I.I. Как Альбина Владимировна поссорилась с Борисом Ивановичем

Чай, которым знаменитый экс-следователь Генпрокуратуры Борис Иванович Уваров потчует гостей в своем офисе, напоминает чифирь. Напиток горек, как доля жертвы, и темен, словно душа убийцы. Мы беседуем уже несколько часов, однако горчичного цвета печеньки в аккуратной пиалке не тронуты, а массивная банка с медом, каким-то образом оказавшаяся на лакированном столе кабинета, только акцентирует нелепость нашего разговора. Что здесь делает эта банка, думаю я? Чего он хочет, думает про меня юрист (подозреваю). Хочу вычислить, кто Владислава Николаевича Листьева заказал, ага. Но! Я уже не понимаю, кто кого допрашивает. Мы не продвинулись, как мне кажется, ни на пядь. А что кажется Уварову — бог весть.

Броский заголовок «Уваров знает, кто убил Листьева», которым газета «Саратовский Арбат» потрясла своих читателей осенью 2001 года, гулял по Сети, методично набирая индекс цитирования, и в конце концов зацементировался этакой ложной аксиомой. После выхода книги «Влад Листьев. Пристрастный реквием» меня спрашивали:

— А ты с первым следователем разговаривал? Уваров же почти сразу раскрыл это дело — и его быстро отстранили. Ему-то точно известно, кто стоял за убийством.

Нет, отвечал я, не беседовал. Зато читал протоколы. Короче говоря, поскольку я изучал непосредственно само дело и знаю, что все версии, разработанные на старте, не были доведены до победного финала, я просто отшучивался. И если уж на то пошло, то формально Борис Иванович Уваров не был «первым» следователем в этом запутанном деле, которое поначалу приняла к производству Московская прокуратура. Хотя спустя всего сутки дело действительно было передано бригаде под водительством следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Бориса Уварова. И тогда в деле фигурировала всего одна гильза.

Было четыре версии.

Версия номер раз. Ревность. Листьева убил из ревности муж одной из поклонниц или подруг журналиста.

Вторая версия. Любовно-финансовый треугольник. Вдова Альбина Назимова была близка с Андреем Разбашем до расстрела на Новокузнецкой и вышла за него замуж после гибели мужа, который (и ей это было известно) вел еще два «параллельных проекта» романтического характера (об этом — ниже).

Версия № 3. Экономическая. «Рекламная жизнь телекомпании „Останкино“ протекала под протекторатом рекламного холдинга, возглавляемого Сергеем Лисовским. Напрямую телевидение получало ничтожные суммы, а холдинг, через который шли все деньги, был постоянно должен компании. Став генеральным директором, Листьев взялся преобразовать технологию получения денег с рекламодателя, т. е. оттеснить Лисовского с „хлебного места“, за что и поплатился».

И наконец, последняя, самая убедительная: Березовский. Об этом тоже ниже.

С Уваровым я познакомился в апреле 2013 года. Наш общий знакомый, экс-следователь Генпрокуратуры СССР Виктор Идоленко, привел своего товарища на презентацию книги «T e Голос», которую мы с Александром Градским проводили в книжном магазине «Москва». И вот через несколько недель я навестил Бориса Ивановича в его офисе. Адвокатская контора, в которой консультирует Уваров, расположена в здании усадьбы, что на углу Солянки и Бульварного. Все в этих коридорах словно бы напоминает об имперском прошлом: никаких тебе евроремонтов, ламп дневного освещения и прочей ерунды. Тихо и без суеты. Вытоптанные ковровые дорожки, прикрывающие усталый паркет да невнятного цвета стены.

Возвращаясь в роковой день убийства самого известного отечественного телевизионщика ВладиславаНиколаевича Листьева, 1 марта 1995 года, напомню: тогдапрокуроромМосквы был Геннадий Пономарев, обязанности генпрокурора исполнял Алексей Ильюшенко, его замом был Олег Гайданов. Они, кстати, похоже, и сплавили Уварова: в августе он уже делом не занимался. Чуть позднее, осенью Генпрокуратуру возглавил Юрий Скуратов.

Уваров еще в мае того, 95-го, года рассказал моим коллегам, что вторую гильзу нашел… чурбановский адвокат Андрей Макаров, тот самый, который ныне, сбросив сотню килограммов, стал телеведущим. Борис Иванович не без усмешки рассказал, что Макаров подходил к телефону и купировал общение листьевской вдовы Альбины Назимовой со следователями. Уваров лично звонил несколько раз и подтверждает: да, Макаров вещал от имени Альбины.

Кстати, у него самого не сложилось с Назимовой. Уваров этого не отрицает. Во время допроса она упомянула ряд любопытных деталей. В частности, именно от Альбины следователи узнали, что ее супруг встречался с Борисом Березовским накануне гибели, что последний отрицал упорно (она 28 февраля 1995 года сопровождала Влада во время его визита в так называемую приемную «ЛогоВАЗа»). Следователь поинтересовался: не возражает ли Альбина Владимировна продолжить беседу «под магнитофон». Вдова не возражала. Однако во время записи Альбина, как, во всяком случае, поведал мне Уваров, несколько иначе излагала те же эпизоды. Матерый «важняк» несколько раз попытался вернуть ее в русло предыдущей беседы, но Назимова — девушка жесткая. В результате, когда магнитофон выключили, собеседники, как понимаю, обменялись колкостями. Остались, короче, друг другом недовольны. Впрочем, Борис Иванович признает, что при этом Назимова никоим образом не позиционировалась им в качестве подозреваемой. Александра Любимова Уваров тоже не подозревал, хотя, говорит, допрашивал неоднократно. Замечу, что сам Александр Михайлович неоднократно акцентировал внимание прессы на том, что следствие рассматривало его как потенциального заказчика (он говорил: «Не секрет, что в деле об убийстве Влада я поначалу был одним из подозреваемых. История с Листьевым — это вообще что-то чудовищное. Такой легкий и светлый человек не заслужил подобной судьбы. Как и Аня Политковская. В том, что она писала, было, конечно, много передержек, многие люди обижались. Но все-таки ущерб, который журналист может нанести своими высказываниями, несопоставим с расплатой за это. Странно, что слово может стать причиной выпущенной пули. После того как на меня начались гонения из-за выступлений во время второго путча, мы решили, что Влад возглавит компанию, а я отойду в тень. Это решение, наверное, и стало для него роковым. Где-то он не то сказал, не выполнил какие-то договоренности. Он ведь был очень легким человеком. А бизнес — это война»).

На этот же расклад мне намекал и Владимир Мукусев, поминая при этом именно Уварова. Процитирую:

«К концу четвертого года существования „Взгляда“ ребята, в том числе и Влад, начали зарабатывать на программе деньги. Появились заказные сюжеты, рубрики, даже фирмы, которые от имени „Взгляда“ что-то продавали и покупали. Но это было только начало. В 90-м году „Взгляд“ закрыли, а я был вынужден уйти с Центрального телевидения. Но при этом я оставался депутатом Верховного Совета Российской Федерации. И в конце 92-го года Комитет по СМИ попросил меня как телевизионного профессионала, прошедшего путь от младшего редактора до главного выпускающего программ, сделать экспертную оценку документов КРУ Минфина по проверке „Останкино^ Там было зафиксировано то, что с точки зрения Минфина являлось нарушением. Самое страшное: в этих документах я обнаружил несколько страниц, посвященных деятельности ТО „Эксперимент (бывшей молодежной редакции ЦТ). И это был приговор. Возьмем, для примера, программу „Поле Чудес“ и условные деньги. Фактически передача стоила… ну, пусть тысячу рублей. Коммерческая организация „ВИD“ заключала договор с государственной организацией „Эксперимент о производстве „Поля чудес“ не на тысячу рублей, а на сто тысяч. Мало того, на эту тысячу рублей снималась не одна, а четыре передачи: государственные средства разворовывались в фантастических масштабах. По тому Уголовному кодексу при необходимых доказательствах наказание могло бы быть очень суровым, вплоть до высшей меры. Но еще более жуткие вещи я узнал в „Останкино“ от своих бывших коллег. Оказывается, полный финансовый беспредел творился прежде всего в получении рекламных денег. Одна минута в прайм-тайм стоила тогда примерно 40 000 долларов. Но чтобы вставить эту рекламу в конкретное „Поле Чудес“, рекламодателю нужно было заплатить еще столько же производителю в карман. То есть существовал своеобразный конкурс рекламы. По мнению работников „Эксперимента^ доходы от этой „замечательной коммерческой деятельности составляли около 200 000 долларов за одну передачу… В то время мне был предложен пост гендиректора „Останкино^ Моим условием было: немедленная передача всех этих документов в Генпрокуратуру. Этого не произошло, я отказался от, Останкино“, а документы якобы сгорели в Белом доме в октябре 93-го. Как человек, которого Влад сам как бы выбрал себе учителем, я могу сказать, что Листьев не состоялся как журналист. Может быть, и к лучшему. Потому что журналистов много, и есть даже институты, в которых их обучают. А для шоуменов, ведущих телепрограмм у нас нет учебных программ, этот талант либо есть в человеке, либо нет. Влад был шоуменом от Бога. Я говорю об этом не ради добрых слов, — убийцы совершенно точно рассчитали реакцию общества и нас, журналистов, на убийство Влада, — глубокий шок. Если бы в течение первых сорока дней какой-нибудь чиновник правоохранительных органов или властных структур только бы заикнулся, что убили не журналиста Листьева, а Листьева-коммерсанта, думаю, своего кресла он лишился бы немедленно. Именно шок не позволил и нам, журналистам, на передаче памяти Влада, которая прошла в „Останкино“ сразу после убийства, задать главный вопрос и себе, и всей стране: кому выгодно? У меня есть основания полагать, что этот вопрос вопреки тому, что думали заказчики убийства, все-таки возник сразу у первого следователя Бориса Уварова. Он сразу же заинтересовался финансовой деятельностью „ВИDа“, и Листьева в первую очередь. Через три месяца мы встретились с ним в его кабинете. Разговор велся без протокола, часов шесть, и если поначалу это были его вопросы — мои ответы, то потом Уваров начал выстраивать определенные версии. Одна из них потрясла меня: заказчики убийства — в ближайшем окружении Влада. К сожалению, Уваров дал интервью на эту тему какой-то местной газете, что, вероятно, и стало причиной его отстранения от дела. А само дело было моментально после этого развалено».

Ну, не все и не совсем так. После пятой чашки мегакрепкого чая следователь и сам вспомнил о своем детальном общении с «Мукусем». Уваров заметил, что легендарный ТВ-мэтр интервьюировал его на предмет совершенно другого дела — крушения теплохода «Адмирал Нахимов» (31 августа 1986 года). Поговорили они тогда и о Листьеве. Однако юрист никаких конкретных имен не озвучивал, по его словам. Меня, конечно, интересовал именно Борис Березовский. Но для того, чтобы из Уварова извлечь что-либо конкретное, надо, видимо, пить что-нибудь крепче чифиря. Потому что фраза-заголовок, что упомянута в начале, по словам Борис Иваныча, отношения к нему не имеет. Меня он уверил, что ничего подобного не говорил и это лишь инсинуация недобросовестных журналистов.

Впрочем, утечки были, как я помню. 10 августа 1995 года замгенпрокурора Олег Гайданов, курировавший работу уваровской бригады, заявил: ему, мол, известно, где находятся исполнители убийства, они, сказал чиновник, за границей. И уже на следующий день Александр Агейкин умер в израильской гостинице — передозировка. Ну-ну. Там шутки не шутили. Да и нешуточные ставки были в этой останкинской игре.

Процитирую Леонида Петровича Кравченко:

«Во-первых, следствие же выявило, что Листьев припрятал 4 миллиарда рублей. Сами „взглядовцы“, кстати, отказались участвовать в следствии в качестве свидетелей. Ко мне приходили следователи, как к опытному специалисту в области телевидения, который создавал „Взгляд“, вел их… Я им сразу сказал: „Не ищите в этом никакой политики, все дело в коммерции“. Кстати, помню, что стоило мне перейти всего на один год с поста руководителя советского телевидения на должность генерального директора ТАСС, как „взглядовцы“ стали юридическим лицом и получили счет в банке. То есть открыли фирму, которая стала получать огромную прибыль за счет созданных ими программ — носителей рекламы. Вскоре он становится генеральным директором Первого канала. Я, кстати, у него тогда спросил: „А ты что, теперь сам у себя покупаешь программы?“ Тогда же на базе Первого канала было создано акционерное общество, куда вошли Березовский и этот злодей Патаркацишвили. Так вот, какую ошибку совершил Листьев, став гендиректором? Я об этом сказал и следователю. Листьев понимал, что прекрасные программы, которые остались с советского времени — детские, молодежные, та же несчастная „Играй гармонь“, после которой в СССР построили три новых фабрики по производству гармоней, — проживут и без рекламы, а для того, чтобы выжила любая современная программа-получасовка, ей нужно как минимум пару выходов рекламы, — без этого она умрет, потому что не оправдает расходы на ее создание. И Листьев сделал мудрый ход, ставший одновременно его ошибкой: на полгода вообще отменил рекламу на Первом канале. Его конкуренты, по сути, должны были подохнуть, ведь, повторяю, лучшие программы, созданные в советское время, могли жить без рекламы. Конкуренты были в ужасе, многие обращались ко мне: „Леонид Петрович, попробуйте поговорить с Листьевым, у вас же с ним сохранились связи, а с Любимовым вы даже дружили. Убедите их.“ Сделать я, конечно, ничего не мог. Более того, у меня вдруг возникла острейшая внутренняя боль: я стал бояться, что произойдет какая-то беда. Во мне жило стойкое ожидание беды. И она произошла. Что не рассчитал Листьев? Дело в том, что вся реклама проходила через две посреднические фирмы Березовского и Лисовского. За полгода Березовский терял миллиарды! С момента официального объявления о том, что на Первом канале прекращается реклама, прошло пять или шесть дней — и Листьев был убит».

Ну как это можно комментировать? Ну как?! Ведь не может быть Кравченко ничего не понимающим идиотом, право. Стало быть, он просто негодяй. Завистник. Депутат Исаенко, как выяснилось, делит журналистов на «тварей мелких» и «тварей крупных» (сам будучи «тварью объемной политической»). Так вот, Кравченко — крупная. Настаиваю на этом. Пусть буду я нерукопожатным у секты «Иеху Москвы», где вещает Кравченко-младший под псевдонимом Антон Орехъ. Пусть. Кравченко — лицемер и манипулятор. Потому что я помню: «взглядовцы» ВЫНУЖДЕНЫ были заняться коммерцией именно в 1990 году, когда новый командир ВЕТРК «Останкино» Л. П. Кравченко стал попросту душить революционную программу по негласному распоряжению М. С. Еорбачева. Работать стало невозможно: не было ни смен в монтажных, ни камер на выезд, ничего не было. Ну и что касается пресловутого моратория на рекламу: решение Влад не принимал. Во всяком случае, не принимал единолично. Оно было коллегиальным, это решение. А инициатива была — Бадри и Березовского. Но об этом ниже.

* * *

Помню, после того как вождя «молодежки» Эдуарда Сагалаева «бросили на информацию», мои ТВ-друзья дружно приговорили: «Все, Эдика сожрут. Один в поле не воин. Там такие сволочи». Все были убеждены, что прогрессивный руководитель телеавангарда не сладит со священной коровой коммунистической идеологии — программой «Время». Программой, у которой была почти дюжина очень придирчивых и влиятельных зрителей (я имею в виду членов всемогущего некогда Политбюро. Это еще «Взгляд» можно было отодвинуть на ночь, ожидая, пока пожилые руководители лягут спать, но главная информационная передача должна была выходить ровно в 21:00). Именно Политбюро раздавило еженедельный прорыв гласности — созданные Эдуардом Михайловичем выпуски «Семь дней». Тогдашний глава Центрального телевидения Ненашев дважды «прорабатывался» на политбюрошных тусовках за то, что «позволил Сагалаеву заводить свои порядки». Да, Сагалаев слишком многих не устраивал, и поэтому журналиста-руководителя все-таки дожали, вынудив уйти с телевидения. Но авторитет и обаяние обеспечили ему пост № 1 в разбухшем и неповоротливом Союзе журналистов, объединяющем стольких людей с противоположными точками зрения. Я беседовал с ним о Кравченко после путча 1991 года. Разговор с Сагалаевым мы начали, естественно, о роли политического журналиста. Четвертая власть в нашей стране правит по-своему…

Созданный под руководством Сагалаева «Взгляд» традиционно был ненавидим номенклатурой. Главный редактор партийной газеты даже окрестил ведущих «ночными мерзавцами» в кулуарной беседе. Я убежден, что те, кто звали ведущих молодежной программы «ельцинскими гаденышами», никогда не смогли бы смириться с существованием хотя бы относительно независимой передачи. Передачи, которую с таким трудом пробивал в свое время мой собеседник. Передачи, которой столько раз удавалось вершить пятничные прыжки через шумяще-алые флажки цензурных запретов.

Я, право, действительно рассчитывал после закрытия передачи, что «Взгляд» не предадут ни коллеги, ни зрители, ни Гости. Статус Гостя передачи. Это в самом деле немало. И я не уверен, что выборы того же Станкевича были бы столь успешными, не дай ему «Взгляд» такую сильную раскрутку. Конечно, не все приглашенные зрителям нравились. Но я знаю, что с ними, во всяком случае, работали честно. И если есть какие-либо обиды, то адресовать их нужно вовсе не на 12-й этаж, где расположен бывший сагалаевский кабинет. Сагалаев пояснил мне, что он подразумевал под своим термином «псевдолюди»:

«Внешне это люди. Они могут увлекаться театром, поэзией, даже писать сносные стихи. И как достаточно пошло и грубо намекал Янаев, быть неравнодушными к женскому полу. Но просто стержень и принадлежность к роду людскому определяются нравственностью. Прежде всего, мне кажется. Я думаю, что какой-нибудь дебил из детского дома для умственно неполноценных детей, но добрый мальчик, — он нравственно больше человек, чем те, кто решились подтолкнуть страну к бездне.

Кравченко я знал лично. и думаю, что довольно неплохо. Но дело в том, что я ушел с телевидения вскоре после того, как туда пришел Кравченко. И Леонид Петрович после своего второго пришествия на телевидение (в новом качестве) меня не воспринимал. И во всем, что я говорил, он видел своеобразную оппозицию, стремление заработать очки на противостоянии ему… Но самое трудное для человека — дойти до дна своей собственной души. У каждого из них были какие-то внутренние барьеры и предохранители. Если бы каждый из них заглянул внутрь и увидел бы это дно, то предохранители могли бы перегореть. Вероятно, это и произошло с Пуго. Вообще же большинство этих людей производили всегда с самого начала впечатление людей достаточно серых».

* * *

13 марта 1995 года Уваров вынес постановление о проведении ревизии АОЗТ «Видео Интернэшнл» и агентства «Премьер СВ». 4 марта 1994 года торгово-промышленная группа «БСГ» взяла в банке «Империал» кредиты на общую сумму 1 821 142 доллара США с учетом процентов, обязуясь вернуть деньги в срок до 31 декабря 1994 года. Возглавлял «БСГ» некто Глеб Бокий. Помню эту фамилию. На всяких «разоблачающих» сайтах писали, что примерно за год до убийства Влада, 30 марта 1994 года, Бокий вместе с Лисовским забил стрелку Листьеву в ресторанчике на Кропоткинской: «Речь шла о том, чтобы листьевский „ИнтерВИД“ передал некоторую часть рекламного времени на ОРТ молодой компании „БСГ“… „КомпаньоньГ „уломали“ Листьева поделиться рекламным временем, но, выходя на улицу, Листьев обронил: „Так разговаривать нельзя. Это наезд!“ Сам же Бокий радостно сообщил коллегам: „Останкино мы уже поделили — и я в доле!“ Вероятно, „компаньоньГ убеждали наивного Бокия в том, что если тот вложит кредит в отобранное у Листьева рекламное время, то его фирма вскоре озолотится. И вдруг случилось событие, которое Бокий предвидеть не мог».

1 апреля 1994 года около 11 часов утра 24-летний президент «БСГ» Бокий в сопровождении 30-летних охранников Коростошевского и Баранова в черном Cadillac Fleetwood въехал во двор Библиотеки им. Пушкина (Спартаковская улица, 9), по соседству с которой расположен офис «БСГ». Но тут справа от машины нарисовался боец в темной куртке и черной вязаной шапочке, который четырежды выстрелил в стекло задней двери. Водитель нажал на газ, но киллер успел выстрелить еще дважды. Тогда водитель решил сдать назад, пытаясь сбить преступника. Однако покушавшийся метнул гранату и ретировался. Бокий скончался на месте.

В погоню пустились случайно оказавшиеся здесь милиционеры. Убийца дворами выбежал к дому 31/7 по НовоРязанской улице и ничком бросился на заднее сиденье стоявшего там бежевого ВАЗ-21063, но водитель замешкался и подоспевшие милиционеры скрутили и его самого, и киллера. Как выяснило следствие, нападение совершил 18-летний безработный Герасимов, лицо без гражданства, житель Риги. Оба телохранителя Бокия умерли в больнице спустя несколько дней. Водителю повезло: всего лишь контузия.

И как подметил Олег Лурье: «И тут на сцене появился. Михаил Лесин и его компания „Видео Интернэшнл“. Продюсерская фирма почему-то тут же приняла на себя долг покойного Бокия перед банком „Империал“. Потом в течение года шли весьма странные игры с различными переуступками суммы в один миллион восемьсот тысяч долларов, всевозможные обмены и передачи рекламного времени на эту же сумму. Кстати, в этой запутанной истории принял активное участие и „Премьер СВ“. В результате „Империал“ почему-то получил возврат кредита за рубежом, минуя все налоговые вопросы, которые могли бы возникнуть в России, а Михаил Лесин и „Видео Интер нэшнл“ активно внедрились в российский рекламно-телевизионный рынок».

* * *

В конце 2000 года экс-соратник Уварова, Владимир Иванович Коротаев, поделился с газетой «Версты» своей версией событий:

«Вызывает следователь Уваров бывшего секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева, в то время одного из руководителей „Останкино“, работавшего вместе с Листьевым. У следователя к нему масса вопросов, ведь он сразу широковещательно объявил, что убийство политическое. Следователю нужна аргументация. Яковлев отвечает через секретаря: „Приехать не могу, вам нужно — вы и приезжайте!“ Приехали. В приемной его прождали два часа — безрезультатно, потом он, правда, ответил на переданный вопросник. Дальше — Березовский. Вопросов к нему невероятное количество. Раз его вызвали, два — не является. Следователи отправляются на „ЛогоВАЗ“, которым Березовский руководит. Их не пускают на территорию люди с автоматами. Наконец, после долгих переговоров, смилостивились: Березовский дал показания. А через несколько часов нахально объявил по ТВ, где он один из хозяев, что это провокация. В чем провокация? В том, что его допросили в качестве свидетеля?

Финансовый директор ОРТ Патаркацишвили тоже упорно не хотел являться в прокуратуру, несмотря на неоднократные вызовы. Его секретарь снисходительно давала понять, что шеф в Кремле, занят более важными делами. Пришлось доставить приводом. Наши бонзы в самом деле уверены, что находятся вне досягаемости закона. И у них есть все основания так думать. Отношение к следствию, даже такому важному — ведь сам Ельцин проявил интерес, — более чем формальное. В группе Уварова работали 25 следователей. На всех полагалась всего одна машина, и та была в их распоряжении только в будни не более 8 часов в день.

Обязанности генерального тогда исполнял Ильюшенко. Он настаивал, чтобы Уваров арестовал некоего подполковника ФСБ, якобы причастного к убийству Листьева, хотя тот контрразведчик никакого отношения к убийству не имел. Уваров, кстати, потом разобрался, зачем понадобился Ильюшенко этот арест. Дело в том, что служба безопасности расследовала аферы компании „Балкан Трейдинг“, которую возглавлял зять первого зама Ильюшенко — Узбеков. Замешаны там были и родственники самого и. о. генпрокурора. Он, видимо, полагал, что, арестовав руками Уварова своего оппонента, получит возможность поторговаться с контрразведчиками. Уваров его не поддержал. Более того, добился аудиенции в Кремле с одним из руководителей государства и выступил в печати. Вскоре Ильюшенко арестовали.

Уварова тут же отправили в принудительный отпуск, не спросив даже личного заявления, а вскоре вообще отстранили от дела. Кстати, в этот же момент отправили в отпуск и генерала милиции, руководившего оперативной стороной расследования.

Одна московская газета опубликовала даже заметку, где сообщила, что за убийство Листьева задержан некий Филин. Уваров публично заявил, что такого подозреваемого в деле нет и в помине. Это вызвало начальственный гнев. Буквально на следующий день начальник следственного управления заявил Уварову, что недоволен его опровержением. В тот момент президент потребовал отставки прокурора Москвы Пономарева и шефа московской милиции Панкратова. Все, естественно, стали изображать бурную деятельность. Судя по всему, крайне сильно было желание отрапортовать Ельцину, что поиск убийц идет успешно. К слову, сразу же после убийства по окружным УВД прошла команда, „чтоб завтра к концу дня все уголовные авторитеты сидели в КПЗ“. Это вместо того, чтобы правильно организовать оперативную работу в среде „беловоротничковых“ подозреваемых. Высокое начальство у нас привыкло работать по волюнтаристской схеме. Но отбой окружным УВД вскоре все-таки дали.

Был один интересный фигурант. Он сам позвонил в отделение и сообщил, что имеет информацию по одному „громкому делу“. На встречу поехал оперативник. Звонивший оказался врачом-хирургом одной из преступных группировок (!) и, по его словам, другом участника убийства Листьева. Тот пришел к врачу поздно вечером с простреленной ногой и сказал: „Меня подставили. Я убил Влада Листьева“.

Они ехали убивать, но не знали кого. Существует опробованная схема подобных „операций“: один из преступников остается в подъезде, другой сторожит на улице. Когда заказанная жертва попадает в поле его зрения, он по рации передает сигнал, и киллер убивает первого встречного, ему даже не надо знать кого. Так было и на этот раз. После выстрелов убийца сел в машину и сказал водителю: „Ты знаешь, кого я грохнул? Листьева!“ В шоковом состоянии оба поехали на запланированную встречу с другими бандитами.

Не знаю, чем руководствовался Скуратов, еще в апреле 1996-го заявивший, что по делу Листьева есть подозреваемые. Прошел год, никого не арестовали. Скуратов снова заверил президента, что дело Листьева доведет до конца. Еще год миновал. Скуратов в очередной раз отрапортовал, что в деле Листьева „прогресс очевиден“. И все эти годы работники ФСБ и МВД в один голос повторяли, когда мне доводилось с ними встречаться, что ни на одной версии следствие так и не остановилось. Возмущались выступлениями Скуратова, сокрушались, что их, работающих по делу, даже не приглашают в прокуратуру».

Замечу, что в убийстве Листьева признавались несколько человек, друг с другом никак не связанных. Орудие убийства (два ствола с глушителями) не нашли. Один из признавшихся утверждал, что в момент выстрела, поставив на боевой взвод пистолет, «упаковал инструмент» в полиэтиленовый пакет — чтобы гильзы остались в пакете, а в подъезде остались гильзы от другого оружия, но того же калибра, чтобы запутать следствие.

* * *

И чтобы поставить точку в рассказе о нашем с Уваровым чаепитии: с августа 1995 года по октябрь 1997 года следственную бригаду возглавлял следователь по особо важным делам Владимир Старцев. Октябрь 1997 года — сентябрь 2000 года — Петр Трибой, который вошел в состав бригады именно в августе 1995 года, когда руководство Уварова было признано недостаточно эффективным (он вышел на кремлевский след, угу); Трибой ушел на работу к… Андрею Макарову, в его адвокатское бюро! Ну и с осени 2000 года следственную бригаду возглавлял Александр Горбунов. Дальше уже только все запутывалось. Без литра чая не разберешься.

Саша Хинштейн, которого я хорошо помню по работе в «МК», упоминал Трибоя в своей книге «Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги»:

«Не хочется, конечно, развенчивать посмертную славу всенародного кумира, но выхода иного, увы, не остается. Никогда Листьев не был идеалистом-романтиком. Профессионалом — да. Блестящим журналистом — несомненно. Только уж никак не романтиком. Листьев раньше всех своих коллег — и уж тем более задолго до Березовского — понял, что телевидение, оказавшись в опытных руках, может приносить неслыханные прибыли. Еще в сентябре 1990-го вместе с соратниками по „Взгляду“ он создал первую в СССР частную телекомпанию „ВИD“. О жесткости и оборотистости Листьева-коммерсанта на телевидении до сих пор ходят легенды.

Их союз с Березовским, несомненно, представлял собой явление временное; это был своеобразный брак по расчету, где каждая из сторон дополняла друг друга. Тандем этот обречен был с самого первого дня; правда, трещать по швам он стал раньше, чем кто-то даже мог себе вообразить. Не успели еще просохнуть чернила под президентским указом, как между Березовским и Листьевым уже начались распри. Борис Абрамович, в свойственной ему безапелляционной манере, стал требовать увеличения расценок на телевизионную рекламу. Листьев, да и все прочие члены команды категорически тому противились; они втолковывали Березовскому, что повышать плату надо поступательно, плавно, иначе рекламодатели разбегутся по другим каналам, но тот и слушать ничего не желал.

Именно Березовский, а вовсе не Листьев, как ошибочно считается до сих пор, и был инициатором того самого злополучного моратория на рекламу. Ничего общего с наведением на канале порядка и разработке „этических норм“ это не имело: просто-напросто Борис Абрамович хотел организовать искусственный дефицит. „Как только мы остановим рекламу, — уверял он своих компаньонов, — через несколько месяцев все сами приползут к нам на коленях“.

20 февраля 1995 года руководство ОРТ вводит мораторий на рекламу: проще говоря, полностью ее останавливает. А спустя десять дней — 1 марта — Листьева расстреливают в подъезде собственного дома; большинство увязывают два этих события в единую цепь. А теперь вопрос: знаете ли вы, интересно, когда этот треклятый мораторий был снят? Отвечаю: 1 августа. То есть ровно через пять месяцев — день в день — после гибели Листьева. Какой же, скажите на милость, смысл Березовскому было ждать столько времени, если каждый день простоя оборачивался для него невообразимыми убытками, „потерей миллионных прибылей“, по утверждению Хлебникова. По такой логике реклама должна была вернуться на канал… ну, если инев день убийства — все-таки траур, пиетет следовало соблюсти, — то уж максимум через месяц. Аргументы, что Березовскому, дескать, было не до того — точно заяц, бегал он от прокуратуры, — извините, не принимаются. Потому что аккурат в то же самое время он преспокойно занимался созданием „Сибнефти“; да и влияние его на ОРТ после смерти Листьева возросло многократно.

Если гендиректора ОРТ в самом деле заказал Березовский, то мотив его мог быть совершенно иным; знающие люди говорят, что незадолго до гибели разругались они окончательно. Контроль над каналом утекал у Березовского на глазах; реальная власть находилась в руках Листьева, но снять его теперь было невозможно, — Кремль никогда на это не пошел бы. Прогремевшие в ночном подъезде выстрелы разрешили эту проблему окончательно и бесповоротно: власть на ОРТ вернулась к Березовскому — теперь уже на долгие годы вперед. Немудрено, что подозрение мгновенно пало на его лысоватую голову. („Были серьезные подозрения, — говорил по этому поводу шеф МВД Анатолий Куликов, — что гибель Листьева спровоцирована экономическими разногласиями на телеканале ОРТ, входившем в сферу влияния Бориса Абрамовича^)

На другой же день после смерти Листьева в офисе „ЛогоВАЗа“ на Новокузнецкой улице был проведен обыск. Кстати, невольным свидетелем его оказался и заехавший пообедать в „ЛогоВАЗ“ Юмашев. Руководивший операцией начальник отдела столичного РУОПа Валерий Казаков признавался, что ему приказывали задержать и самого Березовского, но тот сумел скрыться. Из здания, угрожающе потрясая табельным пистолетом, его вывел сотрудник ФСБ Александр Литвиненко, тот самый, что станет впоследствии политэмигрантом и „жертвой путинского режима“.

Мой друг Петр Трибой, возглавлявший следственную бригаду Генпрокуратуры, рассказывал мне, что основными подозреваемыми были два человека, в том числе — Березовский. Но продвинуться вперед — от подозрений к доказательствам — прокуратуре просто не дали. Между прочим, ход расследования очень тревожил самого Бориса Абрамовича; настолько явно, что на ум поневоле приходит поговорка про горящую шапку. Когда журналисты практически в открытую стали писать о причастности Березовского к убийству, он почему-то побежал не в суд, а в МВД — прямиком к министру Куликову: „Анатолий Сергеевич, у вас есть что-то против меня по делу Листьева?“ Куликов успокоил его, как мог. Но потом — на свою беду — полушутя обронил в разговоре с Юмашевым: не потому ли, мол, Березовский так активно ставит на Лебедя, что боится загреметь в тюрьму? «Мои слова достигли ушей Березовского, — свидетельствует Куликов, — позднее он опять поднял этот вопрос: „Анатолий Сергеевич, вы тоже считаете, что я виновен?“ — „Нет, — сказал я ему, — у меня нет для этого оснований. Но по тональности, с которой мне был раньше задан этот вопрос, я сделал заключение: вы чего-то опасаетесь. Поэтому и поделился своими наблюдениями с

Юмашевым“. „Березовский с ужасом посмотрел на меня, — подытоживает генерал. — Я понял, что он будет драться со мной не на жизнь, а на смерть“.

…Журналистам свойственно демонизировать личность Березовского. Ему приписывают самые разные, чисто дьявольские черты; в конце 1990-х вообще было принято связывать любую провокацию или интригу с его достославным именем».

 

I.II. Еще один. Скуратов звать

Впрочем, если следователь Уваров отказывается о приписанной ему фразы «Я знаю, кто убил Листьева», то экс-прокурор державы Юрий Скуратов написал книгу, озаглавленную «Кто убил Влада?» (2003), где под именем персонажа Сергея Бейлиса однозначно вычисляется Сергей Лисовский. В интервью «Комсомолке» отставной юрист рассказал о причинах, которые сподвигли его на сей литературный труд:

«Чтобы привлечь внимание общественности, следствия к этой теме. Может быть, даже президента Путина. Пусть не он, а Ельцин брал обязательства найти убийц, но тем не менее, не афишируя этого перед большой публикой, он ведь может спросить: „Как у вас идет расследование по «делу Листьева»?“ Для того, чтобы это расследование было закончено, нужна политическая воля… Не сомневаюсь, что Борис Абрамович прочел книгу, как и другие персонажи. Березовского мы несколько раз допрашивали, я сам с ним встречался. Он, мягко говоря, далеко не все по этому делу рассказал. Например, накануне смерти Влада Березовский с ним встречался. Но упорно молчал об этом. Только когда мы вышли на этот факт следственным путем, приперли его, он признался. Мы-то им занимались, когда он был вторым человеком в государстве. Даже санкцию на арест выдали. Представляете, какой шум поднялся! Все на уши встали. Было много попыток надавить на следствие через СМИ, подбрасывались разные версии, в том числе и из Кремля, из МВД, уводящие нас в сторону. Это был настоящий дурдом. Последний раз я докладывал президенту Ельцину, что все версии мы отбросили и работаем по основной, собираем доказательства против заказчика и выйдем на его арест. Но взять его под стражу была проблема. Во-первых, кремлевские связи. Во-вторых, мы отлично его личность изучили, знали все его возможности. В-третьих, деньги. В то время он мог обжаловать наши действия в суде. А в нашем суде — не только самом гуманном, но и самом управляемом — он мог бы добиться принятия решения об изменении меры пресечения. Если бы это произошло, то нас просто бы сожрали все наши недоброжелатели. Да и у меня у самого почва стала уходить из-под ног в связи с тем, что власть не хотела расследования по „Мабетексу“, по хищению транша в 4,8 млрд долларов. У меня образовалась критическая масса врагов. Сейчас семейный клан ушел из власти. Татьяна Дьяченко делала все, чтобы я не встречался с Ельциным. А дозвониться ему было практически невозможно, дая и не всегда был уверен в его адекватности. Я ее лично предупреждал, что не надо таких активных контактов с фигурантами по делу. Она слушала, но пропускала мимо ушей. По принципу: а Васька слушает да ест. До Трибоя по делу работал замечательный следователь Уваров, работал хорошо, основательно. Прекрасный человек. Трибой экономику знал, чего нашим следователям зачастую не хватает. Цепкий, въедливый. Он и должен был завершить это дело. Он был на верном пути, потому что в его адрес начались угрозы. Его „ушли“. Я попросил Трибоя прочитать рукопись, сказал: „Если что-то, на твой взгляд, может повредить следствию, вычеркни“. Он неделю пыхтел. Приносит ровно треть книжки. Я не стал спорить».

Версия там складывалась понятно какая:

«Постепенно у Петра Трибоя и выстроилась цепочка, приведшая к убийству: Сергей

Лисовский — Душман — братья Агейкины. Изначально были подозрения, что к преступлению мог быть причастен и Борис Зосимов. Но в итоге следователи решили, что он, как и Березовский, знал о готовящейся расправе над журналистом, но ничего не предпринял, поскольку сам был заинтересован в устранении Листьева. Впрочем, даже после появления этой версии расследование складывалось тяжело. В 1996 году Дашдамирова объявили в розыск, но вовсе не по делу Листьева, а по обвинению в изнасиловании. При этом в ориентировке на Дашдамирова говорилось следующее: „Особо опасен. Может использовать паспорт на фамилию Дмитров. Может быть вооружен. При обнаружении срочно сообщить в ГУВД МосквьГ. Как потом установили следователи, вскоре после убийства Листьева Дашдамиров уехал в Чехию, где в мае 1995 года был задержан местной полицией в одном из ресторанов по подозрению в связях с „русской мафией“. Однако вскоре его отпустили. Летом 1996 года Дашдамирова задержали спецслужбы Грузии и экстрадировали в Москву. Здесь подозреваемого неоднократно допрашивали в связи с убийством Листьева, однако он свое знакомство с Сергеем Лисовским, а также причастность к расстрелу журналиста категорически отрицал. Лисовский также говорил о своей непричастности к преступлению и уверял, что с Игорем Дашдамировым никогда не встречался. В результате возникла версия, что „заказ“ Душману поступил не напрямую, а через других лидеров „солнцевских“, с которыми Лисовский был в хороших отношениях. В октябре 1997 года Петр Трибой допросил бизнесмена из московского района Солнцево Сергея Михайлова. Причем происходило это на территории Швейцарии, где предприниматель находился под стражей по подозрению в связях с „русской мафией“ и отмывании денег (позже он был оправдан судом). Впрочем, этот след оказался тупиковым. Вскоре следователи получили несколько улик, а также показаний свидетелей, которые указывали на то, что Лисовский был лично знаком с Душманом несколько лет и периодически встречался с ним. Под гнетом этих улик Лисовский и Дашдамиров все-таки признали факт общения друг с другом, но не более того. В отсутствие весомых доказательств причастности к убийству Листьева Дашдамирову предъявили обвинение только в изнасиловании, он получил 3,5 года тюрьмы и уже в 1999 году вышел на свободу.

Следователи неоднократно допрашивали и родителей братьев Агейкиных, однако те только говорили, что их сыновья „замечательные люди“, и никакой нужной информации от них тоже получить не удалось. Что касается Бориса Березовского, который мог пролить свет на обстоятельства гибели журналиста, то он, как мог, уклонялся от того, чтобы делиться информацией со следователями. Когда представители Генпрокуратуры пришли с обыском в офис „ЛогоВАЗа“, их оттуда чуть ли не силой выставили сотрудники ФСБ РФ во главе с Александром Литвиненко. На допросах Березовский сначала категорически отрицал тот факт, что встречался с Листьевым накануне его гибели. Только после того, как об этом рассказала Альбина, олигарх признал, что беседа с гендиректором ОРТ имела место, но о ее сути говорить категорически отказался».

NB. Как выяснилось во время моего затяжного чаепития с Уваровым — Литвиненко был зачислен… к нему в бригаду! То есть как бы тоже занимался «делом Листьева». И стало быть, был у Березовского свой засланный чекистский казачок.

Добавлю, что в компании (вернее, в кАмпании) «ВИD» все прекрасно понимали, что Борис устранил Влада. Критик Татьяна Москвина как-то упрекнула меня в том, что я, дескать, «убедительно отвергаю версию виновности Березовского в убийстве Листьева». Она вопрошала: «Тогда кто?.. Нельзя же так играть на нервах, дорогой товарищ журналист, знаешь — скажи, не знаешь — не мучай, а то развел тут шекспировские страсти». Да знаю я, знаю, все знают. В кАмпании, повторюсь. Знают. Но у каждого свой резон молчать. Да, еще раз я утверждаю, что БАБ не намеревался убивать главу ОРТ. Он всего лишь поставил задачу: устранить. Патаркацишвили должен был организовать наезд на Владислава: «нагнать изжоги», покалечить, убрать, выключить из игры. Но не убивать! И широко распиаренную версию о том, что мотив убийства самого популярного телевизионщика страны — объявленный им мораторий на рекламу, я поддержать не готов. Это ведь было коллегиальное решение. Придумка того же Бадри. Надо было канализировать рекламные потоки и отжать Лисовского и прочих игроков останкинского рынка. Все деньги должны были контролироваться опытным Патаркацишвили. Но никто почему-то не вспоминает, что за сутки до выстрелов на Новокузнецкой (и об этом рассказала Уварову Аля) Влад сказал, что деньги должны «идти на развитие». То есть расписался в желании и готовности рулить финансовыми потоками. Это никак не входило в планы Березовского (читай — Бадри). Было решено «укоротить зарвавшегося», однако план был перевыполнен некомпетентными исполнителями — вторая пуля оказалась фатальной.

Из досье спецслужб (конец 90-х): «Патаркацишвили Аркадий Шалвович (Бадри) 1953 г. рождения, уроженец г. Тбилиси, грузин (паспорт XIX-TH 545564, выдан 1 отделением Дидувийского РУВД г. Тбилиси 24.04.94. Женат, жена — Гудавадзе И. В., 1955 г. рождения, уроженка г. Тбилиси. Дети: Лиана 1980 г. р. и Инна 1983 г. р. Проживает в пятикомнатной квартире по адресу: ул. Тверская, д. 15, кв. 48. А. Патаркацишвили в начале 1993 г. прибыл в Московскую область из Тбилиси при поддержке своего друга Отари Квантриашвили, который помогал ему прописаться в г. Люберцы, а затем, в 1994 г., в Москве (Квантриашвили — криминальный авторитет, убит). В 1994 г. Патаркацишвили пришел работать в „ЛогоВА3“ заместителем генерального директора Б. Березовского и имеет 3,5 % акций. Кроме того Патаркацишвили возглавляет фирму „Лада-инженеринг“, входящую в состав „ЛогоВАЗа“, и является заместителем генерального директора ОРТ по коммерции. В период с апреля 1994 г. по апрель 1995 г. был вице-президентом ассоциации „Российские автомобильные дилеры“. По имеющейся информации, он поддерживает тесные отношения со всеми лидерами, учредившими „ЛогоВАЗ“, и ведет активную роль в политических „играх“, проводимых Березовским. В компании последнего разрабатывает и осуществляет мероприятия криминального характера, обладает связями в преступном мире, связанном с автомобильным рынком и шоу-бизнесом в России. Одной из близких связей Патаркацишвили является Н. А. Глушков — первый заместитель Шапошникова, руководителя авиакомпании „Аэрофлот — российские авиалинии“. Вместе с А. Патаркацишвили в „ЛогоВАЗе“ работает заместителем генерального директора Исмаилов Магомед, чеченец по национальности. Между собой они поддерживают дружеские отношения. Исмаилов М. в 1992 г. начал свое дело (владел автозаправкой) в г. Химки Московской области. Помогал Б. Березовскому организовывать „ЛогоВАЗ“, после чего тот взял его к себе в заместители. Кроме того, он организовал и службу безопасности. У Исмаилова М. есть брат, который связан с преступной группировкой (какой, уточнить не удалось). По непроверенным данным, бывший коллега А. Патаркацишвили, зам. генерального директора М. Гафт, ныне покойный, подозревал его в организации покушения на Б. Березовского. Вскоре М. Гафт при не выясненных обстоятельствах якобы упал с балкона и погиб».

Помимо причастности к смерти Михаила Гафта, который ведал у БАБа пиаром и был очень хорошо информирован об амбициях своего шефа, чекисты рассматривали Бадри и как одного из возможных «заказчиков» Бориса Гольдмана, бронированный лимузин Volvo S80 которого в апреле 2004 года был взорван вместе с пассажиром. Президент российской рекламной группы NFQ (New Found Quality) Гольдман что-то не поделил с Александром Спектором. Группа имела деловые контакты с Бадри: Березовский помог пиарщикам (совместно с Фондом эффективной политики Глеба Павловского) получить деньги из бюджета предвыборной кампании покойного Александра Лебедя.

* * *

Еще раз: «взглядовские мальчики» были абсолютно уверены в своей безнаказанности, и когда им говорили, что можно взять деньги, а обещания не выполнить, — верили в это. Влад и до своего — неожиданного для многих в ТВ-тусовке — назначения на пост шефа главного СМИ державы вызывал раздражение партнеров и коллег. Ну а уж после столь блистательного прорыва на останкинский Олимп стал досаждать и многим кукловодам отечественного истеблишмента. Анатолий Лысенко признается:

«Совершенно невозможно понять, как становились тогда начальниками. В советское время как было? Прорастали. Шагали по ступенькам. От должности редактора до старшего редактора. Затем — главного редактора. Типичнейшая биография главного редактора программы „Время“ Григория Шевелева. Гриша начал корреспондентом, а стал зампредом „Гостелерадио“. Взлетов не было. А в момент развала системы взлеты были неожиданные. Влад вдруг из корреспондентов стал начальником. Масса людей была случайных, масса — исчезли, и в основном приходил, я бы так сказал, второй-третий эшелон. Обычная история в момент переворотов. Становились руководителями, а дальше уже время испытывало. Тебя назначали, а правила игры — новые, которые ты сам и должен был писать. Удивительно».

Это правда. Сколько помню, Влад всегда и всех удивлял. В феврале 1995 удивил тех, кто реагирует несимметрично. Журналист Александр Никонов в своем труде «Подкравшийся незаметно» как-то сказал: Березовский не любил портить отношения с людьми, если же такое случалось — он убивал испорченного.

Из девяти тузов стремительно формировавшийся в ту пору «семибанкирщины» только Петр Авен и Владимир Потанин отчасти симпатизировали новому руководителю главного телеканала державы и готовы были его крышевать. Остальные же относились к Листу настороженно и не доверяли молодому гендиру. Увы, в отстранении Влада от дел останкинских заинтересованы были не то что многие, а почти все, с кем Листьев так или иначе имел дело в начале 90-х.

Собственно, поясню вышесказанное: как мне в сентябре 1999 года поведал полковник Александр Литвиненко, убивать ТВ-звезду № 1 и не планировали. Хотели попросту «навести изжоги», припугнуть, но вышла накладка, «план перевыполнили».

В контексте того, что 1) с Литвиненко мы до этой беседы знакомы не были и 2) он знал, что беседует с журналистом, и, наконец, 3) очевидно, что вся болтовня в неуютном спецбаре рядом с кабинетом Березовского в ДП «ЛогоВАЗа» фиксировалась на аудио+видео, — готов предположить, что офицер просто-напросто сливал версию, которая выгодна «папе» (так Александр величал Борис Абрамыча).

С другой стороны, по-моему, покойный Литвиненко «берегов не знал», был абсолютно безбашенным и бог весть, с чего его тем вечером пробило на такие сенсационные откровения…

Как бы то ни было, не с руки эту версию экс-партнерам убитого озвучивать. Они все (ну или почти все) поддерживали тесные отношения с тандемом Бадри — Борис, и многие из них (опять же — почти все) выиграли: Листьев с ними планировал, увы, расстаться.

У каждого из членов команды, которых дергали по допросам, есть мнение относительно заказчиков Листьева. И не думаю, еще раз подчеркну, что они готовы свои соображения озвучивать публично. Но вот я лично склоняюсь к мысли, что за трагедией 1 марта 1995 года стоял именно харизматичный обаяшка Бадри. Конечно, тот факт, что вдова появлялась на церемонии «ТЭФИ» под руку с товарищем Патаркацишвили, для кого-то может служить аргументом: Береза со товарищи не стоял за устранением Листа. Не знаю, не знаю. То, что мне рассказывал ныне покойный Литвиненко (тот еще болтун, конечно), заставляет меня думать: Березовский использовал мавра из «Взгляда» и сделал то, что с маврами делать положено. Наверное, бывший руководитель холдинга «Ъ» Демьян Кудрявцев, который, как помню, был правой рукой БАБа в конце 90-х, может рассказать больше. Но вряд ли захочет.

Листьев был назначен главой Первого в конце января 1995 года, и все знали, что его кандидатуру лоббировал БАБ. Влад был ему необходим, поскольку именно под эту торговую марку — «Листьев» — был получен карт-бланш на акционирование канала: импозантный «взглядовец» нравился и Татьяне Дьяченко, и Валентину Юмашеву, на его славном имени Березовский подкатил к Ельцину с идеей фактической приватизации главного медиаресурса страны. Просто Листьев решил, что ему действительно позволят рулить деньгами. Ошибся.

Помню, на праздновании 10-летнего юбилея «Взгляда» (1997, в «Останкино») наибольший фурор произвело явление Березовского с букетом (и Андреем «Васей» Васильевым, курировавшим тогда «информацию» ОРТ). Казалось, что события развиваются в соответствии со «взглядовским» слоганом: «Все только начинается». А через пару лет закончилось.

Ну и еще одна мегацитата:

«Декабрь 1996 года. В странной автомобильной катастрофе погиб подполковник милиции Юрий Сычев, начальник 9-го отделения УЭП Москвы, руководитель группы оперативного обеспечения дела Листьева. Это произошло после того, как он передал в прессу некоторые материалы уголовного дела.

27 февраля 1998 года. Полученные из Швейцарии новые данные по делу об убийстве Владислава Листьева позволили Генпрокуратуре России „значительно продвинуться в расследовании^ заявил ведущий это дело следователь по особо важным делам Петр Трибой. Следователь отказался раскрыть подробности этих новых данных, но уверенно заявил, что убийство не было политическим. Он также рассказал, что в августе 1997 года Генпрокуратуре удалось перехватить письмо, направленное в одну из зарубежных стран с просьбой не выдавать российским следователям информацию по 10 коллегам Листьева, из которых 7 являются довольно известными людьми. „К счастью, эта превентивная мера не помогла“, — сказал Трибой.

1 марта 1998 года. Исполнительный секретарь СНГ Борис Березовский обвинил в причастности к организации убийства Листьева бывших руководителей ФСБ РФ и Службы безопасности Президента — Михаила Барсукова и Александра Коржакова. По утверждению Березовского, российские спецслужбы сами организовали убийство Листьева, а затем попытались свалить на него совершение данного преступления. Березовский заявил, что неоднократно обращался к руководству МВД России, других правоохранительных органов, к следователю, ведущему дело Листьева, указывая на конкретные факты, способные помочь в расследовании, однако никакой реакции на все это не было.

25 марта 1998 года. Руководитель следственной группы по расследованию убийства Листьева Петр Трибой заявил, что следствию известно, кого имеет в виду Березовский, говоря о причастности спецслужб к убийству Листьева. Он пояснил, что речь идет о двух сотрудниках милиции — Кожанове и Коняеве, — которые, по словам Березовского, принудили его к передаче некоему Плеханову 100 тыс. долларов США за информацию о покушении на него. Видеозапись именно этих событий, по словам Трибоя, была передана следствию, но эти материалы отношения к убийству Листьева не имеют.

13 октября 1998 года. По поводу убийства Владислава Листьева Юрий Скуратов сообщил, что фигуранты дела известны, идет процесс накопления процессуальных доказательств. „Важно, чтобы мнение прокуратуры совпало с мнением суда“, — отметил он.

1 марта 1999 года. В совершении преступления уже признались 10 человек, однако следствие не сочло их показания достоверными. В ходе расследования было допрошено более 2000 свидетелей, параллельно раскрыто несколько серьезных преступлений, например разоблачена кемеровская банда, на счету которой было несколько десятков убийств. За 4 года объем уголовного дела превысил 100 томов.

В день, когда пресса впервые обнародовала имя предполагаемого посредника между Листьевым и Сергеем Михайловым — некоего Макушенко по кличке Цыган, — он был убит».

С Цыганом не так все просто. Листьев, естественно, общался с бандитами, как и ВСЕ, кто занимались ТВ-бизнесом в 90-е. Но не припоминаю я, чтобы Макушенко был каким-то там посредником. Впрочем, о нем — ниже.

 

I.III. Первый день весны

Итак, первый весенний день 1995 года стал последним днем жизни ТВ-гиганта Листьева. Страна о трагедии узнала от Михаила Осокина. Из телесюжета стало ясно: вещи и наличные деньги, имевшиеся у прославленного ведущего, остались нетронутыми, что привело следователей к однозначному выводу: убийство заказное. Впрочем, киллеры на месте преступления оружие не бросили, что свидетельствует о том, что исполнители были отнюдь не экстракласса.

На следующий день, объявленный днем траура, вышел спецвыпуск шоу «Час Пик», в котором рассказывалась хрестоматийная биография Листа. Заявление по поводу преступления сделал Президент России Борис Ельцин, коего потом, кстати, некоторые журналисты обвиняли в причастности к расправе.

На похоронах, прошедших в субботу 4 марта, присутствовали десятки тысяч неравнодушных. По решению властей в течение всего дня в эфире Первого канала демонстрировался черно-белый портрет убитого с лаконичной констатацией: «Владислав Листьев убит».

Насколько понимаю, все бывшие коллеги Листьева заметили, что в 2013 году дата 1 марта никак не была отмечена федеральными ТВ-каналами как день памяти самому выдающемуся телепродюсеру страны, каковым был, по мнению многих (и я с ними солидарен), Владислав.

Ирина Мишина в своем ЖЖ написала массивный пост, собравший сотни комментов, который я здесь воспроизведу, хотя по ряду позиций этот текст дублирует кое-что из озвученного выше:

«В тот день я битых три часа просидела в его приемной. Я вела международное обозрение, которое агентство „Рейтер“ выпускало на Первом канале. Добропорядочные англичане мало что понимали в нюансах российского телевидения и попросили меня прояснить ситуацию. Все знали, что у нас с Владом нормальные, приятельские отношения. Но в тот день он меня так и не принял.

К нему все время заходили какие-то незнакомые люди. Минут за десять до начала программы „Час Пик“, которую вел Листьев, к нему в кабинет пулей влетел режиссер: Влад так заработался, что забыл про эфир!

А потом его помощник несколько раз звонила в офис „Поля чудес“ и спрашивала, выписаны ли пропуска каким-то людям. Влад явно кого-то ждал… Иногда он выскакивал из кабинета с отрешенными глазами, глядя как-то мимо всех. Выскочив из кабинета в очередной раз, Влад развел руками и сказал, чтобы я позвонила ему вечером домой.

…Я уже собиралась ему звонить, когда на экране, после выпуска „Новостей“, вдруг появился обычно флегматичный Михаил Осокин и с каким-то изумлением в голосе и глазах сообщил, что в подъезде собственного дома убит Владислав Листьев.

Человека убивают, когда его ненавидят или когда он — непреодолимое препятствие для жизни и благополучия кого-то. Ненавидеть Листьева было невозможно. Он не мог причинить сознательное зло. Значит, он был препятствием. В это я верю. Это был человек цели — упрямый и жесткий. С экрана он казался эдаким гусаром, весельчаком без серьезных жизненных проблем. Но этот человек, который сыпал шутками с экрана, смеялся, флиртовал с хорошенькими девушками, на самом деле пережил самоубийство отца, детство в спортивном интернате, а затем смерть собственного ребенка. А еще в его жизни были исключение из партии, безработица, попытка самоубийства. У него не было никаких шансов стать звездой.

Я поступила на журфак МГУ, когда Влад его заканчивал. Мы пересекались в одних кампаниях, где он неизменно был душой общества. Он стал мне безмерно симпатичен, когда я узнала, что он, так же как и я, не из „блатных“. Большую часть студентов журфака составляли в то время дети, чьи родители имели „громкие имена“ или высокие посты, многие были отпрысками партийной советской номенклатуры, которая плодилась с завидной регулярностью, словно обеспечивая себе преемственность. Но в то же время это был, наверное, единственный факультет, куда можно было пробиться, не имея ничего, кроме таланта и целеустремленности. Декан Ясен Засурский понимал, что для существования журналистики нужны талантливые люди. И поэтому каждый год их набирали в небольшом количестве. Разумеется, шанс был только у самых одаренных. Именно эти пять — десять человек с каждого потока и становились потом славой и гордостью отечественной журналистики.

Влад Листьев пришел на журфак после рабфака. Говорили, что его мать — уборщица, отец давно умер. Он поступил на обычное отделение, а потом выучил несколько иностранных языков и перевелся на престижное международное. Еще я слышала, что на пятом курсе, накануне прохождения практики за границей, на него написала в партком кляузу его бывшая жена, и Влада исключили из партии. В то время страшнее этого не было ничего. Это был крест на будущем. Точнее, у исключенного из партии его вообще больше не было. Как он потом все-таки смог устроиться на Иновещание, я до сих пор не понимаю. Говорят, год писал в многотиражках за копейки, побирался в малоизвестных редакциях, но в конце концов добился своего. Его жизнь опровергла все законы логики и здравого смысла благодаря упорству и таланту. Человек такой силы воли был, конечно же, жестким и волевым руководителем. После его гибели все задавались вопросом: кому Листьев мог быть неугоден? Да всем! Его убили за месяц до утверждения новой сетки вещания. Решалось, какие программы будут в эфире и в какое время. А эфир на Первом — это всегда политика. Из-за этой эфирной сетки переругались все. Создатели программ, слетевших с эфира, лишались работы и доходов, и у них был повод ненавидеть нового генерального директора.

На этот пост изначально претендовали несколько человек. Больше всех начальником хотела стать Ирэна Лесневская, руководитель производящей компании „РЕН ТВ“. Работавший у нее режиссер Эльдар Рязанов сделал холуйское интервью с первым российским президентом, его показали стране, и Ирэна вошла в доверие семьи Ельциных, особенно ее женской половины. После убийства Влада она едва ли не первой заявила всем агентствам, что готова возглавить Первый канал. Полагаю, отклоненные претенденты на этот пост при внешней любезности глухо ненавидели Влада.

Когда Листьев шел на пост руководителя Первого канала, Борис Березовский, который в ту пору уже был главным акционером, поставил ему жесткое условие: Влад идет один, без „ВИD-овской“ команды. „ВИD“, из которого он вышел, был его опорой много лет. И вдруг — один на чужом поле… Тот, кто создал ему такие условия, был хорошим стратегом. От коллектива, который тебя окружает, зависит многое, если не все. И как только Влад на это повелся! Он пытался формировать новую команду из незнакомых людей, но это давалось ему с трудом. Он был удивительно легким и общительным человеком, просто сходился с людьми. В том числе и с не очень чистоплотными. А по „Останкино“ в то смутное время ходило много всякого сброда. Люди делали деньги буквально из воздуха. И это были очень грязные деньги.

Я ушла из программы „Время“ именно в тот жутковатый период, когда эфир основного информационного выпуска дня стал напоминать передачу „Магазин на диване“. На выпуск то и дело звонил генеральный директор информационной службы Борис Непомнящий и ставил в известность о сюжетах с „джинсой“ (на телевизионном сленге это скрытая реклама). Зачем она нужна и какая от нее польза редакции, сотрудникам, а главное зрителям, нам не объясняли. Известно только, что этот самый Борис Вениаминович Непомнящий в середине девяностых стал одним из признанных телевизионных миллионеров. Вся документация у него, разумеется, сгорела: сначала во время штурма „Останкино“ в 93-м, а потом просто во время пожара, который как-то сам собой, случайно возник ночью у него в кабинете.

Разумеется, Влад обо всем этом знал. Уже будучи генеральным директором, на одном из собраний он сказал буквально следующее: „Мы знаем, кто и сколько ворует и кто с кем связан“. Он часто приближал словами то, что надо было приближать делами. А тут еще с рекламой грянул страшный скандал. Когда „Останкино“ превращалось в ОРТ, Листьев счел, что рекламное время на новом телеканале должен продавать один холдинг, входящий в структуру телекомпании. По мысли Листьева, это помогло бы контролировать потоки рекламных денег. После его гибели победила менее „прозрачная“ схема: эксклюзив на продажу рекламного времени получило не входившее в структуру ОРТ рекламное агентство Сергея Лисовского „Премьер СВ“. А единственным на ОРТ человеком, точно знавшим, как распределяются эти доходы, был коммерческий директор Бадри Патаркацишвили, ближайший соратник Бориса Березовского и его большой приятель.

После убийства Влада главным подозреваемым все называли Сергея Лисовского. Действительно, Листьев своей рекламной реформой автоматически перекрывал ему источник доходов. В тот злополучный период я как раз работала с Лисовским. Я не знаю, каким образом, но именно он был посредником в выпуске на Первом канале программы, которую мы готовили вместе с агентством мировых новостей „Рейтер“. Задолго до рокового первого марта 95-го года Лисовский предупредил нашу команду: „Мы уходим с Первого на другую кнопку. Нас не устраивают условия“. Я точно знаю, что шли переговоры с Пятым, петербургским каналом. Лисовский выбрал метод дипломатии и поиска компромиссов. Да, он был жестким, но не жестоким. Вообще мне кажется, что его кто-то очень грамотно подставил с этим убийством, выбрав именно то время, когда у него, по логике, должен был назреть с Листьевым очевидный для всех конфликт на почве рекламы. Скажите мне, станет ли человек убивать другого, зная, что заподозрят в первую очередь именно его?

Борис Березовский никогда не скрывал, что не Листьева видит на посту генерального директора. Его фаворитом была Ирэна Стефановна Лесневская. Листьев не укладывался в формулу Бориса Абрамыча. К тому же Березовский терпел только одну форму общения: безоговорочное подчинение ему и его интересам вплоть до слепого поклонения. А у Листьева была своя формула телевидения, и он отстаивал ее до конца — и как профессионал, и как личность. Заискивать перед Березовским он не стал с самого начала. Они были на „ты“, я это

точно знаю, и их беседы были довольно жесткими.

Что же случилось поздно вечером 1 марта 1995 года? Был сигнал из спецслужб, занимающихся техническим контролем. Влад позвонил с ОРТ и сказал, что выезжает. Потом был зафиксирован еще один звонок: „Он выехал“. Чей это был звонок — неизвестно. Хотя потом в оперативных сводках все ссылались на какого-то криминального авторитета. Влад подъедет на машине к своему дому на Новокузнецкой и, не заметив ничего подозрительного, вой дет в подъезд. Но там, внутри, он кого-то увидит и бросится бежать по лестнице. Первая пуля попадет ему в спину, вторая, смертельная, — в голову…

.. Через два часа после трагедии в штаб по раскрытию преступления придет анонимный факс с сообщением о том, что основным подозреваемым следует считать Бориса Березовского. После гибели Листьева финансовые потоки Первого канала начнет контролировать ближайший соратник Бориса Березовского — Бадри Патаркацишвили. По подсчетам аналитиков, при объемах потенциального дохода от рекламы в 400 миллионов долларов в год в статью доходов ОРТ попадало не более 100 миллионов долларов.

А еще через 11 месяцев, 25 января 1996 года, в своей квартире, выстрелами в грудь и голову убьют директора рекламного агентства „Время, вперед!“ Олега Слабынько, который в 93-м году был в „Останкино“ генеральным директором. А еще через полтора года, 8 мая 1997 года, будет сбит машиной первый заместитель управляющего делами ОРТ Анатолий Курочкин. 9 июля 2004 года в Москве убьют главного редактора русской версии „Форбс“ Пола Хлебникова, который назвал Бориса Березовского организатором убийства Владислава Листьева и обвинил в разграблении России.

Можно ли было избежать гибели Влада? На мой взгляд, нет. Он был обречен. И дело не только в его личностных качествах, борьбе за профессиональную модель телевидения и стремлении направить рекламные доходы в легальное русло. В стране тогда повсеместно утверждался в правах бандитский капитализм — с молчаливого согласия власти. Его яркий представитель в лице Березовского был вхож в семью Ельцина, был ее спонсором, и это стало знаком для остальных. Этот бандитский капитализм шел напролом, сметая на своем пути все и всех. Листьев хотел ему противостоять, не понимая, что противостоит Системе, одобренной на самом верху. Честное и талантливое телевидение, которое он хотел делать, государству было больше не нужно. Этой Системе надо было либо подчиниться — как это сделали Доренко и Невзоров, при этом умерев морально, либо уходить — как я, либо погибнуть — как Листьев.

В другой стране и в другое время Влад смог бы создать супертелевидение. В России такой руководитель и такой журналист был больше не нужен. Он был препятствием для тех, кто превращал телевидение в совокупность безвкусных зрелищ, заигрываний и кривляний. Впрочем, это было уже не телевидение, а скорее способ получения доходов от рекламы».

* * *

Я скопипастил эти строчки, не поправив ни единой запятой: не хочу, чтобы меня заподозрили в манипулировании чужим мнением. Однако считаю нужным заметить: этот пост несколько эмоционален. И Мишина, по-моему, чересчур строга в отношении своей тезки Лесневской. Я помню, как происходило самовыдвижение Влада на роковую позицию (об этом опять-таки ниже), и считаю, что если бы БАБ желал видеть во главе ОРТ «свою подругу», то сумел бы тогда продавить ее кандидатуру.

В комментариях Ирина тоже, по мне, немного грешит. Вот лишь несколько примеров. Допустим, на вопрос о детях убитого: «А что случилось с его детьми?» — замечает: «Сын умер». При этом Александр Владиславович жив-здоров, вместе со своей очаровательной супругой

Яной растит внука. Возможно, имелся в виду первенец, но его Всевышний прибрал еще в советское время.

Ирина сетует: «Не вписался в эту систему. А вот Якубович ничего, нормалды… долю свою имеет». Вообще не понимаю: Леонид был и остался одним из самых лояльных сподвижников и друзей Влада; что, должен был совершить харакири, уйдя вслед за тем, кому своей ТВ-карьерой обязан? Странно как-то.

«Листьев отстоял бы профессионалов и личности не стал бы изгонять с ТВ… гомосятины на Первом точно было бы меньше. Влад это не переносил. К сожалению, этот канал утратил репутацию „первого“… Мне правда очень жаль», — переживает Мишина. Ну да, она уже не работает на Первом, однако Влад «слил» очень многих профи и мотивировал свои кадровые решения не всегда внятно.

«Его смерть ознаменовала конец эпохи перемен и надежд. На ТВ окончательно пришла цензура, и из искусства оно превратилось в бизнес. Я переживала его смерть и как личную, и как профессиональную трагедию. Были разные предложения. Но в любом случае Листьев отстаивал профессиональную модель ТВ. После него об этом практически никто и не думал. Если бы он был жив, наше телевидение развивалось бы, скорее всего, иначе», — утверждает Мишина. А мне кажется, оно развивалось по тем лекалам, которые именно Влад набросал. Дима Быков через три года после убийства Листьева написал: «Когда перестройка дошла до некоторого предела и обязана была перейти в иное качество, у Еорбачева на это иное качество не хватило храбрости и дальновидности, а у передовой интеллигенции не было уже того кредита народного доверия, которое требовалось для решительного рывка. Пошли пресловутые пустые прилавки, безработица — короче, массы-то еще готовы были терпеть, но интеллигенция, привыкшая быть во всем виноватой, уже сомневалась, а туда ли мы идем. И „Взгляд“ справедливо рассудил, что бороться бессмысленно, — пора расходиться и делать свое дело применительно к реальности. Это ответ истинных прагматиков. Наиболее эгоистичный, но и наиболее здравый выход — он хоть к чему-то ведет. С этого момента „Взгляд“ перестал быть символом свободы и стал символом преуспеяния. Да и „Взгляда“, строго говоря, уже не было: был „ВИD“, в котором тон задавал Листьев. Еоворю именно о тоне, а не о коммерческой, скажем, стороне дела. Листьев первым почувствовал или подумал (хотя я до сих пор не убежден, что он все оценил правильно), что пришла пора равняться на обывателя. Интеллигенция свое сделала: система выглядела разрушенной, а капитализм — завоеванным. Хватит сражаться, пора жить. Политизация отходит в прошлое, „караул устал“, давайте создавать телевидение по западным моделям, но с поправкой на особенности нашего обывателя (определенная зажатость, консерватизм, любовь к стабильности, ностальгия)».

Время, подобно Мефистофелю, провоцирует своих героев, искушая их иллюзией величия. Фауст Николаевич Листьев, которого Время выбрало своим героем в начале 90-х, утратил наитие человеческое, обретя профессиональное; ему показалось, что он может Временем повелевать. И оно отомстило, поставив всех и вся на свои места. Не без любопытства я все эти годы внимал мудовым рыданиям насчет того, каким бы, мол, было наше телевидение, промахнись киллер(ы) 1 марта 1995 года. Честным, правильным, достойным, а не «Фабрикой чудес». Абсурд. Вопрос про курицу и яйцо. Медиа, спору нет, власть № 4, но не ТВ формирует социум, а ровно напротив — СМИ реагируют на требования расклада. Телевидение и его вектор корректируются все тем же Мефистофелем-Временем, а не медиаменеджерами. Останься Листьев во главе ОРТ, сейчас все было бы точно так. Не плохо и не хорошо, а так, как есть и быть должно.

Ну и я не умолчу насчет «тыканья» Листьевым олигарху. Здесь Ирина Мишина нагнетает, что называется. Что такого? Борис был весьма и весьма демократичным. Мы с ним тоже перешли на «ты» после второй или третьей встречи, никакой удали в этом не было. И никакого раздражения у олигарха вызвать не могло.

Замечу, что с моей стороны было бы лояльно по отношению к Владу, но не вполне честно по отношению к читателям умолчать о том, что в Живом Журнале были и совсем другого рода посты. В 15-летнюю годовщину расстрела на Новокузнецкой, 1 марта 2010 года, когда «МК» любезно опубликовал мою полосу «Пристрастный реквием», мне попалась на глаза ЖЖ-реплика «Генерала Иванова» (ник general_ivanov, из «тысячников»):

«Во френдленте вычитал несколько упоминаний о 15-й годовщине убийства Листьева. Событие, понимаешь… Помню, помню. Как телеведущие прерывистыми голосами сообщали о „небывалом, ужасающем преступлений. Как 2 марта был объявлен траур (!). Как что-то там заявлял похмельный Ельцин. Как все обсуждали, выдвигали множество версий. А чего особенного случилось-то? За рекламные миллионы на Первом канале боролись несколько коммерческих структур с различными криминальными крышами (солнцевские, ореховские, измайловские и пр.). Финальный куш того стоил. Наиболее слабые и недальновидные конкуренты отстреливались. В 1994 году грохнули главу торгово-промышленной группы „БСГ“ Глеба Бокия — связанного с Жириком потомка одноименного троцкиста и оккультиста, одного из организаторов красного террора. Тогда же скопытился руководитель компании „Варус-видео“, ставленник некоего грузинского мафиозного клана Топадзе, было совершено покушение на Березовского. Вроде и легендарного лидера „ореховских“ Сильвестра замочили по этой же теме. А в начале 1995-го наступил черед Влада Листьева. Который не просек многих фишек и пытался примазаться к существенной части бабла, даже не обзаведясь четкой крышей. Бывший спортсмен и „взглядовец“ банальным образом зарвался. И лоханулся.

