ГЛАВА ПЕРВАЯ
1. Аквиннар.
— Что пишет вам король Василий, дружище Агадир? — наглый Трент ловко устроился в хозяйском кресле, вытянув к жаровне ноги. Он добрался до лагеря Хранителя какой-нибудь час назад, и всё ещё нежился в тепле Агадирова шатра, нимало не заботясь об удобствах хозяина.
Старейший Гарут, после совершённого им, и раскрывшегося, обмана короля, спасал свою репутацию и себя — в Совете Железной Горы — любыми возможными способами. Тренту он поручил заключить с Аквиннаром союзный договор — в нарушение всех прежних договорённостей и соглашений. Железная Гора была исконной территорией Аквиннара, переданной гномам в аренду — в обмен на вассальную клятву и монопольную с Горой торговлю. Союзный же договор, уравнивая стороны в правах, фактически предоставлял гномам Горы полную независимость.
Успех миссии Трента затмил бы заслуги Эрина и Бренна перед гномьим народом, и гарантировал Гаруту ведущую роль в Совете Старейших, а самому Тренту — долгожданное место Старейшего. По молодости и неопытности — Агадир достиг только первой ступени посвящения и был всего лишь Младшим Хранителем — новый правитель Аквиннара вполне мог неосторожно подмахнуть союзный договор, а обратно отыграть — уже никому не удастся. На этом и был построен весь расчёт интригана Гарута: победителей не судят.
Трент старался быстрее выполнить поручение Старейшего. Он всячески демонстрировал Агадиру своё превосходство и наглым поведением всего за час заработал уже не на один вызов на поединок. И был бы вызван, присутствуй здесь Эрин, Паджеро или Тусон. Но не поединок был целью гнома, и не желание убить последнего из Хранителей. Смутить всё ещё по-детски робеющего перед взрослыми Агадира и заставить его подписать договор без долгих раздумий — большего Трент и не желал. Свиток с договором по-прежнему лежал перед Хранителем, не развёрнутый, а Агадир задумчиво крутил в руках письмо короля. Ему было не до выходок распоясавшегося гнома.
Вестник с письмом Василия примчался перед самым приходом Трента и, как оказалось, очень вовремя. Удивительное везение продолжало сопутствовать королю, давая возможность исправлять допущенные в спешке и от незнания соргонских проблем ошибки.
Василий писал:
«Дорогой Хранитель!Король Василий»
Сегодня мы выступаем на раттанарского Безликого. Я всё ещё не имею никаких новостей из Аквиннара, но надеюсь, что Вы приступили к выполнению намеченного нами плана. Мы с Вами, Агадир, правители малоопытные, и потому совершили один просчёт в наших отношениях. Точнее — я совершил, не советуясь с главным моим дипломатом — министром Инувиком. В Скироне я позволил гномам Железной Горы говорить о военном союзе между ними и мной. Я совершенно упустил из виду, что Железная Гора — вассал Аквиннара. Меньше всего мне хотелось бы сегодня ссорить между собой Аквиннар и гномов — и без того проблем немеряно.
В Раттанар выехал Старейший Блафф для подписания договора. Спешу успокоить Вас — договор о военном союзе с гномами я не подпишу без Вашего на то согласия. Моё мнение такое: у Горы перед нами нет ещё никаких заслуг, позволяющих ей говорить с нами на равных. Я уже наградил гномов, спасших Раттанар — предоставил им равные с людьми права и ввёл их лидера, Бренна, в состав раттанарского Кабинета. То же я, по-видимому, проделаю и в Скироне, но несколько позже. Эрин теперь — генерал раттанарской армии. Это я к тому, что у гномов нет никаких оснований обижаться на моё к ним невнимание, и строить козни единственной оставшейся Хрустальной Короне.
Гномы Железной Горы обязаны помогать Вам в защите Аквиннара, и я напомню об этом Блаффу. Имейте в виду — среди гномов ширится раскол: часть гномов рвётся в бой и готова безо всяких условий сотрудничать с Короной. И мне они более симпатичны, чем те интриганы, что ставят условием для своего участия в войне новый передел соргонских земель. Нам бы сохранить то, что было!
