Темнота длилась целую вечность. Очнулась Кассандра от удара плетки с шипами.

– Поднимайся, сука! Раз тебе хватает сил бормотать во сне, сумеешь и ноги переставлять.

Голова у Кассандры раскалывалась. В горле пересохло так, будто ей целый год не давали воды. Судя по ощущениям, ее сейчас стаскивали с носилок. Кассандра не могла заставить себя открыть глаза. Из живота поднималась густая волна тошноты. Больше всего ей хотелось снова лечь, но запястья ее были крепко связаны, а потом кто-то дернул за конец веревки, вынуждая брести. Тогда Кассандра открыла один глаз и в ослепительном блеске солнца увидела место, где находилась. Похоже, это была Аркадия. На траве лежал иней. Листва на деревьях переливалась оттенками желтого и золотого. Впереди длинной вереницей шли афинские воины. За ними тянулись повозки, а за повозками – стадо мулов. Кассандру привязали к одному из этих вьючных животных. Подобным образом были привязаны и множество других спартанских пленников. Их туники превратились в лохмотья, сквозь которые просвечивали корки шрамов и следы ожогов. Нечесаные грязные волосы лезли в глаза.

– Да, сука, разбили мы вас наголову, – прошамкал беззубый афинский надсмотрщик.

Кассандра пропускала его слова мимо ушей, пока надсмотрщик не ударил ее плеткой по спине. В ушах зазвенело, рот открылся в немом крике. Кассандра пошатнулась и сползла на землю, но надсмотрщик схватил ее за волосы, рывком поставив на ноги.

– Еще раз упадешь, отрежу тебе ноги и оставлю на съедение волкам.

Сбоку от Кассандры брел пленный тегеанец.

– Мы почти спасли обреченных спартанцев, – прошептал он. – Появись мы чуть раньше, победа была бы за нами. Но остров в ту ночь оказался смертельной западней. Кого не захватили в плен, оставили гореть заживо. Для Спарты это стало позорным поражением. Эхо случившегося теперь катится по всей Элладе. Там, где прежде боялись даже говорить о спартанцах, нынче открыто смеются над ними. – Пленный тяжело вздохнул. – Хуже всего то, что Спарта предложила мир в обмен на наше освобождение.

Он махнул головой, указывая на колонну пленных.

– Мир? – шепотом переспросила Кассандра. – Тогда почему нас ведут на север, а не в Спарту?

– Афины отвергли предложение. Говорят, Клеон распалил афинян до неистовства, убеждая воспользоваться открывшейся возможностью. Он призвал раздавить Спарту, как букашку.

Кассандра закрыла глаза. Культ получил столь желанную победу Афин. Они снова жестко управляли ходом войны… и всей Элладой.

– Ты и твои соплеменники храбро сражались, – сказала она тегеанцу. – Вашу жертву никогда не забудут.

– Воспоминания не накормят мою жену и троих дочерей, – тихо ответил он.

Дальше они шли молча. Иногда Кассандра слышала знакомый орлиный клекот. Икар летел следом, глядя на хозяйку с высоты. «Держись от меня подальше, дружище, – подумала она. – Приближаться ко мне опасно».

Афинская армия и колонна пленных беспрепятственно передвигались по землям недавних союзников Спарты. Через месяц пути они достигли Аттики, где землю успел сковать осенний иней. В Афины входили со стороны суши. У ворот афинских солдат встретили хвалебными песнями. Улицы были засыпаны лепестками цветов. Только сейчас Кассандра по-настоящему прочувствовала всю сокрушительность поражения на Сфактерии.

На афинских улицах куда ни глянь – спартанские щиты, прибитые к стенам домов в качестве трофеев. Щитами погибших и плененных на острове размахивали перед бредущей колонной. Для знаменитых воинов Священной земли это была крайняя степень позора. Помимо спартанских, к стенам были прибиты и тегеанские щиты. Заметив их, спутник Кассандры в отчаянии вздохнул, прошептав:

– Вечное бесчестье.

Пленные брели по афинским улицам. Над их спинами свистели плетки распоясавшихся надсмотрщиков. Кассандра помнила Афины, когда там свирепствовала чума. Сейчас ничто не напоминало о тех временах. Там, где некогда громоздились штабеля трупов, стояли возбужденные горожане. В пленных летели гнилые овощи. Их оплевывали, осмеивали, осыпали проклятиями. Когда колонна пересекала агору, какая-то женщина, выскочив из дома, выплеснула на Кассандру и ее спутников целое ведро еще теплых нечистот.

В том месте, где к агоре подходили длинные стены и начиналась дорога в Пирейскую гавань, стояли кучки матросов. Они дожидались тегеанских пленных.

– Нас отвезут в колонии, – сказал тегеанец. – Скуют ноги кандалами и заставят работать под жгучим солнцем на полях. Или загонят под землю, на серебряные копи. Я слышал, в этих темных ямах люди слепнут. Большинство, промучившись несколько лет, кончают с собой.

