Отец Александра, Филипп, много пил, и Александр пошел в него. Плутарх вслед за Аристобулом утверждает, что Александр не был пьяницей. Он пишет: «Развлечения его продолжались много часов, но длились они больше благодаря беседам, а не питью». В «Моралиях», написанных позднее, Плутарх меняет точку зрения. Александр пил много, и это влияло на его характер: «Когда он пил, то становился иногда агрессивным, насмешливым и высокомерным. После этого он спал до полудня, а иногда и весь следующий день». Курций отмечает, что ситуация ухудшалась, по мере того как Александр становился старше: «Он проводил дни, как и ночи, на продолжительных пиршествах». Вино, по словам Курция, распаляло в Александре два больших порока: «гордыню и раздражительность». Даже Арриан, смотревший на Александра как на героя, печально соглашается с тем, что Александр сделался привержен «новому и варварскому способу употребления вина». Юстин такое наблюдение отметает, заявляя, что Александр был просто, как и его отец, «любителем вина». В роще нимф, в Миезе, Аристотель, должно быть, говорил о классическом симпосии, так любимом Платоном, с его учеными дискуссиями и достойным поведением. Резкий контраст македонскому cornus – попойке, вино там не разбавляли, звучали хвастливые речи, провозглашались многочисленные тосты, поминались давно ушедшие друзья, славились герои и добродетели. Это были вечеринки воинов, переполненных бьющей через край энергией, и напивались они часто до бесчувствия. Льстецам, таким как Мидий, предоставлялся отличный случай блеснуть речами перед падким на лесть Александром.

Несмотря на любовь к спиртному, Александра нельзя уподоблять Калигуле или Нерону, развратным римским императорам, прожигавшим жизнь в беспробудном пьянстве и увязшим в страшных пороках.

Греческие пирушки представляли собой обильную выпивку и обычные беседы. В некоторых случаях приглашали и женщин, например, на пирушке в Персеполе, когда афинская куртизанка Таис уговорила Александра сжечь дворец. Александр и его сподвижники-военачальники, такие как Пердикка, Леоннат и Аттал, были людьми мужественными и закаленными. Им довелось испытать все тяготы и весь ужас древних войн: ночные марш-броски, снег в горах, страшную жару в пустынях, невероятную жажду, дикий голод, опасное соседство ядовитых змей, диких животных, ураганы и переправы через бурные реки. Во многих случаях воины эти вели себя как бандиты, и все же в недостатке мужества и отсутствии выдержки их не упрекнешь.

В обществе, где восхищаются мужеством, лидер должен превосходить всех остальных как на поле боя, так и во время кутежа. Александр доказал свое умение в обеих областях. Его действия в сражении при Гранике в 334 году до н. э., когда он атаковал левый фланг персов, включая высших командиров Дария, и ринулся в рукопашный бой, – настоящий гимн его мужеству и великолепному искусству верховой езды. Плутарх дает описание той славной атаки.

Тем временем полководцы Дария собрали огромную армию и построили ее у переправы через Граник. Александру пришлось сражаться здесь, открывать врата Азии. Многих его командиров пугала глубина реки, обрывистые и крутые берега. Парменион настаивал на том, что в такое позднее время дня переправа слишком рискованна. На это Александр ответил: «Мне будет стыдно перед Геллеспонтом, если, переправившись через пролив, я испугаюсь Граника». Царь бросился в реку с тринадцатью илами всадников. Он вел войско навстречу неприятельским копьям и стрелам на обрывистые скалы, усеянные пехотой и конницей врага, через реку, которая течением сносила коней и накрывала всадников с головой, и казалось, что им руководит не разум, а безрассудство и что он действует как безумец. Как бы то ни было, Александр упорно продолжал переправу и ценой огромного напряжения сил овладел противоположным берегом, мокрым и скользким, так как почва там была глинистая. Тотчас пришлось начать беспорядочное сражение, воины по одному вступали в рукопашный бой с наступавшим противником, пока наконец удалось построить войско хоть в какой-то боевой порядок. Враги нападали с криком, направляя конницу против конницы; всадники пускали в ход копья, а когда копья сломались, стали биться мечами…

Естественно, хулители Александра старались не обращать внимания на подвиги Александра, подобные приведенному выше, и описывали его как своенравного восточного деспота. Афиней цитирует острого на язык Эфиппа:

Александр носил ритуальные облачения даже во время развлечений. Надевал иной раз пурпурную тогу, сандалии в виде копыт, рога Амона, словно бы сам он и был богом Амоном. Иногда изображал Артемиду, он часто облачался в ее платье, когда ехал на колеснице. Бывала на нем и персидская одежда, но за плечом висели лук и копье богини. Иногда появлялся в облике Гермеса, чаще же всего, почти каждый день, носил пурпурный плащ и тунику с белой отделкой. К головному убору прикреплял царскую диадему. Когда бывал наедине с друзьями, обувал сандалии Гермеса. Носил часто шкуру льва и дубинку, как Геракл… У Александра вошло в привычку поливать пол изысканными духами и тонкими винами. Перед его приходом жгли мирру и другие благовония, а все присутствующие хранили молчание или из страха произносили благие пожелания.

Для объективности нужно привести описание внешнего вида Александра во время начальной фазы его вступления в Индию. Посланники из города Ниса приехали в лагерь царя и увидели там великого завоевателя, одетого словно простой солдат. Он не успел еще снять боевого облачения и покрыт был пылью с ног до головы. Пораженные послы – ну кто бы не удивился: великий воин и так просто одет – молча простерлись перед ним ниц. Понятно, Александру это польстило, и принял он их очень любезно.

Важно подчеркнуть, что пьянство Александра, в устах такого хулителя, как Эфипп из Олинфа, не исключало его сексуальной развращенности. В юности он отличался сдержанностью, о чем свидетельствует замечание Плутарха: «Александр говорил, что сон и близость с женщиной более всего другого заставляют его ощущать себя смертным, так как утомление и сладострастие проистекают от одной и той же слабости человеческой природы». Личные отношения Александра – будь то любовные или товарищеские – казались ему священными: дружба, длившаяся всю жизнь с Гефестионом, до сих пор является предметом споров и подозрений.

Гефестион был Патроклом Александра-Ахилла. Несомненно, они были очень близки: после сражения при Иссе Александр представил Гефестиона плененной матери Дария как «другого Александра». Был ли Гефестион любовником Александра или другом, доподлинно неизвестно. Тем не менее Гефестион пользовался такими привилегиями, что Олимпиада ревновала к нему Александра и в письмах к сыну обрушивалась на него с нападками. Александр показал эти письма Гефестиону и разрешил ему написать в ответ язвительное предупреждение: «Прекрати ссориться с нами, не злись и не угрожай. Если будешь настаивать, мы будем очень недовольны. Ты должна понять, что Александр значит для нас больше, чем кто-либо на свете». Диодор не говорит нам о реакции Олимпиады на это письмо, но можно вообразить, какова была ее ярость. Диодор говорит, что Александр любил Гефестиона больше других: «Всю свою жизнь Александр предпочитал Гефестиона всем остальным».

Возможно, что у Александра были гомосексуальные отношения с персидским евнухом Багоем, бывшем прежде приближенным Дария. Александра физически тянуло к нему, поэтому евнух мог использовать свое влияние во вред даже невинным людям. К сексуальной ориентации Александра следует относиться со скидкой на время. В Древней Македонии разница между гомосексуальной и гетеросексуальной любовью была не столь явно очерчена, а отношение Александра к сексу было довольно прагматично. Диодор сообщает, что прежде, чем отправиться в Азию, военачальник Парменион настоял на том, чтобы Александр защитил свое престолонаследие, женившись и родив сына. Александр сухо ответил, что у него просто нет времени на женитьбу, оседлую жизнь и ожидание рождения наследника. Будучи воспитанным властной Олимпиадой, Александр, конечно же, выказывал большое уважение женщинам. К женщинам Дария он относился с большим почтением и присвоил титул «матери» и жене Дария, и Аде, царице Карий. Александру очень нравилась интимная близость с женщинами, в том числе и с афинской куртизанкой Таис. Он влюбился в Барсину, вдову своего недруга, греческого полководца Мемнона из Родоса, после того как ее захватили в плен возле Дамаска. Случилось это после его великой победы при Иссе (333 г. до н. э.). Барсина родила Александру сына Геракла, который не имел статуса наследника престола.

