Любящему отцу недолго пришлось ждать вестей от сына. Первого июня огромный пароход вышел из саутгемптонской гавани в Ла-Манш, а пятого достиг Мадейры откуда коммерсант получил две телеграммы: от сына и от своего тамошнего агента. Затем наступило долгое молчание, так как в то время с Капской колонией еще не существовало телеграфной связи, но наконец восьмого августа пришло письмо, в котором Эзра сообщал о своем благополучном туда прибытии. Затем он написал из Веллингтона, где тогда кончался железнодорожный путь, а потом из Кимберли, главного города алмазного края, подробно рассказав о том, как проехал эти последние восемьсот миль и какие приключения пережил в дороге.
«Кимберли, — сообщал Эзра в своем письме, — стал довольно большим городом, хотя несколько лет назад тут был только маленький поселок. Теперь в нем есть несколько церквей, банки и клуб. На улицах можно увидеть немало прилично одетых людей, хотя большинство прохожих составляют довольно грязные субъекты с копей в широкополых шляпах и пестрых рубахах — по виду все отчаянный народ, хотя ведут себя довольно тихо. Разумеется, тут полно чернокожих всех оттенков — от угольного до светло-желтого. Попадаются черномазые с деньгами и очень нахальные. Вы подивились бы их наглости. Вчера в гостинице я дал одному такому хорошего пинка, а он спросил, какого черта я себе позволяю, так что мне пришлось сбить негодяя с ног. Он сказал, что подаст на меня в суд, но вряд ли здешние законы настолько подлы, чтобы поощрять дерзость негров по отношению к белым.
Хотя Кимберли считается столицей этого края, самая добыча алмазов ведется не здесь, а в поселках по реке Вааль, рассеянных на расстоянии в пятьдесят — шестьдесят миль. Обычно камни скупаются прямо в поселках и оплачиваются чеками на кимберлийские банки. Поэтому я перевел наши деньги в здешнее отделение Южно-Африканского банка. Все складывается для нас прекрасно. Завтра я выезжаю в Хеброн, Клипдрифт и другие поселки при копях, чтобы самому посмотреть, как ведутся тут дела, и, может быть, купить несколько камней, чтобы стать известным. Как только новости дойдут сюда, я скуплю все, что будет предложено. Приглядывайте за Димсдейлом и следите, чтобы он ничего не пронюхал».
Он написал еще раз через две недели, и в Атлантическом океане пароход, везший его письмо, встретился с пакетботом, который должен был доставить в Южную Африку известие о чудесном открытии английского геолога, который нашел алмазы среди Уральских гор.
«Я езжу по поселкам, — писал Эзра. — Я побывал во всех между Хеброном и Клипдрифтом: в Пенниэле, Ковудс-Хопе, Вальдекс-Планте, Ньюкеркс-Хопе, Уинтерраше и Блуджекете. Завтра уезжаю в Делпортс-Хоп и Ларкинс-Флэт. Всюду меня принимают отлично, и не рады мне только скупщики, в большинстве немецкие евреи. Они прослышали, что я лондонский богач, и опасаются, как бы из-за меня не поднялись цены. Им неизвестно, что я сейчас покупаю только дешевые камни, так как нам следует сохранить все свои ресурсы в целости.
Процесс добывания алмазов очень прост. Люди копают ямы в песке на речном берегу, и в этих-то ямах и отыскиваются алмазы. Всю работу исполняют негры, „бои“, как их тут называют, а хозяин, „босс“, следит за ними. Все находки принадлежат боссу, но боям выплачивается точно установленное жалованье, независимо от того, отыскивают ли они что-нибудь или нет.
Когда я в Хеброне наблюдал за работой такой команды, белый надсмотрщик вдруг закричал, сунул руку в только что выброшенную кучу песка и вытащил неприглядный шарик величиной с небольшой грецкий орех. На его крик сбежались хозяева всех соседних участков.
„Прекрасный камень!“ — сказал тот, кто его нашел.
„Пятьдесят каратов, не меньше!“ — воскликнул другой, взвешивая алмаз на ладони.
Со мной были весы, и я предложил взвесить его. Он потянул шестьдесят четыре с половиной карата. Затем они вымыли его и внимательно осмотрели. Потом они долго шептались, после чего хозяин камня подошел ко мне.
— Вы ведь покупаете камни, мистер Гердлстон? — спросил он.
— Иногда, — ответил я. — Но вообще-то я этим не слишком интересуюсь и езжу больше для удовольствия, чем для дела.