Сейчас в СМИ в связи с „делом Листьева“ принято муссировать исключительно „след“ незабвенного Бориса Абрамыча. Опальный олигарх превратился в далекого и почти безопасного политфрика, на него можно все вешать. Нет, никто не отрицает роли Березовского в кровавых переделах 90-х. Трупов на нем чрезвычайно много. Но почему-то наши храбрые журналисты напрочь забыли о другом фигуранте телерекламных и околомузыкальных разборок тех лет. Также очень кровавых. Речь идет о нынешнем „крепком хозяйственнике“ и „отечественном товаропроизводителе“ Сереже Лисовском. По слухам, решение о ликвидации Листьева принималось на „расширенном совещании“. К которому якобы самое прямое отношение имели и Березовский, и Лисовский, и прочие деятели подобного толка. Участники „совещания“ единогласно вынесли приговор, который через 2–3 дня был приведен в исполнение отмороженными братками. Киллеров убрали, часть сыскарей по данному делу убрали. Две квартиры, три машины, акции „ВПОа“, шесть участков и дач в Подмосковье, счет в Швейцарии и кое-что еще (всего — на 16 миллионов долларов) унаследовали листьевская вдова Альбина Назимова и ее любовник, затем — муж, „авторитетный телеперсонаж Андрей Разбаш (тоже сейчас в земле; кстати, поговаривают, Назимова и Разбаш были в курсе готовящегося убийства). Рекламное время на ОРТ заполучил Лисовский. Березовский обиделся на него, пытался убить, но в конце концов стороны пришли к консенсусу. Позже экс-математик и олигарх number one, «диссидент» Борис Абрамович просаживал остатки денег в Лондоне, изредка радуя российскую прессу очередными „оппозиционным^ чудачествами. Бывший диск-жокей и инструктор райкома ВЛКСМ, «патриот» Сергей Федорович возглавлял совет директоров агропромышленного комплекса „Моссельпром“, сенаторствует в Совфеде от Курганской области и яростно борется с американскими окорочками. Посредственный журналист и шоумен, незадачливый бизнесмен Владислав Николаевич покоится на Ваганьковском кладбище. Скоропостижно и своевременно скончавшийся Андрей Леонидович, оставивший Альбиночке 75 миллионов бакинских, занимает могилку на Лайковском кладбище. Веселая вдова называет себя „декоратором“ и обитает в основном во Франции. Всем хорошо, всем спокойно. C’est la vie».

И там вообще какие-то чудовищные комменты.

patriot94

Mar. 1st, 2010 05:37pm (local)

ппкс.

Вообще не понимаю эту скорбь о выскочке, который для страны и Народа ПОЛЕЗНОГО не сделал ничего.

kitaigorod

Mar. 1st, 2010 07:10pm (local)

Неплохо. Меня всегда умилял пафосный траур демократов по «гениальной» жертве этого междусобойчика…

djaglavack

Mar. 1st, 2010 07:29pm (local)

Время другое было. Еще советская простота и лоховство из извилин не выветрились. Сердца у людей еще не очерствели, как сейчас, когда кроме денег и вне денег никто ничего серьезно не воспринимает. Короче, в 1995 г. я, тогда 17-летний мальчишка, — плакал. А сейчас, попади я в то время, наверное, только бы деньги делал, делал, делал, делал, делал, делал. Ах, было же время, когда можно было подняться! Когда квартиры в Казани стоили 7–8 тысяч баксов, когда дачу с домиком можно было за 700 баксов купить… Когда за бутылку коньяка можно было дела продвигать и т. д. Не повторится это чудо вновь. Пока лохи о Листьеве плакали, умные люди вырывали свой кусок недооцененных активов!

Попадались мне и относительно нейтральные отзывы; например: «Для Коржакова Листьев действительно был идеальной наивной фигурой. На ОРТ он хотел быть продюсером развлекательных программ и не видел себя ни в чем большем. Правда, Коржаков и Комельков требовали от Листьева совсем другого: подчинения всего рекламного рынка на ОРТ, причем все средства, вырученные от реализации рекламного времени, должны поступать на счета, подконтрольные СБП Коржакова. Листьев ждал в те дни представителей солнцевской группировки, которые должны были прийти к нему с требованием отступного в несколько миллионов долларов, так как проект, в котором они были заинтересованы, оказался Листьевым провален. Листьев просил Комелькова вмешаться и оградить его от денежных домогательств „братков“. Простейшей формой защиты, как полагал Листьев, был бы отказ им в выдаче пропусков в здание на Останкино. Факт выдачи пропусков „солнцевским“ представителям означал для Листьева, что Комельков и кураторы из СБП его бросили. Возможно, соответствующее указание от Комелькова получили именно „солнцевские“ бандиты. 1 марта 1995 г. Листьева не стало. Он был убит в подъезде своего дома. Предположить, что Комельков провел эту операцию без указания Коржакова, невозможно».

Меня совершенно деморализовали читательские отклики на материалы, посвященные 15-летней годовщине гибели Листьева. Конечно, правы коллеги, которые говорят, что комментарии пишут в основном «моральные уроды» и «сетевые дрочеры», пытающиеся таким образом «^компенсироваться». Но все-таки, по мне, несправедливо злобствовать в отношении расстрелянного кумира только потому, что он не бедствовал материально.

Есть особый жанр лаконичных комментов в Интернете. Речь идет не о трепетном развертывании тезисов, не о яростной полемике, нет. Здравствует достаточно обширная категория сетевых комментаторов, которые ограничиваются высказываниями типа «Опарыш!», «В Израиль», «Молчал бы уже». Из-за этого подавляющее большинство социально значимых ратуют за истребление анонимности в Интернете. Тем более что, допустим, с точки зрения спецслужб, никакой анонимности там нет.

Удивительно, но своя доза яда находится у этих ущербных для всех. Без исключения. В том числе и для тех, кто, с точки зрения социума, почти что канонизирован. Жесткий чулпангейт это подтвердил. Даже для Хаматовой, чья миссия, вне сомнения, благородна, эти любители спустить яд нашли в своем лексиконе пару-тройку гадостей. Они бы и мать Терезу порвали, как Тузик грелку, если бы она вела ЖЖ или выкладывала что-нибудь на Youtube.

Любопытно, что основной аргумент этого рода анонимов — «А ты кто такой?». Напомню, что этот истерический вопрос тов. Паниковского Остапу Бендеру носил совершенно риторический характер. Вопрошавший, конечно же, знал на него ответ. В Сети, как и в незабвенной сцене из «Золотого теленка», этот клич тождествен насупленному утверждению «Ты — никто». И задается он, естественно, теми, кто по сути-то есть НИКТО. И останется никем. Сетевое чмо прекрасно это про себя понимает. Это так называемая проекция. Ведь один из самых популярных упреков несчастных анонимов — зависть. Вот, например, написал публицист нечто о Михаиле Прохорове. И что? Самые слюновитые отклики в основе своей имеют тривиальную посылку: «Ты, сука, завидуешь, потому что Прохор-то богатый и красивый». Вне сомнений, это предположение приходит в голову завистливым. В первую очередь именно завистливым. Более того, человек набирающий на клавиатуре слово «опарыш», адресованное автору некоего текста, вызвавшего как бы недовольство, по сути-то себя ощущает этой самой личинкой. Ему плохо. Жена не дала (или муж изменил), на работе неприятности, соседи обижают. Единственная возможность как-то компенсироваться: бежать из оффлайна туда, где его не знают, и быстро-быстро выкрикнуть что-то неприятное. В реальной жизни такие комментаторы рисковали бы получить по морде. За любое из такого рода высказываний. Более того, в реале всегда есть опция взаимной коммуникации. Контраргумента. Диалога, наконец. Прекрасную зарисовку видел в Facebook’e у Миши Дегтяря:

«Сегодня очищал машину от снега. Злобную тетку увидел еще метров за двадцать. Такие обычно знают, как себя нужно в церкви вести. Лет 65. Сухие губы, злобный взгляд, черный платок. Подходит ближе. Вижу, что хочет грубость сказать. И точно:

— Ну что, не нравится тебе НАША зима?

Вопрос года… Обычно сразу посылаю, но здесь захотелось по-другому.

— Тетка, — отвечаю, — я свой. Еврей!..

Взглянула недобро, но ответила:

— Я думала, чурка.

И пошла себе».

Вот и поговорили. Да. Тетка не знает интернетов. Но внучок ее вполне может на какой-нибудь сетевой пассаж того же великолепного мегарепортера Дегтяря излить стакан слюны. Безнаказанно. Без всякого риска получить в ответ не то что весомую оплеуху, но даже остроумную реплику. Но на самом деле запрещать анонимные извержения тупой злости в Сети нельзя. Ни в коем случае. Потому что бессмысленные ядовитые комменты для этих ущербных комментаторов — отдушина. Они имеют дешевую возможность разрядиться и вновь подставить спины под плеть своего несчастливого быта. А если ограничить уродцев в этих болезненных упражнениях, неведомо к чему они в результате придут. Может, начнут просто мелко гадить соседям, а может, и младенцев станут душить. Помню, смотрел сюжет про какого-то киевского живодера, методично истреблявшего четвероногих. По мнению людей, знавших паренька, он в целом-то был «культурный», тихий ребенок. А родители запретили ему часами за компом просиживать, чтобы «зрение не испортил». Вот мальчик и реализовал свою тягу к прекрасному. Отомстил мирозданию, как смог. Право, лучше бы ослеп вовсе малолетний садист. Хотя, с другой стороны, помню, на записи программы «Право голоса» не без изумления узнал, что знаменитый главред культового мужского глянца в детстве истязал кошек. И Николай пытался доказать собравшимся в студии, что это, мол, нормально. «И все мальчики так делают». Не все. Нет. Не все так делают. Однако вот ведь что занимательно: из юного живодера может вырасти любимец публики, востребованный руководитель. Это не весело. И не грустно. Это так, как есть. Пусть растут все цветы? Ну-ну. Пусть растут.

Не знаю, надо ли с этим сражаться? И со всякими прочими сетевыми недугами? С бесконечным нашим самоедством? Некоторые пытаются. Прекрасно написал об этом Максим Кантор, один из немногих современников, общение с которым меня лично перепахало:

«Мы русские — разве этого мало? Это отдельная цивилизация с отдельной географией, историей, обычаями, привычками и физиогномикой, она абсолютно ни на кого не похожа. Британский историк философии Арнольд Тойнби, например, называет ее православной цивилизацией.

В абсолютно неистребимом комплексе неполноценности, которым страдают все наши интеллектуалы. Почему надо хаять свое прошлое и свою страну и в этом находить удовольствие, я понять не могу! И вот весь этот комплекс зависти, стремления подглядеть, что в тарелке у соседа, в сочетании с величайшими порывами благородства и самопожертвования — это и есть, по-моему, загадка русской души. Такого комплекса неполноценности, который переживает русская интеллигенция, я не могу себе вообразить ни в Германии, ни во Франции… Представить себе, что француз страдает от того, что он не похож на англичанина, — нереально! И даже англичане, которые не могут научиться варить картошку, чтобы ее можно было съесть, переезжая во Францию, где все очень вкусно, не испытывают ни перед кем такого комплекса.

В самой категории сомнения ничего дурного нет. Рефлексия — это очень хорошее качество. Когда общество разделилось на славянофилов и западников, это было крайне продуктивно: и тот и другой путь своим конфликтом стимулировали страну к развитию. Аксаков, Киреевский, Чаадаев, Хомяков, Белинский, Герцен — они могли быть не в согласии, но это не означало, что они друг друга подсиживали, писали доносы в партийные организации и требовали изгнать своего оппонента из профессии. Они предлагали рецепты развития общества, исходя из идеи всемирной истории. Всем русским мыслителям казалось, что мы не до конца соответствуем своему историческому предназначению. Любая культура переживает этот дуализм, Россия в этом смысле не исключение.

Русские, когда определяли свой исторический путь, запнулись на определении „кто они?“. Европейцы, азиаты или недоевропейцы, и еще надо учиться быть европейцами?.. Сегодня мы имеем дело не просто с вечным диспутом славянофилов и западников. Нынешние исторические волнения совпали с периодом „холодной войнь", абсолютно идеологизированной и во многом фальшивой пропаганды как со стороны социалистической, так и со стороны капиталистической. Нельзя сказать, что брежневско-хрущевско-андроповская пропаганда все врала, а рейгановская и тэтчеровская говорила одну правду. Врали с двух сторон одинаково безобразно и безбожно.

Но несчастный русский западник оказался жертвой „холодной войньГ. Вот как есть инвалиды Второй мировой, так же есть и инвалиды „холодной“, и им тоже надо выдавать квартиры, пособия и медали. Их обучили, что существует только одна цивилизация — европейская, а русские должны под нее подверстаться. Если бы это сказали Герцену, он бы с ума сошел… Он выступал против европейского мещанства так резко, как не приснится газете „Завтра“. Если цитировать Герцена, то Проханов рядом с ним покажется Шендеровичем».

Помнится, в знаменитом советском лагерном эксперименте, когда в отдельную зону дружно выселили отверженных, они умудрились установить те же зверские порядки унизительного подавления, от которых страдали сами. Причем гораздо более откровенные и жестокие. Конечно, истории ведомы дерзкие оптимисты, «душелюбы и людоведы» типа Виктора Франкла или Эриха Фромма (о беспечно веривших в Человека бодрых подвижниках теплого Ренессанса упоминать не буду), которые допускали наличие в электорате (вернее, человечестве) скромного процента мыслящих, которые живут по принципу «быть», а не «иметь». И живут, не теряя человеческого достоинства. Не теряя ни в каких ситуациях. Вот представители такого человеческого материала могли бы рулить социумом более или менее внятно, полагаю. И поставлять толпе отличных диктаторов (ну что может быть лучше просвещенной и благородной авторитарной власти? Уж точно не порядок туповатого большинства.). Но почему-то такие люди и близко не подходят к вельможным структурам управления. Не заманишь их туда, не прельстишь сладостями чиновничьими. Чувство изящного не позволяет, видимо. Бог весть. Но сложно, право, представить себе академика Лихачева, отважно дебатирующего в Думе с юристом Жириновским. Не потому что покойный. Или академик. А потому что — Лихачев Дмитрий Сергеевич.

Чтобы оценить безрадостные масштабы экзистенциальной катастрофы, достаточно вспомнить старика Зигмунда с его членением личности на три уровня: уровень «оно» (животного, которое хочет все сожрать, всех употребить и ни с кем не поделиться); уровень «сверх Я» (привнесенной морали и ценностей, которым ни один индивид никогда не соответствует); и уровень «Я» — собственно личности, которая истерически мечется посередине, мучимая, с одной стороны, желанием все сожрать, а с другой — чувством собственного несовершенства.

Фрейд был прав — общество, какое ни возьми, с безжалостностью будуарного зеркала отражает эту структуру, напоминающую ступени, по коим «горящая нефть хлещет с этажа на этаж». Любое законченное человеческое формирование — от банды (и государства) до религиозного братства — функционирует, похоже, так же, как сам хищник — homo sapiens. И лишь появляется возможность спесиво наплевать на неудобное «сверх Я», жадное и прожорливое «оно» безжалостно берет верх. То есть стоит заползти туда, где можно цинично забить на все, оскотинивание происходит стремительней юношеского оргазма. И какой человеческий проект вблизи ни рассмотри — везде одно и то же, — идеи неплохи, исполнение — катастрофическое. А если бы это было не так, мы бы и по сей день счастливо и безмятежно жили в традиционном обществе.

Поэтому в любом социуме, который никогда не оправдывает ничьих ожиданий, даже пресловутой «элиты», постоянно возрождается идея «добра и справедливости». Идея, которую обязательно кто-то должен привнести извне. Вот на что нужны варяги. Из этого ведра, кстати, и крылатое выражение «нет пророка в своем отечестве». Внутри, увы, ничего не взрастить, не культивировать — затопчут.

Спрашивается — какой же выход? А его нет. Так и будут чужеродные пророки приносить судьбоносные проекты. Проекты, которые следующие поколения благополучно нивелируют, изгадят — хотя бы потому, что процент «достойных» слишком мал. Мал для того, чтобы переформатировать человечество, пожирающее самое себя. И самой правильной, конечно, была бы реформированная идея каст, предписывающая каждому заниматься тем, к чему предназначен. Просто нельзя тупо опираться на происхождение (да и кто знает, где чьи дети на самом деле…). За распределением младенцев по кастовым категориям присматривать должен отряд продвинутых инопланетян. Которых, в свою очередь, кто-то должен грамотно взрастить. Однако, как говаривал любимый вождь страны бесплатных советов, — попытка не пытка. Разочаровал капитализм? Давайте пробовать новые варианты. Они уже зреют в горах Кавказа, и мятежи арабского мира — это только цветочки.

Ну а Листьев… Листьев тогда, в середине 90-х, верно вычислил флюиды экономического аспекта, но не пожелал идентифицировать себя с величественной Системой. Та же самая история, что и с Ходорковским: получив от системы все, человек самонадеянно пытается обмануть породившее его. Не получается. Почти никогда. Наполеон Бонапарт не смог. Что не уменьшает, впрочем, масштаб личности императора. И Влад тоже воздвиг памятник себе нерукотворный. В форме Колеса Фортуны.

Великолепный ведущий, блистательный шоумен, потрясающей щедрости продюсер, отдававший чемпионски разогнанные им проекты направо и налево, Влад Листьев был героем СВОЕГО времени. Просто он не заметил, когда оно кончилось.

 

I.IV. Операция «Преемник»

После того как первую премию имени Листьева вручили Леониду Парфенову (2010), я обсуждал эту тему с Мукусевым. Владимир мне сказал:

«Вспомним, что в 1995 году, за год до президентских выборов, Березовский, создавая ОРТ, предложил Листьеву стать его главой. Делал он это не только для того, чтобы с помощью настоящей, а не дутой телезвезды модернизировать бывшее ЦТ, но и решить сверхзадачу: новый телеканал должен был заставить страну „проголосовать сердцем“ за президента Ельцина. Убийство Листьева помешало, но не остановило Березовского. Быстро нашлись безымянные тогда „подберезовики“, которые для достижения поставленной цели цинично использовали даже сам факт убийства. Для предвыборной истерии мертвый Листьев был даже полезнее Листьева живого. Сегодня, за год до выборов, задача перед властью стоит прежняя — сохранить свой режим. Конечно, можно написать любые цифры и объявить любые результаты голосования. Но надо хотя бы перед Западом соблюсти какие-то приличия — дескать, у нас, в России, тоже демократия, блин. И вот тут-то и сработает проект „Парфенов“. „Говорил, что у нас телевидение плохое — пожалуйста, делай хорошее“. Конечно, канала ему никто не даст. Власть понимает, что Парфенов — это Листьев „в таблетках“: ни его большого таланта журналиста и телеведущего, организатора телепроизводства, ни его огромной популярности и действительно заслуженной народной любви у Парфенова нет и в помине. Но что-то предвыборное, типа „голосуй сердцем“, во главе чего будет стоять раскрученный к тому времени Парфенов, появится наверняка. А ведь можно было хотя бы сыграть в порядочность. Например, отдать листьевский миллион в фонд помощи семьям погибших журналистов. Создав этот фонд и возглавив его. На сегодня их более двухсот — журналистов, убитых в „демократической России только за то, что они были журналистами, а не представителями другой древнейшей профессии. Но это мы потеряли коллег — семьи потеряли кормильцев. Как живут эти семьи сегодня, особенно в провинции, нетрудно догадаться. Ни учредители премии, ни Парфенов о них не вспомнили. Они думали „о домике в Жаворонках с коровой, да с кабанчиком“. Ведь деньги не пахнут. Даже если они пахнут кровью».

В свое время Анатоль Григории Лысенко, отвечая на вопрос: «Кто у нас теперь „за Листьева“ — Дибров, Парфенов?» — резонно приговорил:

«Дима, конечно, небесталанный человек. Некоторые его вещи я смотрю просто с удовольствием. Но в нем город Ростов, неистребимый Ростов. И за ним, как за Парфеновым, нет жены Лены Чекалиной. Ведь когда Парфенов пришел на ТВ, он хотя и владел очень приличными знаниями — типичный сын учителей, — но был такая глухая провинция! Вологда в нем очень чувствовалась. Хотя этого не отнять, был невероятно трудоспособен. Но за ним стояла Лена Чекалина — со стальной волей, знаниями, жесткостью, неудовлетворенными амбициями. Она вела его по жизни. Или Олег Добродеев и Женя Киселев. Ушел Добродеев, и Киселеву в „Итогах“, кроме бэканья и мэканья, самостоятельно ничего не удалось. „Э-э-э“ он произносил авторски просто блестяще, а больше ничего. Самостоятельность на ТВ — вообще очень редкая штука».

Дмитрий Ольшанский как-то написал у себя в дневнике прекрасное: «Есть „Деды Хасаны“ от „культуры“ — хитрые, циничные, очень небедные люди, сидящие „на хозяйстве“ оркестров, театров, всякой недвижимости и проч. Они стараются дружить с любой властью, поскольку „делают дела“. В 1990-е они были „космополиты“, потом стали „патриоты“, потом будут еще кем-нибудь. Оценивать поступки Башметов, Табаковых, Захаровых и Михалковых с точки зрения интеллигентской нравственной рефлексии бессмысленно. При этом они в каких-то случаях могут быть и талантливыми людьми — подобно тому как директор овощебазы, помимо того, что он вор, ловкач и бандит, в каких-то случаях может за километр отличить плохой огурец от хорошего».

Когда весной 2012 года Леонид пытался на «Дожде» выступить в тандеме с Познером, ироничный Аркадий Кайданов высказался у себя в Facebook’e:

«Помните у Вознесенского: „Не возвращайтесь к былым возлюбленным — былых возлюбленных на свете нет“? Все-таки нельзя возвращаться в эфир после долгого отсутствия в нем. Ничего путного из этого не получается. Не получается даже у самых культовых телеведущих. Все ограничивается краткой радостью узнавания. „И снова здравствуйте!“ Встретив некогда любимого человека, наскоро пообнимавшись и обменявшись ритуальными вопросами, понимаешь, что больше говорить и не о чем. Навскидку: Доренко, мелькнувший на РЕНе, Сорокина — на 5-м, Миткова на своем месте — в новостях НТВ. И что? Да, замечательная Сорокина была вынуждена работать в несколько несвойственном формате. А и все равно. Теперь вот Парфенов. Самый из всех недавно отсутствующий. Телекритики прильнули — что-то ищут, что-то находят, что-то додумывают. Потому как — тоже люди. А новой аудитории — по фиг! Бывшие кумиры не стали хуже. Они просто стали не нужны. Здесь и сейчас. Такие времена. Поэт калибром поменьше и рангом пониже Вознесенского — Николай Ееоргиевич Новиков, — написал:

„Можно в те же вернуться места,

Но вернуться назад невозможной

Может, никто бы и не прочел, но Астафьев взял эти строки эпиграфом к своей „Царь-Рыбе“. Сейчас Парфенов, да и, пожалуй, Познер, пытаются ухватить за хвост свою, кажущуюся им золотой, рыбку — „ДОЖДЬ“. Неа, Познер уже сделал все, что мог. И Парфенов — все, что мог. Его „багатая“ ретруха на Первом временами балансировала на грани хорошего вкуса. Познер — стайер с серьезной подготовкой. Его хватило на „подольше“. У Парфенова оказалась более короткая дыхалка спринтера. Он уже из поколения, которому для успеха было достаточно легковесной нахватанности, личного обаяния и умения талантливо подсунуть российскому телезрителю котлету, давно зажеванную на Западе — инфотеймент, стенд-ап в движении и т. п. Бывшие кумиры ни в чем не виноваты. И никто не виноват. Если бы Пеле и Круифф вышли сейчас на поле — на них посмотрели бы с ностальгической слезой. Минут десять. Мадам Тюссо не напрасно придумала свой Музей восковых фигур».

Я не могу не согласиться с тов. Кайдановым. Однако считаю, что тот проект (Парфенов + Познер) должен был появиться и умереть именно на этом канале. «По Сеньке и шапка». Ребята там работают непрофессиональные, и в таком контексте особенно блистательно смотрится трогательный непрофессионализм признанных отечественных ТВ-мэтров.

Почему-то прихрамывающих балерин не бывает, а вот дикторы (ну хорошо, не дикторы, просто ведущие) с легким дефектом дикции — это у нас нормально.

Ну ладно Познер, человек тотально заслуженный. Ему можно, короче. А вот шикарные перлы парфеновские пропустить было сложно. Ну настолько безграмотные, что хоть сейчас — в пособия журфаковские. Ведь одно дело, когда милая и бесспорно талантливая девочка-актриса Алла Михеева играет в шоу «Вечерний Ургант» начинающую наивную журналистку и с очаровательной улыбкой лепит в студии «я брала репортаж», а другое, когда солидный обладатель «ТЭФИ» и кумир либералов российских на полном серьезе произносит, ничуть не смущаясь: «В разных регионах эта разница разная», «Книга была во многих начитанных домах», «Квартира тоже получила развитие» (о сюжете с недвижимостью бесстыжего РПЦ-олигарха). Спрос разный. От юной певички из начинающей группы и оперной дивы ждут разного (к вопросу о разницах) уровня исполнения.

Все эти образцы — из премьерного, показательного эфира на «Дожде» (последующие не смог себя заставить отсмотреть). И ведь что занимательно. Косноязычие, которое, казалось бы, непростительно даже какому-нибудь гостю эфира, сходит с рук мега-супер-пупер-профи со стажем в четверть века! Уровень журналистики в стране такой, что совершенно не замечают эти ляпы коллеги мэтров, а сами «телелегенды» просто не заморачиваются, поскольку привыкли к тотальному обожанию в медиасреде, которое позволяет им игнорировать рейтинги. Это закономерно. Какова власть, такова и оппозиция. Кремль забивает на общественное мнение, а кремлевские оппоненты — на аудиторию. Важен лишь внутрикомандный расклад. И для тех, и для других. Как это мило.

Еоворят, зависть бывает двух форматов: белая и черная. Завидую ли я Парфенову? Хотел бы я получить премию имени Листьева (статуэтку + миллион) и при этом ритмично объяснить вручившим, что все они — ничтожества, обслуживающие кровавый режим? И да, и нет. Миллион хотел бы, угу, не Перельман я ни разу. Но вот сомневаюсь, что отважился бы на этот подвиг. Подвиг зачитывания обличительного текста перед аудиторией, все прекрасно понимающей.

За двадцать лет до скандального вручения, в декабре 1990-го, тогдашний глава Еостелерадио СССР запретил легендарную программу «Взгляд». И это — лучшее, что советский медиаменеджер Леонид Кравченко сделал для медиаиндустрии. Умирать нужно в срок, без пластических операций, очистительных клизм и аппаратов искусственного дыхания. После расстрела Джона Леннона на вопрос: «Что нужно для воссоединения квартета The Beatles?» — отвечали:

— Три пули. Всего три пули, детка.

Когда ушел из жизни Джордж Харрисон, ответ, естественно, модифицировали: «Две пули».

Что нужно — в контексте расстрела Влада Листьева — для возобновления проекта «Взгляд»? Веерная очередь из «Калашникова», которая уложила бы добрую половину присутствовавших на церемонии парфенизации нашего ТВ. Я спросил экс-коллегу, сидевшего в том зале:

— А правда ли, что Парфенов опоздал на мероприятие?

И ТВ-мэтр в ответ ухмыльнулся:

— Ну как тебе сказать… По-моему, ооочень вовремя. Как всегда, вовремя.

А ведь я помню «взглядовские» баталии: все были такиииими романтиками. А стали такиииииими циниками. Пройдя огонь и воду, испытания медными трубами не выдержали. Гласность заменили на огласку — и все дела.

Но завидую ли я? Риторический вопрос. Все дело в проекции. Завистливому кажется, что все остальные завидуют успеху. Просто последний трактуется по-разному.

Зато когда академика телеакадемии Л. Г. Парфенова на полном серьезе сравнивали с диссидентом-академиком А. Д. Сахаровым, я, право, как бы завидовал тем, кто в интернетах не блуждает и подобные экзерсисы не наблюдает. Это как — в пассаже профессора Преображенского — «советские газеты натощак читать». Когда реформировали (а, ну да, забыл — положено писать «громили» или «разгоняли») киселевское НТВ в 2001 году, коллеги Парфенова всерьез сравнивали себя с моряками утонувшей за год до этого подлодки «Курск». Они реально сходят там с ума «потому что им нечего больше хотеть» (©БГ): останкинская башня радиоактивит их ядовитыми излучениями. Тот факт, что фуа-гра придется заменить куриным паштетом и с французских вин перейти на чилийские, равнозначно мучительной гибели в торпедированной субмарине.

Тогда все, кто могли, обменялись мнениями по поводу выступления Парфенова. Амплитуда мнений впечатляющая: согласно одним, Парфенов — совесть нации, другие же считают его опытным интриганом, который на волне медведевских чаяний антизастоя надеется уловить толстую рыбку в мутной воде — т. е. получить какой-нибудь канал или руководящую должность; ведь унизительно в его не юном возрасте быть рядовым ведущим одного из многочисленных телешоу (далеко не самом рейтинговом к тому же), после того как он уже вполне заслуженно прослыл телегением, порулил в качестве генпродюсера каналом НТВ и поредактировал в качестве главреда еженедельник «Русский Newsweek».

Все существующие объяснения его обличительной речи, произнесенной в адрес коллег, пересекаются лишь по одному параметру — в его демарше ищут смысл. Кто-то считает, что Парфенов не мог скрывать от коллег свои чувства по отношению к унизительной роли, которая отведена честной журналистике в нашем несовершенном государстве, не мог мириться с цензурой, постоянным давлением и гнетущей несвободой. Смысл выступления, таким образом, заключался в расстановке точек над всякими «і».

Другие предположили, что коли речь телезвезды была сбивчива, а текст зачитан по бумажке, что никак не коррелирует с криком души (и, право, трудно смоделировать эмоциональный всплеск, заранее отмеренный/отрезанный), значит, смысл произошедшего заключался в том, что Леониду кто-то сделал предложение, от которого нельзя отказаться. А внутренние метания его чуткой души сказались на манере поведения.

Обе версии герою в целом льстят. Ибо он предстает перед публикой либо отважным идеалистом, рискующим карьерой ради справедливости, либо опытным подковерным игроком с мятущейся порою душой (ведь если бы он был полным негодяем и сознательно подставлял коллег под неприятности — руки не дрожали бы).

Но никто из высказавшихся не предположил, что акция Парфенова абсолютно бессмысленна. Что у телеведущего просто съехала крыша, и он просто не подумал о том, какие могут быть последствия. А ведь именно эта мысль читалась на лицах присутствовавших.

Виделись в глазах топ-телевизионщиков и сочувствие, и легкая растерянность. Досада и понимание, что демарш придется расхлебывать, что называется «всем миром».

Я помню многих. Довелось работать не столько с ними, сколько НА них. Эдуард Сагалаев, который возглавлял перестроечный ТВ-авангард. Режиссер «Взгляда» Иван Демидов, креатививший уникальные жанры. Анатолий Лысенко и Александр Пономарев, которых в «молодежке» называли «зонтиками, по которым стекает кремлевское говно»: они не только определяли стратегию реформ нашего ТВ, но и героически принимали на себя удары сверху, прикрывая ведущих и редакторов, и расплачиваясь за это порой сердечными приступами. Не будь их всех, не было бы, собственно, и премии имени Листьева, поскольку и Влада — как блистательного новатора и безупречного символа — не было бы. Нечего было бы Парфенову вручать.

В 2001 году Леонид Геннадии, грамотно сдав своих однополчан из пресловутого УЖК (Уникального журналистского коллектива) НТВ, возглавил этот канал в качестве генпродюсера.

Даже бессмысленные поступки недалеких людей, у которых могут случаться критические дни (независимо от пола и возраста), неизменно обрастают порой весьма остроумными толкованиями. И Парфенов давал пищу для подобных размышлений не раз — достаточно вспомнить историю его прихода в эфир к Дмитрию Диброву в разгар исторического конфликта на НТВ.

Но ведь не все люди рождаются с мозгом! Многие и без него прекрасно живут, совершают идиотские поступки и бессмысленные действия, которые потом компенсируются чужим идиотизмом, а коллективный разум, пусть и по кривой, но вывозит. И в каждой профессиональной среде есть свои юродивые. Просто медийных лучше видно ввиду специфики СМИ.

Мой вопрос: может ли Леонид Парфенов сделать какой-нибудь проект общественно-политической направленности, созвучный «Взгляду»? Каким ты помнишь его по «молодежке»?

Сергей Ломакин:

— Честно сказать, я невысокого мнения о Парфенове. Я рискую быть немодным, но я не склонен преувеличивать роль Парфенова на российском телевидении. Все, что сделал Парфенов, — это талантливо перенесенные западные программы на российское телевидение. Об оригинальном креативе Парфенова я не могу ничего сказать. Что же касается возможности сделать проект, созвучный «Взгляду», то, думаю, это не про Парфенова. Парфенов всегда был далек от политики, и все его проекты никакого отношения к общественно-политической направленности не имели. Он, скорее, основатель американского направления на нашем телевидении, такого как инфотейнмент. «Мы информируем — вы развлекаетесь». А «Взгляд» исповедовал другой принцип — «Мы информируем — вы думаете».

Анатолий Малкин:

— Нет, не может и не будет. Парфенов всегда был очень талантливым телевизионным персонажем, но при этом был трусоватым и приспособленцем.

Александр Политковский:

— Парфенов сам обозначил себя в пространстве: «не борец»; в речи, которую промямлил по бумажке в присутствии странных людей. Что за сообщество? Угол и Сэги! Из присутствующих точно никто уже не способен руководить подобным «Взляду» проектом. Сытость застит очи.

 

I.V. Справка о результатах проверки «Останкино» (1995)

Российская государственная телерадиокомпания (РГТРК) «Останкино» образована в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 27 декабря 1991 года № 331 на базе упраздненной Всесоюзной государственной телерадиовещательной компании.

Как показала проверка, финансово-хозяйственная политика, проводимая руководством РГТРК «Останкино» не в полной мере осуществлялась в государственных интересах, а заявление бывшего председателя компании Яковлева А. Н. на заседании Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации 10 марта 1995 года «О катастрофической нехватке бюджетных средств на производство и распространение программ» сделано без учета возможностей, предоставленных компании законом «О предприятиях и предпринимательской деятельности». В соответствии с Положением о Российской государственной телерадиокомпании «Останкино», утвержденным Указом Президента Российской Федерации от 2 апреля 1993 года № 421, последняя функционирует в соответствии с указанным законом.

За 1994 год численность сотрудников компании (5218 чел. на 01.04.94) сократилась на 922 человека, из них административно-управленческого персонала — на 51 человека, творческих работников — на 655 и обслуживающего персонала — на 216 человек. То есть на конец 1994 года из общей численности сотрудников компании доля административно-управленческого персонала увеличилась на 6 %, творческих работников уменьшилась на 1,6 % и обслуживающего персонала — на 3,8 %.

В прошлом году основная деятельность компании в области телевидения была направлена в основном не на создание телевизионных программ собственными силами, как прежде, а на их закупку у коммерческих структур. Приказом от 8 июня 1994 года № 198 была образована комиссия по закупкам телепередач, кино- и видеофильмов. Председателем этой комиссии назначен первый заместитель председателя компании Шевелев Г. А., а заместителем — Дмитриев А. А. - заместитель председателя компании. Этим же приказом образованы две рабочие группы: по закупкам литературно-художественных, научно-популярных, музыкально-развлекательных, спортивных, детских и юношеских телепередач, кино- и видеофильмов под руководством Разбаша А. А. - зам. председателя компании и по закупкам информационно-документальных телепередач, кино- и видеофильмов под руководством Шипитько Г. И. - зам. председателя компании.

Положение об этой комиссии не разработано. Протоколы заседаний рабочих групп не велись, хотя закупочная деятельность активизировалась.

Из общей стоимости телепередач IV квартала в сумме 42,8 млрд рублей на покупные затрачено 28,1 млрд рублей и 1638 тыс. долларов США (приблизительно 5,2 млрд рублей) или 78 %, при 24 % вещания этих программ в общем объеме оригинального вещания (1160,2 часа)!!!

В 1994 году средняя стоимость одного часа оригинального вещания на телевидении собственных передач составляла 9,3 млн рублей, совместных — 45,7 млн рублей, покупных -125,8 млн рублей и 2,2 тыс. долларов США.

Стоимость одной собственной программы, например по студии «Эксперимент» в 1994 году, составляла от 9,5 до 24 млн рублей, а стоимость покупной — от 49 млн рублей до 54,2 тыс. долларов США.

Необходимо отметить, что основная часть телепродукции закупалась у сравнительно ограниченного круга частных телекомпаний: «ВИD», «РЕН-ТВ», «АТВ», «АМиК», «Ассоциация содействия развитию детского телевидения Компании ЛТД», «ИнтерВИД», «Видео АРТ» и другие, в состав учредителей которых входят лица, занимавшие ранее или в настоящее время руководящие должности в подразделениях и самой РГТРК «Останкино».

Как правило, закупка телепрограмм производилась у учрежденных ими же коммерческих структур. Причем цены за программы устанавливались без анализа и оценки фактических затрат на их производство.

Например, ТО «Эксперимент» закупало программы в основном у АОЗТ «Телекомпания, ВИD“» (учредители: директор бывшей студии международных программ и видеобмена Любимов А. М., Политковский А. В., Листьев В. Н., бывший директор ТО «Эксперимент» Разбаш А. Л.), а также у корпорации «ИнтерВИД», в состав учредителей которой входят АОЗТ «Телекомпания „ВИD“», Любимов А. М., Листьев В. Н.

Как правило, программы у частных телекомпаний закупались по самым высоким ценам. Например, в январе 1995 года программа «Белый попугай» закуплена по стоимости 35 тыс. долларов США за один выпуск, «Капитал-шоу „Поле Чудес“» — 60 тыс. долларов США, «Политбюро» и «Час Пик» по 17,5 тыс. долларов США!

Сравнение фактических затрат (их обоснованность не проверялась) АОЗТ «Телекомпания, ВИD“» на производство программы «Час Пик» по договору от 18.10.94 № 2588 с закупочной ценой показала, что фактическая стоимость ее (с учетом заложенных в смету накладных расходов в 55 % и рентабельности в 50 %) составила 18,3 млн рублей (6,1 тыс. долларов США), а куплена эта программа за 40 млн рублей (13,4 тыс. долларов США) без учета НДС и спецналога. Прибыльность АОЗТ от этой программы составила 328 %.

В то же время творческие и производственные мощности государственных предприятий РГТРК «Останкино», ТО «Экран» и «ТТЦ» простаивают…

Творческих работников увольняют под любым предлогом или переводят в резерв с минимальной заработной платой. В настоящее время, например, в ТО «Экран» из 300 творческих работников в резерв переведены 250 человек.

За счет бюджетных средств (с разрешения Яковлева А. Н.) оплачивалась работа, заказанная политическими деятелями. Так, директор киностудии «Глобус» Литвак А. А. письмом от 20.06.94 № 14–37 обратился к Яковлеву А. Н. с просьбой оплатить стоимость полнометражного художественного фильма «Завещание Сталина», который был показан по телевидению по просьбе Бурбулиса Г. Э. перед выборами в Государственную думу. Оплата за показ этого фильма должна была быть произведена Бурбулисом Г. Э.

В связи с отказом последнего от оплаты, в июле прошлого года компанией по разрешению Яковлева А. Н. киностудии «Глобус» было перечислено 146 млн рублей (счет № 3 от 01.08.94). По сообщению директора Телерадиофонда Корнилова Ю. П., указанный фильм на хранение в фонд не поступал. Как указывает в своем письме Литвак А. А., кассета с этим фильмом осталась у бывшего председателя РГТРК «Останкино» Брагина и его заместителя Игнатьева — ныне депутата Государственной думы.

Вместо того чтобы заключать договора непосредственно с рекламодателями, рекламное время продавать, как правило, пакетом определенному кругу посредников — «Агентов», основными из которых были коммерческие фирмы «Премьер СВ», «ИнтерВИД», «Видео Интернешнл», «Телекомпания „ВИD“», «Аврора», «Контакт», «ЛогоВАЗ-пресс», студия «Остер».

Явно заниженная стоимость единицы рекламного времени дала возможность «Агентам» наживаться на его перепродаже более мелким коммерческим структурам, включая и иностранные. При этом необходимо отметить, что оплата услуг предприятий Минсвязи России, обеспечивающих распространение рекламы, Телевизионного технического центра оплачивается компанией из бюджетных средств.

Так, в соответствии с договором комиссии № 01/72 от 11 мая 1994 года фирма «INTER VIDEO COMMERCE LTD» (США), являющаяся обладателем прав на коммерческое использование рекламного эфирного времени в телепередачах АО «Телекомпания „ВИD“», «Поле Чудес», «Тема» и «Час Пик» (самая высокая стоимость одной минуты — 13,2 тыс. долларов США), поручила АО «ИнтерВИД» за вознаграждение совершать от ее имени поиск рекламодателей путем заключения соответствующих договоров с последними. АО «ИнтерВИД» платежными поручениями № 44 от 03.06.94, 45 от 07.06.94 и от 30.01.95 перечислил указанной фирме через КБ «Континентбанк» 838,3 тыс. долларов США.

Установлено, что фирма под таким же названием «Интервидео комм ерс» была зарегистрирована 12 августа 1991 года исполкомом народных депутатов г. Москвы за № 801, и от нее по платежному поручению № 376 от 29.12.93 за покупку рекламного времени в РЕТРК «Останкино» поступило 2,1 млн рублей.

Учредителями этой фирмы являются Мережко В. И., Удалов И. А. - один из учредителей АО «ИнтерВИД» и другие.

В марте 1994 года «с целью упорядочения рекламной деятельности» было создано акционерное общество «Реклама-холдинг» с долей компании в его уставном фонде в размере 30 процентов. Соучредителями этого АОЗТ стали в основном «Агенты», скупавшие большую часть рекламного времени в I полугодии: акционерные общества «Видео Интернешнл», «Премьер СВ», «Максима», «ИнтерВИД», «ЛогоВАЗ-пресс», студия «Остер».

Установленные приказом по «Рекламе-холдингу» от 05.08.94 № 7-П с 1 сентября 1994 года расценки 1 минуты рекламного времени в среднем в 1,5 раза, в рейтинговое время более чем в 2 раза, ас 1 ноября 1994 года соответственно в 2,6 и 3,5 раза превышали расценки компании.

Причем в наиболее рейтинговых передачах эфирное рекламное время продавалось по отдельным, еще более высоким, расценкам. Например, в передачах «Поле Чудес» 1 минута рекламного времени с 1 ноября 1994 года без НДС и спецналога стоит 45 тыс. долларов США, художественных фильмов в рубрике «Воскресный кинозал» — 30, телесериале «Дикая Роза» -35 тыс. долларов США. По самым скромным подсчетам, с учетом приказа компании (Яковлев А. Н.) от 20.06.94 № 208, разрешающего размещение рекламы в телепередачах с 1 июля 1994 года только от имени АОЗТ «Реклама-холдинг», последняя во втором полугодии за продажу рекламы должна была получить более 72 млн долларов США, или почти в 2 раза больше, чем по расценкам РЕТРК «Останкино», ив I полугодии 1995 года более чем в 2,5 раза (117,6 млрд рублей). По итогам работы за 1994 год компания от АОЗТ «Реклама-холдинг» дивидендов не получала. С 1 апреля с. г. деятельность ее приостановлена, кредиторская задолженность перед «Останкино» на 01.07.95 составляет 19,0 млрд рублей.

Московской регистрационной палатой АОЗТ «GMS» зарегистрировано 20 апреля 1994 года. В числе учредителей этого общества — АОЗТ «РТВ-ПРЕСС» в лице президента Яковлева A. Н. (бывшего председателя РЕТРК «Останкино»), фонд «Демократия» в лице Беляева А. А., директор и главный инженер Телевизионного технического центра Еорохов В. Н. и Соколов А.B., зять министра связи России — Андреев О. Н. - как физические лица.

Проверкой установлено, что РЕТРК «Останкино» не только не имеет никакой финансовой выгоды от сотрудничества с указанным акционерным обществом, а, наоборот, несет дополнительные расходы бюджетных средств.

Анализ плановых расходов показывает, что компания сняла в 1994 году со счета во Внешторгбанке на командировочные расходы 406,6 тыс. долларов США (при плане 55,0 тыс. долларов США), израсходовала на оплату счетов по использованию каналов связи 2654,88 тыс. долларов США (план 2000,0 тыс. долларов США) и на показ спортивных передач 2882,57 тыс. долларов США (при плане 2058,9 тыс. долларов США).

В 1994 году РГТРК «Останкино» командировало за рубеж 348 человек ив I квартале 1995 года — 37 человек.

Анализ командировок в счет бюджетных средств выявил следующие недостатки:

— приказ № 37-к на командировки 16 представителей компании в различные страны на период ноябрь — декабрь 1993 года был подписан 10.01.94 после самих командировок;

— председатель компании Яковлев А. Н. в соответствии с приказом № 965-к от 26.04.94, 219-к от 02.02.95 направлялся во Францию и Португалию по темам: «Городские свободы», «4-я сессия Независимой комиссии по вопросам народонаселения и уровня жизни» за счет валютных средств компании. Однако в связи с отсутствием бухгалтерских отчетов и отчетов по проделанной работе по этим командировкам целесообразность их финансирования за счет компании и сумму расходов установить не представилось возможным. Кроме того, совместно с председателем Яковлевым А. Н. (приказ № 1276-к от 02.06.94 по теме: «Новые русские инициативы») в США в период с 6 по 20.06.94 командировался Золотов Г. И., который не является сотрудником РГТРК «Останкино» и в приказе на командировку отсутствует. Командировка Золотова Г. И. принесла ущерб 2444 доллара США.

В I квартале 1995 г. на содержание корреспондентских пунктов было израсходовано 311,7 тыс. долларов США при смете 332,5 тыс. долларов США (приложение № 8). Однако корпункты, расположенные в АРЕ, Болгарии, Бразилии, Венгрии, Германии, Испании, Румынии, ЮАР, допустили перерасход.

Установить конкретно, по каким статьям сметы допущен перерасход, из представленных документов не представилось возможным. С прекращением телевещания РГТРК «Останкино», в связи с образованием АОЗТ ОРТ сотрудники уволились из компании, забрав с собой безвозмездно собранный видеофонд, созданный за государственные средства. В соответствии с распоряжением ПравительстваРФ от 21 января 1995 года № 97-р государственная доля акций в размере 51 % в АОЗТ ОРТ распределена между государственными предприятиями-учредителями следующим образом: РГТРК «Останкино» — 9 %, ИТАР-ТАСС -3 %, государственное предприятие «Телевизионный технический центр» — 3 %, Госкомимущество России — 36 процентов. Остальная доля согласно Уставу АОЗТ ОРТ принадлежит: АО «Ассоциация независимых телекомпаний» — 3 %, АО «ЛогоВАЗ» — 8 %, Национальному фонду спорта Российской Федерации — 2 %, банку «МЕНАТЕП» — 5 %, АКБ «Национальный кредит» — 5 %, АКБ «Столичный» — 5 %, РАО «Газпром» — 3 %, КИБ «Альфа-Банк» — 5 %, АКБ «Объединенный банк» — 8 %, АО торговая компания «Микродин» -5 %.

Проверкой установлено, что Госкомимущество России в счет своей доли в уставном капитале передало на баланс АОЗТ ОРТ имущество корпунктов в Индии, Германии, ЮАР, Чили, Великобритании, Испании, Бразилии и Болгарии только на сумму 3,15 млрд рублей, или 31,5 % уставного капитала. Причем стоимость переданного имущества определена не по рыночным ценам, сложившимся на 1 января 1995 года, как установлено распоряжением Правительства Российской Федерации от 4 апреля 1995 года № 435-р, а по балансовой стоимости.

Телевизионный технический центр, РГТРК «Останкино» и ИТАР-ТАСС свою долю акций не выкупили. По сообщению генерального директора АОЗТ ОРТ Благоволина С. Е., 50 % уставного капитала по поручению учредителей — коммерческих структур оплатил АКБ «Национальный кредит». Таким образом, государство фактически и юридически потеряло рычаги своего влияния в АОЗТ ОРТ!!!

Необходимо отметить, что АОЗТ ОРТ с 1 апреля 1995 года бесплатно эксплуатирует не вошедшее в уставный капитал имущество остальных 12 загранкорпунктов, 31 корпункта, находящегося на территории Российской Федерации, 22 — в странах СНГ, а также в занимаемых помещениях телецентра балансовой стоимостью 19,6 млрд рублей. Правительство РФ (распоряжение № 435-р) согласилось с АОЗТ ОРТ о выкупе последним указанного имущества, однако по состоянию на 15 июля с. г. оно не только не выкуплено, но даже не определена его стоимость с учетом рыночных цен.

В целом же АОЗТ ОРТ за три месяца своего существования задолжало РГТРК «Останкино» 52 млрд рублей за оборудование и программы, Телевизионному техническому центру — более 10 млрд рублей за предоставленные технические услуги.

* * *

В одном из первых номеров «Нового Взгляда» я опубликовал беседу с Александром Яковлевым, которую записал по моей просьбе лучший интервьюер страны Андрей Ванденко. Цитирую:

— Все возвращается на круги своя. Снова вы на Старой площади, снова в здании ЦК КПСС… Правда, теперь это называется иначе — Администрация Президента России, но ведь не в этом суть. Чисто внешне мало что изменилось: начиная со стен и кабинетов и заканчивая людьми, работающими здесь. По-моему, даже охрана у входа прежняя.

— Охрана, возможно, та же, а в остальном — не согласен. Это место стало другим. Хотя это не означает, что я отвергаю или осуждаю прошлое. Скажем, о Старой площади образца 1985 года у меня хорошие воспоминания. Тешу себя надеждой, что мне удалось тогда многое сделать для страны. Да и сейчас я здесь занимаюсь, на мой взгляд, нужным делом, возглавляя президентскую комиссию по реабилитации жертв политических репрессий. Дай бог, чтобы еще кто-то сделал для людей столько, сколько эта комиссия. Чего стоит лишь работа по восстановлению честных имен пяти с лишним миллионов советских военнопленных, прошедших не только через гитлеровские концлагеря, но и через фильтрацию сталинского ГУЛАГа? Нет, я не чувствую ущербности из-за того, что снова вернулся на Старую площадь.

— Эпитет вечного агитпроповца вас обижает?

— Нет, почему же? Спросите у главных редакторов газет и журналов, кто из них имеет на меня зуб? Конечно, кроме «Правды», «Советской России», «Московского литератора» и «Литературной России», с редакциями которых меня связывает старая «дружба». Если удастся найти достаточно денег, я обязательно издам два сборника, где без всяких комментариев дословно воспроизведу статьи и письма из «Правды» за 1937–1938 и за 1949–1950 годы. Напечатаю все те доносы и подметные письма, из-за которых потом расстреливали ни в чем не повинных людей. Одного опасаюсь: сборники получатся очень толстые. Интересно, как отзовутся на эти свидетельства истории в той же «Правде», которая сегодня берется учить демократии?.. Нет, я не стыжусь своей работы в агитпропе — ни до поездки послом в Канаду, ни после, с 1985 по 91-й год.

— В первую очередь зрелища?

— Нет, все-таки сначала — хлеб. Я, например, недоволен экономическим вещанием. Сейчас, в переходный период, необходима азбука рыночной экономики. Многие люди ведь страдают из-за собственного незнания. Нужна новая форма традиционных экономических материалов, которая поможет нашим согражданам найти себя в это трудное время.

— Александр Николаевич, вы словно сознательно упрощаете мои вопросы и тем самым уходите от ответов. Вам ли не знать, что и хлеб, и зрелища — это все же не главное. Телевидение — мощное оружие, которое понадобится в открывающемся скоро забеге в президентское кресло. Придут ребята с тугими кошельками, и очередная Мария из очередной мыльной оперы запоет те песни, которые ей закажут. Разве то, что заказное убийство стоит сегодня 5-10 тысяч долларов, а минута рекламы на телевидении чуть ли не вдвое дороже, не является косвенным доказательством, что любые попытки реформировать телевидение обречены на провал? Там, где крутятся такие фантастические суммы, убрать любого неугодного, посягнувшего на кормушку, элементарно просто. Жизнь дешевле рекламного ролика.

— Да, мне неоднократно угрожали. По телефону звонили… И дома доставали. Мне даже пришлось сменить номер телефона. Правда, на днях опять кто-то позвонил, грязно выругался и обозвал меня троцкистом. Почему вдруг троцкистом? Я так и не понял. Всякое было. К примеру, мне перед дверью квартиры похоронные венки ставили. Как бы на мою будущую могилку… Но не нужно об этом. Понимаете, это все сказки про белого бычка. Подобные приемчики рассчитаны на слабонервных. Используются разные методы. Например, слухи распускаются теми, кто таким образом пытается скомпрометировать нашу работу и решить свои цели. Ничего у них не получится. Это только кажется, что нами можно манипулировать, а жизнь человеческая дешевле ролика. На самом деле все гораздо сложнее.

— Вас не смущает обилие скрытой рекламы на телеканале, когда под видом интересного гостя приглашают в студию бизнесмена или политика, готового заплатить программе за свой выход в эфир круглую сумму, либо же когда пускают в новостийном выпуске сюжет о передовике капиталистического соревнования, щедро оплатившем съемку?

— Не смущает. Я сам прошу чаще показывать примеры передового опыта. Хватит гнать с экрана несуразицу всякую. Скрытая реклама? Слава тебе господи, что есть еще кого рекламировать! Одно не понимаю: почему надо сразу думать, что за каждым таким сюжетом стоят деньги?

— Потому что они, как правило, стоят.

— Вы можете привести конкретный пример? Назовите.

— Александр Николаевич, ситуация примерно как с договорными матчами в футболе: все знают об их существовании, но доказать что-либо трудно. Особенно если играют большие мастера и все делают аккуратно, так, чтобы никто не мог придраться.

— Верно, скрытая реклама наиболее труднодоказуема. И все-таки я пытаюсь навести финансовый порядок. Сейчас я, к примеру, запретил бартерные сделки. Речь об обмене кино на рекламное время. Допустим, вы даете мне для показа какой-нибудь сериал, а я за это предоставляю вам часы для рекламы на Первом канале. Почему я эту лавочку поломал? Во-первых, из-за раздражения низким качеством ряда этих фильмов. Я-то знаю, что предлагаемые нам «шедевры» идут только в глухой американской провинции, меня в этом отношении трудно обмануть. Слава богу, проработал одиннадцать лет в Канаде и США. Опыт есть. Но качество кинопродукции — лишь одна причина, по которой я отказался от бартера. В этой форме заложена возможность незаконно наживаться. Внешне все чин по чину, заключен договор, под который никакие юристы не подкопаются. Однако ведь реальная разница в цене фильма и стоимости отводимого рекламного времени колоссальная! В прайм-тайм за рекламную минуту надо платить 15–18 тысяч долларов. А сколько платят? Куда девается вилка между называемой суммой и выплачиваемой? Поэтому я выступил против бартера. Тогда и посыпались в мой адрес угрозы. Ну ничего. Сейчас старые долги закроем — по ранее полученным таким способом фильмам и — точка. Отныне всем рекламным хозяйством заведует «Реклама-холдинг», реклама на экран попадает только через него. Этот холдинг набирает рекламу для всех программ. Без исключения. И для «Поля чудес», и для «Новостей ИТА».

— Поэтому-то люди и вынуждены заниматься скрытой рекламой, чтобы лишнюю копейку заработать.

— Именно копейку. Большинство работников телевидения находятся в жутком материальном положении, зарабатывают сущие гроши. Поэтому мне совершенно не жалко, если люди получают возможность для дополнительной подработки. Если мне докладывают, что видеомонтажница в нашей студии выполняет заказ постороннего клиента, у меня рука не поднимется наказать эту женщину. Я ведь знаю, что у нее зарплата 80 тысяч рублей и двое детей дома.

— Александр Николаевич, опять вы пытаетесь разговор на другое перевести. Скрытая реклама и левая халтура рядовой монтажницы — это разные вещи.

— Вы можете четко сформулировать критерии, что подпадает под определение «скрытая реклама»? Когда я шел в «Останкино», я слышал много разговоров о том, что тут все коррумпировано и продано. Поэтому еще в том первом разговоре с президентом я попросил направить на телевидение компетентную комиссию для разбирательства. Три месяца она работала. И что? А ничего! В отчете комиссии встречаются такие формулировки: возможные потери, по нашим предположениям, составляют… Предполагать можно что угодно. Факты давайте! А их нет.

— И тем не менее я много раз слышал, как останкинские старожилы сравнивают свое родное телевидение с гадюшником. Мол, этот клубок никакому Яковлеву не распутать, его, клубок, надо раздавить, а затем уже строить новое ТВ.

— Я категорически не согласен с такой точкой зрения. Да, я знаю, что есть телевизионщики, которые позволяют себе в таком тоне отзываться о своем месте работы. По-моему, это просто непорядочно. У меня есть большой соблазн повыгонять из «Останкина» людей, которые пачкают подобными разговорами свою фирму. Понимаете, удел смельчаков, рассуждающих о гадюшнике в «Останкине», шептать свои мерзости из-за угла. Например. Наша страна ведет важные переговоры с правительством другого государства. И вдруг у нас появляется передача, сделанная словно по заказу оппозиции тех властей, с которыми мы имеем официальные отношения. Выход этой программы в эфир означал бы срыв трудных переговоров. Естественно, я придерживаю передачу. Тут же в трех газетах появляются статьи, авторы которых поднимают крик о введении в «Останкине» цензуры. Я не говорю о том, что и эти публикации, и сама программа оплачены оппозицией, хотя и такое предположить нетрудно. Меня возмущает другое: легкость, с которой телевизионщики бросаются хаять родную фирму. Я пока до этого не дошел, долго терпел, но скоро, кажется, решусь: за дурные слова, да еще без фактов, сказанные об «Останкине» за пределами нашего дома, буду безжалостно увольнять. Это нормальная мировая практика: не гадь, где работаешь. Не нравится у нас — уходи и тогда критикуй себе на здоровье. Вы можете себе представить ситуацию, при которой ваш штатный сотрудник отнесет в конкурирующее издание материал, отвергнутый или временно отложенный по каким-либо причинам редколлегией вашей газеты, сопроводив при этом текст припиской о том, в какую плохую и недемократическую газету он попал? Долго этот сотрудник продержится в штате? Ровно столько, сколько по КЗОТу отпущено на увольнение. Кстати, отсутствие корпоративности между газетчиками и телевизионщиками напоминает мне собственноручное намыливание веревки, на которой нас всех и вздернут к радости других ветвей власти — и законодательной, и судебной, и исполнительной. Почему телевидение можно поносить публично? Вы вправе говорить на наших внутренних совещаниях любые вещи, критиковать, негодовать, но никто не волен выносить наши дела на всеобщее обозрение. Это неэтично. Вы знаете, как работает редакционная кухня «Известий» или «Российской газеты»? Нет, потому что это никого не касается. Зато о наших делах все в курсе. Причем информацию обязательно переврут, исказят. Например, рассказали о том, что у председателя «Останкина» лежит на столе приказ не показывать по телевизору ни кошек, ни собак. Дескать, Яковлев не любит животных. Господи, да не было такого! Был разговор о том, что мы без конца показываем в прайм-тайм эти «Виски»… как правильно? «Вискас»? Да-да, «Вискас». Вот я и предложил перенести рассказ об этих кошачьих консервах на более позднее время, чтобы людей не дразнить. Вы же знаете, сколько населения у нас живет за чертой бедности и каким раздражителем для недоедающих является этот «Вискас». Или другая байка. Сами директора студий мне жалуются, что необходимо от балласта отделаться, но не знают, как этого добиться. Я все это слушаю, а потом появляется сплетня, будто Яковлев собирается сокращать штаты «Останкина» на 50 процентов. Откуда взялась эта цифра? Может, на шестьдесят или на сорок. Кто это сочиняет? Все пошло от того, что однажды, отвечая на вопрос, сколько человек у меня работает, я по неосторожности взял и брякнул: половина! Понимаете? Работает половина числящихся в штате. При чем здесь приказ о сокращении? Да, к сожалению, в «Останкине» существует некая распущенность, люди не ценят место, где работают, позволяют себе наговаривать друг на друга. Многое идет от зависти. Государственники считают деньги у частных компаний, те в свою очередь кивают на то, что сидящие на бюджетных дотациях воруют побольше их. Вот и получается склока, когда все кричат: «Держи вора!»

— Опять двадцать пять. Я должен показывать? Неужели нельзя создать службу вроде бюро внутренних расследований, которая и будет вылавливать жуликов вкупе с мастерами скрытой рекламы?

— Можно какие угодно бюро понапридумывать, но повторяю: пока не будет четкого критерия в определении скрытой рекламы, все это бесполезно. В принципе под эту самую рекламу любой материал подогнать несложно. Только в таком случае надо признать, что любое упоминание, появление человека на экране — реклама. Тогда надо телевидение к чертовой матери закрывать! Да, я знаю, что за показ зрителя на трибуне во время футбольного или хоккейного матча операторы берут пятьдесят тысяч рублей. Заплатите сто тысяч, вас два раза покажут. Этот факт мне известен с чужих слов, об остальном я могу только догадываться, однако догадки не являются основанием для оргвыводов. Неужели вы думаете, что оператор мне признается, что берет деньги со зрителей? Как я это докажу? Бегать по трибунам, опрашивать людей, которых по телевизору показали, узнавать, платили они или нет? Вы полагаете, кто-нибудь скажет? Понимаете, слухов вокруг продажности «Останкина» полно, но хоть бы один конкретный сигнал поступил. Я иногда спрашиваю тележурналистов: почему вы не реагируете, когда вас в газетах во взяточничестве обвиняют? А мне отвечают: на суды время терять жаль. Что тут возразишь? Я вам так скажу: если кто-то из наших ведущих мастеров может зарабатывать большие деньги, пусть зарабатывает. Звезды не каждый день рождаются.

* * *

Владимир Мукусев вопрошал: «Что же владело умами тех, кто убрал Влада? Листьев сосредоточил в своих руках не просто владение телевизионной империей под названием,ВИD“, но и огромные материальные средства „ВИDa“. Если бы Влада взяли (а его уже «вели», у меня есть такие сведения), то вместе с Листьевым были бы арестованы не только его личные счета, но и счета всей компании, всех дочерних организаций. А стало быть, „ВИD“ перестал бы существовать. Тем, кто убил Влада, было важно оставить „ВИD“ как данность, убрав оттуда только Листьева и только на нем сосредоточив внимание следствия и общества. В этом случае арестовывались только личные счета Влада».

Компания (как кооператив) была создана с подачи Саши Горожанкина. «Гаража» привел в компанию Андрей Разбаш вместе со Светланой Поповой. Они работали в МИДе, а стали трудится в „ВИDе“. Не то чтобы долго Сашу упрашивали, перспективу он узрел. Текст Разбаша примерно был такой: «Мы умеем снимать да монтировать. Надо, чтобы кто-то это смог продавать». Директором компании стала Попова, а коммерческим Горожанкин. Саша в 15 лет ушел из дома и жизнь знал лучше, чем мальчики-мажоры. И хотя он окончил Московский радиотехнический техникум (1983) и Московский институт связи (1988), Саня отлично понимал в бизнесе. От природы, полагаю.

Скоро застиранные рубашки ведущие «Взгляда» сменили на белоснежные сорочки. Позабыли они про общественный транспорт. Потом, как в случае с Разбашем, дошло и до самолетов. Когда Лист и Люби научились зарабатывать на приглашенных политиках, необходимость в коммерческом наставнике отпала и решением ВИDовского совета Горожанкин был сориентирован на музвещание.

 

I.VI. Резонанс

На следующий день после убийства Влада, в полдень, было приостановлено ТВ-вещание, в эфир выходили только новостные выпуски. В 13:07 Борис Ельцин выступил в прямом эфире и лично признал себя виновным в разгуле преступности в стране.

Антонина Тихомирова, главный редактор журнала «Телеглаз»:

— После его смерти я думала: «Все, не хочу больше, закончилась для меня журналистика». Даже эмоций не было тогда. Ощущение было такое, что тебе по самое плечо отрубили правую руку. И все, ты не знаешь, как дальше существовать. Помню, после прощания с ним цветов осталось тонны четыре. И чтобы как-то забыться, я и еще трое моих коллег всю ночь выкладывали этими цветами длинный коридор в Останкино от его кабинета до лифта. После его смерти я ушла из журналистики на несколько лет, занималась совершенно другим делом.

Маргинальный Александр Проханов в своей газете дал оригинальную трактовку трагедии: «Одаренный Листьев, в отличие от среднеспособных Сорокиных, митковых, Сванидзе и Доренко, не обслуживал воровской ельцинский режим и дикий российский капитализм — он их творил. И по заслугам был оценен хозяевами жизни. Назначение 38-летнего Влада генеральным директором самой крупной телекомпании стало одновременно официальным признанием его в качестве творца победившей криминально-демократической революции… Талантливый Листьев проповедовал либеральную вольницу без конца и края, жажду легкого обогащения и сделался жертвой того, что вызвал к жизни».

Александр Политковский (через сутки после убийства):

— Убили его из-за денег, сейчас все определяют деньги, а точнее — власть и деньги, политика и деньги. Деньги делают политику, а политика делает деньги.

Эдуард Сагалаев (через неделю после убийства):

— Не верю в то, что Влад был убит из-за своей новой работы на ОРТ. Потому что он не имел прямого отношения к тем решениям, которые были приняты относительно рекламы на Первом канале. Люди, которые работают в рекламном бизнесе, прекрасно знают механизм принятия известного решения о запрете рекламы с 1 апреля (1995 года. — Е. Д.). Они знают и инициаторов, и учредителей. И они прекрасно понимают, что далеко не Листьев принимал это решение. И если бы эти люди хотели отменить принятое по рекламе решение, они бы вряд ли стали это делать, да? Они же не дураки, они прекрасно все понимают.

Анатолий Лысенко (через 15 лет после убийства):

— Думаю, что причина личная — коммерческая деятельность Влада… Он кого-то не того кинул, где-то что-то не поделил. Никакой высокой политики там не было.

По версии подполковника Литвиненко за убийством стоял Коржаков: «Если Березовского, который не совсем хорошо в этом разбирался, они могли обмануть, то Листьева — нет. И поэтому Березовскому я сказал: продолжайте делать то, что начал Листьев. И на вас еще раз наедут. Обязательно. Через месяц-два наехали. Березовский рассказал, как все было. „Стрелка“ была назначена у Коржакова в кабинете. Участвовали Березовский, Бадри, Коржаков и Шамиль Тарпищев, который привел с собой каких-то бандитов. Прямо в Кремль. Речь шла об ОРТ. Они в ультимативной форме потребовали от Березовского и Бадри отдать Шамилю весь спортивный блок, чтобы Тарпищев там делал, что хочет. Рекламу ставил, деньги получал Березовский, естественно, понимал, что это будет за телевидение, если все растащить по кускам. Деньги-то он туда вкладывал. А они хотели спортивным блоком пользоваться бесплатно. Вот такой рэкет получается. С этой встречи, как я понял, началась война между Коржаковым и Березовским. Короче, этот наезд показал, что у коржаковской команды был интерес на ТВ и мотив против Листьева. А в 1998 году я получил прямое подтверждение, что Листьева заказал Коржаков. из беседы с заместителем директора ФСБ Трофимовым. Об этом я рассказывал в интервью Доренко после пресс-конференции в ноябре 1998 года».

Не верю я в эту шнягу нервного эфэсбэшника. Стрелки переводятся. Лично мне, напомню, тот же Литвиненко рассказывал, что Бадри просто хотел основательно попугать Листа, но нанятые отморозки «перевыполнили план» и просто грохнули жертву.

Пол Хлебников в своей работе «Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России» писал:

«Первоначально идея приватизации Первого канала принадлежала не Борису Березовскому, а Владу Листьеву, самому популярному в России телеведущему и самому преуспевающему телепродюсеру. В одном из опросов он был назван среди тех, кто пользовался наибольшим доверием в стране — вслед за патриархом Русской православной церкви и острым на язык генералом ВДВ Лебедем. Влад Листьев получил всенародную известность благодаря телепередаче „Взгляд“, которая вышла в эфир в 1988 году и быстро превратилась в арену острой и честной критики компартии. У „Взгляда“ был самый высокий рейтинг в России в течение шести лет, по популярности он не уступал телеигре „Поле Чудес“, еще одному детищу Листьева. Именно Листьев обратился к Березовскому с идеей помочь группе независимых телепродюсеров приватизировать Первый канал. Будучи ведущим продюсером канала и автором идеи приватизации, Листьев считался естественной кандидатурой на пост руководителя новой компании.

Но по мере приближения приватизации Листьев видел: Березовский хочет безраздельно подчинить канал себе. Появились сведения, что Березовский хочет видеть на посту генерального директора другого человека. Кто-то из руководства „ЛогоВАЗа“ проталкивал на эту должность союзницу Березовского — продюсера Ирэну Лесневскую. Но генеральным директором был все-таки назначен Влад Листьев, а заместителем председателя Совета директоров — Березовский. Новых владельцев канала выбирали тайно, на основе личной договоренности. Поскольку по российскому закону приватизация должна проводиться через публичный аукцион, ОРТ с формальной точки зрения приватизировали незаконно. Среди частных акционеров были такие влиятельные организации, как банки „МЕНАТЕП^, „Столичный“, „Альфа“ и „Национальный кредит“, а также „Еазпром“ и „Национальный фонд спорта“. Очевидно, что выбор совладельцев был обусловлен не финансовыми возможностями инвесторов, а их связями с самим Березовским — в реестр акционеров ОРТ не попали такие российские тяжеловесы, как „Лукойл“, „Онэксим-банк“ и „Инкомбанк^ Общий акционерный капитал ОРТ составил два миллиона долларов. Компании Березовского купили 16 процентов акций. Березовский контролировал еще 20 процентов. Таким образом, вложив всего 320 тысяч долларов, он приобрел контроль над самым важным российским телеканалом. Означало ли это, что он будет финансировать текущие затраты ОРТ из своего кармана? Вовсе нет. Предполагалось, что государство, имея 51 процент акций, будет продолжать делать массовые вливания в бюджет телекомпании. Сразу после приватизации ОРТ генеральный директор Влад Листьев решил сосредоточиться на деятельности, из-за которой канал недополучал миллионы долларов: продажу рекламного времени. Он начал вести переговоры с главой „Рекламы-холдинга“ Сергеем Лисовским. Рекламный магнат, по всей видимости, предложил заплатить ОРТ отступные за право распоряжаться рекламой на канале и тем самым сохранить единоличный контроль. Но переговоры затянулись. Листьев знал, что играет с огнем. В одном из докладов сотрудник столичного РУОПа отмечал: Листьев знает, что за ним следят и, возможно, он не доживет до лета. Из этого же доклада следует, что в конце февраля Листьев объяснял ближайшим друзьям, за что его убьют. Когда он решил покончить с монополией на рекламу, к нему явился Лисовский и потребовал возмещения ущерба в размере ста миллионов долларов, пригрозив расправой. Листьев сказал, что нашел европейскую компанию, которая готова заплатить за право распоряжаться рекламным временем на ОРТ даже больше — 200 миллионов долларов. Листьев обратился к главному финансисту ОРТ — Борису Березовскому с просьбой провести операцию по выплате 100 миллионов долларов недовольному Лисовскому. Деньги были переведены на счет одной из компаний Березовского. Но когда Листьев попросил Березовского разблокировать деньги, автомобильный магнат отказался. Березовский туманно пообещал выделить средства через три месяца.

Были и другие версии того, что тогда происходило на ОРТ. По сообщению аналитической службы „Онэксим-банка“, запрет Листьева на рекламу на ОРТ объяснялся просто: он пытался взвинтить цену. Он добивался более выгодных предложений за право распоряжаться рекламой на ОРТ. Лисовский предложил ОРТ 100 миллионов долларов, но Листьев рассчитывал на 170».