Агадир, будьте осмотрительны в отношениях с гномьим Советом Старейших, и помните: Вы всегда найдёте у меня поддержку.
— Так, что же нового сообщает вам король? — Трент начинал терять терпение. — Почему бы вам, Хранитель, не заняться более срочным делом? Договор, ваш договор с Железной Горой, сразу поможет решить все проблемы Аквиннара. В дополнение скажу: я привёл пятьсот отменных пехотинцев для усиления ваших немощных отрядов, и каждый мой гном в бою стоит двух ваших всадников…
— Насколько я знаю — в бою, в серьёзном бою, не побывали ни те, ни другие. А, судя по стычкам с грабителями, мои дорожные патрули, пожалуй, поопытней ваших гномов.
— Хотите проверить на деле? Достаточно только выйти из шатра и скомандовать…
— Знаете, мастер Трент, я совершенно не готов к роли правителя Аквиннара — молод и, наверное, глуп… Но даже я понимаю, что не следует стравливать между собой людей и гномов. Как после этого им вместе выходить против пустоголовых? Или вас не волнует будущее Соргона?
— А, не берите в голову — это шутка, всего лишь шутка… Давайте вернёмся к договору. Подписывайте, Хранитель — меня в Горе ждут.
— Мне нужно время, мастер Трент, для изучения привезенного вами документа — я не имею сейчас такой возможности. Где вы намерены расположиться? Это я к тому, чтобы позвать вас, когда вы мне понадобитесь. А сейчас прошу оставить меня — у меня много дел…
— Вы забываете, Хранитель, что сила — на нашей стороне!
— Сила есть только у короля, мастер. Реальная сила… А мы… Мы либо будем слушать его советы, и выполнять его пожелания, либо станем пустоголовыми вместе со своими народами. Можете прочитать письмо Его Величества — вам следует знать, чего хочет король от Аквиннара. Я не намерен спорить с королём… И мешать его планам войны с Масками тоже не буду… Да и вам не советую — это может очень не понравиться королю…
— Хо-о-о! Хо-о-о! — загремело над лагерем воинское приветствие. — Хо-о-о! Хо-о-о!
— Никак — мои орут! — удивился Трент. — Точно — мои!
— Хранитель! К вам полковник Бушир! — закричали часовые снаружи шатра. — Сюда, господин полковник! Сюда, сэр рыцарь!
— Вот вам и сила короля, мастер Трент. Расскажите-ка Буширу о силе Железной Горы. Расскажите вашим гномам, приветствующим Бушира без вашей на то команды, что вы не намерены вести их в бой против Масок, если я не подпишу этот договор… Какой будет их реакция? Станут ли они кричать вам «хо-о-о»?
Отвечать гном не счёл нужным, или не успел — вошёл Бушир:
— Приветствую вас, Хранитель! О, и вы здесь, мастер Трент! А я-то думаю: кто гномов привёл? Мои ребята будут рады — рядом с гномами им никакой враг не страшен. Хе-хе-хе, — короткий смешок Бушира дал ясно понять, что его ребятам и без гномов — никакой враг не страшен. — Хорошо, что Гора прислала именно вас, мастер — нам легче будет понять друг друга: всё же знакомы, уже… Я получил приказ короля — оказать вам содействие, Хранитель. Давайте-ка, прикинем, господа, что мы сейчас имеем, и что нам нужно иметь для защиты Аквиннара…
Не за этим пришёл к Агадиру Трент, но делать нечего, пришлось решать совершенно другие вопросы: самому-то из шатра Хранителя уйти можно, но вот пять сотен бойцов увести назад, в Гору… Нет, после приезда Бушира этого сделать он уже не сможет — не пойдут: Бушир для них — соратник Эрина и герой битвы под Скироной, и потому — больше свой, чем любой из Старейших. Ничего не попишешь, реальная сила, действительно, есть только у короля — прав Хранитель Агадир, прав… Да и возвращаться, потерпев неудачу… Лучше уж — в бой…
2. Хафеларская граница.
