Солнце постепенно скатывалось к сверкающей над гладью океана, отражающейся, собственной дорожке. Ни одного облачка. Полный штиль. Дневная жара, постепенно спала. Джунгли острова ожили после дневной сиесты, и, закричали, зашевелились, захрюкали, защебетали с новой, радостной силой. Стая далеких дельфинов, устроила вечерний легкий ужин, на мелководье, организовав несколько кругов, взбаламутив песок хвостами. Ставрида, и другая рыба, испуганная возникшим подводным туманом, выпрыгивала из воды и попадала в ожидающие их, раскрытые пасти хитрых животных. Сэм, насытившись свежатинкой, пронесся вдоль знакомого берега, ожидая свою человеческую подружку и надеясь поиграть с ней на сытый желудок. Однако, берег был пуст и он удалился к своей хвостатой и беременной подружке, особо не расстроившись, и принялся кружить с нею в лазурной глубине, в своем брачном, любовном танце.

Около своей пещеры, Катерина заканчивала стрижку Алекса. Старый, изготовленный их крокодиловых кож зонт Алекса, уже не давал тени и причудливые тени людей, извивались на стенах холма, превращая его в гигантский, природный экран, какого-то фантастического кино.

Алекс кривил лицо, с мужественным терпением, вынося ту пытку, которую ему создала Катя, отпиливая пряди волос на голове и бороде, не слишком острым мачете.

— Кэт… Черт… Больно. Когда ты закончишь?

— Это говорит сержант морской пехоты? Что ты скулишь?

— Я не морская пехота…. Не говори, чего не понимаешь! Черт!!! Насмотрелась фильмов… Бли-и-ин… больно!

Катя довольно фыркнула.

— А кто же этот супермен, который пытался убить бедную женщину?

— И не супермен. Просто обученный военный… О, когда это кончится? — на земле уже лежала внушительная куча выгоревших на солнце волос Алекса.

— Тебя же учили терпеть боль… Вот и терпи! Пурпурный берет.

— Не пурпурный, а «зеленый берет». Пурпурные — это специальные солдаты. В США. Больно! Давай заканчивая. Сойдет и так.

— Отрастил патлы, а теперь орет! Может закроешь рот пока? Голубой берет!

— Не «голубой». Еще раз повторяю. «Зеленый».. Катя! Пощади!

Катя зажала очередной клок волос на бороде и, задумчиво стала его пилить.

— А зеленые какую ориентацию имеют? Как голубые? Или. Что значит зеленая ориентация? Они любят это делать лесу? Так?

— Ты издеваешься? — Алекс попытался скосить глаза вправо, где стояла Катя.

— Я необразованная в военном деле девочка. Прости. Какой берет? — она тихо, беззвучно засмеялась, не отпуская его бороду и прижимая его голову к низу. Алекс не мог даже слова сказать, потому как, его челюсть была оттянута и прижата к груди.

— Так, где же ты поставил ловушки, камикадзе?

— Я не камикадзе! Камикадзе это японские самоубийцы. Все ловушки на тебя я уничтожил. Оставил несколько для кабанов и коз. И то — только вокруг своей хижины.

— Хорошо. Банзай. Ты зачем хотел убить меня, самурай? — очередной клок упал на землю.

— Прекрати употреблять слова, которых не понимаешь! Самурай это древний японский воин… У меня что — узкие глаза? Я желтый коротышка? О. Черт! Ну, ты! Мюллер в юбке! Прекрати гестаповские пытки!

— Я не Мюллер и не Гитлер. В Гестапо так наверное, не пытали. Если бы я работала там, я бы не резала тебе волосы. Я бы нашла более важные и чувствительные органы, — Катя постаралась сдержать себя от смеха, поджав губы.

— В тебе присутствуют зачатки садизма Кэт. Штирлицу, это не понравилось бы… Он бы тебя оставил на растерзание Мюллеру! Тебе нравится делать мне больно?

— Послушай мой милый Шварценеггер! Я хочу тебя видеть красивым, привлекательным, сильным и благородным. Я хочу. Хм-м. Я много чего хочу.

Она заливисто рассмеялась и наклонилась, сгребая волосы в кучу

— Что ты делаешь? Зачем тебе мои волосы?

— Здрассте! Ты как будто не на острове живешь. Это прекрасный материал для кисточек, для рисования. Красить ногти тоже надо чем-то. Я должна на тебя производить положительное впечатление. Не так ли? Ты что — против?

— Хм… Всегда поражался практичности женщин. Конечно не против, — Алекс застенчиво краснея, посмотрел на Катю.