В начале весны 327 года до н. э. Александр женился на Роксане («Маленькой звезде»), дочери персидского сатрапа Оксиарта. Незадолго до смерти Александра она забеременела и впоследствии родила мальчика (Александра IV). В 324 году до н. э., когда Александр призывал своих военачальников брать в жены персиянок, он и сам женился на двух: дочерях Дария и Артаксеркса, предшественника Дария. Александр унаследовал гарем Дария, по словам Диодора, числом не менее дней в году, составленный из выдающихся своей красотой женщин, собранных из всех стран Азии. Каждый вечер они проходили перед ложем царя, чтобы он мог выбрать себе одну из них для ночных утех.

Александр довольно умеренно пользовался такой возможностью. Плутарх высказывается о сексуальных пристрастиях Александра:

Однажды Филоксен – он командовал армией, стоявшей на берегу моря, – сообщил Александру в письме, что у него есть Феодор из Тарента, который хочет продать двух мальчиков замечательной красоты, так вот, не хочет ли царь их купить. Александр возмутился и спрашивал у друзей: «Неужто Филоксен так плохо обо мне думает, что смеет делать мне такое гнусное предложение?» Филоксену он написал, обругал и велел прогнать и Феодора, и его товар. Выбранил также и Гагнона: тот также предлагал ему знаменитого в Коринфе своей красотой мальчика Кробила. Узнав, что два македонца, служивших под началом Пармениона, – Дамон и Тимофей, обесчестили жен каких-то наемников, служивших у Пармениона, Александр приказал полководцу разобраться в этом деле, и если вина македонцев будет доказана, убить их, как диких зверей, сотворенных на пагубу людям.

Нельзя утверждать также, будто Александр пил каждый день. Вино, конечно же, помешало бы ему проявить способности замечательного полководца и смелого воина. Во время осады Тира Александр решил совершить ночной поход на налетчиков, угрожавших линии его коммуникаций. Он повел за собой в горы небольшой отряд. Александра сопровождал Лисимах, его старый воспитатель, тот самый, что поощрял когда-то сравнения Александра с Ахиллом. Лисимах тогда, играя с юным Александром, называл себя Фениксом – по имени учителя великого героя Гомера. Плутарх рассказывает, как все произошло, используя в качестве источника записки Харета, распорядителя двора Александра.

Наступал вечер, и враги были близко. Царь не решался покинуть уставшего старого учителя. Ободряя старика и идя рядом с ним, Александр отстал от своего отряда. Ночь была холодная и темная, а место суровое и опасное. Александр увидел на расстоянии костры, разведенные неприятелем. Надеясь на свою быстроту и умея собственным примером ободрить македонцев и выйти из затруднительного положения, Александр подбежал к ближайшему костру. Двух варваров, сидевших возле огня, Александр убил мечом, а потом, выхватив из костра горящую головню, поспешил с ней к своим. Македонцы тут же развели большой костер. Зрелище это так устрашило врага, что многие из них обратились в бегство, те же, кто отважились напасть на них, понесли большие потери.

Командиром Александр был хитрым, блестящим и целеустремленным. Его тактика демонстрирует уверенного в своих силах полководца, знающего, чего он должен достичь в сражении против значительно превышающего числом противника, командира, твердо намеренного осуществить план боевых действий. Плутарх дает классическое описание Александра в утро исторической битвы при Гавгамелах в 331 году до н. э.

Александр прилег отдохнуть в своем шатре; говорят, он так крепко проспал остаток ночи, что против обыкновения не проснулся на рассвете. Удивленные этим полководцы сами отдали первый приказ воинам – приступать к завтраку. Время не позволяло медлить, и Парменион, войдя в палатку и встав рядом с ложем Александра, два или три раза его окликнул. Когда Александр проснулся, Парменион спросил, почему он спит сном победителя, хотя впереди у него величайшее сражение. Александр, улыбнувшись, сказал: «А что, разве ты не считаешь, что мы уже одержали победу, хотя бы потому, что не должны больше бродить по этой огромной и пустынной стране, преследуя уклоняющегося от битвы Дария?» Перед лицом такой опасности Александр проявил себя великим воином, никогда не теряющим мужества и присутствия духа.

Гений Александра как полководца заключался не только в стратегии, спокойствии или умении. Более всего вдохновляло его людей то, что он первым шел в атаку. У него не было ничего общего с командирами, сидевшими позади и наблюдающими за сражением. Александр всегда был посреди схватки. Диодор рассказывает о мужестве Александра, проявленном им в рукопашном бою, едва не стоившем ему жизни.

Македонцы еще дрались у стен. Александр схватил лестницу прислонил ее к стене крепости и, прикрыв голову щитом, полез наверх и так быстро оказался наверху, что защитники не успели ему помешать. Инды не осмелились вступить с ним в рукопашную и издали метали в него дротики и пускали стрелы. Царь обессилел под этим градом. Тогда македонцы, приставив две лестницы, полезли по ним всем скопом. Обе лестницы подломились, и люди рухнули на землю. Царь, оставшись без всякой помощи, отважился на поступок, невероятный и достойный упоминания. Считая, что спуститься со стены к своим, ничего не сделав, недостойно его, он один-одинешенек с оружием в руках спрыгнул в город. Инды сбежались к нему, он храбро выдержал натиск варваров. Закрытый справа деревом, росшим у самой стены, а слева – самой стеной, он отбивался от индов, представляя себе, как доблестно должен вести себя царь, совершивший такие дела, если он хочет закончить жизнь свою подвигом. Шлем его был пробит во многих местах, немало дыр было и в щите. Наконец стрела попала ему под грудь. Он упал на одно колено, обессиленный болью. Тотчас же подбежал к нему инд, пустивший в него стрелу. Он уже не боялся царя и замахнулся на него. Александр всадил меч ему в бок. Рана оказалась смертельной. Варвар упал, а царь, схватившись за ближайшую ветку и поднявшись, стал вызывать желающих сразиться с ним.

Любой воин, способный на столь мужественный поступок, выпил бы и за свой успех, и за счастливое спасение.

Рассуждая о любви Александра к вину, следует принять во внимание три других фактора. Во-первых, влияние Филиппа и чувство врожденного соперничества с отцом. Филипп был пьяницей и кутилой, он наслаждался присущей Македонии страстью к алкогольным напиткам. В такой атмосфере и вырос Александр. Ему казалось, что совместные кутежи укрепляют дружбу командиров и солдат. Когда Каллисфен, личный историк Александра, хронист и писатель, отказался участвовать в одной из пирушек, оправдываясь тем, что не хочет на следующее утро страдать от похмелья, такое крайне невежливое его высказывание обернулось позднее против него. Во-вторых, очень велико было влияние Олимпиады Она поклонялась Дионису, богу вина, и это божество также было включено в генеалогическое древо Александра. В Македонии все поклонялись Дионису, и простые солдаты предпочитали его всем остальным богам. Перед своими походами Александр приносил жертвоприношения богу вина, а ужасную трагедию с Клитом Александр объяснял тем, что не в должной мере послужил Дионису, Согласно легенде, бог вина путешествовал в Индию, и памятники этому божеству сохранились в городе Ниса Александру очень хотелось их увидеть, и он ездил туда с военачальниками. К своему удивлению, они обнаружили возле города сад с виноградниками. Они сплели из лоз венки и пропели Дионису гимны, после чего, как добавляет Арриан, некоторые македонцы сделались одержимы Дионисом и впали в вакхическое безумие. Короче, они по-царски опьянели. И наконец, не стоит считать, что все эти пирушки с выпивкой происходили постоянно. Ни солдаты, ни их командиры не смогли бы чередовать трудную военную жизнь с тяжелыми ночными возлияниями. Вечеринки Александра, или симпосии, были веселыми кутежами, где военачальники позволяли себе расслабиться и как следует выпить.

Выпивка, конечно же, вредила здоровью и безопасности. После ужасов перехода через пустынную Гедросию Александр добрался до восточной провинции Персидской империи, известной как Кармания, где, по словам географа Страбона, произрастает лучший виноград. Здесь, как сообщает Диодор, Александр отдохнул и на следующей неделе повел свои войска, наряженные в праздничные одеяния; в пути они пили и веселились. Курций назвал это время семидневной попойкой. Самые живописные подробности приводит Харет, распорядитель двора Александра, и их воспроизводит Плутарх.