— Ну, — ответил он, — вам придется долго поездить, прежде чем вы найдете камень получше. Сколько вы за него дадите?
Я поглядел на камень и сказал:
— Окраска неравномерная.
— Он же белый! — заявил хозяин, а приятели его поддержали.
— Господа! — сказал я. — Камень вовсе не белый. Он с желтым надцветом. И ничего не стоит.
— Да коли он желтый, — говорит какой-то чернобородый верзила в вельветовых штанах, — так от этого за него надо взять дороже. Желтый алмаз ничуть не хуже белого.
— Конечно, — отвечаю я. — При условии, что окраска равномерная. А этот камень — грязно-желтый. И вы это знаете не хуже меня.
— Так вы его не купите? — спрашивает один из них.
— Могу дать за него семьдесят фунтов и ни пенни больше, — говорю я.
Слышали бы вы, как они взвыли!
— Да он стоит пятьсот фунтов! — завопил кто-то.
— Прекрасно, — сказал я, — оставьте его себе и продайте за эту сумму. Всего хорошего! — И я уехал.
В тот же вечер мне прислали этот камень с просьбой выписать чек на семьдесят фунтов, а через два дня я продал его за сто фунтов. Как видите, уроки ван Хелмера мне весьма пригодились. Я рассказал вам про этот случай только для того, чтобы вы убедились, что хоть я и новичок в этом деле, провести меня никому не удастся. В здешних газетах нет никаких известий из России. Но я к ним готов. Как вы поступите, если что-нибудь помешает нашей операции? Сбежите с остатком капитала или пойдете ко дну с развернутым флагом, уплатив столько-то шиллингов за фунт? Чем больше я об этом думаю, тем сильнее проклинаю ваше безумие, из-за которого мы очутились в нынешнем положении. Всего хорошего».
— Он прав, это было безумие! — сказал старый коммерсант, опуская голову на руки. — Конечно, мальчик мог бы и не упрекать меня, находясь так далеко, но ведь он всегда был грубоват и не любил обиняков. «Если что-нибудь помешает нашей операции…» Вероятно, его гнетут какие-то сомнения, иначе он не написал бы так. Лишь богу известно, как я поступлю в подобном случае. Есть и еще способы… другие способы… — Он провел рукой по глазам, словно отгоняя страшное видение. Его сумрачное лицо так исказилось, что в нем трудно было узнать почтенного старейшину тринитарианской общины или всеми уважаемого коммерсанта с Фенчерч-стрит.
Некоторое время Гердлстон размышлял, а потом поднялся на ноги и позвонил. По этому сигналу в комнате появился Гилрей — так быстро и так бесшумно, что его можно было бы принять за какого-нибудь послушного джина из восточной сказки, если бы только весь его облик от кончиков измазанных в чернилах пальцев до изношенных башмаков не был столь прозаичен и не выдавал в нем сразу старого клерка.
— А, Гилрей! — начал коммерсант. — Мистер Димсдейл в конторе?
— Да, сэр.
— Прекрасно. Он, кажется, является сюда аккуратно?
— Очень аккуратно, сэр.
— И, кажется, начинает хорошо разбираться в делах?
— На редкость быстро привыкает, сэр, — ответил старший клерк. — Он и в порт поспевает и в контору, так что прямо с утра до ночи трудится.
— Так и следует, так и следует, — сказал Гердлстон, поигрывая пресс-папье. — Прилежание в юности, Гилрей, приносит досуг в старости. «Дева Афин» разгружается?
— Мистер Димсдейл побывал там утром, сэр. Разгрузка идет быстро. Только он хотел обратить ваше внимание на состояние судна, мистер Гердлстон. Он говорит, что оно даже в порту течет и что некоторые матросы отказываются идти на нем в новый рейс.
— Гм-гм! — досадливо хмыкнул Гердлстон. — А для чего же существуют портовые инспектора? Зачем им платят жалованье, если мы сами будем осматривать суда? Когда инспекция потребует ремонта, мы его произведем.
— Инспектора были на судне одновременно с мистером Димсдейлом, сэр, — робко сказал Гилрей.
— Ну и что же? — спросил хозяин.
— Он говорит, сэр, что инспектора спустились в каюту с капитаном Спендером, и он угостил их шампанским. Потом они заявили, что вполне удовлетворены состоянием судна, и ушли.
