Вернувшись из ежегодного двухнедельного отпуска             в Петалуме, Как я замечаю, Вилли медленней управляется с лопатой, Когда мы вкапываем стойку ворот на южном краю             Храмовой равнины. Подначиваю его: «Что такое, Вилли, забыл В большом городе, как рулить ирландским             канавокопателем?» И хотя в ответ он рявкает: «Бля, да я сточил Больше лопат до того, как у меня волосня на жопе пробилась, Чем тебе за всю жизнь перепадет», — Для Вилли такой ответ слишком уж вял, Да и шевелится он весь как-то болезненно. «Немощь одолела?» — спрашиваю я. «Чутка», — признает он. Трамбует еще немного камней вокруг стойки, Потом опирается на рукоять лопаты, как рабочий             из «Калтранса» И глядит через равнину на бурые летние горы. «Знаешь, — качает он головой, — Это ж надо совсем спятить, чтоб в города наезжать. Первые девять дней отпуска я вискарь глушил, Потом минут пять из меня ногами срань выбивали Какие-то мексиканские батраки, я их Разозлил в баре на Саут-стрит. Потом почти всю ночь просидел в трезвяке, кровью ссал, После чего меня перекантовали в Окружную больницу, И там я провел остаток отпуска. Ушло, прикидываю, $500 на виски, штука на штрафы И еще $4700 на эти блядские больничные счета. Мексы-то, наверно, оттоптались на мне так,             что дурь повышибли, Но я-то и сам не дурак. Во, гляди — В отпуск буду ходить по двадцать минут зараз, Прям тут, в горах, Вот как теперь».