* * *

После убийства Листьева состоялось ток-шоу во «взглядовской» студии. На подиуме стояло пустое синее кресло Влада. Любимова на съемке не было, он был за границей. Первым слово взял Разбаш. Затем Демидов. Лысенко. Сагалаев. Про мафию что-то кричала Ирэна Лесневская. Сванидзе призывал Ельцина к ответу. Из концертной студии в режиме телемоста вещал Сергей Доренко, который, как всегда, был неотразим: рассказал, какое впечатление Влад произвел в свое время на бабушку советского шоу-биза Людмилу Еурченко (Доренко с января 1995 года вел на Первом «Версии», что производила компания Лесневской, в сентябре его уже слили). В студии внимание приковывал Костя Эрнст. Не тем, что, в отличие от костюмоносцев, пришел в черной косухе и/или был по-битловски неформален со своей артистической прической. А тем, что не пытался тянуть одеяло на себя, хотя «ВПОовцы»-то знали, что Влад опирался на Костю. В вопросах теоретических, так уж на 90 %.

Андрей Макаров: «На следующий день после гибели Влада мы сидели с Альбиной в их маленькой квартирке и с ужасом наблюдали, как в „Останкино“ (кстати, в той же самой студии) из его смерти политики создавали шоу. Это было ощущение дешевого пиара с привкусом плясок на погосте. В какой-то момент Альбина встала и со словами „Все, больше не могу“ выключила телевизор».

По мне, самым концептуальным моментом того эфира было воспоминание Татьяны Митковой о новогоднем мегаклипе Константина Эрнста «Улыбка»: он в 1993 году собрал ведущих конкурирующих проектов и они вместе с Аллой Пугачевым спели «общую песню», такой телевизионный We Are T e World. Вокалисты: Станислав Бэлза, Иван Демидов, Игорь Кириллов, Евгений Киселев, Дмитрий Крылов, Леонид Якубович, Юрий Николаев, Светлана Моргунова, Леонид Парфенов, Игорь Угольников и «взглядовские» Саши (Любимов + Политковский) дуэтом отвокалившие строчку «Лучше всяких слов взгляды говорят». Так вот, Миткова напомнила: Эрнст поставил Влада в открытие, Первым. Хотя слуха и голоса у того не было. Но был дар.

Дар быть первым.

«Деньги» оперативно тиснули репортаж об этом дне:

«Валерий Горохов, технический директор „Останкино“ (1 марта 1995 года, ночь): „Нас всех это известие застало врасплох. Я звонил своим товарищам, мы даже и не знаем, что думать. Это удар даже не по всем нам, а по «Останкино»“. Скорее всего, весь вопрос в деньгах. „ВИD“ — это же очень непростая компания…»

* * *

Днем 2 марта к милиционеру со станции «Павелецкая-кольцевая», видевшего за два дня до убийства Листьева в вестибюле метро, подошел «сотрудник службы безопасности „ЛогоВАЗа“ и разразился угрозами: сказал, что, «если тот расскажет кому-нибудь о содержании разговора Листьева, будут большие неприятности».

Вечером того же дня была встреча журналистов, посвященная памяти Владислава Листьева. Разбаш спустился в концертный зал. Ему туда надо было, положено. Портрет Листьева в черной рамке на большом экране телевизора. Потом заставка исчезает. Начинает выступать Ельцин. Там, где-то внизу, в концертном зале. Политковский посматривает то на экран, то в окно. Там, вверху — серое небо, внизу — пруд и лысые деревья. Комментариев к выступлению никаких. Кроме скупых матерных. Показали, как сел Ельцин. Как встал Александр Яковлев и попросил у президента разрешения объявить минуту молчания. Даже по телевизору было видно, что все и так молчали. Без разрешения.

Ельцин уехал.

Разбаш на наши вопросы: «Возможно все. Но рекламная версия маловероятна. Их же (рекламные агентства-посредники) тогда сюда никто на порог не пустит. (его прерывает телефонный звонок — абонент просит о пропуске на панихиду). Лисовский вряд ли замешан. Версий очень много, но для того, чтобы разобраться в них, надо знать телевидение».

Валерий Горохов (2 марта 1995 года, день): «Нет, Листьев не был инициатором зажима рекламы. Там ведь все вопросы решаются коллегиально (больше — меньше). Да и вообще он на этой должности и осмотреться не успел. Я не был на том совещании, но совершенно точно знаю, что зажим рекламы — это не инициатива Листьева. Мало того, он был даже равнодушен к этой проблеме. И учтите — решение не было окончательным, все участники совещания договорились, что в прессу интервью по этому поводу давать не будут. А когда информация просочилась, доходы от рекламы сократились чуть ли не в три раза. Это миллионы долларов. А в нашей стране не то что за миллионы, за тысячу убьют. Скандал с Лисовским? Я — свидетель. Скандала не было. Был достаточно обстоятельный разговор, в результате которого мы достигли компромисса. Возможности для решения этих проблем были. Речь идет о другом. Нам всем сейчас, и мне в том числе, страшно стало оставаться на своих постах. И не только потому, что убили Листьева. Нужно знать телевидение».

4 марта, в 10 часов, в церкви Воскресенья Словущего на Успенском Вражке, прошло отпевание убитого. В 13:00 на Ваганьковском кладбище состоялась гражданская панихида, через час его похоронили.

За неделю до интервью Березовского «Коммерсанту» Дмитрий Лесневский дал интервью «Радио „Свобода“»:

«Конфликт возник с самого начала, потому что идея акционирования „Останкино“ была идеей независимых телекомпаний. С этой идеей мы пришли к господину Березовскому два года назад и, по сути, на блюдце подарили ему этот канал. Мы были уверены в его финансовой состоятельности, и мы были уверены в его порядочности. Но за эти два года возникли сомнения, сомнения нарастали, и сегодня мы понимаем, что за человек наш партнер».

 

I.VII. Мукусев о Листьеве

Мое интервью с Владимиром Мукусевым, записанное к 15-летней годовщине расстрела на Новокузнецкой.

— Первого марта 2010 года исполнилось 15 лет со дня убийства Влада Листьева. Ты был его наставником и товарищем. Когда ты видел его в последний раз?

— В январе 1991 года. В родной «молодежке» (Главной редакции программ для молодежи Центрального телевидения. — Е. Д.) шла разборка, суд, а вернее, судилище образца 37-го года. Организатор и главный судья — инструктор отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ некто Александр Пономарев, сунутый к нам начальником редакции агонизирующей коммунистической властью. Подсудимые — я и мое интервью журналу «Огонек». В качестве присяжных несколько десятков моих коллег, с большинством из которых я проехал, пролетел и прошел не одну тысячу километров по нашей стране, работая более десяти лет бок о бок с ними. Радовался общим победам и переживал общие поражения. Дружил, учился, жил, одним словом. С ними сидят и наши молодые коллеги по «Взгляду», в том числе Влад. В упомянутом интервью я, возможно, излишне эмоционально рассказал о том, как умирает «Взгляд», редакция, журналистика в целом. Умирает, потому что появилась возможность не зарабатывать, а воровать деньги: с помощью заказных сюжетов («джинсы» по-нашему), рекламы гастролей попсы и просто рекламы. Появились даже коммерческие структуры, которые от имени «Взгляда» что-то продавали и покупали, не имея никакого на это права. Суда не получилось. А получилась коллективная трусость и предательство. Большинству это было очевидно, и они старались уйти, убежать, провалиться сквозь землю, лишь бы не встретиться со мной взглядом.

После собрания я вывел Листьева в коридор и сказал: «Влад, предлагаю забыть обо всем и поехать со мной в Новосибирск, начать делать новый „Взгляд“, с нуля». Как смог, сказал ему о своих идеях, о том, что хочу создать независимую телекомпанию, потому что «ВИD» тогда уже находился под тотальным контролем властей.

На что он, достав из кармана (впервые мною увиденную) нераспечатанную пачку стодолларовых купюр, риторически спросил: «Ты хочешь, чтобы я вот это променял на Сибирь?» При этом он глядел на меня поверх очков так, что, хотя мы были примерно одного роста, мне казалось, будто он смотрит сверху вниз, как на не очень умного, совсем больного человека, который не понимает элементарных вещей.

Я уже знал, что учредительные документы созданной нами компании нелегально переписаны, и я не только перестал быть одним из ее хозяев, но фамилии моей нет в списке акционеров. Я сказал: «Знаешь, Влад, если так пойдет дело, вы рано или поздно перестреляете друг друга». И в следующий раз я увидел Листьева лежащим в гробу. Причем именно в тех очках. Какая-то шкодливая рука надела ему эти очки. Мог ли я тогда увезти его в Новосибирск? Не думаю. Но точно знаю, что я не имел права произносить фразу, ставшую пророческой.

— Многим смерть Владислава была на руку…

— «Cui prodest?» «Кому выгодно?» — главный вопрос со времен римского права резонно поставил перед собой и первый расследователь дела Листьева. Помнишь ту истерику на всех телеканалах и в газетах: «Убит Листьев. Прошел один день. Прокуратура молчит. Листьев убит, два дня, прокуратура молчит. Три дня, четыре дня и так далее». Вся Москва была буквально заклеена плакатами с одним словом: «Влад». К сожалению, общей истерии поддались и трезвомыслящие журналисты. О «преступной» бездеятельности прокуратуры не писал тогда разве что ленивый. Ежедневно с самого верха от следственной группы требовали не работы, а отчетов с результатами. Все это действительно привело к коллапсу следственной группы. Получить хоть какие-нибудь документы из Останкино было практически невозможно. Следователи вызывали тех, кто был связан с Листьевым по работе. А в ответ получали в их телепередачах обвинения в бездействии. Дошло до идиотизма и издевательства. Уваров посылал свои вопросы в Останкино в письменном виде курьером. А в качестве ответа получал фотографии Листьева в гробу. Теленачальники откровенно издевались над следствием, чувствуя под кремлевской «крышей» полную безопасность. Тома дел Листьева ежедневно буквально вспухали от бесконечных рассказов типа, как я дружил с Владиком, людей, желавших помочь следствию, но не знавших фактически ничего. Обо всем этом мне рассказывал сам Борис Уваров во время многочасовой беседы со мной в прокуратуре, спустя примерно три месяца после трагедии. И этот настоящий профессионал — «важняк», за плечами которого такие дела, как «узбекское», гибель теплохода «Нахимов» и сотня других, — дал слабину. Вероятно, впервые в своей жизни он рассказал о самой перспективной с его точки зрения версии (о причастности к убийству коллег из ближнего окружения) и о том сопротивлении, с которым встретились следователи, в газетном интервью. Реакция была мгновенной. Уварова отстранили от дела, а само дело было развалено. Продолжить расследование с огромным трудом пытались его коллеги. Максимального результата достиг следователь Петр Трибой. Но, по его словам, когда он практически вышел на заказчиков убийства, повторилась история с Уваровым.

Кстати, именно Трибой задал мне сакраментальный вопрос: «Скажите, Владимир, как журналист, получавший в 91-м 150 рублей в месяц, смог заработать в 95-м 16 млн долларов?» Действительно, Влад к началу 1995 года сосредоточил в своих руках значительные материальные средства компании. Тем, кто Влада устранил, надо было сохранить структуру, убрав оттуда Листьева, и только на убийстве и сосредоточить внимание следствия. Понятно, что это всего лишь мои домыслы, не более того.

— Ты не говорил об этом по горячим следам. Было же ток-шоу во «взглядовской» студии.

— О смерти Влада я узнал, находясь в Нижнем Новгороде, из новостей. Это был шок. Полагаю, что он был у всех приглашенных в студию. Но он, этот шок, стал быстро проходить во время того прямого эфира. И вот почему. В нашей Четвертой студии останкинского ТВ, «взглядовской», действительно «взглядовской», студии собрались человек сто — журналисты, политики, артисты.

«Взглядовцев» было всего трое: Политок, Дима Захаров и я. Понятно, что и вести этот эфир должны были бы мы. И нам самим было, что сказать. И вдруг, как нанятый тамада на чужой свадьбе, в студии появился Евгений Киселев. Он начал отрабатывать некий сценарий, в котором, как выяснилось, места для нас, «взглядовцев», не оказалось. Когда мы это осознали, программа закончилась. Но прошел и шок. Я стал смотреть на происходящее совсем другими глазами. Я понял, что Киселева, скорее всего, использовали втемную. Так появилась первая версия — режиссеры этого «шоу» и режиссеры убийства — если не одни и те же люди, то, безусловно, связаны друг с другом. Косвенно эту версию подтвердил и великий Владимир Ворошилов. После прощания с Владом он сказал мне: «А знаешь, почему убийц никогда не найдут? Потому что их никто не видит, хотя они и стояли ближе всех к гробу».

— Листьев в свое время отказался от депутатской гонки, просто напившись в день икс. Как и когда ты узнал, что стал народным избранником?

— В три часа ночи мне позвонили из избирательной комиссии и сказали, что хотя подсчеты только предварительные, но отрыв такой огромный, что меня можно поздравить вполне официально. Толкнул жену, сообщаю ей новость. Таня сонно отвечает: «Никогда раньше не спала с депутатом». Весь пафос ситуации как бы приспустила. Оделись. Таганский гастроном едва ли не единственный в стране работал ночью. Купили армянского коньяка, закуску какую-то, приехали в избирком отмечать. Через пару дней все результаты были обнародованы в прессе.

* * *

Владимир Мукусев, подозреваю, был и остался неисправимым пламенным романтиком, обреченным на правдолюбие. Не желающим идти на компромиссы. А значит — не желающим идти в ногу со временем. И приговоренным к тому, чтобы спотыкаться вновь и вновь. Или, как сам он говорит, наступать на те же грабли. Ну да ладно.

 

I.VIII. Жатва

Сергей Ломакин признался:

— После эфира, на выходные уезжали на «чёсы» по провинции, откуда меньше чем полторы тысячи рублей не привозили — в пять раз больше, чем можно было заработать за месяц напряженной телевизионной работы. Обычно ездили двое ведущих и кто-нибудь из популярных артистов — Фима Смолин, Миша Задорнов. Народ ломился толпами. Стадионы собирали, что не стремились особенно афишировать, — это был все-таки так называемый нетрудовой доход. Тем более в начале 1990 года «Взгляд» был чемпионом рейтинга… Из нас всех только Сашка Любимов понимал главное: ТВ — это не просто площадка, но и инструментарий воздействия — в том числе и на власть. И именно он стал инициатором создания компании «ВИD». При этом более практичные, прагматичные люди, такие как Ирэна Лесневская и Володя Ананич, создали свои каналы, а Саша и прочие просто зарабатывали деньги, «куя железо», вместо того чтобы инвестировать в будущее. Влад тоже сделал ставку на державный Первый канал. Зачем, мол, с лайнера перебираться на какую-то баржу.

* * *

Вскоре после расстрела Листьева изменилась структура собственности компании. Почти все акции Влада унаследовала Альбина. Выйдя замуж за Разбаша, она (и ее новый супруг) консолидировали доли. А потом… Потом все «взглядовцы» расстались с этой бумажной собственностью. Все, кроме одного, — Александра Любимова.

* * *

22 октября 1997 года газета «Московский комсомолец» опубликовала на своих страницах пространную статью журналиста, скрывшегося под инициалами Р. Н., под названием: «В самом громком убийстве 95-го появилась „семейная версия“. Станут ли косвенные улики главными?»

Цитирую:

«Как стало известно „МК“ из источников, заслуживающих доверия, следствие по делу Листьева активно разрабатывает в последнее время так называемую „семейную версию“. В частности, следователей интересуют взаимоотношения внутри треугольника Листьев — Альбина — Разбаш.

Убитый и его жена Альбина были не расписаны. По некоторым сведениям, Листьев собирался уходить от Альбины — встретил другую. Теплые взаимоотношения Альбины и Разбаша стали для всех очевидны уже вскоре после смерти Влада, поскольку они и не думали их скрывать. Все вышеперечисленное уже можно квалифицировать как косвенную улику, на основании которой можно строить обвинение. Заняться „семейной версией“ следствие побудила также внезапная смерть матери Листьева — одной из наследников состояния Влада в телекомпании „ВИD“. Как известно, она странным образом погибла под колесами автомобиля по дороге в магазин. Однако „семейную версию“ можно рассматривать и шире, в рамках телекомпании „ВИD“. Известно, что Листьев в должности гендиректора ОРТ публично высказывался, что не будет на этом посту „человеком «ВИDа»“. Он собирался оставить при себе на канале из передач „ВИDа“ только „Поле Чудес“ и „Угадай мелодию“ (которая тогда готовилась им к эфиру и стала последним проектом Листьева, вышедшим на экраны уже после его гибели). Брожение вокруг „ВИDа“ и его передел не закончены и сегодня. На повестке дня — отстранение от дел ставших ненужными учредителей. Возможно, одним из „ненужных“ людей станет Иван Демидов. Кому в свое время стал ненужным Листьев, следствие продолжает искать теперь и в „семейном“ направлении».

Андрей Разбаш на следующий день после публикации приехал к главреду Павлу Гусеву, и Пал Николаич познакомил его с автором заметки и якобы сказал, что заказчиком публикации являлся Сергей Лисовский. После этого начался цирк. Телевизионщики дали прессуху в Домжуре. Леонид Якубович предложил учредить суд чести для нечистых на руку представителей «четвертой власти», Андрей Разбаш сравнил заказные заметки с заказными убийствами и упомянул «социальное киллерство», Александр Любимов попросил оставить их всех в покое.

Что касается Лиса, то Разбаш заявил:

— Нам нечего делить с Сергеем. У нас разные «поляны» — мы делаем передачи, а он занимается рекламой. Нас просто кто-то захотел столкнуть лбами.

«МК», не озвучив ничего нового, выполнил чудесный маркетинговый маневр. С учетом того, что отчет о пресс-конференции передавали в новостных выпусках федеральных каналов, газета получила раскрутку стоимостью (если посчитать по официальным расценкам) в несколько миллионов. О газете услышали даже в тех регионах, где она не распространялась.

Подозрения в отношении бывших коллег Листа возмутительны + обидны. Да, мотивы были у многих из них. Да чего там: у всех. У всех мотивы были. И не святые там ни разу. Но ни один (ни одна) ни при каких обстоятельствах не пошел бы на такое преступление. Просто другой человеческий материал. Поэтому, собственно, и олигархами никто из них не стал и не станет.

Что касается «МК», то спустя несколько лет редакция повторила свой маркетинговый подвиг. И вновь отреагировал Саша Любимов. Странные люди эти телевизионщики. С одной стороны, их переполняет ощущение собственной значимости в силу огромности их коммуникативного поля. Но с другой — они до конца не могут осознать масштабы этой самой огромности.

Впрочем, все по порядку. В 2001 году пресса, как обычно, отметила день трагической гибели талантливого тележурналиста & народного любимца Владислава Листьева. Газета посвятила этому событию аж целую полосу, подав в жанре художественной чернухи не то реальные, не то вымышленные подробности частной жизни самого популярного в России телеведущего.

Публикация эта так и осталась бы в национальном масштабе незамеченной, если бы не выступление — почти неделю спустя! — в прямом телеэфире другого ведущего. Любимов от имени друзей и родственников Влада Листьева назвал авторов публикации подонками. Так вся страна узнала о том, что существует некоторый текст, глубоко перепахавший близких людей погибшего ТВ-кумира. Результат этой пиаровской акции последовал незамедлительно. Газета, способная спровоцировать человека на подобный поступок, у нас в Отечестве была тогда ровно одна. Поэтому вычислить ее труда не составило. Дата тоже была заведомо известна. Осталось только найти экземпляр у знакомых или в библиотеке и ознакомиться с содержанием. Что и поспешили сделать все любители жареного факта.

Горькая ирония заключается в том, что информация о появлении оскорбительной статьи шла по Москве до телемэтра целую неделю, в то время как он сам сообщил о ней всей державе всего за несколько секунд. Как тут не помянуть премьера Черномырдина и российскую нашу традицию медвежьей услуги! Работникам телевидения следует раз и навсегда усвоить, что любое упоминание газетной публикации в эфире способствует распространению ее в информационном пространстве со скоростью вируса ящура. А написанное пером не сжечь, как больное животное. А еще телезвездам следует знать, что излишние эмоции в эфире так же неуместны, как в авиадиспетчерской или операционной.

 

I.IX. Сергей Лисовский. Стенограммы

В 1998 году тройка журналистов — Лариса Кислинская, Александр Какоткин, Сергей Плужников — опубликовала в «Совсеке» стенограмму переговоров Сергея Лисовского с партнерами (11 утра 17 августа 1995 года, почти полгода спустя трагедии на Новокузнецкой). «Сергей Иванович», упоминаемый в беседе, — лидер ореховской ОПТ Сильвестр.

«1.00. Лисовский (по телефону охране). Вы где сейчас? Значит, слушай, срочно позвони вниз, включи все камеры, там подъедет человек ко мне, машину, его, в общем, всю информацию снять… Але, значит, слушай (смотрит на монитор), сейчас джип подъедет. Его зовут Макаров Юра.

11.9. Л. Зайди, у меня чай убери, потом, когда выйдешь, пригласишь людей. А давно они приехали?

Секретарь. Минут десять.

Л. Что ж ты не сказала?

Секретарь. У вас тут люди сидели.

Л. Да какая разница… Когда приезжают люди — сразу сообщай. Давай пригласи.

Л. Привет. Это у меня секретарша тупая, не предупредила. Присаживайтесь, мужики.

Юра. Ну чего, Сережа? Чем вызвана такая спешка? Мы ж договорились с Сергеем Ивановичем.

Л. Я объясню ситуацию, смотри, что у нас происходит.

Отец Миши Дмитриева стал вести против нас ярую просто войну.

Ю. А как он стал давить?..

Л. Тут вопрос запутанный, он не такой простой, поэтому я более широко охвачу тему.

Миша. Мы-то знаем «Инкомбанк» давно.

Л. Я говорю, как он появился. Значит, где-то около полутора лет наша группа вела работу по созданию рекламного пула, затратили много сил, нервов, денег и так далее. Господин Дмитриев, по сути дела, нам только мешал. Ну, как опытный чиновник такую политику вел, что если мы бы обос. сь, то вот я вам говорил и так далее.

Ю. А есть пепельница?

Л. Возьми на том столе. А если получится, то типа я тут рядом, я помогал. Ну профессиональный чиновник. Не подставляться и в то же время вовремя подсуетиться. Ну, понимаешь, я знаю чиновников уже столько лет. Это их политика.

Ю. Извини, у тебя нет зажигалки?

Л. Не, я не курю. Так вот. Когда мы подписали эти документы, Дмитриева назначил Яковлев президентом от «Останкино», хотя были и другие кандидатуры.

М. Вы подписали документы о том, что вам дали время для рекламы.

Л. Подписали контракт. Начали работать. Все учредители приняли решение, что банк будет наш. «Премьер СВ». Банк «Премьер СВ» зарегистрировал все документы акционеров, с уставным фондом там поработал. Уже месяц практически работал. И вдруг Дмитриев ни с того ни с сего говорит — будет «Инкомбанк». Я вызвал своего коммерческого директора, спросил, в чем проблема с «Пиком-банком», он говорит, что они его вызывали и требуют, чтобы я взял кредит, а я сказал, что без учредителей я не могу. Исполнительный директор реализует решение совета учредителей.

М. Это Кувалдин.

Л. Ну, я говорю, передай Дмитриеву, пусть он выносит этот вопрос на совет учредителей, как решит совет, так и будет, у «Останкино» там тридцать процентов. Он пошел к Дмитриеву-старшему. Тот говорит — ничего не буду выносить. И тут он начал против нас войну. Вот есть какой-то бизнес. Ты продаешь сто телевизоров, которые реально стоят тысячу долларов. Ты их продаешь за тысячу двести. И это твой бизнес. И вдруг тебе говорят, ты у меня купишь эти телевизоры не за тысячу долларов, а за пять. То же самое сейчас делает Дмитриев. Он объявил за цену времени рекламного цену ну минимум в два раза выше, чем может быть. мы хотим нормально работать, мы сейчас на своем месте, он там тоже хочет, пусть получает. Но раз получает, пусть нормально работает.

М. Сейчас основной разговор идет за то, что повысили тарифы, да? Или за что?

Л. Ну да. Одно дело, если ты повысил на пятнадцать процентов.

М. Сереж, это ж Россия, сейчас взяли въе. ли, извини за выражение, подняли арендную плату в пятнадцать раз.

Л. Понимаешь, в чем дело, рекламный бизнес.

М. Мы просто не сильно понимаем, насколько можно повышать все это.

Л. Я тебе объясняю. В России, где угодно, ты знаешь, что реальная цена этой вещи такая…

Ю. Нет, Сереж, я тебе объясняю. Мне кажется, у нас разговор пустой, потому что мы ни в мире шоу-бизнеса, ни как рекламодатели, мы ничего не понимаем, понимаешь. У нас есть другая информация, что это, как ты говоришь, военново или мутилово идет как раз от тебя.

Л. Ребят, вы послушайте.

Ю. Подожди. Мы тебя послушали. это уже в принципе пустой разговор. Мы тебе хотим сказать, что в принципе мы в этих людях заинтересованы. И естественно, мы заинтересованы в банке, поэтому ты уж сейчас никаких шагов не предпринимай до приезда Сергея Ивановича. А если ты будешь предпринимать, мы уже будем это конкретно расценивать, что. ты перешагнул через нас.

М. Ты пойми, в чем дело, Сереж. Мы сами не сторонники какой-то конфронтации. Но в марте месяце был договор и с Кувалдиным, и с Дмитриевым по поводу создания всей этой системы и участия «Инкомбанка» в этих во всех операциях. Понимаешь. Был договор конкретный. Да? Да. Потом был такой момент.

Ну вот третий квартал. Были недорасчеты. В принципе расторгнуть договор могли бы. Но исходя из того, что пошли на компромиссные шаги, и не было смысла так жестко ставить. Но единственное условие было такое, договоренность в марте, что все платежи и счета будут находиться в «Инкомбанке».

Они и находятся. Сейчас, насколько я понимаю, основной момент — это то, что вы хотите закрыть счета и осуществлять платежи через.

Л. Через наш Премьер-банк.

М. Нет, тот договор — я еще раз сделаю акцент — тот договор, который был, и та операция, которая шла, ты сейчас ее пытаешься нарушить. Вот основной вопрос, по которому мы приехали.

Л. Нет проблем. Моя позиция такая. Я об этом договоре не знал и выполнять его не обязан. Согласны?

М. Ну, сразу скажу, что мы не согласны.

Л. Ну, это уже другая история. У Дмитриева всего лишь тридцать процентов, совет учредителей с семьюдесятью процентами примет решение о переводе денег в другой банк. Ваш договор с Дмитриевым и Кувалдиным — это ваши проблемы. Идите и предъявляйте претензии Дмитриеву с Кувалдиным, со мной такого договора не было, так ведь? Кто-то со мной говорил?

М. Понимаешь, никто не разделял на тот момент тебя с Кувалдиным.

Л. Ну, это другая история. Я готов Кувалдину, пожалуйста, любые претензии предъявить. Что хотите, то и делайте, если этот договор был заключен за моей спиной. Я этот договор выполнять не обязан. У нас с вами может быть другой разговор. Либо вы объясняете Дмитриеву, что он должен делать, и мы работаем вместе. Мне очень хочется с вами договориться. Либо пусть Дмитриев повышает хоть в три раза тарифы, что угодно, он придет и уйдет, мы на этом рынке пять лет. Но мы тогда предпримем легальные меры.

М. Сереж, но здесь спорить, кто на этом рынке сколько и кто первым уйдет, — бессмысленно.

Л. А яне спорю. Ребята, вы согласны со мной, что я вам никаких гарантий не давал? Так?

М. Ты лично — нет.

Л. Дальше. У меня 70 процентов в акционерке. Значит, я имею контрольный пакет. Я решаю, что делать. Согласны? Я готов с вами договориться. Но мне хотелось бы, чтобы интересы мои были учтены. На сегодняшний день мои интересы просто растоптаны.

М. Ну, ты так начал речь, что решение акционеров уже выполнено и уже будет принято решение о переводе денег в другой банк. Вот если это решение будет выполнено, тогда, естественно, у нас ни о каком дальнейшем разговоре не может идти речь…

Л. Нет, я предлагаю, что, ребята, давайте вы, как люди, которые держат слово, как я понимаю, и знают, что делать, и могут требовать с других выполнения этих обязательств. Давайте сами сейчас наметим, что будет.

М. Ты уезжаешь на сколько?

Л. Где-то на неделю. В общем, у меня просьба какая — могли бы вы сейчас за эту неделю переговорить с Сергеем Ивановичем по вопросу: мы, допустим, оставляем счета в «Инкомбанке», но не все, часть средств мы пускаем через наш банк, при этом наши банкиры встречаются и решают все так, чтобы были учтены интересы и ваши, и наши. Я в этом тоже очень смутно понимаю. Они там придумают схемы и будут нам докладывать. Учитывая это, семья Дмитриевых ведет себя лояльно в отношении рекламодателей, я не требую, чтобы она обманывала «Останкино», нам это не нужно, пусть «Останкино» получает те деньги, которые получает. Но это должны быть реальные деньги.

М. Сереж, мы не можем оценить реальность каких-то денег.

Л. Я понимаю, мужики, но Дмитриев же на меня грязь льет, мне же это вредит. Вы поймите меня правильно. А я знаю правила игры и понимаю, что должен быть нейтральным. Но он же нарушает все правила.

М. Сереж, подожди, пожалуйста. Пусть девушка принесет нам зажигалочку, у нее есть, мы же просили, а ты, конечно.

Л. Майя, занеси мне зажигалку, пожалуйста. Вот и все.

Ю. Правильно, Сереж, я понимаю, что ты сейчас объясняешь, что ты такой миролюбивый и разговариваешь со всеми вежливо и красиво, но мы примерно представляем, как это было на самом деле, понимаешь?

Л. Ребят, я понимаю, на что вы намекаете. Я действительно знаю, как мои слова можно повернуть. Поэтому поверьте мне, я действительно был очень мягок. Тем более я никогда не позволю себе ни капли угрозы. Действительно это все выглядело очень корректно.

М. А то, что с сыном может что-то случиться, ты разве не говорил?

Л. Это не так звучало. Я говорил: ваш сын не до конца понимает, в какие игры он играет.

М. Ну, не будем за этим столом играть в эти игры. Потому что, когда говорят такие слова, их можно шифрануть так, как их понимаешь, вот как страшно, вот так и расшифровываешь.

Л. Я действительно считаю, что у нас нет реальных причин для конфликта и что их можно решить легальным путем.

Ю. Ну, если быть точным, то происходит то, что ты практически пугаешь нашего человека, то есть пытаешься надавить на нежные струны отца.

М. Он не был наш. Он стал наш, когда завязалась вся эта программа.

Ю. Давай ты не разжигай страсти.

М. Этого не будет. А по поводу тарифных ставок, если они реальны и имеют под собой какую-то базу — это другое.

Л. Ребят, эти ставки нереальны, и потом, он требует быстрого решения.

М. О какой сумме идет речь?

Л. Сорок миллионов долларов. Это нереально.

М. Не, разница какая?

Л. Первоначальный расчет был в районе двадцати. Он был более-менее реальный, хотя мы хотели торговаться на восемнадцать, но, в общем, вот так. Вот цифры. Он просто в два раза поднял все.

М. Давай, Сереж, мы цифры отложим. И разговор отложим. Потому что, если мы будем решать на нашем уровне, получится грубовато и угловато. То есть мы не знаем там всяких банковских моментов, нюансов.

Л. Нет, но он сейчас вызывает бухгалтеров и требует, чтобы уже в пятницу мы приняли решение. Вот в чем дело. Поэтому пусть он сейчас не требует. Мы сейчас готовим свои расчеты, свои обоснования.

М. Он требует по тарифным ставкам или по подписанию договора о том, чтобы все платежи шли через «Инкомбанк»?

Л. Нет, пока сейчас все платежи идут через «Инкомбанк».

М. Итак, какого числа ты вернешься? Сегодня 17-е. 24-го?

Л. 24-го я готов. Будет Сергей Иванович 24-го числа?

М. Да, он будет раньше.

Л. В принципе вы можете встретиться с моими партнерами и без меня.

М. С партнерами мы, конечно, можем поговорить, но мы видим, что все это исходит в основном от тебя, а не от партнеров. Так что давай уже разговаривать с первыми лицами.

Л. Давай уже, если точным быть, 25-го. В четверг.

М. И ты, Сережа, пойми правильно, что у вас состоялся разговор с Сергеем Ивановичем, ты сказал, что никаких движений предпринимать не будешь, и после этого ты уже оказываешь давление на Дмитриева и на его сына. Вот так вот это выглядит для нас, и так оно и есть. Понимаешь?.. Поэтому, Сереж, давай то, что мы сказали, мы сделаем и не будем уже случаев таких допускать.

Л. Господа, со своей стороны, если я обещаю, я выполняю.

Ю. Мы тоже».

Сергей Иванович Тимофеев («Сильвестр», «Иваныч», «Сережа Новгородский») в 1992 году женился на Ольге Жлобинской и получил гражданство Израиля. Позднее Ольга возглавила «Московский торговый банк», где в 1994 году коммерческая структура Бориса Березовского «Автомобильный Всероссийский Альянс» разместила денежные средства. Банк задержал выплату денег Березовскому. 7 июня 1994 года на Новокузнецкой улице у здания «ЛогоВАЗа» был взорван заминированный автомобиль в момент, когда рядом проезжал Березовский. В результате взрыва погиб его водитель, сам Березовский получил ранения. Покушение на Березовского вызвало резонанс в СМИ, президент Ельцин заявил о «криминальном беспределе в России», и вскоре «Московский торговый банк» вернул средства Березовскому.

14 июня Ольга Жлобинская и несколько человек из преступной группировки Тимофеева были задержаны московским РУБОПом. 17 июня была взорвана бомба в офисе «Объединенного банка», основным акционером которого являлся «ЛогоВАЗ». 17 августа состоялся разговор, стенограмма которого приведена выше.

13 сентября 1994 года в 19:0 °Cергей Иванович Тимофеев погиб в шестисотом «мерседесе», который был взорван посредством радиоуправляемого устройства возле здания «Чара-банка» на улице 3-я Тверская-Ямская у дома № 46 города Москвы. По воспоминаниям одного из ближайших сподвижников Сильвестра, бомба могла быть заложена в машину, когда та находилась в мойке. По оценкам специалистов ФСБ, масса тротилового заряда, прикрепленного магнитом к днищу автомобиля, равнялась 400 граммам. Взрыв произошел, как только Сильвестр сел в машину и начал разговаривать по телефону. Корпус сотового телефона отбросило взрывной волной на 11 метров.

 

I.X. Обращение Березовского & Лесневской к президенту Ельцину

Ирэна ЛЕСНЕВСКАЯ:

— Борис Николаевич, я обращаюсь непосредственно к Вам. Я знаю, кто убил Влада. После того как был Вами подписан указ о начале работы НТВ, в ноябре девяносто третьего, по-моему, это было. Я дико возмутилась: как же так! Разговаривая с Вами на даче во время съемок с Эльдаром Александровичем Рязановым, вы мне клялись, что у нас будет альтернативное телевидение, независимое. Туда смогут приходить все независимые телекомпании и делать независимое телевидение. И вдруг одна телекомпания получает в свои руки (за которой стоит один банк) целый канал. Я позвонила Наине Иосифовне. Я плакала, рыдала, объясняла ей, что опять Вас подставили.

… Затем он (Гусинский. — Е. Д.) нас так запугал, что мы подписали совместное соглашение — все телекомпании, — что мы будем на канале НТВ делать свои программы и отдавать на этот канал. Правда, действительно наши программы идут по этому каналу.

После этого буквально через неделю был подписан указ, и НТВ вошло в силу. Через две или три недели нам позвонил один наш знакомый журналист, который работает на НТВ. Сказал: «Вам нужна служба безопасности. Мало ли что, Гусинский вам этого не забудет. Я вам пришлю ребят». Пришли два парня и говорят, что они работали в РИА, что там все разворовали, что они готовы сделать для журналистов готовую структуру, что стоит это недорого — 300–400 тысяч долларов. Мы охнули. У нас таких денег нет. Стали рисовать схемы ликвидации ликвидаторов, уколы зонтиком ит. д. И при этом сказали, что у вас есть партнеры, что вы собираетесь акционировать Первый канал вроде. Вот у Гусинского такая структура, а вы не защищены, как же так?! У вас есть Березовский, у вас там еще кто-то есть, банки. Давайте объединим нас, мы сделаем хорошую структуру. Ну мы попрощались, извинились, сказали, что нам это не нужно, что мы в эти игры не играем… Они пришли через две недели еще раз… попросили, если мы не хотим этого делать, свести с Березовским, потому что Березовскому наверняка будет интересна такая структура. Ну мы, Борис Николаевич, сделали дикую глупость, мы доверчивые люди, мы привели этих людей к Борису Абрамовичу Березовскому. Познакомили. Через две недели был взрыв машины у «ЛогоВАЗа». Борис Абрамович взял их к себе на стажировку, и они стали часто бывать в «ЛогоВАЗе», но на службу их не взяли. Потом, когда произошел взрыв, убийц не нашли, убит был водитель, охранник, ранен Березовский. Акционирование наше прекратилось, все бумаги лежали в непонятных кабинетах, мы думали, что Березовский уже никогда не вернется после такого удара, но в сентябре месяце. эти ребята исчезли, больше мы их не видели. В сентябре возвращается Березовский или где-то в августе, мы приехали в «ЛогоВАЗ» и видим двух Сереж, которые рядом с Березовским, работают у него уже в структуре.

После того как был избран Влад Листьев (о том, как это произошло, будет рассказано ниже. — Е. Д.), я неоднократно видела с Соколовым и Кулешовым Березовского. Они мне жаловались, что он не допускает, что он выгоняет, когда к нему приходят люди, что Березовский не дает им возможности иметь всю информацию, а как же мы будем его охранять, если он все время так себя ведет и высовывается. Что вот у Гусинского там структура работает, а мы вот пытаемся создать, а он нам мешает. И были удивлены, что был избран Влад, а не я генеральным директором. Ну, короче говоря, чтобы Вас не утомлять, после убийства Влада мы поклялись, что мы сделаем все, чтобы, во-первых, узнать, кто это, а во-вторых, отомстить.

Это сделали эти люди по заказу группы «Мост». Эти люди были внедрены к нам, чтобы мы познакомили их с Березовским. Факты подтверждаются.

Борис Николаевич! Нужно сделать все возможное, чтобы этим делом занимался лично Коржаков и ФСК, а не милиция. Потому что сейчас разворачивается версия, и готовы уже люди, которые говорят, что убил Березовский. А дальше расскажет Березовский.

.. Когда нас стали вызывать в прокуратуру и задавать вопросы, мы поняли, что у них одна версия, что убил или Березовский, или его заместитель первый — Бадри Шалвович. Что нити тянутся только к Березовскому. Но мы-то последний год провели вместе и знаем, что это невозможно и немыслимо.

… Мы пришли к Коржакову, потому что мы понимаем, что то, что произошло, — это переворот. Это хуже Белого дома. Это хуже ГКЧП. Это внутри города. Создана огромная структура, которая руководит всем: всеми мафиозными структурами, всеми бандитами, решает, кому жить и кому не жить… Я совершенно не сомневаюсь в том, что логическая цепочка, выстроенная группой «Мост», господином Гусинским, господином Лужковым и той структурой, которая под ними сидит — огромная пирамида со стволами — бывший КГБ, придумала этот иезуитский план убийства Влада.

Борис БЕРЕЗОВСКИЙ:

— Добрый день, Борис Николаевич! Вы знаете, что покушение, которое было на меня совершено седьмого июля прошлого года (кстати, на той же Новокузнецкой улице, где жил Листьев. — Е. Д.), не было раскрыто, хотя Вы дали прямые указания министрам серьезно заняться этим делом. Но тем не менее время от времени у меня появлялись сотрудники районного управления, Москворецкого, с теми или иными версиями. Совсем недавно они активизировали свое появление. Наверное, три недели тому назад. Они пришли и привели с собой еще одного человека. Ко мне пришел Кожевин Сергей Львович, его помощник. Они привели человека, которого они представили как человека — «вора в законе». И сказали, что этот человек знает, кто заказывал на меня убийство в прошлый раз и сейчас на меня готовит новое покушение. За то, чтобы открыть, кто это делал, кто задумал, они потребовали гарантии, не они, а этот «вор в законе». Гарантии в виде оплаты и гарантии в виде защиты его от дальнейших действий, которые могут создать для него проблемы, Это все происходило в присутствии сотрудников РУВД Москворецкого. Собственно, они и были инициаторами этой встречи. Я сказал, что я должен подумать, и спросил, о какой сумме идет речь. Они мне назвали общую сумму в 500 тысяч долларов, сказали, что я могу выплачивать ее частями. К следующей встрече я должен был дать ответ. Я попросил своих сотрудников безопасности Сергея Соколова и Сергея Кулешова записать наш разговор на аудио- и видеопленку, чтобы иметь доказательства того, что меня шантажировали. Этот разговор был записан на видеокамеру Соколовым и Кулешовым, и была назначена следующая встреча, когда мы обговорили условия, сколько я должен им заплатить. Як этой встрече подготовил деньги — 200 тысяч долларов. И в результате торга, записанного на пленку в присутствии Кожевина Сергея Львовича и еще одного сотрудника, я передал сумму в 100 тысяч долларов этому человеку по имени Николай, который был охарактеризован сотрудниками РУВД как «вор в законе». Передача денег произошла двадцать восьмого февраля.

ЛЕСНЕВСКАЯ:

— За день до убийства Листьева.

БЕРЕЗОВСКИЙ:

— Первого марта рано утром я улетел в составе делегации нашей в Лондон вместе с Виктором Степановичем Черномырдиным. И там вечером я получил сообщение, что убит Влад Листьев. Я взял чартерный самолет и вернулся назад. Я, конечно же, абсолютно в тот момент не связывал предыдущие события с гибелью Влада. В субботу (это было в субботу, когда Вы улетели вместе с Александром Васильевичем и Михаилом Ивановичем) — в пятницу, когда я был на панихиде по случаю кончины Влада, мне позвонили туда сотрудники и сказали, что в «ЛогоВАЗе» намечается обыск и приезд ОМОНа. Я был страшно удивлен и обратился к находившемуся тут же Олегу Ивановичу Сосковцу с просьбой помочь мне выйти на УВД и МВД, чтобы понять, в чем дело. Олег Николаевич соединился с Ериным Виктором Федоровичем, и Виктор Федорович заверил Олега Николаевича, что это недоразумение и ничего, собственно, не будет происходить. Когда я приехал после панихиды, около трех часов дня, в офис «ЛогоВАЗа», в дом приемов «ЛогоВАЗа», я обнаружил там людей, которые представились как сотрудники РУОПа. Они предъявили ордер на обыск и ордер на допрос меня в качестве свидетеля. Я спросил, чего, собственно, они рассчитывают найти в доме приемов «ЛогоВАЗа». На это после приблизительно часовой беседы мне был дан ответ, что они нуждаются лишь в уставе ОРТ. Конечно, этот устав ОРТ был им немедленно предоставлен. Но тем не менее совершенно непонятным остался вопрос, почему это надо было делать группой вооруженных людей и зачем нужен был обыск. После этого в течение девяти часов они занимались прямым давлением и шантажом. В конечном счете они потребовали, чтобы мы проехали с ними в РУОП для дачи показаний, но вся эта история откровенно смахивала на провокацию, и я обратился к Ильюшенко через помощника Коржакова, потому что его в этот день не было, он был с Вами. Ильюшенко дал указание своему первому заму Узбекову. И Узбеков, в свою очередь, позвонил в дом приемов «ЛогоВАЗа» и дал прямое указание находившимся там сотрудникам РУОПа, чтобы те не забирали меня и моего заместителя Бадри в милицию. А сняли показания здесь… Но тем не менее они не выполнили этого указания, и давление продолжалось в течение 9 часов. В течение всего этого времени «ЛогоВАЗ» был окружен группой вооруженных людей.

Вчера по НТВ была показана передача в программе «Итоги», где, ну. в полузавуалированном виде я выставляюсь как человек, который и задумывал, и осуществлял покушение на Влада Листьева. При этом понятно, что эта версия готовилась не один день. Все было подготовлено заранее. По другой информации, есть «вор в законе», который сидит, который дал показания, что мой заместитель Патаркацишвили заказывал убийство Влада. И в связи только с тем, что его арестовали, он не смог выполнить поручение. Из этого совершенно однозначно определяется, что все было спланировано заранее, потому что этот человек был арестован еще до убийства Влада. Поэтому становится понятно совершенно однозначно, откуда идут все эти действия.

Борис Николаевич! То, что это является провокацией, ну у меня лично не возникает никаких сомнений. Борис Николаевич! Я хотел бы обратить Ваше внимание на то, что, когда Вас нет в Москве, когда в Москве нет людей, которые непосредственно рядом с Вами.

Борис Николаевич! Москвой управляете уже не Вы. Это уже реальность. Ею управляет мразь! Управляете ли Вы Россией? Борис Николаевич, я не сомневаюсь в бесконечной преданности делу, которое Вы делаете. Но Ваших людей подставляют, Ваших людей один за одним уводят из-под Вас. Спасибо.

 

II.I. Шаг небоевым конем

20 февраля 1995 года Листьев объявил о вводе моратория на все виды рекламы, пока Первый канал не разработает некие «этические нормы».

После путча «Останкино» продавало рекламным агентствам эфирное время по стандартной цене, а те перепродавали его, иногда за бартер. Кроме того, пошла «джинса» (так называемый «черный нал» за пиар, тоже черный порою). Лидером рекламного рынка на ТВ была компания «Премьер СВ». Ребята Лисовского закупали мексиканские сериалы («Богатые тоже плачут» и т. п.), получали под них рекламные заказы и передавали права на показ «Останкино». В каждой серии минут десять рекламы, и за каждую минуту «Премьер СВ» получал по $8 тыс. Прибыль была свыше 500 %.

В «Останкино» было аккредитовано 14 рекламных агентств. Они, собственно, фактически и владели Первым каналом. «ИнтерВИД» Саши Горожанкина был несоизмерим с концерном Лисовского. Все попытки консолидировать поступления денег заканчивались провалом, Листьев и коллеги в этом смысле не могли ничего сделать. Борис Березовский предложил акционировать канал и сделать его, условно говоря, народным (по образцу его терпящего крах ABBA — Автомобильного Всероссийского альянса). Аналогичные предложения Влада и его партнеров поддержку в Кремле не находили. Но вот БАБ сумел сделать так, что в конце ноября 1994 года Ельцин подписал-таки указ об акционировании «Останкино».

Борис Березовский говорил:

«Я абсолютно понимал, что в 1994 году, когда появилось много людей, заработавших много денег и ставших значительно более независимыми от государства, чем при советской власти, а коммунисты после проигрыша на выборах в Думу попытаются взять реванш, будет нужен независимый от государства телевизионный канал — мощнейший инструмент политической борьбы. В то время экономика не была такой сильной, реклама не могла покрывать расходы на содержание телевидения. И поэтому оно могло быть только политикой, что, собственно, и продемонстрировали в 1996 году ОРТ и НТВ, решив исход выборов в пользу Ельцина. Так же, как в 1999 году ОРТ, уже в борьбе против НТВ, решило исход в пользу Ельцина — Путина против Примакова — Лужкова».

Игорь Шабдурасулов подтверждает:

«Конечно, этот канал создавался как политический инструмент — только дурак мог этого не понимать. Понятно, что этот инструмент мог быть на время отложен, но за него уже тогда стоило платить. Ну и, конечно, было просто необходимо остановить тот беспредел, в том числе рекламный, которые творился в „Останкино“».

Арина Бородина 10 лет спустя после расстрела Влада резюмировала:

«Поскольку проект организовывался по схеме „государство+частный капитал“, то необходимо было заручиться поддержкой государства. Березовский утверждает, что в числе первых госдеятелей, с кем обсуждалась схема создания ОРТ, были Валентин Юмашев, Александр Коржаков и Виктор Илюшин. В числе тех, кто согласился войти в так называемый консорциум банков, были: „ЛогоВАЗ“ и „Объединенный банк“, принадлежащие Борису Березовскому, банк „МЕНАТЕП“ Михаила Ходорковского, банк „Национальный кредит“ Олега Бойко, банк „Столичный“ Александра Смоленского, „Альфа-Банк“ Михаила Фридмана и Петра Авена, компания „Микродин“ Александра Ефанова. Первоначальная идея Березовского состояла в том, чтобы контроль был у частного капитала. Против выступал Игорь Шабдурасулов. Но в результате многочисленных встреч, которые проходили с участием как банкиров, так и тех, кто должен был представлять в ОРТ интересы государства (Шамиль Тарпищев от Еоскомспорта и Национального фонда спорта, Анатолий Чубайс от Еоскомимущества, Виталий Игнатенко, возглавлявший уже тогда ИТ АР — ТАСС, и Александр Яковлев, возглавлявший в тот момент „Останкино“), все-таки удалось найти компромисс: контрольные 51 % будет у государства, 49 % — у частного капитала.

После активных подготовительных работ на свет появился указ Бориса Ельцина № 2133 от 29 ноября 1994 года о создании АОЗТ „Общественное российское телевидение". Его уставный капитал составлял 10 млрд рублей (по курсу того периода около $3 млн). Список первых учредителей ОРТ выглядел так: Еоскомимущество (36 %), РЕТРК „Останкино“ (9 %), акционерный коммерческий банк „Объединенный банк“, АО „ЛогоВА3“ (по 8 %), банки „МЕНАТЕП“, „Национальный кредит“, „Столичный“, „Альфа-Банк“, АО „Торговая компания «Микродин»“ (по 5 %), Телевизионный технический центр, ИТАР — ТАСС, АО „Ассоциация независимых телекомпаний^ РАО „Еазпром“ (по 3 %), Национальный фонд спорта России (2 %). В первый совет директоров ОРТ вошли от государства: Анатолий Чубайс (правительство РФ), Игорь Шабдурасулов (правительство РФ), Виталий Игнатенко (ИТАР — ТАСС), Шамиль Тарпищев (Еоскомспорт), Валерий Еорохов (Телевизионный технический центр), Александр Яковлев (РЕТРК „Останкино“); от частных акционеров — упомянутые уже Борис Березовский, Александр Смоленский, Михаил Ходорковский, Михаил Фридман, Олег Бойко, Александр Ефанов, Ирэна Лесневская, а также Рем Вяхирев („Еазпром“), Самат Жабоев („ЛогоВА3“), Борис Федоров (Национальный фонд спорта). Дефицит бюджета, по разным данным, составлял около $200 млн в год. Борис Березовский утверждает, что у него в тот момент не хватало собственных средств, и он был вынужден взять у одного из банков-участников $40 млн под большие проценты для первоначальных нужд ОРТ.

Сеткой и творческими проектами канала занимались Влад Листьев, Константин Эрнст, Кирилл Игнатьев, Андрей Разбаш. 25 января 1995 года собранием акционеров первым гендиректором ОРТ был назначен Влад Листьев — самый популярный телеведущий, к тому же успешный менеджер, возглавлявший крупнейшую компанию-производителя «ВИD», продукция которой составляла долгие годы костяк эфира „первой кнопки“. Игорь Шабдурасулов утверждает, что мораторий преследовал две цели: расчистить эфир от левой рекламы и привлечь внимание к новому каналу как зрителей, так и новых „цивилизованных“ рекламодателей».

Через неделю после убийства «Ъ» (номер от 3 марта 1995 года) писал:

«Решение руководства Общественного российского телевидения (ОРТ), генеральным директором которого был выбран Владислав Листьев, отказаться с 1 апреля от рекламы было названо сенсационным. Сначала все решили, что на 1-м канале рекламы не будет вообще. Постепенно руководство ОРТ прояснило свою позицию: реклама не сохранится в том виде, в котором она существует сейчас. Листьев заявил, что наотрез отказывается от практики продажи эфирного времени рекламным агентствам, которые затем перепродавали его рекламодателям по выгодным для себя ценам. Это решение было обнародовано 20 февраля. Таким образом, объединению рекламных агентств „Реклама-холдинг“, скупавшем 100 % рекламного времени на телеканале, ОРТ дало отставку. Общеизвестно, что в холдинге главенствующую роль играло агентство „Премьер СВ“ (в кругах рекламистов бытует мнение, что политику компании определяет Сергей Лисовский). Решение ОРТ грозило дезорганизовать московский рынок телерекламы, построенный по принципу пирамиды. „Премьер СВ“, как известно, всегда находился в ее вершине. Обладая наряду с другими участниками холдинга эксклюзивными правами на покупку всего рекламного времени „Останкино“, „Премьер СВ“ удавалось контролировать дальнейший процесс перепродаж этого самого времени другими агентствами (прежде всего в предоставлении скидок — для предотвращения демпинга). Ситуацию усугубляло и то, что с начала года это был уже второй ощутимый удар для „Премьер СВ“ — месяц назад агентство было (видимо, пропущено слово «изгнано», так в оригинале. — Е. Д.) с 5-го телеканала петербургскими рекламными фирмами.

Вместе с тем интересы „Премьер СВ“ на Первом канале рекламой не ограничивались. Агентство всегда являлось крупнейшим поставщиком кинопродукции, в том числе и дорогостоящей (им было организовано подавляющее число кинопремьер канала — „Фантомас“, „Терминатор“ и многие другие). К тому же после двух кризисных месяцев на рынке телерекламы „Премьер СВ“ понес существенные убытки. По информации „Ъ“, за январь — февраль московские рекламные агентства потеряли только на рынке телерекламы в общей сложности до $15 млн. Естественно, что львиная доля этих убытков пришлась на монстров рынка.

Однако решение об отставке „Премьер СВ“ с Первого телеканала было принято не сразу. До середины февраля велись активные обсуждения проблем, касающихся размещения рекламы. Первым, кого пригласили для консультаций, был Сергей Лисовский. Предлагалось три варианта. Первый: создание центра продаж силами своего канала и отсечение рекламных агентств от процесса перепродаж. Второй: создание консорциума, аналогичного „Рекламе-холдинг“ с контрольным пакетом акций в руках акционеров ОРТ. И наконец, третий: ограничиться заменой состава рекламных агентств, работающих с каналом, которые смогут предложить акционерам ОРТ такой механизм продажи рекламного времени, при котором акционеры смогли бы контролировать рекламные агентства. Агентство телекомпании „ВИD“ — „ИнтерВИД“ — пыталось в составе „Независимого информационно-рекламного альянса“ (где не присутствует ни один из прежних участников „Реклама-холдинг“, кроме самого „ИнтерВИДа“) разыграть последний вариант.

Ни один из вариантов принят не был. Следует также отметить, что накануне объявления решения совета директоров о приостановлении рекламы несколько десятков агентств, серьезно работающих на рынке телерекламы обсуждали ситуацию, складывающуюся на 1-м канале. Некоторые агентства договорились о том, что было бы разумно признать за „Премьер СВ“ главенствующую роль в лоббировании интересов рекламных агентств на ОРТ. Они изложили свои условия в письменном виде и направили их Листьеву. Видимо, эти письма и были найдены в портфеле журналиста после его смерти. Переговоры Листьева с Лисовским продолжались до последнего момента. Условия последнего приняты не были — по прогнозам экспертов ОРТ, стоимость всего объема рекламы на Первом канале в 1995 году должна составить $170 млн. Лисовский же гарантировал только $120 млн. Листьев дал ему отставку. В конфиденциальной беседе с корреспондентом „Ъ“ накануне убийства он сказал, что дважды отказался принять условия Лисовского. Этим, видимо, и объясняется то, что собравшиеся вокруг дома Листьева чаще других произносили фамилию „Лисовский“. В то же время сотрудники телекомпании „ВИD“, пожелавшие остаться неизвестными, заявили, что окончательный разговор между Лисовским и Листьевым состоялся 28 февраля. Лисовский получил последнюю отставку. После этого одному из помощников Листьева позвонили неизвестные и предложили встретиться, чтобы обсудить судьбу Влада. Помощник согласился. На встречу приехали двое. Один из них представился полковником ФСК, другой — неким начальником службы безопасности Бориса Березовского. Они сказали помощнику, что Листьев и Кобзон оплатили покушение на Березовского, что ему не стоит заниматься телебизнесом, а спокойно снимать „Поле Чудес“ и „Час Пик“. Помощник передал все Листьеву. Он ответил, что к подобным угрозам за последнее время уже привык, и внимания обращать на них не стоит.

Утром 1 марта Лисовский улетел в Санкт-Петербург. Впрочем, убийство Листьева заставило его вернуться в Москву уже на следующий день и выступить на пресс-конференции, организованной „Круглым столом бизнеса России“. Сергей Лисовский говорил мало. Он сообщил, что близким другом Листьева он никогда не был, но всегда сохранял с ним приятельские отношения. В гибели Листьева он обвинил его коллег-журналистов: „Вам всегда нужна сенсация“. Он напомнил о том, что убивают не только знаменитостей, но и простых сограждан: „Когда убили моего друга, простого человека, Листьев и Любимов передачу о нем делать не захотели. Никто не хочет разглядеть человеческой трагедии… Я могу убедительно ответить на все ваши вопросы, но ради памяти этого человека я не хочу это обсуждать. Это будет неуважение к нему, если я буду сейчас говорить и отвечать на ваши вопросы“».

Многие до сих пор подозревают Лисовского. Марк Рудинштейн, по-моему, до сих пор уверен, что так оно и есть, причастен. Он рассказывал мне, что накануне убийства был в приемной Листьева, видел, как оттуда вышел Сергей, и помнит, что там звучало. Но дело ведь в том, что решение о запрете на рекламу было коллегиальным, Листьев, повторюсь, его только озвучил и Лисовский не мог этого не знать. Это во-первых. А во-вторых, косвенное подтверждение невиновности Лиса: в день убийства у него в «пыточной» на Олимпийском находились два «клиента», с которыми его попросили разобраться за угон какой-то там машины. Да, да. В офисе Сергея Федоровича на Олимпийском проспекте было оборудовано особое помещение без окон, с привинченным столом, кольцами в бетонных стенах, с впечатляющим антуражем, где «специально обученные люди» вели беседы с провинившимися. По словам Разбаша, первым «клиентом» этого «заведения» был Юрий Грымов, который работал на Лиса, но в какой-то момент решил уйти, нарушив обязательства. С ним, правда, разговаривали без физического воздействия, давили на психику. В общем, если бы он заказал Листьева, то, конечно же, освободил бы помещение, понимая, что повальные обыски неминуемы. Вряд ли бы осмотрительный бизнесмен стал так подставляться, если бы планировал это убийство. Зачем дополнительный компромат?

Кого-то эти детали могут удивить. Но не надо забывать: время было такое, многие (если не все) серьезные бизнесмены имели подобные «переговорные».

Версия, обнародованная в «Московском комсомольце» Э. Николаевой (номер от 13 февраля 1997 г.):

«Трагедия Листьева началась, когда слабые в финансовом отношении компании „ВИD“ и „ИнтерВИД“, начав контролировать на основном канале значительный процент прайм-тайма, т. е. наиболее „смотрибельного времени“, стали опасны политически. Телекомпания „ВИD“ определяла и регулировала противостояние Верховного Совета и президента. Огромная политическая рекламная кампания Руцкого, Хасбулатова проходила по „Красному квадрату“. Неважно, кого они критиковали в этой передаче, а кого хвалили. Важно то, что они показали свою влиятельность. В тот момент, когда это их количественное влияние на телевидении (а они имели на останкинском канале 80 % наиболее важного времени) перешло в качественное, получилось, что это уже не Андрей Разбаш и не Влад Листьев, а чуть ли не главная группа на ТВ. Эта группа начала демонстрировать свое влияние. Она демонстрировала свою силу и до назначения Листьева, и после. Листьев стал мешать группе, которая пыталась подчинить себе политическую и экономическую ситуацию в стране. Как вы помните, сначала планировалось создать „президентское телевидение“ — это та же группа депутатов, только на телевидении. Она должна была снова привести Бориса Николаевича во власть.

Трудно сказать, знал ли Листьев, для чего его зовут на ОРТ, в то самое „президентское телевидение“, или не знал, какая ему отводится роль, и думал, что, как профессионалу, ему дадут возможность делать свободное телевидение. Ведь Листьев, Любимов, Разбаш — это фанатики телевидения. Им все равно, что им придется делать, — для них важно владение самим инструментом. Они, конечно же, не хотели, чтобы какие-то сумасшедшие задушили свободу слова совсем, и думали, что если на постах „душителей“ окажутся они, то смогут сдержать этот процесс. Они не совсем рыночники, они пытались решить этот вопрос чисто административным путем. Влад и „ВИD“ получили „административную валюту“ — право что-то решать, кого-то снимать. Но эта „валюта“ плохо конвертируется в доллары, но легко конвертируется в убийство. Но зачем столь кровавый конец — возникает резонный вопрос. Ведь Листьева можно было просто снять с должности исполнительного директора или назначить туда другого талантливого человека из другой структуры — не из „ВИDa“. Ответ прост — нельзя. Это общественное телевидение. Все приняли правила игры — рыночные. Назначение Влада — это рыночный ход. А назначить какого-то неизвестного человека на должность директора этого телевидения значило убить это телевидение с самого начала. Или, во всяком случае, еще больше усложнить и так непростую ситуацию. Листьев был обречен на эту должность…

Влад просчитался, когда, получив административные рычаги, решил, что получил все. Когда „там“ поняли, что к Листьеву надо подходить с просьбой что-то поставить в сетку вещания, что надо просить, чтобы он помог избрать президента или нужных людей в парламент, то все — в этот момент его судьба была решена.»

 

II.II. Слухи — дым, но не огонь

О том, что Листьева могут убрать, стали поговаривать сразу после слухов о его назначении, которые слил в ТВ-тусовку общительный Саша Гафин. Режиссер Петр Соседов вспоминал:

«В феврале 1995 года в сауне спорткомплекса ЦСКА собралась довольно разношерстная компания. Пили пиво, говорили о жизни, о делах. Вдруг речь зашла о рекламе. Поскольку из всех присутствующих я был единственным профессиональным телевизионщиком, да к тому же еще и работал директором рекламного агентства, все присутствующие слушали меня очень внимательно.

— Ребята, — сказал я, — в нашем бизнесе должны кого-то убить. Кого — не знаю, но что убьют — это точно. Уж слишком многие люди лишатся больших денег из-за грядущих на телевидении перемен.

— Ну а все-таки как думаешь, Петр, кого могут убить?

— Могут Лисовского. Он заключил договоры на размещение различных роликов в эфире Первого канала с немцами, голландцами, с нашими бизнесменами, и теперь в связи с тем, что рекламы на ОРТ не будет, все эти деньги нужно возвращать, а они, скорее всего, потрачены.

— А еще кого?

— Могут Березовского, попытка уже была. Могут Гуревича, Лесина, Чернонога, Белошапко, да много кого.

Далее началось широкое обсуждение методов и мотивов различных преступлений, и я рассказал об убийстве главного редактора музыкальной редакции Куржиямского.

По слухам, ходившим среди сотрудников ТК „Останкино“, ему была дана взятка 11 миллионов рублей (по тем временам довольно серьезные деньги). Должен был быть эфир с каким-то клипом, что-то не получилось, и братки не стали вникать в тонкости программирования и этого телевизионного чиновника хлопнули. Сейчас, видимо, назрело время замочить кого-то еще.

На этом и закончили разговор.

И вот буквально через три-четыре дня сообщение об убийстве Владислава. Никак не думал, что убьют именно его. Хотя если рассуждать логически, то кого же, как не его? Кто одним из первых в нашей стране заработал на рекламе огромные деньги и начал буквально контролировать весь рынок телерекламы? Кто выдвинул идею создания телеканала без рекламы, тем самым оставив без куска хлеба (и бокала шампанского) владельцев рекламных агентств? Кто поставил на уши весь рекламный мир? И наконец, у кого совсем не было охраны? Березовский после покушения окружил себя буквально непробиваемой стеной. Лисовский тоже позаботился о собственной безопасности, я был у него в Олимпийском, лично видел все эти металлоискатели и прочие атрибуты охраны VIP. Листьев же был не защищен никем и ничем. Он представлял очень легкую добычу даже для киллеров средней руки, а уж если верить Константину Боровому, сказавшему в своем интервью, что убийством Листьева занималась целая организация, то становится понятным, что для высококлассных, профессиональных убийц Владислав был идеальной мишенью.

Ну и, наконец, сама ситуация в рекламе, политика участников рынка — рекламодателей, рекламопроизводителей, рекламовещателей и так далее. О тогдашних рекламных агентствах следует рассказать особо. Все работали по бартеру: за финансирование какой-нибудь телепередачи фирма получала несколько минут рекламного времени и продавала эти минуты рекламодателю, уже по своей, завышенной, цене. Все всех вроде бы устраивало, и вдруг был создан ХОЛДИНГ. В него вошли Лесин, Березовский и Лисовский. Не знаю, какие подходы они нашли к тогдашнему останкинскому начальству, но им было отдано все. Бартер отменили, рекламу стали ставить в межпрограммном пространстве в так называемых щелях. Мало того, ХОЛДИНГ начал рекламировать свои телефоны в останкинском эфире, и все, подчеркиваю, все наши клиенты, думая, что они работают без посредников, напрямую с телекомпанией, ушли в ХОЛДИНГ. Мелкие агентства, в том числе и агентство, которым руководил я, пошли по миру. Вот на этом судьбоносном для меня этапе и состоялась встреча в сауне спорткомплекса ЦСКА, с которой я начал эту статью.

Был ли кто-то из трех рекламных баронов — Лесин, Березовский или Лисовский — непосредственным заказчиком убийства? Скорее всего, нет. С Лесиным я вообще не пересекался, из всех фирм, работавших на ниве рекламы, „Видео Интернэшнл“ вела самую взвешенную и неагрессивную политику. Чувствовалось, что это очень мощная структура с очень сильными позициями на РТР, но давления на конкурентов не ощущалось, во всяком случае, лично я его не чувствовал. В то же время с „Премьер СВ“ наши интересы сталкивались постоянно, и счет был не в мою пользу. Сразу после убийства один мой знакомый, тоже профессиональный телережиссер, рассказал, что Березовский взял у Листьева очень крупную сумму в валюте, причем наличными, и за несколько дней до смерти Владислав просил Березовского эти деньги срочно вернуть, но у Бориса Абрамовича свободных средств не оказалось. Про Лисовского вообще знающие люди говорили, что заказное убийство — это не его стиль и такими методами Сергей Федорович не действует, хотя мотивы у него, конечно, были, и еще какие. От себя могу добавить, что когда Дима Дибров отправлял меня к Лису со сценарием телеигры „Звездный билет“, который я написал для телекомпании „Свежий ветер“, он кратко охарактеризовал будущих партнеров. Мне нравится работать с этими людьми… в том числе и потому, что они не связаны с криминалом. И когда мы снимали пилот-программу телеигры в элитном клубе-ресторане „Феллини“, его директор, приглашая меня стать членом клуба (постоянным посетителем ресторана), категорически попросил:

— Только не приводи братву, нам здесь их присутствие крайне нежелательно.

Была, правда, сказана одна фраза, которую я четко запомнил. Заместитель директора студии кинопрограмм телекомпании „Останкино“ (не буду называть ее фамилию) сказала мне:

— Я сейчас работаю с такими людьми. могут и убить. Причем запросто.

А работала она тогда с телесериалом „Просто Мария“, и рекламное время в этом сериале покупала фирма „Премьер СВ“. Впрочем, время в этом сериале закупали и другие. Кого она имела в виду, я не уточнил, поэтому можно только догадываться, что это за люди.

Итак, прямой причастности к убийству Листьева функционеров вышеупомянутого ХОЛДИНГА я не усматриваю, а вот косвенные признаки налицо. Именно они, именно эти люди, захватив монополию на всю телерекламу Первого канала, создали ситуацию, которая в конце концов и привела к трагедии. Ссылки на различные слухи и домыслы обычно малоубедительны, но здесь я могу лично и авторитетно засвидетельствовать: все напряжение, возникшее в телерекламном бизнесе непосредственно перед убийством, было связано с коммерческой структурой под названием ХОЛДИНГ (как этот холдинг назывался официально, я, к сожалению, не знаю). Листьева, конечно, жалко, прекрасный специалист, талантливый телеведущий, что и говорить, такие люди гордость нации. Однако хочу подчеркнуть, что у сотрудников центрального телеканала — а это сотни и сотни профессиональных телевизионщиков, уволенных из телекомпании «Останкино» в связи с созданием ОРТ, — не было иллюзий по поводу того, по чьей вине они были выброшены на улицу. Виновником массовых увольнений был, конечно же, Владислав Листьев. Половину своей телекарьеры я проработал на Первой кнопке. Раньше мы, как холопы, переходили от одного барина к другому: Лапин, Кравченко, Яковлев Егор, Яковлев Александр… а Листьев пришел и сказал: „Давайте уволим всех. Создадим принципиально новый телеканал“. Вот вам еще версия. Мог ли заказать Влада кто-то из кандидатов на увольнение? Мог. Конечно, это мог быть не какой-нибудь режиссер, оператор, редактор или ассистент. Среди впоследствии уволенных оказались и весьма крупные и влиятельные фигуры — различные замы, руководители студий, редакций, служб. После убийства широко обсуждалась сумма заказа — $100 тысяч, но в те времена существовала масса новоиспеченных киллеров, готовых убить кого угодно за штуку баксов. Такие деньги многим из сотрудников высшего руководящего звена вполне были по карману.

Третья версия — взятка. Все могло произойти по схеме убийства Куржиямского. Увы, эта версия тоже весьма вероятна. Я, вольно или невольно, был свидетелем многих издержек, связанных с взятками на тогдашнем T V. Хотя, справедливости ради, должен заметить, что когда во время разговора с директором телекомпании „ВИD“ Андреем Разбашем (мы говорили о проекте создания детских телепередач) я намекнул о том, что есть спонсоры, готовые вложить деньги за помощь в лоббировании своих интересов, Андрей Леонидович, помню, изменился в лице и с металлом в голосе сказал: „Нас уже много раз пытались купить, но пока это никому не удавалось!“ Действительно, сам Разбаш или сам Листьев взятку могли и не брать. Взятки, как правило, давались через посредников, коих в ту пору в Москве развелось великое множество. Кто-то из них вполне мог поставить Влада под удар. Потому что я точно знаю: расценки на участие в телепередачах Первого канала действительно существовали.

Не буду перечислять, что и сколько стоило, но за „Час Пик“ просили 40 тысяч долларов. Один из губернаторов, боясь проиграть грядущие выборы, готов был выложить солидные деньги за приглашение в ТП „Москва, Кремль“. Узнав цену 25 тысяч долларов, он воскликнул:

— Я за участие в программе одного известного журналиста, бывшего корреспондента телепередачи „Взгляд“, заплатил всего десять!

Своими ушами я, разумеется, этого высказывания не слышал, информация передавалась опять же через посредников, но деньги и этого губернатора в эфире ТК „Останкино“ видел. Это была другая телепередача, не „Час Пик“, и речь шла не о Владиславе Листьеве, но механизм оплаты эфира существовал, и одним из звеньев этого механизма были сотрудники телекомпании „ВИD“».

«Ъ» описывал тогдашнюю ситуацию в обзорном материале спустя полгода после убийства Листьева (номер от 26 августа 1995 года):

«После того как на Первом канале начало выходить „Общественное российское телевидение“, для „ВИDa“ времена, похоже, существенно не изменились — он сохранил в эфире Первого канала позиции, закрепленные еще в бытность „Останкино“. Впрочем, ни одна из передач „ВИDa“ никогда сходу не получала prime time. Как известно, одна из последних программ Александра Любимова „Один на один“ первоначально выходила в пять часов вечера по воскресеньям. По словам Александра Горожанкина, „пять часов — «мертвое» время“, однако Любимов доказал, что это хорошая передача, это показали рейтинги, и она со временем встала в prime-time».