Тегеанца грубо оттащили от Кассандры и с полусотней соплеменников погнали, будто стадо мулов, к гавани. Та же участь постигла и сотни других пленных. Надсмотрщики окружили Кассандру и немногих оставшихся спартанцев. Беззубый ткнул в ее сторону грязным пальцем:

– А тебе… уготована иная судьба. Каждый новый день будет хуже вчерашнего, – злорадно сообщил он.

Но на ее плечо легла другая рука.

– Постой. Спартанских пленных велено оставить здесь. На тот случай, если у спартанцев возникнет мысль осадить Афины. Пленных разместят на мукомольнях и заставят работать, пока пальцы до костей не сотрут. А вот эта пойдет со мной.

– Конечно, господин, – торопливо согласился надсмотрщик, пятясь назад и подобострастно кланяясь.

В сердце Кассандры вспыхнула было надежда… Но затем молодая женщина обернулась.

Перед ней стоял Клеон. Рыжие кудри были убраны назад, а борода – тщательно расчесана. Лицо нынешнего афинского правителя кривилось от злости. Под его плащом Кассандра разглядела очертания знакомого предмета. Маска.

– Ты – один из них?

– Самый опасный из всех, – прошептал он.

Двое караульных схватили Кассандру за плечи. В затылок уперлось острие кинжала. Молодую женщину повели на другой конец агоры; туда, где стояло мрачное здание тюрьмы.

«Туда отправляют души, обреченные на забвение», – вспомнились ей слова Геродота.

– Нет, – прохрипела Кассандра, делая слабые попытки сопротивляться. – Нет!

Потянулись месяцы заточения в каменной клетке. Единственным посланцем из внешнего мира был прямоугольник солнечного света, пробивавшийся сквозь маленькое зарешеченное окошко в потолке. Появляясь, он торопливо скользил по грязным плитам пола и быстро исчезал. Решетки на двери камеры почти упирались в пол. Сама дверь имела небольшой зазор, позволявший видеть узкую полоску коридора. Пол его был устлан сеном. Кассандра часами смотрела на эту полоску. Из входной тюремной двери поддувало, и ветер слегка ворошил сухие травинки. Хоть какое-то движение.

Худшей пыткой для Кассандры было, не видя внешнего мира, слышать его звуки. Многоголосый шум агоры, затихший на зиму, пробудившийся по весне, а к лету набравший былую силу. Летом в камере стало душно. Дни проходили совершенно одинаково. Кассандра не видела ничего, кроме стен камеры и юркого прямоугольника солнечного света. К ней никто не приходил. Раз в день приносили скудную трапезу. Внизу двери открывалась деревянная ставня, и грязная рука опускала на коридорный пол по ту сторону двери какую-никакую еду – миску жидкой пшеничной каши и кружку отвратительной воды, отдающей гнилью, – с тем расчетом, чтобы узница сумела дотянуться до нее из камеры.

Отправляя ее в тюрьму, Клеон не снизошел до объяснений. Да и зачем? Кассандра сама все поняла, едва щелкнул замок на двери ее камеры и перестали греметь цепи. Для афинского правителя наемница была запасным вариантом, и только. Заменой, если культу понадобится новый предводитель… точнее, новый палач. Но разве культ испытывает потребность в переменах? Они и так завладели почти всем миром. Вот только что осталось от самого культа? Клеон и жалкая горстка мерзавцев в масках? Кассандра потеряла счет культистам, которых они с Миррин убили за последние годы. Из тех сорока двух, кого она видела в пещере Геи, в живых не осталось почти никого.

Их призраки донимали Кассандру по ночам, когда Афины затихали. Молодой женщине снились лица, скрытые масками. Призраки окружали жалкую постель узницы – грязную охапку сена. На всех масках – одинаковые, отвратительные улыбки. Днем Кассандре удавалось оберегать разум от тягостных мыслей. Подпрыгнув к потолку, молодая наемница хваталась за железные прутья решетки, повисала на них и подтягивалась, упражняя руки. Сквозь решетки виднелся кусочек неба с пробегающими облаками. Благодаря упражнениям ее руки, плечи и спина оставались сильными и крепкими. Но Кассандра тосковала по бегу. Как же ей хотелось нестись по пересеченной местности, чувствовать дуновение ветра, вдыхать ароматы летних лугов… а не вонь афинской агоры.

Как-то ночью ее разбудил шум. Кассандра догадалась: в соседнюю камеру втащили нового узника. Каменная стена между камерами не позволяла видеть соседа. Зато Кассандра ловила каждое слово, и эти звуки были для нее словно драгоценные камни.

– Говори, где ты это нашел? Где? – гремел голос невидимого тюремщика.

