Роковой бал

Додд Кристина

Юная англичанка терпеливо вымешивает глину, вылепливая каждую черту, каждый мускул мужчины, которого она боготворит. Когда сходство статуи с оригиналом установлено, высший свет с насмешливым презрением и позором отвергает девушку, и она покидает Лондон.

Десятилетие спустя она возвращается в лондонское общество в качестве дуэньи своей очаровательной племянницы. Но Блэкберн, нечаянно послуживший моделью скандальной скульптуры, все еще воспринимает холодную и сдержанную старую деву Джейн как вызов. Она однажды уже сделала из надменного повесы посмешище, зачем же тогда он так упорно пытается оживить историю, начавшуюся много лет назад – в один роковой вечер?

 

Глава 1

– Будем надеяться, что никто уже не помнит об этом скандале. – Розовые ноздри Элизера Моранта гневно трепетали, когда он пристально посмотрел на свояченицу. – Я не допущу, чтобы доброе имя моей дочери было запятнано воспоминаниями о вашем позоре.

Мисс Джейн Хиггенботем, уже одетая в свой старомодный дорожный костюм коричневого цвета, ровно сидела на жестком стуле. Она знала, что в данный момент являет собой образец благородства и спокойствия. Она приложила много усилий, чтобы научиться казаться такой в подобных ситуациях. Наверняка Элизер вызвал ее в эту полутемную гостиную не для того, чтобы опять распекать за тот давний скандал. Что же ему нужно?

Хорошо контролируя голос, мисс Джейн ответила:

– Не думаю, что свет интересуется столь давними событиями. Скорее всего, все заняты какой-нибудь новой пикантной историей.

– Не считая того, что скандал коснулся лорда Блэкберна. Джейн принялась разглядывать свои перчатки. Ее ждал экипаж, ждала Адорна, Лондон.

А Элизер монотонно продолжал:

– Лорд Блэкберн один из самых богатых людей Англии. Он законодатель хорошего тона. Ему все подражают. – Морант взялся за высокую спинку старинного стула, и пальцы его побелели. – И все же есть люди, для которых он просто Фигги.

Джейн вздрогнула.

– Мое поведение было безупречным с момента возвращения из Лондона, – убежденно сказала она.

– Но вы продолжаете рисовать, – Элизер сказал это таким тоном, словно обвинял ее в непристойном поведении.

– Все дамы рисуют.

– Ваш талант сыграл с вами плохую шутку.

– Что ж, я буду меньше стараться.

– Не дерзите, мисс. Вы прекрасно знаете, что ваши портреты отличаются особой язвительностью.

Работы Джейн были всего лишь легкими набросками собранных ею впечатлений. Однажды Элизер случайно нашел среди них свой портрет и узнал жадный блеск в глазах. Этого он не мог забыть – и простить.

Резко открыв толстую счетоводную книгу, Морант потряс ею перед Джейн.

– Мне трудно поверить, что я финансировал сезон, которым вы так бездарно распорядились. Я не обязан был содержать вас, но делал это по просьбе моей любимой Мелбы. Как я ей и сказал тогда, ничего путного из этого не вышло. – Его ногти со скрипом проехались по кожаному переплету. – Я был прав, как всегда.

Она слышала эти слова много раз. Одиннадцать лет назад он оплатил ее наряды и снял дом в самом престижном районе Лондона. И чем она отплатила ему? Тем, что навлекла на его семью позор. Но все это Элизер делал для Мелбы, а не для нее. Для Мелбы, сестры Джейн и своей жены, которую он любил со всей страстью, на которую было способно его черствое сердце.

Джейн пошла на это тоже ради Мелбы. Ради своей прекрасной старшей сестры. Уже в восемнадцать лет Джейн понимала, что не создана для жизни в свете, но Мелба тогда развеяла ее сомнения: «Дорогая, ты должна выйти замуж. Что еще делать юной леди?»

Сейчас Джейн казалось, что ее сестра знала, что скоро умрет, и делала все возможное, чтобы Джейн создала собственный очаг. Теперь, глядя на мужа покойной сестры, Джейн понимала, насколько Мелба была права. Лучше выйти замуж за первого встречного, чем хоть в чем-то зависеть от Элизера.

– Я занималась вашим домом. Я вырастила вашу дочь. – Она перевела дыхание. – Теперь я могу сопровождать ее.

Морант повернулся к окну и принялся внимательно рассматривать улицу, затем наклонился вперед, словно там происходило что-то интересное.

– Для этого я мог бы нанять кого-нибудь подешевле.

С улицы донесся крик. Девушка поднялась и посмотрела в окно. Какая-то оборванная женщина украла яблоко и теперь уворачивалась от ударов уличного торговца. Джейн вздрогнула от этого зрелища. Только «щедрость» Элизера могла сравниться с подобной сценой.

– Мне никогда не предлагали делать инвестиции в предприятия Блэкберна. – Он бросил на нее злобный взгляд. – Потому что вы принесли ему неприятности.

Она принесла ему неприятности? Джейн прикусила язык. Несомненно, это была правда. Но иногда она задавалась вопросом, почему никого не заботит, что лорд Блэкберн погубил ее? Почему репутация женщины ценится так низко?

Впрочем, теперь все это не имело значения. Одиннадцать лет прошло с тех пор, как она потеряла свое положение в обществе из-за одной ужасной истории.

– Я сомневаюсь, что его репутация сильно пострадала из-за тех событий.

– Репутация лорда Блэкберна лишь возросла. – Элизер вытянул шею вперед, чтобы видеть, как полицейский за окном грубо тащит женщину. – Когда он снарядил полк и повел его на Полуостров, дюжина других молодых лордов сделали то же самое. Когда он, раненый, вернулся с повязкой на глазу, каждый щеголь счел своим долгом надеть такую же.

Джейн откинулась на спинку стула.

– Он был ранен?

Элизер отвернулся от окна.

– Я же сказал, не так ли?

Она не хотела выказывать интереса, ко не могла удержаться:

– И он... лишился глаза?

– Откуда мне знать? Я же говорил вам, что мы никогда не были особо близки.

Она сильно, до боли в мышцах, сжала свои руки в перчатках. Здоровье лорда Блэкберна ее не касалось. Она мысленно повторяла это снова и снова.

Как Джейн ни старалась быть сдержанной, при мысли, что она может увидеть его в Лондоне, хотя бы издалека, ее словно ударило током.

Поэтому, когда раздался негромкий стук в дверь, Джейн вздрогнула. В комнату заглянул долговязый и плохо одетый человек. Это был мсье Шассер, француз, домашний учитель Адорны. Наконец-то он пришел. Джейн поднялась, радуясь тому, что внезапно разговор резко оборвался.

Увидев, что Джейн находится здесь, Шассер зашел в комнату, сутулясь и сжимая в руке лист кремовой изрядно помятой бумаги.

– Мадемуазель, я пришел, чтобы сообщить...

– Что? – прорычал Элизер.

Всем напуганный сын иммигранта, который все потерял во время Французской революции, мсье Шассер воочию видел кровавый террор. Теперь он побледнел при виде разгневанного работодателя.

– Je regrette, mademoiselle, je ne realise... Сожалею, мадемуазель, я не знал...

– Да говори же по-английски, ты, глупая лягушка! – Морант свирепо уставился на молодого человека, пока тот не покраснел, затем повернулся к Джейн. – На выход в свет я уже потратил триста фунтов, и часть из них – на этого трусливого учителя!

– Элизер, мы уже обсуждали это много раз. Адорна должна уметь танцевать, для этого мы наняли учителя танцев. Ей нужно играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, поэтому мы подыскали специалиста по фортепиано. – Джейн улыбнулась мсье Шассеру. – В конце концов, она должна говорить по-французски, все образованные люди владеют этим языком.

– Oui, бесспорно. – Молодой француз положил руку на сердце, расправил плечи и гордо выпрямился. – Франция и образованность едины.

Элизер презрительно фыркнул:

– Французы питаются грибами, которые находят свиньи.

В этот момент Джейн подумала, что станет свидетельницей извержения галльской ярости, ибо, несмотря на свою бедность, мсье Шассер гордился своими предками. И если бы он непочтительно обратился к Элизеру, она бы лишилась единственного найденного ею учителя. Единственного, который занимался бы с Адорной за столь ничтожное жалованье – предмет особого внимания Элизера – и который согласился сопровождать их в Лондон, а также дать Адорне хоть какое-то представление о французском языке.

Несправедливо обиженный учитель сжал кулаки. Бумага захрустела в его руках. Придя в себя от этого звука, он посмотрел вниз. Гнев сошел с его лица, он побледнел, плечи его поникли. Шассер приблизился к Джейн и, поглядывая на Элизера, тихо сказал:

– Мадемуазель, я должен принести свои извинения, поскольку не могу поехать с вами в Лондон, как обещал.

– Что? – Элизер приставил ладонь к уху. – Это еще что такое? Джейн испуганно посмотрела на мсье Шассера.

– Но вы же сами хотели вернуться в Лондон. Вы сказали, что нашли там на сезон много учеников.

Шассер еще ниже опустил голову и помахал листом бумаги.

– Я получил это письмо. Мадемуазель Каннингем, одна из моих юных учениц... она мертва.

Услышав это, Элизер прорычал:

– Но какое отношение имеет эта мертвая девушка к Адорне?

– Ведется следствие. Меня вызывают. Дело в том, что... девушка была убита, – признался учитель.

– Убита? – Джейн не была знакома с Каннингемами, но представила, что на месте убитой могла быть Адорна. – Какой ужас. Но как это произошло?

Француз бессмысленно смотрел на нее, как будто не слышал ее слов. Затем он пришел в себя и сказал:

– Мадемуазель, я всего лишь домашний учитель.

– Если это так, что же им от тебя нужно? – резко спросил Элизер. – Тебя подозревают, не так ли?

Джейн была потрясена.

– О Элизер! Разве вы не понимаете?.. – ей было невыносимо больно смотреть на этого безобидного обедневшего человека, без всякой надежды боровшегося с жизнью за те жалкие гроши, которые ему здесь платили.

– Нет, мадемуазель, он прав. – Казалось, что учитель сжался еще больше. – Однако я ничего не знаю. Вчера утром у меня был урок в их красивом доме. Светило солнце, когда я в последний раз видел это прекрасное лицо, но когда я выехал оттуда, густой туман поднялся над морем. У меня было очень плохое предчувствие. Никогда бы не подумал, что не увижу ее, – он засопел, вытащил платок и вытер нос. – А теперь это письмо из полицейского участка...

Джейн заметила, что у Шассера красные глаза. Он страдал, как страдал бы всякий на его месте, зная, что жизнь молодой девушки прервалась. К тому же учитель переживал, что находится под подозрением, так как в момент убийства был неподалеку.

– Я вам искренне сочувствую.

– Спасибо, мадемуазель, – он снова засопел.

– Ну вот, все и прояснилось, – Элизер удовлетворенно потирал руки. – Мы не можем допустить, чтобы с Адорной занимался убийца. Можно сказать, теперь мы спасены.

«Это еще неизвестно», – подумала Джейн. В отличие от Элизера, она была убеждена, что мсье Шассера признают виновным. Она провела его до двери и тихо сказала:

– Если вы все-таки вернетесь в Лондон, дайте о себе знать. Мы остановимся у леди Тарлин на площади Кавендиш. И сможем договориться насчет уроков.

Мсье Шассер кивнул.

– Храни вас Господь. Я бы так хотел снова учить мадемуазель Морант.

– Я это знаю. – Адорна как-то довела мсье Шассера до слез своей неспособностью проспрягать простой глагол. Однако, несмотря на это, он приходил снова и снова. Как и все мужчины, Шассер был влюблен в Адорну и теперь очень не хотел с ней расставаться.

– Убийство, кто бы мог подумать? Я всегда считал его не более чем наглой лягушкой. – Элизер ухмыльнулся, потом нахмурился. – Но за что я ему платил? Адорна с таким же успехом может изучать китайский. Она и впрямь не особо блещет знаниями.

Джейн не могла не согласиться с тем, что умственные способности племянницы довольно посредственны.

– Адорна унаследовала привлекательную внешность от матери и, получив необходимое образование, сможет сделать блестящую партию. Это ведь то, чего вы хотите, не так ли?

– Разумеется, – раздраженно ответил Морант, – уж я сумею извлечь из ее брака выгоду.

Если бы Элизер хоть иногда проявлял любовь к своему единственному ребенку, Джейн простила бы ему эти слова. Но с момента рождения Адорны отец занес ее в графу «дебет». Теперь он надеялся перенести ее в «кредит». Его скаредность сделала голос Джейн жестким:

– В таком случае смотрите на расходуемые вами деньги как на инвестицию. Через Адорну вы сможете приобрести необходимые вам связи. Она сделает для вас то, чего не сумела я.

– Да, вы ужасно меня подвели. Я положил на счет в банк Англии десять тысяч фунтов и рассчитываю на возвращение каждого цента.

– Вы получите их. Адорна затмит всех юных леди, которые впервые выезжают в свет.

– Поговорим о другом. – Элизер посмотрел на нее. – Не рассчитывайте на то, что я оплачу вам еще один гардероб.

– Все, что мне требовалось в прошлом сезоне в Лондоне, я покупала сама, – с гордостью сказала Джейн, – и в дальнейшем намерена поступать так же.

Это напоминание вновь разозлило Элизера. Он не знал, где Джейн брала деньги. Он предпочел бы, чтобы девушка выпрашивала у него каждый грош. Любая возможность применить власть приносила ему несказанное удовольствие, и Джейн не упускала случая сбить с него спесь.

Неважно, что ее сбережения почти иссякли.

–Я все же думаю, что вам лучше остаться в Ситтингбоурне.

Ему было совсем необязательно это говорить. Джейн и так знала, что он хочет держать ее в этом высоком мрачном полупустом доме до тех пор, пока все, что было светлого и радостного, в ней не угаснет.

Как это ни грустно, она тоже хотела остаться. Ехать в Лондон, вновь появиться в свете после того, что она совершила... Джейн приложила руку к груди, ее сердце билось от страха.

Ей было двадцать восемь лет, возраст уже безнадежный, и, вспоминая тот разрушительный сезон в Лондоне, она была готова скорее попрошайничать на улицах, чем вновь испытать столь ужасное унижение.

Тем не менее она возвращается.

За годы своего тяжелого рабства Джейн многому научилась, например, этому спокойствию, которое дорого далось ей. Итак, она поедет в Лондон. Она вновь встретит аристократов, являющихся ей в ночных кошмарах. Возможно, они даже не узнают ее, но она должна быть там, чтобы видеть триумф Адорны.

– Мы сообщили леди Тарлин, что приедем сегодня после полудня, – сказала Джейн. – Думаю, нам нужно ехать.

Элизер облокотился на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Непременно. Боже упаси заставлять ждать вашу дорогую леди Тарлин.

– Мы должны быть признательны ей, – напомнила Джейн. – Она поможет Адорне приобрести необходимые связи.

– Да, она ваша подруга. Ваша подруга из высшего общества, – раздраженно сказал Морант. – Вы делаете вид, будто уважаете меня, но на самом деле всегда заставляете помнить, что вы – леди из благородной семьи, а я жалкий торговец.

– Это не так, – сказала Джейн сдавленным голосом. Она не всегда презирала Элизера, он сам заслужил такое отношение.

– Как бы там ни было, это теперь не имеет значения. – Он ухмыльнулся, будто знал что-то такое, что было ей неизвестно. – Можете идти. Чего вы ждете?

Пораженная столь внезапным окончанием разговора, Джейн пошла к выходу. Элизер уже не грозился не пускать ее в Лондон, но она все еще не понимала причины.

– Вы свободны, – произнес он почти ласково. Узнает ли она в конце концов цель этого разговора? Когда Джейн открывала дверь, Элизер спросил:

– Вам знакома Дэйм Олтен?

Джейн помедлила, ее пальцы теребили отделку платья.

– Вдова владельца мясной лавки? Конечно, знакома. – Это была жадная женщина с плотно сжатыми губами, которой нравилось портить настроение покупателям.

– Мы с ней договорились обвенчаться в следующем месяце. – Его голос звучал радостно, когда он произносил ужасные слова, услышать которые Джейн боялась все десять лет после смерти сестры. – Вам придется подыскать себе другое жилье.

 

Глава 2

– Лондон такой большой. – С тех пор как экипаж въехал в город, миловидная Адорна, не отрываясь, смотрела в окно. Затем она отвернулась и прикрыла нос перчаткой. – Но здесь так воняет!

– Да, Темза сегодня пахнет специфически. – Джейн, улыбаясь, поднесла к носу надушенный платок. Ни один ее эскиз не мог передать всю прелесть Адорны. Девушка была прекрасна и почти ослепительна. Ее белокурые волосы отливали золотом. Нежный овал лица притягивал взоры. Синие, несказанной красоты миндалевидные глаза, таинственно блестящие из-под полуопущенных век, приводили всех мужчин – от юношей до стариков – в восторг.

Когда Джейн посмотрела на Адорну, она увидела в ней Мелбу, свою любимую сестричку. Джейн не понимала, как Элизер не замечает, что Адорна – живое воплощение его жены. И как он может жениться на Дэйм Олтен!

– Что-то не так, тетя Джейн? – наклонив голову, Адорна посмотрела на Джейн. – Вы выглядите так, будто страдаете несварением желудка.

– После обеда в той гостинице это было бы неудивительно, – гримасничая, ответила Джейн. – Вероятно, колбаса мяукала, когда мы нарезали ее.

– Какой кошмар, тетя Джейн! Пожалуйста, не говорите так.

Казалось, что Адорну слегка мутит, и Джейн понимала, насколько неуместно будет, если здесь, в экипаже, ее стошнит. По крайней мере, нежелательно, чтобы это случилось сейчас, когда они уже так близки к цели.

– Я пошутила, милая. Уверена, что на самом деле колбаса была бычья.

Адорна в ужасе упала на спинку сиденья, широко раскрыв рот.

– Только не бычья!

– Это значит: говяжья, из коровы, моя дорогая, – поспешно сказала Джейн.

– А, корова. Почему вы сразу не сказали? – Адорна вновь выпрямилась и поправила оборку на чепце. – Но все же вы выглядите странно. Дело в моем отце, не так ли? Это он вас расстроил?

Джейн пристально смотрела на Адорну. Она не переставала удивляться. Как может девушка, казавшаяся такой простой, быть в то же время настолько проницательной?

«У меня больше нет дома». Горькие слова были готовы сорваться с ее губ.

Однако она всегда защищала Адорну от нападок Элизера, и сейчас не будет перекладывать на ни в чем не повинную девочку ответственность за поступки ее отца. Не будет она также просить о помощи в дальнейшем. Ее выжили из дома, но из ума-то она еще не выжила, все как-нибудь устроится.

– Твой отец обеспокоен предстоящими расходами.

– Как всегда! Но раньше это не волновало вас, – Адорна взяла Джейн за руку. – Прошу вас, тетя Джейн, скажите. Это из-за него или, может, из-за меня?

– Из-за тебя? – Экипаж подбросило на вымощенной булыжником дороге, но Джейн едва заметила это. – Каким образом ты могла меня расстроить?

Адорна опустила голову.

– Вы не хотели ехать, но я не могла провести сезон без моей любимой тети. Без вас мне было бы страшно.

Взгляд девушки из-под длинных темных ресниц скользнул по лицу Джейн, но та лишь недоверчиво покачала головой.

– Дорогая, я никогда не покину тебя. И вряд ли что-либо способно тебя напугать.

Глядя в упор на тетушку, Адорна сказала:

–В таком случае, тетя Джейн, считайте, что я излишне эмоциональна. Я слишком люблю вас, чтобы уехать одной.

Теперь Джейн действительно верила ей. Обнимая это любящее создание, она произнесла:

–Я и сама не смогла бы там остаться. Я бы беспокоилась о тебе.

Адорна опустила голову на плечо Джейн и крепко обняла ее.

– О чем? Это мой первый выход в высший свет!

В юности Лондон тоже казался Джейн первой ступенькой в покорении мира. Потом она мечтала увидеть Рим, Париж и Новый Свет. Ее образ жизни никогда не соответствовал общепринятым нормам: ценность женщины определялась в нем не столько красотой и очарованием, сколько талантом и увлеченностью своей работой.

Все получилось не так, как она себе представляла, и теперь по иронии судьбы именно Джейн предстояло, как это принято в обществе, ввести Адорну в свет.

– Ты разве забыла молодого Ливермиера и то, как он схватил тебя, когда ты отвергла его предложение?

– Ах, это, – Адорна выпрямилась и снова выглянула в окно. – Он обезумел от любви.

– В мире полно таких сумасшедших. – Джейн вспомнились часы отчаяния, когда она думала, что ее племянницу похитили. – Рядом с тобой мужчины теряют рассудок.

– Я умею с ними обращаться. Я умею обращаться с чем угодно, и я позабочусь о вас. Она велела мне это сделать.

– Кто, милая?

– Как кто? Мама, конечно, когда была больна, – произнесла Адорна как само собой разумеющееся. – Она много рассказывала мне о вас.

Джейн стало не по себе.

– Зачем Мелбе рассказывать такие вещи восьмилетнему ребенку?

– Именно потому, что она любила вас.

Казалось, в глазах Адорны это все объясняло. И, несмотря на то, что Джейн очень хотелось расспросить племянницу подробнее, она понимала, что не получит более внятного ответа.

– Почему же ты ничего не говорила мне раньше?

– Вы никогда не спрашивали.

Лошади замедлили ход, и Адорна потянулась к окну.

– Это здесь, тетя Джейн? Это площадь Кавендиш? Дома здесь такие величественные.

Джейн вздохнула, стараясь что-то вспомнить.

– Леди Тарлин тоже величественна.

Экипаж остановился у самого высокого дома с массивными роскошными дверями.

– Уже по дому ясно, что леди Тарлин незаурядная личность. – Но Джейн едва ли слушала племянницу.

Молодой веснушчатый лакей леди Тарлин, важно расшаркиваясь, опустил подножку экипажа и широко распахнул дверь. Джейн вышла из кареты. Теперь она на самом деле была в Лондоне, где высшее общество питалось скандалами и где когда-то некая Джейн Хиггенботем была первым блюдом для сплетников.

Джейн поставила ногу на ступеньку: теперь она обречена.

Вдруг Адорна взяла тетю за запястье и вложила ее безвольную кисть в руку лакея в белых перчатках. А затем Джейн окликнули откуда-то сверху:

– Джейн, дорогая моя Джейн! Наконец-то ты приехала!

На пороге резиденции, как на картине, стояла модно одетая женщина. Лицо ее светилось радостью.

Джейн вспомнила заплаканную девушку, отчаянно выкрикивающую подруге: «Возвращайся в Лондон, как только сможешь. Мы еще заставим Блэкберна пожалеть об этом, обещаю!»

Джейн вежливо склонилась в реверансе.

– Леди Тарлин, как приятно вновь видеть вас!

– Довольно. Оставь эти свои «леди Тарлин». Что за чепуха? Для тебя я Виолетта. – Она мгновенно слетела с крыльца, взяла Джейн за плечи и посмотрела ей в глаза.

– Мы же друзья, не правда ли?

Джейн облегченно вздохнула и улыбнулась.

– Очень на это надеюсь. Мысль о твоей дружбе спасала меня, когда казалось, что все хорошее в жизни... – Радость от встречи увяла так же быстро, как и появилась. Будет ли ей где жить после окончания сезона?

Виолетта крепко обняла ее.

–Я рада, что ты здесь. Наконец ты уступила моим уговорам.

Появление на свет троих детей изменило изящную фигурку Виолетты. Если раньше она имела идеальные пропорции песочных часов, то теперь весь песок словно перетек в нижнюю часть. Потускневшие каштановые локоны обрамляли круглое лицо. Но в карих глазах по-прежнему светился насмешливый огонек, а уголки тонких губ всегда были чуть приподняты, как будто в каждой ситуации она находила скрытый юмор.

Улыбаясь, Виолетта спросила:

– Ну, а где же твоя подопечная, о которой я так много наслышана?

Адорна вышла из экипажа и ждала. Она сделала шаг вперед, поклонилась и вежливо сказала:

– Леди Тарлин, мы с тетей очень благодарны, что вы согласились принять нас в своем доме на сезон.

– Ко мне это не относится, – заметила Джейн, – мой дебют далеко в прошлом.

Адорна говорила размеренно и четко:

– Я задумала две свадьбы.

Когда минуту спустя до Джейн полностью дошел смысл сказанного, она в смущенье и ужасе воскликнула:

– Адорна!

– Превосходная мысль! – Виолетта звонко рассмеялась, увидев выражение лица Джейн.

– Что за нелепое предположение! Не представляю, что натолкнуло ее на такую мысль.

– Может, она сама это придумала? – Взяв Адорну за подбородок, Виолетта изучала невинное лицо, доверчиво глядящее на нее. – Она красива и умеет очаровывать. Ты была права, Джейн. Она станет открытием сезона.

Взяв обеих дам под руки, Виолетта повела их наверх.

– Мы должны торопиться. У нас меньше месяца на подготовку. – Окинув взглядом Джейн и Адорну, она добавила:

– Вам обеим нужен новый гардероб.

– Мне – нет, – сказала Джейн.

– Новые прически, – добавила Адорна.

– Дорогая, твой отец... – запротестовала Джейн. Адорна выпятила подбородок, что изменило мягкий овал ее лица.

– Папы здесь нет.

– Ты, конечно, не хочешь, чтобы лорд Блэкберн решил, что ты переживаешь тяжелые времена, – вставила Виолетта, что, по мнению Джейн, было совершенно неуместно.

Джейн взглянула на Адорну, но та, подойдя к двери, отвернулась и смотрела на улицу, словно забыла о своих спутницах.

– Как здоровье лорда Блэкберна? – прошептала Джейн. Виолетта вскинула голову.

– Лучше, чем он того заслуживает. Хотя я сделала все возможное, чтобы заставить его страдать. Это действительно так тебя интересует?

Сжав губы, Джейн отрицательно покачала головой. Это не должно ее интересовать. Она теперь дуэнья. Старая дева. Незамужняя тетка. Возможно, в этом сезоне она будет носить скучный чепец.

– Пойдем, милая, – сказала она Адорне. – Нам не нужно задерживаться на лестнице.

Но Адорна от избытка чувств вскинула руки, словно хотела обнять весь город и объявила:

– Я покорю высший свет! Я заставлю вас обеих гордиться мной! Клянусь!

Ее золотистые волосы освещало вечернее солнце, и Джейн подумала, что Адорна с распростертыми руками, в струящейся накидке похожа на торжествующую богиню. Виолетта с любопытством посмотрела на Адорну и пробормотала:

– Прекрасное чувство...

Все это время молодой чопорный лакей, стоящий внизу, наблюдал за сценой, непочтительно разинув рот.

Вдруг раздался крик кучера. Роскошный экипаж, ехавший по площади, накренился. Человек на козлах натянул вожжи, не переставая, как рыцарь на Священный Грааль, с благоговением смотреть на Адорну.

–О нет, – произнесла Джейн. – Уже началось.

Кучер и лакей безуспешно пытались отогнать лошадей. Джентльмен, правящий экипажем, отклонился, и как раз вовремя. Чудом не задев дам, карета промчалась мимо и врезалась в бордюр. От удара она резко развернулась и с грохотом, вызвавшим эхо на узкой улице, перевернулась.

Адорна завизжала и отвернулась. Проделав сальто, кучер упал на мостовую.

– С ним все в порядке? – спросила Джейн.

Однако кучер тотчас же поднялся на ноги. Поправляя галстук и приглаживая волосы, он церемонно поклонился. Несмотря на расстояние, поклон явно был адресован Адорне.

Когда он подбежал к упавшим лошадям, Адорна спросила:

– С лошадьми все в порядке? – Глаза ее были закрыты руками.

Джейн наблюдала, как джентльмен подошел к лошадям и разговаривал с ними, пытаясь успокоить.

– Они не пострадали. Так же, как и кучер, хотя он того и не заслуживает.

– Знаю. – Адорна повернулась к Джейн и гневно свела брови. – Зачем мужчинам нужно ездить в этих опасных экипажах, если они не умеют править лошадьми?

– Я бы сказала, проблема заключается в том, что они не в состоянии смотреть на дорогу, – ответила Джейн.

– Не понимаю, как это могло произойти. – Виолетта выглядела не на шутку озадаченной. – Мистер Пеннингтон правит обычно очень осторожно.

– Иди в дом, дорогая, – сказала Джейн племяннице. – Я знаю, как подобные происшествия расстраивают тебя.

– Спасибо, тетя. – Адорна взглянула на Виолетту. – С вашего позволения...

Виолетта махнула рукой в направлении дверей. Джейн выждала, пока строгий дворецкий с поклоном провел Адорну в затемненные комнаты, и важно сказала:

– Я тебя предупреждала. Виолетта нахмурилась.

– Ты полагаешь, что мистер Пеннингтон увидел Адорну и потерял управление лошадьми?

– Это случается постоянно. Виолетта звонко расхохоталась:

– Это что-то невероятное! Я предвижу весьма занятный сезон рядом с Адорной, которая вызывает крушение повозок, и лордом Блэкберном, который снова увидит тебя в Лондоне.

 

Глава 3

Месяц спустя, стоя наверху широкой лестницы в доме леди Гудридж, Рэнсом Квинси, маркиз Блэкберн, вытащил из кармана темно-синего жилета серебряный лорнет и поднес его к глазам.

Внизу в ярко-розовом зале для бала текла, огибая колонны, разодетая в пух и прах толпа. Люди свешивались с балконов, переходили из банкетного зала в игровой и обратно. Пустовал лишь танцевальный зал, все ожидали, когда заиграет оркестр.

Его сестра Сьюзен будет в восторге: ей удалось не только с блеском открыть сезон, но и уговорить присутствовать при этом своего невыносимого брата.

По крайней мере, она так думала, и он совсем не хотел ее разочаровывать. У него имелись свои причины уступить прихотям сестры, не имевшие ничего общего с желанием доставить ей удовольствие.

– Блэкберн! – Джеральд Фицджеральд подошел к нему сзади. – Что ты здесь делаешь? Я думал, с этим давно покончено.

– Я тоже так думал, но ошибся. – Не опуская лорнет, Блэкберн взглянул на бывшего командира кавалерии.

Они познакомились в Итоне, куда Фица отправила его овдовевшая мать, которая пожертвовала всем, чтобы обеспечить сыну достойное образование. Рэнсома в Итон отправил отец, считавший обучение в школе обязательным для своего наследника. Несмотря на неравное положение, – или, может, благодаря ему – они быстро подружились. Молодые люди пронесли эту дружбу через смерть отца Рэнсома, через первые легкомысленные годы в свете, через болезнь миссис Фицджеральд.

На Фице, как обычно, был костюм хорошего кроя – сюртук из темно-красного бархата с накладными плечами, расшитый золотом жилет, черные брюки и натертые до блеска туфли, украшенные золотыми кистями. Наряд несколько вычурный, но Фиц умел носить такое. Важнее было другое.

– Ты, кажется, здоров... – деликатно уточнил Рэнсом.

Фиц хлопнул себя по бедру.

– И не скажешь, что я пережил приступ. В твоей части хороший хирург. Спасибо, что одолжил мне его. – На правах друга он опустил лорнет Рэнсома.

Позволяя Фицу эту вольность, Рэнсом повернулся к нему лицом, чтобы тот мог лучше рассмотреть его. В конце концов, это была их первая встреча после битвы под Талаверой десять месяцев назад.

Фиц был высокого роста, почти как Рэнсом, и довольно привлекателен, если учитывать впечатление, которое он производил на проходящих мимо дам. Хотя последний раз Рэнсом видел его в потрепанной палатке, отведенной под госпиталь, бледным от боли. Фицу угрожала ампутация ноги из-за его «чертова героизма», как он сам это называл. Но все обошлось, и Блэкберн рад был видеть своего друга здоровым и крепким. Фиц, по-видимому, испытывал те же чувства.

– Шрапнель почти не оставила шрама, – заметил он.

– Хирург спас мне глаз. – Блэкберн оставался бесстрастным. – Это единственное, что меня волнует.

– Конечно, – Фиц осмотрел зал, совсем как Рэнсом несколько минут назад. – Тьма народу. Не протолкнешься.

– Когда начнутся танцы, толпа разойдется. – Блэкберн вновь поднял лорнет и с той же симпатией, которую испытывал к испанцам и тараканам, внимательно посмотрел на пестрое море людей. – Я, разумеется, не собираюсь танцевать. И это огорчит сестру.

– С каких это пор тебя беспокоит мнение леди Гудридж? «Так говорит человек, у которого нет родной сестры», – подумал Блэкберн.

– Это моя сестра, она старше меня на десять лет. У нее есть свои способы досадить мне.

Фиц лукаво улыбнулся.

– Она кого угодно сведет с ума.

– Но не тебя. Его наличие у тебя особо никогда не наблюдалось. На этот раз Фиц громко рассмеялся, запрокинув голову так, что взметнулись его завитые по моде волосы. Гости с удивлением посмотрели на него.

– Рад, что смог развлечь тебя, – невозмутимо сказал Блэкберн. Но сам он внимательно наблюдал за другом. С Фицем было что-то не так. Лихорадочный блеск в его глазах свидетельствовал о неприятностях или о чем-то похуже.

– К сожалению, я единственный, кто способен развлечь тебя, не так ли? – Фиц хлопнул Блэкберна по плечу. – Как ты объяснишь свое нежелание танцевать?

Блэкберн наклонился ближе.

– Одолжи мне твое ранение в бедро.

– Ни за что, – спокойно ответил Фиц. – Я использую его, чтобы очаровывать дам.

Рэнсом громко рассмеялся.

– Мошенник.

– Это лучше, чем быть угрюмым, – Фиц многозначительно посмотрел на друга.

– Я? – Блэкберн приложил ладонь к груди. – Угрюмый? – Я предпочитаю называть себя консервативным.

Фиц окинул взглядом темный костюм Блэкберна: черные сюртук и брюки, черные туфли, белоснежная рубашка и пышно завязанный галстук.

– Консервативный... Погоди, я слышал, что ты каждый день бываешь в министерстве иностранных дел, – он сердито посмотрел на друга. – Работаешь там.

– Правда? – сухо спросил Рэнсом, забыв, что должен поощрять сплетни. – Кто это говорит?

– Все. Ты был главной темой пересудов, когда носил прошлогоднюю одежду и ездил на лошади в необычное время – рано утром.

Блэкберн играл серебряной цепочкой лорнета.

– На континенте я обнаружил, что существует время и до полудня.

– Есть предположение, что ты играешь в шпиона. Изящная серебряная цепочка хрустнула в пальцах Блэкберна с таким же звуком, который издала бы шея изменника в петле.

– Шпиона?

Фиц наблюдал, как Блэкберн отвязывает цепочку.

– И я им сказал: «Блэкберн – шпион? Чепуха! Он слишком правильный».

– Совершенно верно.

– Слишком знатный.

– Я из рода Квинси.

– Слишком... скучный.

Блэкберн вспомнил взгляд выцветших голубых глаз и дрожащий старческий голос: «Судьба Англии в ваших руках, лорд Блэкберн. Предатель ходит где-то поблизости».

Самым отвратительным тоном, на какой он только был способен, – а Блэкберн умел быть невыносимым – он сказал:

– Если «скучный» означает «следующий правилам хорошего тона», тогда, конечно, я – скучный.

– Не считая сплетен о работе в министерстве иностранных дел.

– Причуда, оставшаяся в прошлом. – Блэкберн положил цепочку в карман жилета. – Или об этом сплетники умалчивают?

– Я слышал, что ты был на приеме у Стокфиша в Сассексе, ездил на охоту с Маклеодом в Шотландии.

«Будьте очень внимательны. Нам известно о де Сент-Аманде, но на самом деле нам нужен тот, кто спланировал всю операцию. Поэтому наблюдайте, как передается информация. Узнайте, как происходит ее утечка из министерства иностранных дел. Найдите того, кто стоит за этим».

Полученные инструкции эхом отдавались в мозгу Блэкберна, и он оглядел зал. Рэнсом старался сосредоточиться, но не мог. Шрапнель испортила не только его безупречную внешность. Он не потерял зрение полностью, но никогда уже не прицелится из ружья, не поохотится на оленей в своем поместье в Шотландии.

Ему уже не скакать по Полуострову, с завидной меткостью стреляя в солдат Наполеона.

Теперь он – скаковая лошадь, на которую надели узду. Ему ничего не остается, кроме как работать на мистера Томаса Смита. Он шпионит для мистера Томаса Смита. Осталась лишь горечь от сознания того, что потомок одной из древнейших семей опустился до такого занятия.

Но он не мог отказаться. Он должен был сдержать слово, данное парню, умершему у него на руках.

– Слева по курсу – мать, высматривающая жениха для дочери, – предупредил Фиц.

Блэкберн поднял глаза и увидел леди Киннард, в девичестве мисс Фейрчайлд. Она была заметна издалека: ее многочисленное потомство неслось за ней, как корабль по водной глади. Она тянула за собой одну из своих миловидных большеглазых и обольстительных дочерей.

– Уходим, – сказал Блэкберн. Фиц помедлил, весело улыбаясь.

– Но почему? Дочь леди Киннард могла бы тебе посодействовать.

Разговор приобретал слишком личный характер.

– В чем?

– В поисках невесты.

Блэкберн толкнул Фица, и этот неисправимый ублюдок сбежал по лестнице, не переставая смеяться. Внизу Фиц ткнул его локтем в бок.

– Я лишь хотел сказать, Блэкберн, что ты являешься предметом еще одного слуха.

– Какого? – зловеще спросил Рэнсом.

– Что ты ловишь не шпионов, а невесту.

– Проклятье! – Блэкберн не ожидал этого.

«Вы не должны производить впечатление человека, который что-то скрывает. Наоборот – чаще бывайте в обществе, привлекайте к себе внимание, как вы делали все эти годы, спровоцируйте еще один скандал. Это послужит пищей для пересудов. А если не хотите скандала, то просто скажите, что подыскиваете жену».

Лицо Фица являло собой комичное сочетание негодования, тревоги и злорадства.

– Только не говори, что это правда, приятель.

Мистер Смит счел нужным пустить этот слух. Блэкберн знал, что остановить его теперь будет невозможно. Фиц по-своему истолковал его молчание.

– Так это правда! Великий Блэкберн наконец-то снизошел до женитьбы?

Лучше уж сплетни, чем еще один скандал. Поэтому Блэкберн согласился.

– Вполне возможно.

– По крайней мере, ты легко покоришь сердце богатой наследницы твоей мечты, – Фиц приправлял свою речь легким акцентом, который достался ему от отца-ирландца. – Но что я говорю? Тебе не нужно еще одно состояние. Ты должен привлечь богатую наследницу, а потом предоставить ее тому, кто в этом нуждается.

– Итак, ты тоже задумал жениться? – усмехнулся Блэкберн. Фиц поймал проходившего мимо лакея, схватил бокал бренди с подноса и залпом осушил его.

– Несчастный! Я думаю брак – это главный шанс в жизни мужчины.

Раньше Фиц клялся, что как бы ни были пусты карманы, он не женится.

– Тебя преследуют кредиторы? – спросил Блэкберн.

– Как всегда, – его тон был слишком ироничным. – Паразиты. – Он поставил стакан обратно. – Итак, мы охотимся за самой нежной и сладкой дичью, – сказал Фиц.

– Это не охота, – отчеканил Блэкберн, – это всего лишь табун кобыл, выставленных напоказ перед жеребцами. Когда жеребец почует подходящую кобылу, он бьет копытом, и хозяин конюшни сводит их, пока дело не будет сделано.

– Цинично, но метко. – Фиц и раньше это слышал. – Но если ты так думаешь, зачем тебе все это?

Другие тоже могли спросить его о внезапном решении жениться. Необходимо было изобрести какое-нибудь разумное объяснение.

– Я был на краю смерти. Мне пришло в голову, что моя сестра права. Жизнь коротка, а имя Квинси – ценно. Мне нужен наследник.

– Имя Квинси. Я мог бы и догадаться. – Фиц засмеялся, потом вдруг стал серьезным. – Да, война всех нас изменила.

Пораженный до глубины души Рэнсом изумленно смотрел на своего друга. Тот выглядел так же, как и раньше, однако... Он стал более сентиментальным.

Но выражение лица молодого человека тотчас же сменилось на радостно-испуганное.

– Черт возьми! Все, что ты делаешь, сразу входит в моду. Значит, в этом году каждый джентльмен задумает жениться. У меня небольшой выбор.

Рэнсом никогда не был так искренен, как сейчас. Он сказал:

– Меня не интересует то, что делают другие.

– Именно поэтому они так прилежно копируют тебя. Ты поступаешь так, как тебе нравится, и не заботишься о мнении окружающих. Как и твоя сестра. – Фиц указал в сторону игрового зала, где сидели мужчины в мягких креслах любимого леди Гудридж розового цвета. Увидев какую-то девушку, он сказал:

– Вот твой тип. Вон та, румяная, с волосами цвета слоновой кости.

Рэнсом страдальчески прикрыл глаза. У него давно не было женщины. Но все эти девочки в розовых и белых платьях оставляли его равнодушным. В них нет страсти, глубины. Они неискушенные, избалованные. Из-за системы воспитания, которая от них ничего не требует, они ни к чему не пригодны, – таким и он был до войны.

Кто-то толкнул Рэнсома локтем, и он открыл глаза.

– Нет.

– Тебе всегда нравились девушки с большой... – Фиц сделал соответствующий жест.

– Нет. – Блэкберн пошел назад, но Фиц догнал его.

– Слушай, я нуждаюсь в твоем покровительстве, чтобы быть в центре благородного общества. Если ты уйдешь, это будет невозможно.

Блэкберн замедлил шаг. Как он мог недооценивать этого веселого и беззаботного ловкача?

– Сьюзен права, когда называет тебя негодяем.

– Но она говорит это любя, не так ли? – самодовольно ответил Фиц.

– Любя, это мягко сказано. Хотя одному Господу известно, почему она к тебе так относится.

– Потому что она одинокая вдова, она ценит общество обаятельных мужчин, каким я и являюсь. Когда мужчина беден, ему необходимо быть милым. А не таким, как эти сердитые лорды, вокруг которых женщины виляют хвостом.

Фиц искоса посмотрел сквозь туман от тысячи свечей.

– Там толпа.

У Блэкберна никогда не хватало терпения на болтовню с глупо улыбающимися дебютантками, преклонение перед их красотой и общение с их опасными родительницами. Но быть среди них, разговаривать с ними стало его долгом.

– Толпа.

Фиц заметил его колебания и решил, что он все-таки сдался.

– Да, толпа с женщиной в центре. С прекрасной женщиной, достойной даже маркиза Блэкберна.

Его проклятый долг... Он пробежал взглядом по этому скоплению людей. Приняв решение, Блэкберн схватил Фица за подбитое ватой плечо пиджака.

– Идем туда.

Фиц осклабился и принялся проталкиваться сквозь толпу. Это прекрасно ему удавалось. Блэкберн следовал за ним по пятам, не замечая приветствий, с тем презрительным выражением, которым славился. Если ему захочется с кем-то побеседовать, он это сделает; нет нужды пытаться привлечь его внимание.

– Ты выше меня, тебе видно новую красотку? – спросил Фиц. Блэкберн изучал двух джентльменов. Оба были одеты лучше, чем позволяли их доходы.

«Он скрывается в обществе, где единственным грехом считается немодный наряд и недостаток денег. А деньги можно прекрасно заработать, шпионя для французов».

–Почему ты строишь глазки мужчинам? – толкнул его Фиц. – Женщины вон там! Женщины, Блэкберн, женщины. Помнишь, что это такое? Гладкие, ароматные, со всеми этими интересными штуками. – Фиц жестикулировал обеими руками, обозначая изгиб бедра или талии. – Обворожительные и коварные создания, которые убегают от опытного охотника.

Слушая восхищенный голос Фица, Блэкберн испытал приступ зависти. Он никогда так не смотрел на женщин. Они всегда доставались ему легко. Как только он понял, что их в первую очередь привлекает богатство, он начал их презирать.

Была ли хоть одна, не похожая на всех? Не пропустил ли он ту особенную, единственную?

Нет, этого не могло быть. Иначе ему пришлось бы признать, что он слепой дурак. Все женщины выглядят одинаково, говорят одинаковыми голосами одни и те же вещи.

– Здесь нет ничего стоящего.

– Ты найдешь истинный бриллиант, если только поищешь. Бриллиант, Блэкберн! – Фиц на минуту остановился. – Посмотри на группу тех слюнтяев, они жмутся друг к дружке и определенно стучат копытами.

– Жеребцы, – напомнил Блэкберн. Фиц не умолкал:

– Пропустите нас! Посторонитесь, ребята. Тебе она не достанется.

Услышав это, мужчины оборачивались, и сопротивление толпы уменьшалось. Так Фиц лихо лавировал между людьми, поддразнивая каждого.

– Саусвик, а твоя жена знает, что ты ошиваешься возле девушек?

– Лорд Мэллери, вы недостаточно остроумны для этого занятия.

Блэкберн приблизился, защищая друга со спины, хотя понимал, что это бесполезно.

– Броквэй, старый паук, ты слишком седой для этой игры. Ни одна женщина со вкусом не заинтересуется... – Люди расступились, и Фиц хладнокровно завершил: – тобой.

Только он выдохнул последнее слово, Блэкберн наступил ему на ногу.

– Извини, старина, но...

– Ваш покорный слуга, мадам. – Фиц завладел вниманием дамы, поклонился, и Блэкберн увидел над его склоненной головой... не бриллиант, а профиль высокой леди, полной достоинства. Модный покрой зеленого платья лишь подчеркивал ее чрезмерный рост. Небольшую грудь покрывала кружевная шаль. Ее руки в белых перчатках упирались в бока, словно у певца, ждущего своей реплики, время для которой никогда не наступит. Свой чепец старой девы она натянула как знак военного отличия. Ее лицо обрамляли темные локоны, а поджатые губы не баловали мужчин улыбкой. Она, несомненно, была старой девой. Дуэнья.

Блэкберн начал поворачиваться назад. Вдруг леди с улыбкой обернулась к девушке, стоявшей позади нее – светловолосой дебютантке с выставленной напоказ грудью. Радостная улыбка, полная гордости, оживила простое лицо женщины, ее прекрасные глаза засияли нефритовым блеском... Он уже видел эти глаза раньше. Блэкберн резко остановился и уставился на нее. Не может быть, чтобы это была она! Должно быть, вымысел его осторожного и подозрительного ума. Он закрыл глаза, потом снова открыл. Черт, это была она! Мисс Джейн Хиггенботем. Скандал собственной персоной, вызванный из глубин его прошлого, чтобы еще раз превратить его жизнь в ад.

 

Глава 4

Одиннадцать лет назад...

«Это он», – лихорадочно подумала Джейн.

Рэнсом Квинси, маркиз Блэкберн, широким шагом шел по роскошной гостиной, похожий на бога, соизволившего одарить жалких смертных своим присутствием. Стройный и гордый, он возвышался над остальными джентльменами, толпившимися между игровым и танцевальным залами. Его светлые волосы были идеально подстрижены, каждая прядь блестела подобно золотистому топазу, добытому из вулканической породы. У него был благородный волевой подбородок. Этот бог был высокомерен и раздражен мамочками, вертевшимися в поисках жениха, которые подталкивали дочек в его сторону.

Джейн не ожидала увидеть его здесь: он редко бывал на подобных вечерах. Тем не менее она всегда надеялась встретить его. С тех пор как Джейн впервые увидела лорда Блэкберна, она искала его повсюду.

– Прекрати на него таращиться. – Сестра Мелба взяла ее выбившуюся прядь и попыталась уложить обратно в гладкую прическу. – Он не для тебя.

– Я знаю, – ответила Джейн. Конечно, она знала. Такому божеству, как Блэкберн, могла подойти только богиня. Джейн не терпелось нарисовать его.

Она огляделась вокруг, презрительно наблюдая за щебечущими дебютантками. Ни одна из них не заслуживала того, чтобы быть его служанкой или даже быть им обесчещенной. За весь свой первый сезон в Лондоне Джейн не встретила женщину, достойную его. И меньше всех достойна его она, достопочтенная Джейн Хиггенботем, дочь небогатого виконта Бавриджа, увы, уже усопшего.

Блэкберн посмотрел сквозь серебряный лорнет. Он изучал девушек в белых перчатках, стоявших вдоль стены. Они тоже беспокойно поглядывали на него, словно мотыльки, ожидающие зова пламени. Одна мать даже легонько подтолкнула дочку, и та сделала неверный шаг вперед. Он поймал напуганную крошку и вернул ее на место у стены. Никто не соответствовал его запросам. Взгляд маркиза упал на одну из девочек Фейрчайлд, мисс Редмонд. Но, хотя она была красива, ей не хватало характера. Он поклонился ей, и Джейн представила, как потянулись все его мышцы. Несмотря на то, что Джейн находилась далеко и не могла слышать, что он говорит, она наблюдала за движениями его красивых губ, зная, что они теплые и мягкие и совсем не похожи на холодную глину, из которой она лепила. Он предложил руку, выбранная им дебютантка захихикала и прикрыла рот рукой. Он лишь скептически изогнул брови. И Джейн поняла, что Блэкберн уже никогда больше не пригласит танцевать эту девушку. Взмахнув руками, обтянутыми белыми перчатками, девица наконец выскочила к нему.

Она даже не осознавала, какая честь ей оказана.

Мелба потрясла Джейн за локоть.

– Прекрати пожирать глазами Блэкберна. Стань прямо. Ты прелестная высокая девушка и заслуживаешь того, чтобы возвышаться над остальными.

Джейн расправила плечи и подняла подбородок.

– И будь внимательна. Приехал лорд Атоу. Ты ему нравишься, Джейн. Умоляю, приложи усилия, постарайся, чтобы он сделал тебе предложение.

Джейн едва взглянула на красавца графа, пробирающегося сквозь толпу.

– Но я не хочу за него замуж. Кроме того... – она нащупала рукой жемчужную пуговицу и застегнула перчатку, – мисс Фредерика Харпум сказала, что это ее кавалер.

– Мисс Фредерика Харпум до сих пор не получила от него предложения, что делает лорда Атоу соблазнительной дичью для нее – сказала прагматичная, несмотря на свою изумительную красоту, Мелба.

– Но она была со мной очень дружелюбна. Больше, чем кто-либо другой в Лондоне.

– Дружелюбна? – слово, сказанное неодобрительным тоном, повисло в воздухе.

– Очень. – Джейн вспомнила их девичьи признания друг другу за чаем.

Мелба щелкнула веером с ручкой из слоновой кости.

– Джейн, ты очень наивна. Фредерика Харпум так же дружелюбна, как кобра в зоопарке. Держись от нее подальше. Не обсуждай с ней свои заветные планы, которые могут показаться неприличными.

Джейн открыла рот, чтобы сознаться, что она это уже сделала.

– И постарайся привлечь лорда Атоу. – Мелба, должно быть, заметила на лице Джейн выражение ослиного упрямства, которым та отличалась, и добавила: – Прошу тебя, Джейн, хотя бы попытайся.

Слыша усталость в голосе сестры, Джейн сказала:

– Ты устала? Последнее время ты быстро утомляешься. Ты действительно в положении?

Мелба обняла ее за плечи.

– Нет, иначе Элизер не позволил бы мне прийти сюда.

– Это плохо, – пробормотала Джейн. Она обожала свою семилетнюю племянницу Адорну и хотела бы еще одну.

– Но ты не должна произносить вслух такие грубые вещи. Предполагается, что юные леди вообще не знают, что это такое.

Мелба говорила строгим тоном. Но Джейн заметила ямочки, появившиеся на ее щеках. Джейн всегда веселила сестру, и Мелба очень любила ее. Их отношения были отдушиной для обеих сестер, оставшихся без родительской опеки.

– Как это глупо, – Джейн крепко обняла сестру за хрупкую талию. – Я молода, но я же не дурочка. Ведь женщина, имеющая такое призвание, как у меня, должна стараться изучить физиологические особенности человека.

– Дорогая моя, – Мелба тщательно подбирала слова. – Я поддерживала тебя в твоем увлечении, но всегда считала его простым времяпрепровождением – вроде вышивания – и полагала, что ты думаешь так же.

Уязвленная до глубины души Джейн горячо возразила:

– Это нельзя сравнивать с вышиванием! Это гораздо больше! Это талант, данный Богом.

– Это не годится для тебя, – Мелба была безжалостно практична.

– Я должна применить свой дар, иначе судьба меня накажет.

– Не делай из жизни драму. – Повернув лицо Джейн к себе, Мелба продолжала: – Ты дочь разорившегося виконта, поэтому не рассказывай q своем призвании. – Она крепче обняла Джейн и строго добавила: – Особенно здесь.

Мелба имела в виду, что Атоу приближался к ним. Отвечая на его поклон, она сказала:

– Как приятно видеть вас, милорд! Вы снова пришли, чтобы похитить мою милую сестру?

– Да. Но то, что я нашел здесь, еще лучше. – Он сделал шаг назад, изучающе оглядел их и поднял большой палец. – Две сестры-богини, обнимающие друг дружку. Какое прекрасное зрелище вы собой являете!

В воображении Джейн в одно мгновение возник будущий портрет. Мелба, истинная богиня, с блестящими светлыми волосами, словно освещенными сияющим нимбом. И Джейн, простая смертная, но крепче и выше ростом, темноволосая, с большими сильными руками, выдающими ее увлечение. Получится великолепная картина, и Джейн сделает ее для Мелбы в знак благодарности за ее материнскую заботу.

– У вас сейчас необычайное выражение лица, мисс Хиггенботем, – лорд Атоу смотрел на нее снисходительно и чуть насмешливо. – Я порой задаю себе вопрос, а знаете ли вы, где находитесь.

Джейн прищурилась.

– Разумеется, знаю. Мне просто не всегда хочется там находиться.

– Джейн!

Посмеиваясь, лорд Атоу поднял руку.

– Нет-нет, не браните ее. Именно ее восхитительная прямота оживляет скуку этого бесконечного сезона.

Джейн не знала, как насчет восхитительной прямоты, но скука – это уж точно. Как высший свет это выносит? Из года в год постоянное беспокойство из-за последних веяний моды, новейших танцев, покроя какого-то жакета или скандала, в котором замешано самое популярное лицо общества. Жить в вечном страхе, что тебя осудят, и в то же время страстно желать, чтобы кто-нибудь другой допустил малейшее нарушение приличий, создав тем самым пищу для пересудов...

Джейн ненавидела это. Поначалу она не пользовалась успехом. Скорее наоборот: высокие, сообразительные, прямо глядящие мужчинам в глаза девушки не популярны. Потом у лорда Атоу произошла знаменитая ссора с мисс Харпум, и его внимание переключилось на Джейн. Поначалу – Джейн была уверена в этом – целью его ухаживаний было уязвить роскошную мисс Харпум. Но затем все изменилось. Джейн нравилась лорду Атоу своей искренностью, и его симпатия вызвала всеобщее внимание к девушке. В конце концов Джейн стала маленькой сенсацией среди его сверстников. Явная помеха для девушки, единственным желанием которой было обожать своего героя – источник вдохновения – издалека. Она бегло оглядела танцевальный зал и увидела его – лорд Блэкберн собирался сделать тур деревенского танца с еще одной недостойной щебетуньей.

Лорд Атоу склонился над Джейн.

– Мисс Хиггенботем, не окажете ли вы мне честь, подарив какой-нибудь танец?

Увидев в этом возможность быть поближе к Блэкберну, она ответила:

– Как насчет этого танца?

Мелба за ее спиной удивленно разинула рот. Лорд Атоу даже подскочил от изумления, но быстро собрался и предложил ей руку.

– Поразительная и единственная, – сказал он.

Джейн не было дела до того, что он думает. Ее захватила идея танцевать рядом с Блэкберном.

Все танцоры выстроились в два ряда, мужчины напротив женщин. Лорд Атоу занял свое место напротив Джейн. Ей нужно было смотреть только на него, но Блэкберн находился почти рядом, всего через две пары от нее. И Джейн не могла запретить своему жаждущему взгляду скользить в заветном направлении.

Свечи освещали его высокие скулы, оставляя в тени нижнюю часть лица. И Джейн запомнила эту особенность. В нем было столько черт, восхищающих ее, ей очень нравилось разнообразие его эмоций. Джейн бы охотно посвятила свою жизнь попыткам постичь образ Блэкберна, так и не разгадав его во всей полноте.

Чей-то локоть уперся ей в бок. Джейн обернулась, увидела отчаянную жестикуляцию леди и поняла, что музыка уже заиграла и нужно танцевать. Она покорно подобрала юбки и старалась не отставать.

Ее юбка была из синего бархата – цвета ночного неба. Мелба не хотела покупать ее, утверждая, что такой оттенок не подходит к цвету лица сестры, но Джейн настояла. Хотя Блэкберн не подозревал о ее существовании, его каждый мимолетный взгляд она ощущала как нежное прикосновение бархата к коже, и это платье было ее личным тайным знаком преклонения перед прекрасными синими – цвета ночного неба – глазами Блэкберна.

Пока девушка кружилась в танце, она все больше волновалась. Пары обменивались партнерами, пока все не станцуют со всеми. Это значит, что ей нужно будет танцевать с Блэкберном. Она должна будет сделать реверанс. Вновь прикоснуться к его руке и посмотреть в его глаза, как она уже делала в те редкие и бесценные минуты, когда делила танцевальную площадку с равнодушным лордом. Этот момент приближался. Танцуя в разных рядах, они были все ближе друг к другу. Джейн заметила выражение досады на лице Блэкберна, когда он узнал ее, но на этот раз решила, что ничем не стеснит его. Она присела в реверансе, он поклонился. Он предложил свою руку. Она взяла ее. Покачнувшись от волнения, она почти упала в его объятия.

Но нет. Джейн чуть не споткнулась, но устояла на ногах. Они дошли до конца ряда и разошлись. И вечер утратил свой вкус.

Она видела его. Она дотрагивалась до него. Ей хотелось вернуться домой и работать.

– Благодарю вас за танец, мисс Хиггенботем. – Лорд Атоу отвел ее к сестре. – Это всегда честь для меня.

–Вы мне льстите, – автоматически вежливо ответила Джейн.

Мелба гордилась бы ею.

– Дорогая Джейн, – сказал лорд Атоу. – Как жаль, что я не могу занимать все ваши мысли.

Джейн взглянула на него.

– Все мои мысли?

– Вы то здесь, то исчезаете, переноситесь в другой мир, куда никто не осмелится последовать. Вы смотрите на меня такими большими зелеными глазами.

В самом начале сезона, когда Джейн впервые встретила Блэкберна, она с волнением изучила свое отражение в зеркале. Она была высокого роста, стройная, с маленькой грудью, довольно мускулистая, с кожей, легко поддающейся загару. У нее были также приятная улыбка, красивые зубы и густая копна длинных черных волос, игнорирующих все усилия щипцов для завивки. Она не была и никогда не будет модной, но определила, что у нее нефритовые, а не просто зеленые глаза, притом довольно милые в окружении темных длинных ресниц. Но этого было недостаточно.

– Джейн, – сжимая ее руку, лорд Атоу вернул ее к реальности. – Вы снова это сделали. Оставайтесь здесь, со мной, прошу вас.

Она огляделась. Лорд привел ее в укромный уголок – традиционное место для влюбленных. Но Джейн не была его возлюбленной и не хотела ею быть. Атоу был привлекателен, богат и казался добрым человеком. Он, вероятно, был мечтой любой девушки на выданье, но после восьми лет наблюдения за Мелбой и ее мужем Джейн без труда распознала в нем мужчину пустого, поверхностного и легко управляемого. Атоу не станет ее мужем, как и любой Другой мужчина, если уж на то пошло. Ею владели другие, не столь обычные мечты. И ее живопись.

– Лорд Атоу, мне нужно идти.

– Вы совершенно справедливо беспокоитесь о соблюдении приличий, – он наклонился ближе. – Если бы вы знали, что я чувствую к вам, вы бы затрепетали от одной мысли о том, чтобы остаться со мной наедине.

Джейн подумала, что он старается выглядеть опасным и чувственным – и довольно неудачно. Ему нужно взять несколько уроков у Блэкберна.

Затем Атоу расстегнул перчатку Джейн и запечатлел на ее запястье влажный поцелуй. Джейн поняла, что пора удирать.

Она резко вырвала руку, и ее перчатка осталась в руке Атоу. Джейн выхватила перчатку и быстро натянула ее.

– Лорд Атоу, прошу вас. Он придвинулся ближе.

– Дорогая Джейн. Я знаю, это слишком резко, но я прошу, я умоляю...

В этот момент оркестр издал какое-то непонятное блеянье.

– Что это? – быстро спросила девушка.

Она прервала этот пылкий спектакль, и глаза Атоу сузились от досады.

– Что?

Джейн обошла его и посмотрела в зал.

– Что... – лорд Атоу тоже туда смотрел. – О, это Фредерика. – Он произнес это имя с особенным презрением. – Нам не стоит беспокоиться о ней. Не теперь, когда мы вдвоем.

Джейн прошла в зал.

– Что она делает на оркестровой площадке? – На самом деле это ее не очень интересовало, но любопытство по отношению к Фредерике только что спасло ее от очень неприятной сцены.

Завладев всеобщим вниманием, Фредерика улыбнулась и взмахом руки подозвала гостей поближе.

– Я совершила самое потрясающее открытие, – ее голос разносился над танцевальным залом. – Среди нас есть человек, который скрывает прекрасный, истинный талант.

Она поискала глазами Джейн, затем перевела хищный, алчущий взгляд на Атоу.

Четыре лакея с трудом протиснулись в главную дверь. Они несли квадратный стол, на котором возвышалась большая задрапированная фигура. Сердце Джейн вдруг сильно забилось. Возможно ли это?.. А если возможно, то как же она сожалеет, что пренебрегла предостережениями Мелбы насчет Фредерики!

– Нельзя прятать такой талант от общества, – улыбнулась Фредерика, – ведь он может стать для нас редкостным развлечением. – Злобное выражение осталось на ее блестящих накрашенных губах.

– Итак, позвольте представить вам, – она стащила драпировку, – творение мисс Джейн Хиггенботем!

Тишина поразила зал, как удар молнии. И как гром после этого, все изумленно вздохнули. Затем, подобно шелесту ветра перед ужасной бурей, Джейн услышала, как по залу пробежал шепот:

– Блэкберн!

– Лорд Блэкберн!

– Это Блэкберн!

– Он голый!

Какое-то мгновение Джейн любовалась своим творением. В свете тысячи свечей статуя была восхитительна. Твердые, полные гордости и презрения черты. Классическая поза делала видимым каждый мускул, казалось, что эти мускулы мягко перекатываются под гладкой кожей из глины. Статуя выглядела такой настоящей, что Джейн хотелось закричать от гордости. Это была ее работа, ее лучшая работа! Произведение, в которое она вложила сердце и душу. И для создания которого применила все свое умение. Конечно, эти люди оценят истинное искусство и красоту, когда увидят их. Несомненно, они отнесутся к статуе с тем благоговением, которого она заслуживает.

Неохотно оторвав взгляд от своего творения, Джейн с надеждой посмотрела вокруг.

Но она не нашла восхищения. Только ужас. Возбуждение. Презрение.

Затем толпа расступилась, и она оказалась перед Блэкберном.

Как бы со стороны, словно издалека, как это бывает в ночных кошмарах, она заметила, что на лбу маркиза пульсирует красная жилка. Его красивый крупный рот превратился в узкую полоску. Руки в белоснежных кожаных перчатках сжимались и разжимались, будто между ними находилась шея Джейн. Он являл собой воплощение настоящей ярости.

Джейн судорожно сглотнула и попятилась, стараясь найти руку лорда Атоу, чтобы удержаться на ногах.

Но его не было рядом.

– Лорд Блэкберн, сознайтесь во всем, – Фредерика остановилась и захихикала. – Вы... позировали... для этой статуи?

– Нет! – сказала Джейн. – О нет.

Блэкберн быстро обернулся и посмотрел на Фредерику.