Нигде не было видно ни щитов, ни шлемов, ни копий, одни только чаши, кружки и кубки. Солдаты черпали ими вино из пифосов и кратеров и пили за здоровье друг друга, одни при этом продолжали идти вперед, а другие падали наземь. Повсюду раздавались звуки свирелей и флейт, звенели песни, слышались вакхические восклицания женщин. В течение всего этого беспорядочного перехода царило такое необузданное веселье, как будто сам Вакх присутствовал тут же и участвовал в этом радостном шествии.

Застолья Александра по мере возрастания напряжения одиннадцатилетней военной кампании становились все опаснее. И Александр, и его сподвижники испытывали невероятные трудности, все они связаны были одной цепью, общая безопасность зависела от каждого отдельно взятого человека. Естественно, что преобладало знакомое нам настроение – крайняя раздражительность и агрессивность, вызванные одиночеством. Поход в неизвестную страну, суровые климатические условия, долгие периоды скуки, неожиданно и резко прерываемые крайне опасными сражениями, – все это сплеталось в один клубок. Самым серьезным инцидентом стало столкновение между Александром и Черным Клитом, братом царской кормилицы. Клит был личным телохранителем царя. Однажды во время сражения при Гранике он спас Александру жизнь. Он был человеком старой закалки, суровым, не принимавшим увлечения Александра персидскими обычаями, ему не нравилось, что царь упивается собственным величием и успехами, и заявляет во всеуслышание, что отец его – Амон. В 328 году до н. э. в Мараканде между ним и Александром произошла стычка. Явилась она почти что повторением ссоры Александра с отцом на свадебном пиру Филиппа, происходившим восемь лет назад. Однако в этот раз столкновение закончилось убийством (см. гл. 5). Арриан заявляет, что убийство Клита свершилось под воздействием гнева и алкоголя, он вспоминает при этом поджог Персеполя, случившийся за два года до этого, в 330-м. Александр и его армия уничтожили тогда персидскую военную машину, они прошли ураганом по провинциям и городам Дария. Затем заняли главную резиденцию царя царей в Персеполе. Во дворце находился огромный парадный зал, сердце Персидской империи. Александр и его командиры начали праздновать победу, и снова алкоголь сделал свое черное дело. По свидетельству Диодора, кто-то предложил сжечь царский дворец в знак мести за то зло, что Персия принесла Греции. Курций дает подробное описание того, что случилось после:

Все разгорячились от вина и бросились, хмельные, поджигать город, ранее ими же пощаженный. Первым дворец поджег царь, за ним – гости, слуги, наложницы. Огромный дворец выстроен был из кедра, он быстро загорелся, и пожар быстро распространился. Когда это увидели в лагере, расположенном недалеко от города, воины, думая, что загорелось случайно, побежали, чтобы оказать помощь. Но, подойдя к порогу дворца, заметили, что сам царь еще поддает огня. Тогда они вылили принесенную с собой воду и сами стали бросать в огонь все, что горит.

Соответственно и злосчастную пирушку, устроенную в конце мая 323 года до н. э. Мидием из Лариссы, нужно рассматривать в контексте всех таких попоек. К тому времени подобные вечера обрели мрачную репутацию. Поговаривали, что там «все может случиться». В соответствии с имеющимися в нашем распоряжении источниками, вечером 29 мая состоялись два празднества: одно официальное – на нем отмечали отбытие в экспедицию командующего флотом Неарха, а вторую пирушку устроил в отведенных ему помещениях дворца льстец Мидий. Мидий был известным собутыльником Александра, а потому царя там ожидали, К тому же Мидий был высокопоставленным морским командиром, а потому ему следовало оказаться в компании своего военачальника Неарха. Остальные двадцать гостей этой частной пирушки перечислены в сочинении «Роман об Александре»: Пердикка, Мелеагр. Пифон, Леоннат, Кассандр, Певкест, Лисимах, врач Филипп, Неарх, Охасанор, Птолемей, Олсиас, Эвмен и Асандр, Протей, Мидий, Селевк, Антиох, Аттал и Иолл. Александр после официального празднества чувствовал себя, скорее всего, неважно. Цитируя Аристобула, Арриан заявляет, что царь был пьян, поэтому в тот день у него была лихорадка. Однако Аристобул всегда защищал Александра от обвинений в пьянстве. Более того, у греков вменялось в правило: если у человека был жар, пить вино ему категорически запрещалось. Александр сам издал такой приказ, когда годом раньше при сходных симптомах заболел Гефестион. Лихорадка у Александра, разумеется, могла начаться и во время самой пирушки. Возможно, причиной ее могла стать вирусная инфекция или – как думают некоторые – приступ материи, подхваченной вовремя плавания по болотистому, изобилующему москитами Евфрату. Тем не менее удивительно, что – как указывают источники – никто из гостей не болел, хотя комментаторы подчеркивают, что Александр, возможно, ослабел от многолетних военных кампаний. Великолепный атлет, спрыгнувший одиннадцать лет назад с флагманского корабля на песок бухты Ахайи, страдал теперь от многочисленных и серьезных ран. В 333 году до н. э. его свалила жестокая лихорадка, после того как он искупался в горной ледяной реке Кидн. Вылечил его тогда врач Филипп. В 332 году до н. э., в сражениях при Тире и Газе он получил ранения ступни, бедра и плеча, а рапа в Мараканде ухудшила его зрение, к тому же он подхватил ангину. Психологические факторы тоже нельзя исключать, так как они оказывают сильное влияние на здоровье: особенно следует принять во внимание внезапную смерть близкого друга Гефестиона и отсутствие на тот момент Кратера, заместителя Александра и военачальника, который отправился в Македонию с 10 000 ветеранов. Оба этих человека могли бы сыграть жизненно важную роль в будущем Александра. Гефестион приветствовал увлечение царя Востоком. Он и сам одевайся в персидское платье и выступал от имени Александра в переговорах с представителями покоренных государств. Более консервативный Кратер был весьма популярен в Македонии и разъяснял войскам идеи Александра.

Были у Александра и другие тревоги. В последние три года ему приходилось иметь дело по меньшей мере с двумя серьезными мятежами. Увеличивать численность войска становилось все труднее. В Греции не все было гладко, проблемы подступали со всех сторон. По словам Плутарха, тревожные предзнаменования обрушились на царя с самого его прибытия в Вавилон, и это не могло лишний раз не сказаться на его и без того не радужном настроении. Тем не менее вирусная инфекция Александра, лихорадка или последствия опьянения кажется не слишком повлияли на Александра в тот вечер, когда он принял предложение Мидия и присоединился к веселой пирушке. Афиней, цитируя таинственный источник под именем Никобуле, дает возможность увидеть, в каком состоянии духа пребывал Александр во время роковой вечеринки.

На последней в его жизни пирушке Александр прочел наизусть эпизод из еврипидовой «Андромахи», а затем с большой охотой осушил чашу неразбавленного вина и всех остальных призвал последовать его примеру.

Итак, нам известно, что Александр устроил пир в честь уходящего в поход командующего флотом Неарха. Царь уже собирался покинуть празднество, когда Мидий упросил его прийти к нему в апартаменты на частную вечеринку. Там уже собрались ближайшие сподвижники Александра. Главного пьяницу Македонии – Протея – тоже пригласили. Александр и сам мог бы оказаться в компании своих друзей, но общее впечатление сложилось такое, что именно Мидий, известный льстец, уговорил Александра прийти к нему в гости и устроил ему тем самым сюрприз, пригласив на пирушку самых близких друзей царя. По свидетельству Арриана, некоторые военачальники должны были отбыть из Вавилона в ближайшие несколько дней. Царь выглядел здоровым и благодушным. Он был вполне трезв, чтобы обдумать приглашение, принять его и присоединиться к пиршеству, даже прочесть несколько строк из трагедии Еврипида. Из этих показаний не видно, чтобы Александр был настолько пьян, что не мог держаться на ногах, во всяком случае, в начале вечеринки. Незаметно также, чтобы у него была лихорадка или инфекция.

