Воздух в Пирейской гавани представлял собой странную смесь запахов едкого матросского пота, навоза, вина, пекущихся хлебов и жарящихся морских лещей. А также в гавани было очень много людей. «Какое столпотворение», – подумала Кассандра. Голоса слышались отовсюду. Лаяли собаки. Над головами кружили орущие чайки. Куда ни глянь – торгующиеся, спорящие или просто болтающие люди. У причалов стояли военные галеры, по сходням которых поднимались и спускались солдаты. В их одеянии было только два цвета: белый и голубой. Цвета афинской армии. От других причалов, где разгружались юркие торговые суда, отъезжали повозки, доверху набитые мешками с зерном. Поскрипывая колесами, они катились по белым выщербленным плитам гавани.

Кассандра сошла с «Адрастеи» на причал. Словно бедняк, завороженный видом сокровищ, она смотрела поверх людских голов туда, где в двух милях от гавани раскинулся знаменитый город Афины. Издали он являл собой море красных черепичных крыш, среди которых мраморным островом поднимался Акрополь, обрамленный потрясающе красивыми храмами и монументами. Ничего подобного Кассандра не видела ни на Кефалинии, ни в местах своих странствий, не говоря уже о Спарте.

Парфенон светился под лучами солнца. Серебрились его каменные колонны. Краски росписи были ослепительно-яркими. Высокая бронзовая статуя Афины сияла, словно пламя. Лицо богини было величественным и спокойным. В руке она сжимала копье.

Дорога из города в гавань имела весьма странный вид. Узкая, прямая, она напоминала руку, протянувшуюся из города, чтобы схватить и удержать клочок земли, где находились причалы, доки и склады. Каменщики и рабы сновали, как муравьи, укладывая последние гранитные плиты на стены, между которыми и была зажата дорога. Их зубила стучали, не умолкая ни на миг.

– Идем, госпожа мисфиос, – позвал Кассандру Геродот.

Молодая женщина оглянулась на «Адрастею». Варнава, Реза и несколько матросов с другого судна затеяли спор: сумеет или нет Икар стащить кольцо с пальца тамошнего капитана. Орел подпрыгивал на месте. Казалось, он испытывал горячее желание принести победу матросам «Адрастеи». Улыбнувшись, Кассандра поспешила вслед за историком.

Путь до города был неблизким. Высокие стены вдоль дороги давали тень. Им попался нищий старик, взывавший к каждому, кто был способен его услышать:

– Неужто вы не знаете о судьбе древней Трои, о хеттах и ассирийцах? Большие стены притягивают к себе могущественных разрушителей.

Только сейчас Кассандра обратила внимание на то, как грубо возведены стены. Чувствовалось, их возводили второпях, из подручных материалов: брусчатого камня, каменных обломков, кусков архитравов и так далее. Стены резко отличались от сияющего мраморного великолепия Афин и добротных парапетов крепостных стен вокруг самого города.

Геродот словно прочитал мысли Кассандры:

– Согласен, дорогая: эти длинные стены уродливы, зато на редкость надежны, – пояснил историк. – Они сдерживают прыть спартанцев, совершенно неискушенных по части осады, и позволяют беспрепятственно доставлять зерно с кораблей в город. Помнится, ты называла Перикла практично мыслящим. Стены – наглядное тому подтверждение. Спарте не удается ни вломиться в Афины, ни заморить афинян голодом.

– Ну хорошо, стратегию Перикла я вижу. Но где во всем этом слава?

– Слава? Спартанка до мозга костей, – засмеялся Геродот.

Место, куда привела их дорога, напоминало придорожную деревушку из лачужек и шатров, густо населенных неопрятного вида людьми, которые праздно глазели на путников. Кассандре и Геродоту даже пришлось переступить через спящего, а потом с трудом проталкиваться в узком пространстве, битком набитом людьми. Казалось, здесь обитали не только семьи, но и целые поколения.

– Впервые вижу такое скопище людей, запертых внутри стен, – хмуро пробормотала Кассандра.

– Это сельские жители, – шепотом пояснил Геродот. – Наиболее ярые сторонники правления Перикла. Война вынудила их бросить свои жилища среди полей и долин, переселиться сюда и жить на положении беженцев.

Ближе к Афинам дорога стала все круче подниматься вверх. Вскоре Кассандра и Геродот вступили в город и очутились среди ярко раскрашенных вилл, которые окружали Акрополь, словно толпа верующих. Дальше простиралась вместительная агора. Посередине рыночной площади стояла медная статуя Эйрены и Плутоса, олицетворяя мир и процветание. (Ныне то и другое выглядело несбыточной мечтой.) Рынок показался Кассандре городом внутри города: узкие улочки с рядами лотков по обеим сторонам и относительно широкие площади, где торговали скотом. В толпе сновали разносчики, предлагавшие раскрашенные страусиные яйца и пряности, а один призывал купить парную говяжью печень, потрясая окровавленным куском мяса, как знаменем. Прилегающие к рынку переулки были запружены людьми, от которых воняло не только потом, но и давно не мытым телом. Разговоры, что велись вокруг, звучали напряженно, готовые вот-вот перейти в спор или перепалку. На высоких парапетах ладных городских стен Кассандра заметила караульных. Афинские гоплиты, с которыми она победоносно сражалась в Мегариде. Караульные что-то живо обсуждали, и Кассандре стала интересна причина их тревоги.

Погруженная в свои мысли, молодая женщина и не заметила, как оказалась на краю агоры. Твердая рука Геродота остановила ее.

– Там, госпожа мисфиос, тебе нечего делать, – сказал историк, глядя в дальний конец агоры, где стояло большое здание довольно мрачного вида. Оттуда донесся одинокий стон – крик человека, потерявшего всякую надежду. – Это афинская тюрьма. Туда отправляют души, обреченные на забвение.

На лице Геродота Кассандра прочла страх и отвращение, отчего содрогнулась всем телом. Но историк тут же весело улыбнулся и махнул в другую сторону:

– Нам туда. На вершину знаменитого Пникса.

