О, мой дражайший друг! Будьте всегда настолько же добры ко мне, и я стану лучшей и счастливейшей из жен.

Джейн Уэлш родилась в Хаддингтоне, близ Эдинбурга, в Шотландии и была единственным ребенком в семье врача. Ее родители были шотландцами. Джейн, не по годам развитая девочка, обладала живым, пытливым умом, и отец, которого она обожествляла, дал ей возможность получить образование под руководством священника и ученого Эдварда Ирвинга. После смерти отца в 1819 г. Джейн лишилась возможности учиться. Ей было нечем заняться, кроме как бывать в свете и кружить головы поклонникам, в том числе бывшему наставнику, который безуспешно пытался расторгнуть помолвку с другой женщиной, чтобы жениться на Джейн. Именно он в 1821 г. познакомил ее с ученым и писателем Томасом Карлейлем (Карлайлом).

Карлейля не сочли достойной партией ни мать Джейн, ни сама Джейн. Однако она оценила его ум и лидерские качества. В 1826 г. они наконец поженились. По-видимому, Джейн объясняла свой выбор исключительно прагматично: она вышла замуж за Карлейля, которого считала гением, чтобы избежать жалкого существования, в противном случае ожидавшего ее в Хаддингтоне.

Супружеская жизнь четы Карлейлей оказалась бурной и беспокойной (писатель Сэмюэл Батлер отмечал, что «весьма великодушно со стороны Бога было сочетать браком Карлейля и миссис Карлейль, чтобы несчастными стали только двое, а не четверо»), и, хотя она продлилась сорок лет, неизвестно даже, получила ли она должное завершение. Джейн оказывала мужу неоценимую помощь в работе, особенно когда почти законченную рукопись по истории Французской революции каким-то образом ухитрился спалить слуга одного из друзей, читавшего ее. При постоянной поддержке Джейн Карлейль сумел восстановить рукопись целиком.

Некоторое время Карлейли жили в Шотландии, где Джейн чувствовала себя одинокой, отрезанной от всех и несчастной. В 1834 г., когда они переселились в Лондон, она стала хозяйкой дома, где бывали самые известные писатели, художники и политики того времени, в том числе Диккенс, Теккерей и Теннисон. Ее брак оказался под серьезной угрозой в 1843 г., когда Томас влюбился в леди Гарриет Бэринг, принимавшую гостей в просторном и роскошном особняке на Пиккадилли или в загородном поместье. Слабая здоровьем Джейн одурманивала себя морфием и силилась понять, где допустила ошибку. Из круга, в котором прежде блистала Джейн, она была исключена: леди Гарриет ясно давала понять, что ее приглашения распространяются только на Томаса.

Леди Гарриет умерла в 1857 г. Последний этап жизни супружеской пары Карлейль был, по-видимому, более счастливым и спокойным, нежели предыдущие десятилетия, полные вражды и раздражения. Джейн Карлейль умерла в своем экипаже в 1866 г., проезжая по Гайд-парку. Ее муж в то время работал над своими «Воспоминаниями» и собранием писем Джейн, с намерением обеспечить ей посмертную славу, которой, по его мнению, она заслуживала. Хотя его откровенность (возможно, наивная) породила скандал, его цель в основном была достигнута: блестящий эпистолярный стиль Джейн широко признан, о Джейн Карлейль обычно упоминают как о лучшем англоязычном авторе писем. Сейчас трудно сказать, удалось ли бы ей добиться успеха на творческом поприще, но отказать ей в таланте, безусловно, нельзя.

 

Джейн Уэлш (Карлейль) – Томасу Карлейлю

(3 октября 1826 года, вторник, отправлено из Темпленда)

Некрасиво с Вашей стороны повергать меня в уныние, когда Вам ничего не стоит вознести меня на седьмое небо! Моя душа была чернее полуночи, когда Ваше перо сказало «да будет свет», и по этому повелению стал свет. И теперь я полна решимости и даже весела, весела даже в преддверии ужасной церемонии, голодной смерти и любой другой участи.

О, мой дражайший друг! Будьте всегда настолько же добры ко мне, и я стану лучшей и счастливейшей из жен. Когда я вижу по Вашему лицу и словам, что Вы любите меня, я нахожу отклик в самых сокровенных глубинах моей души, и тогда мне нет ровным счетом никакого дела до всей Вселенной. Но когда Вы ускользаете от моих ласк, чтобы покурить или заговорить обо мне как о своем новом обстоятельстве, тогда и впрямь мое сердце тревожится о многом.

Матушка еще не приехала, но мы ждем ее на этой неделе, еще неделю дадим ей, чтобы напоследок наглядеться на свое дитя, а затем, дорогой мой, если Бог даст, я навсегда стану Вашей…

О, сжальтесь! Чего бы я ни отдала, чтобы сидеть в нашем кукольном домике и быть уже неделю замужней!..

Я, пожалуй, отвечу на один из двадцати. Но, право же, дорогой, эти поцелуи на бумаге едва ли стоит хранить. Вы поцеловали меня один раз в шею тем вечером, когда Вы были в таком благостном расположении духа, и один раз в губы по какому-то забытому поводу, и с этими поцелуями я не расстанусь даже за сто тысяч подаренных на бумаге. Возможно, когда-нибудь я уже не получу ни тех, ни других; sic transit gloria mundi (так проходит мирская слава. – Примеч. ред.)… И тогда исполнится не моя воля, а Ваша. Я намерена быть очень кроткой женой, в сущности, я уже становлюсь образцом кротости. Тетя уверяет, что смогла бы провести со мной всю жизнь без единой ссоры, настолько я рассудительна и уравновешенна. Вот что обрадует Ваше сердце! Более того, вчера вечером, когда я ела овсянку, дедушка заметил, что «она и вправду мила и степенна, что твоя лебедушка». Так что имейте в виду, мой добрый сэр: если мы не уживемся вдвоем, то лишь по Вашей вине… Но мне пора остановиться. Это мое последнее письмо. Что за мысль! И ужасная, и исполненная блаженства. Вы будете любить меня вечно, не правда ли, мой супруг? А я всегда буду Ваша верная и любящая

Джейн Уэлш

 

Джейн Уэлш (Карлейль) – Томасу Карлейлю

(2 июля 1844 года, отправлено из Ливерпуля)

Право же, дорогой, Вы уже смотритесь так, словно Вы почти несчастны! Я не хочу доставлять Вам физические страдания, только нравственные, как Вы понимаете. И когда я слышу, как Вы пьете ночью кофе, я вовсе не злорадствую, а расстраиваюсь. Любопытно, насколько менее комфортно я чувствую себя без Вас, хотя это я Вас покинула, а не Вы, как это обычно бывает, оставили меня. С тех пор как я прибыла сюда, я часто думаю, как я могу даже в порыве гнева говорить о расставании с Вами навсегда. Ибо, конечно, если бы я собиралась оставить Вас сегодня на таких основаниях, то непременно вернулась бы назавтра посмотреть, как Вы восприняли это.