Как Градский сорвал запись гимна СССР

В последний год существования СССР (1991) Игорь Угольников задумал в своем ТВ-проекте «Оба-на» запись гимна державы («Прощание с гимном СССР»). Планировалось сделать «продвинутую» шестиминутную аранжировку плюс записать тему в исполнении отечественных рок-музыкантов. Естественно, все это дело позиционировалось телевизионщиками как рафинированный стеб «на смерть страны». Узнав о стебном характере начинания, Градский поднял волну. Отказался от участия в записи сам и энергично отговаривал своих рок-товарищей. В результате кворум «обанаты» не собрали. Макаревич в записи не участвовал, хотя все остальные «машинисты» вписались. «Секрет» тоже выступил без своего лидера. Построчно исполнение выглядело так:

Союз нерушимый республик свободных – Игорь Угольников

Сплотила навеки великая Русь – Дмитрий Маликов

Да здравствует созданный волей народов – Фоменко, Заблудовский, Мурашов (пиит-квартет «Секрет» без Леонидова)

Ва-ва-ва-е-е-е – «Несчастный Случай» (Кортнев, Мордюков, Пельш, Чекрыжов, Морозов)

Единый могучий Советский Союз – «Несчастный Случай»

Сквозь грозы сияло нам солнце свободы – Никольский

И Ленин великий нам путь озарил

На правое дело он поднял народы – Катя Семенова

На труд и на подвиги нас вдохновил – Анжелика Варум

Славься, Отечество, наше свободное – Катя Семенова

Дружбы народов надежный оплот

Партия Ленина – Александр Савин

Сила народная – Александр Савин, Александр Цекало

Нас к торжеству коммунизма ведет – Александр Савин, Цекало и Лолита Милявская

Мы армию нашу растили в сраженьях

Захватчиков подлых с дороги сметем – Сергей Минаев

Мы в битвах решаем судьбу поколений – Евгений Маргулис

Мы к славе Отчизну свою приведем – Александр Иванов

Славься, Отечество, наше свободное

Дружбы народов надежный оплот

Партия Ленина

Сила народная – Александр Кутиков

Нас к торжеству коммунизма ведет

фортепиано (импровизация) – Дмитрий Маликов

фортепиано (проигрыш) – Петр Подгородецкий

гитарное соло

вокализ – Ирина Отиева

В победе бессмертных идей коммунизма

Мы видим грядущее нашей страны – Сергей Пенкин

И красному знамени славной Отчизны

Мы будем всегда беззаветно верны – Дмитрий Варшавский

Славься, Отечество, наше свободное – Андрей «Лукич» Лукьянов (группа «Окно»)

Дружбы народов надежный оплот – Фоменко, Заблудовский, Мурашов («Секрет»)

Партия Ленина, сила народная – Ирина Отиева

Нас к торжеству коммунизма – Александр Кутиков

Славься, Отечество, наше свободное – хором

Дружбы народов надежный оплот,

Знамя Советское – «Несчастный Случай»

Знамя народное – Евгений Маргулис

В путь от победы к победе ведет – хором

фортепиано (стаккато) – Сергей Чекрыжов («Несчастный Случай»)

соло-гитара – Константин Никольский

* * *

Уже после официального распада империи «Независимая газета» (28 декабря 1991 года) опубликовала такой вот текст (под заголовком «Игорь Угольников и конец российского классического телевидения»):

«То, что словом “воруют” описывается все творящееся в этой стране, – отметил еще Николай Карамзин. 15 ноября сего года процесс всеобщего заимствования дошел, кажется, до высшей своей точки – у еще существовавшего тогда Союза ССР на его Центральном телевидении был украден Государственный гимн. Тот самый, на музыку Александрова с текстом Михалкова и Эль-Регистана, но, правда, не канонический его вариант, а роковую аранжировку, сделанную по замыслу Игоря Угольникова, руководителя входящего в состав “Авторского телевидения” клуба “Оба-на”. Дело было так: Угольников по-соседски ссудил свой клип “ВиДу” только на один раз. Для того, чтобы он прозвучал ровнехонько 8 ноября, справедливо полагая, что это музыкальное яичко должно быть особенно дорого к государственному дню. Тем более что яйца и в самом деле сильно подорожали, а с Красной площади накануне вместо парада и народного шествия транслировали столь напоминающую места общечеловеческого каждодневного уединения “Будку гласности”.