Андрей Разбаш относит получение «ВНОовскими» программами вечернего эфира к числу менеджерских удач. «Сказать, что у телекомпании был „зеленый свет“ на показ передач prime-time, нельзя. Однако по своей жанровой природе они обречены на показ именно в это время. Если бы кто-то другой в „Останкино“ сделал такие передачи, как „Тема“ или „Поле Чудес“, то эти проекты могли быть не менее удачными. Передачи „ВИDa“ делались специально для вечернего эфира. Сегодня зрительская аудитория меняется в своей структуре, и дневной эфир собирает уже до 20 % зрителей. Естественно, что мы сейчас рассматриваем проекты и для дневного показа». Появившаяся в 1987 году программа «Взгляд» с желтым глазком на синем фоне заставки выглядела почти революционно, а симпатичные молодые люди в кадре, рассказывающие об издержках постсоветского общества и о современной музыке, казались по меньшей мере ниспровергателями устоев. Долгое время программа и ее ведущие воспринимались как символ перемен. А времена действительно менялись — в аморфной структуре Еостелерадио начали создаваться новые независимые телекомпании. И плацдармом для реализации таких проектов стала молодежная редакция, получившая карт-бланш на эксперименты. История «независимых» начиналась в «молодежке», — здесь работали Анатолий Малкин и Кира Прошутинская, организовавшие впоследствии свое «АТВ». Малое предприятие «Взгляд» также возникло в рамках молодежной редакции. О битвах «АТВ» и «ВИDa» за аппаратные и эфирное время уже рассказано немало. Александр Любимов категорически не согласен с известным утверждением, что новые телекомпании набирали обороты на государственных мощностях и что за аренду студий и аппаратных платили символические суммы. Вообще руководители независимых телекомпаний, говоря о тех временах, вспоминают только о нормальной конкурентной борьбе. Еорожанкин замечает:

— Я не назвал бы это борьбой, это была здоровая конкуренция, две структуры параллельно предлагали примерно одинаковые проекты программ. Но это настолько субъективно — какая программа лучше, а какая хуже. И здесь гораздо больше давал визит к руководителям. Но у нас это всегда плохо получалось.

Как бы то ни было, но создатели «АТВ» и «ВИDa» сначала работали вместе. Впрочем, стилистика программ, которые предлагались «АТВ», всегда существенно отличалась от тех, что делали взглядовцы: «АТВ» делало ставку на экспериментальные проекты, «ВИD» предпочитал телевидение с известной долей консерватизма.

В 1990 году Анатолий Лысенко ушел на канал «Россия», а «Взгляд» возглавил Александр Любимов. «ВИD» стал первой частной структурой на «Останкино», что вызвало бурное недовольство со стороны руководства канала.

Интересы участников телекомпании разделились сразу. Всю продюсерскую работу вел Владислав Листьев.

— У него получалось договариваться, заводить людей на проекты, — говорит Любимов.

Он же придумывал и продюсировал все развлекательные программы. Политковский и Любимов занимались политикой. В одном из интервью Листьев заметил, что главное достоинство Любимова — кратко и политически грамотно формулировать мысли. Музыкальные проекты вели Демидов и Горожанкин.

В 1994 году для компании опять наступили тяжелые времена: «Красный квадрат» снимали с эфира, Любимов и Политковский отказались работать в «Останкино».

— Мы всегда были вынуждены бороться за существование, мы — такая гнойная штучка на теле то одного, то другого руководства «Останкино». Политковскому уже полгода не дают эфир — он непредсказуем, от него можно ожидать всего что угодно, — комментировал Горожанкин. — Но они вынуждены считаться с нами, потому что делаем хорошие телевизионные программы.

«Поле Чудес», задуманное и воплощенное Владом Листьевым, стало первой развлекательной передачей. Строго говоря, «Поле Чудес» — русский вариант передачи «Колесо фортуны», правами на которую владеет американская компания King Bros. В 1990 году «видовцы» пытались провести переговоры с представителями King Bros. о покупке лицензии на использование модели их всемирно известного шоу. Однако, как вспоминает Разбаш, владельцев «Колеса фортуны» русский телерынок мало интересовал. Позже, когда «Поле Чудес» уже с успехом шло, King Bros. попыталась предложить одной из продюсерских фирм, работающих с российским телевидением, оформить контракт на постановку. Вероятно, рассчитывали расправиться с видовцами руками партнеров в РТР. Однако тех подобная перспектива явно не устраивала.

«Угадай мелодию» — известная в мире модель, права на которую «ВИD» приобрел у компании Sandy Frank Communications. «Видовский» проект был выполнен самостоятельно: представители Sandy Frank не принимали участия в постановке, при этом передача получила картинку, темп, звук, соответствующие мировым стандартам. «ВПО» придумал несколько новых приемов: система подсчета очков поддерживает имидж рубля (он равен то канадскому доллару, то испанской песете); ведущий Валдис Пельш общается со зрителями с помощью скрытой камеры, etc.

Основной площадкой для «ВИDа» всегда было «Останкино». Однако после назначения Ивана Демидова главным продюсером «ТВ-6» у телекомпании появилась возможность выйти за рамки Первого канала.

В трудные для «ВИDа» времена, когда отношения с руководителями «Останкино» стали более чем натянутыми, Эдуард Сагалаев предоставил компании возможность работать в здании МНВК на Ильинке. «ВИD» занимал у Сагалаева целый этаж — штаб-квартиру, где размещались монтажные студии, аппаратные и прочее имущество.

В те времена, когда российский телевизионный бизнес пребывал в младенческом возрасте, случалось, что боссы крупнейших компаний работали вместе. Одну из своих передач — «Шоу-биржу» — «ВИD» делал совместно с компанией Сергея Лисовского. Тогда же появилась идея создать компьютерный банк данных о концертных площадках и музыкантах страны. О Лисовском Любимов говорит даже тепло:

— Он настоящий лис, сидит в своей «Олимпийской» норе с множеством выходов. Лис — он абсолютный трудоголик, денно и нощно не выходит из конторы.

Историю о том, как Лисовский обошел его с Twin Peaks, Любимов рассказывает с удовольствием. По Любимову, сюжет таков. Они с Константином Эрнстом придумали купить знаменитый сериал Линча, права на который принадлежали компании Global International. И сбивали цену — с $5 тыс. до $2,5 тыс. за серию, убеждая продавца, что Россия — бедная страна, и надеясь сохранить такой уровень цен еще хотя бы на год.

— Лис, как обычно, сидел в своей норе и ничего не видел. И вдруг обнаружил, что мир изменился, и его, маленького лисенка, как он себя сам называет, обошли. Лис купил билет и улетел в Лондон. Сказал — куплю все по пять. И купил по пять. Красиво обошел.

Для больших побед не всегда нужны большие деньги: имея хоть немного здорового авантюризма, можно обойтись и малой кровью. Одним из первых крупных международных проектов компании было приобретение «десятки» MTV. Памятной презентации MTV в Москве в 1993 году предшествовала долгая история. Идея сделать музыкальный канал MTV Russia давно соблазняла российских телебизнесменов. В 1990 году Любимов в Лондоне вел переговоры с MTV Europe.

— Они вели себя гнусно. Мы хотели эксклюзив на три года — они требовали сумасшедших даже по нынешним временам денег. Европейское MTV вообще небогато — живет за счет рекламы и спонсоров. А американское — жирное и наглое, его содержат голливудские промоутеры артистов, компании Paramount, Warner Bros и т. д.

Переговоры с европейским офисом MTV заходили в тупик. Однако Любимову явно повезло: по стечению обстоятельств шеф американского MTV был тогда в Лондоне. Любимов назначил ему встречу и позаботился, чтобы об этой встрече узнали в MTV Europe. Старший американский брат не прочь взять Россию к себе под крыло, — эта новость MTV Europe не обрадовала. Это означало бы для них появление проблем с руководством компании: зачем MTV Europe, если на подведомственной территории работает американское отделение компании. И на европейском MTV попались на удочку — контракт был заключен. Его спонсировал сочинский предприниматель Артем Атальянц. Top-10 MTV стали показывать как под маркой MTV, так и «ВИDа». Впрочем, горячая десятка прожила на канале всего год. После прихода Александра Яковлева «ВИD» не раз упрекали в том, что «в эфир выходит чуждая русскому человеку негритянская музыка», и в конце концов «видовцы» сдались. Программы MTV перешли на канал «2 х 2» и «ТВ-6».

Учрежденное компанией рекламное агентство «Интер-ВИД» возникло летом 1993 года. Предыстория его создания такова: в 1992-м на конференции по телевизионной политике в Алма-Ате Любимов познакомился с Игорем Удаловым, менеджером киноредакции «Останкино», который возглавлял тогда собственную фирму «Интервидеокоммерс». Именно компания Удалова показала первую в России мексиканскую мыльную оперу — «Богатые тоже плачут». Удалов рассказывает, что французский продюсер Дино Динев предложил «Останкино» купить этот фильм. До тех пор, как известно, сериалов длиннее, чем «Семнадцать мгновений весны», российский зритель еще не видел. А «Богатые» — это 185 серий. Удалов содействовал подписанию контракта, принесшего не только зрительский успех, но и немалые доходы от рекламы. Правда, это был первый и последний опыт «Интервидеокоммерс» в покупке сериалов: эту нишу вскоре узурпировала фирма «Премьер-фильм», входящая в группу компаний Сергея Лисовского: мыльные оперы при малой закупочной цене с лихвой окупались рекламой.

Так или иначе, но Удалов и Любимов понравились друг другу. И спустя некоторое время было принято решение совместно создать рекламное агентство, которое получило эксклюзивные права на размещение рекламы в передачах «ВИDа» и программах киноредакции. «ИнтерВИД» становится в один момент мощной структурой, контролирующей большой объем рекламы в наиболее рейтинговое эфирное время. Одновременно Игорь Удалов стал коммерческим директором на «ТВ-6». Правда, особых преференций в продажах рекламного времени на сагалаевском канале «ИнтерВИД» не имел. Напротив, всегда считалось, что наиболее сильные позиции на «ТВ-6» у рекламного агентства «Премьер СВ», совладельцем которого является все тот же Лисовский.

Через девять месяцев, летом 1994 года, «ИнтерВИД» вошел в консорциум рекламных агентств «Реклама-холдинг», получившего права на продажу всех рекламных возможностей «Останкино», на равных условиях с агентствами «Премьер СВ» и «Видео Интернешнл». «ИнтерВИДу» тогда был отдан приоритет на размещение рекламы в программах „ВИDа“, оно же занималось поиском спонсоров для этих программ. Правда, после кризиса на телевизионном рекламном рынке зимой этого года «Интер-ВИД», по словам Любимова, как и все агентства «Реклама-холдинг», понес серьезные убытки. Однако нельзя не отдать должное прозорливости и рыночному чутью «ВИDа»: рекламный рынок, безусловно, развился, и замыкаться на продажах рекламного времени было неразумно. В начале 1995 года было создано рекламное агентство полного цикла услуг «Царь» с представительствами в Санкт-Петербурге, Нью-Йорке (с офисом на престижной 5-й авеню) и в Париже.

Таков был расклад за несколько недель до трагедии на Новокузнецкой улице.

Поздно вечером 27 февраля милиционер узнал кумира страны: в вестибюле «Павелецкой» (кольцевой) Владислав Листьев звонил из телефонного автомата. Сотрудник милиции решил предложить телевизионщику воспользоваться служебным аппаратом в дежурной комнате и, подойдя ближе, услышал, как ТВ-звезда докладывает кому-то, что у него неприятности, «произойдет несчастье».

1 марта 1995 года Листьев провел эфир своей передачи «Час Пик» (Первый канал, 19:10). После этого вместе со своим секретарем Елизаветой Кузьминой (ее потом, между прочим, допрашивали раз десять) отсмотрел по телевизору передачу «Счастливый случай», которую продюсировал (это калька ТВ-игры «Гонка за призом»). В 20:13 выехал домой, где в 21:05 на лестничной площадке между первым и вторым этажами (жил на третьем) пятиэтажки получил пулю в правое плечо и тут же вторую в затылок («потерпевшему было причинено сквозное огнестрельное ранение правого предплечья и слепое огнестрельное ранение головы, явившееся причиной смерти»).

В 21:09 поступил вызов в отделение милиции № 47, через десять минут приехал наряд и тут же «Скорая», которая увезла тело в морг № 1.

То, что совершено именно заказное убийство, было очевидно: в карманах остались деньги — $6207 и 484 400 рублей. А в 22:25 об убийстве телекумира страны своим зрителям сообщил ведущий программы «Сегодня» Михаил Осокин. Правда, экс-сотрудники «Времечка» настаивают, что они выдали эту информацию раньше, в 22:10. Как бы то ни было, вечером «Времечко» выдало в эфир репортаж из двора с Новокузнецкой улицы, 30. Там к тому времени толпилось человек пятьсот.

«Ъ» опубликовал репортаж: «Милиционеры ввели в действие милицейский план „Сирена-1“, но никого не поймали. Первые журналисты собрались перед домом Листьева сразу после сообщения НТВ. Подъезд к тому времени был уже оцеплен милицией. С балконов выглядывали перепуганные соседи. В подъезд никого не пускали. Когда приехавший позже других видовцев Политковский попытался пройти в квартиру Листьева, его мягко попросили отойти подальше. Он отошел, растерянно оглядываясь по сторонам. Время от времени замначальника МУРа Виктор Голованов кричал журналистам: „Хорош снимать! Убери камеру, я сказал, сейчас засвечу!“

Оперативники МУРа и ФСК с журналистами общались неохотно. Журналисты пытались пробраться к подъезду. Раздался голос: „Сейчас вынесут!“ Голованов распорядился подогнать машину скорой помощи. Одна женщина процедила сквозь зубы:

— Врачи чертовы. Через 40 минут после вызова приехали.

Вынесли носилки. Тело погрузили в автомобиль, который зачем-то отогнали за угол дома. Не успевший снять вынос тела телеоператор полез было в машину. Его оттащили.

Народ прибывал. Появились первые цветы — их привезли Александр Цекало & Лола Милявская (кабаре-дуэт „Академия“). Сразу после них приехали Бари Алибасов + „На-на“, Антон Табаков и Михаил Муромов. В толпе замелькали лица телеведущих. Евгений Киселев разговаривал по мобильному телефону с кем-то из взглядовцев. Закончив разговор, он кратко бросил своему окружению:

— В „ЛогоВАЗ“ (т. е. в офис Бориса Березовского, который тем утром вылетел в Лондон и вернулся, узнав о расстреле. — Е. Д.).

„Скорая“ уехала. Народ не расходился. Юрий Щекочихин организовал вокруг себя митинг и стал рассуждать о политике. Рядом с ним коммунисты предлагали сменить руководство страны. Постепенно журналисты находили в толпе своих знакомых оперативников. О политике никто не говорил. Оперативники говорили, что до них доходили слухи, что Листьев в последнее время очень волновался за свою жизнь. Обсуждали — кому было выгодно убрать».

 

II.III. Пиар-монстр на Первом

За пару недель до пятилетней годовщины убийства Влада бывший пресс-секретарь ОРТ Светлана Светицкая опубликовала в «Новой газете» свои воспоминания «Как создавалась крупнейшая PR-компания на первой кнопке б. Всесоюзного телевидения». Воспроизвожу с незначительными купюрами:

«Для чего акционируют предприятия? Для того чтобы освободить от непосильных расходов бюджет. Для того чтобы дать предприятию шанс эффективно развиваться за рамками системы архаичных ограничений, которыми государство обставляет финансовое прозябание своих „содержанцев“. Словом, для того, чтобы иждивенец слез с шеи и научился зарабатывать деньги — себе и (в идеале) тем, кто дал ему стартовые возможности. Без чего невозможно развитие? Без четкого представления, кому твой продукт нужен. Без ясного понимания целей, средств и сроков. Без предварительного планирования расходов, обоснования ожидаемых доходов, определения источников покрытия дефицита. ТВ-минимум: концепция вещания, экономическая модель, проект бюджета на год и бизнес-план на 3–5 лет.

С февраля 1994 года, когда был взят курс на акционирование 1-го канала, до 1 марта 1995 года, когда была зарегистрирована телекомпания ОРТ, прошел год. По собственному (теперь уже) опыту знаю: для создания ТВ-минимума с черновой сеткой требуются два-три месяца и команда максимум из пяти приличных голов. Проблема „финансовой составляющей решается гораздо медленнее. Вдохновленный идеей канала „Политика“, никто из моих бизнес-партнеров не забыл о необходимости тщательного анализа проекта.

О готовности телекомпании ОРТ к выходу в эфир говорят следующие факты. В начале февраля 1995 года один из участников инициативной группы, Инкомбанк, объявил о своем выходе из состава потенциальных учредителей. Основание: в течение года банк ждал, но так и не дождался ни бизнес-плана, ни концепции вещания.

Загадочность новой экономической политики усугублялась тем, что Владислав Листьев оценивал максимальный объем рекламного рынка на 1995 год в 170 млн долларов, а потребность 1-го канала при самых скромных ценах на программный продукт никак не может опуститься ниже 300. За счет чего планировалось покрывать разницу? Если и существовал точный ответ на этот вопрос (во что я верю, учитывая деловую хватку первого гендиректора), то его унес с собой тот человек, который первым, до приезда милиции, побывал в кабинете г-на Листьева в ночь трагедии.

Можно предположить, что разрыв должны были закрыть бюджетные деньги, уже заложенные в закон о бюджете на вещание 1-го канала. Разумеется, во вновь образованной компании никто не собирался от них отказываться. Однако отцы-основатели, в частности г-н Березовский, уверяли: бюджетные деньги будут расходоваться исключительно на новости ИТА. Кроме того, даже с запланированными в бюджете РФ 148,2 млрд рублей „прозрачный“ потенциальный доход компании не дотягивал до потребности.

Дальше — еще интереснее. 20 февраля делается заявление: с момента своего выхода в эфир ОРТ приостановит на неопределенное время прокат рекламных роликов. То есть лишит себя неопределенной части дохода из весьма скромных рекламных 170 млн долларов. Комментарии: рекламный беспредел, „мы не спешим“ и, наконец, о деньгах. Г-н Березовский Б. А.: „Все убытки, которые понесет канал в связи с прекращением рекламы, будут покрыты из активов финансовых структур в составе акционеров новой телекомпании“.

Итак, все стало на место. Новые меценаты-альтруисты, вполне отдавая себе отчет, что „канал не может считаться выгодным предприятием, поскольку отдача будет заметна только через несколько лет“, не задумываясь над количеством лет и нулей в сметах (нет бизнес-плана!), готовы вкладывать деньги не корысти ради, а токмо в заботах о государственном кармане и прогрессе отечественного ТВ.

Но вот — внимание! — отрывок из иных уже речей (орфография и пунктуация подлинника): „Начать свою деятельность ОРТ в отсутствии рекламы в течение первых четырех месяцев своей работы естественно не могло без единовременной поддержки со стороны Правительства и Минфина. Этим и было обусловлено выделение предусмотренных Законом о бюджете всех 148,2 млрд руб. в первом полугодии. Учитывая сложности с бюджетным финансированием, средства были выделены через кредит Банка „МЕНАТЕП“. Естественно за предоставление кредита были взысканы проценты (если кто не понял, банк „МЕНАТЕП“ — это один из альтруистов-учредителей, собиравшийся „покрыть“ убытки и заработавший на процедуре „покрытия“, как следует из дальнейшего текста, 500 млн рублей. — С. С.)… Заявление о дополнительном бюджетном финансировании в 27 млрд руб. по крайней мере нелогично, так как все 148,7 млрд руб. это лишь 15 % средств от необходимой для деятельности ОРТ в 1995 г. суммы. Десять млн долларов США было выделено Минфином Общественному российскому телевидению из средств, предусмотренных для Первого канала телевидения на 1995 г. Эти средства были запланированы в плане неторговых платежей и совершенно справедливо выделены ОРТ, так как все функции по вещанию на Первом канале с апреля 1995 г. перешли к ОРТ“.

Замечу — кроме долгов. Объявив себя правопреемником „Останкина“ во всем, что касалось бюджетных поступлений и активов, ОРТ не приняло на себя долги предшественницы. С ними разбиралось государство. Процитированный документ — доклад-ответ по Акту Счетной палаты РФ. В 1995 году „PR-агентство № 1“ еще не чувствовало себя настолько уверенно, чтобы не пустить на порог аудиторов представительной ветви власти. И горько об этом жалело впоследствии. Как ни плутали „счетчики“ в дебрях телевизионной специфики, все-таки очень близко подошли к раскрытию военной тайны: никакого телебизнеса на 1-м канале нет. В телевизионных редутах сидят пиарщики.

Существует внятный и четкий критерий, определяющий специализацию компании. Это тот вид деятельности, который приносит основной доход. 130 миллионов долларов ОРТ безвозмездно получило от государства. Около 300 тысяч из них (500 млн рублей по тогдашнему курсу), как мы помним, пошли в карман учредителю — банку „МЕНАТЕП“. 8 миллионов долларов — безвозмездный вклад „ЛогоВАЗа“. Два из них — затраты на разовые проекты: „Русский проект“ и новогоднее шоу. Чуть больше 50 миллионов канал заработал на рекламе. Таким образом, прозрачные доходы ОРТ в 1995 году составили примерно 188 миллионов долларов. Официально признаваемые за тот же период долги ОРТ — около 50 млн долларов. Следует заметить, что до конца 1995 года ОРТ пользовалось правом бесплатной аренды помещений (уставная доля ТТЦ) и бесплатной подпиской на информацию ИТАР — ТАСС (уставная доля ИТАР — ТАСС). 62 миллиона долларов ОРТ получило в кредит от своих учредителей — АКБ ОБ и СБС. Заемные средства никак нельзя отнести к доходным статьям: их нужно не только возвращать, но и обслуживать.

Таким образом, картина вырисовывается странная. За 10 месяцев существования и 9 месяцев вещания ОРТ официально „прожило“: 188 млн долларов „доходных“, 50 млн „долговых“ и 62 млн „заемных“. Всего — 300 млн долларов. А руководство канала в ответе-докладе утверждает — 550 миллионов. Откуда взялись еще 250, на что были потрачены — неизвестно. Из „наглядных“ 300 миллионов собственно телевизионным способом (рекламой и спонсорством) заработано не больше 17 %. В виртуальных же 550 млн доля „телезаработка“ еще смешнее — 9 %.

Напомню: ОРТ унаследовало имущество, технику, загрансобственность на сумму 5 миллиардов 100 миллионов рублей. Всем этим добром ОРТ пользуется по сей день. Ни один здравомыслящий человек не будет рассматривать компанию с такими активами как неимущего новичка.

Потому-то менеджмент ОРТ в 1995 году нельзя относить к менеджменту стартового периода, а следует считать почти сложившейся моделью. И модель эта явно не вписывается в рамки телевизионного бизнеса. Скорее она ориентирована на выкачивание денег из государства — посредством прямых вливаний и принудительного обслуживания и погашения им, государством, долгов компании.

Однако возникает небанальный вопрос: с помощью каких аргументов ОРТ намеревалось убеждать государство в необходимости собственного финансирования? Ведь 1995 год должен был стать последним „бюджетным“ годом 1-го канала. Если, конечно, помнить о целях акционирования.

В Акте Счетной палаты есть прелюбопытнейший момент. В сентябре — октябре 1995 года телекомпания ОРТ перечисляет 350 тысяч долларов на счета некой фирмы „ОРТ Интернасьональ“ без указания оснований платежа. В учредительских документах фирмы в качестве учредителя фигурирует г-н Патаркацишвили А. Ш., официально — второе, а неофициально — первое лицо ОРТ. Представители Счетной палаты делают вывод: имел место безосновательный перевод денег от материнской компании дочерней. А поскольку единственные незаемные деньги, которыми на тот период располагало ОРТ, — это деньги бюджетные, ставится вопрос о нанесении ущерба государству.

Не успели аудиторы покинуть ОРТ, как 14.11.1995 на свет появилось генеральное соглашение № 1197. Постфактум „ОРТ Интернасьональ“ поручалась покупка фильмов на международном рынке для показа по ОРТ. Безосновательный платеж превратился в кредит, ошибочно выданный 1-м каналом фирме „ОРТ Интернасьональ“. В объяснениях выплывает пикантная деталь: „ОРТ Интер насьональ“, одним из учредителей которой является должностное лицо ОРТ, юридически никакого отношения к ОРТ не имеет. Учитывая наиболее вероятное происхождение денег, к г-ну Патаркацишвили неминуемо должны были возникнуть вопросы нескромного характера. О злоупотреблении полномочиями (ст. 201 (прим. 3) УК РФ) например. Или о незаконном получении кредита (ст. 176, п. 2 УК РФ). А телекомпания ОРТ должна была как минимум получить со свежеиспеченного агента процент за пользование кредитом. Однако никаких процентов ОРТ не досталось, а г-н Патаркацишвили спал если и неспокойно, то по другому поводу.

Говорят, по удивительному стечению обстоятельств именно в сентябре — октябре 1995 года на счетах независимой фирмы „ОРТ Интернасьональ“ скопилась сумма, на пару нулей отличная от несчастных 350 тысяч долларов. По еще более удивительному стечению обстоятельств платежи шли через счета компаний, так или иначе связанных с именами господ Березовского и Патаркацишвили. Ну а самое удивительное, что золотой дождь над „ОРТ Интернасьональ“ совпал во времени с резкой сменой информационной политики ОРТ по чеченскому вопросу. Говорят, на эту тему г-н Патаркацишвили имел чрезвычайно неприятный разговор, но отнюдь не в той структуре, которая расследует злоупотребления полномочиями.

Мне крайне неловко пересказывать то, что говорят. Однако эти разговоры отчасти снимают с г-на Патаркацишвили подозрение в подкормке учрежденной им фирмы бюджетными деньгами. Вполне возможно, 350 тысяч были частью чьего-то гонорара, проведенного через ОРТ — как одну из негласно аффилированных г-ном Березовским компаний.

Вряд ли сейчас это можно выяснить доподлинно. Ибо, доведя кипение общественных страстей до необходимого градуса, ОРТ еще раз сменило информационную политику, на носу внезапно оказались выборы — и Акт Счетной палаты тихо похоронили. А в двух огромных публикациях по мотивам этого Акта акценты расставлены на чем угодно, но только не на жалких 350 тысячах долларов, по неизвестной причине на пару месяцев подаренных ОРТ совершенно посторонней компании.

„Вы мыслите в русле канала“, — сказали мне, предлагая работу на ОРТ. Я пришла, нагрузившись кучей сценарных заявок и обширной запиской „О реформе информационного вещания ОРТ“. Спустя месяц вопрос о том, что нужно каналу, стал мучить меня не на шутку. Два заместителя генерального продюсера со стажем дали мне доходчивые ответы: а) „за год так и не понял“; б) „да ничего ему не нужно“.

Если рассматривать 1-й канал по статусу — как телевизионное предприятие, — действительно невозможно понять: почему как раз те знания, законы и правила, которые составляют суть телевизионного бизнеса, совершенно не применяются в управлении ОРТ. Более того, по большей части неведомы топ-менеджерам канала.

Что есть суть телевизионного бизнеса? Установить такой баланс между „смотрибельностью“ своих программ и ценой на рекламное время (спонсорский пакет), который бы показался рекламодателям (спонсорам) более выгодным, чем у конкурентов. „Смотрибельность“ определяется тремя факторами: 1) количеством людей, которые в принципе могут принимать твой канал (охват аудитории); 2) количеством людей, которые в данный момент имеют возможность оказаться у телевизора (аудитория данного часа); 3) количеством людей, которые предпочли твой канал другим.

Процентные соотношения этих факторов, именуемые „рейтинг“ и „доля“, и служат основной приманкой для рекламодателя. Доля демонстрирует твой успех по стране в целом, рейтинг — в борьбе с конкурентами. Первый частотный канал, унаследованный ОРТ, — чемпион по охвату аудитории. Но это весьма условное преимущество: львиная доля территориального чемпионства приходится на регионы, которые в глазах рекламодателя не имеют никакой ценности. Расходуя на порядок большие суммы на обслуживание сети, чем „малоохватное“ НТВ, ОРТ не имеет возможности, с одной стороны, поднять рекламные расценки сообразно тратам, а с другой стороны, опуститься до цен конкурентов. Следовательно, для ОРТ жизненно необходимы детальное знание состава аудиторий каждого часа и скрупулезный анализ „пересечения аудиторий“: имеет ли смысл на конкретном участке времени бороться за „общего“ зрителя — или „неохваченный“ конкурентами зритель может оказаться интересен рекламодателю (спонсору).

Это — теория. А вот факты. За пять лет существования ОРТ ни разу не проводилось суточное медиаметрическое исследование по „аудиториям часа“. То есть сетка Первого канала строится не на основе фактических знаний, а на основе предположений менеджера. Как следствие — не попадающая в свою аудиторию реклама.

Спонсорство для ОРТ — вопрос выживания. Почти неподъемный канал нельзя вытянуть за счет одной рекламы. Но подрывать рекламный рынок, тупо вербуя спонсоров среди рекламодателей, тоже нельзя. Во всем мире понятия легко дифференцируют по деньгам: месячный спонсорский пакет сопоставим с печатной рекламой. И его может позволить себе компания, не располагающая рекламным ТВ-бюджетом. Разумеется, требуется предельно точное адресное предложение: аудитория передачи — потенциальный клиент компании.

До 1997 года на ОРТ вообще не было никакой централизованной спонсорской политики. „Спонсорские“ отдавались на откуп производителям в обмен на снижение закупочной цены на программу. Что наносило каналу огромный урон: размер „спонсорских“ проверить было невозможно. Деньги проплывали мимо. В 1997 году ОРТ создает дочернюю компанию „Антарес плюс“. Цель декларируется благая: направить все спонсорские потоки в русло канала. Однако первые же шаги вновь образованной „дочки“ вызывают, мягко говоря, недоумение. Производителям было приказано, невзирая на уже подписанные ими договоры, „отдать“ своих спонсоров. Спонсорам же предложили пересмотреть договоренности, увеличив цену спонсорских пакетов на произвольно определяемую сумму комиссионных. В результате спонсорский пакет почти сравнялся с рекламным бюджетом, средний предприниматель покинул канал. Именно по этой причине прекратило свое существование „Колесо истории“, отбивавшееся за счет некрупного книжного издательства. Именно поэтому зачахли возрожденные было „Встречи в концертной студии «Останкино»“. Самое необъяснимое: производителем этих программ была другая „дочка“ ОРТ — „Телефабрика“.

Столь же необъяснимыми, с точки зрения телевизионного бизнеса, были действия других псевдорыночных структур, созданных ОРТ в 1997 году: „ОРТ-видео“, „ОРТ-рекордз“, „ОРТ-концерт“. Декларируемые цели снова вполне благие и очевидные: снизить расходы на покупку фильмов и производство музыкальных программ, попытаться заработать на выпуске видео-, аудиопродукции и прокатной деятельности. Результаты:

а) Телеверсии немногочисленных концертов, организованные под эгидой „ОРТ-концерта“, делались производителем, которого ОРТ ангажировало для подобных работ и раньше. А денег расходовалось больше. На сумму комиссионных, определяемых „дочкой“-посредником.

б) „ОРТ-рекордз“ объявило о прекращении своей деятельности по неясным причинам с необъявленным результатом.

в) Продукция „ОРТ-видео“ обходилась каналу дороже, чем видеопродукция, выпущенная ранее группой „Союз“ по заказу ОРТ. При этом в фирменной упаковке зачастую оказывались неразмагниченные б/у кассеты с положенным сверху фильмом. ОРТ от данной продукции пыталось откреститься масштабными противопиратскими акциями. Акции бледнеют в лучах профессионализма руководителя „ОРТ-видео“ Джозефа Кея (ювелир, мелкий бензиновый делец, образование среднее). По странному совпадению гражданин США г-н Кей — двоюродный брат г-на Патаркацишвили. Тоже крупного знатока телевидения.

Объяснить грандиозный провал всех абсолютно верных — по декларированным целям — начинаний ОРТ апофигеем кадровой политики было бы слишком просто и слишком глупо. Не менеджеры завалили проекты — заведомо „провальных“ менеджеров сознательно рекрутировали в проект.

Потому что каналу не нужны люди, способные заработать на телевидении. Деньги на ОРТ делаются по-другому.

В самом начале 1997 года, готовясь отбивать атаки прессы по нержавеющему поводу „взаимное чувство Думы и ОРТ“, я попросила в финансовой дирекции распечатку с фактическим исполнением бюджета компанииза 1996 год. И с изумлением обнаружила в графе «источники финансирования» пункт „бюджет РФ“ с аккуратной цифрой 17 % напротив. В течение всего 1996 года мы гордо декларировали, что „нас не внесли в бюджет“.

25 декабря 1998 года случилось историческое событие. „Главный“ акционер канала г-н Березовский Б. А. сделал поразительное по степени откровенности заявление:

„Наш канал всегда работал с убытками. Долгое время его финансировал только частный капитал. Частный капитал брал на себя ответственность, понимая все значение ОРТ, пока была возможность кредитовать его за счет других, прибыльных направлений бизнеса. Теперь косвенных источников финансирования не существует. А попытки взять кредит банки встречают вопросом: «Почему бы вам как государственной компании не взять кредит у государства?»“

Далее г-н Березовский с детской прямотой делится своими представлениями о путях дальнейшего развития ОРТ. Их два: либо государство платит долги ОРТ, либо государство продает часть своего пакета — ина эти деньги живет канал.

Таким образом, г-н Березовский недвусмысленно изложил общественности основные положения менеджмента ОРТ, как он был задуман „главным акционером“:

1) На ОРТ никогда не рассматривалась возможность получения прибыли от собственно телевизионной деятельности.

2) „Отдача“, на которую рассчитывали акционеры, заключалась в расширении „других, прибыльных направлений бизнеса“ („Сибнефти“ например).

3) Единственный способ заработать, известный на ОРТ, — взять кредит.

4) Единственный способ расчета по кредитам и долгам, принятый на ОРТ, — заставить раскошелиться государство.

5) Елавная цель „менеджмента“ — скупить поэтапно госпакет, проживая в процессе покупки деньги, которые должны идти на развитие канала.

Все предельно прозрачно. Остается невыясненным только один вопрос: с какой целью на ОРТ затевались в 1997–1998 годах „показательные выступления“ с созданием „рыночных“ механизмов? Да, разумеется, мотив „мы сделали все, что могли“ присутствовал. Однако у меня есть еще одна догадка, которая, вполне возможно, прояснит суть глубинных противоречий, которые могли быть у первого гендиректора канала Владислава Листьева с „главными акционерами“. Для этого придется обратить взор на недавно в бозе почившую еще одну „дочку“ ОРТ — „ОРТ-рекламу“. Все известные мне „рекламные“ версии убийства Листьева строились на том, что рекламные возможности ОРТ получили „не те“: должен был, к примеру, „Интер-ВИД“, а в результате появился „Премьер СВ“. И никто не задавался вопросом: а для чего, в таком случае, потребовался маскарад с переодеванием „Премьер СВ“ в „ОРТ-рекламу“? Ни для кого не было секретом, что „ОРТ-реклама“ — это номер телефона и барышня при нем. Все остальное, включая директора „ОРТ-рекламы“ г-на Лисовского, благополучно находилось по адресу „Премьер СВ“. О чем телефонная барышня честно и докладывала.

Продажа всего рекламного пространства посреднику — распространенная практика. „Видео Интернэшнл“ не рядилось „НТВ-РТР-рекламой“. Я могла бы предположить, что маскарад потребовался для взаимной оптимизации налогов. Есть как минимум две схемы снижения налогового бремени, построенные на особенностях взаимоотношений материнской и дочерней компаний. Однако растущий от года к году (50 млн долларов в 1995 г. — 80–90 млн долларов в 1998 г.) долг ОРТ вряд ли свидетельствует о выгодах „оптимизаций для канала. А значит, речь идет об увеличении доходов частной компании „Премьер СВ“, действовавшей под вывеской „ОРТ-рекламы“, и сокрытии этих доходов от государства. Того самого государства, которое частично содержит ОРТ из бюджета, платит его долги и не получает ни цента дивидендов.

Если бы я могла задать единственный вопрос человеку, который успел побывать в кабинете г-на Листьева до приезда милиции, я бы спросила его, какую модель рекламной политики избрал для ОРТ первый гендиректор. В одном из последних интервью г-н Листьев говорил о трех вариантах:

1) Продажа рекламного времени ОРТ целиком одному рекламному агентству на конкурсной основе.

2) Продажа рекламного времени ОРТ группе рекламных агентств, которые специально под этот проект образуют холдинг. Одно из требований г-на Листьева: в рекламную группу не должны входить компании, состоящие в самой крупной по тем временам структуре „Реклама-холдинг“. И „ИнтерВИД“, и „Премьер СВ“ состояли.

3) Создание собственной рекламной службы на 1-м канале. Потери от продажи всего рекламного времени на сторону г-н Листьев оценивал в 20 %.

Вывод напрашивается. «ОРТ-рекламу» — не фиктивную, а нормально работающую структуру канала — придумал Владислав Листьев. Дело не столько в разборках между „ИнтерВИДом“ и „Премьер СВ“, сколько в коренных противоречиях между гендиректором и учредителями-акционерами.

Я полагаю, что Владислав Листьев иначе представлял себе структуру ОРТ. Я убеждена, что концепция Листьева представляла собой концепцию развития телевизионного бизнеса. А значит, строилась на принципах, отличных от тех, которые продекларировал г-н Березовский. „Телефабрика ОРТ “, „ОРТ-реклама“, „ОРТ-рекордз“, „ОРТ-концерт“, „ОРТ-видео “ и спонсорская служба наверняка были заложены в листьевскую концепцию. „Соратники — продолжатели дела Листьева“ вынуждены были демонстрировать „преемственность“ хотя бы на уровне профанации.

Логичный результат профанации — крах. Логичное следствие краха — закрепление в общественном сознании мифа № 3: „Телевидение абсолютно убыточно".

Снова — в который раз — мы упираемся в то, с чего начали: деньги на ОРТ делаются иначе. Осталось проследить — как. По итогам 1995 года, дважды развернувшись на сто восемьдесят градусов по чеченской тематике, продемонстрировав мощь PR-pecypca, ОРТ получает:

почти 30 миллионов государственных денег помимо предусмотренных законом о бюджете и еще — говорят — около 40 миллионов, приплывших совершенно посторонней фирме, учрежденной г-ном Патаркацишвили;

„полное прощение“ по Акту Счетной палаты; заказ на проведение президентской кампании; допуск к большой политике.

Отдельные акционеры получают также допуск к „другим, прибыльным видам бизнеса“. По итогам 1996 года, вовремя „сдав“ прежних покровителей и примазавшись к новой команде, ОРТ получает:

не поддающееся полному исчислению количество „внебюджетных“ денег (по некоторым оценкам, около полумиллиарда долларов);

финансирование по непонятным основаниям из бюджета РФ — около 60 миллионов долларов;

самостоятельное проведение PR-акций государственного масштаба (операции „Лебедь“, „Инкомбанк“) — с отдельной, очевидно, оплатой;

обещания допустить к дележу наиболее лакомых кусков госсобственности.

Некоторые акционеры ОРТ получают также пропуск в семью президента.

Именно в 1996 году ОРТ добивается статуса „PR-агентства № 1“, уникальной по ресурсам компании, в которой лучше добром обслуживаться, чем заиметь ее во врагах. В 1997 году „PR-агентство № 1“ ждет первый провал: всей мощи „уникального ресурса“ не хватает, чтобы загнать нужного клиента в ряды принудительно обслуживаемых „добросовестных плательщиков“. Не получив желаемого (пакета „Связьинвеста“), PR-гигант использует ситуацию для устрашения других потенциальных клиентов. Во всей красе разворачивается главное „убойное орудие“: г-н Доренко даже не считает необходимым делать вид, что производит нечто аналитическое. Его „шоу“ — откровенный PR-продукт, занимающий в сетке канала лучшее время.

Я очень хотела проанализировать деятельность ОРТ за 1998 год на основании данных, предоставленных самим ОРТ в соответствии с Законом об АО и ст. 97 ГК РФ. И тщетно искала финансовый отчет в СМИ. Мне, например, крайне любопытно узнать, когда и каким образом образовался долг в 80 миллионов долларов, о котором в декабре 1998 года говорил г-н Шабдурасулов. Вряд ли он связан исключительно с кризисом 17 августа — уже в конце июня задолженность приближалась к 45 миллионам.

Еще мне любопытно, почему для погашения долга в 80 миллионов долларов избирается на редкость несообразный путь — открытие кредитной линии в 120 миллионов под залог акций государства. Кредитную линию никак нельзя использовать для покрытия долгов. Фильмы на эти деньги, кстати, тоже покупать нельзя. А менеджеры ОРТ в своих интервью напрямую связывают приобретение „нового качественного кино“ с господдержкой. Интересно, не выступала ли агентом в этой сделке чужая для ОРТ фирма „ОРТ Интернасьональ“?

Однако, как я понимаю, 1998 год нынче прощен, забыт и закрыт и для меня, и для Счетной палаты. Господь с ними, с законом об АО и ГК РФ. И даже со статьей 287 УК РФ („Отказ в представлении информации Федеральному собранию РФ или Счетной палате РФ“), расположенной, между прочим, в главе „Преступления против государственной власти…“. Все ведь понимают: невозможно исследовать деятельность ОРТ, не влезая в дела „PR-агентства № 1“. Потому что телеканала никакого нет. Агентство же все долги отработало в конце 1999 года, создав и раскрутив из ничего блок с романтическим названием „Медведь“.

С „PR-агентством № 1“ ссориться нельзя. Особенно — государственным мужам. Особенно — перед выборами. А после выборов за все заплатит государство. То есть налогоплательщики. Когда мы с коллегами просчитывали финансовую часть канала „Политика“ и изыскивали ответ на почти неразрешимый вопрос, как бы отдать государству все причитающееся и при этом выйти в эфир, меня изводила мысль: мои еще не заработанные деньги уже записаны в „приход“ г-на Березовского. Вместе с деньгами моих родителей-пенсионеров. Я мучительно хочу понять: ради чего г-н Березовский со товарищи лезут ко мне в карман. Все его бизнес-начинания развиваются по одной и той же схеме: прилепиться к полугосударственной структуре, отжать все деньги в личные закрома, а дальше — хоть трава не расти. Ни в одно дело он деньги не вкладывает. Зачем он их собирает? Ради ощущения собственной принадлежности к немногим? Ради того, чтобы летать самолетом „Аэрофлота“ в одиночестве, отдыхать на королевской вилле в Антибе и ездить на бронированном „шестисотом“ с двадцатью мигалками? VIP-жизнь как цель жизни? Тупо. Скучно. Может быть, маленький лысенький человечек одержим манией мирового владычества над душами и судьбами? Так ведь нет прямой связи между количеством денег и количеством власти. А репутацию г-на Березовского не под силу спасти даже г-ну Доренко.

И вот какая крамольная мысль вызрела в моей голове: умственные способности „злого гения, строителя надежных систем“ пасуют перед вполне тривиальной страстью. Страстью к стяжательству. Мудрые государственники и жесткие прагматики, принимая „в помощь“ информресурс, сами надувают суетливого человечка до масштабов „знаковой фигурьГ и сами попадают от него в зависимость. Междусобойчик снова оказывается важнее реальных государственных интересов. Круг „еще нельзя трогать — уже нельзя трогать“ замыкается. Страсти маленького стяжателя обслуживает вся страна. А 51 % акций телеканала ОРТ по-прежнему принадлежит государству».

 

III.I. Объяснялки

Это не книга о личной жизни Влада Листьева: я не был членом его семьи. Я был составным команды. Поэтому могу вспомнить только Листьева-профессионала. Его подельников и конкурентов, приятелей и недругов.

Музыкальный редактор «Взгляда» Лена Карпова рассказывает: «Когда несколько лет назад я согласилась вести спецсеминар в Институте массмедиа РГГУ, мой приятель Петя Шульцман сказал: „Забудь слово «Взгляд», имя Влад Листьев, они (т. е. студенты) об этом ничего не знают“». Увы, так оно и есть.

На самом деле мне интересно было бы рассказать о тех, кто, как представляется, играл за кадром значительную (если не сказать «ключевую») роль в становлении ТВ-гиганта «ВИD» (компании «„Взгляд“ И Dругие») и оказал достаточно существенное влияние на российскую телеиндустрию, пусть и не сравнимое с тем, что сделал для смены стратегического курса, гламуризации и коммерциализации «Останкино» застреленный 1 марта 1995 года гендир этой компании и глава Первого канала Владислав Лист.

Кстати, когда я разыскал интервью Влада для «Нового Взгляда», сделанное тем же Андреем Ванденко, оказалось, что Влад напророчил: «Мне кажется, что через три года я просто умру». Это летняя запись 1992 года. Мне кажется небесполезным воспроизвести беседы со «взглядовцами», листьевскими соратниками именно той поры, двадцатилетней давности. Когда была иная политическая конъюнктура. Абсолютно иной контекст.

Повторюсь. Те, кто ждут здесь подробностей из личной жизни Влада, будут разочарованы: клубничного нет. Хотя вещь получилась очень неполиткорректная, это да. Коротко о некоторых героях, как упоминавшихся уже, так и нет. Это, во-первых, Александр «Гараж» Горожанкин, акционировавший самый популярный телересурс вместе с Андреем Разбашем, Иваном Демидовым и ведущими «Взгляда» (минус Дмитрий «Гурвинек» Захаров и Владимир «Мукусь» Мукусев). Арт-директор Альбина «Ночка» Назимова, ставшая «черной вдовой» нашего героя. Музредакторы «Взгляда» Марина Лозовая и Елена Карпова, пробившие брешь голубого экрана для социального русского рока. Ну и Иругие. Помню, как взлетали все смежные проекты «Взгляда»: «Поле Чудес» и «МузОБОЗ». «Но часто падением становится взлет, и видел я, как становится взлетом паденье» (© Макаревич). Кто-то скажет: банально. А я скажу: ну и что?

 

III.II. Папа, мама, отчим, алкоголь

Появился на свет Владислав 10 мая 1956 года в столичной пролетарской семье: Николай Иванович и Зоя Васильевна Листьевы работали на заводе.

Сам он вспоминал:

— Родился я в полуподвальном помещении. Воспоминание из детства — это шампиньоны, которые взрывали асфальт. Причем в том месте, где я родился, была всего одна асфальтовая дорожка, все остальное — пустыри, земля. Плюс еще ноги людей, которые были видны в полуподвальное окошко. Мне запомнились женские сапоги и каблуки.

Листьев не любил говорить о себе. Может быть, чего-то стеснялся в своем прошлом… Хотя, мне кажется, self-mademan — это очень круто. Родиться в бараке на территории фабрики по производству тюля и прийти к успеху, не знавшему аналогов на телевидении, — разве не суперкарьера? Но, видно, в какой-то момент Влад решил начать отсчет с другой картинки. Возможно, на создании мифа об идеальном гламурном телеведущем настояла его третья супруга. Альбина Назимова ни за что не расскажет и про свой, по мне, совершенно кинематографичный и достойный восхищения путь: дочка дворничихи, выросшая без отца и внимания, смогла занять достойное место в среде столичного истеблишмента.

Конечно, широкую публику интересуют все детали биографии, особенно интимные. Но грамотные таблоиды уже детально описали, что «несколько лет супруги Листьевы, Зоя и Николай, жили в Камерском переулке, недалеко от Новодевичьего монастыря, в длинном одноэтажном бараке на территории фабрики, изготовляющей тюлевые ткани. Чердачное помещение. Темная маленькая комната (12,5 метра) с узкими окнами. Коридорная система. На 43 квартиры — одна 14-метровая кухня на первом этаже. Воды в бараке не было ни горячей, ни холодной. Колонка во дворе. Баня — через квартал. В 1955 году Зоя забеременела. Врачи строго-настрого запретили ей рожать. „Не выносить вам дитя, — предупреждали они. — Если и дотянете весь срок, то за ребенка мы не ручаемся. Хорошо, если сами выживете“. Практически всю беременность Зоя провела на больничной койке».

Можно было бы напомнить, что малыша тащили щипцами, хотя разумнее было бы кесарево резануть. И что через год Листьевы переехали к сестре Владикова отца, на улицу Строителей. Две смежные комнаты на две семьи все-таки просторнее 12-метровой комнатки в «доме фабрикантов». В 1963 году Николай Листьев устроился на работу в охранную организацию. Влад много болел (у него в школе было прозвище «Ангина»).

Затем отец Влада уехал на двухлетнюю практику в Уганду. Однако вместо двух лет Листьев-старший прожил в Африке лишь полгода. Жаркий климат подорвал здоровье, спровоцировав сильнейший ревматизм. В Уганде Николай, однако, успел заработать приличные по тем временам деньги, поэтому, вернувшись в Москву, семья приобрела кооперативную квартиру рядом со станцией метро «Профсоюзная».

«Листьевы въехали в новый кооперативный четырнадцатый дом по Перекопской улице в 1965 году. Седьмой этаж. Двухкомнатная квартира № 45. В это время около дома выстроили церковь Бориса и Глеба. Но самая красивая пара 14-го дома ни разу не поставила свечку в стенах храма. Коммунистические убеждения не позволяли им веровать в Бога. Сына окрестили благодаря настойчивым уговорам родственников. Крестной стала сестра Николая — Надежда».

В школе он был круглым отличником лишь по физкультуре. В 1971 году попал в спартаковскую легкоатлетическую школу-интернат имени братьев Знаменских и начал заниматься в группе заслуженного тренера СССР НиколаяГолованова.

Срочную служил в знаменитой Таманской гвардейской дивизии. «Когда его забрали в армию, после построений отпрашивался у старшины, надевал кроссовки и шел бегать. На него все смотрели как на ненормального: только что маршировал, а теперь еще и бегать пошел. Но в этом был весь Влад…» Впрочем, и на гражданке Влад бегал с Севастопольского проспекта к своей тетке Надежде Ивановне, которая жила рядом с метро «Университет», потом «мог бежать к другой своей тете, которая жила еще дальше».

Спортом увлекался и после армии. В 1978 году на розыгрыше Кубка СССР Листьев победил (в беге на 1500 метров).

Как рабфаковец поступил на престижное международное отделение журфака МГУ. Сложно судить о том, о чем не знаешь наверняка. Его отец покончил с собой. Мама, Зоя Листьева, даже когда Влада знала вся страна, упрямо продолжала работать уборщицей на станции метрополитена, предпочитая материальную помощь сына пропивать. После его гибели Зоя Васильевна попала под машину, была, говорят, в тот момент весьма нетрезва, и хотя многим здесь мерещится заговор, большинство друзей уверены: обычная бытовая трагедия.

Елена Есина говорила (в интервью Марине Саед-Шах):

— Ее смерть я считаю нелепым стечением обстоятельств. Неподалеку от ее дома — сумасшедшая трасса. Она, видно, шла в расстроенных чувствах и попала под машину. Специально ее никто убивать бы не стал. Листьев никогда маму в свои тайны не посвящал. У них не было столь доверительных отношений. Когда мы с Владом расстались, его мать приезжала ко мне и сидела с Лерой, пока я была в институте. Но потом мы долгое время не общались и встретились, когда не стало Влада. Я сразу же поехала к Зое Васильевне. Ей сначала врали, что сын ранен, чтобы сразу не шокировать.

Альбина Назимова вспоминала:

— Насчет отца — правда. Он ушел из жизни в день, когда Владислав поступил в вуз. Для Влада его смерть стала страшной потерей. Он очень любил отца, часто вспоминал о нем. Насчет матери. я не готова комментировать домыслы и глупости, появляющиеся в прессе. Понимаете, есть родственники, которые недолюбливают друг друга, есть обстоятельства, которые вынуждают людей говорить нечто такое, о чем, я надеюсь, они потом жалеют. Мать Влада погибла уже после его смерти. Она переходила многополосное шоссе, и ее сбила машина.

* * *

О беде, которая приключилась с отцом будущей ТВ-легенды, писали: «Влад в детстве был толстощеким неуклюжим мальчиком, но со временем превратился в долговязого кучерявого юношу. Его отец в Москве устроился мастером в гальванический цех на завод „Динамо“, а Зоя Васильевна нашла работу на том же предприятии в проектном отделе. Семейная жизнь Листьевых протекала нормально, но со временем в семье начался разлад. Мама Влада начала позволять себе приходить домой за полночь в изрядном подпитии, в выходные в новой квартире начали происходить бурные вечеринки Зои с друзьями, и семейная жизнь родителей Влада находилась под угрозой развала. Но хотя Николай Иванович редко видел жену трезвой, уходить из семьи не хотел. Сестра Николая Надежда Листьева рассказывала: «Елядя на его переживания, я ему сказала: „Коля, ты еще молодой, женщины тебя любят, если все так плохо, уходи из семьи, начни жизнь заново“. В ответ он покачал головой: „Не могу. из-за Владика“. Отец практически боготворил Влада. Когда Владислав стал заниматься легкой атлетикой, Николай Иванович не пропустил ни одного соревнования с его участием. „Тебе в этой жизни не на кого рассчитывать, учись добиваться всего сам, мало ли что…“ — предупредил однажды Влада отец. Влад в тот момент не обратил на эти слова особого внимания, но вспомнил о них позже. Однажды Влад пошел на тренировку, а отец достал из шкафчика заначку с деньгами.

„Зоя, это тебе на мои похороны“, — с этими словами он отдал жене приличную сумму. „Опять твои дурацкие шутки“, — ответила Зоя. Но Николай не шутил. Спустя полчаса его обнаружили без сознания, а спустя три дня он, не приходя в сознание, умер в институте Склифосовского. „Половины порции дихлорэтана достаточно, чтобы убить человека“, — сказали врачи, а Николай Листьев принял целую упаковку этого препарата. Влад несколько дней не выходил из своей комнаты. Ему не сказали, отчего отец покончил жизнь самоубийством, и долгие годы истинная причина смерти Николая Листьева держалась в тайне. Даже родственники и близкие друзья семьи не посвящались в подробности этой трагедии. Тетя Влада Надежда Ивановна позже рассказывала: „В то время проверку магазинов осуществлял народный контроль, Николай был руководителем районного штаба. Очередная проверка чуть не закончилась закрытием магазина. Директор предложил Коле приличную взятку, чтобы тот не обратил внимания на недостачу. И Коля не устоял перед соблазном. Через некоторое время об этом узнали наверху. Завели уголовное дело. Ему было стыдно, он боялся, что разбирательство и суд негативно отразится на семье. „Как буду смотреть сыну в глаза?“ — спрашивал он. И брат не нашел иного выхода».

 

III.III. Жена номер раз. Елена Есина

Елена Валентиновна Есина-Листьева отказывается общаться с журналистами. Их с Владом дочь Валерия (Осецкая по экс-супругу), будучи логопедом по образованию, работает в так называемой Академии парикмахерского искусства «Долорес» на Арбате, эксперт по наращиванию ногтей.

Приходилось читать, что Лера, мол, никому из коллег не рассказывает о своем отце, который-де отказывался от своих родительских обязанностей и не общался с этой семьей. Дочь, писали, Владислав не признал и судился со своей первой супругой Еленой из-за алиментов. Это не совсем правда. Вывод о том, что Влад отказался от своего второго ребенка (первый их сын умер, не прожив и суток, безымянным), строится именно на судебной тяжбе из-за алиментов. Однако Листьев не отказывался платить, нет, судя по бумагам, которые я видел, он просто бился за снижение суммы, поскольку сам уже содержал новую семью: у него на иждивении было двое детей, один из которых был инвалидом.

Дмитрий Захаров вспоминал:

— Имя Елены при мне не упоминалось. Влад лишь однажды обмолвился об этом периоде жизни: «Я вышел из дому за кефиром и больше туда не вернулся». Альбину Назимову я не знаю, видел всего три раза. Но я неплохо знаю его вторую жену — Татьяну Лялину. Если бы Влад остался с ней, его судьба могла сложиться иначе. Хотя уверен, что он при любой из своих жен достиг бы тех высот, которых достиг.

* * *

С Леной Влад познакомился на сборах: девочка училась в английской спецшколе № 647 и занималась легкой атлетикой в группе при интернате. У них был общий тренер — Николай Еолованов. Их сокурсник Вячеслав Улыбин вспоминал: «Ленка у нас нравилась всем ребятам. Длинные светлые волосы, огромные глаза, отличная фигура. Еще привлекала она ребят своей неприступностью, смотрела на всех свысока. Но уже тогда ее дрянной характер стал вылезать наружу. Кстати, Лена крутила роман одновременно и с Владом, и со мной. Из-за нее между нами испортились отношения на несколько лет. Влад не отходил от Лены ни на шаг. Каждый день он встречал ее после тренировки, и они шли в кинотеатр „Тбилиси“. Билетер, соседка Влада по лестничной клетке, пропускала ребят бесплатно на последние сеансы».

Свадьбу сыграли в ресторане «Узбекистан». Зять Зои Васильевны Лев Николаевич рассказывал: «Когда мы первый раз увидели Лену, моя жена сразу сказала: „Они вместе жить не будут“. Лена не понравилась никому из родственников Влада. За праздничным столом после криков „горько“ мама невесты Лидия Есина шепнула на ухо крестной Влада: „У моей дочери невыносимый характер, если Влад вытерпит, я для него все сделаю. Куплю машину, квартиру“. Лидия Есина работала товароведом в валютном магазине „Березка“, по тем временам получала приличную зарплату, имела возможность выезжать за границу и могла себе позволить делать дорогостоящие подарки».

В ее квартире и на ее зарплату молодые и жили первое время. После расставания их отношения складывались непросто. Дочь он не видел ни разу. Но жена ему развод не давала, и когда на журфаке Листу предложили командировку в Латинскую Америку, Елена накатала донос в комитет ВЛКСМ: Владислава едва не исключили из рядов КПСС и он к тому же лишился подработки в качестве инструктора по физической культуре спортивного общества «Спартак». После этого в течение двух лет Влад зарабатывал лишь тем, что писал спортивные заметки в многотиражку.

Елена Есина рассказывает о своем расставании с мужем:

— Всем своим пассиям он говорил, что не спит со мной, но откуда же тогда брались дети? Первого нашего ребенка я не выносила, сильно переживала из-за его романа с сокурсницей. У меня потом были серьезные осложнения, врачи говорили, что могу вообще больше не забеременеть. Узнав о второй беременности, я решила с Владом расстаться. «Так вести себя нельзя, — сказала я ему. — Ты или уходи, или меняй свое отношение ко мне». — «Тебе легче будет, если я уйду?» — спросил он меня. «Конечно, легче. Не буду постоянно ждать, думать, придешь сегодня или нет, ночами прислушиваться, когда подъезжает лифт. Мне надо выносить спокойно ребенка, а ты занимайся своими делами». Разговор этот был в июле. Он ушел, а в октябре приехал за вещами. Если бы я его задержала, так продолжалось бы всю жизнь. И Таня прошла бы стороной, как многие другие его любовницы.

Не думаю, что так оно и было. Это ведь не жена говорит. Это говорит обида. У Елены Валентиновны не очень все ладно по жизни. В 2006 году ей вырезали опухоль мозга, она прошла через жесткую гормональную терапию, сейчас в этой женщине невозможно узнать ту 16-летнюю девушку с простым, широким, по-славянски привлекательным лицом (из тех, что нравятся иностранцам), за которой ухаживал юный Владислав (они тренировались у одного инструктора). Она действительно изменилась до тотальной неузнаваемости. Дело, кстати, не только в избыточном весе. Манера одеваться, тяжелая поступь, брезгливое выражение лица, характерное для людей, жизнью недовольных, все это складывается в портрет «немолодой женщины», так принято характеризовать подобный типаж. Эти в молодости двое могли сойтись только на гормональном фоне, никакого будущего у пары не было. Она была сложным пассажиром.

Елена вспоминала:

— Первое время воспитывать дочку помогала нам мама Влада. Не раз сидела с Лерочкой, когда я сдавала сессию в институте. А Влад не принимал участия в воспитании ребенка… А когда стал популярным, и вовсе про нас забыл. Я не препятствовала общению дочери с отцом. Влад сам не хотел этого. Когда Лера подросла, она сказала, что хочет знать, кто ее отец. Когда узнала, захотела с ним встретиться. Мы договорились о встрече, но, видимо, было не суждено — Влада убили.

 

III.IV. Жена номер 2, единственная. Татьяна Лялина

Вторая его жена, Таня Лялина, появлялась в Останкино, бывала в компании, ее любили. Знали и о трагедии, которая случилась с Владом-младшим. Их первенец родился с патологией кишечника, в роддоме сделали неудачную операцию, переборщили с наркозом, в результате ребенок ослеп и оглох.

В тот день, когда ведущий «Взгляда» делал сюжет о детской больнице, умер его шестилетний сын — Владислав Владиславович. Лист приехал со съемки, завалился спать. Ребенок ночью поперхнулся и умер от удушья. Родители обнаружили мертвого мальчика в пять утра. Он просто не смог позвать мать. Так что эту горькую чашу Влад выпил сполна. Малыша похоронили на Хованском кладбище, рядом с отцом Листьева. Читал в каком-то таблоиде, что вскоре Влад вскрывал вены и его спасли чудом. Не знаю, сам Лист об этом не рассказывал. Если Альбина и знает что-то, то вряд ли с кем-то поделится.

Отчасти из-за многочисленных личных трагедий оголтелое пьянство Листьева всем казалось логичным — ему было отчего пить.

Дмитрий Захаров:

— Татьяна его сильно любила, страшно за него переживала и прощала мужу буквально все. Если Влад пропадал из дома недели на две, она делала вид, что ничего не произошло. Татьяна понимала значимость этого человека, его растущий масштаб на ТВ и знала, что дом — единственное место, где он может расслабиться и отдохнуть. Таня делала все, чтобы любимому было комфортно и хорошо, она просто на него молилась. К сожалению, такие женщины остаются недооцененными. Почему они расстались? К сорока годам многие мужчины сходят с ума — кризис среднего возраста. Не обошло это и Владика. Как говорится, Остапа понесло. Он ушел от Татьяны, но не переставал о ней и о сыне заботиться. По тем временам жилищный вопрос был не менее сложным, чем сейчас. Влад оставил семье квартиру, а сам ушел в гостиницу… Мы много работали, и редкие моменты, когда удавалось выползти из «Останкино» и где-нибудь посидеть, воспринимались как праздник. Во времена «Взгляда» наша троица была очень сплоченной. Помню, сколько вместе было выпито, как мы переживали, когда нас закрывали, как играли с Владиком в теннис прямо на парковочной площадке, чтобы немного прийти в себя.

С Татьяной Листьев прожил столько же, сколько с первой женой, — семь лет. С третьей (в законном браке) — вдвое меньше.

 

III.V. Жена номер 3, последняя. Альбина Назимова

Влад и Альбина были очень близки. Их объединяло происхождение и трудный путь наверх. Свои среди чужих.

Они прорвались на верхний этаж советской элиты при помощи отлично отлаженных в СССР социальных лифтов. Прямо с низа, самого-самого дна. У Листьева мама, напомню, работала уборщицей в метро, и рос он, можно сказать, без отца. Назимову тоже воспитывали бабушка и мать, убиравшаяся в школе, где учителя скидывались девочке на форму.

Оба сумели гиперкомпенсироваться, вырвавшись из нищеты, покорив социум, заняв в нем престижные позиции. Поэтому они держались друг друга и поэтому, кстати, тянули на телеэкран то, что считали эталоном «культурности». Так, собственно, и появилась достаточно нелепая передача «Серебряный шар» Виталия Вульфа, который в представлении людей без весомого «гуманитарного багажа» был некоей квинтэссенцией «как бы» интеллигенции.

Александр Политковский в фильме «Владислав Листьев. Мы помним» (2010) говорит:

— Я никогда не претендовал на роль ведущего. Это уже Володя Мукусев стал меня вытаскивать, потому что ему нужна была какая-то подпорка в альтернативу этой группе мальчиков-мажоров, которые пришли с иновещания. Мыто прошли армию, проехали страну, мы знали все. Влад учился на том же самом отделении, на котором учился я. Все то же самое, тот же самый испанский язык, но я, например, намного хуже выучил испанский язык, чем он. Разные люди. Есть такая легенда, как будто мы все друзья. Да нет, не друзья — соратники.

Ну что, напрасно в «мажоры» причислил Политок Листа. Листьев всегда держал в голове, кто он и откуда вырвался. И возможно, именно поэтому никогда не был по-настоящему дружен со своими партнерами из первой тройки — Захаровым и Любимовым, чьи отцы были дипломатами-шпионами и кто с детства знал завидный для советских подростков вкус жвачки. Даже Демидов хоть и начинал в «Останкино» осветителем, был на самом деле сыном замминистра, и его путь с нижних ступеней просто был честным, «пацанским» выбором крутого сержанта ВДВ, ценящего дедовщину в ее хрестоматийном понимании.

Так или иначе, бухать портвейн монтажными вечерами Листьев, помню, предпочитал с кем-либо из видеоинженеров или, допустим, с выпускающим Андреем Шипиловым, который и привел его на ТВ вместе с Вакуловским, Захаровым и Любимовым.

Молодежная редакция под руководством Эдуарда Михайловича Сагалаева была, я считаю, лучшей школой на советском ТВ эпохи перестройки. Редакция со своими строгими понятиями. Со своими ветеранами и звездами. По работам того же Мукусева Влад писал свой диплом на журфаке МГУ. И вдруг появились «мальчики» без всякого опыта, про которых тут же стали шептаться, что, мол, «номенклатурные». Да, на первый эфир Влад явился этаким денди, в светло-кремовом костюме, весь в усах и очках, его ироничная улыбка и лукавый взгляд многих вводили в заблуждение: числили его удачливым и беспечным мажором. Но он был другим.

И карьера его складывалась очень непросто. На тот момент, когда музыкальный редактор «Взгляда» Елена Карпова познакомила своего экс-сокурсника с Альбиной Назимовой, тот был в критической точке своей биографии. Он либо спился бы совсем, либо… Ну что говорить, Листьеву, к счастью, не суждено было сгореть в алкогольном угаре, как многим замечательным журналистам, он стал лучшим из лучших, самым-самым (тот же Политковский сетовал: «С той поры как Влад закодировался, он стал для приятельских застолий потерянным человеком»).

Альбина Назимова:

— Есть люди, которые воспринимают собственную жизнь и работу как чудо. Влад относился именно к таким людям. Он был счастливым человеком. Умел получать удовольствие от всего: от работы, общения с друзьями, вкусной еды, хорошей книги, от того, что на улице светит солнце. Профессию свою обожал, все время думал о работе.

Все говорят: благодаря Альбине Листьев бросил пить. Ну-ну. Кстати, после выхода книг «Битлы перестройки» и «Влад Листьев. Пристрастный реквием» меня попрекали темой алкоголя. А мне кажется, что у нас сильно пьющий человек тождествен человеку чувствующему. Я и сам всегда был любителем выпить, пока за руль не сел.

Альбина Назимова:

— Он пил, не очень-то задумываясь, вредит ли это здоровью, работе. В те годы застолья были своеобразной формой отношений в обществе. Но я на дух не переношу спиртное, подобно собакам, кусающим пьяных, независимо от того, хорошие это люди или плохие. Отказ от алкоголя стал для Влада естественным продолжением жизни со мной.

Дмитрий Захаров:

— Редакция радийного иновещания, где он работал до «Взгляда», предполагала конвейерное производство, от «станка» было не отойти. Там работало мало людей, испортить репутацию можно было очень быстро, и об этом узнали бы абсолютно все. С Владиком такого не произошло. А уж Анатолий Григорьевич Лысенко сомнительного персонажа в команду не взял бы ни при каких обстоятельствах. Он очень хороший физиономист и психолог и во «Взгляд» проводил тщательный отбор. Лишь один раз за время существования программы Влад позволил себе перебрать, и Лысенко отстранил его недели на три от эфира. Этого вполне хватило, чтобы поставить мозги человека на место.

Когда я пытался разыскать «взглядовского» экс-выпускающего Андрея Шипилова, его ТВ-коллега Никита Евган (дело было весной 2011 года на вечеринке-выставке у Михаила Королева) посетовал, что Андрей «сильно бухает». Забавно, что почти про всех ведущих программы (кроме Захарова и Ломакина) говорили то же самое. Великое дело!

Другое дело, что у Листьева запои мешали работе. Не явиться на прямой эфир «Взгляда» — это ЧП. Принято считать, что, когда горячего парня взяла в оборот холодная Альбина, не переносившая алкоголь и алкоголиков, Влад завязал. Однако, уже будучи мегазвездой, любимцем державы, блистательным ТВ-денди, Влад мог в аппаратной на пару с Андреем Шипиловым выдуть грамм семьсот, по-студенчески — зубами! — вскрыв портвейную бомбу.

Впрочем, все относительно. Один из фигурантов этой книги, прочитав черновик рукописи, с которым я решил его ознакомить, дабы минимизировать количество фактических ошибок (без коих ни один из экспериментов в жанре мемуаристики обойтись не может), сказал мне:

— Набрал слово «кокаин» поисковиком: не нашел в твоем труде ни разу. Так что если даже такой певец порока, как ты, решил только про бухло, то даже читать не буду, посмотрю очередную карамельную документалку, там хоть картинки есть занятные.

Однажды на заседании пресс-клуба, организованного компанией «Фонд здоровой России», главный внештатный нарколог Вологодской области Павел Лавров описал современного российского мужчину как стрессированного самца от 30 до 50 лет и к «пьющим профессиям» отнес актеров, ментов, журналистов, хирургов, официантов и травматологов. Помню, красноярские газетчики пропиарили свой регион тем, что оригинально отметили Всемирный час Земли: они на 60 минут приостановили употребление спиртного. По словам лидера местных журиков Алексея Борзуна, дерзкая акция продемонстрировала готовность сибирских мастеров пера трезво глядеть на угрозу, нависшую над планетой: «Чо каво, а планета, она есть. Поэтому не всегда стоит, допустим, пить или не пить там, где не стоит. Такова жизнь, и с этим нельзя не считаться».

Бесспорно, сейчас пьют не так, как в советские времена: все-таки почти все за рулем и это — как следствие — роняет общую профессиональную планку. Я пришел в свою репортерскую альма-матер «МК» в 1985 году, в разгар горбачевской антиалкогольной кампании. Единственный вопрос, который при собеседовании мне задал главред Павел Еусев:

— Пьешь?

Не помню, что именно я тогда соврал, но не забыть мне летящую пишущую машинку, которую тем же вечером видел в кабинете своего экс-сокурсника Петра Спектора, нынешнего шеф-редактора газеты, а тогда рядового сотрудника спортивного отдела. Многокилограммовая «Ятрань» была запущена в воздух могучей дланью журналистки, которая метила в коллегу и по совместительству супруга (впоследствии, кстати, возглавившего довольно популярное издание). О чем тогда полемизировали — не суть. А вот пили в тот день портвейн «777». Однако запивали «Жигулевским». Что было ошибкой. Кстати, насчет спортивных журналистов. Эти хмельны всегда. Почему так, — неведомо, но факт.

Для российского неосоциума гиперболизированный образ непросыхающего русского журналюги обетонировал Константин Хабенский в дебютной ленте Филиппа Янковского «В движении» (2002), где употребление спиртного гламуризировано беспредельно. Такие вот дела. Но на самом деле, военные и пожарные водку чтут основательней, а сакраментальное пьянство журналистов все же мифологизировано. Я лично знаком с несколькими незлоупотребляющими коллегами. Не знаю, насколько репрезентативны мои наблюдения, но полагаю, что 10–12 % представителей нашего цеха — не бухают. Более того, друзья уверяли меня, что некоторые из трезвенников очень даже неплохи в профессиональном аспекте. И якобы даже способны одаривать потребителя радостью печатного слова почти как настоящие репортеры. Информация непроверенная, но недостоверной окрестить ее все же не решусь. Знай наших. Что значит «зачем вы водку пьете?». Была бы твердая, грызли бы.

Вспоминает Анатолий Лысенко:

«Пили всегда. Конечно, кое-кто спивался… Компания тогда была веселая: Дима Белозеров, Володя Ворошилов, Алеша Габрилович, Марк Зеликин, Сережа Муратов. За столом говорили о профессиональных проблемах».

Листьев же был не просто алкоголиком, он не просыхал. Даже Политковский образца 2013-го не сравнится с Листьевым конца 80-х. Влад мог сорвать эфир или съемку. Мобильных телефонов тогда не было, и я помню, как искали его с гонцами по всему городу. Не раз и не два. Кстати, речь тут не только о «взглядовском» этапе, но и о времени «Поля чудес», когда Влад уже женился на Назимовой, что молвой приравнивается к завязке. Два или три выпуска «Поля» провел Саша Любимов. Официально считается, что это был некий тестовый эксперимент. На самом же деле Листьев тогда в очередной раз пропал со всех мыслимых горизонтов, и Люби спасал коллектив. По мне, так он вел программу никак не хуже Влада. И для тех, кто пропустил выше реплику Политковского, поясню: Влад вынужден был «закодироваться».