То, с чем соглашаются все источники, так это с тем, что Александр неожиданно для всех почувствовал себя плохо в доме Мидия. Диодор Сицилийский, отвергающий всякое подозрение на злой умысел, описывает очень драматичное изменение в поведении царя, когда он, как и Протей, провозгласил тост в честь Геракла и процитировал Еврипида. Диодор пишет: «Вдруг, словно пораженный сильным ударом, он громко вскрикнул и застонал; друзья вынесли его на руках». Диодор ни разу не упоминает слова «лихорадка». Согласно его рассказу, Александр страдает от страшной боли и потому не может идти прямо, но вынужден опираться на руки друзей. Выглядит это так, словно он съел или выпил то, что ему серьезно повредило. Диодор – отличный источник. Заканчивает он историю о жизни Александра ужасным стоном царя, но затем добавляет красноречивые строки: «Боли усиливались; созвали врачей, но никто ничем не мог помочь. Александр испытывал тяжкие страдания». Юстин также сообщает точные симптомы болезни, которых при обыкновенной лихорадке быть не может. «[Он] так жестоко страдал от боли, что умолял дать ему оружие вместо лекарства, даже легкое прикосновение причиняло ему такую же боль, как рана» (см. гл. 3). Перед нами человек, прошедший из Европы в Азию, закаленный воин, относительно молодой, привычный к выпивке. Он в состоянии идти, хотя страдает от шока, слабости, ужасной боли и «больших неудобств».

Врачи чувствуют себя беспомощными, отмечая перечисленные Диодором симптомы больного: шок, боль, слабость, «большие неудобства».

Упоминания о лихорадке отсутствуют. Плутарх также обратил внимание на ужасный вопль Александра, упомянутый многими, однако выступил с опровержением.

Вняв просьбе Мидия, он отправился к нему на пир. Там он пил всю ночь и весь следующий день, а к концу дня его стало лихорадить. Случилось это, однако, не тогда, когда он осушил кубок Геракла, и никакой острой боли, как от удара копьем, он не почувствовал.

Желание Плутарха не доверять вышеизложенным историям резко отличается от более объективного отчета Диодора, тем более что сам Диодор ни в коем случае не старается драматизировать ситуацию, однако и он отрицает злой умысел.

Относительно причины смерти Александра выдвигалось множество теорий. Недавно вышла статья и одновременно – телевизионная программа. Обе они не признают теорию заговора. Болезнь и смерть они объясняют тем, что Александр перебрал настойки чемерицы. Такое объяснение я не принимаю Согласно Плутарху, Александр знал об опасных свойствах этого растения и даже написал придворному врачу, который лечил им Кратера, чтобы тот был с этим лекарством поосторожнее.

Описанные Диодором симптомы – шок, внезапная боль, слабость и «большие неудобства» (очевидно, имелись в виду рвота и диарея) – все это очевидные симптомы отравления, а если точнее, отравления мышьяком. Впоследствии появляются потливость, ужасная жажда, проблемы с кожей (не потому ли Александр постоянно принимает ванны?). Я еще расскажу о возможности отравления мышьяком, как и об употребленной дозе, в главе седьмой, но настоящее доказательство того, что не обошлось без мышьяка, заключается в состоянии мертвого тела Александра. Он умер в ужасное время года, в самую страшную жару в Вавилоне. В такой обстановке любой труп должен очень быстро разложиться. Плутарх же, отчаянно отрицая возможность убийства своего героя, делает заявление, доказывающее обратное:

Большинство людей, однако, считает, что вообще все это выдумка и никакого отравления не было. Убедительным доводом в пользу этого мнения может служить то, что на теле Александра, в течение нескольких дней, пока военачальники ссорились между собой, пролежавшем без всякого присмотра в жарком и душном месте, не появилось никаких признаков, которые свидетельствовали бы об отравлении. Все это время труп оставался чистым и свежим.

Курций сообщает то же самое:

Шел уже седьмой день, как тело царя лежало на катафалке, и мысли всех были отвлечены от ритуальных забот разрешением вопросов об устройстве государства. Нигде больше нет такого жаркого климата, как в Месопотамии. Многих животных, застигнутых на голой почве, солнце там убивает. Такова сила накаленного воздуха, что все сжигается как бы огнем. Источники воды там редки, и жители их скрывают, сами ими пользуются, а иноземцам не показывают. Когда «друзья» смогли наконец отдаться заботам о бездыханном теле и вошли в зал, не заметили на теле никаких признаков тления, ни даже бледности смерти. С лица его не сошла и та живость, которая поддерживается дыханием. Так что не решались тронуть тело руками, думая, что оно дышит. Затем, помолившись, очистили тело, наполнили благовониями, положили на золотое ложе, украсив голову знаками его сана.

Мышьяк и убийство – неразлучные спутники. В самых ранних источниках, рассказывавших о смерти Александра Македонского, утверждалось, что царя убили, а потому эти документы следует проанализировать. Вот они.

• Квинт Курций:

Многие думают, что царя умертвили ядом, который будто бы дал ему по приказанию отца сын Антипатра, Иолл, виночерпий царя. Действительно, от Александра часто слышали, что Антипатр претендует на трон, и он, гордясь своей победой над спартанцами, считает себя выше обычного военачальника и все заслуги приписывает себе. Думали также, что Кратера послали для убийства с отрядом ветеранов. Сила яда, добытого в Македонии, настолько велика, что он разрывает лошадиную подкову, а вот копыто животного его выдерживает. Источник, из которого добывают этот яд, называется Стиксом. Его привез Кассандр и передал брату Иоллу, и тот влил его в кубок царя. Как бы этому слуху ни верили, но могущество тех, кого он задевал, заставило его забыть. Ведь Антипатр захватил царство Македонское, а также и Грецию. Власть его переняли его потомки, так как истребили всех, кто оставался в каком-либо родстве с Александром.

• Диодор Сицилийский:

Так как некоторые писатели не соглашаются с причиной его смерти и утверждают, что скончался он от яда, то слова эти мы не можем обойти молчанием. Говорят, Антипатр, которого Александр оставил в Европе в качестве военачальника, рассорился с матерью царя. Сначала это его не беспокоило, так как Александр не обращал внимания на клеветнические заявления в его адрес. Вражда, однако, все росла. Любящий царственный сын во всем угождал матери, а Антипатр часто выказывал свою неприязнь к царю. Вдобавок гибель Филоты и Пармениона заставила содрогнуться «друзей», и Антипатр приказал своему сыну-виночерпию дать царю яд. После смерти Александра он стал полноценным хозяином Греции. После него царскую власть получил его сын Кассандр, и многие историки не посмели писать об отравлении.

• Арриан:

Я знаю, что о кончине Александра написано еще много другого. Рассказывают, что Антипатр прислал Александру яд, будто он от этого яда и умер. Яд же для Антипатра изготовил Аристотель: он стал бояться Александра, узнав о судьбе Каллисфена, а привез этот яд Кассандр, брат Антипатра. Некоторые пишут даже, будто привез он его в копыте мула. Дал же этот яд Иолл, младший брат Кассандра. Иолл был царским виночерпием, и Александр незадолго до своей кончины чем-то его обидел. Другие добавляют, что участвовал в этом и Мидий, друг Иолла, пригласивший Александра к себе на пирушку. Александр, выпив вина, почувствовал острую боль и вследствие этой боли ушел с пира. Кто-то не постыдился написать, что Александр, почувствовал близкий конец, ушел с намерением броситься в Евфрат. Исчезнув таким образом из среды людей, он отошел бы к богам. Жена его, Роксана, заметила, что он уходит с пира, и удержала его. Александр же со стоном сказал, что она отняла от него непреходящую славу: стать богом. Я записал это скорее для того, чтобы показать, что я осведомлен в этих толках, а не из доверия к ним.