Геродот повел ее к белым мраморным ступеням, поднимавшимся к Акрополю.

– Там мы и найдем ответы на наши вопросы, – пояснил он.

По обеим сторонам лестницы стояли караульные. Народу на ступенях было не меньше, чем на рынке. И здесь тоже люди спорили и переругивались. Чем ближе к вершине, тем громче становились их голоса, сливаясь в общий гул. Казалось, на самом верху холма находится гигантское осиное гнездо. Однако путников встретил молчаливый взгляд бронзовой статуи Афины. Чтобы разглядеть колоссальную статую, удивленной Кассандре пришлось сильно запрокинуть голову. За статуей находилась площадь, наполовину затененная громадой Парфенона. Там шло какое-то народное собрание, которое разительно отличалось от подобных мероприятий в Спарте, еще раз напомнив Кассандре, что она в чужом городе. Тысячи человек в дорогих одеждах; многие – почтенного возраста, с вспотевшими лысинами. Все они гневно потрясали руками в воздухе, словно протестуя против чего-то… Или кого-то. Их протесты были направлены в сторону одного человека: стоявшего на возвышении бедняка.

– Вот человек, которого мы ищем, – сказал Геродот, указывая на несчастного, вызвавшего столь яростное недовольство толпы. – Перикл, предводитель Афин.

Кассандра всмотрелась в одинокую фигуру на возвышении. Вид у Перикла был совсем не царственный. На плечах – заурядного вида плащ. Волосы седые, всклокоченные, но борода аккуратно подстрижена. Лицо несколько портил широкий нос. По возрасту – почти ровесник Геродота, но, судя по осанке, Перикл не позволял своему телу дряхлеть.

– Доколе еще нам терпеть это надувательство? – громче всех негодовал главный противник Перикла – рыжеволосый темноглазый человек с бородкой клинышком.

Он был намного моложе своего оппонента и расхаживал вокруг возвышения, потрясая кулаком в такт шагам и время от времени с упреком тыча пальцем в Перикла.

– История с Керкирой повторяется. Перикл снова занимает выжидательную позицию, являя нам чудеса промедления и ненужных компромиссов. Он считает достоинством калечить союзников и попустительствовать врагам.

– Того, кто бегает вокруг возвышения, словно ошпаренный поросенок, зовут Клеон, – пояснил Геродот, указывая на крикуна. – Он говорит людям то, что им хочется услышать, даже если это чистой воды вымысел. Перикл повидал достаточно врагов и на поле боя, и в политических дебатах. Но против таких, как Клеон, у него не было и нет действенного оружия.

– Он лишил все островные города собственных флотов, – продолжал бушевать Клеон, – он забрал все их деньги в свою казну и распоряжается ими, как ему вдумается! Он всячески поощряет строительство храма Афины Паллады, считая это важнее благосостояния своего народа. Разве не так ведет себя любой царь?

Последнее слово Клеон не произнес, а, скорее, выплюнул. Когда собравшиеся зашумели в знак поддержки, рыжеволосый оппонент Перикла стал размахивать руками, словно в попытках раздуть огонь, который бы поглотил его противника. При этом Клеон продолжал кричать, еще более распаляя себя.

Перикл не торопился возражать и заговорил, лишь когда гул стих.

– Я стою за продолжение строительства храма, чтобы поддержать дух афинян, – спокойно произнес он. – Я не собираюсь строить царский дворец. Не я ли распорядился собрать все золото по храмам и виллам, включая и мою, и пустить его на строительство нашего флота?

Клеон решил сменить тактику. Слова Перикла он встретил язвительной усмешкой.

– Наш флот? Наш могущественный флот, жалкие потуги которого лишь опустошают казну. Флот, который торчит у берегов Пелопоннеса, не предпринимая никаких решительных действий. После твоего позора в Мегариде ты избегаешь настоящих, благородных битв на суше, а тем временем наши исконные земли, наши дома, построенные предками, превращаются в ничто. Мы, рожденные на этой земле, вынуждены наблюдать, как она превращается в пепел.

– В пепел? – хмуро повторила Кассандра.

Геродот тронул ее за плечо и развернул лицом в другую сторону: туда, где в летнем мареве едва виднелись земли Аттики. Основную часть пейзажа занимали высокие горы, но вместо драгоценных полос плодородной земли… Кассандра увидела нечто ужасное. Она несколько раз моргнула, пытаясь отогнать морок. Но глаза ее не обманывали. На месте селений, пшеничных полей, лимонных и оливковых рощ ныне чернели пятна пожарищ и высились груды развалин. И повсюду, куда ни глянь, – красные островки, похожие на громадные лужи крови. Вскоре Кассандра поняла, что то были красные палатки спартанцев, которые разбили лагеря вокруг Афин, заграждая доступ к городу по суше. Они наблюдали и выжидали. Наконечники их копий ослепительно вспыхивали на солнце. Спартанцы завоевали подступы к Афинам и теперь искали способ прорваться через стены и завладеть городом. «Стентор, – вспомнила Кассандра имя молодого спартанского офицера. – Должно быть, он занял место Волка и теперь возглавляет осаду Афин».

– Мне самому тягостно смотреть на сожженные поля и разрушенные селения, – ответил Перикл, которому изменило спокойствие. – Но это вынужденная жертва. Неужто вы не понимаете? Нам нельзя предлагать спартанцам мир, потому что они воспримут наше предложение как жалобное блеяние обреченного ягненка, и это их лишь раззадорит. И в то же время мы не можем очертя голову ринуться в сражение с ними. Мы получали и получаем подтверждение неодолимости их фаланг. Их мощи мы противопоставляем дальновидную стратегию. Наш ответ лежит в камне. Длинные стены нас спасут: как и прежде, корабли будут снабжать нас рыбой из северного моря и зерном из прибрежных государств. Пусть Спарта отбивает кулаки о наши стены. Им нас не одолеть.