За последним вопросом последовал звук удара в челюсть, за которым тут же последовал стук выбитых зубов, разлетевшихся по полу.

– Я… я не знаю, – заскулил узник. – Я потерпел кораблекрушение и не знал, где нахожусь. Как я могу рассказать о том, чего сам не ведаю?

– Мы будем каждый день избивать тебя до полусмерти, пока не вспомнишь, – захохотал второй надсмотрщик.

Когда тюремщики ушли, Кассандра припала ртом к стене, разделявшей камеры, и шепотом спросила:

– Кто ты?

– Умоляю, не заговаривай со мной. Если они услышат, то вернутся и изобьют меня до полусмерти.

– Почему?

– Потехи ради. И чтобы выбить из меня тайну, которую мне нельзя раскрывать.

– Они нас не услышат. Тюремщики заперли дверь и отправились в ближайшую таверну. Там им веселее, чем с нами.

Узник ответил не сразу.

– Я… нашел то, что они ищут.

– Они? Ты говоришь про культ?

Вопрос насторожил узника. Некоторое время он молчал, затем прохрипел:

– Да. Те, кто носят маски. Вся афинская стража подчиняется их приказам.

– А почему бы тебе не рассказать им о твоей находке?

– Если они разыщут те письмена, мир захлебнется в огне… Я и так сказал тебе слишком много, – спохватился он.

За весь остаток ночи он больше не сказал ни слова. Каждый из последующих дней начинался с избиения узника тюремщиками. После их ухода Кассандра пыталась успокоить несчастного и отвлечь каким-нибудь обыденным разговором. Но ему было не до бесед. Он погружался в полубредовое состояние и что-то бормотал себе под нос.

В очередной день избиение повторилось.

– Выкладывай свою тайну, вонючий пес, – хохотали тюремщики, один за одним ломая узнику пальцы.

Кассандра обхватила колени, подтянув их к груди, и закрыла глаза. Она желала только одного: чтобы страдания этого бедняги поскорее закончились. Уходя, кто-то из тюремщиков пообещал:

– Завтра переломаем тебе пальцы на ногах.

Как всегда, узник скулил от боли, только сегодня его бормотания были громче, и Кассандра слышала каждое слово.

– Дорогая Фотина, надеюсь, ты жива и здорова. Да благословит Деметра земли Наксоса, и урожай убережет тебя от голода. И да благословит Ариадна виноградные лозы… Ненаглядная Фотина, как же я тоскую по твоим ласкам… Нежнейшая Фотина… сколько лет прошло с тех пор, когда в последний раз ты дарила мне свою любовь, но…

От удивления Кассандра широко распахнула глаза – она начинала догадываться, с кем свела ее судьба в афинской тюрьме.

– Твоя жена – Фотина с острова Наксос? – спросила молодая наемница, вспоминая недолгую любовь Варнавы и островитянки.

Узник не ответил.

– А ты – мореход Мелитон?

Ответ на этот вопрос последовал почти незамедлительно:

– Тебе стражники рассказали? Может, они еще и платят тебе, чтобы выведала мою тайну?

– Однажды ты разговаривал с Геродотом, – продолжала Кассандра, – и рассказал ему, как после кораблекрушения тебя вынесло на остров Тира… Поведал о странных письменах и об утраченном знании Пифагора.

– Тише! – зашипел Мелитон. – Хорошо, мы с тобой поговорим, но обещай, что не произнесешь этого имени вслух еще раз, иначе нас обоих убьют.

Они проговорили весь день и вечер. Мелитон рассказал Кассандре о своих приключениях на Тире. Он с большим почтением отзывался о Геродоте и подтвердил опасения историка насчет того, что культисты разыщут утраченную мудрость… Этот разговор оказался для мореплавателя последним. Ночью в камеру Мелитона явились тюремщики. Его избивали с особой жестокостью. Потом кто-то наступил ему на голову, раздавив сапогом череп. Кассандра слышала этот ужасный хруст. Затем – стук ног, когда тело Мелитона выволакивали из камеры.

И вновь молодая наемница осталась в одиночестве.

Лето сменилось осенью. Духота – холодом. Кассандра вновь начала видеть призраков в масках. Теперь они являлись ей не только в снах, но и в часы бодрствования. Среди них был и Деймос. Кассандра видела их боковым зрением во время упражнений – приседаний, прыжков, вставаний без рук и тому подобных. Очень часто она представляла, как, держа в руке копье Леонида, стремительно поворачивается и разит копьем призраков, обращая их в бегство. Кассандра настолько привыкла к этим сражениям, что встречала призраков смехом и кричала от радости, когда они исчезали, не выдерживая ее натиска.