* Плутарх:

Ни у кого тогда не возникло подозрения, что Александра отравили, но, как рассказывают, спустя пять лет Олимпиада поверила доносу и многих казнила. Останки Иолла, который к тому времени умер, она приказала выбросить из могилы за то, что он будто бы подал Александру яд. Те, кто утверждает, что яд был послан Антипатром и что Антипатр сделал это по совету Аристотеля, ссылаются на рассказ некоего Гагнотемида. Тот сообщает, будто слышал обо всем от царя Антигона. Добавляют, что ядом послужила ледяная вода, которая по каплям стекает с какой-то скалы близ Нонакриды. Ее собирают и сливают в ослиное копыто. Ни в чем другом хранить эту жидкость нельзя, так как, будучи очень холодной и едкой, она разрушает любой сосуд. Большинство людей, однако, считает, что вообще все это выдумка и никакого отравления не было. Убедительным доводом в пользу этого мнения может служить то, что на теле Александра в течение нескольких дней, пока военачальники ссорились между собой, пролежавшем без всякого присмотра в жарком и душном месте, не появилось никаких признаков, которые свидетельствовали бы об отравлении. Все это время труп оставался чистым и свежим.

• Псевдо-Каллисфен

Другим источником является знаменитая книга, озаглавленная «Роман об Александре Великом», написанная Псевдо-Каллисфеном. Вероятно, это самое популярное произведение, рассказ о жизни Александра. Существует много его версий на разных языках. В книге жизнь Александра переплетается с самыми фантастическими рассказами о его происхождении и жизни. Я изучил армянскую и эфиопскую версии. В этих вариантах много сходства, но есть и несколько заметных различий. Поначалу историки рассматривали книгу как обыкновенное художественное произведение на тему о жизни Александра. А вот по поводу обстоятельств смерти Александра – в отличие от всего того, о чем рассказывается в романе, – к консенсусу не пришли. Главный источник, возможно, был опубликован и находился в обращении в короткий период между смертью Александра с 323 до 321 года до н. э. Тогда между преемниками царя вспыхнула вражда. Робин Лейн Фокс сделал блестящий и ясный анализ представленной в романе версии смерти Александра. Эту часть книги он назвал «Памфлетом». Фокс согласен с теорией относительно того, что «Памфлет», сообщая подробности смерти Александра, преднамеренно хотел донести до читателей мысль о том, что великий завоеватель был отравлен. Робин Лейн Фокс заявляет, что к «Памфлету» следует относиться так, как если бы секретный «официальный» меморандум о смерти Сталина был обнаружен в сборнике русских сказок.

«Памфлет», похоже, появился в двухлетний промежуток, между днем смерти Александра и объявлением войны соперникам, сделанным полководцем Пердиккой. Главными соперниками Пердикки был Антипатр, остававшийся правителем Македонии, и сын Антипатра – Кассандр. В «Романе об Александре» много написано о Пердикке. В этой книге он представлен в самом благоприятном свете. Автор считает его доверенным лицом Александра, исполнителем его воли, возможным преемником, человеком, попечению которого Александр доверил возлюбленную свою Роксану. В армянской версии о Пердикке говорят как об одном из военачальников, присутствовавших на пирушке Мидия, однако понятия не имевшем о заговоре против Александра. Другие тоже были невиновны – Птолемей, Олсиас, Лисимах, Эвмен и Асандр. Армянская книга является одной из ранних версий романа, и разные преемники Александра использовали книгу для собственной выгоды. Например, в эфиопской версии Пердикка является одним из убийц, а Птолемей невиновен. Как бы то ни было, главная идея «Памфлета» остается неизменной: было отравление. Необходимо обобщить имеющиеся у нас сведения, Александр приехал в Вавилон, и халдеи предупредили царя, что ему грозит большая опасность. Женщина родила ребенка-урода. Она принесла его халдеям, а те показали его Александру и сказали, что это – дурной для него знак. Царь должен умереть, а после его смерти военачальники перессорятся друг с другом и начнется кровавая бойня. Писатель продолжает описывать вражду в Македонии между регентом Антипатром и матерью Александра – Олимпиадой. Царица-мать заявила, что Антипатр творит произвол и распространяет о ней ужасные клеветнические слухи. После разговора с халдеями Александр решил отправиться в Эпир, где жила его мать. В то же время царь послал полководца Кратера в Македонию, чтобы тот привез к нему Антипатра.

Антипатру стал известен план Александра, и он замыслил руками собственных сыновей убить завоевателя. Антипатр считал, что успехи вскружили Александру голову и что он теперь представляет для него опасность. Далее в «Романе об Александре» описывается, как Антипатр покупает белую чемерицу, смертельный яд столь сильного действия, что его надо было вскипятить и хранить в копыте мула. Затем яд поместили в железную коробку и отдали Кассандру, сыну Антипатра, чтобы тот отвез его в Вавилон. Брат Кассандра, Иолл, служил у царя виночерпием. Кассандр приезжает в Вавилон. Вскоре после этого Александр избивает Иолла. У него – как утверждает «Роман об Александре» – были на то причины. Мидий расстроен, ибо Иолл – его любовник.

Настало время роковой пирушки. Часть гостей не подозревает о заговоре, однако остальным все известно. Иолл подает Александру чашу. «Неожиданно Александр вскрикивает, словно бы пораженный в печень копьем». На короткое время Александр справляется с болью и приказывает продолжить пиршество. Затем он пытается вызвать у себя рвоту, и Иолл подает ему перо, также смоченное в яде. Теперь Александру делается совсем плохо. Кассандр и Иолл уходят. Автор «Романа об Александре» продолжает повествование и возвращается к последним мгновениям жизни царя. Следует рассказ о том, как Александр чуть ли не ползком добирается до реки, чтобы утопиться, но ему мешает Роксана. Александр беседует со своими близкими друзьями, среди которых находятся Пердикка и Птолемей. Они выведены у автора в лучшем свете. Александр составляет завещание. Он делит империю, распоряжается о том, чтобы тело его было погребено в Египте, и дает по кольцу Роксане и Пердикке, после чего умирает. «Памфлет» описывает смерть Александра почти в тех же выражениях, что и повествования Арриана и других авторов, так что, возможно, историки воспользовались этим источником.

Существуют, однако, две противоречащие друг другу традиции: по официальной версии, Александр Македонский умер от лихорадки, усиленной избыточным количеством алкоголя. Согласно другой, более драматичной версии, царь был убит Антипатром. Он добыл яд, и его сыновья сумели добавить его в вино царя. Полагают, что Кассандра и Иолла тайно поддерживали некоторые влиятельные военачальники.

Плутарх, Диодор Сицилийский и Арриан, как и наши современные историки, полагают, что рассказы об убийстве царя являются сказками, ни на чем не основанными теориями.

Тем не менее следует изучить имеющиеся источники более досконально. Диодор Сицилийский – а писал он примерно в 40-м году до н. э. – обладает ключом к решению загадки источников. Очень много споров ведется о том, какими источниками пользовался Диодор. Вероятный ответ, что документов таких было много и они были доступны. Диодор подробно описал, что случилось с Александром, как он, выпив вина у Мидия, ощутил шок, кинжальную боль, слабость, нарастание боли и совсем обессилел. Сообщил он, и как это озадачило врачей царя. Верно, Диодор не заявляет того, что Александр был отравлен, однако не утверждает и обратного. Суждения Диодора нейтральны. Он говорит, что слышал, как «некоторые историки» упоминали об отравлении. Позже он же добавляет удивительную фразу, что «после смерти Александра многие историки поверили в то, что он был отравлен, но не осмелились говорить о яде из страха перед преследованием». Диодор, следовательно, допускает, что многие источники, которыми он пользовался, не решались донести рассказ об отравлении из страха перед Кассандром и Антипатром. Он назвал тех самых людей, которые подозревались в заговоре.

Квинт Курций, рассказывая ту же историю, заявляет, что слухи об отравлении Александра «были скоро задушены властью тех, кого эти слухи обвиняли». Арриан просто пересказывает эти слухи, чтобы доказать, что он о них слышал: «Я записал это скорее для того, чтобы показать, что я осведомлен в этих толках, а не из доверия к ним». Плутарх более эмоционален: «Ни у кого тогда не возникло подозрения, что Александра отравили. Все это выдумки, и никакого отравления не было».

Тем не менее текст Диодора соответствует истине. Сохранился фрагмент, и в нем сообщается, что Онескрит, морской командир, служивший под началом Мидия, знал о заговоре, но из страха не осмелился о нем сообщить. А вот и сам фрагмент:

Следует теперь сказать, кого [участников пирушки у Мидия, на которой отравили Александра] Онескрит намеренно не упомянул, потому что боялся с их стороны расправы. Это были Пердикка, Мидий, Леоннат и т. д.