Лицо Клеона расплылось в довольной улыбке. Казалось, он наслаждался каждым услышанным словом, похлопывая по тыльной стороне ладони. Наконец он ответил:

– И нам тоже… не одолеть спартанцев!

Народное собрание разразилась бурей оваций, поддерживая последние слова Клеона. Перикл взирал на это с невозмутимостью статуи.

– Клеон прав, – язвительным тоном крикнул кто-то. – Наш город все глубже утопает в грязи и вони, а конца этой проклятой войне не видать.

– Вот-вот, – подхватил Клеон. – И такое происходит не впервые за эти месяцы… Месяцы! Или нам ликовать, что могущественный Перикл почтил своим присутствием наше священное собрание? А может, он не видит, как пристально мы наблюдаем за каждым его шагом?

Послышались новые оскорбительные выкрики.

Клеон самовольно взобрался на возвышение. Набросив на руку складки своей просторной туники сапфирового цвета, он продолжал обличать Перикла. Другой рукой он воинственно рубил воздух, словно в ней был зажат боевой топор. Перикл сошел вниз, ничем не препятствуя разглагольствованиям соперника. Их вражда была давней. Когда пыл Клеона иссяк, а собравшимся наскучила эта тема, собрание перешло к обсуждению следующей проблемы – остракизма.

– Сегодня перед вами стоит Анаксагор, друг Перикла, обвиняемый в оскорблении богов, – возвестил Клеон, указывая на стоящего неподалеку старика.

Экклесия снова забурлила от негодования.

– Он посмел утверждать, что солнце – не воплощение самого Аполлона, а… раскаленная глыба!

Негодование собравшихся возросло.

Анаксагор нетерпеливо взмахнул рукой, словно отгоняя пчел, затем указал на солнце, предлагая всем убедиться в истинности своих слов.

Появился человек с мешком. Каждый участник собрания бросал туда черепок разбитой вазы, голосуя в поддержку изгнания. Перикл тоже бросил черепок, и тут же невозмутимость афинского предводителя испарилась, сменившись выражением печали и усталости.

– Старый друг? – участливо спросил Геродот, подходя к Периклу вместе с Кассандрой.

Тот поднял голову, и его лицо обрело прежнюю живость, словно после череды дождливых дней он увидел солнце. Мужчины обнялись. Кассандра заметила, как историк что-то шепнул афинскому предводителю на ухо. Лицо последнего на мгновение помрачнело, затем приняло обычное выражение. Перикл кивнул и поблагодарил друга. Когда мужчины разомкнули объятия, афинский предводитель кивнул на спутницу Геродота:

– А это кто?

– Кассандра. Мой друг, – ответил историк. – В гавани люди поговаривают, что нынче вечером ты собираешься устроить симпосий. Кассандра ищет мудрости, которой обладают твои ближайшие друзьям. Может, ты позволишь ей прийти?

– После всего, что ты мне про нее рассказал? – удивился Перикл. – Было бы глупо с моей стороны пригласить незнакомку – да еще и наемницу! – в мой дом.

Геродот наклонился и снова зашептал Периклу на ухо.

Последний окинул Кассандру пристальным взглядом. Сказанное явно расположило афинского предводителя к чужестранке.

– Можешь прийти на нашу встречу, – наконец сказал Перикл. – Являться с оружием запрещено… но очень советую вооружиться умом и сообразительностью.

Вдоль мраморных стен андрона высился лес сверкающих колонн, обвитых огненно-красными лентами. С верхушек колонн и с потолка живыми занавесами свисали изумрудные листья плюща. По углам стояли вазы с пурпурными бугенвиллеями и лимонными деревьями. Пол являл собой красочную мозаику, изображавшую Посейдона, выходящего из зеленовато-голубых вод со свитой серебристых морских существ. Места, не занятые мозаикой, тонули в шелковых персидских коврах оранжево-красного, янтарного и небесно-голубого цвета. Воздух был напоен запахами печеной рыбы и жареного мяса, которые перебивали ароматы терпких вин.

Гости кучками стояли, прислонившись к колоннам или опершись на перила балконов, что-то обсуждая и о чем-то жарко споря. То здесь, то там раздавался смех и слышались удивленные возгласы. Лица многих успели раскраснеться от выпитого вина. Дуэт лиры и кифары исполнял слегка слащавую, но довольно живую мелодию. Музыке вторили всплески смеха из разных концов зала, звон разбиваемых амфор и громогласные тосты.

Очередную амфору разбили чуть ли не за спиной Кассандры. Она инстинктивно схватилась за пояс, чтобы выхватить копье… затем смущенно расправила складку лазурной афинской столы, добытой ей Геродотом, и мысленно выругалась. В доспехах и с оружием она бы чувствовала себя куда увереннее.

– Ты ведь здесь за симпосиарха? – с лукавой улыбкой спросила она Геродота. – Твоя обязанность – следить, чтобы гости не перепились.

– Теоретически – да, – пожал плечами Геродот. – Но с таким же успехом можно пытаться ухватить бешеного волка за уши.

Историк наклонил свою чашу, которую еще не успел наполнить вином, и показал Кассандре разгневанное чудовище, нарисованное на дне.

– Неплохой способ заставить гостей пить помедленнее, чтобы не стать первым, кто увидит это чудище. Увы, он дал обратный результат.

Кассандра оглянулась вокруг. Никто из гостей не боялся встречи с чудовищем на дне своей амфоры. Пока молодая женщина смотрела, кто-то поднес чашу ко рту так, что взору Кассандры предстало изображение на внешней стороне днища.

– Это… то, что я думаю?

– Громадный и крайне возбужденный пенис, да, – подтвердил Геродот. – Приап таким гордился бы. Опять-таки, еще одна уловка, призванная сдерживать пьянство. Государственные мужи должны быть весьма сдержанны и осмотрительны и не пить залпом, дабы не показывать окружающим эту картинку. Но…

Дальнейших пояснений не требовалось. Один из гостей поднес чашу к чреслам, словно нарисованный пенис принадлежал ему, принялся бесстыже приплясывать. Остальные гости захохотали, подбадривая смельчака.