Она намекала на то, что Блэкберн терпеливо позировал, предоставляя себя пытливому творческому взгляду Джейн, в то время как это было неправдой. При создании скульптуры она использовала свои наблюдения и живое воображение.

– Я не позировал, – огрызнулся Блэкберн. Но чей-то веселый мужской голос заметил:

– Блэкберн не признается в этом, да и кто бы признался? Спокойствие толпы было нарушено этим комментарием подобно прорвавшейся на реке плотине.

Смех рвался наружу из каждого. Лорды и леди дрожащими пальцами показывали на лучшую работу Джейн. Они смеялись до тех пор, пока по щекам женщин не потекли черные от туши слезы, а у мужчин не помялись галстуки. Блэкберн начал грубо ругаться. Джейн чуть не сгорела от унижения.

Ее репутация была растерзана в клочья.

 

Глава 5

Смех. Джейн почти слышала его в танцевальном зале леди Гудридж. Она никогда не забудет его. Не сможет забыть. Ни смех, ни звон разбившейся китайской вазы эпохи династии Минг, ни глухой звук падающей в обморок Мелбы.

Все это было крахом репутации Джейн, крахом ее устремлений, ее жизни. С того дня весь мир для нее был полон горя и постылых обязанностей. И теперь каждый раз, когда Джейн слышала смех каких-нибудь шутников, она вздрагивала и оборачивалась, чтобы посмотреть, не показывают ли при этом на нее.

Но никто над ней не смеялся. На нее даже не смотрели. Все разглядывали Адорну.

А почему бы и нет? Над белокурыми волосами Адорны поработали щипцы искусного парикмахера, и теперь прелестные локоны завивались на затылке, открывая взглядам гибкую длинную шею. Модистка Виолетты сшила платье из простого белого муслина с золотым пояском, который подчеркивал пышную грудь девушки. Ее белые кожаные туфельки ладно облегали изящные ступни, а шелковые чулки шуршали, соприкасаясь с нижними юбками из льна.

Как всегда, фигура Адорны женственно покачивалась при ходьбе в каком-то свободном ритме, и этот ритм был призывом к брачным играм для особей мужского пола.

– Мадам, – высокий коротко стриженный мужчина с каштановыми волосами приблизился к Джейн и самоуверенно взял ее за руку. – Если бы я был настолько дерзок, чтобы представиться вам и показать свои верительные грамоты, вы бы познакомили меня со своей подопечной?

Дружный возглас неодобрения со стороны остальных мужчин отвлек Джейн от его милого, умоляющего взгляда.

– Ваши друзья едва ли это одобрят.

– Это не друзья, это ренегаты. – Он посмотрел вокруг. – Но у меня есть разрешение хозяина празднества. Блэкберн, расскажи этой достопочтенной дуэнье, кто ты, и объясни, что я приличный человек.

Джейн не пошевелилась, не посмотрела на маркиза. Она застыла, как лондонский уличный мальчишка, почуявший опасность. Краем глаза она заметила, что остальные джентльмены почтительно расступились и из толпы вышел высокий мужчина. Она также заметила, что Блэкберн разглядывал ее, как будто она и вправду была уличным мальчишкой, измазанным в саже и совершенно здесь неуместным.

Да так и было. О Боже, так оно и было...

– Я с трудом могу поручиться за твое благородство, Фиц, не прибегнув ко лжи. – Блэкберн произнес это холодно и раздраженно, и Джейн, содрогаясь, ждала, что он оскорбит ее. – Но я встречал эту... леди раньше. И могу представить тебя, если хочешь.

Это было все.

Он спокойно отдал дань учтивости, и его спутник, мистер Джеральд Фицджеральд, казалось, не заметил ничего странного в поведении друга. Разумеется, причиной тому была Адорна, привлекшая его внимание. Милая Адорна, которая буквально расцвела от искреннего восхищения столь многих мужчин.

Исполнив свой долг, Блэкберн не уходил. Когда он увлек Джейн в сторону, до него долетел хорошо знакомый лимонный запах. Тихим, полным презрения голосом он сказал:

– Перестаньте так дрожать! Вы что, думали, что я разоблачу вас?

Джейн медленно подняла глаза. Она была готова поклясться, что ничего не забыла в Рэнсоме Квинси, маркизе Блэкберне, хотя могла бы. От его красоты – красоты викинга – у нее перехватило дыхание. Он казался выше, но это, наверное, ей показалось от страха. Его светлые волосы выглядели еще светлее и были уже не такими золотыми, так как в них появилась седина. Он смотрел сквозь лорнет, так хорошо ей знакомый, и его глаза цвета ночного неба сверлили Джейн, пока ей не показалось, что она сейчас истечет кровью.

– Я не собираюсь объяснять этой толпе, как вы унизили и выставили меня на посмешище. – Его аристократическая речь звучала резче, чем обычно, когда он говорил это. Потом Блэкберн тихо произнес: – Думаю, они это забыли, и у меня нет желания оживлять тот скандал.

Он, вероятно, надеялся, что Джейн развернется и убежит, но он не понимал, что с того давнего бала с ней произошли более страшные вещи.

Джейн выпрямилась и с чувством собственного достоинства ответила:

– Вы, кажется, забыли, что скандал погубил не одного человека.

– Кого еще? – Его взгляд скользнул по болтающему Фицу, по всему залу и затем снова остановился на ней.

Он на самом деле настолько беззаботен или ему просто на нее наплевать?

– Это так хлопотно, милорд, думать о ком-то еще, кроме себя, – сухо сказала Джейн. – А также столь несвойственно вам.

Его ноздри гневно вздрогнули, когда он разглядывал ее.

– Вы дерзки.

– Следую вашему примеру, милорд.

Его тело, прежде такое гибкое, стало широким в кости и мускулистым. Теперь он выглядел холодным и твердым, как мрамор. Его не беспокоило, что она думала или что пережила, но Джейн была этому только рада. Рада, встретившись лицом к лицу со своим наказанием. Счастлива, что не потеряла дар речи и остроумия и отвечала так резко, как он того заслуживает. Пережив несколько ударов судьбы, Джейн научилась себя уважать.

Затем обольстительный голос Адорны оторвал Джейн от радостного наслаждения своим триумфом.

– Тетя Джейн, вы не представите меня этому благородному джентльмену?

Спустившись на землю, Джейн осознала, что не может позволить себе удовольствие оскорбить Блэкберна. Он, может быть, грубое животное, но он богатый, влиятельный аристократ. Ей нужно сохранить хотя бы видимость приличия ради Адорны. Джейн в совершенстве выучилась скрывать свои чувства, поэтому словно надев непроницаемую маску, представила их друг другу и замолчала. Она одновременно чувствовала радость и мучалась, зная, что Блэкберн сейчас рассмотрит Адорну. По-настоящему рассмотрит и попадет во власть ее женских чар.

Лорнет повернулся к Адорне, присевшей в реверансе и прошептавшей о том, как ей приятно это знакомство.

– Как поживаете, мисс Морант? – Его поклон, улыбка и любезный тон представляли собой воплощенную мечту какой-нибудь матери, имеющей дочку на выданье.

Джейн напомнила себе, что она теперь такой и была. Тетя, подбирающая подходящего мужа для племянницы. И если этим мужем окажется Блэкберн – что ж, судьба и прежде шутила над ней, но она пережила это. Переживет и на этот раз.

– У вас есть свободный танец? – спросил Блэкберн. Джейн едва заметно вздрогнула.

Адорна наградила маркиза улыбкой и, поведя плечами, ответила:

– Ну, не везет ли вам? У меня как раз остался один.

– В таком случае умоляю отдать его моему другу Фицу. Блэкберн вздохнул так, будто сама перспектива деревенского танца с хорошенькой девушкой была ему нестерпимо скучна.

– Он герой войны, но наверняка может еще похромать в танце под медленную мелодию.

Джейн рассерженно взглянула на этого невыносимого человека. Он рассчитывает отомстить за себя обычной грубостью?

Блэкберн впервые снял лорнет. На его лице был шрам, который оттягивал вниз внутренний угол глаза, выделяясь белой полосой на смуглой коже. Это не очень уродовало маркиза, но десять лет назад он был надменным красавцем, и его беспечность порой доходила до жестокости. В душе Джейн верила, что он – божество, неподвластное ни чувствам, ни ранениям. А теперь она видела это лицо, обезображенное шрамом, и почва уходила у нее из-под ног.

– Послушай, – со смехом сказал Фиц, нарочито сердясь, – я могу и сам пригласить ее.

– Конечно, лорд Блэкберн, я буду рада станцевать с мистером Фицджеральдом. Он, несомненно, самый красивый мужчина в Лондоне. – Адорна бросила на мистера Фицджеральда взгляд из-под густых ресниц, в то время как другие джентльмены вокруг горячо протестовали, не веря своим глазам.

Джейн внимательно разглядывала резко очерченный нос Блэкберна, его изящные, словно вылепленные скулы, упрямый подбородок. Это лицо унаследовало самые красивые и утонченные черты, а также темперамент его предков – знатных аристократов. Тем не менее Джейн ясно видела на этом лице подтверждение его уязвимости.

Она также не могла не заметить то новое выражение, которое шрам придавал его чертам, и почувствовала в пальцах привычный творческий зуд.

Она подыскивала слова, чтобы выразить Блэкберну, как сочувствует его пережитым страданиям, потребовать объяснений, почему он подверг себя опасности, выразить свое восхищение, как ей хотелось сделать это раньше.

Но он уже отворачивался.

И, слава Богу, она приходила в себя.

– Лорд Блэкберн, – неожиданно серьезный тон Адорны поразил Джейн. Ее голос так напоминал голос Мелбы. – Вы, в свою очередь, также должны оказать мне милость.

Блэкберн резко остановился и вновь поднял лорнет. Он посмотрел на Адорну как на щенка, который вцепился зубами в фалды его сюртука.

– Я – должен?

– Танцы скоро начнутся, и моя тетя останется без сопровождения.

Джейн застыла с открытым ртом.

– Адорна, нет!

Но лорд и дебютантка не обращали на нее внимания.

– Вы позаботитесь о ней, – сказала Адорна.

– Вы так считаете?

– Да.

Десять лет назад Джейн посвящала наблюдениям за Блэкберном все свободное время. Она пыталась понять смысл каждого его слова, растолковать каждое выражение лица.

Сейчас она видела, как он посмотрел по сторонам, заметив, что наступила тишина. Джейн знала, что он просчитывает последствия неучтивого отказа. Она видела, что Блэкберн размышляет, пойдут ли об этом сплетни, всплывет ли вновь имя мисс Джейн Хиггенботем рядом с его именем.

Она заметила момент, когда маркиз наконец принял решение. Скупая улыбка сузила его большие губы. Он галантно поклонился и предложил ей руку.

– Сопровождение этой... леди доставит мне необычайное удовольствие.

 

Глава 6

Джейн так пренебрежительно посмотрела на руку Блэкберна, что ему захотелось убедиться, нет ли пятна на его белой перчатке.

– Я не могу оставить Адорну одну, – сказала она.

– Разумеется, можете. – С необычайным, как ему казалось, терпением он разжал ее пальцы, взял за руку и потянул. – Все ее танцы расписаны, ваш долг выполнен.

Но глупая женщина продолжала стоять на своем.

– Я действительно не могу. Джентльмены перестают быть джентльменами рядом с ней.

Он взглянул на Адорну, которая улыбалась и флиртовала.

– Подозреваю, что так оно и есть. Тем не менее ужасные скандалы редко бывают в доме моей сестры. На самом деле прошло почти десять лет с момента последнего скандала.

Она попыталась высвободить руку:

– Одиннадцать.

– Время летит. – Он легко сжал ее руку. – Вы хотите, чтобы я волоком тащил вас через зал? Уверен, что это побудило бы окружающих к злословию, столь дорогому вашему сердцу.

Она сделала неуверенный шаг вперед, пораженная его угрозой.

– Очень мудро, – пробормотал он. Снова держать Джейн Хиггенботем за руку было для него необъяснимо приятно. Заставлять ее подчиняться ему было еще приятнее, и он неторопливо положил руку Джейн поверх своей.

– Теперь давайте пройдем по залу, чтобы избежать возможных пересудов.

– Никто не сплетничает. – Она твердо следовала за ним, явно тяготясь его обществом.

– Но начнут, если вы не будете улыбаться. – Он усмехнулся ей, демонстрируя полное самообладание и надеясь, что сейчас так же досаждает ей, как и она ему.

Но Джейн шествовала рядом сквозь толпу, ни на кого не глядя, безмятежная, словно черный лебедь, рассекающий гладь озера среди белых гогочущих гусей.

Эта женщина вообще не имеет права быть такой спокойной, не говоря уже о ее скандальной известности.

– Кто-нибудь уже вас узнал?

– Нет.

– Еще узнают. – Ее пальцы чуть дрогнули, и он испытал не вполне благородное ощущение триумфа. Подобно оборванцу, дразнящему потерявшегося щенка, он издевался над ней и удивлялся себе. Едва ли он вспоминал о мисс Джейн Хиггенботем за эти годы. Он мог бы в этом поклясться. Но когда Блэкберн вновь увидел ее, им овладела затаенная обида. Он все еще жаждал мести. И не простой, а страшной.

Она по-прежнему была так чертовски высока. Ее фигура снова напомнила ему валькирию, сильную и соблазнительную. Она говорила таким глубоким голосом с четкими интонациями, а черты ее лица были слишком резко очерчены для женщины.

Но, хотя мисс Хиггенботем казалась прежней, она повзрослела. Она больше не смотрела на него с беззаветным обожанием. Все эти годы его чрезвычайно раздражало ее простодушное восхищение. Теперь он поймал себя на мысли о том, помнит ли она ту последнюю сцену в его доме так же хорошо, как и он.

– Я лицом к лицу встретилась с тремя леди, с которыми была знакома во время того сезона. Они смотрят сквозь меня. – Она вздернула подбородок. Ее плечи были расправлены. Джейн смотрела на него надменнее, чем смотрела его сестра Сьюзен на этих плохо воспитанных пьяниц, которые осмеливались наблюдать за ней.

– Полагаю, я незаметна в качестве дуэньи.

–Какая причудливая метаморфоза. – Блэкберн высокомерно кивнул своему сокурснику по Итону, проходя мимо него с мисс Хиггенботем. Он не собирался знакомить ее с этим развратником. – От вас можно было такого ожидать.

– На самом деле тут нет ничего фантастического. – От ее голоса повеяло холодом. – Вы часто обращаете внимание на наставниц юных леди?

Конечно, он никогда не замечал их, но он же маркиз Блэкберн. Он не может признать, что неправ.

Джейн сухо засмеялась.

– Я делаю это для вашего же блага, – резко сказал он.

– Да. Я думала, вы делаете это потому, что Адорна приказала. Как, должно быть, неудобно, милорд, быть первым лицом в обществе и бояться воспоминания об одной старой клевете.

– Не могу сказать, чтобы воспоминания были мне так же неприятны, как ваше общество, мисс Хиггенботем.

Она помолчала и затем холодно ответила:

– Вы останетесь в рамках приличия ради Адорны.

В какой-то момент ее подмывало вступить с ним в перепалку. Джейн разозлилась и с трудом удержалась от ответа. Но теперь она снова вернулась к роли заботливой дуэньи.

Блэкберн облегченно вздохнул.

– Кажется, исполнение обязанностей дуэньи доставляет вам истинное удовольствие.

– Не думаю, что вас это волнует, милорд.

– Я веду беседу, мисс Хиггенботем. – Он остановился за одной из розовых колонн, окружавших зал, положил на нее ладонь и прислонился.

– А, беседа. – Сейчас она выглядела скучающей. Скучающей, тогда как раньше она была бы на седьмом небе.

Она не убрала руку с его руки, и он изучающе смотрел на нее.

В юности Джейн была костлявой, у нее была угловатая фигура и резкие черты лица. Теперь он заметил, что она немного поправилась, ее фигура округлилась, стала грациознее. Годы также сгладили юношескую обидчивость и непокорный нрав. Решительный подбородок, загадочные глаза, спокойный лоб Джейн ничего не говорили о ее прежней жизни. Только губы остались такими, как раньше – полными, нежными и, наверное, страстными – для выбранного ею мужчины.

– Беседа, – повторила она, – которая ведется с улыбкой. Такая подходит, милорд? – Ее губы улыбались, но спокойней ему не стало.

Манера Джейн разговаривать напомнила Блэкберну поведение его сестры. Она издевается над ним.

– Как долго мы должны продолжать этот фарс? Смеется над ними. И довольно дерзко.

– Пока я не скажу, что достаточно, – ответил он сквозь зубы.

– Прекрасно. Когда мы скажем надлежащее количество слов, установленное маркизом Блэкберном, вы можете подать знак, и я сразу же перестану говорить.

– Это не игра, мисс Хиггенботем.

– Я так не думаю, милорд.

Они продолжали прогуливаться и оказались в дальнем конце зала. Отсюда Джейн могла наблюдать за толпой, окружившей Адорну.

– Вы, наверное, хотели сказать, что это удовольствие? Да, это сплошное удовольствие – быть наставницей Адорны. Я воспитывала ее и была ей другом, с тех пор как моя сестра умерла десять лет назад. Поэтому мне известны все проблемы, связанные с воспитанием девушки. Но сегодняшний вечер полон испытаний не для Адорны, которая всегда прекрасно и непринужденно ведет себя в обществе, а для меня. Как вы помните, последний раз я была в Лондоне очень давно.

Они продолжали идти.

– Вы, несомненно, вернулись, поскольку...

Джейн резко вскинула голову и зло посмотрела на него.

– Не говорите глупостей. Кому я теперь нужна. – В самом деле. Кому она нужна? Ее репутация была загублена как ее, так и его действиями.

– Сегодня, кажется, для вас удачный вечер.

– По крайней мере, удачный для Адорны. – Джейн скользнула по нему взглядом, затем отвела глаза, словно не могла смотреть на него слишком долго. – Мы остановились у леди Тарлин. Вы помните леди Тарлин, милорд?

Помнит ли он ее? Они были друзьями детства. Это была дружба, которая исключает романы, но не взаимное поддразнивание. Возмужав, Блэкберн уехал, чтобы вести жизнь негласного лидера лондонского общества, и они расстались. Он встретил Виолетту во время ее первого сезона.

Это был также первый сезон Джейн.

С высоты своего положения в обществе Блэкберн был рад видеть Виолетту, Однако этого было недостаточно, чтобы по-настоящему поддержать ее. В конце концов, она была всего лишь дебютантка. С милой небрежностью он помогал ей стать одной из самых популярных девушек сезона и даже познакомил ее с Тарлином – превосходным малым с неглупой головой на плечах.

И что он получил в ответ? Когда разыгрался скандал, Виолетта набросилась на него с такой яростью, что для человека попроще это навсегда осталось бы кровоточащей раной и поводом для неуверенности. Отвечая теперь на вопрос Джейн, Блэкберн сказал:

– Да, я помню леди Тарлин. Я верю, что она была вашим другом во время... – он помедлил.

– Разрушительного сезона, милорд, – так я его называю. Я нахожу это название подходящим, и это удерживает меня от всякой романтичности.

Он снова посмотрел на нее. Она очень уверенно носила чепец старой девы. Ее неподвижные руки и спокойные глаза ясно указывали на то, что эта женщина не склонна к сентиментальности.

– Виолетта помогает Адорне делать первые шаги в обществе. Когда мы приехали сюда, она знакомила Адорну со всеми, облегчая для меня выполнение новых обязанностей. – Ее голос потеплел от смеха. – И мне очень интересно спокойно рассматривать мужчин и делать выводы по поводу их пригодности для брака с моей племянницей.

Казалось, она может смеяться над собой так же, как и над ним. Тот серьезный, лишенный юмора взгляд на вещи, который у нее был в молодости, изменился. Блэкберн заметил, что его отношение к ней помимо его воли меняется. Он мог искренне сказать, что наслаждается обществом Джейн, когда она говорила о собственном унижении.

– Сознаюсь, – продолжала Джейн, – мне приятно размышлять, представляет ли тот или иной кавалер Адорны выгодную партию. Поэтому я отправила леди Тарлин к ее друзьям, а сама осталась.

Хотя Блэкберн все это время смотрел на Джейн, он мог поклясться, что ведет ее прямо. Но вдруг кто-то толкнул его, он обернулся, чтобы извиниться, и наткнулся на лорда Атоу, который был не в духе.

– Прошу прощения, Блэкберн.

Маркиз ничего не сказал, он едва заметно поклонился и двинулся дальше, отлично понимая, что Атоу рассматривает Джейн. Лорд смотрел на нее, слегка нахмурившись, отчего на его широком приплюснутом лице проступили морщины. По-видимому, этот червяк не мог даже вспомнить ее имени.

Хотя выражение лица Джейн осталось безоблачным, по частому и нервному дыханию Блэкберн понял, что она узнала Атоу.

– Мы уже достаточно побеседовали?

– Беседа – общепринятое развлечение для тех, кто не танцует.

– Раньше вы танцевали, – она сделала заинтересованное лицо.

– Раньше я был согласен с мнением света, что лучший способ найти невесту – это встретить ее на балу и потанцевать с ней. Как покупатель на рынке, который поездит на кобыле, прежде чем купить ее.

Черт! Что заставило его сказать это?

Среди шума музыки и разговоров Блэкберн отчетливо ощутил, что Джейн содрогнулась и забрала руку.

– Прошу прощения. – Он остановился и холодно поклонился. – Мой друг Фиц утверждает, что я превращаюсь в грубияна, и, кажется, он недалек от истины.

– – Я говорю тебе это всю жизнь, Рэнсом, но ты никогда не слушаешь меня. – Хозяйка вечера обошла колонну и подставила Блэкберну щеку для поцелуя. Он поцеловал сестру, пока она изучала его спутницу.

– Мисс Хиггенботем, наконец-то вы вернулись в Лондон. Я уже стала думать, произойдет ли это когда-нибудь.

 

Глава 7

Леди Гудридж узнала ее, по-видимому, сразу. Джейн была не в силах посмотреть на Блэкберна, а когда наконец взглянула, он натянуто улыбался и, как ей показалось, имел довольно самоуверенный вид.

– Не нужно быть таким гадким, Рэнсом. Без твоего вмешательства мисс Хиггенботем могла бы остаться незамеченной.

– Неужели, Сьюзен? – Блэкберн требовательно смотрел на сестру. Наконец та уступила.

– Потом, возможно, ее бы и узнали. Мисс Хиггенботем, я вижу, вы избавились от досадной склонности боготворить моего брата. Какой удар по его непоколебимому тщеславию. – Леди Гудридж указала на два изящных мягких стула с обивкой розового цвета рядом с колонной. – Присядем?

– Конечно. – Джейн овладели смешанные чувства. По крайней мере, эта властная женщина всегда была добра. В тот страшный вечер она проявила себя великодушно и поддержала девушку. Хотя леди Гудридж была полной и носила столько розового цвета, сколько вряд ли может позволить себе женщина, она необычайно походила на брата. Светлые волосы и жесткие черты лица, столь украшающие его, придавали ей суровое выражение, благодаря которому робкие дебютантки старались ее избегать.

Джейн подавила в себе желание уйти. В конце концов, она уже не молоденькая леди, впервые выехавшая в свет. Она спокойно стала рядом с присевшей леди Гудридж.

–Чего же ты ждешь? – Леди Гудридж повелительно махнула брату рукой. – Иди. Нам нужно подкрепиться.

Он помедлил, разглядывая сестру сквозь лорнет.

–Меня страшит мысль оставить мисс Хиггенботем наедине с тобой.

– Я поборола свою склонность к каннибализму, – леди Гудридж улыбнулась. – По крайней мере, пока меня кормят. Я бы не отказалась от небольшой порции голубиного мяса, абрикосовых оладий и жареной оленины. Так иди и принеси нам это.

Такой командный тон удивил Джейн, и она уже ждала взрыва мужского темперамента и ущемленной гордости. Вместо этого Блэкберн сказал:

– Сьюзен, тебе нужен муж.

– Муж. – Леди Гудридж откинулась на спинку. – Муж! Что я с ним буду делать? Я похоронила одного в первый же год после свадьбы и не собираюсь повторять подобный опыт.

– Возьми на этот раз молодого, – посоветовал Блэкберн. – Выбери того, кто понравится тебе. Конечно, пышная помолвка будет уже неуместна, зато супруг избавит тебя от привычки всеми командовать.

– Это у нас семейное, – парировала она. Но когда женщина встретилась глазами с Джейн, взгляд ее был печален.

– Ну конечно, – проговорил он тоном, рассчитанным на то, что Сьюзен заметит его досаду, после чего с поклоном последовал в зал за угощениями.

Леди Гудридж наблюдала за братом с явной гордостью.

– С ним нужно быть твердой, иначе он сядет на голову. Казалось, она ждала ответа, и Джейн пробормотала:

– Да, миледи.

– Как я понимаю, вы находитесь здесь, чтобы присматривать за той девушкой, – заметила леди Гудридж, поправляя юбки.

Теперь Джейн вспомнила другую особенность леди Гудридж – она была очень прямым человеком, как и сама Джейн когда-то.

– Адорна. Да, это моя племянница.

– Разумеется. Дочь Мелбы. Примите мои соболезнования. Надеюсь, вы исполните пожелание сестры.

Это был упрек, но Джейн поборола чувство вины. После смерти сестры ей было так тоскливо, что она стала бесплатной домохозяйкой у Элизера и заменила Адорне мать. Но чувство одиночества никогда не покидало ее.

Леди Гудридж, как всегда проницательная, заметила:

– Но как жестоко с моей стороны напоминать вам эти горькие времена. – Сняв монокль, она оглядела зал. Хозяйка вечера обладала особой властью: толпа расступилась, и они увидели Адорну. Леди Гудридж рассмотрела ее с ног до головы. – Очень похожа на Мелбу.

– Да, она так же прекрасна.

– Кроме характера, которого мать была лишена, – она перевела взгляд на Джейн. – Но который присутствует в вас.

Джейн в точности не знала, что она имеет в виду, но скромно ответила:

– Благодарю вас, миледи.

– Мисс Хиггенботем, да не топчитесь вы, присядьте. Джейн села.

– Насколько мне известно, ее отец торговец, – заметила леди Гудридж.

Сложив руки на коленях, Джейн сказала:

– Отец Адорны?

– Да.

– Несчастный ребенок, – произнесла леди Гудридж. – Однако благородное происхождение матери вместе с ее внешностью, состоянием и манерами обеспечат ей хорошую партию. Как вам удалось вырастить девочку с такими прекрасными манерами?

– Она знает, что красива. Она, кажется, не понимает, что не всем так повезло.

– Гм, – леди Гудридж снова изучающе посмотрела на Адорну. На этот раз девушка почувствовала устремленный на нее взгляд, ее глаза расширились, когда она заметила, с кем беседует Джейн. Затем на ее лице засияла очаровательная улыбка.

Застигнутая врасплох этим проявлением совершенной красоты, леди Гудридж отвела глаза в сторону.

–Я не завидую вам. Вы сопровождаете ее во время ее первого сезона, а это, должно быть, трудно. Такое повышенное внимание со стороны сильного пола может привести к несчастью.

–Это пугает. – Особенно учитывая последнюю попытку похищения. – Но она – милая девушка, которая любит и уважает меня. Она прислушивается к моим советам.

– Насчет того, как подцепить мужа? – со значением спросила леди Гудридж.

Гордость Джейн была уязвлена, и она сердито посмотрела собеседнице прямо в глаза:

– Насчет хороших манер.

Тонкая улыбка преобразила строгие черты леди Гудридж.

– Вы повзрослели, Джейн Хиггенботем. Джейн поняла, что та испытывала ее. Но зачем? Женщина пристально посмотрела на Джейн.

– Когда мой брат вернулся с Полуострова, он почти полностью оставил свет. Как глупо ехать громить Наполеона, когда ты еще не обзавелся наследником! И я ему сказала, уверяю вас, я так и сказала ему: «Фигги», – леди Гудридж похлопала Джейн по руке. – Я все еще зову его Фигги.

С неожиданным для себя хладнокровием Джейн заметила:

– Не думаю, чтобы это нравилось ему.

– Нет. Но когда он строит из себя надменного маркиза, я нахожу это средство довольно эффективным, чтобы вернуть его с небес на грешную землю. Так вот, я сказала: «Фигги, тебе тридцать четыре года, ты аристократ, еще холост и, что самое важное – ты очень богат. Тебе нужна жена».

Джейн подавила улыбку при мысли о реакции Блэкберна.

– Он согласился?

– Он никогда со мной не соглашается, – леди Гудридж улыбнулась, и в слое пудры на ее лице появились трещинки. – Я старше его на целых десять лет. Можете мне поверить, после сегодняшнего вечера он поймет, что я всегда права. Мисс Хиггенботем, после бала статуя была под моим присмотром. Я очень внимательно осмотрела ее.

Джейн покраснела.

– Статуя произвела на меня неизгладимое впечатление. Мне интересно, над чем вы работаете сейчас.

Этот вопрос абсолютно не удивил Джейн.

– Я делаю наброски.

– Уверена, они очень талантливы. Но как обстоит дело со скульптурой?

При этих словах Джейн почувствовала опустошенность.

– Я больше не работаю с глиной.

– Этого-то я и опасалась. Загублен большой талант, и все из-за больного самолюбия моего брата. Конечно, учитывая его сегодняшнюю мрачность, я бы предпочла, чтобы он оставался таким же несносным мальчишкой, как раньше.

– Мне кажется, он достаточно невыносим и сегодня.

– Гм, – глаза леди Гудридж странно сузились и остановились на Джейн. – Повзрослев, Рэнсом приобрел привычку делать вещи, которые считает правильными, не заботясь о том, что кому-то это может причинить боль. Его безрассудная пылкость во время вашего неблагоразумного визита к нему похоронила вашу репутацию. Осмелюсь даже сказать, что он попытается загладить оскорбление, которое нанес вам.

Джейн поерзала на стуле. Ей было не по себе.

– Им руководила не страсть, миледи, а жажда мести.

– Перестаньте, дорогая, вы не проведете меня. Если помните, я была одной из тех, кто застал вас. – Леди Гудридж прищурилась и оглядела зал. Затем, сконцентрировав внимание на Джейн, она улыбнулась и продолжала. – Я замечаю страсть, когда вижу ее.

Жар прошел по телу Джейн, и она знала, что ее щеки горят. После короткого мучительного молчания леди Гудридж взяла девушку за подбородок и повернула к себе. На какое-то мгновение Джейн смело встретилась с ней глазами, но тут же отвела взгляд. Она не могла оставаться хладнокровной под пристальным и проницательным взглядом леди Гудридж и молча уставилась на собственные колени.

– Можете мне не рассказывать. – Леди Гудридж постучала пальцем по подбородку Джейн. – Вы с тех пор не поцеловали ни одного мужчину.

Джейн никогда не подозревала, как она будет хотеть возвращения Блэкберна. Уж лучше бы сейчас она подверглась этой напасти, чем продолжать столь ужасный разговор.

–Вы та же неопытная, нетронутая девушка, как и одиннадцать лет назад. Вы все еще...

«Пожалуйста, не говори этого. Не произноси этого слова!»

– ...девственница! – закончила леди Гудридж.

Джейн посмотрела на ее торжествующее лицо, а затем – с надеждой – в сторону банкетного зала. Вдруг она заметила, что Блэкберн стоит совсем рядом, держа две тарелки и невозмутимо слушая их откровения.

Она хотела, чтобы он спас ее. Но в ее планы не входило, чтобы он подслушивал.

– Рэнсом, – сказала леди Гудридж со скрытым удовольствием. – Ты принес ужин.

– Как ты заказывала. – Но смотрел он на Джейн.

– Ну, ты даешь! У меня нет времени на еду. – Леди Гудридж тяжело поднялась с хрупкого стула. – Я хозяйка, а танцы уже начались.

Действительно, оркестр грянул какую-то ритмичную мелодию, что привело Джейн в замешательство. Сейчас она всего боялась. Скачущих танцоров, флиртующих дебютанток, их хищных мамаш. Но больше всего ее страшило то, что теперь она перед Блэкберном – как на ладони. И она дрожала от смущения.

Это было действительно глупо – то, что она, конечно, была девственницей. Она была не замужем, поэтому все было вполне логично. Но каким-то образом, под действием слов леди Гудридж, Джейн ощутила себя не закоренелой старой девой, а женщиной с определенными физиологическими особенностями. Если раньше она была уверена, что Блэкберн и понятия не имеет, что под платьем у нее есть талия, бедра и другие подробности, то теперь она видела, что его взгляд остановился на ее груди. Джейн подняла руку и плотнее натянула шаль.

Леди Гудридж указала на освобожденное ею место.

– Рэнсом, садись здесь и сам ешь то, что принес. А вы, мисс Хиггенботем, наслаждайтесь вечером. Я с нетерпением буду ждать следующей возможности поговорить с вами.

Джейн с ужасом наблюдала, как уходит ее мучительница. Она бы все отдала, чтобы найти какую-то отговорку и удрать, но ее обычная сообразительность была придавлена грузом смущения.

– Ваша тарелка. – Блэкберн ткнул блюдо девушке прямо под нос. – Надеюсь, вы оцените мой выбор. Сьюзен так торопилась высказать свои пожелания, что я забыл спросить о ваших.

– Выглядит аппетитно. – Джейн не могла даже различить содержимое тарелки. Она взяла изысканную расписную тарелку из китайского фарфора осторожно, чтобы не коснуться его руки. Она отчаянно пыталась не выронить тарелку и в то же время надеялась, что какие-нибудь колдовские чары умчат Блэкберна в чистилище.

Но когда Джейн подняла голову, она увидела, что все еще находится на балу у леди Гудридж. Действительно, какая тут необходимость в чистилище, когда она здесь.

Он сел рядом с девушкой.

– Миндальное печенье довольно вкусное. Я нахожу его крайне полезным, чтобы прийти в норму после стычки с сестрой.

Возможно, все это его забавляло. Джейн хмуро посмотрела на него.

А может, и нет. Взяв с тарелки что-то круглое, плоское и сухое, она откусила кусочек.

– Очень вкусно.

– Это абрикосовые оладьи, – любезно пояснил он.

– Что ж... Вкусно. – Вытерев рот поданной им салфеткой, Джейн наконец решилась посмотреть в зал и с ужасом заметила, что внимание двух самых популярных людей в лондонском обществе сделало ее заметной. Она увидела любопытные взгляды сквозь трепещущие веера и почувствовала, как краска залила ее щеки. То, что сначала казалось ей тяжелым, но не бесконечным испытанием – возвращение к Адорне сквозь танцевальный зал – теперь бы длилось целую вечность.

Но Джейн уже не была пугливой девушкой, как когда-то. Теперь она не глупенькая дебютантка, а степенная и полная достоинства Джейн Хиггенботем. Даже когда свет узнает ее (невыносимо подумать, но это неизбежно), спокойная манера держать себя и чепец старой девы, а также почтенный возраст уберегут ее от вульгарного рассматривания.

Она снова рискнула взглянуть на Блэкберна. Его лоб прорезали две глубокие морщины, уголки губ были опущены. Она видела едва заметные белые швы на его шраме. Перемены в его внешности хоть и огорчали ее, но четко показывали, что он не бог.

Она не позволит ему снова играть собой.

Взяв печенье, Джейн попробовала его. Да, она и дальше будет вести себя как дуэнья Адорны, скучная и неуязвимая для скандала. Любое нежелательное внимание быстро ослабеет.

– Мисс Хиггенботем. – Голос Блэкберна звучал нетерпеливо, каким был он сам. – Я должен принести извинения за свою сестру. Она, возможно, чересчур прямолинейна потому, что она леди Гудридж и находится вне общепринятых рамок поведения.

Джейн холодно ответила:

– Похоже, это отличительная черта вашей семьи.

– Еда смягчила ваше сердце. – Он зацепил вилкой кусок оленины. – А также добавила излишней дерзости. Если хотите, чтобы я расспросил вас о ваших занятиях – или их отсутствии – за последние одиннадцать лет, боюсь, что буду столь же любопытен, как и моя сестра.

В этот момент Джейн отчаянно пыталась понять, что в свое время было причиной ее глупости – считать этого мужчину неотразимым.

Но не успела она ответить, как ее окликнул знакомый голос:

– Джейн! – Виолетта спешила к ней. В этот момент она мало походила на графиню Тарлин, скорее на сорвиголову, которой раньше и была. Легкое батистовое платье цвета зеленого яблока развевалось при ходьбе, волосы были собраны на макушке и ниспадали локонами.

Она была очень встревожена.

Собравшись с силами, Джейн поднялась. Она понимала, что ее могут узнать, – Блэкберн заставил ее посмотреть правде в глаза. Это всего лишь вопрос времени. По страдальческому выражению лица Виолетты Джейн поняла, что это время уже пришло.

Леди Тарлин даже не стала тратить время на выражение своей неприязни к Блэкберну, когда тот вежливо встал при ее появлении.

– Джейн, она исчезла.

Джейн готовилась к паническому бегству, теперь она столкнулась с более масштабным бедствием. Обычно спокойный голос Виолетты прерывисто дрожал, когда она произнесла:

– Адорна пропала.

 

Глава 8

«Несчастья, похоже, преследуют всю вашу семью?»

Вопрос всплыл в сознании Блэкберна, но у него хватило ума, чтобы не высказать его. Мисс Хиггенботем выглядела сейчас так же, как много лет назад, когда все узнали о ее нелепом постыдном увлечении. Побледневшая и напуганная, она смотрела на Блэкберна, словно надеясь, что он вмешается и все исправит.

Потом, будто они были едва знакомы, она присела в реверансе и пролепетала:

– Я, как всегда, милорд, была подавлена и польщена вашим обществом.

Было ясно, что она больше не нуждается в нем. Она многие годы обходилась без него.

Блэкберн взял протянутую ему наполовину пустую тарелку. Отвернувшись, Джейн подала Виолетте руку, и они неторопливо – достаточно неторопливо, чтобы обмануть любую жаждущую скандала матрону – двинулись к выходу. Джейн расправила плечи, и Блэкберну вспомнилось, что она сделала то же самое, когда ее сестра упала в обморок. Это было знаком силы и независимости, и он полностью одобрял ее. Одобрял, хоть и мучался угрызениями совести.

Но почему? Он не причастен к исчезновению Адорны.

Если не считать того, что увел Джейн против ее воли, не дав выполнять ей обязанности дуэньи и не придав никакого значения ее беспокойству. Блэкберн с удивлением заметил, что передает обе тарелки проходящему мимо лакею и следует за Джейн, словно он игрушка на веревочке, за которую она тянет.

При этой мысли он возмутился. Он – маркиз Блэкберн. Он безразличен к женским уловкам и недосягаем для чувства вины. В конце концов, именно эта пропавшая девушка, мисс Морант, шантажом заставила сопровождать ее тетю в этой злополучной прогулке по залу.

Кроме того, у него был долг перед своей страной, что несоизмеримо важнее Джейн с ее семейными неурядицами.

Блэкберн посмотрел по сторонам. Люди, которые прежде даже не смели взглянуть на аристократа такого ранга, теперь внимательно рассматривали его. И где-то позади он услышал перешептывания. Что-то похожее на слова «статуя» и «скандал».

Все обернулось хуже, чем он ожидал.

От войны у Блэкберна осталось не только ранение шрапнелью, но и воспоминания о звуках и картинах битвы. Он думал, что, вернувшись в Англию, будет таким, как раньше. Он надеялся, что снова станет беспечным и бесстрастным, но в сложившихся обстоятельствах обнаружил в себе некоторую чувствительность, почти... доброту. Его пугало, что это чувство наряду с другими, новыми чертами его натуры, может стать предметом чьего-то пошлого любопытства. Чем скорее он найдет предателя, тем лучше.

«И возвращение старого скандала можно использовать в этих целях».

Он бросил взгляд на мисс Хиггенботем. Вместе с леди Тарлин они вышли через одну из стеклянных дверей и направились в сад. На дворе был март месяц, погода стояла холодная, Блэкберн заметил, что тонкая фигурка девушки дрожит, и Джейн плотнее укутывается в шаль.

Если бы он пошел за ней, он должен бы любезно предложить накинуть его сюртук. И тут его осенило.

Если он сделает вид, что ухаживает за Джейн, весь свет будет с увлечением наблюдать за надменным лордом Блэкберном, делающим из себя дурачка, и никто не задумается о его истинных намерениях. Даже сам предатель ничего не заподозрит.

Однако придется стать мишенью для сплетен и насмешек. Он сжал руку в перчатке в кулак. Когда-то он уже положил конец пересудам силой своего авторитета. На восстановление прежнего – высокого – статуса в обществе ушли месяцы, и много времени прошло, прежде чем его гнев угас. Ухаживать за Джейн и стать посмешищем? Он сто раз подумает, прежде чем сделает этот опрометчивый и губительный для своей репутации шаг.

Блэкберн еще раз посмотрел сквозь застекленную дверь на Джейн.

В первый же вечер у нее уже были неприятности. Нет, черт возьми. Нет. Разве что поиграть ее чувствами...

Вдруг совсем близко от своего уха он услышал навязчивый, как жужжание комара, голос гоняющейся за женихами мамаши:

– Я бы так хотела познакомить вашего брата с моей младшенькой. – Это был высокий и гнусавый голос леди Киннард, унаследованный от нее каждой из ее дочерей.

– Еще бы, – довольно зло отвечала Сьюзен. – Вон он стоит один. Пойдемте перехватим?

За десять шагов от себя Блэкберн встретил насмешливый взгляд сестры. Способность быстро принимать решения сделала его хорошим офицером. Он развернулся и направился к выходу вслед за Джейн.

Открыв дверь, он услышал ее встревоженный голос:

– Кого из мужчин не хватает?

– Джейн, здесь сотни людей, – отвечала Виолетта. Блэкберн закрыл дверь, не глядя на спешащую за ним леди Киннард.

– Кто последним видел Адорну? Виолетта испуганно посмотрела на него.

– Я последним видел ее, – Фиц вышел из тени в конце длинной мраморной террасы.

«Конечно же, Фиц тут как тут», – подумал Блэкберн. С точки зрения своего прежнего решения остаться холостяком он влюбляется до неприличия часто. Он, должно быть, уже без ума от неподражаемой Адорны.

– Она пошла танцевать с мистером Джойсом, – сказал Фиц, – и не возвращалась.

– Мистер Джойс, – мисс Хиггенботем нервно постукивала ногой. – Я его знаю?

– Отвратительный тип. – Рэнсом держал дверь, не давая леди Киннард открыть ее.

Фиц наблюдал за его ухищрениями без особого интереса.

– Броквэй осмотрел игровые комнаты, Херберт – банкетный зал, а лорд Мэллери пробежался по танцевальному. Ее нет нигде. Но Саусвик, танцевавший с другой девушкой, слышал, как Джойс что-то рассказывал Адорне о солнечных часах.

Леди Киннард показалась в одном из дверных окошек. Ее нос сплющился, когда она приложила его к стеклу.

– Солнечные часы, – Рэнсом оглядел темный сад. – Мисс Морант не могла быть настолько неразумной, чтобы пойти смотреть на них ночью.

– Адорна не отличается благоразумием, – заметила Джейн.

– Киннард заходит слева, – вставил заботливый Фиц. Блэкберн схватил следующую дверную ручку.

Колотя ладонью по дверному косяку, леди Киннард позвала:

– Ау! Лорд Блэкберн!

Джейн плотнее закуталась в шаль.

– У леди Гудридж есть солнечные часы?

– Рядом с беседкой, – ответила Виолетта.

Леди Киннард навалилась всем телом, и дверь начала поддаваться.

– Пойдемте? – Блэкберн отпустил дверь и предложил свою руку Джейн. Но та лишь мельком взглянула на него и поспешила вниз. Фиц следовал за ней по пятам.

– Непривычно, когда тебя игнорируют, а, Блэкберн? – Виолетта взяла его под руку. – Джейн беспокоится сейчас только об Адорне.

Если это правда, то задача усложняется. Он повел Виолетту вниз по ступенькам. Вдруг послышался шум. Это леди Киннард ударилась о защелкнутую дверь. Наконец дверь поддалась, и раздался звон бьющегося стекла. Блэкберн оглянулся как раз тогда, когда леди Киннард, пошатываясь, прошла по террасе и рухнула на стоящие кругом стулья. Звук падающих осколков, пронзительный визг и грохот мебели перекрыли музыку и болтовню в танцевальном зале, и гости высыпали на улицу. Леди Киннард развалилась на хрупком столике, как жареная хрюшка. Виолетта ущипнула Блэкберна за руку.

– Как это мерзко с твоей стороны – наслаждаться подобным зрелищем.

– Достаточно мерзко. Но как ты объяснишь свой интерес к происходящему?

– Я не говорила, что мне это нравится.

– Но ты ее тоже не предупредила.

– Это была бы напрасная попытка.

Джейн обернулась и тоном, которого Блэкберн не слышал с младенческих времен, заявила:

– Мы собрались здесь, чтобы найти Адорну, а не для того, чтобы слушать ваши ссоры из-за пустяков, поэтому немедленно прекратите!

Блэкберн не мог в это поверить. Она осмеливается его отчитывать!

Но Джейн не обратила ни малейшего внимания на его оскорбленный вид.

– Мистер Фицджеральд, вам известна дорога к солнечным часам?

– Разумеется. Я прекрасно знаком с садом леди Гудридж. Джейн взяла его под руку, и они устремились вперед.

– Что ж, – заметила Виолетта. – Мне кажется, нас поставили на место.

Незатейливый план Блэкберна казался теперь ему неосуществимым. А ведь он думал, что Джейн все еще питает к нему нежные чувства и это упростит его ухаживания. Вместо этого ему самому приходилось гнаться за ней, и довольно быстро.

Эта мысль была ему нестерпима. «Главное – не суетиться», – решил он.

Виолетта высвободила руку.

– Ты всегда удираешь при первых же трудностях.

Она хотела побежать за Джейн и Фицем, но Блэкберн схватил ее за локоть и развернул к себе.

– Что ты имеешь в виду?

– О, прошу тебя! Будто ты не понимаешь. Убегаешь от Джейн, после того как сломал ей жизнь.

– Ах, это, – он уже было подумал, что Виолетта подразумевает его намерение использовать Джейн для отвлечения противника. Конечно, она не об этом говорила – то был голос его совести. – Я от нее не убегаю.

– Ты ужасно скомпрометировал ее при первой же возможности и не сделал после этого предложения. Девушка из хорошей семьи...

– Наполовину хорошей.

– Ее отец был страшный мот. Какие могут быть оправдания твоему омерзительному поведению? – Ее глаза гневно сверкали. – А теперь, если ты меня извинишь, я должна помочь моим друзьям найти Адорну.

Когда Виолетта оставила его одного, Блэкберн заскрежетал зубами от ярости. Он просто не понимает, как Тарлину удается ладить с ней. Он не мог понять, почему ему жаль, что он потерял дружбу Виолетты. Совсем недавно, после возвращения с Полуострова он, казалось, не умел отличить главное от второстепенного.

Темная дымка окутывала сад. То тут, то там горели фонари, месяц сиял сквозь нависшие ветви деревьев. Ночной ветерок был наполнен ароматом гвоздик, в изобилии посаженных здесь садовниками. С шумной улицы из-за высокой стены доносился стук лошадиных копыт.

Там был Лондон. Звуки города наполняли все пространство вокруг дома Сьюзен, кроме сада. В воздухе чувствовалось умиротворение – если не думать о том, что нужно найти пропавшую девушку, которую какой-то негодяй заманил в укромный уголок, чтобы похитить. Если так и произошло, то мисс Морант может выйти замуж раньше, чем сезон по-настоящему начнется. И Джейн нужно будет возвращаться... туда, откуда она приехала.

Но Блэкберн твердо решил, что она необходима ему для достижения его целей, будь они неладны. Ей не удастся так просто сорвать его планы. А сейчас им нужно найти мисс Морант, и немедленно. Широко шагая, Блэкберн быстро преодолевал расстояние и, обогнав Виолетту, присоединился к Джейн и Фицу.

–Солнечные часы прямо. – Он говорил тихо, одновременно вглядываясь в темные участки сада. – Но нужно идти чуть медленнее. Это середина сада, здесь пересекается множество тропинок. У меня нет желания гнаться за девушкой, словно она добыча на охоте, но еще меньше мне хочется уйти прежде, чем наш долг будет исполнен.

Блэкберн заметил, что Джейн как-то странно посмотрела на него. Виолетта фыркнула.

Тронув Фица за плечо, он повел его за собой, мысленно приготовившись драться и прислушиваясь, как опытный, закаленный боец. Легкий ветерок зашелестел в ветвях и повеял Блэкберну в лицо. Послышались приглушенные восклицания на французском. Он замер и прислушался, словно боги войны только что благословили его на бой.

Повернувшись к Фицу, Блэкберн сказал:

– Пойдем.

Но не Фиц стоял за его спиной. Джейн сейчас напоминала собой длинноногую лань, готовую гнаться за убежавшим олененком.

От беседки донеслось прерывистое хихиканье. Джейн обогнала Блэкберна и устремилась вперед. Он быстро последовал за ней, пока они не подошли к солнечным часам. Позади слышались голоса Виолетты и Фица. Блэкберн явственно услышал, что звонкий смех доносится с левой стороны беседки.

Судя по звукам, было непохоже, чтобы Адорна отбивалась от насильника, как раз наоборот, – и Блэкберн подумал, не придется ли ему сейчас закрывать Джейн глаза.

Но прежде чем он что-либо решил, они обошли беседку и увидели Адорну. Стоя посреди тропинки спиной к ним, она хихикала над словами – Блэкберн напряг зрение – высокого темноволосого хорошо одетого джентльмена. Между ними на земле растянулся мистер Джойс. Глаза его были закрыты, на подбородке был виден большой синяк.

– Т ai un escalier, – говорила Адорна.

– Правда? – мужчина, похоже, был ошеломлен тем простым фактом, что у нее есть лестница.

– И... Je veux parler avec cTepaule.

Джейн вздохнула облегченно и раздраженно одновременно.

– Она будет говорить с его плечом, – пробормотала Джейн. – Она с чем угодно может говорить.

Остановив Блэкберна легким толчком в грудь, Джейн воскликнула:

– Адорна!

Без малейших признаков раскаяния или вины на лице девушка закричала:

– Тетя Джейн! – она кинулась вперед с широко распростертыми объятиями. – Вы нашли меня! Я говорила лорду де Сент-Аманду, что вы найдете меня.

Де Сент-Аманд. Блэкберн насторожился. Конечно, он и раньше встречал этого эмигранта из Франции, но сейчас Блэкберн его не узнал. Слишком хорошо этот человек сливался с окружающим пейзажем. А что говорил мистер Смит?

«Нам известно о деятельности виконта де Сент-Аманда, но как к нему попадает информация? Как именно происходит ее утечка из министерства иностранных дел?»

– Он говорит по-французски, как и мсье Шассер, хотя они не знакомы, – воодушевленно щебетала Адорна. – Мы сейчас практиковались.

«Де Сент-Аманд – лишь звено в длинной цепи. И, хотя эту цепь легко разорвать, ее так же просто починить. Мы уже разрывали ее прежде. Каждый раз кто-то умело связывает ее. Вы должны найти того, кто это делает».

Джейн взяла Адорну за руки и притянула к себе.

– Я, конечно, нашла тебя, но хочу знать, почему ты нарушила мой запрет и вышла из дому?

Адорна опустила голову, но тут же подняла глаза и устремила на Джейн свой взгляд из-под густых ресниц.

– Я знаю, вы говорили, что нельзя верить джентльмену, когда он уводит тебя «что-то показать». Но мистер Джойс казался таким милым. Он знал, как определять время на солнечных часах по лунному свету. И я подумала, что вам это будет интересно.

Фиц поспешил девушке на помощь.

–Не браните ее, мисс Хиггенботем. Она хотела как лучше.

Словно ища поддержки, Джейн взглянула на Блэкберна, и он механически улыбнулся ей. По правде говоря, он едва ли слышал разговор. Рэнсом вдруг вспомнил о жестокой битве. Во время перекрестного огня погибло много людей из его полка. Пули свистели над ухом, вокруг него кричали раненые, гремели пушечные залпы, оповещая о том, что французы идут в наступление.

Подняв глаза на луну, он заметил, что ее яркий серебряный овал слабо мерцает. Он мог видеть это, а значит, не должен жаловаться на потерю остроты зрения. Он шпионил ради тех ребят, которых привез на войну из своего поместья и потерял в бесполезной битве на Полуострове.

Тем временем Джейн с досадой говорила:

– Меня бы заинтересовал способ определять время по лунному свету, если бы это было действительно возможно. – Она махнула рукой в направлении лежащего мужчины. – Когда тебе стали ясны скрытые намерения мистера Джойса?

– Но у него не было скрытых намерений. Он хотел поцеловать меня и... и... развратно себя повести по отношению ко мне. Я сказала ему «нет», но он не слушал, а потом... Потом, – она протянула руку де Сент-Аманду, переступившему через неподвижно лежащего Джойса, – этот джентльмен пришел мне на помощь.

– Это честь для меня, – пробормотал де Сент-Аманд. В его речи угадывался французский акцент. Воздух вокруг благоухал от его изысканного одеколона.

– Он ударил мистера Джойса прямо в голову.

Фиц шагнул к распростертому телу и пнул его ногой.

– Он жив.

– Я был крайне осторожен, чтобы не убить его. – Де Сент-Аманд расточал приятные улыбки, почтительно целуя дамам руки. – Ваши власти были бы крайне недовольны, если бы французский эмигрант убил английского подданного, несмотря на то, что он того вполне заслуживает.

Не поддаваясь обаянию француза, Джейн смотрела на де Сент-Аманда без особой благосклонности.

– Не думаю, что имею честь быть с вами знакома.

– Позвольте мне, мисс Джейн Хиггенботем, – Блэкберн стал справа от нее, – представить вам виконта де Сент-Аманда.

С самым вежливым видом Джейн прошептала:

– Очень рада.

Вдруг де Сент-Аманд приложил руку к груди и пошатнулся, словно на него нападали.

– Мисс Джейн Хиггенботем? Вы – мадемуазель Хиггенботем?

– Да, – Джейн придвинулась к Рэнсому, – подальше от непонятного ей восторженного француза.

Блэкберн дотронулся до ее плеча. Совсем легкое прикосновение, но оно придало Джейн храбрости, напомнив, что он рядом.

Блэкберн спросил себя, почему. Ситуация была действительно нестандартная, но никакой угрозы для Джейн не представляла. Однако девушка нуждалась в защите, и он инстинктивно предоставлял ее, невзирая на то, что здесь, среди друзей, которые умели держать язык за зубами, его ухаживания все равно не вызовут сплетен.

– Мадемуазель, это такая честь для меня. – Скользкая жаба заключила руку Джейн в свои лапы. – Я видел ваше произведение.

В саду было абсолютно тихо, и не было слышно никаких звуков. Статуя. Блэкберн ужаснулся. Де Сент-Аманд видел статую. В голосе Джейн была та же тревога, какую чувствовал Блэкберн:

– Мое... произведение?

Но как де Сент-Аманд мог видеть статую? Проклятое творение Джейн было спрятано ото всех, кроме небольшой группки избранных.

Казалось, де Сент-Аманд озадачен этой тишиной и оцепенением Джейн.

– Да, я видел вашу восхитительную картину.

Блэкберн с облегчением выдохнул и сделал шаг назад. Затем его осенила другая, более страшная догадка. Может, Джейн нарисовала его так же, как однажды слепила? Он отрывисто спросил:

–Что изображено на картине?

Де Сент-Аманд почтительно ответил:

–Сестры-богини. Белокурая красавица там такая хрупкая, зато другая, то есть вы, мисс Хиггенботем, напротив, сильная. Глядя на картину, чувствуется их скорая разлука.

Что бы эта картина из себя ни представляла, где бы ни висела, она не может смутить Блэкберна.

– Итак, это портрет мисс Хиггенботем и ее сестры.

– Да. Я видел, как взрослые мужчины смахивают слезы при виде такого страдания и благородства. – Де Сент-Аманд вытер невидимую слезу кончиком пальца. – Ваша кисть гениальна, мадемуазель, просто гениальна.

– Неужели это правда? – Адорна обхватила руки Джейн и склонила голову на плечо своей стройной тетушки. – Я помню эту картину. Тетя написала ее для мамы, но папе это не понравилось, и после маминой смерти картина исчезла.

Все, связанное с де Сент-Аманд ом, вселяло в Блэкберна ненависть. Его страх прошел, уступив место недоверию:

– Где же вы видели эту... гениальную работу, милорд? – спросил он.

Словно для того, чтобы утвердить Блэкберна в его подозрениях, в темноте сверкнула самодовольная, мерзкая и наглая улыбка де Сент-Аманда.

– Там, где она находится – в единственном месте, где существует цивилизация. Во Франции, милорд, во Франции.

 

Глава 9

Блэкберн знал, как ненависть влияет на поведение людей. Они выкрикивают проклятья, топают ногами и устраивают вульгарные сцены. Его же ненависть была лишена театральных эффектов. Она была подобна морозному дыханию ветра – охлаждала чувства, оттачивала ум и возбуждала жажду мести.

Франция. Как только де Сент-Аманд произнес это слово, Блэкберна охватила всепоглощающая ненависть. Никто об этом не догадался; он умел держать себя в руках. Хорошо владея голосом, маркиз спросил:

– Когда вы были во Франции, де Сент-Аманд?

– Около шести месяцев назад. Я ездил на мою дорогую родину.

– Чтобы насладиться искусством?

– Я ездил не из-за искусства, – де Сент-Аманд положил руку на грудь; выглядел он при этом как живая пародия на печаль. – Мой горячо любимый отец отправил меня к императору, чтобы просить возвращения наследных земель. Там я и увидел картину. – Он сделал паузу и добавил с хитрой улыбкой: – В Фонтенбло.

– В Фонтенбло, – выдохнула Джейн, – как это прекрасно. В самом деле, прекрасно. Ее картина висит в одном из домов Наполеона, куда его друзья приезжают отдыхать и кататься на лошадях. Но зачем туда ездил де Сент-Аманд?

Блэкберн очень хотел расспросить его, но этот скользкий мерзавец мог что-то заподозрить. Возможно, он заговорил о произведении Джейн, чтобы ввести Рэнсома в заблуждение.

Они оба сыграют в эту игру. Блэкберн сделает вид, что клюнул на приманку.

Схватив Джейн за локоть, он развернул ее к себе.

–Как ваша картина попала во Францию?

Ее лицо освещал бледный свет луны.

– Ваш вопрос – грубое вмешательство в мою частную жизнь, милорд.

– Это же так просто, Блэкберн, – сказал де Сент-Аманд. Но Блэкберн не обратил на него внимания. Перед ним был предатель, который почти попался ему в руки.

– Я вас не спрашивал, сэр.

Но де Сент-Аманд даже не заметил его тона.

– У Бонапарта, может, не хватает воспитания, чтобы бесплатно вернуть мои земли, но у него безупречный вкус.

– Это правда, – укоризненно добавил Фиц. – Он перенимает вкус к искусству у стран, которые завоевывает.

– Страна мисс Хиггенботем не была завоевана, – уточнил Блэкберн. – Но, возможно, мисс Хиггенботем тайно восхищается вашим императором.

Виолетта громко сказала:

– Рэнсом, извинись!

Джейн вырвала у него свою руку.

– Милорд, ваши слова оскорбительны!

Равнодушная ко всеобщему напряжению Адорна звонко рассмеялась:

– О лорд Блэкберн, какой же вы глупый! Тетя Джейн не отдавала картину. Если бы вы знали моего отца...

– Адорна, – жестко сказала Джейн, – это личное.

– Он не хотел содержать тетю Джейн, и ей пришлось... Закрыв рот девушки рукой, Джейн оборвала ее словами:

– Достаточно.

Ее терпение кончалось. Посмотрев на Блэкберна, она произнесла:

– Я не допущу, чтобы вы терзали ее за этот ответ, лорд Блэкберн. А также не говорите больше ни о моих картинах, ни о моем материальном положении. Просто потому, что это не ваше дело.

Он пристально смотрел ей в глаза. Снова наступила тишина.

Она пытается диктовать ему свои условия! Но любопытство его было возбуждено.

– Извините меня, мадемуазель, – де Сент-Аманд склонился над ее рукой, а затем с видимым сожалением выпустил ее. Блэкберну захотелось изуродовать его лягушачье лицо. – Я бы никогда не упомянул о вашей волшебной картине, если бы знал, что это доставит вам столько неприятных минут.

Неприятные минуты, подумал Блэкберн. Он сам по себе одна большая неприятность.

– Пустое, – ответила Джейн.

Ее голос был немного взволнованным. Может, она расстроилась из-за того, что Блэкберн узнал о скупости ее деверя?

Но почему ей было больно? Большинство знакомых ему женщин использовали свою боль как кнут. Джейн была умнее, чем он думал, и ее сдержанность неожиданно вызвала в нем желание защитить девушку.

С неуместной искренностью де Сент-Аманд продолжал:

– Единственной моей целью было выразить вам то наслаждение, которое мне доставляет ваш гениальный талант.

– Спасибо. Я очень рада, что кто-то... – голос Джейн дрогнул, – что вы смогли увидеть на картине те чувства, которые я в нее вложила.

Адорна порылась в сумочке на шнурке и протянула Джейн платок.

Блэкберн в замешательстве наблюдал за этой сценой. Джейн готова была расплакаться. Но почему? Одиннадцать лет назад она ни разу не заплакала. Ни в танцевальном зале, ни в его кабинете. В самых ужасных и тяжелых ситуациях она сохраняла присутствие духа. Почему же обыкновенный комплимент довел ее до слез?

Джейн была очень взволнована, и Адорна крепко обняла тетушку. Виолетта положила руку ей на плечо. Фиц смущенно откашлялся.

Кто-то должен был взять на себя инициативу, чтобы такая чрезмерная чувствительность не затопила их всех в море слез.

–Нам нужно возвращаться в зал. – Блэкберн заметил, что его голос звучит как-то неестественно.

Де Сент-Аманд вновь просиял в улыбке, на этот раз она была презрительной.

–Мы должны вести себя так, будто наша маленькая компания решила предпринять прогулку по саду, чтобы спастись от жары – продолжал Блэкберн. – При участии таких уважаемых провожатых, как присутствующие дамы, репутация Адорны не пострадает.

– А как же мистер Джойс? – спросила Виолетта.

– Я пошлю кого-нибудь из слуг, и его посадят в экипаж, – Блэкберн даже не взглянул на Джойса. – Фиц, не можешь ли ты объяснить ему, что дальнейшее общение с Адорной крайне нежелательно.

Фиц, этот прирожденный развратник, весело оскалился:

– Буду счастлив помочь. Полагаю, что вполне уместно будет зайти к нему завтра.

Пока все неторопливо направлялись к дому, Блэкберн подумал о том, что Фица можно использовать в этом качестве после каждого бала.

Де Сент-Аманд шел рядом с Джейн.

– Кто учит мадемуазель Морант французскому?

– Его зовут мсье Шассер. – Рэнсом с облегчением услышал, что голос Джейн был спокойным и ровным. – Он лучший учитель из тех, каких она заслуживает.

– А, Пьер Шассер, я его знаю, – небрежно заметил де Сент-Аманд. – Приятный молодой человек. Эмигрант, как и я, но, конечно, не аристократ.

Его высокомерный тон несказанно раздражал Блэкберна. Да кто он, в конце концов, такой, этот спесивый француз, от которого, к тому же, слегка несет чесноком?

Когда Блэкберн поднялся на террасу, Виолетта подошла к нему и прошептала:

– Джейн продала ее.

Он замедлил шаги, и Виолетта остановилась вместе с ним.

– Чтобы иметь средства к существованию, ты хочешь сказать?

– Да. – Она смотрела, как Джейн поднимается по ступенькам. – Мистер Морант трясется над каждой копейкой.

– Это неудивительно. Моранта знают как жулика и хвастуна, и я всегда старался держаться от него подальше.

Это была прекрасная возможность подробнее разузнать о делах Джейн, и Блэкберн тщательно подбирал слова:

– Но мисс Хиггенботем, наверное, стыдится обременять тебя своими денежными проблемами?