Афины, давнишний враг Македонии, радостно откликнулись на известие о кончине Александра. «Что?! – воскликнул один из жителей. – Александр мертв! Да не может быть! От его трупа засмердит весь мир». Другой афинянин, Гиперид, внес предложение наградить Иолла, предполагаемого убийцу Александра. В 321 году до н. э. Антипатр одержал победу над афинской армией и захватил город. Он разыскал Гиперида и подверг его пыткам: вырезал язык, а потом убил. Он даже отказался возвратить тело для захоронения в Афинах. Случай с Гиперидом доказывает, что в 321 году до н. э. история об отравлении Александра Антипатром являлась в Греции всеобщим достоянием, однако повторять ее было чрезвычайно опасно, в чем Гиперид и удостоверился. Неудивительно, что другие авторы подошли к этому вопросу с разумной осторожностью. Олимпиада, конечно же, считала, что сына отравили. Вступив в борьбу с семейством Антипатра, она сумела захватить Никанора, брата Кассандра, и казнила его. Придя к власти, Олимпиада осквернила могилу Иолла, а останки его разбросала по сторонам. Зная о лютой ненависти Олимпиады к Антипатру, вряд ли можно удивляться тому, что она с готовностью восприняла теорию отравления.

С Аррианом и Плутархом дело обстоит серьезнее: к теории отравления они также относились с недоверием. Оба автора были римскими подданными, работали во втором столетии новой эры, во времена милосердного и образованного императора Адриана. Арриан раскрывает характер Великого завоевателя, рассказывает о его жизни и достижениях, и книга эта исполнена восторга перед героем. Александр – великий полководец, правитель, исторический колосс, знающий, как добиться мира в огромном государстве, – вот идеал, к которому стремилась Римская империя. Арриану известна была судьба римских императоров-тиранов – Нерона, Калигулы и Домициана: их всех убили. Тиранию в античном мире рассматривали как законную политическую власть. Арриан и, в меньшей степени, Плутарх не могли принять того, что Александра убили. Такой акт вызвал бы вопрос: что же такого сделал Александр, чтобы возбудить к себе ненависть, закончившуюся убийством? Конечно, и Арриан, и Плутарх могли обратиться к историческим источникам, но что это за документы? Некоторые из них сохранились только во фрагментах, и у всех у них общая черта: авторами этих произведений являются современники Гиперида и Онесикрита и они были среди «многих историков», упомянутых Диодором Сицилийским, не осмелившихся написать о яде. Александр и его последователи очень интересовались тем, что о них писали, потому что знали, что войдут в историю. По крайней мере, восемь человек из ближайшего окружения Александра написали рассказы и мемуары. Александр сам нанял себе Каллисфена в качестве официального историка.

Лукиан сообщает, будто Александр сказал однажды, что ему хотелось бы вернуться после смерти на землю и узнать, что думают люди обо всех описанных его деяниях, а Лисимах, один из преемников Александра, потребовал, чтобы Онесикрит читал ему свои мемуары вслух, и он обсуждал с ним эпизод, произошедший во время царствования Александра. В таких обстоятельствах написание исторических книг могло стать весьма опасным занятием. Об этом можно прочитать и у Плутарха, написавшего об Аристобуле. Аристобул служил при дворе Александра: был у него то ли инженером, то ли архитектором. В соответствии с одним источником, Аристобул дожил до девяноста лет, а писать мемуары начал, когда ему исполнилось восемьдесят четыре года. На первый взгляд такому человеку надо бы доверять, однако есть сведения, что Аристобул вернулся в Европу в 321 году до н. э. и был в услужении у Антипатра, а позднее – у его сына Кассандра. Аристобул был правительственным чиновником, непосредственным свидетелем дикой кровавой бойни, которую устроили преемники после смерти Александра. Он должен был знать о судьбе Гиперида, и когда поступил на службу к Антипатру, вряд ли стал бы открывать историю с отравлением. Неудивительно, что Аристобул поддерживает версию своего повелителя: Александр умер не от алкогольного отравления и уж тем более не от яда. Он просто заразился, заболел, и болезнь оказалась смертельной. У Аристобула можно заметить доказательство строгой цензуры в отношении всего, что было написано об Александре и его доверенных людях. Лисимах был не единственным человеком, который допытывался у автора, что именно тот написал, после чего он сравнивал текст с собственными мемуарами. Александр, впрочем, поступал так же. Римский писатель Лукиан приводит интересный рассказ о том, как Александр заставил Аристобула прочесть то, что тот написал об индийской кампании, в особенности о сражении между Александром и раджой Пором.

Аристобул, как и было оговорено с ним заранее, написал воспоминания о войне Александра с Пором. По просьбе царя он прочел ему отрывок из своего произведения и думал, что царь порадуется: ведь он расписал его подвиги самыми яркими красками, однако Александр взял книгу (в это время они как раз плыли по Гидаспу) и с силой швырнул ее в воду. «Хорошо бы и тебе последовать за ней, Аристобул. Ты выигрываешь сражения за меня да и слонов убиваешь одной стрелой».

Сейчас бы этому рассказу не поверили, тем не менее он согласуется с отношением Александра к льстецам, в особенности когда те в своем усердии хватали через край. Если этот эпизод и в самом деле имел место, а никакой причины не верить Лукиану у нас нет, то рассказ этот доказывает: Аристобул писал исторические заметки уже в 325 году до н. э., но – как подчеркивает Пирсон – опубликовал свои материалы много лет спустя после смерти Александра. Какова же причина двадцатипятилетнего перерыва? Скорее всего, Аристобул, как и другие авторы, проявлял большую осторожность в отношении всего, что касалось великого завоевателя и его ближайшего окружения. Аристобул был человеком благоразумным и писателем осторожным, и это позволило ему дожить до глубокой старости. Это же можно сказать и обо всех других писателях того времени. Все вышеизложенное подтверждает высказывания Диодора Сицилийского и Квинта Курция о том, что сразу после смерти Александра была введена жестокая цензура, не позволявшая говорить об отравлении царя, а уж тем более связывать это отравление с Антипатром и его сыновьями.

Тем не менее современные историки охотно приняли официальную версию и невнимательно вчитались в работы Арриана и Плутарха. Арриан отвергает историю с отравлением, хотя и допускает маленькую оплошность, когда описывает посещение военачальниками Александра храма Сераписа. Они спрашивают: «Не будет ли полезнее и лучше принести Александра в храм и умолять бога об излечении?» Оракул отвечает, что будет «лучше», если он останется там, где он есть. Вскоре после этого Арриан заявляет, что Александр умер, словно смерть и была для него «лучшим уделом». Что Арриан хочет этим сказать? То, что великому его герою лучше было умереть? Вероятно, Арриан также читал источники, использованные Диодором Сицилийским и Юстином, и знал, что Александр испытывал невероятные мучения, а потому смерть для него была избавлением. Что же вызвало такие симптомы, отчего болезнь развивалась столь быстро, отчего врачи ничем не смогли помочь? Как я покажу далее, версия об отравлении мышьяком вполне объясняет все эти вопросы, ибо в этом случае человек испытывает такие страдания.

Арриан вскользь упоминает об этом и переходит к дальнейшему повествованию. Плутарх высказывается еще более неопределенно. Он просто рассказывает о состоянии трупа оставленного в жаркой атмосфере вавилонского лета. В наши дни такое обстоятельство вызвало бы немедленные подозрения. Плутарх либо лжет, либо притворяется неосведомленным, когда категорически заявляет: «Ни у кого тогда не возникло подозрения, что Александра отравили». Это абсолютная неправда, ибо был инцидент с Гиперидом, заявление Онесикрита, не говоря уже о многих авторах, цитированных Диодором Сицилийским, был и «Памфлет» в «Романе об Александре». Плутарх фактически противоречит сам себе, когда говорит, что история об отравлении всплыла первоначально у Антигона Одноглазого Он был в то время в Вавилоне Антигон был одним из ведущих полководцев Александра, сыном Филиппа и одним из претендентов на престолонаследие, заклятым врагом Антипатра, но в то же время очевидцем произошедших событий.