Вообще говоря, повторю, у Листьева так сложилась биография, что на его месте любой бы спился. Всего через месяц после гибели отца его слили в интернат (первую спартаковскую легкоатлетическую школу № 10 имени братьев Знаменских). Мать он видел лишь по выходным. Копировщица проектной организации Листьева свою скромную зарплату в 80 рублей пропивала с новым возлюбленным, который во время одной из пьянок выбросил в окно щенка, подобранного Владиславом. Учившийся с Владом Юрий Трубицын вспоминал: «Нам Влад ничего не рассказывал о своей семье, но старался уходить от расспросов. Что не все у них ладно, мы поняли только тогда, когда Влад назвал крестную мамой. Мы тогда сильно удивились. А он ответил: „Я готов любую хорошую женщину матерью звать“». Воскресенья Влад предпочитал проводить во дворе и любил играть в хоккей. «Район наш только строился, поэтому ребят возраста Владика совсем не было, часто приходилось видеть, как он с утра до позднего вечера гонял с клюшкой совсем один, — рассказывали соседи Владислава. — Если на улице было холодно, он отсиживался в подъезде. Проходящим мимо соседям говорил, что ждет какого-то приятеля. Ему неудобно было признаться, что дома его не ждут».

Короче, еще раз: на его месте странно было бы не злоупотреблять разогревающим, холодно было ему на старте жизни. Он сумел-таки вырулить и в 90-е пил вполне умеренно. Однако во «взглядовский» период это тема была весьма болезненной. Я как-то делал сюжет о перегибах антиалкогольной компании Горбачева/Лигачева, который заканчивался ночным стенд-апом на Красной площади, где проговаривалось, что они, мол, там, за кремлевскими стенами ни в чем себе не отказывают. Листьев, узнав о съемке, долго пытал меня в аппаратной, чья идея была делать такой сюжет и к чему, дескать, это вообще. Не намек ли. То есть по этому вопросу был мнителен безмерно. Когда обсуждались темы первых выпусков в формате ток-шоу, торпедировал идею обсуждать алкоголизм.

Да, судя по всему, Альбина стала для него в этом смысле абсолютным спасением. Хотя ее в компании изначально приняли довольно настороженно. Не зря же к ней прилипло прозвище Ночка. Темная. Однако то, что Листьев любил ее, несмотря на все свои многочисленные похождения, бесспорно. Альбина стала для него главным человеком по жизни.

Они, правда, едва не развелись, потому что у Листьева случился роман. Вера, Веранда, как мы ее звали, была гинекологом Альбины. Не уверен, кстати, что именно сама Назимова их познакомила (хотя как-то и прокачивал подобную версию в одном из газетных интервью). Насколько припоминаю, на самом деле Влад сошелся с Верой после вечеринки, на которую пришел вместе с Мариной Пенкиной, чьей подругой (и, по-моему, наблюдающим врачом) была Веранда. Марина, выпускница ВГИКа, была на несколько лет младше Влада и в компании «ВИD» работала с 1992 года. Листьеву она была, скажем так, очень близким человеком. И ее, и Веру на похороны Влада тайком провела… не буду, впрочем, палить человека, поскольку уверен: Назимова эту книгу прочитает. А на похоронах к ним обеим подошли люди от Альбины и достаточно жестко попросили «исчезнуть». Хотя Пенкина продолжала потом работать в компании еще года четыре примерно. А с Верой девушки из «ВИDa» общаться не перестали. Сочувствовали по-девичьи и ей, и Альбине. Да и Пенкиной — тоже сочувствовали.

А насчет похорон. Прочитал как-то в Facebook’e у Александра Тимофеевского (совсем по иному поводу, но в тему): «Никто не имеет права запрещать приходить на похороны — ни вдова, ни сын. Родственники тем более не имеют права, что их нельзя ослушаться — придешь, и вый дет скандал у гроба, водевиль вместо реквиема. Кто ж на такое решится? Запрет, выданный родственниками, не оспаривается, это вето необратимо, а значит, его не должно быть, потому что нельзя приватизировать волю покойного, прощание с покойным, примирение с покойным. Нельзя приватизировать его душу и делать за нее выбор. Это, дорогие мои, язычество. И поддерживать такое — тоже язычество. Сказано: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром. Отпустите с миром».

И про Пенкину, и про гинеколога Аля ведала. Один раз даже намеренно приехала в аэропорт встретить мужа, хотя знала, что отдыхать он ездил с Верой. Так себе сцена была, наверное. Но понятия не имею, она ли стала причиной предполагаемого краха семейства Листьевых. Может быть, и Веранда-то появилась только потому, что Альбина продолжала встречаться со своим давним ухажером, бывшим спелеологом, который вполне успешно занимался бизнесом и при этом неуспешно. наркоманил (подчеркиваю, что глагол «встречаться» не подразумевает интимную составляющую, свечки никто не держал). Возможно, Назимова и вышла бы за спелеолога, если бы не его увлечение «расширителями сознания». Она поддерживала с ним отношения (во всяком случае, приятельские) и до, и после Листьева.

А однажды я должен был забрать «бетакам» у Разбаша и приехал к нему на полчаса раньше. В подъезде столкнулся с Альбиной. Мне бы и в голову ничего не пришло, если бы она не повела себя неадекватно — прошмыгнула мимо, как ошпаренная кошка. Стреманулась. Когда я вошел, сказал Андрею, что Аля пролетела мимо и даже не поздоровалась. «Она мне помогает с дизайном квартиры», — парировал Разбаш. Кстати, именно с ее подачи Разбаш сделал эмблему телекомпании «ВИD» — маску, наводившую ужас на детей (Альбина тогда работала в Музее искусств народов Востока).

Чужая душа — потемки, да и в личные дела Листьева никто не полез бы, если бы не его намерение развестись и не акции компании. Назимова четко намекнула партнерам мужа, что в случае развода будет драться за акции «ВИDa» в суде и очень даже может случиться, что у нее их будет 16,43 %, т. е. столько же, сколько у режиссера Ивана Демидова, директора компании Александра Горожанкина и ведущего Александра Политковского. Отговаривать Влада от союза с Верандой отправились тогда Любимов с Разбашем. И отговорили. Он согласился отложить имущественные разборки и развод на неопределенное будущее. Было это осенью 1994 года.

Про Альбину Влад рассказывал в интервью «Новому Взгляду»:

«Я женился в третий раз. 31 декабря 1991 года в 17 часов 30 минут мы расписались. Моя жена — реставратор станковой живописи. Мы были знакомы три года, и за это время у нас было все, что только можно придумать в личных отношениях, как с моей стороны, так и с ее. Будем считать, что мы прошли огонь, воду и медные трубы. И я должен сказать, что это очень хорошая школа жизни. Поэтому это был достаточно сознательный шаг с обеих сторон. И я думаю, что это последний брак ис ее стороны, и с моей».

Для Листьева брак действительно оказался последним. В знаменитый «круглый дом», который они строили с Владом, Альбина въехала уже с Андреем Разбашем. Акции «ВПОа», оставшиеся ей от Листьева, объединились с разбашевскими, сформировав контрольный пакет. Впрочем, погоды это не сделало — компания отошла Первому каналу из-за мутной истории с кредитами. Единственным из оригинальных акционеров остался Саша Любимов. Альбина, которую, напомню, за глаза звали Ночкой, снова овдовела, Разбаша настиг сердечный приступ в объятиях юной Ксении (все-таки «Виагра» не панацея, а опасная игрушка). Сейчас Назимова вполне, как говорит, счастлива с новым мужем…

Альбина вспоминала:

— Когда удалось купить жилье, очень радовались, с вдохновением начали делать ремонт. Тогда я еще не занималась дизайном интерьеров, оформление нашей квартиры — моя первая работа. Все отделали в белых тонах. А мебель, которая у нас тогда была, и сейчас стоит в моей квартире. О Владе напоминает многое, в частности книги. Он очень много читал, отдавал этому практически все свободное время.

В интервью «Собеседнику» (номер от 15 сентября 1993 года) Назимова-Листьева говорила:

«Как правило, Влад не интересуется моим мнением о своей работе. Если что-то и говорю, то „в рабочем порядке“, я ведь присутствую на съемках большинства „Тем“. Дело в том, что они снимаются вечерами, и Владу спокойней, если я рядом, в студии или у него в кабинете. Впрочем, я была убеждена и не скрывала этого, что „Поле Чудес“ — программа не для него. Вел он ее профессионально, но какой-то дискомфорт чувствовался. Конечно, он научился в ней общению с публикой, приобрел огромный организационный опыт. Дни отдыха у нас выпадают крайне редко. В выходные Влад участвует в съемках других передач „ВПОа“: „Б-клуба“, „Звездного часа“. Но если такие дни выпадают, то мы стараемся побывать либо у друзей на даче, либо едем на машине в Загорск, Звенигород, Ростов Великий.

У нас одинаковые взгляды на политику. Спорить мне с Владом об этом то же самое, что математикам убеждать друг друга, что дважды два — четыре. А что касается конкретной политики, то, когда Влада выдвигали в депутаты Моссовета, я была твердо убеждена, что уж женой депутата точно не буду — это выше моих сил. Влад один раз сходил на собрание, посмотрел и сказал: „Никогда в жизни!“

Влад очень тяжелый человек, если дело касается походов по магазинам. Ему нужно три недели вбивать в голову, что уже давно пора сходить и купить новую пару туфель. Магазины он не переносит органически: появляется зуд, аллергия и выступают красные пятна, если в магазине он находится больше пяти минут. Поэтому подарки Владу стараюсь делать „утилитарные“, т. е. то, что нужно ему, на мой взгляд. Потому что если спросить у Влада, что ему нужно, то окажется, что ничего… Мы стараемся как можно больше времени проводить вместе. Даже в моих командировках он сопровождает меня, как, например, в Петербург. Мне так легче: у меня не болит голова, поспал ли он, прочитал ли на ночь книжку, как он одевается, что ест. За годы жизни в гостинице у нас не было „своих“ блюд. Мы ели или на стороне, или в ресторане. Нам негде было готовить — кухня у нас появилась только недавно. А вообще-то в еде Влад абсолютно неприхотливый человек. Если в ресторане есть возможность заказать устрицы, то хорошо, если же имеются только супы в пакетиках, Влад с не меньшим аппетитом будет есть их».

Это она говорила через год после брака. А спустя ровно два года после убийства, в марте 1997-го, дала интервью «Комсомольской правде»:

«После гибели Влада моя жизнь изменилась радикально. Я ушла из Музея народов Востока, где семь лет реставрировала станковую живопись. Правда, к тому времени я уже преподавала в Художественном училище имени 1905 года, которое сама когда-то закончила. А чуть позже стала работать арт-директором в телекомпании „ВПО“. У меня там роль административная, стилеобразующая.

Я никогда не собиралась эту квартиру продавать На Новокузнецкой теперь — голые стены. Всю мебель я перевезла в подмосковный дом, где мы с Владом собирались жить постоянно. По поводу нашей свадьбы с Андреем Разбашем было столько глупостей напечатано! Видимо, кто-то захотел меня пристроить. Из жалости… Я могу сказать только одно: после Влада я не выходила замуж и не собираюсь выходить».

Однако уже 15 декабря того же года Альбина и Андрей отправились в Венецию, на медовый месяц. В компании с Александром Любимовым. Но не имеет это никакого значения, в конце концов. Семейные расклады настолько тонкая материя, что даже близкие родственники не всегда могут разобраться что к чему, а уж влезать со стороны с досужим морализаторством и вовсе дело недостойное.

 

III.VI. «Кинотавр»

Марина Пенкина была в поствзглядовской жизни Влада настолько же значимой фигурой, насколько весомым в его биографии был «Кинотавр», где они и познакомились. Весной 2013 года я пригласил к себе в эфир (шоу «Правда-24» канала «Москва-24») Марка Рудинштейна. Помимо всего прочего, поговорили и о Листьеве, который показал себя не только как блестящий продюсер, отличный ведущий, ной — с подачи Марка — проявил себя как роскошный конферансье. Цитирую фрагмент нашей ТВ-беседы:

— Именно с ведения церемонии «Кинотавра» началась его карьера конферансье. То есть это ты его открыл в этом качестве?

— Да. Первые пять лет фестиваля. Я чутьем почувствовал: сделаю конферанс, соединив шпану Догилеву (такую арбатскую шпану, она была шпанистая такая девочка, актриса) и такого Листьева, мэтра, интеллигента в хорошем смысле этого слова. Вот вроде бы несовместимые вещи. Аристократ Листьев и шпана Догилева. Это была лучшая пара за все годы. Была шикарная пара. И кстати, убили Листьева на следующий день после того, как я пришел к нему в кабинет договариваться о следующем фестивале. Улетел я тем вечером на юг, в Сочи. И первого марта 1995 года я узнал, что его убили. Вот так произошло это. Листьев действительно, я тебе должен сказать, что он был по-хорошему сумасшедшим человеком. Я вспоминаю, нам надо было выступить в Нижнем Новгороде, у Немцова, тогдашнего губернатора. Он пригласил нас. И я попросил Листьева отвезти. А он был занят. Ему было очень трудно. Но тем не менее он сделал это, я помню, как Листьев сел в машину в 2 часа дня в Москве. И несмотря на свою занятость, приехал в Нижний Новгород. Отвел мероприятие. И ночью уехал обратно, потому что у него было много дел в столице. Влад в этом отношении, несмотря на свою популярность, известность, востребованность большую, был удивительно мобильным и отзывчивым человеком. И очень коммуникабельным, очень приятным. В нем не было вот этой звездности. Он, я тебе должен сказать, никогда не просил у меня денег за ведение, да.

— Что, на общественных началах? Ему просто нравилось?

— Да. Вот следующие уже просили. А Листьев не просил этих денег. Во-первых, он чувствовал энергетику «Кинотавра». Во-вторых, это было его поле. Он понимал, что я делаю. И то, что он делал, он считал очень важным.

— А тебе, как кинопродюсеру, не хотелось снять его в кино? Ты же тогда активно занимался продюсированием?

— Яне видел в нем актера. Я видел в нем больше продюсера даже, чем конферансье.

 

IV.I. Настоящая звезда

Летом 2011 года встречался с писателем Дмитрием Лихановым, которого знаю лет с пяти. Поскольку заведение, в котором мы встретились, принадлежит бывшему сокурснику Димы, слово за слово пришли к разговору о Листе (который вместе с ними грыз гранит науки на отделении международной журналистики университетского журфака, его однокурсницами были Елена Карпова и Ирина Петровская). По воспоминаниям Лиханова, Влад, как и все рабфаковцы, держался несколько особняком. Как и все студенты, заводил мимолетные интрижки и регулярно бухал, что неудивительно.

Я в свою очередь рассказал Диме, как однажды Листьев удивил всю «молодежку», дико подставив коллег, — он в назначенный час попросту не явился в студию. А эфир был прямой, как шпиль Останкинской башни. И реакция — со свистом, словно падение с той высоты. Анатолий Лысенко — при всей вкрадчивой своей мягкости — рассвирепел не на шутку, поскольку неявка на выпуск была перебором по любым понятиям. Это было даже круче, чем эпизод одного из первых выпусков, когда приехавший из Японии Владимир Яковлевич Цветов презентовал ребятам какую-то чудо-банку саморазогревающегося саке и Влад выдул ее прямо в эфире, на какое-то время просто выпав в осадок. Задача операторов была — не брать общий план, чтобы зрители не увидели склоненную на руки голову ведущего.

Короче, Сергей Ломакин рассказал, что «Лысый» попросил его быть партнером в ультимативном разговоре с Листом. Либо «завязка», либо вон. Они наехали на Листьева тандемом, но оба рассказывали мне: не очень верили, что Влад сдюжит. Он и не сдюжил бы. Если бы не Альбина.

Принято считать, что именно Назимова сделала Влада телевизионщиком № 1. Спору нет, девушка она непростая. Хотя тот же Ломакин рассказывал мне, что, увидев ее впервые, был несколько озадачен. Влад взял 25-летнюю художницу с собой на один из «чесов», куда они поехали, прихватив в компанию Ефима Смолина. Та их гастрольная поездка случилась в самом начале романа, и у Листа — это помнят все — просто снесло башню. Сергей говорит, что они с приятелем-сатириком активно обсуждали бурную любовь-морковь:

— Ну никак не могли понять, что он в ней нашел. Это Влад-то! Миллион девчонок с мокрыми трусами вокруг ходило.

Словом, Листьев вновь выступил в своем репертуаре: удивил. Пить он действительно стал значительно меньше. И Альбине, очевидно, многим обязан. Как у них там было дальше — знать не знаю. Но зато помню, когда «видовская» тусовка узнала о связи листьевской вдовы с Андреем Разбашем. Это случилось на семейном торжестве четы Демидовых, Ивана и Елены. Вечеринка проходила в модном тогда заведении на той же Новокузнецкой. Альбина и Андрей ушли из ресторана вместе. И гости этот факт не без растерянности легкой обсудили. Надо понимать, что на том этапе Андрей был самым авторитетным в компании человеком. Одним из самых уважаемых в «Останкино» вообще. Никогда не мог понять почему; природа этого респекта осталась за границей моего разумения. Его сольные проекты были провальными, низкорейтинговыми — а персональный рейтинг был достаточно высоким. После обнародования неожиданной для всех друзей связи с вдовой Листьева Альбиной какое-то время Андрей был нерукоподаваевым в совете директоров компании «BИD».

Иван Демидов стал человеком, который прекратил негласный бойкот, принявшись гласно и регулярно гостить в квартире Разбаша на Патриарших, рядом со школой № 20, где когда-то учился Андрей. Потом «молодые» переехали на супердачу, в знаменитый «круглый дом».

Альбина вспоминала, что у них (с Андреем) была традиция делать подарки в три этапа: 1) накануне праздника — взаимные предподарки; 2) в день торжества, естественно, — ключевой презент (не обязательно самый ценный); 3) а на следующий день («чтобы не было ощущения, что праздник уже кончился») — послеподарок. Он дарил ей украшения. Она ему — так называемые «железки» (фотоаппараты, технику, машину «Ягуар-Даймлер»… не путать с раритетным «Ягуаром МК II» 1966 года, который Разбаш купил сам). Бытует мнение, что они своего совместно усыновленного ребенка (родившегося, как и Иван Иваныч, 23 числа) назвали Ваней именно в честь Демидова. И умер Андрей 23 июля, в день рождения Ивана Демидова, единственного из «взглядовцев», который знал Назимову задолго до того, как Елена Карпова привела Листа в ее мастерскую.

Влад был от нее просто без памяти. Листьев как-то купил Альке (так зовут ее друзья) целую лавку цветочную, опустошил полки вчистую. Букеты — так магазинами! Когда вечером Влад по дороге в другой магазин — хлебобулочных изделий — обнаружил, что в цветочном обновили ассортимент, то наехал на директора. В результате был разорен и склад-запасник. Назимова всю неделю раздаривала благоухающие растения охапками.

Возвращаясь к вечеринке на Новокузнецкой: все были застигнуты врасплох. Даже наблюдательнейший и мудрейший ТВ-босс Александр Пономарев, про которого Влад, сам, кстати, бывший вузовский комсорг, говорил: «Мне кажется, что у Саши в паспорте, в графе „Место рождения“ написано „ЦК ВЛКСМ“». То есть способность удивлять — это то общее, что было у Влада с Альбиной.

Но более всего он удивил самовыдвижением на последнюю для себя должность. Знаю со слов Киры Прошутинской, которая, напомню, вместе со своим супругом Анатолием Малкиным и придумала в свое время «Взгляд». Когда обсуждалось, кому собственно предстоит возглавить ОРТ, Кира Александровна, полемизируя с претендовавшей на этот пост Ирэной Лесневской, заметила, что почему бы, мол, не Листьев. «А ты что, разве хочешь? Ты и так звезда!» — удивилась Ирэна Стефановна, державшая Влада (как, впрочем, и многие) за безалаберного шоумена. «Хочу!» — ответил тот. И присутствовавший на встрече Разбаш понял: так тому и быть.

Кира Прошутинская вспоминала об этом так:

«В разговоре потенциальных совладельцев ОРТ мы с Малкиным представляли нашу компанию („АТВ“. — Е. Д.), Андрей Разбаш с Владом Листьевым, естественно, — ,ВИD“, ну а Ирэна Лесневская — свое „РЕН ТВ“. Нам показалось, что эти двое (Андрей с Ирэной) заранее обо всем договорились, расписав, кто какой пост займет. Про Малкина я сознательно не спрашивала, чтобы не подумали, что лоббирую своего мужа, но зато поинтересовалась у присутствующих насчет Влада. На риторический, как ей казалось, вопрос Лесневской Влад ответил неожиданно. Я сидела рядом и видела, как у Влада загуляли желваки: непросто ему было. Несколько секунд он просто молчал, потом выдавил: „Да, Ирэна, мне это нужно!“ В комнате повисла тишина. Всем стало неловко, что вынудили человека открыто сказать, чего он хочет… В конце концов, телевидение успешно акционировали без нашей помощи и участия, но Влад добился поставленной задачи, возглавил канал».

Мне Андрей Разбаш признался, что Борис Березовский, чувствительно относящийся к сакраментальному «еврейскому вопросу», сделал тогда выбор в пользу Листьева, руководствуясь именно этническим фактором: других представителей «титульной нации» в той обойме не было. Так или иначе, тот день стал для героя роковым. В большей степени роковым, чем женщина Альбина. Хотя с тем, что она — роковая, не поспоришь. Похоронив трех мужей (третьим стал Андрей Разбаш), сейчас, если верить общим знакомым, сблизилась с Игорем Верником. Впрочем, они как бы одноклассники и, быть может, просто проводят время вместе как друзья. К рассказу о Владе это отношения уже не имеет.

Дмитрий Захаров, вспоминая коллегу, сказал:

— Мы были знакомы 10 лет, а с перерывами общались 15, и я никогда не замечал, чтобы Влад дружил с кем-то ради карьеры, он пахал как негр… Влад был на редкость легким в общении. Он не надувал щеки, даже когда разговаривал с реквизитором в студии. И, став большим начальником, оставался предельно доброжелательным.

Однажды случилось ЧП: запись финала «Поля чудес», где зритель выиграл грандиозный приз, затер Вадик Опритов — ассистент режиссера. Владу пришлось записать отдельный стенд-ап с объяснялками, что так, мол, и так, выиграл человек, поверьте, дескать, на слово. Но главное: никаких репрессий против сотрудника. Обошлось без визга и скандалов, вполне, казалось бы, оправданных в подобной ситуации. За это Листа подчиненные просто боготворили.

Влад, Политковский, да и Дмитрий Захаров были в этом смысле настоящими звездами, без дешевых понтов. Западного стандарта знаменитости. Привел Влада Листьева, кстати, в пример культовым финнам, с которыми беседовал накануне Нового, 2013 года. Горячие финские парни из T e Rasmus поразили меня дважды. Первый раз лет десять назад, когда суоми-музыканты перепахали хит-парады всего мира со своим гимном In T e Shadows. Кстати, эта вещь по сию пору держит национальную пальму первенства по роялти, собираемым во всем мире, обогнав даже скандинавского титана Яна Сибелиуса. А второй раз они потрясли недавно, когда прилетали на пару дней в Москву накануне Рождества. Интервью с экстравагантным квартетом было запланировано с таким расчетом, чтобы ребята после прилета могли привести себя в порядок и поужинать перед продолжительной беседой. Но легендарные московские пробки внесли свои коррективы: из Шереметьево в Grand Marriott, расположенный на Тверской, лимузин продирался три с половиной часа! Они вошли в отель, когда свет уже был выставлен и все три оператора нацелили камеры на пустующие кресла в спецкабинете. И что же? Рок-звезды без всяких вздохов и капризов сели работать. Просьба ко мне была одна: не говорить с ними про жратву («Мы дико голодные, можно хотя бы воды?»). Удивительное дело. Потому что бывает иначе.

Привожу примеры только из личной практики: серия ТВ-бесед для авторского проекта «Правда-24» (канал «Москва-24»). Вот что поражает: «самая красивая скрипачка мира» Ванесса Мэй и гитарист Queen Брайан Мэй были предельно пунктуальны, а наши «открыватели ртов и совершатели движений жопой под фонограмму» (©Лурк) Тимоти и Джиган опоздали на съемку (первый минут на семьдесят, второй на два с половиной часа). Патриция Каас, задержавшись на пару минут, сочла нужным принести извинения, в то время как Рената Литвинова, задержав съемку на полдня, еще с удовольствием унижала «обслуживающий персонал» (ассистентов, гримеров, редакторов) за «отсутствие вкуса».

Почему же так по-разному ведут себя их и наши звезды? Знакомый медиаидеолог пытался мне внушить мысль, что все дело в деньгах. Мол, западные знаменитости зарабатывают миллионы и поэтому ответственно относятся к своему золотоносному ремеслу, составная часть которого — общение с прессой, а наши-де работают за гонорары совсем другого уровня и блистать хорошим воспитанием просто не считают нужным. Не согласен, размер здесь не имеет значения. В той же энциклопедии «Луркоморье» про Тимати сказано: «Выращен в подземных лабораториях „Фабрики звезд“ для очередного срубания профита с быдло-публики, в особенности с гламурных кис и прочей шелухи».

Не могу я принять и предъявленный мне коллегами тезис № 2 — об отсутствии в нашем шоу-бизе культуры. С чего бы это? «Вот она была и нету?» Ведь наши легенды других поколений абсолютно безупречны, они помнят о том, что «точность — вежливость королей». И Борис Борисыч Гребенщиков, и Иосиф Давыдыч не считают возможным опаздывать, а вот «калифы на полчаса» как бы усвоили то, что имел в виду Луи-Станислас-Ксавье (Людовик XVIII), которому молва приписывает максиму «Точность — вежливость королей, НО обязанность для их подданных». То есть наши позиционируют себя как короли, которые «все могут».

Но самая, по мне, блистательная история из этой серии приключилась с кумиром девичьим Сергеем Лазаревым. Никак не готов комментировать его творчество — не моя тема. Однако певец потряс меня, запросив у продюсеров канала… список вопросов. То есть в свободной манере вести разговор просто не может. И меня умилило страстное ТВ-признание звезды: он, оказывается, не терпит ультиматумов (один из каналов поставил ему некое условие, которое он принять был не готов, и теперь, как говорит, на этом самом канале попал под жесткий баи на все новогодние каникулы). Я поинтересовался у него насчет его собственного ультиматума — ответы только на согласованные вопросы. Сергей заверил, что первый раз об этом слышит: мол, «пресс-служба моя виновата».

А как же тезис: короля играет свита? Что, двор сам по себе, а монарх отдельно? Как муха от котлет? Напомнило мне сентябрьский скандал с твитом Геннадия Зюганова «Американского посла в Ливии расстреляли, как последнюю собаку. получил то, что посеял». После гневной

US-реакции выяснилось, что микроблог от имени вождя коммунистов ведет некий «ответственный за ведение твиттера Парфенов». Шикарно. Получается, что «под прикрытием» можно и лгать, и хамить, а если случится скандал, всегда найдется кого выставить виноватым. Но по мне, все должны отвечать за слова. Ноты. И базары. И люди публичные — в первую очередь. Просто «у них» звезды понимают, что они всегда на виду, а у нас — как страусы: то голову под крыло, то прямо в бетон…

Листьева недолюбливали соратники (об этом ниже), но вот подчиненные души в нем не чаяли. Именно поэтому, кстати, и работали за более чем скромные деньги: он гипнотизировал всех своей щедростью и обаянием. У него был такой свитер — белый и пушистый. Таким и видел его коллектив. Платили немного, но Влад мог подарить загранпутевку, машину и даже квартиру.

Антонина Тихомирова («видовский» сотрудник) вспоминала:

— В «Останкино» работала подруга моей бабушки, она туда впервые и меня привела. Сначала поработала помрежем на одной художественной картине, затем меня перетащили в затухнувшую программу «Дело» телекомпании «ВИD», потом Влад затеял программу «U-клуб». Я знаю всю телевизионную кухню. Я была старшим администратором, координатором. Позже заметили, что голос неплохой, начали к озвучке привлекать. Я была абсолютно влюблена в Листьева! Но только в профессиональном плане. Идет он по коридору, ты смотришь на него и думаешь: «Бог». Мы им жили, мы им дышали. Эмоциональный был дядька, наорать мог иногда, потом сам подходил: «Извини, что-то я, наверное, вспылил». Он никогда никого не унижал, не считал никого вторым сортом. Слово «команда» звучало у него как никогда по-настоящему.

Лена Карпова, музредактор, узнав о выходе книги «Взгляд: битлы перестройки», в своем ЖЖ написала: «Забыть не получилось ни тогда, ни ранее, ни тем более теперь. „Долгая память хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу“, как сказал классик». Как и большинство людей этой формации, Елена болезненно реагирует на маргинальные суждения, и ее возмутило предисловие, которое по моей просьбе написал тогда Михаил Леонтьев.

Карпова возмутилась: «Почему он?! Уж если кто и мог сочинить предисловие, так это либо участники событий (Иван Демидов, Саша Любимов, Политковский, etc.), или „наш взглядовский папа“ Анатолий Григорьевич Лысенко. В конце концов, Костя Эрнст. Называю его так не из фамильярности, а потому как привыкла почти 22 года так называть. Но, видимо, не срослось, уж не знаю, какие там были обстоятельства. Но неужели некому было написать предисловие к книге о легендарной телевизионной программе „Взгляд“, кроме Леонтьева?»

Далее Лена вновь цитирует Мишу: «Эта книга — собрание свидетельских показаний, по сути, перекрестных допросов, препарированных автором. Это не только про „Взгляд“ и взглядовцев. Это книга о журналистике».

И вновь возмущается: «С точки зрения следователя допрос, конечно, тоже в чем-то интервью. Вот только понимает ли г-н Леонтьев разницу между журналистом и следователем?»

Михаил писал: «Я считаю журналистику мерзкой профессией, выбираемой ущербными людьми. Журналисты — профессиональные дилетанты. Это не литература, не искусство, не наука, а всего понемножку. Есть такие уникальные отечественные учреждения — журфаки. Это места, где учат борзо писать (или снимать) на темы, в которых пишущий (или снимающий) некомпетентен. „Журналистское образование“ — это нонсенс. Кстати, именно поэтому наиболее приличные журналисты, за редким исключением, имеют какое-нибудь нормальное фундаментальное образование».

Лена вскипает: «Вот автор и раскрылся. Нет у него профильного образования, „гимназиев не кончали“, поэтому г-н Леонтьев развивает тему о бесполезности журфаков. Почему люди, которые окончили вузы по специальностям, весьма далеким от журналистики, не только дают публично свое „компетентное“ заключение по вопросам образования на журфаке, но и работают по специальности, существование которой сами же и отрицают? Действительно, прекрасный способ: таким, как они, „вон из профессии“ не скажешь. И вообще сейчас профессионалы не в моде, не в тренде… В прежние времена, чтобы быть хорошим журналистом, нужно было иметь литературный талант и определенные убеждения. Нужно было служить делу, а не прислуживать. Амбиции же, особенно ни на чем не основанные, стремительно растут у кухарок и швейцаров!»

Леонтьев заметил: «Журнализм является квинтэссенцией интеллигентского сознания, построенного на самомнении, презумпции морального превосходства и примитивных мировоззренческих клише. Журналистика, вот эта самая — „с большой буквы“, бьющая себя в грудь, воображающая себя совестью нации, — это и есть главный носитель и дистрибьютор клишированного сознания, свойственного современному цивилизованному обществу».

Отвечает Карпова: «Однако г-н Л. не считает себя „совестью нации“. Как и интеллигентом. Собственно, от журналистики он тоже открещивается. Кто же это вещает нам по вечерам из телевизора, расширяя наше „клишированное сознание“?! Кто же Вы, мистер Леонтьев? Новый Капитан „Однако“ Очевидность? Родоначальник однако-журналистики?»

Михаил категоричен: «Журналисты — примерно такая же пакость, как „молодежь“. Все беды, катастрофы и катаклизмы — от молодежи. И в принципе единственным смыслом жизнедеятельности „молодежи“ является пережить этот период, не покалечив себя, окружающих и государство. Поскольку „Взгляд“ был продукцией как раз молодежной редакции, это также имеет к нему отношение».

Карпова возмущается: «Это мое самое любимое место в предисловии! Еще Монтень заметил: старость любит давать хорошие советы, потому что уже не в силах давать дурные примеры. Зоологическая ненависть к живому — к молодым, к профессиональным, к коллегам — свойственна мертвому, которое в свою могилу живое пытается затянуть и там сжать в ледяных объятиях. Дряблость души, не позволяющая принимать и познавать новое, — признак опасного душевного состояния. Как говорят нынешние молодые, „родился мертвым“, и это уже не определение, а диагноз. Неспособность принимать живое, задорное, шумное, озорное, да и просто новое — признак преждевременной душевной старости. От этого пассажа пахнет тленом и затхлостью. А „Взгляд“ — дело молодых. Не забывайте об этом, г-н Леонтьев. И та молодая шпана, что сотрет вас с лица Земли, уже дышит вам в поседевший до срока затылок.

В интернете очень модным занятием является троллинг. Так вот, г-н Леонтьев изобрел нечто ему обратное — эльфинг. Когда нахваливающий буквально удушает жертву насмерть в своей преданности и восторгах. От такого „эльфинга“ становится неловко всем: и самому объекту страсти нежной, и тем, кто за этим наблюдает со стороны».

Ну что сказать? Миша — мастер эпатажа. Лена же, как и многие экс-коллеги, не готова мириться с методикой вивисекции. Для нее проект, коим все горели некогда, остается священной коровой. Она не готова признавать полутонов. Я, рискую подставиться, все же признаюсь: мне посыл Леонтьева понятен, я понимаю и его надрыв, и его, как принято сейчас говорить, message. Что касается Карповой, то меня всегда огорчал сакраментальный «переход на личность». Это было (может, и осталось) характерно для Саши Любимова, но ни Влад, ни Дмитрий Захаров в этом замечены не были.

Там же, в ее ЖЖ, я ответил Карповой:

«Лена, как-то странно было бы, если предисловие исполнял бы один из персонажей. Мне близка позиция Миши, он блистательный публицист и не боится быть неполиткорретным. И я, право, считаю: предисловие и рецензии на книгу — поэтичней и резче, чем сам манускрипт:) Я ведь много не отважился рассказать, чтобы не попалить того же Люби, которому реально обязан и коим восхищаюсь по сей день… ты из молодежки и журфак закончила: поэтому не можешь быть беспристрастна. мне потому и нужен был чел со стороны для предисловия, не обремененный корпоративными пристрастиями».

Поначалу мне казалось, что работа над TVlution будет приятной мемуаристикой, а на деле оказалось, повторю, что люди, которые работали на этом проекте, сейчас настолько ненавидят друг друга, что придется поссориться со всеми. Точки зрения на одни те же факты и сюжеты у разных участников оказались диаметрально противоположными.

Но я, как камикадзе, осознанно иду на риск конфликта, ибо испытываю ностальгическую симпатию ко всем героям и не могу никого предпочесть. Ведь я не оговорился: все «взглядовцы» были людьми героическими. И я бы даже сказал, бескорыстными. Что в нынешней системе координат — одно и то же ©. Они работали не за славу, не за деньги — а за идею. Не ведая, что являются пешками в чужой игре, что ими двигают кукловоды, гораздо более опытные и смышленые. Я лишь post factum узнал, что инициатива создания «Взгляда» принадлежит Лубянке. Что это было детище КГБ СССР, которое контролировалось соответствующим отделом ЦК партии. И если бы мне об этом сказали в ту пору — я бы просто не поверил!

Встречаясь с экс-коллегами для уточнения подзабытых деталей, я от беседы к беседе погружался все глубже в пучину уныния.

— Неееет, друзьями мы никогда не были. Никогда. Мы просто работали вместе, — с печальной улыбкой диагностировал Политковский.

Сегодняшний поствзглядовский контекст ультимативную установку скорректировал: «Кто не со мной, тот против меня». Потому что ныне каждый по себе, разбежались траектории, как круги по воде. Круги от брошенного камня, который тихо спал за пазухой. Потому что союзников-то не осталось. Потому что счет идет на миллионы и судьбы. Потому что объем взаимопретензий всегда пропорционален делу. А Дело «взглядовское» было воистину значительным. Грандиозным было.

И вот самый заслуженный из ведущих «Взгляда» Владимир Мукусев (и самый, замечу, старший по возрасту, хоть и не по званию) обвиняет мудрого ТВ-гуру Анатолия Лысенко, положившего на алтарь исчезнувшего бренда свое здоровье, в подлом доносительстве (сотрудничестве с КГБ). А сам «Лысый», говоря об отважном суперрепортере Саше Политковском — который лично для меня всегда был тождествен трейдмарку под названием «Взгляд», — может со снисходительной полуулыбкой пробросить — «лентяй и пьяница». «Политок», в свою очередь, считает, что его в свое время некрасиво «кинул» покойный Влад Листьев со товарищи. А у Листа еще тогда были горькие претензии к хитрым своим компаньонам, которые при дележки роскошной площадки пятничного эфира на Первом канале с помощью наивного (?) Анатоль Григорича Лысенко отодвинули его от перспективного, как грезилось, направления политической журналистики, ловко пристроив самого популярного из ведущих в «клоунскую» нишу конферансье-в-бабочке.

Один из первой тройки ведущих, Дмитрий Захаров, не общается с экс-коллегами, а распиаренный мегапродюсер и блистательная ТВ-икона Кира Прошутинская, стоявшая у истоков проекта, печально констатирует:

— Не люблю упрекать людей в неблагодарности, но некоторые меня удивляют: Захаров почему-то при встрече даже не здоровается, словно мы и не знакомы вовсе.

И каждый по-своему прав. Каждый. «Правда всегда одна, это сказал фараон», — мрачно утверждал Слава Бутусов, но мы-то знаем, что она у каждого своя. И берусь предположить, вспоминая о том времени, что легенды не кривят душой. Просто каждый помнит лишь то, что хочет помнить его эго. С нужным ракурсом. С «правильными» деталями. И это тоже природа. Природа двуногого. Природа человека.

 

IV.II. Неровный старт

На самом деле ни Влад, ни его соведущие сначала не очень рвались на ТВ. Денежное вознаграждение во «Взгляде», напомню, было более чем скромным — 40 рублей за эфир (я, например, вообще отказался заходить в бухгалтерию), а на престижном во всех отношениях Иновещании ребята получали до 375 рублей в месяц.

Да, с одной стороны, сороковник — это всего $10 (по черному курсу), а с другой — это студенческая стипендия, на которую можно было как-то просуществовать.

Дмитрий Захаров:

— Я был поражен, что Владика назначили генеральным директором ОРТ. Как шоумен, как руководитель программы, как человек, чувствующий нерв эфира, он был, безусловно, впереди планеты всей. Но он не был финансовым руководителем. Саша Любимов — экономист по образованию, и, если бы он оказался на этом месте, я бы не удивился. У Саши хотя бы имелись представления, что такое финансовые механизмы и как они должны работать. Владик же — спортсмен, журналист, шоумен. Где здесь экономическая составляющая? Но он не первый и не единственный, с кем это случилось в 90-е. В те годы, если кто-то терял много денег, проблема решалась самыми прикладными способами. Причины здесь были не в обидках, не в ревности, не в ссорах, а в простейших денежных составляющих.

Листьев на момент гибели был, пожалуй, самым любимым телевизионщиком державы. И он сделал это сам. Не без помощи Альбины и команды, но все же самостоятельно. Ошибочно думать, что слава образца 1995 года была пролонгацией перестроечной эйфории конца 80-х. Отнюдь. Это уже была другая страна. И другая слава. Сейчас уже никто не помнит, что за три года до расстрела Влада, в марте 1992-го, прошло заседание совета директоров телекомпании «Останкино», на котором пилили эфир Первого канала. И «видовцы» тогда попытались получить фиксированное время в эфире кулуарными методами. В ходе бурного обсуждения 11 марта директор студии международных программ и видеообмена телекомпании «Останкино» Александр Михалыч Любимов самонадеянно предложил «делать ставку на звезд», позиционировав себя персонально как члена клуба ТОР-10, в презумпции того, что в первой десятке будут и его коллеги по компании «ВИD». Однако удар нанес директор социологического центра телекомпании «Останкино» Всеволод Вильчек, который обнародовал результаты опроса, проведенного его сотрудниками 15–20 февраля. Лидерами — по версии центра — стали:

«Новости» — 55 %,

«Вести» — 44 %, игровые фильмы — 40 %,

«Поле Чудес» — 20 %,

«600 секунд» — 18 %,

«Добрый вечер, Москва» — 15 %.

Список из телеведущих-фаворитов возглавили сотрудники блока информационных программ:

1) Татьяна Миткова — 15 %,

2) Александр Невзоров — 14 %,

3) Ирина Мишина — 13 %,

4 и 5) Юрий Ростов и Светлана Сорокина — по 11 %,

6) Борис Ноткин — 8 %,

7) Александр Гурнов — 7 %,

8 — 11) Анеля Меркулова, Татьяна Комарова, Евгений Киселев и Владислав Флярковский

— по 6 %.

Ну а среди ведущих телепрограмм лидировали Владимир Молчанов и Владислав Листьев

— 5 % и 4 % соответственно.

Меньше 1 % набрали еще 14 человек, в том числе и «взглядовские» Александры — Любимов и Политковский.

Впрочем, справедливости ради замечу, что опрос был не вполне репрезентативным, поскольку опросили лишь 550 жителей столицы. Однако очевидно, что феноменальная популярность ведущих «Взгляда» рухнула просто как сбитый истребитель всего за год, прошедший с закрытия этого проекта Кремлем. Год гайдаровских экспериментов со страной. Год торжества криминалитета. Но Лист сумел за три года (с 1992-го по 1995-й) поднять рейтинг своих проектов и свой собственный на рекордную высоту. Хотя в него не все верили.

Время все расставило по местам.

Так уж получилось, что почти все герои этой истории стали социально значимыми фигурами. В начале пути, я помню, они были искренними и отважными. Дрались за то дело, которое считали правым, по-рыцарски благородно. Потом, когда зафонтанировали деньги, увы, рассорились напрочь. Любимов с Листьевым вообще последние полгода до убийства Влада не разговаривали, посредником в общении был Иван Демидов (ну и Разбаш, пожалуй).

И вот еще что. Саше Листьеву, сыну Листа, на момент гибели кумира державы было всего одиннадцать лет, поэтому я понимаю, почему он отказывается от любых предложений поговорить об отце. Пиариться не хочет.

 

V.I. Провокация Талькова

Я знаю, что покойный Игорь Тальков на всех своих концертах гнал на программу. Мол, был он запрещен. Выступая в ДК МИСиС 30 мая 1991 года, певец после исполнения песни «Стоп! Думаю себе…» поведал залу: «Интересный случай был, связанный с этой песней, с программой „Взгляд“, в 88-м году, меня пригласил, вот эти три откормленных комсомольца, сняться. (Зал аплодирует.) Я с удовольствием согласился на предложение „Взгляда“. Эта программа проходила в „Лужниках“ и называлась „Взгляд представляет. “. Сначала они должны были отсмотреть репертуар, а затем, значит, пропустить, кого-то пропустить, кого-то не пропустить. Меня отсмотрели, мне не сказали ничего, я там спел несколько песен, вот такого плана. Политического, значит, содержания. Они мне ничего не сказали. Я подошел к Любимову и сказал: „Что, Саша, — я говорю — ну, что, мне вечером приезжать на концерт?“ Саша мне что-то промычал: „М-мм…“ И убежал. Я понял, что надо приехать. Приехал, переоделся. А концерт строился так, они сидели на сцене и рассказывали о себе, рассказывали, кто, где женился, где кто родился, кто там чего, как, вот, втроем за столом. И публика уже к середине концерта просто вся спала. Я вам серьезно говорю, просто спала, может быть, даже кто-то из вас и был на этих концертах „Взгляд представляет…“ в Лужниках. Ползала просто спала, просто храп раздавался. И как раз к моему выходу, я думаю: „Господи, да они же все уснут, как же их будить-то потом?“ И буквально за пять минут до выхода ко мне подбежал мальчик-администратор и говорит: „Игорь, тебя попросили, ребята меня послали, попросили спеть песню, только «Примерный мальчик». Одну песню и больше ничего“. Я говорю: „Так, пардон“. Во-первых, я „Примерного мальчика“ приносил им еще до тысячелетия Крещения Руси, и мне сказали, что эта песня не пойдет, потому что там есть слово „храм“ и слово „рок“. Это два запрещенных слова, если вы эти слова уберете, значит, мы пропустим песню. Я отказался убирать эти слова, и песня не пошла. А теперь, значит, после тысячелетия вы осмелели, значит, теперь и „храм“ можно, и все. Я говорю: „Нет, не будет этого, не будет“. Я говорю: „Всему свое время, сейчас я буду петь песни своевременные“. Он что-то побежал, там не знаю, успел он сказать, не успел. Кто-то из них успел узнать, что я готовлю им сюрприз. А Листьев не успел, он откуда-то выходил, то ли из туалета, то ли. так он сбоку выходил. Я иду на сцену, а он еще ничего не знает и говорит: „Ну что, Игорек, сейчас веселенькую?..“ (Зал смеется и аплодирует.) Я ему: „Да, сейчас будет такая веселенькая, просто обхохочешься“. Вышел и выдал, публика проснулась. Да, они меня стали убирать со сцены и говорить: „Все! Спасибо, достаточно, Игорь. Спасибо вам, до свидания. Всего доброго!“.. Ну, я сразу понял цену их демократии. Я, в общем, всегда знал, мне достаточно было посмотреть на их морды в первой передаче, чтобы определить. (Зал аплодирует.) Но зато они в порядке, один там депутат Верховного. Все депутаты? Ну, я не слежу. Один ведет программу популярную „Поле Чудес“, я б добавил так „в стране дураков“ (в зале смех и аплодисменты)».

А «Наш современник», публикуя материал, посвященный полувековому юбилею певца, отметил (2006): «С ужасом во взгляде „Взгляд“ наблюдал за тем, что происходило на авансцене и в зале. Публика ликовала, не отпускала, несмотря на неоднократные попытки „взглядовцев“ прервать выступление. Звонили из Четвертого отдела КГБ с вопросом, что произошло. Кто-то сказал, что теперь их всех поснимают с работы, а передачу закроют, что песни у Талькова „запредельные“, что он перетянул на себя одеяло. Листьев орал, что теперь Тальков придет на „Взгляд“ только через его труп. Но тем не менее, когда Листьева убили, по Первому каналу неделю крутили песни Игоря с титрами: „Памяти друга“. После этого случая он говорил: „Я теперь очень осторожен в контактах. Меня часто предавали, и я сильно разочаровался как в мужчинах, так и в женщинах. Я всегда пытался открыть свою душу тому, кого считал другом, но порой мне в нее просто плевали“».

Ну выдумки все это. Выдумки. Пиар простой и дешевый. Игорь Тальков нарушил регламент, что было непрофессионально. И вообще говоря, он был там гостем, а поступил по-хамски, сказав хозяевам «Фу, какая гадость ваша заливная рыба». Ему это вообще было свойственно. Нарушения регламентов и хамство. Из-за этого, увы, он и погиб столь трагически и нелепо. Пусть меня фанаты рвут на лоскуты, но я знаю, что все антивзглядовские заявления певца — просто бессовестные понты. И некрасиво было с его стороны обращаться к Листу «Вадик» в презумпции того, что он знать не знает, как на самом деле зовут Листьева.

 

V.II. Чужой среди своих

И еще по поводу «трех откормленных комсомольцев». Процитирую «Книгу мертвых» Эдуарда Лимонова:

«Помню, Боровик устроил для меня ужин в „кооперативном“ (или тогда уже говорили, частном“?) ресторане на Лесной улице. Тогда этот ужин не показался мне необычным, но сейчас, когда больше половины его участников мертвы, этот ужин выглядит в ином свете. Мертвенно-бледным кажется он мне, ужином мертвецов. Боровик с женой приехали за мной на машине и привезли в ресторан. Сам зал ресторана находился в полуподвальном помещении, столиков было немного. Было в изобилии мясо и много зелени — свежие помидоры, огурцы, лук, кинза… Я плохо разбирался тогда в персоналиях России, я не знал, кто есть кто, и потому не мог оценить тогда, какая там компания собралась. Долго я там не пробыл, у меня был ранний утренний авиарейс в Париж. Помню, что провожать нас вышел длинноволосый, как мне показалось, пегий человек в очках. Он сказал, что клятвенно обещает, что пригласит меня на свое телевизионное шоу. И дал мне визитку, а я, вежливый, продиктовал ему свой телефон там же, у входа в ресторан. В квартире на Герцена я поглядел на визитку. Там значилось: „Листьев Владислав“. Позднее, когда он погиб, я пытался осмыслить его смерть и понял, что значения его смерти мне не понять. Я полагаю, он был неоригинальным и нетемпераментным тележурналистом. Скажем, Невзоров в свое время был много более интересным тележурналистом. Его репортаж, где он сует микрофон умирающему от ранения в живот молодому бандиту с калмыцкой физиономией, вызвал, помню, зависть французских коллег. Часть репортажа продемонстрировало французское телевидение, по-моему, канал „Арте“ с завистливой ремаркой, что в прекрасной Франции показать такое французу не позволили бы власти, блюдущие нравственность граждан. Невзоров чуть ли не жмет на живот умирающего и спрашивает: „Больно?“ А парень вдруг тут же и преставился. Последний хрип, конвульсия. В сравнении с такими репортажами Листьев — мыльный пузырь». Конец цитаты, очень характерной. Снова — о том, что Влада считали номенклатурным «сынком», хотя он был выходцем из пролетарской семьи и всегда это помнил. Помню свой первый визит в студию «Взгляда» (еще не в качестве ведущего, а лишь как гостя-журналиста). Меня тогда «допрашивали» Люби и Лист, что-то там было про дачи горбачевские и привилегии номенклатуры. Когда я упомянул про «золотую молодежь», Влад достаточно жестко напомнил мне, что мой отец — советский писатель. В презумпции того, что фронтовые писатели в СССР были привилегированной кастой и пользовались благами системы. То есть Листьев всегда помнил, кто он и откуда и, возможно, именно поэтому никогда не был дружен со своими партнерами из первой тройки (Захаровым и Любимовым).

Анатолий Лысенко говорил:

— Во «Взгляде» Влад был аутсайдером. На него не ставил никто. Он не был лидером, был нормальным парнем, гуленой. Таких, как он, было тогда невероятное количество в Домжуре. Они пили пиво, сидели, кадрились, уезжали с девочками, возвращались и снова пили. Он уходил от жен фантастически: в одних тренировочных штанах. Альбинка пробудила у Влада честолюбие. Он стал доказывать, что не третий в «тройке».

Но тот же Лысенко в Нижнем, во время мастер-класса для слушателей учебного центра «Практика», где проходят профессиональную переподготовку работники региональных телекомпаний со всей страны, рассказывал Ирине Панченко:

— Когда появился «Взгляд», начальство задавало мне два вопроса. Первый — почему они друг друга перебивают? Как можно перебивать в эфире, на советском телевидении? Все должно быть отрепетировано, все должны быть в галстуках, пуговицы застегнуты. А второй — почему они все евреи? Я отбивался: какие евреи, у них же у всех отцы из системы ГРУ, Главного разведывательного управления. Отец Захарова — резидент в Африке, про Любимова-старшего все сейчас знают, у Листьева — начальник отдела в Атомпроме.

 

V.III. Саша Цыган и другие

Да, Листьев не был своим в тусовке ведущих. Коллег держал за эдаких условных мальчиков-мажоров, поэтому пить предпочитал с теми, кого так же условно называют людьми простыми. Потом — с бандитами. Настоящими. Золотые зубы и татуировки. И с бандитами элитными, теми, кто схемы придумывал и «пехотой» командовал. Фамилии некоторых его собутыльников есть в знаменитом списке Forbes. Про одного из этих собутыльников Листа знаю, что он высверливал человеку мозги дрелью. Не отдавал кому-то такое распоряжение, а сверлил сам. Второй владеет ремеслом молниеносно перезаряжать пистолет, что любит продемонстрировать… Словом, люди заметные и неординарные. В список Forbes просто так не берут.

На самом деле с бандитами все общались очень плотно. Время такое было. Но Владислав действительно во многом парадоксален. Любимов и Политковский, когда завертелся большой телевизионный передел, на стрелки ездить не стремались. Да, ездили, «терли». Горожанкин из-за сложной ситуации с МДМ, в которую сдуру втянул и демидовскую жену Елену, просто как в дешевом голливудском боевике несколько месяцев рассекал по Москве, держа левую руку на штурвале «мерса», а правую — на курке обреза. Но не уступил ни дюйма территории, хотя его супруга была готова бросить все и бежать с сыном куда глаза глядят.

А однажды я раньше намеченного приехал в знаменитый в ту пору кооперативный ресторан и застал «рабочую обстановку». Любимов не без мальчишеских понтов заметил: «Видишь, блин, с кем мне приходится общаться». В закрытом кабаке действительно вырисовывалась картина маслом: был накрыт лишь один стол, во главе коего восседал пунцовый от адреналина Артем Боровик, напротив него — нарочито разбитной и неестественно улыбавшийся Люби, а по периметру располагались семеро братков с цепкими глазами и накачанными шеями, украшенными золотыми цепочками толщиной с микояновскую сардельку. Трое были в смешных «деловых костюмах», трое — в спортивных, а один — в белоснежной сорочке и бежевых брюках, со спичкой в зубах — ну просто Микки Рурк в программе «Время». С такой же голливудской улыбкой. С таким же изуродованным боксерскими перчатками лицом и мускулистыми руками. Да. А в руках он держал по волыне. Игрался, как ковбой, вертел на пальцах. И не смотрел ни на кого. Равнодушно оглядел меня, бросил короткий взгляд на одного из тех, кто в «ад ид асе». Тот, расплывшись в улыбке, блеснул стоматологическим золотом и проводил меня в бар, где и оставил. Через четверть часа ко мне присоединились телеколлеги. Нервно похохатывающий над Сашиными прибаутками Артем свалил быстро, а мы с Любимовым остались ужинать в ожидании его мамы. Очень хорошо, что она не имела шансов увидеть предыдущую картину.

Так сложилось, что надо было просто принимать правила игры. И МГИМОшный выпускник Любимов конфликты с «инвесторами» разруливал регулярно. А вот простой парень Листьев, экс-спортсмен и любимец всех женщин СССР, когда к нему нагрянули серьезные люди, просто набрал мобилу грозного Рушайло. Были маски-шоу и последующие выяснялки с Горожанкиным, потому как посетителями листьевского офиса оказались Саша Цыган и его братва — люди не чужие в «:видовских» круизах и прочих проектах. Вышло неудобно. Все это к тому, что Влад беспечно разрушал и без того шаткое равновесие, не задумываясь о последствиях. А позднее и вовсе «включил звезду». Тут окончательно отпала необходимость «следить за базаром». Или отдавать долги. Хотя, наверное, сложно не зазвездиться, получая мешки писем каждый день. И это не фигура речи! Действительно мешки! И правда — ежедневно. Крыши снесло у всех «видовских» мальчиков, а у Влада, который стал крутильщиком всенародно любимого барабана, особенно.

Да, у Влада были терки с бандитами, как и у всех бизнесменов начала 90-х. После одного из «видовских» круизов, которые устраивала Римма, в офис Листьева приехала братва с автоматами, из тех, что были в круизе, между прочим. Это был 1994 год. Влада в кабинете не было, с ним соединили гостей по телефону.

— Почему с оружием-то? — поинтересовался Лист.

Ответили что-то типа «мы всегда так ходим». Ждите, ответил Лист. Через полчаса приехали бойцы РУОП.

Так что зуб на него был у многих, повторю. Незадолго до этого инцидента Листьев вообще уволил половину останкинских сотрудников и на общем собрании заявил, что вместо «странных премий, которые платили в прошлом», будут зарплаты («Мы знаем, кто брал взятки, и с ними расстанемся»).

Ну а Александр «Цыган» Макушенко был, как сказано в начале книги, убит. Макушенко лоббировал в интересах АОЗТ «Русское золото» решение вопроса о долгосрочной аренде земли в районе Рижского вокзала: у него была подруга в правительстве Москвы. Между «Русским золотом» и руководимым Эдуардом Шолем концерном «Принц» было заключено соглашение, согласно которому концерн получал 10 процентов от суммы сделки (200 тысяч долларов). Часть денег должна была отойти «Цыгану». На момент проведения конкурса за право аренды залоговая сумма была переведена на счет Москомзема. Макушенко получил свою мзду из рук одного из «ореховских» (которые, собственно, и «крышевали» «Русское золото») — Культика. Однако 28 декабря 1995 года «Русское золото» неожиданно отказалось от победы в конкурсе. И «Цыгану» сказали — деньги вернуть.

Убили Шоля, а позднее и Макушенко. В октябре 1997 года в него всадили семь пуль. Сначала планировалось провести операцию рядом с техцентром, но при помощи прослушки вычислили маршрут жертвы и убрали «Цыгана» так же, как и Листьева, — у его подъезда. Жил он на Фрунзенской набережной. Олег Пылев инструктировал своих людей из Испании по телефону:

— Присутствие посторонних людей не должно остановить вас.

Расстреляли Макушенко на глазах его девушки, с которой он приехал. Исполнитель получил пять тысяч долларов, два подельника — столько же, но на двоих.

 

VI.I. Соратники

Не все коллеги Влада были его друзьями, но многие друзья становились коллегами. Формально — подчиненными, но по факту скорее соратниками.

Иван Демидов: «Я работал на „звезд“ — Любимова, Листьева — и я знаю, что надо быть с этими людьми другом, очень сильным другом, чтобы знать все их сильные и слабые стороны и как-то это выруливать… Там практически сразу собрались образы. Да простит меня Влад, я видел его без усов, но это нельзя было показывать народу».

Дмитрий Захаров: «… вальяжный Листьев… В перерывах между работой мы собирались за чашкой кофе в кафетерии на Пятницкой, трепались. Рассказы Владика превращались в шоу одного актера».

Елена Карпова: «.Его не приняли, он не сдал экзамен, и что-то его повело в сторону написания статей. И он решил, что журналистика — это как раз то, что нужно. Он писал маленькие заметочки на спортивные темы, а потом пошел на журфак. Владик заведовал на факультете спортивной секцией. В коридорах „Останкино“ я столкнулась со своим однокурсником по журфаку МЕУ Владом Листьевым, он шел на кастинг ведущих программы, у которой тогда еще не было названия. Речь шла о „Взгляде“. Позже туда пришла и я, став музыкальным редактором. Очень хорошо помню, как радовалась тому, что могу приглашать артистов, которые были под запретом. В частности, в моем первом эфире „Взгляда“ звучали песни групп „Ноль“ и „Кошкин дом“. Это было нечто!»

Сергей Ломакин: «Листьев, со своими пышными усами, сводившими с ума женщин, подходил на роль разгильдяя. Он без сомнения, был шоуменом, это у него от природы заложено».

Александр Любимов: «Свой первый бизнес (телекомпанию „ВИD“) мы создали с Владом на деньги, которые заработали на гастролях. А вообще свои первые в жизни гроши я заработал в разных местах: работал переводчиком, грузил мясо, играл на гитаре в ресторане. А вот когда стал вести программу „Взгляд“ — мне платили 120 рублей. Этих денег, естественно, не хватало. О какой светской жизни могла идти речь, ведь для того, чтобы с девушкой в ресторан пойти, надо было 15 рублей выложить. Именно поэтому, наверное, мы и стали с Владиком ездить на гастроли, чтобы немного подзаработать. Мы пели, играли на гитарах. У нас был своеобразный „чес“ — Харьков, Донецк, Черновцы, Львов… Со всей Украины и России, наверное, деньги собрали. За 3–4 концерта зарабатывали по тысяче рублей. В 1988 году был указ Еорбачева о кооперативном движении, тогда же в стране начали создаваться кооперативные рестораны, а мы создали свой бизнес — телекомпанию. Сначала покупали камеры, машины. Так и росла наша телевизионная кооперативная деятельность. Тогда таких людей называли видеокооператорами за то, что они крутили порнуху, а мы были такими душевными, с коммунистической партией боролись. В нормальной, цивилизованной стране телевидение — самое доступное и дешевое развлечение. Вообще телевидение — это последнее средство перед самоубийством, определенный препарат, который нужен людям, если они пришли с работы, устали, готовят еду, лежат в больницах. Телевизионный зритель — это человек, который находится в депрессивном состоянии духа: когда у него нет сил даже кликнуть в Интернете или прочитать книжку, он включает телевизор. А люди, которые занимаются более продвинутыми вещами в жизни, как правило, из телевидения уходят в другие сферы: книги, кино. Знаете, я преподаю во ВЕИКе, где мне студенты говорят, что раньше все было искреннее. Я просто думаю, что в современном ритме или в тех рамках, в которых сейчас телевидение работает, это может выглядеть старомодно, неформатно. Сейчас в фаворе ирония, дистанция, легкий стеб. Искренность на телевидении перешла в личные отношения, люди стали закрытыми. Как раньше — теперь на телевидении разговаривают только в узком кругу».

Анатолий Лысенко:

«Усатый Влад, такой очаровашка, шар мер, которого, казалось, вообще ничего не колышет, кроме возможности закадрить какую-нибудь девушку».

Александр Политковский:

«С той поры, как Влад закодировался, он стал для приятельских застолий потерянным человеком. Помню, как-то собрались хорошей компанией у меня дома — с женами, с семьями, как полагается. Накатили мы бутылочку-другую, на душе сразу потеплело, все расслабились. Все, кроме Влада. Он спиртного ни грамма в рот не берет — ни шампанского, ни пива. Вы представляете, каково компании сидеть за одним столом с абсолютно трезвым человеком? Уже и разговор не очень стройный, и все не столько других слушают, сколько сами сказать стараются… А рядом кто-то сидит и трезвым взглядом за тобой наблюдает».

Кира Прошутинская:

«Пройдя через испытания, которые ему выпали, я имею в виду славу, деньги и все остальные атрибуты популярности, он остался нормальным человеком».

Эдуард Сагалаев:

«У каждого в передаче было свое амплуа и свое прозвище. Влада так и звали — Влад. Я его для себя называл гусаром. Усы, несколько жен, кажущаяся тогда легкость в поведении и в мыслях. Такое вот шаловливое дитя. Я бы слукавил, если бы сказал, что уже тогда рассмотрел в нем звезду… Был момент, когда он просто висел на волоске, — стоял вопрос об увольнении, отлучении от эфира в силу, так сказать, плохой дисциплины».

Константин Эрнст:

«Еще во времена „Матадора“ я по просьбе Влада Листьева писал план трансформации Первого канала. Он считал, что будущее телевидения я вижу точнее, чем он. Влад говорил: „Я буду администратором, а ты — идеологом“. Я, пожалуй, лучше других знал, чего он хотел. Мы последние месяцы перед его убийством виделись почти каждый день, мы многое обсуждали. Незадолго до этого злосчастного 1 марта мы с ним поссорились по поводу каких-то творческо-организационных взглядов на развитие канала. Это была не принципиальная ссора, так, ерунда. Я уехал снимать в Венецию выпуск „Матадора“ о Венецианском карнавале. Вечером 1 марта я снимал последнюю подводку к этой программе, где много раз повторялось одно и то же слово, оно было и последним в подводке — слово „смерть“. Мы выключили камеру и пошли в сторону гостиницы. Мой оператор из автомата позвонил в Москву. Мы уже отошли метров на сто, и вдруг раздался дикий крик моего оператора, который бежал в нашу сторону и что-то кричал. Мы подумали, что на него напали, отняли камеру. Побежали навстречу, и когда он добежал до нас, он плакал и сказал: „Влада убили“. Влада мне чрезвычайно не хватает. Он был моим близким другом. Я каждый день вспоминаю о нем. И я с тех пор никогда не был в Венеции и, наверное, никогда не поеду. он, безусловно, был самым популярным ведущим в стране и, может быть, самым популярным человеком в конце 80-х — начале 90-х в стране. Но я его ведущим никогда не воспринимал. Если ведущий по ряду причин уходит из программы, он обычно находит себе замену, безусловно, гаже, чем он сам, чтобы сравнивали, чтобы помнили. Влад всегда выискивал человека, который в чем-то даже лучше, чем он. И в этом была не только его внутренняя человеческая широта, в нем были вот эта легкость и точность продюсерского видения».

Листьев никогда не был ровней остальным «совзглядовцам». Братом не был, что бы ни глаголил ныне Саша Любимов по этому поводу. На совести Национального учредительного собрания Кровавой французской революции — один из самых лицемерных и деструктивных документов так называемой современной цивилизации — Декларации прав человека и гражданина (Declaration des Droits de l’Homme et du Citoyen). Спустя примерно двести лет — 16 июля 1971 года — эта противоестественная вещь признана Конституционным судом Франции юридически обязательной бумагой, нарушение установок коей приравнивается к неконституционности.

Забавно, что именно во Франции разворачивались баталии вокруг «дела Романа Полански», которые завершились де-факто (хоть и не де-юре) оправданием обвиняемого в изнасиловании несовершеннолетних. А в Таиланде в том же году и те же числа завертелась история с обвинениями в аналогичных педоподвигах дирижера Михаила Плетнева. Что спровоцировало полемические баталии на тему нервную. О равенстве перед законом. Равенстве, коего нет. Никогда не было. И смею надеяться, не будет. Двуногие — попросту разные и тем самым обеспечивают баланс. Равенство — это когда строевым шагом идут по веревочному мосту. И приходят в никуда.

Liberte, Egalite, Fraternite? Ханжество бесстыдное… Какое Равенство?! Взять хотя бы этот пассаж из сакраментальной декларации: «Закон есть выражение общей воли. Все граждане равны перед ним и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их добродетелями и способностями». В том и фишка, что способности, равно как и добродетели, у всех разные. Поэтому и пафос Великой революции разбивается вдребезги об это непреодолимое противоречие. Или дальше: «На содержание вооруженной силы и на расходы по управлению необходимы общие взносы; они должны быть равномерно распределены между всеми гражданами сообразно их возможностям». Так равномерно или сообразно возможностям? Ответ знает только ветер перемен.

И нет у человека никакой Свободы, ибо люди — животные социальные, не птицы ни разу, смеющие парить, где хотят, и при выдающихся аэродинамических показателях даже гадить на головы другим пернатым.

Ну а про Братство я скажу: обращение «брат» принято в среде не самой достойной, хотя один мой хороший товарищ и величает так всех симпатичных ему знакомых. Но это уже пережитки постсоветской моды на блатную эстетику. И вообще, после фильмов Алексея Балабанова это четырехбуквие имеет вполне определенную коннотацию. Да и хочет ли кто-то из вас быть равным братом вору, убийце, педофилу? Так что девиз этот — вредный. И может быть полезным только как инструмент манипуляции.

И есть нюанс. В отношении знати. Прилагательное «знатный» — славянского происхождения. И означает «знаменитый». В чем тому же, возвращаясь к нашей теме, ни Полански, ни Плетневу не откажешь.

Спрос с людей иного (не говорю высшего) сорта — всегда отличен. Если бы на месте Михаила Плетнева был простой российский бизнесмен (которые обитают в Таиланде тысячами), ему вряд ли бы удалось покинуть страну до суда. С другой стороны, у него не было бы риска ославиться на весь мир со столь позорными деталями. Ведь про музыканта, подозреваемого в педофилии, знают теперь во всех уголках планеты, где принимается сигнал CNN (по данным «Системы комплексного анализа новостей», созданной «Интерфаксом», «дело

Плетнева» получило более широкий резонанс, чем «шпионская» история с Анной Чапман и «венским» обменом задержанных в США агентов на четверых осужденных за шпионаж).

Воевавший на стороне республиканцев в Испании англичанин Эрик Артур Блэр, известный под псевдонимом Джордж Оруэлл, писал свою горькую притчу «Скотный двор» якобы с Советской России: «Все животные равны, но некоторые равнее». Думаю, писал тот портрет с человеков вообще. Ибо был коммунистом, а следовательно, неистребимым романтиком. Который нутром чуял, что на волне любого протеста поднимаются свиньи. И равняют все под свой плинтус. Считая при этом, что сами они не свиньи лишь потому, что равнее.

И самое существенное, что никакого равенства не существует и де-юре (о де-факто даже речи нет). Кто-то имеет право на мигалки и на право стрелять в голову первому встречному из табельного оружия. А кто-то — лишь право быть раздавленным выехавшим на встречку джипом. И все тяжбы вокруг этого = игры. Как замечала на страницах «Однако» медиаидеолог Марина Леско, мы живем в эпоху утраты смыслов. Пора находить неравных в позитиве, а не в негативе. Потому что, как говаривал товарищ Бисмарк, возможности рождают намерения.

 

VI.II. Соведущие

Все телевизионщики знают, например, что в кадре белое и красное «секамит», такова просто специфика ТВ-сигнала (SECAM — Sequentiel couleur avec memoire — система аналогового цветного телевидения, используемая в Европе). Красное «плывет», белое «горит». Так вот, Листьев, обретя (вполне, замечу, заслуженно) звание телекумира державы, порой заставлял операторов чуть ли не физически страдать, ведя программу в броском алом безрукавном пуловере поверх белоснежной сорочки.

«Постпутчевый» эфир 23 августа 1991 года Влад провел в белом свитере. Да, собственно, и на первый выпуск Лист явился в белом костюме (справедливости ради замечу, что все же не в «криминально» белоснежном, а в таком, слегка в кремовый отдающим). Впрочем, осторожный совет старших товарищей не злоупотреблять подтяжками как до смешного прямым подражанием в лоб скрипучему очкарику Ларри Кингу, самоуверенный Лист тоже с усмешкой игнорировал. Ну, право, кто из наших зрителей видел Ларри? А в 90-х единственным человеком, к мнению коего Влад прислушивался в сугубо профессиональных вопросах, был Костя Эрнст, уже доказавший (не только своим super-стильным «Матадором»), что про «картинку» он знает больше других. Но Константин Львович, видимо, про подтяжки Листу ничего не сказал.

Поскольку студия по-прежнему состояла из двух основных блоков — условной гостиной (где начинался эфир и велись общие беседы) и условной кухни (на подиуме стоял стол, куда приглашался гость для диалогов с одним из ведущих), то валентность третьего ведущего иногда заполнялась социальнозначимым персонажем, который проводил с хозяевами передачи почти все эфирное время. В одном из выпусков (где «приглашенным ведущим» был Никита Михалков) Листьев «допрашивал» Владимира Ухова, легендарного «дядю Володю», хоста программы «Спокойной ночи, малыши» с 30-летним стажем. После этого эфира на редакционной «летучке» приговорили: Влад — никудышный интервьюер, смеется неестественно, вопросы задает невпопад. Но уже через полгода Лист стал асом ТВ-диалогов. А на пике своей карьеры, как ведущий шоу «Час Пик», был признан эталоном эфирного собеседования. Он умел учиться на собственных ошибках.

Политковский утверждает, что Лист был никудышным журналистом. Здесь небесполезно определиться с терминологией. Потому что «журналисты» могут обидеться. Ибо этим термином называется масса ремесел. В данную категорию попадают колумнисты, обозреватели, кинокритики, аналитики, копирайтеры, телеведущие, радиодиджеи, рерайтеры, пресс-агенты, пиарщики, etc. Но если вести речь о журналистах как таковых, т. е. о репортерах, то это не про Листа.

Журналистов нигде не любят. Не за что. Персонаж Брюса Уиллиса в «Крепком орешке» нокаутирует «журика» под аплодисменты окружающих. Во всем мире журналистов бьют и убивают. Неблагодарная профессия. Согласен с медиаидеологом Мариной Леско: первым репортером был библейский Хам, узревший нагого отца и рапортовавший об этом. Угу, «ради красного словца не пожалеет и отца». Ради нескольких строчек в газете. Трое суток не спать и т. д.

