусть ждет.

Тони отрицательно покачал головой.

— Помню, приказывая мне убираться от двора, королева была в ярости, и если она прислала ко мне курьера, это может означать только одно: Ее Величеству понадобился кто-то, кому она может доверять, причем понадобился весьма срочно. Этот человек — я, Роузи, и я немедленно отправляюсь к Ее Величеству.

— Ты сделаешь то, что должен, и я с радостью отпускаю тебя. Королева, я думаю, умеет ценить преданность, но… Но только не забудь вернуться обратно.

— Как я могу забыть об этом? — Тони ласково погладил по ее волосам и щеке. — Мы были счастливы, Роузи, и на этот раз ты наверняка носишь моего ребенка. Я беру на себя полную ответственность за все, что произошло в моей спальне. Не могу не признать, что, однажды увидев тебя, я поклялся, что обольщу… А этой ночью ты сама обольстила меня.

— Ты не сильно сопротивлялся, — важно ответила Роузи.

— Кто? Я? Черт побери, найдется ли мужчина, который устоял бы перед твоими чарами? — Тони запнулся, увидев, как в ее глазах мелькнул озорной огонек. — Когда мы поженимся, обещаю, что я всегда буду уступать тебе в этом. — Роузи промолчала, и Тони взволнованно сказал: — Мы должны пожениться до того, как я уеду. Ты согласна?

Роузи подумала о своей детской мечте — заставить публику смеяться и плакать одновременно; она подумала о своей новой мечте — владеть Одиси; она подумала о том, о чем даже не осмеливалась мечтать — о собственной семье, о продлении рода, о любимом человеке, с которым она будет жить до самой старости. С Тони эта мечта может превратиться в реальность. Неужели она действительно носит его ребенка? Она надеялась на это, она молилась об этом. И она выйдет за него, несмотря ни на что.

Должно быть, Тони прочитал ответ на лице Роузи, потому что схватил на руки и закружил.

— Тогда я посылаю за отцом Сильваном. И после ужина мы станем мужем и женой, а утром я уеду. — Поставив Роузи, Тони поцеловал ей руки. — Ты делаешь мне слишком много чести. И, ради Бога, женщина, причешись! Ты похожа на распутницу.

Причешись? Роузи провела рукой по своим растрепанным волосами. Она стояла перед Тони в одной полупрозрачной сорочке, а он думает о ее волосах?!

Подойдя к двери, Тони оглянулся и послал Роузи воздушный поцелуй.

— Подожди! — крикнула она, вспомнив о других своих заботах.

— Да? — Тони остановился. Он выглядел как преступник, ожидающий вынесения приговора.

— Когда поедешь в Лондон, возьмешь меня с собой?

— Если там будет опасно — нет, а я подозреваю, что опасно.

— А здесь не опасно? Здесь, где из темноты вылетают стрелы, а с неба падают камни?

— Именно поэтому я и попросил сестер взять тебя с собой, когда они уедут.

— Ты хочешь, чтобы я уехала из Одиси в незнакомое место? Туда, где сэр Дэнни никогда не сможет меня разыскать?

Странное выражение мелькнуло на лице Райклифа, он выглядел почти больным. Она не очень-то тактична, поняла Роузи, но уехать из Одиси, уехать без Тони! Она слишком привязалась к этим местам. Но больше всего Роуэи удерживала мысль о сэре Дэнни.

— Но я же совсем их не знаю, — нашла она наконец веский довод.

— Вот и познакомишься с Джин и Энн поближе. Кстати, думаю, что леди Хонора тоже поедет с вами. Заодно ты встретишься с моим братом, с его семьей, с моим отцом, в конце концов.

Роузи понимала, что Тони прав, она все равно не хотела покидать поместье, не хотела знакомиться с чужими людьми и снова стать одинокой.

— Это совсем не так трудно, как тебе кажется.

— Ты должен пообещать мне одну вещь.

Тони расслабился.

— Все что угодно!

— Хорошо. Пообещай, что найдешь сэра Дэнни и позаботишься о его безопасности.

И снова что-то изменилось в Тони — он казался напряженным, собранным, решительным.

— Я уже решил так и сделать.

У Роузи мелькнула мысль, что Тони хотелось сказать что-то еще.

— За короткое время нашего знакомства я поняла, как сэр Дэнни стал тебе близок. Ты обладаешь сердцем льва, и, если сэру Дэнни будет угрожать опасность, я уверена, ты придешь ему на помощь.

— Клянусь, так оно и будет. Я сделаю все, что в моих силах. — Он поцеловал Роузи. — Итак, леди Розалин, вы оказываете мне честь, благосклонно принимая мое предложение. Клянусь, что сделаю все от меня зависящее, чтобы быть достойным вас, чтобы наш союз оказался счастливым. Вы верите мне?

Роузи нравилось, как дрожат руки Тони, словно он желал обнять ее снова. В его глазах отражалась тревога, словно от того, что он услышит в ответ, зависела вся его жизнь. Как ей хотелось уверить Тони в своей любви! Но как выразить любовь? Сэр Дэнни никогда не говорил Роузи, что любит ее, хотя она была уверена, что любит. Персонажи дядюшки Уилла объяснялись в любви достаточно страстно, но увы, их речи были слишком банальны, а Роузи хотелось сказать что-нибудь оригинальное. Пока она подбирала слова, Тони выскользнул из комнаты.

Роузи смотрела на дверь, пока не уверилась, что он не вернется. И только сейчас ей пришли на ум старые слова, которые уже много раз повторяли до нее: «Его рот, словно сахар, и мой возлюбленный прекрасен. О женщины Иерусалима, это он — мой муж!»

Итак, выйти замуж… Выйти замуж за Тони. У большинства женщин эта мысль должна была бы вызвать восторг, но что, собственно говоря, она, бывшая бродячая актриса, знает о замужестве? Она не была в восторге, она пребывала в тревоге.

Роузи тихо рассмеялась. К кому, собственно, она пытается придраться? К себе же. Нет, она действительно в восторге. Напевая что-то себе под нос, Роузи принялась одеваться. Платье было здесь, рядом, а вот где чулки и туфли? Честно говоря, туфли заботили ее гораздо меньше, чем шелковые красные чулки, найденные в старом сундуке. Даже без чьей-либо подсказки, она прекрасно понимала, что эти чулки должны приводить в трепет мужчин своей вызывающей безнравственностью. Возможно, леди Сэдлер использовала именно их, чтобы соблазнить своего мужа. Возможно, они занимались любовью в этом самом кабинете. Роузи оглянулась по сторонам и вздрогнула. Может быть, именно этим чулкам она обязана своим появлением на свет.

Шелковые чулки. Где же они? Несомненно, затерялись где-то под бумагами, раскиданными на полу. Вздохнув, Роузи подняла пачку документов и положила ее на стол. Потом еще одну, еще… Бумаг оказалось так много, что она вспотела. Во время этой работы Роузи развлекалась тем, что вычитывала по несколько слов из писем, наконец решила читать целыми предложениями и в конце концов постаралась прочитать одно письмо целиком.

Настойчивость корреспондента в первую очередь привлекла внимание девушки. Здесь, в Одиси, Тони казался праздным джентльменом, не интересующимся ничем, кроме хозяйства и досуга. Но он все-таки был капитаном королевской гвардии, и некий гвардеец по прозвищу Нос-с-Бородавкой постоянно извещал своего командира о любой опасности, угрожающей королевству и Ее Величеству. Эти письма содержали множество имен, наводивших ужас на обитателей лондонских улиц. Чаще всего в них упоминались Эссекс и Саутгемптон. Похоже, Тони пристально наблюдал за этими графами еще до того, как Роузи и сэр Дэнни приехали в Одиси, а после того, как труппа появилась в поместье и сэр Дэнни рассказал Тони о том, что слышал, усилия капитана королевской гвардии удвоились. Роузи жадно читала письма, где фигурировали Эссекс и Саутгемптон, с трудом разбирая наиболее сложные слова. Однако любопытство помогло ей читать правильно и быстро.

Итак, после того, как они покинули Лондон, ситуация в городе изменилась. Дом графа Эссекса словно магнит притягивал к себе всех недовольных подданных Ее Величества. Сам Эссекс, поощряемый Саутгемптоном, пылал к королеве такой ненавистью, что порой казалось, его рассудок помутился. Роузи жадно читала эти письма, пытаясь найти в них одно имя — имя сэра Дэнни. И наконец нашла. Сэр Дэнни… Ньюгейтская тюрьма… Смертный приговор за измену Ее Величеству…

Нет, должно быть, она что-то неправильно прочитала, сэр Дэнни не может быть заключен в тюрьму и приговорен к смерти. Если бы произошло что-нибудь ужасное, Тони непременно сообщил ей. Он не стал бы скрывать от нее!

Или?..

Роузи подошла к окну и медленно перечитала донесение. Прочитав, закрыла глаза. Все правильно. Сэр Дэнни добрался до Уайтхолла, предъявил рекомендательное письмо Тони, потребовал аудиенции у королевы и был схвачен людьми Эссекса. Графу, ловкому и коварному политику, не составило труда обвинить сэра Дэнни в измене и приговорить к смерти. Это было эффективным — и единственным — способом заставить замолчать сэра Дэнни.

Всхлипнув, Роузи опустилась на колени и яростно скомкала письмо, как скомкала бы негодяев, схвативших сэра Дэнни. Его ожидает смерть! И никто не сможет спасти его — палачи ньюгеитских застенков славились своим умением вырвать признание в чем угодно. Закрыв глаза, Роузи уронила письмо и прижала руки к груди. Сэр Дэнни был известен тем, что ужасно боялся боли. Он признается во всем, что ему будет сказано, и окажется на виселице — если повезет.

Роузи уже доводилось видеть головы государственных преступников, выставленные на всеобщее обозрение на Лондонском мосту. Но представить ее любимого Дэнни, ее дорогого сэра Дэнни… Роузи снова всхлипнула.

Словно ребенок, инстинктивно ищущий защиту на материнской груди, Роузи очень медленно подошла к столу…

Тусклый свет, тепло, уют. Спрятавшись, она прислушалась. Где же низкий и ласковый голос? Почему он не зовет ее больше? Горячие слезы обжигают щеки. Неужели она потеряла его?

— Папочка, — прошептала она, — прошу тебя, вернись.

Нет, он не вернулся. Она не могла слышать даже эхо родного голоса.

Это она виновата в том, что он ушел. Она взяла у него что-то. Что-то такое, что ему было очень нужно. Но что?

Закрыв глаза, она попыталась вспомнить. Детская рука тянется к ярко сверкающему кольцу. К кольцу из чистого золота, украшенному красным камнем и печатью — фамильным вензе-лем с двумя переплетающимися S. Пухлые дет-ские руки пытаются примерить его, но кольцо слишком велико и не хочет держаться на пальце. Оно падает и катится по полу. Она ловит маленький сверкающий обруч и крепко сжимает в кулачке.

Ее укромное место здесь, в темноте под столом. Именно тут она держит свои несметные детские богатства. Она знала, что отец никогда не стал бы прятать это кольцо — ему было бы достаточно запретить ей прикасаться к печати. Наверное, узнав, что кольцо находится в целости и сохранности, он был бы счастлив.

Роузи мгновенно открыла глаза. Ее тайник! Рука, теперь уже взрослая и вполне реальная, сама потянулась к нужному месту, к узкой щели между одной из тумб и столешницей. Из пустого пространства полетела пыль, и Роузи стала искать, еще не зная, что ищет, и не уверенная, что это там.

Но это там было. Кончики пальцев коснулись чего-то круглого и холодного. Она осторожно вынула его и поднесла к глазам. Золотое кольцо-печатка с двумя S и сверкающий алый рубин.

Итак, она на самом деле леди Розалин Беллот, дочь графа Сэдлера. Она — наследница поместья Одиси.

Неужели она сомневалась в этом раньше? Сжав кольцо в кулаке, Роузи поднесла его к груди. Да, она вспомнила этот дом, эти земли, этих слуг. Она вспомнила Хэла и его предательство. Она вспомнила все.

Но разве она сомневалась в том, что лорд Сэдлер ее отец? Что именно он тот человек, голос которого она слышала в своих снах? Маленькая Розалин взяла это кольцо, потому что оно принадлежало ему, она обожала все, что было связано с ним. Потом он умер, и малышка винила в его смерти себя. Как и кольцо, воспоминания о его смерти и ее вине были запрятаны в самые дальние уголки ее подсознания.

Волей судеб в жизнь маленькой Розалин вошел другой человек. Он отличался от ее отца своим благосостоянием и положением, но так походил своей способностью любить, что она перенесла свою привязанность на него, сэра Дэнни.

Она не может не спасти того, кого столько лет называла отцом!

Во всем виноват Тони. Это его вина! Почему он не бросился в Лондон сразу, как только узнал о случившемся? Может быть, именно сейчас ньюгейтские палачи пытают сэра Дэнни, а она сидит в Одиси? Почему Тони ничего не сказал ей? Почему?..

Роузи горько рассмеялась. Она знает, почему Тони ничего не сказал ей. Потому что она обязательно бросилась бы на помощь сэра Дэнни. Теперь она не девочка, странствующая с бродячей труппой, теперь она женщина, нет, хуже — знатная женщина, которая должна отличаться добродетелью и заниматься вышиванием гобеленов между очередными родами…

Почему Тони молчал? Конечно, чтобы уберечь ее от опасности.

Подняв с пола письмо, Роузи аккуратно разгладила его и снова перечитала. Письмо было датировано вчерашним днем. Тони получал почту из Лондона каждое утро и, следовательно, не мог его не прочесть. Этим, очевидно, объяснялась и серьезная мина на его лице, когда он поклялся отыскать сэра Дэнни и обеспечить его безопасность, а также его желание отослать ее как можно дальше от Лондона.

Но ничто не могло оправдать его ложь. Ничто не могло оправдать ее привязанность к этому человеку. Нет, Роузи знала только одно: она не сможет начать новую жизнь и найти в своем сердце место Тони Райклифу, если во второй раз в жизни потеряет отца. Шнурок, подвязывающий волосы, мгновенно перекочевал на шею — кольцо отца висело на нем, словно талисман. Тихо открыв дверь, Роузи вышла из комнаты и направилась на поиски сундука Сэдлера, в котором была спрятана ее мужская одежда.

Бог свидетель — ее слишком долго опекали.

* * *

— Сэр Энтони! Пришел преподобный отец Сильван!

Тони оторвался от созерцания накрытого к обеду стола и приветствовал приходского священника.

— Ах, святой отец, как хорошо, что вы пришли так быстро!

— Служить вам, сэр Энтони, — мой долг и Удовольствие одновременно. — Сняв шляпу, коротышка-священник, не поворачивая головы, вручил ее Хэлу. — Хотя признаюсь, я несколько удивлен вашей просьбой сочетать вас браком с леди Розалин Беллот уже сегодня вечером.

— Настоятельной просьбой, — поправил Тони, глядя, как Хэл дрожащими руками нервно мнет шляпу отца Сильвана. — Но не неожиданной.

Отец Сильван сложил руки на своем округлом брюшке и задрал нос. Как младший сын обнищавшего дворянина, он явно считал ниже своего достоинства служить в приходе незаконнорожденного сына графа.

— Я не говорю о необдуманности вашего решения, — начал он, — однако, как приходский священнослужитель, обязан поговорить с вами, перед тем как совершу обряд венчания. Такая непристойная поспешность не приличествует хозяину Одиси.

Мнение отца Сильвана беспокоило Тони не больше, чем это требовали правила приличия, но, похоже, оно сильно беспокоило Хэла. Внезапно он смял шляпу святого отца в тугой ком, уронил на стол в самую середину блюда с золотистой от жира жареной бараниной. Плечи Хэла поникли, а на лице застыло выражение глубокой скорби. Он постоянно оглядывался назад, словно его кто-то преследовал. Тони удивленно уставился на Хэла — что это, черт побери, на него напало?

Отец Сильван, не замечая ничего, продолжал нудно бубнить о своем:

— Мне придется, сэр Энтони, посвятить одну из моих воскресных проповедей дьявольской сущности скороспелых браков и плачевным их результатам.

Хэл, всхлипнув, съежился под взглядом Тони.

— Леди Розалин — дочь Эдуарда Беллота, графа Сэдлера — потомка знатного рода, славившегося своей непогрешимостью. Когда Ее Величество узнает о существовании леди Розалин, она может пожелать найти ей другого мужа.

Похоже, Хэл едва стоял на ногах. Вытянув руку, Тони метнулся к управляющему.

Ободренный отсутствием возражений со стороны Тони, отец Сильван помялся и добавил более жестким тоном:

— Несмотря на некоторую деликатность обсуждаемой темы, я думаю, что должен говорить открыто. Вы являетесь незаконнорожденным, и всемогущий Господь Бог…

— Что? — Тони резко повернулся и свирепо посмотрел на священника.

— Я сказал, — нахмурившись, отец Сильван развернул плечи от осознания собственной значимости, — что вы незаконнорожденный, а раз леди Розалин ведет свой род от самого Вильгельма Завоевателя, то негоже…

— Святой отец! Заканчивайте свое нравоучение!

Сильван быстро опустил указательный палец, которым он размахивал у себя под носом. Тони стоял, побелев от гнева, одной рукой он сжимал рукоять шпаги, в другой сверкал кинжал, и святой отец не сомневался, что Райклиф готов, не моргнув глазом, пустить их в ход.

— Я не имел в виду ничего дурного, сэр Энтони, — проблеял Сильван.

— Если бы ты не был мне нужен, добрый человек, чтобы совершить обряд венчания, причем немедленно, ты не дожил бы до завтрашнего рассвета.

Он начал надвигаться на Сильвана, готовый вы-полнить свою угрозу. Святой отец трусливо попятился.

— Сэр Энтони, я только стараюсь выполнить свой долг: бороться с дьявольскими наущениями — моя святая обязанность. Я не хочу, — добавил он, ставя стул между собой и Тони, — чтобы вы были удивлены, когда услышите от других то, что услышали от меня. — Священник отошел за угол накрытого стола. — Печально, но это правда! Этот союз будет выглядеть так, словно вы заставляете леди Розалин выйти за вас замуж! Вы держите ее, как пленницу!

Тони прекратил наступление на смешного коротышку. Все сказанное им — правда. Злые языки действительно начнут говорить, что он заставил Ро-узи стать его женой. Это — правда. Ведь именно узнав о наследных правах девушки, он решил жениться на ней, и женился бы, будь она даже столетней старухой. Это тоже правда. Представляясь ко двору, Роузи может встретить там молодого человека, которого полюбит всем сердцем. Но она никогда не найдет никого, кто смог бы любить ее крепче, чем он.

Сегодня вечером миссис Чайлд не останется без дела. На этом обеденном столе будут стоять все любимые блюда Роузи: дичь и оленина под соусом, ароматный пшеничный хлеб и соленья… Вершиной кулинарного искусства миссис Чайлд были разноцветные пудинги, украшенные цветами и травами и изображавшие поместье Одиси с высоты птичьего полета.

Этот свадебный ужин должен запомниться навсегда.

Но не только их свадьба станет украшением грядущей счастливой жизни. Он сделает так, что каждый день, каждая ночь, проведенные вместе, словно сокровище, будут храниться в их памяти, и Роузи никогда не пожалеет о том, что вышла за него замуж.

Если бы только королева не вызвала его именно в тот момент, когда ему нужно спасать сэра Дэнни! Содержание письма Ее Величества было весьма смутным — всемилостивейшее прощение за проявленное раньше высокомерие, приглашение на рождественские праздники в Уайтхолл и небрежное упоминание о продолжении выполнения обязанностей капитана королевской гвардии. Похоже, судьба решила отблагодарить Тони за долготерпение, но, что самое важное, сквозь показное радушие Елизаветы явно просвечивали напряжение и тревога. Что-то очень беспокоило королеву, что-то серьезное, заставившее ее мигом простить Тони за его пренебрежительное отношение к Эссексу. Несмотря на ее преклонный возраст, Тони уважал и преклонялся перед Елизаветой за ее необыкновенно прозорливый ум. Если она почуяла опасность и начала подозревать Эссекса в заговоре, значит, у нее были на то весьма веские причины, и Тони следовало бросить все и мчаться в Лондон.

Без Роузи. Без своей нареченной.

Желая видеть, желая как можно скорее жениться на ней, Тони крикнул:

— Хэл! — Ответа не последовало, и Тони понял, что управляющий улизнул. — Хэл! — снова крикнул он, высовываясь на галерею.

Его взгляду предстала странная сцена. Хэл и слуги стояли, словно каменные статуи. Джин и Энн неподвижно сидели перед камином. Никто даже не шевельнулся, никто не посмотрел в его сторону. По спине Тони пробежал холодок нехорошего предчувствия.

— Что это значит? — спросил он.

Ответа не последовало. Тони приблизился к сестрам.

— Энн? Джин? Что случилось?

Энн демонстративно отвернулась, Джин взглянула на Тони и тут же снова опустила глаза.

— Роузи? — Тони оглядел галерею в надежде, что и она находится где-нибудь здесь.

— Она ушла. — Голос Джин был больше похож на воронье карканье, чем на человеческую речь.

— Ушла? Куда ушла?

— Просто ушла, — покачала головой Джин.

Тони подумал, что она шутит.

— Она не может никуда уйти…

— Вместе со своей дорожной сумкой.

— Не может быть! — через мгновение Тони сломя голову уже мчался по лестнице.

— Роузи? — Тони ворвался в ее комнату, словно вихрь.

Поперек кровати лежали ее платья, в центре спальни стоял открытый сундук. Упав на колени, Тони принялся копаться в ворохе одежды, пытаясь разыскать в нем мужское платье, понимая, что может означать его отсутствие, отказываясь поверить, что это правда.

В памяти ожили события прошедшей ночи и последовавшего за ней утра, сияющие от счастья глаза Роузи и ее безмолвное обещание стать его женой.

Нет, она не могла уйти!

Леди Хонора, разбитая и с синяком в пол-лица, вышла из своей комнаты нетвердой походкой и подошла к распахнутой двери спальни.

— Она ушла, — сказала леди Хонора, бросив проницательный взгляд внутрь — несмотря на то, что один ее глаз заплыл, второй, казалось, приобрел еще больше остроты.

— Ее похитили! — решительно объявил Тони. Он прекрасно понимал, насколько это абсурдно, но разум отказывался воспринимать случившееся: она соблазнила его, спала с ним, с радостью приняла в себя его семя — и сбежала от него.

— Никто ее не похищал. — Леди Хонора выговаривала слова осторожно, потому что лицо ее настолько опухло, что губы шевелились с трудом. — Она всего лишь комедиантка, такая же, как сэр Дэнни. Он обещал подать мне от себя весточку, и я поверила ему, как последняя дура. Роузи обошлась с вами точно так же, как сэр Дэнни обошелся со мной.

— Сэр Дэнни? — Тони вскочил на ноги, поскольку в голове его блеснула ужасная догадка. —. Сэр Дэнни!

Он бросился к дверям, стараясь не сбить леди Хонору, но та схватила его за руку.

— Вы что-то хотели сказать про сэра Дэнни?

Тони вырвался из ослабевших рук леди Хоноры и бросился к столу. Хонора медленно побрела следом. Взглянув на бумаги, теперь уже аккуратно сложенные, Тони сразу же понял, что письма внимательно изучались и, возможно, Роузи пришла в ужас, прочитав последние известия из Лондона. Тони лихорадочно стал искать роковое письмо, но его нигде не было.

— Вы что-то ищете? — Леди Хонора наконец ступила в его кабинет, но ее слабость нисколько не повлияла на ее чувство собственного достоинства.

— Письмо.

— С известиями о сэре Дэнни?

Тони не ответил, и леди Хонора расценила это как согласие.