– Тебе дико это наблюдать? – заметил Геродот. – Поля вокруг Афин пылают, на улицах полным-полно беженцев… а люди, от которых ждут заботы о безопасности города, наливаются вином и предаются непристойным развлечениям. Ты своими глазами видела, во что превратились окрестности. Мы заперты внутри стен, словно псы, которых рано или поздно перебьют. Но кто будет придерживаться правил перед концом света? – Геродот запрокинул голову и хрипло рассмеялся. – Плохой из меня философ, лучше оставим громкие фразы профессионалам этого дела.

Вновь приняв серьезный вид, историк продолжил: – По правде говоря, Перикл устраивает эти сборища не из любви к многолюдным толпам. Здесь собираются самые громкие голоса Афин. Бывая у Перикла, они, естественно, говорят в его пользу. Как видишь, он и здесь мыслит стратегически. И потом, далеко не все в этом зале одурманены вином. Поговори с теми, кого не шатает и не тошнит выпитым. Им Перикл по-настоящему доверяет. Судьба Афин лежит на их плечах.

Геродот подал Кассандре две глубокие чаши с вином и водой и кивком головы указал на одного из гостей.

– Наполни его чашу прежде, чем задавать вопросы. Если он попросит хорошенько разбавить вино водой, с ним можно говорить.

Геродот отошел, примкнув к беседе нескольких седовласых гостей. Кассандра вдруг почувствовала, как стены виллы сдвигаются, беря ее в кольцо. Все, кто здесь собрался, казались молодой женщине ловкими обманщиками и опасными людьми. Чудовища с длинными зубами и богатым опытом одурачивания простаков. Кассандра почувствовала себя маленькой девочкой в лесу, полном диких зверей. Что за дурь взбрела ей в голову? Расспрашивать о чем-то этих высокомерных, самодовольных людей? На нее плотоядно посматривали, но, встретившись взглядом, отворачивались. Глотнув воздуха, Кассандра нырнула в это человеческое море.

Он видел, как она прибыла в город. Это случилось вечером, когда сумерки фатой накрыли Афины. Ее сопровождал престарелый историк. «Какой удивительный и неожиданный поворот событий», – думал наблюдатель, водя пальцем по изгибам своей маски. Ему не придется охотиться за ней на зловонных улицах перенаселенного города. Он покончит с ней и этим докучливым историком прямо на вилле Перикла. Наблюдатель щелкнул пальцами, и четыре тени заняли свои места.

Ей улыбнулся курносый и невероятно волосатый коротышка. Кассандра поспешила отвернуться. Потом ее внимание привлек другой, с горбатым носом. Судя по виду, он был весьма знающим, заслуживающим доверия человеком. Кассандра направилась к нему:

– Желаешь вина?

Но «избранник» молодой женщины посмотрел сквозь нее, затем сполз по стене и плюхнулся на пол. Его голова наклонилась вперед. Через мгновение он уже громко храпел, исторгая крепкий запах перегара.

– Внешность бывает обманчива, – послышалось откуда-то справа.

Кассандра изумленно повернулась, но ничего не увидела. И только когда перевела взгляд чуть ниже, молодая женщина заметила, что возле нее стоит и все так же улыбается волосатый коротышка. На нем был старомодный гиматий, оставлявший левую половину груди открытой. В руке он держал трость. Кассандра искоса посмотрела на незнакомца.

Он улыбнулся, выпрямился и отставил палку:

– Я еще слишком молод и великолепно хожу без палки, но мне нравится играть с человеческим восприятием. Умозрительное предположение – основа невежества. Оно сковывает разум. Сломай эти оковы, и перед тобой откроется удивительная дорога: от иллюзий, через убеждения, за пределы разума… к чистому, золотому знанию. Разве знание не является настоящим золотом этого мира?

Некоторое время Кассандра оторопело смотрела на коротышку.

– Кто ты? – спросила наконец она, готовая наполнить его чашу вином.

Коротышка кивнул на чашу с водой:

– Спроси любого, и они ответят: это Сократ. Но имя ничего тебе не скажет. Нас определяют поступки. У каждого нашего действия есть светлые и темные стороны. Есть и цена. Учитывая все сказанное, кем назовешься ты?

Молодая женщина неуверенно начала:

– Касс…

– Кассандра, – договорил коротышка. – Перикл говорил, что ты здесь появишься.

В этот момент Сократ заметил Геродота и обменялся с ним теплым приветствием. На душе у Кассандры потеплело.

– А где Перикл? – спросила молодая женщина.

– Он устраивает симпосии, но сам редко в них участвует, – усмехнулся Сократ.

– Должно быть, он опечален, что его друга подвергли остракизму, – предположила Кассандра. – Результаты стали известны еще до наступления сумерек. Бедняга Анаксагор должен отправиться в изгнание на целых десять лет.

– Как раз наоборот, – возразил Сократ. – Перикл был чрезвычайно обрадован этим решением.

Кассандра наполнила вином пустую чашу и сделала большой глоток. Вино оказалось таким кислым на вкус, что у нее защипало язык.

– Я что-то не понимаю. С какой стати Периклу радоваться изгнанию своего давнего друга?

– Кассандра, мы возвращаемся к тому, с чего начали разговор. События редко бывают такими, какими нам кажутся. Анаксагор и мой друг тоже. Более того, он был моим наставником, посеявшим первые семена света вот здесь. – Сократ постучал себе по виску и глотнул из чаши. – Но и я, услышав результаты голосования, вознес благодарственную молитву богам. Я понимаю твое замешательство. Но спроси себя: что толку от крепких стен и надежной крыши, если ты находишься в змеином гнезде?

Сократ наклонился к собеседнице поближе:

– Здесь Анаксагору грозила опасность. Смертельная опасность. Такая же опасность грозит многим из присутствующих.