Как-то утром ее разбудили скребущие звуки. «Должно быть, крыса», – решила узница. Но звуки доносились не снизу, а сверху. Кассандра вскинула голову. Какая-то птица заслонила собой окошко в потолке камеры. Неужели Икар? Прежде чем молодая женщина успела проверить догадку, птица улетела, что-то уронив узнице на голову. Кассандра вскрикнула от неожиданности, поймав маленький глиняный диск. На нем было нацарапано всего одно слово: «Готовься». Кассандра снова подняла голову к окошку в потолке. «К чему?» – мысленно спросила она.

И снова бесконечной вереницей потянулись дни. И снова призраки в масках обступали ее со всех сторон. Однажды Кассандра увидела призрак Деймоса, но не внутри камеры, а в коридоре, через верхнее окошко двери. Их разделяли только прутья решетки.

Кассандра сделала вид, что не замечает брата, а затем стремительно подскочила к прутьям и ударила Деймоса своим «копьем» в грудь.

Он не исчез.

– Сестра, – произнес Деймос.

Это слово разнеслось по тюрьме, будто дробь барабана.

Кассандра пыталась удержать равновесие, сохраняя боевую стойку. Первое слово, обращенное к ней за долгие месяцы. Деймос был в белой тунике и на этот раз – без доспехов.

– Я все пытаюсь понять, что́ ты тогда хотела сделать со мной на Сфактерии.

– Спасти тебя, – ответила Кассандра, удивляясь своему голосу, изменившемуся за месяцы вынужденного молчания.

– Странно. Последним, что я помню, было твое копье, лишившее меня сознания, – мгновенно ответил Деймос. – Ты не в первый раз бросаешь меня умирать.

– Тебя в этом убедил культ?

– Нет. Это просто то, что я знаю.

– Тогда зачем ты пришел сейчас? – с холодным смехом спросила Кассандра. – Перерезать мне горло?

– Это я могу сделать в любой момент. Даже сейчас, – ответил Деймос, в голосе которого послышались первые раскаты гнева.

Кассандра вдруг ощутила глубокую покорность судьбе. И даже угрозы Деймоса ее не пугали. Потом узница заметила, как настороженно ее гость оглядывается по сторонам. Словно проверяет, что рядом никого нет.

– Расскажи мне обо всем, что тебе известно, – потребовал Деймос, обхватывая решетку и вдавливая лицо в просвет между прутьями.

– Я думала, культисты ничего от тебя не скрывают. Выходит, ты на их стороне, а вот они – не на твоей. Ты ведь знаешь, зачем меня держат здесь. Не отпирайся. В качестве замены тебе.

Деймос сверкнул зубами. Его руки впились в прутья, дергая решетку.

– Считаешь, что мне есть замена? Думаешь, я – их марионетка? Культ без меня – пустое место.

– Это тебе тоже сказали они?

– Не дразни меня, сестра. – Деймос вновь огляделся по сторонам. – Пожалуй, мне и впрямь стоит тебя убить, чтобы опровергнуть твои нелепые догадки и показать, что ты ничего собой не представляешь.

– Так открывай решетку, входи.

Сердце Кассандры забилось быстрее. Хватит ли ее ногам силы, чтобы воспользоваться моментом?

Деймос тем временем сменил гнев на милость:

– Сначала ты мне расскажешь свою искаженную версию событий. Почему в ту ночь родители отступились от меня?

Замысел побега разбился о давнее желание Кассандры объяснить брату, как все было на самом деле. Ее мысли понеслись галопом, словно табун фессалийских скакунов, но узница ухватилась за невидимые поводья и замедлила бег коней, вспомнив разговор с Сократом. Лучший способ победить в споре – это позволить собеседнику самому сделать выводы, сходные с твоими. А вспомогательными средствами служат простые вопросы и обыкновенная логика. Кассандра опустилась на корточки, предложив Деймосу сделать то же самое по другую сторону двери.

– Что ты помнишь о той ночи? – спросила она. – Я спрашиваю не о воспоминаниях, показанных тебе золотой пирамидой. Что помнишь ты сам?

Деймос тоже присел на корточки, запустив одну руку в волосы.

– Помню мать, отца… тебя. Вы все смотрели, как старик взял меня на руки и поднял.

– Что за старик?

Деймос наморщил лоб:

– Вроде… эфор.

– Да, так оно и было.

– Но почему? Я же не родился больным или хромым.

– Нет. Но тебя поцеловали ядовитые губы оракула.

Глаза Деймоса обшаривали пространство камеры за спиной Кассандры.

– Ты знаешь, кто вкладывает слова в уста пророков.

Деймос медленно кивал, продолжая смотреть поверх сестры.

– Младенец, судьба которого столь ужасна, что его надлежит сбросить с горы. Но что привело к такому пророчеству?

– Пифия заявила: если оставить тебя в живых, Спарта падет. И Спарта поступила так, как поступала и поступает всегда. Дожидаться, пока ты вырастешь, было слишком большим риском. Когда ты выжил, тебя забрали культисты, воспитав своим предводителем… а по сути – живым оружием.

