Ваше поведение и все, что я видела и слышала о Вашем характере, пробудили мое живое уважение и почтение.

Мать великих писательниц Шарлотты, Эмили и Энн родилась в Пензансе, Корнуолл, восьмой из одиннадцати детей в семье. Ее родители, Томас Брануэлл и Энн Кэрн, происходили из зажиточных семей и были видными членами методистского сообщества Уэсли.

Родители Марии умерли, когда ей было немногим более двадцати лет. Ее тетка Джейн, сестра ее отца, предложила Марии переселиться к ней в Роудон близ Лидса, где ее муж Джон Феннелл был директором школы. В 1812 г. Мария покинула Пензанс и начала новую жизнь в Йоркшире.

Патрик Бронте, давний друг Джона Феннелла, был викарием соседнего прихода. Во время одного из визитов в новую школу Феннелла Патрик познакомился с Марией. Даты приведенных далее писем свидетельствуют о том, что период ухаживания был кратким и насыщенным. Патрик регулярно проходил двадцать четыре мили в один конец, чтобы сводить Марию на прогулку. К концу года они поженились.

С 1814 по 1820 г. Мария родила шестерых детей. В год рождения последнего ребенка семья переселилась в ныне известный пасторский дом в Хауорте. В следующем году, после нескольких месяцев страданий, Мария умерла. В настоящее время причиной ее смерти считается хронический тазовый сепсис, вызванный родами, следующими одни за другими, в сочетании с анемией. Четырьмя годами позже две ее старшие дочери, Мария и Элизабет, умерли от туберкулеза легких. Они заразились им в закрытой школе, которую Шарлотта увековечила в романе, назвав Ловудом. К 1855 г. умерли все дети Марии. Перу Шарлотты и Эмили принадлежат два величайших произведения английской литературы – романы «Джен Эйр» и «Грозовой перевал». Патрик пережил их всех и умер в 1861 г.

 

Мария Брануэлл (Бронте) – преп. Патрику Бронте

(26 августа 1812 года, А.Б., Хартсхед, отправлено из Вуд-Хаус-Гроув)

Мой дорогой друг, этого обращения должно хватить, чтобы убедить Вас: я не только позволяю, но и одобряю подобные обращения ко мне, я действительно считаю Вас своим другом. Но стоит мне задуматься о том, как недолго я радуюсь знакомству с Вами, и я поражаюсь собственной опрометчивости, у меня замирает сердце, и если бы я не боялась разочаровать или опечалить Вас, то решила бы, что мне следует приготовиться к тому, чтобы перестать писать. Не подумайте, что я настолько нерешительна, что уже раскаиваюсь из-за сказанного. Нет, поверьте мне, этого не будет никогда, если Вы не дадите мне повода.

Вам незачем опасаться, что Вы ошиблись насчет моего характера. Если я хоть что-нибудь знаю о себе, я не способна не ответить любезностью даже на самую мизерную любезность, а тем более Вам, человеку, чье внимание и поведение так обязывают. Признаюсь откровенно: Ваше поведение и все, что я видела и слышала о Вашем характере, пробудили мое живое уважение и почтение. И позвольте заверить, что у Вас никогда не будет причин раскаяться в уверенности, с которой Вы сочтете нужным относиться ко мне. Я всегда буду стремиться быть достойной доброго мнения, которое сложилось у Вас обо мне, хотя в некоторых случаях человеческие слабости могут стать причиной моей неудачи. Заверяя Вас таким образом, я не рассчитываю на свои силы, а обращаюсь к Тому, кто был моим непогрешимым наставником на протяжении всей жизни, в чью непрестанную защиту и помощь я свято верю.

Я много думала о Вас в воскресенье и опасалась, что Вы попадете под дождь. Надеюсь, это Вам не повредило? Мой кузен написал Вам в понедельник и этим днем ждет ответа. Из-за Вашего письма я глупо сконфузилась, но, оберегая мои чувства, меня избавили от насмешек.