– Обременять меня? – Виолетта стояла, выставив локти в стороны, и гневно смотрела на него. – Однажды Тарлин заметил, с какой тоской она смотрит на простой набор карандашей для рисования. Она, конечно, храбрится, но совершенно очевидно, что мистер Морант бессовестно злоупотребляет ее беззащитностью.

– Злоупотребляет? На ней были синяки, когда она приехала?

– Нет, но она была очень бедно одета, похудевшая, и руки ее были в мозолях.

Виолетта стала громко дышать, и Блэкберн заметил, что она также собирается расплакаться. Должно быть, что-то такое витало сегодня в воздухе.

– И все же, мне кажется странным то, что английская леди продает картину этому выскочке Бонапарту.

– Не думаю, чтобы она сама ее продавала, – голос Виолетты окреп. – Ты слишком долго работал в министерстве иностранных дел, Рэнсом, если видишь в Джейн изменницу отечеству. В юности она хотела поехать в Европу, мечтала снимать мансарду в Риме и зарабатывать на жизнь своим искусством.

– Безумие, – усмехнулся он.

– Может быть. А может, это было бы лучше, чем та жизнь, которую она ведет сейчас.

Снова это чувство вины.

– Джейн, судя по всему, продала картину одному из доверенных лиц Наполеона или коллекционеру, способному оценить истинное произведение искусства. А она действительно талантлива, Рэнсом. Ты должен это признать.

– Я должен признать это?

–Думаю, в тебе еще жива глупая обида за статую, но Джейн дорого заплатила за свою ошибку.

–Ты хочешь, чтобы я ее пожалел?

–Сострадание великого лорда Блэкберна? – Виолетта горько усмехнулась. – Конечно, нет.

Она отошла, но Блэкберн не обратил на это внимание. Он неотрывно смотрел на силуэт Джейн на фоне освещенных дверей.

Итак, она познала нужду. Но посмотрите на нее сейчас! Ее блестящее шелковое платье отвечает последней моде. Юбка, выгодно подчеркивающая ее стройные ноги, сшита искусным портным. Шаль, которая скромно покрывавет ее плечи, соткана из бельгийского кружева.

Либо она написала очень много картин, – во что Блэкберну мешала поверить гордость, – либо за это платит кто-то другой. Но кто? И почему?

Де Сент-Аманд подошел к Джейн и тихо заговорил с ней. Девушка протестующе махнула рукой, но он настаивал, сжимая что-то в ее руке. Она посмотрела (клочок бумаги, подумал Блэкберн) и попыталась вернуть это. Однако де Сент-Аманд продолжал настаивать и сжимать ее руку, и наконец Джейн положила бумажку в сумочку.

Потом она как ни в чем не бывало сказала:

– Сделаем вид, что у нас только что была очень приятная прогулка, – в ее позе был намек на Веллингтона. – Адорна, дай мне взглянуть на тебя. Нет, это приключение не отразилось на твоем внешнем виде. А теперь – улыбайтесь все.

Де Сент-Аманд открыл дверь, и сразу же стало шумно от музыки и смеха.

Джейн зашла с чрезвычайно довольным видом, к которому не могла бы придраться ни одна матрона. За ней следовали Виолетта и Адорна.

Блэкберн быстро взбежал по лестнице до того, как де Сент-Аманд выпустил ручку двери.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал он французу.

В зале его поразила необычная духота и запах тысячи вспотевших тел. Бесконечные взгляды по сторонам в поисках развлечения, скандала...

Что ж, с помощью Джейн он им его устроит.

– Какой прекрасный вечер, – сказал маркиз, удостоверившись, что его голос хорошо слышен во всем зале. – Приятная прогулка в приятной компании.

– Адорна, здесь так много джентльменов, – заметила Джейн.

– И они несомненно ищут вас, мисс Морант, – губы Фица скривились в презрительной улыбке. – Будь они неладны...

Адорна глубоко дышала, и грудь ее соблазнительно вздымалась. Фиц, де Сент-Аманд и другие джентльмены завороженно глазели на нее и имели при этом довольно глупый вид.

Блэкберн этого не понимал. Да, ее грудь и вообще все, связанное с мисс Морант, излучало сексуальность, но ему это казалось откровенным до пошлости. Блэкберну больше нравились женщины, которые использовали одежду, чтобы скрыть длину своих ног. Которые глубоко прятали свою слабость. Которые вели себя так, словно пламя страсти не сжигало их сердца.

Как Джейн, например.

Блэкберн не мог поверить, что так думает. Опытный охотник, он раскрыл маскировку, поймал неосторожную дичь и теперь наслаждался созерцанием ее скрытых прелестей. Длина ее ног превосходит все мыслимые пределы. Только дурак будет жаловаться на ноги, способные крепче обхватить мужчину и держать его, пока он все глубже проникает внутрь.

Блэкберн не был дураком. Его губы дрогнули в улыбке. А может, и был. Потому что вспомнил очертания ее ног, вкус ее губ, захотел от нее чего-то большего, чем светская вежливость.

Если уж он должен спровоцировать скандал и притворяться ее преданным ухажером, чтобы замаскировать поиски предателя, нужно извлечь из ситуации все возможное удовольствие.

Их окружала толпа мужчин, толкающих друг друга в борьбе за место возле мисс Морант. Джейн стояла, держа спину идеально ровно, абсолютно прямая, словно статуя. Блэкберн приблизился к ней. Когда бы Рэнсом ни оказался рядом, ее аромат щекотал ему ноздри. Он отказался бы от своих воспоминаний, но этот легкий пряный запах тела Джейн вернул его в прошлое, в его кабинет.

Он положил ей руку на талию.

Ее зеленые глаза расширились и удивленно посмотрели на него.

Эти глаза так же смотрели в то далекое утро.

Широко распахнутые. Изумленные. Неуверенные и испуганные и, наконец, сладострастные.

– Блэкберн!

Вырванный из этих непрошеных воспоминаний, Блэкберн обнаружил, что перед ним, ухмыляясь, стоит вспотевший Атоу.

– Какие повороты судьбы! Кто бы мог подумать, что именно вы будете сопровождать мисс Хиггенботем после ее возвращения в Лондон. – Атоу, минуя Блэкберна, протянул Джейн руку. – Мисс Хиггенботем, я бы узнал вас везде.

Все повернулись в их сторону. К голосу Атоу прислушивались, и имя Хиггенботем уже начало привлекать всеобщее внимание. Ее надежды остаться незамеченной с треском провалились. Пока Блэкберн радовался такому успешному продвижению к своей цели, он одновременно с содроганием готовился стать предметом сплетен.

Джейн позволила этому мерзкому Атоу поцеловать ей руку, которую она тут же, без особой теплоты, опустила вниз.

– Приятно снова видеть вас, лорд Атоу. Сколько времени прошло...

Простые слова. Любезность. Более мило, чем Атоу заслуживал. Блэкберн осмотрел с головы до ног удачный костюм Атоу и еле удержался, чтобы не спросить имя мастера, который изготовил корсет, а также те ли на нем туфли, в которых он так резво удрал, когда над головой Джейн разразилась буря.

– Да, много лет прошло, – сердечно сказал Атоу. – Сегодня мы обязательно должны с вами потанцевать, как прежде.

– Благодарю вас, лорд Атоу, но я больше не танцую. Я теперь дуэнья.

– Дуэнья? – он звучно расхохотался. – Вы шутите? Дочь покойного виконта Бавриджа не может опуститься до того, чтобы быть дуэньей!

Привлеченные возможной сценой, гости Сьюзен столпились рядом. Блэкберн услышал, как одна из почтенных вдов увлеченно шепчет:

– Дочь виконта Бавриджа? О дорогая! Не эта дочь!

Джейн плотнее укуталась в шаль.

– Атоу, что ты натворил? – Фредерика, леди Атоу, протиснулась сквозь толпу. Она была как всегда красиво одета и причесана, но, несмотря на свой ухоженный вид, напоминала Блэкберну египетского скорпиона – гладкого, гибкого, со смертельным жалом. – Ты смутил мисс Хиггенботем. Мисс Джейн Хиггенботем. – Ядовитый взгляд Фредерики скользнул по Блэкберну, и в ее голосе появились восторженные нотки. – Так радостно видеть вас с ней, лорд Блэкберн! И как удивительно, после стольких лет...

Блэкберн готов был поклясться, что чувствовал, как стыд обжигает Джейн, поднимаясь от кончиков пальцев на ногах мимо его руки на талии и приливает к ее щекам.

Атоу что-то зашипел, неспособный контролировать как собственную жену, так и все остальное в своей жизни.

Но никто не заставит участвовать Блэкберна в этом подлом сведении счетов, и особенно Фредерика Атоу, в девичестве Харпум. Он подождал, пока хихиканье смолкнет, и сурово сказал:

– Если я и захотел сопровождать мисс Хиггенботем и нахожу удовольствие в ее обществе, то никто не смеет сомневаться в правильности моего выбора.

Все челюсти разом упали, и Блэкберн видел вокруг себя только разинутые рты.

Фиц выглядел не менее потрясенным, чем остальные.

– Господи, Рэнсом, ты хоть понимаешь, что сказал?

– Да, понимаю. – Он смотрел на Фредерику, пока та не покраснела, а затем, повышая голос над общим гулом, добавил: – Но не уверен, что вы вполне осознаете, что только что сделали. Все, чего вы достигли, обнаружив свою осведомленность в старых сплетнях, леди Атоу, это нежелательное для вас разглашение вашего же возраста.

Фредерика, все еще слабо улыбаясь и сжав губы так, что они превратились в узкую полоску между носом и подбородком, ответила:

– Наш возраст, лорд Блэкберн. Или я могу называть вас Фигги?

Таким оскорблением Фредерика привела Блэкберна в самое настоящее бешенство. Он, конечно, не показал этого. Он просто выждал, пока уляжется вызванный ее словами смех, и сказал:

– Друзья называют меня Рэнсом, или Блэкберн. Вы можете звать меня «милорд».

– Что здесь происходит? – раздался громкий голос Сьюзен. Розовые перья в ее волосах задрожали, когда она решительно выступила вперед. – Это ты, Фредди, поднимаешь смуту?

Глаза Фредерики злобно сверкнули, когда она услышала это прозвище, но возражать не осмелилась. Сьюзен быстро оценила ситуацию.

– Фредди, в прошлый раз я тебя предупреждала, что будет, если ты устроишь еще один скандал с привлечением членов моей семьи. Лучше увези ее домой, Атоу.

Атоу схватил жену за руку и потянул за собой. Она споткнулась и со злостью посмотрела вокруг. Под строгим взглядом Сьюзен толпа разошлась. Поклонники Адорны опять собрались в круг, ожидая, когда она оставит Джейн и вернется к ним. Сьюзен сказала стоявшей рядом Виолетте:

– Лорд Тарлин ищет вас.

Виолетта помедлила, явно не желая оставлять Джейн вместе с Блэкберном, но Сьюзен слегка подтолкнула ее:

– Вам все равно когда-нибудь придется оставить мисс Хиггенботем наедине с Рэнсомом. Что он может себе позволить здесь?

Сьюзен знала, о чем говорит. Она прекрасно видела, что ее брат разъярен, но по каким-то причинам решила оставить Джейн ему на милость.

Которой он был начисто лишен. Его пальцы медленно скользнули под шаль Джейн и прошлись по ее голой руке. Он видел, как девушка нервно сглотнула, когда ощутила его прикосновение.

Пока ладонь Рэнсома скользила к локтю, Джейн, казалось, забыла о том, что нужно дышать.

Да, она тоже знала его. Она была так же, как и он, связана воспоминаниями. А если они уже не имели над ней власти, он позаботится о том, чтобы у нее появились свежие впечатления, такие, которые навсегда останутся с ней.

Он знал, что все взгляды обращены к ним. Желая возмездия, он изобразил нежную, в меру насмешливую улыбку, наклонился к Джейн и со значением произнес:

– Никто не узнает тебя. Никто не вспомнит разрушительный сезон. И разумеется, тебе не придется отвечать за те неприятности, которые ты мне доставила.

Она спокойно смотрела на него, хорошо владея своими чувствами. Если бы он не обнимал ее, то решил бы, что безразличен ей. Но его рука чувствовала, как упругие мышцы Джейн напряглись под действием исходившей от него гневной угрозы.

– Берегись, моя дорогая Джейн.

Она вздрогнула, когда он впервые назвал ее по имени.

– Потому что теперь я не вижу причин не подтвердить сплетни на практике и не затащить тебя в постель.

– Я вас не приглашала. – В ее голосе слышались смелость и страх одновременно.

Ему доставили удовольствие как ее вызывающий тон, так и овладевшее ею оцепенение.

– Я могу переубедить тебя, Джейн.

– Нет. Я не буду такой дурой дважды.

– Если бы это было пари, Джейн, я бы не советовал тебе заключать его. – Отпуская ее, он подчеркнуто вежливо поклонился и добавил: – Поглядывай назад, Джейн. Я буду рядом.

 

Глава 10

В три часа ночи Фиц прислонился к дверному косяку ветхого дома, который они с матерью снимали, и принялся стягивать туфли, не заботясь о том, что грязь пачкает лестницу и его белые носки. Достав ключ, он попытался вставить его в замок, но на этой проклятой улице было темно, как в аду, а он выпил слишком много вина, чтобы сразу попасть в скважину. Железный ключ гремел, ударяясь о дверь, пока наконец не попал в отверстие. Фиц тихонько повернул его, но, несмотря на осторожность, раздался резкий щелчок. Затаив дыхание, Фиц открыл дверь. «Она, конечно, спит».

Но мать окликнула его:

– Джеральд? Сынок, как прошел бал?

Она еще не спит. Это означало, что у матери опять боли, и Фиц с тяжелым сердцем посмотрел на нее через темные комнаты. Если бы у него были деньги, чтобы...

– Сынок?

– Замечательно, мама. – Он зажег одну из дорогих свечей, поставил ее в подсвечник и, прихрамывая, направился через кабинет в комнату, служившую матери спальней.

– Леди Гудридж, как обычно, устроила пышное празднество. Там были все.

Когда пламя осветило ее лицо, Фиц увидел ранние, вызванные страданием морщины. Мать тяжело дышала, одеяла, укрывавшие ее сухое тело, вздымались, словно могильный холм. Фиц смотрел на ее слабые руки, сжимавшие книгу, которую она читала, пока свеча рядом с ней не затухла. Бледное изможденное лицо миссис Фицджеральд светилось материнской любовью, но в то же время на нем отражалось желание услышать новые сплетни о старых друзьях. Разумеется, сын не мог отказать ей в этом удовольствии. Устроившись на стуле рядом с кроватью, он потчевал мать слухами о светских девицах и старых прохвостах. Свой рассказ он закончил так:

– Блэкберн тоже сегодня нашел себе пару. Помнишь тот скандал, ну, десять лет назад, с девушкой, которая так любила Блэкберна, что слепила его статую?

Миссис Фицджеральд захихикала, чего Фиц не слышал от нее уже много недель.

– Как такое забудешь?

– Да. Так вот, она вернулась в качестве наставницы одной девушки, и Блэкберн не отходил от нее ни на шаг на балу и сопровождал – разумеется, в компании других гостей – в сад и обратно. Я бы сказал, что он покорен.

– А сам он что говорит? – спросила его проницательная мать. Фиц наклонился поближе, постучал указательным пальцем по носу и ответил:

– Он заступился за мисс Хиггенботем, когда на нее напала леди Атоу.

– Это интересно. – Старушка провела узловатыми пальцами по одеялу. – Вопрос заключается только в том, сделал он это ради мисс Хиггенботем или чтобы насолить леди Атоу.

Фиц улыбнулся матери. Дочь английского барона, она вышла за его отца-ирландца по любви и никогда не жалела об этом, по крайней мере, с ее слов. И, хотя миссис Фицджеральд нельзя было назвать представительницей сливок общества, ее мудрость и проницательность неоднократно уберегали Фица от катастрофы.

– Я считаю, он сделал это, чтобы защитить мисс Хиггенботем. Учитывая возраст, это ее последний шанс. Блэкберн всегда считал Фредерику глупой.

– Несомненно, ты прав. – Мать изучающе смотрела на сына в тусклом сиянии свечи.» – Ну, а как прошел твой вечер?

– Прекрасно. Я охотился на самую крупную дичь – богатую наследницу.

Миссис Фицджеральд закусила губу. Протянув руку к сыну, она сказала:

– Тебе не нужно этого делать. Нам и так неплохо живется, ведь правда?

Фиц пристально посмотрел в прекрасные глаза матери, слишком большие для ее худого лица. Как она может говорить это, живя в жалкой лачуге, с одной-единственной служанкой, которая на ночь уходит домой? Скрывая горечь, Фиц беззаботно улыбнулся:

– Конечно, неплохо, но я бы хотел жить в лучших условиях.

– Эта прелестная мисс Морант похитила твое своенравное сердце? Она, должно быть, молода и невинна.

– А я – старый прохвост, – он подтрунивал над матерью. Она засмеялась, но вдруг закашлялась. Книга выпала из ее рук.

Миссис Фицджеральд схватила носовой платок и прижала его ко рту. Фиц ничем не мог помочь матери, но вскочил на ноги, обхватил рукой ее костлявые плечи и держал, пока длился приступ.

Господи, как он все это ненавидел! Всю свою жизнь Фиц был глупым беззаботным мальчишкой, ищущим лишь забавы и приключения. Теперь, когда болезнь сдавила его горячо любимую мать в своих костлявых пальцах, он должен был что-то предпринять и увезти ее туда, где есть чистый воздух и светит солнце.

Один способ у него все-таки был. Не связанный с женитьбой на богатой наследнице. Над ним не довлели моральные принципы или честь, будь она проклята. Несомненно, этот способ не вызовет у него никаких внутренних противоречий.

– Мне уже лучше, – сказала старушка хриплым тихим голосом. Фиц взглянул на платок в ее руке. Хвала небесам, крови на нем не было! Пока...

Он бережно опустил мать на подушку и заговорил о предложении, поступившем меньше чем час назад:

– Леди Гудридж спрашивала, не будешь ли ты так добра, чтобы навестить ее в поместье Гудридж? Там прекрасная природа, рядом океан. Свежий воздух пойдет тебе на пользу.

– Разумеется. А потом я окажу ей ответную любезность и приглашу сюда? – Она наклонилась к сыну и улыбнулась, пытаясь смягчить язвительность тона. – Я не принимаю подаяния, Джеральд, ты это знаешь.

– Леди Гудридж по-настоящему добрая женщина, мама.

– А также влиятельная, богатая, и ее происхождение безупречно. Это необходимо помнить, сынок.

– Она одинока, – прямо сказал он.

– Откуда ты знаешь?

– Иногда не так уж сложно читать сердце женщины.

– Ты совсем как твой отец, – рука старухи пошевелилась, и Фиц пожал ее. – Обольститель.

Невозможно было что-то внушить матери, когда она так непреклонна, но нужно было попытаться еще раз:

– То есть ты едешь?

– То есть не еду. – И, резко меняя тему разговора, она заметила: – Когда ты вошел ко мне, ты хромал.

– Танцевал с мисс Морант.

– Твоя рана слишком свежа. Не нужно наступать на эту ногу, когда танцуешь.

– Когда я делал то, что нужно? – Взяв ее книгу, Фиц с наигранным интересом посмотрел на кожаный корешок. – «Робинзон Крузо»?

– Она твоя богатая наследница?

– Хочешь, я почитаю тебе?

– Твои замыслы меня тревожат, – в ее голосе прозвучало легкое раздражение.

Фиц заметил это. Однако мать утомилась. Он поспешил успокоить ее:

– Не переживай, мамочка. Все будет хорошо, вот увидишь. А теперь – на чем ты остановилась?

Фиц читал, пока мать, засыпая, не открыла рот. Тогда он замолчал и какое-то время задумчиво смотрел на нее.

После смерти отца поместье перестало приносить доход, и миссис Фицджеральд заложила его, чтобы сын смог получить образование в Оксфорде. Себе она оставила лишь небольшой процент от суммы, которого, по ее словам, ей должно было хватить до конца жизни.

Хороший сын посвятил бы себя учебе, а потом устроился бы работать помощником у какого-нибудь богатого лорда.

Фиц не был хорошим сыном. Он знал это, несмотря на уверения миссис Фицджеральд в обратном.

У него не было склонности к учебе, но он уверенно прокладывал себе путь в высшие слои английского общества. Это продолжалось до тех пор, пока миссис Фицджеральд не сказала ему, что они промотали все до последней копейки. Остаток денег пошел на устройство Фица в кавалерию. Он был чертовски хорошим офицером, завоевывая для англичан земли на Полуострове и не думая ни о чем другом.

Вскоре генералы отметили его, и Фица пригласил к себе один старый дряхлый джентльмен, который сделал ему определенное предложение. Фиц будет добывать сведения для английской разведки. Работа шпиона опасна, и, если Фица поймают, его убьют как английского офицера.

– Какой мне резон рисковать своей шкурой? – прямо спросил Фиц.

– Ради славы вашей страны.

– Слава не накормит мою мать, если я погибну.

Таким образом Фиц хитростью добился, чтобы за каждое успешно выполненное задание ему давали премию – «в качестве стимула». Зная всю зыбкость обещаний министерства иностранных дел, Фиц настоял, чтобы вознаграждение ему выплачивали сразу по завершении миссии.

Деньги отсылались матери, та в ответ присылала полные любви письма о его непомерной щедрости, что вдохновляло Фица на более рискованные подвиги.

Блэкберн, конечно, его бы не одобрил. Но Блэкберн – это скала. А Фиц крайне нуждался в деньгах, и пока его нога не...

Он осторожно потрогал свою рану. Ничего не скажешь, они с матерью отлично дополняют друг друга: она страдает от туберкулеза, а он настолько искалечен, что не может больше делать то единственное, на что был способен.

Выхода не было. Оставаясь глухим к ее протестам, Фиц собирался найти богатую наследницу, и поскорее. Это все, на что он теперь годится: ухаживать за женщиной, склонить ее к браку и сделать счастливой. Фиц давно выбрал свою мишень, она уже под прицелом и скоро будет принадлежать ему. Он лишь слегка нарушит правила игры и получит ее.

Но в эти ранние утренние часы нужно было признать, что предложение французов показалось ему заманчивым. Очень, очень заманчивым.

 

Глава 11

Одиннадцать лет назад...

Неяркие лучи позднего утреннего солнца прорезали лондонский туман, когда Джейн взошла по лестнице. Она подняла одну из тяжелых дверных ручек в виде львиной головы и отпустила ее. Звук был таким же гулким, как удары ее сердца. Но Джейн внутренним усилием остановила нервную дрожь и спокойно ждала, глядя на темно-зеленую дверь.

Вышел дворецкий. Глядя с высоты своего роста на его лысину в обрамлении остатков волос, Джейн сказала:

– Я бы хотела поговорить с лордом Блэкберном.

– С лордом Блэкберном? – он внимательно посмотрел на ее одежду и лицо. На Джейн было ее лучшее платье, модный чепец с перьями и ее самые изысканные перчатки. На одной руке у нее висела сумочка, в другой она держала кружевной носовой платок. Ее внешность была безупречна, но Джейн знала, что леди никогда не приходит в дом к джентльмену. Особенно одна, без провожатых!

Дворецкий выглянул на улицу в поисках экипажа. Экипажа не было. Джейн нанимала повозку и сразу отпустила ее.

– Да, с лордом Блэкберном. Это его особняк, не так ли?

– Но он не принимает гостей. Если вы оставите вашу визитную карточку...

Джейн протиснулась в дверь и большими шагами направилась в холл.

– Мисс! – дворецкий бежал за ней. – Вы не можете войти!

– Но я уже вошла, – заметила Джейн, и с этим было трудно поспорить. – И я намерена увидеть лорда Блэкберна.

Пока дворецкий нервно пыхтел, Джейн спокойно осмотрелась. Особняк Блэкберна был намного роскошнее, чем тот жалкий дом, который они с Мелбой сняли на сезон. Лестница, ведущая на верхний этаж, сверкала – прямое и довольно чванливое свидетельство того, что ее натирали воском. На полу стояла старинная китайская ваза с павлиньими перьями – синими, фиолетовыми и ярко-золотистыми. Ноги Джейн утопали в мягком плюшевом ковре. Все в этом доме свидетельствовало о богатстве, элегантности и знатном происхождении хозяина.

У Джейн же было только происхождение. Безупречное аристократическое происхождение, но оно не спасало ее от позора.

Конечно, теперь они с Мелбой должны были уехать из Лондона. Мелба была нездорова. Джейн опозорила их семью, и не было никаких причин оставаться.

За эту полную терзаний неделю, прошедшую с вечера у леди Гудридж, Джейн вновь и вновь переживала момент, когда Фредерика Харпум, бурно жестикулируя, объявила: «Произведение мисс Джейн Хиггенботем!» И ощущение бешеного гнева Блэкберна.

И смех.

Лишь когда Мелба упала в обморок, собравшиеся перестали оглушительно хохотать и обступили ее, перешептываясь с острым любопытством, пока Джейн пыталась забрать сестру домой. Она не знала, как обошлась бы без помощи леди Гудридж. Лорд Атоу исчез, а на Блэкберна было глупо рассчитывать.

За долгие часы у постели сестры, с которой в тот вечер случился припадок, Джейн все хорошо обдумала. Неистовая ярость Блэкберна запала ей в душу, и в темноте ночи она твердо решила пойти к нему и объяснить, почему осмелилась принести свой скромный талант на алтарь его совершенства.

Попытаться хоть чуть-чуть сгладить весь ужас произошедшего ради сестры.

Дворецкий заслонил собой густо окрашенную белую дверь.

– Вы не можете войти.

Истеричный маленький человек, к тому же не слишком сообразительный, заключила Джейн. Бросив на дворецкого презрительный взгляд, она оттолкнула его, открыла дверь и вошла.

И поняла, что попала в нужную комнату, когда услышала ровный голос:

– Что вы здесь делаете?

Солнце играло на стеклах двери, ведущей в сад. В комнате было множество книг, картин и со вкусом расставленных статуй.

Но Джейн видела лишь Блэкберна.

Самое совершенное творение Бога, он, небрежно раскинувшись, сидел на стуле с высокой спинкой перед камином. Уголки его изящных губ опустились вниз. Взгляд синих глаз пронзил Джейн, словно огонь, только на этот раз в них был не гнев, а полное презрение. Его легкая рубашка была расстегнута, воротник помят, а галстук съехал набок. Рядом с ним на столе стояла чашка, из которой шел пар. Его широкая крепкая рука держала книгу, заложив пальцем нужную страницу, словно он хотел поскорее избавиться от Джейн и вернуться к чтению.

Что ж, он сможет это сделать после того, как она выскажется.

Быть с ним наедине, неотрывно смотреть на него с немым обожанием – об этом Джейн не могла и мечтать.

Блэкберн наклонился вперед.

– Макмереми, почему ты позволил ей войти?

– Она настаивала, милорд, я не мог ее остановить.

– В таком случае мне придется нанять дворецкого, который будет в состоянии остановить нежелательных посетителей, – сдержанно проговорил Блэкберн. – Можешь идти.

– Да, милорд, – покорно ответил Макмереми. Раздался стук его каблуков по деревянному полу. Дворецкий ушел, закрыв за собой дверь.

– Идиот. – Неторопливым движением, выдающим в нем недюжинную силу, Блэкберн поднялся и направился к неплотно закрытой двери. – Я окружен идиотами.

Когда он проходил мимо, Джейн схватила его за руку. Но Блэкберн высокомерно взглянул на ее ладонь, и Джейн поспешно убрала ее. Затем девушка заговорила:

– Я не задержу вас надолго.

– В этом вы правы.

– Я пришла только сказать... Попытаться объяснить вам.

– Разве мало было сказано о нас на прошлой неделе? – отрезал он. – Где ваша сестра?

– Дома.

– Она все еще слишком больна, чтобы сопровождать вас?

– Ей лучше, благодарю вас.

– Благодарю вас, – грубо перекривил он ее. – Вы здесь одни. Без провожатой.

В одной руке у Джейн был платок, и теперь, как скульптору, которому нужно крепко держать молоток для своей работы, ей понадобились обе руки.

– Вы пытаетесь поймать меня в ловушку и скомпрометировать.

Джейн в ужасе пошатнулась, и сумочка хлопнула ее по руке.

– О нет!

– Почему же? Держу пари, Атоу не предложил вам свою защиту.

– Мы не видели лорда Атоу со времени того приема у леди Гудридж, – сказала Джейн. Ее это мало волновало, она не хотела замуж за лорда. Тем не менее она четко осознавала, что Атоу предал ее, когда из страха запятнать свое доброе имя даже не написал им, не поинтересовался о здоровье Мелбы.

– Удивительная вещь! Этот ветреный Атоу покинул вас. – Его насмешка относилась не к ней, а к Атоу. Затем Блэкберн снова пристально посмотрел на Джейн. – Итак, я ваша единственная надежда. Брак со мной восстановит вашу репутацию.

Девушка расправила плечи и прямо посмотрела на него, негодуя, что он превратно истолковал ее намерения.

– Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я не настолько коварна, милорд, и, можете быть уверены, я никого не привела за собой.

Сжав пальцами ее подбородок, Блэкберн поднял ее лицо и внимательно вгляделся в него. То, что он там прочел, очевидно, устроило его, так как он произнес:

– Прекрасно, потому что ваши старания все равно не увенчались бы успехом. Я женюсь тогда, когда сам сочту нужным, и если это нас обоих погубит, значит, так тому и быть. Ваша сестра не знает, что вы здесь?

Голос совести заставил Джейн отвести взгляд.

– Или она не учила вас правилам хорошего тона? Потрясенная такой несправедливостью, Джейн воскликнула:

– Она учила! Настоящая леди никогда не придет в дом к холостому мужчине. Мелба часто говорила об этом.

– Но вы не послушались ее.

– Моя репутация и так погублена. Что может случиться худшего?

Ухмыляясь, Блэкберн язвительно заметил:

– Значит, она недостаточно учила вас, маленькую дурочку, если вы так считаете.

Джейн переваривала сказанное. Она поняла, что Блэкберн имел в виду не только приличия, но и ту причину, по которой женщины избегают оставаться наедине с мужчинами. Не считая того короткого неприятного момента с Атоу, Джейн никогда это не заботило – высокий рост служил ей защитой. Поэтому она честно ответила:

– Она, конечно, говорила мне о мужской грубости, и что я не должна оставаться с ними с глазу на глаз, но вы же сердитесь на меня. Я вам никогда не нравилась, и вы так совершенны...

– О, ради Бога! – Он протянул к ней руки, но тотчас же убрал их и шагнул назад.

– Я знаю, что вы хозяин своих чувств, в отличие от других, более слабых мужчин.

Он обогнул стул и посмотрел на свои пальцы, напряженно сжимавшие его резную спинку.

– Меня бы это не остановило.

Джейн не поверила ему. Ведь если бы это была правда, то Блэкберн – не Бог, а всего лишь человек.

Но она была художницей. Она изучала внешность людей, их позы и мельчайшие черты, поэтому заметила, что Блэкберн был очень напряжен.

Он молчал и смотрел исподлобья, и в его взгляде читалось желание напасть на нее, разорвать, уничтожить.

– Вы не поняли. Я все сделаю для того, чтобы так же вас унизить, как и вы меня, – его зычный голос звучал очень убедительно. – Беги отсюда, маленькая девочка, пока я не забыл, что я джентльмен.

По спине Джейн прошел холодок, но она напомнила себе цель визита. Необходимо, наконец, объясниться.

– Я сама решила прийти сюда. Я должна пояснить, почему осмелилась запечатлеть ваш образ в глине.

Он вздрогнул, как от боли, и Джейн в волнении шагнула к нему. Но тут же заметила, что его губы скривились в улыбке, с которой коты наблюдают за прыгающей поблизости дичью, и поспешно отступила.

– Совершенно ясно, ПОЧЕМУ вы осмелились, – обойдя стул, он направился к ней. – Но то, КАК вы это сделали – непростительно.

Джейн настороженно взглянула на него и признала:

– Это плохая работа. – Как горько было это сознавать! – Теперь я это понимаю.

– Если бы это была плохая работа, никто бы не узнал в статуе меня. – Видя, что она все еще не понимает, Блэкберн пояснил: – Дело в... недостатке одежды. Это было причиной бурной реакции.

У Джейн упало сердце. Она догадывалась об этом, но Блэкберн был таким величественным и внушительным, что иначе изобразить его было невозможно.

– Это классический стиль, как у древних греков и римлян. Замечу в свое оправдание, я была уверена, что кроме меня статую никто не увидит.

– Вы ошиблись!

Джейн не могла удержаться. Ее взгляд скользил по нему в поисках неточности, которая привела его в такую ярость. Пропорции были правильные. Однако он подошел еще ближе.

– Я изучала человеческое тело, насколько это было возможно при моем материальном положении, но меня затрудняло отсутствие модели.

Став так близко от нее, что носки их туфель соприкасались, Блэкберн огрызнулся:

–Вы пришли просить, чтобы я вам позировал?

Джейн попыталась сделать шаг назад, подальше от его враждебной близости.

– Нет! Я бы никогда не позволила себе такую дерзость. Я лишь пытаюсь оправдать некоторую... неточность расчетов, которая обидела вас.

– Неточность расчетов, – произнес Блэкберн по слогам, – неточность расчетов. – Он резко схватил Джейн за плечи и притянул к себе. – Вы допустили уже много неточностей, мисс Хиггенботем, и самая страшная из них – ваш сегодняшний визит.

Они уже дотрагивались друг до друга – в танце и сегодня, когда она схватила его за руку, а он сжал ее подбородок. Джейн бережно хранила в памяти каждое прикосновение, каждый момент.

Но это... Это было чем-то другим. Блэкберн не собирался убивать ее. Он мог сейчас сделать это, потом приказать слугам избавиться от тела и вернуться к чтению. Вместо этого его пальцы почти до боли сжимали ключицы Джейн. Он тяжело дышал, и девушка ясно ощущала вблизи его запах – вчерашнее бренди, сегодняшнее лимонное мыло и запах мужского тела – теплый и жаждущий.

Но жаждущий – чего? Джейн хотела посмотреть на него, спросить, что он собирается делать, но вместо этого уставилась на то место, где рубашка была расстегнута. Сначала она разглядывала белоснежный хлопчатобумажный воротник, затем перевела взгляд на янтарную сияющую кожу и удовлетворенно вздохнула.

Она никогда прежде не видела то место, где его ключицы, смыкаясь, образуют ямку, но знала его. Она никогда не видела легкие завитки светлых волос на его груди или движение его кадыка, когда он глотал, ни его крепкой шеи. Но она угадала очертания, цвет кожи и все остальное с поразительной точностью. Сначала Джейн нарисовала Блэкберна, потом слепила его из глины с такой же любовью, с какой его задумывал сам Создатель.

Однако сейчас она опасалась. Опасалась Блэкберна. Но почему? Джейн никогда особо не осторожничала. Мелба всегда сердито говорила, что в этом ее проблема. Джейн смотрела мужчинам прямо в глаза как равная, и те отступали перед таким непривычным поведением.

Однако раньше между ней и Блэкберном стояла стена полного равнодушия с его стороны. Теперь стена исчезла, и Джейн ощущала на себе его взгляд с такой же остротой, словно это было дуновение холодного ветра на голой коже.

Что ей делать со своими руками? Они все еще прижимали платок к поясу и казались совсем чужими.

Она была в объятьях Блэкберна – Джейн не могла даже мечтать об этом – и думала о каких-то руках! Но пока оставалось неясным, как именно он собирается ей отомстить.

– Милорд, почему вы держите меня? – она не могла оторвать глаз от распахнутой рубашки, но наконец заставила себя посмотреть Блэкберну в лицо.

Его глаза были такими темными, точно впитали в себя всю синеву ночного неба. В этих глазах Джейн увидела какую-то внутреннюю борьбу, причины которой были ей непонятны.

– Милорд?

– Будь ты проклята, что пришла. Будь проклята, что появилась в моем доме.

Он сильно сжал ее. Джейн даже показалось, что будет синяк. Она вскрикнула, резко высвобождая руки. Ее кулаки уперлись ему в грудь, она пыталась вырваться. Блэкберн ошеломленно перевел дух и рассмеялся:

– А ты сильная. – Он схватил ее руки, повернул их к себе, взялся за кончик каждой перчатки и дернул, освобождая ее ладони из привычного укрытия. Затем уронил перчатки на пол, и Джейн увидела, как ее пальцы разжимаются.

Она почувствовала свою беззащитность.

Она сильная. Она таскает тяжелую глину, месит ее, наслаждаясь способностью своих рук создавать. Но Джейн хотелось, чтобы Блэкберн увидел и другую сторону ее натуры, узнал, что сила оставила ее сердце.

И он увидел это. Ее бог был таким чувствительным, что видел ее насквозь.

– Ты ведь любишь меня, да? – его голос дрожал.

Джейн с благоговением смотрела на его трепетавшие ноздри, на радостный свет из-под его тяжелых век.

– – Отлично. Так будет гораздо лучше.

Сжимая ее запястья, Блэкберн наклонился.

И поцеловал.

Поцелуй. Грубый, неистовый, яростный. Джейн трепетала от сознания оказываемой ей чести.

Их тела почти полностью соприкасались, и она покорно прижалась к Блэкберну, стараясь показать каждым жестом, что принадлежит ему. Он может делать с ней все, что захочет.

Подняв голову, Блэкберн пристально посмотрел ей в глаза, и его брови удивленно приподнялись:

– Дурочка. – Он менее походил сейчас на Аполлона, скорее на Аида. – Глупая маленькая девственница. Ты сама не знаешь, чего просишь.

Как бы там ни было, он дал ей это. Следующий поцелуй был уже настойчивей. Джейн запрокинула голову. Ее чепец съехал набок, и эта неожиданная помеха разозлила Блэкберна.

– Сними его.

Он высвободил одну ее руку, чтобы она могла выполнить его приказание, и Джейн сняла чепец. Пока она развязывала ленты, ее пальцы дрожали, но когда она хотела положить головной убор на полку, Блэкберн потерял терпение. Он небрежно бросил ее лучший чепец на пол.

– И не думай сопротивляться, – сказал он.

Джейн хотела ответить, но губы не слушались ее, мягкие, припухшие – они ждали. Казалось невозможным добиться от них выполнения такой скучной работы, как речь. Не тогда, когда ее только что целовали.

Медленно, очень осторожно Джейн произнесла:

– Я не сопротивляюсь.

На лице Блэкберна заиграли полуулыбка. Он нежно провел большим пальцем по ее губам:

– Ты почти сладкая.

Затем, будто не желая об этом думать, он снова поцеловал ее.

На этот раз ему что-то было от нее нужно.

Джейн попыталась спросить, но он скомандовал:

– Молчи!

Положив ее руки себе на плечи, он одной рукой обхватил ее за талию, другую запустил в волосы, придерживая затылок.

Его требование было однозначным. Джейн в изумлении открыла губы, и он попробовал. Попробовал ее.

И она тоже попробовала его. В его чашке на столе был кофе. Не чай, – кофе. Невероятно. Она знает подробность его жизни, потому что он поцеловал ее. Целовал ее.

Что Блэкберн в ней нашел? Ошеломленная Джейн дрожала. Мелба довольно четко предупредила ее о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но она ничего не говорила об этой мучительной близости, когда запах и вкус смешиваются в такой сладкий букет ощущений. Джейн закрыла глаза, чтобы хоть немного успокоиться. Но это только увеличило ее волнение.

Девушка в смятении открыла глаза и попыталась отстраниться, но Блэкберн лишь крепче сжал ее в объятьях. Затем зарычал словно собака, у которой отбирают вкусную еду, и укусил ее.

Резкая боль испугала Джейн. Она хотела бороться, протестовать, но как? Блэкберн казался таким уверенным, к тому же она решила, что подчинится любому наказанию, которое он для нее выберет. Конечно, невозможно было жаловаться, когда ее наказывали тем, чего она сама страстно желала. Но когда рука Блэкберна опустилась на ее шею и принялась ласкать нежную кожу над ухом, Джейн начала уворачиваться.

– Стой тихо, – прошептал он. Его губы приближались к ней, и она услышала его легкое неровное дыхание. – Я не причиню тебе боли.

– Нет, – Джейн глубоко вздохнула. Больно ей не было.

Но Блэкберн воспринял ее ответ как отказ и поднял голову:

– Да.

Он все еще сердится? Джейн не могла понять. Она лишь знала, что Блэкберн изменился – теперь он меньше был похожим на дьявола, но больше – на любовника. Подталкивая девушку, он вел ее, пока Джейн не уперлась в стол.

Блэкберн не оставил ей выбора. Она была сильной, но он сильнее. Он обращался с ней, словно она была глиной, а он скульптором, и, наверное, так оно и было. И у него было свое искусство. Он крепко прижал Джейн к себе – бедра к бедрам, грудь к груди. Его ноги неутомимо двигались рядом, между ее ног.

Джейн казалось, он сжимал ее так сильно, что невозможно дышать, однако Блэкберн держал ее достаточно легко, чтобы она не чувствовала себя заключенной.

Он обнимал Джейн, вызывая возбуждение помимо ее воли, и это ощущение было самым приятным.

Она не могла представить такого в самых смелых своих фантазиях. Но она решила подчиниться его воле.

Поэтому Блэкберн делал то, что хотел. Он дотронулся сначала до ее бедер, обхватив их, поглаживая и изучая. Затем измерил ее талию, улыбаясь, словно разница между женскими бедрами и талией сама по себе доставляла ему удовольствие. Скользя вверх по платью, его грубые пальцы дотронулись до каждого ее ребра.

Джейн позволяла это. Она решила, что позволит. Если ему нравится подобная грубость, она будет рада угодить ему.

Но Блэкберн все еще внимательно наблюдал за ней, ожидая, почти предвкушая, что она убежит.

Однако когда его руки принялись ласкать нижнюю часть ее груди, Джейн охватила паника, ей хотелось поскорей удрать.

– Ты напугана. – Он не спрашивал. Он знал. Джейн хрипло ответила:

– Мне это не нравится.

– Почему? – Его ладонь обхватила ее грудь. Джейн сжала его большую руку.

– Вы дотрагиваетесь до места, к которому может прикасаться только муж.

Он не убрал руку, а лишь пылко произнес:

– Или любовник.

Джейн сжимала его руку так сильно, что чувствовала биение его крови. Ее голос, обычно уверенный и внятный, ужасно дрожал:

– Конечно, я поражена и напугана, и мне, – она перевела дыхание, – неприятно.

Другая его ладонь завладела второй грудью.

– А так?

Она закрыла глаза, чтобы спрятаться от его взгляда. От его радостного глумления. Потому что она знала, что говорит неправду. Нельзя было назвать неприятным то, что вызывало в ней желание двигать бедрами, пережить это чувство со всем жаром, который в ней таился. Это новое ощущение было сильнее и больше ее самой. Оно было почти первобытным зовом. Приказом.

Как скульптура.

Его большой палец коснулся ее соска, и тот затвердел. Все ее тело напряглось. Забыв обо всем, неспособная видеть и слышать, Джейн вцепилась пальцами ему в плечи. Он тихо и нежно засмеялся. Каждая его ласка становилась все более откровенной, пока Джейн не застонала. Словно это был сигнал, он схватил ее за руки и прижал к своему паху под плотной тканью брюк.

Ее глаза расширились, когда она посмотрела на него. Глаза Блэкберна горели каким-то непонятным ей огнем, когда он сказал:

– Почувствуй разницу.

– Да, – Джейн согласилась, потому что он этого ждал, но не поняла, почему он тихо засмеялся.

Как жадный мальчишка, он взял край сначала одной ее юбки, потом другой и задрал их. Он разглядывал ее подвязки, завязанные над коленями.

Джейн высвободила руки и схватилась за край стола. Его дыхание было частым и прерывистым, как и ее, и он продолжал поднимать юбку, пока Джейн не показалось, что он сейчас снимет ее через голову.

Но нет. Не бросая ткань, он обхватил ее бедра и посадил на стол. Она оперлась о холодную гладкую поверхность и смотрела на него с недоверием, смущенная его настойчивостью.

За дверью раздались голоса – возможно, это были слуги или, того хуже, посетители. Джейн пришла в себя и схватилась за подол платья.

– Дай мне его, дорогая. – Его синие глаза сверкнули, когда он вырывал у нее подол.

Джейн продолжала сопротивляться.

–Это неправильно. Там люди.

–Не имеет значения.

– Пожалуйста, послушайте, милорд!

– Зови меня Рэнсом. – Он теперь подлизывался, желая снять с нее юбку, почувствовать все ее тело, и кто его знает что еще.

Макмереми за дверью громко говорил, ему так же громко отвечали. Джейн не могла поверить, что Блэкберн не слышит.

– Послушайте! – настаивала она.

Переменив тактику, он выпустил юбку, и его пальцы скользнули по внешней поверхности ее бедра.

– Милая, – мурлыкал он.

Дверь с грохотом ударилась о стену.

Блэкберн повернулся и увидел входящую леди Гудридж.

Она говорила своим громким голосом:

– Рэнсом, этот дворецкий невыносим. Тебе придется... – Ее голос оборвался, когда она увидела взъерошенных Рэнсома и Джейн. Ее глаза округлились, а полная фигура вздрогнула.

Блэкберн попытался загородить Джейн собой, но было слишком поздно. Леди Гудридж привела с собой друзей. Джентльмен и две девушки протиснулись в комнату, одна из дам вскрикнула.

Сквозняк из открытой двери растрепал Джейн волосы, из них вылетела шпилька. Она со звоном упала на стол, и этот звук показался Джейн зловещим, словно то был похоронный звон.

 

Глава 12

На следующее утро Джейн вспоминала вчерашнюю неожиданную встречу с Блэкберном и думала, что за одиннадцать лет он не стал лучше. События прошедшего вечера вызывали другие воспоминания, от которых, как ей казалось, она сумела полностью избавиться.

Это воспоминание о своем незапланированном визите к Блэкберну было для нее самым болезненным. Спускаясь по лестнице на запах жареной колбасы и неожиданно вспомнив ту давнюю историю, Джейн вздрогнула и ссутулилась. При мысли о пережитом унижении первым ее желанием было свернуться в клубок и где-нибудь спрятаться.

Но она больше не должна быть такой трусихой. Скрываясь от света в течение долгих лет, Джейн уяснила одну простую истину: воспоминания всегда будут причинять ей боль. В ее жизни уже произошли более страшные события – утрата любимой сестры, постоянные придирки деверя и зависимость от него, а также то, что теперь ее выставили из дома, предоставив устраиваться самой.

Воспоминания? Чем были эти жалкие воспоминания в сравнении с ее настоящим? Они больше не будут ранить ее, как прежде.

Выпрямившись, Джейн глубоко вздохнула и вошла в столовую.

Ее появление приветствовалось сдержанными аплодисментами.

Джейн испуганно огляделась в поисках объяснения и увидела, что Виолетта, лорд Тарлин и Адорна с улыбкой смотрят на нее.

– В честь чего аплодисменты? – занимая свое место за столом, она кивнула лорду Тарлину. Высокий, худощавый и лысый, он был честным и здравомыслящим человеком, но Джейн чувствовала себя в его присутствии скованно. Причина была не в нем, а в том, что она жила в его доме, питалась за его счет, ездила в его экипаже. Джейн знала, что Тарлин ничего плохого не думает по поводу ее временного пребывания в его доме. Виолетта описывала мужа как самого щедрого человека, но годы жизни на содержании у скаредного Элизера оставили свой отпечаток. Джейн подсознательно ждала, что от нее потребуют оплату.

– Ты это сделала Джейн, ты сделала это! – пропела Виолетта. – Я еще никогда не видела Блэкберна таким растерянным и выведенным из себя, каким он казался прошлым вечером.

– А я видела, – сухо отвечала Джейн, – и надеялась, что никогда не увижу этого впредь.

– Те из нас, кто хорошо знает Блэкберна, получили истинное удовольствие от его потерянного вида, – заметил лорд Тарлин.

– А мне он понравился, – вставила Адорна.

– Мне он тоже нравится, – лорд Тарлин сидел неподвижно, пока Виолетта смахивала крошку с его рта. Улыбаясь жене, он добавил: – Но порой он слишком зазнается.

– Тетя Джейн позаботится об этом. – На Адорне было тонкое платье из батиста. Она выглядела такой свежей, будто накануне не пила вино, не ужинала в полночь и не танцевала до утра.

Джейн подумала, что это одно из преимуществ молодости.

– Он очень красив, – продолжала Адорна. – Неудивительно, что вы влюбились в него, тетя Джейн.

В неожиданной осведомленности Адорны не было ничего удивительного, но Джейн удивилась и с ужасом спросила себя, как много известно ее племяннице на самом деле. И как может почтенная наставница следить за нравственностью девушки, когда сама явилась причиной скандала, отголоски которого преследуют ее после стольких лет?

– Кто сказал тебе такую глупость, милая?

– К тому времени, как мы вернулись из сада, все уже об этом знали, и многие мне говорили, – радостно сообщила Адорна.

Джейн напряглась.

– Тебе рассказывали о статуе?

– Да. Мне сказали, что она очень похожа на лорда Блэкберна, – сказала Адорна с невинным выражением на лице.

– И это все?

– Очень, очень большое сходство – это все, что я слышала. – Адорна нахмурилась. – А что еще?

Джейн посмотрела на Виолетту, глаза которой ее успокоили.

– Больше ничего.

– Я подумала, что это очень романтичная история и мне жаль, что вы больше не лепите из глины.

– Я не могу этим заниматься. У меня нет специального места, к тому же я многое забыла.

Лакей поставил перед ней наполненную до краев тарелку, и Джейн тихо поблагодарила его.

– Это ужасно! – глаза Адорны были похожи на два больших печальных озерца. – Люди говорили, что вы так талантливы.

Взяв пшеничную лепешку, Джейн сухо ответила:

– Они много чего говорят, но меньше всего – о моем таланте. И «романтичный» – последнее слово, которое я выберу для описания того отвратительного случая.

– Мои друзья думают совсем по-другому, – Адорна улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки, – и я склоняюсь к их мнению.

В лепешке была запечена черная смородина, и, намазывая сверху желе из айвы, Джейн изумилась собственной расточительности. Улучшать вкус и без того питательной лепешки казалось ей почти греховным.

– Не думаю, что твои юные кавалеры задают тон в обществе.

– Но это удается лорду Блэкберну. – Виолетта смяла салфетку. – Ему пора ответить за свое поведение. Он принес тебе только страдания.

Только страдания? Перед мысленным взором Джейн снова предстала сцена в кабинете, но на этот раз она подумала не об унижении. Она вспомнила страсть – непрошенную и губительную. Сама Джейн могла не признавать охватившее ее вожделение, но нельзя было отрицать то, что испытывало ее тело при этом воспоминании. Жар во всем теле, влага между ног, боль в груди – вид Блэкберна вновь разбудил в ней эти чувства. Ее желание. Ее томление.

А также потребность дать выход ее художественному таланту.

Но Джейн не могла на это решиться. Она не должна этого делать. Однако данный де Сент-Амандом адрес обжигал ее сумочку, словно тлеющий уголь.

– Почувствовать вину – вот единственный для него способ ответить за свои действия, – сказала Джейн. – Ты можешь вообразить себе лорда Блэкберна, который считает себя виноватым, особенно по такому давнему и банальному поводу? Кроме того, я первая нанесла оскорбление.

– Он неплохой парень, – возразил лорд Тарлин. – Думаю, если бы он не был так зол на вас, события могли приобрести иной – надлежащий – оборот. Но ни один мужчина не сможет стерпеть столь тяжелое оскорбление.

Джейн оставила лепешку и озвучила вопрос, который задавала уже множество раз:

– В чем же оно заключалось?

– Да, в чем? – вторила ей Адорна.

– Я не собиралась оскорблять его, – добавила Джейн.

Она получила ответ, которым ей уже неоднократно приходилось довольствоваться. Лорд Тарлин открыл рот, затем взглянул на жену. Виолетта отрицательно покачала головой, и он закрыл рот. Смущаясь и в то же время забавляясь происходящим, он сказал:

– Ладно, уже начало двенадцатого, а у меня еще полно дел. Я должен покинуть вас. – Вставая, он поцеловал свою жену. – Увидимся позже, любимая.

– Ты везешь нас сегодня к леди Этан, да?

Лорд Тарлин уныло посмотрел на Виолетту:

– Опять? Так скоро?

– Сезон только начался, – напомнила жена.

– Придется мне придумать какие-нибудь неотложные дела, чтобы на этот раз поехать в гости к Тарлинам.

Виолетта ответила с безмятежной улыбкой:

– Что бы ты ни решил, я с тобой полностью согласна, дорогой. После того как он ушел, Джейн спросила:

– Надеюсь, я не очень обременяю твоего мужа? Виолетта расхохоталась.

– Отнюдь. Он каждый раз грозится сбежать от сезона, я каждый раз великодушно разрешаю ему уехать, после чего он остается и сопровождает меня.

– Он находится на крючке, – задумчиво проговорила Адорна. – И держите его не вы, а его желание быть с вами.

Виолетта посмотрела на свою соблазнительную гостью.

– Какая изумительная проницательность. Адорна пожала плечами.

– Вы мне льстите, миледи. Это очевидно для всех.

Это не было очевидным для Джейн, но с годами она привыкла к необычайной проницательности Адорны во всем, что касается мужчин. Если бы Джейн в свое время была такой проницательной… Ей вспомнился лорд Блэкберн с его невероятной угрозой. Нет, не будет она ни думать о нем, ни поглядывать назад, как он предупредил. Он, безусловно, был разозлен возможностью возобновления скандала и на самом деле не хотел затащить ее в постель.

Дворецкий внес серебряный поднос, на котором возвышалась горка изящных конвертов кремового цвета, скрепленных печатью.

Адорна залилась радостным смехом.

– Посмотрите сюда! – Виолетта взяла несколько конвертов и распечатала их. – Никогда не видела такого количества приглашений. Наша маленькая Адорна имеет успех!

Джейн кивнула и улыбнулась. Она не сомневалась в этом. Губы Виолетты скривились, когда из этой груды посланий она вытащила сложенный лист бумаги.

– Еще одно письмо от мистера Моранта.

– Я прочту его, – Джейн взяла письмо.

Элизер не шутил, когда потребовал подробный отчет об их затратах. Он писал каждую неделю, настойчиво интересуясь, на что расходуются его деньги. Джейн всегда незамедлительно отвечала, некоторые из покупок, которые Адорна настояла сделать от лица тети, требовали осторожного подбора слов.

–Кроме того, – неторопливо сообщил дворецкий, – приехал мсье Шассер.

Через несколько дней после их приезда молодой учитель французского языка появился в Лондоне. Он уверял, что смерть мисс Каннингем произошла вследствие несчастного случая, в чем, как признала полиция, он не принимал никакого участия. Теперь он может уделять мисс Морант все свое внимание и с нетерпением ждет возобновления занятий с такой способной и привлекательной леди.

Однако между примеркой новых платьев, визитами вежливости и театром у Адорны оставалось мало времени, поэтому мсье Шассер будет приходить раз в неделю, как он поступает с другими своими учениками во время сезона.

– Ох, мои уроки, – Адорна удрученно откинулась на спинку стула. – Французский – слишком сложный язык. Я никогда его не выучу.

– Конечно выучишь, дорогая. Тебе нужно только приложить усилия, – механически сказала Джейн.

Она была старшей и отвечала за Адорну. Вчерашнее происшествие в саду доказало, что девушка привлекает несчастья, как цветок – пчел. Поэтому, пока Адорна не найдет себе хорошего мужа, Джейн будет продолжать присматривать за ней, а потом найдет себе какую-нибудь работу – гувернантки, например.

Но ее мысли неизбежно возвращались к Блэкберну, и она ощущала в пальцах привычный зуд скульптора, что однажды уже стало причиной ее горя. Джейн хотела лепить. Она хотела быть самой собой, а не такой, какой диктовало ей общество.

Но...

– Есть новый отчет, милорд.

Блэкберн оторвал глаза от бумаг на столе и аккуратно обмакнул перо.

– Ты всегда подкрадываешься, Виггенс.

– Такая работа, милорд. За это вы мне платите. – Виггенс улыбнулась, обнаружив отсутствие нескольких зубов. – Но вы ведь никогда не вскакиваете от испуга.

– Я уже давно ни от чего не вскакиваю.

Блэкберн протянул руку за отчетом и ждал, пока Виггенс рылась в складках истрепанной одежды. В любом из домов Блэкберна такие лохмотья уже давно сожгли бы в мусорной корзине. Но зато ни у кого на лондонских улицах не возникало желания второй раз взглянуть на Виггенс. Бесценный работник эта Виггенс.

Отчет оказался в пятнах, и перед тем как его прочесть, Блэкберну пришлось сдуть с верхнего листа тонкий слой сажи.

– Секретарь на этот раз не доставлял тебе беспокойства? – спросил Блэкберн, внимательно изучая содержание.

– Нет, милорд. Вы его порядком напугали в тот раз, что правда, то правда, – Виггенс убедительно кивнула, – спасибо вам.

Блэкберн платил Виггенс за ее феноменальную память, а не за литературные способности. Поэтому когда секретарь, записывавший наблюдения Виггенс, начал ее слегка поколачивать, Блэкберн был предельно лаконичен, что оказалось кстати. Место было крайне престижным, но, возможно, секретарь хочет подыскать себе другую работу? Секретарь не хотел.

Виггенс, как всегда, выглядела самоуверенно: она была лучшей из нанятого Блэкберном батальона мелких сыщиков.

Читая детальные описания Виггенс, Блэкберн узнал большинство людей, приходивших к де Сент-Аманду. Кроме одного. Тыча пальцем в нижнюю часть листа, он спросил:

– Кто эта леди?

– Та, которая приходила к нему сегодня утром? – Блэкберн кивнул, и Виггенс усмехнулась. – Я так и знала, что вас это заинтересует. Поэтому принесла отчет, как только смогла. Занятная леди. Напуганная до смерти, если судить по поведению. Сперва прошла от Оксфорд стрит мимо угла, где я дежурю, и глядела на дома, как будто не знает, куда ей нужно. Подходит к лестнице перед дверью француза, ну, я и подумала: «Ага! Еще одна!» А она вдруг пулей проносится обратно. Возвращается к моему углу.

Затем опять разворачивается, идет медленно и сама с собой разговаривает.

–Что же она говорила?

– Да я-то далеко от нее стояла, милорд. Я только видела, как она руки о юбку вытирает, словно на ней перчаток нет, и ставит ногу на первую ступеньку. А потом опять мчится назад! Обратно к моему углу! – Виггенс энергично прошлась по маленькой комнате, изображая ту женщину.

Откинувшись на кожаную спинку стула, Блэкберн наблюдал за этим представлением.

– Но она наконец решилась войти?

Виггенс нахмурилась, негодуя, что ее рассказ прерван.

– Ага. На третий раз доходит она до дальнего угла, по-военному разворачивается к дому, поднимается по лестнице и стучит в дверь.

– Ее впустили.

– Еще бы! Француз-дворецкий встречает ее со всеми почестями, улыбается, кланяется как очень важной птице. Тут я подбираюсь поближе, выглядываю – и что же вижу? Он сам выходит к ней. Кланяется и целует ее пальцы, точно она герцогиня какая или вроде того.

По спине Блэкберна пробежал холодок неожиданно возникшего подозрения.

– Прекрасно.

– А потом он закрывает дверь. – Виггенс обрушилась на стул и ссутулилась. Спектакль окончен.

Блэкберн прочитал описание этой леди, затем еще раз. Его мозг стремительно заработал.

Но это не могла быть Джейн. Просто его до сих пор тяготили воспоминания о прошедшем вечере. Он еще мог – когда хотел – вызвать из памяти ее образ, вдохнуть ее запах, почувствовать теплоту кожи и захотеть чего-то большего.

– Высокая женщина, говоришь.

– Достаточно высокая, чтобы выделяться из толпы. – Виггенс почесалась с таким видом, что Блэкберну захотелось тщательно помыться, когда он останется один. – Хорошо одетая, не первой молодости, если хотите знать, но симпатичная и достойная. Это я вам точно говорю.

– Короткие темные волосы, – предположил Блэкберн.

– Локоны выбиваются из-под чепца и вьются вокруг лица. Блэкберн заметил, что у него похолодели руки, а в голове загудело.

Это не могла быть Джейн. Только решение разыграть ее поклонника заставляло Блэкберна вообще принимать ее во внимание. Есть еще факт, что он уважал Джейн за ее ум, и тот факт, что он достаточно желал ее, чтобы пригрозить насчет воплощения сплетен в жизнь.

– Ты случайно не заметила, какого цвета у нее глаза?

– Не-а. Слишком далеко. – Виггенс выпрямилась. – Хотя нет. Я заметила их потому, что они такого же зеленого цвета, как мох в канаве.

Уставившись в отчет, Блэкберн увидел Джейн такой, какой видел вчера, когда ее силуэт вырисовывался на фоне освещенной двери. Де Сент-Аманд вложил ей в руку какой-то клочок бумаги. Она сначала отказывалась, словно лучшая ее часть восставала против этого решения. Затем взяла.

Проведя языком по губам, Блэкберн спросил:

– Ты слышала ее имя?

– Нет, милорд.

У нее нет никакого дохода, а деверь скупится на каждую копейку. Однако ее вчерашнее платье стоит больше, чем Виггенс зарабатывает за год.

– Она была соблазнительно одета?

– Нет, милорд, – испуганно ответила Виггенс. – Простая коричневая пелерина поверх обыкновенного коричневого платья.

Джейн продала свою душу?

– Вы выглядите немного уставшим. – Большие голубые глаза Виггенс вглядывались в Блэкберна. – Вам нужно поесть.

– Да. – Блэкберн открыл ящик стола и достал пять шиллингов. Затем, вспомнив стоимость платья Джейн, добавил еще пять. – У меня для тебя новое задание.

Виггенс поклонилась и, подбоченясь, выставила острые локти. – К вашим услугам, милорд.

– Я хочу, чтобы ты отправилась на площадь Кавендиш и поработала там. Разузнай, не живет ли леди, которая так странно вела себя у де Сент-Аманда, в доме у Тарлинов?

–Но я ваш лучший сыщик! – возмущенно сказала Виггенс. – Почему вы отправляете меня на площадь Кавендиш, где живут одни франты?

– Там у нас могут быть неприятности, возможно, связанные с французами. – Блэкберн положил деньги в протянутую тонкую руку девочки. – Я завишу от тебя. Ты это знаешь.

Взглянув на полученное вознаграждение, Виггенс быстро изменила свое мнение и воодушевленно пообещала:

– Хорошо, милорд. Я вас не подведу.

Затем она с важным видом удалилась, оставив Блэкберна наедине с его мрачными мыслями.

Виконт де Сент-Аманд был одним из многочисленных французов, которые эмигрировали из Франции четырнадцать лет назад, спасаясь от кровавого террора. Почти всех членов семьи виконта казнили на гильотине. Гордый и тщеславный, впервые в жизни застигнутый нуждой, он не сумел приспособиться к английской жизни. Ему требовались деньги – много денег, – а этого он был здесь лишен.

До недавнего времени.

Де Сент-Аманд не понимал, что такое осторожность. Он выставлял напоказ свое новоприобретенное богатство, и министерство иностранных дел быстро заинтересовалось им. После короткого расследования источник его доходов стал известен. Он шпионил на Бонапарта.

Блэкберн презирал де Сент-Аманда за его неблагодарность стране, которая предоставила ему убежище. Но Блэкберн понимал, в чем именно заключается ошибка француза. Де Сент-Аманд страстно хотел возвратить старые времена, когда у него было состояние, и он мог рассчитывать на уважение, исходя лишь из своего богатства и высокого положения.

Однако многие потеряли все, но остались несгибаемы.

Джейн, если уж на то пошло.

Она тоже имела все основания стать озлобленной. Ее репутация была разрушена собственной юношеской глупостью, искусство предало ее, а вся респектабельность сгорела в огне его, Блэкберна, страсти. И она была бедна. Мог ли де Сент-Аманд завербовать ее? Джентльмен в Блэкберне протестовал, но холодный расчетливый ум подсказывал: да.