– Я сам себя воспитал, – прорычал Деймос, глядя на Кассандру глазами разъяренной гончей.

– Кем? Ты хотел быть таким?

– Культ считает меня богом. Они мне поклоняются!

– Ты в этом уверен? – усмехнулась Кассандра.

Деймос вскочил на ноги. Его грудь тяжело вздымалась, как после бега. Он стал ходить взад-вперед перед решеткой.

– Мала́кас! – выругался Деймос. – А твои кости никак из золота? Похоже, с горы сбросили не того ребенка! Нет… меня в ту ночь спасли, оторвав от моей никудышной семьи.

– Что последнее ты помнишь перед падением?

Деймос остановился:

– Я помню… взгляд. Последний взгляд.

– Это было, когда я бросилась к краю горы в попытке отнять тебя у эфора… – Кассандра тряхнула головой, отгоняя подступавшие слезы. – Я не сумела тебя спасти. Столкнула эфора, и он разбился насмерть. Тогда и меня сбросили с горы в качестве наказания за содеянное. Моя прежняя жизнь тоже оборвалась.

– Героиня трагедии, – рявкнул Деймос, но посмотреть сестре в глаза не отважился.

– Пойми, Деймос: винить нужно только культ. Даже отец оказался их жертвой. Верный своему долгу, ослепленный спартанской гордостью. Мне понадобилось более двадцати лет, чтобы понять, в каком положении он оказался. Если бы он не выполнил требований оракула, вся наша семья была бы опозорена.

– Опозорена? – гневно переспросил Деймос. – Неужели это было бы хуже, чем положение, в каком мы находимся сейчас?

– Не только я тебя искала. Мама тоже.

– Что?

Деймос остановился как вкопанный.

– Она спустилась в ущелье, заваленное костями, чтобы тебя найти. И нашла.

Деймос молча смотрел на сестру.

– Мама покинула Спарту, поспешив отнести тебя к целителям. Первой, кто встретился ей на пути, оказалась культистка Хрисис. Она солгала матери, сказав, что ты умер.

Теперь и руки Кассандры вцепились в прутья решетки.

– Как ты не понимаешь? Ты – орудие в руках Клеона и прочих культистов. Если бы ты верил, что они говорят тебе всю правду, ты бы не пришел ко мне. – Кассандра махнула в сторону агоры. – Такова стратегия культа. То, что им в данный момент полезно, развивается и даже процветает. Это касается тебя. Это касается Афин. Нечто подобное они когда-то сделали со Спартой, внедрив в круг эфоров своих людей. Даже один из спартанских царей оказался их ставленником. Но когда человек или целое государство перестают быть полезными культистам, их выбрасывают или уничтожают.

– Власть Клеона в Афинах нынче прочна, – сердито бросил Деймос. – Расставаться с ней он не намерен. Клеон хорошо помнит, кто помог ему прийти к власти. Он не настолько глуп, чтобы недооценивать мою роль.

Пальцы Деймоса сжимали прутья рядом с пальцами Кассандры. Носы брата и сестры почти соприкасались.

– Культ никогда не будет управлять мной. Ведь это я приношу им победу в их войнах.

– Какой ценой… Алексиос? – спросила Кассандра, глядя брату в глаза.

Деймос вздрогнул.

– Любой, – прошептал он. – Ведь ты действуешь точно так же… мисфиос?

Кассандра не знала, сколько времени они простояли, молча глядя друг на друга. А потом громко хлопнула входная тюремная дверь.

Вошедший Клеон глянул на Кассандру так, словно она была куском мяса. Деймос с виноватым видом отошел от решетки.

– А мы тебя, Деймос, повсюду ищем, – раздраженно бросил ему Клеон. – Вот уж никак не думал найти тебя… здесь.

– Я приходил… Не имеет значения, – тряхнул головой Деймос, избегая сердитого взгляда афинского правителя.

– Ты приходил ее убить? – догадался Клеон, выгибая бровь. – Это, парень, не твоя задача. Ступай. Немедленно!

Клеон щелкнул пальцами, указывая на дверь.

– Я – не твоя марионетка, – рявкнул Деймос. Теперь он смотрел Клеону прямо в глаза. – А ты – не мой хозяин.

Клеон выдержал взгляд Деймоса. На лице афинского правителя появилась масленая улыбка.

– Разумеется, предводитель, – уже мягче ответил он. – Я просто тревожусь за твое благополучие.

Деймос пожал плечами.

– Делай с ней, что хочешь, – прошипел он и повернулся, собираясь уйти.

Его взгляд последний раз пересекся со взглядом Кассандры. Затем Деймос стремительно покинул тюрьму.

Клеон смотрел на узницу. Руки он держал сцепленными на поясе, словно толстяк, наевшийся до отвала. От его тщательно расчесанных рыжих волос и ухоженной бороды исходил сладковатый запах воска. На нем была туника Перикла.