— Ты знаешь Алекс… Сегодня праздник у меня.

— Какой?

— Сегодня день рождения моего сына. Боже! Как бы я хотела видеть моих детей! Поглаживая себя по неровно остриженной бороде, Алекс искоса взглянул на красивые ноги Катерины. Он поднялся с камня и стал любоваться ее фигурой. Катерина, не обращая на него внимания, собирала волосы и закатывала их в огромный лист лопуха.

У Алекса екнуло в сердце, когда ее юбка неловко затопорщилась. Под ней ничего не было. Его орган прыгнул вверх. Он моментально отвернулся и пошел прочь.

— Алекс! Ты куда? — Катя выпрямилась и прикрыла глаза ладонью от косых лучей солнца.

— Я сейчас…Заодно наберу валежника побольше.

Катя пожала плечами и вошла под навес пещеры. Отнесла пакет в дальний конец кладовой. Подбросила толстых веток в очаг и подошла к блюду с водой, служащего ей зеркалом. Поправила ожерелье из ракушек на шее, и заодно умыла лицо.

Уселась за стол и стала наводить лак на ногти, старой, почти высохшей кисточкой.

Лак еще не успел высохнуть и ложился ровными слоями. Она подняла руку и полюбовалась ногтями в отсветах пламени. Получилось красиво. Она вдруг застыла, словно что-то вспомнив, пощупала себя рукой в паху, взяла кусок ткани и вышла из пещеры. Огляделась. Алекс выламывал толстые сучья из поваленных сухих деревьев, далеко на склоне холма. Катя быстро подошла к водопаду, скинула с себя одежду и с наслаждением окунулась в холодную, свежую воду.

Алекс видел ее издалека. Видел это прекрасное, женское голое тело, и не смог себя успокоить. Все дрожало и трепетало, напряглось, готовое вот-вот выплеснуть, то, что дала природа мужчине. Он чувствовал, что его симпатия превратилась в более сильное чувство, к этой неслабой женщине, и он знал — это должно будет случиться сегодня — в день рождения ее сына. Он сжал рукой член так сильно, что возникла боль. Но это упражнение, заставило плоть несколько успокоиться.

Через некоторое время, нервное напряжение спало и он продолжил собирать валежник.

Взвалив огромную охапку сухих сучьев на плечи, медленно спустился к подножью пещеры. Сложил все дрова в дальнем углу. Осмотрелся. Стол был приготовлен к трапезе. Лежали фрукты, куски кокоса, стояли глиняные стаканчики и кувшин с Катерининским «бренди».

Алекс открыл свою походную сумку, и соорудил на очаге, шашлык из огромных кусков крокодильего мяса.

Вошла Катерина. Мокрые волосы, мокрая одежда, красные блики пламени, играющие на ее загорелом, гладком теле, сделали ее еще привлекательнее и прекраснее.

Алекс замер возле очага.

Катерина, чувствуя, что производит на него ошарашивающее впечатление, стояла возле входа и молча улыбаясь. Только треск горящих сучьев, нарушал эту возникшую, звенящую, любовную тишину… Пауза затянулась.

Наконец, словно сбросив с себя некий окутавший его туман, Алекс тряхнул головой.

— Я, — он кашлянул, — Я пойду, искупнусь тоже, — сердце, почти выскакивало из груди.

Катерина не сдвинулась с места, только развернулась немного, давая ему небольшой проход. Её глаза дьявольски сверкали. Алекс, с замиранием сердца, почти касаясь ее груди, прикрытой куском ткани, согнувшись, чтобы скрыть восставшую плоть, протиснулся к выходу из пещеры.

Почти бегом подбежал к озерцу под водопадом и рухнул в воду.

Тело мгновенно расслабилось и Алексу показалось, что вода вокруг него закипела от температуры его крови, бурлящей в жилах. Он поднялся, содрал с себя куски крокодиловой одежды, отшвырнул их и встал под водопад.

С наслаждением подставил лицо падающим струям. На него нашло некое блаженство и, неожиданно для себя он воздал клич к Богу!

— О, Боже справедливый! Я люблю! Я люблю эту женщину! — Он поднял руки, и от этого вокруг него создался некий сверкающий водяной колпак, внутри которого стоял он и почти кричал, обращаясь к последней полоске солнца, скрывающегося под далекой полосой океана

— Да, да… Боже, Я счастлив! Я счастлив, что ты создал этот остров и меня с Катей! О Господи! Я благодарен тебе за то, что ты сотворил с нами. Да восславится имя твое во веки веков! Дай мне ответную любовь Боже! Я молю тебя об этом. Я люблю… люблю её! Я не могу дальше существовать без Кати! Боже! Помоги мне! Дай мне ее любовь! Вода заливала лицо и рот. Брызги разлетались с шипением во все стороны, исчезая в голубизне окружающего пространства, словно ангелы — его посланцы к Богу! Алекс закрыл лицо руками и замер.