— Что он натворил? Он умер?

— Жив. Пока.

— Он в опасности? — На лице леди Хоноры отразилось страдание. — Боже мой, я должна ехать к нему!

Зашитая рана и синяки резко выделялись на ее бледном лице, и Тони воскликнул:

— Да почему же, в конце концов, никто не верит, что я сам справлюсь с этим? — закричал Тони. — Я позабочусь о нем, поверьте! — Подойдя к леди Хоноре, он пожал ей руки. — Просто верьте мне. — И более мягко Тони добавил: — В вашем состоянии вы не можете ехать в Лондон. Вы едва стоите. Обещаю, я умолю королеву, подкуплю в конце концов тюремщиков.

— Он в Тауэре?

— В Ньюгейте вместе с обыкновенными преступниками. — Тони тяжело вздохнул. — Вы должны понять, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы освободить сэра Дэнни.

Леди Хонора с надеждой посмотрела в его лицо.

— Да, я знаю. — Она присела на стул. — Это не то, что вы ищете?

Леди Хонора указала на смятую бумажку, валяющуюся на подоконнике, и Тони метнулся к окну. Разгладив дрожащими руками письмо, он понял, что оправдалось худшее его подозрение. Это действительно было донесение о том, что сэр Дэнни схвачен, и некоторые строки расплылись от слез.

Роузи ушла — теперь он был уверен в этом. Отправилась в Лондон выручать сэра Дэнни, ушла, уверенная, что Тони предал ее, держа в неведении. Она никогда не простит его за то, что он пытался оградить ее от опасности.

— Роузи! — Этот крик боли вырвался за пределы комнаты и, казалось, вознесся к самым небесам. Если бы только эхо смогло донести его, Роузи услышала бы его на темной дороге, ведущей из поместья Одиси.

* * *

В камзоле, подбитом войлоком, с перстнем-печаткой отца, висящем на шее, дрожа от холода и страха перед надвигающейся ночью, она брела по дороге, понимая, что теперь вспомнила все. Кабинет и дом, некоторых слуг и Хэла… Хэл… Теперь Роузи стали понятны беззаветная преданность старика этому поместью и его трепет при виде ее. Что делать? Поведать всему свету о злодействе бывшего конюха? Роузи, устыдившись своих мыслей, крепче прижала к груди отцовский перстень. Как сможет она уничтожить этого заложника Чистилища, когда она так ясно видела в его глазах чувство безмерной вины и раскаяние?

Предавшись своим мыслям, Роузи споткнулась о корни дерева, невидимые в наступающем мраке, и в голове мелькнула мысль, что еще не поздно вернуться. Нет! Чувство реальной вины в похищении перстня и вины мнимой в смерти отца, тайный побег из Одиси — все это заставляло ее идти дальше. Роузи отлично понимала, что ввергла Тони в пучину ярости и отчаяния. Безусловно, она ценила себя, но ценила и его. Она знала, что Тони полюбил ее не только за ее поместье, но ведь такой мужчина, как Тони, всегда сможет найти себе другую женщину. Стоит ему поманить пальцем, и женщины тут же слетятся к нему, как мухи на мед.

Но Роузи подозревала, что больше всего на свете Тони хотел ребенка. Ребенка, которого она, возможно, носит под сердцем и которого отдаляет от Тони с каждым своим шагом.

Как он поведет себя, когда поймет, что она ушла? Отправится на поиски? Откликнется на призыв королевы и уедет в Уайтхолл? Роузи полагала, что Тони может понять ход ее мыслей точно так же, как она понимала ход его собственных размышлений. Судя по всему, он отправится в Лондон и займется ее розысками, одновременно выполняя свои обязанности по отношению к королеве. И это будет катастрофой: преданный слуга должен служить только одному господину, и Тони надлежит целиком сосредоточиться на делах Ее Величества. Не он ли пользовался репутацией лучшей шпаги Англии?

Гулкий топот копыт, послышавшийся сзади, послужил ей ответом. Это был Тони. Роузи знала, что это именно он, и метнулась в придорожные кусты. Через мгновение она почувствовала, как задрожала под ней земля. Судорожно вцепившись в жесткую сухую траву, Роузи затрепетала от страха, поняв, что конь и всадник остановились в нескольких футах от нее. Осторожно приподняв голову, Роузи увидела отчетливый силуэт Тони, вырисовывающийся на фоне залитого луной горизонта.

— Роузи! — крикнул он. — Прости меня, Роузи! Только не уходи от меня! Вернись! Клянусь, я возьму тебя в Лондон! Клянусь! — Тони пришпорил коня. — Роузи! — позвал он снова.

Вытерев со лба холодную грязь, Роузи принялась убеждать себя, что поступила правильно. Она Нужна сэру Дэнни. Тони будет стараться защитить ее от опасности и, следовательно, подвергаться опасности сам. С другой стороны, она не хотела быть просто украшением его дома. Нет! Ей нужно находиться в самой гуще событий, а Тони — будь он проклят! — Тони предал ее, держа в секрете известия о сэре Дэнни. Она ненавидела его за это, но и понимала, почему он так поступил.

Прислушавшись, Роузи убедилась, что стук копыт затих окончательно, и осторожно встала на четвереньки. Скосив глаза в сторону, туда, где неясно вырисовывалась черная кромка леса, она удивилась, как близко опушка. По крайней мере она не помнила, чтобы первое дерево находилось прямо у нее перед носом. Подняв глаза, Роузи отпрянула с пронзительным воплем — то, что она приняла за дерево, имело руки и голову.

— Наконец-то ты все-таки пришла ко мне, — сказал Людовик.

 

20.

Лондон. Февраль 1601 г.

— Я не позволю выдергивать зуб! С ним все в порядке. — Голос королевы Елизаветы звучал как натянутая струна. — Благодарение Господу, я чувствую себя здоровой и бодрой, как боевая лошадь.

Тони обменялся взглядом с Робертом Сесилом, государственным секретарем, и снова порадовался, что не он занимает эту должность. Сесил отвечал за очень многое, в том числе и за здоровье королевы. Теперь, к несчастью, ему предстояла нелегкая задача уговорить Елизавету вырвать больной зуб. Это было неблагодарной работой, но, кроме него, никто Другой не мог бы с ней справиться. Здесь, в покоях королевы, ему приходилось принимать на себя монарший гнев, но настойчивость Сесила не имела границ. Его голос звучал, как всегда, твердо:

— Зубной лекарь сказал, что можно подержать на зубе пажитник, и тогда через некоторое время он выпадет сам…

— Превосходно! — Раздутая щека Елизаветы резко дисгармонировала с удлиненным овалом лица. Королева поджала тонкие губы, словно это могло хоть как-то скрыть опухоль.

— Правда, пажитник может заставить выпасть и соседние зубы.

Измученная двумя бессонными ночами королева одарила Сесила таким взглядом, что Тони захотелось очутиться где-нибудь в другом месте. Но с тех пор как Тони приехал в Лондон, Елизавета не отпускала его ни на шаг. Тщетно пытался получить он хотя бы кратковременный отпуск и покинуть Уайтхолл — Елизавета твердо объявила, что капитану королевской гвардии положено находиться при дворе, чтобы охранять ее.

— Боже, за что я заслужила такие страдания? — простонала королева. — Я всегда следовала указаниям лекаря, а что толку? Нет, я умру от этой боли!

— Полагаю, Ваше Величество, что боги просто испытывают ваше совершенство, — сказал Тони с самым серьезным видом.

— О каком совершенстве вы еще болтаете? — раздраженно откликнулась Елизавета.

— О! Когда я смотрю на вас, то вижу перед собой совершенство! Ваши руки изящны и гибки, ваша кожа бела, глаза прекрасны, а ум остер и проницателен. Боюсь, что боги наказывают вас за смелость соперничать с ними.

Королева дернула себя за воротник, но гнев испарился. Роберт Сесил благодарно кивнул Райклифу, но тот и другой прекрасно знали, что зубная боль Елизаветы вызвана скорее любовью к сладостям, а не гневом богов.

— Ваше Величество, — продолжал настаивать государственный секретарь, кутая в теплый плащ свое горбатое тело, — вы ведь уже удаляли зубы раньше.

— И мне это ужасно не понравилось! — Королева Елизавета пристально посмотрела на обоих мужчин. — Впрочем, архиепископ Лондонский показывал мне свой вырванный зуб и хвастался, что ему совершенно не было больно.

Сожалела ли королева о том, что приказала Тони вернуться ко двору? Тони думал, что вряд ли. Он был ее оружием, которое она отложила, пока в нем не возникла необходимость. Безусловно, он льстил королеве, но ее предусмотрительность и осторожность на самом деле заслуживали восхищения. Несмотря на явную благосклонность к молодому человеку, Елизавета ни словом не обмолвилась с Тони об Эссексе, хотя была уверена, и справедливо, что Райклиф люто ненавидит графа. Так или иначе, королева догадывалась о вероломстве бывшего фаворита и теперь раскаивалась в своей излишней доверчивости.

Кроме того, Тони было крайне необходимо переговорить с королевой насчет сэра Дэнни, но Елизавета пресекала любые его попытки завести разговор на эту тему. Тони развлекал королеву, играл с ней в карты, использовал любую возможность, чтобы найти Роузи, в то время как ее любимый папочка томился в тюрьме.

Да, сэр Дэнни был жив — пока. Зимний холод проникал даже сквозь толстые стены королевского дворца, и Тони содрогался при мысли об узнике Ньюгейтской тюрьмы. Самым худшим было то, что при всей своей отваге и храбрости сэр Дэнни не мог быть невосприимчив к изуверским тюремным пыткам. Каждое утро Тони просыпался со страхом, что услышит новость о смерти старого актера.

Если сэр Дэнни будет казнен, ему уже никогда не вернуть Роузи. Она бесследно исчезла в грязном лабиринте лондонских улиц и, очевидно, предприняла усилия к тому, чтобы он не смог ее разыскать.

Напротив, если бы он смог спасти сэра Дэнни, Роузи обязательно вернулась бы к нему. В этом — залог его будущего счастья.

— Ваше Величество! Зубная боль причиняет вам страдания. Ее миазмы струятся по всему телу и отравляют кровь. Ваш зуб необходимо вырвать, как и графа Эссекса.

Роберт Сесил смущенно кашлянул и испуганно взглянул на Тони. Он никогда не слышал, чтобы капитан гвардии Ее Величества осмеливался до такой степени забыть этикет. Казалось, та же самая мысль мелькнула и у королевы.

— Мой дорогой Тони, — сказала Елизавета, — я прекрасно знаю, какая боль меня тревожит. Но что беспокоит сейчас вас?

— Боль сердца, мадам. Боль от того, что в нашем королевстве попрана справедливость. Ваше Величество. Один из ваших преданнейших подданных обвинен графом Эссексом в измене и находится сейчас в Ньюгейтской тюрьме в ожидании смерти!

— Вы сошли с ума? — пробормотал государственный секретарь, однако Тони не обратил на Сесила ровно никакого внимания.

— Этот подданный пришел ко мне как к капитану королевской гвардии, чтобы сообщить о предательских планах Эссекса и Саутгемптона. В свою очередь, я отослал его в Лондон с письмом, в котором советовал Вашему Величеству выслушать его. Однако не успел он добраться до Уайтхолла, как Эссекс схватил его, посадил в тюрьму и обвинил в государственной измене.

Королева схватила Тони за камзол и крепкой рукой притянула к себе.

— Вы требуете ответа от меня?

Она могла быть старухой, могла быть женщиной, но прежде всего она была королевой. Его королевой. И сейчас она была не права.

— Видели вы вообще мое письмо?

— Вы требуете ответа от своей королевы?

— В письме говорилось…

Пощечина была неожиданной. Последний раз Тони получал пощечину от Джин, когда был ребенком, и сейчас ему хотелось взреветь от ярости. Вместо этого Тони расплылся в любезной улыбке.

— Если вы не хотите выслушать меня, возможно, вы выслушаете того подданного…

— Моего подданного! Бродячего актера! Неужели вы думаете, что я ничего не знаю? — Костяшки пальцев на сжатых кулаках Елизаветы побелели. — Сэр Дэниел Плаймптон — вот как его зовут. Он признался в своих преступлениях раньше, чем палач приступил к работе.

— Он боится боли. Но это единственная трусость Плаймптона: он осмелился вернуться в Лондон, зная о своей неминуемой гибели, если попадет в лапы Эссекса. Сэр Дэниел сделал это во имя любви к вам, Ваше Величество, и во имя мира в вашем королевстве. Он пришел к вам, как тигр, а вы отшвырнули его, как котенка! Почему? Вы предпочитаете слушать этого сладкоголосого льстеца и пребывать в спокойствии. Только это и надо Эссексу!

Еще одна пощечина.

— Вы могли бы поучиться у него.

— Чему? Предательству моей королевы? Думаю, что воздержусь от подобных уроков.

Елизавета ударила Тони еще раз. И еще. Он стоял, шатаясь от ударов, потому что у нее была тяжелая рука и бешеный темперамент, но не смел поднять руку на свою государыню, как однажды это попытался сделать Эссекс, когда она отнеслась к нему так же неуважительно. Тони надеялся, что королева помнит этот случай и сделает сравнение в его пользу. И еще Тони надеялся, что Елизавета, сорок два года простоявшая у руля государственной власти, научилась руководствоваться не только мыслями, но и инстинктами.

Даже если так оно и было, Тони этого не увидел.

— Убирайтесь! — коротко приказала королева. — Убирайтесь долой с глаз моих и не возвращайтесь!

Тони поклонился.

— Сэр Дэнни Плаймптон умрет счастливым, если будет уверен, что смог помочь капитану корабля, которого мы называем Англией, провести судно через скрытые подводные камни. Он ваш самый верный почитатель.

— Прочь! — В руке Елизаветы оказалась небольшая, но увесистая золотая вазочка.

Тони опять поклонился и почтительно отошел к двери.

— Прикажите позвать его, Ваше Величество, и выслушайте, что он скажет. Заклинаю вас, мадам.

Тони успел скрыться за мгновение до того, как метко запущенная вазочка ударилась в дверь как раз в том месте, где находилась его голова.

— Наглец! Какое право он имеет разговаривать со мной таким тоном?

— Сэр Энтони Райклиф — дерзкий глупец, — поддакнул Роберт Сесил.

— Глупец? Глупец?! — Очередная вазочка полетела в государственного секретаря. Он не был таким ловким, как Тони, и принял удар на грудь. — Сэр Энтони Райклиф далеко не глупец!

— Нет, мадам, он негодяй.

Вспышка королевского гнева уже прошла, и Елизавета утонула в мягком диване.

— Да, он негодяй.

— И мошенник.

— Он не мошенник. — Королева устало прикрыла глаза.

— Мадам прикажет позвать горничную?

— Нет. — Елизавета протестующе подняла руку. — Позовите-ка лучше зубного лекаря.

Сесил поклонился, хотя королева не могла его видеть, и направился к двери.

— И еще, Сесил…

— Да, Ваше Величество?

— Привезите мне сэра Дэниела Плаймптона. Немедленно. Я желаю допросить его.

* * *

Придворная труппа и актеры сэра Дэнни громко смеялись и спорили между собой, выпивая вечером на постоялом дворе «Связка ключей», что на улице Грации. Это было их место. Когда зимний холод становился настолько лют, что на открытой сцене «Глобуса» играть было уже невозможно, труппа перекочевывала на постоялый двор. Хозяин считал, что это создает популярность его заведению, и охотно пускал актеров с одним условием: их развязное поведение не должно выходить за рамки приличий.

Однако сейчас он обеспокоенно поглядывал на спорящих, поскольку речь шла о неслыханном доселе событии в истории театра: леди Розалин Беллот хотела выступать в составе придворной труппы перед самой королевой, не меньше.

— Так, значит, говорят, Розенкранц теперь сменил пол. — Ричард Барбэйдж, ведущий актер придворной труппы, насмешливо покосился на свою пивную кружку.

— Ага, теперь он стал женщиной, — подтвердил Седрик Ламбет и, приложив к губам дудку, висевшую на шее, проиграл незатейливый мотивчик. — Ей-богу, все ребята из труппы сэра Дэнни наблюдали это чудесное превращение. Правда, ушлый сэр Энтони Райклиф сразу раскусил, что к чему, как только положил на нее глаз. Недаром говорят, что он — первый любовник Англии.

Красавчик Дики Джастин Макбрайд, всегдашний мучитель Роузи, поперхнулся пивом.

— Кто это говорит?

— Он мне сам на ухо нашептал!

Очередной взрыв хохота заставил Дики потерять равновесие, и он свалился с лавки, но через мгновение уже снова сидел на своем месте. Допив пиво, он стукнул кружкой об стол и заявил:

— Сэр Энтони Райклиф, этот незаконнорожденный сукин сын, может быть кем угодно, но прежде всего он — капитан королевской гвардии. Что он скажет, если мы позволим его женщине играть Офелию? И не просто играть, а предстать в этой роли перед самой королевой.

Веселье присутствующих как ветром сдуло. Наконец чей-то робкий голос сказал из темного угла:

— Ничего же не было, когда она играла раньше…

— Да, — согласился Джон Барнстейпл, актер из труппы сэра Дэнни, — но мы-то не знали раньше ничего.

— Ты полагаешь, что незнание послужит достаточным оправданием для наших пуритан? — Дики резко взмахнул рукой над столом, и пивные кружки с грохотом полетели на пол. — Это же нарушение закона, а им только этого и надо. По мнению пуритан, театр и так рассадник греха по всей Англии. Если им вдруг станет известно, что женские роли играет женщина, нас обвинят во всех смертных грехах. — Он обвел пристальным взглядом всех сидящих, одного за другим. — Кто скажет, что я говорю неправду?

— Но что ужасного в том, что женскую роль сыграет женщина? — раздался тот же голос из темного угла.

— Не будь дураком, старина, — печально ответил Барбэйдж. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Но сколько же лет она делала из нас идиотов! — Алейн Брюэр, главный соперник Роузи в исполнении женских ролей, вскочил из-за стола.

— Это она-то делала из нас идиотов? — Седрик тоже вскочил с перевернутого ведра и сделал несколько непристойных жестов, подчеркивая женопо-добность соперника Роузи. — Из меня, например, никто дурака не делал — я сам вел себя как последний дурак. Уверен, что все присутствующие считают так же! За исключением, конечно, тебя, Алейн.

Актеры, сидящие за столом, прекрасно знали, что, как только Алейн открывает рот, все веселье куда-то исчезает.

— Если до королевы дойдут слухи, что роль Офелии играет женщина, мы потеряем все — покровителя, и театр, и средства к существованию! — продолжал гнуть свое Алейн.

— Если Роузи не сыграет Офелию, мы потеряем человека, благодаря которому не подыхаем с голоду!

— И каким же образом Роузи сможет помочь сэру Дэнни? — вскинулся замолкший было Дики.

— Она сыграет Офелию, и королева Елизавета растрогается, — снова вмешался человек из темного угла. — Роузи попросит ее даровать жизнь сэру Дэнни, и он будет спасен.

Все голоса смолкли, и актеры согласно кивнули, довольные таким предсказанием. Все, кроме Дики Макбрайда.

— Роузи сможет растрогать саму королеву? Та самая Роузи, которая способна в лучшем случае разыграть пустую сценку? — Дики схватился за бока. — Ха-ха-ха!

— Пусть кто-нибудь другой играет Офелию! — Алейн решил, что пора брать быка за рога.

— Что-что? — Седрик прикрыл один глаз и коснулся пальцем кончика носа.

— То, что слышал. Пусть эту роль играет кто-нибудь другой! Позволив это Роузи, мы только навредим сэру Дэнни.

— Может быть, ты и прав, — сдался Седрик, — так будет лучше.

— О чем разговор? — по комнате пронесся легкий ветерок, и в дверях появился Уильям Шекспир, расслышавший последнюю фразу Седрика. — Что будет лучше?

— Роузи должна получить свой шанс, — раздался голос из темноты.

Шекспир внимательно посмотрел в угол — казалось, он узнал этот голос.

— Я пришел поговорить с вами кое о чем, — наконец произнес дядюшка Уилл, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. — День премьеры «Гамлета» уже определен — через три дня, восьмого февраля. Итак, мы должны решить, кто будет играть Офелию в составе придворной труппы, и решить это сейчас.

— Мое мнение: роль должна достаться Алейну, — проговорил Дики, поглядывая на Брюэра, застывшего на своем ведре, словно каменное изваяние.

— А мое: Офелию должна сыграть Роузи! — возразил Седрик.

— Кстати, где она? — Шекспир окинул взглядом обе труппы. — Поистине, в последнее время кажется, что она нигде и сразу везде. Кто-нибудь ее видел?

Актеры один за другим отрицательно покачали головами.

— Постойте-ка, — сказал один из них, — я же встречал ее на Лондонском мосту, но она исчезла быстрее, чем я успел сказать ей слово.

— Ха! Подумаешь, он видел Роузи! — засмеялся Джон Барнстейпл. — А Людовика ты не приметил?

— Людовика? — побледнел Алейн. — Эта горилла в Лондоне?

— Именно, — подтвердил Джон.

— Ты же храбрый малый, Алейн! Неужели ты боишься какого-то Людовика? — насмешливо сказал голос из темноты.

— Он же таскает с собой кинжал, — ответил Алейн, словно это все объясняло.

— Он и шпагой владеет неплохо, — масленым голосом сказал Барнстейпл. — Пожалуй, так владеет, как никто в Лондоне. Ну и что из того?

— Если я отберу роль у Роузи, он с меня шкуру спустит! — воскликнул Алейн.

— Вот как? — удивился дядюшка Уилл. — Значит, ты не хочешь играть Офелию перед самой королевой?

— Пусть играет Роузи, — объявил Алейн. — Я не буду играть, даже если меня будет умолять сама королева.

— Итак, — твердо сказал дядюшка Уилл, — если Роузи в Лондоне, она должна прийти ко мне не позже полудня завтрашнего дня. В противном случае Офелию будет играть Алейн!

Брюэр застонал.

Актеры заговорили разом, возбужденно обсуждая окончательное решение дядюшки Уилла, который, послушав их немного, незаметно исчез. В скудном свете блеклого полумесяца он успел сделать всего лишь несколько шагов и тут же увидел два силуэта, выступивших из мрака. Внимание дядюшки Уилла было обращено на мужчину, рост которого был значительно ниже, чем у его спутника. Длинный плащ и широкополая шляпа полностью скрывали своего хозяина.

— Дядюшка Уилл! — Уильям Шекспир вздрогнул и с облегчением рассмеялся. — Я пришла сказать вам, что сыграю роль Офелии.

* * *

Холод пробирал Тони до мозга костей, но он продолжал быстро идти по улице, надвинув шляпу на глаза. Капитан королевской гвардии не боялся темноты, более того, она обостряла все его чувства. После его возвращения в Лондон Нос-с-Бородав-кой старался всюду следовать за своим командиром, несмотря на решительные протесты Тони. Вот и теперь он шел позади Райклифа, докладывая на ходу:

— Говорю вам, капитан, Эссекс собирает вокруг себя настоящих головорезов, и все они потихоньку скапливаются в городе.

— Это уже не новость. — Тони с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

Вот черт! Что еще нужно человеку для полного счастья? Тони подумал, что он мог бы ощущать себя полностью счастливым, если только не обращать внимания на то, что королева Елизавета снова отказалась от его услуг и что Лондон поглотил Роузи так же, как Ньюгейт поглотил сэра Дэнни. Сколько сил он приложил, пытаясь выяснить у актеров, где же можно разыскать девушку! Тщетно! Все в один голос клялись, что не знают, но Тони в это не верил. Конечно, вид у них был такой, словно они говорили сущую правду, но ведь это были актеры. Тогда Тони заслал в труппу шпионов. Но это тоже не принесло никаких результатов. В конце концов он решил сам пойти в «Связку ключей», но Роузи там не было. Но где-то она должна же быть!