– Ничто так не идет живому, как одежда мертвеца, – сухо заметила Кассандра.

– Стратегия Перикла привела Афины на край гибели, – усмехнулся Клеон.

– И потому ты велел его убить.

– У перепелиных яиц бывает превосходный желток. Но, не разбив яйцо, не добудешь желтка. Перикл нам мешал. Его убийство и последующий захват Сфактерии были лишь началом. С тех пор я пожинаю победу за победой, а сияние моей славы становится все ярче. Мы предлагали жителям нейтрального острова Милос взять их под афинское крыло. Они отказались. Тогда мы сокрушили их городишко, а остров забрали себе. Эгейцев, которые дерзнули объединиться со спартанцами, мы разбили наголову. Вскоре пал спартанский остров Китира, и теперь он тоже наш. Я становлюсь легендарным правителем. Я способен достичь чего угодно.

– Поднять сумму податей до заоблачных высот? Или отправить молодых неопытных афинских воинов на верную смерть? Даже сюда долетают разговоры прохожих. Так я узнала о разгромном поражении в Делии. Сколько воинов полегло там? – язвительно спросила Кассандра. – Когда меня только затолкали в этот каменный мешок, я слышала песни и восторженные крики. Где они нынче? До моих ушей доносятся стоны и жалобы. Люди сетуют, что ты одержим завоеваниями и полностью отвергаешь мирные переговоры и разоружение. Когда-то афиняне ошибочно приняли тебя за героя. Сегодня ты для них уже не герой, и…

– И мой следующий бросок будет самым впечатляющим, – перебил ее Клеон. – Мне донесли, что на Лесбосе, в тамошнем городе Митилена, объявились мятежники. Если верить слухам, они собрались вступить в переговоры со спартанцами, чтобы разрушить Пелопоннесский союз.

– Что ты с ними сделал? – спросила Кассандра, заметив нескрываемое зло в глазах Клеона.

– Я? Представь себе, ничего, – засмеялся Клеон. – Мои советники проголосовали в пользу отправки флота на Лесбос, и корабли подняли паруса. Население Митилены и их солдаты бунтуют, лишь пока живы. А если их истребить, все бунты прекратятся!

– Очередная жестокость? Когда Акрополь насмехался над тобой и называл орущей обезьяной, я думала, причина в твоей громкой глотке и отталкивающей внешности. Того и другого у тебя не отнимешь, однако теперь я понимаю: внутри ты такой же, как и снаружи. Ты готов землю носом рыть, цепляться за любую возможность, идти на любые злодеяния, только бы удержаться у власти. Это и есть тирания в чистом виде. Перикл не потакал животному началу в людях. Он стремился научить их думать о более возвышенных вещах, понимать демократию и величие разума.

– Демократию? – улыбнулся Клеон. – Кто только о ней не болтал! Многие желали занять место во главе стола. Но правителем Афин может быть только один человек. И этот человек… я.

Клеон ткнул себе в грудь, и его лицо расплылось в самодовольной улыбке.

– А теперь мне пора. На севере, близ Амфиполиса, назревают беспорядки. Спартанцы попросту не знают часа своей гибели. Сейчас они пытаются завладеть севером и прибрать к рукам золото, серебро и отменную древесину. Я уже чую аромат скорой победы. Как только я их разобью, мне откроются ворота на север. Фракия окажется под моей властью. Ты уже догадываешься, какая участь ждет твоих соплеменников?

Кассандру прошиб холодный пот.

– Когда-то царь Ситалк обещал предоставить в распоряжение культа свою многочисленную фракийскую армию: сто тысяч копьеносцев и пятьдесят тысяч конников. Неистовых, свирепых воинов. Ситалк уже умер, но его армия почти не уменьшилась. Они откликнутся на мой призыв и подомнут под себя всю Элладу. Нас ждет эпоха управления и порядка.

Кассандра с упавшим сердцем смотрела на безумца перед ней.

– Вот так-то, наемница, – щелкнул пальцами Клеон. – Культ одерживает победу за победой. А твоя песенка спета. Ты упустила момент и отвергла шанс стать одной из нас. Теперь… тебя ждет конец.

Клеон ушел. В камеру вошли двое тюремщиков, вооруженных топорами. Угрюмые физиономии обоих говорили сами за себя. Войдя, они защелкнули замок дверной решетки. Один ухмылялся, вертя в руках топор.

– Клеон велел сделать тебе побольнее… Оттяпай ей ноги, – сказал тюремщик, поглядев на напарника.