Блэкберн поднялся, взял свою касторовую шляпу и аккуратно надел ее. Кажется, пора возобновить свои подлые ухаживания за Джейн.

Такая перспектива доставляла ему слишком много удовольствия.

 

Глава 13

Джейн приложила палец к губам.

Спрингол, дворецкий Тарлинов, как можно тише закрыл дверь, но покачал головой.

– Бесполезно, мисс. Миледи спрашивает о вас каждые пять минут.

– Я переоденусь и спущусь как можно скорее. – Напевая услышанную на улице мелодию, Джейн протянула подошедшему лакею свое приталенное пальто.

Но не успела она сделать к лестнице и шагу, как услышала голос Виолетты:

– Джейн, где ты была? – Ее хлопчатобумажная юбка шелестела, пока она шла от гостиной. – Мужчин так много, как блох на собаке. Адорна уже приняла дюжину посетителей.

Охваченная каким-то непонятным восторгом, Джейн улыбнулась подруге.

– Но это ведь то, что нам нужно?

– Да, но твое присутствие здесь необходимо. – Виолетта по-хозяйски развязывала ленту чепца под ее подбородком. – Нам не нужно провоцировать сплетни, что ты ото всех прячешься.

– Почему бы и нет? – Джейн не могла сдержать улыбки, пока Виолетта снимала с нее чепец. – Они приходят к Адорне.

– Джентльмены приходят к Адорне, чтобы ухаживать за ней. Но у них не может быть серьезных намерений, если они будут думать, что ее семья их на дух не переносит.

Задетая за живое словами подруги Джейн запальчиво воскликнула:

– Я не причиню Адорне вреда!

– Я это знаю.

Джейн внимательно посмотрела на Виолетту и поняла, что только что поддалась уловке. Виолетта переживала по поводу страха Джейн перед возможными перешептываниями и насмешками. И возможно, если бы не сегодняшнее маленькое приключение, Джейн бы еще сомневалась. Но в настоящий момент ее охватила радость, и, как игривый котенок, она шустро дернула Виолетту за локон.

– Ты на все готова, лишь бы вернуть меня в общество.

– Такая уж я есть. Джейн, ты выглядишь довольной и преобразившейся. Где ты была?

Джейн смело встретила взгляд подруги.

– На прогулке.

– И с таким лицом ты вернулась с прогулки? Кого ты встретила? Давнюю любовь? – Виолетта взяла ее за плечи и внимательно вгляделась в лицо. – Кого? Блэкберна?

– Нет. Я думаю, что он наконец оставил меня в покое.

Но Джейн не признавалась даже самой себе, что сегодня утром, когда она услышала стук сапог, она представила, что это Блэкберн и что он смотрит на нее. Какая нелепая мысль, что он может выполнить свою вчерашнюю угрозу, настигнуть ее и использовать, как захочет.

Виолетта сделала шаг назад и подозрительно посмотрела на нее.

– Это что, какая-то другая любовная история, о которой я не знаю?

Но Джейн не собиралась отвечать. О нет, она не осмелится. Не хочет встретить в подруге неодобрение, так как Виолетте несомненно ее затея не понравится. Тем не менее Джейн готова рискнуть и сделать себе этот маленький подарок. Совсем маленький. Совсем ненадолго.

– Я должна пойти переодеться, – сказала девушка. – После этого, обещаю, я спущусь и вновь вступлю в должность дуэньи.

Виолетта наблюдала, как подруга поднимается по ступенькам. Но тут раздался стук в дверь, потом еще один, – джентльмены пришли проведать очаровательную мисс Морант, – и Виолетта приступила к выполнению обязанностей хозяйки дома.

Несмотря на радостное возбуждение, Джейн не забыла о своем долге перед Адорной и не собиралась им пренебрегать. Она позвала служанку, тщательно вымыла руки, чтобы на коже и под ногтями не осталось никаких следов, способных выдать ее тайну. Затем девушка переоделась в скромное батистовое платье сине-стального цвета и села перед зеркалом, позволяя служанке придать ее растрепанным волосам классический вид. Но было невозможно скрыть румянец на щеках и блеск в глазах. Джейн не испытывала такого воодушевления многие годы, и была счастлива, что ей вновь есть чему радоваться.

Но по пути в гостиную Джейн подумала, что это состояние не продлится долго. Потому что она по-прежнему оставалась мисс Джейн Хиггенботем, за которой всюду тянется шлейф старого скандала.

Дорога вниз по лестнице показалась ей длиннее и тяжелее, чем когда она взбегала по ней. Спускаясь, Джейн придала лицу привычное выражение. Она была самой достопочтенной дуэньей, даже для изысканных гостиных Лондона. Нужно помнить об этом.

Джейн уверенно ступала по натертому полу, пока не остановилась перед дверью в гостиную. Там ее приветствовала внушительная толпа кавалеров Адорны. Саусвик и Мэллери надели накидки и собирались уходить. Они уже исчерпали приличествующие двадцать минут визита, но все еще слонялись поблизости, не в силах предоставить Адорну чарам Броквэя и Брауна. Эти джентльмены только что пришли и натянуто улыбались уходящим соперникам.

Некоторые молодые люди, чьих имен Джейн даже не могла вспомнить, привели познакомить с мисс Морант своих сестер. Другие притащили своих мамаш – или же те сами их сюда приволокли.

Джейн было хорошо известно стремление матерей увидеть новый предмет обожания своих сыновей.

Адорна сидела в центре, представляя собой воплощение женственности, миловидности и скромности. На мгновение Джейн поразила выразительность увиденной картины. Ее пальцы привычно затрепетали, словно набрасывая контуры. Если бы у нее были при себе карандаш и блокнот, она легко бы изобразила эту сцену. Контраст черного и белого в одежде джентльменов. Разноцветные платья щебечущих между собой леди, склоняющих время от времени свои головы, чтобы пересказать очередную сплетню. Пастельные тона нарядов дебютанток, которые нервничали и не всегда старались это скрыть.

Адорна всех затмевала. В ней была спокойная уверенность, что она просто создана для этого общества.

Затем все глаза обратились к Джейн, и стало тихо. Леди Киннард засопела – свидетельство того, что покой нарушен. Все слышали о скандале. Но сегодня Джейн была одна, без Блэкберна, который угрожал ей – или защищал.

– Здравствуйте, – произнесла Джейн спокойным, вежливым голосом, совсем как учила Мелба. – Приятный день, не правда ли?

На какую-то ужасную минуту ее слова повисли в воздухе без ответа. Потом мистер Фицджеральд шагнул к ней и поклонился, сверкнув дерзкой улыбкой, которая сразу же приободрила Джейн.

– В самом деле. Прекрасный день для прогулки, как я только что говорил мисс Морант.

– Да, дорогая тетя, мы как раз об этом сейчас говорили. – Адорна встала и направилась к Джейн. Мягкое, расшитое золотом платье обтягивало ее фигуру, грудь вздымалась при ходьбе.

Все мужчины в гостиной содрогались в унисон с ее шагами.

– Эти леди и джентльмены были настолько добры, что пригласили меня. – Адорна протянула Джейн руку, и та взялась за нее. Адорна взглянула на гостей, набрала побольше воздуха и с очаровательной улыбкой добавила: – Я уверена, что они и вас пригласят.

– Разумеется, мисс Морант, – пропели джентльмены. Виолетта подошла к Джейн и вполголоса заметила:

– Они находятся под гипнозом.

– Но ведь женщины – нет, – рассудительно ответила Джейн. – И при первой же возможности их враждебность проявится. Некоторые из них в этом сезоне впервые вывели в свет дочерей. Они завидуют успеху Адорны и, если им удастся бросить на нее тень, отвергнув ее тетку, сочтут, что день прошел не зря.

Было очень неприятно стоять и наблюдать, как на этих накрашенных и напудренных лицах постепенно появляется осуждающее выражение. Джейн осознала всю тяжесть положения. Никто – ни любезный мистер Фицджеральд, ни авторитетная Виолетта – не могли смягчить этого сурового испытания.

Защитить ее мог только Блэкберн. Но Блэкберна здесь не было.

Леди Киннард поднялась.

– Нет, – выдохнула Виолетта.

Трое замужних дочерей леди Киннард встали вслед за ней. В свое время каждая из них искала расположения Блэкберна, но была отвергнута. Для них отрицание Джейн было больше, чем социальная позиция. Это было личное сведение счетов.

После короткой наполненной отчаянным шипением перепалки мисс Редмонд, младшая дочь Киннард, тоже неохотно поднялась. Шелестя шелковыми платьями и бросая по сторонам ядовитые взгляды, женщины направились к выходу.

Остальные – кто улыбаясь, кто в смущении – последовали за ними. Это было похоже на всеобщее бегство. Теперь Джейн должна будет покинуть Лондон и уехать... куда?

Вдруг она услышала за спиной голос своего спасителя:

– Мисс Хиггенботем, – голос Блэкберна был ровным, глубоким и многозначительным, – я зашел навестить вас.

Джейн услышала чей-то потрясенный вздох и подумала, не ее ли это собственный.

«Я зашел навестить вас». Эти слова и сам визит подтверждали его намерения, заявленные прошлым вечером. Он сделал Джейн Целью своей охоты.

Она замерла, не в силах пошевелиться, боясь взглянуть на сконфуженных гостей и, особенно, на самого Блэкберна.

«Я зашел навестить вас». Он ухаживает за ней. Он преследует ее. Постоянная мечта Джейн и ее вечный ночной кошмар сбылись.

Виолетта с Адорной развернули Джейн, и она увидела его. Блэкберна. Предмет ее фантазий. Мужчину, который угрожал затащить ее в постель. Можно ли сейчас прочесть это намерение на его лице?

Нет. Он выглядел в высшей степени любезным. Изысканно вежливым. Крайне подтянутым.

Пока она не посмотрела ему в глаза. Синие и пылающие, они были сосредоточены лишь на ней, как будто ничего вокруг не было. Перед ней был не джентльмен. Это был мужчина, которому нужно было только одно.

Казалось, Виолетта не замечает того, что было так ясно для Джейн. Плавно присев в реверансе, она сказала:

– Лорд Блэкберн, как приятно видеть вас.

Когда маркиз повернулся к Виолетте, прежнее выражение исчезло с его лица. Он поклонился, демонстрируя уважение к хозяйке дома.

– Надеюсь, вы в добром здравии. – Он поднял лорнет. Его взгляд прошелся по неожиданно любезной леди Киннард, затем по ее дочерям. Младшая вновь быстро заняла свое место на диване. Три остальные устремились к фортепиано и, изображая повышенный интерес к музыке, уселись там. Другие женщины походили по комнате, пытаясь сделать свои перемещения целесообразными, а потом тоже заняли предназначенные им места – чтобы насладиться представлением.

– У вас, как обычно, весь цвет лондонского общества. Даже если его любезность показная, это никого не беспокоило.

Виолетта знала правила этой дипломатической игры и злорадно подыграла.

– Благодарю вас, милорд, но боюсь, что мои очаровательные гостьи привлекли сюда сливки сливок общества. Без сомнений, именно мисс Морант и мисс Хиггенботем явились приманкой для таких высоких гостей.

– Леди Тарлин, вы слишком недооцениваете себя, – Блэкберн поклонился сначала Джейн, потом Адорне. Затем снова Джейн.

Его подчеркнутая галантность была проявлением особого внимания. Может, даже в большей степени, чем фраза «я зашел навестить вас».

Под его пристальным взглядом Джейн потеряла дар речи. Она подумала, что Блэкберн насмехается над ней, отлично понимая, что спас ее от общественного отторжения, и самодовольно предвкушая то, что она не сможет после этого отвергнуть его помощь.

Не отвергнет. Она не может этого сделать. Однако горький опыт научил ее, что Блэкберн обязательно потребует от нее плату за свое участие. И нужно быть совершенно отчаявшейся женщиной, чтобы заключить эту сделку, не зная условий.

Ей нужно что-то сказать, завязать хоть какой-нибудь разговор. Но исходящий от Блэкберна запах накрахмаленной одежды и лимона не давал Джейн думать, она слышала только гулкие удары своего сердца.

– Реверанс, – прошептала ей на ухо Виолетта. Джейн присела.

– Позволь мне войти, Джейн.

Это было сказано так тихо, что ей показалось, что у нее галлюцинации. Но нет. Блэкберн улыбался над самым ее ухом.

Он никогда не улыбался. Только сейчас. И улыбка эта не выражала ни любезности, ни радости. Это был звериный оскал, предупреждавший, что ей нужно удирать.

Виолетта ущипнула ее за руку.

– Ты загораживаешь проход, Джейн. Пропусти его. Но Джейн продолжала еще какое-то время тупо стоять. Затем Блэкберн шагнул вперед, так близко, что их одежда чуть соприкоснулась и Джейн услышала удары его сердца.

Или это ее собственные удары, которые гулко отдавались в ушах?

Она поспешно попятилась, и Блэкберн снова ей улыбнулся. Она прижалась к стене, пока он неторопливо входил в гостиную. Все сидящие там леди и джентльмены вдруг одобрительно посмотрели на нее. Они видели лишь внешние проявления. Им казалось, что Блэкберн улыбается Джейн, потому что хорошо относится к ней.

Простаки, все до единого.

Тут Адорна с присущей ей непринужденностью взяла ситуацию в свои руки.

– Лорд Блэкберн, мистер Фицджеральд так увлекательно рассказывал о загородной прогулке, в которую мы с мисс Хиггенботем могли бы отправиться после полудня. Может быть, вы предложите направление?

– С удовольствием. – Лорд Блэкберн поздоровался с Фицем.

Мистер Фицджеральд тоже приветствовал друга, но настороженно, словно не был уверен, которая из двух дам представляет для Блэкберна интерес.

У мистера Фицджеральда и Джейн было много общего.

– Погода стоит сухая и теплая, и неизвестно, как долго мы еще будем пользоваться ее прелестями. – Наведя лорнет, словно это было оружие, Блэкберн оглядел собравшихся. Под его взглядом сквозь линзы все выпрямлялись, становились выше ростом и учтивее. На меньшее он был не согласен. Блэкберн был негласным лидером общества, и никто бы не посмел перечить его желаниям. В настоящий момент он хотел, чтобы мисс Хиггенботем была беспрекословно принята обществом. И ее приняли.

– Пикник пришелся бы как нельзя кстати, – заметил Блэкберн. По гостиной пробежал вежливый шепот согласия.

– Да, пикник! – Адорна захлопала в ладоши. – Mangez le souris.

– Адорна, дорогая, что ты сказала? – испуганно спросила Джейн.

– Мсье Шассер научил меня сегодня утром. Я сказала: «Мы будем есть то, что захотим».

– Ну... не совсем. Думаю, ты сказала: «Съешьте мышь».

– О! – Адорна обвела взглядом гостей и расхохоталась. – Я такая глупая.

Одна половина джентльменов тоже рассмеялась. Другая заворковала от умиления.

Адорна повернулась к Блэкберну.

– Моя тетя очень хорошо говорит по-французски. Она такая образованная, – тут девушка вздохнула.

Джейн не отрицала своих познаний в языках. Все эти годы она надеялась, что когда-нибудь сможет покинуть родную Англию и отправится завоевывать своим искусством континент. Поэтому она изучила романские языки – испанский, итальянский и французский. Однако это дало Джейн только то, что она могла говорить с учителем французского и обнадежить племянницу, что таким незатейливым способом произведет впечатление на лорда Блэкберна.

– Мой учитель любит с ней разговаривать. Он утверждает, что тетя Джейн такая утонченная, что он снова чувствует себя во Франции.

– Неужели.

Это не прозвучало как вопрос. Скорее, утверждение, сопровождаемое холодным задумчивым взглядом, от которого по телу Джейн пробежали мурашки. Глаза Блэкберна остановились на ее груди, и грудь тоже напряглась. Джейн почувствовала себя необычайно глупо, словно она наивно пытается соблазнить его, когда это никому не нужно.

– Сам я не очень хорошо знаю французский, – сказал Блэкберн.

– Скромничаете, Блэкберн? – съязвила Виолетта. Блэкберн бросил на нее свирепый взгляд, и она осеклась.

– Довольно плохо, – продолжал он. – Поэтому нахожу ошибку мисс Морант такой же прелестной, как и она сама. Могу ли я предложить поместье моей сестры, леди Гудридж, в качестве места проведения завтрашнего пикника?

– Отличная мысль! – воскликнул мистер Фицджеральд.

– Поместье Гудридж? – Адорна захлопала в ладоши. – Как это мило с вашей стороны, милорд. А там будет комната для пикника?

Джентльмены закашляли, чтобы скрыть смех. Дамы захихикали.

– О! – Адорна посмотрела вокруг широко раскрытыми от изумления глазами. – Я сказала что-то смешное?

– Пусть это вас не тревожит. – Блэкберн облокотился о камин, непроизвольно хвастая своей грацией, мускулатурой и безупречной работой портного. – Поместье Гудридж охватывает довольно большую территорию рядом с Темзой и морским побережьем.

Дом стоит на холме. Его окружает парк, который простирается до берега.

– Я так люблю побережье, – призналась Адорна.

– Тогда решено. – Блэкберн повернулся к Джейн. – Конечно, если ваша наставница согласна. Наши планы устраивают вас, мисс Хиггенботем?

Как будто это имело для него значение! Но, в конце концов, Блэкберн только что спас ее от еще одного скандала. Хотя никто почему-то не вспоминал, что он и явился причиной того, старого скандала. Она обязана пойти навстречу его желаниям. От нее ждут благодарности. Сердце Джейн сжалось.

– Но расстояние довольно велико, если я не ошибаюсь? Его удивленный вид развлек Джейн.

– Три часа езды.

Джейн вернулась к своей роли.

– Нам придется выехать очень рано, Адорна, а сегодня вечером бал.

– Я уеду с бала пораньше. Ну пожалуйста, тетя Джейн! Давайте поедем!

Видя в газах девушки мольбу, Джейн испытала угрызения совести.

– Будем рады. – Она посмотрела поверх его правого плеча. – Благодарю вас, милорд.

– Значит завтра, Блэкберн? – уточнила Виолетта, как показалось Джейн, с наигранной радостью. – Ваша спонтанность прелестна, но сможет ли леди Гудридж так быстро подготовиться к приему гостей?

– Леди Гудридж, конечно, очень изысканная и знатная дама, но, уверяю вас, если слуги не успеют как следует подготовиться, она с них семь шкур спустит.

Все – леди Киннард, ее дочери, Адорна и Виолетта – торжественно закивали.

Джейн рассмеялась.

Она не могла сдержаться. Ей казалось, что Блэкберн шутит – леди Гудридж всегда была такой учтивой. Но, почувствовав на себе неодобрительные взгляды, Джейн замолчала. Как будто она ребенок, которого строго отчитали за плохое поведение в церкви.

Приятная улыбка вновь заиграла на губах Блэкберна.

– Мисс Хиггенботем – давняя подруга моей сестры, – пояснил он присутствующим. – У нее нет причин бояться леди Гудридж.

Джейн пожалела, что не может затеряться среди зеленых полос на обоях. Она никогда не была настолько самоуверенной, чтобы называть себя близкой подругой леди Гудридж.

Мистер Фицджеральд ободрительно подмигнул ей.

– Уверен, что леди Гудридж всегда искренне восхищалась мисс Хиггенботем.

– Никому и в голову не придет отрицать, что леди Гудридж – сама благосклонность. – Виолетта хотела подчеркнуть, что не позволит себе ни малейшего осуждения леди Гудридж. Она была не настолько смела.

– Иногда, – без тени раскаянья откликнулся брат леди Гудридж. – Когда она не превращает мою жизнь в ад. Например, она была крайне навязчива, убеждая меня в необходимости жениться.

Джейн нащупала диван и присела. С появлением Блэкберна так много женщин затаили дыхание, что воздух казался ей довольно разреженным.

Голосок Адорны звучал слишком невинно:

– Леди Гудридж очень мудрая женщина.

– Да. После стольких лет уговоров она наконец выбила из меня согласие.

Закрыв глаза, Джейн глубоко дышала, пытаясь найти какую-нибудь другую – любую, но только не эту – тему для беседы. Все молчали и ловили каждое слово лорда Блэкберна с жадностью уличного попрошайки.

Мистер Фицджеральд пришел ей на помощь.

– Итак, завтра едем за город. Я заеду к леди Гудридж и буду умолять ее составить нам компанию. Свежий воздух пойдет ей на пользу.

– Сомневаюсь, что она поедет, – безапелляционно сказал Блэкберн.

– А я уверен, что поедет, – заявил Фиц. Подняв брови, Блэкберн уставился на друга.

– Возможно, ты знаешь ее лучше, чем я. Фиц кивнул.

– В самом деле, Блэкберн. Брат плохой знаток характера женщины, особенно такой очаровательной и прелестной, как леди Гудридж.

Джейн так и не узнала, что ответил бы на это Блэкберн, поскольку леди Киннард прервала их, застенчиво спрашивая:

– Мои дочери тоже приглашены, милорд?

Блэкберн медленно развернулся и оглядел леди Киннард и ее потомство.

– Приглашены?

– В поместье леди Гудридж! – Истинная натура леди Киннард – урожденной Фейрчайлд – проявилась сейчас как никогда: она штопором ввинчивалась туда, куда ее не звали, стараясь поддержать престижные связи. Ее глаза алчно блестели. – Будет так чудесно в узком кругу друзей навестить дорогую леди Гудридж!

Все присутствующие затаили дыхание, ожидая, что будет дальше. Даст ли Блэкберн резкий отпор леди Киннард, на что он был большой мастер? Однако лорд лишь кивнул и сдержанно ответил:

– Прекрасная идея, леди Киннард. Чем больше гостей, тем больше шансов... весело провести время! Позвольте мне пригласить всех, кто пожелает провести день за городом и приехать в поместье – он обвел взглядом присутствующих – или не приехать.

После слов Блэкберна напряженное волнение, терзавшее Джейн, исчезло. Хотела она того или нет, но она знала Блэкберна. Она хорошо изучила его. Поэтому невозможно было поверить, что что-то – и уж, конечно, не любовь – могло превратить его в столь любезного человека, который щедро приглашает всех желающих. Меньше всего к этой перемене была причастна леди Киннард.

Все это было как-то странно.

 

Глава 14

– Может, вы все перестанете мне улыбаться? – сидя в экипаже Тарлинов, Джейн недовольно посмотрела на своих спутников. Ее раздражение росло с каждой милей.

– Но почему? – Виолетта прижалась к Джейн, когда экипаж сделал крутой поворот по изъезженной вдоль и поперек дороге к поместью Гудридж. – Блэкберн так охвачен безответной любовью к тебе, словно у него в голове ураган.

– Или где-нибудь еще, – едва слышно пробормотал лорд Тарлин.

– Джордж! – воскликнула Виолетта.

Но муж лишь улыбнулся ей, и через минуту она усмехнулась в ответ. Однако не удержалась от выговора:

– Здесь присутствуют юные леди, – она кивнула на Адорну. Обернувшись к девушке рядом с ним, лорд Тарлин спросил:

– Ты ведь ничего не поняла, котенок?

– Чего не поняла, милорд? – спросила Адорна.

– Не ухмыляйся мне, Джордж, – командным тоном сказала Виолетта. – А ты, Джейн, посмотри на экипажи впереди нас, посмотри на экипажи за нами, – она ткнула пальцем в окно. – Чем еще, кроме любви, ты объяснишь гостеприимство лорда Блэкберна?

Джейн пожалела, что не воспринимает жизнь так же просто, как подруга. Виолетта бы страшно обиделась, если бы Джейн называла подругу наивной. Хотя ее роскошный образ жизни отрывал Джейн от реальности.

Если лорд Блэкберн изменил свое поведение, то не любовь была тому причиной, Джейн была в этом уверена. За его любезностью скрывалось что-то другое.

– Мне кажется, это очень романтично, – обычно рассеянный взгляд Адорны сосредоточился на Джейн. – Он такой красивый, такой галантный, правда, тетя Джейн?

– Правда, – кротко ответила Джейн.

– Конечно, он уже старый...

– Ничего себе! – вознегодовал лорд Тарлин.

– Но красивый. У него волосы такого необычного цвета. Не совсем золотые, но и не желтые. Какой цвет вы бы выбрали, если бы рисовали его, тетя Джейн?

– Не знаю, – кисло ответила Джейн, – желто-золотистый. Адорна задумчиво приложила палец к ямочке на подбородке:

– Может, это называется бронзовый.

– Желтая охра, – исправила Джейн. – Основным тоном была бы желтая охра.

Адорна непонимающе уставилась на нее.

– Светлый, – пояснила Джейн.

– Точно! Светлый. А его глаза такие синие. Синие-пресиние, почти фиолетово-синие. Тетя Джейн, если бы вы собирались...

– Небо в полночь. – Джейн не хотела о нем думать, но вопросы Адорны вынуждали ее. – У него глаза цвета ночного неба.

– Небо. Да, это похоже на правду. – Адорна обмахивалась рукой. – Если бы я была художницей, мне бы очень хотелось нарисовать его. Он чрезвычайно хорошо сложен. Он не носит накладных плеч и корсетов, как другие лорды. Готова поспорить, он занимается боксом. Как иначе ему удалось бы иметь такое соблазнительное тело? – Глядя на проплывающие мимо холмы, Адорна, казалось, не замечает нарастающего раздражения Джейн. – Что мне действительно нравится в лорде Блэкберне, так это его лицо. Он всегда выглядит таким строгим, почти сердитым. Кроме моментов, когда он смотрит на вас, тетя Джейн.

– А как он тогда выглядит? – спросила Виолетта.

– Думаю, это называется... вожделение.

–Довольно, Адорна, – сурово оборвала ее Джейн.

Она не могла припомнить, когда бы еще так сердилась на племянницу. До конца поездки Джейн чувствовала себя в экипаже, как в тюрьме. Более того, она с ужасом представляла, что, когда они наконец приедут, половина Лондона будет с интересом глазеть на нее, задаваясь вопросом, жертвой какого психического расстройства пал лорд Блэкберн, если так открыто проявляет свои симпатии.

Джейн поняла, что совсем потеряла чувство юмора.

– О! – Адорна выглядела удрученной. – Я сказала что-то не то?

Но тут экипаж вдруг остановился, избавляя Джейн от необходимости отвечать, а лорда Тарлина – от очередного приступа веселья.

Они по одному вышли из экипажа. Поместье леди Гудридж было расположено в устье Темзы, недалеко от океана, и легкие Джейн наполнились свежим морским бризом. Бескрайние просторы радовали ее душу. Солнечный свет, чистое небо, лазурная вода, пенящаяся у поросших кустарником холмов, песчаные дюны – все это питало дикую часть ее натуры, угнетенную теснотой и условностями города.

Отвернувшись от реки, Джейн увидела поместье Гудридж, возвышающееся, как памятник цивилизации. Дом являл собой яркий пример величавого стиля эпохи короля Георга и был построен из светло-желтых камней, которые сверкали на солнце. Вокруг красовался хорошо подстриженный газон, который зеленым ковром уходил вдаль. Кое-где виднелась лишь одинокая беседка, едва заметная тропинка или огороженный сад для уединенных прогулок.

За газоном местность была уже не такая ухоженная. Трава постепенно становилась выше и жестче. Здесь чувствовалась работа реки и ветра: покатые утесы окаймляли холмы снизу на всей протяженности берега.

Это благословенное место представляло собой прекрасное сочетание дикой природы и продуманного вмешательства человека. В какой-то момент Джейн даже испытала эгоистичную зависть.

Виолетта, должно быть, прочитала ее мысли.

– Поместье лорда Блэкберна – Турбийон – расположено на морском побережье. Дом стоит на утесах и совсем не похож на этот – он строже и более древний. Но атмосфера там такая же. В таком месте хочется вечно сидеть за чаем и смотреть на океан.

Джейн знала, где находится Турбийон. В другое время ее бы страшно заинтересовало, что поместье Блэкберна находится недалеко от Ситтингбоурна, где она жила в доме у Элизера. Но сейчас Джейн это было безразлично, и ей было досадно, что Виолетта уверена в обратном.

– Твоя фантазия унесла тебя слишком далеко, – угрюмо ответила Джейн.

Она решительно завязала ленты чепца и выхватила у лакея свою туго набитую сумку. Девушка пошла по гребню холма, который лежал параллельно берегу, в поисках места, где могла бы остаться одна.

Остальные последовали за ней. Они говорили вполголоса, и Джейн уже начала жалеть о своей вспыльчивости. Но ей были ни к чему замечания племянницы насчет красоты Блэкберна. К тому же не хотелось, чтобы Виолетта решила, что Джейн мечтает жить в таком же доме. Ситуация выходила из-под контроля, и такое положение нужно было исправить.

Для этого следует выяснить, действительно ли Блэкберн сошел с ума или он просто играет ее чувствами, используя такой коварный способ мести.

Фигура, отделившаяся от дома, привлекла ее внимание. И в самом деле, не заметить ее было трудно. Лишь прямая осанка хоть как-то сдерживала колыхание розового платья. Зонтик в тон наряда придавал коже женщины розоватый оттенок. Леди Гудридж стремительно шла вперед, не позволяя доходившей до лодыжек густой траве препятствовать ей. Вместе с ней шел мистер Фицджеральд, держась немного в стороне и волоча ноги, словно непослушный мальчишка.

Когда леди Гудридж наконец одолела эту непростую дорогу и подошла поближе, раздался ее звучный голос:

–Мисс Хиггенботем, я так понимаю, что именно вам обязана этим нашествием.

На минуту решимость оставила Джейн. Но затем она взяла себя в руки и повернулась к леди Гудридж. Кто-то должен преподать урок этому высокомерному семейству, и Джейн вполне подходит для этой роли. Присев в реверансе, она ответила:

– Винить следует не меня, миледи, а вашего брата.

– Ба! Да он рядом с вами теряет рассудок. Рада видеть вас, Тарлин, Виолетта. Мисс Морант, вы, как всегда, очаровательны.

– Благодарю вас, миледи, – ответила Адорна своим мелодичным, слегка вибрирующим голоском, – но моя тетя Джейн все время говорит мне, что красота – всего лишь обложка.

Леди Гудридж фыркнула.

– А чего бы вы хотели? Восхитительную печень? Глаза Адорны округлились.

– Надеюсь, она у меня есть.

Леди Гудридж с трудом сдержала улыбку.

– Ну разумеется, дорогая. – Она помахала им рукой. Мистер Фицджеральд остался. Оглядываясь на Джейн, леди Гудридж заметила: – А у вас – у вас есть ум.

Джейн случалось слышать такие слова и раньше, поэтому она не восприняла это как комплимент.

– Для девушки, конечно, лучше иметь красоту, чем мозги.

– Да, мужчины видят лучше, чем думают. – Леди Гудридж сердито взглянула на мистера Фицджеральда, затем указала на лорнет, висевший на розовой веревочке у нее на шее. – К счастью для вас, мисс Хиггенботем, зрение Рэнсома упало вследствие ранения.

– Я не настолько жестока, чтобы назвать это счастьем, миледи, – ответила Джейн, – или чтобы находить удовольствие в чужом несчастье.

– Разумеется, нет. Если бы вы не проявили ваш мягкий нрав наряду с вашим умом, я бы вовсе не обращала на вас внимания, – леди Гудридж выразительно махнула рукой. – Он где-то поблизости. Он даже снизошел до того, чтобы говорить со всеми этими штатскими, которые осмелились здесь появиться. Мисс Хиггенботем, из-за вас он просто обезумел от страсти.

– Он всегда был сумасшедшим, – холодно парировала Джейн. Мистер Фицджеральд расхохотался, запрокинув голову.

– Этим он и отличается от других.

– Прекратите, – леди Гудридж шлепнула его по руке сложенным веером. – Это ваша вина, что я сюда сегодня притащилась.

Продолжая скалиться и уворачиваясь от ее удара, мистер Фицджеральд ответил:

– Охотно признаю. Но я готов танцевать на задних лапках перед вами, чтобы искупить свои грехи.

Леди Гудридж оставила нападение, и что-то – что в другой женщине Джейн бы назвала болью – мелькнуло в ее глазах.

– Наглый мальчишка, вы называете ухаживание за своей хозяйкой искуплением грехов?

– Да, ведь вместо этого я мог бы быть на берегу и запускать воздушного змея.

– Я же сказала вам идти.

– А я сказал, что вы должны пойти со мной.

Леди Гудридж обиженно смотрела на него и тяжело дышала, отчего полная грудь ее бурно вздымалась.

– Женщина моего возраста не запускает воздушных змеев.

– Женщина вашего возраста может просто посмотреть.

– Женщина моего возраста не ходит по песку и грязи. В туфли кое у кого набьется песок, и чьи-то коленки будут непривлекательно подкашиваться.

– Вы можете их снять.

– Мистер Фицджеральд, вы очень дерзки и... вы очень молоды. Слишком молоды. – Леди Гудридж смотрела на своего спутника, словно сильно сожалея об этом.

– Не настолько молод, как другие, миледи, – Фиц придвинулся ближе, – но достаточно молод, чтобы вас занять.

Леди Гудридж отступила и церемонно ответила:

– Я и так достаточно занята. – Потом она посмотрела на Джейн. – Мисс, если вы слишком широко будете открывать рот, в него залетит муха.

Джейн со щелчком захлопнула рот.

– Как я пыталась уже вам сказать, мисс Хиггенботем, я бы настоятельно рекомендовала вам выйти замуж за Рэнсома во время этой короткой вспышки здравомыслия. С мужчинами, – она сердито посмотрела на своего спутника, – никогда не знаешь, сколько это продлится.

– Но вы только что назвали лорда Блэкберна обезумевшим, – Джейн говорила это уже в спину леди Гудридж.

Мистер Фиц поспешил за Сьюзен и усмехнулся Джейн через плечо.

– Вы никогда не переспорите ни леди Гудридж, ни ее брата. Они упрямы, как мулы, и в два раз капризнее.

Леди Гудридж резко остановилась:

– Мистер Фицджеральд!

Кинув озорной взгляд на свою спутницу, он сказал:

– С этим знатным народом есть только один способ поладить. Джейн не хотела спрашивать, но никто все равно бы не услышал, и она не удержалась:

– Какой?

– Сообразительность. Хитрость. – Он перевел взгляд с негодующей леди Гудридж на ошеломленную Джейн и громко засмеялся. – И любовь.

 

Глава 15

Один за другим разноцветные воздушные змеи, подхваченные ветром, поднимались в воздух и парили высоко над дюнами. Ими управляли денди, которые стремились произвести впечатление на такое блестящее собрание молодых леди. На траве расстелили одеяла трех основных цветов – красного, синего и голубого, придавили их камнями и корзинами с провизией, чтобы каждая желающая матрона могла присесть. Шепот реки служил постоянным фоном для смеха сотни людей – всех, кто приехал из города на этот праздник.

Под руководством лорда Тарлина лакей расстелил их плед немного поодаль. Возможно, Тарлин опасался, что Джейн в сегодняшнем настроении будет отпугивать важных гостей.

Маловероятно. Когда ей надоедала вся пошлость светского общества, чтобы изменить свое настроение, Джейн лишь вспоминала бесхитростную Адорну.

– Может, присядешь, Джейн? – сказала Виолетта, подойдя ближе. – Я хочу пройтись с Джорджем.

– Конечно. – Джейн поставила сумку на одеяло и помахала им рукой.

Виолетта взяла мужа под руку и улыбнулась ему, а он посмотрел на нее с такой любовью, что Джейн не выдержала и отвернулась. Ей было приятно, что Виолетта счастлива, но иногда она не могла на это смотреть. Безоблачное счастье подруги причиняло боль одинокому сердцу Джейн.

Адорна положила свою белокурую головку на плечо тетушки.

– Я посижу с вами.

Сочувствие девушки растрогало Джейн. Она любила это дитя и те хлопоты, которые оно доставляло. Несомненно, Адорна будет привлекать внимание, – она всегда привлекала внимание – и скоро их мирный уголок заполнится роем молодых людей.

– Тут тепло. Подержите, пожалуйста, мою пелерину, – попросила Адорна.

Пока Адорна снимала жакет, казалось, что смех, разговоры, даже ветер – все умолкло. Джейн так и думала – даже природные стихии умолкают при виде племянницы.

– Теперь лучше. – Адорна глубоко вздохнула, в это время один молодой джентльмен с воздушным змеем упал прямо лицом в песок. – Вам тоже жарко, тетя Джейн?

Джейн было жарко, так как ее платье было предусмотрено для этой загородной прогулки. Длинные рукава и высокий воротник защищали ее от солнца, и никто, даже Блэкберн и закоренелые сплетники не могли бы назвать этот скучный бледно-зеленый цвет соблазнительным. Джейн расстегнула пуговицы, и Адорна помогла ей снять пелерину.

Они опустились рядом на плед, глядя на пляж. Ветер развевал их юбки, поэтому они плотно подоткнули подолы и принялись любоваться рябью на воде и песком, который раздувался ветром.

По крайней мере, Джейн любовалась. Глаза Адорны следили за группками смеющихся джентльменов, рисующихся перед дамами. Время от времени она смотрела на дорогу и давала беглое описание вновь прибывших.

– Взгляните! На мистере Саусвике вечерний костюм, не правда ли, он выглядит в нем глупо? А вон мистер Браун, ухаживающий за мисс Клэптон. У нее лошадиное лицо, но он, должно быть, скоро женится, иначе его имение пойдет с молотка.

– У тебя прекрасная память на имена; Почему ты не делаешь таких успехов во французском, как в сплетничанье?

– Потому что запомнить их имена легко. Просто смотришь на лица, – пожала плечами Адорна, – и вспоминаешь. А французский ничего не значит.

– Но это не так! – запальчивость Джейн объяснялась ее любовью к языку. – Этот язык романтичен, и когда на нем говоришь, он звучит, как музыка.

– Очень гнусавая музыка. – Адорна наигранно вздохнула. – Мсье Шассер начал учить меня в день по фразе, которую я должна запомнить. Он говорит, что, пока я помню эту одну фразу, он доволен моими успехами.

Джейн не была уверена, что ей это нравится, но все знакомые ей аристократы имели довольно поверхностные знания во французском, и нужно было что-то предпринять, чтобы Адорна выучила его. Если он думает, что такой способ сработает, Джейн не будет ему мешать.

– Иногда я делаю исключение и забываю лицо, – губы Адорны, напоминающие розовый бутон, презрительно поджались. – Как сейчас. Приехали лорд и леди Атоу.

Джейн посмотрела было в сторону экипажей, но Адорна схватила ее за руку.

– Не смотрите. Может быть, они не заметят нас.

– Они тебе не нравятся? – Джейн неотрывно смотрела на море.

– После того, что они говорили на балу у леди Гудридж? – Адорна вскинула голову. – Свиньи.

– Она была груба, но не помню, чтобы он сказал что-либо неприятное.

– Ну разумеется, не сказал. Держу пари, он никогда не говорит ничего неприятного своей жене. Но он – самый отвратительный тип, словно червь.

Вспомнив его исчезновение много лет назад, Джейн согласилась.

– Кто тот пожилой мужчина? – Адорна повернула голову в сторону человека, который шел вдоль гребня, и на этот раз, ввиду ее крайней молодости, вопрос девушки не мог быть неправильно истолкован.

Он в самом деле был старый. Сгорбленный и крючковатый, он шел, опираясь на трость, а за ним двигался лакей, поспешно кидающийся следом, куда бы старик ни направился.

– Это виконт Рускин, раньше просто мистер Дэниел Маккауслэнд. – Джейн толкнула Адорну локтем. – Перестань так смотреть. Он адвокат, страшно богатый. Поговаривают, что он изобрел какое-то оружие, определившее ход военных действий, и Принни пожаловал ему титул.

– Значит, он не из знатной семьи.

– Очень не знатной. Он бы не получил титул, если бы был молод и имел наследника мужского пола, а так титул умрет вместе с ним. – Джейн улыбнулась Адорне и шепотом добавила: – Это своеобразный способ высшего сословия защитить привилегированность своего класса от простолюдинов.

– Таких, как я, – Адорна вскинула голову. – Ему нужно жениться на молодой женщине и завести ребенка назло им.

Джейн засмеялась.

– Восхитительная мысль.

– Жаль, что моя мать не встретила его, когда выходила замуж. Джейн услышала грусть в голосе девушки и бодро сказала:

– Но она встретила твоего отца и сделала его очень счастливым.

– Конечно, она сделала его счастливым. – Переводя дыхание, Адорна продолжала: – Ей нужно было выйти замуж очень быстро из-за денег.

Джейн в изумлении спросила:

– Что тебе известно о браке твоей матери?

– Я сама это поняла. – Адорна приложила палец к ямочке на своем прелестном подбородке. – Вы, сестры, осиротели после смерти вашего расточительного отца, вам тогда было десять лет, а ей семнадцать. Мама очаровывала торговцев, приобретая себе платья, чтобы пустить пыль в глаза, и, прежде чем ее заставили платить, подцепила папу.

Джейн медленно созревала, а после смерти отца и вовсе замкнулась в себе. Она не задавалась вопросом, на какие средства Мелба содержала их семью до поспешного брака с Элизером. Теперь племянница объясняла ей, и Джейн соглашалась с каждым словом.

– Ты очень хорошо помнишь свою мать.

– Конечно, – губы Адорны дрогнули. – Она была прекрасна даже во время болезни.

– Как ангел. – «Как ты», – добавила про себя Джейн.

Адорна одарила тетю своей ангельской улыбкой, которая, однако, сразу исчезла, когда девушка посмотрела поверх плеча Джейн.

– О нет. Что мсье Шассер здесь делает?

Джейн удивилась, когда увидела долговязого учителя одиноко идущим по гребню холма. Он, несомненно, был джентльменом, но, словно женщина из хорошей семьи, ставшая гувернанткой, не мог быть принятым в высшие круги общества.

– Лорд Блэкберн пригласил всех желающих, поэтому, полагаю, что мсье Шассер имеет полное право здесь присутствовать.

– Он нас скоро заметит, он хочет, чтобы мы начали заниматься каждый день. – Адорна поднялась на ноги. – Тетя Джейн, вы ведь не позволите ему?

Снова удивившись, Джейн сказала:

– Ты не говорила мне об этой его идее.

– Я надеялась, он забудет. Но он здесь и сейчас заставит меня заниматься. О тетя Джейн... – Адорна нетерпеливо переступала с ноги на ногу, желая уйти.

Джейн стало жаль ее. Сегодня не день для уроков или времяпрепровождения с незамужней теткой.

– Иди. Найди своих друзей, но оставайся в компании и не забывай время от времени наведываться.

– Конечно, тетя Джейн. – Адорна поспешила прочь.

– И не ходи с молодыми людьми смотреть на солнечные часы, – бросила ей вдогонку Джейн.

– Хорошо, тетя Джейн.

Ветер донес ее слова, и Джейн осталась одна. Было довольно странно находиться рядом с множеством людей и все-таки в стороне, без друзей, которые бы приветствовали ее. Никто не подходил к Джейн, шлейф старого скандала следует за ней по пятам.

Появление мсье Шассера не развеяло ее тягостных дум.

–Мадемуазель Хиггенботем, – он торжественно поклонился – Это мадемуазель Морант я только что видел убегающей отсюда?

Джейн чуть не взвыла от тоски. Никогда ей не привыкнуть к таким неприятным обязанностям дуэньи, как сообщение, что Адорна хочет заниматься лишь два раза в неделю. Храбрая женщина – леди Гудридж, например – прямо бы сказала об этом мсье Шассеру. Джейн заметила, что мило улыбается.

– Она расстроится, что вы ее не застали. Его торжественное лицо просияло.

– Правда?

– В самом деле, ведь она говорила мне о вашем предложении заниматься с ней каждый день и особенно о своем разочаровании, когда отец в письме запретил ей это.

Его брови снова нахмурились.

– Он грубый, невоспитанный человек, варвар.

– В любом случае Адорна обещала заниматься в промежутках между уроками.

– Мадемуазель Морант так сказала? – спросил он с легким недоверием.

– Поразительно, не правда ли? – Джейн надеялась, что молния не ударит в нее при этих словах.

– Я думаю, что должен... да, я должен... предложить учить мадемуазель Морант бесплатно.

Облегчение Джейн сменилось испугом.

– Нет. Это невозможно!

– Но когда леди настолько хочет говорить по-французски, это мой долг – нет, мое удовольствие – учить ее. – Молодой Шассер, казалось, был восхищен такой идеей.

Джейн осознала, что была не столько тактичной, сколько поощряющей.

– В самом деле. Мы не можем позволить вам...

– Я пойду и переговорю с ней. Сдержанно, мадемуазель, обещаю. Мне известно, какого мнения английская знать об эмигрантах вроде меня.

– Разумеется, ничего плохого.

– Ну да, они считают меня неблагодарным и недостойным их общества. Уж я-то знаю. – Его глаза гневно блеснули. – Но я скажу мадемуазель Морант о своем намерении и буду давать ей по фразе в день... Она говорила вам фразу, которую мы будем учить?

– Да, но...

– Спасибо, мадемуазель, – он низко поклонился, – я не разочарую вас.

Он ушел широким шагом, и протест дуэньи повис в воздухе.

Как бы там ни было, у Джейн есть свое развлечение, если она осмелится, конечно.

Виолетта взяла себе за правило класть в ее сумку толстую папку с бумагой и остро наточенные карандаши. Рисование – типично дамское занятие, как игра на фортепиано и собирание цветов. Некоторые леди уже достали свои альбомы. Почему бы Джейн не сделать то же самое?

Ведь никто здесь не хотел рисовать так, как она.

Джейн в последний раз удостоверилась, что поблизости никого нет и, держа спину прямо, устремив глаза на Темзу, стянула перчатки. Не имеет значения, что обнажать руки не принято, рисовать в перчатках невозможно, поэтому она положила тонкую лайковую кожу на колени.

Не отводя взгляда от реки, она наклонилась вперед, нащупала грубую шерстяную сумку и скользнула пальцами внутрь. Кожаная папка была под рукой. Девушка взяла ее и, все еще боясь, что это могут заметить, вытащила наружу.

Никто не заметил. Она годами подавляла в себе эти склонности и теперь хотела совершенствовать свое мастерство, вдохновленная созерцанием бесконечного океана, перегороженного вдали плотиной.

Приподнятое настроение покинуло ее, когда она вспомнила о Блэкберне. Джейн представила возможную катастрофу, которой, однако, не могла противостоять.

Девушка нащупала деревянную коробку и украдкой открыла ее. Пробуя пальцем кончики карандашей, она выбрала самый острый.

Что она будет рисовать?

Джейн опять подумала о Блэкберне и огляделась.

Должно быть, ее мысли притягивали его. Одетый в простой костюм для верховой езды, поглядывая в лорнет, он ходил между расстеленными одеялами и болтал с гостями с дружелюбием, которое показалось девушке неправдоподобным.

Казалось, Блэкберн не видит ее, и она изучала его с интересом художника. Блэкберна можно было бы изобразить как символ британской отваги или написать красками как бога, управляющего силами природы, либо же вылепить из глины и отлить в бронзе, чтобы плакать, когда этот сон закончится.

Нет. Только не его.

Джейн отвернулась.

Она могла бы добавить к своей коллекции портретов беглые наброски, изображающие мсье Шассера, девушку, подметающую улицу, леди Гудридж, Элизера или Атоу.

Вместо этого она будет вновь и вновь переживать день, навсегда оставивший в ней ощущение глубокого сомнения, острого интереса и непрошеной надежды.

Так что же она изобразит? Само сборище? Нет, людей слишком много, и они почти неподвижны. Покатые холмы и Темзу? Нет. Это дом леди Гудридж. Могут подумать, что она завидует. Нет, она должна нарисовать что-то другое, что-то...

Флотилия кораблей огибала мыс Темзы, направляясь в открытое море. В дни блокады континента Наполеоном, когда Британия находится на краю пропасти, эти корабли – единственное, что защищает невинных людей от вторжения оккупантов. Да, она нарисует корабли как символ надежды.

Джейн приступила к работе. На белом листе бумаги словно сами собой наметились общие контуры. На горизонте видны серые облака, но паруса колышутся от сильного ветра, и темные фрегаты напоминают морских птиц, кружащих над водой.

Занятая поиском нужной формы, Джейн не услышала скрипа шагов. Лишь когда чья-то тень упала на альбом, девушка с досадой подняла глаза.

– Прошу прощения, мадемуазель! – Все еще закрывая собой солнце, ей улыбался лорд де Сент-Аманд. – Вы сейчас похожи на строгую учительницу.

– Милорд де Сент-Аманд, какая радость видеть вас!

– И так скоро.

Он смеялся над ней так, словно они были хорошими знакомыми, но Джейн было не смешно. Однажды она уже погубила себя в похожей ситуации; она не позволит этому повториться.

– Я не приду к вам снова, если вы меня дразните. Он тут же перестал смеяться.

– Это была бы трагедия, и я бы страдал. Можно взглянуть?

Наклонившись, он посмотрел на темно-красную папку, затем на корабли, потом снова на папку. Джейн не могла определить, что было при этом на его лице – восхищение или разочарование.

– Magnifique! – сказал он. – Восхитительно! Вы прекрасно изобразили корабли.

– Спасибо, но работа не готова. Я закончу ее позже.

– Нет, ваши корабли просто прелестны. Мне бы хотелось иметь этот рисунок, – он протянул руку, пальцы его дрожали. – Вы позволите?

Джейн почувствовала угрызения совести. Эскиз был действительно хорош – именно такой, как ей хотелось, он отражал этот день.

Де Сент-Аманд убрал руку.

– Но я излишне дерзок. Я вижу, вы хотите оставить рисунок у себя. Как воспоминание, не так ли?

– Да. – Джейн почувствовала себя глупо, волнуясь при мысли, что этот фактически чужой ей человек так легко читает ее мысли.

– Вы женщина, а женщины сентиментальны. Это так мило. Но, прошу вас, не рассказывайте никому, что я тоже сентиментален, – он подмигнул ей. – Эти чопорные англичане засмеют меня.

Ободренная его словами, Джейн сказала:

–Я могу сделать эскиз и для вас тоже.

–Вы слишком добры. – Он взглянул на реку. Разрезая водную гладь, корабли на всех парусах стремительно уносились вдаль. – Вот очень красивый.

Она посмотрела туда, куда указывал его палец, затем на реку, где корабль, – «Вирджиния Белль» – темный и величавый, шел по течению.

– Это живой пример высокоразвитого кораблестроения Англии.

– Совершенно верно. У вас такие познания. – Лорд де Сент-Аманд льстил ей. – Если бы вы нарисовали для меня этот корабль, у меня бы тоже осталось воспоминание.

Взяв чистый лист, Джейн размашистыми штрихами принялась изображать «Вирджинию Белль», пока де Сент-Аманд, сидя на корточках позади, нахваливал ее мастерство и указывал на упущенные ею детали.

Когда флотилия исчезла за горизонтом, Джейн сказала:

– Вот. Это лучшее, что я могла сделать. Я возьму домой, чтобы закончить...

– Нет-нет! Я хочу взять эскиз таким, какой он есть. Быстрота исполнения каким-то образом передает всю мощь корабля.

– Чепуха. Это не самая удачная работа.

– Но она закончена. Она достаточно хороша. Мои соотечественники будут хранить этот рисунок вечно, – он взялся за папку и потянул.

Джейн потянула папку на себя, смущаясь и немного злясь. Де Сент-Аманд оказал ей любезность, это так, но он не учитель рисования. У него нет права говорить, когда работа закончена, а когда нет.

– Нет.

– Мадемуазель, прошу вас. Вы сделаете так, как я скажу. – Он схватил ее пальцы и начал грубо выворачивать их, во что бы то ни стало добиваясь исполнения своей воли.

– Лорд де Сент-Аманд! – в ее голосе слышались изумление и раздражение. – Что вы делаете?

– Ш-ш. – Он посмотрел вокруг, чтобы увидеть, не привлек ли ее крик внимания. – О Боже! – Он выпустил ее папку, словно она обожгла его. – Кто я такой, чтобы говорить художнику, что делать? Вы возьмете рисунок домой и закончите его. – Он поднялся и попятился от нее. – Мы встретимся, и вы отдадите мне его. А пока, возможно, вам лучше спрятать это.

Ничего не понимая, Джейн спросила:

– Прошу прощения?

– Лорд Блэкберн идет сюда.

 

Глава 16

Как только де Сент-Аманд умчался прочь, Блэкберн увидел, что Джейн спрятала рисунки в папку и поспешно закрыла ее. Затем, словно щенок, застигнутый за жеванием хозяйских тапочек, она вскинула голову и прямо посмотрела лорду в глаза.

В них мелькнуло предчувствие чего-то мучительного. Сердце Блэкберна дрогнуло, он захотел развеять ее страхи. А потом – увезти в Турбийон и запереть там, пока не научит ее хоть какому-то благоразумию.

Поэтому он довольно живо сказал:

– Мисс Хиггенботем.

Она улыбнулась с очень неестественным воодушевлением и так же бодро ответила:

– Да?

Такой ответ его не устраивал и, понизив голос до интимного шепота, он произнес:

– Джейн.

Ее улыбка погасла.

– Я счастлив, что вы приняли приглашение приехать в дом моей сестры.

– Я сочла, что не в силах его отклонить, – невинно взмахнула ресницами Джейн.

Злая ирония была ее новой чертой, но Блэкберн ее заслуживал, и... это забавляло его.

Удивительно, сегодня многое его забавляло. После возвращения с Полуострова он с ужасом думал о возвращении в свет. Но только что он говорил с людьми, с которыми никогда не общался раньше. Он подслушивал всякие разговоры и заставлял женщин выбалтывать секреты их мужей, – занятие довольно гнусное для джентльмена, но необходимое для выполнения его работы. И даже шпионя, он обнаружил, что с нетерпением ждет, когда встретится с Джейн, снова попадет под ее колкие шутки и будет ухаживать за ней – нет, правильнее сказать преследовать ее, пока она в испуге не убежит.

Если бы только его не мучили эти подозрения.

– Можно присесть?

– Как вам угодно, – сказала она с безразличным видом.

На пикнике она была единственной, кому это удалось. Все вокруг вытянули шеи, наблюдая за новой интригой. Эти глупцы не интересовались сражениями на Полуострове и делали вид, что не замечают шрамов Блэкберна, полученных в боях за их безопасность.

Когда он вернулся в первый раз, израненный и циничный, ему хотелось трясти всех и вся, чтобы общество осознало, как ужасно близко был Наполеон к тому, чтобы разорить Англию. Наполеон подверг бы страну унижениям во имя Франции. Он обокрал бы их, чтобы накормить свою армию. А высший свет продолжал ничего не замечать и лишь жаловался на качество чая.

Сегодня... что ж, сегодня он посмотрел на этих легкомысленных и инфантильных людей и твердо решил, что не допустит, чтобы какой-то тиран разрушил их наивный мир.

Он понял, что стал похожим на Джейн – теперь он уже не был дилетантом. Он был мастером.

Блэкберн был благодарен свету за его увлечение сплетнями, это делало людей пешками в его игре. Он очень надеялся, что ухаживание за Джейн отвлечет внимание общества от его сверхзадачи – поисков предателя. Взглянув на заинтригованных гостей, маркиз понял, что эта цель достигнута.

Посмотрев на Джейн, он подумал, что выполнение шпионского задания не будет таким уж неприятным.

Край одеяла колыхался от ветра. Один его угол придавила корзина со снедью, другой – вытянутые ноги Джейн. Ветер играл с подолом ее платья, натягивая ткань у лодыжек и открывая стройные ноги.

«Счастливый ветер».

– Что вы сказали? – Джейн смотрела на него как на сумасшедшего.

–Я сказал: «Что вы рисовали?» – Он сел на противоположный угол одеяла, но так, чтобы видеть ее.

– Мне кажется, вы очень четко выразили свое безразличие к моему искусству, милорд.

Она взглянула на него как на полного идиота, не способного ценить то прекрасное, что есть в жизни, и Блэкберн вспомнил, что Джейн могла не только забавлять его, но и раздражать. Подняв лорнет, он внимательно посмотрел на нее.

– Слишком четко, если мы даже не можем поговорить об этом.

– Мы снова ведем беседу, чтобы избежать злословия? Девушка вела себя ужасно самоуверенно, но он знал, как осадить ее.

– Нет, Джейн. – Блэкберн позволил себе рассматривать ее фигуру, останавливаясь на наиболее интересующих его местах. Когда он снова взглянул на лицо Джейн, ее челюсть была выпячена, а глаза сияли воинственным блеском. Он был почти искренен, когда сказал:

– Я веду беседу, потому что ухаживаю за вами.

Она, в свою очередь, была предельно искренна, когда ответила:

– А я хочу, чтобы вы перестали это делать.

– Это невозможно.

Наклонившись вперед, Джейн в ярости проговорила:

– А когда вы наиграетесь и снова смешаете меня с грязью, я буду гореть в аду, а вы будете продолжать свою веселую жизнь.

Блэкберн уронил свой лорнет, тот повис на цепочке, а его хозяин оперся рукой на колено и изрек:

– Моя драгоценная Джейн, если я и смешаю вас с грязью и заставлю гореть в аду, то для этого будет чертовски веская причина. – «Такая, как измена Отечеству», – добавил он про себя.

– На моем рисунке, милорд, изображены вовсе не вы.

Он говорил о предательстве. Она говорила о живописи. И ее серьезное выражение лица соответствовало ее мыслям, она говорила только то, что думала. Она была прекрасной актрисой, но его не проведешь. В конце концов, у него есть Виггенс с отчетом о ее занятиях.

– Я крайне огорчен потерей вашего интереса. Что, мои черты утратили былую привлекательность?

– Да. – Ее ответ противоречил взгляду, которым она быстро окинула его, словно не могла больше сопротивляться.

Снова играет? Он предпочел думать, что нет.

– Вы отправитесь в ад за ложь быстрее, чем за разговор со мной.

Джейн все еще сжимала папку, кончик одного листа развевался на ветру.

– О чем вы хотите говорить?

Он победил в этой маленькой перепалке и мог быть снисходительным:

– Я хотел бы принести свои извинения за то, что не придал значения вашему беспокойству на балу у Сьюзен. Я не отдавал себе отчета, сколько хлопот доставляет вам мисс Морант.

Сидя прямо, с отведенными назад плечами, Джейн нашла глазами племянницу и тут же смягчилась.

– У нее мало здравого смысла, а у мужчин, когда они рядом с ней, – и того меньше.

Сжав в руке веревочку от воздушного змея, Адорна весело бежала, наблюдая за его полетом. От ветра ее платье плотно прилегало к телу, и даже Блэкберн, которого было трудно чем-то удивить, признал, что юная девушка подобна прекрасной Афродите.

– Вам пришлось нелегко.

– Она слишком мила, чтобы с ней было нелегко, но с тех пор как... – Джейн бросила на него быстрый взгляд, будто только сейчас вспомнила, с кем говорит.

– С тех пор как что? – он пытался выглядеть заинтересованным, что было несложно. Слова повисли в воздухе, и Блэкберн ждал, пока узнает что-нибудь об этих десяти годах.

–С вами слишком легко говорить, милорд.

Большинство людей так не считало, но он не сомневался в том, что она говорила правду. Она уважала его меньше, чем все другие женщины. Возможно, поэтому он вел себя с ней, как избалованный ребенок.

– Я умею держать язык за зубами, – заверил он Джейн.

– Уверена в этом. – Сложив руки на коленях, девушка уставилась на носки своих туфель. – В четырнадцать лет она выглядела почти как сейчас, и один молодой джентльмен, живший по соседству, увлекся ею. – Джейн подумала и поправила себя: – Он страстно влюбился в нее. Мистер Ливермийер был сыном методиста, серьезный и работящий, и я никогда бы не подумала, что он похитит ее.

Блэкберн с интересом придвинулся ближе:

– Похитит ее?

– Они со служанкой выполняли мои поручения. Вдруг служанка, страшно взволнованная и напуганная, вернулась и сообщила, что молодой человек силой посадил Адорну в повозку и собирается ехать в Грета Грин, чтобы венчаться там. Я не находила себе места, и тут Адорна появляется как ни в чем не бывало. – Джейн посмотрела на Блэкберна. – Она убедила джентльмена, что совесть не позволит ей оставить меня одну с Элизером, и ради меня они вернулись.

– Боже мой, – Блэкберн по-новому взглянул на Адорну.

– Да. Отец взялся за него, и сейчас юноша учится в Риме, – хотя и продолжает каждую неделю писать Адорне письма.

– Боже мой, – повторил Блэкберн. Он направил лорнет в сторону Адорны и заметил, что она разговаривает с каким-то высоким нескладным человеком. Она смотрела на него так, будто была от него в полном восторге.

– Кто это?

– О Боже, это ее учитель французского. Бедная Адорна, – вздохнула Джейн.

– Он ей не нравится? Но она выглядит такой восхищенной.

– Она смотрит так на всех мужчин. Уверена, именно поэтому мсье Шассер так искренне надеется на то, что сможет выучить ее, – голос Джейн задрожал от смеха. – Она верит, что то, как женщина смотрит на мужчину, превращает его из обыкновенного ухажера в человека, который боготворит ее и преклоняется перед ней.

– Как все просто, – прошептал Блэкберн. И как верно. Джейн так посмотрела на него однажды, а он пренебрег ее вниманием, потому что был тщеславным юнцом, ценившим лишь внешнюю красоту и положение в обществе. Теперь он думал, что все могло быть иначе. Но казалась, что Джейн больше всего была увлечена созерцанием реки, носков своих туфель и наблюдением за племянницей. – Что вы будете делать, когда Адорна выйдет замуж? Будете жить с ней?

– Наверное, – руки Джейн на коленях быстро сжались. – Может быть, я осуществлю мечту своей молодости – отправлюсь искать свое счастье.

– И что вы будете делать? – Он знал: это прозвучало грубо, но ничего не мог с собой поделать.

Джейн посмотрела на папку, которую держала в руках.

– Обучать юных леди живописи.

Она не была похожа на человека, который шутит. Перед мысленным взором Блэкберна возникла процессия девиц, создающих из глины обнаженные статуи мужчин, которыми они восхищаются.

– Какой ужас.

Джейн ответила ему сердитым взглядом.

– У меня это хорошо получится. – Легкий соленый бриз подхватил ее чепчик и потянул назад, и Джейн пришлось придержать его одной рукой, защищая себя от жадного взгляда Блэкберна.

Ее платье скрывало грудь, не оставляя для обозрения ни кусочка кожи. Но то, что пряталось под одеждой, напомнило Ренсому отклик ее тела на его прикосновения. Тогда Джейн была невинной девушкой, которая, пугаясь страсти, в конце концов упивается ею.

Если верить его сестре, Джейн все еще оставалась девственницей, но он знал, что она уже не будет так непосредственно откликаться на его зов. Все чувства девушки раньше отражались на ее лице. Сегодняшняя Джейн была вся в себе, без той наивности, которая причинила ей страдания. Это его вина; он убил то, что ему не нравилось.

Эта мысль потрясла его, и он с изумлением понял, что хочет возвратить ее искренность. Молодой Блэкберн, неохотно подумал он, знал не все, что нужно знать в жизни.

– Я убежден, что мисс Морант, после того как выйдет замуж, предложит вам жить у нее.

– Я тоже в этом уверена, – ее тон был притворно-холодным.

«Или ты можешь шпионить для врага». Эта фраза вдруг возникла в его сознании, стремясь разрушить доверие к Джейн. У нее нет будущего, нет причин любить английское общество, зато есть неприятная привычка общаться с известным шпионом.

Этому не было определенных доказательств, но если Джейн действительно является частью той сети, которую французы сплели из иммигрантов и жуликов, он может заманить ее в ловушку и пригрозить. И возможно, небольшое наказание будет вполне уместным...

Стремясь закончить наконец этот фарс, маркиз сказал:

– Де Сент-Аманд – отвратительный тип, не правда ли?

Взгляд ее зеленых глаз, цвет которых так подчеркивало ее платье, спокойно остановился на нем. Как Виггенс их описывала? Глаза такие зеленые, как мох в канаве.

Затем она посмотрела на руки. Ее щеки залились румянцем.

– Я этого не заметила.