Он указал на высокого человека в желтом плаще, припорошенном белой пылью. Склонившись над столом, тот выстраивал из дощечек что-то вроде башни, с жаром рассказывая собравшимся о пропорциях своей «постройки».

– Это Фидий – главный афинский скульптор и архитектор. Он создал статую Афины и занимается постройкой храма. Но и он не чувствует себя в безопасности и надеется стать следующим кандидатом на изгнание из города.

– А от кого он бежит? – осторожно спросила Кассандра.

Озорной огонек в глазах Сократа померк.

– Сложно сказать наверняка. Афины, Кассандра, – настоящая змеиная яма.

Сократ заметил, как вытянулось лицо его собеседницы, а в ее глазах появилась настороженность. Он протянул руку, сжав плечо Кассандры:

– Но в Афинах также много хороших людей, особенно в стенах этого андрона. Посмотри вокруг, и среди пьяных ты увидишь лучшие умы Афин. Вот там стоит Фукидид: прекрасный воин и еще более прекрасный полководец… хотя он завидует Геродоту и мечтает когда-нибудь тоже заняться написанием исторических хроник.

Сократ указал на молодого, но уже лысеющего человека с суровым лицом. Судя по шрамам на лицах и руках, его собеседники тоже были людьми военными. Затем Сократ махнул в сторону троих гостей, поглощенных жарким спором.

– А это Еврипид и Софокл – парочка старых влюбленных козлов. Мастера трагедий. Третьего зовут Аристофан. Он любит всунуть смешные моменты в их трагические пьесы и был бы не прочь всунуть еще кое-что в Еврипида. Готов побиться об заклад.

К Сократу подошел человек со страдальческим лицом. Лысую макушку окружали остатки темных волос.

– Налей ему вина и иди дальше, – посоветовал Кассандре незнакомец, отрешенно махнув рукой. – В противном случае этот неистовый пустозвон замучает тебя своими парадоксами. Нам он денно и нощно твердит, что мы слепы, раз не в состоянии чего-то там увидеть!

– А вот и Фрасимах, с которым мы давно соревнуемся в остроте ума, – совершенно иным тоном произнес Сократ.

Фрасимах остановился, вперившись глазами в Сократа. Кулаки его были сжаты, а губы двигались, будто хотели сказать: «Я выше этого».

– Если ищешь мудрость, поговори с кем-нибудь другим, – наконец посоветовал он Кассандре.

– Поддерживаю, – согласился Сократ. – Здесь много блистательных умов. Софокл мудр, Еврипид еще мудрее…

– Но Сократ – мудрее всех! – пробасил какой-то изрядно пьяный гость, подслушавший их разговор.

Лицо Фрасимаха исказила гримаса. Глаза метали раскаленные кинжалы в ничего не подозревающего пьяницу.

– Не горячись, Фрасимах. Быть может, ты теперь из нас самый умный? Ты наконец прояснил для себя вопрос справедливости?

Фрасимах хотел было удалиться, но остановился, едва заметно вздрогнул и повернулся к Сократу. Вид у него был как у форели, попавшейся на крючок.

– Опять ты об этом? – прошипел несчастный.

Кассандра отпила еще немного вина из своей чаши, пряча за ней усмешку.

– Мы тут обсуждали природу правителей и воплощение справедливости, – объяснил Кассандре Сократ. – Где еще вести такие дебаты, как не в доме Перикла? Лучшего места не сыщешь. Я задал моему другу вопрос, который повторяю снова: готов ли ты согласиться, что правление является своего рода искусством?

– Да, это искусство, как и все, чем занимается человек, – насмешливо фыркнул Фрасимах. – Здесь нет предмета для спора.

– Прекрасно. – Сократ выдержал паузу, достаточную, чтобы Фрасимах утратил бдительность. – Однако медицина улучшает состояние больного, но никак не врача. Плотницкое ремесло делает крепче строение, но не строителя. Следовательно, можно ли утверждать, что искусство правления улучшает положение тех, кто подвластен правителю, а не его самого?

Фрасимах возбужденно посмотрел на Сократа:

– Что?.. Нет! Неужели все мои слова ты пропустил мимо ушей?

Бурлящий гнев Фрасимаха Сократ встретил легкой примирительной улыбкой.

Кассандра сделала еще один глоток.

– Справедливость хороша лишь в том случае, если она служит свободе, – заявила Кассандра, удивляясь своей смелости.

Возможно, это говорило в ней выпитое вино.

– Но разве справедливость не является сводом правил, которому все мы должны подчиняться? – спросил Сократ, адресуя вопрос обоим. – Разве она не противоположна свободе, что явствует из ее определения?

Фрасимах ответил первым:

– Нет, поскольку в мире, не имеющем правил, воцарилась бы анархия, и только самые сильные были бы свободны.

– Но можем ли мы утверждать, что тот мир отличается от мира, в котором мы живем?

– Разумеется, нет! – взбеленился Фрасимах.

– Погоди… что ты пытаешься сказать? – спросила Кассандра.

Слова Сократа изрядно затуманили ей разум, и теперь она хорошо понимала отчаяние Фрасимаха.

– Я никогда не пытаюсь что-либо сказать… – начал Сократ.

– Это правда, – раздраженно согласился Фрасимах.

– …я лишь развиваю ваши идеи, – докончил фразу Сократ.

Фрасимах запустил пальцы в остатки волос, выругался вполголоса, затем повернулся и ушел.

Сократ залился смехом, как мальчишка.

– Прошу меня простить. Никак мне не удержаться, чтобы его не подразнить. Вместо вопросов он ищет ответы.

– Мне тоже нужны ответы, – твердо заявила Кассандра. – Я ищу женщину, бежавшую из Спарты.

Рядом с ними на стене висело полированное бронзовое зеркало. Сократ посмотрел в него, приглашая Кассандру сделать то же самое. Молодая женщина посмотрела на собственное отражение.