— Ещё месяц такого движения через границу, и всё население Хафелара окажется у нас, — Готам кивнул на непрерывный поток беженцев. — Мы уже имеем проблемы с их размещением, а скоро и кормить не будет чем…
Посланник Раттанара барон Брашер и военный министр Скиронара, он же — первый в Соргоне генерал, барон Готам, как часто это случалось в последние дни, стояли на холме под раттанарским Знаменем с Медведем, вглядываясь в лица проходящих внизу людей. Занятие это не было бессмысленным, потому что Медведь иногда ревел, и приходилось тщательно проверять каждого беженца, не взирая на пол и возраст, и по одному проводить их мимо Знамени. Кто-то из врагов рисковал подойти к Знамени достаточно близко, чтобы Медведю удалось дотянуться до него своей лапой. Кто-то упирался, и тогда по знаку Готама или Брашера солдаты тащили такого на соседний холм, к виселице. Не все, убитые Медведем или задержанные солдатами, оказывались пустоголовыми, но допросы пленных не давали никакой полезной информации, и быстро надоели защитникам Скиронара. И арестованных сразу вешали, не тратя на них ни лишних слов, ни лишнего времени. Хватало хлопот и без того — толпы беженцев нуждались в еде, ночлеге, просто — в тепле. Беженцев вносили в списки, долго опрашивали, выискивая в их бедах зёрна ценных, о происходящем в Хафеларе, сведений. Нет, на жалость к врагам уже ни у кого сил не оставалось…
— Вы правы, голод был бы нам совсем некстати, генерал. Бедняга Астар едва справляется со снабжением армии — беженцы впитывают наши припасы, как воду — песок. Я буду писать королю — Крейн совершенно не занимается беженцами… Тьфу, лёгок на помине, — Брашер в досаде сплюнул на снег. — А кто это — с ним?
— Не знаю, посланник, не разгляжу… — Готам приставил ко лбу руку козырьком. — Знакомых мне лиц, кроме этой лисы, среди них нет.
— Ба! Вот так номер! Барон Геймар собственной персоной! И, кажется — мой сын! Приятная неожиданность… Имеем новости из Раттанара, генерал, и, кажется, неплохие.
Через поток беженцев пробилась группа всадников, трое из которых, бросив поводья коноводам у подножия холма, спешились и, по вырубленным в снегу ступеням, поднялись к Готаму и Брашеру.
Встретившись — познакомились, обменялись приветствиями, похлопали по плечам обнявшихся Брашеров и замерли в ожидании: кто заговорит первым — бароны редко обходятся без расшаркиваний. Молчание нарушил посланник:
— Я вижу, ты снова в армии? — спросил он сына. — А как же планы — заняться политикой?
— Вся политика сейчас делается на поле боя, — немного рисуясь, ответил тот. — Я прислан королём в ваше распоряжение, господин полковник! Привёз вам офицерский патент и привёл почти три тысячи всадников — Баронский полк! Знаешь, — баронет не выдержал долгой игры в подчинённого, — король отобрал у наших баронов дружины и соединил их в один отряд… Это — твой полк, отец!
— С вас причитается, полковник: если звание своевременно не замыть — обязательно разжалуют, — Готам приказал разбудить Дамана — на дежурство у Знамени — и повёл гостей в штабную палатку: выпить и обменяться новостями.
По дороге пришлось объяснять любопытному Геймару способ охраны границы с помощью Медведя.
— И много шпионов засылает Безликий?
— Десять-пятнадцать за сутки набирается…
— А как у Бушира, на севере? Я не просто так спрашиваю: я — советник короля, и обязан знать, как вами обеспечена безопасность Скиронара, генерал.
— О-о! И с каким заданием вас прислал король?
— Выяснить в деталях, что здесь делается, и — помочь, в случае необходимости.
— У вас есть для меня письмо Его Величества с подтверждением ваших полномочий, барон?
— Советник, генерал Готам, советник — если вас не затруднит.
— Пусть — советник. Так есть письмо, или нет, советник Геймар?