Она смутилась. Блэкберну стало не по себе, когда он смотрел на нее, жалея, что не может свернуть ей шею. Джейн недовольно съежилась под его взглядом и время от времени поглядывала на него сквозь полуопущенные ресницы. Это не актриса, это просто отчаявшаяся женщина, которую обстоятельства заставили шпионить для врага. Лучше думать так, чем знать, что она делает это, чтобы навредить стране, которая ее отвергла.

Но неужели он ищет оправдание для подлой предательницы?

– В таком случае вы в этом не одиноки, – его голос звучал спокойно, только немного холоднее, чем обычно... – Большинство дам, знакомых с де Сент-Амандом, находят его совершенно очаровательным.

– Я считаю, что так оно и есть. – Ее белые зубы закусили нижнюю губу, отчего та покраснела. – Он был очень любезен в ту ночь, когда спас Адорну. Видите, он сейчас с ней разговаривает.

Это была правда. Де Сент-Аманд перехватил Адорну, когда она возвращалась к своим воздыхателям, и она смотрела и отвечала ему с тем же вниманием, как и своему учителю французского.

– А вы говорили с ним раньше.

Джейн вытерла вспотевшую ладонь о бедро.

– Да, ему понравился мой эскиз. – Другая рука крепко сжимала злополучный альбом. – Тот, на котором нарисованы не вы.

«А что на нем нарисовано?»

Ее лицо казалось еще более розовым на воне чепчика, а устремленные на Блэкберна глаза имели виноватое выражение.

Пора закончить игру. Пора доказать себе, что она не предательница, или доказать ей, что он не идиот.

Блэкберн решительно схватил папку. Руки девушки на минуту напряглись, затем разжались.

– Правда, ничего особенного, – сказала она. – Любой бы смог так.

Все еще глядя на Джейн, он раскрыл альбом и опустил глаза. У него перехватило дыхание и занемели пальцы. Он даже непроизвольно смял край бумаги.

– Что это? – спросил Блэкберн. Словно сам не видел.

– Корабли, – очень серьезно ответила она. – Я пыталась выразить красоту этого дня, и они показались символичными... Другие леди, вероятно, нарисовали бы нечто подобное.

– А это? – он держал точное и подробное изображение «Вирджинии Белль».

– Тоже корабль. Де Сент-Аманд предложил... Его неистовый гнев вырвался наружу.

– Вы даже не можете взять вину на себя!

Он встал, схватил ее за локоть и рывком поднял. Ее перчатки упали на землю. Джейн наступила на подол платья и споткнулась. Блэкберн не обратил на это внимания. Крепко держа в одной руке альбом с эскизами, а в другой Джейн, он развернулся и быстро повел девушку в сторону дома.

–Куда мы идем? – она пыталась вырвать руку.

– Я дам вам один урок.

–Вы собираетесь учить меня живописи?

– Нет. – Он не смотрел на нее. Не осмеливался. – Жизни.

 

Глава 17

– Я не знаю, почему вы сердитесь. – Разъяренный Блэкберн грубо сжимал ее запястье, Джейн спотыкалась о кочки. – Это всего лишь эскиз, ничем не отличающийся от сотни других.

– Сотни других? Итак, вы добровольно признаетесь в этом, Джейн?

Ее не обидело то, что он назвал ее по имени. Ей не нравилась его усмешка, его поведение.

– Он лучше, чем остальные. Это преступление?

Маркиз резко развернул ее и остановился. Потрясая папкой, он сказал:

– Я не знаю. А сами вы как думаете?

Блэкберн, для большинства людей холодный и загадочный, пылал от злости. Вечернее солнце выглядывало сквозь кружевные облака и освещало половину его лица, лаская полные губы и ямочку над ними, созданную простым надавливанием пальца Создателя в сырую глину Его творения. Свет озарял сегодняшнюю щетину на подбородке Блэкберна, и она отливала золотом. Его нос выпирал так же гордо, как утесы Дувра. Широкий идеальной формы лоб напоминал лоб Аполлона, ветер играл его сияющими волосами.

Другая часть его лица находилась в тени, отчего синий глаз казался черным и выражал дьявольскую решительность.

С одной стороны – красота, свет. С другой – гнев, боль, темная сторона его души. Глядя на его лицо, Джейн видела картину, которую она напишет.

– Нет! – его рука, подобно клинку, решительно разрезала воздух. – Перестаньте так смотреть на меня. Вы не будете меня рисовать.

Ошеломленная Джейн попыталась отступить, спрятаться от его проницательного взгляда, но он не выпустил ее. Вместо этого он встряхнул ее руку и сказал:

– Что за самоуверенность, которая позволяет вам считать, что вы единственная, кто может видеть?

– Потому, что я единственная, кто видит, – вспыхнула она.

– Нет, – его губы сжались в злобной улыбке. – Нет. Клянусь, я отучу тебя принимать меня за идиота и дам тебе причину любить то, что у тебя есть в Англии.

Повернувшись, он потащил Джейн за собой. И хотя она яростно отбивалась, несмотря на ее рост и силу, Блэкберн был все-таки сильнее. Дело уже было не в эскизе, что-то большее руководило ими. Он взглянул на нее и понял, о чем она думает, и это было дерзкое нарушение ее личной свободы.

Она пыталась вырваться, надеясь убежать на пляж, но увидела, что за ними наблюдают, встревоженно и удивленно перешептываясь. Отчаявшись, Джейн помахала рукой племяннице. Но Адорна в ответ лишь вскинула руку и подпрыгнула на месте, словно ее тетя отправлялась в долгожданное путешествие.

По мере того как дикорастущая трава сменялась ухоженным газоном, расстояние между пляжем, компанией и Джейн увеличивалось. Она остановилась. Осока на краю тропинки зацепилась за кожаные туфли Джейн, и лишь благодаря Блэкберну, крепко обхватившему ее руку, девушка не упала на землю. Остановившись, Блэкберн спокойно посмотрел на нее. – Кричи, если хочешь.

Джейн набрала в легкие воздуха. Открыла рот. И поняла, что годы лишений и хорошие манеры оставили в ней свой отпечаток. Она медленно выпустила воздух и сказала:

– Я не кричу.

– Это я уже заметил, – его голос выдавал скрытое торжество. Взяв ее под руку, крепко сжимая папку, Блэкберн направился к ближайшей садовой тропинке. Джейн чувствовала, как сухожилия его руки напрягаются, чтобы держать ее, и как натягиваются мышцы бедра, пока он быстро вел ее вперед. Запах его лимонного мыла смешивался с бризом. Первое из встреченных ими качающихся от ветра деревьев накрыло их своей тенью. Джейн чувствовала, что какая-то неведомая сила поглотила, обезоружила и стремительно несет ее навстречу неизбежному, и она не могла этому противостоять.

Трава уступила место гравию. С обеих сторон тропинки росли высокие выстриженные кусты, усеянные цветами. Какая-то ветка зацепилась за чепец и наполовину стянула его с головы Джейн.

– Подождите! – Она попыталась остановиться, чтобы спасти головной убор. Чепец ей одолжила Виолетта.

Но Блэкберн прошипел:

– Ты и твои шляпы – просто катастрофа! – Одной рукой он развязал ленты и швырнул чепец на землю.

– Вы не можете этого сделать! – воскликнула Джейн.

Он проигнорировал ее слова с пренебрежением человека, который уже совершил преступление. Сжимая ее, словно железными клещами, он увлекал Джейн вперед.

Деревья все еще держали их в тени, а зелень вокруг стала гуще. Одна тропинка вилась по направлению к беседке. Другая вела прямо к открытому газону и широким ступеням дома.

Блэкберн продолжал быстро тащить ее в одном ему известном направлении. В свое время Джейн хорошо изучила Монтаг Хаус, национальный музей искусств. Но сейчас она чувствовала, что при попытке отличить одни насаждения от других у нее начинает кружиться голова. Девушка поняла, что они блуждают по лабиринту высоких аккуратно выстриженных кустарников, словно между живыми изгородями. И если бы ей вдруг удалось вырваться, она бы часами блуждала здесь под серым от туч небом.

Однако, взглянув на упрямый подбородок Блэкберна и холодный блеск в его глазах, Джейн решила все же попытать счастья и выбраться отсюда.

Но у нее не было ни единого шанса. Тропинка извивалась и петляла, уводя их все дальше и дальше, навстречу какому-то неизвестному ей безумию. Она пыталась отдышаться, утомленная быстрым темпом и петляющей дорогой, но Блэкберну, казалось, не было до этого никакого дела. Перед ним была цель, и сколько бы это ни заняло времени, – Джейн подумала, что они будут идти вечно – он достигнет ее.

Повернув за угол, который ничем не отличался от остальных, Блэкберн радостно вскрикнул. Они оказались в душистом теплом центре лабиринта. Ухоженная трава покрывала выпуклые холмики земли. С одной стороны росло маленькое декоративное дерево. Вдоль тропинки была укреплена железная решетка. Ее обвивало множество роз, источавших дурманящий аромат, – румяно-розовых, непорочно-белых и солнечно-желтых. Окружающие кустарники пропускали сюда лишь легкий ветерок, а насыщенный запах цветов был просто искусительным. Здесь находился журчащий источник с неторопливо струящейся водой, в которой со щебетом купались и чистили перышки небольшие птицы.

Это место могло бы стать чудом для счастливых любовников – и лорд Блэкберн вел ее именно сюда.

Несомненно, он и раньше приводил сюда женщин.

Стараясь вырваться из рук маркиза, Джейн ткнула его в ребра. Блэкберн согнулся пополам и выронил альбом. Джейн пыталась высвободиться, и перед тем, как лорд снова устремился к ней, поймала на себе его красный от ярости взгляд. Блэкберн сделал движение в ее сторону, но она схватила его руку и потянула вперед. Затем отпустила; послышался шлепок тела, падающего навстречу живой стене из розовых шипов.

Птицы пронзительно закричали и разлетелись. Не глядя на то, что натворила, Джейн подобрала юбки и побежала. Она уже повернула за угол, когда услышала, как Блэкберн взвыл от боли:

– Мои глаза!

Его глаза. Его прекрасные глаза цвета ночного неба. Выколоты шипами?

Она сделала еще пару шагов. Неправда. Это невозможно. Он блефует. Он пытается заманить ее в ловушку.

И хотя Блэкберн ничего больше не говорил, Джейн слышала, как он отмахивается от веток розы, ломает их, страдальчески стонет, слишком жалобно и слишком громко.

Джейн оправила юбки и быстро пошла прочь. Блэкберн – бог. Ничто не может повредить ему.

Она замедлила шаг. Но он человек. Война уже оставила на его лице шрам. Неужели колючки открыли его рану рядом с глазом?

Проклиная себя за глупость, она подкралась и заглянула за угол изгороди.

Он стоял к девушке спиной. Одной рукой Блэкберн сражался с цепляющимися за него шипами. Другую держал у лица. Джейн подошла ближе, стараясь идти по траве, а не по гравию, чтобы приглушить шаги, держась сбоку и зная, что чем ближе она приближается к нему, тем дальше уходит от безопасности.

Блэкберн убрал руку с лица, и Джейн заметила ржаво-красные пятна на его щеках и тонкую алую струйку, стекающую со лба.

– Лорд Блэкберн! Позвольте помочь вам. – Она поспешила к нему.

Джейн была всего в трех шагах от него, когда маркиз резко протянул руку и схватил ее. Его пальцы замкнулись на ее запястье, еще ноющем от предыдущего заключения. Лицо его было непроницаемым, когда он посмотрел на нее.

– Чтобы завоевать розу, нужно сразиться с ее шипами. Вырываясь, Джейн нечаянно ударилась о решетку. Шипы проткнули ее ладонь. Девушка вскрикнула. Блэкберн снова поймал ее, удерживая от новой раны при тщетной попытке вырваться.

– Стой смирно, – сказал он. Одну за другой он вытащил вонзившиеся в ее руку колючки. На ее глаза навернулись слезы боли – или унижения, что так легко попалась.

Но кровь все еще стекала с длинной царапины на его подбородке, пачкая накрахмаленный воротник. Лоб тоже был расцарапан, колючки проткнули его кожу сквозь одежду, отчего на ней появились красные пятна.

Какой они были парой в этот момент – в синяках и пятнах крови от борьбы с розами, друг с другом, со всем миром. По щеке Джейн пробежала слеза, и она поспешно вытерла ее свободной рукой.

– Почему ты плачешь? – спросил он.

– Больно.

– Я помогу. – Медленно подняв ее руку, он впился в нее губами. От такого интимного способа дезинфекции Джейн закрыла глаза, чтобы не видеть, как его гордая голова склонилась, оказывая ей услугу.

Это не помогло. Ей показалось, что он сильнее втянул губами ее кожу, чтобы полностью лишить ее рассудка. Его язык и губы ласкали ее ладони, и вдруг Джейн ощутила укус. Девушка вскрикнула, пытаясь вырваться, но он не выпустил ее. Наконец, подняв голову, Блэкберн выплюнул вытащенный им шип, затем опустил ее руку так, чтобы она могла все видеть.

На ее ладони была кровь. Он прижал свою израненную руку к ее руке. С точностью мастера он соединил их ладони. Его грудь бурно вздымалась от глубокого дыхания, и Джейн заметила, что дышит с ним в унисон. Сердце Блэкберна билось так громко, что она почти слышала его, и ее сердце стало стучать в том же ритме. Он многозначительно смотрел на нее из-под тяжелых век, и она услышала его голос:

– Когда смешивается наша кровь, мы соединяемся. Девушка вздрогнула, но его пальцы крепко держали ее ладонь, не позволяя вырваться. Блэкберн так сильно сжал ее, что на его руке выступили сухожилия.

– Кровное родство, – сказала Джейн, пытаясь уменьшить значение происходящего.

– Нет, дорогая. У меня есть сестра, и, уверяю тебя, то, что я испытываю к тебе, – отнюдь не братские чувства. На самом деле, – другой рукой он взял ее за подбородок и улыбнулся, – мой интерес к тебе абсолютно плотского характера. Я сейчас покажу тебе.

 

Глава 18

– Чего ты хочешь? – спросила Джейн, замирая от страха и желания.

– Тебя. Тебя, хорошего зрения, разгрома Наполеона, безопасных улиц и... тебя. В данную минуту будет достаточно, если я получу тебя.

Блэкберн держал их окровавленные ладони вместе, а другой рукой обхватил ее голову и притянул к себе.

Его поцелуй. Те же губы, тот же язык, те же прикосновения, как и одиннадцать лет назад. И все же другие. Произошедшее между ними разлучило их, а теперь обстоятельства и настойчивость Блэкберна вновь соединили.

Его поцелуй. Уже не жадный. Скорее жаждущий и сердитый, не такой как тогда. Тогда он был в бешенстве из-за того, что стал по ее милости посмешищем. Теперь он раздражен потому что... потому...

– Почему? – неожиданно для себя зашептала она его губам. – Почему?

– Потому что кому-то нужно надеть на тебя узду.

Притянув Джейн ближе, он повалил ее на траву. На один короткий миг она увидела затянутое серыми тучами небо, живую изгородь из роз и землю – совсем близко. Она лежала на мягком травяном холмике, словно на диване. Рэнсом опустился перед ней на колени, как слуга перед своей королевой.

Странная мысль, ведь этот тиран ни о чем не просил. Он наклонился и, не дав ей опомниться, снова поцеловал. Но она продолжала задавать себе вопросы, все больше негодуя. Как он посмел думать, что ее нужно обуздать?! И почему он так уверен, что сможет это сделать?

Они смешали свою кровь, теперь смешивалось их дыхание.

Джейн хотела этой близости одиннадцать лет назад. Сейчас она сопротивлялась. Она уже не та глупая девчонка, как раньше. Но и он не проявлял прежнего нетерпения, покрывая ее легкими, как дуновение ветра, поцелуями. И если бы не его мягкие губы, его нежный жар и ответный жар ее тела...

Она назвала его сумасшедшим. Но что за безумие овладело ею, если она вся горит и открывает губы навстречу ему?

Поцелуй. Только поцелуй.

Когда он прижал свои губы к ее губам, у Джейн перехватило дыхание от их сладкой влажности. Снова и снова. Он прикоснулся к ней. Сжал ее плечи и требовательно – как тогда – провел рукой по изгибам ее тела. Теперь она хорошо понимала, что это значит. Она сама предупреждала Адорну не уступать мужчине. Джейн была старше. Взрослая женщина, несомненно, сможет подавить желания плоти.

Большой палец, мягкий, как норковый мех, слегка коснулся ее соска через сорочку и корсаж легкого шерстяного платья. Возбуждение волной прошло по ее телу.

Оказывается, взрослая женщина может хотеть этого так же, как пылкий мальчишка.

А при своей искушенности и показной усталости от мира лорд Блэкберн довольно убедительно играет пылкого мальчишку, который неистово хочет ее, ничем не примечательную Джейн Хиггенботем.

Джейн не понимала его. Ничего в нем не понимала. Прежде она умела читать его мысли и видеть его насквозь, потому что он был таким поверхностным.

Она отгоняла эту новую и предательскую мысль, но мысль возвращалась.

Он был поверхностным. Поверхностным, беззаботным и небрежным.

Теперь все изменилось. Что-то изменило его. В нем появилась глубина. И если Джейн постарается, то, возможно, сумеет приоткрыть завесу его мыслей, его души. Но девушка напрасно вглядывалась – в этой глубине ничего не было ясно. Он не приглашал ее в свой закрытый мир. К тому же Джейн боялась, что, пристально вглядываясь, он увидит боль и одиночество, которые она испытала. Их кровь смешалась, сольются и их души, и не только она узнает его, но и он – ее. Ее мечты, устремления... и он будет смеяться. Все всегда смеются.

– Расслабься, я не причиню тебе боли. Ты перестаешь дышать, когда я целую тебя. Я хочу целовать тебя постоянно.

Он улыбнулся ее печальным и растерянным глазам. Нежно касаясь ее строгого воротника и рукавов, он сказал:

– Мне нравится этот цвет шалфея. Твои глаза... такие зеленые. Как мох.

Блэкберн нахмурился, словно был недоволен собой, но она хорошо поняла, что он имеет в виду. На улице, где жил лорд де Сент-Аманд, мох рос в тени и имел такой сочный зеленый оттенок, который может создать только Мать Природа. Джейн не терпелось перенести этот цвет на холст. Она даже завидовала Рэнсому. Его комплимент она оценила.

– Это платье, хоть и красивое, мешает. – Он ослабил завязки на шее, массируя ее, словно гладил кошку. – Позволь мне расстегнуть его. Дорогая, дай мне только взглянуть...

Вдали шумел океан, и этот звук отдавался в ее теле и в ее лоне. Он ласкал ее, словно сама Природа.

Она пыталась воззвать к своему разуму, но тщетно. Блэкберн все еще ненавидит ее? По-прежнему хочет наказать? Почему обыкновенный рисунок вызвал в нем такую ярость?

А это сейчас важно?

Этот мужчина с завораживающими синими глазами и великолепным телом спал с ней в одной постели, шел рядом по улицам, его образ преследовал Джейн на протяжении одиннадцати лет.

Приподняв шею, она позволила ему расстегнуть пуговицы под самым подбородком.

Спускаясь постепенно все ниже, он проговорил:

– Я мог бы быть проворнее, но прошло столько времени, когда я последний раз дотрагивался до тебя.

Она никогда не была знакома с нежным Блэкберном. С заносчивым – да. Временами невыносимым. Но, хотя она догадывалась, что за свою жизнь он расстегнул несметное количество пуговиц, он никогда не напоминал ей об этом. Он говорил лишь о ней. Как будто все это время вел такую же непорочную жизнь, как и она.

Прежняя грация его движений исчезла, заставляя его опираться на одну руку. На его щеках играл румянец.

– Я так сильно хотел увидеть тебя тогда. Ты это знала?

– Я ничего не понимала в тот день. – Тогда она была дурой. А сейчас? – Но я знаю это теперь.

Он расстегнул ее сорочку и неотрывно смотрел, словно не мог наглядеться.

– Восхитительно, – прошептал он. – Совсем как я себе представлял.

Она в смущении попыталась прикрыться, но он остановил ее руки, поцеловал кончики пальцев и положил рядом с головой.

– Жаль, что солнце не светит, – задрав голову, он посмотрел на хмурое небо. Затем – снова на нее, на ее мягкие розовато-коричневые соски. – Но еще достаточно тепло, да, милая?

Края корсажа и высокая талия платья выставляли ее грудь навстречу ему. Блэкберн в восторге склонился над девушкой. Он облизал губы.

Джейн заметила, что облизывает свои.

– Я поцелую тебя сюда, – он дотронулся до нижней части ее груди и почти, почти до самого соска, – и тебе будет так приятно, что ты будешь умолять меня о большем.

– Нет. – Она не будет умолять.

– Да! Я обещаю.

Он был прав. Джейн это знала. Каждая его ласка была для нее настоящим произведением искусства. Она согласна на все, лишь бы быть скульптурой в его руках. Готова даже умолять.

Но он отпустил ее и потянулся к сломанной ветке на розовом кусте. Блэкберн оторвал розу, цвет которой напоминал перламутр морской раковины, оборвал шипы, и вдохнул ее аромат. Его глаза закрылись в чувственном восторге, ресницы коснулись янтарно-золотой кожи.

Затем он открыл глаза, улыбнулся и поднес цветок к лицу Джейн. Она ощутила сладкий запах, словно согретая послеполуденным солнцем зелень в преддверии дождя. Блэкберн снова поднял розу, и Джейн заметила, как чудесно завивается каждый лепесток, образуя бутон.

– Этот цветок напоминает мне тебя. – Он облизал палец и нежно провел им по мягким румяным лепесткам, затем попробовал напоминающую абрикос завязь цветка.

Джейн наблюдала за его движениями, понимая, о чем он думает. Она уже избавилась от стыда и ощущала только всепоглощающее желание, которое заставляло ее трепетать. Сжав бедра плотнее, Джейн попыталась унять охватившее ее сладострастие, но почувствовала влагу и боль внутри, словно ее что-то распирает.

Он снова поднес к ней цветок – на этот раз к ее губам. Бархатные лепестки нежно щекотали ее губы. Он очертил розой их контур. Ее ноздри вдыхали волшебный аромат.

– Такой красивый рот, – сказал он.

– Слишком большой. – Она едва могла шевелить губами, слишком очарованная нежными прикосновениями и чувственной игрой.

– Нет. Мужчине это понравится. Он будет представлять, как эти губы целуют его лицо, грудь, бедра... и везде, где только может женщина целовать мужчину.

Джейн забывала дышать. Она вообще обо всем забыла, кроме его внимательных и лукавых глаз. Он знал так много, – а она так мало. Она никогда не могла вообразить себе того, что он сейчас с ней делал, на что намекал. Даже в самых заветных мечтах она не могла... Или могла?

– Ты покраснела, милая, и не только на щеках. – Он провел цветком по ее щекам, лбу и подбородку. Лепестки, подобно шелку, касались лишь маленького участка ее кожи, но эти прикосновения блаженно отдавались во всем теле.

Роза, искусно направляемая Блэкберном, обрисовала овал ее лица. Словно услышав его желание, Джейн повернула голову и почувствовала, как цветок направляется к ее уху. Стоя на коленях, Блэкберн склонился ниже. Роза... нет, его язык медленно скользил вдоль ее уха, останавливаясь в центре. Джейн подняла свои руки и запустила их в его волосы.

– Джейн, – тихо прошептал он, и его дыхание словно обожгло ее. – Убери руки.

Она почти не понимала, что он говорит. Почти. Но когда он перестал двигаться, ей постепенно стало ясно, что он не будет продолжать свою утонченную пытку, пока она не подчинится. И, хотя от его прикосновений Джейн дрожала, как в ознобе, ей не хотелось, чтобы он останавливался.

Поочередно разжимая пальцы, она раскрыла ладонь. Ее руки слабо скользнули по его волосам, шее, плечам. Наконец она неохотно убрала их.

Девушка не подозревала, что, прикоснувшись к нему, захочет большего, что это сделает ее податливее. Она не знала бы, что он сейчас чувствует, если бы не услышала приглушенный стон. Следуя своим желаниям, она снова протянула к нему руки, но он сел.

– Нет.

Она потянулась к нему.

Отрицательно качая головой, он коснулся розой своих губ.

Бархатное обещание. В полуночном небе его глаз сверкнули звезды, когда она снова поднимала к нему руки.

– Положи руки над головой. – Его губы прикасались к лепесткам, и она представила себе их движение на своей коже. – Я хочу видеть, как твои груди гордо смотрят вверх. Я тебе говорил, насколько они прелестны?

Даже его голос действовал возбуждающе – глубокий и тихий, будто секреты, которые таятся в нем, слишком сокровенны, чтобы делиться ими даже с ветром. Джейн вытянула руки вверх, и словно в награду Рэнсом погладил ее ладонь цветком, лаская им ее пальцы.

Как рука Джейн – в рубцах и мозолях – могла стать объектом для таких изысканных ласк? Эти сладкие муки не могут продолжаться, иначе она потеряет контроль над собой. Охваченная острым чувством счастья, она закричит, и это выдаст самую сокровенную часть ее натуры.

Держа розу за стебель, Блэкберн провел ею вдоль ключиц девушки, от одного плеча к другому.

– Ты красивая и сильная. У меня хватало ума восхищаться тобой даже тогда, давным-давно.

Одной фразой он укрепил ее уверенность в себе, которую ей давал высокий рост. Одним прикосновением он установил связь между ее кожей и нежными розовыми лепестками. Он осторожно провел цветком вниз, туда, где высокий пояс платья скрывал ее тело.

Но он не дотронулся до нее там, где ей наиболее страстно хотелось. Он смотрел, как она дышит, его глаза расширялись, затем прищуривались, и Джейн точно знала, что в этот момент он хочет ласкать ее. Однако он вел выжидательную игру, мучая их обоих.

– Пожалуйста, – прошептала она, – прошу...

Джейн услышала его мелодичный и уверенный смех. Она глубоко вдохнула, его улыбка погасла:

– Подожди. Позволь мне... – Оторвав один лепесток, он подбросил его вверх. Лепесток покружил и медленно опустился ей на грудь. Затем еще и еще, и каждый падал в определенное место на ее теле. Один украшал ее губы, другой покоился в волосах. Наконец, словно не доверяя легкомысленному ветру, Блэкберн оторвал самый маленький, самый душистый и крепкий лепесток и неторопливо опустил на ее сосок.

Рэнсом не касался ее, только лепесток.

– Смотри, – сказал он.

Подняв голову, Джейн взглянула на себя – бесстыдно голую, одетую лишь в лепестки роз. Они подрагивали, почти невесомые, дрожа от ветра и ее дыхания. Один из них лежал на вершине ее груди, пристав к нежной коже.

– Бархат к бархату, – сказал Блэкберн.

Затем медленно наклонился и кончиками пальцев слегка коснулся ее кожи.

Ее сосок затвердел, и лепесток соскользнул с него.

Она прогнулась под его рукой, желая всего остального, желая сейчас. Она ждала, что он дотронется до нее, по-настоящему дотронется, уже было пора. Давно пора.

Лукавое выражение исчезло с его лица, уступив место мужской настойчивости и вожделению. Рэнсом лег рядом с ней. Склоняясь над Джейн, он страстно целовал ее, требуя ответа, как перед этим требовал подчинения. И Джейн радостно отвечала ему, раскрыв рот и прося, требуя быстрого удовлетворения в награду за ее ожидание.

Ее пальцы снова запутались в его волосах, наслаждаясь прикосновением к шелковым прядям. Джейн хотела направить его, но он в этом не нуждался. Он говорил, что, глядя на нее, знает, о чем она думает. Должно быть, это была правда, потому что он взял в ладони обе груди и приподнял их. Бережно поддерживая, он целовал их, и плавные движения его губ делали ее тело восприимчивой к ветру, к розе, к мужчине. Когда его язык лизал ее грудь, она уже не могла сдерживать восторга. Джейн вскрикнула и застонала, извиваясь под ним.

– Задери для меня свою юбку, дорогая, – прошептал он, и его дыхание щекотало ее кожу. – Покажи, что ты хочешь меня.

Джейн послушалась. Она неистово хотела его. Она хотела его прямо сейчас. Собрав юбки в охапку, она собиралась с силой дернуть их вверх.

Он положил на них свою руку.

– Медленно. У нас есть время.

Рэнсом улыбался, поглаживая ее, но неторопливость его движений не могла обмануть Джейн. Его яркие глаза лихорадочно блестели. Его ноги постоянно двигались, и он внимательно следил за тем, чтобы не дотрагиваться до нее пока ничем, кроме рук.

Он больше не дразнил ее. Он был так же разгорячен, как и она. Но по какой-то причине держал себя, словно в суровой узде.

Что ж, он не единственный, кто может дразнить, Джейн тоже это умеет.

Она мучительно медленно поднимала юбки, про себя улыбаясь тому, что он смотрит куда угодно, только не туда. Он нарочно не замечал ее белых шелковых чулок, подвязок, которые их держат, панталон, застегивающихся на колене. Но когда, дойдя до бедер, Джейн остановилась, не осмеливаясь обнажать себя под открытым небом, она увидела, что Блэкберн напряженно смотрит ей в глаза.

– Продолжай, дорогая. Пожалуйста.

Когда он так ее называет, Джейн готова на все. Она судорожно подняла подол.

На этот раз он прямо смотрел на нее, и всякий девичий стыд, который она до этого испытывала, исчез. Его лицо застыло, и лишь глаза выдавали волнение. Они жарко пылали, впитывая открывшееся им зрелище, потрясенные близостью к Джейн.

К мисс Джейн Хиггенботем.

Он протянул руку и погладил тонкий хлопок на ее животе. Чувствуя жар его ладони, Джейн сжала пальцы ног, а когда он раскрыл прореху в ее белье, чуть коснувшись темных колечек волос, ей пришлось прикусить губы, чтобы сдержать крик восторга. Такое легкое прикосновение... но оно обещало больше. Его рука двигалась в определенном направлении – к центру ее тела, и сейчас его палец касался ее плоти.

Он дотрагивался до верхней части ее щели, не более, но она крепко сжала бедра, чтобы унять их дрожь.

Он понял это иначе:

– Не отталкивай меня. Не теперь.

Джейн хотела возразить, но, если она заговорит, ее голос будет дрожать. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как поднять колено.

– О Джейн. Дорогая.

Она всего лишь подняла колено, а он восторгается, словно Зевс, создававший свою первую молнию. Джейн осознала, что Блэкберн боготворит ее. Она хотела восхититься этим, но он открыл ее скрытую плоть, дотронулся до нее, и Джейн обо всем забыла. Его пальцы медленно водили вверх-вниз, каждый раз почти проникая в нее, но не полностью. С момента, когда он повалил ее на траву, она лежала почти неподвижно, парализованная его волей, своим наслаждением и его ласками, расточаемыми в обмен на покорность.

Теперь она больше не могла. Ее бедра поднимались и извивались, стараясь поймать его руку.

Он улыбался от удовольствия и восхищения.

– Ты меня хочешь там, милая? Скажи? Ты хочешь меня?

Его пальцы замерли. Джейн тоже замерла. В наступившей тишине слышался только шум ветра в верхушках деревьев, хриплое дыхание Блэкберна и ее легкие частые вздохи. Несмотря на то что здесь было тепло, по телу Джейн пробежали мурашки: то ли предупреждая об опасности, то ли обещая наслаждение.

Хотела ли она Блэкберна? Да. Слишком сильно и слишком давно. Если она признается в этом, выдаст себя, он одержит победу, еще более значительную, чем прежде, а личная трагедия Джейн превысит все самое ужасное, которое она когда-либо пережила.

Вопрос был в том, действительно ли Блэкберн изменился? Или те новые, открытые ею глубины его души таят в себе лишь неудовлетворенную страсть... к ней?

Не станет ли она вновь жертвой его бесконечной, опустошительной жажды мести?

Она не знала. Она лишь понимала, что если скажет неправду – что не хочет его – и он уйдет, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Да, – ответила Джейн. – Я хочу тебя.

Ей показалось, что он облегченно вздохнул, но гораздо важнее было то, что его палец скользнул внутрь, смягчая сладкую пытку.

Она не собиралась отталкивать его сейчас, но неожиданно замерла. Она не понимала, что он может почувствовать себя чужим, завоевателем. Но чтобы позволить ему проникнуть внутрь, требовалось больше доверия, чем у нее было.

Какие-то подлинные чувства руководили им, потому что он прошептал тоном нежного любовника:

– Сердце лабиринта. – Его палец проник внутрь, затем вышел обратно. – Я слишком долго искал его. – Палец повторил движение.

Внутри Джейн снова начало разгораться пламя страсти. Ее тело сжалось вокруг его пальца, и, когда он вытаскивал его, чтобы надавить на самую чувствительную часть ее тела, ее мышцы внутри все больше расслаблялись.

Она громко застонала и закрыла глаза, сконцентрировавшись на единственном значимом месте – там, где была его рука.

– Вот так, девочка, – он, казалось, не дышал. – Немного глубже. Немного выше.

В его словах было мало смысла, но Джейн это не заботило. Она лишь хотела...

Затем смутное ощущение дискомфорта замедлило ее движения, и она услышала, как Блэкберн прошептал:

– Ты можешь взять больше, дорогая? Еще один палец?

Она не могла и хотела уже об этом сказать, но почувствовала, как второй упрямый палец присоединился к первому. Теперь его большой палец надавливал сильнее. Джейн натянулась. Было больно. Потом прошло...

Успокаивая ее поцелуями в грудь, он прошептал что-то похожее на похвалу.

Обезумев от ритма его пальцев, Джейн двигалась, стараясь приблизиться к Блэкберну, готовая следовать за ним, куда бы он ни повел ее.

И он привел. Все ее тело содрогнулось, затем сжалось, каждый мускул напрягся, все чувства исчезли, кроме только что познанного ощущения настоящего экстаза. Она металась и стонала, она жила, всецело поглощенная своим удовольствием и полностью зависимая от Блэкберна за каждый миг восторга, испытанный ее телом.

Когда Джейн пришла в себя, она увидела, что лежит на земле, тяжело дыша, и что Рэнсом смотрит на нее, а над его верхней губой выступили капельки пота. Она медленно, с немой мольбой, протянула к нему руку, и он стал на колени. Расстегнув брюки, он начал их снимать. Сейчас и здесь – под открытым небом – он наконец откроется ей, и Джейн ждала с нетерпением, желая видеть, как на самом деле выглядит мужчина. Как выглядит Блэкберн.

Но он медлил. Джейн не знала, хорошо ему сейчас или нет. Она лишь видела, как уголки его губ поползли вниз, брови приподнялись, и он одновременно засмеялся и застонал.

Оставляя брюки расстегнутыми, но плотно сидящими на талии, Блэкберн наконец – наконец-то – раздвинул коленом ее ноги, готовя для себя место. Облокотившись, он с силой прижал ее бедра к своим, дерзко, как будто имел на это право. Если бы он снял брюки, он был бы уже внутри нее, и Джейн не могла бы его остановить. Она была слишком влажная, слишком расслаблена и слишком готова для него, чтобы оказывать сопротивление.

Да она и не хотела его останавливать. Джейн смутно подумала, что, наверное, сошла с ума. Как будто это оправдывало то, что такая убежденная старая дева, как она, лежит на траве с задранными юбками и расстегнутым корсажем. С робким предвкушением она обхватила бедрами его ягодицы и прижала ближе.

Он закрыл глаза в последней сладкой борьбе, затем опустился к ней, все ближе и ближе, пока его грудь не оказалась между ее ног.

И, словно это был некий знак небес, начался холодный ливень.

 

Глава 19

Джейн выглядела такой же напуганной и пораженной, каким чувствовал себя Блэкберн, – словно он получил щелчок от Матери Природы за то, что предавался ее самому главному удовольствию. Джейн отчаянно моргала, ослепленная ливнем.

Капли с его волос падали на Джейн, но какое-то время он оставался в том же положении, сохраняя ощущение тепла сухой одежды и не успевшей угаснуть страсти. Но потом он понял, как все глупо.

Но он не мог пошевелиться. Он защищал ее собой от дождя. От далекой молнии, негромкого раската грома и любой другой опасности. И это было еще глупее.

Блэкберн встал и помог подняться Джейн.

– Чертов грязный, отвратительный проклятый дождь! – высказался он.

Джейн высвободила руки и, ссутулившись, обхватила себя, пытаясь согреться. Со своими короткими промокшими насквозь прямыми волосами, в платье, облепившем тело, она имела безутешный и виноватый вид.

– Дурацкий, проклятый, гнусный дождь, – повторил он. От злости ему хотелось что-нибудь пнуть, что угодно, но его досада и проклятия заставляли Джейн лишь пристальней вглядываться в свои испорченные кожаные туфли с той напряженностью, с которой она еще совсем недавно смотрела на Рэнсома. Несправедливо, что именно тогда, когда она была так близка к осуществлению своего желания, ей помешал идиотский чертов английский ливень.

Несомненно, это было несправедливо и по отношению к Блэкберну. Она стояла, промокшая, с расстегнутым платьем, ее соски смотрели на него, каждый изгиб ее тела был, к восхищению Блэкберна, очерчен мокрой одеждой, и дождь был не таким уж холодным, чтобы погасить его страсть.

Если бы он не был так решительно настроен постепенно открыть для этой девственницы мир чувственных наслаждений, если бы он не был таким идиотски благородным, он бы сейчас не мучился. С любой другой женщиной все бы закончилось еще полчаса назад и началось во второй раз. Но нет, ему хотелось сделать ее первый раз особенным.

Так и получилось, ничего не скажешь. Холодный пронизывающий дождь тушит горячее, так старательно разведенное им пламя.

Черт бы его побрал! Хуже всего было то, что единственное, о чем он может думать – это Джейн. Он говорил ей, что она прекрасна. Как мало это значит! Он стольким женщинам говорил то же самое. Но это было до того, как он отправился на Полуостров, до его сражений на войне, в то время, когда он свято верил, что самая главная вещь – высокое общественное положение. После того позорного инцидента со статуей его авторитет лишь повысился, заставляя его любовниц обожать его. И он лгал им о красоте, хотя эти слова ничего не значили.

Но эта женщина, именно эта женщина, которая мокла сейчас под дождем, посинела от холода и настолько смущена или ошеломлена, что даже не может застегнуться, – она действительно прекрасна. Он совершенно потерял разум – свой грязный дьявольский разум – и желал бы знать, где и почему.

Блэкберн хотел грубо сказать Джейн, чтобы она оделась. Вместо этого он услышал, как теплым, ищущим ее расположения голосом говорит:

– Милая, позволь мне помочь тебе.

Она подняла голову, ее зеленые глаза – самое притягательное, что в ней есть – не были даже зелеными. Сейчас они были поблекшими, бесцветно-серыми, как небо и весь этот день.

– Что мы будем де-делать? – ее зубы стучали. – Я не мо-могу возвращаться в таком виде на пляж.

Он так долго ублажал ее, что она уже не была способна на какие-нибудь глупые женские выходки.

– Никакого пляжа. – Он сам удивлялся своему ласковому тону. – Все попали под дождь. Они спрятались в экипажи и уехали.

– Но они не могли так с-сделать. Только не Адорна, не Виолетта с Тарлином. Они не могли меня бросить.

«Если бы не хотели заставить меня на тебе жениться», – мелькнуло у Блэкберна в голове. Но он не мог произнести это вслух. Джейн выглядела такой жалкой.

– Они верят, что я позабочусь о тебе, – мягко ответил он. Подойдя ближе, Рэнсом стянул края корсажа и пытался попасть пуговицами в петли. Если он как следует сконцентрируется на этом занятии, она не сможет использовать свою отвратительную способность читать его мысли. Сейчас Джейн слишком слаба, чтобы ее волновало его мнение.

Однако как необычайно трудно было застегнуть пуговицы на очаровательной, с проступившими голубыми жилками груди. Его наполовину замороженные руки стали скользкими от пота. Вода стекала с ее шеи, собираясь на кончике каждого соска, и, если совсем чуть-чуть наклониться, он может взять его в рот, всосать...

– Я сама это сделаю. – Ее руки повисли над его ладонями, словно она боялась нечаянно дотронуться до них.

Джейн все-таки прочла его мысли, но не узнала о раздражении.

– Да. – Он выпустил и отступил. – Так будет лучше.

Она, наверное, решила, что, если позволит ему этим заниматься, его желание возобладает над неудобством положения и он овладеет ею прямо тут, на мокрой траве. И в его предательски грязном, будь оно неладно, воображении возникла картина двух бесстыдно голых тел под дождем.

– Я бы хотела, чтобы вы не смотрели на меня так. – Она завязала веревочки на сорочке, но ее пальцы соскальзывали с пуговиц, а голос дрожал. – Это действует мне на нервы.

Возникшая в уме сцена неохотно растаяла.

–Хорошо. – Он отвернулся от нее и осмотрелся в поисках какого-нибудь убежища. Им придется искать дорогу из лабиринта. Джейн вся дрожит, и он не хочет, чтобы она подхватила лихорадку. Не теперь, когда он уже так близко к тому, чтобы...

Заметив пресловутую папку, он поднял ее.

– Нам придется идти в дом.

Джейн привела себя в порядок и даже сумела принять респектабельный вид, если не считать струек воды, стекавших с ее лица.

– Как вам будет угодно, лорд Блэкберн. Повернувшись к ней прежде, чем успел сдержаться, он резко ответил:

– Ради Бога, называй меня Рэнсом. Наши отношения перешли, наконец, в эту стадию.

Джейн не ответила, лишь смотрела прямо перед собой, подбородок ее дрожал.

Она не отвечала с привычной, принятой в обществе вежливостью. Возможно, они оба были слишком напряжены.

– Сюда. – Он пошел вперед, отыскивая дорогу из лабиринта. Светский разговор поможет преодолеть натянутость между ними.

– Дождь очень нужен для урожая.

– Для урожая.

Он уверенно шагал вперед.

– Да, для урожая.

– Вы занимаетесь фермерством? – в ее голосе мелькнула радостная нотка.

Он не был уверен, что лучше – чтобы она смеялась над ним или заплакала над собой.

– Турбийон довольно большое поместье, и я особое внимание уделяю работе управляющего. Я не верю, что нужно полностью перекладывать ответственность на слуг. Это ведет к воровству и распущенности.

Рэнсом вдруг заметил, что в присутствии Джейн говорит слишком напыщенно. Потом подумал, что, наверное, всегда так говорит, но замечает это только рядом с ней.

– Я тоже обнаружила, что за слугами нужен присмотр, когда жила у Элизера.

Лабиринт был очень узким, и Джейн шла за Рэнсомом. Когда он попытался пропустить ее вперед, она опустила голову и сделала вид, что не заметила этого.

Наступила неловкая тишина, во время которой Джейн вспоминала годы добровольного рабства у Элизера. Блэкберн подозревал, что за эти годы она поняла, насколько они разные люди, а также, как ему казалось, преисполнилась чувства горечи по отношению к своей стране.

Он не мог этого допустить. Она должна осознать, что между ними нет разницы. Понять, насколько она любит... Англию.

– Мы со Сьюзен выросли в Турбийоне.

Когда они, наконец, вышли из лабиринта, Блэкберн, не встретив возражений, взял Джейн под руку и повел рядом с собой.

– Это не особо пышное поместье. И конечно, не такое уж большое. – Он хотел дать ей понять, что, невзирая на богатство, умеет ценить то, что его окружает. – Но земля прекрасна в своем нетронутом, первозданном виде. Ты... любишь океан?

– Очень. Я ничего так не люблю, как мокнуть в холодной воде. Настороженный ее колким тоном, Рэнсом быстро взглянул на Джейн:

– Ты шутишь.

– Надеюсь.

Ее тон был издевательским, почти как у той Джейн, с которой ему нравилось соревноваться в остроумии.

– Ну что ж. Да, учитывая сегодняшнюю погоду, хорошо, что ты любишь мокнуть в холодной воде. Еще хорошо, что ты любишь океан. Ты ведь это имела в виду, правда?

Ее голос потеплел:

– Я очень люблю океан.

Он испытал странное ликование. Она говорила правду, он видел, и это было важно. Он также счел необходимым, чтобы она узнала о его планах.

– Когда закончится война, я вернусь в Турбийон и буду жить там.

– Вы часто туда ездите? – она казалась заинтересованной, почти такой, как обычно, к тому же не вырывала у него свою руку.

Беседуя, они оба испытывали удовольствие.

–Да. Конечно, ненадолго, так как министерство иностранных дел требует моего присутствия здесь. – «Этого не нужно говорить!» – пронеслось в голове у Блэкберна. – Вернее, так было раньше, а потом эта работа мне наскучила, и я ее оставил.

– Вы быстро начинаете скучать, не так ли?

– Как раз в прошлом месяце, – поспешно продолжал он, – я вернулся с похорон дочери моего соседа. Ужасное событие. Селме было всего девятнадцать, прелестная девчушка, выехала в свет всего год назад. И вот она на прогулке срывается с утеса.

Рука Джейн дрогнула.

– Какой ужас!

– Мистер Каннингем винит во всем туман, но миссис Каннингем утверждает, что Селма прекрасно ориентировалась на местности. Мать настаивает...

– Каннингем? – Джейн резко остановилась, и ему пришлось выпустить ее руку. – Вы сказали Каннингем?

Блэкберн повернулся к девушке, пытаясь понять, откуда взялось это обезумевшее выражение на ее лице.

– Да.

Джейн проглотила ком в горле и посмотрела ему в глаза.

– Я слышала, что мисс Каннингем была убита.

 

Глава 20

– Убита? – Блэкберн остановился под раскидистым дубом, не способным, однако, защитить их от дождя. – Не шути так.

– Я не шучу. – Джейн смотрела на него, словно лесная нимфа, оскорбленная хлеставшим на нее дождем и уязвленная недоверием. – Мисс Каннингем – а я уверена, что второй знатной леди с таким именем, убитой в прошлом месяце, быть не может – была ученицей мсье Шассера, и он был совершенно подавлен как ее смертью, так и вызовом в полицию.

– Ах, это. Селма не была убита. Ее мать, женщина довольно истеричная, настояла на расследовании, вот и все. Она сказала, что девушка хорошо знала парк и его окрестности. Она уверяла, что ее дочь не могла нечаянно оступиться. – Несмотря на несогласие с подозрениями миссис Каннингем, его мозг стремительно заработал. – Почему Шассера вызвали в полицию?

– В тот день он давал мисс Каннингем урок, к тому же он француз. Веские причины для обывательского менталитета. – Джейн наверняка прочла на лице его мысли и добавила: – Такого, как ваш.

Безобидный учитель французского, имеющий доступ в лучшие дома, следует за своими учениками в Лондон на время сезона, а потом возвращается в их владения. Непохоже на то, что между ним и сетью французских шпионов существует какая-то связь, но Блэкберн не мог забыть историю с горничной Дэвисов. Девушка похитила поцелуи и государственные тайны у мистера Дэвиса и семейные секреты и драгоценности у миссис Дэвис, после чего удрала на континент и сунула нос в дела английской разведки.

Мисс Каннингем раскрыла, что Шассер шпион, и ее убили, чтобы заставить замолчать?

Потом он вспомнил, что Селма была самой глупой из всех когда-либо встречавшихся ему девушек. Он сухо заметил:

– Если бы Селма даже наткнулась на всю французскую армию, шагающую по пляжу, она бы радостно приветствовала парад. Не могу представить, что смог бы выведать у нее французский шпион, сомневаюсь даже, что она знала о конфликте между нашими странами.

Джейн согласно кивнула, но сомнение все еще занозой сидело в сознании Блэкберна, – он сейчас во всех сомневался, – и он решил, что сообщит о Шассере мистеру Смиту. За Шассером будет установлено наблюдение.

Блэкберн смотрел на Джейн. Она, конечно, не имеет отношения к такой отвратительной вещи, как убийство...

Молния озарила небо, послышался раскат грома, и Блэкберн подумал, что нельзя стоять под высоким деревом, в них может ударить молния.

На сегодня для него достаточно ударов молнии.

Быстро уводя Джейн из-под дуба, он сказал:

– Уверен, что ты права. Ну, давай же. Один хороший пробег, и ты будешь в доме, где мы сможем высушить тебя.

Джейн не хотела идти. Блэкберн видел, что она пыталась отстать и прекрасно понимал ее. Его сестра Сьюзен была прямолинейна в светской беседе. Одному Богу известно, что она выскажет с глазу на глаз.

Но у них не было выбора. Близился вечер, небо было затянуто тучами, поэтому Блэкберн почти силой затащил Джейн на ступеньки и постучал в деревянную дверь. Дворецкий, служивший в поместье Гудридж так давно, что Блэкберну казалось – вечно, открыл дверь и с поклоном провел их в просторную прихожую, имея при этом такой невозмутимый вид, словно промокшие до нитки люди регулярно приходят сюда искать убежища.

– Приветствую вас, милорд. Мы ждали вас и... мисс Хиггенботем?

Джейн кивнула, и Илфорд поклонился ей.

– Ждали нас? – Блэкберн вопросительно сморщил лоб.

– Лорд и леди Тарлин вместе с очаровательной мисс Морант пришли сюда, когда началась гроза.

– Где они сейчас? – Джейн сжала руки. – Мы возвращаемся сегодня в Лондон?

Ее сияющие глаза и надежда разозлили Блэкберна. Протянув Илфорду папку, он приказал:

– Пожалуйста, высуши это и отнеси в спальню мисс Хиггенботем.

Илфорд взял папку и изобразил на лице сочувствие.

– Мне очень жаль, мисс, но их здесь нет. Леди Гудридж убедила всех ехать домой, сказав, что мы позаботимся о вас. – Он передал папку подошедшей служанке. Та побежала с нею наверх; Джейн выглядела такой расстроенной, что Илфорд поспешил успокоить ее.

– Мы позаботимся о вас, мисс, и о вашей... хм... книге. В библиотеке вас ждет чай и сухие полотенца.

Вода громко капала с промокших брюк Блэкберна на мраморный пол. Он заметил это, как и то, что от сквозняка со стороны витой лестницы у Джейн посинели губы. Необходимо как можно быстрее отвести ее в теплое сухое место. Ему нужно исправить плачевное впечатление, произведенное на нее тем, что задумывалось им как захватывающее любовное приключение. Он принялся подталкивать Джейн к открытой освещенной двери.

Вдруг он вспомнил, что было внутри, в нише за дверью.

– Илфорд, эта вещь все еще там?

Илфорд понимал, что его хозяин имеет в виду, и его глаза сочувственно блеснули.

– Да, милорд.

– Есть ли какое-нибудь место, куда мы можем пойти, кроме библиотеки?

– Миледи Гудридж ждет вас там, и, осмелюсь сообщить, она просила, чтобы вы сразу же пришли поздороваться с ней.

Зубы Джейн застучали, она поморщилась.

– Сразу же? Может, мне лучше сначала п-просохнуть?

– Рэнсом? – позвал из библиотеки голос леди Гудридж. – Это ты?

Его сестра и ее нарастающее любопытство не оставляли ему выбора. Блэкберн и сам не знал, зачем откликнулся:

– Да, Сьюзен. – Но он не смирился до конца. Он подвел Джейн к двери в просторную и уютную, заполненную книгами библиотеку, старательно закрывая собой от ее глаз проклятую нишу. Перед камином стояли широкие скамейки и удобные стулья, на одной из скамеек сидела, подобрав под себя ноги, его неповторимая сестра, укрывшись пледом и с книгой на коленях.

Леди Гудридж была здесь одна; поджав губы, она строже, чем обычно, посмотрела на брата. А где же Фиц?

– Идите сюда, – ободряюще сказала Сьюзен. – Не топчитесь там, мисс Хиггенботем, это не поможет вам высохнуть.

– Я не хочу намочить ваш ковер, – возразила Джейн.

Но она уже намочила. Блэкберн поставил ее в самое теплое место, спиной к нише.

– Ерунда. Он быстро высохнет.

Джейн посмотрела на леди Гудридж, словно та говорила на незнакомом ей языке.

– Тот гость плох, который портит дом своей хозяйки.

– В таком случае та хозяйка плоха, которая оставляет гостя замерзать. – Леди Гудридж нетерпеливо махнула рукой. – В самом деле, мисс Хиггенботем, если ковер испортится, я куплю себе новый. У служанок полно полотенец и одеял. Вытирайтесь и немедленно заворачивайтесь в теплое.

Джейн схватила самое большое полотенце из стопки, лежащей на деревянной скамье, и положила его себе под ноги, пока Блэкберн и Сьюзен обменивались сердитыми взглядами. Блэкберн подумал, что это Элизер приучил Джейн к плебейской заботе о вещах, и, взяв еще одно полотенце, завернул ее плечи. Другим он накрыл голову девушки и энергично вытер ее.

Закутанная в сухой хлопок, Джейн проговорила:

– Милорд...

– Рэнсом, – исправил он.

Ее лицо вытянулось, покраснев от смущения.

– Милорд, я не могу вас так называть!

– Ну разумеется. – Блэкберн отбросил одно полотенце и взял другое. – По крайней мере, не в присутствии моей сестры.

Джейн открыла рот, чтобы сказать, что никогда не сможет называть его по имени, а он стоял с полотенцем наготове. Если она возразит, он использует это полотенце таким образом, что уже ни у кого – ни у Илфорда, ни у служанок, ни у леди Гудридж – не останется сомнений в его близком знакомстве с ее телом.

И Джейн знала это. Блэкберн наслаждался такой дилеммой и уже почти торжествовал победу, но вдруг девушка спокойно сказала:

– Милорд, вам тоже нужно обсохнуть.

– Гораздо интереснее сушить тебя, – пробормотал он.

– Что? – спросила его сестра. – Что ты сказал, Рэнсом? Блэкберн поднял полотенце.

– Я признаю, что Джейн, как обычно, права.

Под руководством Илфорда служанка поставила поднос с дымящимся чаем и тремя чашками на столик рядом с леди Гудридж. Другая служанка принесла блюдо с пирожными и поставила его рядом с подносом. По знаку Илфорда девушки сделали реверанс и удалились. Удостоверившись, что хозяйке больше ничего не требуется, дворецкий сказал:

– Для ваших гостей приготовлены спальни, миледи. Могу ли я быть еще чем-нибудь полезен?

– Нет, – сказала леди Гудридж, – спасибо, Илфорд, ты можешь идти.

Когда дверь за ним закрылась, Рэнсом заметил, что Джейн торопливо вытирает образовавшуюся лужу и заворачивается в одеяло. Она, наверное, считает, и совершенно справедливо, что Рэнсом снова накинется на нее с полотенцем, если она не согреется. Джейн была чересчур независима и не заботилась о собственном благополучии.

Леди Гудридж протянула ей чашку чая и пригласительным жестом указала на скамейку напротив огня.

Джейн стояла к нише спиной.

– Садитесь, мисс Хиггенботем.

Джейн расстелила на скамейке полотенце и присела. Леди Гудридж выглядела загадочно.

– Мне весьма любопытно, как вы оказались в таком состоянии.

– Я делала набросок, – вяло объяснила Джейн. – Лорд Блэкберн был против.

Подняв одну бровь, леди Гудридж протянула Блэкберну его чай и сказала:

– Набросок чего? – при этом она выразительно посмотрела на его пах.

– Корабля, – огрызнулся Рэнсом. – Английского корабля, шедшего по морю.

– Никогда не знала, что у тебя настолько обывательский склад ума, Рэнсом. В следующий раз ты сломаешь скрипки придворных музыкантов?

Облокотившись на каминную полку, он маленькими глотками пил горячий чай и смотрел на Джейн. Черт бы ее побрал. Она могла бы нарисовать любой корабль из тех, которые сегодня проплывали мимо. Но она выбрала «Вирджинию Белль», единственный корабль во всей флотилии, который вез секретную депешу в Веллингтон. Это не могло быть простым совпадением, учитывая, кто в этот момент стоял за плечом и указывал, что рисовать.

– Мисс Хиггенботем не хватает жизненного опыта, чтобы понимать, что излишняя детализация некоторых предметов в... живописи... может быть воспринята как измена родине.

Джейн со звоном опустила чашку на блюдце и поставила на столик рядом с собой.

– Я достаточно взрослая, милорд. Сомневаюсь, что среди ваших знакомых найдется леди с таким жизненным опытом, как у меня.

Выпрямившись, он ответил:

– Ты все еще девица...

– Неужели? – удивилась леди Гудридж.

Но Блэкберн не обратил на сестру внимания. Он пристально смотрел на Джейн.

– У тебя нет опыта, который имеет зрелая женщина. Если когда-нибудь ты выйдешь замуж и обретешь опору в лице мужа, то, уверен, ты и тогда будешь совершать такие незрелые поступки, как...

– Как рисование? – Джейн наклонилась вперед. – Ваше непонимание очевидно, милорд. Для меня рисование – это не общепринятое дамское занятие, а проявление моего внутреннего мира.

– Это проявление отчаяния. Ты не можешь с чистой совестью делать то, что делаешь.

Явно смущенная, Сьюзен перебила:

– Ты думаешь, Рэнсом, что можешь судить о таланте мисс Хиггенботем?

– Я сейчас говорю не только об искусстве. – Он помедлил с разоблачением. По какой-то причине ему не хотелось, чтобы его сестра плохо думала о Джейн, так как та прельстилась работой французской шпионки.

– Нет, лорд Блэкберн уверен, что знает все. – Ее ироничный тон сказал ему, что на самом деле она так не думает. – Для него я тот же сырой ком глины, каким была одиннадцать лет назад. Он считает, что без опыта замужества женщина ничего из себя не представляет...

Он звякнул чашкой о блюдце.

– Я этого не говорил.

– Тогда как мужчина взрослеет сам по себе. Если вообще взрослеет. – Глаза Джейн сверкали, когда она повернулась к нему. – Уверяю вас, милорд, я взрослая женщина. Я начала взрослеть после того момента на балу, когда у Мелбы случился припадок. Вы помните это, милорд, или вы были слишком заняты бегством от моей скульптуры?

Он вздрогнул и понял, какое чувство скрывалось в глубине ее души. Злоба. Бешеная черная злоба, которая происходит от одиночества и несбывшихся надежд. Плодом которой, возможно, явилось предательство.

– Целый год я смотрела, как моя сестра умирает, ничем не в силах ей помочь, кроме как держать за руку. У смертного одра я пообещала, что позабочусь об Адорне, и мне пришлось жить в доме скупого торговца, выслушивая постоянные упреки и оскорбления.

– О, моя дорогая, – леди Гудридж похлопала Джейн по руке.

– Нет, не нужно жалеть меня, миледи. Мое горе закалило меня. – Джейн пожала ее руку в ответ с большим теплом, чем предписывали приличия.

В эту минуту Блэкберн понял, сколько Джейн в действительности испытала. Что он может сказать, чтобы заставить ее изменить свое мнение? Джейн не позволит мужчине о ней заботиться. Она считала мужчин злобными, глупыми и не заслуживающими доверия существами.

Совсем как он – в ответ на тайно созданную ею по простоте душевной статую.

Джейн словно прочла его мысли и сказала:

– Даже вы, милорд, способствовали моему взрослению. Все еще облокачиваясь на каминную полку, Блэкберн весь напрягся.

– Благодаря вам у меня никогда не было пустых надежд. Я знала, что ни один мужчина не придет, чтобы спасти меня от моего несчастья, ибо кому нужна падшая женщина?

– Ты не падшая.

– Об этом знаем только мы с вами, милорд. – Она приложила руку к груди. – Но я победила. Я выжила, у меня осталось чувство собственного достоинства, и если мечты мои рассеялись как дым, – что ж, такова женская судьба, не так ли?

Он предпочел бы считать ее слишком сентиментальной. Ему хотелось доказать, себе, что ее напыщенный тон – это всего лишь разочарование старой девы. Но никто, даже он – маркиз Блэкберн – не имел теперь власти над Джейн. Глядя ей в глаза, он мельком увидел ее душу, полную муки и благородного страдания.

И, ей-богу, он почувствовал себя виноватым. Он был виноват.

Тут его сестра, как всегда прозаичная, сказала:

– Мисс Хиггенботем, все это очень интересно. Но как в ваших волосах оказался розовый лепесток?

Джейн провела пальцами по своим волосам и тупо уставилась на мокрый лепесток, упавший ей на колени.

– И, мисс Хиггенботем, поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что ваш корсаж застегнут неправильно.

Джейн накрылась полотенцем и вдруг приобрела совершенно обессиленный вид, как будто этот день с его событиями – и Блэкберн с его постоянной настойчивостью – полностью истощили ее.

Рэнсому захотелось подойти к ней и пообещать, что он никогда больше не причинит ей боли и другим не даст в обиду. Ему хотелось защитить Джейн от падения в грех предательства и в то же время хорошенько отругать за участие в таких преступных действиях.

В общем, рядом с Джейн его раздирали влечение и долг перед страной. Он очень хорошо знал, что она увидит, выходя из библиотеки, но сейчас в нем говорили инстинкты.

– Ей нужен ужин и теплая постель. Где приготовленная для нее комната, Сьюзен?

– Меня не нужно укладывать в постель, как ребенка. Или создавать проблему из моего ужина. – Выпрямив спину, Джейн стала воплощением почтеннейшей дуэньи и учтивой гостьи. – Я могу поужинать с леди Гудридж.

Он ненавидел, когда она так походила на старую деву.

– Нет, не можешь.

– Или если вам будет угодно, я могу поужинать со слугами. Он показал на нее пальцем.

– Джейн, мне ведь может все это и надоесть. На ее лице был написан протест.

Леди Гудридж пришла им на помощь. Своим самым низким голосом – Блэкберн подумал, что ей так легко это дается, ибо так естественно для женщины с ее весом – она сказала:

– По правде говоря, мисс Хиггенботем, вы меня обители, решив, что мой снобизм позволит мне заставить леди вашего происхождения ужинать на кухне.

– Нет, о нет! – с искренним раскаяньем Джейн положила руку на плечо Сьюзен. – У меня и в мыслях не было обижать вас.

– Разумеется, не было, но я считаю, нужно думать, прежде чем говорить. – Леди Гудридж поднялась, и Джейн встала вслед за ней. – Одна из служанок проведет вас в вашу комнату, а Ил-форд позаботится о том, чтобы туда доставили ужин. А вы позаботитесь о том, чтобы он был съеден. Для вас найдется ночной убор, а я лично прослежу за тем, чтобы вас никто не тревожил, – леди Гудридж со значением посмотрела на Блэкберна.

Одиннадцать лет назад сестра говорила ему, что он будет жалеть, что не поступил так, как должен был поступить, и не женился на мисс Джейн Хиггенботем. Сейчас последствиями его некорректного поведения были горечь, разбитое сердце и предательство.

Блэкберну было очень неприятно признавать, что Сьюзен была права.

– Утром, – продолжала леди Гудридж, – Рэнсом отвезет вас обратно к Тарлинам, а я увижу вас у себя на чае на следующей неделе.

Джейн была раздавлена ее самомнением.

– Да, миледи.

Они направились к выходу, и Блэкберн плелся за Джейн, с ужасом ожидая момента, когда девушка наконец увидит ее.

Статую.

Окруженная книжными полками, она стояла под небольшим сводом, как и все произведения искусства в библиотеке леди Гудридж. Джейн даже не представляла себе, как сильно она будет смущена. Но она не могла не смутиться, так как, подобно свету рампы, треклятая вереница свечей окружала пьедестал, на котором возвышался этот проклятый источник страданий юного Блэкберна.

Джейн резко остановилась и замерла с одной ногой в воздухе и закостеневшей спиной. Она смотрела.

Блэкберн отвернулся. В последний раз он видел эту чертову вещь одиннадцать лет назад, на том скандальном балу.

– Я покрыла ее бронзой, – сообщила леди Гудридж светским тоном. – Неплохо, правда? Конечно, не работа мастера. Вам не помешали бы советы профессионала, и потом, вы были молоды, но в остальном скульптура – вылитый Рэнсом.

Блэкберн решительно взглянул на статую. Его сестра была права. Это был он, вернее мальчик, каким он был одиннадцать лет назад. Без шрамов. Надменный. Он посмотрел снова. Грудь, руки и живот были тоже очень похожи. Поразительно похожи, учитывая, что на тот момент Джейн видела только его лицо.

– Красиво, – Джейн не могла сдержать своей гордости.

