Кэт Харстон, поведав доброй вдове все свои тревоги и заручившись ее обещанием помочь ей в беде, почувствовала, что у нее точно камень с души свалился, и спрыгнула с крыши сарая на землю уже снова возрожденная к жизни. Все эти ужасные недели, проведенные в мрачном старом аббатстве, скоро останутся позади, как страшный сон, думала Кэт. Она не сомневалась, что либо Том, либо майор еще сегодня дадут ей о себе знать. И при мысли об этом сердце ее затрепетало от радости, щеки порозовели, и, направляясь через парк к дому, она даже запела — так легко стало у нее на душе.

Миссис Джоррокс и Ребекка заметили происшедшую с Кэт перемену и немало ей подивились. Кэт хотела было даже помочь миссис Джоррокс по хозяйству, но старая карга отказалась от ее помощи и грубо прогнала ее от себя. Ребекка тоже не поддержала попытки Кэт побеседовать с ней и поглядывала на девушку весьма недружелюбно.

— Ночью вы вроде натерпелись всяких страхов, — заметила горничная, — с чего же это вы теперь распелись?

— Ах, не вспоминай об этом, — сказала Кэт. — Я, верно, очень всех напугала. Может быть, этот ужасный монах мне просто почудился, я очень плохо чувствовала себя накануне. Но тогда, ночью, мне, право же, показалось, что я вижу его так же отчетливо, как сейчас тебя.

— О чем это она? — спросила миссис Джоррокс, приставив ладонь к уху.

— Она говорит, что видела ночью привидение, так же, дескать, ясно видела, как вот вас сейчас.

— Вранье! — проворчала старуха, разгребая кочергой угли в камине. — Ее тут еще и в помине не было, когда я жила одна-одинешенька во всем доме, и что-то никаких привидений не объявлялось. Не знает уж, что выдумать! Привидение увидала!

— Нет, нет, я ни на что не жалуюсь, — весело сказала Кэт. — Право же, я всем довольна.

— Вот, вот, теперь будет все говорить наперекор, — сердито прохрипела миссис Джоррокс. — Она же всегда говорит наперекор.

— По-моему, вы сегодня не в духе, — сказала Кэт и поднялась к себе наверх, прыгая, совсем как прежде, через две ступеньки.

Ребекка последовала за ней и, наблюдая все эти перемены, истолковала их на свой лад.

— Ишь как вы сегодня развеселились, — сказала она, остановившись в дверях спальни Кэт и с недоброй улыбкой заглядывая в комнату. — Верно, потому что завтра суббота. Вот чему вы радуетесь.

— Потому что завтра суббота? — как эхо, удивленно повторила Кэт.

— А то как же. Будто вы не знаете, о чем я говорю. Бросьте притворяться-то.

Служанка произнесла это с такой злобой, что Кэт удивилась еще больше.

— Не имею ни малейшего представления, что ты имеешь в виду, — отвечала она.

— Ну да, рассказывайте! — подбоченясь, крикнула Ребекка с издевкой. — Она, видите ли, не знает, что я хочу сказать! Она не знает, что ее молодчик припожалует сюда в субботу. Она знать не знает о том, что мистер Эзра таскается сюда по субботам из самого Лондона, чтобы повидать ее! Значит, не поэтому вы сегодня так развеселились, нет? Эх вы, притворщица! — Смазливое личико горничной было искажено злобой, руки безотчетно сжались в кулаки.

— Ребекка! — вне себя воскликнула Кэт. — В жизни я не видела такой идиотки, как ты! Должна тебе напомнить, что я — твоя хозяйка, а ты — моя горничная. Как смеешь ты разговаривать со мной подобным образом? Изволь немедленно удалиться из моей комнаты.

Служанка не шевельнулась; она нахально смотрела на Кэт в упор и, казалось, готова была постоять за себя, но в голосе Кэт прозвучало такое искреннее негодование и она с таким достоинством шагнула вперед, что Ребекка все же попятилась, отвела свой наглый взор и, что-то пробормотав себе под нос, выскользнула из комнаты. Кэт заперла за ней дверь и, когда смехотворность положения одержала верх над ее гневом, громко расхохоталась впервые за все время своего пребывания в аббатстве. Это уж было чересчур! Казалось невероятным, чтобы даже самый отпетый дурак мог вообразить себе, что она жаждет свидания с Эзрой Гердлстоном! Но мысль о нем тотчас положила конец ее веселью, потому что как-никак, а в одном служанка была права: завтра настанет суббота, и снова появится Эзра. Но, быть может, ее друзья опередят его. Дай-то бог!