— Я вручил его барону Крейну…
— Значит, ваши полномочия ограничены гражданскими властями? Я — угадал? Не краснейте, советник, не краснейте, не будем ссориться из-за пустяков. Все мы, бароны, в этом одинаковы: любим быть главными, и любим власть… Тайн от Крейна у меня нет — одно дело делаем. Расскажу и вам. Я подготовил королю подробный доклад, сегодня хочу отправить, вот только допишу о вашем приезде. Вкратце, дела на севере обстоят так: Бушир, по моему приказу, закрыл аквиннарскую границу. Оттуда мы беженцев не пускаем. С самим Аквиннаром сложнее: проходы из Тордосана, Рубенара, Хайдамара и Эрфуртара перекрыть трудно — слишком много народа бежит от Масок, да и нехорошо как-то не пускать к нам тех, кто ищет защиты. Так что Аквиннар кишмя кишит шпионами Разрушителя, и выявлять их у нас возможности пока нет. Хотя находят, пишет Бушир, и… — Готом обвёл рукой вокруг шеи, изображая петлю. — Запретил король пытки… Благородно, красиво — ничего не скажешь, но из допросов только мука для следователя получается, да палачи квалификацию теряют… Об этом я тоже написал королю: Аквиннар виден Разрушителю, как на ладони…
— Что, нападёт?
— Когда-то, да — нападёт! Но, если везде творится то же самое, что и в Хафеларе, то нападёт ещё не сейчас. Разве, что уж очень на нас рассердится…
— Настолько у них плохо?
— Бардак у них, советник — всё власть делят… И об этом я тоже написал королю…
3. Раттанар, столица.
«— Сир, а как же Новый Год? Так и останемся без ёлки?»
«— Не понял тебя, Капа, извини…»
«— Чего тут Вам непонятно, сир? Католическое Рождество мы не отмечали — проворонили, готовили Скиронар к обороне. Свой родной Новый Год не встретили — топали на Бахарден, старого года — не проводили, по той же причине. Прохлопали и наше Рождество, православное, пока армию Безликого жгли. Ну, хоть старый Новый Год мы отпраздновать можем? Все подарки от Вас, за пропущенные из-за войны праздники, я, так и быть, приму в один день — завтра. Значит так: я хочу трёхколёсный велосипед и ролики… А ещё — куклу хочу, и чтобы моргала глазами и говорила «Ма-ма». И чтобы всё в ярких упаковках под ёлкой лежало… Пусть Клонмел за ёлкой лучше смотается, чем возле Вас задаром дурака валять…»
«— А ты не путаешь? Какое сегодня число?»
«— Двенадцатый день второго месяца зимы, сир…»
«— Мы здесь только месяц!? А, кажется, что ничего другого и не было никогда — железо, кони, битвы… И кровь, кровь, кровь…»
«— Не заговаривайте мне зубы, сир! Я Вам про праздник, а Вы мне — снова ноете. Это — чтобы подарков не дарить? У-у, жмот!»
«— Не сходится, Капа: зимние месяцы здесь по тридцать дней, и по земному, по нашему календарю, сегодня только одиннадцатое января… Кстати, а здесь, вообще, празднуют Новый Год? Почему молчим, почему не отвечаем? Королю молчим, между прочим!»
«— Празднуют, сир, — тяжело вздохнула Капа. — С наступлением весны празднуют… Но нам-то, какое дело, сир! У них — своя свадьба, у нас — своя. Почему бы нам, иномирцам, не жить по своим правилам и законам?»
«— Ты ж, вроде как, местная…»
«— Частично, сир, только частично. И потому могу праздновать и земные, и соргонские праздники. Ну, не хочете ёлку, то пусть подарки мне Дед Мороз из мешка достаёт…»
«— Где ж его взять, Деда того, Мороза?»
«— А — Бальсар! И борода белая, и посох есть, и колдонуть, случай чего, смогёт… А ещё мне журнал нужон. Про моду. Из самого городу Парижу…»
«— Эрин тоже бородат. Может его — в Морозы?»