Набравшись смелости, Блэкберн посмотрел на глиняного двойника и закрыл глаза рукой. Боже мой, эта девушка оскорбила его так, как никто – мужчина или женщина, прежде или после того – не осмеливался оскорбить.

И она все еще не знает этого.

Стараясь не утратить вежливости и хладнокровия, он отвел руку от лица.

– Ты держишь это здесь, Сьюзен, не из любви ко мне. Не пытайся ввести леди в заблуждение.

Приложив руку к груди и отступив назад, словно от высказанного им упрека, леди Гудридж насмешливо произнесла:

– Ну что ты! По правде говоря, я держу здесь эту статую ради моментов, – довольно частых, мисс Хиггенботем, – когда он становится невыносимо заносчивым.

Блэкберн слышал это раньше, и единственное, о чем он мог думать, было: «Не говори этого! Не говори этого!» Она продолжала:

– Тогда я напоминаю Фигги, что у каждого из нас есть свои недостатки.

Гордясь своей прекрасной работой, Джейн смотрела сквозь Сьюзен и ее брата.

– Я не понимаю, миледи. Как может кто-либо, глядя на эту статую, созданную глупой влюбленной девочкой, думать, что у лорда Блэкберна есть какие-нибудь недостатки?

Блэкберн обожал ее. Он обожал мисс Джейн Хиггенботем. Она была единственной, кто оставил его сестру без ответа. Она была единственной знакомой ему женщиной, с которой он хотел бы провести остаток жизни.

Кроме того, он был перед ней в долгу.

– Джейн, против этого нет средства. – Он шагнул и заключил ее строгую фигуру в объятия. – Мне придется жениться на тебе.

Высвобождаясь, Джейн ответила:

– Милорд, это не кажется мне смешным.

Взяв ее холодные пальцы в свои, он ласково проговорил:

– Я не шучу.

Она, очевидно, не знала, можно ли ему верить. Вернее, ее это не заботило. Ее грудь вздымалась от глубокого тяжелого дыхания. Ее зеленые глаза горели, как у разозленной кошки.

– В таком случае, я должна с уважением отказаться. Не думаю, что смогу еще взрослеть.

Широким шагом дойдя до двери, Джейн со стуком открыла ее. Мисс Джейн Хиггенботем, женщина, которая сделала из него посмешище, – женщина, которая, возможно, является французской шпионкой, – отвергла его предложение.

 

Глава 21

– Выше голову, дорогая. – Леди Гудридж прижалась к щеке Джейн, когда они стояли перед открытой дверью экипажа. – Он наконец попался в ловушку.

Джейн даже не сделала вид, что не понимает, кого леди Гудридж имеет в виду.

– Я не собираюсь его в ней держать. – Предмет разговора, лорд Блэкберн, – так как Джейн продолжала называть его лорд Блэкберн, невзирая на то, как далеко зашли их отношения, – беседовал с кучером. При этом он выглядел вызывающе спокойным и отнюдь не смущенным.

Хотя прошлым вечером он сделал Джейн предложение. Этот грубый, несчастный, богатый, красивый и всеми желаемый английский лорд попросил ее руки.

– Мне он совсем не нужен.

– Не будь глупой, девочка. – Леди Гудридж взяла Джейн за плечи и встряхнула. – Он богат, из рода Квинси, и ему нужна жена. Ты не сделаешь партии лучше, чем эта.

Джейн посмотрела на гравий под своими ногами.

– Я могу остаться старой девой. Так будет лучше.

– Не нужно быть такой агрессивной. Он на этот раз делает то, что полагается. Ты сделаешь тоже.

Джейн сжала губы, изо всех сил стараясь оставаться хладнокровной. Она потеряла самообладание прошлым вечером, но она поклялась себе, что этого больше не случится, какие бы провокации ни последовали.

– Вот так, хорошо, – леди Гудридж поправила новый чепчик, который Джейн взяла по ее настоянию. – Я понимаю это непросто, Квинси не был рожден тем, кто с готовностью надевает на себя хомут супружества. Но я пренебрегу своим долгом если не напомню вам, что ваша любимая сестра Мелба всегда хотела этого.

Это, конечно, было правдой, но Джейн не могла сдержаться чтобы не возразить:

– Моя сестра хотела, чтобы я была счастлива.

– Вы и будете счастливы. Вы с Рэнсомом из одного социального класса, вы достаточно сильная, чтобы, при необходимости поставить его на место, и вы неоднократно доказывали вашу совместимость для супружеской постели. Леди Гудридж рас сматривала свои ногти. – Что очень важно, мисс Хиггенботем я говорю это, исходя из личного опыта.

Джейн отчаянно пыталась не покраснеть, зная, что на ее щеках выступят совсем непривлекательные пятна.

Она не чувствовала себя так неловко даже тогда когда вместе с Блэкберном была скомпрометирована одиннадцать лет назад.

И неудивительно. Тогда ей не нужно было смотреть ему в лицо после того, как она была в его объятиях, целовала его и позволяла – нет, поощряла – целовать ее губы и те части тела которые обнажают лишь в ванной. Теперь она помнила не только ощущение той абсолютной близости между ними, но также свое воинственное поведение и ту мерзкую сцену, которую устроила в библиотеке.

Взрослая, ничего не скажешь. Взрослая женщина не потеряла бы самообладания от такой тривиальной вещи, как мужская грубая, тупая, бездумная и невежественная глупость A его предложение было именно таким.

– Он так же хорош собой как и большинство Квинси, и, думаю что могу с уверенностью предсказать, что ваши дети будут хорошо воспитанными, сильными и красивыми, – леди Гудридж благо склонно улыбалась идущему к ним брату. – Прекрасное утро для обратной поездки в Лондон, Рэнсом, – пропела она. – Ты конечно, поедешь внутри экипажа, вместе с мисс Хиггенботем.

– Разумеется, – мягко ответил он, скрывая свои гнусные планы, какими бы они ни были под налетом учтивости.

Но Джейн тоже умеет интриговать. Она тоже может скрывать свои сильные чувства под маской вежливости.

– Думаю, будет лучше, если вы поедете верхом, – сказала девушка. – Такой прекрасный всадник быстро заскучает в тесноте экипажа.

Надменно и упрямо, с откровенностью, заставившей ее заскрежетать зубами, он поднял свой лорнет и оглядел ее с головы до ног.

На Джейн было платье, в котором она была почти соблазнена, а потом до нитки промокла под дожем. Все было высушено и выглажено слугами леди Гудридж, но на одежде остались пятна и дыры.

На Блэкберне, напротив, был чистый костюм, который он оставил в доме сестры как раз для таких случаев.

Контраст между его безупречным нарядом и ее неряшливым видом заставлял Джейн еще сильнее ненавидеть его.

– Я воспользуюсь такой возможностью, – ответил он.

С леди Гудридж Джейн держала себя в рамках приличий. С Блэкберном ей эти рамки были тесны, и она не испытывала угрызений совести, когда сказала:

– Вы мне не нужны.

– Вы с предельной ясностью дали мне это понять прошлым вечером, – его улыбка разгладила ямочку на щеке. – После такого резкого отпора вы можете быть уверены, что я и пальцем вас не трону.

Однако он не выглядел подавленным, черт бы его побрал. Как и пылающим от страсти. Он выглядел хищно, как волк, который выслеживает голубя.

Но Джейн не была ни голубем, ни беспомощным чирикающим белым цыпленком. Она скорее чувствовала себя фениксом, восстающим из пепла.

– Не сомневаюсь, – сказала девушка.

– Молодец, девочка, – леди Гудридж сжала ее руку и кивнула. – Своим неповиновением вы забрасываете крючок.

Что не умалило ее победного чувства, но добавило желания оказаться где угодно, только не здесь, и не садиться в роскошный экипаж, снова подвергая себя испытаниям со стороны Блэкберна.

Ямочка на его щеке стала глубже.

– Сьюзен, ты неисправима. – Он поцеловал сестру в щеку. – Ты скоро вернешься в Лондон?

– Не знаю. – В первый раз в жизни Джейн видела леди Гудридж неуверенной. – Здесь многое нужно сделать.

Блэкберн проницательно посмотрел на нее.

– Ты не очень хорошо себя чувствуешь? Леди Гудридж распрямила свои плечи.

– Со мной все в порядке.

– Чтобы оторвать тебя от сезона, нужна по меньшей мере лихорадка.

– Я стала слишком стара для такого легкомыслия.

– Слишком стара, чтобы вмешиваться в мои дела? – спросил Блэкберн со скептическим выражением. – Мне понадобится твоя помощь в моем ухаживании.

– Ухаживании? – Джейн не могла поверить его наглости. – Разве вы не получили отказ?

– Нет.

– Нет? Вы осмелитесь снова напасть на мою...

– Невинность? – Он кивнул. – Вообще-то, да. Я не настолько слаб, чтобы меня останавливал малейший отказ.

– Мисс Хиггенботем, вы очень похожи сейчас на рыбу, вытащенную из воды, – леди Гудридж сделала поясняющие жесты. – Мы, Квинси, умеем подчинять людей свой воле, но, когда вы станете частью нашей семьи, мы прекрасно поладим.

– Кстати, о семье, – сказал Блэкберн. – Если ты уехала из Лондона, вчерашнее исчезновение Джейн становится пищей для сплетен, ее будут осуждать.

– О черт, – неожиданно грубо выругалась леди Гудридж и поднесла руку ко лбу.

– Поэтому, если ты не вернешься в город к завтрашнему вечеру, я пошлю собственных врачей, чтобы обескровить тебя.

– Рэнсом, ты невыносим, – раздраженно сказала леди Гудридж.

– Я учился у лучших. – Он поцеловал ее в щеку. – Завтра. С помощью лакея Джейн села в тесный экипаж. Воздух был наполнен запахом лимонного мыла, вызывая воспоминания о близости с Блэкберном.

Когда вчера разыгралась буря, его экипаж был доставлен к дому леди Гудридж. Кучер просто сходил с ума, разыскивая хозяина, в отчаянии, что великий Блэкберн испытает неудобства, уехав в чужом экипаже. Все благоговели перед маркизом. Все уступали ему дорогу.

Неудивительно, что он не поверил в ее смелость отвергнуть его предложение.

Джейн обиженно наблюдала, как он протискивается в дверцу. Он сел напротив нее, стукнулся головой о потолок, и они поехали. Он улыбался.

Отвернувшись, Джейн смотрела в окно. Он сказал:

– Вообще, от езды против хода меня начинает тошнить. Ты не возражаешь, если я сяду рядом с тобой?

Прежде чем Джейн успела сказать «нет», он быстро пересел на мягкое сидение рядом с девушкой.

– Это глупо, – сказала Джейн. – Двое таких больших людей стиснуты в маленьком пространстве. Я пересяду.

– Чтобы тошнить начало тебя? Она не ответила. Ее бы стошнило.

– Затруднительное положение, верно? Сидеть рядом со мной и мучаться от наличия одежды на мне или разыграть приступ тошноты, зная, что я буду держать твою голову.

Она приподнялась, злясь на него за насмешливый тон, но его пальцы обхватили ее за бедро и посадили обратно.

– Хватит. Двое таких больших людей прекрасно могут сидеть на этом месте, хотя слово «большие» не кажется мне подходящим.

Она убрала его руку со своего колена.

– Какое же подходит?

– Высокие. Мы высокие. Это одна из вещей, которые меня в тебе восхищают. Ты не какая-нибудь коротышка. – Он повернул голову и посмотрел на Джейн. – Когда я целую тебя, мне не нужно наклоняться до боли в спине.

Она смотрела перед собой. Она высокая. Если она обернется к нему, их губы будут ближе. Она не сомневалась, что он воспримет это как приглашение к действию.

Она охладит его пыл.

– Интересно, какие из моих прелестей привлекают вас больше всего и почему? Хорошо знать наверняка.

– У тебя очень много прелестей, которые привлекают меня, Джейн, – весело прозвучал его низкий голос, и Джейн почувствовала его дыхание на своей щеке. – Не последняя из которых – твоя независимость. Ты никогда не опираешься на меня.

– А почему я должна опираться на вас? Вы кажетесь абсолютно неподходящей для этого кандидатурой, особенно для меня.

– Напротив, большинство женщин полагает, что такая тактика добавляет им привлекательности и делает меня их защитником.

Джейн фыркнула.

– Вы? Защитник?

– Да, защитник. Я, возможно, также собственник, хотя не было случая это проявить. Но я сам выбираю своих женщин, а не они меня.

– Как это отважно с вашей стороны, – пробормотала она. Но он не обратил на это внимания.

– И мне необычайно скучно, когда моей защиты ищут намеренно. Я открыл для себя, что мне больше нравится оберегать женщину, которая сама знает свою силу, хотя над ней могут взять верх обстоятельства или...

Джейн больше не могла выносить этого. Она посмотрела ему прямо в глаза, чтобы высказать свой упрек. – Грубая сила?

– Да, – его мягкие губы с удовольствием выговорили это слово. Она сглотнула и обнаружила, что сидит, крепко прижатая к стенке экипажа. Не Рэнсомом, а опасениями.

Черт бы его побрал за то, что он заставил ее дрожать как идиотку одним своим «да». Как раз тогда, когда она настолько закалила себя, чтобы быть полностью независимой, он заставил ее представить, как он защищает ее, владеет ею, делает ее своей. Его женой.

А ведь она думала, что стала хозяйкой своих чувств. Опасность новой волны страсти, соблазн будущей безопасности, которую она находила обманчивой, объединились против нее. Джейн хотелось этого, однако ее раздражало то, что он так легко управляет ею.

И он действительно думает, что сможет скрыть от нее свой обман? Она не знает, в чем тут дело, не понимает, почему он лжет, но она пыталась понять его достаточно долго, чтобы заметить все признаки неискренности. Да, он сделал ей предложение, но по какой причине? Что он скрывает?

Наклонившись к нему, она прижалась к его руке.

– Но я тоже могу опираться, лорд Блэкберн. – Она изобразила улыбку коварной соблазнительницы и беспомощным неровным голосом, совсем как у Мелбы, сказала:

– О лорд Блэкберн, пожалуйста, спасите меня от ужасных обстоятельств, в которых я нахожусь.

Теперь он отклонился к стене, потрясенно изучая ее.

– Что это за вздор ты несешь?

– Я, конечно, принимаю ваше предложение. Вы ведь не передумали? – она захлопала ресницами. – Это был бы поступок грубияна, а вы не были грубияном до... о... по крайней мере, до этого времени.

– Джейн, объясни мне сейчас же, о чем ты говоришь, – взвился Блэкберн.

Она увидела в нем неподдельное желание узнать, в чем дело, и убрала обольстительное выражение со своего лица.

– Меня выгнали из дома. Мне некуда идти, и, если бы я была тем типом женщины, который вы презираете, я бы с готовностью приняла ваше предложение. В конце концов, это лучше, чем жить на улице.

 

Глава 22

– Я похож на сумасшедшего, сэр? По-вашему, я вижу заговор там, где его нет? – Блэкберн помчался в министерство иностранных дел сразу после того, как завез Джейн в особняк Тарлинов, надеясь, что его отчет о событиях прошедшей недели и заключения, которые он сделал, избавят проницательного старика от привычной насмешливости.

Но мистер Смит не смеялся над ним. Он не настаивал, чтобы Блэкберн назвал ему имя загадочной дамы. Вместо этого человек за столом положил свою дрожащую руку на подбородок и сказал:

– Нет, вы не сумасшедший. Вы говорите, что эта леди ходит к де Сент-Аманду, что сначала она вела себя подозрительно, а теперь выясняется, что она просто веселится.

– Так рассказали мне мои осведомители.

– Вы сказали, что в молодости ее репутация была разрушена одним подлецом, который отказался на ней жениться?

– Да. – Блэкберн был подлецом. – Да.

– Она годами жила в бедности и страдании, усердно работая, а теперь, когда ушли ее молодость и красота, и ее ждет старость, ее выбросили из дома и ей некуда идти.

– Она не старая! – машинально возразил Блэкберн.

– Это неважно, – мистер Смит махнул рукой. – Из целой флотилии английских кораблей она выбрала и нарисовала именно тот, который вез секретные сведения о ситуации на полуострове Веллингтоун, и попыталась передать рисунок де Сент-Аманду.

– Я ей помешал.

– Меньшего я от вас и не ожидал, – отчеканил мистер Смит.

– Я всегда рад исполнить свой долг. – За исключением прошлого вечера, когда он позабыл, что Джейн может быть шпионкой, и сделал ей предложение, а также сегодняшнего дня, когда он сказал ей, что не отступится.

– Я в этом не сомневаюсь, – сухо заметил мистер Смит. – Против этой леди довольно много тяжелых улик.

– А что по поводу мсье Шассера, о котором я вам говорил? – Блэкберн вспомнил учителя французского, чтобы переменить тему.

– Несомненно, я поручу кому-нибудь провести расследование, но до сих пор у меня не было никаких свидетельств его причастности. Даже если это он убил дочь Каннингемов, то сделал это по причинам, далеким от шпионажа. – Мистер Смит фыркнул. – Возможно, это была любовная ссора.

– О, это очень похоже на правду. – Какое ужасное слово – любовь. Может такое случиться, чтобы он сам?.. Блэкберн встряхнулся. Нет. Невозможно. Нет.

Мистер Смит продолжал:

– Кто-то передает информацию из министерства иностранных дел во Францию. Де Сент-Аманд – звено в цепи, и вполне вероятно, что он привлек к шпионажу женщину, разочаровавшуюся как в Англии, так и в обществе.

– У нее есть на то свои причины, – мрачно сказал Блэкберн.

– Ну конечно есть. Я сам не знатного происхождения и по своему опыту знаю, какими горькими бывают моменты, когда какой-нибудь идиот с родословной считает себя выше тебя только из-за фасона своего пальто или пресловутой голубой крови, – острый взгляд мистера Смита пронзил Блэкберна. – Присутствующие здесь исключаются.

– Да, сэр.

– Другие... источники показали, что утечка информации происходит через высший свет. В этой цепи очень много звеньев, но с вашей помощью мы надеемся всех их найти, особенно предателя внутри министерства.

– Если предатель из высшего света, мы можем опросить всех, кто здесь работает.

– О, подумайте хорошенько, лорд Блэкберн, – сказал мистер Смит. – Как мы отыщем его? Каждый лорд или джентльмен может при желании устроиться на службу. Не говоря уже о младших сыновьях, которые работают секретарями, надеясь преуспеть на политическом поприще. Я не могу запретить им и их дурацкому тщеславию получать выгоду от этой войны.

– Кто-нибудь из них слишком богат?

– Некоторые из них, но богатство они получили в наследство. Другие достаточно умны, чтобы не выставлять его напоказ. – Мистер Смит откинулся на спинку стула и постучал пальцами друг о друга. – Эта леди одевается лучше, чем может себе позволить?

Блэкберн припомнил шелковое платье, а потом скучное вчерашнее – из шерсти.

– Иногда она носит такие наряды, которых не может себе позволить.

– Очень подозрительно.

– Я говорил с ней. Она пытается держаться, но она отчаялась. – Черт бы побрал Джейн. Из-за нее он чувствовал себя злым, загнанным в тупик, безжалостным и, что самое худшее, проницательным. Хотя, наблюдая за ней, слушая ее колкости и заявление, что она выйдет за него ради своей безопасности, Блэкберн понял, что за этим прячется панический страх. – Возможно, у нее нет другого выхода.

– Как измена родине? Женщина из ее социального слоя всегда может жить с родственниками. Кроме того, она может пойти в гувернантки. В посудомойки, проститутки или даже работать в цех, мне-то какое дело. – Мистер Смит неодобрительно посмотрел на Блэкберна. – Молодой человек, для предательства нет оправданий.

– Вы правы, конечно. – Джейн. Блэкберн вспомнил, с какой любовью она смотрела на Адорну. Как критически хмурится ему. Улыбается... только редко.

Но вдруг он представил себе совсем другие картины.

Джейн – худая, в поношенной одежде – типичная английская гувернантка. Джейн, которая трудится на фабрике. Джейн, подметающая улицы.

Он с трудом проглотил комок в горле.

– Бедность, визиты к де Сент-Аманду в сочетании с рисунком корабля не сулят ничего хорошего этой леди без имени. – Мистер Смит кивнул. – Хорошая работа. Вы близки к разоблачению еще одного перебежчика, и всего за три дня. Я знал, что правильно делаю, давая вам это задание.

После того, как Блэкберна отпустили, он постоял и медленно направился к выходу.

Мистер Смит, должно быть, заметил отвращение на его лице, так как, когда Блэкберн переступил порог, сказал:

– Лорд Блэкберн, по вашему нежеланию назвать имя этой женщины я сделал вывод, что вам противна сама мысль предать кого-то из близких вам людей и к тому же леди.

Предать одного из близких ему людей? Если он заявит, что Джейн – шпионка, он предаст женщину, на которой обещал жениться. Его имя, возможно, защитит ее от виселицы. Но неужели он настолько обезумел от похоти, что готов нарушить данную родине присягу за время, проведенное между бедрами Джейн? Или это ужасное, разрывающее его на части ощущение своей неправоты является доказательством того, что ему нужна ее невиновность?

Он, должно быть, в чем-то ошибается. В характере Джейн. Или в собственных умозаключениях.

Ошибки. Какое ужасное слово...

– Я буду крайне подозрительно относиться к любой попытке общения с вами с ее стороны. Она или ее французские хозяева могут понять, какой опасности она подвергала себя, позволяя вам увидеть рисунок. Она может хитро войти к вам в доверие или даже переманить на свою сторону.

Проницательность мистера Смита взбесила Блэкберна.

– Это очень маловероятно, сэр.

– Я знаю, на какие безумства способны мужчины ради желанной ими женщины.

– К Квинси это не относится.

– Это вы так считаете, – взгляд мистера Смита пронзил Блэкберна, словно лезвие ножа. – Если перейдете на их сторону, вспомните молодого человека из Турбийона, который шел плечом к плечу рядом с вами в битве и умер в страшных мучениях с осколком в животе. Вспомните мальчишку-барабанщика, который живет в вашем поместье сегодня. Дни, когда он играл на барабане, остались в прошлом – вместе с его руками. Вспомните, лорд Блэкберн, что побудило вас работать здесь.

От слов мистера Смита нельзя было отмахнуться. Блэкберн так сжал дверную раму, что ее острые края вонзились ему в ладонь.

– Я помню. Я никогда не смогу этого забыть.

 

Глава 23

Не заметив бордюра, Джейн оступилась. Чья-то грязная рука вовремя подхватила ее, не дав упасть, и ребенок, подметавший мостовую, сказал:

– Осторожнее, мисс.

– Спасибо, – ответила Джейн. – Мне нужно смотреть, куда иду. – Чтобы колеса экипажа не раздавили ее, вспоминающую вчерашние события, оскорбительное предложение и ее шутливое согласие сегодня.

Она ждала, пока девочка – Джейн решила, что это девочка, хотя разве можно понять, кто находится под этими лохмотьями – подметала песчаные булыжники.

Этот ребенок стал появляться на углу Кавендиш Сквер два дня назад. Ребенок терпеливо ждал, когда мимо нее пройдет знатный пешеход, чтобы подмести перед ним улицу. Джейн не понимала, как девушке удается заработать таким образом чаевые в месте, где все ехали в экипажах или на лошадях. Однако девочка казалась вполне довольной и рьяно размахивала метлой каждый раз, когда видела Джейн.

А Джейн сегодня уже дважды после возвращения из поместья Гудридж появлялась здесь. Один раз, чтобы посетить дом де Сент-Аманда с его тайным источником удовольствия, а другой – чтобы сбежать от бесконечных расспросов Виолетты и Адорны.

И каждый раз, когда она садилась за вышивание – а не рисование, – ее охватывали воспоминания о долгом возвращении в Лондон.

После ее пылкого признания, что она теперь бездомная, Блэкберн... тьфу, пропасть! Ей нужно называть его Рэнсом. В конце концов, их отношения зашли уже так далеко.

Джейн перевела дыхание и закрыла глаза, не желая себе признаться в этом.

Но это было правдой. Она знала его слишком хорошо и в то же время совсем не знала. Она знала его запах, его дыхание, его прикосновения.

Но она не знала, что у него на уме. Совсем. Никогда.

Она сказала, что брак с ним лучше, чем жизнь на улице, и подразумевала это... но не совсем. Тайно, где-то в самой глубине души она надеялась, что Блэкберн прижмет ее к груди и остановит ее рассуждения. Она возьмет его имя и примет его защиту, и эта отвратительная неуверенность, сопровождающая каждый ее шаг, исчезнет.

Вместо этого, когда она сказала: «У меня нет дома», он посмотрел на нее с таким отвращением, словно его на самом деле стошнило.

Прикрыв дрожащие губы рукой в перчатке, Джейн хотелось навсегда стереть из памяти выражение его лица.

Ведь она думала, что он не настолько глуп, чтобы судить о человеке, особенно о женщине, по его материальному благополучию.

– Мисс?

Джейн открыла глаза и вздрогнула. Прямо перед собой она увидела детское лицо, с беспокойством разглядывающее ее.

– Все чисто, мисс. Эта маленькая неприятность расстроила вас? Я могу помочь вам перейти улицу.

– Спасибо, все в порядке. – Достав из сумки медную монету, Джейн протянула ее девочке.

Та взяла монету, расплывшись в обаятельной улыбке семилетнего ребенка, который лишился двух молочных зубов.

– Пожалуйста, мисс. Смотрите, куда идете.

«Буду смотреть». Туда, куда она идет, но не туда, где она недавно была.

Когда Джейн подошла к высоким ступеням особняка Тарлинов, она задумчиво оглянулась. Девочка слегка поклонилась ей.

«Милый ребенок», – рассеянно подумала девушка. Она подняла руку, чтобы постучать в дверь темно-зеленого цвета.

Сегодня утром на Блэкберне был жилет такого же цвета. До того, как она сделала свое заявление, его взгляд пылал такой страстью, что казалось, он мог поджечь даже холодную глину. Но после ее слов он пересел на противоположное сиденье.

Что он чувствовал? Разве она могла знать, если сама раскачивалась, как маятник от одного чувства к другому?

Она стояла в нерешительности. Вдруг дверь резко открылась.

– Мисс, вы, кажется, хотели войти? – Спрингол, дворецкий Тарлинов, с невозмутимым видом ждал, пока Джейн зайдет, словно топчущиеся перед закрытой дверью гости были обычным делом в его работе.

Рука Джейн безвольно упала.

– Да, спасибо.

Она заметила, что лакей улыбнулся, принимая у нее приталенное пальто и чепец. Джейн посмотрела на него, ничего не понимая. Спрингол обычно не позволял таких вольностей.

– Мисс, вам пришло письмо от мистера Моранта. – На серебряном подносе, который подал ей дворецкий, лежало запечатанное письмо.

Джейн взяла его, мысленно усмехаясь.

Письмо от Элизера, несомненно, было достойным завершением этого ужасного дня. Стянув перчатки, девушка сорвала печать и стала читать.

Все было как обычно: сколько денег они потратили? Скоро ли Адорна заключит выгодный брак?

Не считая одной новой особенности – лишнего повода для разочарования Джейн – послания от Дэйм Олтен, написанного рукой Элизера.

В ее сообщении не было ничего неожиданного. Они с Элизером поженятся к лету, и ей не нравится перспектива жизни под одной крышей с падчерицей. Она также надеется, что Джейн не будет умолять приютить ее на лестнице. Поэтому, если Джейн не хочет конфликта, ей придется подыскать себе другое жилье.

Джейн представила, как злорадствовал Элизер, когда писал эти строки, и негромко засмеялась: два человека, упивающиеся своей жестокостью и откровенным хамством, считают себя очень умными, но своим поведением доказывают обратное.

– Хорошие новости, мисс? – спросил Спрингол.

– Ничего особенного, – ответила Джейн. – Но, как всегда, довольно забавно.

Суровое лицо Спрингола казалось теперь почти благосклонным.

– Ну и прекрасно. Леди Тарлин и мисс Морант с нетерпением ждали вашего возвращения. Не окажете ли вы любезность?

– Конечно. – Ей все равно придется объяснять им вчерашние события. – Где я могу их найти?

– На чердаке.

– На чердаке? – Джейн смотрела на него с неподдельным изумлением.

– Да, мисс. – Он с поклоном провел ее к лестнице. Джейн отправилась на чердак, но настроение при этом у нее было самое скептическое. Она не могла избавиться от терзавших ее подозрений насчет Виолетты и Адорны. Слишком хорошо она знала обеих. Если они узнают о предложении Блэкберна, они пойдут на любой обман, чтобы поженить их. Здравый смысл подсказывал Джейн, что эта парочка вряд ли способна с какой-то особой целью связать Блэкберна и затащить его на чердак. Должна быть какая-то другая причина, по которой они позвали ее на пыльный чердак. Но ее воображение молчало.

– Сюда, мисс. – Служанка, улыбаясь, сделала реверанс и провела Джейн по узкой скрипучей лестнице, распахнув перед ней некрашеную деревянную дверь.

Помещение, заставленное мебелью в пыльных чехлах, освещалось ярким солнцем и сияющими улыбками двух самых дорогих для Джейн женщин.

– Сюрприз! – Адорна хлопнула в ладоши. – Сюрприз! Тетя Джейн, вы не удивились?

– Очень удивилась. – Джейн зашла на чердак. Помещение было большим, двадцать футов в длину и около сорока футов в ширину. Сквозь слуховые окна, выходящие на север, в комнату проникал свежий воздух. Никакой пыли или плесени по углам, не считая старых чехлов. Здесь стояли старая кушетка и ширма для переодевания.

Не было никакой связанной мужской фигуры на деревянном полу.

Джейн облегченно вздохнула.

– Что это?

Адорна взялась за один угол чехла, Виолетта за другой. Они вместе стянули его, и Джейн увидела простую деревянную консоль, гончарный круг и большой крепкий стол, на котором было полно инструментов.

Джейн молча смотрела на это великолепие.

– Тетя Джейн, вы не выглядите счастливой. Вам не нравится? Джейн не двигалась и не дышала.

– Это твоя студия, Джейн, – объяснила Виолетта.

– Студия. – Джейн закрыла глаза. Конечно, это ей кажется – резец, деревянные шпатели и наточенные инструменты.

– Это чтобы вы лепили свои скульптуры. – Адорна готова была расплакаться.

– Это особый сюрприз от Адорны. – Виолетта побуждала Джейн что-то сказать, что-то сделать, а не просто стоять и смотреть.

– Это... очень мило. – Не просто мило. Это чудо. Если все правда, то это возвращает Джейн самую большую радость в ее жизни. – Это... я... я не знаю, что сказать. – Смешно. Ее голос дрожит, а перед глазами стоит туман.

Виолетта смягчилась, хмурая складка между ее бровями исчезла.

– Но вам нравится? – Адорна все еще хотела убедиться.

– Нравится? Нравится? – потрясенно переспросила Джейн. – «Нравится» – это не то слово, чтобы передать мое...

Адорна радостно засмеялась.

– Это была моя идея. Когда я услышала историю о статуе, то сразу поняла, чего вам не хватало все эти годы. Я захотела дать вам это, потому что вы были так бесконечно добры ко мне. Лорд Тарлин предложил чердак, а леди Тарлин достала инструменты.

Служанки торопились убрать здесь, потому что это был просто склад старья. И все так старались, чтобы сделать вам приятное, потому что мы любим вас, тетя Джейн!

Все улыбались ей. Виолетта, Адорна, служанки, собравшиеся в дверях, Спрингол и лакеи за ним. Джейн знала о привязанности Виолетты и Адорны, но чтобы сделать такой восхитительный подарок! А лорд Тарлин, который выкроил время, чтобы позаботиться о месте, где она могла бы заниматься своим искусством! А слуги! Все, что она сделала, это было просто любезным и необременительным поведением гостьи. По возможности она помогала Виолетте и учила Адорну преодолевать подводные камни светской жизни.

И делала это из рук вон плохо из-за одного тупого, глупого, красивого и трогательного Блэкберна.

Но она не может сейчас о нем думать. Она не позволит ему вторгнуться в этот прекрасный момент, как он уже проник во множество других.

– Вы так добры. Я не знаю, что... как поблагодарить вас. – Джейн вытерла глаза. – Всех вас.

Спрингол не одобрял проявления эмоций у аристократов. Он дважды звонко хлопнул в ладоши, привлекая внимание слуг.

– Хорошо, возвращайтесь к работе.

– Спасибо, – сказала Джейн уходящим слугам. Ей нужен был носовой платок.

Виолетта протянула ей свой.

– Смотрите, тетя Джейн! Вот глина – здесь, в ведре. Рабочая одежда висит за ширмой. Здесь кувшин с водой и таз, чтобы вы смогли умыться, когда закончите работу. Лорд Тарлин сказал, что тут очень хорошее освещение для скульптуры. – Адорна вела себя как бойкий уличный торговец, убеждающий потенциального покупателя купить жареный картофель.

Джейн обменялась улыбками с Виолеттой.

Обняв тетю за шею, Адорна спросила:

– Вам правда нравится?

– Очень. – Джейн обняла ее, эту маленькую девочку, которую она растила, когда сама еще была не готова к такой ответственности. Она всегда боялась, что отсутствие родной матери отрицательно скажется на развитии Адорны. Но, к счастью, этого не произошло.

Единственная проблема, беспокоящая Джейн здесь, в Лондоне, заключена в ней самой.

Но Адорна любит свою тетю, несмотря на все ее недостатки. Глаза Джейн снова заблестели от слез.

– Не переживайте, тетя Джейн. – Адорна похлопала ее по спине. – Мы как раз на пути покорения Лондона. Когда нам это удастся, все будет иначе.

Джейн недоверчиво засмеялась. Неудивительно, что малышка уже получила дюжину предложений.

– С этим трудно не согласиться. – Она посмотрела на закрытое ведро рядом с консолью.

– Мы подумали, что ты захочешь что-то слепить. – Виолетта направилась к двери.

– Или кого-то. – Адорна последовала за Виолеттой.

Но Джейн не нуждалась в советах. Ее пальцы уже почти ощущали холодную глину, из которой она лепит его мужественный подбородок.

– Вы навлекаете бедствие, – предупредила она.

Джейн могла бы поклясться, что слышала, как Виолетта пробормотала:

– Да, надеюсь, он согласится.

Затем они ушли. Джейн осталась наедине с ведром глины, множеством инструментов и мыслями о Блэкберне. Прекрасном, сводящем с ума, вероломном Блэкберне, чье тело она уже почти увидела вчера.

Она скользнула за ширму. Дрожащие непослушные руки пытались снять платье. Вместо него она надела серое рабочее платье с пуговицами впереди, свободное и удобное. Поверх халата она нацепила простой черный фартук.

Сев на кушетку, Джейн сняла туфли и чулки – она могла работать лишь босой. Потом медленно подошла к консоли. Сначала девушка положила руку на гладкую поверхность гончарного круга и тихонько повернула его. Потом она стала вращать его сильнее и радостно засмеялась: гончарный круг – совсем как у настоящего художника. Она с нежностью провела рукой по инструментам – новеньким, блестящим, словно умоляющим, чтобы их скорее использовали. Сняв крышку с ведра, Джейн посмотрела на глину. Глина пахла сыростью, там не было и намека на скрытую в ней красоту.

Но Джейн знала, что красота там была. Она нагнулась и погрузила руки в холодную глубину ее любимой глины.

По дороге на площадь Кавендиш Блэкберн старался покрепче держать поводья. Многолюдные улицы Лондона требуют особой осторожности, особенно если учесть, что он ехал в экипаже с высоким сиденьем, правя парой своих лучших гнедых лошадей. Он был взволнован и задумчив.

А кто бы на его месте не беспокоился? После этого мучительного разговора с мистером Смитом Блэкберн вернулся домой и нашел приглашение от Джейн.

Она приглашала его к себе. После сказанных ею жестоких слов, после упреков, которые она обрушила на его голову! Он лишь рассеянно заметил, что у Джейн детский почерк, с крупными открытыми буквами, с трогательным сердечком вместо точки над буквой i. Это удивило его, но еще больше удивил необычайно любезный тон письма. Если бы он был дураком, то подумал бы, что письмо послано кем-то другим.

Но нет. Нужно смотреть правде в глаза. Как и предупреждал его мистер Смит, Джейн что-то нужно от него.

Она вернулась в Лондон, отчиталась своему французскому начальству о проделанной работе, и ее, несомненно, выругали за то, что чувства помешали ей выполнить задание. Возможно, ей дали указание как-нибудь выманить у него эскиз с кораблем. Или выяснить все, что ему известно о сотрудниках министерства иностранных дел. А может, – маловероятно, но все-таки – ей приказали попросить у него прощения и умолять жениться на ней.

Если она начнет просить прощения, это лишь увеличит его подозрения, но нельзя не признаться, что ему этого ужасно хочется. Хуже того, он представляет себе, как соглашается. В конце концов, сделав Джейн своей женой, он сможет лучше контролировать ее.

Она всего лишь женщина. Он может ее контролировать.

«Проклятье!» Свернув за угол, он заметил длинный ряд экипажей перед особняком Тарлинов. «Проклятье!» Он резко остановил экипаж. Сегодня здесь собрались все холостяки лондонского общества, поклонники мисс Морант, и нет никакой возможности проскользнуть незамеченным. Он уже четко дал понять, что ухаживает за мисс Джейн Хиггенботем. Он использовал этот флирт как прикрытие для своей деятельности. Поэтому логично было бы радоваться лишнему поводу для сплетен... но как-то незаметно Джейн стала главным интересом его жизни. Мысль о том, чтобы еще раз бросить ее на растерзание хищникам из высшего общества, даже ради Англии, была ему отвратительна.

Как и говорил мистер Смит, Блэкберн не может предать Джейн.

Остановив экипаж на углу, он сказал ребенку, подметавшему мостовую:

– Прошу прощения. Скажи пожалуйста, дома ли мисс Хиггенботем?

Девчонка дерзко усмехнулась и подмигнула ему.

– Да, милорд. Два раза сегодня выходила, но теперь вернулась.

– Правда? – Блэкберн оценивал ситуацию. – А ты случайно не знаешь, ходила ли она в одном, известном нам направлении?

Девочка огляделась, проверяя, не подслушивает ли кто, и кивнула.

Блэкберн кивнул в ответ.

– Спасибо, Виггенс.

– Прекрасные лошади, милорд, – сказала Виггенс.

– Лучшие в моей конюшне, – ответил Блэкберн. «И предназначенные для того, чтобы произвести впечатление на женщину», – добавил он про себя.

Услышав сзади нетерпеливые крики, он попрощался со своим маленьким шпионом и подъехал к дому Тарлинов. Выходя из экипажа, он заметил множество направленных на него насмешливых взглядов. Передав свою касторовую шляпу Спринголу, лорд Блэкберн спросил:

– Мисс Хиггенботем дома?

– Дамы сидят в гостиной, – ответил Спрингол. Блэкберн пошел туда.

– Но мисс Хиггенботем там нет. Блэкберн остановился.

– Где же она?

– Вам нужно спросить у леди Тарлин, – строго сказал Спрингол. – Она в гостиной.

Блэкберн подумал, что дворецкий как раз под стать своей хозяйке – высокомерный и снисходительный одновременно. Но сейчас у лорда не было настроения терпеть выходки Виолетты. Он ей так и сказал, застав ее среди дам из высшего света.

– Я желаю говорить с мисс Хиггенботем, и немедленно. Виолетта, казалось, была нисколько не удивлена его нетерпением.

– Боюсь, что Джейн... она сейчас занята. Но я могу передать ей, что вы заходили.

«Занята». Блэкберн вспомнил слова Виггенс. Джейн сегодня была у де Сент-Аманда, возможно, чтобы сделать рисунок «Вирджинии Белль» по памяти и получить следующие инструкции.

– Чем она занимается?

– Откуда мне знать? – Виолетта отвела взгляд.

– Лучше уж скажи, иначе Тарлин узнает о том, как ты однажды на спор скакала в его упряжке по Гайд парку.

Одна из подслушивающих дам захихикала, но осеклась, когда Виолетта сурово посмотрела на нее, а затем на Блэкберна.

– Ты невыносим, Рэнсом.

– Да, а ты выглядишь в чем-то виноватой. – Теперь ему уже всюду виделась измена. Или он сходит с ума, или предательство стало новым развлечением светских дам Лондона. Он не может всерьез подозревать этих легкомысленных и глупых существ, но не позволит Виолетте дурачить его.

– Лучше не участвуй в занятиях Джейн, Виолетта. Это не игра.

– Никто не знает этого лучше, чем я, Рэнсом. – Она вскинула голову. – Хорошо. Она на чердаке.

– На чердаке? Что она там делает?

– Что люди делают на чердаке, – холодно ответила Виолетта. – Иди и посмотри.

Он поклонился, развернулся на каблуках и вышел, едва заметив, как Виолетта с Адорной обменялись довольными улыбками.

Спрингол указал ему дорогу наверх, а рассеянная служанка кивнула в сторону узкой лестницы.

– Мисс Хиггенботем там, милорд. Вы легко найдете нужную дверь, – мисс Хиггенботем поет.

Не очень хорошо поет, если судить по поджатым губам служанки. Блэкберн со стуком поднялся по деревянной лестнице и услышал, как Джейн громко и радостно распевает.

Чем бы она там ни занималась, это доставляет ей удовольствие. Он принялся громко стучать тростью из красного дерева в дверь, но вдруг остановился. Он подумал о том, что стучит, чтобы предупредить ее, что нужно спрятать улики. Но его, конечно, ничто не остановит. Если он откроет дверь и увидит, что она рисует все корабли и адмирала военно-морского флота, он, не колеблясь, исполнит свой долг и отправит Джейн на виселицу.

Взявшись за ручку, он повернул ее, распахнул дверь – и увидел Джейн, одетую в рабочий халат и стоящую возле глиняной статуи в человеческий рост. Благородный подбородок, гордый нос, мускулистая грудь... и... он взглянул украдкой. Да, каждая деталь была как прежде.

Включая этот чертов крохотный, будто детский, фиговый лист.

 

Глава 24

Предательство? Вероломство? Измена Англии? Все это мигом улетучилось у него из головы.

Его охватила злость. Злость и разочарование. Она еще раз создала статую, чье видимое сходство может обмануть кого-нибудь, но не его, и которое оскорбляло его самым жестоким образом. Ни один мужчина не сможет прикрыться таким маленьким фиговым листком.

Особенно Квинси.

Как и много лет назад, такое унижение привело его в неистовую ярость.

– Ты все еще делаешь это неправильно! – он зашел в комнату, захлопнув за собой дверь. – Черт побери, Джейн. – Он рывком избавился от галстука и накрахмаленного воротничка. Он в бешенстве стянул с себя пиджак и жилет и швырнул их на пол. Он так порывисто рванул рубашку, что порвались завязки на ее горловине. – Вот так! Вот так я выгляжу на самом деле!

Джейн неподвижно стояла, ее руки были в серой глине. Она с интересом смотрела на него, и на один короткий миг здравый смысл возобладал над яростью. Может, она считает, что он сошел с ума?

Но нет. Она смотрела, и в ее глазах было удивление и отрешенность. Работа изменила ее. На смену девственной стыдливости пришло жадное любопытство. Джейн осторожно положила инструменты. Вытерла руки о передник. Приблизилась к нему, медленно обошла вокруг, глядя на его наготу, как на чудо. Без тени смущения она протянула руки и распахнула тонкую льняную рубашку, открыв плечи Рэнсома.

– Восхитительно, – прошептала она. – Лучше, чем я себе представляла.

И положила ему на плечи свои руки.

Она ничего не имела в виду. Он знал это. Ею руководил интерес художника; она не думала в этот момент о приличиях.

Но он был здесь. Он осознавал, где они, какие существуют правила поведения, видел себя, ее, их прежнее взаимное притяжение, предчувствовал их будущую страсть.

Его ярость остыла. В нем загорелся огонь желания.

Джейн провела пальцами по его шее.

Рэнсом сглотнул, пытаясь избавиться от напряжения в горле. Она с восхищением проследила за этим движением, дотрагиваясь до кадыка, лаская мышцы, когда они натягивались и расслаблялись.

Она вытащила его рубашку из брюк, проведя рукой по каждому ребру.

– Дай я... – он пытался снять рубашку через голову.

Он наклонил голову, поднял руки, и рубашка скользнула на пол. Она широко раскрытыми глазами смотрела на его соски. Затем обернулась на статую.

– Я сделала их почти такими же. Как ты думаешь?

Не дожидаясь ответа, она обвела маленький кружок, дотронувшись до тугого кончика.

– Да. Они почти не отличаются от моих собственных.

Он надеялся, что вчера она чувствовала его прикосновения так же остро, как он сейчас.

Она взглянула на него и повернула, чтобы рассмотреть спину. С ненасытным интересом она обхватывала лопатки, пробегая пальцем по каждому позвонку его спины, исследовала выпуклости бицепсов.

Она была художником. Он давал ей то, чего она хотела – живую модель.

Его сердце тяжело и глухо забилось. Кровь прилила к щекам. Та его часть, которой он так гордился и которую она настолько оскорбила, зашевелилась и выросла во внезапном юношеском приливе желания. Она хочет видеть его. Она обожает его не за его деньги, ум или титул, но за его тело.

Это была опьяняющая мысль.

Джейн повернула его лицом к себе. Она гладила его руки, разглядывая каждый волосок, каждую вену. Она исследовала каждое сухожилие его кисти. Она обращалась с ним так, словно каждая его часть была для нее драгоценностью.

– Смотри. У тебя здесь шрам. – Она дотронулась до белой линии – свидетельства его детской глупости. – Как это произошло?

– Фиц подговорил меня...

Она смотрела на его губы, когда он это говорил. Наблюдала за их движением.

Перед его глазами стоял вчерашний поцелуй.

– Он подговорил меня выпрыгнуть из окна студенческого общежития. Джейн?

– Тебе было больно!

– Сломанная кость. Немного крови. Джейн?

– Такой совершенный, и все же такой обыкновенный.

– Джейн!

Отчаянье в его голосе вывело ее из отрешенного состояния.

– Что?

Он взял ее за запястье и потянул к ширинке.

– Здесь.

Она, нахмурившись, посмотрела на него. В ее глазах не было ни робости, ни смущения. Она не знала, что увидит, но ощущала живой неподдельный интерес.

– Да, – сказала она. – Это то, чего я хочу.

Он никогда еще так не хотел женщину, как сейчас. Уверенными четкими движениями она расстегнула брюки, ее рука скользнула по бедрам, и брюки упали на пол.

– Джейн, развяжи завязки кальсон, – его голос был хриплым от нетерпения.

Он торопил ее, но она не нуждалась в его советах. Она смотрела на него как на мраморное изваяние.

Но мрамор не был таким твердым, как он. Она уже освободила его от последнего лоскута одежды. Не считая его ботинок, но на них ему сейчас было наплевать.

Ему просто хотелось, чтобы она увидела его. По-настоящему увидела, таким, какой он есть, а не таким, каким она его представляла.

Наконец она увидела.

– О!

Только «о!», но его желание стало еще больше, хотя ему казалось, что это уже невозможно.

– У меня были неверные пропорции. – Она взяла его за бедра и наклонила свою голову набок, изучая. – Как глупо с моей стороны. Ну конечно. – Она отошла, чтобы посмотреть с одной стороны, затем с другой. Она смотрела как завороженная. Рука Джейн медленно поднялась, и кончик пальца коснулся его.

С тем же успехом она могла дотронуться до него раскаленным железом. Его яички сжались, диафрагма напряглась. Забыв о гордости, он застонал.

Она вздрогнула и резко отдернула руку:

– Я сделала тебе больно?

Тревога в ее голосе насмешила его. Слово «боль» не могло бы описать его ощущений.

– Помнишь, когда я дотронулся до тебя вчера?

– Да.

– Больно... примерно также.

Ее прекрасные зеленые глаза засияли. Она снова взглянула на него, и творческая отвлеченность сменилась ярким воспоминанием о его прикосновении.

– Действительно. Так значит, тебе это нравится. – Она осторожно взялась за головку члена и отвела крайнюю плоть.

– Слишком сильно. – Положив руки ей на талию, он посмотрел на нее, настоящую, с горящими глазами, готовую прожить ту жизнь, в которой он когда-то отказал ей. – Джейн, давай покончим с этим.

– Я могу быть тем, кем захочу. – Она махнула рукой в сторону статуи. – Я буду жить там, где захочу. Я была угнетена, ото всех заперта, но я могу еще вырасти.

– Я тоже. – В его голосе звучало вожделение, но Джейн не поняла, что он имеет в виду.

– Я хочу, чтобы ты снял ботинки.

Она хотела видеть его полностью обнаженным. Он предоставлял ей свое тело в обмен на то, что она будет иметь с ним близость.

Но имело ли это теперь значение?

Опустившись на деревянный пол, он взялся за ботинок.

Она стала на колени рядом и отвела его руки.

– Я сама.

Мужские ботинки снять не так уж просто, и обычно у Блэкберна и его слуги это занимало какое-то время. Но Джейн была сильной. Когда она потянула ботинок, на ее руках обрисовались мускулы, крепкие и красивые. Его Джейн не была какой-нибудь ни на что не годной девчонкой. Она была взрослой женщиной, умелой и здоровой, и Рэнсом одинаково восхищался ее искусными прикосновениями и ее полным доверием.

Джейн один за другим сняла ботинки и отбросила их. Каждый ботинок со стуком прокатился по полу и замер.

Его слуга позеленел бы от зависти.

Блэкберн торжествовал.

Джейн не пыталась казаться застенчивой девочкой. В ней читалось не стесненное стыдом желание. Самолюбие Блэкберна выросло так же быстро, как и его вожделение.

Она потянула за край брюк, сняла их, потом развязала подвязки и стянула носки.

Теперь он, совершенно голый, без единого клочка одежды, сидел, согнув одно колено и выпрямив другое на деревянном полу чердака. Рядом с ним на коленях сидела женщина. Солнечный свет падал из окон. Все это должно было бы выглядеть странно.

Но с Джейн это было то, что надо.

Она дотронулась до пальцев его ног.

– Я никогда не лепила ступни, потому что считала их некрасивыми, но твои очень даже ничего.

Если бы перед ним был кто-то другой, Рэнсом решил бы, что его пытаются таким образом соблазнить.

Джейн была для этого слишком прямолинейна. В отличие от него.

– А твои? – это был предлог, чтобы она поскорее разделась, но потом Рэнсом понял, что ему действительно интересно.

Он хотел знать, какие у нее ступни. Может ли стать это желание наваждением?

– Мои ступни слишком большие для женщины.

– Ты вся слишком большая для женщины. – Он погладил ее по руке. Дотронулся до каждого сустава и заметил, что в складках кожи осталась глина. Глина была также у основания ногтей и под ними. Она окрашивала кожу в серый цвет и отшелушивалась маленькими хлопьями. От этого ее тело наверняка чесалось. Когда Джейн дотронулась до него, на ее руках была еще влажная глина, и теперь его кожа тоже чесалась. Но это неприятное ощущение стиралось от чудесного прикосновения к ее нежной бледной руке, скрывавшей в себе силу и мощь. – Я только хочу знать, не больно ли тебе от моих прикосновений?

– Нет, – сказала девушка, но ее взгляд упал на его половой орган.

– Джейн, я обещаю... – Что он может пообещать? Что не причинит ей боли? Скорее всего, причинит, но его желание выросло до таких размеров, что он уже не мог себе отказать.

Она, наверное, прочла его мысли.

– Я хочу это сделать. Возможно, я потом убегу на континент, моя репутация окончательно погибнет, я буду зарабатывать на жизнь своим искусством, но у меня останутся приятные воспоминания об Англии. – Ее рука ласкала его икру, массируя и ощупывая каждую мышцу. – И о тебе. – Она дотронулась до его колена, изучая кости и связки под кожей.

Так же легко ее ладонь скользнула вверх по внутренней стороне бедра.

Пытка. Или наслаждение. Он не мог понять. Перед его глазами поплыл красный туман.

Ее большой палец провел по мышце обратно к колену.

Туман чуть рассеялся, и он сказал:

– Ты училась этому.

Она ближе наклонилась к нему, и рука небрежно проделала обратный путь вверх.

– Искусству?

– Нет. Как свести меня с ума.

– Я лишь делаю то, что ты делал со мной. Его кольнуло разочарование:

– Значит, месть?

Она остановилась. Рука поднялась и застыла над нежной кожей между бедром и животом.

– А разве вчера была месть?

Он понял, что сказал глупость. Она, казалось, простила ему все – оскорбления, то, что он скомпрометировал ее перед обществом и бросил. Но он не мог забыть прошлое и предполагал, что и она тоже. Джейн никогда не давала ему повода сомневаться в ее отношении, и его недоверие обижало ее.

– Никогда. – Взяв ее запястье, он поднес его к губам и поцеловал. Глядя ей в глаза, он старался сделать ей приятное, сказав ту правду, которая наполняла его душу. – Вчера была не месть, Джейн. Вчера было сплошное удовольствие.

Она закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку.

Рэнсом коснулся ее рта большим пальцем и, когда она выпустила его, улыбнулся в ответ.

Теперь она вся лучилась счастьем, оно волнами исходило от нее, и Рэнсом купался в этих волнах, впитывая и сливаясь с ними.

– Иди, садись ко мне, – приказал он.

– Нет. Ты иди. – Она встала и протянула к нему руку.

Он уставился на эту руку, непоколебимую и сильную. Затем, понимая, чего от него ждут, и сознавая, что должен покориться, он дал ей руку и встал.

– Там есть диван, – она повела его за ширму.

Где-то в его разгоряченном сознании мелькнула мысль, что это хорошо, так как спрячет их от двери.

Выпустив его руку, Джейн стянула на пол большую диванную подушку и показала:

– Здесь.

Не зная, чего она хочет, Рэнсом чувствовал себя немного странно, словно это он был девственницей. Он сел, потом растянулся во весь рост.

– Джейн? – на этот раз он приглашающим жестом протянул ей руку.

Она взяла ее. Опустившись на колени рядом с ним, она снова прикоснулась к нему. На этот раз ни искусство, ни условности не отделяли ее от реальности. Ее руки жадно пробежали по его груди и, следуя за дорожкой волос, опустились на низ живота. Она опять взяла в руки его член и оттянула вниз. Обхватила его и сжала.

Он схватил ее за руку:

– Помягче!

– Конечно. – Ее прикосновения стали нежнее, когда она с интересом разглядывала его. – Это так восхитительно. Я никогда не представляла...

– Еще бы. – Он повернулся набок, сжал ее ладонь и поднес ее к пуговицам на одежде. – Раздевайся.

Она сняла фартук, и под ним оказалось платье еще страшнее, чем вчерашний ужас цвета шалфея, к тому же оно было испачкано глиной.

– Скорее. – Она двигалась быстро, но не так, как ему хотелось, и он схватил ее пуговицы и принялся их яростно расстегивать. Вчера он уже израсходовал все свое терпение, и теперь хотел ее немедленно.

– Я сама.

Пока ее руки были над головой, когда она снимала платье, его пальцы запутались в завязках ее нижней сорочки.

– Я помогу.

Отбросив платье, она оттолкнула Рэнсома.

– Нет!

Он резко притянул ее к себе. Она упала на спину, и они принялись отчаянно бороться, стремясь подчинить своей воле другого. Он не хотел причинить ей боль, но она не собиралась покоряться ему. Он хотел взять контроль над ситуацией, но она не уступала. Они катались по полу, пока не оказались рядом с диванной подушкой. Она села на него сверху, смеясь тихим грудным смехом.

Склонившись над его лицом, она сказала:

– Ты сделаешь так, как я скажу.

– Да. – Он почувствовал, что разрез на ее нижнем белье разошелся, и ее бедра прижались к нему. – Все, что скажешь. – Он схватил ее за затылок и приблизил к себе. Их раскрытые губы встретились. Они боролись за поцелуй. Она всасывала в себя его язык. Он сходил с ума от мучительного вожделения.

Все было острее, свежее, новее с Джейн. Он хотел ее со всем настойчивым пылом, на который только был способен. Держа в руках ее лицо, он сказал:

– Джейн, я больше не могу ждать.

– Придется, – она ущипнула его за подбородок.

Ее сорочка была наполовину распахнута, и нежные округлости грудей изводили его своей близостью. Он протянул руку.

– Позволь мне...

– Моя очередь. – Она опустилась на него и вытянулась. Ее тело тесно прижималось к нему, поглощая его всеми способами, кроме одного. Обхватив губами его сосок, она водила по нему языком. Слепой от желания, Рэнсом нащупал ленты ее нижних юбок. Он рванул их, и раздался явственный звук рвущейся ткани.

Она укусила его.

Хватая ее голову и оттаскивая назад, он воскликнул:

– Наглая девчонка! – Это был комплимент.

Сейчас он оказался сверху и стал на колени. Он взялся за край ее нижних юбок и панталон и стянул их до лодыжек, и она позволила это. Даже помогла, отпихивая ногами материю подальше.

Такие длинные ноги. Его рука скользнула по ее бедру и остановилась между ног. Сколько женщин у него было с тех пор, как он впервые коснулся ее? Это не имело значения. Джейн, ее запах, вкус, I очертания ее тела возбуждали его тогда и возбуждают сейчас.

Она отбросила руками волосы с лица и привстала. Затем села | на колени и поднялась, пока не оказалась напротив него. Теперь они оба обнаженные стояли на коленях друг против друга. Проведя умелой рукой с длинными пальцами по его плечу, она сказала:

– Покажи мне теперь.

– Вот так. – Он сел на пятки и шире развел ее бедра. Его большой палец прикоснулся к ней так, как ей больше всего нравилось. Так, как трогал ее накануне. Она задержала дыхание, вцепившись ему в плечи. Она была загадочной, глубокой, влажной. И она была готова. Он тоже. Но вчера, когда его палец был внутри, она была такой узкой... Он потратил еще минуту, чтобы подготовить ее.

– Сейчас! – ее голос дрожал.

Он осторожно опустил Джейн на подушку и просунул руки под коленями.

Она приподнялась на локтях:

– Что ты делаешь?

– Ты думаешь, я не знаю? – Он все еще сидел на полу. Она наискось легла на мягкую подушку, и что бы ни произошло, она теперь целиком в его власти. Она просто еще не знает об этом.

Рэнсом потянул ее к себе, чуть приподнял. Его член дотронулся до ее влажной горячей щели; ничего уже не существовало вокруг, только стремление оказаться внутри нее. Он с силой надавил; она закричала, погружаясь в подушку, пока он погружался в нее. Она так крепко прижала его к себе, что было почти невозможно пошевелиться. Она боролась, стараясь как можно глубже втянуть его в себя.

Он продолжал двигаться внутри нее медленно и размеренно.

– Потерпи, – прошептал Рэнсом. – Я дам тебе то, чего ты хочешь, довольно скоро. – Ее девственность бросала ему вызов, вопреки тому, что она пыталась оттолкнуть его.

Его крепкие руки раздвинули ей ноги как можно шире, он немного приподнял ее и сделал рывок. Он с силой, до самого конца проник в нее, дотрагиваясь до самой чувствительной части ее тела.

Затем он полностью вышел из нее и снова пронзил. Она сражалась, чтобы высвободить ноги. Он прижал ее руки к подушке, заключая Джейн между ними. Еще толчок. Опуская ее ноги на пол, он снова вышел. Это была война. Это была борьба. Все было естественно и примитивно.

Как у животных.

Стон распирал ее горло, сначала негромкий, но постепенно выросший до крика. Этот звук наполнял его уши так же, как он наполнял ее тело. Слушая ее голос, он испытывал дикое, высшее наслаждение, зная, что она находится на верху блаженства.

И... лишь одно чувство охватывало его, руководило им, и средоточие его находилось в том месте, где они соединялись. Он хотел овладеть ею, он владел ею, но этого было недостаточно.

Он склонился над ней и позвал:

– Джейн! Посмотри на меня, Джейн.

Ее глаза раскрылись, и она взглянула на него. Он в упоении сказал:

– Смотри на лицо твоего любовника. Не статуи. Не произведения искусства. Твоего любовника.

– Да. – Ее руки ласкали щеки, шею, грудь Рэнсома. – Моего, любовника.

Эти прикосновения увеличили его восторг, и он задвигался быстрее. Пальцы Джейн вцепились ему в грудь, и он ускорил свои движения еще больше. Она приподняла бедра, чтобы полностью поглотить его, – и замерла. Ее глаза округлились. Она вздрогнула, все мышцы, обхватывающие его внутри, стали сокращаться.

Он неистово вдавил ее в подушку. Джейн впилась ногтями ему в спину, когда он резко пронзил ее. Достигнув своего пика, он остановился. Замирая от наивысшего наслаждения, они смотрели друг на друга.

Это произошло.

Дрожа, он наполнил ее своим семенем, пока она сжимала его со всей силой, на которую только способна женщина. По мере того, как огонь страсти постепенно утихал, Рэнсом опустился и накрыл ее своим телом. В этот момент он подумал, что полностью владеет ею.

Как и она владеет им.

Их дыхание постепенно выравнивалось, и сознание возвращалось к ним, пока они лежали, частично на подушке, частично на полу. Он думал о том, что должен сказать что-то важное, чтобы показать Джейн, что произошедшее здесь не было случайной вспышкой, которую он забудет. То, что сегодня произошло между ними, раньше у него никогда не было. И, хотя Рэнсому еще не все понятно, он уверен в исключительности их встречи.

Но сначала нужно было подняться. Джентльмен всегда опирается на локти; Блэкберн показал, что он не джентльмен. Ему очень не хотелось вставать. Джейн теперь принадлежала ему. Это было естественно, он был в этом уверен. Но в тоже время он не хотел выпускать ее. Словно она могла удрать при первой же возможности.

Глупость. Он медленно приподнялся над ней. Голова Джейн была повернута в сторону, она лежала и смотрела на ширму. Рэнсом встревожился. Он осторожно убрал растрепавшиеся пряди с ее лица.

– Джейн.

Она повернулась и громко сказала:

– Тебе нужен листик, соответствующий размеру хобота. Какое-то время он не мог собраться с мыслями и понять, о чем она говорит.

– А... статуя. Да. Она нахмурилась.

– Поэтому ты так сердился?

Все пошло не так, как он рассчитывал.

– Джейн, мы же не будем обсуждать это сейчас.

– Я хочу понять. Это причина, по которой все смеялись?

Ее голос звучал немного насмешливо, и, досадуя на нее, он жестко ответил:

– Не относись к этому, как к какой-то мелочи. Неожиданный каламбур заставил его вздрогнуть. Но Джейн даже не заметила этого.

– Мужчины странные существа.

«Мужчины?» И она осмеливается это говорить? Вместо любовного шепота и нежных ласк она обсуждает свою статую?

– Не переживай. Я исправлю пропорции прямо сейчас. – Она попыталась вырваться и сесть.

Он не позволил. Он был все еще внутри нее. Он довольно просто может научить ее, как нужно заканчивать любовную сцену.

– Вставай, – она толкнула его.

– Нет, – он поймал ее руки.

Джейн старалась высвободить их. Он упрямо сжимал ее кисти. Она пнула Рэнсома по ногам. Он сел плотнее. Если она хочет боя, он легко устроит это и покажет, из чего в действительности сделан маркиз Блэкберн. Они молча боролись, только слышалось, как стучат по деревянному полу их ноги. Конечно же, он побеждал, но она продолжала сопротивляться. Вдруг Джейн затихла.

– Да! – Он яростно вдавил ее в подушку. – Ты должна понять, что я сильнее и...

– Тсс! – она резко шикнула.

– Джейн?

Затем он тоже услышал. Скрип лестницы. Стук двери. И чистый голосок Адорны, открывающей дверь:

– Реверенд Райдингз, мистер Саусвик, лорд Мэллери, мистер Броквэй. Я не ожидала, джентльмены, что вы так интересуетесь искусством!

Джейн испуганно всхлипнула под Рэнсомом.

– Это новая студия моей тети. Тетя Джейн должна быть где-то здесь... – Шаги Адорны раздались в самой комнате. – Я не знаю, куда она ушла. Ой, смотрите. Мужской ботинок.

За ширмой все замерло.

– Ботинок Блэкберна, – послышался голос мистера Броквэя.