Тем не менее историки в качестве главного козыря выдвигают источник, которым пользовались и Арриан, и Плутарх, а именно – «Эфемериды», так называемые «Дворцовые дневники», Я не хочу воспроизводить споры, которые не утихают относительно этих документов. К «Дворцовым дневникам» относились почти как к Библии, к истине в последней инстанции, как к официальному документу, описывавшему последние дни Александра. В наши дни, в атмосфере, склонной к более глубокому анализу, на эти документы смотрят незашоренным взглядом. Авторитет «Дворцовых дневников» пошатнулся. Кроме части, процитированной Элианом, единственные авторы, кто цитировал «Дневники», – это Плутарх и Арриан. Критики также заявили, что как официальные документы «Дворцовые дневники» дают очень мало информации относительно последних двух недель жизни Александра. Всего лишь скудные записи о выпитом вине, купании и жертвоприношениях. Сообщается, что он оставался во дворце, встречался с Неархом и Мидием, а также беседовал с какими-то военачальниками. В «Дневниках» пишут, что Александра мучила лихорадка, которая с каждым днем становилась все сильнее. В этих записях словно бы пытаются создать впечатление, что дела в империи шли как обычно, никакой драмы, никаких заговоров, просто царь заболел, ну так это с каждым может случиться. Записи настолько банальны, что невольно возникает подозрение: они для этого и написаны. Все становится еще более странно, когда выясняется возможный автор «Дневников» – это один из военачальников Александра и его секретарь Эвмен, которому помогал его подчиненный, Диодот из Эритреи.

У Афинея существует фрагмент, подтверждающий, что автор записей – Эвмен: «Александр также сильно пил и после кутежа спал, не просыпаясь двое суток. Это записано в «Эфемеридах» [Дворцовых дневниках], написанных Эвменом из Кардии и Диодотом из Эритреи».

Показания Эвмена вряд ли можно считать объективным источником. Он враждовал с Гефестионом, и когда царский фаворит умер, Эвмен так сильно боялся, что Александр припомнит ему прежнюю рознь, что первым вызвался почтить память покойного: предложил Александру и другим полководцам установить мемориал и выказывать глубокое уважение почившему Гефестиону. Что еще важнее, Эвмен ссорился и с Александром. Плутарх дает описание этого случая.

Нужно признать, что он [Эвмен] часто бывал в немилости у Александра, и дважды из-за Гефестиона. Один раз это случилось, когда Гефестион отдал одному флейтисту дом, который слуги Эвмена приготовили для его людей. Эвмен разгневался, пришел к Александру и закричал: «Может, лучше им теперь оружие побросать и выучиться играть на флейте или сделаться трагическими актерами?» Александр поначалу принял его сторону и резко попенял Гефестиону, однако вскоре изменил точку зрения и все недовольство обратил на Эвмена: посчитал, что своим заявлением тот выразил более неуважение к нему, Александру, чем досаду на Гефестиона. В другой раз Александр хотел послать Неарха с флотом, чтобы он исследовал океанское побережье. Заглянув в казну, царь увидел, что денег мало, а потому попросил друзей о займе. Среди прочих он обратился и к Эвмену за 300 талантами. Тот предложил ему только 100 и сказал, что и эти деньги собрать ему было очень трудно. Александр никак своего недовольства не выразил, однако приказал своим слугам потихоньку поджечь шатер Эвмена, предполагая, что тот, спасаясь от пожара, вынесет деньги и тогда его можно будет уличить в обмане. Случилось, однако, что шатер сгорел полностью, и Александр расстроился, оттого что в огне погибли и его документы. На пожарище, кстати, заметили расплавившиеся золото и серебро, ценность которых превышала 1000 талантов, но даже и тогда царь не взял его. Затем Александр написал всем своим сатрапам и стратегам письма с просьбой прислать ему копии пропавших документов. Когда они пришли, царь снова отдал их Эвмену.

С учетом вышеизложенного, вряд ли кто назовет Эвмена надежным источником. Я, однако, сомневаюсь в том, что Эвмена можно считать ответственным за написанное в «Эфемеридах». После смерти Александра, борясь за престолонаследие, Эвмен вместе с Пердиккой выступал против Птолемея. Эвмен был назначен сатрапом одной из провинций Малой Азии, после смерти Александра у него не было отношений с Египтом. Очевидно, что туда он ни разу не ездил, и все же у Птолемея есть ссылка на Египет, это подтверждает наши подозрения, что «Дворцовые дневники» были фальсифицированы. «Дневники» должны были быть написаны примерно в 323 году до н. э., тем не менее в них упоминаются военачальники Александра, ездившие в храм Сераписа в Вавилоне для молитвы за больного царя. Серапис – египетский бог-целитель, и культ его появился в Египте после 301 года при Птолемее, унаследовавшем Египет после смерти Александра и боровшемся против всех, кто надеялся отобрать у него престол. Делались различные попытки связать Сераписа с каким-то другим вавилонским богом, однако все это – литературная компиляция. В 323 году до н. э., в момент смерти Александра, не было найдено ни археологического, ни письменного свидетельства о существовании в Вавилоне храма Сераписа или культа этого бога. Введение культа Сераписа в Мемфисе (Египте) было, согласно Тациту и Плутарху, делом непосредственно Птолемея. Он тесно сотрудничал с афинянином Тимофеем и историком Манефоном, с тем чтобы основать и распространить культ исцеляющего бога. Ссылка на Сераписа в «Дворцовых дневниках», как и в другом историческом документе, касающемся загадочной смерти Александра, может зафиксировать не только место и время появления этих рассказов, но и укажет на человека, который мог быть заговорщиком и убийцей Великого завоевателя.

В «Дневниках» нет упоминаний о ходе лечения Александра и его соратников, Александр очень интересовался медициной: сказалось влияние Аристотеля. Во время военных походов Александр несколько раз был ранен, и об этом имеются подробные записи военных врачей, которые его лечили. Есть сведения, что Александр и сам лечил раны товарищей и интересовался ходом их выздоровления. Плутарх пишет:

Как-то раз, когда Певкест оправился от опасной болезни, он [Александр] написал его врачу Алексиплу благодарственное письмо. Увидев однажды во сне, что Кратер болен, Александр и сам принес за него жертвы, и Кратеру велел сделать то же самое. Врачу Павсанию, намеревавшемуся лечить Кратера чемерицей, Александр написал письмо, в котором выражал свою тревогу и советовал, как лучше применять это средство.

Все это резко отличается от вавилонской трагедии. Великий завоеватель, владыка империи, мучается от лихорадки, но, хотя «Дворцовые дневники» и упоминают некоторые имена, вы не найдете в них никаких сведений о действиях врачей. Во всех отчетах о фатальной царской болезни единственную реальную ссылку на врачей дает Диодор, да и то он лишь сообщает, что прибывшие медики обнаруживают полную неспособность помочь страдальцу. Возможно, ученые люди боялись приняться за лечение: вдруг они сделают ошибку и их обвинят в том, над чем они были уже не властны. Так уже случилось в Индии, когда Александр был ранен в грудь. Врач не брался за лечение, и его пришлось заставить заняться раненым царем. В случае с Гефестионом ничего поделать было нельзя, и когда друг умер, Александр обвинил во всем несчастного врача и распял его на кресте. Как бы то ни было, отсутствие в «Дневниках» ссылок на действия врачей и методы лечения больного вызывает недоумение.

То же относительно полководцев Александра: царь должен был находиться в окружении главных своих военачальников – Пердикки, Птолемея и остальных, однако дневники упоминают лишь два имени – командующего флотом Неарха и Мидия. Кстати, другие источники указывают на Мидия как на одного из убийц. Неарх и Мидий приходили к Александру за краткими указаниями. «Дневники» называют и другие имена – Клеомен, Пифон, Селевк и Аттал. Это те религиозные военачальники, что ездили искать помощи от бога Сераписа в загадочный вавилонский храм. Фактически все эти люди имеют нечто общее: Антигон, старый одноглазый полководец Александра, который во время кровавой битвы за престолонаследие боролся за империю против Птолемея и его союзника в Европе Антипатра. Мидий и Неарх служили во флоте Антиоха, а посетителями храма Сераписа были заклятые враги Антиоха. Селевк перебежал к Птолемею в Египет за защитой, а Пифон участвовал в убийстве Пердикки и выдал своего хозяина Птолемею. На мой взгляд, «Дневники» – документ, специально созданный в Египте после 301 года до н. э для распространения официальной точки зрения, потому там и содержится ссылка на храм Сераписа. На первый взгляд кажется, будто они составлены Эвменом, но фактически – это произведение Птолемея и его союзника Кассандра, отсюда и загадочная ссылка на второго возможного автора «Дневников» – Диодота из Эритреи. Он также был секретарем Кассандра.