«— Ха! Сир, где Вы видели рыжих Морозов, с веснушками на всё лицо? Только Бальсар — больше некому… Да и здесь он, под руками, а Эрину от Бахардена ещё пилять и пилять».
«— А то, может, ну его, этот Новый Год, а, Капа? Времени нет на гулянки — нам бы у Масок ещё Хафелар оттяпать для круглого счёта…»
«— Кому он круглый, этот счёт, сир? Три королевства — лучше, чем два, не спорю, но круглость-то откуда!?»
«— Так ведь, три, Капа — это уже почти десять: всего чуть-чуть не достаёт. И защищаться нам полегче будет… Или нападать…»
Король возвратился в Раттанар по Восточному тракту, вполне довольный ходом военных действий. За месяц очистили от Масок два королевства, почти не затронув их экономики, что обещало облегчить дальнейший ход кампании. Со взятием Хафелара можно было всерьёз думать об освобождении всего Соргона: ресурсы трёх королевств, сложенные вместе, давали хороший шанс на победу. А прибавить гномов Железной Горы, да силы Аквиннара, да население остальных королевств, вкусивших от власти Разрушителя и его союзников — уже не о шансах можно говорить — о гарантиях.
У Восточных ворот Василия ждали. Перед подъёмным мостом его встретили конная группа из Вустера, Велеса, Инувика, Маарда, Ванбаха и Бодрога, да выстроенная вокруг возка с Магдой и Апсалой сотня дворцовых стражей. В городских воротах, в толпе горожан, король разглядел Бренна, Ахаггара, Кассерина и Абера. Там же стояли Гечаур, Ферран и Бофур. Отметив, что члены Кабинета отчего-то не вместе, Василий начал совершать королевские поступки. Прервав ёлочно-новогоднюю тему, к немалой досаде Капы, он спешился, чтобы приветствовать королеву и Верховную жрицу.
После взаимных расшаркиваний и поздравлений — с победой под стенами Бахардена — все двинулись во дворец: кто верхом, кто в санях, возке или пешком. Народа на улицах было полно, но раттанарцы провожали короля молчаливыми поклонами, глядя на него с тем же недоумением, что и жители Скироны некоторое время назад. Правда о гибели войска Безликого была слишком проста, чтобы в неё поверить легко и быстро, и потому народная молва старательно исказила личность короля, превратив его в человека, одинаково способного, не моргнув глазом, вешать баронов и жечь целые армии. А жить с этаким королём было соргонцам не только тревожно, но и немного страшновато. Подобное отношение — смесь из уважения и страха — распространилось и на Бальсара, сумевшего, впервые за всю историю Двенадцати королевств, направить магию против живых существ. Спорить и что-либо объяснять, доказывать — дело в таких случаях бесполезное, даже — вредное: запросто можно ещё больше ухудшить ситуацию. Молчи, терпи и надейся, что время — лучший в мире врач и учитель — когда-нибудь расставит всё по местам и восстановит попранную мимоходом истину.
Василий и не претендовал на восторженное внимание публики. Как-то спокойнее, увереннее он чувствовал себя, особенно после Бахардена, находясь на некотором удалении от своих подданных. И был им несказанно благодарен за сдержанность в проявлении эмоций, не вдаваясь особо в причины этой сдержанности. Как верно подметила Капа — скромность даже толпу украшает, не одних только призванных королей.
Бальсар же был заметно удручён отчуждённостью своих учеников и прочего магического люда, не зная за собой никакой вины, и королю приходилось постоянно тормошить погрустневшего мага, избавляя его от меланхолии. Если бы Капе удалось уговорить Василия на гулянку по случаю старого Нового Года, то мешок с подарками таскал бы самый печальный Дед Мороз за всю историю новогодних праздников. К счастью пребывавшего в неведении Бальсара, это ей не удалось: потоком нахлынули очередные дела, и стало совсем не до праздников, хоть и с подарками, хоть и — без.