Оттого, что это ремесло — в его классическом, рафинированном виде — не есть самое респектабельное, не делает его бесполезным. Есть и другие профессии. Взрезать безмолвным копытным горло на скотобойне или пытать преступников на допросе тоже так себе занятия. Однако и палачи, и следователи, и репортеры социумом востребованы.

Репортеры руководствуются тезисом, что публичный человек, сделавший выбор в пользу формирования мифа, должен последнему соответствовать. Ступил на подмостки, появился на экране, вышел на трибуну — будь готов, что ты вызовешь интерес, любопытство возбудишь. И стало быть, найдутся те, кто потребности публики удовлетворят, ибо спрос, как ведомо, рождает предложение. Всегда цитирую невзоровскую сентенцию, которую услышал от него в 1989 году, записывая с ним беседу для тогдашней «журналистской Мекки» (© В. Мукусев) — программы «Взгляд».

— Знаешь, — сказал мне Александр Глебыч, — присказку «в доме повешенного не говорят о веревке»? Так вот, мы с тобой — это те, кто говорят. У нас работа такая.

И с этой работой Листьев не справлялся. Хотя очень старался. Окончив подготовительное отделение, Владислав Листьев поступил на факультет журналистики МГУ, и декан журфака Засурский вспоминал:

— Влад Листьев был очень интересным студентом. Он у нас выучил венгерский язык и во время Олимпиады работал переводчиком с венгерского языка… Листьев очень любил людей, своих слушателей, очень хорошо относился к нашим студентам. Он даже хотел преподавать, но, к сожалению, не успел.

Нет, журналистом в хрестоматийном смысле Влад так и не стал. Но ведущим был шикарным. Продюсером выдающимся. Конферансом владел блистательно. Медиаменеджером super-профессиональным. Его, напомню, обожали.

Нам всем, кто сотрудничал со «Взглядом», просто, как говорят в Одессе, подфартило. Не могу не согласиться с Константином Эрнстом, который говорил о Владе в фильме «Владислав Листьев. Мы помним», который в 2010 году сделал прекрасный режиссер Константин Смилга с редактором Таней Семкив, «видовской выпускницей», которая под патронажем Ивана Демидова в середине 90-х делала музканал на «ТВ-6»:

«В тот момент телевидение идеально совпадало со временем, идеально совпадало со своим зрителем. Задача телевидения — максимально отвечать на внутренний запрос своих зрителей. И „Взгляд“ уникально соответствовал этому. Программы, которые делались после этого несколько лет, попадали в это непроговоренное внутреннее ожидание. До этого телевидение было печальное, потом его стало много, но такой острой потребности в нем и такого попадания во время и в зрителя больше не было. Поэтому кто в этом играл, тому повезло…

Леня Якубович вел „Поле Чудес“ лучше, чем Влад, и Влада это страшно радовало. Он просто с каждым умудрялся найти верный тон и интонацию, и у него реально не было врагов, кроме людей, которые неистово, до смерти ему завидовали. Я за всю телевизионную карьеру не помню кого-то, кроме Влада, кто после каждого выпуска „Матадора“ звонил мне, поздравлял и обсуждал программу. Было видно, что он ее реально смотрел. Классический ответ на телевидении: „Видел ли ты эту программу?“ — „Да знаешь, к сожалению, не видел, дай кассету“. Это вне зависимости, смотрел человек или не смотрел. Скорее даже смотрел, но не хочет ничего говорить. А Влад звонил. Даже однажды, когда „ВИD“ отправился на каком-то теплоходе в какое-то путешествие, там была антенна, и он мне позвонил с этого теплохода. Меня это тронуло до глубины души. Мы обязательно узнаем, кто убил Влада. Я уверен, что я знаю кто, но судебных доказательств у меня нет. Уверен, что убить такого человека, как Влад, и оказаться безнаказанным, даже во времени, невозможно».

Филолог Михаил Гаспаров приводит в «Записях и выписках» неожиданный взгляд на общий настрой в первую неделю после убийства: «Я сказал: „Как мы далеки от народа: вот оказалось, что главный народный герой — всеоплакиваемый Листьев, а я о нем и не слышал“. А. объяснила: „А плакали не о нем. Это как в сказке, где искали родню казненного: выставили голову на площади и смотрели, кто из прохожих заплачет. Вышла мать, нарочно разбила кувшин и заплакала, будто бы о кувшине. Вот и Листьев был как тот кувшин“».

Аркадий Кайданов как-то написал у себя в Facebook’e (не в связи с Листьевым, но очень точно): «Вне всякого контекста вдруг подумалось, что в большинстве случаев массовое сожаление по поводу ухода из жизни той или иной известной личности связано вовсе не с горечью, что не будет новых ролей, книг, спектаклей или музыки этого человека, а с тем, что умерла часть твоей жизни, с которой он ассоциировался, — умерла часть тебя. И в этом дело все, и от этого вся печаль. У нашей жизни не наши лица».

Первый день весны начиная с 1995 года — еще и день метки для отечественной медийки. Застрелили самого известного российского журналиста. Не просто устранили (могли ДТП организовать), а показательно казнили. Указав: неприкасаемых нет, не четвертая власть правила устанавливает, а пятая, криминальная. И с каждым годом те выстрелы мифологизируются. На 15-летие убийства наблюдался шквал публикаций-воспоминаний. Следующий закономерно предположить в 2015-м. И опять, уверен, коллеги будут утюжить тот же дежурный набор персонажей: соведущих и экс-жен Влада Листьева.

А между тем это не самые информированные персоны. Про первую жену Елену Есину вообще никто не знал, Владислав не упоминал ее, рассказывая о своей юности, хотя и судился, как выяснилось, с ней из-за алиментов. Его третья жена Альбина Назимова, конечно, самый компетентный источник, но у нее есть достаточно причин, чтобы избегать информированных мемуаристов, поскольку в этом случае неизбежен интерес к ее сегодняшней личной жизни, а с точки зрения фанатов она должна была остаться «вдовой великого человека», а не выходить замуж за соратника убитого — Андрея Разбаша. Тем более что после смерти последнего в 2006 году она нашла нового избранника.

Что касается коллег Владислава по ведению знаменитой программы «Взгляд», — застреленный 1 марта 1995 года глава ОРТ был весьма далек от знакомого всем «взглядовского» образа.

И ни с кем из экс-ведущих Влад перед гибелью не общался. Ну, во всяком случае, не приятельствовал (не говоря уже об истинной дружбе). Не делился сокровенным. Откуда же им тогда знать, что было у него на уме и почему, за что Листьева убили?

Их дороги, напомню, радикально разошлись.

Своему партнеру, Александру Политковскому, Листьев дал понять, что прикроет его передачу «Политбюро» на Первом без каких-либо перспектив на ребрендинг (Саша рассказывал: «Влад принимал самостоятельные решения: нас в известность не считал нужным ставить, и мы узнавали о его планах из газет. Он начал игру на чужом поле, и хозяину канала нужна была управляемая ситуация. Во времена „Взгляда“ было работать легче: не было диктата денег»).

Ну а что касается другого Александра — Любимова, так тот попросту сместил Влада с поста «ВИD-президента» при негласной поддержке Ивана Демидова и Андрея Разбаша (а ведь кооператив к этому моменту уже вырос в могучий ТВ-холдинг). Они фактически игнорировали друг друга с октября 1994 года и если не были врагами, то только юридически. Этот разрыв наметился еще во времена рейтинговых рекордов 1989 года.

Из именитых телевизионщиков Владислав Николаевич Листьев в последнее время был близок, насколько помню, только с Юрием Александровичем Николаевым и его супругой Элеонорой Александровной. И они, кстати, никогда не пиарились, никогда не торопились комментировать последний год жизни Влада, хотя знают много.

Семьями Листьевы дружили с Александром Николаевичем Выгузовым (которого все знают как певца Малинина) и его супругой Эммой Валентиновной Залукаевой, что в ту пору была практикующим гинекологом, как и Вера, последняя любовь Владислава (напомню, все звали ее за глаза Верандой — крупная была такая, красивая брюнетка в очках).

В принципе дружковал Влад и с Леонидом Ярмольником, которого подтянул на ТВ (в качестве ведущего шоу «L-клуб»). Но не семьями, нет. Жены там были, как бы сказать, из разных вселенных. Оксана «Ксюха» Афанасьева вряд ли могла поладить с Альбиной «Ночкой» Назимовой. Жена Ярмольника была (наверное, и осталась, не видел ее лет семь) абсолютно богемной красоткой-оторвой, с которой списывала ее тезка Акиньшина главный женский образ впечатляющей и незабываемой ленты «Высоцкий. Спасибо, что живой». А вот Альбина старательно выстраивала имидж буржуазной дамы, она не выносит ненормативную лексику и принадлежит к семейству так называемых «культурных» (описанных философом Иваном Ильиным как «полуинтеллигенция»).

В одной из документальных лент Ярмольник вспоминал:

— Мы тогда распоряжались рекламой, и ко мне приходили клиенты: «Будете рекламировать нашу водку, пиво, конфеты, пылесосы?» Мы не только себя обеспечивали, мы приносили прибыль каналу… Влад хотел выстроить цивилизованную систему, причем делал это не доморощенным российским способом, а хотел сделать по образу и подобию, как это делается десятилетиями в других цивилизованных странах, в той же Европе и Америке. Но кроме него это никому не было нужно… Мы опять вернемся к тому, что он помешал каким-то бандитам, каким-то негодяям, которые просто хотели воровать деньги, сидеть на этом. Вот и все. Его убили какие-то шавки.

* * *

После гибели Листа многие из коллег поступили благородно. Например, Леонид Ярмольник. Леня знал о некоторых финансовых обязательствах Листьева. О том, допустим, что тот обещал режиссеру Тане Дмитраковой квартиру. И он просто позвонил и сказал: я знаю, что Влад тебе обещал, возьми у меня деньги. Это просто удивительное благородство для людей, которые умеют считать.

Владислав был щедрым человеком и деньги не были для него смыслом жизни. Редактор «Темы» Майя Лаврова по сей день помнит, что должна была 1 марта 1995 года зайти в рабочий кабинет Листьева за деньгами на жилплощадь, ей обещанными (а когда Лист обещал «своим», то слово держал). Решила, что зайдет позднее (голова в тот день, говорит, была немытая). Так по сию пору и кантуется по съемным квартирам. Таких работодателей/начальников, как Влад, уже не делают. Эту модель сняли с производства. Увы.

ТВ-компаньоны Влада были людьми порядочными в основном. Они помогали всем родственникам убитого, даже семье Елены Есиной, первой супруги Влада. И то, что их пытались окучивать следователи на предмет причастности к преступлению, — дикая несправедливость. Эти умельцы умудрились извести вопросами даже дочь сожителя Есиной, которая видела Листьева лишь по телевизору. А экс-тещу допрашивали так, что у нее случился гипертонический криз.

 

VI.III. Ярмольники

Летом 2012 года я пригласил Леонида Ярмольника в проект «Правда-24», беседу нашу зрители канала «Москва-24» могли видеть в прямом эфире, фрагмент, касающийся предмета книги воспроизвожу по звуковой дорожке.

— В вашей профессии, вне зависимости от того, телевизионная это журналистика или печатная, так же как и в нашей профессии, — артистов много, но не все одинаковые. Так же и у вас: есть талантливые, есть люди, которые пришли в эту профессию, потому что им сказали, что там хорошо платят, или можно стать модным. Поэтому когда талантливый человек, то с ним интересно разговаривать, потому что он не задает стандартных вопросов. Он действительно задает вопросы, на которые тебе самому интересно ответить. Это талант. Тебе мне объяснять не надо. Самый талантливый телевизионный журналист — его, к сожалению, уже нет, но мы знаем, что он был талантливее всех, — это Влад Листьев. С кем бы он ни общался в эфире, всегда было ощущение, что он готовился к встрече именно с этим человеком. Он про него все знает. И самое удивительное, что когда человек оказывался с ним в эфире, было видно этого человека. Влада там вообще не было. Вот это невероятный талант. Лучше Влада я никого не видел. Немного найдется людей, способных поступить так, как сделал он. Далеко не каждому ведущему удается создать столь популярную передачу, как «Поле Чудес». Влад сумел. А потом без видимых сожалений отдал ее другому. И начал опять с нуля, взялся за совершенно новое дело, сумев раскрутить «Тему» до уровня одной из наиболее любимых у телезрителей программ.

— Кстати, я помню, что вы ведь очень были близки с Владом, дружили семьями, ты с Ксюхой и Владик с Алей. И вы никогда не пиарились на близости к Листьеву, в общем-то, в отличие от очень многих.

— Я тебе больше скажу. С Владом Листьевым история похожа, если мы говорим с тобой о времени, когда Влада не стало, то я максимально уходил от любых разговоров в интервью. И эта история похожа на такую же, как с Владимиром Семеновичем Высоцким, потому что тот круг вопросов и интересов, он ужасно… он даже не желтый, он такой серо-буро-малиновый, бессмысленный, понимаешь. Интересовали не суть Влада и не то, что я про него, может быть, понимаю и чувствую, а совсем какие-то пошлейшие и банальнейшие вещи. Поэтому, ну, естественно, я всегда извинялся.

— Между прочим, как тебе фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой»?

— Знаешь, у нас же есть еще один очень близкий давний друг — это Константин Львович Эрнст.

— Есть такой, да.

— И мы с ним действительно много лет дружим. Поскольку это его продукт, это одна из его больших, глобальных удач. Я бы тоже не обсуждал это, потому что…

— Короче, проехали?

— Это не мое кино, это кино для людей. Его не следует показывать людям, которые знали Владимира Семеновича, знали это время, знали эти взаимоотношения, знали всех прототипов героев… Если не ругать кино, а просто объяснить, почему я его воспринимать не могу, — потому что эти прототипы совершенно не похожи на оригиналы. Я не причисляю себя к близким друзьям Владимира Семеновича, хотя он многое для меня сделал. Он симпатизировал мне, когда я был еще пацаном в актерстве. Я даже играл по желанию Высоцкого вместо него роль Керенского. Играл, признаться, плохо. А вообще жизнь моей семьи тесно переплетена с жизнью Высоцкого. Это связано с моей женой. Оксана очень хорошо знала Владимира Семеновича в его последние годы, они были близки. Между ними существовала нормальная человеческая связь. Как у мужчины и женщины. Это было не увлечение, а нечто более серьезное. Настолько серьезное, что не покинь нас Владимир Семенович столь скоропостижно, вполне вероятно, у меня была бы другая жена. А так мы с Оксаной с 82-го года вместе.

 

VI.IV. Виталий Вульф и его муж

Владислав Листьев предложил Игорю Угольникову вести существующее лишь в стадии разработки капитал-шоу «Поле Чудес», но тот предпочел приглашение Анатолия Малкина — делать авторскую программу на «АТВ» (осенью вышли «Похороны Еды»).

Сам Листьев рассказывал:

— Мне достались развлекательные передачи. Мне сказали: «Делай развлекательную передачу». Какую — это никого не трогало. Я ее не хотел вести, в качестве ведущего планировался Игорь Угольников. Но Игоряша в то же время запускал свою «Оба-ну!». От безысходности мне пришлось вести эту передачу.

«Угол» пролетел мимо шанса стать страны любимцем. Не знаю, потерял ли от этого «ВИD». Мне вообще листьевские креатуры казались чудаковатыми.

Помню, он пригласил в компанию администратора гостиницы «Останкино», где они с Альбиной снимали номер (квартиры у них не было еще), Валентину.

Альбина вспоминала:

— В момент нашего знакомства я зарабатывала гораздо больше. Собственная двухкомнатная квартира появилась у нас спустя четыре года совместной жизни. А до того жили то у моих родителей, то в гостиницах.

Валентина эта потом стала, насколько помню, директором программы «Тема» (о проекте и ее ведущей Ивановой — ниже). Фамилию точно не вспомню, но, кажется, Веселкова. Страннейший кадровый маневр, по мне.

Будучи сам этаким красавцем-гусаром, Влад пропагандировал тезис: «ящик» из любого урода может сделать фигуру если не популярную, то уж во всяком случае всей стране известную. Хотя мне кажется, что на самом деле за его выбором (порой странным) ведущих всегда стояла Альбина. Утверждать не решусь, но так считал и считаю.

Во всяком случае, с Виталием Вульфом, под которого Лист запустил «Серебряный шар» (1994), они дружили семьями. И потом, когда Назимова вышла за Разбаша, они на пару продолжали столь же тесно, как и ранее, общаться с Вульфом и его гражданским мужем, балетоведом и автором дюжины замечательных книжек Борисом Львовым-Анохиным, человеком трудной судьбы, которого в СССР преследовали по унизительной 121-й статье УК (мужеложство). И похоронами Бориса, скончавшегося от сердечного приступа в апреле 2000 года, занимался лично Андрей Разбаш (это было его фишкой, он умел и любил делать непростое дело — провожать в последний путь). Сам Вульф, согласно его воле, похоронен был на Троекуровском кладбище рядом со своим возлюбленным. Все те, кто знали эту пару лично, утверждают, что они были очень отзывчивыми, исключительно порядочными людьми, всегда готовыми помочь ближним.

Виталий Вульф был награжден орденами, обласкан критикой. Его проекты нравились, похоже, всем. Я же не понимал, как можно сажать в кадр человека с дефектом дикции: ведь на сцену не выпускают хромых балерунов. Однако Листьев за год до своей гибели выбрал именно Виталия Яковлевича и, по всей видимости, вычислил верно: Вульф получил «:ТЭФИ» и звание «Заслуженный деятель искусств Российской Федерации».

Сразу после его похорон в останкинских коридорах шелестнули слухи: его состоянием распорядится дочь близкого друга — историка Александра Чеботаря. Но на самом деле известно, что в завещании Виталия Вульфа не упомянуты даже его родственники, но зато фигурирует Альбина. Самое ценное в его наследстве, наверное, «двушка» рядом со «Смоленской», которую она сама отдизайнерила, обставленная мебелью из красного дерева и украшенная картинами Максимилиана Волошина.

Серафима же Чеботарь была, как говорят, «негром»: она писала за Вульфа его многочисленные опусы. Читал интервью с ней. Публикую фрагмент.

 

VI.V. Интервью Серафимы Чеботарь

«По семейной легенде, наша первая встреча произошла, когда мне было года три с половиной. Это было на мхатовском спектакле „Синяя птица“, куда меня повели родители. Сам спектакль я смутно помню, а вот Виталия Яковлевича Вульфа — нет, хотя он точно там был. А вообще мне кажется, он всегда присутствовал в моей жизни, все-таки дружил с отцом, они вместе работали.

Каким он был? Очень активным, полным энергии. Всегда в курсе всего, что происходит в культурной жизни Москвы, Петербурга, других российских городов. Он посещал все театральные премьеры. С детства обожал балет и мне тоже старался привить эту любовь — маленькой, под бдительным присмотром Виталия Яковлевича, „Лебединое озеро“ я смотрела 8 раз! Заядлой балетоманкой я не стала, но к театру он меня приучил.

Знал он очень много. Помню, мы несколько лет подряд вместе с моими родителями путешествовали по Центральной России, объездили много городов. Когда заходили в музеи, он начинал рассказывать — и говорил так, что даже экскурсоводы заслушивались.

Ругаться умел! Помню, в одной газете была статья, где написали о жене Пушкина — мол, в наши дни Наталью Николаевну красавицей бы не сочли. А Виталий Яковлевич всю жизнь относился к Натали с большой симпатией. Он тогда так возмущался, что у него руки тряслись.

Как они посмели оскорбить Наталью Николаевну?! При женщинах он всегда держал себя в руках, но тогда у него просто вырвалась пара крепких слов. А вот при мужчинах мог поругаться и посильнее.

Например, Валентин Гафт, по словам Виталия Яковлевича, обиделся на передачу о нем. Что-то Гафту не понравилось, не знаю, что конкретно. То же было с Татьяной Дорониной — как рассказывал Виталий Яковлевич, ей не понравилась одна фраза в программе. Он всегда говорил, что делал эти передачи с искренней любовью к своим героям. Он всегда так работал: если не мог полюбить героя — просто не снимал передачу.

Многие годы он дружил с Галиной Волчек — потом в силу возраста общение стало реже. Одним из ближайших друзей, конечно, был Олег Ефремов. Была история, когда у Виталия Яковлевича умерла мама, они всю жизнь были очень близки. Ее не стало перед самым Новым годом. Виталий Яковлевич, как он сам не раз рассказывал, находился в совершенно невменяемом состоянии, на грани помешательства, никого не хотел видеть, в дом не пускал, к телефону не подходил. И тогда Ефремов залез к нему в квартиру на первый этаж через окно кухни. Провел в квартире всю ночь и вывел друга из ужасного состояния. Виталий Яковлевич и спустя годы помнил этот поступок, был очень благодарен Ефремову.

Я по его просьбе готовила материалы для книги, разбирала бумаги из стола. И с удивлением обнаружила любопытный документ — это была его анкета для выезда за границу. В юности, оказалось, он четыре года был женат. Женился в Баку, развелся в Москве. Супруга работала в медицинском институте. Забавно было читать такую фразу в документе: „причины развода месткому известньГ. В советское время местком должен был быть в курсе всего!

Насколько я знаю, жена Виталия Яковлевича эмигрировала. Жива ли она, я не в курсе. Виталий Яковлевич никогда при мне о ней не упоминал.

Он как-то брезгливо относился к теме однополой любви. Мой муж рассказывал, что как-то он ехал с Виталием Яковлевичем в машине и по радио была передача на эту тему. Вульф начал возмущаться. Муж ему говорит: „Да ладно, они люди, просто немного другие…“ На что Виталий Яковлевич с раздражением ответил: „Если бы они тебя окружали всю жизнь, как меня, я бы посмотрел, как ты разговаривал!“

Нравы в театральной среде, как известно, довольно свободны. Я думаю, просто ему нравилось жить одному, потому он и не женился. Образно говоря, он был женат на искусстве. А каким он был дома, в быту — это поэма. Готовить не умел и не собирался учиться. Убирать, стирать и гладить белье — вообще не его тема. Однажды с гордостью рассказывал, как пожарил себе яйцо. Подано было так, словно совершил подвиг. После того как умерла его мама (бытом занималась она), он нанял домработницу. В технике тоже не разбирался, хотя с молодости водил автомобиль. Но по любому поводу ехал в автосервис. Там ему вешали на уши километры лапши, что заменили это и еще то и надо заплатить такую-то сумму. Его банально разводили на деньги! Но он без слов доставал кошелек.

Вульф был совершенно непрактичным человеком, никогда не гнался за деньгами. Он много лет работал на телевидении и часто рассказывал, что после особенно удачного выпуска всему коллективу выдавали премию. „А вам-то дали премию, Виталий Яковлевич?“ — спрашивала я, уже заранее зная ответ. „Нет, а зачем мне давать? У меня хорошая зарплата“, — неизменно отвечал он.

Иногда его, как звезду телеэкрана, приглашали провести, например, корпоратив. Он говорил: „Да не поеду я, зачем мне такие деньги?“ Как-то отправился провести лекцию — по окончании выступления организаторы к нему подошли, поблагодарили и. попрощались. Он уехал. „Вам разве не обещали выплатить гонорар?“ — из любопытства поинтересовалась я. „Да, видимо, теперь и не заплатят, я же уехал“, — абсолютно спокойно ответил он.

Он никогда не выбивал себе деньги, разговоры о них считал ниже своего достоинства.

В газетах как-то написали, что у него роскошный особняк в Магистральном тупике, где-то в Подмосковье. Однажды они с моим отцом, оказавшись там по делам, пошли искать „дом Вульфа“. Естественно, не нашли. Обычная газетная утка. Также писали, будто у него есть какой-то уникальный портрет Мэрилин Монро. Тоже неправда. По крайней мере никто из близких о портрете не знает. Возможно, речь шла о фотографии Монро, которую ему привез кто-то из друзей, — это обыкновенное фото, просто не растиражированное. Его стоимость совсем невелика.

Еоворили, что иномарка у него была премиум-класса. А был обычный „Опель Корса“ с ручной коробкой передач.

В его завещании ни я, ни мои дети не упомянуты, — да и с какой стати? Я же не родственница. Из родни у Виталия Яковлевича был двоюродный брат в Еолландии, он умер давно, умер его сын, остались внуки. Есть родственники по матери — в Питере, в Подмосковье… Но досталось ли что-то им — мне это неизвестно».

PS. Считаю нужным заметить, что Серафима Чеботарь, знавшая Вульфа хорошо и давно, называет разговоры о гомосексуальной связи своего экс-соавтора с его другом Львовым-Анохиным «сплетнями». Я списывался с ней в Facebook’e. Ответил ей:

«Сплетни, собственно, от собеседников (знакомых Вульфа, само собой), сам с Вульфом я не был знаком, просто систематизирую полученную фактуру. Люди многое путают, увы. То есть я понимаю ненадежность мемуаразмов, но ничего другого по сбору инфы пока не придумано: только разговоры с очевидцами. У меня нет оснований больше верить, допустим, Вам, чем сотрудникам «ВИDа». No hard feelings. В этом нет ничего личного».

Подумал, что за «негра» она тоже, наверное, спасибо не скажет. Хотя это всего лишь расхожий термин, многие литераторы (и я знаю исключительно одаренных) помогали социально значимым персонам сочинять их труды. Вполне достойный хлеб, по мне.

 

VI.VI. Лидия Иванова

Как бы то ни было, Вульф не был ТВ-профи, считаю, хотя и высоко был оценен академиками «ЛЭФИ». Не берусь анализировать его литературный дар, это дело экспертов. Просто мне как зрителю он был непонятен. Столь же непонятен (опять же мне лично) был выбор Влада на свою позицию ведущего ток-шоу «Тема»: Лидия Иванова, писательница и мастер спорта СССР по академической гребле стала вести передачу в том же 1994 году, когда запущен был «Шар» Вульфа. Дело не в том, что ей было почти 60 и она была весьма полной дамой, а в том, что зрители (вполне закономерно) сравнивали ее с предыдущим хостом передачи. А в этом жанре конкурировать со смешливым, ярким Листом оооочень сложно. Мое, опять же, мнение: Иванова не тянула как модератор совсем и напрочь лишена была даже намека на привлекательность, за которую зрители охотно прощают чисто профессиональные огрехи ТВ-ведущих.

Сама Иванова рассказывала Жанне Егоровой («Глобус»):

«После того как не стало Влада, директором телекомпании стал Андрей Разбаш. Он вызвал меня к себе в кабинет и сказал:

— Лидия Михайловна, нам надо расстаться. Все дело в вашем лице. Лицо у вас демоническое и обаяние отрицательное. Рейтинг падает.

Помню как-то Влад после очередной „Темы“ устроил мне нагоняй, и я жутко переживала.

А через два дня он позвонил мне домой. У меня защемило под ложечкой.

— Что случилось, Владислав Николаевич?

— Ничего, кроме того, что я вас поздравляю! С прекрасной передачей. С отличным рейтингом — мы наконец обогнали „Поле Чудес“.

У меня никогда не было начальника, которого бы я так уважала и любила, как Листьева. Он очень поддерживал меня:

— Лидия Михайловна, предельно сосредоточьтесь, в студии возможна любая провокация. И ничего не бойтесь, я с вами.

Перед каждой передачей он приходил меня целовать, и его поцелуй был как талисман, как охранная грамота. Так вот без своего любимого шефа я больше ни одной передачи не вела, как мне сказали, из-за моего демонического лица и пресловутого рейтинга. Мечтала похудеть, но так и не удалось. Пришла я как-то к Листьеву прямо в отчаянии:

— Владислав Николаевич, разрешите не худеть!

— Разрешаю! Перестаньте переживать. Мне нужна ведущая, которая ни на кого не будет похожа, народная любимица.

После каждой съемки новой „Темы“ вся творческая группа собиралась в кабинете Влада и начиналась разборка. „Ребятушки, — всегда начинал Листьев. — Высказывайтесь, кто чем недоволен“. Только что состоялся мой дебют, и „ребятушки“ накинулись на меня, как собаки на мясо. Когда все ушли, Владислав Николаевич встал и, улыбнувшись широко, по-русски, раскрыв объятия и поцеловав меня, сказал:

— Поздравляю! Молодец! Как будто всю жизнь была ведущей!

Я, конечно, расцвела от его похвалы и вымолвила только:

— Воды! Пить! Много!

Выпив четыре стакана залпом, я очухалась. А Листьев вдруг спросил:

— Может водочки?

Достал бутылку „Абсолюта“ и налил одну рюмку мне.

— А себе?

— Завязал. Давно. Не пью.

— Ну и мне не надо, одна не пью.

Честно скажу, после стресса, который я испытывала на каждой съемке, мне всегда хотелось выпить. Это было уже в 12 часов ночи. А если уж выпью, то и поесть сам Бог велел. Так и обедала целый год по вторникам ночью, а вес все прибывал».

 

VI.VII. Леонид Якубович

Да и бесспорный любимец публики Якубович, по мне, уступает первому ведущему знаменитой телевикторины Владу Листьеву. Конечно, Леонид Аркадьич — мегапрофи и чувствует себя у барабана, как рыба в воде. Но мне, право, странно, что никто не замечает: в глазах ведущего «Поля чудес» вселенская печаль. И ему крутить барабан скучно. Шутки у него чудесные, но сам при этом он остается грустным осликом Па из «Винни-Пуха» и ни за какими лучезарными улыбками разочарование жизнью не скрыть.

Впрочем, помнится, он не сдал Листа, когда соратники Влада похитили Леонид Аркадьича и прессовали его на конспиративной хате, заставляя подписать бумаги: мол, ухожу от Листьева со всеми потрохами «Поля». Правильно повел себя Якубович, зачет. И вообще он мужественный человек. Героически проявил себя в Чечне, куда ездил с гуманитарной помощью. Никогда с этим не пиарился. Ему не надо.

NB. Я ни в коей мере, между прочим, не осуждаю листьевских партнеров за те жесткие экзерсисы с похищением и «обработкой» Якубовича. И не потому, что с одним из них приятельствую по сию пору. Просто это нормальные разборки по стандартам 90-х. Почти все ТВ-кумиры, которых, кстати, либеральные импотенты по сию пору числят почти что иконами, — бились за свое комфортное место на TB-Олимпе примерно такими же киношными прихватами. Это нормально. Иначе было нельзя.

* * *

После скандала весной 2013 года я пригласил Леонид Аркадьича в студию «Правды-24», чтобы узнать всю подноготную конфликта ведущего с авиакомпанией и дать коллеге слово (поскольку на других каналах его цензуировали). Мы говорили и про ту историю тоже.

— А братство телевизионщиков есть? Недавно имя Владислава Листьева снова всплыло в связи с разными обстоятельствами, в связи со смертью Бориса Березовского. Я вспомнил, что Влад мне рассказывал историю такую, которая характеризует братство телевизионщиков: как вас в свое время прессинговали — чтобы вы отказались от него. И это было жестко. Я помню тогда, когда он мне рассказал, меня это совершенно поразило, потому что передо мной образ-то был какого Якубовича. Якубовича-шоумена. А здесь Якубович — воин.

— Да ладно, Жень, никакого воинства нет. Но были гораздо более жесткие разговоры втроем, когда сидели он, я и еще один человек…

— Мы знаем этого человека.

— … который в лоб мне предлагал перейти на другую сторону. Но я воспитан в середине прошлого века. У меня другие представления о жизни. И я то же самое сказал, что, пардон, я в команде. Хотя. Я не вижу в этом ничего особенного.

— Ну как же, тогда людей убивали, тогда людей вывозили в лес, тогда людей катали в багажниках, наших с вами коллег, телевизионщиков. Вы же знаете, как это было, вы же помните.

— Женечка, все правильно. Но до сей поры у нас же нет своего профсоюза.

— А нужен?

— Вообще-то нужен. Это братство должно стоять на какой-то законной основе.

— Вы готовы к любой встрече. Я просто знаю, какие встречи у вас бывали, допустим, в той же Чечне. Расскажите. Я знаю, что вы не очень любите говорить на эту тему, потому что это несколько выбивает вас из шоуменского имиджа.

— Это совсем из другой жизни. Я за много лет своей жизни таких замечательных, правильных людей, как там, не видел. И каждый раз об этом говорил и буду говорить. Я возвращался оттуда с каким-то странным ощущением. Я по-другому смотрел на людей. Я по-другому разговаривал. Я по-другому оценивал ситуации. Это проходило с течением какого-то времени. Проходил какой-то период, и мне вдруг становилось невозможно не поехать еще раз, потому что мне хотелось снова все почувствовать. И я приезжал туда и опять становился другим. Но главное, я как будто от них подпитывал что-то настоящее. Видит Бог, но при всем кошмаре того, что называется война, при всем неправдоподобии того, что я видел (грязь, кровь), это героическое состояние. Да. Ты в форме, и вообще все радостно. До первого медсанбата. И спадает пелена, и ты понимаешь, что это не игрушки. И что это не съемки фильма. Могу привести пример. Группировка в Ханкале. Я сейчас не помню, какой год. Приехал, там должен быть концерт, а я пошел с ребятами по блокпостам. Ну и естественно, там автографы какие-то, передо мной стоят несколько десятков человек подписать фотографию, открытку, брошюрку. Какой-то подполковник солдату говорит: солдат, извини ради бога, я впереди стоял. И я ощутил — при всех вероятных недостатках, которые могут существовать в армии вообще, а в нашей в частности, какое это великое братство тех, кто стоял плечом к плечу. Особенно погранцы, особенно спецназовцы. Ну и контрразведчики. Это элита. И вот сразу у меня уплыли в сторону Шварценеггеры, стивены сигалы, все куда-то уехало и сделалось каким-то маленьким и ненужным.

— Ну да, потому что здесь настоящее.

— Вот слово «настоящий» — самое правильное.

 

VI.VIII. ТВ-Битлы

Роль Эрнста как наследника Листьева трактуется неоднозначно. Многие считают, что, если бы не трагическая смерть первого гендира ОРТ, нынешнее ТВ было бы иным. Хотя на самом деле эти двое бок о бок трудились еще до роковых выстрелов, оборвавших жизнь Влада.

На презентации второго издания «Битлов перестройки» приглашенные в президиум Политковский и Мукусев темпераментно выразили свое недоумение по поводу того, что на обложке рядом с ними и покойным Листьевым — портреты Кости Эрнста и Вани Демидова, мол, они-то тут при чем, когда даже одного из первых ведущих «Взгляда» Димы Захарова там нет?

Здесь вот какое дело. ТВ-слава обычно достается тем, кто на экране. А тех, кто генерит идеи, находит форму, изобретает форматы и рвет нервы в борьбе с властью, зрители не знают. Какие-то ходы, придумки, которые укоренились в эфире, и теперь уже всем кажется, будто они были всегда, на самом деле, как помню, создавал и пробивал Эрнст. Даже те разработки, которые впоследствии Листьев носил на показ Бадри, создавались Костей дома, на пишущей машинке. Он почти всю концепцию ОРТ так настрочил!

И если Костя новаторствовал, опираясь на багаж воистину энциклопедических кинопознаний, то Ваня Демидов планомерно то «изобретал велосипед» (делая в одиночку с нуля то, над чем на Западе трудились высокооплачиваемые коллективы), то придумывал невероятные вещи, которые коллег как минимум изумляли. Напомню финальную заставку «МузОБОЗа». Рулевой сидит на стуле, бросает листки бумаги с репликой: «А новостей на сегодня больше нет» — и они парят, попирая законы гравитации. Шедевр некомпьютерной графики создавался при помощи молотка и чьей-то матери: непосредственно сам Демидов с Андреем Разбашем прибивали стул к стене, и Ваня просто исполнял акробатический трюк с риском навернуться… Нет, правда, как он умудрился усидеть в противоестественной позиции и шею себе не свернуть, не знаю. Но драйв! Драйв был невероятный!

Чтобы обмануть начальство, в командировочном удостоверении целью обозначали репортаж о фестивале «Гвоздика», а сами ехали снимать сюжет о сочинских рэкетирах. Во «Взгляде» интервью с опальным Гдляном было зашифровано как «репортаж с выставки гобеленов», на которой корреспондент как бы случайно встретила (среди прочих гостей) легендарного следака Генпрокуратуры СССР.

Наезжали на нас: «Хулиганы!» Ага. Во вполне буквальном смысле слова. То есть юридическом. Статья 206, часть 2 (злостное хулиганство) вешалась тогда не только на Костю Кинчева, защитившего беременную жену от питерских ментов, но и на ведущих самой рейтинговой передачи СССР. Давили очень жестко. Саша Любимов снимал сюжет про кооператоров в Сочи, и тема эта была сильно не в кайф тамошней мафии. В брежневскую эпоху криминалитет и номенклатура окончательно слились в экстазе и охотно помогали друг другу. Любимова сначала «предупредили», а потом перешли от угроз к действию и завели уголовное дело по целому «букету» статей, в котором помимо 206-й была и унизительная 117-я (изнасилование). Какие-то две малолетки дали на Любимова показания, мол, он «с особой дерзостью и цинизмом» занимался с ними сексом. Ситуация невероятная сама по себе, да и в командировке он общался с группой фактически круглосуточно, все у всех на глазах… Однако Сашку «приняли» и упрятали в сочинскую КПЗ. Перспектива ТВ-звезды получить срок была такой же ясной, как звезды небесные в Сочи, где, как известно, темные ночи. В державной газете «Правда» вышла статья про то, «как ведущий пресловутого „Взгляда“, окончательно утратив.», и бла-бла, и типа доколе терпеть. Удар по репутации всей команды получился убойным. Люби еле отмазали.

Говорили, что, мол, вмешался его отец. Неправда. Неохота рассказывать, кто именно разруливал ту историю. Но отец Саши Любимова, Михал Петрович, никогда не служил в тайной полиции Андропова, как принято писать в последнее время. Он трудился в достойнейшем 1-м управлении КГБ СССР, в разведке, шпионя то в Англии (где Саша родился), то в Дании (где будущий ведущий «Взгляда» школьничал). Поэтому Александр Михалыч родителем, что называется, открышован не был.

Вообще неясно, почему о компании, свершившей телереволюцию, принято писать как о «золотой молодежи». Только потому, что у нас были видеомагнитофоны, а у отцов «Волги»? Но тот же Ваня Демидов вовсе не афишировал своего папу, заместителя министра связи СССР, и «на ящике» начинал с самой нижней ступеньки — с позиции осветителя. Андрей Разбаш начинал монтажером, а блестящее знание иностранных языков обнаружил случайно. Мы все действительно работали за идею и творили чудеса не за деньги. Нет, были, конечно, и те, кто сумели позднее конвертировать перестроечный драйв в материальные ценности, но таких, право, оказалось немного. В основном мы, как конченые лохи, считали, что рисковать собой ради светлого будущего надо бесплатно. Говорю же — драйв! Казалось, грядут великие дела. На самом деле мы были просто живыми человеками, которые в хмельном угаре дискутировали, какой удивительно свободной могла бы стать страна.

* * *

Котя, как мы его называли, Эрнст жил в одном дворе с Андреем Макаревичем, в панорамном доме № 37 на Ленинском проспекте. Летом в Москве, как известно, отключают горячую воду, и одним из резонов их сближения, как мне вспоминается, как раз и стали походы друг к другу «на помыться», хотя Макаревич этого и не помнит. Плюс интерес к западному (т. е. запретному) синематографу: в тусовке лучше Кости никто не знал про Голливуд и европейское кино. В 80-х все было просто. Жизнь мы вели ночную, именно тогда, кстати, БГ разразился сентенцией: «Я где-то читал о людях, что спят по ночам! Ты можешь смеяться, клянусь: я читал это сам». При этом никаких клубов еще не было в помине, дискотечная движуха только-только набирала обороты, единственный ночной ресторан работал в аэропорту Внуково, водку покупали ночью у таксистов по двойному-тройному тарифу (т. е. рублей по десять за пол-литра). Поэтому народ зависал на кухнях, где в полный рост резвился, бухал, дымил, коммуникал и генерировал новое.

Особо ценились кухни-плацдармы Макаревичей, уже тогда легендарного Андрея Вадимовича и его младшей сестры Наташи, миниатюрной брюнетки с искрящимися оливковыми глазами. Создатель «Машины времени» жил на площади Гагарина, а в однушке на Комсомольском проспекте обитала Наталья Вадимовна с мужем Валерой Ворониным. Это была (полагаю, и осталась) очень дружная и красивая семья, хотя и радикально асимметричная: то, что старший брат является всесоюзным рок-кумиром, постулировало и внутрисемейный расклад. Андрей позиционировался этаким Цезарем домашнего масштаба.

Впрочем, их многое объединяло — в том числе и трагическое. Помню, мы вместе с Мишей

Королевым, который тогда еще не был гламурным фотографом номер один, да и вообще еще не был фотографом, приехали летом 84-го в гости к Валере с Наташей, а дома — никого. Типа картина Репина «Не ждали». Мы обидку включили, договорились эту семейную пару в игнор поставить. Однако к выходным выяснилось, что причина весьма уважительная: просто накануне Андрей Макаревич… погиб. Разбился. Насмерть. В автокатастрофе. Во всяком случае, именно так подумал про своего шурина Валерий Павлович Воронин. Они втроем (музыкант, его сестра и ее муж) ночью возвращались из Ленинграда. Лобовое столкновение произошло на скорости под 150 км/ч. «Жигули», «пятерка», никаких, конечно же, подушек безопасности. Андрей был за рулем. На этом самом руле он после страшного удара и повис, словно коллекционная бабочка на иголке. Рулевая колонка, как привиделось поначалу Валере, торчала прямо из позвоночника. Поэтому Воронин даже не стал проверять у Андрея пульс — ясно же, травма летальная. Оставляя кровавую траекторию, вытащил на обочину бездыханную жену. Машины останавливались, выходили люди, чтобы помочь. И тут среди причитаний и плача из дымящейся машины послышался стон. Который означал, что страна все-таки не лишилась рок-кумира. Впрочем, страна-то даже и не узнала о трагедии: папарацци в СССР не было, а семья об этом происшествии распространяться не стала.

Родители Андрея и Наташи, профессор Московского архитектурного института Вадим Григорьевич Макаревич и фтизиатр Нинель Мор духовна (которую все звали Ниной Марковной), жили в том же доме на Комсомольском, что и их дочь, но несколькими этажами выше. Последнее обстоятельство было бесспорным преимуществом тусовочной точки «маленькой Макаревич». В любое время юную Наталью Вадимовну можно было склонить к вылазке в родительский холодильник. Хотя самые дефицитные продукты по-любому оставляли для старшего брата. Впрочем, сам Вадимыч был тотально хлебосолен. До того как Макаревич стал знаменитым ТВ-кулинаром, он с удовольствием угощал друзей, а также знакомых и малознакомых, забредших на его территорию. Имелся ряд фирменных блюд, которые легко скрашивали даже самые мрачные разговоры о советских перспективах. У него хронически тусил народ, который проедал и пропивал на тысячи. Андрей в этом смысле схож с «отцом соврок-н-ролла» Сашей Градским, который на стол без счета мечет балыки да коньяки, когда навещаешь его даже в неурочное время. Борисыч не готовит, конечно, такого изумительного поросенка с гречкой и черносливом, как Макаревич, но котлеты у него получаются просто во схитительные.

Кухня Макара вызывала интерес не только в контексте «пожрать», но и во многих других — цирк не цирк, музей не музей. Когда мы в очередной раз ввалились к Андрею компанией, там мрачно топтался. пингвин. Точнее, пингвиниха, которую Макаревичу во время его дальневосточных гастролей подарили рыбаки (они фанатели от его песни «За тех, кто в море»). Во Владивосток он рванул прямо из больницы, где его приводили в форму после упомянутого уже ДТП. Вероятно, недолеченное сотрясение мозга и подвигло музыканта на столь иррациональный поступок — принять в дар экзотическую живность и привезти ее в Москву. Несмотря на наличие лотка, куда пингвинихе заботливо подкладывали халявную рыбку, она вечно страдала. Водорослями воняло даже на лестничной площадке, потому что поселили птицу прямо в прихожей, рядом с туалетом.

И Макар, и его тогдашняя подруга Наташа, танцовщица из коллектива знаменитого советского мима Александра Жеромского, много гастролировали. Поэтому паре приходилось выстраивать графики поездок так, чтобы хоть кто-то оставался дома присмотреть за бедной птицей. Можно было бы попросить соседей, но с ними не очень складывалось, потому как ночные гости Андрея очень любили попеть. В конце концов многострадальная представительница арктической фауны совершенно облысела и погрузилась в неизбывную сомнамбулическую хандру. Макар пытался впарить несчастное существо хоть кому-нибудь, но желающих не находилось. Вскоре птица отправилась в пингвиний рай из того земного ада, которым стала для нее квартира Андрея Вадимовича. А рыбаки по инерции продолжали присылать рыбу для своего презента… Сам Андрей уверен, что все эти воспоминания про пингвина — «мемуары с элементами художественного вымысла», но я помню то, что помню.

Забавно, что у главного «машиниста» брюнетки чередовались с блондинками, как в руководстве державы лысые сменяли шевелюрных. И Наташа из пантомимы была абсолютной блондой, ничем не напоминавшей (ни повадками, ни фактурой) Лену Фесуненко, предыдущую супругу Макара. Лена запомнилась брюнеткой восточного типа, такой скуластой ироничной красоткой, смышленой и самоуверенной. Была она единственной дочерью знаменитого политобозревателя Игоря Фесуненко, который вел передачи «Сегодня в мире» и «Международная панорама», а иногда даже «Время». Фесуненко входил в обойму ТВ-мэтров, которых в 1987–1988 годах приглашали в легендарный «Взгляд», где мы их за глаза звали «политобогревателями».

За Леной, которая училась с Андреем в МАрхИ, ухаживало много завидных поклонников. Да и у лидера единственной настоящей рок-группы конца 70-х слоган Sex, Drugs & Rock’n’Roll был куда более валидным, чем бытовавший в СССР «Народ и партия едины». Оба были востребованы в полный рост. А возможности, как известно, порождают намерения. Короче, молодые разбежались, прожив в браке всего тридцать месяцев. Андрей сошелся с девицей-мимом Натальей. Елена же вышла за поляка Мартина, который, между прочим, снимал ранее документалку о «Машине времени» и советском полуподпольном роке. Тогда, кстати, Макаревич впервые выехал за рубеж и в Варшаве спрашивал Лену: «Это ведь и есть заграница?» — на что та, уже поездившая с отцом по европам, лишь снисходительно ухмылялась. Так вот, этот Мартин был весь из себя почти Че Гевара, имел связи с оппозиционной «Солидарностью», т. е. революционерил на всю катушку. Что, конечно, номенклатурного тестя напрягало. Ему и так уже досталось от ЦК КПСС за предыдущий союз неуправляемой дочери с двадцатитрехлетним рокером Макаревичем. Кстати, родители Макара, по-моему, тоже тот брак не одобряли.

«Машина времени» была на гастролях, когда из Польши пришло известие о гибели Мартина. Он разбился в странной, нелепой автокатастрофе, и тогда поговаривали, что это убийство организовала польская служба безопасности. Но спустя десять лет после трагедии Олег Вакуловский (входивший в первый квартет «взглядовцев» и связанный тогда, по-моему, с чекистами) рассказал мне, что операцию, возможно, провело наше ГРУ. Просто как в ситуации с принцессой Дианой. Недопустимо было, чтобы единственная дочь одного из главных телемэтров СССР, который являлся горделивой номенклатурой ЦК КПСС, жила с каким-то сомнительным ляхом-диссидентом. Такая вот детективная история.

Разбитная Наташа-мим к политике не былааааааааааааааааааааа никаким боком, зато была заводной оторвой, всегда с пониманием относившейся к нашим коллективным набегам на их гнездо. Что отчасти способствовало зарождению на кухне Макаревича массы интересных проектов. В частности, культовая «общая» песня «Все это рок-н-ролл» появилась на свет именно там. Идея принадлежала Косте Кинчеву, а Андрей, хоть проект заинтересованно обсуждал и даже одобрял, сам в него категорически не вписался. По мне, не без оснований посчитав себя более внушительным брендом, чем все остальные, вместе взятые. Возможно, я и ошибаюсь, но ощущение было именно таким. Костя в конце концов реализовал свою бунтарскую идею с Бутусовым, Шевчуком, Сукачевым, Галаниным, т. е. рокерами своего поколения.

А следующей блондинкой в обойме Макаревича и, собственно, его второй официальной супругой стала Алла Голубкина-Романова. Я к этой истории имел некоторое отношение. Мы, трое студентов — Женя Федоров (соведущий «Звуковой дорожки» «МК»), его старинный приятель Леша Членов и я, — гуляли как-то по так называемому стриту — улице Горького (ныне Тверская). Алексей забрел в магазин сувениров «Березка» (не путать со знаменитой валютной сетью) и вышел оттуда с квадратными глазами, ибо узрел за прилавком судьбу свою — ослепительную красотку Аллочку. Несмотря на плебейское происхождение, обворожительная блонда выглядела совершенной аристократкой: тонкие запястья, светлая, почти голубоватая кожа, платиновые локоны, лебединая шея, ангельские очи, мрамор идеальных колен, прямая тонкая спинка, классический профиль плюс спокойное осознание своего природного, Богом данного превосходства над подавляющей частью остальных двуногих. Пройти мимо было невозможно. Она была по-настоящему — без всякой косметики и женских ухищрений — красива. Даже ослепительна. Как говаривали торговцы на Черемушкинском рынке, «ба-а-гиня».

Но не сложилось у них с Членовым. Неважно почему. Алла вышла замуж за другого Алексея — Романова, вокалиста группы «Воскресенье» (он, кстати, в середине 70-х сотрудничал и с «Машиной времени», но потом его пути с Макаревичем отчего-то резко разошлись). Голубкина рассказывала, что муж у нее тако-о-ой любовник, что любая душу продаст за ночь с ним. Весной 1984-го Романова посадили за «левые» концерты, которые в брежневскую эпоху по всему Союзу устраивали ушлые комсаки, позднее ставшие олигархами. Романова упаковали с конфискацией имущества. Алла осталась без средств к существованию. И без присмотра. «Присмотреть» ослепительную красавицу пытались многие. Один мой приятель, ныне (да и тогда) заметный деятель шоу-биза, попросил меня познакомить его с ней. Ну легко: «Знакомься, это Алла». — «Алла, ну ты знаешь…» — «Я пошел, ведите себя хорошо». Что она мне потом устроила! Оказывается, ей было сделано конкретное предложение в купеческом стиле: «Я куплю тебе новую жизнь». То есть мой товарищ попросту увидел Романову содержанкой. Алла на меня тогда жестко наехала, хотя, представляя их друг другу, я и понятия не имел, с каким «контрактом» к ней намеревался подкатить продюсер, да и вообще, честно говоря, не подозревал, что у него есть на это деньги!

* * *

Позднее, когда Романов освободился и они с Аллой брачный альянс не возобновили, самая очаровательная блондинка советской богемы познакомилась с Макаревичем (на вечеринке дома у того же Жени Федорова). От красы ее снесло башню теперь уже у Макара. Поженились сразу же. Через год она родила ему чудесного сына Ваню. Единственного у Макаревича. А еще через два они разбежались.

Мне кажется, Андрей — в вечном поиске, как и положено истинно артистической натуре. Плюс еще и поэт, а значит, идеализирует людей. Таким натурам часто кажется, что их предали. Вот и рассказ этот Макаревич, скорее всего, воспримет как некое предательство нашего какого-никакого общего прошлого. К нему — по законам жанра семейной солидарности — примкнет и его сестра Наташа, которая по сей день живет в доме напротив МДМ с тем же мужем Валерой Ворониным. Я видел их на юбилее Саши Градского в 2009 году, они, право, совсем не изменились. Наташа занимается танцами, и в ней легко узнать все ту же юную улыбчивую девочку. Валера всегда был спортивным оптимистом и форму не потерял. Более тридцати лет вместе! Хотя кто бы мог подумать, что союз, начавшийся с медицинской справки (советское время было суровым в вопросах морали, а Наташа еще не достигла совершеннолетия), продлится так долго.

Беременна она на самом деле не была, но маме Нине Марковне, медику со стажем, не составило труда ради счастья единственной дочери раздобыть фиктивный документ. Кстати, Наташу я знал до того, как познакомился с ее звездным братом. Ее муж Валера был младшим братом Ольги Ворониной, одноклассницы Миши Королева. Последний тоже обладал отдельной жилплощадью — однушкой в пятиэтажной хрущобе — и страдал от набегов, так же как и остальные «ответственные квартиросъемщики».

У Королева, правда, кухня была такая тесная, что продвинутая молодежь того времени выпивала в единственной комнате — спальне-гостиной-баре. Я однажды привел туда девушку-бомжиху Жанну Агузарову. Правда, она тогда представлялась Иванной Андерс, потому что жила по поддельным документам. Откуда у нее появился паспорт некоего Ивана Андерса, великая тайна, но Жанна приписала к имени две буквы, вклеила свое фото и стала москвичкой. Помимо этого документа псевдо-Иванна таскала с собой (и всем демонстрировала) поляроидный снимок, где она позировала в обнимку с легендой британского рока Дэвидом Боуи. Или с человеком ну о-о-очень на Боуи похожим. А может, это была фотка музыканта с девушкой, похожей на Агузарову. По-любому ясно, что Боуи она в глаза не видела. Во всяком случае, тогда, зимой 1982 года, когда мы с ней познакомились на ступеньках Большого театра, где Жанна слушала авангардный музон в стареньком плеере.

Она немножко рисовала, чуть-чуть писала и в целом пыталась как-то заякориться в столичной богеме. При всей своей асексуальности мне Жанна показалась все же очень прикольной девчонкой, которую как минимум стоило таскать с собой. Контент в ней всегда чувствовался мощный. Ну так вот, пришла она со мной к Мишке. А Королев, после того как выпивал, любил, аккомпанируя себе на гитаре, затянуть что-нибудь из рок-фольклора. И Жанна вдруг подхватила. Все замерли. Помню, как в полной тишине Королев сказал ей: «Кое-кому следует прекратить страдать х… ней и начать заниматься вокалом».

Как она попала в группу «Браво», не знаю, потому что пути наши разошлись. Артем Троицкий увидел Жанну, насколько помню, в наркопритоне. Точнее, во вполне себе вельможной квартире в районе «Белорусской», где в отсутствие номенклатурных родителей, работавших в Германии, хозяйничал прикольный Подключников по кличке Ключ. Меня с Иванной привел туда Сережа Воронов, позднее игравший в группе Стаса Намина. В хоромах Ключа делали из аптечных препаратов модный тогда наркотик «фен». Конечно, не каждый, кто там бывал, интересовался именно этим. Хотя, признаюсь, я заглядывал в квартирку Подключникова с вполне определенной целью: в то время меня увлекали различные эксперименты по расширению сознания. А Троицкий, повторю, там познакомился с «Иванной», которая покорила его своим драйвом настолько, что он активно поучаствовал в ее творческой судьбе.

Костя Эрнст там не бывал, это параллельная компания. Другая история. Я помню, как Константин появился на вечеринке в квартире Наташи Макаревич. Она однажды предупредила, что сегодня к ним с Валерой в гости придет некий Костя, которого многие величали Большой, что в девичьих устах, кстати, звучало забавно. И добавила: «Но вряд ли тебе покатит. Слишком вы разные, такие не смешиваются: как родниковая вода с растительным маслом». Однако, как выяснилось, Косте дано резонировать с другими. Это не способность подстроиться, а действительно талант поймать волну. Мы с Наташей тоже были совершенно ни в чем не схожи, из общего — лишь остервенелое пристрастие к никотину, которое порядком нервировало ее мужа, потому что дымили мы с ней бесконечно. При этом с Эрнстом мы оба — ия, и «маленькая Макаревич» — совпали. Кстати, она и первая супруга Кости, Анна Силюнас, очень похожи внешне. Субтильные смуглые девочки, ироничные и наблюдательные, общительные и компанейские, при этом себе на уме.

* * *

Да, и про Макаревичей, и про Агузарову — ложноножки. Но, напомню, такие отступления, по мне, важны для воссоздания атмосферы.

* * *

Костя Эрнст родился 6 февраля 1961 года в Москве. Все родственники (по обеим родительским линиям до третьего колена) были железнодорожниками, но его отец Лев Константинович в 1951 году поступил во Всесоюзный институт животноводства и стал ученым, академиком. И его единственный ребенок поступил на биологический факультет Ленинградского университета, который закончил в 1983 году. Защитил диссертацию по теме «Динамика созревания мессенджер-РНК при созревании ооцитов млекопитающих in vitro».

Спустя пять лет, в 1988 году, начал сотрудничество со «Взглядом».

В 1990 году в рамках телекомпании «ВИD» сделал программу «Матадор», которую многие до сих пор считают эталоном стиля.

В 1992 году получил спецприз фестиваля «Кинопресса-92» как один из лучших пропагандистов кино.

Его жена Анна, театральный критик, дочь профессора естествознания, родившая в январе 1994 года дочь Александру, после развода работала в «ВИDе» у Саши Горожанкина, курируя журнал «МузОБОЗ» (там же у Горожанкина трудилась и Юлия Сагалаева, дочь ТВ-магната… «Гараж» вообще привечал родственников, в том числе и моих, как помню).

Потом был рекламный «Русский проект» (приз «Золотая Олива» на Международном фестивале телевизионных программ в городе Бар), про который автор говорил: «Это такая отдушина для меня, потому что это тоже кино, пусть даже полутораминутное. И хотя телевидение в России замечательное, с вполне европейским уровнем развития, мы все-таки отстаем от мира по телевизионным формам. Они часто калькируют существующие формы, а всегда хочется придумать что-то оригинальное».

За мегамюзикл «Старые песни о главном — 3» получил приз «Золотая Антенна» на Международном фестивале музыкальных и развлекательных программ в Албене.

Эрнст стал настолько культовой фигурой в медийной среде, что позволяет себе игнорировать столь желанные его коллегами знаки внимания. По личному опыту знаю. Возглавляя журнал «Компания», неоднократно — согласно солидарному решению редколлегии и экспертного совета — предлагал Косте лауреатство в ежегодных мероприятиях еженедельника: «Компания года» и «Менеджер года». Из года в год, анализируя с чисто экономической точки зрения деятельность Эрнста и руководимого им СМИ, приходили к решению: лучший. И канал, и гендир. И последовательно, из года в год получали отказ: слишком занят, чтобы приехать в «Метрополь» (тогдашнюю традиционную площадку наших мероприятий) на церемонию вручения. Согласно уставу премии, в отсутствие победителя награда делегировалась «серебряному» призеру. Приз доставался то Станкевичу (за НТВ), то кому-нибудь еще.

Конкурирующий канал РТР вполне празднично представил мэтра в день полувекового юбилея: «Он — один из тех, кто стал первопроходцем и строителем нового ТВ. Те, кто работают с Константином Эрнстом, говорят, что он каким-то образом точно знает, как надо делать рейтинговые передачи и шоу, снимать качественное кино. Почти каждый теле- и кинопроект, к которому он приложил руку — будь то „Старые песни о главном“, „Ночной“ и „Дневной“ дозоры, — становятся событиями в российском медиапространстве. Генеральный продюсер — то, что раньше было должностью, теперь его почетное звание.

— Телевидением я никогда не собирался заниматься и, собственно, иногда удивляюсь, почему занимаюсь им сейчас, — признался в одном из интервью Константин.

Исключительный вкус — то, что не хватало телевидению, — у Эрнста, как говорят, врожденный. В конце 1980-х молодежная редакция, а точнее, ее „Взгляд“, — это самое модное, дерзкое на отечественном телевидении первый увидел сюжет Эрнста об эротике в кино. „Этот далеко пойдет“, — поняли теленачальники, когда в эфире появилась полностью авторская ни на что не похожая часовая программа «Матадор». Рафинированный и эстетствующий человек из интеллигентной семьи с видом знатока и голосом утомленного Печорина как будто уже тогда знал, чего хочет зритель. Думая, что смотрят его такие же интеллигенты, молодой автор получает благодарственные письма от рабочих сталелитейных заводов. Записи «Матадора» студентам факультета журналистики сейчас демонстрируют как безусловный образец качественного телевидения. А ностальгия по тем временам сохранится и у зрителей, и у самих взглядовцев».

Мне сложно говорить про Эрнста, потому что на самом деле мне очень многое нравится из того, что он делает в кино. «Чужая», по мне, так вообще шедевр. «Высоцкий. Спасибо, что живой» и через полвека будут смотреть… Но стоит только начать нахваливать Большого, как отовсюду слышится: «Ню-ню. Ага. Лизнул зачетно». Из-за того, что Константин Львович возглавляет державное телевидение, все его кинопроекты воспринимаются «медийкой» в штыки. А ведь он действительно умеет снимать кино! Больше скажу, только это дело Костя, кажется, и любит по-настоящему. И мечтать о кино начал еще в те времена, когда мы подкалывали его внешним сходством с режиссером Аланом Паркером, намекая, что американец гостил в Москве месяцев за девять до его рождения. Костя, конечно, якобы серчал, говорил, что мы, мол, придурки, но сдается, что ему это сравнение казалось как минимум лестным.

«Маленькая Макаревич» прозвала его Ботаником. В наше время это слово абсолютно не имело нынешней пренебрежительной коннотации и несло только одну смысловую нагрузку — человек занимается наукой. Костин отец, известный биолог Лев Эрнст, академик ВАСХНИЛ, наверное, мечтал, что сын найдет себя именно в этой сфере. Костя закончил биофак в Ленинграде, в двадцать пять лет защитил кандидатскую — словом, удивительно, почему он так и не стал ученым. Ботаник был богемным не только по образу мыслей, но и внешне. Одевался артистично, носил длинные волосы, что часто провоцировало комические ситуации.

Однажды Тельман Гдлян (был такой старший следователь Генпрокуратуры, который вел дело зятя генсека Брежнева, Юрия Чурбанова) назначил мне встречу на Пушкинской площади. Я должен был вернуть ему том уголовного дела, который таскал в рюкзаке с бутылкой портвейна и кассетами с записями T e Doors. Никакого «Макдоналдса» на Пушке еще не было, а был невзрачный скверо-пустырь, где все друг другу забивали стрелки. Я решил, что отдам следаку его талмуд и там же могу встретиться с Эрнстом, чтобы двинуть в гости к Градскому на котлеты. А Ботаник, в свою очередь, позвал с собой братьев Алейниковых. И вот когда Тельман Хоренович увидел Эрнста в компании пары экстравагантных киноноваторов, он, подхватив меня за локоть, отвел в сторону: «Это же хиппарики. Женя, ты же известный советский журналист, ну с кем ты связался?» — «Ну с этими двумя я не знаком, а третий — кандидат наук». Где сейчас Тельман Хоренович, увы, не знаю, а вот где Константин Львович, знают все.

* * *

Наташа Макаревич ошиблась, когда предположила, что общего языка мы с Эрнстом не найдем. Тем же летним вечером Костя предложил: «Я послезавтра лечу в Крым. Едем вместе?» Я был легким на подъем и с готовностью согласился. Так впервые оказался в незабвенном Никитском ботаническом саду, где на территории можжевелового заповедника располагался засекреченный мини-санаторий для гигантов сельскохозяйственной мысли, и, естественно, Костин отец, второй человек в академии, имел возможность переруливать свою вельможную квоту на единственное чадо. Жили мы совершенно по-студенчески — в одном номере, закрепленном за Львом Константиновичем.

Кстати, привычка жить в одном номере однажды сыграла со мной заокеанскую шутку. В Атланту по приглашению MTV летом 1991 года мы приехали с Крисом Кельми, которого злые языки дразнят Калинкиным. Я его знаю со школьных времен и помню, что Калинкина — это девичья фамилия его мамы, а вот Кельми, как и полагается, — папина. Правда, зовут его на самом деле Анатолием Арьевичем. Но это к слову. МЕУшники принимали нас замечательно. Джим Рокко, возглавлявший контору Creative Video, повез нас в курортное местечко на юге Флориды, где каждому почетному гостю из «империи зла» забронировали по гигантскому сьюту в Marriott’e. Мы с Кельми от души изумились: «Джим, да на фига такая роскошь? Мы и в одном номере переночуем, всегда так делаем». — «О’кей. Я все понимаю», — многозначительно заверил нас американец, изобразив на лице сложную гамму чувств. Только когда за ним закрылась дверь, до нас дошло, что он принял нас за голубую парочку. А мы-то просто подумали: зачем принимающей стороне палить бабло, когда номер — двести квадратных метров? Короче, в каждой стране свое тяжелое наследие — вот я о чем. И да, это еще одна ложноножка.

В общем, жили мы с Эрнстом в пансионате для заслуженных ботаников и не парились. Ели ароматные шашлыки, пили то, что делали местные из винограда, и регулярно посещали — с целью получения дозы адреналина — вышку в закрытой зоне местного заповедника. Прыгать там строжайше запрещалось по причине крайней стремности донного ландшафта. Подводные скалы были в солнечные дни прекрасно видны, и нырнуть следовало в небольшое по площади окно «свободной воды». Короче, небольшой люфт — и можно было разбить к такой-то матери весь организм. Теперь даже вспоминать неуютно, а тогда прыгнуть было, как чашечку ристретто выпить. Соленая черноморская вода смывала испарения потребляемой в весьма неумеренных количествах приторной «Изабеллы», а свежеприобретенная бодрость помыслов воодушевляла на продолжение подвигов. По дороге к пансионату мы обычно приглядывали удачное место для ночного проникновения на опытную плантацию, где растили совершенно удивительные по своим качествам персики. Тоже адреналин, потому как посадки охранялись свирепыми овчарками и непросыхающими дядьками с заряженными картечью ружьями. Зато на приманку чудо-фруктов мы потом легко заманивали курортных барышень. Костя пользовался бешеным успехом и у скучающих девиц на отдыхе, и у тех, кто жил в том краю круглогодично.

В один из наших последних приездов в королевство вельмож-ботаников, это был 1989 год, мы почуяли, как улетучивается хмельная беззаботность из этого райского места. Номенклатурному оазису функционировать оставалось недолго, циркулировало словечко «перестройка» и все такое. Наше приятно закумаренное состояние вовсю пытался разрушить Саша Люби — Любимов, которого мало волновали прелести курортной жизни, зато очень заботили мысли о грядущих переменах, программе «Взгляд» и «в здоровом теле здоровый дух». Еще в Москве он стряс с нас клятву, что мы составим ему компанию в утренних кроссах по прибрежной гальке. А потом непременно будем взрезать морскую гладь бодрым кролем. Мы поклялись на виниле его любимого квартета Queen… В первый день Александру Михалычу в пробежке было единодушно отказано с мотивом «да ты чо, мы же вчера же только прилетели, блин». Во второй — на основании тотального обгара конечностей (никто ведь не пользовался ничем солнцезащитным). Ну а на третий. уже по сложившейся традиции.

Так что каждое утро самый харизматичный ведущий самой рейтинговой программы СССР мчался по утреннему саду в гордом одиночестве, распугивая пернатых обитателей и полусонных ящериц. За завтраком, неодобрительно взирая на принесенную в уютную мини-столовую бутылку портвейна, початую с вечера, Саша ворчал, шутливо клеймил нас позором, обвинял в предательстве интересов гласности, грозился вернуться в Москву. Мы охотно соглашались и торжественно обещали ему со следующей же трапезы прекратить бухать по утрам (и надираться как он, т. е. лишь после диетического полдника), взяться за ум, а по возвращении в столицу непременно совершить творческий переворот в отечественном телевидении.

Тем августом в номер пансионата, выписанный на Эрнста, вселилось максимальное количество гостей. Помимо нас с Большим — Андрей Макаревич, Саша Любимов, Наташа Негода с ее тогдашним бойфрендом. Сейчас уже удивительно, как мы все, такие разные и непростые, умудрялись чудесно сосуществовать в том ботаническом раю. Иногда задаю себе вопрос: смогли бы мы, нынешние, так же? Вряд ли. Другие стандарты и правила. А тогда нас напрягал разве что спутник Негоды, ныне влиятельный кинодеятель Сергей Толстиков. Да и напрягал лишь потому, что мы все симпатизировали его предшественнику Мише Ефремову, с которым у Негоды случился бурный и продолжительный (как аплодисменты) роман. Наташку любили все, в шутку называя девушкой без ПМС, потому что она, казалось нам, никогда не капризничала. Добрая, искренняя, она умела с кайфом смеяться чужим шуткам, любила выпить в компании под треп о судьбах мира и искусства, да вообще для всех нас была своим парнем. А как мы офигели, когда Наташку в эти секс-символы записали! Негода в нашей компании вообще не воспринималась как эротический объект. Конечно, и «Маленькая Вера», и последующая фотосессия в Playboy стали просто бомбой. Она всех сделала. Всех. Даже тех киношных ханжей, которые с возгласами «Позор!» покидали Дом кино во время премьеры ленты. Окончательно все перевернулось с ног на голову, когда Негода отбыла за океан и снялась для культового мужского журнала. Для актрисы, которая только что целомудренно позировала для «Советского экрана», появиться на обложке Playboy ню с надписью на короткой майке From Russia With Love было невероятно отчаянным поступком.

Наташа с Мишей друг другу подходили невероятно — оба редкостные раздолбан, любители погулять на широкую ногу. Ну и оба актеры, в конце концов. Наташа училась у Ефремова-старшего в Школе-студии МХАТ, Миша же вспоминается мне в ПРОКе на Красной Пресне, где он прыгал со столика на столик и вопил, что он вроде как теперь Бэтмен. Прочитав заметку про какой-то из последних «Кинотавров», был рад узнать, что за четверть века Ефремов практически не изменился.

Негода по типу, как мне кажется, женщина-дочь. Ей нужен рядом человек, который будет говорить, что надо есть и что не надо пить, где стоит сняться, а где ни к чему. Мне она запомнилась жуткой растрепой, постоянно терявшей ключи, вещи и какие-то важные бумажки. Эдакий неуклюжий медвежонок: ее хотелось защищать и охранять. Когда появился Толстиков, стало ясно, что защитят ее и без нас. Хотя он всею своею номенклатурностью рядом с беспредельно богемной Наташкой смотрелся чужеродной пломбой в младенческой пасти. Короче, они вскоре съехали на частную квартирку — проводить дальше свой «медовый месяц» (условно говоря, потому как Негода успела посетовать на занятую графу «семейное положение» в паспорте своего избранника).

Их свято место в ботаническом раю долго не пустовало, потому что в городе наткнулся я на Костю Кинчева («Алиса» гастролировала по югам) и пригласил его погостить у Большого. Рокер приехал вместе со своей роскошной супругой Сашей Амановой. И опять же, естественно, ночью дал концерт на балконе… Академики на следующее утро за завтраком строго выговаривали Эрнсту, не без опаски косясь не столько на мрачного с похмелья, охрипшего после ночного шоу и покрытого татуировками Кинчева, сколько на его ослепительную спутницу, отравлявшую едким никотином девственную атмосферу номенклатурной гостиной, где до Амановой никто не решался курить — даже Градский, на которого управу, казалось бы, никому не найти. Тогда же, за завтраком, родилась идея снять клип на одну из песен «Алисы». «Аэробика» стала первой киноработой биолога Эрнста. И показана была эта работа в самой популярной программе страны — «Взгляд».

Негода была официально признана «Советским экраном» лучшей актрисой года. Скандальная «Маленькая Вера» получила большой специальный приз жюри Международного кинофестиваля в Монреале и премию ФИПРЕССИ в Венеции. Еще были Гран-при в Чикаго, титул лучшей актрисы в Женеве. И казалось, это только начало! И лишь Ботаник, не поверив в ее светлые перспективы, заметил, что со всей этой п. бенью Негода теперь вряд ли взлетит. И оказался прав. Многие из Костиных прогнозов сбывались, несмотря на их кажущуюся абсолютную нелепость.