– Вот та, которую ты ищешь, – улыбнулся Сократ.

– Очень умно. Но я ищу другую женщину. Ту, что покинула Спарту лет двадцать назад.

– Ты хоть представляешь, сколько путников посещает Афины только за один месяц, не говоря уже о двадцати годах?

– Нет, – вздохнула Кассандра. – Я даже не знаю, появлялась ли она в Афинах.

Сократ покачал головой, задумчиво пощипывая нижнюю губу.

– Если она странствовала по суше, держа путь на север, часть ее пути непременно пролегала через Арголиду.

Сердце Кассандры ушло в пятки. Молодая женщина ведь даже не знала, бежала ли ее мать по суше или по морю.

– Арголида обширна.

– Согласен, – ответил Сократ. – Но там хватает труднопроходимых гор и отъявленных разбойников. Путники редко отклоняются от проторенной дороги, которая проходит через Эпидавр и мимо храма, называемого святилищем Асклепия. Тамошние жрецы известны своим гостеприимством и готовностью помочь нуждающимся.

– Жрецы? Учитывая, через что прошла эта женщина, вряд ли она нашла бы с ними общий язык.

– Но там есть не только жрецы, – шепотом сообщил Сократ. – Мой друг Гиппократ – врач. Он в тех краях принимает больных и занимается своими медицинскими изысканиями. К жрецам никакого отношения не имеет, зато обладает феноменальной памятью на разные мелочи и прекрасно помнит лица. Однажды он чуть ли не до слез довел Фрасимаха тем, что разбил его доводы один за другим, молниеносно вспоминая различные подробности. Гиппократ вероятнее, чем кто-либо, мог запомнить женщину, идущую из Спарты на север. Насколько понимаю, она путешествовала одна?

Кассандра кивнула, тут же приняв решение.

– Я отправлюсь к Гиппократу, – сказала она, радуясь хоть какой-то зацепке и в то же время досадуя на скудность сведений.

– А я навещу отхожее место, – извинился Сократ, но вместо туалета прямиком направился к отдохнувшему Фрасимаху и вновь начал мучить друга-соперника своими едкими вопросами.

Кассандра же снова оказалась одна в толпе незнакомцев. Горбоносый, которому она так и не успела налить вина, продолжал спать, теперь уже в луже собственной блевотины. Двое других беззастенчиво пили прямо из амфор, а еще один гость вел спор со стеной. Кассандра остановилась возле троих вполне трезвых мужчин, на которых ей указывал Сократ: Еврипид, Софокл и Аристофан. Первые двое – поэты и возлюбленные – держались скромно и даже робко, третий же вклинился между ними, как топор. Губы комедиографа безостановочно двигались, и все, кто слышал его слова, сотрясались от хохота.

– Должно быть, вы видели мою пародию на Клеона? Я придумал ей название. «Оранжевая обезьяна». Как вам?

Стоявшие рядом вновь покатились со смеху, одобрительно кивая. Сам же Аристофан продолжал что-то бормотать себе под нос, переминаясь с ноги на ногу и размахивая руками в разные стороны. Потом все внезапно замолчали и посмотрели на Еврипида, еще не вынесшего суждения. Трагик разглядывал свои ноги, обутые в сандалии.

Устав ждать, Аристофан похлопал драматурга по плечу:

– Старик Еврипид любит повторять: «Хорошие люди живут тихо». Ты и сейчас это скажешь?

Еврипид открыл рот, но не произнес ни слова, ограничившись застенчивым кивком.

Аристофан, вновь завладевший вниманием публики, принялся шумно расхваливать собственные комедии, пересказывая их краткое содержание. Софокл подпрыгивал у него за спиной, пытаясь глазами встретиться с возлюбленным. Но, судя по всему, Аристофан не собирался так легко сдаваться и продолжал надоедать Еврипиду.

– На самом деле все трое очень любят друг друга, – сказал кто-то позади Кассандры тоненьким голосом.

Молодая женщина резко обернулась.

Перед ней стояла, кусая губу, девчонка-подросток с наивными глазами и виноватым, но в то же время дерзким выражением лица.

– Феба?

Феба порывисто обняла подругу за талию.

– Я ужасно по тебе скучала, – призналась девчонка со слезами на глазах. – Когда ты уплыла, Маркос поначалу заботился обо мне. Все шло хорошо, пока он не прознал про обсидиановый глаз. Маркос убедил меня ненадолго отдать глаз ему и обещал выручить за него вдвое большую сумму…

Глубокий вздох Фебы был красноречивее всяких слов.

– Феба, ты ведь не…

– Он все потерял.

– Иначе и быть не могло, – заскрипела зубами Кассандра.

– Потом он много дней ходил как в воду опущенный. Ожил, только когда задумал очередную глупость. Вот тогда он повеселел. Знаешь, что взбрело в его дурацкую голову? К северу от горы Энос есть богатое владение. Так Маркос решил украсть у хозяев целое стадо скота. При этом план был ужасно глупым: представляешь, я должна была нарядиться коровой! – Феба тряхнула головой. – В общем, через год после твоего отъезда я решила отправиться на поиски. Пробралась тайком на торговый корабль, который вез бревна в Пирей. Теперь я работаю у Аспа-сии, жены Перикла. Пусть я всего-навсего служанка, но здесь не надо надевать коровью шкуру. Я знала: рано или поздно ты обязательно появишься в Афинах. Говорят, все дороги ведут в этот город. А сегодня, когда я тебя увидела…

Феба умолкла. В ее глазах стояли слезы. Кассандра крепко обняла и поцеловала девчонку в макушку, наслаждаясь знакомым запахом волос. Из сердца рвались другие чувства, но их Кассандра подавила усилием воли.

– Почему ты не вернулась на Кефалинию? – допытывалась Феба. – Даже весточки не прислала, что с тобой все хорошо.

– Потому что у поручения, которое я отправилась выполнять, неожиданно выросли рога, щупальца и когти, – вздохнула Кассандра. – Представляешь, Феба, моя мать жива.