В голове возникла далекая музыка — «Отель Калифорния» группы «Иглз». Он стоял, и ощущал, как каждая нота, голос певца, пронизанный любовью, проникает в каждую клеточку его тела, разогревая его еще больше, несмотря на очень холодную воду, окутывающую его тело.

Мелодия постепенно улетучилась, оставив вместо себя тело, дрожащее от холода. Алекс вышел на бережок и медленно натянул на себя одежду. Голова прояснилась. Феерия улетучилась. В груди осталось теплое ощущение того, что Господь его услышал. Он медленно пошел к пещере.

Катерина стояла возле стены и обводила кружочком, палочкой, не песчанике стены — в ее календаре, дату этого дня.

Все было подготовлено к торжественному ужину. Она обернулась.

— Ну как водичка?

— Ничего, прохладная. Бодрит.

— Ну мой милый Рембо, пора отметить праздник! Надеюсь, ты не против?

Алекс решил подхватить ее шутливый тон.

— Ну с такой леди, я бы даже сказал «Бритни» — почему бы и нет?

Катя присела за стол и разлила бренди.

— Ты, однако, сравнил меня с проституткой! Нашел с кем сравнить!

— Почему? Бритни мне нравится. Вышла замуж, стала мамой!

— Ну может быть. Но, я не так молода, как она, — Катя грустно улыбнулась, взглянув в глаза Алексу и подняла стаканчик. Алекс вздохнул.

— Да…Я тоже… Выпьем за твоего сына и твоих детей! Пусть нам не сладко. Пусть на их долю не выпадает таких приключений! Здоровья им и счастья!

Они одновременно опрокинули стаканчики. Алекс тут же их снова наполнил.

Катерина принялась с наслаждением уплетать бананы. Алекс снова поднял стакан, словно, боясь, что эта счастливая минута, может неожиданно оборваться. Катерина подняла бровь.

— Ты куда-то спешишь?

— Нет, никуда. Просто боюсь потерять это счастливое мгновенье… Да и после первой, не привык закусывать.

Катерина решительно отложила банан в сторону.

— Ну тогда, мой милый Брюс, хоть ты и не Уиллис, выпьем за мужчин — нашу опору в этой жизни.

Уже более спокойно, джин исчез из стаканчиков.

Алекс улыбнулся, встал, достал мясо из очага и разложил его по тарелкам. Жестом пригласил Катю присоединиться и с удовольствием съел первый кусок. В голове появился первый хмель. Катя смотрела на него широко раскрытыми глазами, и соблазнительно, расслабила подвязки на одежде.

Когда он бросил очередную кучу хвороста в огонь, стаканы были снова наполнены. Катерина стояла возле стола, держа стаканчик в руках.

— Третий тост — за женщин, Алекс!

— О, я уже даже не Ван-Дамм?

— Нет милый! Ты для меня Алеша! И, был им всегда. И, пить мы будем на брудершафт!

— С удовольствием… Любимая!

Не переплетая рук, они судорожно выпили, одновременно бросили стаканы и впились губами друг в друга. Мощные руки Алекса, с такой страстью прижали тело Катерины к себе, что она вскрикнула от боли. Алекс моментально расслабил объятия… Катя простонала:

— Ого… Ну ты и боров! Осторожнее с хрупкой женщиной! Медведюга!

Её губы еще что-то говорили. Но Алекс уже не слышал. Он снова, нежно ее обнял, и его язык утонул во рту Катерины.

Он подхватил ее на руки и нежно уложил на лежанку. Катерина сама, судорожно его целовала, прижимаясь к его телу. Ее била сексуальная лихорадка, противиться которой не может ни одна женщина в мире. Ее губы шептали слова признания в любви, и губы покрывали лицо и шею Алекса страстными, горячими поцелуями. Язык Алекса ласкал ее соски, грудь, и тело содрогалось нетерпеливыми быстрыми толчками, заставляя изгибаться Катерину в приступе оргазма…

Луна еще не успела покрыть территорию вокруг пещеры своим мягким успокаивающим светом, когда из жилища людей, одновременно вырвались протяжные и долгие крики слившихся в любовной гармонии, двух человеческих существ.