Да и карьера самого Эрнста поразительна. Когда во время коллективного просмотра фильма с участием Настасьи Кински он вдруг сказал: «Обязательно когда-нибудь обсужу с ней эту сцену, она лажает», — мы решили, что Котя просто банально гонит. Нет, можно, конечно, сколько угодно любить кино, но это не значило попасть в киноиндустрию. Особенно когда все поделено, расписано и меньше всего там ждут биологов. Тем более таких — раскрепощенно-богемных и одновременно способных двинуть оппоненту в челюсть. Взрывнее Эрнста в нашей компании был только Люби, который тоже вскипал с пол-оборота и без всяких раздумий лез в драку, игнорируя явно проигрышный расклад (оттого ходил то с проломленной головой, то в шрамах). Костю в большей степени воспитала улица, и периодически она о себе напоминала. Он запросто мог сцепиться с какими-нибудь мужиками в очереди за портвейном. И даже резонное: «Слушай, завязывай давай, восемь же человек. Отмудохают как тузиков!» — его не останавливало.

Кстати, когда Кински приехала в Москву, он протусил-таки с ней всю неделю. Знаю это от общего знакомого, который по-прежнему работает на Первом. Поскольку Эрнст все время заваливался с разными, но по-всякому интересными спутницами, коллега спросил его как-то:

— Тыс кем сегодня будешь?

— С Настей.

— Что за Настя? Я ее знаю?

— Эээ. Вряд ли. Но видел — сто процентов.

Ну и ладно. Но, говорит, надо было видеть лица собравшихся, когда Эрнст, приобнимая голливудскую диву, нарочито небрежно представил Кински:

— Знакомьтесь, это Настя.

И если уж никто не верил в кинематографическую звезду Ботаника, можно себе представить, как все восприняли новость о его назначении на руководящую должность. Когда Сергей Шолохов во время обеда в прибрежной «Иверии» на «Кинотавре-95» поведал собравшимся за столом, что Костя возглавит ОРТ, мы поржали и заключили: мол, Шолохов нас разводит. Ну каким образом абсолютно творческий Котя будет, например, увольнять или принимать на работу сотрудников? Это не укладывалось в голове. Бизнесом надо ж рулить, а Эрнст снимал выпуски своего культового «Матадора» на кинопленку. Эстетствовал. Саша Горожанкин, директор «ВИDа», чуть ли не матерился, орал, что это плохо кончится, — ведь на одну передачу тратится столько, что годовой цикл отснять можно. И вообще сейчас кино-то не всегда снимают на кинопленку! Костя слушал, вроде не спорил и… снова снимал. Его не парило. Полет творчества не предполагал ничего низменного типа денег.

 

VI.IX. Переадвокат Макаров

Фигура самого Листьева тотально мифологизирована. Что вполне закономерно в контексте его трагической гибели. И один из мифов — убили журналиста. На самом деле — расстреляли бизнесмена. Первой этот тезис озвучила, насколько помню, Ирина Хакамада, на следующий день после трагедии (а в том контексте подобные заявы было делать непросто). К весне 1995 года у Влада, ставшего ТВ-персоной № 1, было много завистников и просто врагов. После того как его назначили гендиром ОРТ, стало ясно: он из «ВИDа» свалит со своими рейтинговыми проектами. И с деньгами, которые эти проекты приносили в компанию. Коллеги были не в восторге.

Осенью 1994 года Влад собрался разводиться. По причине, мне неведомой. Но я помню, что Альбина Назимова через друга семьи, Андрея Макарова, дала понять «видовцам», что в случае развода отсудит акции Листа, все 16,43 %. Макаров был тогда адвокатом со связями интересными, влиятельный деятель гей-тусовки. Хотя за пару лет до этого его попалил Марк Дейч, поведавший, что Андрей Михалыч — платный осведомитель КГБ: его завербовали по «голубой» линии, ведь в СССР гомосексуалистов преследовали по статье 121 УК РСФСР. Саша Невзоров рассказывал мне, как над Макаровым стебались в Думе: он откликался на имя «Таня» (это была его сексотовская кличка), и порой кто-нибудь из депутатов громко окрикивал депутата: тот неизменно отзывался. Словом, связи у него были. И депутатские, и гейские, и лубянские. Скандалов, разборок имущественных никто в компании не пожелал. Саша Любимов с Андреем Разбашем наехали на Влада и сказали коллеге, что, дескать, развлекайся как хочешь, но никаких разводов. Лозунг тогда был в компании официальный: «Все только начинается». Все только и начиналось. Влад с Альбиной жили в маленькой квартире на Новокузнецкой. Никаких хором еще не было: Альбина лишь строила знаменитый «круглый дом», в котором они позднее жили с Разбашем. И личной охраны не было ни у кого. Только у самой Альбины, потому что она все время намекала, что ее могут похитить. Влад настоял, чтобы директор «видовский» Саша Горожанкин оплачивал для нее «личку».

Александр Политковский рассказывал мне:

«После того как расстреляли Влада, Саша Любимов всех акционеров слил. Собрал нас, сказал: „У нас проблемы с Первым“, мы, мол, должны продать свои доли. Переговорщиком с представителями канала назначили Ваню Демидова. Я уперся. Саша Горожанкин тоже вроде как сопротивлялся. Но недолго. Со мной встречался Андрей Разбаш, уговаривал меня отдать акции. Все было очень запутано. Там темные истории были с кредитами, которые понабрал Влад. Кто, кому и сколько должен — было не понять. И произошло то, что произошло. Тогда как раз и формировалась эта новая система ТВ-взаимоотношений, с бесконечными откатами, с воровством бесконечным, и эта нынешняя система — для меня неприемлема.

Бизнес любых соратников и друзей превращает в бизнес-партнеров. Ну а я выбрал путь творческой свободы. Это принципиально, потому что сейчас, оставаясь свободным, работать в политической журналистике невозможно. Но для меня важно оставаться самим собой, а нынешнее телевидение — это гадюшник, и рулят этим гадюшником коллеги, которые когда-то браво „воевали“ с номенклатурными советскими ТВ-боссами — Лапиным и Кравченко. А сами?

Работая во „Взгляде“, мы были уверены, что журналистика — это творчество, а не инструмент извлечения прибыли. Уверен, что тех, кто руководит нынешним коррумпированным телевидением, ждут серьезные неприятности, потому что на самом деле не все в этом мире дозволено. Подразумеваю логику жизни, которая людям не подвластна. Где недавние медиаолигархи? Владимир Гусинский? Борис Березовский?»

* * *

Член совета директоров ОРТ, вице-президент «Альфа-Банка» Александр Гафин вспоминал, что когда Листьева назначили генеральным директором, он на каком-то совете у Игнатенко предложил закрепить за ним телохранителя.

«В ответ на это предложение все члены совета директоров и сам Листьев рассмеялись. К великому сожалению, прав оказался я, а не они. Листьев до самого последнего дня своей жизни ездил и ходил без всякой охраны, правда, всегда носил с собой пистолет».

На самом деле Саша неспроста поднял эту тему. На какой-то тусе, посвященной подготовке первой «ТЭФИ», Влад сказал Гафину, что обзавелся пистолетом по настоянию ментов. Александр попытался выяснить подробности, но Листьев крайне неохотно пробурчал что-то про «серьезных людей». Гафин, по-моему, до сих пор сетует, что в свое время порекомендовал Березовскому и Бадри познакомиться с обаятельным «взглядовцем». Эти двое раздумывали, кого поставить во главе Первого канала «Останкино»: Эдуарда Сагалаева или Анатолия Лысенко. Гафин — единственный в тусовке «семибанкирщины» был своим человеком в богеме и хорошо представлял себя настроения ТВ-бомонда.

* * *

Дмитрий Захаров:

— Влад никакими сакральными знаниями по поводу предчувствия своей смерти со мной не делился. Он не боялся, потому что знал: сначала угрожают, а только потом убивают. Нет смысла убивать, если можно договориться. Значит, не договорились. Из мистического помню такой случай. Мы часто стояли в подвальном буфете в очереди за кофе. Грядет эфир, а перед нами все вклинивается по десять человек, занимавших очередь заранее. Мы понимаем, что кофе уже не попить, и тут Листьев произносит сакраментальную фразу: «В „Останкино“ легче убить человека, чем пропустить его впереди себя».

* * *

На первой же церемонии во МХАТе имени А. П. Чехова Листьеву была присуждена первая «ТЭФИ» «За особый вклад в развитие телевидения». Посмертно. Премию через девять недель после роковых выстрелов 5 мая 1995 года в самом начале церемонии получила Альбина. Вели ту церемонию Арина Шарапова (тогда ведущая «Вестей» на РТР) и Владимир Познер. Среди зарубежных гостей — партнер Познера по телемостам Фил Донахью. Лучшим ведущим развлекательной передачи был признан Леонид Якубович («ВИD»), сменивший Влада у барабана «Поля чудес». Спецприз за мужество — Елена Масюк (НТВ). Лучший ведущий информационной передачи — Николай Сванидзе (РТР), который, как говорили, стал лауреатом, потому что члены Академии решили «не выбирать из двух прекрасных дам»: в номинацию попали еще Татьяна Миткова и Светлана Сорокина (победитель сказал: «Если бы приз получила одна из милых дам, стране грозила бы национальная смута. А с меня что взять?»). Лучший репортер — Владимир Лусканов (НТВ). Лучший ведущий публицистической передачи по версии того жюри — телекиллер Андрей Караулов (Продюсерский центр «Московский стиль»), который, по словам Ирины Петровской, взял смокинг напрокат в костюмерной Большого театра. Вот, собственно, и все. Остальные номинации — передачи и фильм.

Петровская писала: «Перед объявлением победителя в номинации „Лучшая познавательная программа“ на сцену вышел фокусник со своей ассистенткой. Она быстро сбежала в зал и вытянула на сцену из первого ряда никому не знакомого молодого человека. Фокусник туго обвязал женщину веревками, после чего накрыл ее и молодого человека блестящим мешком. Когда через несколько секунд мешок сняли, пиджак молодого человека оказался на женщине — причем под веревками. Юноша же предстал перед изумленной публикой в одной рубашке, но с кобурой и ножом, прикрепленными к брючному ремню, а также весь перевитый проводочками спецсвязи. В первом ряду сидела супруга Президента России Наина Ельцина с Ирэной Лесневской, президентом телекомпании „РЕН ТВ“. Именно телохранителя Ельциной и вытащили на сцену иллюзионисты-артисты. Из телетрансляции этот курьезный эпизод был вырезан — по настоятельному требованию начальника охраны, убедившего организаторов церемонии, что показывать — всем дороже. И сотруднику охраны, нарушившему инструкцию, и телевизионщикам — если они осмелятся обнародовать сей щекотливый факт… Да, это было то романтическое время, когда зрители еще любили ведущих как родных и всерьез обсуждали, кто на свете всех милее, всех румяней и белее — Миткова или Сорокина, Сорокина или Миткова? Это было то романтическое время, когда телевизионщики с разных каналов еще радовались (или делали вид, что радуются) успехам коллег-конкурентов. Это было то романтическое время, когда организаторы церемонии еще не высчитывали с математической точностью, как рассадить в зале друзей-врагов, чтобы не случилось скандала и кто-нибудь из обиженных не покинул церемонию в знак протеста против несправедливой рассадки. Рейтинг — нынешний царь и бог телеэфира — еще не подчинил себе, всесильному, все помыслы слуг эфира. Эра нового ТВ только начиналось».

О самовыдвижении Листьева на пост, ставший для него роковым, — ниже. А из так называемой «семибанкирщины» при власти сейчас остались только коллеги Еафина по «Альфа-Групп»: Петр Авен да Михаил Фридман. Ну еще и подельник Михаила Прохорова — Владимир Потанин. Владимир же Винокуров — на Троекуровском кладбище. Борис Березовский — на английском. Владимир Еусинский, и Александр Смоленский — в эмиграции. Михаил Ходорковский — в заключении.

К сожалению, Листьев погиб в досетевую эпоху, и в Интернете почти нет его интервью. На просторах ЖЖ нашел любопытное. Предлагаю ознакомиться с творчеством ЖЖ-юзера bardokin.

 

VI.X. На фига делать в Листьеве дырки?

Так я назвал свой материал в новокузнецкой газете «Твои проблемы». Летом 1992 года в Кузню приезжал Владислав. Он тогда рубил бабки, ездил по стране со своим колесом «Поля чудес» и устраивал шоу, что называется, на местах. Интервью Листьев согласился дать очень легко, несмотря на то, что интервьюеру было 22 года и он сильно-сильно волновался. Почему я задал этот вопрос — про безопасность и не боится ли он, что его убьют, не знаю. А когда его убили, почесал затылок — может сглазил? Раз уж все делятся воспоминаниями о Владе Листьеве, то я тоже. Вот, собственно, само интервью с небольшими купюрами.

БАРДОКИН: Владислав, начнем с политики и программы «Взгляд». Как Вы считаете, сыграл ли «Взгляд» определенную роль в развале СССР?

ЛИСТЬЕВ: Вы задаете вопрос, уже зная ответ. Мы все, граждане этой страны, сыграли в процессе значительную роль. И смотря что подразумевать под «развалом». Я считаю дезинтеграцию не такой уж трагичной. Это исторический процесс. Россия слишком богата нефтью и газом, чтобы страдать от отделения Прибалтики и Украины.

Б: Сейчас в Новокузнецке проходит кампания по сбору подписей против Ельцина, Вы бы подписались?

Л: Нет, сегодня нет. Пока я не вижу ему альтернативы. Была бы реальная фигура, возможно, и поставил бы подпись.

Б: Переворот 19 августа — просто переворот или все сложнее?

Л: И проще, и сложнее… Сейчас все кажется забавным. Я вообще о путче узнал поздно. Жена утром будит и говорит: «Влад, что-то случилось, по ТВ „Лебединое озеро“ показывают». Я отвечаю: «Наверное, технические неполадки».

Случилось то, чего боялись несколько лет. Поэтому и стали вести себя, как при настоящем военном перевороте. Перепугались, начали вспоминать «незасвеченные» перед органами квартиры, прятали там кассеты, потом носились по Белому дому, ждали штурма. Какие-то люди баррикады строили, а вся Москва делала вид, что ничего не происходит. Что такое 50-100 тысяч человек для девятимиллионной Москвы?

Мы не победили бы, если бы переворот проводился по-настоящему — с арестами, комендантским часом. И никто нос бы не высунул, страх-то он в крови.

Б: Как Ваши коллеги относятся к тому, что Листьев стал шоуменом, вернее, конферансье в новокузнецком цирке?

Л: Нормально, они тоже по стране ездят и с людьми встречаются. Хотя так работать сложно. Сперва я прилетаю в Кемерово, провожу игру, потом лечу в Москву, два дня монтирую тему и опять на самолет — уже в Новокузнецк, хоть между вашими городами 200 километров всего.

Б: Говорят, «Поле Чудес» — полная копия американской программы «Колесо Фортуны»…

Л: А это ничего, что Вы у меня интервью берете? Этот жанр журналистики тоже до Вас кто-то придумал. «Поле Чудес» — форма тележурналистики.

Б: В игре Вы путали имя ассистентки. Местную девушку взяли?

Л: Нет, что Вы. Они со мной из Москвы ездят. До этого долго была Жанна, теперь Света.

Б: Имидж не хотите сменить? Очки на линзы поменять, усы сбрить?

Л: Нет, не хочу. К очкам привык, стригся в прошлом году. И усы люблю отпускать.

Б: В Новокузнецке каждый второй носит газовый баллон в кармане, а как Вы решаете вопрос своей личной безопасности?

Л: А никак. У меня нет ни пистолета, ни автомата, ни газового баллона. Если захотят убить, то ничто не поможет. Убийца — он всегда подготовленный человек. А мне даже в армии стрелять не пришлось. Конечно, имея оружие, чувствуешь себя уверенней, но я же не буду перестрелку устраивать. Да и вообще, на фига в Листьеве делать дырки?

Если без оружия нападут, то максимум чего могу я бояться — синяков. Один на один — вопрос спорный, кто кого. Тут уж «фифти-фифти».

 

VI.XI. Дамоклов меч

Это убийство, пока оно не раскрыто официально, грозный дамоклов меч, который можно подвесить над любым непокорным. Начнет какой-нибудь олигарх что-то не то мутить, а ему: да ты же Листьева, сука, убил! Потому что показания-то есть на каждого, начиная от членов семьи и кончая почти всеми более-менее видными бизнесменами той поры. На многих собраны тома. И развернуть дело можно по любому. Хороший инструмент давления. А если продекларировать «убийство Влада Листьева раскрыто» и назвать фамилии, то карта разыграна. Кто от этого выиграет? Только те, кому нужна правда. Таковых, увы, немного.

Где-то за четыре с половиной года до тех роковых выстрелов 1 марта 1995 года на тесной кухоньке одного из ведущих «Взгляда» обсуждалось — как «убить Листа». Сам слышал. Был равнодушным свидетелем, хотя формально участником вялой дискуссии. Не мой это был праздник, по любому. Мне в тот вечер хотелось бы двинуть куда-нибудь, где девки, выпивка, веселье да кураж. О судьбах державы и отечественной (тогда еще советской) «медийки» по сотому кругу тереть с приятелями было скучновато.

Имен двух своих собеседников, естественно, не назову. И вовсе не потому, что оба при постах вельможных, а по той простой — как Колумбово яйцо — причине, что им по жизни обязан, по-своему их люблю и почитаю. И бог весть как им такое упоминание придется. Да и никаких штрихов это к повествованию не прибавит, портрет эпохи не скорректирует и, самое главное, был (не только в отношении Листьева) на тот момент с друзьями солидарен стопроцентно.

Разговор же велся о том, чтобы выстроить некую комбинацию, которая позволила бы однозначно сманипулировать «Лысым», вынудив последнего навесить на Влада исключительно несерьезную телеразвлекуху. Всякие «поля чудес». В презумпции того, что настоящая крутая журналистика — исключительно политическая. Тогда, осенью 1990 года, этот тезис сомнениям не подвергался. Это казалось величественной — словно негорелая Останкинская башня — константой телебытия. Короче, все мы, как позже выяснилось, проявили близорукость и тотальную маркетинговую безграмотность.

Но манипуляция удалась. И Листьев был решением начальства «прикончен». Прикончен как политобозреватель: ему была отведена роль «клоуна», придушенного официантской «бабочкой» в несерьезном «Поле Чудес».

Мда. Все мы помним, что из этого вышло. Листьевская программа стала бесспорным чемпионом рейтингов, и рекордные рекламные сборы этого проекта скоро превратили «Поле» в финансового донора. Донора вполне добротных и достойных передач. Передач, утративших тем не менее актуальность и бойцовский флер — «Политбюро» Александра Политковского и «Красный квадрат» Александра Любимова & Андраника Миграняна. А ведь грезилось, что именно эти два проекта станут флагманскими в линейке компании «ВИD» («Взгляд» и другие).

Листьев доказал всем, что он действительно феноменальный шоумен. Суперпрофи, великолепно чувствующий формат. И, оказавшись как бы за периметром «подлинной журналистики», Влад революционизировал постперестроечное ТВ, сумев сделать передачу, которая и сейчас «живее всех живых». И ровно через год после запуска (1 ноября 1991 года) он легко отдал бразды ведущего капитал-шоу Леониду Якубовичу, хотя, казалось бы, мог сам беспечно купаться в лучах всесоюзной славы.

Словом, удивил. Прежде всего, коллег по телекомпании «ВИD».

Замечу, что обвинения в заговорах вовсе не редкость в ТВ-среде. Тот же Лысенко рассказывал:

«Я даже в суд подавал на Лисовского. Меня обвиняли в том, что я хотел убить Мишу Лесина. Меня следователь допрашивал: „Вы же хотели избить Лесина?“ У них была прослушка моей беседы с лесинским партнером Юрой Заполем, которому я признался: мол, видел Лесина и кроме желания долго бить ногами, ничего не испытал. А что я в виду-то имел? Миша, подлец, приехал из санатория, выправил сломанный боксерский нос, загорел, похудел. Когда я его, красавца такого, увидел, подумал: „Удавил бы“. А в перехвате телефонных переговоров это выглядело как желание покуситься на министра печати».

 

VII.I. Противостояние

Вскоре после новогодних праздников 1988 года на руководство «молодежки» стали оказывать давление со стороны Старой площади. В ЦК КПСС ведущие вызывали стойкое раздражение и ТВ-начальникам советовали сменить команду.

Настойчивость и великолепные журналистские данные помогли спецкору «Взгляда» Елене Саркисян прорвать блокаду стыдливого молчания вокруг Ельцина и разглядеть бывшего министра обороны, получившего маршальское звание (в мирное-то время) за тбилисскую «победу». Да, именно с подачи Саркисян удалось познакомиться с самым пристрастным зрителем одной из программ. Дмитрий Тимофеевич Язов, назвавший среди любимых писателей-современников (!) Максима Еорького, невзлюбил другого писателя. И после неосторожных реплик прозаика Полякова в студии «Взгляда» трое ведущих программы, Захаров — Листьев — Любимов, получили военкомовские повестки, призывающие их на офицерские сборы. Последний был уверен, что его-то зацепить не смогут: как-никак, а переводчик с датского — специальность редкая. Но пришло время, и он отправился в Ленинградский военный округ. Учить тамошних офицеров немудреным фразам на датском языке: «Руки вверх!» и «Мы пришли с миссией мира».

Да, в феврале 1988 года тройка исчезла с экранов. Полосного размера публикация, в которой говорилось о том, что министр обороны СССР Язов лично распорядился, чтобы офицеров запаса Захарова, Листьева и Любимова призвали на сборы, слетела из «известинского» приложения «Недели» за три часа до подписания номера: меня, как автора, уведомил об этом заместитель главного редактора Игорь Серков, с которым я знаком был еще по совместной работе в журнале «Смена» (собственно, он меня туда и пригласил из «МК»).

 

VII.II. Один из

Забавное исследование питерских (тогда, конечно же, ленинградских) социологов: Листьев нравился молодым людям до 25 лет; Любимов — девочкам-тинейджерам, Захаров — так называемой интеллигенции; Мукусев — условно говоря, взрослым, а Политковский — военным и заключенным. Ну и всей стране заодно.

Тройку ведущих в июне вернули в эфир. Письма зрителей, публикации коллег, штурмы Сагалаева — все это сработало на восстановления статус-кво. И есть все основания полагать, что новые ведущие (Ломакин и Мукусев) были не в восторге от возвращения «премьерного набора».

 

VII.III. Лужники

19 мая 1989 года во «Взгляде» прошел почти восьмиминутный (7:40) сюжет о митинге общества «Память» 14 мая, подготовленный Листьевым. Активист-рабочий в страстном монологе просил слова по Центральному, как он говорил, ТельАвидению и говорил что в полемике напрочь разобьет врагов: Генриха Боровика, Виталия Коротича, Владимира Познера. Сама передача «Взгляд» (а также «Пятое колесо» и «До и после полуночи») была названа сионистской. Его речь была дана без единой купюры. В студии репортаж крайне неохотно и сдержанно комментировал Станислав Говорухин.

 

VII.IV. Лошадь

На любительскую камеру Политковского Лист и Таня «Дмитра» Дмитракова сделали потрясающий сюжет о любви к братьям нашим меньшим. Мальчик забрал с бойни лошадь, приговоренную к казни и просто привел ее в московскую свою квартиру.

Александр Политковский: «Я отснял какой-то сюжет, и мы пересеклись с Владом на Тверской, я передал аппаратуру с инструкциями, на что надо делать упор, как и что снимать. Только, сказал, не надо подкладывать Love story. Но он не послушал и в результате выиграл: его трактовка сделала ту историю одной из самых знаковых для передачи».

Листьевский синхрон: «Петр выкупил ее на бойне и поселил в своей московской квартире. Ну и как вам, комфортно вместе существовать?» — «Не высыпаюсь — то в лицо дышит, то живот лижет, сегодня за колено укусила под утро».

При монтаже Разбаш и Дмитракова подложились Love story, а не «Подмосковными вечерами», как им советовали коллеги. Профессиональное жюри фестиваля в Монтре присудило этой работе высшую премию.

Осенью 2012 года в эфире у Андрея Малахова, посвященном 25-летию «Взгляда», вспоминали этот сюжет. Выяснилось, что и автор застрелен, и герой эпизода погиб в Югославии. Александр Любимов: «Петр Малышев поехал добровольцем и погиб в октябре 94-го. Из всех участников сюжета в 97-м году жива оставалась только лошадь, катала детей в Битцевском парке».

 

VII.V. Париж

В марте 1989 года трое ведущих (Люби, Мукусь, Политок) стали депутатами Верховного Совета. Даже продемократически настроенный Александр Гурнов как-то пробросил мне (в кулуарах одного их фестивалей весной 1991 года, когда я делал репортаж для «Взгляда из подполья»): «У Кравченко сильная позиция, когда он утверждает, что „Взгляд“ превратился в инструмент „ДемРоссии“. Три ведущих и все — представители одной фракции. Это же тенденциозно! Журналист не должен играть в политику».

Тем же вечером (16 мая 1991 года) я обсуждал ситуацию вокруг «Взгляда» с Анатолием Лысенко. Усмехнувшись, Анатолий Григорьевич вспомнил «взглядовскую» съемку французского парламента: «Все, понимаешь, вроде бы так же. И обсуждается какая-то яйценоскость кур. Только нет в зале попов, генералов и народных певцов. У нас ведь страна особенная. Поэтому я и считаю: если в Верховных Советах сидит несметное количество военнослужащих и священнослужителей в своих униформах, то отчего там не сидеть и журналистам. Хотя, конечно, репортеры должны присутствовать в парламенте именно как репортеры. Тем более что в парламент они зачастую избираются не как личности, а как представители изданий и передач».

Разные точки зрения. Углы. Иногда об эти углы царапаются. И точки неудобны — можно споткнуться. Статус депутата в России, прикрывающий тех же телеведущих от возможных репрессий, — для многих (по-бычьему настроенных) — алое полотнище нахального матадора, развлекающего толпу, уже пресыщенную кровавыми зрелищами и давно уже злобно требующую: хлеба, хлеба, хлеба! И колбасы. Программы, похоже, надоедают. Будь это программа КПСС или «Взгляд». Веры не было уже никому.

Листьев в депутаты не пошел. По версии Назимовой, мужа просто стошнило от всей этой возни, мараться не пожелал. Доверенное лицо одного из состоявшихся взглядовцев-депутатов рассказало мне другую историю: Лист в очередной раз напился и не явился на собрание.

«Взгляд» вышел из Парижа в режиме прямого эфира. В командировку тогда под руководством Анатолия Лысенко выехали: режиссер Иван Демидов, ведущий Владислав Листьев, выпускающий Андрей Разбаш, корреспондент Елена «Сара» Саркисян, редактор Юрий Шамарин, выпускающий оператор. Именно в Париже Листьев и Лысенко во время просмотра в гостиничном номере выпуска американской передачи Wheel of Fortune «сгенерировали» капитал-шоу «Поле Чудес»!

Лысенко вспоминал: «Мы поехали делать выпуск из Франции вживую. Для французов это было совершеннейшим шоком. Они обычно делали такую передачу: три фотографии и один сюжет, в лучшем случае. А когда они узнали, что у нас в каждой передаче по 30 сюжетов, они нам сказали, что у нас очень богатые продюсеры». Именно находясь в Париже, Листьев и Лысенко во время просмотра выпуска американской передачи Wheel of Fortune записали в гостиничный блокнот все «ходы» и попросту своровали этот проект, известный нам как «Поле Чудес»! Сейчас бы купили лицензию. А тогда и слова-то «лицензия» не было в лексиконе телепрофи.

Французский эфир провели на пару Лист и Фредерик Миттеран, сценарист, продюсер и режиссер, ставший потом министром культуры.

Французов впечатлила численность ТВ-делегации из СССР и то, что в ее составе была девица-полицейский. Ольга Дворецкая была первым сотрудником МВД, персонифицировавшим криминальную хронику на экранах советских телевизоров. Миловидная и спокойная, она полюбилась аудитории. Однако французский вояж поставил точку в ее «взглядовской» карьере. Дело в том, что она была любимовской креатурой. Саша не прощал «перебежчиков». Если кто-то из тех, кто обязан был своей ТВ-карьерой ему (как я, например), сотрудничал с кем-либо из конкурентов (в данном случае — с Листом), то «предателя» (в данном случае — «предательницу») ждала месть. Все элементарно: или с Люби (и только с ним), или против него. Только Демидову прощалось сотрудничество с Вдадом и прочими. От Вани зависело очень многое. Он был нужен ведущим, а не они ему. Непросто было работать с Любимовым, просто было им восхищаться. У Влада этого я не замечал. Если он и играл в игры, то в другие.

 

VII.VI. «Поле чудес»

«Консерватор по имени Влад» — так называлось интервью «Новому Взгляду» 1992 года.

Пяти минут хватило, чтобы условиться о времени и месте встречи… В оговоренный час я зашел в 36-й кабинет, расположенный на 11-м этаже в «Останкине». В комнате находились человек 15, которые курили, пили кофе и чай, смотрели телевизор, говорили по телефону и между собой. В этом бедламе Влада, сидящего в дальнем углу за столом у окна, я заметил не сразу. Листьев был неожиданно для привыкших видеть его аккуратную прическу всклокочен, с суточной щетиной на щеках, одет в по-демократически пеструю маечку и джинсы.

— Что ж, тогда без раскачки. Вопросы о «Поле Чудес», очевидно, вам уже навязли в зубах?

— Почему? Я по-прежнему замечательно отношусь к этой передаче. Кроме всего прочего, я руководитель программы и кровно заинтересован в том, чтобы рейтинг ее не снижался после того, как я ушел из ведущих. Считаю, что Леня Якубович — очень хорошая замена, он другой, не пытается меня копировать, хотя в чем-то, безусловно, повторяется. Но это неизбежно. Ведь и в футболе судья всегда свистит в свисток, это диктуют правила. Так и здесь. Но Леня иной — по темпераменту, реакции, наверное, он более вписывается в игру, чем я. Мне интересно за ним наблюдать.

— Вы смотрите игру по телевидению?

— Конечно, но это особый взгляд — не на то, что происходит на поле, а как смонтирована программа, как шла работа с аудиторией, т. е. профессиональные моменты.

— Уходя из ведущих, вы обещали новинки в игре.

— Мы меняем, но потихоньку. Тут я консервативен. Нельзя ломать все сразу. Вдруг зритель пропустит несколько передач, потом включит телевизор и не узнает полюбившуюся и знакомую игру. Новинки мы вживляем постепенно.

— Вы, без сомнения, рисковали, уходя из «Поля чудес» в новую программу. Рисковали популярностью, местом в рейтинге.

— Быть может, это крамольное высказывание, но меня популярность мало заботит. Переживать из-за того, что тебя меньше стали узнавать на улице? Работа — прежде всего. «Поле» я делал по поручению телекомпании «ВИD». Теперь передал другому, какая трагедия?

* * *

«Поле» — один из немногих ТВ-проектов, представленных на таком маргинально-стебовом ресурсе, как «Луркоморье». Воспроизведу описание с купюрами (много ненормативной лексики):

«Капитал-шоу „Поле Чудес“ — телепередача 90-х, существующая и по сей день. Концепт, разумеется, как и все остальное, невозбранно скопипизжен в 1990 году неким Листьевым с пиндосской телепрограммы „Колесо фортуны“. Невыносимый Якубович стал ведущим еще при жизни Листьева. Основной принцип передачи — халява, тысячи ее. Программа светится в зомбоящике каждую пятницу (уже 20 лет стукнуло, на данный момент насчитывает 1000 выпусков, так и до Санта-Барбары недалеко) и не перестает доставать диким долбоебизмом участников. Ведется расовым усатым клоуном Леонидом Якубовичем (а поначалу — усатым Владиславом Листьевым, выпиленным за бабло).

Идея этого шоу (как и тысяч других шоу в этой стране) невозбранно спизжена у буржуев; если быть точнее, с американского шоу „Колесо Фортуны“ (Wheel of Fortune). Название же русского воплощения творчески позаимствовано из классической детской сказки про Буратино. Только немного сокращено: то, что „в стране дураков“, — и так очевидно. Является одной из первых поделок телекомпании «ВИD».

Первоначально передача позиционировалась как вполне культурное интеллектуальное шоу и при ведущем Листьеве свою роль более или менее отыгрывала. С приходом же Якубовича воцарилась именно та непередаваемая атмосфера долбоебоидиотизма, которую можно раз в неделю наблюдать в силу популярности зрелища среди всяких там бабок-дедок из деревень. Передача постановочна чуть более чем наполовину. Якубович подолгу репетирует диалоги с участниками. Барабан же вращается с музыкой, сварганенной каким-то драмкитом еще в начале 90-х (так и не сменили). А вообще бытует мнение, что никаких „эфиров“ ПЧ на самом деле не ведется уже лет 5, и то, что нам показывают каждую неделю, — просто запись того времени, где Якубович называл разные даты. Фактора здесь два: во-первых, сам он не стареет них_, хотя какбе уже пора, а во-вторых, в студии на заднем плане можно увидеть уже пару лет сидящих в одном и том же месте в той же одежде людей. Поэтому может и не все, но большее число передач было-таки запилено на ленту до показа.

Алсо, в 90-х был фильм „Не послать ли нам гонца?“, где по сюжету будущий бывший россиянский расовый терминатор всея Алтайского края Евдокимов был на одной из передач и даже подарил Лёне глушитель от ЗАЗ 968. Из Замкадья и бывших союзных республик съезжаются однообразные бабки, узкоглазые чурки и обыкновенные среднестатистические долбоебы, обязательно „привезя“ с собой (нужное подчеркнуть) соленья, варенья, грибочки, пироги, спиртосодержащие напитки, вымпел с символикой родного Ниж. Зажопинска-157, креативы детишек местного дет/дур/сада/дома и, что обязательно, национальный костюм или спецодежду. Костюм по ходу программы надевается на уже находящегося под действием вышеупомянутых спиртсодержащих напитков (и про грибочки не забываем) Якубовича. На программу едут, чтобы засветиться в телике, передать приветы родным из самой Первопрестольной и вызвать зависть у подруг с лавки у подъезда. Ведь нет смысла ездить откуда-нибудь из Владивостока за 15 штук, чтобы выиграть пылесос за тыщу.

А еще все, что привозят участники игры, отправляется в легендарный музей.

В программе реализована схема отката в чистом виде: участник приходит с подарком к Лёне и взамен может получить приз. Также на программу ушлые родители привозят своих чад, которые, рассказав стишок, уходят с программы с куклой/машинкой. Обязательно нужно передать привет, перечислив в нем как можно больше своих родственников. Одним словом, феерия долбоебства. И да, там еще отгадывают слово в каких-то идиотских квадратиках целиком или по буквам, вращают барабан, три правильно угаданные буквы дают право на две шкатулки, есть суперигра, можно грабить караваны.

Передача фанится только бабками и хрен его знает еще кем, но стабильно выходит в эфир в довольно доходное время. Мистика, блин!

Игроки обязаны:

1) Плохо одеваться/выглядеть.

2) „Дарить“ подарки Лёне.

3) Крутить барабан.

4) Передавать приветы родственникам.

5) Выбирать между призом (картошкой/ключами от „Жигуля“) и баблом („Я предлагал вам стопицот за то, что в этом ящике, и вы отказались“).

Петь/танцевать (Шатунов там, „Бутырка“).

6) Говорить с жутким уральским/вологодским/таджикским/узбекским/мухосранским акцентом, ставя неправильно ударения в пОлОвиНе слов.

7) Для дошколят, привезенных родителями с собой: не иметь передних зубов, одеваться в блестящие жесткие одежки, каг’тавить, читать стехи.

8) Улыбаться/хохотать под аццкие шутки Кубовича».

* * *

Листьев сам соорудил барабан для «Поля», и после того как Якубович свел его с Бадри, ездил в Тольятти договариваться о машинах для победителей.

 

VII.VII. «Тема»

Андрей Разбаш, отвечая весной 1992 года на вопрос «Нового Взгляда»: «На чем в дальнейшем будет держаться популярность телекомпании „ВИD“?» — ответил:

— На тех новых программах, которые сейчас только начинают разворачиваться. Это сольная политическая программа Любимова «Красный квадрат» — с перспективой прямого эфира и телемостами со всем миром; «Тема» Листьева, которая после «Поля чудес» станет у зрителей самой популярной. В ней будут обсуждаться вопросы, интересующие буквально всех: супружеские измены, воспитание детей, одиночество… Думаю у Влада получится блестящая еженедельная программа. К сожалению, при том развале, который сейчас происходит на телевидении, очень трудно начинать делать что-либо новое. К нам относятся как к чужакам. Мол, замучили вы уже всех своей «головой».

* * *

«Ваши оппоненты говорят, что вы занимаетесь, простите, плагиатом. „Поле Чудес“ — калька аналогичной американской передачи, и „Тема“ копирует западные образцы». Отвечая на этот выпад Андрея Ванденко, который записал достаточно провокационное интервью для «Нового Взгляда» с тогдашним лидером компании-учредителя газеты, Влад ответил:

— Какие оппоненты? Те, кто профессионально критикуют телевидение? Это не оппоненты. Их работа заключается в том, чтобы разбирать мою работу. Я, честно скажу, не очень слежу, что обо мне пишут, ибо все понимаю, мы — один цех, где у каждого свои задачи, свои методы. Я никого не обсуждаю, но и не буду прислушиваться ко всем советчикам. Если есть рациональное зерно, приму, если лишь рассуждения, как, по мнению автора, я должен ходить и говорить. А что до формы. Жанр интервью придумали ведь не вы, но вы пользуетесь. О жанре ток-шоу мы узнали от Донахью, но эта форма существовала и до него, существует и сейчас параллельно с Донахью. О чем это говорит? Только о бедности знаний нашего зрителя о западном телевидении.

Следующий выпад: «Специалисты утверждают, что план ваших „Тем“ почти полностью соответствует тематическому плану Фила Донахью».

Листьев парировал:

— Ха, смешно! Мы затрагиваем общечеловеческие вопросы, не политику, и даже не то, почему один известный политик спит с другим известным политиком, а глобальные проблемы, которые не имеют границ. Тематический план составляли 15 человек, неужто все 25 программ, запланированные на первое полугодие, мы сдували у Фила?

Резонный вопрос: «Один из первых выпусков „Темы“, например, был посвящен проблеме цветных в России. Это актуально в Америке, но у нас? Если бы говорили, скажем, о том же еврейском вопросе, тогда — да».

Ответ Влада:

— Согласен. Но. Объяснение кроется опять-таки в моем консерватизме. Программа должна постепенно входить в эфир. Помню опыт «Взгляда», «Поля чудес». Обе не сразу набрали вес. Так и с «Темой». Да, мы будем говорить о евреях, о межнациональных отношениях. Но позже, когда к передаче окончательно привыкнут и станут ее постоянно смотреть. Пока надо приучить зрителя. Нас кидали, давали выход то в 18 часов, то в 23.15. А зритель должен знать, что его передача неизменно идет в один и тот же час. К сожалению, механика на телевидении осталась старой: мало просто сделать качественную продукцию, это надо еще доказать. Эфирное время по-прежнему за бывшими главными редакциями, теперешними студиями. И никого не волнует, что у коллег есть лучшая, более интересная передача, ставят свою. Например, 21.40. Запланирована ерунда. Говорю: отдайте время мне, показываю зрительскую почту, отклики. А мне в ответ: да, «Тема» — передача хорошая, но там же по сетке стоит другая. А люди-то ее не смотрят! Выкатывают мне аргументы, что зато обязательства между студиями будут выполнены. У нас до сих пор нет еще толковой системы определения популярности программ, нет системы приоритетов, зато есть обязательства, которыми связаны руководители между собой, есть достаточно безалаберное отношение к эфиру, забиваемому бог знает чем. Среди передач подобного рода - художественно-публицистических — идем первыми. В абсолютной «весовой категории» выше всех стоит «Поле Чудес», потом идут информационные выпуски — «Итоги», «Новости», художественные фильмы и — «Тема». Обычно 20 процентов телезрителей смотрят нашу программу. «Портрет на фоне», который делает Леня Парфенов, собирает 15 процентов.

* * *

Еще одно «нововзглядовское» интервью Листьева.

— Извините за каламбур, но кто подсказал вам тему «Темы»?

— Ее замысел появился органично. Я прошел колоссальную школу «Взгляда», участвовал в ток-шоу, у меня был полугодовой психологический опыт ведущего «Поля чудес».

— Вас кто-то патронирует из руководства «Останкина»?

— Нет, все надо пробивать самому. Даже симпатии Егора Яковлева не помогут, если эфирная сетка забита. Сейчас уже проще. Мы включены в план, нам бронируется время. А сначала приходилось спорить, доказывать. Но это естественно. Любая творческая организация — террариум единомышленников.

— Как происходит поиск собеседника, которого вы приглашаете в студию?

— Это самый сложный процесс. Людям иногда приходится говорить на очень интимные темы (взять, к примеру, супружеские измены), а наш народ ужасно закомплексован. Американец, да и то не каждый, станет откровенничать, что уж о нас? Приходится беседовать предварительно, смотреть, насколько человек контактен, открыт, как владеет речью. К сожалению, выбор бывает не всегда удачным. Особенно трудно приходилось вначале. Сейчас люди смотрят передачу и примерно знают, какой степени откровенности от них ждут. Модель поведения уже задана.

— Сколько времени идет запись передачи?

— Около полутора часов. В корзину уходит 50 процентов отснятого.

— Людей в студию специально подбирают?

— В основном случайно. Хотя есть и приглашенные специалисты… Я не знаю людей, которым задаю вопросы. Это держит меня в тонусе. Создает непредсказуемость ситуации, хотя и несет элемент риска. Подсадка никогда не сыграет в искренность, с другой стороны, живет опасение: вдруг не удастся завести. Подготовка программы — около месяца. Обговариваем сюжеты, ищем консультантов, читаем почту. Снимаем в течение одного дня. Эфир — через две недели после записи. К великому сожалению, пропала очень интересная передача о мошенниках. Мы даже ее анонсировали, а потом пришлось извиняться. Привели в студию из «Матросской тишины» подследственного по делу о мошенничестве. У него уже были сроки по этой статье. За один день мы его достали, спасибо МВД России. Подследственного привезли прямо в наручниках под караулом. Его оппонентом был следователь, ведущий дела о мошенничестве. Программа была потрясающая, клиент «Матросской тишины» рассказывал о механике своих преступлений, о том, кого легче обманывать — мужчин, женщин, как обращаться с новоявленными отечественными коммерсантами, на каких струнах играть. Люди в студии неожиданно стали признаваться, как они обманывали других. Я совершенно обалдел, началась такая, знаете, всеобщая явка с повинной. Записали два часа. Это должна была быть блестящая передача… Но рулон со всеми записями украли. Украли из видеотеки, куда имеют доступ только свои, только работники телецентра. Все. Может, специально. Может, случайно. Когда-то и рулоны «Взгляда» пропадали. Но чтобы всю передачу — такое впервые на памяти. Это, конечно, трагедия. Все мы были в шоке. Второй раз такого не запишешь. Все ушло. Другой герой, другая аудитория, другое настроение.

— По-вашему, «Тема» — это надолго?

— Боюсь загадывать, но думаю, года на три точно. Это неисчерпаемый колодец. Хотя мне кажется, что через три года я просто умру. От физического истощения. Еженедельный эфир — это мрак. С «Полем чудес» и то было легче. Там снимаются три выпуска за один день. А здесь. Я не знаю, что будет со мной, что будет с группой. Это мельница, которая перемалывает все.

— Но мне кажется, вы можете уйти из «Темы» и по другим причинам. Программа достигнет зенита, и вы потеряете к ней интерес. Так было и со «Взглядом», и с «Полем чудес», которые вы оставляли добровольно.

— Положим, «Взгляд» первыми покинули скандально ушедший Мукусев и тихо отошедший Захаров. Я продолжал работать во «Взгляде» до самого его закрытия. И даже участвовал в подготовке «Взгляда из подполья», хотя и не очень активно. Но во втором выпуске все же записался. Так что дело не в моей ветрености или смене интересов.

Разговор на минуту прервался. Влад взглянул на часы, включил телевизор и пояснил: «По „Орбите“ на Дальний Восток пошла „Тема“». Окинув критическим взором собственное изображение в строгом костюме и белоснежной рубахе с галстуком, Листьев, кажется, остался доволен собой и вернулся к беседе.

— Вы сами себе нравитесь на экране?

— Без кокетства скажу, что я редко себе нравлюсь. Когда нас впервые записывали на пробу для «Взгляда», при виде своей физиономии меня охватило чувство ужаса. Оно и сейчас меня не оставляет. Серьезно говорю. Впервые я ужаснулся от себя, услышав собственный голос на магнитофонной пленке на радиовещании на зарубежные страны. Тоже кошмар, ужасно не понравилось. До сих пор это ощущение не пропадает. И это нормально. Когда человек начинает любоваться самим собой, сразу возникает вопрос, не заболел ли он. Нарциссизм называется эта болезнь. Но я ею отнюдь не страдаю. Во всяком случае, я совершенно спокойно расстаюсь при монтаже с какими-то вещами, если люди говорят, что это плохо, пусть мне и кажется, что это нормально. Я не комплексую из-за того, что меня вдруг будет мало в передаче, мало моих крупных планов. Я исхожу их интересов дела.

— Вы уже сказали, что устаете от этого непрерывного производственного конвейера — подготовка передачи, запись, монтаж, эфир. Но у меня иногда создается впечатление, что вы иногда устаете от постоянного общения с десятками новых людей. Порой в ваших жестах, фразах проскальзывают раздражение, злость на некоторых особенно заторможенных собеседников. Порой вы позволяете себе посмеиваться, и не всегда по-доброму.

— Нет, вы знаете. Почему вам так кажется? Не может быть ровной передача — ни по эмоциям, ни по ведению. Нельзя быть всегда добреньким, всплески необходимы, по синусоиде — от отрицательных чувств к положительным. Иначе драматургия нарушается. Да, приходится быть и жестким, напористым, иногда с подковыркой подходить, но чаще по-доброму улыбаться и спокойно разговаривать с человеком.

Но все это, повторю, не от переизбытка общения, а от того, что диктует конкретная ситуация. Нельзя быть ровным, это неинтересно. От людей же в принципе, по-моему, устать нельзя. Мне везет на собеседников, зануды попадаются крайне редко. Бывает, правда, косяком пойдут, не знаешь, как бы отбиться побыстрее…

* * *

Режиссером «Темы» был Андрей Чикирис, который потом работал с Мишей Леонтьевым над его саркастичным «Однако». В 2013 году он воссоединился с экс-коллегами по «ВИDу», перейдя в нарождающееся Общественное ТВ имени А. Г. Лысенко.

Именно Чикирис, насколько помню, предложил Разбашу в качестве ведущего своего друга Дмитрия Менделеева, который пытался персонифицировать шоу после увольнения Лидии Ивановой до октября 1996 года. Разбаш уволил Дмитрия с приговором: «Ты уже год ведешь самое раскрученное ток-шоу в стране, а тебя даже в останкинских коридорах не узнают».

Потом Менделеев работал на НТВ редактором международной информации.

Дмитрий вспоминал: «На российском телевидении я был с первого его дня. Днем мы работали, вечером учились, а потом шли в кафе, где все вместе выпивали с Политковским и прочими нашими журналистами. Они рассказывали нам о своих последних достижениях, а потом мы опять работали. Я поступил на журфак в девяносто первом году. Это был расцвет журфака, еще ничего не успело сломаться. Я успел поработать с Листьевым, мои однокурсники — с Парфеновым. Влад Листьев — уникальный человек. Он ничего специального не делал, никогда не любил учить. Но умел показывать детали. Вот мы, например, едем в лифте. И он говорит: „Ты видишь краем глаза, какой этаж горит?“ Мы болтаем, и лампочка этажей перетекает от одного к другому. Я замешкался, не смог сразу сказать, и он сказал: „Когда едешь — не теряй времени. Учись краем глаза замечать то, что происходит вокруг тебя. Это тебе очень поможет как журналисту. Когда ты на съемочной площадке — кругом много действий и очень важно, чтобы твой кругозор расширялся до птичьего, чтобы ты видел вокруг практически на 360 градусов“. У него была удивительная реакция. Он мог выйти на съемку (может, и ошибаюсь) совершенно неподготовленным. Получить вопросы за десять минут до начала записи и еще опоздать. И вдруг он как-то кончиком правого уха понимает, что в студии сидит человек, который в теме, и он сейчас задаст тот самый вопрос. Как стрела, через секунду оказывался рядом с этим человеком, начинал его пытать и вытягивал (как сейчас Опра Уинфри) из людей признания, истории. Как это происходило, было совершенно невозможно понять. Это и было то зрение, которое он тренировал. Его личное обаяние, его работа создали телекомпанию „ВИD“. И когда его не стало, она стала другой».

Сам же Андрей Чикирис написал любопытнейшие заметки на тему насилия на телевидении:

«С правом на информацию происходит удивительная метаморфоза, в том смысле, что информация начинает расшатывать и разрушать породившие ее институты и грозит обществу, которое ее требует, уничтожением. Отношение „общество и информация“ можно охарактеризовать как многоуровневый полисистемный конфликт, вину за который не в последней степени следует возложить на СМИ и на их лидера — телевидение. Информация в телевизионном исполнении, в отличие от всех форм СМИ, обладая всеми преимуществами доступности, имеет при этом недосягаемую, внеконкурентную эвиденциальную составляющую — эффект непосредственного свидетельства, что, в свою очередь, проявляется как тотальная суггестивность, т. е. налицо эффект „чистой“ правды, эффект бескомпромиссной реальности, а следовательно, доступной всем и каждому истины. Таким образом, право на информацию оказывается правом на истину…

Что же касается зрителя, то, воспитанный эстетикой агрессии крови, которая доминирует в потоке боевиков, триллеров и фильмов ужасов, он уже готов воспринимать демонстрацию теракта в системе ценностных категорий продукции в стиле action, акцентируя свое внимание на самых драматических кадрах документального репортажа, на самых шокирующих подробностях развернутой на экране трагедии выживших и погибших. Эти кадры, в свою очередь, являются вожделенной целью всякого профессионального телерепортера, ибо не только доказывают его мастерство и талант, но являются самым горячим товаром в конкуренции на рынке сенсаций. Таким образом, получается, что с обеих сторон, т. е. со стороны телевидения и со стороны зрителя, идет охота на кровь. Демонстрация теракта, как это ни покажется кощунственным, переживается аудиторией как самое увлекательное шоу. Это явление можно понять, вспомнив апофеоз толпы, присутствующей на пожаре. Не заметить элементы восторга и любования, смешанных с восхищением и ужасом, — невозможно. Они слишком очевидны, чтобы их отрицать. По остроте ощущения в повседневной реальности демонстрация теракта, безусловно, вне конкуренции. Частота этих демонстраций создает устойчивый, входящий в повседневную привычку, тонус жизни, странную смесь тревожности, алертности и восхищения. Подобному явлению всегда уделяли внимание психологи, и есть соответствующие клинические исследования с полагающийся внушительной медицинской статистикой как эндокринологического, так и нейроцеребрального состояния.

Хочется подчеркнуть, что становящийся привычным подобный тонус нуждается в постоянном обновлении телевизионной картинки, требуя новых демонстраций насилия, т. е… новых терактов. Данность такова, что возникла зависимость телеаудитории от демонстрации крови, и сегодняшний телезритель живет в ожидании очередного телевыпуска новостей, где новые кадры будут ужасать и восхищать.

Отсутствие терактов уже чревато абстинентным синдромом, который может проявиться в апатии и равнодушии к телевещанию. На помощь приходит заместительная терапия в виде репортажей криминальной хроники, где распластанные жертвы, пятна крови, орудия убийства так же поднимают пресловутый тонус, наполняя жизнь столь необходимой дозой возбуждающей видеокартинки. Изо дня в день зрителя атакуют передачи самых высоких рейтингов: „Дорожный патруль“, „Дежурная часть“, „Криминал“, „Петровка, 38“, предъявляя зрителю привычный объем „настоящей“ крови, внося в его картину мира устойчивый элемент полярности, на фоне которой его собственная, пусть и не простая, жизнь выглядит вполне устойчивой и, в известной степени, благополучной. В то же время постоянно реализуется потребность в ощущении истинности окружающего мира, львиная доля которого представлена именно телеэкраном.

Телевизионный сеанс в основном длится 6–7 часов, столько же, сколько длится рабочий день. С телевизором встают, с него начинается вечер после рабочего дня и им же заканчивается вечер.

Тенденция к драматизации внешних мирных программ ток-шоу, обострение конфликтной, а то и просто скандальной атмосферы в студии (,Окна“, „Большая стирка“, „Частная жизнь“, „Деньги“ и пр.) обнаруживают явную попытку угнаться за программами агрессии и крови, и в то же время в этих программах сделан упор на возбуждение самых простых и низменных реакций, что вполне соответствует переживанию чувства истинности. Разумеется, очевидна паллиативность этой сферы телевидения в отсутствие сенсаций, связанных с агрессией и кровью.

Не прекращающийся поток кинопродукции, построенный на насилии, будучи не способен покрыть постоянно растущей абстиненции, постоянно расширяется, изыскивая все новые выразительные средства для художественной имитации насилия. Жесткий рынок кинобизнеса диктует условия, при которых качество демонстрации агрессии и крови, с одной стороны, достигает степени художественного шедевра, а с другой — вырабатывает стереотипы, т. е. вполне узнаваемые знаковые ситуации, включающие в себя всю полноту семиозиса насилия. Достаточно беглого взгляда, чтобы сразу же оценить, что представляет собой картинка на экране. Правило изображения агрессии диктует дробный, мозаичный монтаж, клиповую нарезку крупных планов (лица, руки, ноги, оружие — все по диагонали кадра), данные в движении фрагменты разрушаемой среды (обломки, осколки, брызги…), контрастный свет, максимальный уровень фонограммы (крики, рев, гул, ударные — одновременно) — привычный набор приемов, входящий в блок (знак), отданный изображению агрессии. Иначе строится знак крови. Темпы замедлены, монтаж длинными кусками. Кровь проступает, натекает, заливает экран, капает. Камера переходит в субъективный план, всматривается, цепенеет, камера созерцает. почти всегда используется трансфокатор. Священнодействие. Истечение крови возвращает память к подспудной сакральности. Семиотическая природа насилия сегодня доступна к постижению далекому от знания психологии и теории монтажа самому непросвещенному зрителю, которого язык не поворачивается назвать непросвещенным, настолько он отчетливо и полно считывает адаптированную к его восприятию семиотику агрессии и крови. В этом смысле современный зритель так же приобщен к мистерии крови, как и его далекий предок. В результате возникает парадоксальная ситуация: чем успешнее очередной фильм, тем достовернее художественный образ агрессии и крови, им представленный, а значит, прочнее зависимость, и чем она прочнее, тем выше должна быть следующая доза. Зрителя водят по кругу от постановочных крупных планов крови, до репортажных кадров той же крупности.

Пульт в руках зрителя гарантирует ему свободный выбор телевизионной картинки. Мгновенно принимая решение, зритель оказывается и судьей телепродукции, и, в силу привитой ему зависимости, ее заложником. При возможности выбора между

передачей-беседой, где требуется настроиться, вникнуть и только потом обнаружить личный интерес к обсуждаемой на экране проблеме, т. е. затратить время и нервную энергию, и — кадрами насилия, где переживание захватывает зрителя с первой же секунды экспозиции, то спрашивается, чем же средний статистический зритель должен обладать, чтобы остановить свой выбор на передаче-беседе?

Телевизионное пространство в высшей степени наркотизировано демонстрацией насилия. Какое бы количество насилия не предоставляло ТВ, телеаудитория требует его все больше и больше. Возникает замкнутый круг спроса и предложения, где изощренность первых потакает пресыщенности вторых».

* * *

Осенью 1993 года «Ъ» писал:

«Исчезновение Любимова и Политковского с экрана. заставляет задуматься над новой ролью звезд тележурналистики в современном информационном мире. Во всем мире звезда существует и воспринимается как коммерческая ценность. Будучи частью коммерческой системы, она подчиняется строгим правилам и, являясь, на первый взгляд, самой яркой и самостоятельной частью massmedia, не может существовать вне той мощной телеиндустрии, которая ее создает и поддерживает. Индивидуальность наших звезд — нечто особое, созданное не по правилам западной цивилизации. В западных программах человек на экране ровен, сдержан, приветлив и вовсе не пытается казаться умнее зрителя. Российские звезды сумрачны и значительны. Каждая из них начинала с утверждения собственной эксклюзивности. Уже тогда они предлагали не новости — они предлагали себя. Столь долго и болезненно продолжающийся передел экс-советского TV с его главным конфликтом — бескомпромиссным противостоянием моделей традиционно-государственной и независимо-частной — не мог не изменить роли телевизионных журналистов. Борьба за свободу высказывания была выиграна, но имидж борца за свободу оставался наиболее привлекательным, тем более что речь шла отныне о свободе индивидуального самовыражения и культивировании нетрадиционности. Первыми это почувствовали „мальчики из «Взгляда»“. В свое время появление на экране „нормальных“ и даже разговорчивых молодых людей служило для зрителя неким очередным симптомом политических и эстетических перемен. Теперь Любимов и Политковский стали специализироваться на политике, причем их экранные образы различаются в соответствии с запросами аудитории. Политковский в нарочитой кепочке желал „быть понятным простым людям“, традиционно питающим слабость к тайнам и скандалам большой политики. Любимов же пытался создать образ молодого интеллектуала, посвятившего себя политической карьере. Влад Листьев с его подчеркнутой раскованностью претендовал на роль представителя нового истеблишмента — в той степени, в какой он его понимал».

* * *

Последним ведущим «Темы» стал Юлий Гусман. Он вел шоу с 1996 по 2000 год. Он сразу сломал формат и фактически нивелировал роль так называемых авторов передачи, будучи не только ведущим шоу, но и как бы идеологом проекта.

В фильме «Влад Листьев. Мы помним» Юлий Соломонович (которого почему-то оттитровали «режиссер МихаилГусман») признавался:

— Я очень точно понимал разницу между Владом и мной. Влад был рапира, шпага, а я был такой щит, который пытался отбиваться от окружающего мира, потому что время наступления уже прошло.

Вскоре после своего дебюта в «Теме» Гусман дал интервью «Новому Взгляду».

«Предчувствия его (то бишь меня) не обманули: кабинет директора московского Дома кино являл собой черновой набросок будущего музея развития демократии в постсоветской России. Развешанные по стенам листки бумаги (от датированного июлем 89-го года письма депутата Бориса Ельцина с просьбой помочь в организации встречи с общественностью до президентской благодарности, выданной в июле 96-го) роднил адресат — Юлий Гусман. Пока я рассматривал экспонаты, Гусман, не ожидая вопроса, взялся за дело:

— Знаете, за что я в первую очередь благодарен родному Баку, всему Кавказу? Живя там, мне удалось понять природу мужского достоинства. За каждое слово и дело на Кавказе всегда держали ответ — никого нельзя было незаслуженно обидеть, оскорбить. Все знали: если меня накажут без причины, завтра встанет вся моя семья — отец, мать, братья, сестры, дяди, тети… Они не успокоятся, пока обида не будет отомщена. Вот говорят: Сталин — зверь, деспот, он детей убивал. Да, это так, но главное, что Иосиф Виссарионович — кавказский человек, он понимал: пока не выкосит всю родню своих врагов до десятого колена, не видать ему спокойной жизни. Это я к чему? Кавказские традиции в России не живут, их здесь не понимают. Иначе Россия никогда не полезла бы в Чечню. Посмотрите на израильтян. Объективно они гораздо сильнее армий окружающих арабских стран, не говоря уже о палестинцах. Тем не менее Израиль предпочитает не воевать, а договариваться. В Иерусалиме знают: чтобы победить арабов, их придется убить всех до единого. Мир обойдется дешевле. На

Кавказе — все за одного, а здесь — все на одного. А мне даже за Ерина и Грачева обидно. Почему вчера дружно лизали им задницы, а сегодня столь же дружно плюют в спину? Завтра утром придут суровые мужчины, погрузят в суровые воронки несколько тысяч самых смелых и говорливых, и страна опять провалится в глубокое молчание. Никто не заступится за увезенных, каждый будет думать о своей шкуре. Когда бьют по башке, это быстро отрезвляет.

— Видимо, вас, Юлий Соломонович, крепко били, раз вы запомнили те уроки на всю жизнь?

— Я не удостоился чести называться уличным хулиганом: у меня папа — профессор, мама — профессор, я был правильным интеллигентным еврейским мальчиком, но те уроки — да, запомнил. И удар держать научился. Раньше я безумно обижался, когда на меня наезжали в прессе. Особенно огорчался, что претензии были не по делу. Никак не мог понять: за что? А потом сообразил: один затаил камень за пазухой из-за того, что я ему билет на „Нику“ не в тот ряд дал, второй завидует моей удачливости, третий вообще никого не любит… Когда мне это открылось, я понял, что обижаться нелепо и даже глупо. Пусть пишут о гусманизации всей страны, о чем угодно — меня это больше не колышет.

— А гусманизация в чем заключается?

— Это один известный молдавский режиссер подобным образом отозвался о вручении призов последней „Ники“. Мол, Гусман сеет в народе дурновкусие и бескультурье, отдавая призы таким фильмам, как „Барышня-крестьянка“, „Мусульманин“ и „Особенности национальной охоты". Человек с легкостью навешивает другим ярлыки, выдает безапелляционные оценки, оскорбляет коллег.

— Извините, Юлий Соломонович, я не успеваю следить за вашей логикой: начинали вы с рассказа о кавказских традициях, потом вдруг перепрыгнули на Никины обиды.

— Да, я люблю растекаться мыслию по древу. Это называется ходом ассоциативного мышления, что, в принципе, присуще сумасшедшим.

— Вы еще и самокритичный товарищ. Или, может, это трезвая оценка из уст бывшего психиатра?

— Все люди делятся на шизоидов и на людей с маниакально-депрессивным синдромом. Первые всю жизнь упорно идут в однажды выбранном направлении. Из них в результате получаются гении или графоманы, ибо у тех и у других одна лишь в жизни страсть. Я знаю шизоидов — замечательных художников, писателей, журналистов. На них мысль о работе действует, как на маньяка вид пятнадцатилетней девочки с голой попкой. Глаза начинают блестеть, отделяется слюна. Маньяко-депрессанты реже рождают гениев. Эти люди разбрасываются, берутся за то, за се, им все интересно.

— И все же давайте, Юлий Соломонович, не будем углубляться в дебри психиатрии, поговорим о чем-нибудь более безопасном. В потоке сознания, который вы называете ассоциативным мышлением, я зацепился за фразу о суровых людях в суровых воронках. Как думаете, они за вами приехали бы?

— Все зависит от того, кто сидел бы за рулем. Ведь суровых товарищей в нашей стране хватает: это могут быть и левые, и правые, и националисты, и фашисты.

— Предлагаю рассмотреть варианты. Начнем, как водится, с коммунистов.

— Думаю, эти меня не тронули бы. Я утратил для них привлекательность. Когда-то, возможно, я входил в список главных врагов, но сегодня это не столь актуально. Если и забрали бы меня, то чисто профилактически и не в первый день. Конечно, осталась традиционная ненависть к гусманам, Соломоновичам и так далее, это чувство присуще и коммунистам, и фашистам, и демократам. Однако надо учитывать: если в течение ближайших пяти лет меня не заметут, то из категории жидовских морд я вполне могу перекочевать в когорту лучших, достойнейших представителей русского народа, где уже заняли свое место Майя Плисецкая, Михаил Ботвинник, Михаил Жванецкий, Григорий Горин, Аркадий Райкин, Исаак Дунаевский… Я себя не ставлю в один ряд… пока не ставлю.

Понимаете, есть определенная закономерность: если ты заметен, то и уязвим — до какого-то момента. Тебя бьют, толкают, обижают, наезжают. Ты отбиваешься и — растешь. Многие в этом процессе борьбы погибают — физически, химически, биологически, духовно, этнически, но те, кто проходят испытание, сразу попадают в разряд классиков. Вдруг оказывается, что их уже трогать нельзя. Скажем, Михаил Жванецкий и Алла Пугачева когда-то были страшно уязвимы для критики, а попробуй-ка сегодня сказать о них что-нибудь худое… Себе же дороже! Что бы ни сделали эти люди, все будет воспринято в высшей степени благожелательно. Максимум, что могут себе позволить самые бесстрашные хулители, это принципиально промолчать. И это здорово!

Живых классиков у нас достаточно — от Эльдара Рязанова и Георгия Данелия до Иосифа Кобзона и Булата Окуджавы. Нет, я не подвергаю сомнению заслуги этих в высшей степени достойных людей. Слава богу, что они выведены из зоны действия нашей непрофессиональной критики. Вот я мечтаю пополнить собой ряды дорогих и глубокоуважаемых шкафов.

Шутки шутками, но защита, иммунитет от разнузданности сегодняшнего дня не помешали бы. Вы же понимаете: и у Жванецкого, и у Пугачевой внутри тикает свой собственный гамбургский счетчик. Какими бы хвалебными эпитетами ни награждали этих людей, как бы ни старались сделать из них икону, они все равно останутся самыми строгими судьями себе. Однако и звездам, думаю, не мешает внешний заслон от хамства, грубости, невежества. И им нужна своя система ПВО. Я жуткий самоед и весьма критически отношусь ко всему, что делаю. О таланте не говорю, поскольку считаю себя среднеталантливым человеком. У меня нет каких-то ярких, бьющих в глаза дарований. Я — типичный представитель леонардо-да-винчевского направления, естественно, лишенный ослепительного блеска отца-основателя школы. То есть я подмастерье, один из тех, кто не поднялся до высот гения, но что-то тоже соображает. Всю жизнь я был увлекающейся натурой. В детстве, помню, сначала занимался выжиганием по дереву, потом мне надоело, стал собирать марки, затем увлекся спортом, перепробовав двенадцать видов.

В шесть лет я решил, что пора становиться сильным, и пришел в школу гребли. Греб целый год. Потом бросил и пошел на бокс. Меня в первый же день избили, как собаку. Я был здоровым и толстым ребенком, и меня использовали в качестве груши. Самое обидное, что отдубасил меня малыш, которого, как мне казалось, я могу уложить одной левой. Из бокса я ушел, чтобы проверить себя в настольном теннисе. Где-то получалось лучше, где-то хуже, но в любом случае дальше первого разряда подняться мне не удавалось. Для этого требовались физические данные, которыми я не располагал, нужны были большие усилия, чем я себе позволял. В фехтовании на саблях стал чемпионом Баку среди студентов, однако всерьез заниматься спортивной карьерой мне не показалось — и. Так всю жизнь.

— Зато нескучно. Приход в „Тему“ — очередная смена декораций или попытка поскорее приобрести классическую шкафообразность, о которой мы только что говорили?

— Какая шкафообразность? Я получил этим шкафом по башке! Объясню. Мой имидж уже состоялся, я стал мэтром домкиношной жизни. В этом качестве меня признали и уже давно не трогают. Пощипывают „Нику“, другие наши акции, но на Дом кино как факт общественной жизни руку не поднимают. Набрав определенное количество регалий, я мог бы спокойно почивать, ожидая, пока меня автоматически зачислят в клан классиков — хотя и по разряду „директор клуба“. Но желание побыстрее стать шкафом вступает во мне в противоречие с неумением этим шкафом быть.

У меня такая энергетика, что — по внутреннему самоощущению — я продолжаю оставаться молодым человеком. Внешне — я бородатый дедуган с большой задницей, а в душе — парень хоть куда. Возраст ведь не определяется густотой шевелюры или силой эрекции. Тело стареет раньше. Мне все интересно, до всего есть дело. Поскольку в нынешний исторический период я считаю телевидение важнейшим из искусств, поскольку я его неплохо знаю еще со времен КВНа и съемок „Ералаша“, то не смог отказать Андрею Разбашу в его предложении попробоваться в „Теме“. У меня было много разных телепроектов, но все они умирали по одной причине — из-за отсутствия денег на производство программ. Если бы у меня были достаточные средства, неужели я ходил бы к кому-то? Основал бы собственную студию „Еусман-ТВ“ и клепал бы передачи!..

В случае с „Темой“ у меня впервые не попросили ни копейки на телепроизводство. Сначала я ради приличия пытался отказываться: мол, у меня толстая не только задница, но и шея, во рту у меня вечная каша — я не выговариваю четыре десятка звуков из тридцати шести и вместо „человек“ произношу „чек“, однако… Разбаш, обладающий талантом педагога, посмотрел на меня взглядом Макаренко, под которым я сразу почувствовал себя нищим беспризорником и тут же согласился записаться на пробу. Мы в один день сняли две „Темы“. Я отнесся к этому как к экзамену, старался изо всех сил, но вышел из студии с ощущением, что потерпел сокрушительное фиаско. A „ВИD“ взял и поставил программы в эфир. Еоворят, даже неплохо получилось.

— На самом деле говорят разное.

— Я же объяснял вам, что шкаф критики упал мне на голову. Собственно, иного и ожидать было трудно. Повторяю: я заложник имиджа. Меня привыкли видеть на сцене Дома кино или в жюри КВНа. И вдруг — „Тема“. Стоило мне появиться, как сразу посыпались обвинения в легковесности, водевильности программы. Квинтэссенция претензий: была серьезная передача, а стало развлекательное шоу, которое ведет герой тусовки.

Позволю себе на время оставить шутливый тон нашей беседы, поскольку вопрос для меня чрезвычайно серьезен. Дело в том, что к моменту моего прихода „Тема“ умирала. Когда программу придумал Влад Листьев (и, кстати, блестяще ее вел), все было внове: живые люди на экране, открытые диалоги, свежие темы, острые вопросы, честные ответы. Постепенно все было раскрадено, растиражировано, доведено до крайней степени пошлости и абсурда. Пик всего этого пришелся на выборы. Телезрителей стало тошнить, как во время морской болезни, от обилия говорящих голов на экране, предлагающих рецепты, как нам обустроить Россию, город, соседнюю улицу или — в крайнем случае — сексуальную жизнь одиноких женщин.

Сейчас, на мой взгляд, наступило время вернуть телевизионным ток-шоу всю палитру взглядов на проблему. Как в музыке: одна и та же тема может прозвучать и в исполнении одинокого гобоя, и при полном составе симфонического оркестра. Мне интересно исследовать тему с разных сторон — не только с позиций экспертов и зрителей в студии, НОИ с точки зрения артистов, художников, писателей, поэтов.

И еще: помимо трагических и драматичных тем, кроме обсуждения проблем серьезных и общественно важных, пора наконец поговорить и о культуре повседневной жизни, о нашем быте, о вопросах здоровья. Так уж исторически сложилось, что в нашей стране гораздо больше людей, читавших Федора Михайловича Достоевского, чем тех, кто умеет правильно подобрать галстук. Кто-то сказал, что журналистика — это возможность удовлетворять собственное любопытство за чужой счет. Во мне сидит масса вопросов к самым разным людям, но раньше я не мог подойти к ним и просто так спросить о чем-то, а теперь я задаю вопросы собеседникам вроде как по делу».

 

VII.VIII. «Час пик»

Это шоу Влад вел до самой кончины.

Приведу пример того эфира, который лично мне запомнился. Интервью М. С. Горбачева В. Н. Листьеву (Программа «Час Пик», 1994 год).

В. Н. Листьев. Добрый вечер. Мы в прямом эфире. И сегодня «Час Пик» для человека, которого не нужно представлять никому. Одни его обожают, другие не любят. Это Михаил Сергеевич Горбачев. Здравствуйте. А Вы бы хотели встретиться с Борисом Николаевичем?

М. С. Горбачев. Я готов в любой момент встретиться, если в этом есть необходимость и потребность у президента. У меня было желание, но реакции и желания с той стороны я не почувствовал тогда. Больше того, началось отторжение. Я не придавал этому значение.

В. Н. Листьев. Михаил Сергеевич, давайте попробуем наш разговор построить таким образом, потому что мало времени: я буду задавать Вам конкретные вопросы и хотел бы получать на них конкретные ответы. Договорились?

М. С. Горбачев. Давайте попробуем. Что из этого получится?

В. Н. Листьев. Вы будете выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах 96-го года?

М. С. Горбачев. Вы знаете, меня не это занимает. Меня занимает сейчас то, как мы живем, что получается с реформами.