Если, конечно, ей не перерезали горло лихие парни по дороге в Лондон или она не попала в лапы предприимчивой мадам, владеющей одним из заведений неподалеку от портовых доков.

Тони вздрогнул и оторвался от этих мыслей, осознав, что Нос-с-Бородавкой продолжает что-то говорить:

— …так вот у меня как раз есть свой человек в доме Эссекса.

— В доме Эссекса? — вновь изумился Тони изворотливости своего гвардейца. — Как тебе это удалось?

— Это совсем не трудно: в Лондоне полно недовольных. Лорд Эссекс, граф Саутгемптон, сэр Кристофер Блоунт и сэр Чарльз Дейверз решили порядком удивить королеву, а заодно и всех придворных.

— Удивить? — Это было больше, чем ожидал Тони. — И с какой целью?

— Для начала Эссекс собирается уговорить Ее Величество удалить от себя наиболее преданных ей советников.

— И первым сэра Роберта Сесила, я думаю.

Удивленный осведомленностью Тони, Нос-с-Бородавкой согласно кивнул.

— Без сомнения. Потом она назначит Эссекса лордом-протектором, а уж он-то предаст суду всех своих врагов, соберет парламент и свергнет правительство.

— Черт побери! — пробормотал Тони. — Это все?

— Если понадобится, они прольют кровь Ее Величества!

— Гори они все в аду, и, клянусь, я буду одним из тех, кто отправит туда этот сброд! — Перед его глазами встала заманчивая картина: Эссекс, пожираемый языками пламени. Однако даже сейчас он боялся, что вездесущий граф ускользнет от предназначенных ему адских мук. Лондон восхищался этой хитрой лисой, и это делало королеву еще уязвимее. Мог ли Тони рассчитывать, что кто-нибудь из наиболее мудрых советников Эссекса сумеет отговорить графа от открытого мятежа в самый последний момент? Правление Елизаветы ни при каких обстоятельствах не будет прочным, пока она доверяет Эссексу.

— Ну теперь-то, надеюсь, все? — полушутя-полусерьезно спросил Тони.

— Полагаю, капитан, этого и так достаточно.

Голос Носа-с-Бородавкой был строгим, и Тони вздохнул: он совсем забыл, что этот солдат не обладал чувством юмора.

— Да, ты прав, этого больше, чем достаточно. Ты хорошо поработал, друг мой. — Положив руку на плечо Носа, Тони продолжил: — Думаю, я сумею найти способ предупредить королеву так, чтобы она не сомневалась, что все это чистая правда.

Из туманной мглы вынырнул мужчина. Тони мгновенно дернул его за плечо и прижал к стене дома. Серебряный свет полумесяца, неожиданно прорвавшийся сквозь пелену облаков, осветил лицо незваного гостя.

— Хэл? — изумленно воскликнул Тони. — Что ты здесь делаешь? Или в поместье что-то стряслось? — И он еще крепче прижал управляющего к холодному камню.

— Хозяин, пожалуйста, хозяин, — Хэл задрожал под взглядом Райклифа. — Вы убьете меня, хозяин.

Тони опомнился и разжал железные пальцы.

— В доме Сэдлера все в порядке, но…

— В поместье Одиси, — поправил Тони.

— Да, хозяин. Я просто сопровождал сюда ваших сестер и леди Хонору.

— Леди Хонору? — В памяти Тони всплыло распухшее лицо со шрамом — такой он видел леди Хонору в последний раз. — Ну и как себя чувствует наша дорогая леди? Надеюсь, она уже оправилась от ран?

— Она, кажется, снова стала такой, как была раньше… — ответил Хэл.

— А, — усмехнулся Тони, — прекрасно! Бог свидетель, я думал, что она кинется в Лондон на выручку сэру Дэнни еще раньше.

— Ее до сих пор бьет лихорадка, — доложил Хэл.

— Бедная леди! Надеюсь, в Одиси больше ничего не случилось? Никто больше не ранен?

— Нет, хозяин. Должно быть, вы были причиной всех бед… Вы думаете оставить его?

— Кого его? — не понял Тони. — Поместье Одиси? Никогда! Оно мое до самой моей смерти… Но все-таки зачем ты здесь? Ночью? В этом холоде и отвратительных испарениях?

— Дамы послали меня разыскать вас и сообщить о приезде. А караульный гвардеец объяснил, в какой части города вас можно сейчас разыскать. — Хэл вгляделся в туман и узнал улицу Граций. — Да, именно здесь, сэр, в столичной яме греха и пороков Лондона. — Хэл опустил голову и закрыл глаза. — Я надеялся, что никогда больше не увижу это проклятое место.

— А, это ты, старый лондонский бродяга! — вдруг радостно воскликнул Нос-с-Бородавкой. — Сдается мне, я тебя знаю, но с той поры столько лет минуло, что я могу и ошибиться.

С необычайной живостью Хэл отпрянул в тень и поглядел на Носа, словно на дьявола.

— Я едва знаю Лондон.

— Конечно, — покладисто согласился Нос, ухмыляясь и хитро подмигивая. — Похоже, не очень-то ты хочешь вспоминать сумасбродства своей молодости.

— Не было в моей молодости никаких сумабродств, — еле слышно прошептал Хэл.

— Ой ли? А не ты ли снял комнату в борделе, где теперь командует Крошка Мэри, на целый месяц? А не ты ли проскакал на лошади весь Чипсайд из конца в конец и задавил при этом нескольких городских денди? — Нос хлопнул себя по ляжкам и продолжил: — А разве не ты нализался как свинья, когда мы украли бочонок французского вина, и чуть было не утонул в дождевой луже глубиной не больше дюйма?

— Это… был… не я… — сжался Хэл.

— Конечно, нет, это был не ты. Не ты — и все тут. Я признаю свою ошибку. Тогда отойди в сторонку!

Поняв, что Нос разозлился не на шутку и может без труда придушить несчастного управляющего, Тони успокаивающе похлопал по плечу Хэла.

— Можешь теперь возвращаться. Мои сестры и леди Хонора остановились в моем городском доме, не так ли?

Хэл попятился, не спуская настороженного взгляда с Носа, как с дикого зверя, готового прыгнуть. Он бы так и продолжал хранить молчание, если бы Тони не дернул его за руку.

— Так где же они остановились?

Вздрогнув, управляющий пришел в себя и наконец снова обратил внимание на Тони.

— При королевском дворе.

— Тьфу! Королеве взбредет в голову, что я специально подослал своих сестер, чтобы они смягчили ее гнев.

— Ах, неужели Ее Величество опять на вас рассердилась? — воскликнул Хэл.

Тони хотелось ответить Хэлу какой-нибудь колкостью, но за последние несколько месяцев Хэл постарел у него прямо на глазах, и потому он не стал подшучивать над стариком. Казалось, необъяснимый страх стал постоянным спутником Хэла.

В тишине послышался приглушенный разговор. Несмотря на то, что сырой воздух делал его почти неслышным, Тони показалось, что он узнал голос одного из говорящих.

Этот голос был похож на голос Роузи.

— Слышите? Вы слышите? — прошептал он.

— Похоже, раньше капитан был смелее, — тихо пробурчал Нос-с-Бородавкой.

— Ничего не слышу, — признался Хэл.

— Ш-ш! — Тони опять прислушался, пытаясь расслышать голоса сквозь плотную вату тумана. Ему казалось, что этот ясный голос похож на вспышки маяка в промозглой мгле.

Он метнулся вдоль по улице обратно к «Связке ключей». Голоса стали отчетливее. Тони, готовый через мгновение увидеть Роузи, как вихрь ворвался на постоялый двор, но судьба словно смеялась над ним: двор был совершенно пуст. Резко повернувшись, Тони снова выскочил на улицу и понесся вдоль каменных равнодушных стен. Наконец он застыл на месте и снова прислушался. Вначале ему показалось, что ничего не слышно, кроме шума пьяного веселья на постоялом дворе. Затем Тони показалось, что к этому примешивается еще один посторонний звук — тихий, словно шелест осенних листьев. За годы служения Ее Величеству сэр Энтони Райклиф научился безоговорочно подчиняться инстинкту и потому снова напряг все свои чувства.

Тони ничего не расслышал, кроме тихого разговора Хэла и Носа-с-Бородавкой, которые, похоже, все же нашли общий язык. Однако неподалеку от зеленной лавки маячили какие-то тени, и Тони внутренне подобрался, приготовившись к нападению. Ничего не произошло. Осторожно, словно кошка, он подобрался поближе и вцепился в огромную, скрытую тенью фигуру. Рука ощутила довольно мускулистое плечо, явно не принадлежащее женщине.

— Караул! — закричал незнакомец, и его глубокий голос исторг проклятье из уст Тони.

— Заткни пасть, глупый пьянчуга! Я — капитан королевской гвардии и совсем не собираюсь тебя грабить!

— Это еще ничего не значит! — Пленник Тони шатался как пьяный.

Тони принюхался, пытаясь определить, чем пахнет от мужчины — пивом или элем, однако его дыхание было совершенно чистым. Внезапно ощутив, что позади находится еще кто-то, Тони резко обернулся и пристально вгляделся в темноту.

— Так вы капитан королевской гвардии? — снова заговорил мужчина, но Тони лишь сердито шикнул на него. — Не вы ли сэр Энтони Райклиф, знаменитый солдат Ее Величества?

Тони яростно обернулся и схватил незнакомца за горло.

— Постойте, — прохрипел мужчина, — у меня есть кое-что для вас. Это касается графов Эссекса и Саутгемптона!

— Лопни твои проклятые глаза! Нос! Эй, Нос! — позвал Тони, но никто не откликнулся. Да что они там с Хэлом, поубивали друг друга, что ли? — Ладно, выкладывай, — приказал Тони, прижимая незнакомца к стене.

— Меня зовут Уильям Шекспир, — начал мужчина.

— А… — В памяти Тони всплыли слова Роузи: «драматург и актер».

— Вот как! — В голосе дядюшки Уилла послышалось глубокое удовлетворение своей известностью. — Значит, вы слышали обо мне?

— Приходилось, — согласился Тони. — Похоже, что и вы слышали немного обо мне.

— Да, сэр.

— Тогда, может быть, вы слышали, что я поклялся раскроить череп любому, кто посмеет помешать мне в поисках некой леди Розалин Беллот?

— Заверяю вас, сэр, что у меня и в мыслях не было мешать вам в поисках кого бы то ни было.

— Ха!

— Я не знал, к кому обратиться, и ваше появление здесь в этот час похоже на знак свыше! Сам Господь Бог озабочен благополучием королевства. Хотя, сэр, если вас призывают неотложные дела, идите. Я разыщу кого-нибудь другого. — Уильям Шекспир одернул плащ и притворился, будто уходит.

— Рассказывайте, — скрипя зубами, остановил его Тони.

Дядюшка Уилл капитулировал с подозрительной легкостью.

— У меня есть сведения, что мой покровитель лорд Саутгемптон приказал придворной труппе в субботу сыграть мою пьесу «Ричард II». Однако у меня есть основание считать, что вызвано это не ее блестящим содержанием, а тем, что она несет в себе бунтарский дух.

— Вы написали бунтарскую пьесу?

— Я написал историческую пьесу, — поправил Уильям Шекспир. — В ней рассказывается, как двоюродный брат короля Ричарда, лорд Боллинг-брок, сверг законного государя. Когда я писал эту вещь, то думал только о славе Англии и никогда не предполагал, что это может повредить нашей доброй королеве Елизавете. Поистине добрый человек, лучше бы я и не писал эту пьесу. Она не принесла мне ничего, кроме вреда.

— И, кроме того, засадила вашего друга в тюрьму.

— Сэра Дэнни Плаймптона? Вы знаете, где сэр Дэнни Плаймптон?

— Как же мне не знать, если он попал в Ньюгейт по моей вине.

— По вашей вине? — Шекспир изумленно посмотрел на Тони и покачал головой. — Уверяю вас, сэр Дэнни сам попал в Ньюгейт, вы здесь ни при чем. Он ворвался в Лондон, как снежная буря, и совсем позабыл об осторожности, рассказывая всем — под строжайшим секретом, конечно, — что он низ-вергатель Эссекса и спаситель королевы.

— Судя по всему, и вам тоже! — Да, сэр Дэнни жаждал славы. Неужели ради тщеславия он был готов пренебречь собственной безопасностью?

Шекспир ответил на невысказанный вопрос Тони:

— Я знаю сэра Дэнни уже много лет, и, заверяю вас, он всегда предпочитал играть роли богов.

В отличие от дядюшки Уилла Тони не был знаком с сэром Дэнни много лет, однако он твердо поправил Шекспира:

— Теперь он играет не роль, а выполняет предназначение на этой земле. Да поможет ему Господь!

— Аминь, — печально вздохнул Шекспир.

— А еще я знаю леди Розалин Беллот, дочь последнего графа Сэдлера.

— Кто такая леди Розалин? Я с ней не знаком.

— Возможно, вы знали ее под именем Розен-кранца, — добавил Тони не без иронии.

— Розенкранц — приемный сын сэра Дэнни. — Шекспир без зазрения совести разыгрывал роль наивного глупца. — Вы хотите убедить меня в том, что Розенкранц — девушка?

— Не девушка — женщина. И, между прочим, моя невеста. Она дала свое согласие выйти за меня замуж, но потом сбежала. — Тони пристально посмотрел на Шекспира. — И не исключено, что она носит моего ребенка.

— Вашего ребенка? — Шекспир ошалело посмотрел на Тони.

— Да, причем мне хотелось бы иметь ребенка, рожденного в законном браке.

— Вашего ребенка? — Шекспир словно не слышал последних слов Райклифа. — Она никогда не говорила…

Тони подпрыгнул от радости. Он прав! Она жива! Роузи жива! И, вне всякого сомнения, была связана со своим дядюшкой Уиллом и непременно свяжется с ним снова. Он пошлет своих людей, он прикажет им обшарить каждый закоулок города, все театры и постоялые дворы, где часто собирается актерская братия! А уж после этого держись, граф Эссекс! Потом он приложит все усилия, чтобы освободить сэра Дэнни, женится на Роузи, и у них родится прекрасный сын.

— Если я повстречаю Розенкранца, — осторожно начал Шекспир, — я обязательно передам ему… ей… В общем, что вы разыскиваете ее.

— Если вы повстречаете Розенкранца, — улыбнулся Тони, — скажите ей, что, если она не вернется ко мне, мир лишится одного драматурга.

Дядюшка Уилл поморщился, чувствуя себя явно неуютно.

— Будьте уверены, я не забуду ваших слов. Но, сэр Энтони, что мне делать, как отказать Саутгемптону в постановке моей пьесы? Он уже заплатил актерам аванс — сорок шиллингов, а уж они-то никогда не отказываются от денег. И Саутгемптон прекрасно об этом знает.

— Ну так играйте!

— Я не желаю быть одним из подстрекателей мятежа, — горько улыбнулся Шекспир.

— Если вы откажетесь играть, это будет еще большей провокацией. Неужели вы не понимаете? Пока Эссекс и Саутгемптон не выступят открыто, королева будет продолжать связывать мне руки. Однако, если все будет указывать на то, что готовится восстание, и тот и другой прямиком отправятся в Тауэр. Галопом. — Тони ухмыльнулся собственной аналогии. — Похоже, женщины правы: все мужчины действительно делятся на жеребцов и меринов.

Роузи находилась совсем неподалеку, крепко прижавшись к грубо оштукатуренной стене. Она чуть было не расхохоталась, услышав подобное сравнение. Если уж это разделение существует, то Роузи прекрасно знала, к какой именно категории принадлежал Тони. Она положила руку на живот. Он сделал свое дело слишком хорошо, черт побери, уж это совершенно ясно. И дернул же его черт хвастаться перед дядюшкой Уиллом насчет ребенка! Пока ее тайна оставалась нераскрытой только благодаря актерскому братству. А теперь? Теперь Шекспир придет в такую ярость, что подумать страшно. Именно сейчас, когда уже давали знать о себе и быстрая утомляемость, и неожиданные приступы тошноты. Да, внутри у нее рос ребенок Тони. Почему же ей так хотелось броситься в объятия этого человека? Рассказать ему о ребенке, веселиться и радоваться вместе?

Рядом с ней пошевелился Людовик. Похоже, он догадывался о чувствах, которые переполняли сейчас Роузи. С того самого времени, как он нашел ее на дороге из Одиси, Роузи стало казаться, что она живет под защитой непробиваемой каменной стены. Людовик помог ей добраться до Лондона, снял небольшую комнатку на постоялом дворе «У быка», выяснил, в каком положении находится сэр Дэнни, и всячески поддерживал ее идею выступить перед королевой. Это он распространил среди актерской братии слухи о ее желании сыграть Офелию, это он привел ее на постоялый двор, чтобы Роузи смогла принять участие в споре о судьбе этой роли. Это он почуял приближение Тони к «Связке ключей» и убедил дядюшку Уилла отвлечь Райклифа.

О событиях в Одиси и об отношениях Тони и Роузи он предпочитал не заговаривать, будто понимал, насколько ей это будет неприятно. Этот человек, на совести которого, как подозревала Роузи, была не одна человеческая жизнь, смотрел на нее таким взглядом, словно она была его последним шансом на искупление грехов.

Изо всех сил Роузи старалась делать вид, что ничего не замечает, чтобы не поощрять его любовь к ней.

В кромешной тьме улицы послышались торопливые шаги.

— Эй, Нос-с-Бородавкой! — звал Тони. — Так ты преподал урок Хэлу или, наоборот, ему удалось тебя проучить?

— Этот самый Хэл лжив до мозга костей! — отозвался Нос-с-Бородавкой. — Ха! Праведник! Да я поклясться готов, что он месяцев с пятнадцать торчал в Лондоне, только было это двадцать лет назад.

Вздрогнув, Роузи покачала головой и опять застыла около стены.

— Так давай разоблачим его, — предложил Тони. — Где он?

— Ушел в сторону Темзы, насколько я видел.

— Ладно, думаю, нам пора возвращаться в Уайтхолл. — Голоса мужчин стали удаляться. — Уж там я его разыщу!

— Если только Ее Величество допустит вас во дворец.

— Допустит, еще как допустит!

Роузи нахмурилась. Тони оставался Тони, и ее побег нисколько не отразился на его самонадеянности.

— Из того, что сообщили мне досточтимый господин драматург и ты, Нос, следует только одно: капитану королевской гвардии весьма скоро придется хорошенько потрудиться.

— Стало быть, сэр, вы уверены, что после постановки «Ричарда II» эти лорды всерьез займутся подготовкой бунта? — Голос Шекспира был уже едва слышен.

— Да.

— Господи, мое сердце разрывается от стыда при мысли, что моя пьеса может быть использована во зло!

Это были последние слова, которые удалось расслышать Роузи. Постояв еще немного и убедившись, что трое мужчин удалились, она тихо прошептала:

— Мне кажется, они ушли. А, Людовик?

Ответа не последовало.

— Людовик? — Волосы на ее голове встали дыбом: Людовик исчез, словно оборотень.

Покрутив головой, Роузи убедилась, что она осталась одна посреди темного ночного города, укрытого плотным туманом.

 

21.

Пронзительные вопли сэра Дэнни, взывающего к милосердию своих мучителей, сотрясали стены Ньюгейтской тюрьмы.

— Не нужно больше, не нужно! Ой, хватит! — рыдал он.

— А ты что, думал отправиться к Ее Величеству немытым? — рычали тюремщики, не обращая внимания на ужас в голосе сэра Дэнни. — Если ты не прекратишь сопротивляться, мы начнем все сначала!

— Не дрыгайся! — трое дюжих солдат окунули несчастного актера в воду, чтобы смыть мыло с волос, и сэр Дэнни решил, что сейчас его утопят. Он отчаянно упирался руками в край огромной лохани, но тут огромная лапа выдернула его на поверхность.

— Ее Величество терпеть не может противных запахов — у нее очень тонкий нюх. А от тебя за милю смердит Ньюгейтской тюрьмой.

Командир кивнул солдатам, и те, для верности встряхнув сэра Дэнни, оставили его в покое. Он сильно ослабел от голода и боялся, что не удержится на ногах. На холодном каменном полу была постелена солома. Неожиданно почувствовав прилив сил, сэр Дэнни выпрямился и с пафосом воскликнул:

— Слушайте, вы все! Как честный слуга Ее Величества, я готов выполнить любое ее приказание! Я счастлив, что умираю во благо нашей благословенной королевы!

— Черт бы тебя побрал! Это же только ванна, понимаешь? Ванна с горячей водой. — Командир с омерзением взглянул на сэра Дэнни. — Или ты не мылся с самого дня рождения?

— Ух ты! — не выдержал один из солдат. — Да кто же захочет терпеть такое издевательство по доброй воле?

— Вот поэтому-то я твой начальник, а ты всю жизнь будешь ходить простым солдатом, — с важностью заметил командир отряда.

— Что-то я не заметил, чтобы ты мылся зимой, — парировал подчиненный.

— Вот еще, — проворчал командир, посматривая на голые стены комнаты, — я же не собираюсь нанести визит королеве… Подай-ка лучше одеяло этому мерзавцу, а то он посинел, как мороженый цыпленок.

Сэр Дэнни, пробывший в тюрьме достаточно долго, действительно выглядел не лучшим образом. Никто не пришел ему на помощь, никто не послал ему ни еды, ни одеяла. Даже сэр Энтони Райклиф не использовал свои связи для его освобождения. По крайней мере тюремщики в один голос уверяли его в этом.

А Роузи… его дорогая Роузи, возможно, даже и не подозревала о тех страданиях, которые он тут выносит!

Когда солдаты вывели сэра Дэнни из камеры и повели куда-то в ночную тьму, он приготовился к самому худшему.

— Вот он, мой смертный саван, — простонал он, когда те же солдаты принесли ему огромную простыню.

— Заткни пасть, глупая корова! — оборвал его командир отряда. — Эй, принесите-ка сюда одежду, которую прислал сэр Сесил, да помогите этому остолопу одеться!

— Может, вы передадите весточку моей дочери, самой дорогой дочери в Англии, что я ни в чем не виновен? — Солдаты без лишних слов принялись напяливать на него рубаху. — Передайте ей: я умер, как подобает настоящему мужчине! Хотя, возможно, вы ей ничего не передадите… — Почуяв, что смерть ходит уже совсем рядом, сэр Дэнни ощутил, что его ноги стали ватными. — Нет, скажите ей просто, что я умер ради безопасности королевства! — Солдаты продолжали грубо толкать его со всех сторон — один натягивал штаны, другой в это же время облачал в камзол, третий стоял наготове, чтобы набросить на его плечи плащ.

Наконец все двинулись дальше. Впереди вышагивал командир, а солдаты, окружив сэра Дэнни, следовали сзади. Когда они поняли, что ослабевший актер не может поспевать за их быстрыми шагами, командир снова выругался и приказал подчиненным взять сэра Дэнни на руки.

— Что-то он мне не нравится, — недовольно пробурчал один из солдат. — Нам сказали, что этот старый сумасшедший бродяга, а гляди-ка, глаза так и полыхают огнем. Вот увидите, он кинется на нас, пользуясь тем, что у нас заняты руки.

— Не беспокойся, — ответил командир, — я защищу вас от любого — и от сумасшедшего, и от нормального. Подумай лучше о том, чтобы идти быстрее и не заставлять ждать Ее Величество.

В воздухе висел плотный туман, и сэр Дэнни крутил головой во все стороны, стараясь запомнить этот мир, с которым ему предстояло расстаться в самом скором времени. Сэр Дэнни поднял голову и стал рассматривать звездное небо и полумесяц, освещающий клубы тумана серебряным светом.