День выдался прохладный, но ясный. За окном на темной синеве залива белели паруса рыбачьих лодок. Среди них — словно горделивый лебедь среди уток — парусный трехмачтовик стремил против ветра свой бег, держа курс на Портсмут или Саутгемптон. Далеко вправо, за каймой белой пены, лежал Уиннер-Сэндс. Уже начался прилив, и наносы ила исчезли под водой, лишь кое-где их тускло-серые, округлые вершины выглядывали на поверхность, словно спины спящих левиафанов. Широким треугольником распластавшись в небе, большая стая диких гусей улетала на юг. Кэт смотрела в окно, и все, что она видела, живило ее душу, вселяло в нее бодрость. Она снова готова была радоваться жизни, снова была исполнена надежд, и ей даже не верилось, что это она еще сегодня утром отшвырнула от себя пузырек с ядом, ибо знала в глубине души, что может последовать зловещим советам опекуна. Однако это было, было на самом деле: на некрашеном полу поблескивали кое-где кусочки разбитого стекла, и тошнотворный запах ядовитого снадобья еще не выветрился, хотя Кэт и открыла окно, чтобы избавиться от него. И все же сейчас, когда она вспомнила утреннюю сцену, все представлялось ей каким-то чудовищным, нелепым кошмаром.

Кэт и сама не знала, чего именно ждет от своих друзей, что могут они предпринять, но ни на секунду не сомневалась: они спасут ее, и притом очень скоро. Нужно только терпеливо ждать, и тогда все уладится. Завтра вечером, уж никак не позднее, всем ее бедам и страхам придет конец.

Именно так думал и Джон Гердлстон, задумчиво глядя из-под косматых бровей на тлеющие угли камина. Завтра вечером все должно решиться, решиться раз и навсегда. В пять часов приедут Эзра и Бурт, и это будет началом конца. Дальнейшая судьба самого Бурта не занимала Джона Гердлстона. Бурт был конченый человек. Если давать ему напиваться вдоволь, ему долго не протянуть, и он быстро перестанет обременять их своей особой. А если донесет на них, то ничего не выиграет, а только все потеряет. И уж на самый худой конец, разве может бред сумасшедшего повредить такому человеку, как известный коммерсант Джон Гердлстон, ведущий торговлю с Африкой? Нет, все было обдумано, все предусмотрено, хитрый старик не упустил из виду ничего. А самое главное — изобретенный им план делал для него неопасным даже судебное следствие; благодаря этому плану он мог ничего не страшиться.

Сидя в большой комнате, служившей одновременно и столовой и кухней, он поманил к себе миссис Джоррокс.

— Когда прибывает завтра последний поезд? — спросил он.

— Есть один какой-то, что приходит в Бедсворт без четверти десять.

— Значит, тут, мимо дома, он проходит, верно, без двадцати минут десять?

— Да, да, я всегда проверяю по этому поезду часы.

— Так. А где мисс Харстон?

— У себя. Прибежала домой, развеселая, заливается, хохочет! И послушали бы вы, как она нахально разговаривает со старыми людьми, у которых уже сгорбило спину, когда ее еще и на свете-то не было.

— Хохочет? — переспросил Гердлстон, приподняв брови. — Сегодня утром, по-моему, ей было совсем не до смеха. Может быть, она потеряла рассудок? Вы ничего не заметили такого?

— А почем я знаю. Вот Ребекка пришла вся в слезах, потому что она выставила ее за дверь. Да она тут распоряжается, как хозяйка, право слово. Скоро она нас всех отсюда повыгоняет.

Гердлстон погрузился в молчание. Видно было, что сообщение миссис Джоррокс несколько его озадачило.

В эту ночь Кэт спала крепко, без сновидений. В таком возрасте все тревоги и заботы спадают с души, как капля дождя с крыла птицы. Дни уныния и мрака остались позади, впереди забрезжила заря более счастливых дней. Кэт проснулась веселая, на сердце у нее было легко. И она почувствовала, что как только ей будет снова дана свобода, она все забудет и все им простит и опекуну, и Ребекке, и остальным… даже Эзре. Да, как только этот ужас останется позади, она никогда и не вспомнит о нем.

Она провела все утро, стараясь представить себе, как будут разворачиваться события в Лондоне, и гадая, скоро ли придет какая-нибудь весточка от ее друзей. Если миссис Скэлли послала телеграмму, они должны бы получить ее еще вчера вечером. Возможно, что, помимо телеграммы, миссис Скэлли написала и письмо, чтобы рассказать обо всем поподробнее. Почту разносят часов около девяти, прикидывала Кэт. После этого майору понадобится еще какое-то время, чтобы разыскать Тома. Потом они, конечно, начнут совещаться, как им лучше поступить, и, быть может, найдут нужным пойти посоветоваться с доктором Димсдейлом. На это, пожалуй, уйдет не только утро, но и половина дня. Значит, они едва ли доберутся сюда раньше вечера.