Второй замахнулся топором, собравшись отсечь узнице ступни. Кассандру выручил инстинкт воина. Она подпрыгнула, ухватившись за прутья потолочной решетки. Топор просвистел там, где только что находились ее ноги. Кассандра молниеносно прыгнула на голову первому тюремщику. Громко хрустнули сломанные шейные позвонки. Тюремщик повалился на пол. Кассандра выхватила у него топор, отразив удар второго. Этого она толкнула к стене и, стремительно повернувшись, ударила по ухмыляющемуся лицу. Топор застрял в кладке стены вместе с верхней половиной его головы. Нижняя половина и туловище сползли вниз, заливая пол черной кровью.

Дрожа от напряжения, Кассандра склонилась над первым тюремщиком, сорвав с его пояса ключи. Молодая женщина быстро открыла дверь камеры, но не успела она вдохнуть сладостный запах свободы… как услышала громкий топот ног. Недавнее сражение отняло почти все силы у ее оголодавшего тела. Новых поединков Кассандре не выдержать.

– В атаку! – послышался знакомый голос.

В тюрьму ворвались двое и застыли, встав спиной к спине. Один был вооружен солдатской лопаткой, другой – метлой. Увидев Кассандру стоящей возле открытой камеры, оба несколько смутились.

– Варнава? Сократ? – радостно закричала Кассандра.

– Госпожа мисфиос! – не менее радостно завопил Варнава.

Отбросив лопатку, он крепко обнял недавнюю узницу.

Сократ смотрел на убитых тюремщиков.

– Ты просила меня остаться в живых, – сказал он, поднимая руки, словно победитель на Олимпийских играх. – Я выполнил твою просьбу.

– До нас дошли слухи, что ты томишься в здешней тюрьме, – тяжело дыша, заговорил Варнава. – Полной уверенности не было. И мы послали Икара, решив: если ты здесь, чтобы…

– Приготовилась, – договорила за него Кассандра.

Звук шагов заставил ее насторожиться.

– Медлить нельзя. Этих тюремщиков скоро хватятся. Но где нам укрыться? Город в руках Клеона.

– Мы об этом позаботились, – успокоил ее Сократ. – Переулками мы проведем тебя к тайному подземному ходу, который тянется к старой вилле Перикла. После его гибели дом пустует. Там и обсудим дальнейшие шаги. Надежда еще есть, но она… стремительно угасает.

Кассандра стояла на балконе дома, некогда принадлежавшего Периклу. Время перевалило за полдень. С полукопьем в руке Кассандра неспешно повторяла знакомые с детства движения. Просто чудо, что копье уцелело в аду Сфактерии и Геродот сумел его отыскать среди пепла. Варнава раздобыл ей новые кожаные доспехи. Поупражнявшись еще немного, Кассандра убрала копье за пояс, довольная силой рук. Многодневный отдых, изобильная еда, состоящая из хлеба, меда и орехов, вернули ее телу прежнюю крепость и гибкость.

На балюстраду опустился Икар. Кассандра наклонилась, погладила ему перья и поцеловала в голову. «Стареет мой орел», – с грустью подумала она, увидев редеющие перья. На востоке в серебристом мареве виднелись галеры афинского флота. Более тридцати судов подняли паруса, готовые отплыть на север, к далекому Амфиполису. С ними отправлялся и Клеон – навстречу новой славе. Но Афины по-прежнему принадлежали ему и культу. По сведениям Сократа, за время, пока Кассандра томилась в тюрьме, смерть забрала еще четырех культистов. Похоже, Клеон остался последним и единственным.

«Самый опасный из всех», – сказал он Кассандре в день ее заточения.

За спиной молодой наемницы, то набирая силу, то затихая, слышались голоса уцелевших сподвижников Перикла. Они спорили о нынешней мрачной действительности. Балкон был увит виноградными лозами. Кассандра сорвала крупную виноградину. Прохладный сладкий сок, увы, не мог подсластить печальное зрелище, какое являли собой эти люди. Кассандра повернулась к ним лицом. Сократ, вечно полуодетый Алкивиад, Геродот, Аристофан, Еврипид, Софокл и Гиппократ. Они стояли вокруг пыльного стола, за которым любил сидеть Перикл, и вяло спорили меж собой. На лицах – усталость и нерешительность.

– Нужно призвать Фукидида, – требовал Алкивиад. – В Афинах остались полки и корабли, верные ему. Они восстанут против Клеона.

– Этого недостаточно, – вздохнул Геродот. – Как известно, Фукидид находится в изгнании, далеко от Афин. В свое время Амфиполис выскользнул из рук афинской власти. Виновником сочли Фукидида.

– Но мы-то не в изгнании! Мы – в Афинах. Мы чувствуем биение их сердца. Афины нуждаются в нас, – провозгласил Гиппократ, ударяя по столу.

– Что ты предлагаешь? – нахмурился Сократ. – Сколотить отряд, вооружиться лопатами и метлами и захватить власть? Мы превратимся в посмешище. Хуже того, мы превратимся в тиранов.

