Рауль держал Викторию, прочно пригвоздив ее к скалистой стене утеса своим телом. Он находился так глубоко внутри ее тела, как смог проникнуть. Однако несмотря на то что он все еще держал ее, с трудом переводящую дыхание после мощного оргазма, теплую и особенно красивую после полученного наслаждения, он чувствовал, что она как будто ускользает от него.

Необходимо было взять с нее слово, пока она слаба.

Она честная женщина. И несмотря на неблагоприятные обстоятельства, сдержит слово.

— Виктория! — произнес он.

Его глубокий голос звучал требовательно.

Она открыла свои синие, как васильки, глаза и посмотрела на него так, будто все еще не вернулась в реальность оттуда, где они получили удовольствие… вместе. Потом она одарила его улыбкой и шепотом откликнулась:

— Что?

— Обещай мне, что больше не станешь убегать.

— Но ты погнался за мной. Я думала, что это такая игра.

— Нет, я не об этом. Не о сегодняшнем дне. Я хочу сказать… обещай мне не убегать, как это было тогда, когда мы соединились с тобой в первый раз.

Она удивленно вскинула брови, потом взглянула на него с явным раздражением.

Заметив это, он торопливо добавил:

— Я понимаю, что молодую благовоспитанную женщину интимность (Господи, как они это называют в высшем обществе?) некоторых отношений должна шокировать. Но я проявлю сдержанность (только не на этот раз) и помогу тебе приспособиться. Я обещаю прислушиваться к твоим желаниям, только и ты должна обещать мне никогда больше не убегать.

— Я уже сказала тебе, что не убегала, — повторила она, не скрывая раздражения. — Неужели этому так трудно поверить?

— Ты была моей пленницей. А пленницы убегают.

— Пора бы знать, — сказала она, начав вырываться из его рук, — что я не убегаю от своих проблем.

Он схватил ее крепче.

— Неужели я такая большая проблема?

— Да, — с жаром подтвердила она, — да, ты большая проблема.

Он сделал еще один рывок.

Она вздрогнула, но не от боли, а от удовольствия, ощутив внутри нежное движение, похожее на прикосновение руки в шелковой перчатке.

— Именно поэтому, — тихо сказала она, как будто разговаривая сама с собой. — Потому что когда, удовлетворив необузданную страсть, мы снова отдыхаем, я могу думать лишь об одном: скоро ли я снова почувствую это?

— Понимаю. Я об этом тоже думаю.

— Правда? — Она вгляделась в его лицо, и на сей раз ее улыбка была застенчиво довольной. — Я рада, что не мне одной…

— Нет. Это чувствуешь не ты одна.

Она обхватила его лицо обеими руками и заглянула в глаза.

— Клянусь тебе, что прежде чем уйти, я попрощаюсь с тобой лично.

По правде говоря, это было не то обещание, которое ему хотелось получить, но сейчас сойдет и такое.

Он осторожно приподнял ее и поставил на ноги.

Она оперлась о скалу, как будто была слишком слаба, чтобы держаться на ногах без опоры, и опустила вниз задранную юбку.

Рауль быстро подтянул брюки и застегнул их. Схватив ее за руку, он повел ее в лес. Виктория, спотыкаясь, следовала за ним.

Он остановился. И повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Ее золотистые, как пшеница, волосы рассыпались по плечам, умное личико сияло от удовольствия. Она улыбалась ему, как будто знала, насколько сильно у него искушение снова овладеть ею здесь и сию же минуту.

— Нет, — сказал он ей.

Подхватив ее на руки, он целеустремленно продолжил путь в нужном направлении.

Еще до заката солнца они добрались до заросшего сосной участка высоко на горе. Виктория, конечно, сразу поняла, зачем он притащил ее сюда. Подойдя к толстому стволу самой высокой и самой старой в Морикадии сосны, она положила руку на грубую кору дерева и взглянула вверх.

— Это дерево росло здесь, когда Аттила пускал пыль в глаза всей Европе, когда мой предок украл его саблю и сбежал, чтобы родить своего ребенка на этой земле, — сказал Рауль.

Он подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку, подтянулся и, наклонившись, протянул руку Виктории:

— Решайся.

— Это ты о чем?

Она посмотрела на него так, как будто он сошел с ума.

— Доверься мне, — сказал он.

Лицо ее приобрело выражение, к которому он уже стал привыкать: подбородок вздернут, глаза прищурены, ноздри раздуваются.

— Только при условии, что ты доверяешь мне.

Он окинул ее испытующим взглядом. Он никогда не говорил, что верит утверждению, будто она не убегала. Она это заметила.

— Но я действительно тебе верю.

Она, в свою очередь, окинула его испытующим взглядом.

Их взгляды встретились, и Рауль, сам того не желая, увидел в ней то, чего никогда не ожидал увидеть: решимость, силу, отвагу, возможно, немного привязанности, а самое главное, веру в него.

Должно быть, она увидела то же самое в его глазах, потому что сказала:

— Ладно.

Потом она протянула ему руку и подпрыгнула. Он помог ей влезть на дерево.

— Я никогда еще не лазила по деревьям, — предупредила она.

— Значит, это еще одно дело, которое ты в первый раз делаешь со мной, — поддразнил он.

Она одарила его чисто женским взглядом, означающим: «Ты коснулся опасной темы, не играй с огнем».

Он не обратил на это внимания. У нее были вера в него и привязанность к нему. Они вдвоем были почти парой.

— Я помогу тебе. Ты боишься высоты?