Но уже через неделю без всякого спроса хозяев и без лейбла “АТВ” “Гимн…” прокрутили озорники из программы “13–31”, а потом и еще кто-то, кого схватить за руку было уже никак невозможно – процесс признания принял обвальные формы. Угольников и его команда, впрочем, не слишком обижаются. Раз их произведение сразу же было признано народным, то чего же было еще ожидать; народ, воспитанный колхозным принципом “Сначала отдай все, а потом уже тащи то, что нужно”, по-другому поступить просто не мог. Раз укради, значит, не могли не украсть, значит, жить без этого уже никак невозможно.

А еще недели через две фрагменты из “Гимна…” уже прошли в виде режиссерского гарнира к теме судьбы страны, поданной в серьезнейшей по замыслу программе “Клуб главных редакторов”, первый выпуск которой был осенен присутствием Михаила Горбачева, ну а второй напоминал, скорее, передачу “Монтаж” – так же трудно здесь было определить, где заканчивается наша с вами непростая реальность, а где начинается изящный и легкий абсурд. Быть может, это произошло помимо воли авторов “Клуба”, но, как видно, уже вполне по велению времени, отчетливо показавшему, какой, по сути, пародийной была эта страна, в которой все, что можно описать словом, так или иначе, но всегда превращалось в свою противоположность.

Решение соединить в одном произведении имперскую монументальность гимна и роковое его исполнение было просто, как политический анекдот, и так же народно по сути. Никакого покушения на святыню тут не было – ведь слова гимна по высочайшему повелению то вовсе отменялись, то переиначивались, и сделать то же самое с мелодией подсказала собственная история базового произведения. С легкостью прорастания травы через асфальт главная песня великого и могучего Союза, долго и упрямо не желавшего жить, как все, и искавшего какой-то необыкновенный свой путь, была принята в лоно символизирующегося роковой культурой всечеловеческого гуманистического движения, от которого мы, видя в нем чьи-то проступки, долго и угрюмо отпихивались. Эта культура, отстаивающая человеческую свободу в любом ее проявлении от всех форм насилия, утвердилась в 1960-е годы. Нежные хиппи, призывавшие делать любовь, а не войну, объявили себя гражданами человечества. Тертые джинсы, бросив вызов всякой, в том числе и военной, парадности, покоряли всех домашней идеей братства. СССР же, насупя брови, отправлял танки в Чехословакию и Афганистан, воплощая суровую идею справедливости с кулаками.

Суровость эта не могла не царить и на советском телевидении. Последние двадцать лет оно словно бы проглотило аршин программы “Время” с ее центральной фигурой – диктором, неподвижно, как египетский жрец, зачитывающим со скрижали тексты, в смысл которых были посвящены немногие. Шевелящийся рот диктора был единственным движением, сопровождавшим государственное волеизъявление, как, впрочем, и еще один рот, изношенные челюсти владельца которого мгновенно превращали в пародию все, что бы он ни произносил.

И когда эта страна, уставшая от поступательного движения в никуда, затопталась на месте, после того как в той же программе “Время” Горбачев шокировал всех, подойдя во время визита в Ленинград к толпе на расстояние вытянутой руки охранника, то в “Покаянии” Тенгиза Абуладзе, телепроизведении важнейшего из искусств, появился в качестве символа рот диктатора, столь блистательно исполненного Автандилом Махарадзе. Внешний облик его персонажа был малоподвижен – тиран не умел двигать шеей, он разворачивался всем корпусом, тяжело, но, как танк, несокрушимо, при этом же рот его был всегда феноменально подвижен. Глаза – зеркало души – совершали только короткие перебежки, ротовое же отверстие постоянно находилось в беспокойном движении. Оно как бы пожирало все, что имело вокруг него хоть какую-нибудь ценность, выбрасывая обратно лишь бездарную, но подавляющую своим обилием труху слов.