В. Н. Листьев. Сейчас мы поговорим об этом. Я поставил вопрос — попробуйте ответить. Вы будете выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах?

М. С. Горбачев. Меня сейчас это не занимает.

В. Н. Листьев. Это опять уход, Михаил Сергеевич. Вы славитесь своими уходами от вопроса.

М. С. Горбачев. Предвыборной кампании нет. Это не актуальная проблема сегодня. Еще надо позаботиться о том, чтобы выборы от нас не увели. Очень инициативные люди вокруг президента и не только вокруг него.

В. Н. Листьев. Хорошо. Вы хотите стать президентом России?

М. С. Горбачев. У меня таких планов нет.

В. Н. Листьев. Благодарю Вас. Что Вас сегодня занимает больше всего?

М. С. Горбачев. Больше всего занимает то, как мы живем, что получается с нами.

В. Н. Листьев. А что получается с нами? Давайте о Вас поговорим. Как Вы живете сегодня? Вы.

М. С. Горбачев. Вы знаете, если судить обо мне, то, конечно, может быть, с точки зрения переживаний… Ведь это все связано с моей страной и связано с тем, что я начинал.

В. Н. Листьев. Вы живете сейчас благополучно по сравнению со средним уровнем?

М. С. Горбачев. Я не могу жить благополучно по одной простой причине. Если дело только в том, что я обедаю и завтракаю, есть ли у меня завтраки и обеды, то.

В. Н. Листьев. На это хватает?

М. С. Горбачев. тогда это все. Но я думаю, не с этого человек начинается. Еще при Аристотеле было известно, что мы едим для того, чтобы жить, а не живем, чтобы есть. С этой точки зрения меня многое мучает.

В. Н. Листьев. Что? Первое, самое главное?

М. С. Горбачев. Я думаю, что мы уходим от того, к чему продвинулись с 85-го года. Мы теряем демократический вектор развития. Мы теряем парламент настоящий, Он, оказывается, даже не нужен. Его пытаются низвести до утилитарной роли.

В. Н. Листьев. Но есть же и Государственная дума, и есть Федеральное собрание. Вы считаете, что…

М. С. Горбачев. Это все есть. Есть — это еще не значит, что они на самом деле.

В. Н. Листьев. Какие позиции с Вашей точки зрения в развитии демократии мы потеряли за это время?

М. С. Горбачев. Думаю, мы потеряли гласность и намного. Если я сегодня впервые за два с половиной года в прямом эфире, то это что-нибудь значит. Я думаю, что одна пресса сегодня монополизирована правительством и находится на пайке, и она уже несамостоятельна. А другая уже находится на пайке у финансовых и промышленных групп. Она тоже несамостоятельна.

В. Н. Листьев. Михаил Сергеевич, Вы же знаете, Вы много ездили по миру: нет абсолютно независимой прессы.

М. С. Горбачев. Нет, Вы все-таки послушайте, что я скажу. Это очень плохо. Потому что мы только впервые с вами пробрались в эту сферу гласности и начали освещать все темные углы. А самое главное — как вы думаете, как мы можем принимать решения, вообще чувствовать себя людьми, если мы не получаем нам нужную информацию.

В. Н. Листьев. Мы — это кто?

М. С. Горбачев. Мы — граждане России. В этом смысле я думаю, что мы сейчас.

В. Н. Листьев. Михаил Сергеевич, давайте про это «мы» забудем. Давайте говорить: я.

М. С. Горбачев. И я могу сказать.

В. Н. Листьев. Какой нужной информации Вы не получаете?

М. С. Горбачев. В газетах совершенно не та картина, которая происходит в жизни. Абсолютно.

В. Н. Листьев. То есть Вы считаете, они ее извращают? Это делается сознательно?

М. С. Горбачев. Сознательно. Это манипулирование. Я не могу согласиться с тем, что видим. И на этом теряют пресса, газеты, подписки и телевидение уже начинают выключать. Потому что люди видят, что их не уважают.

В. Н. Листьев. Михаил Сергеевич, Вы максимально выдержанный человек и Вы в различных перипетиях это показали. Но, давая показания на процессе по делу ГКЧП, в частности господина Варенникова, Вы не сдержались и позволили себе крепкие выражения. С чем это было связано?

М. С. Горбачев. Просто Горбачев — человек. Не только политик, но человек.

В. Н. Листьев. А какой вопрос Вас вывел из себя?

М. С. Горбачев. Там было много вопросов. Но я решил отреагировать в двух местах. Когда предъявили Горбачеву счет о том, что, видите ли, размен ракетами средней дальности произошел неравный. А я сказал: как вы, командование, подвели политическое руководство, которое не способно было реально оценивать и принимать решение, и разместили наши ракеты средней дальности, новой модификации, и в ответ получились першинги, способные за две-три-пять минут достигать Волги. И защиты, возможности отразить удары першингов не было у Советского Союза. Это я говорю Вам впервые, может быть, публично так, но чтобы знали. То есть этой своей реакцией вы привели к тому, что к нам был приставлен пистолет. Надо было немедленно убрать этот пистолет от виска страны. И это было сделано. Это самое главное. И второе. Я сказал об Афганистане, когда начали упрекать Горбачева, который как раз и привел к тому, чтобы покончить с этой войной — позорной войной. Не будем винить военных. Люди выполняли свой долг и гибли, сколько семей. И помните, как скрывали эти гробы и все тяжелейшие новости, приходившие оттуда, из той далекой. страны.

В. Н. Листьев. Что же Вы сказали на суде по Афганистану?

М. С. Горбачев. Я сказал: знаете, вы не восстали тогда против того, чтобы вводить эти войска в Афганистан. Вы там все были, воевали и тогда не внесли эти предложения. Когда я стал руководителем государства, то вместе со своими соратниками с первого месяца я занялся этой проблемой. Варенников даже подтвердил, что и раньше поставил эту проблему. А вот надо было вывести из Афганистана не так, чтобы опозорить страну.

В. Н. Листьев. Вы действительно считаете, что мы можем восстановить новый Союз?

М. С. Горбачев. А Вы знаете… У нас ведь живой разговор?

В. Н. Листьев. Да, естественно.

М. С. Горбачев. Я попытаюсь продолжить ответ на тот вопрос.

В. Н. Листьев. Прошу прощения.

М. С. Горбачев. И скажу Вам обязательно об этом. Очень сжато. Я думаю, когда нам говорят, что очередной осенью или с весны, или через полгода, или через год начнется улучшаться в рамках вот этого курса, то это неверно.

В. Н. Листьев. По-моему, уже никто не говорит, по-моему, все понимают, даже там, наверху, что это очень долгий процесс.

М. С. Горбачев. Вы знаете, я человек очень доверчивый и, может быть, это не раз меня подводило.

В. Н. Листьев. Первый раз слышу, Михаил Сергеевич, честное слово.

М. С. Горбачев. Да, очень доверчивый.

В. Н. Листьев. По-моему, Вы должны быть скептиком до мозга гостей.

М. С. Горбачев. Нет. Если я считал, что рядом со мной люди работают, то я считал, что если я буду не доверять, то это будет унижать и меня, и их.

В. Н. Листьев. Вас много предавали?

М. С. Горбачев. Да.

В. Н. Листьев. А Вы?

М. С. Горбачев. Мне трудно судить, но я старался оставаться человеком и не покидать нравственную позицию.

В. Н. Листьев. Извините, я Вас перебил.

М. С. Горбачев. Удалось ли это мне или нет — судить людям и гражданам.

В. Н. Листьев. И истории, в конце концов.

М. С. Горбачев. Да. И в конце концов, истории. Так вот. Понимаете: мы можем еще в России год и полтора жить вот так — выживать. Мы очень богаты. У нас есть ресурсы — мы будем их продавать, у нас много земли — сады, огороды. Мы как-то начали что-то думать, использовать разные формы торговли, обмена, малый и средний бизнес. И просто — воровать. Это все можно. Но что в это время происходит? Я вижу, что происходит с наукой, с образованием, с нашей культурой. А какое будущее у людей, у которых разрушается вот эта основа — культура, образование, наука? И давайте еще скажем: хорошо, мы можем еще два года вытерпеть на ресурсах, на всех вот этих ходах и маневрах, ибо каждый и будет стремиться выживать. Но в это время мы подойдем к тому, что научно-технический потенциал будет разрушен. И это нас отбросит сразу на десятилетия. Вот почему нельзя. Я хочу нашим гражданам — независимо от того, кто поддерживает Горбачева, разделяет его убеждения или нет, но мы должны знать, что мы не можем просто гнить еще — выживать просто. Нам нужно очень серьезно менять политику. Я думаю, что эта команда уже не изменит. Я думал: прошли выборы, ну какой еще сигнал нужен? И когда я послушал выступление президента и его обращение к Федеральному собранию, я подумал: вот уже 70–80 %, под чем бы я подписался. Ну, дай бог. Опять я ожидаю — ничего ведь. Эти указы сегодня — меня уже это не вдохновляет.

В. Н. Листьев. А кто мешает, Михаил Сергеевич? Кто мешает? Все понимают — здравые мысли есть, идеи есть.

М. С. Горбачев. Я думаю, что мы должны, в общем-то, прийти к тому, что нужна новая политическая комбинация здесь, на федеральном уровне. И не только на федеральном.

В. Н. Листьев. Что такое «политическая комбинация на федеральном уровне»?

М. С. Горбачев. Нужен вывод новых сил: политики из регионов — сюда. А это значит, что нам нужно готовиться к выборам. И серьезно. Мне думается, что если будут у нас две эти альтернативы (только реальные), две силы — президентская команда, правительство, те, кто их поддерживают, и фундаменталисты — те, кто хотят вернуть прошлое, то это нас не может устроить. Россию не может устроить. Поэтому я за то, чтобы сейчас формировался широкий, мощный альтернативный фронт. Демократической альтернативы сегодняшнему режиму и препятствий для того, чтобы не прошли Жириновский и им подобные.

В. Н. Листьев. Благодарю Вас. Ответ в одно слово, потому что время уже истекло: «Кого Вы видите в будущем Президентом России?»

М. С. Горбачев. Я сейчас не ставлю вопрос так, я думаю, что нужно начинать с того, что я говорю. И это формирование выявит реальных лиц. Одни уже состарились, хотя еще молоды по возрасту, а у других еще есть потенциал, и надо не дать им возможность в одиночку сгореть — нужна широкая, настоящая альтернатива демократической…

В. Н. Листьев. Звонки телезрителей. Прошу, пожалуйста.

Женский голос. Добрый день, Михаил Сергеевич. Вот Вы как-то жаловались, что Вас в последнее время не пускают выступать на телевидение. А как Вы объясните, ведь им сейчас руководит Ваш друг — Яковлев. Спасибо.

В. Н. Листьев. Александр Николаевич Яковлев — Ваш очень близкий друг.

М. С. Горбачев. Сегодня опубликовано мое интервью Ольге Кучкиной в «Комсомольской правде». Я сказал: Александр Николаевич уже при третьем режиме возглавляет агитпроп. Наверное, в этом ответ.

В. Н. Листьев. Ну, хорошо. В этом доля зависти какая-то есть, Михаил Сергеевич?

М. С. Горбачев. У меня? Ну что Вы.

В. Н. Листьев. Нахлебались власти?

М. С. Горбачев. Я вообще никогда не болел этой болезнью.

В. Н. Листьев. Счастливое состояние…

М. С. Горбачев. Нет, нет. Вы понимаете — мне сейчас кажется, что нынешние власти хотят любой ценой удержаться, продлить. Они закончили один этап, и получилась комбинация, которую если ее всю раскрыть, то за нее надо очень сильно отчитываться. И они хотят еще, наверное, провести второй этап — этап перераспределения собственности. И потом они думают, что они будут неуязвимы.

В. Н. Листьев. Понятно. Прошу прощения — звонок, пожалуйста.

Мужской голос. Михаил Сергеевич, здравствуйте. Помните такое выражение: «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше»?

М. С. Горбачев. Конечно. Кстати, любил читать стихи Маяковского.

Мужской голос. Под кем Вы себя «почистили»?

М. С. Горбачев. Знаете, я думаю, что, когда Вы прочтете мою книгу, Вы поймете, как труден путь становления и поисков, и выхода на новое решение.

В. Н. Листьев. А всю ли правду Вы пишите в своих книгах? Есть ли доля умолчания? И в связи с чем она связана?

М. С. Горбачев. Нет, я что хочу сказать: уже все, вообще говоря, мне трудно описать — слишком события огромно-масштабные и разные. Я надиктовал десять. тысяч страниц.

Издатель заказ сделал в 1200 страниц, я сдал 2300 страниц уже. Противоречия и трудности были. Но я знаю, что мемуары — это жанр, когда человек хочет показать себя и в разных событиях лучше, чем на самом деле он был или есть. Вот зная это, я старался, очень старался не очень жалеть себя, а думать…

В. Н. Листьев. 7 июля в «Независимой газете» Вы сделали сенсационное признание, что приказ о вводе войск в Баку в 1990 году отдавали Вы. Таких признаний у Вас еще много?

М. С. Горбачев. Никакой сенсации в этом нет. Это было решение. Там события так развивались, что мы были вынуждены послать туда Примакова и Гиренко…

В. Н. Листьев. Я понимаю, там была катастрофическая ситуация — 200 км от границы..

М. С. Горбачев.…они доложили, нас с Рыжковым вызвали. Мы собрались. Это было решение — оформленное. Да, известное.

В. Н. Листьев. У Вас существует в голове, в документах, которые, может быть, у Вас хранятся, компромат на ныне действующих политиков? Сведения, которые могли бы скомпрометировать?

М. С. Горбачев. Вы знаете, все время ищут на меня компромат, чтобы не пропустить Горбачева на том или ином этапе.

В. Н. Листьев. Вы гениальный человек, Михаил Сергеевич! Я Вам задал вопрос, ответьте — есть или нет?

М. С. Горбачев. У меня таких планов и в голове даже не зарождается.

В. Н. Листьев. Благодарю Вас.

* * *

В уже упомянутой выше «нововзглядовской» беседе с тогдашним шефом «Останкино» Александром Яковлевым архитектор Перестройки отметил и эту беседу:

«Я твердо стою на позиции недопущения цензуры на телевидение, хотя к этому меня подталкиваете именно вы, газетчики. Пишете, что по Первому каналу гонят халтуру, выпускают слабые передачи. Как-то Листьева с его „Часом пик“ помянули. Что же мне теперь вызывать Влада и цензурировать каждую его программу? Не буду я этим заниматься. У меня есть единственный критерий: не лги. С обманом, сознательным искажением фактов я готов безжалостно бороться. Для всего же остального существуют специалисты, которые должны оценить художественные достоинства программы, соответствие отснятого техническим характеристикам и так далее. Определять же политический вектор передачи — не наша задача. Мы в это не лезем и впредь не собираемся этого делать. Я и Борису Ельцину сказал о неприемлемости политцензурирования, когда у нас зашел первый разговор о моем приходе в „Останкино^.. Дело было, помню, в субботу. Все проистекало очень просто. Мне домой позвонил президент и попросил возглавить „Останкино^.. Я очень сильно заколебался. Борис Николаевич стал убеждать: соглашайтесь на столько времени, на сколько сможете или пока вам будет это интересно, — на год, на два, на три. И все-таки я ничего конкретного Ельцину не ответил, сказал, что надо встретиться, поговорить. Действительно, на следующей неделе президент принял меня в Кремле, и мы обсудили первое, второе, третье, четвертое.

Я только попросил оградить меня от давления, поскольку это все равно ни к чему не приведет, лишь нервы попортит. Ни одного звонка с попыткой „поруководить“. Ельцин мне не звонил, а вот чиновники, скажем так, среднего пошиба не могут избавиться от старых привычек.

Министры, заместители министров, руководители департаментов… Раньше я полагал, что стремление постоянно быть на экране присуще преимущественно артистам, однако после года работы в „Останкине“ убедился, что у нас страна сплошных актеров. Я и понятия не имел, сколько у нас людей, обуреваемых неуемным, горячечным желанием предстать перед глазами телезрителей. Очень многие ничего так в жизни не жаждут, как выступления по ТВ, причем абсолютно все уверены, что именно им суждено сообщить народу истину в последней инстанции, объяснить, как преодолеть кризис, указать правильный курс. Я понимаю, когда эфир просят заслуженные артисты, коллективы театров, оркестры и ансамбли, но ведь отбиваться приходится не от них, а от политических деятелей разного масштаба. На меня же чуть ли не ежедневно строчат жалобы за то, что не показываю ту или иную партию, какой-нибудь съезд или конференцию. Поразительно, но эти люди продолжают верить, что их возня интересна народу. Никто ведь не просится на экран, чтобы публично покаяться, всеми движет стремление или заклеймить, или проповедовать. Чиновники — это особая порода, хорошо описанная Гоголем. Иногда посмотришь по сторонам и диву даешься: Господи, ну, Гоголь, чистый Николай Васильевич! Кажется, это Собакевич в „Мертвых душах“ оскорбился: „Что же это ты меня так! Да, ворую я, пью, гуляю. Да что же я — не человек?“ За дословность цитаты не ручаюсь, но смысл передаю точно. Так вот у нас вокруг исключительно одни „человеки“. Да еще какие — отборные! Я за все время ни разу не услышал предложения сократить политический эфир, только одно и твердят: мало, мало, мало! Я ничем не могу помочь, поскольку не распоряжаюсь эфирным временем. „Останкино“ же теперь все передачи покупает… А я не понимаю, за сколько можно купить ту или иную программу. Боже упаси меня с деньгами связываться! У меня с финансами беда, плохо я в ценах ориентируюсь. У нас и дома жена хозяйством заведует, все покупки на ней. Если на семейном мелководье я с денежной проблемой не справляюсь, где уж мне браться за останкинские глубины?

Просто я не считаю, что председатель компании должен замыкать все вопросы на себя. Есть люди, куда более компетентные в своих областях, чем я, пусть они и демонстрируют полученные знания и навыки. Себе я оставляю общее руководство.

На постоянное сидение перед экраном времени нет. Я же с утра до вечера на работе, не понимаю, как тут можно телевизор смотреть? Для телепросмотра у меня остаются вечера и выходные дни. Скажем, популярный „Час Пик“ я видел раза три. Когда Влад беседовал с Горбачевым, Полтораниным и с кем-то еще, не помню. Понимаете, мне неинтересно смотреть все подряд. Это как с прессой. Спросите меня, читаю ли я газеты, и я отвечу: нет. Не газеты я читаю, а авторов. Все подряд в периодике штудируют только водители персональных машин, скучающие в ожидании начальника, а по телевизору все без разбора смотрят лишь бездельники и домохозяйки, у которых есть телеприемник на кухне. Я же люблю документальные фильмы. Именно за то, что они основаны на реальных фактах. Нравятся мне детские программы. А вот к большинству политических передач с прохладцей отношусь.

Политика должна быть во всем, это неизбежно. Вопрос только в том, что понимать под словом „политика“. Если в детской передаче будут говорить о добре и зле, честности и подлости, разве это не политика?

Я просто пытаюсь вам объяснить, почему ратую за подобное проявление политики на телевидении, а не за бесконечные бесплодные телеполитдебаты говорящих голов. Время таких программ миновало. Об этом красноречиво свидетельствует рейтинг передач. Например, я ни разу в жизни не посмотрел ни одной серии мыльной оперы. Однажды я из любопытства минут десять наблюдал за развитием событий в каком-то из сериалов. Все! Как на духу говорю. Увиденного мне оказалось достаточно, чтобы составить представление об уровне зрелища. Не нужно буйной фантазии, дабы догадаться, что было в предыдущих ста сериях и что будет в ста последующих. Я такие фильмы не смотрю, поскольку вообще не люблю картины, в которых после первых кадров понимаешь, чем все действие закончится. Повторяю, я мыльные оперы не смотрю, но ведь рейтинги упорно свидетельствуют, что именно эти сериалы собирают у экранов до пятидесяти процентов зрительской аудитории. Ни одна другая передача и близко не может подойти к подобному показателю. И я это понимаю — обязан понимать. Представьте: в какой-нибудь глубокой провинции, где принимают только Первый канал „Останкина“, после рабочего дня собирается за ужином семья. У этих людей мало собственного счастья, они хотят посмотреть на чужое… Да, я получаю много писем от руководителей правительственных служб или, скажем, председателей фракций Госдумы, которые хотят по телевидению изложить свою позицию. Пишут. Ну скажите мне на милость, кому это сейчас нужно? Чего я категорически не хочу, так это превращения телевидения в арену политических схваток, сведения счетов. Многие ведь сделали себе карьеру на противопоставлении себя другим, на борьбе с правительством, с теми, кто, пусть и ошибаясь, работает, пытается изменить ситуацию в стране к лучшему. Я не желаю потакать тем, кто ради личной выгоды готов объявить чуть ли не вендетту моей Родине. Уж лучше мыльные оперы с утра до вечера крутить».

* * *

Последнее интервью с Владом я опубликовал (в марте 1992 года, за три года до убийства) в еженедельнике «Взгляд» (позднее «Новый Взгляд»), газете, которую он формально соучредил и в которой я, с подачи Ивана Демидова, главным редактором трудился.

Комната в телецентре, где располагалась группа Листьева, напоминала тогда воинский штаб: полно народу, непрерывно звонит телефон. Во время одного из перекуров Влад взял трубку, и разговор шел в очень теплых тонах, так что все подумали, что он разговаривал с женой. Рассмеявшись, Влад разрушил эту иллюзию, пояснив, что говорил со звукорежиссером передачи:

— К вопросу о команде, которая делает общее дело.

— Что такое популярность?

— Популярность? Ничего. Уже когда мы работали во «Взгляде», я понял, что это в какой-то степени неизбежно для каждого человека, который делает популярную программу.

Приятный атрибут, к которому достаточно быстро привыкаешь, если у тебя есть мозги. Потому что ты прекрасно понимаешь, что популярность идет параллельно с тем делом, которое ты делаешь. Как только ты начинаешь спекулировать только на своей популярности, дело от этого страдает, а потом разваливается и популярность. Примеров тому масса. Поэтому нужно делать дело, постоянно двигаться вперед и поменьше внимания обращать на популярность. Она будет, если будет дело хорошим.

— А другая ее сторона?

— Сейчас я в общественном транспорте не езжу (кстати, не потому, что у меня есть машина, у меня ее нет). А раньше, когда ездил… Люди разные по своей культуре, по такту. Подходили на улице с разными вопросами, иногда приставали, иногда хватали буквально за грудки. Нужно настраиваться на съемку, на работу. А когда, например, путь от дома до работы, занимавший раньше час, превращается в 3–4 часа. Я же не могу просто послать человека, сказав: «Старик, извини, у меня во!.. дел без тебя». И стою, выслушиваю. Кому-то помогал, кому-то нет. Невозможно же всем помочь. Это было очень трудно и изматывало психологически.

— Создавая «Поле Чудес», делали по западному аналогу или «изобретали велосипед»?

— Нет, мы не «изобретали велосипед», естественно, и это вполне видно по самой программе. Создавал не я, а творческая группа. Вообще, на телевидении говорить «я» невозможно, мне кажется. Может быть, только с экрана, выражая свое собственное мнение. А когда делаешь какую-то передачу, это делает команда, и это самый важный элемент на телевидении для любой программы, потому что как только разваливается команда, разваливается и передача. Примеров тому много. Володя Молчанов. Команда развалилась по разным причинам, и программы уже нет той, которую все любили. Команда развалилась, и нет того «Взгляда», который был. Ну, и так далее. Потому что на телевидении человек, который ведет программу, — только видимая часть айсберга. А невидимая, самая главная часть — та команда, которая ее делает. Это нормальный коллективный труд.

Я, когда ездил по Европе, видел несколько программ подобного типа. И потом — у нас же есть классический вариант русской балды, в которую студенты играли, или виселицы — детской игры, когда на асфальте чертили первую букву, последнюю, прочерки, и потом, если не угадывал, — «вешали» человека. Но мы гуманная программа, никого в студии не вешаем… слава богу. Мы синтезировали несколько элементов из разных программ, и вот получилась такая передача. Адаптировали ее к советскому зрителю, потому что нельзя западные аналоги брать в чистом виде, делать кальку и переносить на наше телевидение. Все равно будут смотреть: «Это не наше, это как у них». Не приживается.

— В чем секрет успеха этой игры? В тяге наших людей к знаниям, к шоу подобного рода, в желании передать с экрана привет дальним родственникам или еще в чем-то?

— Естественно, мы долго думали над тем, как сделать передачу, чтобы ее смотрели. Во-первых, самый притягательный элемент — это кажущаяся простота. Даже первый текст, который предварял программу, был такой, что она доступна всем — от школьника до академика. Это действительно так. Любой человек, когда появляется задание, волей-неволей начинает прикидывать свои варианты ответа. А уже когда открываются буквы.

Сидя дома, ты раскрепощен, ты ни за что не отвечаешь — и отгадываешь быстрее. И вот это чувство самоутверждения, которое охватывает всю страну по пятницам с 8 до 9 вечера, — это колоссальное ощущение, я энергетически его чувствую. Другое дело, когда люди появляются на игре, и вот тут вступают в роль совершенно другие психологические законы. Во-первых, масса отвлекающих факторов. Это и публика, это и барабан, который крутится, и люди смотрят, как завороженные, на верчение барабана, на очки, забывая о табло. А потом, когда поднимают глаза, остается очень мало времени, чтобы назвать букву.

Можно, конечно, сказать: «Да, конечно, они идиоты, это видно всем». Отнюдь нет! Потому что в таком же состоянии на игре окажется любой человек. Еще раз подчеркну: психологическая атмосфера во время записи программы совсем другая, нежели когда ты сидишь дома. И в принципе мне все равно, кто будет играть: девять академиков, девять профессоров, девять докторов наук — результат будет аналогичный, все зависит только от степени трудности задания.

Я всех участников игры очень люблю — это изначально. И я отдавал и отдаю себе отчет в том, что в принципе успех игры зависит от них на 90 процентов — как они раскрепостятся, как будут себя вести, как будут улыбаться: глаза, жесты, мимика. Это все в комплексе играет на конечный результат. И потом, юмор имеет две крайности. Одна крайность — ну, не оскорбить, а поддеть человека, иногда с желанием унизить в какой-то степени (это такой достаточно распространенный вид юмора у нас). А с другой стороны — юмор, который заставляет человека реагировать в положительном отношении и мобилизовать себя, чтобы ответить. Вот это очень важно.

Естественно, какой-то сарказм был, потому что бывали ситуации, когда человек явно сам напрашивался. Я никогда не старался никого обидеть, даже подспудно не ставил себе такой задачи. А с юмором. С юмором веселее жить. Я ко всему в этой стране отношусь с юмором.

— Хоть и трудно оценивать себя со стороны, но можно все же сравнить себя или

Якубовича с западными ведущими?

— Нет, там все совершенно другое: другой юмор, другой менталитет общества. Нельзя проводить никаких параллелей. Там проще фабула игры. Нужно назвать какие-то элементарнейшие вещи, и он получает, по нашим меркам, суперприз. Нужно было адаптировать западную программу к нашей, потому что наш телезритель тоньше, умнее, как это ни парадоксально. Русская вековая культура все равно довлеет, как ее ни вытравливай из сознания людей. Все равно какие-то корни остались. И хоть кому-то кажутся эти задания простыми, они все равно идут от этих корней и рассчитаны на какие-то минимальные ростки этой культуры в людях, приезжающих на передачу. А это обыкновенные люди, там нет каких-то супервыдающихся личностей.

— Бытует мнение, что когда объявлялся конкурс, то на заднем плане создан был миф о твоей незаменимости. Настолько несравнимы были все молодые претенденты…

— Естественно, задней мысли такой у меня не было. Потом, когда стали показываться кандидаты на роль ведущего «Поля чудес», такая мысль возникла у многих. Здесь произошла парадоксальная, а может быть, и закономерная вещь. Когда человек смотрит на профессиональную, а значит, легковыполняемую работу, ему кажется: я сделаю то же самое, элементарно. И при собеседовании все было отлично: язык подвешен, реакция нормальная. Но когда человек брал микрофон, выходил в свет и начиналась игра — куда все девалось.

Конечно, многое приходит с опытом, но вот это изначальное: это легко, я это сделаю — губило всех. А вообще я этим ребятам благодарен, их вины здесь нет. Мы искренне хотели найти ведущего, я с каждым из них разговаривал, предостерегал, чтобы ни в коем случае не повторяли меня. И Леню предостерегал, чтоб он не смотрел мои программы. А сейчас мы с ним придумали несколько элементов, которые будут свойственны только ему, и если эти вещи сделает кто-то другой, — это будет просто дико. Постепенно мы начнем их вводить, и я думаю, зрители довольно быстро привыкнут.

— Листьев продолжает оставаться президентом программы?

— Это Леня придумал такой титул. Я совершенно обалдел, когда услышал в программе. Говорю: «Леня, какой президент?! У тебя крыша поехала. Ты брось свои конкурсы красоты.» Да, как ведущий я ушел, но руковожу программой, продолжаем работать вместе с Леней, с Наташей Чистяковой, которая призы выносит. Я заинтересован в успехе этой программы и сделаю все, чтобы при Лене она была не менее популярна.

— Новая программа «Тема» — совершенно другого плана.

— Я далек от того, чтобы с чем-то сравнивать, но мы хотим сделать разговорную программу типа «Донахью-шоу» с сюжетами на ту или иную тему. Уже само название позволяет затрагивать абсолютно любые вопросы. Не будем трогать только политику, хотя косвенно любая тема будет выходить на какие-то политические аспекты. Мы не будем конкурировать ни с одной из информационных программ, и темы у нас будут морально-этические, скандальные, любопытные и т. д.

— Влад, такой стандартный, но, считаю, довольно важный вопрос: много ли друзей?

— Друзей много быть не может. Есть несколько человек, которые остались от старой, дотелевизионной жизни. Когда человек становится известным, у него «друзей» по разному поводу появляется достаточно много. Но есть настоящие друзья (во всяком случае, как мне сейчас кажется), которые появились уже в этот период и которым я по-настоящему благодарен.

А товарищей — по работе, по совместному проведению времени — достаточно много. Я очень люблю красивых, умных людей с чувством юмора. И мне трудно общаться с теми, у которых этого чувства нет. Передо мной как будто стена сразу возникает. А вообще времени на общение практически не остается.

Читаю вечером, ночью. Когда в машине перемещаюсь — или читаю, или просматриваю бумаги.

— Про детей…

— Я должен сказать, что у меня есть двое детей от предыдущих браков. Я безумно люблю своего сына Сашку ивтоже время сознаю, что я не очень хороший отец и воспитатель, потому что крайне редко с ним вижусь. Но сейчас он уже подрос, во втором классе, и наши отношения будут складываться по-другому. Хочу заключить с ним контракт, чтобы он работал, мы с ним уже договорились.

— Контракт? Во втором классе?

— Да, летом он будет работать на студии — подметать пол, убирать, научу его работать на компьютере.

— Как бы трудовое воспитание?

— Что значит «трудовое воспитание»? Нормальная работа. Это мы придумали название тому процессу, который идет во всем мире. Человек выходит в очень жесткий мир, где ему нужно будет бороться, нужно будет выживать, тем более если он заведет семью. «Спасибо», наши женщины вырастили уже достаточное количество инфантильных мальчиков, о которых заботятся всю жизнь и которые до 40–50 лет остаются мальчиками.

— Первая тема новой одноименной программы была посвящена тому, что при разводе в большинстве случаев дети остаются с матерью. Выбор темы продиктован личным не очень приятным опытом?

— Нет, я бы не сказал. Я выбираю темы не только потому, что лично мне это интересно (конечно, отчасти и поэтому тоже), но в основном потому, что это должно быть интересно большинству телезрителей. Когда снималась эта первая программа, мне все, практически все напомнило начало «Поля чудес». Все то же самое: неготовая студия, «сырые» зрители. Поэтому я даже не удивился, когда звуковой пульт привезли за 10 минут до начала съемки, хотя он был заказан за две недели. Так что на этом телевидении все остается по-прежнему. И все нужно менять.

* * *

Газета «Новый Взгляд» появилась на свет по инициативе тогдашнего главы ТВ-гиганта «ВИD» Влада Листьева. Бывшие ведущие культовой программы «Взгляд» еще до закрытия Кремлем этого ТВ-проекта стали искать источники финансирования своей деятельности. И помог им в этом Саша Горожанкин. «ВИD» тогда очень неплохо зарабатывал на листьевском «Поле Чудес», но терял деньги на «Красном квадрате», амбициозном телешоу, которое вели Александр Любимов и Андраник Мигранян. Перестроечные телезвезды все время искали новые форматы. Листьев решил, что у его холдинга должно быть печатное издание. Все это мне поведал Ваня Демидов, который фонтанировал в ту пору креативом. Он же и предложил мне возглавить новое СМИ: решение единогласно было принято советом директоров самой влиятельной в ту пору ТВ-компании. Осенью 1991 года газета была зарегистрирована как печатный орган «ВПОа». Ее, собственно, так и хотели назвать, поскольку была установка — продвигать ключевой бренд — «ВИD». Ну я все же посвоенравничал и в заявке написал «Взгляд/ВИD», поскольку думал (и мнения своего не изменил), что «Взгляд» для любого медийного проекта лучше, чем аббревиатура «Взгляд И Другие».

Перед запуском издания я объехал с камерой всех влиятельных главредов: мы делали сюжет о новинке. Все газетчики единодушно отговаривали меня от этой авантюры. Глава «Московской правды» Шод Муладжанов, впрочем, после записи интервью предложил:

— Выпускайте свой боевой листок как вкладыш в городскую газету, все-таки тираж полмиллиона как-никак.

А мы с Горожанкиным как раз вели переговоры с руководством ИПК «Московская правда» о приобретении какого-то агонизирующего издания формата A3. И слово за слово, решили от покупки отказаться и вписаться в партнерство с Муладжановым.

Первый номер газеты «Взгляд» вышел 15 января 1992 года. Она выходила по средам, и мы в кулуарах звали ее «посредником». Между читателями и зрителями.

Позднее мы обосновались на территории «МП», но первые выпуски делались в гостинице «Россия». В просторном люксе, который был в советское время закреплен за главным коммунистом Ставрополья Михал Сергеичем Горбачевым. Распоряжался тем хозяйством абсолютно пелевинский персонаж по фамилии Наседкин. Потрясающих человеков вынесла Перестройка на околокремлевский Олимп. Всегда подозревал, что Наседкин наш из совбомжей, паспорта у него даже не было. По-моему, он не умел читать и писать. Впрочем, это не помешало ему протежировать таких медиаперсонажей, как Андрей Быстрицкий и Николай Сванидзе, которые обитали в соседнем номере. А еще он скромного Валерия Зорькина лоббировал на пост председателя Конституционного суда. Вполне успешно. Я его знал еще по «взглядовским» временам: с его подачи на экране появились генерал Олег Калугин, Галина Старовойтова и многие другие. Короче, Наседкин предоставил мне по старой памяти престижное помещение, технику добыли чеченцы какие-то, а редакционные кадры я рекрутировал, пользуясь служебным положением, т. е. бросив клич в прайм-тайм Первого канала. Пришли тогда в гостиницу: Андрей Ванденко, Валерий Яков, Марина Леско, Игорь Воеводин. Последнего потом во время какой-то пьянки (в соседнем с «Мосправдой» заведении «Мефисто») я познакомил с Горожанкиным, и медиамагнат у меня журналиста «забрал в телевизор» со словами «Я куплю Игорю новую жизнь»; кончилось все это не без крови и весьма печально, но к проекту «Новый Взгляд» отношения уже не имеет.

«Новым» «Взгляд» стал после разрыва с ТВ-звездами, учредившими газету. Мегаскандал случился после дебюта светской обозревательницы в придуманной ей рубрике «Наш бульвар». Ничего особенного по нынешним временам. Однако тогда вскипело нешуточно. Хотя написано-то было всего лишь что Абдулов зависает в казино, Макаревич встречается с Ксенией Стриж, Градский забыть не может Вертинскую и еще какие-то гадости про Антона Табакова. Как написал «КоммерсантЪ», руководители «ВИDа» сочли, что в данной рубрике «преобладал оскорбительный тон по отношению к друзьям компании». Газету закрыли.

Однако мне было неловко перед талантливыми людьми, которые сорвались с насиженных мест ради перспективы взлета в новом издании. Но звезды сложились. Все тот же Наседкин накануне закрытия еженедельника познакомил меня со скромным калмыцким бизнесменом Илюмжиновым. Кирсан рассказал мне за чаепитием в редакционном офисе (он снимал номер на том же этаже «России»), как покупал шахматную корону у Каспарова. Я впечатлился, сделал сюжет об этом для Первого канала (у газеты была как бы своя рубрика в пятницу вечером). И когда я расстался с компанией Владислава Листьева, Илюмжинов взялся проект финансировать. Причем совершенно без всякой надежды на доходы какие-нибудь. Он, его партнер и я стали новыми учредителями газеты в мае 1992 года. В редакционную политику будущий президент Калмыкии не вмешивался. Мы стали экспериментировать: использовали в оформлении полос элементы советской символики (герб СССР, Знак качества, etc.), что для начала 1990-х было более чем дерзко. Выходили теперь по субботам и помимо вкладыша в «МП» раз в две недели выпускали и отдельный тираж (от 8 до 16 полос), который распространяли при помощи нового директора Эраста Галумова (того, который с 2001 года рулит издательством «Известия»). Допечатывали где-то по 300 тысяч экземпляров, так что суммарный тираж в начале 1993 года был где-то под три четверти миллиона (с учетом вкладыша в «МП»),

Это было, считаю, лучшее время для нашей команды, хотя Валера Яков, увы, вернулся в «Известия», Зато его товарищ Андрей Ванденко привел в редакцию «начинающего колумниста» Валерию Новодворскую; и хотя против газеты из-за ее колонок возбуждали уголовные дела, а меня вызывал на Лубянку глава столичного КГБ Евгений Савостьянов, ее броские, провокационные материалы газету по-своему украшали, и она потом собрала свои «нововзглядовские» тексты в книжку «Прощание славянки», Мы первыми в России стали публиковать лимоновскую жену Наталию Медведеву, Да и газета «Лимонка» самого Эдуарда выросла из соответствующей рубрики «НВ», Он в одной из своих книге вспоминал: «В „Новом Взгляде“ собралась тогда сверхпестрая компания экстремистов всех сортов… Я опубликовал в „Новом Взгляде“ с полдюжины отличных вещей, среди них очерк „Псы войньГ, так что вспоминаю газету с удовольствием, В ту эпоху в ней присутствовала жизнь, В венах газеты текла кровь», Лимонов же, кстати, привел маргинального скандалиста Славу Могутина, в арбатской квартире которого, собственно, и жил писатель, Писали для нас и практикующие политики, Жириновский, например, сочинил целый сериал, полемизируя с Лимоновым, Вел свой «Уголок» эмигрировавший в Штаты Виталий Коротич, полемизировали с ним на наших полосах Александр Проханов и Станислав Куняев, Регулярно печатался Леня Радзиховский,

Именно в «Новом Взгляде» стартовал неугомонный Отар Кушанашвили, который, между прочим, нашел в секретариате «МП» одну из своих жен, Начал перспективный грузин с «Колонки главного редактора»: в его задачу входило договориться о колонке с кем-либо из маститых главредов и затем адаптировать текст под наш формат, Однажды мне позвонил глава «Литературки» Аркадий Удальцов и саркастично «поблагодарил» за публикацию, отметив с ухмылкой между тем, что текст-то он не писал, Дело в том, что Отар просто-напросто сочинил за именитого коллегу сотню строк и заслал в номер, После этого рубрику я прикрыл,

Но. Проект целиком до сих пор прикрыть не решаюсь, Хотя мы не печатаем отдельные тиражи с осени 1998 года, а в славной «МП» с 2005 года выходим лишь раз в месяц, Я рассматриваю «Новый Взгляд» как «спящего агента», Будет время — проснется, Илья Муромец, говорят, не один десяток лет на печи сны смотрел, Такие, что и Отару Кушанашвили не снились,

 

VII.IX. Империя интимного добра

После выхода книги «Пристрастный реквием» меня на встрече с читателями спросили: «Верил ли Листьев в Бога? Был ли он искренне верующим человеком?» Да не знаю я, Интимное это дело, Сегодня все заявления в отношении православия — такое же минное поле для журналистов, которым двадцать лет назад были терки относительно «руководящей роли партии», Помимо недовольства властей можно спровоцировать и гнев адептов,

Надо сказать, что в эпоху развитого социализма убежденные коммунисты с изрядной долей скепсиса воспринимали агитпроповские упражнения административно-командной системы, а члены Политбюро иконизированы были лишь на уровне парткомовских кабинетов, однако по школьным партам неизбежно пролегала линия фронта: за настрой будущих строителей коммунизма так или иначе война велась,

Литературный критик и публицист, мудрый идеолог якобинского направления в народничестве Петр Ткачёв завещал: «Принципы, лежащие в основе воспитания, представляют из себя копию тех нравственных начал, которые лежат в основе всей социальной жизни, Какова организация социальных отношений, такова и организация воспитания»,

Сейчас же активно продвигается «новорусская доктрина», не имеющая отношения к сакраментальным «новым русским». Очевидны попытки разномастных конъюнктурщиков интегрироваться в идеологическую неосистему. И больше всего бесит ханжество. Бесстыдно, на глазах у всей страны, в телевизионный прайм-тайм, надев благостно-постные маски, со свечками в дланях внемлют слову Божьему бывшие чекисты и партократы, преследовавшие верующих профессионально и планомерно. Губернатор, начавший свое комсомольское восхождение с доноса на сокурсницу, у которой увидел дома икону, забыл ныне о воинствующем атеизме и не просто пиарится как благодетель Веры регионального масштаба, но есть объект славословия религиозных начальников. Руководитель PR-департамента могущественной госкорпорации, некогда инициировавший изгнание из вуза приятелей, посмевших отметить Пасху, — в своем имении воздвиг личную молельню, архитектурными масштабами превосходящую многие известные подмосковные церкви, и того гляди канонизирован будет за «дела добрые». Кстати, строить на многогектарных дачах персональные церквушки рядом с банными комплексами — фишка нынешней российской элиты. И дуплетом приглашать: в храмы попов на службу (ради тюнинга духа), в сауну — жриц любви (для релаксации тела).

Метаморфозы, естественно, допустимы и закономерны. Разумеется, всякий двуногий может раскаяться и сменить ориентацию. Все мы люди, все мы человеки. Но когда Марк Захаров сжег свой партбилет в прямом эфире программы «Взгляд», лично я никакого восторга не ощутил. Не потому, что это калька с экстравагантной выходки Сержа Гинзбурга, спалившего на глазах французских телезрителей банкноту в 500 франков, а потому, что принятие веры или отказ от нее — дело интимное. А демонстрация интима в телеэфире — порнография.

Заметим, я никогда не восхищался публичными отказами от вступления в компартию ради карьеростроительства. Захотел — вступил. Не пожелал — остался беспартийным. Я вот не был комсомольцем, поскольку, когда обозначилась обязательная для каждого советского школьника альтернатива, выбрал Веру, а не комсомол. Что, между прочим, не помешало моей карьере в газете МГК ВЛКСМ «Московский комсомолец». И четверть века назад, работая «свежей головой», я снимал из номера невинные фотографии типа «Весна пришла», если среди нагих ветвей пейзажа проступал на заднем фоне купол церкви. Моя задача была не подставить газету под наезд комсомольских боссов, которые за упоминание Сергия Радонежского (или за цитату из Владимира Высоцкого) могли учинить репрессии в редакции. А это делали те же самые персоны, которые сейчас остервенело возводят храм за храмом. И Книга Книг заменила на их столах шедевр «Материалы XXVII съезда ЦК КПСС».

Процитирую известного блогера: «Одно дело хихикать над придурком Фурсенко, а другое дело, когда эта зараза придет в ваш дом. А вот представьте, приходит ваш ребенок домой и начинает рассказывать, что Древней Греции и Древнего Рима не было, это лишь „фантомные“ отражения событий XIII века, что Александр Невский — это хан Батый, а само это имя произошло от русского слова Батя — и прочую фоменконосовщину. И ребенку — чтобы получать хорошие оценки, — эту ересь надо учить, сдавать на экзаменах, писать домашние работы. Нам и так уже по телевизору показывают каждый год шаманские пляски вокруг „Благодатного огня“, которые, по-моему, должны оскорблять больше всего нормальных верующих, вера которых в фокусах не нуждается, показывают какие-то фильмы про плачущие иконы — явление, с которым русский царь Петр Алексеевич покончил указом, что ежели где в каком монастыре еще иконы заплачут, то на следующий день кровью заплачут ж…пы выпоротых монахов. Петрики-Грызловы — которые щедро запускают лапы в народные деньги на свои безумные проекты, церкви, которые как грибы размножаются по городам и весям — вместо Домов детского творчества, технических кружков, спортивных школ. Вот тут могут объединиться все — технократы, либералы-западники, коммунисты, просто нормальные люди — чтобы эту средневековую заразу остановить».

И вспоминается присказка из старинного анекдота про бордель: «Тут не мебель менять надо, а девочек».

Во «Взгляде» тема религии не была актуальна. В отличие от «600 секунд» Невзорова. Я считаю совершенно неслучайным тот факт, что телемост с Александр Глебычем стал одним из ключевых элементов эфира «Сегодня вечером с Андрееем Малаховым», посвященного 25-летию «Взгляда»; ведь недаром историк Тимофей Шевяков сравнивал ведущих программы с Питерским Секундомером: «Вы помните „600 секунд“ и блистательного Невзорова? А „Взгляд“? О, это были битлы нашего времени — Любимов, Листьев, Политковский, Додолев. Мы взрослели надеждой».

О малаховской передаче писали: «Выпуск был посвящен 25-летию легендарной программы „Взгляд“, в студии собралась „могучая кучка“, делавшая новое телевидение в эпоху перестройки: Дмитрий Захаров, Александр Любимов, Иван Демидов, Сергей Ломакин, Анатолий Малкин; они вспоминали, как это было на самом деле. Евгений Додолев по телемосту попикировался с Александром Невзоровым, который уверял, что готовил ГКЧП, — заявление это было встречено дружным хохотом в студии. „Ни фига ты не готовил, кому ты гонишь!“ — „Чей там голосишко, кто похамливает?“ Как угодно можно относиться к Невзорову, но у его „600 секунд“, как и у „Взгляда“, слава и аудитория были просто запредельными, какие не снились ни одной нынешней передаче».

И, возвращаясь к вопросу о религии, процитирую Александра Невзорова (интервью Сергею Колесову для «Нового Взгляда», октябрь 2012 года):

«Меня очень мало интересует социальное устройство homo, потому что когда мы говорим об истории, то история — это 500 или 550 млн лет, а все эти ваши александры невские, ричарды третьи и Никиты Хрущевы — это history. То есть полная фигня. Мы живем во время колоссальной переоценки фактора цивилизации, фактора так называемого историзма, фактора так называемой культуры. К этому в принципе можно относиться серьезно, но качественные, большие познания в физиологии заставляют смотреть на вещи по-другому, многое становится трудно воспринимать всерьез.

Мой вид спорта — это попы. С тех пор как меня об этом попросили; когда возникла необходимость сопротивляться растущей наглости попов и хотя бы обозначить какой-то ответ просто потому, что они затрудняют жизнь. Меня не очень интересует интеллектуальное будущее России, я в него не верю. Но в данном случае помимо спорта я рассматриваю свою деятельность в соответствии с одной из статей Уголовного кодекса — „Оставление в опасности“.

При этом я понимаю, что человечество в силу ряда своих особенностей инфицировано религией. Я знаю, что стоит избавить человека от православия головного мозга, и он кидается в открывание третьего глаза, ясновидение, целование лифчика Блаватской. То есть ищет для себя какие-то пути выхода той религиозности, которая присуща людям. Выбор очень невелик: либо человек знает и понимает теорию эволюции, либо он верующий. А уж во что именно верующий: в волшебные свойства шестнадцатой тыквы слева, в способность офисной мебели совокупляться по ночам, в Иисуса Христа, в реальность Карлсона — это совершенно неважно.

Предположим, что рядом с нами сидит китаец четырнадцатого века. Что он думает, глядя на зажигалку? Китаец думает, что там заключен дракон. Мы нажимаем на какой-то клапан, дракону прищемляется хвост, и он от боли изрыгает огонь. Алеут или житель Полинезии наверняка думает, что здесь заключен дух предков, который в сочетании со скверной сегодняшнего дня воспламеняется. А мы с вами знаем, что эта штука отлита из пластмассы в Китае, газ под давлением, зубчатое колесико… То есть мы знаем конструкцию, нам не нужны дикие объяснения. Знание того, что в образование мира и в филогенез никогда не вмешивались никакие посторонние силы, избавляет нас от религиозности. Но 99 % людей считают знания естественно-научного порядка либо излишними, либо слишком обременительными, либо слишком сложными. А вера — это всего-навсего отсутствие знания. Дело в серости.

Homo предлагается хорошо театрализованное примитивное объяснение. Ведь когда вы слушаете какого-нибудь архиерея, вы в первую очередь слушаете не человека, не голос, вы в основном слушаете четыре с половиной квадратных метра парчи, большое количество бижутерии, вы слушаете лиловый бархат и черное сукно. А вы этого дядьку архимандрита побрейте, постригите, оденьте в майку, посадите напротив себя на кухне, поставьте перед ним пустую бутылку из-под кефира, и все, что он говорит, будет казаться бредом сумасшедшего. Такого рода сценизм работает на малоинтеллектуализированную публику очень сильно… У атеистов, для которых смерть должна была бы быть чем-то чудовищным, понимание финальности и неизбежности воспитывает гораздо более спокойное отношение к смерти, как ни странно.

Закон про оскорбление чувств верующих — хороший закон. Не надо пугаться, что вся эта церковная ситуация будет разогрета. Чтобы последняя человеческая кожа сползла с морды вурдалака, требуется именно такая температура. Как видите, церковь не смогла долго прикидываться просветленной и братолюбивой. Она вспомнила, что у нее есть более естественная форма существования — полицейско-карательная, и обратилась за помощью к государству.

Церковь доказала, что не может существовать без поддержки репрессивным аппаратом. Она предлагает нам идеологию, которая не способна ответить на современные вызовы. Она предлагает настолько хрупкую и не выдерживающую никакой критики конструкцию, что оберегать ее можно только при помощи колючей проволоки, дубинок и уголовных статей. Повторяется то, что было до революции семнадцатого года, когда святость Руси обеспечивалась четырнадцатью статьями уголовных уложений. Но разница в том, что теперь все процессы происходят значительно быстрее. И если до революции мы инкубировали в себе общенациональную ненависть в течение двухсот-трехсот лет, то сейчас все это займет месяцы, в крайнем случае — пару лет.

Последствия для церкви будут очень печальными и трагичными. И мне, конечно, очень жалко верующих. Я отношусь к ним с пониманием и сочувствием. Мы можем сколько угодно говорить о кошмарности наркотиков. Мы можем бросать вызов наркотикам. Мы можем презирать наркотики. Мы можем ненавидеть наркотики. Мы можем считать наркотики олицетворением зла. Но как только речь заходит об онкологических больных, слово „наркотик“ приобретает другой оттенок. И мы употребляем его с другой интонацией. Есть множество людей, которые по разным причинам не могли получить знания о реальной конструкции этого мира, людей, оставленных один на один с какими-то нерешаемыми проблемами. Конечно, для них вера является необходимым наркотиком, таким же, каким она является в хосписе для ракового больного. Такая вера не обсуждается, над этой верой смеяться нельзя. И нельзя ее пытаться удалить, потому что мы ничего не можем предложить взамен.

Но когда РПЦ рухнет, а это произойдет вследствие ее политики неминуемо, под ее обломками, вероятно, будет похоронена и вера тоже. В первую очередь вера тех несчастных, которые ставят знак равенства между верой и РПЦ. Им и сейчас тяжело переживать разврат, жадность и агрессивность иерархов, тупость и безграмотность попов, все эти „мерседесы“ и брегеты. Конечно, они переживают чрезвычайно. Ведь они идентифицируют это не с каким-то Гундяевым, а с верой.

Для меня попы — вещь факультативная. Это не только не главное дело в моей жизни, но даже не второстепенное и не третьестепенное. В данном случае я просто выполняю свой гражданский долг, могу его и не выполнять с таким же успехом. Я убежден, что попытки просвещения — это толчение воды в ступе. Но вместе с тем я не боюсь еще и потому, что владею некоторыми навыками идеологических войн. Навыками работы в эфире. Там вот какая-то проблема у Артемия Лебедева. Его попы обвинили в том, что он назвал бога полудурком. Я тоже могу назвать бога полудурком, на меня могут подать в суд, а я скажу, что под богом имел в виду Осириса. Этих богов, слава богу, как собак нерезаных. Этот закон все равно оставит возможность для интеллектуального человека критиковать религию.

В случае если суд будет вменяемым. А если суд будет невменяемым, то нимб мученика атеизма не такой тяжелый и не такой травматический. Я отдаю себе отчет в своем сегодняшнем и былом калибре. Я же не девочка, которая приходит потанцевать в какой-то ХХС. Я несколько другой случай. Если бы я гонялся за дивидендами, то на следующий день после принятия закона я бы сказал, что РПЦ — это сборище жуликов и подонков. Это очень хороший имиджевый вклад и ход. Некоторое время придется помучиться по каким-то застенкам, но дивиденды колоссальны. Но я еще подумаю, надо мне это или не надо, потому что, как я уже сказал, попы для меня — это спорт.

Конфликт общества и церкви неизбежен. Какая бы это церковь ни была. Под „какая бы ни была“ я подразумеваю, что она не может быть иной как той, в которую она исторически выродилась. Она всегда будет лезть во все, не имея для этого никаких оснований. Это организация очень глупая. Никаких особых секретных знаний о мире у нее нет. Она садилась в лужу с потрясающей регулярностью во всех вопросах, начиная с вопросов формы Земли, гелио- или геоцентризма, изобретения электричества или рентгена, останков кембрийской или каменноугольной фауны и флоры. Церковь все время демонстрировала, что тот Бог, который ее вдохновляет, ей ничего про эту жизнь не рассказал.

Церковь будет лезть в аборты. Хотя интересоваться мнением попа об абортах — это все равно что интересоваться мнением водопроводчика на ту же самую тему. Ну откуда он чего может знать? Единственный, кто может что-то вразумительное сказать, — эмбриолог. Даже не врач, который может только в конкретном случае сказать, можно ли или нужно ли делать аборт. Ведь медицина — это не наука, а скорее „продюсер“ науки. Она заказывает исследования и пользуется результатами.

Так вот эмбриология давно на этот счет высказалась: хотите — делайте, хотите — нет. Это дело женщины и житейских обстоятельств. Попам же непременно нужно высказаться обо всем: по поводу юбок, о том, как нужно рисовать картины, какие фильмы показывать. Они будут лезть, лезть и лезть, а общество будет по ним бить.

У Кремля есть мечта иметь идеологию. Они согласны на любую. По причине того, что в основном в Кремле сидят юристы, экономисты и филологи — люди, имеющие приблизительное представление о жизни на Земле и о причинах ее происхождения, люди, абсолютно не обремененные естественно-научными знаниями и не имеющие пиетета перед наукой. Они выбирают самую примитивную конструкцию: православие — самодержавие — народность. Все, что противоречит этой конструкции, объявляется русофобским, антинациональным.

При всем моем отрицательном отношении к патриотизму как таковому, даже патриотизм и даже русский патриотизм не предполагает ни ношение лаптей, ни наличие вшей, ни православносте. Как раз дикое русофобство, дикая ненависть к этой стране требует вернуть мировоззрение и поведение этой страны в XIV или XV век. Но никому же ведь не приходит в голову требовать от человека, чтобы он имел представление об электричестве на уровне, скажем, III века. А так называемый бог, если говорить об этом всерьез, — это гипотеза еще более сложная. И иметь об этой гипотезе представление, которое было 1700 лет назад, по меньшей мере анекдотично. А церковь предлагает именно это.

Действительно, многие ученые были верующими. Но, во-первых, до открытия теории эволюции быть атеистом было так же сложно, как быть электриком до изобретения электричества. Во-вторых, многие ученые, например Эйнштейн, подразумевали под словом „бог“ гармоническую непостижимость, то, что науке на данный момент еще не понятно. Церковь же хочет, чтобы бог был таким, каким его ей передали персонажи древнееврейского фольклора».

 

VII.X. Парадигмы кусок

Меняется время, герои меняются. Это не есть плохо, не есть хорошо. Закономерно есть. Зима пришла, холодно. Придет весна, потекут ручьи. А летом жарко будет.

Историк Шевяков назвал «взглядовских» ведущих «битлами нашей эпохи». А в 2010 году вспоминали битла Джона Леннона, застреленного 30 лет назад. И ведь славно, что ему довелось умереть сорокалетним… Как и Владимиру Высоцкому… «Жить быстро, умереть молодым…» Наверное, правильно и хорошо, что в 1991 году власти запретили «Взгляд». Он тоже «умер» молодым. Яблоко срывать надо до падения на землю. Всему свое время. Время собирать камни, время бриллианты коллекционировать.

Летом того же 2010 года я предложил Николаю Ускову, делавшему спецвыпуск возглавляемого им тогда GQ (по «девяностым»), беседу с Александром Политковским. И редактор модного журнала спросил:

— А кто это такой?

И я, право, изумился. Неужели все страсти перестроечные превратились в нафталин даже для тех, кто это своими глазами видел? Неужели столько воды, пива и крови утекло? Неужели даже сорокалетние не помнят знаменитую кепку Репортера № 1? Ведь для меня Политковский однозначно персонифицирует проект «Взгляд» и «честную» журналистику эпохи Перестройки.

Популярность журналистов и особенно ведущих «Взгляда» была огромной. В «Огоньке» (1997) были опубликованы воспоминания «Политка»: «Помню, готовил материал о разгуле в Тольятти вьетнамской мафии (во „Взгляд“ пришла телеграмма от мамы изнасилованной девочки). Привезенный сюжет из-за страха вбить клин в советско-вьетнамские отношения в эфир не пустили. Продолжая добиваться правосудия, мама с дочкой приехали в Москву, и я решил сделать досъемку. По красивому замыслу, последние слова в интервью с женщинами должны были быть сказаны уже с подножки уходящего в Тольятти поезда. Зная, что до отхода поезда остается две минуты, начал задавать свои вопросы. Проходит минут десять — а поезд почему-то все не отправляется. После уже третьего круга вопросов и ответов мы спросили у проходящего мимо железнодорожника: мол, поезд-то почему стоит? „А, — говорит, — машинист сказал, что, пока Политковский не закончит свое интервью, я с места не тронусь…“»

Это совсем не гламурного замеса была популярность. Не та слава, что твиттером множится.

А ведь еще в нулевых украинский телекритик Наталья Влащенко заметила: «На телевидении есть свои „честные пацаны“. Настоящим первооткрывателем в этом направлении был ленинградец Александр Невзоров, который регулярно в течение 600 секунд нагружал страну своей честностью. А если ему казалось, что в стране недогруз по этой части, мог и самострел в лесочке организовать: пусть население понимает, „что с людями делает“ искреннее стремление к бескомпромиссности. Потом на его место пришли другие „пацаны“ (но тоже очень хорошие): пристально посмотрел в глаза стране Сергей Доренко. Всех этих людей с точки зрения телевидения объединяло одно: их не очень интересовало КАК, поскольку кардинальным вопросом современности было ЧТО. Это одна чаша весов. Кто не помнит „честных“ Политковского и Мукусева в одной упряжке с фраерствующими (и тщательно замазывающими грех буржуазности и эстетства) Дмитрием Захаровым, Александром Любимовым и Евгением Додолевым во всенародно любимом „Взгляде“? Потом говорили, что нужды времени исчерпали формат. Отчасти это так. Но все же катализатором этих форматных судорог послужил тот факт, что „в одну телегу впрячь не можно“ железного коня и вольную птичку колибри».

Да, в нулевые «взглядовцы» еще были мерилом. А теперь вопрос «Кто не помнит?» перестал, похоже, звучать риторически. Но он и не звучит трагически. Потому что все новое — хорошо забытое старое. Умрут одни, родятся другие и «повторится все, как встарь». Снова придут молодые со старым грузом проблем, и опять будут пытаться донести до людей каждый «свою» правду, бессмысленно тратя силы, здоровье и жизнь на покорение холодного Олимпа славы. «Дети минут» всегда упускают из виду, что есть еще Олимп памяти, покорить который гораздо труднее, чем добиться сиюминутного успеха.

В интервью той же Наталье Влащенко уязвленный Леонид Кравченко через семь лет после расстрела Листа сказал: «Что касается взглядовцев, то они довольно скоро поняли, что эфир — это отличный и очень быстрый способ зарабатывать деньги… Влад Листьев создавал ряд программ, пытаясь навязать Останкино новую программную сетку и, по сути, овладеть государственной телекомпанией. И наступил момент, трагичный для Влада, когда он объявил на полгода „мораторий“ на рекламу. Что было дальше — вы знаете. Позднее выяснилось, что Листьев увел 5 млрд рублей рекламных денег. Ребята, увлеченные бизнесовым проектом, зашли слишком далеко. То же самое было всегда с Эдиком Сагалаевым, ведущим „12 этажа“. Все его новые проекты всегда напоминали бизнес-предприятия, но не творческий проект. Поэтому он и развалил редакцию информации, что с гораздо большим интересом и удовольствием занимался бизнесом, а не творческим менеджментом. Я попытался вводить в коллектив других людей, но они их отторгали. Стоило мне уйти в ТАСС на год, как они создали телекомпанию «ВИD» и очень быстро пересели на „мерседесы“. А для чего сейчас Любимов создал „Союз электронной прессы“? Поверьте, не для того, чтобы защищать права журналистов. Хотя на кремлевских тусовках он убеждает всех в обратном».

Я о своем отношении к тов. Кравченко рассказал выше. Следите: у него бритва в рукаве! Ну, я же говорю: правда — у каждого своя. И всякий судит по себе. «И не изменится времени ход» (© А. Макаревич). На самом деле только Разбашу на юбилей был куплен «мерс» (это была первая иномарка в компании), но угнан был на следующий же день. Смерть Листа отрезвила ребят и заставила переосмыслить очень многое. Потом они вспомнили, как их исподволь «наказывали»: у директора компании Горожанкина вообще трижды угоняли тачки. Напомню, страховых не было тогда. Ребят пасли. «Если ты пьешь с ворами, опасайся за свой кошелек» (© «Наутилус»). Ну да ладно.

Что касается Листьева, то у него была Volvo, а позднее Mazda.

 

VII.XI. Влад, Владик, Владислав. Три жены, две гильзы, одна жизнь. Кода

Владислава Листьева стандартно сравнивают с убитыми коллегами-журналистами. Убитыми как до, так и после 1 марта 1995 года. Не вполне логично, по-моему. И полагаю, речь даже не о том, что, в отличие, допустим, от корреспондента «МК» Дмитрия Холодова или обозревателя «Новой газеты» Анны Политковской, Владислав Листьев, ведущий мегапередачи «Взгляд», был всесоюзно известен задолго до своей трагической гибели, а не прославился после смерти.

Здесь в полный рост встает вопрос: адекватна ли установка «О мертвых либо хорошо, либо ничего»? Лицемерие — последнее прибежище добродетели, эту максиму никто не отменял. Тем не менее спрос рождает предложение. Поклонники и завистники, фанаты и недоброжелатели — все желают знать не только детали жизни, но и подробности смерти.

При этом в массе своей досужие потребители информации ханжески отказывают своим кумирам в праве быть людьми. В том смысле, что не желают признавать, что звездам отнюдь не чужды человеческие слабости и пороки. Что они не святые. Любят, как и большинство человеков, вкусное, запретное, вредное. Доминирует мещанский тезис «Сделайте нам красиво!».

А за какие такие заслуги? Почему надо потребительские капризы ублажать? Сегодня послушно гламуризировать наркотически-порочный стандарт истеблишмента (не только российского, глобального), чтобы удовлетворить зрителя/читателя. А завтра, пожалуй, и даровать Жизнь Вечную? Просто на основании соблюдения Великого поста? В 1910 году питерский пиит Саша Черный риторически вопрошал сограждан:

Бессмертье? Вам, двуногие кроты,

Не стоящие дня земного срока?

Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты

Того же захотят, обидевшись глубоко.

Мещане с крылышками! Пряники и рай!

Полвека жрали — ив награду вечность…

Торг не дурен. «Помилуй и подай!»

Подай рабам патент на бесконечность.

Правда ли или глупые домыслы, что из-за погони за вечной молодостью, злоупотребляя пресловутыми стволовыми клетками, умерла красавица Анна Самохина? Как до нее Любовь Полищук, Олег Янковский и Александр Абдулов?

Про последних двух поведал на страницах массового глянца их коллега Марк Рудинштейн. О своей задумке написать мемуары и откровенно поведать о веселых нравах нашей заслуженной богемы Марк рассказал мне осенью 2009 года. Его тезис: зрители должны знать не парадную, но истинную суть кумиров. Мои аргументы в той дискуссии: тусовка и без этих разоблачений осведомлена, что Александр Гаврилыч на своих знаменитых «Задворках» собирал средства не на восстановление церкви, а на казино и девушек, ну а, допустим, Олег Иваныч неравнодушен был к молоденьким журналисткам, однако нужны ли все эти пикантные подробности «электорату»?

Я и сейчас считаю, что вам, дорогие читатели, нет нужды знать, почему Оксана Фандера ночевала в номере Сергея Лисовского, а не со своим супругом. Тем более что сам факт незначим. Существенна трактовка. И каждый судит в меру своей испорченности. Кто-то, судя, повторюсь, по себе исключительно, — делает вывод, что сие доказывает циничный адюльтер. А кто-то, надеюсь, вполне может предположить, что актриса, повздорив с благоверным, просто нашла приют в просторных апартаментах. Свечку никто не держал.

Вопрос: говорить или нет? В свое время и Надежду Мандельштам, и Андрея Кончаловского подвергли остракизму за мемуаразмы (последнего — за то, что тщательно отрисовал свои романтические экзерсисы).

Цитата из Владимира Мукусева: «С сентября 1990 года мы поняли, что нам стало тесно в рамках „Взгляда“. Так родилась идея „ВПОа“. Правда, я сначала назвал ее творческим объединением „Пятница“. Но пока я занимался разработкой его концепции, некоторые члены нашей команды за моей спиной стали заниматься совершенно иными делами. При участии того же Влада вдруг появилась какая-то „Шоу-биржа“, когда за совершенно конкретный черный „нал“ наши музыкальные редакторы давали во „Взгляде“ объявления о предстоящих гастролях рок-музыкантов. В результате время неподкупных „взглядовских“ небожителей прошло… Передача, которую не удалось запретить, стала разваливаться изнутри».

Зачем я взялся за эту книгу? Мне надоело читать абсурдные тексты, которые в ту или иную крайность мифологизируют проект «Взгляд» и Владислава Листьева. Одни числят «взглядовцев» «ночными гаденышами», разрушившими великую страну, другие — романтичными super-героями, коим чуждо все человеческое, полубогами с ТВ-Олимпа. Александр Иванович Кондрашов, редактор отдела «ТелевЕдение» «Литературной газеты», с коим я, увы, не имею чести быть знакомым, написал про первую из «взглядовских» книг («Битлы перестройки»): «Ваша книга — тот редчайший повод-случай среди телекниг, которым нельзя было не воспользоваться. Хвалить всегда трудно, но тут я с удовольствием и легко это делал. Вы недооцениваете свою книгу, возможно, потому, что она не только авторская, но и соавторская. Но подбор и композиция соавторских текстов — абсолютно авторские. Еще раз поздравляю. Первое, что вдохновляет: произведение пропитано любовью. К тем людям, которые друг друга не любили. Но каждый из которых был-есть достоин любви. И ненависти. И зависти, иногда и презрения. И скорби. Книга прошита страстным желанием рассказать правду. Крайне субъективна, а получилась объективной. Каждый найдет в ее многих слоях свой „взгляд“. Скрытые слезы ностальгии, надежду, неприятие, осмысление феномена эпохи гласности. Она о „Взгляде“, о „ВПОе“, о смерти Влада, о возможности возрождения „Взгляда“, о тех, кто программу замышлял, готовил, делал, запрещал. О людях, которыми пользовались и которые пользовались. К тем из ее героев, к которым я хорошо относился, хуже относиться не стал, к кому плохо — стал относиться несколько лучше. То есть с пониманием. Это удивительное достижение автора. В оборот вернулось много неизвестных или забытых фактов. Взгляд“ стал одним из орудий развала СССР — и эта тема не обойдена в книге. Еоворится о КЕБ как об „авторе проекта“, меньше — о члене горбачевского Политбюро Александре Николаевиче Яковлеве, который в своих воспоминаниях о борьбе с коммунизмом писал крайне откровенно. Большие дяди рулили, а тут наивные репортеры-романтики вроде Политковского жизнью рискуют, чтобы правду донести до зрителя. И о деньгах, которые изнутри разрушили „Взгляд“ раньше, чем пал СССР. Много нелицеприятного. Но больше всего, повторяю, в книге любви. Ненависть изживается. Об убитом Владе Листьеве, об умершем Андрее Разбаше, об их вдове. Хочется, чтобы эту книжку прочитали. В первую очередь журналисты. Молодые. Чтобы у них не было иллюзий по поводу истории „Взгляда“. Чтобы иллюзии, касающиеся профессионализма, честности, любви и верности, держались как можно дольше».

Мне, право, лестно, что один из самых известных «телеведов» России узрел в моих текстах то, что я эксплицитно не счел нужным проговаривать.

170 недель хрестоматийного «Взгляда», в котором Влад проделал путь от запойного гусара до главы самой заметной отечественной ТВ-компании. Я отобрал 170 фотодокументов из архива того времени. И описал траекторию развития самого вектор-образующего проекта российского ТВ 90-х, который персонифицировал Листьев. Пристрастно и субъективно. Без карамельных восторгов, но и без наездов хмурых постарался.

Призыв спасать «разумное, доброе, вечное» в нынешнем контексте есть просто глас вопиющего в пустыне. Снявши голову, по волосам не плачут. И без того неоправданно долго в России поэт был больше, чем поэт, а писатели числились инженерами душ человеческих. Совокупность норм и ценностей отечественной творческой интеллигенции более не смеет претендовать на звание «Культуры как таковой». А утратив властную крышу, субкультура творческой интеллигенции не может рассчитывать на то, что будет массовой. Массовой будет другое. «Люди Икс». И трио «Виагра». Бигмак. «Поле Чудес». Это не значит, что у нашей творческой интеллигенции нет шансов на реванш. Субкультура хиппи в свое время стала доминирующей в США. Однако мы живем в стране, где элита люмпенизирована… Поэтому «ТЭФИ» и прочие премии будут вручаться не в соответствии с пресловутым Гэллапом, а термин «фестивальное кино» — как и во всем мире — будет антонимом кино популярному.

Рейтинговая ТВ-продукция (речь не только об отечественном ТВ) мне не по нраву. И никому из моих знакомых (среди коих, между прочим, есть руководители и совладельцы телеканалов) тоже не мила. Ну и? Против лома массового спроса нет приема насаждения того, что отвечало бы Критериям.

* * *

В этой книге одни и те же факты будут по-разному восприняты различными читателями. Для меня это очевидно.

* * *

Влад. Любимец публики. Герой тусовки. Мегапрофи. Как продюсер он состоялся, как шоумен был номер один в стране, спору нет. Но он переоценил свои возможности. Уповая на статус всероссийского кумира, не сумел уберечь свою жизнь, потеряв пульс времени, утратил собственный. И медиаотрасль лишилась самого обаятельного и самого перспективного на тот момент вождя. Достойного и прекрасного. Любимого и талантливого. Если бы его детство было иным, если бы он не рвался взять реванш за горькие лишения и напасти, которые достались ему на старте, Влад бы не финишировал так трагически. Впрочем, тогда бы Листьев не стал Легендой. А Легендой он стал по праву. Праву первого и лучшего из всех.