А теперь я откровенно отвечу на Ваши вопросы. Любезность других людей никогда не заставит меня забыть о Вашей доброте и внимании, я никогда не смогу бродить знакомыми нам тропами, не думая о Вас и, добавлю со стыдом, не желая видеть Вас рядом. Если бы Вы знали, с какими чувствами я пишу все это, Вы сжалились бы надо мной. Я хочу написать правду и дать удовлетворительные ответы на Ваши вопросы, однако боюсь зайти слишком далеко и переступить границы приличия. Но что бы я ни говорила и ни писала, я никогда не обману Вас и не искажу правду. Если Вы считаете, что я не возлагаю на Вас все возможное доверие, вспомните о моем положении и задайте себе вопрос: неужели я недостаточно – а может, и чрезмерно – доверилась Вам? Очень жаль, что Вы получите это письмо лишь завтра, но ускорить его получение не в моих силах. Надеюсь, по своей доброте Вы простите мне все, что может показаться Вам слишком вольным или чопорным, и прошу считать меня добрым и преданным другом.

Мои дядя, тетя и кузен кланяются Вам.

А теперь мне пора заканчивать, вновь напомнив, что я

искренне Ваша, Мария Брануэлл

 

Мария Брануэлл (Бронте) – преп. Патрику Бронте

(3 октября 1812 года, А.Б., Хартсхед)

Как мог мой дорогой друг так жестоко разочаровать меня? Если бы он знал, с каким радостным сердцем я ждала письма сегодня днем и какое разочарование испытала, когда обнаружила, что писем для меня нет, уверена, он не позволил бы ни одной помехе встать на его пути. Но по какой бы причине Вы ни лишили меня письма, мне не верится, что это была небрежность или недоброта, поэтому я ничуть не виню Вас, только умоляю в будущем судить о моих чувствах по Вашим и по возможности не заставлять меня напрасно прождать письма и так и не получить его… Могу ли я надеяться, что некое послание уже идет ко мне? Или мое терпение будет испытываться, пока я не увижусь с Вами в среду? Но какой вздор я пишу! После такого Вы наверняка поймете, что всецело завладели моим сердцем. Два месяца назад я бы не поверила, что когда-нибудь буду уделять Вам так много мыслей и чувств, и уж, конечно, никогда бы не подумала, что отважусь признаться Вам в этом. Мне следует запретить Вам приезжать сюда, пока Вы не заверите, что не отнимете более моего внимания…

А теперь мне пора. Думаю, мне незачем убеждать Вас, что я искренне и всей душой преданная Вам

Мария Брануэлл

 

Мария Брануэлл (Бронте) – преп. Патрику Бронте

(21 октября 1812 года, А.Б., Хартсхед)

С искреннейшей радостью я удалилась от общества, чтобы побеседовать с тем, кого люблю превыше всех прочих. Если бы мой возлюбленный друг увидел мое сердце, он удостоверился бы, что чувства, которые я питаю к нему, ничуть не слабее его чувств ко мне, и в действительности мне порой кажется, что истинностью и постоянством превосходят их. Но, прочитав это, не подумайте, будто я не уверена в вашей искренности, – нет, я твердо верю в то, что Вы искренни и великодушны, и нимало не сомневаюсь в том, что Вы испытываете все те чувства, о которых говорите. В ответ прошу Вас воздать мне должное и поверить, что Вам принадлежит не просто очень большая доля моей любви и уважения, а все, что я способна чувствовать, и впредь измерять мои чувства своими собственными. Не будь моя любовь к Вам настолько велика, разве согласилась бы я оставить мой дом и всех моих друзей – дом, который я так любила, что часто думала, будто ни за какие блага не покину его надолго, и друзей, с которыми я так давно знакома, что уже привыкла делить все превратности судьбы, радости и скорби? Но все они утратили свое значение, и хотя я никогда не вспоминаю их без вздоха, однако предвкушение возможности делить с Вами все радости и беды, жизненные тревоги и заботы, беспокоиться о Ваших удобствах и сопутствовать Вам в паломничестве гораздо приятнее для меня, чем любое другое будущее, какое только может предложить этот мир…

Я очень рада, что в моей власти было отчасти избавить Вас от усталости и поднять Вам дух моими заботами в прошлый понедельник. Надеюсь, что и впредь мне будет доступна эта радость. Словом, я чувствую спокойную уверенность в провидении и непрекращающемся милосердии Божием, и, когда я думаю о его прежних благодеяниях и милостях, мне остается лишь удивляться и благоговеть. Ощущение малости моей ответной любви и благодарности к Нему часто уничижает меня и заставляет думать, что я ничем не лучше тех, кто ни во что не верует. Молитесь за меня, мой дорогой друг, и будьте уверены, что Вам принадлежит очень, очень большая доля всех молитв, мыслей и чувств, на которые только способна искренне Ваша

М. Брануэлл