Таким же подавляюще говорливым было и советское телевидение, призванное пародийно заменить для населения представление о настоящей жизни. Но внутри самого ТВ шло, спотыкаясь и падая и снова поднимаясь, начатое первым КВН движение к разрушению всеобщей серьезности. И когда год назад появилась на уже достаточно осмелевшем телевидении программа “Оба-на”, то, с ходу вобрав в себя весь опыт предшествовавшей ей истории телевизионной пародии, она первый же свой выпуск, направившись сразу к Красной площади, начала с похорон еды, абсолютно карнавального шествия, перевернувшего, однако, вверх ногами аж самую атрибутику древнего осеннего культа сбора урожая, породившего все карнавалы. “Обанавты”, люди, помеченные, как и все в нашей стране, крупной клеткой, вдруг перестали, несмотря на этот признак, бояться и начали жить. Они, замешанные, подобно булгаковскому Лариосику, на первородном детском оптимизме с совершенно инфантильной капризностью, всем своим обликом – обликом, заметьте, а не словом – демонстрировали, что бояться им просто надоело. Название их содружества, напоминающее традиционную совковую аббревиатуру, какой-нибудь “Мособлдырбулщил”, восходит одновременно и к напевному слову “обэрцу”, и к клоунской лексике. Как пародия на всегда подвижное в нижней своей части лицо диктатора выглядит лицо их лидера Игоря Угольникова, помимо чьей-либо воли и любых обстоятельств раздвигающееся в улыбку столь широко, неудержимо и самодостаточно, что вызывает в памяти улыбку чеширского кота из страны кэрролловских чудес, страны, абсурдно построенной на буквальном толковании проскакивавших мимо разума идиом.

А потом был август без президента, а потом наступила осень, и великая страна, не выдержавшая своего собственного, длившегося почти три четверти века, внутреннего напряжения, распалась, и над ранящими друг друга обломками, как вороны над свалкой, закружился страх. Высвободившаяся энергия распада пугала, и телевидение транслировало и множило отчаяние при помощи уже не одного, а множества ртов, принадлежавших людям разных политических направлений и взглядов. Рассудок при этом переполнялся словами и отказывался работать, как изношенный мотор на подъеме.

И вот, в еще привычный день государственного праздника, был исполнен как шлягер и одновременно как прощание гимн уходящей страны. И его новая редакция вдруг никого не потрясла – все и так двигалось к последней точке распада символа силы. Год назад он, может быть, прозвучал бы издевательски, но сейчас переведение его когда-то, в легендарные уже времена, несокрушимых мелодии и текста в нежное “тусовочное” измерение, отсутствие фигур вождей в сопровождавшем их видеоряде, наполненном лицами обычных, советских когда-то людей, умудрявшихся хоть иногда, даже вопреки собственной воле, быть счастливыми, он только растрогал сочувствием. И потом, в том самом проблемно-публицистическом “Клубе главных редакторов”, куда “Гимн…” был вмонтирован, уже как цитата, прозвучала другая фраза, произнесенная знатоком Достоевского: “Что бы ни делал человек в России, его все равно жалко”. Нас больше не призывали ни к чему, нас не учили жить, нас не пугали ‑ нас просто и всенародно пожалели, дав надежду, что после стольких лет самоистязания мы, может быть, когда-нибудь заслужим покой. И, допустив такое отношение к зрителю, буквально на днях закончило, выполнив свою историческую задачу, свое существование в качестве пародии на жизнь Центральное телевидение».

Вот такой вот текст. Видео с гимном без проблем можно найти на просторах видеохостингов. Как правило, без комментов. Меня там ничто не возмущает. Впрочем, и не вдохновляет.