— Тринадцать лет служу в Уайтхолле, но еще ни разу не разговаривал с королевой, — продолжал бурчать себе под нос командир. — А этот сукин сын еще чем-то недоволен!

Поэтический настрой сэра Дэнни улетучился в одно мгновение:

— Мы идем в Уайтхолл?!

— Если ты глухой — прочисти уши! — рявкнул солдат.

Командир толкнул крошечную дверь в высокой каменной стене, и кто-то схватил сэра Дэнни за шиворот, втолкнул его внутрь. Человек, одетый во все черное, держал в руке один-единственный подсвечник.

— Поторапливайся, — приказал он шепотом.

Сэр Дэнни поторопился. Несмотря на бесстрастный внешний вид, незнакомец почему-то вызывал у Плаймптона доверие. Не говоря ни слова, он повел сэра Дэнни вверх по широкой лестнице, переходящей в холл, устланный коврами и отделанный деревянными панелями, инкрустированными слоновой костью. Нет, это действительно был Уайтхолл, теперь сэр Дэнни нисколько в этом не сомневался.

Он придвинулся к своему провожатому поближе и прошептал:

— Только осужденные на смерть за государственную измену подвергаются такому обхождению? — Джентльмен в черном как-то странно посмотрел на сэра Дэнни. — Простите, но меня никогда не казнили раньше, и я не знаю протокол.

— Разве вам не объяснили, с какой целью вас сюда привели? — Голос незнакомца звучал непривычно мягко.

— Разве от них можно добиться чего-нибудь путного? — Сэр Дэнни с удивлением обнаружил, что еще не разучился смеяться. — Они сказали, что со мной хочет говорить сама королева.

— Тогда не ведите себя как глупец. Войдя в комнату, отвесьте низкий поклон, говорите только тогда, когда вас спросят, и не задавайте никаких вопросов.

Незнакомец открыл узкую, почти незаметную дверь и пропустил вперед сэра Дэнни, и он очутился в богато убранных апартаментах. Зеркала, натертые полы, окна и мраморная отделка стен отражали свет со всех сторон, и сэр Дэнни невольно сощурился. Тем не менее он разглядел огромный стол, стоящий около камина, затем увидел причудливо изогнутый стул. Сэра Дэнни не покидало чувство детского изумления: ему казалось, что сейчас на этом стуле прямо из воздуха материализуется царственная особа.

— Кого вы привели ко мне, дорогой Сесил? — Голос доносился вовсе не из-за стола, а из дальнего угла комнаты, где стоял диван с грудой подушек.

Человек в черном низко поклонился и ответил голосом, полным глубокого почтения:

— Ваше Величество, я привел вам сэра Дэниела Плаймптона, эсквайра.

Сэр Дэнни остолбенел — перед ним была королева. Безусловно, это могла быть только она, и никто другой. Боже, сколько подушек — шелковых, шерстяных и сатиновых, расшитых и однотонных, синих, алых и изумрудно-зеленых! Среди этого нагромождения королева казалась маленькой и ничтожной. Простая женщина с морщинистой старушечьей кожей. Это чувство не оставляло сэра Дэнни до тех пор, пока он не посмотрел в глаза королевы. Хотя они потускнели от возраста, но светились живостью и умом.

— Господь да хранит Ваше Величество! — Сэр Дэнни, покоренный, рухнул на колени.

— Вы хотите, чтобы я простила вас, не так ли?

Голос королевы достиг ушей сэра Дэнни так же, как живительная влага достигает иссушенной после долгой засухи почвы.

— Вовсе нет, Ваше Величество! Счастье увидеть вас перед смертью делает все остальное мелким и незначительным. Вас называют славой английской монархии и избранницей богов. Теперь я убедился, что это правда, и с радостью приму смерть!

— Не правда ли, он очарователен, Сесил? — Обращаясь к государственному секретарю, королева не сводила глаз с сэра Дэнни, и ее губы изогнулись в чуть заметной улыбке, которая, впрочем, тут же исчезла. — Вы уже говорили с ним? — Елизавета подперла рукой щеку, продолжая внимательно рассматривать актера.

— Нет, мадам. Я предполагал, что вы пожелаете сделать это сами.

— Итак, — королева указала на сэра Дэнни своим длинным пальцем, — мы желаем знать все, что вам известно об Эссексе.

— Ваше Величество, клянусь, я расскажу все! — Сэр Дэнни увидел, как между бровями королевы пролегла небольшая морщинка, а рука, подпирающая щеку, заметно напряглась. — И если это причинит вам боль, смиренно прошу простить мою невольную дерзость.

— Я вполне здорова и не боюсь никакой боли! Я крепка, словно английская боевая лошадь! — Сэру Дэнни показалось, что эту фразу Елизавета говорила своим придворным не одну сотню раз.

— Еще раз прошу простить меня, Ваше Величество, но ваша красота и обаяние не позволяют сравнивать вас с английской боевой лошадью. — Сэр Дэнни поднялся с коленей. Он всегда знал, что его судьба — это безопасность его государыни. — Ваше благословенное здоровье нужно сравнивать с огнем, который горит в вас и греет своим теплом всю нашу монархию. Вы не боевая лошадь, вы — свежая утренняя роза, омытая росой и источающая неповторимый аромат.

Во время этой речи королева Елизавета изменилась: морщины на ее лице разгладились, и сэр Дэнни увидел перед собой не выцветшие глаза семидесятилетней старухи, нет, теперь ему казалось, что на него смотрит молодая богиня, способная покорить сердце любого мужчины.

— Однако роза может погибнуть под палящими лучами солнца, если за ней не смотрит садовник, — продолжал сэр Дэнни. — А если в саду завелись вредители, то тут уж совсем плохо.

— Вот это так, — пробормотала королева, поглядывая на Сесила.

— Если вы позволите, Ваше Величество, — сказал государственный секретарь, — я снова позову лекаря. Он уже приходил по первому вашему зову, но вы изменили свои намерения еще до того, как он появился в дверях…

— Или я не королева? — с живостью спросила Елизавета. — Принимать или не принимать этого шарлатана — мое законное право.

Сесил открыл было рот для ответа, но сэр Дэнни сделал незаметный жест, призывающий к молчанию. Этот жест был груб и оскорбителен, однако Сесил предпочел не обращать на это внимание. Снова взглянув на королеву, сэр Дэнни испугался, поняв, что и она заметила этот знак, но в глазах Ее Величества мелькнуло удовольствие.

— Отлично, — сказала она, усаживаясь поудобнее, словно находилась перед театральной сценой, и посмотрела на своего советника. — Наш дорогой Сесил, кажется, обиделся.

— Он молод, Ваше Величество, — ответил сэр Дэнни. — Сэру Сесилу предстоит еще долго учиться хорошим манерам, чтобы угодить своей королеве.

— Да, — согласилась королева, — он не похож на своего отца, моего дорогого Багли. — Сэр Дэнни поклонился, выражая свое глубокое уважение ко всему, что скажет королева. — Вы мне очень его напоминаете. Я имею в виду не наружность, конечно, а чувство такта и воспитанность. — Королева взмахнула рукой и капризно спросила; — А как вы думаете, стоит ли мне вызвать зубного лекаря?

— Ваше Величество, — начал сэр Дэнни, осторожно подбирая слова, — вы — наша славная монархиня, неусыпно думающая о благополучии всего королевства, все ресурсы которого в полном вашем распоряжении. Но, может быть, постоянные государственные дела не позволяют вам с достаточной тщательностью выбирать себе лучших из лучших?

— О чем это вы там бормочете? — не выдержал лорд Сесил, лишний раз доказывая, что не упускает из разговора ни слова.

Елизавета предупреждающе подняла палец.

— Я хочу выслушать его, Сесил.

— Дело в том, мадам, — продолжал сэр Дэнни, — что в своем окружении я пользуюсь репутацией неплохого лекаря.

— Вот именно что в своем окружении, — снова вмешался Сесил.

— Заткнитесь, Сесил, пока вас не спрашивают! Говорите дальше, — приказала королева, снова обращаясь к сэру Дэнни.

— Среди актеров я известен как целитель всех болезней, и, если вы мне позволите, я постараюсь удалить вам зуб совсем без боли, Ваше Величество.

— Мадам, я решительно протестую! — нахмурился государственный секретарь. — Этот человек осужден за государственную измену! Он опоит вас каким-нибудь колдовским зельем!

— Пока я не вижу никаких препятствий. В случае чего вы первым испробуете снадобье. — Королева рассмеялась, увидев, как лицо Сесила исказилось от ужаса.

О, сколько времени она уже не могла заснуть! Елизавете временами казалось, что она находится на грани безумия. Если этот человек не сможет помочь Англии своими знаниями об Эссексе, то пусть хоть поможет ей своим искусством.

— Мадам, я не пользуюсь снадобьями. — Сэр Дэнни бросил косой взгляд иа лорда Сесила. — Однако мне придется дотронуться до вас — это обязательно.

— Возмутительно! Немедленно прогоните его, мадам!

Королева игнорировала Сесила со всем упрямством, которое скопилось в ней зв шестьдесят семь лет жизни.

— И что вы намерены делать?

— Просто коснуться вашего лица и рук. А потом мне понадобятся инструменты вашего лекаря.

— Сесил, — щелкнула пальцами королева, — немедленно принесите инструменты.

— Мадам, он, должно быть, уже ушел домой, — доложил госсекретарь фальшивым голосом.

— Вздор! Он никогда бы не посмел уйти из дворца без вашего разрешения. Несите инструменты!

— Не могу оставить вас наедине с этим шарлатаном, мадам.

— И тем не менее у вас нет выбора. Сэр Сесил, несите инструменты, слышите? Вам приказывает королева!

— Слушаюсь, мадам, — покорился госсекретарь и взмолился более мягким тоном: — Может быть, по крайней мере позвать охрану?

— Ну, оставьте за дверями гвардейца. Считайте, что вы меня предупредили, поэтому, если этот изменник-комедиант нападет на меня, ваша совесть будет чиста. Теперь идите и закройте за собой дверь. — Королева подождала, пока Сесил оставит их наедине. — Вы понимаете, что, если вы не удалите мне зуб без боли, я отрублю вам голову.

— Ваше Величество, — улыбнулся сэр Дэн-ни, — если вы отрубите мне голову, это лишь ускорит мою предрешенную участь. Что я теряю?

— В самом деле, что? — По губам королевы пробежала усмешка. — Ну а теперь расскажите мне все, что вам известно об Эссексе.

Королева сменила тему разговора так быстро, что сэр Дэнни вздрогнул еще до того, как понял всю блестящую тактику Елизаветы. Она усыпила его бдительность, внушила иллюзию контроля над происходящим, а затем задала главный вопрос так внезапно, что никто не смог бы солгать, даже если бы захотел. А как ловко она удалила Сесила! Сэр Дэнни с жаром приступил к рассказу о коварном замысле графа и о том, зачем придворной труппе отдано приказание играть «Ричарда». Чем дольше он говорил, тем ниже склоняла голову Елизавета.

— Мадам, — наконец произнес сэр Дэнни. — Я только увеличил ваши страдания, в то врем как обещал их уменьшить.

— Мои страдания не ваша вина, — возразила королева. — Это закат моего царствования, а вокруг себя я вижу только смерть и предательство. Как горько сознавать свою старость, сэр Дэнни, как горько!

— Простите меня, Ваше Величество, но я не могу согласиться, что это закат. У вас еще достаточно преданных друзей. Кроме того, будущие поколения будут восторгаться вашей мудростью. Одна только память о вас согреет людские сердца. Все, что вы сделали для Англии, никогда не сможет кануть в небытие.

— Вы смешной маленький человечек, но вы доставляете мне удовольствие, — улыбнулась королева. — Послушайте, вы действительно сможете удалить мне зуб или просто подыграли мне, чтобы удалить Сесила?

— Мое мастерство может подтвердить любой актер из придворной труппы.

— Из придворной труппы? — приподняла бровь королева. — Это та самая компания, которая собирается выступить передо мной в субботу.

— Что они будут играть? — вскричал сэр Дэнни, забыв обо всем.

— Насколько я знаю, пьеса называется «Гамлет», — ответила Елизавета, с любопытством глядя на сэра Дэнни.

— Буду удивлен, если… Я надеюсь, что… О, Ваше Величество, вы читали список актеров?

— Нет, конечно. Зачем мне это?

— Одну из ролей может играть мое дитя. Хотя нет, вряд ли мой сын в Лондоне. Слава Богу, она сейчас в безопасности. — Сэр Дэнни настолько привык скрывать пол Роузи, что даже не замечал, что называет ее то мужчиной, то женщиной. Мысль о Роузи пронзила его сознание, и на глаза сэра Дэнни навернулись слезы. Глядя на его волнение, королева была уже готова задать вопрос, но стук в дверь помешал ей.

— Войдите.

В дверях появился Сесил, позади него нерешительно топтался придворный лекарь.

— Не беспокойтесь, сэр Сесил, я жива.

— Беспокойство о Вашем Величестве — моя обязанность, — ответил Сесил, втягивая за руку лекаря.

Почтенный муж, дрожа от страха, приблизился к Ее Величеству.

— Покажите мне ваши инструменты, — приказал сэр Дэнни.

Лекарь вручил актеру сумку и поспешно отошел к дальней стене.

— Ваше Величество, придворный лекарь еще раз покорно просит вас согласиться принять его помощь, — произнес Сесил.

— Этот червяк? — Королева одарила лекаря насмешливым взглядом. — Кстати, Сесил, позаботьтесь, чтобы завтра утром у меня был здесь сэр Энтони Райклиф. Что-то он в последнее время увиливает от исполнения своих обязанностей.

— Да, Ваше Величество.

— Но перед этим он должен отправиться к графу Эссексу и передать ему, чтоб он немедленно предстал перед тайным советом и отчитался о своей деятельности. Преступной деятельности.

— Да, ваше величество, — поклонился Сесил.

— А вы, — обратилась королева к сэру Дэнни, — подойдите сюда. Если вы намерены вырвать мне зуб, делайте это сейчас.

Сэр Дэнни двинулся вперед. Он вырывал зубы много раз — и Роузи, и Уиллу, и актерам. Но королеве? Женщине, которой он всегда восхищался издалека?

— Эй! — громко воскликнул Сесил. — Что вы намерены делать?

— Или вы немедленно заткнетесь, Сесил, или немедленно убирайтесь! — рявкнула королева.

И только потом сэр Дэнни понял, что она ничем не могла помочь ему, поскольку боялась еще больше, чем он. Но ее потребность в нем придала сэру Дэнни храбрости, и он спросил самым елейным голосом:

— С вашего разрешения?..

Королева милостиво кивнула.

— Какие у вас прекрасные руки, — заметил актер сэр Дэнни, касаясь запястья Елизаветы, — какая нежная бархатистая кожа, какие длинные пальцы… — Сэр Дэнни погладил ладони королевы, смотря ей прямо в глаза.

Елизавета продолжала в упор смотреть на него, однако не могла выдержать его взгляд слишком долго.

— Если вы очень постараетесь, боль исчезнет сама собой. Когда я касаюсь вас, вы должны думать только о сне и покое.

— Вы прекрасно снимаете напряжение.

— Разрешите мне коснуться вашего лица… Господи, какая восхитительная кожа, какие правильные черты лица! Какую боль, должно быть, вам доставляет этот проклятый зуб!

— О да, — невнятно пробормотала Елизавета.

— Покажите мне его.

Королева открыла рот и вскрикнула, когда сэр Дэнни осторожно дотронулся до больного зуба.

— Думайте только о том избавлении, которое принесет вам сон. — Сэр Дэнни заговорил тише: — Думайте только о том, как вам станет легко, когда я его удалю.

— Да… — Веки Елизаветы сомкнулись, но через секунду она снова открыла глаза.

— Сейчас вы уже можете спать, — сэр Дэнни провел пальцем по щеке королевы, — и во сне будете знать, что я помогу вам, и не сможете проснуться, пока я не позволю. Вы уверены в моей помощи…

— Да.

Теперь глаза Елизаветы были плотно закрыты, и сэр Дэнни аккуратно взял щипцы, стараясь, чтобы они не зазвенели. Лекарь подошел ближе, зачарованно глядя на действия сэра Дэнни. Рот Сесила, стоящего около камина, был открыт так же широко, как и у спящей Елизаветы. Ловким движением сэр Дэнни выдернул зуб королевы — впрочем, то не составило особого труда, поскольку зуб был настолько гнилой, что легко вышел из десны. В следующее мгновение сэр Дэнни уже запихивал в зияющую дыру между зубами порошок из паутины и толченой ивовой коры.

— Спите, моя королева, — прошептал он.

— Вы останетесь во дворце, — пробормотала Елизавета, не открывая глаз, — и сможете еще раз повидать своих друзей-актеров. Может быть, среди них вы найдете свое чадо.

Сэр Дэнни едва ли мог поверить в услышанное. Он пришел сюда, чтобы умереть, а теперь королева приказывает ему жить.

— А как же мой смертный приговор?

Голова королевы откинулась на подушку.

— Я решу это позже. И еще, — Елизавета зевнула. — Сесил, мне, наверное, нужен новый зубной лекарь.

 

22.

— Никогда еще не встречал человека, который бы так стремительно падал и снова взлетал, — сказал Нос-с-Бородавкой.

— Что ты имеешь в виду? — Тони вылез из лодки и окинул взглядом владения графа Эссекского, будь он проклят во веки веков.

— Просто благодарю Господа Бога за три вещи сразу: за прекрасное солнечное утро, за то, что Ее Величество опять призвала вас на службу, и за то, что у нее наконец-то открылись глаза на Эссекса. — Нос бросил лодочнику шесть пенсов и пообещал еще девять, если тот подождет их на этом берегу. — Теперь-то вы сможете подумать и о своей невесте.

— Ты лучше бы подумал о своей бородавке, а то твой нос стал слишком длинным.

Нос любовно потрогал свой нарост, благодаря которому обрел это прозвище.

— Нет, сэр, уж я никогда не доверюсь этим коновалам.

— Хирург тебе нужен только для того, чтобы немного укоротить язык, — незлобиво заметил Тони.

Нос немного подумал и согласился:

— Неплохая мысль, сэр! Я нем как рыба!

Тони кивнул и пошел по аллее, обсаженной аккуратно подстриженным кустарником. Дом Эссекса располагался к востоку от Уайтхолла, в самом престижном районе Лондона. На его постройку явно не жалели денег — поистине, и ухоженная земля, и великолепные конюшни неподалеку, и сам трехэтажный дом блистали своим великолепием. Все это чем-то напоминало Тони поместье Одиси.

Нос-с-Бородавкой следовал позади Тони.

— Да, сэр, — снова не выдержал Нос, — у вас такой отсутствующий взгляд, словно она все время стоит у вас перед глазами. Даже если я говорю, а вы слушаете, кажется, что вы слышите не меня, а голос вашей невесты.

Тони гневно выхватил кинжал, и Нос, отступив на шаг, нервно хихикнул:

— Нет, сэр Энтони, я вам еще пригожусь. — Он указал на дом Эссекса. — Там полно врагов, и в случае чего вы можете не справиться в одиночку.

— Я не потерплю идиотских речей за своей спиной! — Тони сунул кинжал в ножны, мысленно признавая правоту Носа. Он действительно видел перед собой Роузи и слышал ее голос, где бы ни находился, и тешил себя мыслью, что рано или поздно они обязательно встретятся. Очевидно, он просто прилагал недостаточно усилий для ее поисков.

Прошлым вечером, распрощавшись с Носом и Шекспиром, Тони обшарил каждый постоялый двор, где обычно останавливались актеры, но поиски не увенчались успехом. Как ему хотелось закончить сегодня дежурство пораньше и снова начать разыскивать Роузи.

— Черт побери, снаружи не так уж тепло, а двери нараспашку, — заметил Нос.

Действительно, массивные двери дворца Эссекса были широко распахнуты. Тони и Нос вступили в темноту дома, удивляясь, что при входе нет ни одного стражника, однако где-то в глубине слышался гул голосов. Мужских голосов. Ни одного слуги, ни одного лакея… Тони и Нос-с-Бородавкой беспрепятственно продолжали свой путь. Никого.

— Будь я проклят! — выругался Нос, останавливаясь около приоткрытой двери. — Да здесь целое сборище, и все при шпагах!

— Да, опасное собрание, — храбро согласился Тони, хотя понимал, что опасения Носа имеют достаточно оснований. — Ты видишь Эссекса?

— Нет, сэр, — ответил Нос, — зато хорошо вижу остальных бунтовщиков.

Действительно, главных отличительных знаков Эссекса — темно-рыжей шевелюры и окладистой бороды — нигде не было видно. Тони решительно толкнул дверь, и спорящие о чем-то лорды замерли.

— Прошу прощения, джентльмены, не могли бы вы сказать, где я могу найти графа Эссекса?

— Мы сами бы желали переговорить с графом, — ответил наконец один из присутствующих, лорд Уэльс. В руках его блестела обнаженная шпага; он посмотрел на Тони дикими глазами и добавил: — Однако граф сейчас слишком занят подготовкой восстания. А как вы думаете, сэр, суббота будет удачным днем для того, чтобы поднять Лондон?

Тони потерял дар речи и только машинально кивнул головой.

— Так где же Эссексе? — немного погодя снова спросил Тони.

— Рядом, в каминном зале.

— В таком случае ему еще предстоит встретиться со мной, — заметил Тони с холодной уверенностью.

— Разве вы не знаете, кто это такой? — услышал он позади себя чей-то возбужденный шепот. — Это же сэр Энтони Райклиф, капитан королевской гвардии.

— Подойди поближе и держись сзади, — тихо приказал Тони Носу. — Что-то у меня спина зачесалась.

— Да, сэр. Посмотрите-ка, они расчищают нам дорогу.

Действительно, присутствующие, перешептываясь, расступились перед Тони, когда он направился в каминный зал, где в окружении каких-то лордов сидел граф Эссекс. Они что-то оживленно обсуждали, но как только в дверях появился Тони, вся их веселость мгновенно испарилась. Желая сообщить графу свои полномочия, Тони направился прямо к скамье, на которой сидели Эссекс и Саутгемптон.

Оба графа, одетые в шелковые одежды, украшенные множеством бриллиантов, выглядели чрезвычайно элегантно. На губах Эссекса появилась приветливая улыбка голодного дракона, прячущегося в темноте.

Кто же из них таит в себе главную опасность? Эссекс, проводящий политику открытого противостояния королеве, или же скрытный Саутгемптон?

— Милорд Эссекс, милорд Саутгемптон, — поклонился Тони, снимая шляпу.

— Сэр Энтони. — Эссекс приподнялся со скамьи и, изобразив подобие ответного поклона, добавил: — Взгляните, джентльмены, к нам прибыл верный пес Ее Величества.

Саутгемптон коротко хохотнул, но он был единственным, кто на это осмелился. Очевидно, он ничего не слышал про Тони или плохо понял, что означает улыбка на его лице. Плотный круг лордов вокруг Эссекса тут же поредел.

— Надеюсь, джентльмены, — продолжал Эссекс, — вы не испугались этого жалкого сына шлюхи, лишенного права собственности? Наверное, вы слышали, что даже родовое поместье, пожалованное Ее Величеством, теперь, оказывается, вовсе ему не принадлежит? Вернулась законная наследница, и один Бог ведает, сколько раз за эти годы она задирала свою юбку перед каждым встречным, пока наконец не обрела свой законный статус…

Тяжелый удар свалил Эссекса на пол. Через мгновение Тони уже уперся коленом в грудь графа и крепко держал его за горло.

— Не советую вам, сударь, упоминать о моей незаконнорожденности, или мне придется поучить вас приличным манерам.