К тому времени Эзра будет уже здесь. Прошлую субботу еще не было шести, когда он приехал. При мысли, что ей предстоит встретиться с молодым коммерсантом снова, Кэт обуял великий страх. Но это была лишь инстинктивная, чисто женская боязнь всякой грубости и жестокости. Кэт не предчувствовала грозящей ей опасности, не догадывалась о том, что означал для нее этот приезд Эзры.

В это утро во время завтрака ее опекун был с ней более любезен, чем обычно. Казалось, он стремился изгладить из ее памяти все, что наговорил ей накануне, — все свои страшные намеки и угрозы. Даже прислуживавшая за столом Ребекка была поражена елейностью его тона. Джон Гердлстон был человеком действия, и, когда время действовать настало, это взбодрило его, влило в него новые силы, и даже его манеры приобрели большую живость, стали менее тяжеловесны и неуклюжи.

— Вам неплохо бы заняться ботаникой, пока мы живем здесь, — благожелательно посоветовал он Кэт. — Поверьте мне, в молодости можно преуспеть во всем. А изучение естественных наук помогает нам постичь чудесную гармонию мироздания и облагораживает ум и душу.

— Я бы с удовольствием познакомилась с этой областью науки, — отвечала Кэт. — Не знаю только, хватит ли у меня на это способностей.

— Парк здесь полон чудес. Самый крошечный грибок так же примечателен и достоин изучения, как самый древний дуб. Кстати, ваш отец отличался большой любовью к растениям и животным.

— Да, я помню, — сказала Кэт, и лицо ее затуманилось, когда воспоминания унесли ее в прошлое. Что сказал бы отец, промелькнула у нее мысль, узнай он, как обращается с ней этот человек, который сидит сейчас напротив нее? А, впрочем, стоит ли об этом думать, ведь она скоро вырвется из плена!

— Помню, когда мы с ним, еще учениками, снимали вместе комнату в Сити над конторой, — сказал Гердлстон, задумчиво помешивая ложечкой чай в стакане, — он держал дома соню и очень был к ней привязан. Каждую свободную минуту ухаживал за этим созданием, чистил его клетку. По-моему, это было его единственным удовольствием и развлечением. Как-то раз вечером зверек бежал по полу, и я наступил на него.

— О, бедный папа! — воскликнула Кэт.

— Я сделал это намеренно. «Ты посвящаешь слишком много времени животному, — сказал я. — Возвысь свои мысли над мелочами!» Он сначала очень расстроился и рассердился на меня, а потом был мне благодарен. Я дал ему полезный урок.

Этот рассказ так ошеломил Кэт, что несколько минут она сидела молча.

— Сколько лет было вам тогда? — спросила она наконец.

— Около шестнадцати.

— Значит, вы всегда отличались такими… такими наклонностями? — Смягчить резкость тона Кэт было нелегко.

— Да, я почувствовал свое призвание еще в ранней юности. И в самом раннем возрасте был уже причислен к избранным.

— А кто такие эти избранные? — сдержанно спросила Кэт.

— Члены общины тринитариев. Во всяком случае, те из них, кто посещает часовню на Пербрук-стрит. Я бывал в других молельнях и убедился, что проповедники там искажают слово божье и не ведут свою паству по верному пути.

— Значит, — сказала Кэт, — в рай попадут только те, кто посещает молельню на Пербрук-стрит?

— Да, и те не все. О, нет, один из десяти, не больше, — доверительно и не без самодовольства заверил ее старый коммерсант.

— Должно быть, в раю очень мало места, — заметила Кэт, поднимаясь из-за стола.

— Куда вы теперь направляетесь?

— Я хотела прогуляться по парку.

— Во время прогулки повторяйте про себя слова Священного писания. Ничего не может быть лучше, как начинать с этого день.

— Какие же слова вы мне посоветуете вспомнить? — с улыбкой спросила Кэт, стоя на пороге, вся в ореоле солнечных лучей, лившихся в растворенную дверь.

— «В расцвете жизни мы уже на краю могилы», — торжественно изрек опекун.