Развеять слухи об отравлении – вот в чем главная цель «Дневников». Они описывают последние дни Александра как рутину, в которой нет места драме или загадке. Содержат они также и более сложные рассуждения, маскирующие правдивую картину смерти Александра.

Если речь идет о яде, то с Александром в последние дни его жизни были рядом два морских командира – Мидий и Неарх. Впоследствии Неарх вместе с Антигоном выступил против Птолемея и Кассандра. Упоминания о Пердикке и Эвмене отсутствуют: к тому времени, как «Дневники» были опубликованы, оба они были мертвы. Пердикку казнили в 321 году до н. э., а Эвмена – в 317-м или 316 году до н. э., так что правдивость этих «Дневников» никто не мог подтвердить. Не говоря о Мидии и Неархе, «Дневники» упоминают командиров, бывших врагами Антигона и сподвижниками Птолемея, говоря, что эти военачальники очень беспокоились за царя, а потому провели ночь в местном храме, молясь за здоровье Александра. Важно вспомнить два источника, которые упоминают об этом эпизоде. Хотя идею о заговоре и убийстве Плутарх яростно отрицает, он все же соглашается, что мысль об этом возникла у Антигона, врага Антипатра и его сподвижников. Второй источник – фрагмент из «Дворцовых дневников» процитирован годом ранее римским писателем Элианом. Этот фрагмент рассказывает о передвижениях Александра, посещавшего различные пирушки. Элиан затем комментирует:

А соответственно из двух заключений верно должно быть одно: либо то, что Александр сам себе навредил, оттого что в тот месяц слишком сильно пил, либо те, кто об этом писали, лгали. Пусть все думают, что группа, в состав которой входил Эвмен, сделала эти записи.

Группа, конечно же, состояла из военачальников Александра. Эвмен был при них секретарем, и его назначили ответственным за документы, стало быть, и за «Дворцовые дневники». Откровенные сомнения Элиана относительно так называемых «Дневников» и настоящей их цели ясны: появились они по воле определенных людей и опубликованы с тайным умыслом. Следует неизбежное заключение, что «Дворцовые дневники», описывающие последние дни Александра, были хитроумным пропагандистским шагом. Опубликовали их с целью внушить всем, что царь страдал от лихорадки и умер по естественной причине. В них нет и намека на слухи об отравлении, идет скучное перечисление событий. «Дворцовые дневники» предусмотрительно не называют военачальников Александра, – «порфироносных повелителей», как именовал их Квинт Курций, а уж они-то должны были быть возле умирающего царя. Пусть люди думают, что «Дневники» написаны Эвменом, однако к тому времени и он, и Пердикка были уже мертвы. На самом деле документы эти были делом рук Диодота из Эритр. «Дневники» намекают: если с Александром случится что-то нехорошее, люди с подозрением посмотрят на Неарха и Мидия, которые были возле умирающего царя, а позже выступили с Антигоном против законных правителей – Антипатра и Птолемея.

«Дворцовые дневники» на самом деле лишь часть пропагандистской кампании. Авторы, такие как Онесикрит и Аристобул, вероятно, боялись сказать правду, зато за них это сделал анонимный памфлет. «Памфлет», обнаруженный в «Романе об Александре», появился вскоре после смерти Александра. Он быстро распространился по всей Греции и – в многочисленных копиях – за ее пределами. «Памфлет» обвинил в трагедии семейство Антипатра. В своей теории я руководствовался двумя самыми авторитетными версиями – эфиопской и армянской, однако, когда дело доходит до имен убийц, здесь также появляются серьезные расхождения. Эфиопская версия утверждает, что Пердикка участвовал в заговоре против Александра, а армянский вариант заявляет о полной его невиновности. В некоторых вариантах о Пердикке говорят как о царском фаворите и преемнике. Дескать, царь отдал ему свое кольцо и даже руку Роксаны. Армянский вариант отдает предпочтение Птолемею, его считают там законным преемником Александра и царем Египта.

«Памфлет», вставленный в «Роман об Александре», утверждает, что Антипатр и Кассандр – убийцы. Это заявление получило быстрое распространение, а потому от него очень трудно было избавиться. Если бы Кассандр попытался это сделать, к нему отнеслись бы с еще большим подозрением. В ответ он выпустил в свет «Дворцовые дневники», в чем ему усердно способствовал Птолемей. Остальным особенности Пердикке и Птолемею, оставалось лишь истолковать «Памфлет» в свою пользу. Рассказ об убийстве затрагивает много других имен. Олимпиада, всю жизнь ненавидевшая Антипатра, когда любимый сын ее был еще жив и здоров, выведена в «Дневниках» как одна из тех, кто в отместку развязал войну против Кассандра и его семьи. Впрочем, Олимпиаде и не требовалось никакого стимула для преследования семьи, которую она на дух не переносила. Следует также упомянуть Аристотеля. Он был экспертом по ядам. Несмотря на то что он являлся учителем Александра, у него было достаточно причин не любить своего воспитанника, казнившего племянника философа, историка Каллисфена.

Можно сделать вывод: любой письменный документ того времени, рассказывавший о смерти Александра, составлялся под воздействием страха, предубеждения, пропаганды, цензурных рогаток или нарочитого забвения. Один человек мог пролить свет на всю эту путаницу и дать правдивое описание событий. Птолемей был писателем, которому нечего было бояться. Он являлся личным телохранителем Александра, дегустатором, сатрапом, а позже – царем Египта, основателем культа Сераписа. Птолемей написал собственные воспоминания в начале 280 года до н. э., то есть через сорок лет после смерти Александра, Ознакомиться с ними мы, к сожалению, можем лишь через Арриана, заявившего, что, кроме приведенных в рассказе фактов, Птолемей ничего более не может прибавить к обстоятельствам смерти Александра. Но ведь Птолемей был очевидцем произошедших в Вавилоне событий. У него была возможность точно описать, что тогда случилось, и с помощью старого своего боевого товарища Кассандра оповестить общественность. У Арриана имелось два источника: Аристобул (у того была причина держать рот на замке) и Птолемей, и он ничего нового нам не говорит. Птолемей, писатель, а возможно и брат Александра по отцу, был другом великого завоевателя с юных лет. Он сражался с Александром плечо к плечу, защищал его шатер и отвечал за безопасность царя. Возможность рассказать о последних днях Александра у него, несомненно, была, только он не захотел ею воспользоваться. Арриан заявляет, что, рассуждая о смерти Александра, он просто пересказывает «Дворцовые дневники». Затем он добавляет: «Кроме этого, ни Птолемей, ни Аристобул ничего более не сообщили». Заметно, что отчет Птолемея о смерти Александра почти совпадает с содержанием «Дворцовых дневников», а потому и подозрение, что «Дневники» были работой Птолемея, только усиливается. Однако, как мы увидим, Птолемей помалкивает там, где ему следовало бы высказаться. Написал он свою работу незадолго до смерти. В ней он предстает перед нами в образе грубовато-добродушного солдата, ограничивавшегося военными вопросами. Он заявляет, что был послушным командиром, исполнявшим приказы главнокомандующего. Умалчивая о подробностях последнего пира Александра в доме Мидия, Птолемей просто следует своему жизненному кредо: «Молчание – золото».

История с ядом замечательна тем, что она фактически называет имена убийц Александра, перечисляет помощников и описывает, как все происходило. Но так ли было все на самом деле? Заговорщики поделены здесь на две группы: семейство Антипатра и группа наделенных властными полномочиями высокопоставленных командиров, которых Антипатр даже не видел до этого в течение одиннадцати лет. Что же, они объединились ради убийства Александра? Если так, то зачем им выступать против человека, который не только позволил им разрушить Персеполь, но и предварительно дал разграбить его богатства? Арриан и Плутарх не могут представить себе, что любимый ими герой – какие бы ни были у него недостатки – был убит в результате заговора. Напрашивается вопрос: что же случилось с их великим героем, что им пришлось его устранить? Каков мотив убийства?