Любовь — пожива упоенья. Дом из досок, собранных на развалинах танцзала на ручье Остин, еще с тех времен, когда Казадеро был курортом. Собрано, свалено в кучу, утащено; старые квадратные гвозди выдернули, загнали новые. Терпеливо, пылко, по мерке, поистине. Дом начался на лапе монтировки, закончился дранками внахлест, прибитыми накрепко — против адских февральских ветров и на черный день увлеченного бегства от всех. Дом немал — на затворничество хватит, крепок — свет держит, крыша проконопачена по всем швам, а кленовый пол зашпунтован и уже гладко затерт тысячей полуночных вальсов, со времен Весны и полной луны, когда танцоры словно скользили по воздуху, кавалеры нервно-прекрасны, дамы — с цветами в локонах. Пожива из города-призрака, выстроена с нуля. Строили верой, п о том, заботливо. Прислушивались к дереву чутко — аж слышно, как смех танцоров плывет вниз по теченью и смущает выдр и филинов. Строили из радостей, что не избываются. Строили, извлекая подлинность. Полировкой — не захватом. Гранением бриллианта — не воровством алмазов. По мерке, прямо, истинно. Дом на самом конце гряды. Бриллиант ума танцоров. Изумительная пустота лунного света, заливающая бальный пол.