Голос его звучал столь сурово и глухо, что у девушки сжалось сердце. Впрочем, она тут же стряхнула с себя уныние. День был так ясен, ветерок так свеж, что предаваться меланхолии было невозможно. Да и час освобождения приближался! Нет, в это утро она не позволит себе терзаться смутной тревогой и темными предчувствиями. А перемена в обращении с ней опекуна облегчала эту задачу, и Кэт почти убедила себя, что она неправильно истолковала накануне его слова и намерения.

Она прогулялась по аллее до ворот и перекинулась несколькими фразами со своим стражем. И он тоже не вызывал в ней сегодня досады, — его странности и чудачества скорее даже позабавили ее. А Стивенс был весьма не в духе из-за некоторых осложнений домашнего характера. Жена налетела на него и задала ему трепку.

— Прежде, бывало, она побранит сначала, а потом уж хватается за кочергу, — сокрушенно пожаловался он. — А теперь сразу в ход идет кочерга, брани даже и не слышно.

Кэт поглядела на мощный торс и свирепое лицо и подумала, что его жена, должно быть, очень храбрая женщина.

— А все почему? Потому что мне от здешних рыбачек покою нет, — осклабившись, продолжал Стивенс. — А ей это не по нутру, чтоб мне пропасть, если вру! А я чем виноват? Женщины всегда липли ко мне, как мухи.

— Вы отправили мое письмо? — спросила Кэт.

— А как же, ясное дело, отправил, — отвечал страж. — Оно уже в Лондоне, небось. — И его единственный глаз так плутовато забегал по сторонам, что Кэт сразу заподозрила обман, и еще жарче возблагодарила судьбу за то, что ей не пришлось возлагать все свои надежды только на посулы этого негодяя.

На дороге ничего не было видно, кроме единственной телеги, рядом с которой шагал простоватого вида парень. Но после воскресной встречи с двумя деревенскими хулиганами Кэт стала уже опасаться местных жителей и поспешно отошла от ворот. Пройдя через парк, она снова забралась на крышу сарая. По ту сторону ограды стоял мальчик в ливрее. Он стоял так неподвижно, что его можно было принять за восковую фигуру из паноптикума, если бы не его взгляд, рыскавший во всех направлениях и в конце концов остановившийся на Кэт.

— Доброе утро, мисс, — произнес этот персонаж.

— Доброе утро, — отвечала Кэт. — Я, кажется, видела тебя вчера с миссис Скэлли?

— Верно, мисс. А теперь хозяйка велела мне ожидать здесь и не сходить с места, пока я не увижу вас. Вы, мол, непременно сюда придете. Вот я уже почитай что час вас жду.

— Твоя хозяйка — настоящий ангел, — с жаром сказала Кэт, — а ты хороший, славный мальчик.

— Насчет хозяйки это вы в самую точку, мисс, — прохрипел шепотом мальчишка и энергично закивал головой в подтверждение своих слов. — У нее сердце — во! На троих хватит.

Его горячая восторженность невольно заставила Кэт улыбнуться.

— Ты, я вижу, очень к ней привязан, — заметила она.

— Да как же бы это я не любил такую хозяйку! Она меня из работного дома взяла, даже никаких бумажек не спросила, а теперь обучает, хочет сделать образованным. Послала сюда с поручением.

— Какое же поручение?

— Велела сказать, что отправила письмо, а не телеграмму, потому как много надо было объяснить, а в телеграмме всего не напишешь.

— Я так и предполагала, — сказала Кэт.

— Она написала письмо майору… майору… как его… ну, тому, что ее обхаживает. И говорит, что он уж непременно сегодня же явится сюда. А вам велела держаться покрепче и сказать, не обижают ли вас тут.

— Нет, нет! Нет, нисколько! — отвечала Кэт с улыбкой. — Передай своей хозяйке, что мой опекун был сегодня гораздо добрее ко мне, и я полна надежд. И скажи еще, что я от всего сердца благодарю ее за доброту.

— Ладно, мисс. А этот кривой — тот, что у ворот, он не нахальничает?

— Нет, нет, Джон.

Джон недоверчиво на нее покосился.

— Ну, нет, так ладно, — сказал он. — Только, сдается мне, вы не из тех, кто любит жаловаться. — Он разжал кулаки и показал Кэт довольно большой зазубренный камень. — А то, пусть только тронет, — последний глаз выбью!

— Пожалуйста, не вздумай ничего вытворять, Джон. Будь умником и беги скорей домой.

— Ладно, мисс, до свидания!

Мальчишка зашагал по дороге, а Кэт смотрела ему вслед. У перекрестка он остановился, словно в нерешительности, и Кэт вздохнула с облегчением, когда увидела, что он швырнул камень в поле, засаженное репой, и, повернувшись к воротам аббатства спиной, направился в противоположную сторону.