На излете нулевых появилась еще одна версия: западные музыканты сделали подарок России к очередной годовщине Победы в Великой Отечественной войне: рок-гимн России исполнили Крис де Бург и Тони Кэри, аккомпанировали им виртуоз-гитарист, работающий в жанре джаз-фьюжн, Эл ди Меола и знаменитый басист Виктор Бейли (игравший в культовой группе Weather Report), венгерско-германский вокалист/барабанщик Лесли Мандоки (из команды Dschinghis Khan;) нашу страну в проекте представляли группа Che и Николай Носков.

 

Как Петр Подгородецкий потерял работу

Эта история, в отличие от нескольких изложенных выше, ни разу не была тайной и даже обсуждалась в прессе. После скандального эфира с Вадиком Степанцовым была ликвидирована дневная программа «Хулиган-шоу Петра Подгородецкого» радиостанции «Серебряный дождь».

Работы лишилась вся бригада. Слили не только Подгородецкого, но и его соведущую Юлию Солнцеву. Плюс и ди-джея Макса.

Вадик тогда комментировал:

«Нам с Петей по фигу, мы панки, а вот людей, которые попали под раздачу, жалко. Конечно, на фоне событий с НТВ наш конфликтик потонул, но, как сказал Лимонов, и у нас была своя великая эпоха».

Многие считают, что столь радикальные меры были приняты именно из-за околополитического контекста: тогда команда Коха отжимала у Гусинского НТВ и все воспринималось через призму самого обсуждаемого медиа-конфликта. Степанцов тогда высказался и насчет НТВ:

«Со стороны коллектива НТВ некрасиво раздувать такую бучу из-за чьих-то неоплаченных долгов. Все на телевидении происходит из-за бабок, начиная с убийства Листьева. Конечно, это самый правильный, интересный канал, но по-настоящему таковым он был лет пять назад, когда не занимался политиканством и не выполнял платные заказы. Я считаю, что первую чеченскую войну и начало второй НТВ освещало на деньги Басаева и Удугова. А это политически неправильно. Не можешь платить долги – не бери взятки от чеченцев. А берешь – выплачивай из них долги».

По согласованию с автором воспроизведу здесь полный текст хулиганского сочинения:

Многих из помянутых уже нет в живых, но стихи по-прежнему востребованы, хотя Степанцов и не читает «Историю» на своих творческих вечерах. Более того, он и в эфире у «Хулигана» ее не читал, хотя и был гостем студии.

На самом деле ведущий к этому моменту созрел для расставания с проектом и, представляя провокационный номер, объявил:

«Дорогие мои радиослушатели, скорее всего, мы с вами больше не услышимся, поскольку я сейчас поставлю компакт-диск со стихотворением Вадима Степанцова. Кто может, заткните уши женщинам, кто может, уведите детей от радиоприемников, но послушать это вы должны! На этом я окончательно прощаюсь с вами!»

NB. Анатолий Демидов (старший брат незабвенного «Рулевого МузОБОЗа» Иван-Иваныча) вскоре рекрутировал Петр-Иваныча на канал «М-1», вести шоу «История сбитого летчика» вместо человека по фамилии Дубина.

 

Как Градский над гимном России работал

Градский никогда не угождал поклонникам и/или журналистам. Автор документального фильма, который Первый канал снял в 2014-м к 65-летнему юбилею АБГ, Таисия жаловалась мне, что при записи беседы юбиляр на нее попросту наорал, не давал дочери Марии Александровне со съемочной группой общаться и вообще замирились они лишь спиртным на кухне. На него коллеги вообще часто жалуются. Жалуются и люди из музыкального цеха. Градскому за это порой приходится – условно говоря – платить. Помню, в эфире своей «Правды 24» беседовал с Дробышем, и Виктор меня просто сразил заявлением, что у «Градского нет хитов». После передачи я написал у себя в Facebook’е:

«Смутил меня здесь Дробыш, заявивший, что разденется в студии догола, если я назову ему 10 хитов Градского. Ведь если понимать под хитом то, что навязчиво в голове воспроизводится (ну, как тема Меладзе из “Оттепели”), то вроде как – действительно нет. И если брать более определенные дефиниции, ну, допустим, рекорды хит-парадов, то, пожалуй, вспомнится только пахмутовская “Как молоды мы были”. При этом ведь у АБГ есть целые альбомы гениальных произведений (ну, например, “Сатиры” или “Фрукты с кладбища”); однако напеть я ничего не могу, разумеется. Слушать могу часами, намурлыкать – нет. И главное – не производит Дробыш впечатления завистника. Похоже, искренен был вполне. Ясно, конечно, что Время все четко расставит по местам, по полочкам аккуратно разложит и по мордасам хлестко надает, но поговорил я с “хит-мейкером”, осчастлививших “Бурановских бабушек”, и… Много думал».

Мой экс-коллега по «МК» Олег Старухин мне тогда ответил:

«У Градского и Дробыша – разные профессии. Градский – шеф-повар хорошего ресторана, а Дробыш – главный технолог в “МакДоналдсе”. Про биг-мак знают все, но нормальные люди предпочитают не принимать там пищу, а ходить в те заведения, где вкусно. Специально погуглил, какие песни написал Дробыш (вернее, каким шедеврам приписано его авторство). Хитов – только 2. Да и те – однодневки. На “Дискотеке нулевых” в лучшем случае в пелотоне пойдут. Остальные – вообще не слышал. А ведь хитом песню можно считать лишь в том случае, когда ее знает даже такой “любитель” попсового ширпотреба, как я».

Сын Маэстро, Даня Градский, в той сетевой полемике тоже вступился за своего родителя:

«Послушав великого “хит-мейкера” Дробыша, решил узнать, какие же суперхиты он написал для других артистов, и оказалось, что хитов у него аж целых 12:

Party for Everybody – «Бурановские бабушки»

Обожженная душа – Лариса Долина

Свет твоей любви, ДаДиДам – Кристина Орбакайте

Просто любить тебя, Любовь, которой больше нет – Кристина Орбакайте и Авраам Руссо

Часики, Нежность моя, Была любовь – Валерия

Одиночество – Слава

Берега твоей любви – Виктор Салтыков и Татьяна Овсиенко

Любовь-красавица – Зара

Чужая невеста, Любовь всегда права – группа «Челси»

Я тебе не верю – Ирина Аллегрова и Григорий Лепс

Она не твоя – Григорий Лепс и Стас Пьеха

Первая любовь – Любовь последняя – Слава и Ирина Аллегрова

Только вот, не очень понимаю, как человек, который не является исполнителем своих супер хитов может вдаваться в подобные сравнения. Из 12 его песен – реальных 2 хита в исполнении Лепса, а 80 % – это вещи “поющих трусов” и раскрученное за бабки музтелеговно… Говорить о музыкальности, вокале, стихах, наверное, не стоит».

Вот такие дела. Ну и своих почитателей из числа так называемых фанатов АБГ, как, впрочем, и большинство рок-музыкантов, не сказать чтобы ценит. Понимает, что польза от них очевидна, однако дистанцию держать надо – среди этого сословия велик процент безумцев. И несдержанных дам. Известный астролог Вадим Левин, тусовавшийся на излете 60-х со «Скоморохами», вспоминал, что фанатеющие студентки срывали с себя лифчики и кидали белье прямо на сцену Градскому, игравшему зубами на гитаре, не вставая с колен. Он зажигал в полный рост. При этом девиц, ломившихся за кулисы, порой хамски отгружал: по словам Левина, мог пробросить что-нибудь язвительное про «кривые ноги». Обиженных «подбирали» менее требовательные «скоморохи». Все это было. И прошло.

Но! Но даже когда в 90-е Градский практически полностью выпал из медийного пространства, его это не обеспокоило. Порой он резко высказывался по поводу качества музыки, льющейся с телеэкранов и из радиоприемников, но в этом не было досады человека, которому не воздают должных, по его мнению, почестей. В АБГ скорее говорило оскорбленное «чувство изящного», неприятие фальши и уродства, но многие, тем не менее, трактовали его критичность как зависть к более востребованным исполнителям.