Во-первых, во дворце ожидал аудиенции приехавший накануне Блафф. Вопрос связи с гномьими общинами в других королевствах, из-за острой нужды в свежей информации, вместе с желанием получить для разведчиков Джаллона как можно больше Камней Памяти, толкали Василия на немедленную встречу со Старейшим Железной Горы. Впрочем, потери престижа от своей спешки король не видел никакой: как ни крути, но Блафф был в менее выгодном положении. Железная Гора теряла влияние на расселенных по королевствам гномов, не имея возможности ни защитить их от пустоголовых сейчас, ни, даже в перспективе, не смея обещать им освобождение — без помощи королевских войск это было нереально.
Во-вторых, как-то совершенно выпало из виду озеро Глубокое. А там, ведь, никаких гор нет, и пустоголовые вполне могут вторгнуться в Раттанар оттуда. Чего проще — вдоль берега, да по льду… Табун лысых за день пробежит расстояние от берегов Эрфуртара, и мало не покажется, пока вся армия ещё ползёт от Бахардена. Значит — в библиотеку: искать карты, лоции (если таковые есть), сводки зимней погоды на озере за время существования королевств. Опять прокол! И хоть бы кто-нибудь напомнил, что север Раттанара не прикрыт… Беда с этими феодальными отношениями: никто не хочет думать шире, чем поручено королём, а уж советы давать — и вовсе не стремится.
По прибытии во дворец Василий поинтересовался здоровьем Магды и предложил ей пройти в библиотеку, на встречу с Блаффом. Из желания избежать новых ошибок в отношениях с гномами, король взял с собой Инувика. Заседание Кабинета он назначил через два часа, в надежде, что успеет и с гномом поговорить, и привести себя в порядок с дороги.
«— Дался Вам этот Блафф, сир, — оставшаяся без велосипеда Капа, похоже, не очень этим огорчилась. — Король должен быть важным и недоступным. Я бы продержала Блаффа в приёмной дней двадцать, прежде, чем назначила ему аудиенцию где-нибудь ближе к следующей зиме. Вот тогда он, точно, стал бы намного сговорчивей…»
«— Ты забыла, Капа, что каждый хороший гость — это бриллиант на подушке гостеприимства, а бриллианты требуют уважительного к себе отношения…»
«— В оригинале, между прочим, сказано: «драгоценный камень». Вы неверно цитируете!»
«— А элемент творчества?»
«— А — мой велосипед?» — всё-таки огорчилась. К счастью — уже библиотека, и Блафф приветствует короля:
— Рад видеть Вас, Ваше Величество!
— Рад видеть вас, Старейший!
Библиотеку для встречи с гномом король выбрал намеренно — хотел показать Блаффу, что у людей есть чем поделиться с Железной Горой. Такого собрания книг и свитков, по словам Капы, не имела ни одна соргонская библиотека, а, значит, и знания, хранящиеся на библиотечных полках, были уникальны. Соблазн для Блаффа — получить разрешение на изучение этого огромного собрания — был одним из крючков, который король старательно заводил за губу Старейшего. Кроме библиотеки, в запасе у Василия были припрятаны ещё два: регулярные поставки продовольствия для населения Железной Горы и скорое освобождение гномьей общины Хафелара.
Библиотеку не готовили к этой встрече специально, всего лишь внесли четыре новых кресла да низкий столик с вином и закусками. Внесли и приткнули — в свободный угол. Стол, за которым любил работать Фирсофф, оставили в неприкосновенности: казалось, что старый каменщик вышел ненадолго, и с минуты на минуту вернётся на своё место.
Магда, если и почувствовала себя уязвлённой решением Василия — беседовать с Блаффом именно в библиотеке — ничем этого не выказала. А поступила, напротив, очень разумно, с первых же минут встречи приведя гнома в полное замешательство, и снова удивив короля мудростью своих решений.