У девчонки округлились глаза.

– Жива? Но ты же говорила…

Кассандра приложила палец к губам. Феба была в числе немногих, кому была известна история Кассандры.

– Я сказала тебе то, что на тот момент считала правдой. Получилось, я ошибалась. Моя мать жива. А вот где она сейчас, я не знаю. Потому я и оказалась здесь. Возможно, кто-то из гостей Перикла что-то о ней знает.

– Аспасия тебе поможет, – убежденно заявила Феба. – Здесь все что-то знают понемногу, но она знает почти все. Аспасия такая же умная и проницательная, как Перикл. Или даже умнее и проницательнее мужа.

– Но где же она? – спросила Кассандра, не видя вокруг ни одной женщины.

– О, она здесь, – улыбнулась Феба, будто знала какую-то тайну.

Фукидид и его военные помахали пустыми чашами, подзывая Фебу. Девчонка закатила глаза и поспешила к ним.

Кассандра прошла в конец зала, прислонилась плечом к запертой двери и стала думать, к кому еще обратиться с расспросами о матери. Из-за двери доносились приглушенные голоса. Кассандра прислушалась. Каждое слово было для нее еще одной блестящей монеткой в мешочке с деньгами. Любая, даже незначительная подсказка могла бы направить ее в нужное русло.

– Шире, шире. Да… да! – сладострастно вскрикивали за дверью.

Странный всасывающий звук сменился чем-то похожим на хлопок, затем последовал стон наслаждения и несколько сладострастных возгласов. Кассандра инстинктивно выпрямилась и напряглась, словно и дверь была частью оргии. Но проделать это бесшумно она не смогла.

Изнутри послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась. На пороге стоял ладно сложенный молодой мужчина горделивого вида. У него были золотистые волосы, синие глаза и кремовая кожа. Из одежды на нем был лишь кожаный шнурок на шее и прозрачный шарф, обмотанный вокруг талии. «Гордо стоящий во всех смыслах», – подумала Кассандра. Молодая женщина склонила голову набок, чтобы получше рассмотреть комнату за спиной незнакомца. Помещение заливал неяркий свет масляных ламп. Горячий воздух был густо напоен курящимися благовониями. От купальни, устроенной ниже пола, шел пар. Жаром дышали и обнаженные тела. Мужчины и женщины совокуплялись повсюду: на кроватях, диванчиках, на полу и даже под столом. Блестели вспотевшие ягодицы, вздрагивали груди самых разнообразных форм и размеров. Руки и ноги переплетались диковинным образом.

– О, еще один припозднившийся гость? – улыбаясь, спросил незнакомец в шарфике.

– Возможно, – уклончиво ответила Кассандра, усмотрев новую зацепку.

– Алкивиад, племянник Перикла, – представился мужчина.

Поклонившись, он поцеловал собеседнице руку, жадно скользя глазами по ее фигуре.

– Я ищу женщину, – сказала Кассандра.

Улыбка Алкивиада стала еще шире. Он указал в сторону купальни, возле которой сидела немолодая пышнотелая женщина. Она похотливо оглядела Кассандру и провела языком по безупречным зубам. Черные волосы локонами ниспадали на ее плечи. Женщина призывно раздвинула ноги.

– Я имела в виду не это, – торопливо пробормотала Кассандра.

– Может, мужчину? – предложил Алкивиад, и шарф на его чреслах несколько раз дернулся.

– Смотря что этому мужчине есть мне сказать.

– Я расскажу тебе все, что ты желаешь услышать. Входи же. Смелее.

Алкивиад поманил ее. Кассандра опустила на пол чаши с водой и вином и вошла.

– Я ищу женщину по имени…

Алкивиад обнял ее за талию, не дав договорить, и быстро захлопнул дверь. Другой рукой он принялся водить по ее груди. Кассандра сжала пальцы в кулак, испытывая сильное желание ударить нахала в челюсть. Ей сразу вспомнился незадачливый спартанский ухажер в лагере Стентора… Но племянник Перикла мог что-то знать, поэтому Кассандра решила немного подыграть ему.

Она разжала пальцы и потянулась губами к губам Алкивиада. Мужчина довольно усмехнулся. Они поцеловались. Его губы были влажными и жаркими, а его язык сразу же проник ей в рот. Мускулистые руки обвили Кассандру, словно плющ колонны в зале. Алкивиад подталкивал ее в сторону единственного свободного диванчика. Кассандра уперлась ладонью в мускулистую грудь и прервала поцелуй, зная, что рыбка у нее на крючке.

– Я ищу женщину, которая много лет назад бежала из Спарты, – мягко сказала она.

Алкивиад разочарованно засопел. Его губы жаждали новых поцелуев. Глаза оставались полузакрытыми. Сообразив, что продолжения не будет, пока он не ответит, племянник Перикла покачал головой, словно разгоняя дурман желания.

– Бежала из Спарты? Никто не может сбежать из Спарты. Она бежала одна? – Алкивиад шумно выдохнул. – Допустим, ей это удалось и она добралась до Афин. Но женщину, явившуюся без мужского сопровождения, сразу бы арестовали. В Фивах, Беотии и во всех прочих местах с ней поступили бы схожим образом. Если беглянка не обделена умом, она бы отправилась в единственное место, где женщины могут чувствовать себя свободными и независимыми.

Кассандра выжидательно сверлила Алкивиада глазами.

– Коринф, – выждав паузу, продолжил мужчина. – Сердце того города – храмовые гетеры. Да, они ложатся с мужчинами за деньги и подарки, но лишь потому, что такова воля богов. Они сильные, свободные…

Взгляд Алкивиада на мгновение сделался отсутствующим, а губы сладострастно изогнулись. Он явно бывал в коринфских храмах и отнюдь не ради поклонения богам.

– Неистощимые на выдумки, – со вздохом добавил он.

Кассандра щелкнула пальцами, возвращая Алкивиада с небес на землю. Он мотнул головой, словно отгоняя наваждение.