— Ну, вот видите! — с торжеством воскликнул глава фирмы. — Разумеется, инспектора с одного взгляда могут определить положение вещей, и они не преминули бы обратить внимание капитана на неполадки, если бы действительно там было что-нибудь серьезное. И впредь лучше не поднимать ложной тревоги. Скажите об этом мистеру Димсдейлу, но от своего имени, а не от моего. Посоветуйте ему быть осмотрительнее и не торопиться с выводами.
— Непременно, сэр.
— И подайте мне тридцать третий гроссбух.
Гилрей протянул руку и, сняв с полки пухлый томик почтительно положил его на стол перед хозяином. Затем, убедившись, что больше от него ничего не требуется, старший клерк тихо удалился.
Тридцать третий гроссбух был снабжен специальным замочком, который надежно охранял его от посторонних глаз. Джон Гердлстон вынул из кармана маленький ключик и с легким щелчком отпер замок. Это была бесценная книга, личный гроссбух главы фирмы. Только он показывал истинное положение дел, а все остальные счетные книги создавали обманчивую иллюзию благополучия. Только благодаря этой книге старый коммерсант мог так долго держать своего сына в неведении, открывшись ему лишь тогда, когда его принудила к этому горькая необходимость.
Гердлстон медленно и грустно листал ее страницы. Вот суммы, поглощенные «Компанией по добыче золота у озера Танганьика», которая должна была приносить тридцать три процента дивидендов, но лопнула на второй месяц своего существования. А вот ссуда, предоставленная «Дюреру, Холлету и К°» под обеспечение, которое при ближайшем рассмотрении не обеспечило ничего. Далее были запечатлены сделки фирмы с «Левантийской нефтяной компанией», казначей которой скрылся с большей частью капитала компании. Тут же следовали суммы, погибшие вместе с «Вечерней звездой» и «Провидением», чье злосчастное столкновение нанесло фирме смертельный удар. Это были печальные страницы, но, пожалуй, самой печальной была последняя. На ней старый коммерсант в сжатой форме изложил финансовое положение фирмы к этому моменту. Вот слово в слово, что он собственноручно написал там:
ГЕРДЛСТОН И К°
Октябрь 1876 года
Дебет:
Долги, сделанные до признания Эзре. 34000 ф.
15000 ф, занятые на полгода, и 20000 ф., занятые на девять месяцев. 35000 ф.
Проценты на вышеуказанный заем из пяти годовых. 1125 ф.
Текущие расходы фирмы на ближайшие полгода, включая затраты на суда по 150 ф. в неделю. 3900 ф.
Расходы на дом на Эклстон-сквер примерно. 1000 ф.
Расходы Лэнгуорти в России и моего сына в Африке примерно. 600 ф.
Страховые взносы. 1200 ф.
_________
Итого: 76825 ф.
Все эти деньги необходимо изыскать самое крайнее через девять месяцев.
Кредит:
Эзра в Африке располагает следующими деньгами для скупки камней. 35000 ф.
Наличность в банке, включая остатки вклада Димсдейла. 8400 ф.
Прибыль от груза «Девы Афин», стоящей в порту. 2000 ф.
Прибыли от груза «Черного орла», «Лебедя» и «Пантеры», прикинутые из того же расчета. 6000 ф.
Дефицит. 25425 ф.
__________
Итого: 76825 ф.
Возможная гибель какого-нибудь из судов может принести от 12000 ф. до 20000 ф.
— Но ведь это не так уж скверно в конце-то концов! — пробормотал коммерсант после того, как он долго и внимательно изучал вышеприведенные цифры. Он откинулся в кресле и уставился в потолок гораздо более бодрым взглядом. — В худшем случае дефицит не превысит тридцати тысяч фунтов. Да многие фирмы сочли бы его пустяком. Дело в том, что я привык слишком долго видеть большие сальдо на правой стороне, и теперь, когда я увидел такие же цифры слева, мне показалось это ужасным. Есть десятки возможностей исправить положение! Но не следует забывать, — продолжал он, нахмурясь, — что я совсем истощил свой кредит и любой новый заем может вызвать подозрения, после чего все эти стервятники разом накинутся на нас. Нет, наша главная надежда заключена в алмазах. Эзра не может потерпеть неудачу. Он должен добиться успеха. И кто может помешать ему?
— Майор Тобиас Клаттербек, — раздался скрипучий голос Гилрея, словно в ответ на этот вопрос, а затем старый клерк, стук которого не был услышан, распахнул дверь и впустил в кабинет старого ветерана.