– Вы так думаете? – спросила Адорна. – Да, как глупо с моей стороны. Я узнаю эти кисточки.

Джейн поморщилась от ужаса.

– А вот другой ботинок. – Адорна могла бы стать прекрасным исследователем в научной экспедиции. – А вот его сюртук, жилет, рубашка и... – Она замолчала.

– Брюки. – Блэкберн узнал голос лорда Мэллери, веселый как никогда. – Мисс Морант, это называется «брюки».

– О, – голос Адорны звучал очень удивленно. – Что бы это значило, как вы думаете?

 

Глава 25

Свадьба. Эта ужасная сцена в студии на чердаке означала свадьбу, и чем скорее, тем лучше, по специальному разрешению. Виолетта и Адорна были целиком и полностью уверены в таком исходе дела. Джейн находилась в тот день в эстетическом восхищении, но ее не обманешь. Она умеет вычислить хорошо продуманный женский план.

И лорд Блэкберн – Рэнсом – охотно пошел под венец. Если бы она сама не видела тогда ужас в его глазах, она бы подумала, что он участвовал в этом бесчестном заговоре.

Черт бы их побрал. Именно в тот день, почти в тот самый момент, когда она снова решила жить ради своего искусства, искать счастья за границей, эти коварные женщины направили на ее голову это наказание, чтобы покорить ее.

Джейн посмотрела в зеркало в своей новой спальне и увидела там полуодетую женщину.

И он покорял ее все время. Неоднократно и очень энергично. Она сопротивлялась, как только могла. Не обращала на него внимания. Делала вид, что находится где-то в другом месте. Даже тихо читала стихотворения.

Она не побеждала. Ни разу. Используя свое обаяние, нежность и потрясающее знание ее тела, Рэнсом против ее воли вызывал в ней наслаждение. С каждым разом ее обида на него уменьшалась. Каждый раз она отвечала ему.

Но ему этого было мало. Он знал, что ее разум закрыт для него, и хотел держать ее всю целиком в своих объятиях.

– Миледи.

Джейн не обратила внимания.

– Леди Блэкберн, – чуть строже сказала пожилая служанка. Джейн вздрогнула и поняла, что ее зовут. Отвернувшись от зеркала, она разглядывала принесенное Мойрой платье.

– Вы наденете платье из золотого канифаса? Джейн слегка пожала плечами.

– Как хотите.

– Да, золотой канифас. – Блэкберн стоял, прислонившись к дверному косяку, и дерзко улыбался ей.

Что он здесь делает, такой непринужденный и такой – по сравнению с ней – официальный, в строгом черно-белом костюме? Он всегда смущает ее своим собственническим видом и внимательным взглядом.

– Золотой цвет придает твоей коже теплый оттенок, и сегодня ты будешь красивой как никогда. Сьюзен оскорбится, если ты оденешь что-то другое.

Она продолжала стесняться того, что была полуодетой.

– Я не одета, милорд.

– Вижу. – Его глаза поиграли со шнуровкой на ее сорочке, скользнули по плечам, по ровной линии нижних юбок и пощекотали одетые в чулки ноги. – Не одета самым восхитительным образом.

– Если вы выйдете, мне удастся закончить.

– Моя дорогая леди Блэкберн, нет никакой необходимости в том, чтобы я выходил. Мы женаты, помнишь?

Он был очарователен.

Но очарование не было той чертой, которой она доверяла в Рэнсоме Квинси, маркизу Блэкберну.

– Едва ли я могу забыть.

– Однако это не то, о чем ты думаешь.

– О чем же я думаю?

– Ты воображаешь, что я ненасытный распутник, который врывается в твою спальню, потому что всегда страстно жаждет тебя.

Мойра захихикала.

Джейн издала негромкий возглас.

– Но это только наполовину правда.

– А вторая половина?

– Я пришел помочь тебе, потому что, хотя твой наряд безупречен, ты обязательно споткнешься о подводные камни, которыми усеяна жизнь в свете.

По ее телу пробежали мурашки, когда она увидела его в зеркале. У нее вновь возникло это неприятное ощущение, что он преследует ее, даже если продолжает стоять в дверях. Почему? Он уже поймал ее в ловушку, запер со всех сторон.

– Я просто потрясена твоим благородством.

– Надеюсь, – он притворно-устало вздохнул. – Это необходимые жертвы.

Джейн не ответила на его поддразнивание. Она отказывалась даже замечать его.

– Это так похоже на леди Гудридж – превратить запланированный чай в свадебный прием. – И выражает ее одобрение их поспешной свадьбы.

– Будет тьма народу. – Улыбка играла на губах Блэкберна, когда он шел к ней. – Все в свете хотят увидеть, действительно ли я сражен мисс Джейн Хиггенботем.

Стоя за любимой, Рэнсом наклонился и слегка коснулся губами ее затылка.

– И я покажу свое полное обожание.

Мойра переминалась с ноги на ногу, не зная, уйти или остаться. За последнюю неделю она сталкивалась с этой дилеммой множество раз.

– Я постараюсь, чтобы мы не опоздали, – сказала Джейн. Его руки нежно сжали ее плечи.

– Опять.

Жар прошел от сосков до лба, и он с удовольствием наблюдал, как она краснеет.

Но Джейн довольно колко ответила:

– Да. Если мы придем позже и уйдем раньше, наш позор никогда полностью не забудется.

Блэкберн вздрогнул. Его пальцы напряглись, а улыбка стала маской.

– Какой позор?

– Они застали нас в моей студии две недели назад, милорд, и мы поженились неделей позже. Это последний скандал в длинной череде скандалов с нашим участием, не так ли?

– О, – он расслабился, успокаиваясь так быстро, что она могла бы это и предвидеть, щелчком пальцев отогнал призрак позора и сказал:

– Ты теперь Квинси. Мнение света не должно тебя беспокоить.

В его речи слышалось откровенное презрение, но Джейн слишком хорошо изучила его, чтобы не заметить, что ему что-то мешает. Не страсть, а какое-то другое чувство, которое заставляет его так улыбаться, – и которое касается ее.

Выскальзывая из его рук, Джейн повернулась, чтобы видеть его лицо.

– Почему ты выглядел таким озадаченным, когда я упомянула о скандале?

– Разве? – Он посмотрел в зеркало и поправил галстук. – Могу тебя уверить, что я уже привык к скандалам. – Он улыбнулся ей, чтобы смягчить колкость. – Но нам нужно поторопиться.

– А я думала, что мы Квинси, и нас не должны беспокоить такие мелочи.

– Правильно, но мы должны беспокоиться о Сьюзен. Она не сможет спокойно воспринять наше опоздание. – Блэкберн щелкнул пальцами, подзывая служанку.

Мойра принесла платье и хотела одевать Джейн прямо перед Блэкберном, но Джейн спряталась за ширму.

– И нам нужно сопровождать Адорну в течение сезона, – голос Блэкберна звучал совсем близко, словно он не мог допустить, чтобы их разделяла даже тонкая перегородка.

Адорна была очень взволнована по поводу замужества тетушки и предпочла остаться в доме Тарлинов на время короткого четырехдневного медового месяца Джейн и Рэнсома в Турбийо-не. Но Джейн не могла оставить свою племянницу у Тарлинов насовсем, к тому же, став леди Блэкберн, она приобрела определенное влияние в свете и могла оказать протекцию девушке. Мойра надела ей платье на голову, и Джейн поспешно натянула его.

– Ты ведь не возражаешь против Адорны?

– Абсолютно. Она очаровательная девушка, но мы не можем заставлять ее ждать. – Блэкберн зашел за ширму. – Она, возможно, уже решила действовать самостоятельно.

Джейн смотрела на Рэнсома, придерживая ожерелье, пока Мойра застегивала замок.

– Она этого не сделает.

– Ну разумеется, нет. – На его лице появилось веселое выражение. – С тех пор, как она переехала сюда, я просто поражен ее здравым смыслом.

Адорна стала жить с ними три дня назад.

Она, как всегда, создавала вокруг себя сплошные неприятности.

И, как всегда, делала это не нарочно. Однако после свадьбы ее тети и маркиза Блэкберна она стала еще более завидной невестой, и ее блестящий успех в свете действовал даже на самых критически настроенных мамаш. Количество джентльменов, приезжающих проведать Адорну утром, удвоилось, толпа вокруг нее на балах была такая плотная, что невозможно было протиснуться, и Джейн видела выражение отчаянной слепой страсти на лицах некоторых поклонников племянницы. Джейн боялась еще одной попытки похищения.

Или чего-то похуже, потому что Адорна стала очень задумчивой и тихой, словно все время напряженно о чем-то размышляла – очень необычное для нее состояние.

– Я почти готова, – сказала Джейн.

Когда Блэкберн, держа супругу под руку, спускался под руку по лестнице, он посмотрел на дверь кабинета.

– Что он так поздно здесь делает?

Мсье Шассер стоял у выхода, сжав кулаки и опустив голову.

– Не знаю.

Когда они подошли к дверям, Джейн сказала:

– У вас какие-то проблемы, мсье? Учитель французского резко поднял голову.

– Леди Блэкберн. А... нет. Я просто пришел убедиться, что мадемуазель выучила свою французскую фразу.

– Какое усердие. – Блэкберн откровенно насмехался. – И как?

Тонкие улыбающиеся губы мсье Шассера слегка скривились от разочарования.

– Мисс Морант, как всегда, – испытание, милорд, но, тем не менее, она делает успехи. – Он поклонился. – Вы собираетесь ехать на прием, и я ухожу.

– Аи revoir, мсье Шассер, – попрощалась с ним Адорна, стоя в дверях кабинета и вяло махая рукой. – До завтра.

– A demain, – сказал он.

– А... что? – Адорна наморщила носик.

– A demain. Это значит «до завтра». Я раньше уже говорил вам, что «a demain» означает... – Мсье Шассер поднял палец, но остановился и покраснел. – Pas importe, мадемуазель. – Не имеет значения.

Пока учитель поспешно выходил, на Блэкберна напал неожиданный приступ кашля; Джейн видела, что он пытается сдержать смех.

– Неприлично смеяться, – сказала она.

– Но тебе ведь тоже смешно, – заметил Рэнсом.

Это была правда. Но если она не выдержит и рассмеется вместе с ним, ее справедливая обида на него растает. И если она потеряет остатки злости, эта невыносимая надежда снова разгорится. Она начнет вспоминать... вспоминать, как она боготворила Блэкберна, как даже от случайного взгляда его темных глаз приходила в трепет, как его разговор всегда восхищал ее.

Как она любила его.

Если она позволит этим воспоминаниям расцвести и уступит надежде и любви, она снова станет ранимой. Он снова высокомерно отвергнет ее, и она не знала, как сможет – и сможет ли – перенести этот удар.

– Никогда не понимаю, о чем говорит мсье Шассер, – призналась Адорна, искренне разочарованная собой. – Он такой строгий. Никогда не улыбнется. И учит говорить меня такие глупые вещи.

– Например? – Блэкберн взял у лакея приталенное пальто Джейн и помог ей надеть его.

Один из лакеев кинулся помогать Адорне одеть ее модно скроенный жакет.

– Сегодня я должна была выучить фразу «Une maison bleue de pres le pain le miche a beaucoup les habits rouges».

Блэкберн взял Джейн за руку.

Она высвободила ее, чтобы надеть перчатку.

Он перевел:

– У синего дома рядом с круглой буханкой хлеба много красных одежек.

Джейн пристально посмотрела на Рэнсома. Он однажды утверждал, что не говорит по-французски, а сейчас переводит, словно это его родной язык.

– Ты закончила? – спросил он её.

– С чем?

– С перчатками.

– Да.

Он снова взял ее руку и сказал Адорне:

– Это звучит очень странно. Все фразы, которым он учит тебя, такие необычные?

– Да! Если уж я должна учить французский, я хочу уметь сказать: «Мне нужно это шелковое платье» или «Вы такой большой и сильный мужчина». – Эти слова сопровождались отработанным кокетливым взмахом ресниц. Затем в глазах Адорны сверкнуло недоумение. – Что-нибудь полезное, а не эта чепуха.

Вспомнив неспособность своей племянницы к языкам, Джейн предположила:

– Может, ты просто неправильно запомнила данную им фразу? Адорна топнула своей маленькой ножкой.

– Нет, я запомнила! Кроме того, когда джентльмены спрашивают меня, что я изучаю, никто меня не исправляет.

Блэкберн до боли сжал руку Джейн.

– Джентльмены?

– Да. Они спрашивают, и я говорю им.

– Кто спрашивает? – настаивал Блэкберн.

– Все. Это у них так принято, спрашивать меня. – Адорна пожала плечиками, завязывая ленты чепца на подбородке. – Я не знаю, почему. Мне кажется, что так они чувствуют свое превосходство, потому что как бы плохо они сами ни знали французский, я знаю еще хуже.

– Этого не может быть! – возразила Джейн.

– Вы можете назвать другую причину? – спросила Адорна. Джейн не могла.

– Экипаж ждет вас, милорд, – объявил дворецкий.

Вент не был тем дворецким, который служил у Блэкберна одиннадцать лет назад. Казалось, никто из слуг, независимо от срока службы, не помнит первый визит Джейн в этот дом. К ней относились с большим уважением и неподдельным восхищением, и это разжигало надежду в ее сердце.

Жалкую неизбывную надежду.

Блэкберн поцеловал ее ладонь в перчатке, затем выпустил и предложил свою руку. Джейн без колебаний вложила в нее свою. Колебание означало бы, что она боится, а она не хотела, чтобы он догадался об этом.

Затем Блэкберн предложил руку Адорне. Та взяла ее, и маркиз вывел их на улицу и посадил в экипаж. Когда лошади тронулись в путь, он сказал:

– Адорна, я научу тебя новой фразе вместо той нелепости, которую задал тебе мсье Шассер. Ты хочешь этого?

– О, конечно, – Адорна наклонилась вперед. Блэкберн обернулся к Джейн:

– Ты не возражаешь?

– Отнюдь. Если это поможет ей выучить французский, я буду только рада. Я лишь жалею, что не подумала об этом раньше. С завтрашнего дня я попрошу мсье Шассера давать тебе те фразы, которые ты хочешь, – сказала Джейн. Блэкберн выглядел таким суровым. О чем он думает?

– Ты очень умная женщина, Джейн, – сказал маркиз, намекая на свои прежние выводы. – Не знаю, восхищает меня это или нет.

Нет, его это не может восхищать. Мужчины не любят умных женщин, и Джейн неприлично громко вздохнула.

Адорна не поняла подтекста, и ее голосок уверенно зазвенел:

– Она остроумная. Самая остроумная из всех, кого я знаю. Моя мама иногда говорила, что тетя Джейн такая остроумная, что это ей однажды принесет неприятности.

Сомнительная похвала Адорны лишь добавила Блэкберну цинизма.

– Так оно и есть.

– Да, но вы все-таки женились на ней, – Адорна одарила их обоих сияющей улыбкой.

– Так мило с его стороны, – сухо вставила Джейн. Блэкберн изучающее посмотрел на супругу, и Джейн стало не по себе. Он что-то искал на ее лице, Джейн точно не знала, что именно, но взглянула на него и упрямо подняла подбородок. Пусть думает что хочет. Ее это не волнует.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Я поговорю с мсье Шассером. Предоставьте это мне.

– Как хочешь. – Повернувшись к-Адорне, Джейн сказала:

– «Я хочу купить себе платье» будет «Je voudrais acheter une robe pour moi».

– А как насчет «Une maison bleue de pres le pain le miche a qu-elques-uns les habits rouges»? – предложил Рэнсом.

Адорна подозрительно нахмурилась.

Джейн перевела дыхание. Она чувствовала, что упускает какой-то важный ключ к разгадке, который объяснит его намерения. «У синего дома рядом с круглой буханкой хлеба мало красных одежек»? Как это понравится Адорне?

– У нас так мало времени до приема, – Блэкберн настойчиво смотрел на Адорну, словно принуждая согласиться. – Такое небольшое изменение облегчит ей запоминание.

Джейн ничего не понимала, но Адорна кивнула:

– Une maison bleue de pres le pain le miche a quelques-uns les habits rouges, – повторила она. – Я могу это запомнить.

 

Глава 26

– Вы очень давно знаете Блэкберна. Вы его лучший друг. Как вы думаете, насколько долго она сможет удерживать его? – вполголоса спросила леди Киннард и наклонилась, чтобы услышать ответ Фица.

Фиц указал на Блэкберна, который стоял в противоположном конце образовавшейся перед ним очереди гостей и с благодушно-самодовольным видом принимал поздравления.

– Я не знаю. Почему бы вам не спросить у него?

Леди Киннард, недовольно зашипев, отошла в сторону, затем, вновь изобразив улыбку, подошла к мисс Морант.

– Какое счастье, что ваша тетя заключила такой удачный брак, – донеслось до Фица.

– Счастье для лорда Блэкберна найти ее снова. – Мисс Морант повернулась к леди Гудридж. – Не правда ли, миледи?

– Абсолютная правда, – заявила леди Гудридж. – Я рассчитывала на это с тех пор, как поняла, что благородное происхождение Джейн идет рука об руку с ее талантом. Она достойна быть Квинси. – Леди Гудридж пристально смотрела на дочерей леди Киннард, теснившихся возле матери. – Чего я не могу сказать о других незамужних леди, впервые выходящих в свет в этом сезоне.

Когда оскорбленная и так ловко поставленная на место леди Киннард двинулась к лорду и леди Тарлин, Фиц взглянул на вновь прибывших гостей. Очередь занимала все пространство отвратительно-розового танцевального зала, тянулась вверх по лестнице и, насколько он знал, частично находилась за дверью. Сейчас они быстро пойдут к столам, стремясь утолить жажду, голод и острое желание посплетничать с друзьями об этом самом необычном союзе.

Но никто из гостей, подумал Фиц, не сможет состязаться в странности со следующей парой гостей. Виконт де Сент-Аманд, как всегда, прекрасно одетый и заносчивый, стоял рядом с одряхлевшим мужчиной неопределенного возраста. У последнего, кто бы он ни был, лицо было воскового цвета, словно ему осталось недолго жить. Он старательно опирался на трость, будто без нее бы и вовсе упал.

Фиц никогда не видел его прежде и не понимал, почему тот пришел на праздник, но его сердце разрывалось при виде де Сент-Аманда, который прикладывал все силы, чтобы поддержать старика, и самого незнакомца, с беспокойством смотрящего на новобрачных.

– Могу я помочь вам? Позвольте принести вам стул? – спросил Фиц.

Незнакомец даже не удостоил его взглядом, будто его веки были слишком тяжелыми, чтобы раскрыть глаза.

– Мы справимся, – сказал де Сент-Аманд. – Он не собирается садиться. Он пришел лишь поздравить мисс Хиггенботем. Я хочу сказать – леди Блэкберн.

Незнакомец что-то пробормотал по-французски, слишком тихо и быстро, чтобы Фиц мог разобрать, и де Сент-Аманд провел его мимо мисс Морант, словно ее не было – случай беспрецедентный. Было совершенно ясно, что незнакомец очень болен.

Мисс Морант лишь пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд Фица. Когда двое мужчин проходили мимо леди Гудридж, лишь де Сент-Аманд отреагировал на ее приветствие. Сейчас на французов смотрели уже все, когда они, прохромав мимо лорда и леди Тарлин, остановились перед новоиспеченной леди Блэкберн.

Выражение ее лица представляло собой смесь полнейшего ужаса и потрясенной радости.

– Мсье Бонвиван, я никогда не осмеливалась ожидать... Это такая честь для меня.

– Я пришел... чтобы поздравить вас... со свадьбой, – он говорил с акцентом. Его речь прерывалась тяжелыми болезненными вздохами.

– Благодарю вас. – Она шагнула вперед, де Сент-Аманд отпустил старика, и Джейн заключила его в объятия. – Большое спасибо, – сказала она по-французски.

Рука с тростью сильно дрожала, когда старик обнял Джейн, прикоснувшись щекой сначала к одной ее щеке, затем к другой.

Блэкберну это не понравилось, и Фиц почти понимал, почему. На протяжении всего приема поздравлений Джейн вела себя очень сдержанно, как настоящая английская маркиза, не проявляя особых эмоций... даже к новобрачному. А теперь она встречала этого иностранца с такой неприкрытой благосклонностью, симпатией, удовольствием, почтением, почти с... любовью.

– Дорогая жена, – Блэкберн сделал шаг вперед и прервал их объятия. – Представь меня нашему гостю.

Джейн вложила свою руку в руку незнакомца, и они вместе посмотрели не Рэнсома.

– Это мсье Бонвиван. – Она произнесла это так гордо и вызывающе, что у Фица сложилось впечатление, что все просто обязаны знать, кто такой Бонвиван.

Однако Фиц никогда не слышал о нем.

– Он один из самых значительных преподавателей искусства в Европе, – сказала она. – И он... мой учитель.

– А-а. – Блэкберн посмотрел на леди Тарлин, которая в изумлении качала головой. – Какая честь видеть вас, сэр. Вы... помогали моей жене овладевать искусством рисования?

Бонвиван надулся, как жаба в брачный сезон.

– Это не рисование! – Он взмахнул тростью, покачнулся, и де Сент-Аманд подхватил его. – Рисование – занятие для леди. То, чем занимается мадемуазель Хиггенботем, – искусство. У вашей жены редкостный талант, особенно в работе с глиной. И вы должны благоприятствовать ему.

Джейн похлопала его по руке.

– Не волнуйтесь, мсье. Я не вынесу, если вам станет хуже из-за этого.

– Из-за вас. – Он болезненно улыбнулся ей, обнаружив желтые зубы и рыхлые бледные десны. – У вас есть талант. Вы заслуживаете большего.

Фиц не мог припомнить, когда еще видел своего друга в таком замешательстве.

– У нее есть студия в доме у леди Тарлин.

– Но будет ли у нее место для работы в ее собственном доме? – Бонвиван поднял свои мутные глаза на Рэнсома. – Вы женились на ней, вы несете ответственность за ее творческую свободу перед будущими поколениями.

– Будущие поколения. – Блэкберн потеребил галстук. – Да, я должен подумать о будущих поколениях.

Фиц подозревал, что Бонвиван имел в виду другое. А Блэкберн говорил о будущих поколениях Квинси и об удовольствии от процесса их создания.

Но Бонвиван, казалось, был вполне удовлетворен его ответом.

– Хорошо. – Старик тяжело вздохнул, и короткая вспышка спеси и гнева погасла. – Тогда я выполнил свой долг. Пойдемте, де Сент-Аманд, я готов ехать домой.

В зале наступила тишина, когда все наблюдали, как эта странная пара уходит, и де Сент-Аманд пошатывается от непомерного веса едва передвигающегося тела своего спутника. Леди Гудридж позвала лакея, который поспешил на помощь, и все старались не смотреть на Джейн, смахивающую слезу со щеки пальцем в перчатке.

Молчание нарушила мисс Морант:

– Тетя Джейн, вот где вы все время пропадаете? Берете уроки мастерства?

– Не всегда, дорогая, – хриплым от волнения голосом ответила Джейн. – Я взяла всего несколько уроков до... а потом некоторые события прервали мое обучение.

Блэкберн приложил руку ко лбу.

– В доме де Сент-Аманда?

– Да.

Фицу показалось, что Блэкберн хочет что-то сказать еще, но вдруг он отрывисто и очень весело рассмеялся, повернулся к гостям и сказал:

– Следующие уже опоздали. – Мы с Джейн, конечно, поприветствуем их, но остальные могут идти и развлекаться.

– Хвала небесам, – заметила Адорна. – Мое колено от усталости уже просто не согнулось бы в реверансе.

– Никогда не следует обсуждать такую вещь, как чье-то колено, в смешанной компании, – предостерегла ее леди Гудридж. – Это неприлично.

Фиц выразительно фыркнул.

Леди Гудридж проигнорировала его с величием королевы амазонок.

Он, в свою очередь, тоже не обратил на нее внимания. Он был Джеральдом Фицджеральдом, последним из ирландских Фицджеральдов, и считал себя такой же значительной фигурой, как и каждый присутствующий здесь гость мужского пола. Кто-то может не согласиться, но это не имеет значения. Фиц посмотрел на нее. Она не имеет значения.

Если она не будет содействовать осуществлению его планов и не окажет необходимую ему поддержку в обмен на его привлекательность и мужественность, всегда остается про запас предложение от французов.

И он так и поступит. Пусть не сомневаются.

– Если вам угодно, мисс Морант, – напыщенно сказала леди Гудридж, – и, если ваша тетя согласна, вы можете пойти к своим друзьям, при условии, конечно, что вы будете соблюдать все правила приличия, без исключений.

– Виолетта, ты присмотришь за ней? – с вполне обоснованной тревогой спросила Джейн.

– Конечно, милая. – Леди Тарлин дотронулась щекой до щеки Джейн в знак прощания. – Хотя, уверяю тебя, когда Адорна жила у нас, она ни разу не доставила нам хлопот.

– Не считая того случая, когда она исчезла с виконтом Рускиным. Уф-ф. – Лорд Тарлин хватался от смеха за бока, пока его жена улыбалась и незаметно сжимала его локоть. – Никогда никаких хлопот, – поспешно поправил он себя. – Но мы все-таки пойдем с ней, просто чтобы быть уверенными.

Адорна присела в реверансе так же грациозно, как и в начале вечера, и маленькая компания быстро ушла. Фиц заметил, что бывшая мисс Хиггенботем печально наблюдала за ними, а Блэкберн чересчур внимательно смотрел на мисс Морант. Чтобы отогнать эти необычные наблюдения, Фиц встряхнул головой и направил свое внимание на стоящих перед ним.

Подойдя к Блэкберну, он протянул ему руку.

– Брак изменил тебя.

Они крепко пожали руки друг другу.

– Надеюсь, в лучшую сторону.

– Ты можешь меняться только к лучшему, – насмешливо заметил Фиц и сильнее стиснул руку Блэкберна.

Маркиз забрал руку, с болью разгибая пальцы. – Я уступаю тебе в силе и остроумии.

– Нет. – Фиц поклонился леди Блэкберн, подошедшей к мужу. Взяв пальцы Джейн, он слегка дотронулся до них губами и своим самым бархатным голосом, грубым от ирландского акцента, сказал: – Ты выигрываешь во всем, что действительно имеет значение, потому что ты взял в жены самую красивую женщину на свете.

Джейн, как заметил Фиц, нисколько не тронула его галиматья. Несмотря на то, что от удивления ее глаза чуть не вылезли из орбит, она вежливо ответила:

– Благодарю вас, мистер Фицджеральд. Это восхитительный комплимент.

– Я ими знаменит, – сказал Фиц. – Но для вас я могу подобрать самый лучший. Как насчет такого: только Блэкберн заслуживает вас, потому что, хотя это и заняло у него десятилетие, он оказался единственным умным мужчиной, чтобы по достоинству оценить ваш талант и остроумие.

Несомненно, этот комплимент ей тоже не понравился. И, если уж быть до конца откровенным, Фицу показалось, что она сейчас грубо выругается или закричит. Но она взяла себя в руки и повернулась к своей новой золовке. К леди Гудридж, с ее прямолинейностью, высоким мнением о себе и своем внушительном состоянии, ведь ей приходится придумывать, как потратить свое богатство.

– Я теперь понимаю, почему вам нравится мистер Фицджеральд, – сказала Джейн. – Он очень умело питает женское тщеславие.

– Да. Это относится к любой женщине, – не осталась в долгу леди Гудридж. – С вашего позволения, я удалюсь, так как мне нужно выполнять обязанности хозяйки дома.

Она уверенно зашагала прочь, и, против своей воли, Фиц с восхищением наблюдал за ней. Это потрясающая женщина, даже если и старше и менее цветущая, чем... скажем... Адорна. Или Джейн. Но в ней есть что-то особенное.

– Несносное самодовольство, – сказал Фиц скорее себе, чем Блэкберну. – Всем Квинси присуще отвратительное мнение о своем превосходстве над окружающими.

– Превосходство – это не мнение. Это факт, – вторил сестре Блэкберн.

Восхищенный такой откровенной надменностью своего друга, Фиц спросил Джейн:

– Как вы его терпите?

– Его очень легко терпеть. – Это было правдой, но Джейн произнесла эти слова с необычайной для влюбленной женщины сдержанностью.

Тем не менее Фицу было известно, как долго она лелеяла в себе нежность к Блэкберну. Без сомнений, сейчас между влюбленными нет никакого разлада, – но Фиц заметил, как Блэкберн сжал руку в перчатке в кулак.

Фиц тотчас же понял причину этого.

– О черт. А вот и опоздавшие. Атоу и Фредерика. Блэкберн посмотрел на верх лестницы, где стоял граф с супругой, ожидая, пока их объявят.

– Какая радость, – заметил он с сарказмом.

Он сейчас говорил как хорошо знакомый ему Блэкберн, и Фиц был рад. По его мнению, война глубже задела его друга, чем тот был готов признать. Но женитьба все вернула на свои места.

– Можно, я пойду и тепло поприветствую твоих друзей? – Фиц предвкушал возможность подразнить Атоу и Фредерику.

Блэкберн сжал его запястье.

– На твой страх и риск.

– Лорд и леди Атоу. – Джейн вела себя как настоящая светская львица, приветствуя пару. – Как мило с вашей стороны прийти к нам.

– Мы не могли пропустить такого случая, – искренне сказал Атоу и горячо поцеловал руку Джейн. – Невероятный поворот. Сенсация сезона, мисс Хиггенботем.

– Леди Блэкберн, – Рэнсом забрал ее руку у Атоу и положил в свою. – Она теперь леди Блэкберн.

– Он едва ли может признать это, – кисло заметила Фредерика. – Он все еще преклоняется перед ней.

Настала неловкая пауза, поспешно прерванная Фицем:

– Как и все мы.

– Но это так трогательно, – Фредерика положила руку на плечо Джейн. – Все эти годы я только и слышала: «Если бы ты была как мисс Хиггенботем, Фредерика, то мы бы не испытывали финансовых затруднений» и «Мисс Хиггенботем не растранжирила бы свое состояние, Фредерика».

– Фредерика, – Атоу запротестовал, но так неуверенно, что у Фица зачесались кулаки. – Довольно.

– Вам бы не понравилось быть его женой, – Фредерика окинула мужа ядовитым взглядом, – он такой скряга.

– Нелепый разговор, – резко оборвал ее Блэкберн.

– Атоу раньше ухаживал за ней, – сказала Фредерика. – Разве вы не помните, Блэкберн?

В сознании Фица всплыло давнее воспоминание. Ей-богу, Атоу вовсю увивался за мисс Хиггенботем и вызвал большую шумиху, когда оставил ради нее Фредерику. Потом, после скандала, Фредерика благородно вернулась к нему, вылечила его раненные чувства, и они поженились. Это был просто анекдот.

И по выражению лица Блэкберна Фиц понял, что тот тоже хорошо помнит те давние события.

С замечательным самообладанием Джейн ответила:

– Никогда и речи не было о том, чтобы я вышла за лорда Атоу.

Восхищение Фица этой женщиной росло с каждой минутой.

– Атоу рассказывал мне несколько иначе, – съязвила Фредерика. – Не так ли, Атоу? Он постоянно вспоминал о том моменте в отдаленном уголке. Почему бы вам не поведать нам об этом, Джейн? Я слышала только версию Атоу, повторяемую снова и снова.

Джейн перевела взгляд с Фредерики на Атоу, ошеломленная, но не напуганная.

– Боюсь, что я не помню.

И она в самом деле не помнила. Фиц был готов поклясться в этом своей мятежной душой. Ее лицо не поморщилось от сознания вины, не покраснело, она просто спокойно стояла и была готова отразить новую атаку.

Блэкберн все еще держал ее за руку, и Фиц заметил, как его пальцы крепче сжались.

– Это так и есть. Больше обсуждать мы это не будем. Фредерика казалась крайне смущенной, а Атоу был, похоже, на грани припадка. Потом лицо Фредерики расплылось в медленной кошачьей улыбке.

– Вы что, действительно не помните? – спросила она у Джейн. Затем повернулась к мужу. – Она не помнит. Самый святой, яркий момент в твоей бледной жизни эта леди не помнит! – Она откинула волосы с лица и пронзительно засмеялась. – Это слишком забавно.

Красный от унижения, Атоу, не поднимая глаз на Джейн, пробормотал слова извинения. Схватив жену за руку, он потащил ее прочь. Визгливый глупый смех Фредерики не умолкал, и Фицу захотелось вообще отказаться от общения с женщинами, по крайней мере... ну, на какое-то время.

Блэкберн злобно смотрел им вслед.

– Интересно, зачем Сьюзен их пригласила.

– Интересно, приглашала ли она их вообще, – откликнулся Фиц.

Блэкберн внимательно посмотрел на друга.

– Я об этом не подумал. – Он решительно повернулся к жене и поцеловал тыльную сторону ее руки. – Тебе принести чего-нибудь выпить?

Если на какой-то момент подозрение и закралось в его сознание, он не подал виду. Фиц подавил ухмылку. Блэкберн принял обвинения Фредерики с должным презрением.

– Да, хочу пить, – ответила Джейн. – И, пользуясь отсутствием леди Гудридж, рискну заметить, что мое колено от реверансов тоже болит.

Фиц заметил, что Джейн даже не пытается извиниться или привести какие-либо объяснения насчет своего поведения одиннадцать лет назад. Помня ее привязанность к Рэнсому, неудивительно, что у нее хватало здравого смысла игнорировать знаки внимания со стороны Атоу.

Так же, как сейчас игнорируют самого Фица.

Это было болезненное сравнение, равно как и понимание того, что скоро нужно будет принимать решение.

Де Сент-Аманд торопил с ответом, здоровье матери все ухудшалось, и у Фица не оставалось выбора. Совсем.

– Если Фиц раздобудет тебе стул, я принесу напитки и что-нибудь поесть.

– С удовольствием, – согласился Фиц.

– Я не голодна, – сказала Джейн.

Блэкберн опять поцеловал ее руку – на этот раз более пылко – и сказал:

– Ты не сможешь отказаться.

Фиц подождал, пока Блэкберн скроется из виду, затем поставил Джейн стул и предложил свою руку.

– Должен сказать вам, леди Блэкберн, что я простоял в очереди встречающих два часа, и почти двадцать ждал этого момента.

– Какого момента, мистер Фицджеральд? – Она позволила ему довести ее до стула и опустилась с усталым вздохом.

– Видеть моего лучшего друга женатым, знать, что когда какие-то циничные ублюдки – прошу прощения, миледи – тревожат его жену, он с готовностью встает на ее защиту, словно боится, что ее могут украсть. Он по уши влюблен. – Фиц потер ладони друг о друга.

Она выглядела вежливо-недоверчивой.

– Разве?

– Все это видят. Посмотрите, как они за вами наблюдают. Как они сплетничают о его увлечении.

Джейн слабо улыбнулась.

– Посмотрите, с каким интересом они обсуждают, сколько это продлится, прежде чем он вышлет меня в деревню.

От ее ответа торжество и восторг Фица несколько поблекли. Джейн говорила так, будто сама задавалась теми же вопросами. Но она влюблена. Конечно, она должна быть влюблена.

– Брак не так уж плох, а? Даже для такого закоренелого холостяка, как Блэкберн.

– Совсем неплох. – Джейн сдержанно улыбнулась. – Брак мгновенно возвысил меня в обществе, точно так же, как когда-то унизил скандал, он развеял мои переживания о будущем.

Фиц смотрел на нее, хорошо одетую, красиво причесанную, ровно и неподвижно сидящую на стуле. По ней никогда не скажешь, что она, скорее всего, испытывает волнение новобрачной. Взяв стул, Фиц сел рядом с Джейн, наклонился к ней, упираясь руками о колени.

– Я знаю Блэкберна очень хорошо, и хотя он сложный человек и не все его качества вызывают восхищение, это очень крепкая натура. Он всегда выполняет свои клятвы.

– Хочет он того или нет. Лестно это слышать. Волнение? Да тут целая драма!

– Он не женился бы на вас, если бы не хотел. Рискуя быть дерзким, напомню, что в прошлый раз он этого не сделал.

Джейн покраснела, но сдержанно ответила:

– На этот раз все было несколько иначе.

– Я не знаю, как все происходило. «Кроме того, что наперебой рассказывали очевидцы», – добавил он про себя. – Но все бы не зашло так далеко, если бы он не был решительно настроен жениться.

Она не ответила, но, волнуясь, стала теребить платок.

– Ну, скажите, какие еще могут быть причины для такой настойчивости с его стороны?

– Я не знаю, но он не говорит мне всей правды.

Фиц вздрогнул. Он думал то же самое. Но что Блэкберн может скрывать?

– А кто говорит всю правду? – находчиво ответил он вопросом на вопрос. – Вы разве рассказали ему все свои секреты?

– У меня нет никаких... – Она что-то вспомнила и прервала себя. – Нет, мне нечего скрывать.

– Вот видите. – Фиц наклонился к ней, заглядывая в лицо, и Джейн была вынуждена посмотреть на него. – Блэкберн привязан очень крепко, и это сделали вы.

– Но он не собака, чтобы держать его на поводке.

– Нет. – Фиц весело усмехнулся. – Он жеребец, а вы... – До него вдруг дошло, что неуместно будет повторять аналогию Блэкберна. – Миледи, вы не пожалеете, что вышли за него замуж.

Она задумалась над его заверениями, и ее обеспокоенное лицо прояснилось.

– Зовите меня Джейн.

Ей-богу, он зарывает свой талант в землю, ему следовало стать священником, дающим советы новобрачным.

– Джейн. А вы зовите меня Фиц.

– Фиц... вы думаете, что я могу доверять ему?

– Вы можете жизнь ему доверить. Она прижала ладони к груди.

– Я больше переживаю насчет его верности.

– В этом вы тоже можете ему доверять.

 

Глава 27

Блэкберн наполнил тарелку для Джейн и направился через зал обратно, поглядывая в сторону Адорны и собравшейся вокруг нее толпы поклонников. Все эти джентльмены – подозреваемые в глазах Блэкберна – ловили каждое слово девушки, как золотую монету. Возможно, кто-то из них поинтересуется ее успехами во французском и, услышав выбранную мсье Шассером фразу, примет к сведению внесенные Блэкберном изменения.

Блэкберн обогнул подвыпившую матрону.

А возможно, и нет. С тех пор, как он работал у мистера Смита, Блэкберну всюду виделись скрытые пароли, но этот казался слишком диковинным даже для него. Несомненно, это довольно посредственный способ передачи сообщений.

Но использование Адорны и ее плохого французского может оказаться единственным способом передачи информации, и если Блэкберн нашел первое звено в цепочке, установленной французской разведкой, то, может, ему удастся вывести из тени и остальные.

Он снова взглянул на Адорну. Если его расчеты верны, нужно позволить ей говорить с каждым, кто этого захочет.

А он может вернуться, чтобы ухаживать за своей женой.

Джейн необычайно ровно сидела в экипаже, который двигался в темноте ночного Лондона, когда она ехала с приема у Сьюзен. Она не хотела даже случайно дотронуться до Блэкберна. С самого дня их свадьбы она не прикасалась к мужу по своей воле. Но доводы Фица внесли смятение в ее мысли, и она не знала, что думать. Фиц восхищался Блэкберном, это ясно, но так же ясно и то, что он не питает иллюзий в отношении друга. После своих заверений о замечательных душевных качествах Блэкберна, Фиц принялся потчевать ее слухами, которые ходят об их браке, смеясь над каждым проявлением заносчивости Блэкберна.

И Джейн тоже смеялась, в первый раз за две недели. Она засмеялась еще громче, когда подняла глаза и увидела Блэкберна, который прожигал ее взглядом, с тарелкой и чашкой.

Поэтому сейчас ей было непросто. Отказаться от своей враждебности к Блэкберну и предположить, – лишь предположить, что он женился на ней, потому что хотел поступить правильно, потому что она ему желанна и потому что... она ему нравится.

Или продолжать обижаться. Но как долго она сможет это выдержать? Джейн была практичной и по природе незлой женщиной. Она не сможет холодно относиться к мужу всегда... особенно, когда она так его любит.

Джейн посмотрела в темноту.

Да, она любит его всем своим истерзанным сердцем.

Поэтому она позволит себе освободиться от злости и если зародилась эта маленькая надежда, надежда, что когда-нибудь он полюбит ее в ответ... что ж, она не будет развивать ее. Но и отказываться тоже не будет.

– Джейн, ты никогда не рассказывала мне, что берешь уроки мастерства, – его голос был приятным и теплым, как подогретый сироп.

Непроизвольно она стала в позицию обороны.

– Я взяла лишь несколько.

– Кажется, мсье Бонвиван впечатлен твоим дарованием. – Блэкберн вроде бы не возражал против этого.

– Да. Ну... да, он так сказал.

– Как ты отыскала этого выдающегося учителя искусств из Франции?

– Когда де Сент-Аманд увидел меня, он узнал во мне автора одной картины. – В голосе Джейн не было хвастовства за свою раннюю работу; Блэкберну могло это не понравиться. – Ты помнишь.

– Когда мы были в саду у Сьюзен.

– Да. Де Сент-Аманд пригласил меня в гости и познакомил с мсье Бонвиваном. – Какое возбуждение испытала она тогда! Какой страх предвкушения! – Я не могла отказать. Когда он сказал, что видел мою работу и восхищается ею, я была так польщена. – Джейн еле удержалась от смеха, вспоминая, как мсье смотрел на нее своими большими грустными глазами и хвалил ее самыми напыщенными словами, которые она когда-либо слышала.

Джейн сконфуженно замолчала.

Блэкберн повернулся к ней, и его рука легла Джейн на поясницу.

– Рассказывай дальше.

Он хотел, чтобы она говорила, но Джейн трудно было ввести в заблуждение. Все приличные английские джентльмены чувствовали себя не в своей тарелке, когда разговор заходил о ее таланте, а у Блэкберна было для этого причин больше, чем у других.

– Я пошла туда, как только смогла, и он многому научил меня всего за несколько часов. Я была потрясена, мне хотелось рассказать об этом всем вокруг, но никто особо не интересовался... – «Никому не нужен мой талант». Нет, она не может так сказать. Это прозвучит как жалоба, а она не чувствовала себя ущемленной. Она принимала жизнь такой, как есть, и поступала так, как множество женщин до нее. – Вот и все.

Его пальцы сжали ее руку.

– Продолжай.

Вглядываясь в лицо Рэнсома в полумраке экипажа, она пыталась понять его выражение, но увидела только неясный блеск в глазах. Его голос звучал довольно сдержанно, и Джейн в том же тоне ответила:

– Мне бы очень хотелось, но я пойму, если это окажется ненужным.

Он притянул ее к себе.

– Мы должны подумать о будущих поколениях.

– Я не собираюсь становиться великим художником, но... Наклонив голову, он тихо прошептал ей на ухо:

– Я говорю о будущих поколениях Квинси.

– О-о. – Его дыхание щекотало кожу, по ней пробежали мурашки. – Ты имеешь в виду детей.

– Наших детей. – Его губы коснулись нежного места на шее, где начинаются волосы. – Ты не сможешь ими пренебречь.

– Пренебречь? – Джейн испытала острое разочарование. Рэнсом не хочет, чтобы она писала картины. Не хочет, чтобы она создавала скульптуры. Джейн знала это; он не воспринимает ее работу всерьез. Здесь нечему удивляться.

Он хочет, чтобы она была его женой, рожала ему детей, посвятила себя семье и отказалась от всего остального. Ей тоже этого хотелось, но...

– Я не могу пренебречь детьми.

– Хорошо. – Он почти замурлыкал от удовольствия, когда наклонил ее подбородок и провел большим пальцем до ключицы. – Я знаю, что ты не сможешь.

Две мечты. Одна – создать шедевр, символ прекрасного, который будет наполнять людей счастьем. Другая... просто выйти за Блэкберна и быть счастливой.

В течение стольких лет она стремилась осуществить эти мечты. Теперь одной из них нужно пожертвовать ради другой.

Две мечты. Победить может только одна.

Повернувшись к Блэкберну, она обвила руками его шею и прижалась к его груди.

– Как ты думаешь, когда мы приедем домой, мы сможем поработать над этими будущими поколениями?

– Ты его уже потеряла.

Джейн подпрыгнула от неожиданности, но не повернулась. Она узнала этот голос. Фредерика, графиня Атоу разыскивала ее, чтобы передать сплетню.

– Он ходит за твоей племянницей по пятам, как жеребец, почуявший кобылу.

Схватившись за балюстраду, Джейн смотрела вниз на толпу, окружавшую Адорну. Блэкберн был к ней ближе всех. Он не прерывал других джентльменов, напротив, он даже поощрял их красноречие. Но его действия не вписывались в поведение влюбленного мужа. Скорее это походило на поведение недовольного любовника.

Но почему? Джейн не знала. После их примирения в экипаже пять дней назад они не разлучались ни на минуту, сливаясь в пылких объятиях, отдыхая после упоительной близости либо готовясь к новой. О, они засыпали лишь ненадолго. Они даже есть забывали. Но самое главное, они представляли теперь собой единое неразрывное целое, ту связь, которую редко кто видел, но о которой мечтают все.

По крайней мере, так ей казалось.

До сегодняшнего дня, когда камердинер Рэнсома принес в спальню послание. Блэкберн поднялся, прочел бумагу и холодно сказал:

– Сегодня мы должны быть на балу у Мэнвинсов.

Сейчас все, кто восхищался преданностью Блэкберна его новой, такой обыкновенной жене, посмеивались, и это было адресовано Джейн.

– Как унизительно для тебя, – голос Фредерики был полон злости. – Но нужно понимать, что это не могло продолжаться вечно.

Джейн повернулась и посмотрела на Фредерику.

– Я бы хотела тебя нарисовать.

Фредерика подняла брови и натянуто улыбнулась.

– Не как человека, а в виде барсука с острыми зубами и колючей шерстью. – Джейн в самом деле представила возможный рисунок, который бы пополнил ее коллекцию портретов.

Фредерика наклонилась и обнажила свои острые зубы.

– Ты сучка. Ты приехала в Лондон и увела мужчину, которого я выбрала.

– Ты выбрала Блэкберна?

– Нет, Атоу. Он был моим, пока ты не появилась.

У Джейн закружилась голова. Ситуация с Атоу приводила ее в замешательство. Она была для него лишь мимолетным увлечением, и он без колебаний удрал, когда над ее головой разразился скандал.

– После моего отъезда он снова был твоим. Ты ошибочно приняла короткую вспышку слепой страсти за нечто большее.

– Неужели? – Фредерика положила руки на бедра. – Все, что я слышала за последние десять лет, – это «Джейн». Мне это осточертело!

–Мне не нужен Атоу. Мне он никогда не был нужен.

– Это как раз самое худшее, не правда ли? Ему нужна ты. Тебе нужен Блэкберн. Мне нужен Атоу. Но никому не нужна я. – Фредерика сделала шаг назад, ее щеки под свинцовыми белилами просто пылали. – Поэтому я получаю удовольствие, когда вижу, что Блэкберн очень быстро предал тебя.

Джейн снова посмотрела вниз, взявшись за перила. Блэкберн был по-прежнему рядом с Адорной, и Джейн испытала укол ревности.

Ревность к собственной племяннице, хотя Джейн даже не верит, что между Адорной и Рэнсомом может что-то быть. Блэкберн никогда не проявлял интереса к юной красавице. Даже когда впервые увидел ее.

Джейн хорошо помнила это, потому что это ее крайне удивило. Большинство мужчин, впервые видевших Адорну, на какое-то время оставались с выпученными глазами и отвисшей челюстью; Блэкберн же был поглощен Джейн.

Хотя однажды, когда они ехали на прием и Блэкберн учил Адорну новой французской фразе... Казалось, они общаются без слов, но Джейн могла бы поклясться, что восхищение было чисто платоническим.

– А теперь у тебя даже не осталось твоего искусства, – сказала Фредерика с фальшивым сочувствием.

Джейн оторвала взгляд от пары внизу.

– Что?

– Ты бросила искусство ради своей настоящей любви. Ведь так? Джейн задумалась'. Еще вчера она отправила прощальное письмо мсье Бонвивану, пытаясь как-то объяснить ему, что, несмотря на многие доводы, она решила отказаться от своей невозможной мечты. Бонвиван не выходил из дома де Сент-Аманда; его слабое здоровье делало всякие прогулки нежелательными. Он пришел на прием только для того, чтобы поздравить ее; в остальном его уединение, пусть даже в доме де Сент-Аманда, было полным. Как же эта новость могла так быстро распространиться?

– Почему ты так говоришь?

– Мой учитель французского сказал мне сегодня. Как же его зовут? Такой серьезный молодой человек...

– Мсье Шассер?

– Да, он. – Фредерика пригладила на лбу свои черные волосы, и Джейн заметила, что один ноготь на ее руке обгрызен до основания. – Он просто зануда, и такой напряженный, что я с трудом выношу наши занятия. Поэтому если он балует меня какой-нибудь мелкой сплетней, я не могу ее забыть.

– Мсье Шассер говорит, что я бросила занятия искусством? – Джейн снова свесилась через перила и посмотрела на танцующую публику. На этот раз она старалось увидеть де Сент-Аманда. – Откуда он знает?

– Понятия не имею. Может, он услышал, как ты говорила это, когда занимался с твоей племянницей. – Фредерика тоже посмотрела вниз. – Она такая хорошенькая. Как ты можешь это выносить?

– Это не то, о чем мы говорим.

– Да. Я бы тоже ненавидела разговоры о ней, если бы она увела моего мужа.

– Нет, я имею в виду искусство. Мы не говорим о нем. Джейн нашла глазами де Сент-Аманда. Он стоял один, его взгляд изучал лица гостей. Он пошел через зал, но остановился и принялся разглядывать толпу воздыхателей вокруг Адорны.

В тот день на побережье де Сент-Аманд сказал, что почти не знаком с мсье Шассером. Но мсье Шассер, должно быть, знаком с мсье Бонвиваном или же о многом говорил с де Сент-Амандом. Других объяснений нет.

Фиц подошел к де Сент-Аманду и заговорил с ним. Тот отвечал ему с большим волнением.

– Интересно, что это значит, – задумчиво сказала Джейн. – Де Сент-Аманд ведет себя так странно. – Так же странно, как и Рэнсом.

– Атоу тоже, – пробормотала Фредерика. – Когда сегодня утром он получил известия, то просто взбесился.

– Атоу? Взбесился? – удивленно сказала Джейн. – Известия? Какие известия?

– Фредерика, – раздался позади голос Атоу. – Перестань мучить мисс Хиггенботем.

Джейн обернулась и увидела совсем близко стоящего Атоу. Фредерика выглядела очень пристыженной, как всякая женщина, застигнутая мужем за сплетнями.

– Уймись, женщина. – Атоу стоял, заткнув руку за край жилета, и приветливо улыбался Джейн. Тон, которым он обращался к Фредерике, заставил Джейн съежиться. – Мисс Хиггенботем не нуждается в том, чтобы выслушивать твои ядовитые замечания.

Фредерика мгновенно пришла в себя, и ее лицо сморщилось от привычной наигранной улыбки.

– Это леди Блэкберн. Она вышла за любовь всей своей жизни, не забыл?

Атоу обернулся. Он смотрел на жену.

Неизвестно, что та увидела в его лице, но вдруг она испугалась и быстро попятилась.

– Ну, я пошла, – сказала Фредерика. – Но помни, Атоу, что она сказала на том приеме. Она бы никогда не стала твоей женой.

Атоу сделал шаг в ее сторону.

Фредерика побежала.

Джейн предпочла бы находиться где угодно, только не здесь. Даже наблюдать за коварным Блэкберном было легче, чем присутствовать при этой безобразной семейной сцене.

Но Атоу, как ни в чем не бывало, мягко произнес:

– Вы должны извинить мою жену. – Он подошел и стал рядом с Джейн. – Она не знает, когда нужно замолчать.

Джейн, которая чувствовала страшную неловкость от присутствия Атоу и обсуждения его домашних неурядиц, пожала плечами.

– Она не потревожила меня.

– Какой вы счастливый человек. Жаль, что я не могу сказать того же о себе. – Облокотившись на балюстраду, он разглядывал зал, обращая особое внимание, Джейн была уверена, на Адорну и Блэкберна. – В воздухе сегодня ощущается почти что ликование.

– Ликование? – Внизу, в зале, Блэкберн ни разу не обратился к Адорне. Он просто слушал и смотрел, но это только усиливало страдание Джейн. В конце концов, чтобы обольстить Блэкберна, Адорне нужно ворковать с ним. – По поводу чего?

– Моя дорогая мисс... Джейн остановила его взглядом. Атоу послушно поправил себя:

– Леди Блэкберн, вы разве не слышали новость? Неудивительно, что она ничего не знает. Она весь вечер сторонится друзей.

– Корабль с французскими солдатами причалил к Бредлоуф Рок рядом с Дувром.

Атоу отчетливо выговаривал каждое слово и пристально смотрел на Джейн, надеясь что-то прочитать в ее лице. Радость? Волнение?

Блэкберн бросил ее ради Адорны. Неужели Атоу думает, что ее могут беспокоить эти французы?

– Они напали на гарнизон, – продолжал Атоу, – а когда были разбиты, командующий сознался, что получил ложные сведения через шпионскую сеть. Кажется, им сказали, что гарнизон плохо охраняется, и эти идиоты решили, что смогут без труда взять в плен английских солдат и увезти их во Францию.

Он говорил бесстрастно, не отрывая глаз от Джейн, и постепенно смысл сказанного начал проникать в ее сознание сквозь тягостные мысли.

– Интересно. Кто-нибудь знает, как такое могло произойти?

– Скорее всего, в сети французских шпионов есть брешь. – Он не был похож на человека, пересказывающего хорошие новости.

– Это замечательно, не так ли?

– Я бы сказал неизбежно.

– И кто же пробил эту брешь?

– Очень умный человек.

Он говорил с таким значительным видом, что Джейн вдруг догадалась.

– Вы?

– Я? – Он засмеялся. – Нет, это не я. Я не настолько умен, чтобы ловить предателей. – В другом конце галереи что-то привлекло внимание Атоу, и он пробормотал:

– Что он здесь делает?

Джейн посмотрела в том же направлении и увидела пожилого мужчину, который слишком быстро для своих лет шел к ним.

На нем был черный жакет из дешевой шерсти и бриджи, вышедшие из моды, по меньшей мере, двадцать лет назад. Редкие седые волосы не скрывали старческих пятен на коже головы.

Но мужчина держал себя очень уверенно, и Джейн заметила, что смотрит он на нее.

– Леди Блэкберн? – сказал старик, подойдя ближе.

– Да, – ответила Джейн.

– Прекрасно. Я хотел с вами встретиться. Меня зовут мистер Смит. – Он поклонился, затем посмотрел через ее плечо. – Вашему знакомому, очевидно, нужно было срочно уйти.

Джейн посмотрела вокруг. Второй раз в ее жизни Атоу загадочно исчез, хотя, как ей казалось, обстоятельства не были такими ужасными, как в первый раз.

Но слова мистера Смита доказали обратное:

– Я начальник министерства иностранных дел, – сказал старик. – Ваш муж служит под моим началом, и он сообщил, что считает вас французской шпионкой.

 

Глава 28

Шпион. Фиц не мог поверить в это. Он шпионит на Францию. На балу у Мэнвинсов де Сент-Аманд ухватился за него, как утопающий за соломинку.

– Да, да! Вы будете нашим человеком Мы... – Он посмотрел на огромную толпу аристократов вокруг и понизил голос. – Мы направим вас в министерство иностранных дел и предложим там ваши услуги. Когда устроитесь, то я через кого-нибудь передам, что нужно делать.

Его оживление угнетающе действовало на Фица – или, может, это было сознание своей вины.

– А как насчет вас?

– Сеть не может оставаться без движения. – Де Сент-Аманд с волнением вертел в руках табакерку. – На мое место придут другие.

– Вы уезжаете?

– Пора.

Фицу это не нравилось. Пребывание на Полуострове научило его любить жизнь. Он инстинктивно пытался вызвать француза на откровенность.

– Так это правда?

Вытирая капельки пота со лба, де Сент-Аманд сказал:

– Что?

– Что министерство иностранных дел собирается арестовать одного английского лорда за шпионскую деятельность для Франции?

Де Сент-Аманд вытащил платок и поднес его к лицу.

– Да, боюсь, что это так.

– Не могу в это поверить. – Фиц в немом ужасе прижал руку к груди, пока его мозг лихорадочно искал имя. – Они собираются арестовать... лорда Блэкберна?

Де Сент-Аманд крайне заинтересовался:

– Лорда Блэкберна?

Фиц почти физически ощущал запах пылающего от возбуждения мозга де Сент-Аманда.

– У меня есть свои источники, и я слышал, что в деле об утечке информации следы ведут к нему. – Если знать как, а он знал, то можно врать часами. – Он раньше служил в министерстве иностранных дел и, по-видимому, работал на все виды разведки.

– Правда? – прошептал де Сент-Аманд. Потом вспомнил о необходимой предосторожности и в раздумье оценивающе посмотрел на Фица. – Какие у вас источники?

Теперь Фиц отбросил осторожность.

– Я говорил с мистером Смитом. Я полагаю, он разбирается в том, что здесь происходит.

– Почему ты ушла, Джейн? – Блэкберн так самоуверенно зашел в ее спальню, что Джейн захотелось швырнуть свою палитру для красок прямо в его высокомерное, насмешливое, развратное лицо. – Мы тебя искали, но нам сказали, что ты ушла.

Затем он заметил смятое покрывало, разбитый фаянс, мольберт, холст и блестящие пятна на нем, и Джейн с удовлетворением заметила испуганное удивление на его лице.

– Джейн, что ты делаешь?

– Я рисую. – Она окунула кисть в кобальт и навела на его лицо. – У тебя есть какие-то возражения?

К ее радости, Блэкберн почуял ее ярость и сделал шаг назад.

– Нет.

– Хорошо. Потому что, даже если ты против, меня это не волнует.

Он посмотрел вниз.

– Твоя краска капает на дорогой ковер.

– А какое это теперь имеет значение? – Она бурно жестикулировала, и с кисти капала краска. – Я теперь Квинси. Я могу делать, что мне вздумается, оскорбить, кого захочу, и никто не может сказать мне, что я неправа. Разве не так, милорд Блэкберн?

Он нахмурился.

– Джейн, ты как-то странно себя ведешь.

– Это я странно себя веду? – она ударила себя в грудь. – Я, по крайней мере, не волочусь за моей племянницей!

– А-а. – Он ослабил галстук, словно тот был слишком тесен. – Я боялся, что ты могла это заметить. – Его тон был подчеркнуто аристократичным. – Я бы хотел объяснить, но это, наверное, невозможно.

– Невозможно? – она притворно-весело улыбнулась. – Ты ведешь себя так, будто это вопрос национальной безопасности.

Блэкберн откашлялся.

– Ну, вообще...

– Я говорю, что ты ведешь себя так, будто увивался вокруг Адорны, чтобы увидеть, кому она говорит свою новую французскую фразу.

– Я прошу прощения! – рявкнул он.

– Свою новую французскую фразу, – неумолимо продолжала она. – Это было твоим намерением, да?

Резко шагнув к Джейн, он схватил ее запястье.

– Как ты это узнала?

– Я бы очень хотела ответить, что сама это придумала. Да, очень бы хотела так сказать, – она со злостью смотрела на него. – Но это была бы неправда.

– Джейн, – предостерегающе сказал он.

– А правда заключается в том, что сегодня вечером я встретила кое-кого, кого не встречала раньше. Того, о существовании которого я даже не подозревала. – Вырвав руку, она окунула кисть в кармин, и на холсте засияли кроваво-красные пятна. – Его зовут мистер Томас Смит.

Она испытала острое наслаждение, наблюдая, как у Блэкберна отвисла челюсть.

– Да, – продолжала она, – мистер Томас Смит. Преинтересный человек. И знаешь, что он мне сказал?

Блэкберн, словно от головной боли, дотронулся до переносицы.

– Не представляю.

– Он сказал, ты считаешь, что я французская шпионка. В полном замешательстве, Блэкберн кое-как начал объяснять:

– Ну... да. Я уверен, если ты хорошо подумаешь, то поймешь, откуда у меня эта... эта мысль. Улики указывали на...

– Ты, – она показала на него, – думал, что я, – она показала на себя, – шпионка.

– Вовремя...

– Я потратила уйму времени, пока не убедила мистера Смита, что я не шпионка.

– Я бы очень хотел, чтобы он не брал на себя...

– Он, очевидно, решил, что дело государственной важности нельзя доверить тебе. Он думал, что ты слишком ко мне расположен.

– Что ж, в этом он прав, в том...

– Расположен к своей жене! Вот это идея! Расположен к своей жене. – Она на минуту притихла, но Блэкберну на этот раз хватило ума молчать. Он только с беспокойством смотрел на Джейн, словно боялся, что она может вспыхнуть и загореться от ярости. Снова обретая дар речи, Джейн повторила: – Ты думал, что я шпионка.

– Мы установили это.

– Ты смотрел на меня, ты целовал меня... и все это время думал, что я рисую корабли для французов!

– Но ты же пыталась передать тот рисунок... – напомнил Блэкберн.

– Виконту де Сент-Аманду, который действительно является французским шпионом.

– Как ты это узнала? – в ужасе спросил Блэкберн.

Она яростно взмахнула руками, но этого жеста оказалось недостаточно для выражения ее чувств.

– Такая дура, конечно. Но когда я стала думать над этим, то поняла, почему ты решил, что я шпионка.

– Да?

– Когда мистер Смит убедился, что он ошибался на мой счет, он подтвердил мои подозрения.

Голос Блэкберна звучал очень удивленно, когда он заметил:

– Мистер Смит, как правило, особо не распространяется. Неужели он подумал, что Джейн пытала старика, чтобы добиться признания?

– В таком случае, это устаревшие сведения. В конце концов, сеть французских шпионов распутывается очень быстро, и единственная причина, по которой он взялся за меня, состоит в том, чтобы прекратить любые лазейки, прежде чем крысы разбегутся.

– Понимаю.

Конечно, он понимал, поэтому он благоразумно принял обиженный вид. Джейн заметила, что его обида направлена на себя самого.

– Поэтому позволь мне задрать хвост трубой, утереть усы и посмотреть на тебя своими маленькими глазками-бусинками, когда я скажу: «Да, я нарисовала корабль для де Сент-Аманда. Он попросил меня и был так восхищен моей работой, что я думала, он хочет рисунок лишь потому, что у меня хорошо получилось». – Ее злость уменьшалась, уступая место боли. Но Джейн быстро ее подавила.

Блэкберн, по всей видимости, решил, что пора применить свое наиболее редко употребляемое дарование – такт.

– Де Сент-Аманд действительно был в восторге от твоей работы. Думаю, просто потому, что увидел прекрасную возможность поближе познакомиться с английским кораблестроением и решил ею воспользоваться.

Она ненавидела этот его льстивый увещевательный тон.

– Заткнись, Блэкберн. – Джейн открыла баночку с желтой охрой, окунула в нее кисть и размашисто шлепнула ею по холсту, задумчиво посмотрела на полученную гамму и нахмурилась. Яркий цвет сюда бы подошел, а этот оттенок был слишком спокойным.

– Почему ты так расстроилась? – в его голосе чувствовалась усталость. – Министерство иностранных дел занято расследованием. Мы все еще не знаем, кто предатель.

Джейн всегда думала, что Блэкберн очень умный человек. Более того: Джейн считала его богом. И сейчас такое скудоумие просто не укладывалось у нее в голове. В то время как ее сердце разбито, у Рэнсома не только хватает наглости рассказывать ей о проблемах, с которыми сталкивается министерство, но он еще признается, что не знает, кто главный шпион.

– Это Атоу, конечно.

– Атоу? – Блэкберн осмелился высокомерно рассмеяться. – Этот идиот?

– Атоу, – перекривила она его. – Кому удавалось избежать твоего преследования так много раз?

Он перестал улыбаться.

– А кто, думаешь, является твоим гениальным шпионом? Какой-нибудь гнусный шакал, который залег в тени и выходит, чтобы попировать на костях английских солдат? – Она разбрызгивала желтую краску по холсту. Рисунок начал приобретать очертания. – Разумеется, это Атоу.