Лицо задыхающегося графа приобрело малиновый оттенок; он отчаянно боролся с Тони, но где было устоять лорду, поднаторевшему всего лишь в придворных дуэлях, против закаленного в боях Райклифа.

— И не смейте даже упоминать имя леди Розалин, — продолжал Тони, не выпуская горло графа. — Вы и мизинца ее не стоите. — Он совсем забыл, что Эссекс не один в доме, а среди присутствующих было немало смельчаков.

— Сэр Энтони! — предупреждающе воскликнул Нос.

Не слезая с Эссекса, Тони уголком глаза увидал приближающиеся чулки Саутгемптона. Выхватив кинжал, он легонько ткнул кончиком лезвия в ногу графа и презрительно усмехнулся, когда тот, взвизгнув, отскочил.

— Не подходить, — приказал Тони, предупреждая главным образом не Саутгемптона, а остальных присутствующих. — Впрочем, жаждущие отправиться на тот свет раньше времени могут попробовать.

— Слезьте с меня, — прохрипел Эссекс, пытаясь дрожащей рукой дотянуться до своей шпаги.

Заметив это, Тони приставил кончик кинжала к переносице графа, и тот словно примерз к полу. С самой большой доброжелательностью, на которую только был способен, Тони сказал:

— Я сделаю, о чем вы просите, милорд, но вначале выслушайте приказ королевы.

— Что хочет от меня эта старая… — Кинжал оказался опасно близко к глазам Эссекса, и он поспешно изменил тон и содержание вопроса. — Что желает Ее Величество?

— Так-то лучше, — пробормотал Тони, отводя кинжал.

В карих глазах Эссекса мелькнула ненависть.

— Дайте… мне… встать…

В голосе графа клокотала ярость, и Тони презрительно усмехнулся.

— Да, ваши кости ужасно неудобны для того, чтобы сидеть на них долго. — Он встал, глядя, как то же самое делает пошатывающийся Эссекс. — Надеюсь, я ничего не повредил вам, милорд? — участливо спросил Тони. — Буду крайне огорчен, если вы не сможете прибыть в Уайтхолл по требованию королевы.

— Рассудок вернулся к ней наконец?

— К ней? — переспросил Тони с притворным удивлением. — Вы имеете в виду Ее Величество королеву Елизавету?

— Да, именно ее! — Губы пришедшего в себя Эссекса изогнулись в ядовитой усмешке. — Ведь это, кажется, ее титул? По крайней мере пока?

Тони направился к графу, и тот наполовину обнажил кинжал. По свите Эссекса прокатился звук, напоминающий рычание.

— Неплохо бы обдумать возможность временного отступления, сэр. Лучше остаться в живых сегодня, чтобы взять свое завтра, — тихо сказал Нос, дергая Тони за рукав.

Безусловно, Нос-с-Бородавкой был прав. Силы были слишком неравны: их окружила целая толпа вооруженных сторонников Эссекса.

— Милорд Эссекс, — торжественно сказал Тони, отказываясь от первоначального намерения, — по приказу Ее Величества королевы вы должны немедленно предстать перед Тайным советом, чтобы дать отчет о своих действиях и о своих намерениях.

Эссекс бросил острый взгляд на Саутгемптона, однако тот был слишком сильно занят изучением царапины на ноге, полученной от кинжала Тони.

— Я не могу предстать перед Тайным советом сегодня, — сказал наконец граф.

— Какие разъяснения я должен передать Ее Величеству? — презрительно спросил Тони.

— Я… Я болен… Да. — Тут Эссекс нашел правильное, по его мнению, решение: — Я не могу предстать перед Ее Величеством из-за вас, сэр Энтони Райклиф.

— То есть, милорд?

— Вы напали на меня и ранили.

— Простите, сэр, никогда не мог подумать, что незначительная возня без оружия может нанести серьезный вред здоровью командующего английской армией в Ирландии.

— Ах да. — Эссекс потер шею, на которой еще виднелись красные отметины от железных пальцев Тони. — Но я уже был болен, а вы напали на меня, пользуясь моей слабостью.

— О! Конечно, это объясняет, почему мне удалось так легко свалить вас на пол!

— Еще бы! — Тут Эссекс понял, что Тони просто насмехается над ним, и пришел в ярость, но Тони этого не заметил. А зря. Кинжал Эссекса вонзился в его руку раньше, чем Тони успел приготовиться к защите. На натертый паркет брызнула кровь, но Тони, выхватив свой кинжал, даже не заметил этого.

— Давайте останемся в живых сегодня, чтобы сразиться завтра. — Нос-с-Бородавкой попытался остудить боевой пыл своего командира.

Тони только яростно сверкнул глазами в его сторону.

— Вы желаете умереть? — Нос перешел на еле слышный шепот. — Кинжал этого негодяя лишь проткнул вам руку и даже не задел кость. Если вы убьете Эссекса, остальные убьют вас. Неужели вам не хочется увидеться с вашей невестой? — Нос-с-Бородавкой принялся перевязывать руку Тони своим шарфом.

— Прекрасно сработано, милорд, — саркастически сказал Тони, кивая на свою руку и еле сдерживая гнев.

— Это будет вам наказанием за наглость, — высокомерно ответил Эссекс, впрочем, не без стыда.

— За неосторожность, — поправил Тони. — Итак, должен ли я передать королеве, что вы больны настолько, что не приедете на ее вызов?

— Именно так. — Эссекс спрятал кинжал. — Да, приказываю вам передать королеве, что я нездоров.

— Слушаюсь, милорд. Но сомневаюсь, что королева примет это объяснение.

* * *

Королева Елизавета быстро шла по окружающему дворец саду. Позади, стараясь не отставать, семенили фрейлины. Холодный, но солнечный день благотворно подействовал на состояние духа Ее Величества, и сэр Дэнни, приглашенный на прогулку, шел рядом, сияя от счастья.

— Кстати, я получила список актеров, участвующих в «Гамлете». Роль Офелии будет играть некий Розенкранц. Вам знакомо это имя?

Сэр Дэнни схватился за грудь. Признательность королеве, угостившей его завтраком из трех блюд утром и обедом из семи блюд в полдень, не знала границ. Теперь же она дарила ему еще и Роузи.

— Это мой Розенкранц. Мой сын! Ваше Величество, ваша доброта беспредельна! Как я надеялся на то, что мой сын окажется в Лондоне. Очевидно, новость о моем чудесном избавлении заставила его приехать из… из… — У сэра Дэнни не хватало духа солгать королеве. Возможно, события прошедшей ночи настолько истощили старого актера, что даже обильная еда не смогла привести его в чувство. А может быть, проницательный взгляд королевы сковывал его сознание.

— Вы сказали, ваш сын? — Голос Елизаветы был полон энергии, темные круги под глазами исчезли, и сэр Дэнни мысленно поздравил себя с очередным успехом в лекарской практике.

— Сколько лет вашему сыну?

— Двадцать два, мадам, — ответил сэр Дэнни, стараясь предугадать, где здесь ловушка, но ничего не обнаружил.

— И как долго он играет женские роли?

— Как только решил, что пойдет по моим стопам и станет актером. Видите ли, Ваше Величество, наиболее молодые актеры всегда играют женские роли, потому что на сцене это выглядит наиболее правдоподобно. — Сэр Дэнни покраснел и запнулся, увидев на губах Елизаветы презрительную усмешку. Она и так прекрасно знала эти азбучные истины.

— А сколько лет было вам, когда вы начали играть только мужские роли?

— Восемнадцать, мадам. С точки зрения театрального искусства, это самый подходящий возраст. — Почувствовав, что его занесло на опасную почву, сэр Дэнни поспешно добавил: — Но Роузи…

— Роузи — женское имя.

— Розенкранц…

— А Розенкранц — глупое! — Королева остановилась так резко, что сэр Дэнни чуть было не споткнулся о подол ее платья. — Может быть, вы хотите рассказать королеве о своем сыне еще что-нибудь?

Резкий тон королевы заставил сэра Дэнни окончательно сдаться.

— Да, Ваше Величество. Он… Она — женщина. Я одел ее в мужскую одежду, и она играла женские роли.

— Однако вы смелый человек, сэр Дэнни Плаймптон!

— Нет, Ваше Величество, скорее просто глупец, но разве у меня был выбор? — Сэр Дэнни тяжело вздохнул и изложил королеве содержание письма лорда Сэдлера. Да, вся неразбериха была результатом неповиновения сэра Дэнни воле покойного, и если… Нет, и когда королева поймет все до конца, она не ограничится простой петлей. Она его четвертует!

— Но потом Роузи уже была не со мной. Я отдал ее на попечение благородной леди, которая взялась сделать из нее светскую даму, — схватился сэр Дэнни за последнюю спасительную соломинку.

— Имя леди?

— Леди Хонора, вдова герцога Бурнхэма и барона Роуза. — Сэр Дэнни сознавал всю неуклюжесть своей попытки вывернуться. Однако королева Елизавета задумчиво потерла подбородок и сказала:

— Когда-то леди Хонора входила в число моих фрейлин. Хорошо, я наведу справки.

Сэр Дэнни не сомневался в душевной чистоте леди Хоноры, которая обязательно расскажет королеве всю историю от начала до конца.

— Возможно, она передала мою дочь одной из своих тетушек, — в отчаянии продолжал сэр Дэнни.

— Вы что же, не знаете точно, какой именно леди передали на воспитание свою приемную дочь? — недовольно спросила Елизавета.

— Грубых мужчин не всегда беспокоят такие тонкости. — Сэр Дэнни решил блефовать до конца.

— Вы разочаровываете меня, сэр Дэнни Плаймптон. Никогда не поверю, что вы один из этих «грубых мужчин».

Последние слова королевы прозвучали как пощечина, и сэр Дэнни понял, что собственными руками сломал хрупкое взаимопонимание, которое начинало зарождаться между ним и королевой. Был ли виноват в этом Эссекс, к лести которого так привыкла Елизавета, или здесь было примешано что-то очень старое, которое он ненароком затронул? Сэр Дэнни долго молчал, пытаясь найти в своем богатом опыте общения с женщинами то единственное, чем можно смягчить сердце Ее Величества.

Они вышли на площадку для тенниса, и королева, усевшись на каменную скамью для зрителей, объявила:

— В настоящий момент, сэр Дэнни, ваша жизнь балансирует на тонкой грани между тем и этим светом. Возможно, это будет зависеть от того, как ваша дочь сыграет в завтрашнем «Гамлете». Посмотрим, сможет ли она доказать, что любит вас. А теперь можете идти. Сегодня я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

Разбитый и несчастный, почти обливаясь слезами, сэр Дэнни упал на колени, но королева жестом показала, чтобы он убирался. Актер понуро побрел ко дворцу, время от времени оглядываясь назад, пока Елизавета не скрылась из виду, окруженная плотным кольцом фрейлин.

Сэр Дэнни обреченно смотрел под ноги и даже не заметил чью-то притаившуюся фигуру, внимательно наблюдающую за ним.

 

23.

Леди Хонора, Энн и Джин нашли королеву на каменной трибуне теннисного корта. Она взирала на площадку с таким видом, словно на ней шла азартная игра. Неподалеку стояли дрожащие от холода фрейлины.

— Ваше Величество, — обратилась леди Хонора к Елизавете, — позвольте мне отослать бедных девочек во дворец: они совсем продрогли. Думаю, что если вам что-нибудь понадобится, я сама смогу помочь Вашему Величеству.

Королева Елизавета взглянула на трех женщин так, будто только сейчас заметила их появление.

— Леди Джин, леди Энн, леди Хонора, как я рада вас видеть. — Она сделала повелительный жест, и фрейлины упорхнули. — Что с вашим лицом, дорогая леди Хонора?

— Неужели оно стало таким уродливым? — Леди Хонора обеспокоенно потрогала свой шрам.

— Нет-нет, что вы! — Королева замахала руками. — В конце концов какая разница? Вы же не молоденькая девушка, жаждущая внимания мужчин, и я не девочка, чтобы рыдать над жестокостями мира. Кстати, кто-нибудь из вас помнит покойного короля, моего отца?

Меланхоличный тон королевы обеспокоил женщин, и они обменялись тревожными взглядами.

— Король Генрих был славный монарх, Ваше Величество, — ответила леди Хонора. — Однако всю свою жизнь я прожила под солнцем вашего правления.

— А вы не помните правление моей сестры, во время которого я чуть было не лишилась жизни? Или короткое пребывание на троне леди Джейн Грей? Или моего брата Эдуарда? Да, конечно, вы слишком молоды, чтобы помнить моего отца и то, как он обошелся со мной.

— Конечно, я не помню короля лично, — ответила Джин, — но наша мать была при его дворе.

— Я помню вашу матушку. — Казалось, Елизавета немного оттаяла. — Она ведь тоже была одной из моих фрейлин в те далекие времена, когда меня называли просто леди Елизаветой.

— Она часто рассказывала об этом, мадам, — вмешалась Энн. По ее голосу было видно, что память о матери вызывает в ней самые теплые чувства.

И Джин, и Энн, конечно же, знали, что король Генрих VIII держал своих дочерей в ежовых рукавицах. Трудно было найти более жестокого деспота, всю свою жизнь переживающего, что оба его ребенка — дочери. Если они угождали ему, то король еще мог терпеть их присутствие, иначе попросту прогонял с глаз долой. Так, леди Елизавета была изгнана из дворца, едва ей исполнилось двенадцать, и частенько терпела нужду и голод в постоянном страхе за свою жизнь, поскольку знала, что случается с теми, кто вызывает неудовольствие короля Генриха. Ее мать, например, была обезглавлена.

— Свет надежды и гордости мелькал в его глазах, — сказала королева, словно разговаривая сама с собой, — когда он говорил о своей дочери. Я полагала, что он восхищался мной не только за то, что я королева, но и за то, что в первую очередь женщина… Да, именно так. Ведь он восхищался всеми женщинами.

Явно сбитая с толку, Энн спросила:

— Вы говорите о короле Генрихе?

— Нет, дорогая, — рассмеялась Елизавета, — конечно, не о Генрихе. О некоем человеке, заслуживающем моего прощения за все то, что он сделал для меня, и презрения за то, как он обошелся со своей дочерью.

— Боюсь, мой отец всегда был безразличен к моим желаниям, — сказала леди Хонора, вспоминая отца и двух покойных мужей.

— Да, ваш отец ничего не сделал для вас, — согласилась Елизавета. — Наверное, все мужчины холодны к своим дочерям.

— Нет, конечно, — живо возразила Джин. — Нас, например, отец очень любил и относился к нам с уважением.

— А наш брат просто обожает своих дочерей, — кивнула Энн.

— Тони любит женщин и будет прекрасным отцом. — Джин решила, что пора подготовить королеву к неожиданному известию о чудесном воскресении наследницы лорда Сэдлера, если, конечно, она снова найдется. — А помните, с какой любовью лорд Сэдлер относился к своей дочери, крошке Розалин? Он же носил ее на руках и сдувал каждую пылинку.

— Да, — кивнула королева. — Я помню лорда Сэдлера. Это был самый достойный лорд, когда-либо живший на этом свете. Кстати, поползли слухи о появлении его наследницы. — Елизавета метнула на женщин короткий пронизывающий взгляд. — Вам что-нибудь известно на этот счет?

— Да, она жива, — ответила леди Хонора. — Как-то раз моя тетушка нашла на дороге маленькую девочку, взяла на воспитание, и из ребенка получилась настоящая леди. — Хонора очень не любила лгать, но уж если начинала, то шла напролом. — К несчастью, я не смогла узнать наследницу, когда встретилась с ней в Одиси.

— В Одиси? — Королева потеребила нить жемчуга на своей шее. — Почему же вы не привезли ее сразу ко мне?

— Простите, мадам, но я не могла бы представить ее ко двору, не убедившись, что она действительно пропавший ребенок.

— И что же вас убедило?

— Ее постоянно преследовали призраки давно минувших дней. — Энн решила прийти на помощь леди Хоноре, но высказала свою мысль довольно неуклюже.

— Энн имеет в виду, что Роузи… — начала вторая сестра.

— Роузи? — встрепенулась королева, глядя на Джин. — Вы назвали ее Роузи?

— Это сокращенное имя от Розалин.

— Да, это сокращенное имя я уже слышала. — Похоже, что утро, начавшееся так отвратительно, обещает превратиться в более интересный день. Чем дальше — тем больше. — Елизавета улыбнулась. Эта улыбка была хорошо известна всем придворным и наводила на них ужас. — Садитесь, дамы. Когда надо мной кто-то стоит, это действует мне на нервы. Что оставалось делать? Джин села напротив королевы. Энн и леди Хонора расположились по обе стороны Джин. Со стороны они походили на прилежных учениц, взирающих на строгую учительницу.

— Расскажите мне поподробней, что за призраки преследовали Роузи, — приказала королева, указывая пальцем на Джин.

— Во-первых, леди Розалин вдруг обнаружила, что знает все поместье, несмотря на то, что никогда в нем не была, — покорно ответила Джин, — причем помнит его таким, каким оно было во времена лорда Сэдлера. Во-вторых, некоторые из старых слуг уверены, что узнали в ней пропавшую наследницу.

— А помнит ли она своего отца?

— Вот он-то как раз и являлся ей, как привидение, — со страхом прошептала Энн.

Джин открыла было рот, чтобы пояснить, что имеет в виду сестра, однако королева взмахом руки приказала ей замолчать.

— Про разного рода привидения ваша сестра рассказывает интереснее, чем вы. Итак, — обратилась она к Энн, — к ней являлся дух Эдуарда?

— Только в ее видениях.

— А как выглядит эта Роузи?

— О! Она прекрасна. — Энн поняла, что нависшая было над ними гроза миновала, и теперь говорила с удовольствием. — Она скромна, любезна в обращении и быстро схватывает все, чему мы ее обучаем. Кроме того, Роузи талантлива, у нее обаятельная улыбка и прекрасные глаза.

— Талантлива? — Этот вопрос королева задала с самым невинным видом.

— Да, — простодушно откликнулась Энн, — она великолепная актриса.

Джин толкнула локтем сестру так, что та едва не свалилась со скамьи. На лице королевы мелькнуло удовлетворение.

— Если я правильно поняла, Роузи так хорошо знала поместье, что это убедило вас в ее наследных правах? — Голос Елизаветы был полон скептицизма Она разыгрывала недоверие, и леди Хонора попалась на удочку.

— Не только! — запальчиво возразила она. — Кроме того, при девушке было письмо от лорда Сэдлера.

Весь скепсис королевы как рукой сняло.

— Письмо имело печать? В свое время я подарила ему перстень с печаткой.

— К сожалению, нет.

— Печать лорда Сэдлера была утеряна. Вероятно, это случилось, когда был ограблен его экипаж, — предположила Джин.

— Очень надеюсь, что когда-нибудь смогу ее увидеть воочию. Это кольцо стало бы мне доброй памятью о благородном лорде Садлере. — В голосе королевы послышались нотки сентиментальности, но, впрочем, ненадолго. — Итак, что же говорилось в письме?

— В нем предписывалось доставить ребенка ко двору Вашего Величества, — неохотно ответила леди Хонора.

— Так почему же ваша возлюбленная тетушка не выполнила волю покойного?

— Она слишком стара.

— В самом деле? Может быть… Кстати, знаю всех знатных людей страны, а вашей тетушки что-то не припомню.

— Как? Ваше Величевтво не помнит тетушку леди Хоноры? — послышался чей-то смелый голос. — Это, наверное, оттого что достоинства нашей дорогой леди Хоноры затевают всех остальных членов ее семьи.

— Тони! — воскликнула Джин. Обе сестры сорвались с места и подбежали к Райклифу. — Господи, как мы рады тебя видеть!

Притворяясь, чтд целуя сестру, Тони тихо прошептал ей на ухо:

— Кажется, Ее Величество вас поймала?

— Ага. Прошу тебя, займи чем-нибудь ее внимание.

— Боже, — королева приложила руку ко лбу и застонала, — значит, если наследница Сэдлера вернулась, что же делать с Одиси и сэром Энтони?

— Кажется, мне это уже удалось, — пробормотал Тони с таким видом, будто то, что королева сменила тему разговора, было исключительно его заслугой. — Ваше Величество, — он упал перед Елизаветой на колени, — я благодарен вам за великодушное разрешение снова находиться при вас, служить вам! Мой разум зачахнет в темноте, словно узник, заточенный в каменном мешке, если лучи, исходящие от солнца Вашего Величества, не коснутся меня.

— Да-да, — рассеянно сказала она, принимая сентенцию Тони как должное. Сейчас ее мысли были заняты другим. — Но как нам решить вопрос относительно вашего наследства? Вы — хозяин поместья Одиси…

— Вашей милостью, — вставил Тони.

— …но наследница Сэдлера вернулась! Что же нам делать?

— Одиси принадлежит мне!

— А наследница?

— Я женюсь на глупышке, если это будет необходимо.

— Глупышке? — почти пропела Елизавета. — Странно. Только что леди Хонора и ваши сестры наперебой расхваливали мне ее.

— Я говорил «глупышке», сравнивая ее с вами, Ваше Величество, — вывернулся Тони, мучительно соображая, что еще могла наговорить королеве эта троица.

— Значит, вы уже с ней знакомы?

— Конечно, мадам, — вмешалась Джин. — Она же сама приехала в дом хозяина. Тони был исключительно любезен, до тех пор, пока не понял, с кем имеет дело.

— Я и после этого был с ней любезен, — тихо заметил Тони.

— Ага, — пробормотала Джин, — как бык, гоняющийся за тореадором.

— Вы… Вы целовали ее, сэр Энтони?

— Мадам, я целую всех женщин, оказывающихся поблизости, но при этом я никогда не испытываю того счастья, которое испытываю, когда целую ваши прелестные ручки. — С этими словами Тони галантно прижал к губам руку королевы.

Елизавета слегка улыбнулась, наблюдая представление, которое он перед ней разыгрывал.

— Своими изысканными манерами вы напоминаете мне одного человека, исполненного… — королева запнулась.

— Исполненного чего, мадам?

— M-м… Любезности. Кстати, я наслышана, что и леди Хонора не прочь выйти за вас замуж?

Тони задохнулся, не зная, что ответить, но леди Хонора сама пришла ему на выручку.

— Я решила, что мне не стоит делать этого.

— О Боги! Почему же нет? — Королева рассматривала Тони и леди Хонору, словно видела перед собой перспективную пару.

— Без поместья Одиси он недостаточно богат для меня, — ответила леди Хонора.

— Не беда, я дам ему приданое.

Только сейчас Тони понял всю глубину чувств, испытываемых леди Хонорой к сэру Дэнни. Она прижала руки к груди в молчаливой мольбе. «Спасайте меня!» — говорил этот жест, обращенный главным образом, к Тони, но что, черт побери, ему было делать? Неужели Елизавета уже раскусила, что его желание жениться на Роузи вызвано отнюдь не стремлением оставить за собой Одиси, а совсем другим? Неужели она заметила, какой страстью он пылает к Роузи? В другом случае королева попросту опасается потерять одного из своих любимых придворных.

— Ну так как? — продолжала Елизавета. — Насчет приданого?

Тони изобразил на лице глубокую задумчивость и наконец сказал:

— Я боготворю леди Хонору, и, когда узнал о ее предложении, был уверен, что лучшей партии мне не найти. — Пользуясь тем, что находятся позади королевы и она не может их видеть, сестры вытаращили глаза; леди Хонора поморщилась. — Но, если я женюсь на ней, у меня не останется шансов сохранить за собой поместье. Оно принадлежит мне, и я не хочу отдавать его.

— Я пожаловала вам Одиси.

— Да, мадам, вы его пожаловали, и вы же можете его отобрать. Когда вы дали мне это поместье, все полагали, что оно будет продолжать носить имя Сэдлера. Предполагалось, что я захочу связать себя с этим почтенным родом и изменю свое имя. Но я сделал по-другому. Я изменил название поместья.