Вообще понятия «зависть» и «Градский» очень интересно рассмотреть в паре. Зависть рождается из соизмеримости. Ведь чтобы испытать гнев по поводу успехов другого, надо сначала себя с ним сравнить и сделать вывод, что твои заслуги/таланты выше, а результат скромнее. Субъект должен задаться вопросом «а почему не я?» или «а почему не мне?». В случае Градского такой вопрос не встает. Хоть он никогда не признает, но точно знает, что «иной». Не единственный на этом свете «иной» – в системе координат Градского есть масса великих, которыми он искренне восхищается (Джоном Ленноном, допустим), но все же «иной». А следовательно, несоизмеримый.

Иногда кажется, что закрыть глаза на его колючесть могут лишь сопоставимые с ним персоны, вроде первого мужа его второй жены Насти Вертинской, коего она звала Никитоном: Никит-Сергеич Михалков, похоже, относится к музыканту, ставшему на несколько лет отчимом его первенца Степана, как к беспокойному enfant terrible, чьи таланты не оценить невозможно, а недостатки приходится терпеть. Хотя врагов АБГ нажил в тусовке предостаточно (может легко пробросить, допустим, про номер Натальи Подольской на «Евровидении»: «Да, слышал, что-то там пищала»).

Помимо дара было в его жизни везение. Хотя он сам так и не считает. Но если бы его, молодого и дерзкого, в свое время не заметили и не оценили маститые авторитеты, неведомо, как сложилась бы биография АБГ.

Его композиторский дар узрел и пропагандировал известный теоретик джаза Аркадий Петров. Александра Пахмутова подарила Градскому «Как молоды мы были», и по сию пору эта песнь есть визитная карточка АБГ. А зимой 1973 года Петров привел Андрона Кончаловского (который занимался кастингом для «Романса о влюбленных» – искал неизвестный голос) в Дом радиовещания и звукозаписи на улице Качалова, где Александр со своими «Скоморохами» в студии № 2 накладывал трехголосный вокал на уже прописанные дорожки. В результате режиссер нашел не только вокалиста, но и автора саундтрека. А ведь изначально Петров сватал для этой работы дагестанского композитора Мурата Кажлаева, тем более что последний был знаком с Андроном, желавшим заказать нечто в жанре симфоджаза а-ля Love Story. Но Кажлаев отказался, и Петров показал кинематографисту юное рок-дарование.

Сам Петров вспоминал: «Это был беспрецедентный случай, ведь к тому времени он был студентом четвертого курса, причем не композиторского, а вокального факультета. Написанные им шесть песен и несколько оркестровых номеров оказались важными и для “изобразительного ряда” картины». Градский признает: «Тогда я не умел писать музыку в кино. Надо было научиться, и Кончаловский меня натренировал. Самой ситуацией, в которой я оказался, а вовсе не знаниями своими могучими. Он сам ни хрена не знал, как музыка в кино делается, хотя везде рассказывал, что окончил два курса консерватории, на пианино играет и в классике разбирается».

Был в этой истории и меркантильный параметр. АБГ в ту пору зарабатывал где-то 80—100 рублей в месяц, а тут получил разом 600, полугодовой оклад за одну запись фактически. Однако знакомый музредактор просветил новичка: «Санек, они тебя надуют: из твоих песен кто-нибудь сделает музыку к фильму, а это стоит в десять раз больше». Градский тут же отзвонил Кончаловскому: «Это правда? Так вот. Или я буду автором музыки к фильму и получу все деньги, или идите…!» Так Саша стал самым молодым сочинителем саундтрека в истории советского кинематографа и купил свой первый автомобиль. Тем не менее, как мне кажется, обиделся на Кончаловского: тот в порыве режиссерского энтузиазма даже желал пригласить его на главную роль, но затем, разглядев профиль бунтаря-композитора, предпочел кандидатуру Евгения Киндинова, который старше Градского на четыре года.

