…Твоя любовь пропитывает меня, будто теплый дождь, я чувствую себя омытым ею до самых глубин сердца…

Великий Гюстав Флобер более всего известен как автор романа «Мадам Бовари», этого аналитического исследования супружеской измены, которое привело к тому, что писателя привлекли (правда, без последствий) к судебной ответственности за оскорбление морали. Пожалуй, самой главной женщиной в жизни Флобера была его мать, c которой он прожил большую часть своей взрослой жизни неподалеку от Руана, в Круассе, на берегу Сены. Единственный серьезный роман случился у Флобера с Луизой Коле. Она была поэтессой, писательницей, эссеисткой и журналисткой, ослепительной красавицей и хозяйкой модного парижского салона, доверенным лицом многих великих писателей того времени. Флобер называл ее своей Музой, их отношения продолжались с 1846 по 1854 год, но закончились разрывом. Луиза Коле позже описала их в своем романе «Луи». У Флобера также были близкие отношения с Жорж Санд.

Писатель умер от инсульта в возрасте пятидесяти девяти лет. Он никогда не отличался крепким здоровьем – страдал сифилисом и «нервными приступами», возможно эпилепсией. Луиза Коле скончалась в 1876 году.

 

Гюстав Флобер – Луизе Коле

(Круассе, суббота, час ночи)

Ты говоришь мне очень нежные слова, дорогая Муза. Eh bien, получай в ответ такие нежные слова, какие ты даже не можешь вообразить. Твоя любовь пропитывает меня, будто теплый дождь, я чувствую себя омытым ею до самых глубин сердца. Есть ли в тебе хоть что-то, не заслуживающее моей любви, – тело, ум, нежность? Ты открыта душой и сильна разумом, в тебе очень мало поэтического, но ты настоящий поэт. Все в тебе – прелесть, ты похожа на свою грудь, такая же белоснежная и мягкая. Ни одна из женщин, которых я знал раньше, не может сравниться с тобой. Вряд ли те, кого я желал, равны тебе. Иногда я пытаюсь представить твое лицо в старости, и мне кажется, я и тогда буду любить тебя, может быть, даже еще сильнее.

 

Гюстав Флобер – Жорж Санд

(1866 год, понедельник, вечер)

Вы грустны, бедный мой друг и дорогой мэтр. Я подумал о Вас, узнав о смерти Дюверье. Вы любили его, поэтому я соболезную Вам. Эта потеря добавляется к остальным. Как нам удержать умершие души в наших сердцах? Каждый из нас носит внутри свой некрополь.

После Вашего отъезда я совершенно РАЗБИТ. Мне кажется, я не видел Вас десять лет. Вы – единственный предмет моих разговоров с матерью, все здесь Вас любят. Под какой звездой, скажите, Вы родились, если соединили в себе столь несовместимые качества, так много и такие редкие?

Не знаю, что именно я испытываю по отношению к Вам. Но питаю к Вам особенную нежность. Никто до сегодняшнего дня не вызывал у меня подобных чувств. Мы поняли друг друга, правда. И это благо.

Особенно я переживал Ваше отсутствие вчера вечером, в десять часов. Неподалеку что-то горело. Небо светилось розоватым светом, Сена была цвета крыжовенного сиропа. Я работал три часа и вернулся домой измученный, как турок, объезжавший жирафа.

Руанская газета, Nouvelliste, написала о Вашем приезде в Руан, и в субботу после расставания с Вами я встретил нескольких обывателей, возмущенных тем, что я не представил их Вам. Лучше всего выразился бывший зампрефекта: «Ах! Если бы мы знали, что она была здесь… мы бы… мы бы… – он пять минут пытался подобрать нужное слово, – мы бы улыбнулись ей». Но этого было бы недостаточно, не так ли?

«Любить Вас сильнее» мне трудно – но я нежно обнимаю Вас. Письмо Ваше, полученное нынче утром, наполнено такой печалью, что тронуло меня до ГЛУБИНЫ души. Мы расстались в тот момент, когда многие вещи готовы уже были сорваться с наших губ. Все двери между нами еще не открыты. Вы внушаете мне великое уважение, и я не осмеливаюсь задать Вам главный вопрос.