Королева покачала головой; сестры и леди Хонора хранили молчание.

— Вы спросите — почему именно Одиси ? Что же, готов объяснить. Я слишком много странствовал по свету — от Шотландии до Корнуолла, от самых дальних уголков Европы до центральных лондонских улиц; я боролся против зависти, дерзости и других людских пороков, словно они были живыми монстрами, поселившимися в нашем грешном мире; я повсюду встречал людей, готовых убить меня или потому, что они были моими врагами, или просто ради собственного удовольствия. — Тони ударил себя кулаком в грудь. — И это поместье, и этот дом стали закономерным венцом моей личной одиссеи. Это моя награда за службу моей королеве и моей стране! Каждая пядь этой земли напоминает мне об остроконечных вершинах, на которые мне приходилось взбираться, срываться вниз и снова ползти к своей цели. Мадам, не разбивайте мне сердца, лишая единственного, что у меня есть.

— Вы говорили весьма красноречиво, — сказала королева. — Что же, я подумаю.

— Я очень благодарен вам, мадам! — Тони стоял на коленях уже так долго, что они начали затекать, но ничто не могло заставить его подняться.

— Я сказала только, что я подумаю над этим. — По губам королевы пробежала легкая улыбка. — Однако я не видела от леди Розалин — или, надеюсь, я могу называть ее Роузи — никакой петиции на этот счет. Вам самому придется довести дело до конца, сэр Энтони. Для этого нужно представить мне эту девушку: я хотела бы с ней поговорить. Вы ведь знаете, где она сейчас, не так ли?

Не дожидаясь ответа, королева пошла к Уайтхоллу. Встав с коленей, Тони отправился следом, вспомнив, что совсем забыл доложить королеве об Эссексе. Однако королева, похоже, сама вспомнила о государственных делах, потому что внезапно обернулась и пошла навстречу Тони.

— Сэр Энтони!

— Да, мадам?

Она встала к Тони боком, не глядя в глаза.

— Когда милорд Эссекс предстанет перед Тайным советом?

— Он не поехал в Уайтхолл, Ваше Величество, сказавшись больным.

— Хм! Но он хотя бы передал мне какое-нибудь письмо? — В ее голосе было столько надежды, что Тони стало жаль королеву.

— Нет, мадам.

— Что ж, он сам себе сделал хуже… Кстати, вы знаете, что по его приказу придворная труппа сегодня играет «Ричарда II»?

— Мне это неизвестно, мадам.

— Итак, передайте Тайному совету, что завтра к десяти утра Эссекс будет у них. Пусть милорд тайный советник приведет его хоть силой!

— Нужно ли мне сопровождать милорда тайного советника в этом деле, мадам? — спросил Тони.

— Думаю, нет, сэр Энтони. — Королева в упор посмотрела на Тони. — Мне кажется, вы оказываете дурное влияние на милорда Эссекса, в частности на его уступчивость.

— Вы, как всегда, правы, мадам. — Тони отвесил Елизавете глубокий поклон.

— Хотя все-таки проводите милорда тайного советника, но сами оставайтесь снаружи — так будет лучше.

— Да, мадам.

— Когда Эссекс выйдет из дома, сопроводите его в Уайтхолл. — Отдав это приказание, королева повернулась и сделала несколько шагов ко дворцу, но остановилась и снова обернулась к Райклифу.

— И еще, сэр Энтони…

— Да, мадам?

— Поклянитесь, что не убьете его по дороге.

 

24.

— И Эссекс осмелился взять милорда тайного советника и его свиту под стражу? — Тони изумленно взглянул на Носа-с-Бородавкой, сообщившего эту новость. По приказу Ее Величества Тони проводил тайного советника к дому Эссекса, а сам остался у ворот.

Двери дворца Эссекса широко распахнулись, и из них потекла живая людская река. Их было много, очень много — Тони думал, что не меньше двух сотен. Впереди, размахивая руками, шел Эссекс, глаза его горели лихорадочным блеском. Темная шляпа графа с белым плюмажем реяла впереди мятежников, словно знамя.

— Во дворец! К Уайтхоллу! — кричали люди, потрясая обнаженными шпагами.

На этот счет Райклиф был спокоен — почти все его гвардейцы, вооруженные и хорошо обученные, охраняли сейчас дворец. Тем не менее Тони преградил дорогу графу. Эссекс остановился.

— Прочь с дороги, — взревел Эссекс, набрасывая на плечо полу своего алого шелкового плаща. — Ты не сможешь остановить нас, как не смог бы остановить морской прилив.

— А я и не намереваюсь вас останавливать, — крикнул в ответ Тони, — а просто пришел вызвать тебя на бой! На открытый и честный бой, в котором незаконнорожденный и лорд равны. Посмотрим, кто из нас лучший воин.

Похоже, граф не мог устоять перед искушением убить Тони. Он облизнул губы, словно кот, на глаза которому попалась глупая мышка.

— Эй! — Тони специально закричал громче, чтобы его голос достиг самых дальних рядов мятежников. — Или ты трусишь? Что, не хочется ощущать сталь моего клинка у своего горла еще раз?

Граф зарычал и выхватил одной рукой шпагу, другой — кинжал. Спокойно наблюдая за противником, Тони без труда отразил первый выпад Эссекса и, ловко проскочив под его шпагой, крепко схватил за руку. Гримаса боли пробежала по лицу Тони: рана, нанесенная кинжалом графа днем раньше, давала о себе знать. Заметив это, Эссекс улыбнулся и попытался взмахнуть шпагой, однако ему мешал его же собственный плащ. Тони презрительно улыбнулся и одним ударом рассек шнуровку плаща.

— Милорд, я оделся для боя, а вы — для подлости. Позвольте вам помочь! — С этими словами он сдернул красный шелк с плеч Эссекса и бросил его на землю.

Цвет лица графа и цвет его плаща стали одинаковыми.

— Ах ты, грязный ублюдок! Наконец-то я научу тебя уважению!

Хорошо Эссексу — вокруг него стояла плотная стена союзников, и жаждал он только одного — убить Тони, связанного клятвой, данной королеве. Похоже, у Райклифа не осталось шансов на спасение… Разве только, отбросив этикет и правила придворных дуэлей, вспомнить свой богатый опыт уличных драк. Один хороший удар ногой, и Эссекс рухнет как подкошенный… Тони опять увернулся от кинжала графа. Эссекс с самодовольной ухмылкой тряхнул головой, и белое перо на шляпе закачалось… Шляпа…

Тони слегка приподнял кончик шпаги, и Эссекс, уклоняясь, резко дернул головой. Не удержавшись, шляпа слетела с головы и, подгоняемая ветром, покатилась по земле. Этот нехитрый маневр Тони заставил графа на мгновение отвлечься, но и этой секунды хватило Тони для того, чтобы нанести легкую царапину руке противника, сжимающей кинжал. Ловким движением Тони выбил оружие у Эссекса и, низко пригнувшись, ударил графа по ноге.

Баловень королевы звонко шлепнулся в грязь, освобождая путь к отступлению, но не успели еще брызги, вызванные его падением, достичь земли, как шпага Тони была уже приставлена к горлу Эссекса. В тот же миг чье-то тело, словно сжатая пружина, оттолкнуло Райклифа.

— Бежим! — бросил через плечо Нос-с-Боро-давкой. — Бежим, пока не поздно!

Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться в правоте Носа. Мятежники еще не пришли в себя от поражения предводителя, однако лезвия их шпаг угрожающе зашевелились.

И Тони побежал. Побежал изо всех сил, пока не убедился, что топот смельчаков, решившихся на преследование, затих где-то далеко позади. Похоже, сторонники Эссекса сочли более благоразумным вернуться к своему хозяину. Резко остановившись, Тони пошел назад, стараясь остаться незамеченным, пока не вернулся почти к самому дворцу графа. Здесь продолжали раздаваться воинственные вопли мятежников.

— Во дворец! К королеве, к королеве! — яростно кричали они.

* * *

— И ты носишь его ребенка? — Дядюшка Уилл говорил очень тихо, не желая, чтобы его услышали актеры, находящиеся в этой же комнате. Но даже негромкий голос Шекспира выдавал его гнев. — Ты носишь ребенка сэра Энтони и сбегаешь из его дома!

— Ш-ш… — Комната Уайтхолла была очень просторной, но все равно не стоило повышать голос.

Актеры готовились к выступлению перед самой королевой. Они помогали друг другу натягивать костюмы, поправляли грим перед крошечными зеркалами и в безумном отчаянии повторяли свои роли еще и еще раз. Однако Роузи подозревала, что причиной всеобщей нервозности была не высокая ответственность предстоящего спектакля, а ее участие в нем. Все актеры усиленно делали вид, что не обращают на Роузи никакого внимания, хотя в душе трепетали от страха.

— И я не буду молчать, — снова зашипел дядюшка Уилл, помогая Роузи пудрить лицо. — Нет, в конце концов ответь мне, какое право ты имела мне лгать?

— Я не лгала, — ответила Роузи, осторожно ощупывая живот. Как ей хотелось, чтобы там кто-нибудь пошевелился! — Я просто ничего не говорила.

Решив, что с пудрой покончено, дядюшка Уилл приступил к румянам.

— Я дрожу от одной мысли, что могло бы произойти, если бы тебя случайно не нашел Людовик.

Роузи промолчала, но выражение ее лица не понравилось Шекспиру, и он продолжил допрос:

— Что ты молчишь? Тебе совсем нечего мне сказать?

— Людовик пропал.

— О Боже! Когда?

— В ту самую ночь, когда нас чуть было не нашел Тони. Уж не знаю почему — то ли из-за Тони, то ли из-за ребенка, то ли еще почему-то. Тем не менее с тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала.

— Без него ты совсем беззащитна. Ты же совсем одна в большом жестоком Лондоне!

— Только до окончания спектакля, — ответила Роузи, натягивая парик.

— Вот как? И что же случится после спектакля?

— Что? Кто знает… — но Роузи была уверена, что Господь не допустит того, чтобы она не увидела Тони хотя бы еще один раз. Порой ей казалось, что достаточно только выйти на любую улицу города и громко крикнуть: «Я здесь!» — и Тони, веселый и нежно любящий Тони, обязательно предстанет перед ней.

— Роузи, — дядюшка Уилл схватил ее руку, — тебе оказано огромное доверие, и ты не можешь забивать себе голову перед выступлением.

— Я сыграю так, что Ее Величество будет смеяться и плакать, я заслужу ее благосклонность и добьюсь свободы для сэра Дэнни. — Роузи произнесла это с таким жаром, словно все, что она задумала — главная цель ее жизни. Она слегка коснулась кольца, висящего на шее, и прошептала: — Только так, наверное, я смогу избавиться от этих проклятых видений…

* * *

«Гамлет». Акт I. Сцена 3.

— Роузи, сейчас твой первый выход, — тихим голосом напомнил дядюшка Уилл, видя, что волнение девушки достигло апогея. — Самое главное, все время помни, что ты не Роузи, а Офелия. Ты прекрасная девушка, любящая принца и уверенная, что принц тоже любит тебя.

Актеры уже отыграли две сцены, может быть, как показалось Роузи, с излишней поспешностью. Алейн Брюэр с большим чувством изображал Гертруду, мать Гамлета, Дики Джастин Макбрайд — Клавдия, Ричард Барбэйдж, ведущий актер придворной труппы, играл роль Гамлета так, словно родился принцем датским. Менее маститые актеры вроде Седрика быстро разыгрывали свои эпизодические партии, переодевались за кулисами и тут же снова выбегали на сцену в новом обличье.

— Джон Барнстейпл выйдет вместе с тобой, так что ты не будешь чувствовать себя одинокой. Кроме того, помни, я тоже рядом, — продолжил Шекспир, ободряюще похлопав Роузи по плечу. — Ну, с Богом! И играй так, чтобы у всех зрителей замерло сердце.

Роузи хотела что-то ответить, но дядюшка Уилл подтолкнул ее к сцене. «Господи! Мне уже что-то нужно говорить? Нет… Сейчас вступает Барнстейпл… А… Нет, он ждет реплики ее брата Ааэрта, он должен произнести первые четыре строки этой сцены».

Все, пора. Роузи набрала побольше воздуха и произнесла свои слова:

— Не сомневайтесь в этом . — Ничего страшного не случилось.

Так, Джон Барнстейпл молчит и смотрит на Лаэрта. Теперь ей опять нужно открыть рот и сказать целых два слова: «Не более?»

Доски наспех сколоченной сцены скрипели под ногами. Вокруг стояли огромные канделябры, ярко освещающие актеров, однако места для публики тонули в темноте. Роузи казалось, что гробовая тишина зрительного зала поглощает воздух, и от этого начинает шуметь в ушах, а по спине бегают мурашки леденящего ужаса. Давняя спутница — паническая боязнь сцены — кажется, собралась вновь навестить Роузи.

Нет, ничего не выйдет. Сейчас ее время! Это время специально для нее, для Офелии! Как ни старалась она себя успокоить, из головы не выходила мысль, что никакая она не Офелия, а всего лишь Роузи. Роузи, трясущаяся от страха. Как в бреду, она отговорила еще семь строчек, обращаясь к Лаэрту, и на сцене появился сам дядюшка Уилл, играющий ее отца Полония. Роузи пришла в голову мысль, что после сэра Дэнни он действительно самый близкий ей человек, любящий ее, словно собственного ребенка. Дядюшка Уилл, то есть нет, Полоний, начал свой монолог, повествующий о страстном чувстве принца Гамлета. В голове Шекспира звучали те же самые нотки негодования, что и у сэра Дэнни, когда в реальной жизни он предостерегал свою приемную дочь от необдуманных поступков.

Наконец сцена подошла к концу, дядюшка Уилл улыбнулся, и Роузи убежала за кулисы, едва ощущая одобрительные рукопожатия своих товарищей.

* * *

Ворота во дворец Эссекса были широко распахнуты, и хотя из печных труб все еще вился легкий дымок, со стороны он казался всеми покинутым. Толпа мятежников, почувствовав ветер перемен, предпочла рассеяться. Похоже, даже слуги оставили дом графа.

Тони осторожно прошел ворота и направился через сад.

— Сэр! — окликнул его женский голос. — Сэр, до нас дошли какие-то ужасные слухи. Не могли бы вы объяснить нам, куда исчез милорд Эссекс?

Смеркалось, и Тони пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть в открытом окне второго этажа лицо леди Рич, сестры графа. По правде говоря, Тони не испытывал к ней особых симпатий, поскольку именно леди Рич постоянно подстрекала брата и будила в нем его неуемную гордыню и тщеславие. Но рядом с ней, спиной к окну и лишь бросая через плечо быстрые взгляды, стояла леди Эссекс — жена человека, чья придворная карьера началась так блистательно, жена того, кто стал величайшим предателем Англии.

— Не понимаю, почему дамы остались здесь, — поклонился в ответ Тони.

Леди Рич высунулась из окна еще сильнее.

— Ба! Да вы же сэр Энтони Райклиф, капитан королевской гвардии! И вы должны отлично знать все последние события.

— Конечно, миледи! Но в первую очередь мне хотелось бы знать, освобождены ли люди из Тайного совета.

— Да, сэр. Все они освобождены час назад и находятся в добром здравии.

— Ну что же, миледи, — Тони приподнял одну бровь, — боюсь, что мои новости окажутся не так хороши для вас. Все кончено. Лондон отверг своего кумира — сам архиепископ настоял на этом, и Эссексу пришлось спасаться бегством.

Леди Эссекс издала пронзительный вопль, но сестра графа продолжала сохранять бесстрастный вид.

— Где же он скрывается, сэр Энтони?

— Очень надеюсь, что здесь, миледи.

Бросив на него гневный взгляд, леди Рич захлопнула окно. В Тони почему-то вселилась уверенность, что ее вещи уже собраны, и через несколько минут обе леди покинут этот дом, чтобы никогда в него не вернуться. Да, поистине графа Эссекса покинули все.

Теперь им интересовались только те, кто должен был поймать его и доставить к королеве. Пройдя дом и конюшни, Тони пересек сад и очутился около ворот, ведущих к Темзе. Река, обычно кишевшая лодчонками и торговыми судами, сейчас была пустынна. Лишь одинокая лодка с одним-единственным пассажиром быстро приближалась к берегу. Старательно борющийся с течением лодочник сидел спиной к Тони, но второго, рыжебородого, сидящего лицом, Тони узнал сразу. Притаившись в кустах, он стал ждать.

Наконец послышался плеск мерно бьющих по воде весел, затем легкий удар дерева и звяканье отсчитываемых монет. Эссекс что-то пробормотал лодочнику и направился по тропинке. Тони, выждав немного, двинулся следом.

Граф шел медленно и словно неохотно. Вернуться сюда, помня, что всего лишь утром это место было полно единомышленников, казалось немыслимым. Вернуться и посмотреть в глаза двум женщинам — жене и сестре — было для него слишком унизительно. Тони очень надеялся, что поверженный Эссекс находится в таком состоянии, что не станет оказывать сопротивления. В доме оставались только две женщины и собаки графа, так пусть первые его отвергнут, а вторые набросятся, чтобы разорвать на куски!

Эссекс неожиданно оглянулся, и Тони выступил вперед. Лицо графа исказилось до неузнаваемости — зубы обнажились в ужасной ухмылке, пальцы, казалось, превратились в скрюченные когти.

— Ты! — Он не находил слов. — Ты, внебрачный ублюдок! — Эссекс стал похож на матерого волка, но, встретившись взглядом с Тони, понял, что превратился из охотника в добычу. Истошный вопль графа был лишь предсмертным криком раненого зверя. Он вдруг кинулся к дому и, вбежав, захлопнул за собой дверь.

Сзади, со стороны Темзы, послышались голоса и удары лодок, пристающих к берегу. Тони оглянулся, и через несколько секунд перед ним предстал сэр Роберт Сидней, лорд-адмирал Ее Величества.

— Сэр Энтони, — властно спросил Сидней, — он здесь?

— Вы имеете в виду лорда Эссекса? — ухмыльнулся Тони, заметив, что позади Сиднея стоят граф Ноттингем и целая толпа вооруженных солдат. — Да, он только что вошел в дом. Надеюсь, вы не будете возражать, если я заберу у вас одну лодку? Мне необходимо обо всем доложить королеве.

— Доложить королеве? А что тогда делать мне?

— Думаю, что вы не сделаете ошибки, послав в Тауэр за пушкой и несколькими бочонками пороха. Разнесите этот проклятый дом на тысячу осколков. Если у графа не хватит ума сдаться, пусть его дворец станет его могилой. — Тони направился к берегу Темзы, оглянулся и добавил: — И пусть ваша совесть будет спокойна — вы поступите правильно.

 

25.

«Гамлет». Акт III. Сцена 1.

Почти половина спектакля осталась позади, и актеры за кулисами оживились, предвкушая успех. Кажется, все шло гладко. Не было грубых ошибок, никто не забывал слов роли и не спотыкался о доски, выходя на сцену, как это случалось не раз. Роузи приготовилась к выходу — с каждой сценой ей становилось все легче и легче.

Платье Офелии сидело на ней так, словно было сшито по мерке, да и сама роль, казалось, была написана специально для Роузи. Впервые в своей жизни она вжилась в роль своей героини, и это придавало уверенности, что мечта об освобождении сэра Дэнни не так уж призрачна.

— Итак, мой друг Полоний боится, что принц Гамлет сошел с ума из-за любви и хочет подслушать наш разговор, — напомнил Клавдий, Дики Джастин Макбрайд, таким тоном, словно Роузи действительно была Офелией. — В следующей сцене они начнут разоблачать друг друга…

Роузи думала о своем. В следующей сцене она в первый раз будет играть вместе с Дики. Всегда ненавидящий Роузи, он мог выкинуть любую подлость. Никто, кроме сэра Дэнни, не мог держать его в узде.

— Дики, клянусь, что если ты попытаешься выкинуть какой-нибудь номер…

— Я?! — возмутился Дики, обнажая белоснежные зубы. — Нужно больно! Не хочу сказать, что люблю тебя, но сохранить за собой место в придворной труппе мне не помешает. Так что можешь не беспокоиться.

Роузи не поверила Дики: слишком уж забегали его глаза.

— Послушай, — зашептал Дики, наклонясь к уху Роузи, — ты ее видишь со сцены?

— Кого?

— Ее Величество. Королеву Елизавету.

О, конечно, Роузи знала, что королева присутствует в зале, — ради нее и был затеян этот спектакль. Однако, выходя на сцену, Роузи совершенно забывала о публике.

— Она сидит прямо посередине, в первом ряду.

— Я полагала… — Роузи запнулась. Она действительно полагала, что королева находится в специальной ложе, а оказывается, Ее Величество сидела у самой сцены.

Дики не смог удержаться от очередной дозы яда:

— И знаешь, я заметил, что, когда ты выходишь на сцену, она не сводит с тебя глаз. Такое впечатление, словно ее интересует не спектакль, а именно ты.

— Шутишь!

— Нисколько. Посмотри сама. Хотя в зале темно, королеву ты разглядеть сможешь. Глаза у Ее Величества так и блестят, следя за каждым твоим движением.

Рядом с ними появились дядюшка Уилл и Алейн Брюэр — им предстояло выйти на сцену всем четверым. Только сейчас Роузи поняла, как изящно осуществил Дики свой коварный замысел, ведь для всех он не сделал ничего особенного, просто сказал Роузи пару фраз. Однако Макбрайд прекрасно понимал, что вывел Офелию из равновесия и теперь она думает уже не о роли, а о блеске в глазах Ее Величества.

Ноги Роузи приросли к полу, и Дики пришлось подтолкнуть ее к сцене. Ах, как хорошо он знал, что делал!

Слова роли вылетели из головы в одно мгновение, и, как ни старалась Роузи не смотреть в зал, глаза сами начинали рыскать по первому ряду.

Великий Боже! Это была королева!

Дики не солгал. В окружении фрейлин Ее Величество сидела на изящном стуле с высокой спинкой и внимательно смотрела на сцену. Как и говорил Дики, ее взгляд мерцал из темноты, хотя сама Елизавета сидела неподвижно. И… И она не сводила глаз с Роузи.

Мир закружился перед глазами, а доски сцены под ногами поехали куда-то в сторону, в ушах предательски зазвенело.

Гертруда закончила реплику, и все, находящиеся на сцене, уставились на Роузи, ожидая ее ответа.

— О, дал бы Бог, — еле слышно подсказал дядюшка Уилл, и Роуэи повторила заплетающимся языком:

— О, дал бы Бог… — Это были единственные слова, которые она смогла произнести. К счастью, дальше ей не нужно было говорить довольно долго, актеры один за другим уходили со сцены… Полоний что-то сказал Офелии и протянул ей книгу… Еще несколько слов Клавдия… О Боже, она осталась одна. Где же Гамлет?

Спрятавшись за огромным фолиантом, Роузи притворилась, что читает, и попыталась собраться с мыслями, однако руки ее дрожали слишком сильно. Отойдя в глубину сцены, она почувствовала себя немного спокойней, но в этот момент перед ней возник Ричард Барбэйдж и начал свой длинный монолог:

— Быть иль не быть…

Словно невзначай, Роузи прижала руки к груди и взмолилась святому Генезиусу — покровителю всех актеров — не за себя, нет, за сэра Дэнни. Мысль о том, что судьба отца находится в ее руках, нестерпимо жгла сердце. Да, королева присутствует в зале. Да, она внимательно смотрит на Офелию. Но с таким же интересом она разглядывает и всех остальных — в конце концов Ее Величество пришла сюда развлечься. Елизавета восхищена ее игрой! Королева в восторге от всей труппы!