– Антуса. Вот с кем тебе надо там поговорить. Коринф подвластен ей в той же мере, в какой Афины – Периклу… – Алкивиад вздохнул, оглянулся на дверь и добавил: – Во всяком случае, пока.

За дверью послышался чей-то напряженный и даже испуганный голос. Кассандре показалось, что это Геродот.

Молодая женщина отошла от своего спутника, намеренно задев рукой его шарф.

– Спасибо за подсказку, Алкивиад. Когда мы встретимся снова, быть может, я окажусь сговорчивее.

Алкивиад оглядел ее с головы до пят и снова вздохнул, сообразив, что эта женщина сегодня принадлежать ему не будет.

– Сделай одолжение. Если увидишь Сократа, пошли его сюда. Я целую вечность гоняюсь за ним, но он каждый раз выворачивается, затуманивая мне мозги словами. Юркий, как кот.

Кассандра выскользнула из комнаты оргий, вернувшись в андрон. Геродота нигде не было. Она вертела головой во все стороны и вдруг застыла, ошарашенная, словно увидела призрака. Внешне он ничем не отличался от прочих гостей. Одет хорошо, но неброско. На плечах экзомис, на ногах – кожаные сандалии. Он негромко беседовал со спутниками Фукидида. Вскоре Кассандра уже знала его имя: Гермипп. Квадратная бородка, жирные темные волосы зачесаны назад без пробора. Кассандра не обратила бы на него внимания, не заметь она бельмо на глазу и… свежие шрамы на запястьях. Следы недавно зарубцевавшихся ран. Ей вспомнилось другое сборище, куда более мрачное, чем это. Фанатик в маске, поранивший себе руки о зубы каменной змеи, чтобы совершить приношение крови.

«Не позволяй крови на клаках запечься. Соверши приношение…»

Кассандра застыла, следя за Гермиппом и не зная, как быть дальше. Известно ли культисту, что она здесь? Зачем он явился на виллу Перикла? Задумал убить афинского предводителя? А почему в зале не видно Фебы? Куда она подевалась? Сердце Кассандры билось все быстрее, уподобляясь скачущей лошади. Она вернулась в угол зала. На столике стояла разливная чаша и несколько пустых, оставленных гостями. Взяв первую попавшуюся, Кассандра наполнила ее до краев. «Пусть пялятся на меня и сплетничают, что я не брезгую неразбавленным вином, – сердито подумала она. – Но мне сейчас отчаянно нужно выпить».

Кассандра поднесла чашу к губам, и вдруг чья-то рука тронула ее локоть.

– Делай вид, будто пьешь, но ни в коем случае не пей, – послышался мелодичный, но твердый женский голос. – Гермипп отравил это вино. Стоит тебе сделать несколько глотков, и ты мигом потеряешь сознание. А потом с тобой может случиться одно из двух: или ты не проснешься вообще, или же очнешься в какой-нибудь черной пещере, скованная цепями и находящаяся в полной власти Гермиппа и его своры.

Тело Кассандры покрылось гусиной кожей, но она подчинилась неизвестной доброжелательнице и добросовестно изобразила, как «пьет» вино. Гермипп то и дело поглядывал в ее сторону. При виде «пьющей» Кассандры ямочки на его щеках стали глубже, а на лице появилась довольная улыбка.

Кассандра зашла за колонну и скрылась в тени. Там, невидимая Гермиппу и остальным, она повернулась к обладательнице сильного голоса. Перед ней стояла женщина в пурпурной столе и золотистом нагруднике. Красивая. Судя по лицу, старше Кассандры. Темные волосы были убраны в аккуратный пучок, лицо покрыто пудрой и румянами. Губы женщины были искусно подкрашены охрой, отчего казалось, что их обладательница слегка улыбается. Присмотревшись, Кассандра увидела, что губы ее доброжелательницы плотно сжаты. Темные глаза женщины – два бездонных колодца, – казалось, видели людей насквозь.

– Аспасия? – шепотом спросила Кассандра.

Та кивнула.

– Феба сказала, что тебе может понадобиться моя помощь. Теперь ты точно в ней нуждаешься. Гермипп наверняка здесь не один. Вскоре он убедится, что отрава на тебя не подействовала. Но у них, конечно же, есть запасной вариант. Испытывать судьбу глупо и опасно. Тебе необходимо покинуть виллу, покинуть Афины… немедленно.

В голосе Аспасии странным образом сочетались дружелюбная мягкость и твердость зубила, ударяющего по камню.

– Но я проделала долгий путь ради встречи с этими людьми. Я ищу свою мать. Мне дали пару зацепок: встретиться с врачом в Арголиде и с какой-то коринфской гетерой. Завтра, быть может, я и покину город, но сегодня я должна поговорить с…

Договорить она не успела. В неосвещенном коридоре Кассандра заметила пару движущихся теней.

– Если сегодня ты умрешь, твои поиски закончатся, не начавшись, – прошипела Аспасия, хватая свою собеседницу за руку. – Довольствуйся тем, что сумела узнать. Отправляйся в те места, ищи дальше, а сюда вернешься, когда исчезнет угроза твоей жизни.

Кассандра бросила взгляд в другую часть коридора, заметив и там пару теней.

– Идем со мной, – прошептала Аспасия и втолкнула молодую наемницу в небольшую комнату, закрыв дверь.

Оказавшись там, Аспасия подошла к стене и повернула потайной рычаг. Часть стены сдвинулась в сторону, открыв затянутую паутиной лестницу, уходившую куда-то вниз.

– Этот проход ведет в нижний город. Там тебя уже дожидается мой человек, с которым ты в целости и сохранности достигнешь пирейских причалов.

– А Геродот?

– Он уже с моим человеком.

– А Феба?

– Ей безопаснее остаться здесь, – теряя терпение, ответила Аспасия и вытолкнула Кассандру на лестницу. – Поскорее добирайся до своего корабля и уплывай… Иди же!