— Мастер Блафф, позвольте мне, от имени народа Раттанара, выразить вам благодарность за своевременную помощь, оказанную гномами защитникам города: это спасло город от разорения, а горожан — от гибели… Вот за этим столом любил работать мой муж. Он первым понял опасность, грозящую Соргону, и отдал свою жизнь, чтобы предотвратить её. Я говорю вам это не из желания возбудить вашу ко мне жалость, — Магда взяла со стола Фирсоффа толстый том в переплёте из буйволовой кожи. Золотые тиснённые буквы извещали, что королева держит в руках «Историю Соргона, составленную профессором Морсоном после долгих изысканий в библиотеках Двенадцати королевств». — Это — редкая книга, которую переписали по просьбе моего Фирсоффа: переписчик Фумбан закончил свою работу всего несколько дней назад. Я дарю её вам, Старейший Блафф! Глядя на эту книгу, мастер, вспоминайте не только о благодарности Раттанара, но и о долге каждого соргонца перед приютившим нас миром. Также помните о зародившемся в боях под Скироной и Раттанаром единстве наших рас: единстве людей и гномов…
— Ваше Величество, я…
— Погодите, мастер Блафф, слова благодарности скажите лучше королю. Я же хочу, чтобы вы помнили ещё и о том, что люди несут на своих плечах основную тяжесть этой войны… Я не останусь на беседу с вами: военные вопросы вы быстрее обсудите без меня — не надо будет ничего объяснять несведущей в них королеве, а политические вопросы мы не можем решать без участия Аквиннара. Желаю вам продуктивной беседы, господа… — и Магда вышла из библиотеки.
«— Я — в восхищении, сир! Какая замечательная женщина! Всего десятком слов исправила Ваш прокол насчёт союза с гномами. Блафф теперь и не заикнётся о равноправном договоре…»
«— Может, Инувик ей подсказал?»
«— Ага, подсказал! Потому и сидит теперь с раззявленным от удивления ротом — так и хочется туда плюнуть…»
Про раззявленный рот Инувика Капа, конечно, преувеличила. Опытный дипломат и глазом не моргнул, слушая королеву. Вот только напряжённые плечи слегка опустились, да ушла строгость из глаз, прикованных взглядом к Блаффу. Гном же растерянно вертел в руках нежданный подарок, и запах кожи от переплёта совершенно забил не только дух иссушенного пергамента и пыли, присущий библиотеке, но и аромат изысканных закусок на столе.
— К делу, господа, — прервал затянувшееся молчание Василий. — К делу!
4. Раттанар, окрестности Бахардена.
Полковник Паджеро вместе с полком всё еще находился в родовом замке Фехеров. Второй день он принимал присяги своих вассалов, нескончаемый поток которых тянулся к замку со всех, прилежащих к Бахардену, земель. Это однообразное занятие уже почти довело графа до бешенства, и вассалы с опаской приближались к сюзерену, готовые при первом же окрике бежать, куда глаза глядят.
Но окрика всё не было — Паджеро сидел, прикрывая, рукой, нервный тик на левой щеке и, выслушав текст вассальной клятвы от очередного сельского старосты или одинокого арендатора, молча кивал кому-нибудь из лейтенантов: прими, мол. Те возвращали присягнувшему вассалу меч или топор, или что там ещё было, и уводили с глаз долой — выпить чару доброго вина от графских щедрот.
«Король уже, наверное, в столице, — думал, уныло страдающий от избытка вассалов, граф. — И Илорин уже в столице… И Эрин с Тусоном где-то на полпути к ней, может, чуть дальше… Ларнак, пожалуй, до побережья уже добрался, или доберётся вот-вот… А мне здесь — хоть погибай… Надо же — три баронства и крупный город: сподобился на старости лет. Удружил Его Величество, ничего не скажешь: боевой офицер превратился в земляную крысу… Или кто там всё время с землёй возится? Крот, что ли? Тьфу!»
Шарахнулся в сторону перепуганный арендатор.