Роузи показалось, что голос самого сэра Дэнни прошептал ей:

— Сейчас королева такая же зрительница, как и все остальные. Подумай: только лишь зрительница!

Родной знакомый голос придал сил и уверенности. Неужели этот слизняк Дики может своей дьявольской хитростью повлиять на судьбу сэра Дэнни? На человека, которого она привыкла считать своим отцом, с которым делила радость и горе, с которым рука об руку пережила столько невзгод? Ведь именно он научил Роузи с достоинством принимать все хорошее в этой жизни и со смехом отметать все плохое.

Гамлет окончил свой монолог, и Роузи, сделав шаг вперед, заговорила слова своей роли:

— Принц, были ль вы здоровы это время? — Ее высокий голос звонко переливался под сводами обширного помещения и гулким эхом исчезал в темноте зала. Ричард Барбэйдж едва заметно кивнул. Что это? Знак одобрения? Роузи почувствовала, как образ Офелии снова возвращается. Похоже, она сделала все хорошо, и по телу пробежала приятная жаркая волна. Нет! Ни Дики, ни внимательный взгляд королевы не смогут теперь ее сбить. Она будет Офелией, она сможет чувствовать все, что чувствует ее героиня!

Но… Но, в отличие от Офелии, Роузи не могла разрываться между отцом и любимым! Нет, она — не Офелия и сделает все, чтобы получить и первое, и второе.

* * *

— Ее Величество смотрит спектакль.

— Спектакль? — Тони посмотрел на Роберта Сесила так, словно государственный секретарь позволил себе сказать несусветную чушь. — Почему?

— Во-первых, это было запланировано Ее Величеством именно на сегодня, — терпеливо разъяснил Сесил, — а во-вторых, мне кажется, это благотворно сказывается на королеве. Слишком много в последнее время она размышляла о государственных делах и графе Эссексе.

— Конечно, — согласился Тони, брезгливо вытирая о камзол запачканную руку. — Надеюсь, что все эти трудности не подорвали ее здоровья?

— После того как Ее Величество убедилась, что Лондон на ее стороне, она кажется вполне спокойной. — Сесил уже забыл свою ссору с королевой из-за зубного лекаря и теперь снова пребывал в своем обычном состоянии преклонения перед ней. — Однако она почти ничего не ела весь день, и, боюсь, если спектакль не понравится Ее Величеству, она впадет в меланхолию. — Сесил запнулся и поджал губы с таким видом, словно выдал важную государственную тайну.

— Мне подождать окончания спектакля или доложить сейчас же?

— К сожалению, Ее Величество не оставляла никаких инструкций на этот счет… — Сесил попытался отскрести с камзола Тони засохшие пятнышки пороховой гари, смешанной с засохшей грязью, но, уяснив всю тщетность этого, отступил. — Если желаете, можете пойти к королеве прямо сейчас.

Тони вошел в огромный обеденный зал, где шло представление, и быстро закрыл за собой дверь, услышав недовольное шиканье зрителей. Стоя в проходе между рядами расставленных стульев, он ждал, пока глаза привыкнут к темноте, и, несмотря на свет, падающий со сцены, никак не мог разглядеть, где сидит королева. В конце концов он осторожно двинулся вперед, но оказалось, что с каждым шагом обязательно загораживал кому-нибудь сцену. Где-то среди зрителей раздалось короткое всхлипывание.

Так, кажется, здесь играют трагедию. Тони досадливо поморщился: нужно было успеть раньше начала спектакля или, во всяком случае, дождаться его окончания. Сейчас, в окружении плачущих женщин и сопящих мужчин, он ощущал себя круглым дураком. Черт побери, публика воспринимала все происходящее как реальность! Безучастно взглянув на сцену, Тони увидел на ней трех актеров. Один из них был в одежде, подобающей воину, а судя по тому, что на головах двух других было по короне, Тони догадался, что перед ним король и королева. Тот, который был воином, расспрашивал их о смерти своего отца…

— Эй вы, невежа, не загораживайте сцену. — Чья-то рука подтолкнула Тони вперед.

Он повиновался и наконец, увидев королеву в первом ряду, начал прокладывать себе дорогу между недовольно шипевшими зрителями, стараясь не стучать башмаками по полу.

— Пардон, миледи… Пардон, милорд… Прошу проще…

Роузи!

Высокий голос нового персонажа заставил его прирасти к полу. Роузи… Роузи, его Роузи вышла на сцену. Застыв на месте, Тони не мог оторваться от нее, еще не до конца веря собственным глазам и не обращая внимания на непрекращающиеся тычки со всех сторон.

Роузи! Это ее звонкий голос! Значит, она играет сестру этого молодого человека, а тот, который умер чуть раньше, — ее отец. Господи, как Роузи хватает духа на эту роль? Актер, брат Офелии, похоже, был в ударе и с ужасом глядел на свою сестру со слезами на глазах.

— Вот розмарин — это для памятливости: возьмите, дружок, и помните. А это — анютины глазки: это чтоб думать.

Офелия медленно рассыпала свой букет, зачарованно глядя, как падают цветы. Публика ждала развязки, затаив дыхание. То здесь, то там слышались сдавленные рыдания.

За все христианские души, молю тебя, Господи, помилуй! — произнесла Роузи — Офелия финальную фразу.

Скрывшись за кулисы, она упала на колени. Да, она сделала то, что хотела! Она заставила публику рыдать навзрыд… Но какой ценой? Ее собственное сердце разрывалось от горя, казалось, дух давно умершего отца снова преследует ее измученный разум. Сняв с шеи золотое кольцо, Роузи снова посмотрела на выгравированные по золоту сдвоенные S и обессиленно легла прямо на доски. Сэр Дэнни! Как ей хотелось сжать его сейчас в счастливых объятиях! Как жаждала она остаться с приемным отцом навсегда, чтобы он нянчил ее ребенка! Только бы знать, что он еще жив!

— Роузи! — потряс ее за плечо дядюшка Уилл. — Послушай, если ты будешь так лежать, то другие актеры на тебя наступят.

Роузи встала, покачиваясь от усталости, и стала вытирать слезы, текущие по щекам, но дядюшка Уилл перехватил ее руку.

— Что с тобой, Роузи? Успокойся! Тебе еще предстоит сцена похорон, так что давай, ложись в гроб.

— Я просто все время думала только о своей роли, как вы меня учили, дядюшка Уилл, — горько улыбнулась Роузи.

Шекспир судорожно сглотнул.

— Я горжусь тобой. И… и сэр Дэнни — тоже.

— Как бы я хотела, что бы он меня видел! — Утихшие было слезы снова хлынули из глаз Роузи. — Хоть бы краешком глаза!

Спектакль продолжался. Гертруда объявила, что Офелия утонула. Подойдя к свежевырытой могиле, Гамлет начал разговор с могильщиком. Наконец Клавдий, Гертруда, Лаэрт, священник, которого играл Седрик, и другие актеры, не занятые в определенных ролях, собрались вокруг гроба покойницы, изображая похоронную процессию.

— Мы выходим, Роузи, — тихо предупредил Седрик.

Эта сцена не требовала от нее как от актрисы большого мастерства: достаточно было лежать, не шевелясь, с закрытыми глазами, пока Лаэрт и Гамлет ссорились между собой. Вот последовала реплика священника, затем заговорил Лаэрт. Теперь должен вступать Гамлет. Странно. Пауза несколько затянулась, но вокруг стояла гробовая тишина. Ни слова. Она хорошо слышала шаги, гулко отдающиеся по доскам сцены и ощутила, что кто-то подошел к ней совсем близко. Сгорая от любопытства, она все равно не могла решиться открыть глаза, хотя слышала, как по зрительному залу пронесся удивленный шепот.

Роузи совершенно ничего не понимала. Она чуть заметно приподняла веки, разглядывая, кто же находится рядом с гробом, однако освещение сцены было явно недостаточно, чтобы разглядеть лицо.

— Любезная Офелия? — произнес следующие слова Гамлета родной голос.

Ей показалось, что рядом что-то взорвалось, и через мгновение Роузи уже сидела в гробу, не в силах поверить в происходящее.

— Папочка! — И она задохнулась в объятиях сэра Дэнни.

Вынув огромный носовой платок, дядюшка Уилл громко высморкался, в то время как Алейн стянул с себя парик и принялся утирать им выступившие на глазах слезы. Остальные актеры, открыв рты, безмолвно стояли рядом и лишь подталкивали друг друга локтями. А Дики… Нет, Роузи совершенно не волновало, что делал сейчас Дики.

Вцепившись в волосы сэра Дэнни, она пристально вглядывалась в его глаза. Да, это был он, все такой же, как и был, только, может быть, слегка похудевший.

— Как? — только и могла вымолвить Роузи.

— Ее Величество королева Елизавета, — коротко пояснил сэр Дэнни, кивая на первый ряд. — Это она все устроила.

— Вы здесь? Вы свободны?

— По милости Ее Величества.

В порыве благодарности Роузи обернулась к тому месту, где сидела королева, но вдруг с ужасом сообразила: спектакль! А как же спектакль? Однако, похоже, представление уже не волновало зрителей. Они плакали, кричали, хлопали в ладоши, захваченные жизненной историей, которая разворачивалась у них на глазах, и забыв о сценическом действе, которым были поглощены всего несколько минут назад.

— Кажется, вы сорвали премьеру, отец, — улыбнулась Роузи, еще крепче прижимаясь к сэру Дэнни.

— Ага, и вся работа, которая могла бы сделать тебя звездой сцены, пошла насмарку, — согласился он. — Но я никогда не сомневался в твоих способностях: теперь ты можешь быть уверена, что играешь не хуже любого другого актера труппы.

— Вы были правы, отец.

— Как всегда!

Роузи возблагодарила Бога, что тюрьма нисколько не убавила неуемного тщеславия, всегда бившего в этом человеке через край.

В обеденный зал влетели расторопные лакеи и принялись зажигать канделябры, и через несколько секунд все помещение было залито ярким светом. Сэр Дэнни помог Роузи спрыгнуть со сцены и за руку подвел ее к креслу, где, улыбаясь, восседала Ее Величество в окружении Джин, Энн и леди Хоноры. Джин и Энн жестами и улыбками пытались подсказать Роузи, что делать, но она, похоже, совсем в этом не нуждалась.

Встав на колени и низко склонив голову, Роузи сказала:

— Ваше Величество, позвольте мне выразить свою глубочайшую благодарность за освобождение сэра Дэнни.

— Благодарите самого сэра Дэнни, — отозвалась королева. — Он сам сумел выкупить свою жизнь, доказав свое душевное благородство, честность и… — Елизавета улыбнулась, — лекарское искусство.

Роузи восхищенно посмотрела на сэра Дэнни.

— Я позволила ему присутствовать на спектакле, а потом специально послала на сцену сделать вам сюрприз, — не без самодовольства продолжала Елизавета. — Меня нужно благодарить только за это.

Она протянула Роузи руку, и та с горячностью прижала ее к губам.

— Моя благодарность не знает границ. До конца моих дней, до последнего вздоха я буду служить Вашему Величеству!

— Хорошо, — сказала королева совсем другим тоном, заставившим Роузи поднять голову. Елизавета пристально рассматривала девушку. — Итак, значит, это вы, леди Розалин Беллот.

Роузи запнулась, не зная, что говорить. Возможно, слухи о наследных правах уже достигли ушей Ее Величества? Но кто мог рассказать об этом королеве? Сэр Дэнни?

— Вы больше похожи на свою мать, чем на отца, — заметила Елизавета, причем в ее голосе слышалось некоторое недовольство.

— То, что я унаследовала от отца, находится у меня в душе, — возразила Роузи. — И я отказалась бы от предъявления прав на поместье Одиси, если бы не память о нем.

— Предъявление прав? — Королева надменно приподняла одну бровь. — Только я даю или отбираю те или иные права.

Поймав выразительный взгляд леди Хоноры, в разговор вмешался сэр Дэнни:

— Ваше Величество, к большому сожалению, у меня нет письма лорда Сэдлера, о котором я имел честь вам доложить, но я умоляю вас поверить в существование этого документа.

— В этом нет надобности. — Роузи показала цепочку, висевшую у нее на шее. — Взгляните, Ваше Величество, вот перстень с печатью моего отца.

Елизавета стремительно выхватила кольцо из рук Роузи и стала внимательно разглядывать.

— Где ты его раздобыла? — изумленно воскликнул сэр Дэнни.

Вокруг королевы собралась целая толпа придворных. Они вытягивали шеи и даже отталкивали друг друга локтями, чтобы не упустить ни слова. Уголком глаз Роузи увидела, как плотная людская стена неожиданно расступилась. Не в силах сдержать любопытства, Роузи позволила себе отвести взгляд от королевы. Тони! Там стоял Тони, не скрывающий своей радости. Боже, это не было сном — их разделяло не более десяти шагов. Наконец он пошевелился и через мгновение уже стоял рядом, крепко прижимаясь к ее губам в пламенном поцелуе.

— Ваше величество, — сказал Тони срывающимся голосом, — сегодня я спас ваше королевство от смуты и взамен умоляю о благодеянии: подарите мне сразу и Одиси, и его наследницу.

 

26.

Роузи изумленно открыла рот, однако Тони совсем не походил на человека, пытающегося сыграть на чувстве жалости. А если королева все-таки примет решение передать ей поместье, что будет делать Тони?

— Вы хотите сказать, что Эссекс повержен? — Королева задала вопрос самым безмятежным тоном.

— Да, Ваше Величество, я пленил графа в его собственном доме, — кивнул Райклиф.

Не только среди придворных, но даже среди слуг послышался одобрительный шепот, а потом и рукоплескания. Тони почтительно поклонился в знак благодарности.

— Я только выполняю свои обязанности, добрые люди, ничего больше. — Райклиф почтительно поцеловал край королевского платья. — Граф Ноттингем препроводит его в Тауэр в самое ближайшее время, если уже не сделал этого.

Королева одобрительно хлопнула Тони по плечу и тут же отдернула руку, только сейчас увидев, насколько грязен его камзол.

— Простите меня, Ваше Величество, за такой вид, но я прибыл к вам сразу же после пленения Эссекса. — Хитрый Тони понимал, что, увидев его перевязанную руку, королева не сможет не отметить про себя преданности капитана ее гвардии. — Я полагал, что должен доложить обо всем как можно скорее.

— Однако такая срочность не помешала вам немного посмотреть спектакль, — сказала королева, бросая взгляд на Роузи.

Черт побери, вездесущая Елизавета заметила его в темноте зала и, безусловно, увидела то, чего он никогда не мог скрыть — сияющую в его глазах любовь к Роузи. Более того, королеве достаточно было бросить один только взгляд на бывшую Офелию, чтобы убедиться в ее ответном чувстве.

Да, Роузи его любила, ничто не могло теперь уверить Тони в обратном. Оставалось только осторожно выяснить, как отнесется к этому королева.

— Ваше величество, вы так увлеченно смотрели пьесу, что я не решился вас потревожить, но теперь я прошу…

— Да-да, — раздраженно прервала его королева, — я уже поняла, чего вы просите. Можете быть спокойны: в свое время я пожаловала вам поместье Одиси и теперь не вижу никаких оснований забирать его обратно.

— Ваше Величество! — воскликнула Роузи, невзирая на то, что Тони незаметно толкнул ее локтем.

— Леди Розалин, — строго сказала королева, — не перебивайте свою государыню!

— Но кольцо… — снова попыталась начать Роузи, однако локоть сэра Дэнни заставил ее замолчать.

— Это кольцо доказывает ваше право на наследство, но я не могу отбирать то, что уже давно подарила сэру Энтони. — Елизавета взяла кольцо, погладила пальцами, словно прощаясь, и наконец вложила его обратно в ладонь Роузи. — Следовательно… — Елизавета не договорила.

Яростный вой раздался совсем рядом, и какой-то седовласый человек, расталкивая знатных лордов, стал рваться к королеве. Тони хотел схватить наглеца, но не успел — гигантская тень метнулась прямо из-за трона и швырнула его обратно в толпу. Все смешалось, и даже видавший виды Тони стоял, открыв рот, наблюдая, как прямо перед королевой тщедушный седой мужчина с седыми волосами отчаянно молотит кулаками гиганта. Наконец Тони опомнился и выхватил кинжал, однако почувствовал, как кто-то дернул его за рукав.

— Это же Людовик! — изумленно вскричал сэр Дэнни, не пуская Тони к дерущимся. — Оставьте его, пусть случится то, что должно случиться.

Похоже, сэр Дэнни сошел с ума. Нет, с ума сошел весь зал, наполненный сейчас воплями перепуганных насмерть женщин и удивленными возгласами мужчин. Тони снова застыл от изумления не в силах сделать ни шагу. Но Роузи смогла. Отстегнув от пояса сумку — подарок Тони, она обрушила ее на седую голову. Как ни странно, ярость нападавшего была столь велика, что еще немного — и Людовик был бы задушен неистовым стариком. Наглец обмяк, и в зале воцарилась мертвая тишина. Тони показалось, что у него даже заболели уши.

— Ваше Величество? — раздался голос Джин.

— Он до меня даже не дотронулся, — отозвалась Елизавета.

Тони подивился спокойствию в голосе Ее Величества. Встав со стула, она подошла к сцене и спросила собравшихся:

— Кто-нибудь знает этих двоих?

Людовик зашевелился на полу и сел, сокрушенно потирая шею.

— Хэл? — изумленно спросил Тони, не веря своим глазам.

— Боже! Что он здесь делает? — пробормотал сэр Дэнни.

Джин вышла вперед.

— Он приехал с нами из Одиси.

— Зачем? — Тони потыкал ногой поверженного Хэла.

— Зачем? — переспросила Роузи, пристегивая сумку обратно к поясу. — Да ведь именно он и ограбил тогда моего отца и бросил маленькую Розалин на верную смерть.

— Объяснитесь, леди Розалин, — потребовала королева.

— Он служил у моего отца конюхом. Когда чума заставила нас покинуть Лондон, он тоже отправился в поместье, но по дороге, когда отцу и няньке стало совсем худо, украл все ценности и скрылся. Слава Богу, лорд Сэдлер смог на последнем издыхании написать письмо, но назвать имя злодея он уже не успел. — Роузи посмотрела на лежащего Хэла. — Найдя кольцо, я вспомнила все. Только тогда-то я и поняла, почему Хэл все время смотрел на меня с таким ужасом.

— Черт побери, — пробормотал Тони, — но это не повод для того, чтобы осмеливаться нападать на Ее Величество.

— Хэл, — голос Роузи был тверд. — Хэл, говори, что ты задумал.

— Вы должны получить свои земли обратно, — прохрипел старик, пытаясь сесть. — Вы должны получить все, что потеряли… Я обязан…

Роузи стала на колени около лежащего Хэла.

— Ничего нельзя вернуть, Хэл. Что сделано — то сделано, и ты не изменишь прошлого. Забудь все и иди с миром.

— Нет, не забуду. Ваш отец был еще жив, когда я начал собирать вещи. Он проклял меня и пообещал, что дух его будет преследовать меня до самой смерти и даже после. Сэдлер пророчил мне прямую дорогу в ад, и, полагаю, почтенный лорд был прав. Вернувшись обратно в Лондон, я продал награбленное и больше года жил в свое удовольствие, но ваши глаза… Боже, ваши большие заплаканные глаза беспрестанно преследовали меня днем и ночью. И… И, когда вы вернулись, я понял, что должен сделать все, чтобы вернуть вам поместье. Может быть, тогда Господь Бог простил бы меня… И я старался, о, как я старался!

— Так… — Тони задохнулся и, метнувшись к Хэлу, схватил его за горло. — Так это ты пытался убить меня? Ты?

— Он, — тихо ответил Людовик. — Покинув труппу, я все время наблюдал за тем, что происходит в поместье, и ждал своего часа: вдруг Роузи нашла бы в себе силы полюбить меня?

— Почему же ты молчал? — взорвался Райклиф. — Почему ты не пришел ко мне и не рассказал всю правду?

— А вы бы мне поверили? — горько улыбнулся Людовик. — Мне? Иностранцу, который пришел бы к вам и начал рассказывать про козни самого верного вашего слуги?

— Я бы приказал повесить тебя на первом суку, — отводя глаза, признался Тони.

— Я не сомневался в этом, сэр. Но все время я следовал за Роузи и был готов защитить ее в любую минуту. Даже… Даже, когда я понял, что она предпочла вас.

— Я не собирался причинять вред леди Розалин… — начал Хэл, снова пытаясь сесть, однако Тони ногой прижал его к полу.

— Откуда мне было знать, кого именно ты так ненавидишь? — ответил Людовик.

— Я… Я слишком далек от ненависти. Я просто хотел помочь леди Розалин…

— Хватит! — Вскочив на ноги, Людовик сгреб Хэла и закинул на плечо, словно пустой мешок.

Королева с интересом наблюдала за происходящим.

— Что ты собираешься делать с ним дальше? — спросила она Людовика.

— Доставлю в Бэслхэмскую больницу для умалишенных. Там ему самое место.

— Да будет так, — согласилась Елизавета.

Людовик направился к дверям, но, почувствовав прикосновение руки Роузи, вздрогнул, как ужаленный, и опустил голову.

— Ты не хочешь взглянуть на меня, Людовик?

Бросив короткий взгляд на Роузи, он снова принялся рассматривать свои башмаки.

— Я должна поблагодарить тебя за все, и… И ты навсегда останешься моим другом. Моим и сэра Энтони.

Тони приподнял бровь, но, поймав пристальный взгляд Роузи, поморщился и отвернулся. Чего-чего, а терпеть в Одиси Людовика ему совсем не хотелось. Мысль о том, что он будет находиться рядом и крутиться вокруг Роузи, казалась невыносимой, однако этот человек заслуживал награды…

— Послушай-ка, Людовик, пора тебе бросить бродячую жизнь. Когда ты передашь этот мешок с костями славным молодцам из Бэслхэма, разыщи человека по прозвищу Нос-с-Бородавкой. Скажи, что я приказал взять тебя в отряд под его началом, а уж Нос знает, что делать дальше.

— А как же я? — подпрыгнул сэр Дэнни. — Как же труппа? Людовик — моя правая рука!

Из груди Людовика вырвался какой-то странный звук.

— Боже, что с ним? — встревожилась королева.

— Полагаю, Ваше Величество, — ответила Роузи, — что он просто смеется.

— Ах!

— Я смеюсь оттого, что раньше не был нужен никому, а теперь мне предлагают сразу два места. — Широко шагая, Людовик покинул зал. На его спине безвольно болталось тело бывшего управляющего.

— Весьма интересный молодой человек, — заметила королева. — Надеюсь, этот гигант станет украшением моей гвардии.

— Само собой, мадам, — согласился Тони.

— Ну что ж, — махнула рукой Елизавета, — если все улажено, я бы не отказалась от трапезы. Дамы?

Роузи оторопело наблюдала, как королева в сопровождении фрейлин, Джин и Энн направляется к выходу. А она? Что ей делать дальше? Роузи попыталась догнать удаляющуюся свиту, но леди Хонора удержала ее за рукав. Пока между женщинами шла безмолвная борьба, Тони выскользнул из кольца придворных и пошел рядом с королевой.

— Ваше Величество, а что делать нам с леди Розалин?

— Нам делать? — на ходу переспросила Елизавета. — А вы-то здесь при чем? С сегодняшнего дня леди Розалин находится под моей опекой.

— А как же мое поместье? — Роузи наконец вырвалась от леди Хоноры и устремилась следом за Тони.

— Не понимаю, о чем вы. Все хорошо, что хорошо кончается: поместье Одиси остается за сэром Энтони, вы обрели свой законный титул, а уж о богатом муже я сама позабочусь.

— Так ведь, — поперхнулся Тони, — я полагал, что она выйдет замуж за меня!