– Клеон завоевывал власть грубой силой. Это его манера действий, – возразил Аристофан. – Но можно действовать и по-другому. Тоньше. Так, чтобы результаты действий сохранялись надолго. Нужно обратиться не к военной силе, а к умам и сердцам афинян.

– Сейчас он предложит нам пьесу, – вздохнул Софокл, в отчаянии прикрыв глаза. – И сдается мне, только у него хватит ума и таланта эту пьесу сочинить.

– Неправда, – кисло поглядел на него Аристофан. – Я позволю тебе держать мою дощечку для письма и приносить мне вино.

Терпение Софокла иссякло, и он выдал гневную тираду. Сократ поспешил отойти подальше от стола и чуть не наступил на Алкивиада. Тот с готовностью предложил ему растереть плечи и облегчить страдания… после чего стал покусывать Сократу мочку уха. Когда философ оттолкнул Алкивиада, любвеобильный племянник Перикла поднял руки, изображая оскорбленную невинность.

– В чем дело? Разве возлюбленному не надлежит изливать любовь?

Сократ громко рассмеялся.

– Значит, ты все-таки внимаешь моим словам? Возможно, и надлежит, но не сейчас, – сказал он, кивком предлагая вернуться к столу.

Кассандра молча наблюдала за ними. Ей казалось, что блистательные афинские умы сотворят такой же блистательный замысел. Но дни проходили в бесплодных спорах. В один из дней к ней подошел Варнава:

– Госпожа мисфиос, я тоже чувствую этот зуд. И его не унять прозябанием здесь.

– Я доставила тебе столько тягостных минут. Неужели после всего, что случилось, ты горишь желанием плыть в Амфиполис?

– Разве они не рассказали тебе о спартанском гарнизоне, который там находится?

– Кое-что я слышала. В Амфиполисе собралось несколько тысяч спартанцев. Клеон явится туда с девятью тысячами своих воинов. Часть поплывет с ним из Афин, остальные присоединятся по пути. Его ждет ожесточенное сражение. Напрасно он рассчитывает с легкостью завладеть воротами на север.

Кассандре вспомнилось, что помимо афинских войск Клеон рассчитывал на фракийских дикарей, обитавших по другую сторону ворот. Она мысленно воззвала в к богам, прося поддержать спартанцев.

– Увы, госпожа мисфиос, там не тысячи спартанцев, – покачал головой Варнава. – Там чуть больше сотни спартанцев и горстка гоплитов-союзников.

– Что ты сказал?

– После поражения на Сфактерии эфоры отказываются посылать на войну чистокровные спартанские полки. Для обороны Амфиполиса они выделили считаное число спартанцев. Остальное – илоты.

– Илоты? – чуть не вскрикнула Кассандра.

Рабы прекрасно умели затевать стычки и поставлять припасы. Но армия, почти целиком состоящая из илотов, была безумием.

– Да пребудут с ними боги, – рассеянно пробормотала она, потом спросила: – Кто у них командир?

– Полководец Брасид, – ответил Варнава.

Кассандра не находила слов.

– Его удалось спасти и вывезти из огненного ада Сфактерии. Пока ты томилась в тюрьме, он вел своих илотов на север, искал союзников и трещины в железной империи Клеона.

Тем временем блестящие афинские умы репетировали пьесу, наспех сочиненную ими за последние дни. Роль Перикла исполнял Еврипид. Он стоял на перевернутом ящике: величественный, серьезный, немногословный. Затем на сцену вприпрыжку вбежал Аристофан. Он размахивал руками, будто срывая цветы, потом завизжал, как резаный поросенок:

– Нет, слушайте меня. Меня слушайте! Смотрите, как темна эта пещера. Идемте же туда со мной.

Прыгнем во тьму!

Алкивиад покатывался со смеху, не забывая прикладываться к вину. Геродот аплодировал. Софокл сиял от радости. Глядя на дощечку, он сверял произносимые фразы с написанными.

– Завтра собирается Акрополь, – сообщил Сократ, подходя к Кассандре. – Пьеса наглядно покажет всем циничные методы Клеона. Люди убедятся: никакой он не герой и не защитник афинской демократии. После этого его репутация повиснет на волоске.

Кассандра заметила, что Сократ искоса поглядывает на нее.

– Чувствую, тебе не терпится высказаться. Что ж, не стесняйся в выражениях.

– Мало уничтожить репутацию Клеона, – задумчиво ответила молодая женщина. – Его опасно просто ранить, потому что он способен жестоко отомстить. Нужно уничтожить его самого.

– Вот именно, – согласился Сократ, улыбка которого быстро гасла.

– В таком случае я выбираю участие на другой сцене. На сцене театра военных действий, – сказала Кассандра, вопросительно посмотрев на Варнаву.

– Как ты знаешь, госпожа мисфиос, «Адрастея» всегда готова, – сказал капитан, слегка поклонившись. – Мы ждем лишь твоего приказа.