– Почему ты так говоришь?

Он еще осмеливается сомневаться!

Самым насмешливым тоном, на который была способна, Джейн сказала:

– Кто-то добывает информацию в министерстве. Он передает ее мсье Шассеру, и один из них – или оба – шифруют ее во фразах, которые учитель французского предлагает своим ученикам.

– Как ты догадалась об этом?

– Дай подумать, – Джейн поднесла палец к щеке, делая вид, что размышляет. – Адорне не понравилась странная фраза, которую по настоянию мсье Шассера ей нужно было выучить. Что-то насчет буханки хлеба, если помнишь.

Блэкберн вздрогнул.

– Ты научил ее говорить другую фразу, которая принципиально не отличалась от первой, – едва ли ты это заметил, – и Адорна повторяла ее множеству людей, включая, я думаю, и де Сент-Аманда.

– Я тоже на это рассчитываю.

– И в течение недели французский военный корабль пытается захватить гарнизон в Бредлоуф Рок, но неудачно – она широко улыбнулась, обнажив зубы. – Я понимаю, это удивляет тебя. Ты не думал, что Адорна может передавать сообщения. Она не так уж умна. Именно поэтому цепочка имела такой успех. Молоденькие английские леди, у которых голова забита лишь тряпками и женихами, служили главным звеном в цепи французского шпионажа.

– И если их в чем-то подозревали, то их убивали. Рука Джейн, державшая кисть, напряглась:

– Убивали?

– Ты помнишь. Ты единственная, кто мне это сказал. Мисс Каннингем не упала с утеса, ее столкнул мсье Шассер. Почему бы он еще с такой уверенностью утверждал, что она убита?

Такая мысль не приходила ей в голову. Джейн вздохнула от потрясения так, словно тиски крепко сжали ее легкие:

– О Боже!..

– Поэтому я сегодня держался рядом с Адорной. Я хотел видеть, с кем она говорит. Но я также хотел защитить ее. Она не подозревает, что передает шпионские послания, и что одно из них передала неверно...

– Она не так глупа, как тебе может показаться, – сказала Джейн, вспомнив непривычную сосредоточенность на лице племянницы, когда та запоминала новый вариант фразы.

– Я понял, что не глупа. Возможно, другие тоже это поймут, и, если с ней что-нибудь случится, ты...

– Убью тебя.

– Я хотел сказать – будешь плакать. – Он оглядел произведенный в комнате разгром. – Но, наверное, ты права.

– Адорна. – Она сердилась на свою любимицу, в то время как девушка находилась в опасности.

Очень спокойным тоном Блэкберн сказал:

– Как видишь, Джейн, нет причин для ревности. Я не люблю Адорну. Ты моя жена. Ты – единственная, кого я люблю.

Интересно, он может быть еще большим идиотом?

– Думаешь, я сержусь, потому что ты ухаживал за Адорной? Нет. – Джейн разбрызгивала краску по холсту. – Мне было больно. Я была унижена. Однако сердиться? Нет. Но когда я поняла, что ты компрометировал меня и все это время думал, что я шпионка...

– Ты чувствуешь, что тебя предали, потому...

– Чувствую, что меня предали? – Джейн смешивала красную и синюю краску. Получился отвратительный фиолетовый цвет. – Меня на самом деле предали. Ты сказал совершенно постороннему человеку, что подозреваешь меня.

– Я хотел сказать, – он говорил сквозь зубы, – ты чувствовала, что тебя предали, потому что я не был полностью честен с тобой.

Не контролируя себя, Джейн яростно ткнула кисточкой в холст и не отвернулась, когда в нее полетели брызги краски.

– Ты такой... странный человек. Полностью честен? Скорее, ты вообще не был честен. Я бы сказала, ты врал мне всеми способами, которыми только может врать мужчина. Твоими словами. Взглядом. Телом. Я думала, что ты доверяешь мне.

– О чем ты говоришь?

– Ты женился на мне. Ты взял меня в свою семью. Я должна была рожать тебе детей. Я должна была быть их матерью. И ты подозревал меня в самой подлой измене, которая только возможна. Ты женился на мне, думая, что я шпионка. Что ты собирался делать дальше? Следить за каждым моим движением? Отослать меня в Турбийон? Посадить за решетку?

По выражению его лица Джейн поняла, что он рассмотрел все три варианта.

– Но ведь... я женился на тебе, – ответил Блекборн, словно сказал что-то новое.

– О-о! Великий Рэнсом Квинси. Маркиз Блэкберн снизошел до брака с женщиной, которая была не только старой девой, не только бедной, не только скомпрометированной, но еще и французской шпионкой. – Она стояла, уперев руки в бедра. Краска капала с кисти на его дорогой ковер. Джейн злобно скривилась. – Это такая честь для меня.

Она видела, как в Блэкберне вспыхнула ярость и как он поборол ее.

– Хорошо, Джейн. Ты сердишься. Но мы женаты, и мы вернемся к этой теме, когда ты будешь более благоразумна.

– Я неблагоразумна.

– Вынужден не согласиться с тобой. – Он тихо подошел и погладил ее по щеке.

Джейн резко отшатнулась, злясь, что он отступает, и одновременно радуясь, что он оставит ее в покое.

Блэкберн повернулся, чтобы уйти, но остановился, увидев картину, которую она все это время рисовала. Он стоял в оцепенении, бессмысленно уставившись на холст.

– Я? – спросил он наконец.

– А кто же еще, – ответила Джейн.

Лаконично и четко, жестоко и злобно-насмешливо на портрете был изображен он. Волосы нарисованы желтой охрой, подбородок – отвратительного оранжевого цвета. Фиолетовые выпученные глаза светились маниакальным блеском, каждый зуб обведен черным, что придавало лицу на портрете хищное выражение.

Хуже всего было то, что ниже была пустота. Волнистые линии случайных цветов то тут то там сияли на холсте. Ее неприязнь кастрировала его.

Она видела момент, когда им овладела обида. Его лицо стало бесцветным, улыбка ничего не выражала.

– Очень мило, Джейн. Спи сегодня одна. Но помни это. Рэнсом шагнул к ней так быстро, что она не успела отпрянуть.

Обхватил ее, понес к кровати. Джейн извивалась в его руках. Он положил ее на матрас и опустился сверху, словно ангел-мститель. Схватив ее за подбородок, он крепко держал ее. Блэкберн смотрел в ее глаза. И Джейн увидела лицо человека, который убивал ради своей родины, который мог отдать свою жизнь за справедливость. Лицо, которому не свойственно было тщеславие, но присущ героизм.

Однако Блэкберн не думал о том, что оскорбил ее самым жестоким образом.

Жалкий подлец.

Запустив пальцы в его волосы, Джейн притянула его губы к себе. Она всегда знала его. Его вкус, запах, черты не изменились за одиннадцать лет.

Но изменился он сам, и Джейн вместе с ним. Она уже не будет покорно принимать любые его выходки. Она – Джейн. Она художница. И она взрослая любящая женщина, заслуживающая мужчину, который доверяет ей.

Они крепко прижались друг к другу. Ее пальцы вцепились в его волосы. Руки Рэнсома сжимали ее так, словно он не мог переносить малейшее расстояние между ними. Своим языком и всем телом она ощущала то непередаваемое наслаждение, которое постепенно наполняло ее.

И своим нежным, обожающим разбитым сердцем.

Будь он проклят. Он не верит ей. Он не любит ее. Брак с нею был всего лишь выполнением постылого долга. Блэкберн считает ее женщиной, достаточно пригодной для вынашивания его потомства, с которой можно не считаться.

Ее тело, должно быть, выразило возникшее опустошение, потому что Блэкберн поднял голову и вопросительно посмотрел на нее:

– Джейн?

Оттолкнуть его сейчас – значит проявить мелочную мстительность, однако она не могла иначе. Джейн убрала руки с его груди. Отвернулась.

– Джейн... – его голос звучал почти умоляюще.

Но когда она повернулась, лицо Блэкберна уже было непроницаемо, как камень.

Он встал и поправил лацканы пиджака, не зная, что пятна краски, которые были на Джейн, теперь украшали и его. Фиолетовое пятно сияло на галстуке. Желтые полосы окрасили лоб. Карминовые перья торчали в его волосах.

Но, кроме краски, отчетливо выделялись его природные цвета. Глаза горели, словно жаркая ночь, щеки пылали неистовым румянцем. Его чертовы сладкие губы изогнулись, когда он произнес:

– Помни это, Джейн.

Он тяжело пошел к двери, словно движения доставляли ему боль, и это дало Джейн время собраться. Время, чтобы расправить плечи. Чтобы потянуться, ощупью что-нибудь найти, – что угодно, чего она не успела еще разбить. Лучшим, что ей попалось, оказался осколок вазы, и она запустила им в Рэнсома.

Осколок не долетел даже до середины огромной спальни.

Откинувшись назад, Джейн закрыла глаза руками. Ни разу в жизни она не позволяла себе подобного бурного проявления своего гнева, но сейчас она не чувствовала никаких угрызений совести.

«Помни это», – сказал Блэкберн.

И она запомнит. Ни одна женщина не могла бы забыть такой поцелуй.

Как и такое предательство.

 

Глава 29

Спала ли она в эту ночь? Джейн не знала. Она лишь знала, что балдахин над ней – изысканный балдахин в оборках – не был таким, какой она видела, просыпаясь в постели Блэкберна. Послеполуденное солнце было единственным, кто приветствовал ее пробуждение, – рядом не было родных рук Рэнсома, ищущих край ее ночной сорочки под одеялом. Джейн не хватало его жаркого тела и того, как он прижимается к ней даже во сне. Ей не хватало его похрапывания, того, что свидетельствовало: он всего лишь человек, а не Бог.

Она так его ненавидела. Она так его любила.

Руки Джейн сжали простыню. Она никогда больше не позволит ему так с ней обращаться.

Но что теперь делать? Она вышла за него замуж. Сделала это осознанно, ее никто не заставлял. Она могла уехать. Могла игнорировать Блэкберна, пока его желание не сменилось бы униженностью и злостью. Вместо этого она вышла за него. И Рэнсом доказал, что ее злость была не более чем глупый каприз женщины, неуверенной в своей власти над ним.

Какая ирония судьбы – узнать, что его сомнения связаны не с ее женской привлекательностью, но с ее характером, которым Джейн так гордилась.

Откинув покрывало, Джейн поднялась и неуверенно стала на ноги. Пол под ней не уходил из-под ног, и Джейн не понимала, почему. Для нее весь мир теперь перевернулся.

Раздался робкий стук. Джейн прикрыла вырез на ночной сорочке и гневно взглянула на дверь, смежную со спальней Блэкберна. Но она тут же поняла, что стук доносится от двери, которая ведет в коридор.

Дурочка. Если она и хочет его видеть, то лишь затем, чтобы воевать.

– Тетя Джейн. – В дверях показалась головка Адорны. – Могу я поговорить с вами?

Джейн смотрела на племянницу. Ее охватило негодование. Адорна представляла собой воплощение молодости и здоровья. Она была такая цветущая, совершенная. В ней не было ни неисследованных глубин, ни горячих устремлений.

– Тетя Джейн, – глаза Адорны умоляюще смотрели на нее. Ну не могла же Джейн наказывать племянницу за то, что ей дано природой.

– Заходи, милая, только берегись фаянса на полу.

Адорна очень осторожно прошла через комнату, окидывая взглядом разбитые вазы и отвратительные пятна краски на ковре.

– Вы, наверное, на меня сердитесь? Джейн выбрала в шкафу платье.

– Нет, дорогая.

– О-о. – Адорна присела на край постели и вытянула ноги. – Тогда вы сердитесь на дядю Рэнсома?

Джейн просунула руки в рукава.

– Да, милая.

Теребя тесемку на простыне, Адорна сказала:

– Знаете, он на самом деле не обращает на меня внимания.

– На меня он тоже не обращает внимания.

– Нет, это неправда! – воскликнула Адорна. – Он проявляет к вам много внимания. Он всегда наблюдает за вами и...

– Наблюдает за мной, – Джейн горько рассмеялась. – Да, вот именно, наблюдает.

Адорна наморщила лоб от смущения.

– Я не понимаю. Это плохо?

– Он наблюдает за мной по другим, менее лестным для меня причинам, – пояснила Джейн.

– Нет. – Адорна убежденно покачала головой, и ее кудри задрожали. – Я так не думаю. Когда у мужчины такой горячий хищный взгляд, и кажется, что единственное, чего он хочет, это поскорее взять жену за руку и куда-нибудь уйти с ней, – это хорошо, я совершенно уверена.

В первый раз в жизни Джейн пожалела, что не установила в отношениях с Адорной той черты, которая не допускает подобной откровенности. «Рассказывай мне все», – всегда говорила Джейн. – «Говори мне все, что думаешь». Теперь Адорна говорила, а Джейн не хотела слушать ее.

Адорна решительно хлопнула в ладоши.

– Но я пришла не для того, чтобы обсуждать дядю Рэнсома. Я пришла сообщить, что нашла мужчину, за которого хочу выйти замуж.

Джейн мгновенно обо всем забыла и спросила:

– Правда? Почему же он до сих пор не попросил твоей руки?

– Он считает, что сначала нужно вас предупредить. Постоянное беспокойство Джейн по поводу такого подарка, как Адорна, заставило ее насторожиться.

– Предупредить? Почему?

– Он думает, что вы будете против из-за его возраста.

– Его возраста?..

– Он старше меня.

– Насколько старше?

– Намного. – Адорна поиграла локоном. – Около пятидесяти лет.

Джейн шумно вздохнула от ужаса.

Адорна проворно вскочила с кровати и взяла Джейн за руку.

– Но не переживайте! У него есть все, что мне нужно.

– Богатство и титул, – предположила Джейн.

– Да, но это я могу получить и так. – Она остановила возражения Джейн пожатием плеч. – Нет, то, что есть у Дениэла, – это его доброта.

Мозг Джейн лихорадочно работал. Дениэл? Дениэл...

– Когда я говорю с ним, он смотрит мне в лицо. Я имею в виду, с другими мужчинами мне кажется, что говорит моя грудь, а не я.

Дениэл...

– Он слушает меня. Если я говорю, что мне нравятся желтые розы со сладким запахом, он мне присылает именно такие розы, а не вечные красные розы, символизирующие глубокую страсть. – Адорна тяжело вздохнула. – Глубокая страсть. Большинство мужчин понимают только ту страсть, от которой влажно между ног.

Разум Джейн озарила догадка.

– Дениэл... Маккауслэнд?

– Да! Виконт Рускин! Помните, мы видели его на берегу? Конечно, Джейн его помнила. Этот пошатывающийся старик?

Он хочет жениться на Адорне? Ее очаровательная юная племянница хочет замуж – за него?

Адорна, должно быть, прочитала мысли Джейн, поэтому быстро заговорила:

– Он очень милый, тетя Джейн. Он простой человек, такой как я. Он не относится ко мне со снисхождением из-за того, что мой отец торговец, как делают все остальные. Он не станет в первый же год брака изменять мне только для того, чтобы доказать свою мужественность. Во второй год брака наши отношения останутся такими же свежими, как и прежде. Тетя Джейн... – Адорна с мольбой подняла на нее глаза. – Я ему нравлюсь. Он... любит меня.

Джейн встала и подошла к окну. Она посмотрела на сад внизу. Он ее любит. Дениэл Маккауслэнд любит ее племянницу.

Кто такая Джейн, чтобы говорить, что этого недостаточно? Кто она такая, чтобы сказать Адорне, что та ошибается? Может, Адорна и не самая умная девушка. Возможно, она слишком поспешно бросается в этот брак. Но дайте Адорне лишь пару часов, и она изучит любого мужчину вдоль и поперек, и если она говорит, что Дениэл – ее мужчина... несомненно, так оно и есть.

– Хорошо. – Джейн повернулась к племяннице и протянула ей руки. – Если это то, чего ты хочешь, то я благословляю тебя.

– О тетя Джейн, – Адорна протянула руки навстречу и крепко обняла ее. – Я так счастлива. Я скажу Дениэлу, что он может поговорить с дядей Рэнсомом.

– Нам нужно получить согласие твоего отца.

– Он согласится. Дениэл очень богат.

– Еще бы.

Элизер, который так радовался, что теперь стал почти родственником Блэкберну, никогда не задумывался, что его отношение к Джейн было самым унизительным, и даже сейчас не понимал, что не сумеет извлечь выгоды из ее брака. Он будет необычайно рад иметь родственные связи с Дениэлом Маккауслэндом и также необычайно удивлен, когда станет парией в доме собственной дочери.

– Мы поженимся осенью, и в следующем году я рожу Дениэлу ребенка.

– В следующем году?

– Я ведь говорила вам, что он должен жениться и завести детей, чтобы передать титул. – Адорна выпустила Джейн и хитро улыбнулась. – Он говорит, что ему всегда удавалось то, к чему он прикладывал свой ум, и теперь он жаждет направить свой ум на продолжение рода.

– Могу себе представить.

– Мне нужно идти. Он сегодня будет у Фейрчайлдов. Мне не терпится ему сказать.

Слегка удивившись, что человек, который не родился дворянином, приглашен на такой элитный прием, Джейн сказала:

– Он посещает вечера у Фейрчайлдов? Адорна засмеялась:

– Они должны ему деньги. – Адорна посмотрела поверх плеча Джейн. – В котором часу я должна быть готова, дядя Рэнсом?

Джейн обернулась и увидела его. Рэнсом стоял, прислонившись к дверному косяку, совсем как тогда – с тех пор прошло не так уж много ночей. На этот раз, однако, в нем не было ни той насмешливости, ни притягательности. Вместо этого он пристально смотрел на Джейн, даже когда говорил с Адорной.

– Мы выезжаем в два часа.

– Чтобы быть там в четыре? – Адорна в ужасе прикрыла рот ладошкой. – Но это слишком рано.

– В четыре, – повторил он.

Адорна кинулась к дверям, бормоча:

– Мне нужно одеться.

Блэкберн мрачно взглянул на Джейн.

– Так она будет готова к трем. Адорна просунула голову в дверь:

– Я все слышу, – укоризненно сказала она. Затем обратилась к Джейн: – Я пришлю служанку, чтобы убрать здесь. – Адорна взглянула на Рэнсома, неторопливо шедшего к ее тете, и добавила: – После того, как он уйдет.

Она вновь исчезла, оставляя Джейн один на один с очень задумчивым мужем.

Вчерашняя вспышка гнева прошла, теперь Джейн ощущала себя утомленной, но непоколебимой. Она не убежала. Она никогда больше не убежит.

– В чем дело, Рэнсом?

– Нам нужно поговорить. – Осколок фарфора хрустнул под его каблуком. – Чуть менее пылко, чем прошлой ночью.

– Продолжай.

Он остановился в двух шагах от нее.

– Ты все еще раздражена.

– Я не раздражена. «Раздражена» – это слишком бледно, чтобы передать мои чувства. – Она задумалась, подбирая слово для своего эмоционального состояния. – Я рассержена.

– Ты придаешь слишком большое значение тому, что было на самом деле простым недоразумением.

Джейн спокойно смотрела ему в глаза.

– Как глупо с моей стороны. Конечно, мне остается только поинтересоваться, а как бы отреагировал Квинси, если бы его обвинили в измене.

– Твою семью нельзя сравнивать с... – он осекся, внезапно сообразив, что после этих слов Джейн начнет спорить.

Слишком поздно.

– Мой отец был десятым виконтом Бавриджем, а ты четвертый маркиз Блэкберн. Хиггенботемы были дворянами, когда Квинси копошились в грязи. Мое происхождение благороднее твоего.

– Не думаю, – сказал он, поднимая руку. – Но я здесь не для того, чтобы вступить с тобой в перебранку. Я пришел, чтобы попросить тебя поехать сегодня с нами к Фейрчайлдам.

Она невесело рассмеялась.

– Ты считаешь, что я еще не получила свою порцию унижения?

– Ты не будешь унижена. Ты можешь находиться рядом с Адорной и мной...

– Свет тут же начнет громко сплетничать, что твоя жена охраняет тебя от чар племянницы. Нет, благодарю, но я остаюсь дома.

Его рука полезла в карман за лорнетом, но не могла его найти и бесплодно ощупывала ткань.

– Я предвидел, что ты можешь так ответить, что ж, дело твое. Но я должен спросить, почему ты решила, что Атоу – предатель?

Джейн тяжело вздохнула и опустила голову. Блэкберн пришел не для того, чтобы помириться с ней. Ему нужны сведения, касающиеся его работы. Ну конечно. Как она могла рассчитывать на что-то другое?

– Джейн?

Затем ее пронзила другая мысль, и она подняла голову.

– Мсье Шассер приходил сегодня учить Адорну?

– Нет, – сказал Блэкберн после короткого колебания. – Сегодня утром караул нашел его тело недалеко от доков в лондонском порту.

Потрясенная до глубины души, Джейн произнесла:

– Господь да упокоит его душу. Ты уверен?..

– Наш человек следил за ним. Однако это был всего лишь ребенок, поэтому он ничего не мог сделать, когда на Шассера напали и выстрелили в него.

Облокотившись на ночной столик, Джейн прошептала:

– Убили...

– Да. За то, что не оправдал доверия своего императора. Шпионская среда самая жестокая, такого там не прощают. Но, Джейн, прежде чем ты начнешь жалеть его, пожалуйста, вспомни – скорее всего, это он убил мисс Каннингем, а она была ни в чем не повинна, так же, как Адорна.

– Да. Совершенно верно. – Джейн глубоко вздохнула и вспомнила его первый вопрос. – Я решила, что Атоу шпион, потому что Фредерика берет уроки французского, которые ей не слишком нравятся. К тому же, рассказывая мне о французском корабле, Атоу внимательно следил за моей реакцией, а потом буквально удрал при появлении мистера Смита.

Глаза Блэкберна погасли. Он был разочарован:

– Это еще не показатель. Многие бегают от мистера Смита. Уперев руки в поясницу, Джейн думала, говорить ему или нет, и решила, что нужно. Он не поверит, но попытаться все-таки стоит:

– Я художница. Я наблюдала за ним прошлой ночью и, уверяю тебя, его характер и моральные принципы вполне допускают убийство. Он и есть твой шпион.

Блэкберн молчал и внимательно смотрел на нее. Почему человек, который всю жизнь полагался на доводы рассудка, должен доверять силе наблюдения?

– Хорошо. Я понял. Спасибо за твою мудрость. – Он сделал глубокий вдох, потом попытался смягчить ее досаду. – Я бы не стал спрашивать тебя о нем, если бы это не было так важно.

Пошарив по полу, Джейн нашла свои тапочки.

– Знаю.

– Я бы даже никуда не ехал сегодня вечером, если бы это не было так важно.

– А почему бы и нет? – Джейн натянула тапочки и скользнула мимо него. Открыв дверь, она позвала Мойру. Обернувшись, она увидела, что Рэнсом все еще здесь, и сказала:

– Правда, Блэкберн. Я думаю, нам не о чем говорить.

Это был самый несчастный день в ее жизни. Еда застыла на подносе рядом с ее локтем, пока она, раскинувшись, задумчиво сидела на стуле. Из каких-то мазохистских побуждений она выбрала для этого ту самую библиотеку, куда приходила объясниться с Блэкберном одиннадцать лет назад.

Комната совсем не изменилась. Вдоль стен стояли ряды книг; раритетные картины и умело расставленные статуи дополняли обстановку. За открытыми двойными дверями виднелся сад, маленький и ухоженный. Воздух был наполнен пряным ароматом гвоздик.

В этой комнате ее глазу художника было на чем отдохнуть. Однако здесь Джейн было неуютно. В других комнатах ей было еще тяжелее. Ничто ее не радовало. Она думала, что открытие, сделанное прошлым вечером, унизило ее, но сегодня все было еще хуже. Ибо она поняла, что предательство Блэкберна уже не имеет никакого значения. Ей хочется видеть его, хочется знать, что он делает.

Что может быть печальнее, чем бывшая старая дева, жаждущая любви своего охладевшего мужа?

Яркие лучи заходящего солнца освещали темно-красную папку из кожи. Джейн неторопливо рассматривала эскизы, пытаясь найти лицо или сцену, способную ее заинтересовать. Если бы она только могла заставить себя подняться, подойти к мольберту и закончить один из этих рисунков... Она остановилась на мучительном для нее наброске, изображающем «Вирджинию Белль». Даже он, несмотря на все неприятности, которые принес, оставлял ее сейчас равнодушной.

Взяв карандаш и чистый лист бумаги, Джейн набросала портрет Фредерики с острыми зубами и колючей шерстью, затем смяла его и отбросила в сторону. Несчастная женщина не заслуживала этого; если утверждения Джейн об Атоу верны, то он тщательно скрывает свою истинную сущность. Он грубо обращается с Фредерикой, отсюда ее нездоровое, нервное поведение. Джейн подумала, что он, наверное, даже бьет жену.

Просматривая портреты, Джейн нашла тот, который сделала после их первой с Атоу встречи на балу у леди Гудридж.

Жестокость угадывалась в обвисшей челюсти и безвольных губах, в глазах сверкала всепоглощающая жадность. Джейн тогда этого не замечала. Почему она должна была что-то в нем видеть? Это же не Блэкберн. И никогда им не был.

Клыки и звериная шкура больше подошли бы к этому лицу. Джейн широкими штрихами подрисовала их и ухмыльнулась, глядя на результат.

Раздался негромкий стук в дверь, и сердце Джейн подскочило. Блэкберн. Это, наверное, Блэкберн. Поднявшись, она взяла в руки папку, оправила юбки и сказала:

– Да?

Дверь открыл дворецкий Вент:

– К вам посетитель, миледи. Прикажете просить?

– А, посетитель, – она лишь разочарованно смотрела, не зная, что сказать.

– Ну, давайте же, мисс Хиггенботем, примите меня. – Атоу обошел лакея. – Ты можешь идти, – махнул он Венту рукой.

Дворецкий спокойно ждал распоряжений хозяйки.

Джейн быстро оценила ситуацию. Да, Атоу шпион, и, возможно, Блэкберн скоро попытается арестовать его. Но она не заблуждалась относительно того, что это произойдет не по ее совету. Нет, в поисках доказательств Блэкберн будет рыть носом землю, пока Атоу благополучно удерет из страны.

Захват того французского корабля напугал его. Но даже если Атоу почувствует, что его заманивают в ловушку, то не поверит, что Джейн видела его насквозь. И может быть, – только лишь может быть, – ей удастся убедить его, что все идет хорошо.

– Да, – сказала она Венту. – Можешь идти. Тот стоял неподвижно.

– Миледи, вам подать чего-нибудь освежительного? Если Атоу хочет пить, она угостит его.

– Милорд?

– Нет, благодарю. – Атоу протестующе замахал руками. – Я не могу оставаться на пороге.

Джейн с беспокойством смотрела, как он заходит в комнату. На нем был дорожный костюм. Дурной знак.

– Итак, ваша мечта осуществилась, – сказал он. – Вы вышли замуж за Блэкберна и счастливы, как ни одна женщина в мире.

Джейн не понравился его тон, и она взглянула на портрет в своих руках. Раздражение, изображенное на нем, сейчас отразилось на лице Атоу. Его что-то мучило.

– Мы недавно поженились.

– Но его здесь нет. – Атоу, крадучись, приблизился к ней, и Джейн почувствовала исходивший от него запах бренди. – Он сейчас у Фейрчайлдов, ухаживает за вашей племянницей.

– На самом деле он не ухаживает за ней, а просто... – «Охраняет ее», – подумала она про себя.

Нет, так говорить нельзя.

Но даже если Атоу догадался о том, что она думает, он ничего не сможет сделать Джейн в ее доме, в такой безопасной обстановке.

Если не считать того, что он стоял чересчур близко и смотрел на нее слишком пристально.

– Вы смотрите на меня своими зелеными глазами, – сказал Атоу, – и я вижу в них только обвинения.

Джейн отшатнулась, затем взяла себя, в руки. Он не может знать, что она подозревает его в предательстве и шпионаже.

– Что вы имеете в виду?

– Я оставил вас, когда открыли эту проклятую статую, и с тех пор вы не простили меня.

Джейн приложила папку к груди. Так не было видно портрета, к тому же папка защищала ее, как щит.

– В самом деле, Атоу, меня это особо не волновало.

– Вы никогда не думали об этом?

– Ну... нет.

Он стукнул кулаком по столу.

– Это Фредерика с Блэкберном виноваты, что мы не вместе.

– Я бы так не сказала. – Назревала неприятная сцена. Нервы Джейн были натянуты, и она с трудом могла оставаться вежливой.

Ведь он на самом деле ничего не может ей сделать. Она бы закричала и... Она огляделась в поисках подходящего оружия, и ее взгляд остановился на тяжелых каминных принадлежностях.

– Ваше положение в обществе, как и ваше состояние, были гораздо внушительнее моих.

– Но было бы разумным быть вместе сейчас.

– Невозможно, – она попыталась сказать это жестко, но достаточно мягко и направилась к двери. – Лорд Атоу, мы оба находимся в браке.

– Я не говорил о браке, – его голос звучал совсем близко от уха Джейн. – Просто взаимопомощь.

Джейн хотела повернуться к нему, но Атоу опередил ее, схватив за запястье и заведя руку за спину. Острая боль пронзила Джейн, и она вскрикнула.

– Дорогая моя мисс Хиггенботем, – быстро заговорил он приглушенным голосом. – Я не был дома с прошлой ночи. Министерство иностранных дел отправило своих людей обыскать мой дом. Моя жена рассказывает все, что ей известно. Мне нужно поскорее убраться из страны. И мне кажется, что жена Блэкберна сможет быть в этой поездке не только моей спутницей, но и телохранителем.

Локоть, который грубо заломил Атоу, пульсировал от боли, и Джейн буквально взвыла, осознав, какой была дурой. Она считала, что Атоу не может причинить ей зла в ее собственном доме, но что толку оставаться вежливой с человеком, лишенным чести?

– Я не хочу уезжать, – сказала Джейн.

– В Италию? Конечно же хотите. – Развернув ее, он потащил Джейн к открытой двери в сад. – Это была ваша мечта, помните?

Споткнувшись, Джейн уронила портрет Атоу, и рисунок упал на пол тревожным свидетельством ее вынужденного исчезновения.

 

Глава 30

Фиц еще никогда не видел Блэкберна таким взволнованным, как на вечере Фейрчайлдов. Рэнсом стоял рядом с мисс Морант, которая вертела плечами, хихикала, очаровывая мужчин направо и налево. При этом он выглядел настолько раздраженным ее кривляньями, что никто бы и не подумал считать его влюбленным в девушку. Было бы очень забавно – если бы не было так больно – видеть, что эта история с мисс Джейн Хиггенботем, начавшаяся одиннадцать лет назад, закончилась уже через две недели постельных радостей.

Хриплое контральто прозвучало совсем рядом с ухом Фица:

– Мистер Фицджеральд, что, по-вашему, Рэнсом сейчас делает?

Фиц думал, что эта женщина никогда больше не заговорит с ним. Она сама так сказала, и Фиц знал, что она не из тех, кто быстро меняет свое мнение. Поэтому он с большим трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть от счастья, и ответил:

– Насколько могу судить, а это значит, совершенно беспристрастно, скажу: сейчас он занят тем, что ведет себя, как идиот.

– Я пришла к тому же умозаключению, – сказала леди Гуд-ридж, продолжая стоять за его спиной.

Что избавляло Сьюзен от его взгляда, но не от его колкостей.

– Но такое занятие, как мне кажется, характерно для Квинси. Она не ответила, но и не отошла.

– Вы не собираетесь что-нибудь предпринять? Вам ведь так нравится вмешиваться в чужие дела.

– Помогать им совершать их ошибки. – Она едва слышно вздохнула. – Но с некоторых пор я подозреваю, что вы правы.

Фиц посмотрел вверх на замысловатые лепные узоры на потолке. Сьюзен сказала, что он прав – несомненно, после этого незыблемость мира нарушится, и все, включая этот дом, провалится в тартарары.

Но потолок выглядел вполне прочным, и Фиц молчал из страха отпугнуть Сьюзен – опять.

Не могла же она иметь в виду то, о чем он подумал. Не может быть.

Но она сказала:

– Я идиотка. По крайней мере, ею была.

Фиц быстро повернулся, наполовину напуганный, что эти откровения исходят от призрака, а не от его высокомерной, властной и надменной леди Гудридж. На мгновение их взгляды встретились, и женщина тут же отвела глаза, чтобы смотреть куда угодно, только не на него.

– Вы это имели в виду? – спросил Фиц.

Румянец прошел от ее груди ко лбу, но голос звучал крайне сдержанно:

– Я хотела бы пересмотреть ваше предложение. Он схватил ее за руку. Подошел ближе.

– Я бы тоже этого хотел, Сьюзен. Может, все-таки посмотришь на меня?

Он видел, как она делает над собой усилие, успокаивает нервы и набирается мужества. Потом она посмотрела Фицу в глаза, и ее спокойствие указывало на то, что Сьюзен говорит вполне серьезно.

– Сьюзен. – Он соединил их пальцы. Он улыбался с нескрываемой радостью. Тихим нежным голосом любовника он сказал:

– Почему ты передумала?

Она ответила тем же тоном, но со своим особым произношением:

– Я бы не решилась, если бы не вернулась в Лондон. Однако Рэнсом заставил меня, я увидела, как ты очаровываешь других леди и не смотришь на меня, и... мне не хватало тебя.

План сработал. Его план сработал! Ему захотелось станцевать джигу на игральном столике, смеяться в лица других охотников за состоянием.

– Но ты подумала над тем, что я сказал? Любовник без денег и наполовину ирландец лучше, чем вообще никто?

– Нет. Все это неважно. Я наблюдала за тобой много лет и сделала вывод, что вполне смогу насладиться твоим обществом в постели.

Шокированный такой прямотой Фиц качнулся назад.

– Но ты друг моего брата и воспринимал меня только как старшую сестру... пока тебе не понадобилось жениться ради матери.

В ее голосе была горечь, и Фиц сказал:

– Но я не утаивал от тебя этого, дорогая.

– Нет, к твоей чести нужно сказать, что не утаивал. И я буду рада сделать все, что смогу для миледи. Воздух в поместье Гудридж улучшит состояние ее легких, а мой повар постарается, чтобы она поправилась. – Губы Сьюзен приобрели ту сжатую узкую форму, которую он терпеть не мог. – Сознаюсь, сначала тщеславие заставило меня отклонить твое предложение. Я не хотела, чтобы леди Гудридж считали старой отчаявшейся женщиной, легкой мишенью для завоевания.

Сьюзен удивила его своим согласием, но теперь Фиц был просто поражен. Он смотрел на нее, прекрасно осознавая, что откровенно выпучил глаза. Затем, откинув назад голову, громко расхохотался.

Озираясь, Сьюзен заметила, что вокруг них полно народу, и обиженно проговорила:

– Над чем ты смеешься? Прекрати.

– Легкая мишень, говоришь? – со смехом выкрикивал он. – Ты?

– Перестань, я говорю. Люди смотрят, – она ткнула его кулаком, без всякого намека на любовное заигрывание.

Держась за ударенный бок, Фиц успокоился и сказал:

– Лучше тебе к этому привыкнуть. Они всегда будут смотреть на нас. – Он не мог сдержать ухмылки. – Дорогая моя леди Гудридж. Милая моя Сьюзен, – как я в мыслях всегда тебя называл – ты олицетворение трудной мишени. Ты слишком правильная, слишком богатая и грозная. Поэтому никто до сих пор не сгреб тебя в охапку и не повел к алтарю. Чтобы приблизиться к такой женщине, как ты, нужны крепкие нервы и ловкость. Я бы никогда не осмелился и помыслить о таком счастье, если бы не намек – лишь прозрачный намек, понимаешь, – на голод в твоих глазах, когда ты смотрела на меня. – Наплевав на приличия, он обвил рукой ее талию. – Поэтому скажи мне, как давно ты меня жаждешь, и я скажу, что сделаю, чтобы утолить твои желания.

Ее спина была так напряжена, что, казалось, сейчас переломится, вся ее фигура излучала волны праведного возмущения.

Как же повезло ему и Сьюзен! Она сделает его богатым, он ее – счастливой и...

– Я не знаю, Фиц, что ты делаешь с моей сестрой, но хотел бы, чтобы ты остановился и внимательно меня выслушал.

– Деликатность, вернее ее отсутствие, несомненно, самое слабое место вашего славного семейства. – Фиц отвернулся от Сьюзен и посмотрел на Блэкберна. – Кто тебя просил прерывать нас? У нас тут происходит помолвка.

– Рад, что ты наконец убедил ее. – Блэкберн нервно и торопливо поклонился. – Но имейте в виду, здесь публичное место, и рано или поздно все равно кто-нибудь прервал бы вас. Мне нужна твоя помощь. Кто-то должен присмотреть за Адорной вместо меня.

Сьюзен с Фицем переглянулись.

– Присмотреть за ней? – осторожно переспросила леди Гудридж.

– Она передает сообщения для французских шпионов, и я боюсь, что ее могут попытаться убить.

– Рэнсом, друг мой, – Фиц положил ему руку на плечо. – Ты себя хорошо чувствуешь?

– Она не знает, что передает сообщения. – Блэкберн громко вздохнул. – Она пока еще не знает, но знают шпионы, а они безжалостны и могут быть мстительными.

Сьюзен и Фиц снова переглянулись. На лице Фица был написан всевозрастающий интерес.

– Ты и эта сплетня о шпионах. Так это правда?

– Сущая правда, – согласился Блэкберн. – Так ты присмотришь за ней? Особенно следи, нет ли поблизости Атоу. Я думал, он будет здесь, но его что-то не видно, и я очень беспокоюсь о Джейн.

– А она что, тоже шпионка? – голос Сьюзен сочился сладким ядом.

– Нет, но я был уверен в обратном, и теперь она сердится на меня.

Сьюзен побелела.

– Ты думал, что она шпионка, и женился на ней? Фиц почувствовал, что теряет связь с реальностью.

– Неудивительно, что она сердится, – сказала Сьюзен.

– Вы посмотрите за Адорной, – в отчаянии повторил Блэкберн.

– Подожди. – Фиц перевел взгляд с друга на невесту. – А откуда ты знаешь, что я не шпион?

– В таком случае мистер Смит был бы крайне рад, что мы работаем вместе, – огрызнулся Блэкберн.

– Нет, я имею в виду, – эта несчастная честность была сущим адом, – что, если я шпионю на Францию?

Теперь настала очередь Блэкберна переглянуться со Сьюзен. Крепко сжав плечо друга, Блэкберн отвел его в гущу поклонников Адорны.

– Для шуток у меня нет времени. Просто наблюдай за ней и попытайся прекратить валять дурака.

– Но я серьезно!

Сьюзен как всегда неторопливо и с достоинством следовала за ними.

– Фиц, ты не мог бы сделать мне предложение, не объяснив, что пошел на это ради денег?

Сделав рывок и высвободившись, Фиц сказал:

– Я на полном серьезе. Прошлым вечером я как раз обсуждал это с де Сент-Амандом.

– И какое твое первое задание? – спросил Блэкберн.

– Я его не получил. Он, похоже, собирался бежать, и я...

Блэкберн ткнул в него пальцем.

– Так это ты убедил его, что министерство собирается арестовать не того человека, да? Ты убедил де Сент-Аманда, что оставаться безопасно.

Фица раздирало любопытство.

– А он остался?

– Сегодня утром его арестовали. – Блэкберн оглядел друга. – Ты никудышный предатель, Фиц.

Непривычно холодным тоном Сьюзен заметила:

– Ты слишком легко доверяешь Фицу.

– Естественно. Он мой друг.

– А Джейн твоя жена.

Блэкберн спокойно посмотрел на нее. Затем, повернувшись к Фицу, строго сказал:

– Просто присмотри за Адорной, и я дам тебе руку моей сестры.

Когда он уходил, Сьюзен выдохнула:

– Наконец-то до него дошло.

Подгоняемый нарастающим чувством тревоги, Блэкберн безжалостно гнал лошадей. Зачем ему понадобилось наблюдать за Адорной, когда любой из сотни джентльменов по первому слову с радостью бы защитил ее? А если не кавалер, так Тарлины, Фиц или Сьюзен, или даже старый виконт Рускин, сидящий в сторонке и с легкой улыбкой наблюдающий за девушкой.

Место Блэкберна – дома, рядом с женой. Говорить с ней, заставить ее выслушать его и понять, что он сделал и по каким причинам. Объяснить, почему он доверял Фицу, этому ветреному дамскому угоднику, а не ей.

И это действительно нужно объяснить, потому что он сам толком ничего не понимал. Рэнсом считал, что чувства мешают ему сохранять ясность разума. Он принес присягу служить Англии, но та любовь, которую он испытывал к Джейн, все время казалась ему чуть ли не преступной, смещающей акценты и мешающей исполнять свой долг.

Он слышал о мужчинах, которые, обезумев от страсти, готовы предать семью, дом, родину.

Но был уверен, что представитель рода Квинси не может поддаться такому сильному чувству.

Однако ошибся.

Он женился на Джейн, когда был уверен, что она шпионка, что она испортит ему родословную. Он считал все это неважным, пока может защитить ее от виселицы.

Потом ему казалось, что ее впечатлит масштабность такой жертвы.

Черт! Каким он был придурком.

Остановившись перед домом, Блэкберн передал вожжи конюху и бросился в дом. Слуги в суматохе бегали взад-вперед и при виде его страшно перепугались.

Блэкберн сжал зубы от дурного предчувствия. Почему они так съежились?

– Где миледи? – спросил он у дворецкого. Парик Вента съехал набок, его руки дрожали.

– Милорд, мы не знаем.

– Что значит – «не знаем»?

– Она была в библиотеке. К ней пришел посетитель. А теперь она исчезла через дверь в сад.

– Посетитель? – Нет, это невозможно. – Кто?

– Лорд Атоу, милорд, – ответил Вент плаксивым голосом. – Куда вы, милорд?

Выбежав на улицу, Блэкберн искал свою маленькую наблюдательницу. Ее не было на обычном месте, на перекрестке, и веник валялся там, где его бросили.

– Виггенс! – крикнул он. – Где ты?

Он услышал вдалеке их условный знак, затем еще раз – уже ближе. Его каблуки прогремели по мостовой, затем он завернул за угол и быстро оглянулся.

Вверх по улице навстречу ему хромала Виггенс, прижав руку к пояснице.

– Виггенс. – Атоу ударил ее? Блэкберн вспомнит это, когда будет сводить с ним счеты. Подбежав к девочке, Блэкберн подхватил ее. Ребенок был хрупким – кожа да кости. – Что произошло?

– Этот джентльмен тащил леди Блэкберн по аллее, она сильно сопротивлялась. – Девочка тяжело дышала, ее лицо осунулось от усталости. – Я закричала и побежала за ними, но он запихнул ее в экипаж, я не могла помешать. Я бежала следом, пока могла, потом потеряла их. Простите, милорд. Я подвела вас.

– Чепуха. – Блэкберн направился в сторону открытой двери дома. – Ты не могла бежать за лошадьми. Но в какую сторону они поехали?

– Я отстала и не видела, – повторила Виггенс, и на ее ресницах заблестели слезы. – Но у меня кое-что есть для вас, милорд. – Порывшись в складках своей рваной одежды, девочка достала сложенный лист бумаги и показала его Блэкберну. – Миледи выронила его из окна. Это что-то значит, милорд?

Зайдя внутрь, Блэкберн передал Виггенс дворецкому и взял лист бумаги. Это был один из рисунков Джейн, изображающий корабли на море. Рэнсом смотрел на него и думал...

– Милорд. – Вент держал Виггенс на руках, на лицах обоих было написано отвращение. – Куда девать эту бездомную девчонку?

– Я не бездомная, – сказала Виггенс. – Я живу в Англии, так же, как и ты.

Блэкберн смерил Вента взглядом.

– Приготовь ей ванну, дай чистую одежду и накорми досыта.

– Ванна! – пронзительно закричала Виггенс.

Не обращая внимания на разыгравшуюся битву, Блэкберн поспешил в библиотеку. Там, на полу рядом с дверью в сад он нашел еще один непонятный лист бумаги. Наверное... Рэнсом поднял его, посмотрел и увидел Атоу – с клыками и шерстью. Выглянув во двор, он заметил рядом с воротами следующий рисунок.

Джейн оставила следы, чтобы он нашел ее.

 

Глава 31

– Джейн. Можно мне называть вас Джейн? – Атоу дружелюбно улыбался поверх дула маленького пистолета, направленного на нее.

– Я бы предпочла, чтобы вы воздержались от этого.

– Джейн, – самоуверенно сказал он. – Вылезайте из экипажа.

Его кучер открыл дверь и имел такой вид, словно происходящее было обычной ситуацией. Так бы, вероятно, и было, поработай он у Атоу чуть подольше.

Джейн медленно поставила ногу на ступеньку, а затем – на грязную мостовую.

Темза, наполнявшая воздух удушливой вонью отбросов, билась о док, выступающий в море. Стоявший у берега корабль качался от сильного течения. На конце дока был мостик, ведущий на палубу.

Джейн оглянулась, понимая, что у нее не было никаких шансов на побег. С тех пор, как они вышли из экипажа, Атоу продолжал держать ее под прицелом.

Она посмотрела на воду, сверкающую в лучах заходящего солнца, и прикинула, сможет ли нырнуть. Наверное, нет. Если даже она нырнет, Атоу выстрелит, если она останется жива, ее все равно поглотят сточные воды.

Но если она не нырнет... она нервно сглотнула, глядя на мостик. Да, если она не нырнет, она будет заперта на корабле вместе с Атоу, обезумевшим от жадности и – ей было невыносимо даже думать об этом – от вожделения к ней.

– Я нужна вам только из-за вашего чувства вины, вы это сами знаете, – Джейн попыталась переубедить Атоу, роняя очередной рисунок и втаптывая его в грязь. – Вы все еще не можете простить себя, вспоминая, как скрылись, когда мне нужна была ваша помощь.

– Да, это так. – Он был довольно дружелюбен, когда все получалось так, как он запланировал. – Поэтому, отправляя вас в Италию, я возвращаю свой долг.

– Но я не хочу ехать в Италию, – сказала Джейн, сотни раз мечтавшая туда попасть.

– Со мной, – дуло пистолета уперлось ей в спину. – Вы, наверное, хотели поехать туда с Блэкберном?

– Он мой муж. Это кажется более логичным. Может, вы возьмете Фредерику и мы совершим путешествие все вместе? Две пары, разглядывающие достопримечательности...– Она шагнула на док, не зная, как остановить все это.

– Не будьте такой наивной. Квинси в жизни не поедет в Италию любоваться произведениями искусства. Он никогда не позволит своей жене рисовать. И особенно – заниматься скульптурой. – Дуло надавило на нее сильнее. – Не так ли, Джейн?

Конечно, Рэнсом не позволит. Она не хочет возвращаться – на самом деле, она не сможет вернуться к жизни, которая будет убивать в ней все творческие порывы. Ей нужно писать красками, ваять, делать эскизы, отдавая весь жар своего сердца.

Атоу злобно засмеялся за ее спиной:

– Похоже, грузное тело Блэкберна состоит главным образом из скелета закостенелых условностей. Поторапливайтесь. Мы должны воспользоваться приливом.

Джейн уронила еще один рисунок и ногой вдавила его в испещренную гвоздями гнилую древесину.

– Что вы делаете? – раздраженно спросил Атоу, поднимая рисунок. – Вы и вправду думаете, что Блэкберн найдет это? – Он смял лист бумаги. – Квинси не понесется вас разыскивать, словно птичка за украденным червяком. Он достаточно легко откажется от вас.

Будущее Джейн было таким же темным, как Темза, но одно она знала точно. Повернувшись к Атоу, она проговорила:

– Боюсь, что вы его перепутали с собой. Плоское лицо Атоу покраснело.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы отказались от меня слишком легко. Мой муж никогда не оставит свою жену.

С противоположного конца дока донесся знакомый голос:

– Истинная правда, Джейн.

Джейн и Атоу обернулись и увидели Блэкберна. Он стоял, сжав кулаки, с каменным лицом, исподлобья глядя на Атоу. Он выглядел как человек, у которого украли самое драгоценное из того, чем он владеет. Как бык, приготовившийся к схватке.

– Атоу, я собираюсь тебя убить.

В его голосе звучала угроза, Атоу отступил и попытался схватить Джейн.

Увернувшись, Джейн ударила его по голове острым краем своей любимой кожаной папки. Раздался глухой звук удара, и Атоу качнулся назад.

Быстро разворачиваясь, Джейн толкнула его плечом. Пистолет выпал из рук Атоу в Темзу.

Это был самый приятный для слуха всплеск, когда-либо слышанный Джейн.

– Черт бы тебя побрал, мерзкая женщина! – кулак Атоу сделал резкое движение в сторону ее живота.

Блэкберн набросился на Атоу, и они стали драться.

Джейн ринулась помогать. Звуки ударов и тяжелая возня раздавались совсем рядом. Поняв, что вмешиваться все же не стоит, она поковыляла к концу дока. Подальше от драки. Подальше от Атоу и его безумия. Подальше от Блэкберна с его недоверием и ничем не обоснованным превосходством.

Конечно, Блэкберн выиграет бой. Джейн была убеждена в этом. Никто так не знал силу его мускулов, как она. Блэкберн изобьет коротышку Атоу до потери сознания. Легко. Без особых усилий.

Так почему же она смотрит туда? Атоу поставил Блэкберну синяк под глазом, и Джейн уже готова была броситься на помощь.

Но увидев, как от непрерывных ударов из носа Атоу захлестала кровь, взяла себя в руки.

Несомненно, Блэкберн победит. Он выигрывает каждый бой, который начинает.

Но ей особенно хотелось, чтобы он выиграл именно этот. Только... она устала быть его всегда побеждаемым противником.

Джейн остановилась и принялась собирать разбросанные рисунки.

Это занятие сопровождалось непрерывными ударами и пыхтением за ее спиной.

Атоу, задыхаясь, запросил пощады.

Джейн старалась не слушать.

Наконец наступила тишина, и громкий всплеск эхом прокатился под доком.

Она обернулась и с радостью увидела, что окровавленный Блэкберн стоит, все еще сжимая кулаки, на краю и вглядывается в мутную воду.

Как Джейн и ожидала, он победил.

– Рэнсом, – она разглаживала смятые эскизы. – Не прыгай за ним. Ты потом месяцами не отмоешься.

– Этот ублюдок удрал! Спрыгнул. – Он перевел взгляд на Джейн, и его ярость сменилась беспокойством и тревогой. – Он не причинил тебе боли?

– Нет, хотя, по-моему, умело и довольно ловко пользовался пистолетом.

– Да. – Его голос как-то странно прерывался и дрожал. Джейн подумала, что это от боли, которую он испытывал. Она с трудом удержалась от порыва кинуться к Рэнсому, перевязать его раны, обнять и утешить так, как только женщина способна утешить своего победителя.

– Джейн?

Она подумала, что Блэкберн делает все возможное, чтобы найти в ней необходимый отклик. Противясь этому, Джейн спросила:

– Что?

Он вздохнул.

– О Джейн.

Подойдя к противоположной стороне дока, Блэкберн позвал своих слуг. Они тотчас же прибежали, и он сказал:

– Когда Атоу подберется к берегу, вытащите его и свяжите. Я кого-нибудь за ним пришлю.

Лакеи поспешно убежали выполнять приказание.

Джейн даже не смотрела на них, – перед ней был изодранный и грязный эскиз «Вирджинии Белль», и она горевала об утраченной красоте. Разумеется, она может сделать его снова, но пережитое вдохновение не повторится. Чувства, которые она испытывала в тот день, перешли на бумагу, их невозможно было утаить. Она художник. Художник! Ничто не сможет этого изменить.

– Джейн, я следовал за тобой по оставленным тобой рисункам. Они теперь в экипаже. – Блэкберн медленно шел к ней, словно она могла убежать.

Но зачем ей от него убегать? Он не имел для нее большого значения.

Важнее была Италия. Она манила Джейн, увлекала ее за собой, подобно течению реки. Если она поедет в Италию, то увидит настоящее искусство, дотронется до него, вдохнет и испытает полет вдохновения. Она сможет вырасти как художница и состариться без сожалений о том, кем могла бы стать.

– Ты очень хорошо придумала, что оставляла их на пути. – Блэкберн прервал ее мечты, вынуждая вернуться к ненужной реальности. – Теперь давай поедем домой, пока солнце полностью не зашло.

Но мечта была рядом и еще могла стать реальностью.

Реальность также была здесь. Реальность – это Блэкберн. Подняв глаза, Джейн пристально рассматривала его.

Он был красив. Слепое увлечение юности не обмануло ее. Он шел по жизни, избавляясь от притворной шелухи, каждый раз открывая новую черту, становясь чище и благороднее. Синяки не могли испортить его истинную натуру, они лишь добавляли его внешности мужественный колорит.

Джейн посмотрела на корабль. Мостик был опущен. Он манил в новую, неизведанную жизнь. Она может сесть на этот корабль, оставить боль и несбывшиеся мечты позади.

Блэкберн слегка подтолкнул ее, стремясь завладеть вниманием.

– Здесь опасно ночью.

Жадно вдыхая бриз, Джейн наслаждалась запахом свободы. Ну и что, если свобода отдает Темзой? По крайней мере она не пахнет разрушенными иллюзиями и утраченными надеждами.

Джейн приняла решение.

– Я здесь, на пристани. Вот корабль. Я еду в Европу, и это то, чего я хочу.

– Джейн.

Она знала, что Блэкберн размышляет, пытаясь найти способ заставить ее остаться. Зачем ему это? Затем, что будет унизительно, если жена его бросит. Потому что он, возможно, испытывает к ней чуть-чуть симпатии и, конечно, довольно настойчивое плотское влечение.

Но это не такие уж важные причины, если сопоставить их с ее мечтой. Он довольно скоро найдет себе другую.

Когда она уедет, женщины будут вешаться на него гроздьями, стараясь утешить.

При этой мысли что-то укололо Джейн, это можно было бы назвать ревностью... если бы Рэнсом имел для нее значение.

Она подумала о себе, своей живописи, Италии. Блэкберн – это ее прежняя жизнь, которая скоро останется позади, и Джейн не волновало, какого он мнения о ее планах.

– Я проживу жизнь, о которой всегда мечтала. Я уезжаю из Англии. Ты должен быть доволен.

– Нет.

Она не обратила на него внимания. Слишком поздно для фальшивых сожалений.

– Я поеду в Рим и буду там изучать живопись. Я буду рисовать на улицах, говорить с итальянским акцентом и продавать свои работы английским туристам.

– Джейн, прошу тебя...

В его голосе чувствовалось отчаянье – слишком сильное, чтобы в него поверить, – а также привкус обиды и разбитых надежд.

– Это будет довольно ненадежное существование, но все же лучше, чем работа гувернанткой.

– Тебе не нужно быть гувернанткой. Ты маркиза Блэкберн. Она проигнорировала это ненужное напоминание.

– И уж, конечно, будет приносить гораздо больше удовлетворения. Мне не терпится начать.

– Джейн.

Резко отвернувшись, она принялась разглядывать корабль. Моряки быстро сворачивали снасти. Капитан выкрикивал команды. Борта судна поскрипывали, когда его покачивали волны, которые так же ударялись о док под ногами Джейн.

Она была готова сделать это. Она уплывет на этом корабле из Англии, чтобы никогда больше не возвращаться. На один короткий миг она снова ощутила себя восемнадцатилетней, когда будущее манит захватывающими приключениями и вся жизнь впереди.

Джейн высоко подняла голову, глубоко вздохнула и улыбнулась.

И вдруг Блэкберн сказал:

– Джейн, пожалуйста, прости меня.

От таких неожиданных слов у нее закружилась голова.

Одно мгновение она даже не видела его.

А потом увидела.

Он стал на колени. В своих изысканных брюках опустился на грязную шершавую поверхность дока, склонив перед ней голову.

– Пожалуйста, Джейн, послушай меня. Ты не заслуживала моих подозрений.

Он стоял на коленях, умолял ее о прощении и это... это было больше, чем она могла себе представить.

Но он так ничего и не понял. А она ничего не будет ему объяснять. Она просто уйдет.

Вместо этого она услышала, как говорит:

– Мне были ненавистны не твои подозрения. А твое снисхождение.

– Да, я был неправ.

Это неожиданное признание не уменьшило ее ярость. В ней все словно кипело, ей хотелось закричать, топнуть ногой, наброситься на него с кулаками.

Но она этого не сделает. Однажды в своей спальне она уже так поступала, и это не заставило его понять ее чувства. Нужно просто сесть на корабль.

Сесть на корабль.

Джейн заметила, что руки ее сжались в кулаки, а голос звучал спокойно и холодно:

– Я не знатная и не богатая, но в одном моем пальце больше характера и таланта, чем во всей твоей яркой личности.

– Знаю.

– Ты думал, что я шпионка. – Рэнсом по-прежнему стоял на коленях, склонив голову, и Джейн подумала, что он улыбается своей отвратительной высокомерной улыбкой. Он стал перед ней на колени не для того, чтобы просить прощения, а потому что это самый простой способ предотвратить позор. – Ты осмеливался считать, что я должна быть благодарной за то, что ты женился на мне.

– Я был идиотом, – он наконец посмотрел на нее.

И когда Джейн заглянула в полуночную глубину его глаз, она поняла, насколько глупыми были все ее предположения. Блэкберн стал перед ней на колени не потому, что это был самый легкий путь вернуть ее. Он и так мог схватить ее в охапку, отнести к экипажу, принуждая, а не умоляя подчиниться. Он мог бы запереть Джейн дома, ведь она его жена, и закон допускал это.

Нет, он сделал это не потому, что не было другого выхода. Публичное унижение было для него невыносимо. Он ненавидел его всеми фибрами души. Он дрожал от стыда, ему хотелось встать и кричать о своих благородных предках и своей гордости.

Но для нее он стал на колени на глазах у своих лакеев, любопытных проституток на пристани и обыкновенных моряков.

И умолял:

– Джейн, прошу тебя. Я не хочу, чтобы ты уходила. Да, я женился на тебе, подозревая, что ты шпионка, но ты не задумывалась, почему? Я уходил от тебя раньше, но не смог сделать этого снова. Ты привязала меня своим острым умом, тем, как ты двигаешься – как хорошая лошадка, а когда ты улыбаешься, я понимаю, что ты делаешь это нечасто, и мне очень хочется сделать так, придумать... что-нибудь, чтобы ты улыбалась больше.

На его лбу виднелся большой фиолетовый синяк, подбородок был запачкан грязью. Растрепанные волосы косо падали на лоб, и галстук был безнадежно испорчен. Он выглядел разгоряченным и взъерошенным.

Он был прекрасен.

– Если ты хочешь жить в Риме и рисовать на улицах, мы будем делать это вместе. – Блэкберн поерзал, словно на досках было не слишком удобно стоять. – Вместе, Джейн. Мы можем делать это вместе. Не думаю, что у меня получится рисовать, но, может, я смогу петь или...

– Ты хорошо танцуешь. – Дурочка! Зачем она отвечает ему?

– Танцевать. Хорошо. – Его глаза посмотрели на ее руки, и она поняла, что разжимает их. – Как ты думаешь, будут ли туристы бросать монеты в мою шляпу?

Она была слабой глупой женщиной, поэтому ответила:

– Я бы бросила монету в твою шляпу, чтобы посмотреть, как ты танцуешь.

– Правда, Джейн?

Он посмотрел на нее своими необычайно синими глазами, и то, что она в них увидела, можно было бы назвать.... Если бы так на нее смотрел любой другой мужчина, она бы поняла, что является для него идеалом.

– Или, может, ты останешься со мной в Англии, воспользуешься моим искренним раскаяньем – о Джейн, мне, правда, очень жаль – и позволишь построить тебе самую лучшую студию, которую только может иметь художник.

Он готов это сделать. В одном она была точно уверена: он – Квинси и он сдержит свое слово.

Должно быть, она слишком долго молчала, потому что Рэнсом схватил ее за юбку.

– И не одну студию. Студию в каждом нашем доме. У тебя будет все, что тебе понадобится, а также учитель живописи. Пусть даже француз.

Вспомнив о своей замечательной неоконченной скульптуре в студии на чердаке у Тарлинов, Джейн спросила:

– Ты будешь мне позировать?

– Кто же, как не я.

Она почувствовала в пальцах привычный зуд. Если вылепить его из глины еще раз...

Рэнсом, вероятно, заметил это. Он почувствовал близость победы. Тем не менее он опять склонил голову.

– Пожалуйста. Прости меня.

Рука Джейн сама потянулась к его взъерошенным волосам.

Но вдруг она вспомнила. Унижение, когда он отверг ее в первый раз. Годы бедности и одиночества. Его высокомерие, когда он снова встретил ее. Его знаки внимания, то, как он ее соблазнил, их брак. Не потому, что он хотел ее и обожал, как она втайне надеялась, а потому, что нужно было скрыть от французов и общества его истинные цели.

Ее пальцы согнулись и вздрогнули. Рука напряглась и сжалась в кулак.

– Джейн, – тихо сказал он, – я люблю тебя. «Я люблю тебя».

«Я люблю тебя».

Он это сказал?

Да, сказал. Ну и что?

Она смотрела на свою руку – вены и кости под нежной кожей, побелевшей от напряжения. Если она разожмет руку и положит ладонь ему на голову, если она простит ему это самое жестокое, немыслимое предательство, значит, она сошла с ума.

Или любит его.

Любит ли она Блэкберна? Не так, как любит увлеченный ребенок или благодарная взрослая женщина, а по-настоящему?

Ее рука медленно открылась.

Да. Она любит. Любит Блэкберна, по поводу которого у нее не осталось ни одной иллюзии, но который является для нее совершенством.

Джейн положила руку на его волосы.

Рэнсом поднял склоненную голову, и рука Джейн скользнула по его щеке. Он не выглядел униженным или счастливым. Но его ноздри трепетали, зубы засверкали в улыбке. Он был сейчас похож на дикого зверя, который бросается и хватает то, что хочет.

А он хотел ее.

Рэнсом поднялся, обхватил ее талию и крепко прижался – тело к телу и душа к душе. Джейн услышала его ласковое рычание:

– Женщина, ты заплатишь за то, что заставила меня ждать.

Рэнсом нежно целовал ее, и его поцелуи одновременно обещали и требовали, и, пока Джейн еще способна была что-то понимать, она подумала о том, что эти поцелуи – самый убедительный довод. Поцелуи, а еще – сила его мускулов, в которые вцепились ее пальцы, и то, как он держит ее, – словно она тончайший и драгоценный фарфор, хотя Джейн знает, что крепка, как глиняная ваза.

Когда они разжали объятия, Джейн услышала чьи-то возгласы. Открыв глаза, она увидела, что команда корабля смотрит на влюбленных, свесившись за борт, и выкрикивает им грубые ободрительные слова.

– Как неловко, – тихо сказала Джейн.

– Что? – Блэкберн подхватил ее и положил себе на плечи, как бесценный шарф.

По мере того как они удалялись, крики становились все громче. Джейн подняла голову и приветливо помахала морякам рукой.

– Я также разрешаю тебе вылепить из глины наших детей, – сказал Рэнсом.

– А мы назовем старшего Фигги?

Он сразу ответил:

– Нет. Но я не позволю тебе лепить никого другого. Не с твоей досадной склонностью к обнаженной натуре.

Почувствовав в себе остатки неизрасходованной иронии, она хитро сказала:

– Ты не можешь остановить мое воображение. Он остановился.

– Джейн...

Он выглядел сейчас не очень уверенным в себе, и Джейн поняла, что ей это не нравится.

– Но ты единственный, кого мне хотелось лепить обнаженным.

– Правда? – он снова пошел.

– И если ты согласишься позировать мне, когда мы вернемся домой, я смогу закончить ту статую.

– Я буду позировать для тебя. – Поставив Джейн на ноги, Рэнсом засиял улыбкой, о которой она мечтала всю свою жизнь. – Если ты позволишь мне потом смыть с тебя глину.

Джейн поняла, что этот брак действительно будет удачным.

Ссылки

[1] Пиренейский полуостров.