Да, прошла эпоха. Новые времена наступили: близнецы братья Драконы, — гремя клыками и поигрывая жвалами, — матерели. Начали понемногу перетягивать канат. А за тем и набрасывать его друг на… на кого надо. И даже друг на друга… «Малая» кровь даже пролилась… где-то. Погодя немного запахло кровью большой… И Густав, — человек и без того осторожный, — оценил, наконец величину опасности открытого проживания в Европе сына и внука!.. Нет, конечно — мерами по охране их покоя и жизни он никогда не пренебрегал – то была вечная его забота: постоянно около сына и внука были его люди. Однако, несмотря на безусловную надёжность группы финских егерей, — оберегавших Эмиля, а затем и Карла Густава-младшего, — страхи его росли. Естественным образом, усилились они после дерзкой операции ОГПУ по убийству 29 января 1930 года генерала Александра Кутепова, «известного непримиримостью к Советской власти». После смерти в 1928 году барона Петра Николаевича Врангеля, Александр Павлович заступил его в должности Председателя Русского общевоинского союза (Белого движения). И вот, средь бела дня, он был в Париже похищен группой «русских интеллигентов». Да ещё каких! Меж ними опознаны были, судом установлены и названы, использованная в качестве «живца»-загонщика блестящая народная русская певица Надежда Васильевна Плевицкая – близкая приятельница покойной российской Императорской четы и ближайшая подруга убиенной Императрицы Александры Феодоровны. Муж Плевицкой, генерал Белой армии некто Скоблин. И агенты — ещё ВЧК — Марина Ивановна Цветаева (с мая 1914 года сексот московской сыскной полиции), использованная как руководитель и координатор центра карательных операций, дочь её Ариадна Сергеевна Эфрон в качестве наводчицы, муж Марины Ивановны и отец Ариадны — Сергей Эфрон, использованный как её комиссар и главный координатор.

После этого по Европе прокатилась волна загадочных убийств и похищений. Бесследно исчезли в Барселоне сын известного социал-демократа Р.Абрамовича Марк Рейн и лидер испанской партии ПОУМ, некогда секретарь Профинтерна Андреас Нин. От рук неизвестных же убийц погибли «невозвращенцы» Навашин и Беседовский. Похищен был Ральф Клементис, бывший секретарь Троцкого… Самым нашумевшим, привлекшим внимание европейской общественности, явилось похищение и убийство(?) в 1937 году генерала Евгения Карловича Миллера – после гибели Кутепова руководителя того же Российского общевоинского союза, организации, — штаб-квартира которой находилась в Париже, — занимавшей весьма жесткие позиции по отношению СССР. Взволнованно встревоженный за здоровье и жизнь самого Карла Густава Маннергейма, Владимир Владимирович Набоков — о сыне и внуке маршала писатель, конечно же не знал – он в Лондоне встретился с потрясённым грозными событиями отцом и дедом. И, — как единственного Белого деятеля «генерала, воюющего не на смерть а на жизнь с большевизмом», призвал – заклинал даже — быть особенно осторожным и бдительным! О событиях, связанных с Кутеповым и Миллером, он, — по настоятельной рекомендации Карла Густава, — написал, а в 1943 году, издал в Бостоне на английском языке рассказ «Постановщик фильма». (На русском языке Владимир Петрович Далматов опубликовал его в 1990 году в Москве). Набоков в этом рассказе впервые отказался от характерного в его творчестве искусственного моделирования сюжета, признавшись, что всё написанное – конкретная реальность. (Владимир Владимирович — ещё и автор сценария и сорежиссёр фильма об этих событиях, поставленного Голливудом в 1945 году). Чтобы покончить с темой: Александр Павлович Кутепов для меня – не только друг детства мамы моей. Он символ не попранной офицерской чести Русской Армии. Символ верности России, «которую мы в действительности потеряли». И только после этого — один из самых выдающихся деятелей Белого движения.

Названные мать и дочь не просто совершили самое подлое деяния в новейшей истории несчастной страны. Они растоптали, — изваляв в грязи кровной сопричастности, — добрые имена своих родителей и дедов. Старшая предала память умницы-отца Ивана Владимировича Цветаева. Известного Учёного. Друга Александра III. Гордость Московской университетской интеллигенции. Директора Румянцевского музея. Основателя Музея изящных искусств, ныне «Музея Изобразительных искусств имени Пушкина»… Предала память матери Марии Александровны, вырастившей её, память хранительницы Дома, украшения старинной дворянской семьи, любимой ученицы Антона Рубинштейна, самой жившей музыкой и бывшей душою организованных ею известных «Московских музыкальных сред»…

Светлая им память, Пухом земля…

А жалкая трусливая смерть — в петле на ржавом елабугском гвозде, дочери их, использованным презервативом выброшенной за ненадобностью хозяевами её, и пустая могила повесившейся Иуды в юбке… Всё, всё это, — и смерть и неизвестно куда девшийся труп её, — вовек не сотрёт памяти смертных мук проданного ею замечательного русского Человека и Гражданина…Так же неизвестно где и куда исчезнувшего…

Грозные и для него события заставили Густава серьезно пересмотреть работу собственных «систем безопасности» сына и внука в Швейцарии и в Германии. Он убедился, что они недостаточно эффективны. Сталин же как раз в 1939 году начал штурм Карельского перешейка, штурм Финляндии. А вокруг финских представительств в Европе и мире началась куда как более активная, чем ожидалась, возня советской агентуры. И тогда Маннергейм обращается к бывшему однокашнику Эмиля. К бывшему соученику его на факультете агрикультуры в Мюнхене рейхсфюреру СС Гиммлеру. Ведь это именно в его функцию входит безопасность жизни граждан Германии! Генрих Гиммлер, — отдадим ему должное, — немедля отвечает. Предлагает Эмилю с сыном занять апартаменты дома одного из своих ведомств по Рейнбабен-аллее — в особо охраняемом районе Берлина Далеме. Рекомендует оставить, до лучших времён, их особняк в Лозанне. Распоряжается приготовить необходимые для их прописки документы. И, человек обязательный, через супругу своего старшего брата Гебхарда — друга Эмиля – сообщает, что всё исполнено. Эмиль и Карл Густав-младший перебираются в Берлин...

…Прошли годы. И пока происходили всяческие малозначащие для них события началась Вторая мировая война, напрочь разорвавшая связи между Катериной и Эмилем с Карлом-младшим. Прежде, до 1938 года, хоть какие-то ошметки сведений о жизни сына и внука доходили до нее — через понятные только ей обрывки лент скандинавской кинохроники и рекламные строки иллюстрированных «Дамских» журналов. Готовил их кто-то из адъютантов Густава. Он же организовывал неведомыми ей путями доставку их в Москву «по линии» ТАСС и ВОКС. Но с осени 1938 года, после окончания финских гастролей Давыдовой (которой Катерина бездумно доверилась, назвав доверенного «старика Маннергейма»), богоугодные заведения эти немедля исключили ее из числа абонентов кинохроники и закрытых для советских граждан изданий. Оставались лишь только еженедельные — по пять минут — передачи на коротких волнах, которые по-русски наговаривал сам Густав, а Катерина (мы тоже, иногда) слушала по модному тогда и безупречно работавшему приемнику «СВД-9». Подаренному ей одним из её могущественнейших друзей – непременным участником наших «Четвергов».

Во время войны приемники у граждан СССР отобрали. До Катерины теперь изредка доходили кратенькие, как телеграммы, приветы-анонимки... Но хоть что-то… Хоть что-то…