— Не очень.

Разумеется, не боится.

— Ты боишься хоть чего-нибудь?

Она довольно долго молча вглядывалась в него, потом сказала:

— Я не привыкла бояться.

Он не понял, что она имела в виду. Но солнце садилось. А им нужно было взобраться наверх, пока не стемнело. Указав вверх, он сказал:

— Мы взбираемся туда. — «Туда» означало на площадку, построенную из крепких ветвей на высоте сотни футов. — Мы построили ее, когда были еще детьми. Мы с Данелом, — сказал он ей. — Если бы об этом узнали наши матери…

Он помог ей встать на следующую ветку, показал, куда положить руки и поставить ноги, потом последовал за ней, готовый поддержать ее, если она поскользнется.

Она не поскользнулась. Изящество и координация движений Виктории выдавали в ней прирожденную спортсменку. Ее дети будут красивыми, умными, образованными. Ее дети будут… Однако прежде чем он смог окончательно сформулировать эту мысль, Виктория сказала:

— Должно быть, строительство этого дома на дереве было нелегкой задачей для двоих мальчиков?

— Это правда. С помощью веревок мы создали систему блоков, чтобы поднимать наверх лесоматериалы. Просперо и Закери узнали о нашей затее и хотели помочь. Но мы им не позволили. Идея и ее осуществление принадлежали только нам.

— Эгоисты, — упрекнула она.

— Эгоисты с огромным чувством собственного превосходства. Мы были наследниками морикадийского трона и щеголяли этим перед другими ребятишками. — Рауль рассмеялся горьким смехом. — Когда я приехал в Англию, мой отец выбил из меня это чувство собственного превосходства.

— Но не до конца, — заметила она.

— Нет. Не до конца, — согласился он.

— Было бы проще проявить свое превосходство над другими, заставив их построить дом для вас. Так что ты, возможно, был не таким уж скверным, каким хочешь себя представить.

— Я был тем еще сорванцом, — с уверенностью сказал Рауль.

Она сверху взглянула на него. Ценой неимоверных усилий Рауль старался не отводить взгляд от ее лица.

— Ты по-прежнему тот еще фрукт. Но только тогда, когда сам этого хочешь. — Она снова полезла вверх. — Зачем вы построили домик на дереве? И почему здесь?

— Потому что нам нравилось лазить по деревьям. Мы делали вид, что домик на дереве — это корабль, на котором мы плывем вокруг света. Мы любили сидеть там во время грозы и визжали, как девчонки, когда однажды молния ударила слишком близко.

Виктория рассмеялась.

— Потому что здесь, наверху, мы были свободны. Здесь не было ни де Гиньяров, ни голода, ни сражений, ни смерти. Мы никогда никому не позволяли забираться сюда.

— Никому? — чуть помедлив, спросила Виктория.

— Я получил у Данела разрешение привести тебя сюда.

Она принялась снова карабкаться наверх.

— Ты никогда не падал?

— Никогда, — сказал он. Сознавая опасности, связанные с попыткой увидеть ее ноги и то, что расположено выше, он добавил: — По крайней мере до сегодняшнего дня.

Они почти добрались до места назначения, и Виктория потянулась, чтобы ухватиться за верхнюю ветку. Ее платье приподнялось.

Рауль затаил дыхание.

Она посмотрела вверх.

— Я знаю, почему вы построили это. Отсюда вы можете видеть небеса.

— Именно так, — с горячностью подтвердил Рауль.

Виктория посмотрела на него, как будто он ее озадачил.

Он торопливо добавил:

— Нынче утром я починил дом на дереве. Ты будешь там в полной безопасности.

— Я никогда в этом не сомневалась.

Добравшись до домика на дереве, Виктория уселась, болтая ногами перед его физиономией, и огляделась вокруг.

— Здесь даже перила есть, так что мы не упадем. И ты приготовил постель!

Он действительно приготовил постель из свежих сосновых веток, покрытых прочной парусиной.

— Я принес также еду и напитки.

— Значит, мы и впрямь сможем провести здесь ночь?

Он вскарабкался на платформу за ней следом и уселся рядом.

Виктория встала и замерла, ухватившись за ветку и глядя на открывающийся перед ними вид.

— Боже милосердный! — с благоговейным трепетом произнесла она.

Обняв ее за талию, Рауль взглянул туда же. Последние лучи солнца еще задержались кое-где в долинах и на горах, на водопадах и деревьях, которые, словно трава, склонялись под порывами ветра. Снежные вершины, одна за другой, вспыхивали красным пламенем в лучах заката. Виктория склонила голову на его плечо. Он крепко прижал ее к себе. Потом, когда солнце опустилось за линию горизонта, свет исчез, словно погасло пламя потушенной свечи, и на темнеющем бархате небосвода появились первые звезды.

— Я дарю тебе все это, — сказал Рауль, который никогда в жизни не предполагал, что способен совершать столь грандиозные поступки.

— Это очень красиво. Спасибо, — сказала Виктория, погладив его руку. — Я никогда не забуду этих дней с тобой и этого места. На всей земле нет места красивее, чем здесь.

Она поверила, что он дарит ей это время, проведенное здесь с ним. Хотя, по правде говоря, он предложил ей взять, если захочет, его страну, Морикадию… если, конечно, она захочет… взять и его в придачу. Но он не стал ее поправлять. Как-никак он мог отдать ей навсегда только Морикадию. А такая женщина, как Виктория, захотела бы получить его сердце.