Самоуверенность или, точнее, понимание «своей цены» помогло юному дарованию прорваться на олимп советской богемы, однако именно рецептор, позволяющий оценить гениальное, которым наделены были старшие товарищи АБГ, сыграл определяющий роль в судьбе Маэстро. Таким же рецептором, очевидно, наделен и сам Градский, умеющий выбирать из соискателей те голоса, которые становятся победителями.

Можно ли считать везением участие АБГ в проекте «Голос»? Тут у каждого свой ответ. Когда выбор руководства Первого канала (точнее, Константина Эрнста и Юрия Аксюты) пал на Градского, можно было бы предположить, что тот будет счастлив засветиться на самом-самом канале державы, но не тут-то было. Александр-Борисыч вел долгие переговоры, суть которых сводилась к тому, что все телевидение – подстава, оно куплено и продано, а выигрыш никогда не достается лучшим. Градскому нужны были гарантии и уверенность, что в этом проекте все будет по-честному… Каковые и получил.

Жизнь причудлива в своем течении. Градский часто повторял (особенно пока писал свою оперу «Мастер и Маргарита»), что в стране нет приличных вокалистов, а потому оперу его поставить в принципе невозможно. А в результате убедился в обратном – талантов столько, что не знаешь, кого выбрать, и недаром у наставников нет-нет да появляются слезы на глазах: ведь, выбирая лучших, они отказывают не менее талантливым.

«Голос» стал важной вехой в биографии певца. Проект предъявил Градского тем, кто не был знаком с его творчеством, и дал ему самому возможность воочию убедиться в том, что вокалисты в стране есть. И не только в Большом театре. Кстати, именно по «Голосу» Градского узнал наш «культурный» министр Мединский и даже обратился к нему с неожиданной просьбой – переделать аранжировку российского гимна.

Я Сашу спросил:

«Знаю, что Андрей Макаревич, прослушав материал, заметил, что “встать хочется”. Мне и самому показалось, что в этой версии “от Градского” звучание стало торжественней. Можно поделиться профсекретами? Какими средствами достигается “державность” саунда? И ознакомлен ли с upgrade’ом президент Путин?»

Ответ был такой:

«По поводу гимна России был разговор с министром культуры Мединским. От Президента было поручение записать гимн России как-то так, чтобы охотнее пели обычные люди при воспроизведении фонограммы вместе с оркестром и хором, записанными профессионально. Состоялась встреча министра с тремя музыкантами, назову их: Владимир Минин, Владимир Федосеев и я. Плюс руководство Сретенского хора (по моей инициативе). Поначалу попробовали записать вариант, как обычно. На мой взгляд, неверная мысль. Затем я предложил сделать свой вариант, объяснил, что и как надо делать. Мне пошли навстречу, и запись в соответствии с моими идеями состоялась. Впервые нами гимн был записан многоканально с возможностями править и дописывать, а заодно “чистить” звук в неточно исполненных отрывках. Полгода я это все доводил до идеала, результат, на мой взгляд, достигнут. Гимн звучит в более низкой тональности, медленнее и торжественнее. Трудно сказать, кем я себя считаю в данном проекте… скорее всего продюсером, что ли…».

 

Как «Скоморохи» написали «первую в мире» рок-оперу и свой гимн

Ну и еще про Градского и гимн. Буйнов вспоминает:

«Мы еще не назывались “Скоморохами”, хотя уже выступали втроем: Градский, Полонский и я. Это было в какой-то школе. Градский кричал без микрофона так, что было слышно на все здание. А я так громко старался играть на фоно, что ломались молоточки… Полонский изо всех сил молотил на барабане, и мне, чтобы было слышно, приходилось брать в руки эти молоточки и долбить ими по клавишам. “Завод” был страшный! При этом надо было и топот ног перебить… Градский рассказывал мне, как он до нашего объединения в “Скоморохи” уже поиграл и даже погастролировал в составе созданного им трио “Лос-Панчос” вроде бы по Донецкому краю. Все это производило впечатление, и мы, кроме обычных чисто музыкальных обязанностей, доверили ему роль менеджера “Скоморохов”. Большая часть из зарабатывавшихся и тогда и позже денег вкладывалась нами в общий котел, который находился в диване на квартире у Градского на Мосфильмовской. Когда мы приходили к нему домой, Градский, бывало, открывал диван и говорил: “Вот наши деньги!” На дне серели потертые и смятые рубли, трояки и пятерки, и совсем редко краснели замусоленные до неузнаваемости и когда-то розовые десятки. Деньги хранились у Градского, потому что из нас он был человек самый экономный: мог спокойно прожить на 30 копеек в день, впрочем, чаще всего он так и жил. Но самое главное, находясь у Вилена, мы имели четкую возможность репетировать в свое удовольствие столько, сколько сможем, и при этом не голодать: кофе и картошка, иногда со шкварками, нам всегда были обеспечены… Не помню почему, но Градский поиграл с нами там немножко и куда-то уехал. В общем-то музыкальное путешествие по Владимирской области не только принесло нам деньги (рублей по 500 на брата) и имя, но и дало профессиональный подход к делу. По возвращении в Москву мы по Чуковскому создали “Муху-цокотуху”, как я теперь понимаю, первую в Москве, а может, и в мире, рок-оперу, хотя тогда мы ее такой совсем не считали, потому что само слово “опера” для нас плохо сочеталось с уникальной музыкой The Beatles. Писали эту рок-оперу, как и “Гимн “Скоморохов»”, все вместе, и мне непонятно, почему вдруг Градский, выпустив пластинку с гимном, поставил под ним только свою фамилию. Есть у Саши такая манера… Когда писался “Гимн “Скоморохов»” – это было у меня дома, – с нами рядом находились и Лерман, и Шахназаров, и они-то не дадут соврать! Короче говоря, первую часть написал Градский, а вторую часть написал я. Я обиды не держу, но факт есть факт».

По моей просьбе Градский все это дело прокомментировал:

«Насчет совместного сочинения скажу так: песни Шаха и Буйнова подвергались моему “профессиональному” критицизму в некоторых моментах, и создавалась ситуация, похожая на творчество коллективное, на манер того, как делали музыку многие западники. Конечно, и Шах и Буйнов многое предлагали в моих первых опытах изменить, и иногда я их мнение принимал, иногда посылал куда подальше. Они, разумеется, делали так же с моими предложениями. И несмотря на то что я придумал многоголосие и в “Мемуарах” в “Бобре” Шахназарова, а также в “Аленушке” Буйнова и многое менял в гармонии у них обоих, все равно считаю их песни именно их продуктом. Так нам было удобнее: кто принес и придумал главное – тот и автор. Потом мне эта чехарда надоела, и я стал работать самостоятельно. “Муху-цокотуху” мы создали так: ко мне пришли Шах и Буйнов с портвейном, и я сыграл им “Муху” от начала до конца. Мы никогда с группой ее не играли, ни в одном концерте. Иногда я пел и играл ее один в своих сольниках, эта вещь (семнадцатиминутная) не записывалась и вряд ли когда-нибудь будет реализована… Кончился этот веселый период весьма грустно. Этот состав группы “Скоморохи” себя исчерпал. Денежные отношения вконец были разрушены. Мне надоело во всем себе отказывать, в отличие от моих коллег, и лошадка устала везти общий наш воз в одиночку… Кстати, по поводу… помню, что при первом прослушивании Abbey Road, от которого я умирал от кайфа, Буй заявил: “Вот, наконец “Битлы” сделали какое-то дерьмо!” За что я захотел его уничтожить на месте, но сдержался, понимая, что время его “вылечит”, что и произошло… Шах песен, к большому сожалению, теперь не пишет, а Буйнов пишет и поет совсем другую музыку, я бы так выразился, в ином жанре».