— И полагали неправильно: ваша невеста — леди Хонора, — отрезала Елизавета.

— Ваше Величество, я не могу выйти замуж за сэра Энтони! — вскричала леди Хонора.

— Насколько я помню, вы постоянно мечтали об этом, — возразила Елизавета. — Я только лишь делаю то, чего вы сами желали.

— Невозможно, Ваше Величество! — Леди Хонора глубоко вздохнула и выпалила: — Я люблю другого!

Елизавета остановилась столь резко, что следующие за ней придворные едва не ткнулись в спину Ее Величества.

— Любовь? Вы хотите сказать, что выйдете замуж по любви? — Взгляд королевы был суров.

— Я знаю, ваше величество, что это противоречит тому, что я всегда исповедовала, однако на этот раз ничего не могу с собой поделать. Неужели мне всю жизнь придется выходить замуж по расчету? Имущества покойных герцога Барнхэмского и барона Роуза достаточно для того, чтобы считать себя одной из самых богатых женщин Англии. Но к чему мне это богатство, если я не могу связать свою жизнь с человеком, с которым буду счастлива? Итак, Ваше Величество, — громко объявила Хонора, — я желаю выйти замуж за сэра Дэнни Плаймптона, эсквайра!

Королева споткнулась на ровном месте; Джин задышала с трудом; Энн сдавленно всхлипнула. Даже фрейлины испуганно смолкли. Колени сэра Дэнни задрожали, и, если бы не Роузи, он бы рухнул как подкошенный.

Тони что-то пробормотал себе под нос, и Роузи показалось, что это было «благодарю тебя, Господи».

Молчание слишком затянулось, Энн решилась нарушить давящую тишину:

— В самом деле… Сэр Дэнни приходится мне очень дальним родственником по материнской линии… Это еще по Корнуоллу… Но, кажется, Джин знает немного больше на этот счет, чем я…

Все взгляды сконцентрировались на бедной Джин, которая натянуто улыбнулась и сказала:

— Боюсь, это слишком долгая история, а Ее Величество, кажется, голодны.

— Прелестно! Сначала выясняется, что мифическая тетка леди Хоноры воспитала леди Розалин, а теперь сэр Дэнни, оказывается, имеет право на дворянский титул! Господи, какие еще чудеса возможны в нашем королевстве? — Елизавета окинула сэра Дэнни изучающим взглядом. — В таком случае вы, несомненно, падший ангел своего семейства. Хотелось бы слышать, что вы думаете о предложении леди Хоноры?

Сэр Дэнни дернул себя за воротник, поскольку чувствовал, что задыхается.

— Ваше Величество, я даже мечтать не мог об этом…

Королева жестом приказала всем следовать за ней и направилась в рабочий кабинет. Здесь жарко полыхал камин, полки ломились от книг, а возле окна стоял изящный рабочий стол. Елизавета села за него и задумчиво посмотрела на вошедших.

— Итак, можно ли мне надеяться, что вы даете согласие на этот брак, Ваше Величество? — спросила леди Хонора.

— Видите ли, дорогая, я слишком часто препятствовала бракам между молоденькими придворными дамами и распутниками. Даже если они приходились дальними родственниками знатных фамилий, живущих очень далеко отсюда. Кузенами из Корнуолла, например. Но! — Королева подняла указательный палец. — Ведь может быть и так: дама, просящая разрешения на брак, уже не первой молодости, да и жених живет не в Лондоне, а где-нибудь на задворках Англии. Полагаю, в этом случае брак может быть совершен и без моего благословения, и в этом не будет ничего предосудительного. Вы понимаете, что я имею в виду.

Леди Хонора поняла и с жаром стиснула руку сэра Дэнни.

— Вы станете мужем очень богатой женщины, сэр Дэнни, — обратилась Елизавета к Плаймптону.

— Ваше Величество, — взмолился сэр Дэнни, — видит Бог, я и не думаю о деньгах.

— То есть, — продолжала развлекаться королева, искоса поглядывая на придворных, — вы хотите сказать, что любите леди Хонору так же страстно.

как и она вас?

— Я… — пролепетал сэр Дэнни, — она…

Леди Хонора бросила на него умоляющий взгляд, и Роузи поняла, насколько сера и безрадостна была жизнь этой женщины, готовой пожертвовать самым для нее дорогим — репутацией, ради любви.

Похоже, сэра Дэнни посетила та же нехитрая мысль. Если уж его любовь и не была столь страстной, как у леди Хоноры, то он по крайней мере желал ее, как и всех остальных женщин, с которыми когда-либо имел дело. Он сжал обе руки леди Хоноры и посмотрел ей прямо в глаза.

— Вы сделали меня счастливейшим из смертных. Да, я люблю вас, мадам, но до сегодняшнего дня держал это в глубочайшей тайне. Ваш голос ласкает мой слух, ваш образ очаровывает мой взор, ваша благородная душа заставляет трепетать мое ранимое сердце. Ваша любовь — награда Господа Бога за все мои страдания.

Роузи как никто другой из присутствующих понимала, какая ожесточенная борьба идет сейчас в душе сэра Дэнни.

— Леди Розалин, — сказала леди Хонора. — У вас очень странное выражение лица. Вы с чем-то не согласны?

О, как много зависело от ее ответа! Леди Хонора в душе, должно быть, читала сейчас молитвы, и Роузи не видела оснований не помочь своей наставнице.

— Я никогда даже не могла помыслить о таком! — воскликнула Роузи, и это была чистая правда. — Сбываются мои самые смелые мечты!

— О! Мы заживем счастливо, не сомневаюсь, — пообещала леди Хонора.

— Да, конечно. Сэр Дэнни чувствовал бы себя еще счастливее, если бы мог покровительствовать какой-нибудь труппе.

— Вас беспокоит только это? — всплеснула руками Хонора. — Да он создаст свой собственный театр, не хуже придворного! Я сама буду помогать ему и выполнять все его указания.

Выполнять его указания? Роузи чуть было не рассмеялась, представив себе влюбленную леди Хо-нору на побегушках. Наконец от стены отделился молчавший все время Тони.

— Как я понял, леди Хонора, вас можно поздравить. Вы всегда выбирали лучших мужей Англии! Заявляю вам это со всей ответственностью.

— Лучшего мужа Англии она выбрала теперь! — запальчиво возразил сэр Дэнни.

— Да, — вздохнул Тони, — но теперь вы оставили меня без невесты.

— Полагаю, мне пора немного отдохнуть. — Королева притворно зевнула: ей явно не хотелось переходить к главной цели этой беседы.

Тони серьезно забеспокоился: если Елизавета ускользнет от него сейчас, то пройдут недели, месяцы, а, может быть, и больше, прежде чем Ее Величество пожелает вернуться к этому разговору. Ребенок, которого носит Роузи, будет признан незаконнорожденным и станет еще одним безродным прихлебателем при королевском дворе, в которого все будут тыкать пальцем.

— Мадам, — Тони чуть ли не силой задержал поднявшуюся из-за стола королеву. — Пока мужчина не женат, он не может считаться полноценным!

— А женившись, он может считать себя законченным для блага королевства, — отозвалась Елизавета с кислой миной. — Вы не можете жениться. По крайней мере сейчас.

— Мадам, вы обладаете мудростью Соломона и должны понимать, что для сохранения моего поместья и соблюдения законных прав леди Розалин Бел-лот есть только один верный путь.

— Я должна понимать? Ваша королева ничего не должна. — Елизавета стала похожа на лошадь, под седло которой попала колючка. — Когда мужчины женятся, они забывают о своих главных обязанностях! Я не желаю терять такого капитана гвардии: вы слишком ценны для королевства. Поверьте, я смогу подыскать наследнице Сэдлера достойную партию, а немного позже и жену для вас, если, конечно, вы не раздумаете жениться.

Тони было прекрасно известно, как ненавидела королева, когда браки между придворными заключались по любви. Что же делать? Тони никогда бы не осмелился нарушить приказ королевы.

— Ваше Величество! — Роузи присела перед королевой в низком реверансе. — Я всегда слышала, что вы само воплощение мудрости, и вы снова это доказываете.

Тони застыл на месте. Что это? Роузи сошла с ума?

— Объясните, что вы имеете в виду, — потребовала королева.

— Мне было бы очень трудно принять предложение сэра Энтони, зная, что его сердце принадлежит другой.

— Вот еще новости! — Королева удивленно посмотрела на Тони. — И кто же счастливый предмет его страсти?

— Та, о которой он говорит постоянно, та, с которой он будет счастлив.

— Кто? — Королева ударила по столу кулаком. — Говорите, я вам приказываю!

— Леди, которая будет иметь счастье называться его женой, будет стройна и белокожа, с прекрасными, словно лучи восходящего солнца, золотыми волосами. Ее длинные пальцы будут восхитительно гармонировать с гибкими изящными руками…

Королева Елизавета задумчиво поправила свой золотистый парик длинными пальцами.

— Жена сэра Энтони, — продолжала Роузи, наблюдая, как Ее Величество нервно поигрывает жемчужным ожерельем, — будет иметь стройный гибкий стан, не иметь себе подобных по красоте на балу и по уму в беседах; она будет уметь разговаривать на нескольких языках, и еще у нее должны быть прекрасные серые глаза.

Тони оценил тактику Роузи — черт побери, она гораздо умнее, чем он предполагал!

— Будущая жена сэра Энтони должна держаться в седле на охоте весь день, а потом всю ночь танцевать без устали на балах. Фактически она должна быть похожа на вас, Ваше Величество. А я? Я скучна и невежественна, я недостойна сэра Энтони. — Белое платье Офелии и венок на голове делали мольбу в голосе Роузи еще более трогательной. — Пожалуйста, мадам, явите милость, достойную монарха, найдите для него жену такую же прекрасную, как вы сами!

— Все, что она сказала, — правда, мой дражайший придворный?

— Мадам, — Тони упал на колени, восхищаясь тонкой игрой Роузи, — я всегда часто говорил то же самое. Мое сердце принадлежит вам, и блеск остальных женщин тускнеет по сравнению с вашим великолепием.

Елизавета наслаждалась словами Тони, словно кошка под теплыми солнечными лучами. Приняв позу кающегося грешника, Тони продолжал:

— Простите меня, Ваше Величество, за то, что я посмел усомниться в вашей справедливости. Я думал только о вашем благе, ведь брак между мной и леди Розалин позволит вам сохранить значительную сумму в государственной казне.

— О какой это сумме вы говорите? — Елизавета опасливо покосилась на Тони.

— Как же, мадам? А законная компенсация леди Розалин за поместье Одиси? — Праведное негодование в голосе Тони могло обеспечить ему не последнее место среди актеров придворной труппы. — Не можете же вы не выплатить стоимость поместья дочери графа Сэдлера?

Похоже, такой поворот событий не приходил королеве в голову, и она не на шутку встревожилась.

— Но предупреждаю вас, сэр Тони, женившись на леди Розалин, вы не сможете рассчитывать на приданое.

— Мадам, если я на ней женюсь, в качестве приданого меня вполне удовлетворит ваш парник. В нем она будет выглядеть еще привлекательнее, не правда ли?

Королева взглянула на Роузи и сдалась.

— Делайте что хотите, — с досадой сказала она. — Можете жениться на этой девчонке, если вам так хочется, а я умываю руки. Но учтите, леди Розалин, не вздумайте докучать мне просьбами о приданом. А вы, сэр Энтони, не жалуйтесь потом, что ваша жена в рыжем парике похожа на распутную девку.

— Никогда, мадам, — заверил ее Тони, внутренне ликуя. — Мы и словом не обмолвимся ни о приданом, ни о парике.

— И не думайте, что сумели меня провести: на ваших лицах написано, что вы сами жаждете этой свадьбы.

Тони кивнул в знак глубокого раскаяния.

— Вас невозможно провести, мадам, вы слишком проницательны. Действительно, я очень хочу жениться на леди Розалин. Ваше Величество, я решил положить начало новой, моей собственной династии, и лучшей супруги для этого мне не найти. И, самое главное, все мои люди свято верят, что земли поместья Одиси по закону принадлежат леди Розалин.

Королева Елизавета удовлетворилась объяснением Тони.

— Женитесь, сэр Энтони, но предупреждаю: это не освободит вас от обязанностей капитана королевской гвардии.

— Я живу только для того, чтобы служить вам, Ваше Величество!

Королева встала и, не оглядываясь, вышла. Стайка фрейлин, бросающих любопытные взгляды на Тони, потянулась следом за своей госпожой. В комнате воцарилось гробовое молчание, но наконец Джин рассмеялась звонким смехом, и всеобщее напряжение бесследно исчезло. Энн бросилась всех обнимать — Роузи, Тони, леди Хонору… Последняя стояла, намертво вцепившись в сэра Дэнни, словно никак не могла поверить в свалившееся на нее счастье. Сэр Дэнни тоже держался за леди Хонору, но по другой причине: он не был уверен, что сможет удержаться на ногах без опоры.

Глядя на Роузи, Тони удивлялся: ему казалось, что он знает ее уже много лет. Ему очень хотелось подхватить Роузи на руки, унести в Одиси и остаться с ней там навсегда. Как много накопилось невысказанного за время разлуки! Но впервые величайший любовник Англии не мог найти нужных слов.

— Сестра, — громко сказала Джин, — пора идти, у нас еще слишком много дел.

— Что может быть для нас важнее этого? — ответила Энн, указывая на две влюбленные пары. — Неужели мы останемся в стороне от свадебных хлопот? Или в твоей душе не осталось ни капли романтики?

— Осталось, — прошипела Джин, подталкивая непонятливую сестру к дверям. — И в их душах — тоже. — Она легко чмокнула в щеку Тони и Роузи. — Особенно в Тони.

Райклиф не помнил, чтобы ему приходилось краснеть в последнее время, однако сейчас лицо залил румянец, и он только надеялся, что Роузи не заметила его смущения.

— Леди Хонора, — Тони старался, чтобы его голос звучал непринужденно, — почему вы выглядите так обеспокоенно?

— У моего маленького ягненочка горячий лобик. Наверное, он еще не пришел в себя от свалившегося на него счастья. Ничего, в моем поместье Роуз он быстро придет в себя.

И леди Хонора поволокла сэра Дэнни из комнаты. Тони успел перехватить обреченный взгляд сэра Дэнни — в нем присутствовали тщеславие и страх, почти паника. Оценив сложную гамму чувств вольного актера, Тони пробормотал:

— Ну вот, и на старуху нашлась проруха… — И тут Райклиф понял, что наконец-то остался с Роузи наедине. — Я все время старался убедить королеву, что не хочу на тебе жениться только потому, что, если бы Ее Величество поняла, что мною движут искренние чувства, она бы никогда не дала разрешения на этот брак.

— Я так и поняла, — Роузи побрела к двери. — Королева слишком властолюбива и излишне ревнива. И еще она считает тебя самым очаровательным и привлекательным придворным. В последнем она права.

Тони метнулся к Роузи и загородил ей дорогу.

— Значит, ты тоже считаешь меня таковым, Роузи?

— Думаю, ты не нуждаешься в моем мнении, чтобы лишний раз потешить свое тщеславие.

— Клянусь, ты единственная женщина, чье мнение на этот счет меня интересует.

Они долго смотрели в глаза друг другу, чувствуя, как возвращаются назад былые чувства. Боже! Тони не находил слов, чтобы описать свою любовь к этой женщине. В неожиданном порыве страсти он вышел в холл, не выпуская руки Роузи, и начал открывать подряд все двери. Из одной послышался возмущенный женский крик.

— Прошу прощения, — смущенно пробормотал Райклиф.

— Тони, послушай, — не выдержала Роузи, — что ты ищешь?

— Комнату, — коротко ответил Тони. — Комнату, в которой мы бы смогли уединиться.

Наконец он нашел то, что искал. Схватив со стола в холле зажженный канделябр, Тони увлек за собой Роузи. Она не сопротивлялась.

— Эту комнату слуги используют как хранилище разных запасов, — сообщил Тони, — однако где-то я слышал, что она прекрасно подходит для тайных свиданий.

Страстное желание Тони уже было готово вырваться наружу, но как тяжело снималось это проклятое платье Офелии! Впрочем, разве существуют платья, снимающиеся легко? Ему казалось, что прикосновения обнаженного женского тела излечивают его душу, столь измотанную за последний месяц бесплодных поисков.

Тони приблизил свое лицо к Роузи и тихо попросил:

— Скажи еще раз про мои достоинства. О том, что я самый обаятельный мужчина Англии.

— Сейчас — ты самый грязный мужчина Англии, — ответила Роузи, отворачиваясь от Тони.

— Черт возьми! — воскликнул он, срывая с себя испачканный камзол. — Неужели я не произвожу на тебя впечатления?

— Впечатления? Ты, хвастун, хочешь, чтобы я лишний раз потешила твое самолюбие и напомнила, что сегодня ты главный герой дня? — Роузи сверкнула глазами в притворном гневе. — Лучше признайся, как часто ты водил женщин в эту каморку?

— Никогда! Изнеженным дамам это место внушило бы омерзение.

— Ха! Большинство женщин последовало бы за тобой куда угодно, хоть на край света.

— Потому что я такой обаятельный?

— Нет, потому что ты такой скромный!

— Надеюсь, скромность не единственное мое достоинство?

Роузи обернулась и, убедившись, что Тони не обиделся, улыбнулась в ответ.

— Так-то оно лучше, — пробормотал Тони, сбрасывая с полки пару подушек и кучу одеял. — Послушай, а почему бы нам не присесть?

Роузи посмотрела на протянутую руку Тони, потом в его глаза, потом снова на руку и медленно прикоснулась к его дрожащим пальцам. Прикрыв глаза, Райклиф смаковал свои чувства, словно гурман. Губы Роузи чуть приоткрылись, голова откинулась назад, и с каждым глубоким вздохом ее грудь приподнималась и касалась разгоряченного тела Тони.

Эта грудь выдала Роузи при их первой встрече. Как он был тогда глуп и самоуверен! Как безмятежно и легко он решил соблазнить бродячую актрису! И как поглотила она его мысли и разум, постепенно превратив в другого человека. В более совершенного и мудрого.

— Нам нужно поговорить, — хрипло выдавил из себя Тони.

— Что ж, давай поговорим.

Роузи опустилась на одеяла, и Тони присел рядом. Он сжал ее руку, стараясь показать, что это намного больше, чем просто жест, но и не приглашение предаться безумной любви. Их глаза встретились и задержались друг на друге, словно губы в долгом поцелуе.

— Послушай…

— Да?

Господи, о чем он хотел говорить? О…

— Ты меня бросила.

Она попыталась вырвать руку, но Тони крепче сжал свои пальцы.

— Говори!

— А ты меня обманул!

— Никогда!

— Ты ничего не рассказал мне о сэре Дэнни!

Меньше всего он хотел сейчас выслушивать упреки и считать себя виноватым.

— Я беспокоился только о твоей безопасности.

— Иногда бывают вещи более важные, чем безопасность.

— Я знал это, знаю и сейчас. И… — Тони запнулся, но счел своим долгом говорить правду. — И если бы такое вдруг повторилось, я бы не задумываясь поступил так же.

Обняв Тони, Роузи прижалась к нему еще крепче.

— Я тоже знаю, — рассмеялась она, — что, не задумываясь, снова бы сбежала. Неужели наш ребенок будет таким же упрямым, как мы?

Тони не мог произнести ни слова — спазм сжал его горло.

— У тебя, — наконец произнес он, — у тебя…

— Нет, не у меня — у нас.

— У нас… будет ребенок?..

— Разве ты не догадывался об этом?

Догадывался? Он был уверен!

— Да… — На глазах Райклифа выступили счастливые слезы. — Я не сомневался, — признался он. — И еще я не сомневался, что его рождению будет предшествовать наша свадьба.

— Ты в этом уверен?

— Тебя беспокоит, что скажут люди? — Тони в упор посмотрел на Роузи. — Они начнут болтать, что я женился на актерке. Начнут судачить, что я женился на леди Розалин Беллот ради сохранения собственных земель. Какие только слухи не поползут, и ходить они будут долго-долго, потому что я фаворит королевы, а ты — прекрасна. Не забудут и о твоей волшебной Офелии, и истории с пропавшей наследницей. Ну и что? Эти сплетни будут тянуться за нами, как шлейф, до конца наших дней. По сравнению с тем, чтобы ребенок появился на свет законно, все это сущая чепуха.

Роузи слишком хорошо знала Тони. Он испытывал к своему отцу любовь и ненависть одновременно, он презирал его за ту мимолетную слабость, благодаря которой появился на свет, и поклялся не повторять подобных ошибок. Покоряя женщин, отец Тони был похож на холодный ветер, сначала дарящий приятную прохладу, но потом превращающийся в жестокую стужу. Тони попросту боялся оказаться таким же бессердечным. Вот и с Роузи не было и тени обольщения, их близость оказалась настоящим праздником чувств, а не постыдной мужской слабостью.

— Я счастлив стать отцом твоего ребенка.

— Нашего ребенка.

— Да, нашего. — Тони почувствовал, как расслабилась Роузи, и добавил тоном, не терпящим возражений: — Наша свадьба состоится завтра. Утром!

— Хорошо, — рассмеялась Роузи, — мы поженимся утром. — Ее губы ласково дотронулись до губ Тони. Каждый ее вздох, казалось, прибавлял ему сил, от каждого прикосновения закипала кровь, а трепещущий язык лишал воли, превращая в послушную игрушку. Он едва расслышал вопрос Роузи:

— А где же мы будем спать этой ночью?

— Ты думаешь, мы будем спать? — Глаза Тони застилала пелена всепоглощающей любви, а пальцы, ласково гладящие ее нежное тело, казалось, существовали отдельно.

— Здесь холодно, — поежилась Роузи.

— У нас полно одеял.

— Сюда может кто-нибудь войти.

— Мои шпага и кинжал прогонят любого нахала. А у тебя есть твоя страшная сумка.

— Верно. — Роузи принялась задувать свечи.

— Ты больше не боишься темноты? — спросил Тони, когда осталась гореть всего одна свеча.

— Теперь нет. Мои талисманы защитят меня от любых напастей. Кольцо отца — раз, — она коснулась золотого перстня на шее, — а второй талисман — это ребенок, зреющий у меня внутри. Кроме того, со мной кавалер, второй величайший любовник Англии.

— А кто первый? — требовательно спросил он, и в голосе его отчетливо послышалась ярость.

— Я, — ответила Роузи и, мягко погладив руку Тони, задула свечу.

 

Эпилог

Лорд Ноттингем и сэр Роберт Сидней воспользовались советом Тони и принялись обстреливать дворец Эссекса из пушки, доставленной из Тауэра, до тех пор, пока граф не сдался. Состоявшееся судебное разбирательство признало Эссекса и Саутгемптона виновными в подстрекательстве к мятежу.

Милостью королевы Елизаветы граф Саутгемптон был приговорен к пожизненному заключению в Тауэре, графа Эссекса приговорили к смерти. Ранним утром 25 февраля 1601 года он был обезглавлен.

Когда весть о состоявшейся казни достигла Уайтхолла, королева играла на клавесине. Никто не произнес ни слова. Через несколько секунд Ее Величество продолжила игру.

Леди Розалин, дочь графа Сэдлера, и ее муж, сэр Энтони Райклиф, были счастливы, когда Бог подарил им прелестную девочку, родившуюся 29 сентября 1601 года, ровно через восемь месяцев после их свадьбы. Ее назвали Елизаветой Хонорой Джин Энн Райклиф. Только один-единственный человек позволил себе отпустить ехидное замечание о раннем рождении девочки… Лорд Боузи оправился от удара по голове без особого вреда для здоровья, но было замечено, что впоследствии он стал избегать общества леди Розалин, особенно если на поясе у нее висела тяжелая сумка