— Стоять! Чего дёргаешься? Шевельнуться нельзя, чтобы… А-а-а… Много вас ещё там? Перерыв сделаем — поем слегка, потом — продолжим…
С кубком вина и жареной индюшачьей ногой полковник поднялся на стену замка — вдохнуть свежего воздуха и осмотреться вокруг. Лисий Нос был забит народом до самого берега, и хвост этой огромной очереди терялся где-то в лесу, среди палаток его полка. Присягу надо было принимать там, между деревьев, чтобы не было видно полных ожидания сотен лиц, а не здесь, не в каменном мешке замка. Тут и повернуться негде от набившихся во внутренний дворик людей…
Взгляд Паджеро перебежал с узкого мыса на безлюдную поверхность озера. Серая стылая вода колыхалась ленивой волной, местами покачивая крупные льдины — день-два, и озеро станет, скованное морозом, а ещё через десяток, примерно, дней до стен замка можно будет добраться с любой стороны — лёд уже будет достаточно крепок, чтобы выдержать вес всадника с полным вооружением. Король, уговорив мятежников сдаться, выиграл не меньше пятнадцати дней для своих планов и сохранил не одну сотню жизней своих солдат… Наших солдат…
Да, нехорошо получилось тогда, в штабной палатке — огорчили короля пустыми обидами: бои подавай, подвиги подавай, награды подавай… От некоторых наград не знаешь куда деваться. И не поручишь никому — первая присяга сюзерену: не выслушаешь лично — обид будет не на одно поколение. А долг перед не рождённым ещё ребёнком обязывал соблюсти все традиции и обычаи: вассалы даже тени неуважения не должны выказать сыну Фирсоффа. Король не зря назвал это дело семейным и выделил его, Паджеро, в графы. Но как же хочется сесть в седло, обнажить меч и…
Хотя, если разобраться, то не так уж и неправы были перед королём полководцы: солдату нужны сражения, чтобы чувствовать себя нужным. А так, без битвы, он — дурень дурнем, болван, обвешанный с ног до головы железом. Счастливчик Хермон — Паджеро отправил его по окрестным баронам дружины отнимать — там тебе и дело, для короля и Раттанара полезное, и, если повезёт, то и возможность свой меч опробовать. Хорошего парня Джаллон отдал — сам теперь жалеет, небось. Бывший капрал легко освоился с ролью лейтенанта, и стал незаменим, как раньше, среди дворцовых стражей, был незаменим Илорин. Самому бы поехать, но эта вассальная клятва…
А ведь он, Паджеро, после битвы на постоялом дворе «Голова лося», не убил ещё ни одного врага, не отомстил пока за смерть Фирсоффа и почти всей его свиты… Да, что там — не отомстил! Ещё и не начинал мстить, и кровь убитого приёмного отца вопиет — до звона в ушах, до боли в груди, до жидкого огня в крови… А тут сиди, клятвы слушай…
Не засчитывать же себе, в уплату долга крови, жизни того жалкого десятка мятежников, что были повешены накануне. К тому же, в их смерти заслуги полковника нет: после сдачи замка Паджеро суд над пленными вершил странным способом. Собрав всех во двор, объявил:
— Мне разбираться с вами недосуг. Выискивать вину каждого и размер её определять я не стану. Вы все друг друга знаете! Знаете, кто, чем и когда провинился перед Короной и перед Раттанаром. Сами и решайте, кто из вас и какого наказания заслужил. Как решите, так и делайте…
И — что же? Решили и — сделали. Десяток повесили, потом друг друга плетями перепороли, потом — первыми, клятву верности ему принесли. Сейчас зубами готовы землю рыть, искупая прошлые вины…
А земли-то — что же с ней делать, с землёй? Управляющего, где бы найти — всем графством распоряжаться? Или каждой вотчине своего, отдельного, назначать? И Бахардену — тоже? Бедная, бедная голова, бедная, бедная…
Паджеро обгрыз индюшачью ногу и кинул косточку в озеро. Она упала на льдину, и каталась по ней некоторое время — при каждом подъёме волны, потом скатилась в воду. Полковник допил вино и, сунув пустой кубок подоспевшему слуге (надо же — слугами обзавёлся), нехотя спустился вниз — клятвы дослушивать…
ГЛАВА ВТОРАЯ
1. Раттанар. Заседание Кабинета.
— Прежде, чем мы перейдём к делам, я хотел бы сказать вам несколько слов, господа министры. Сегодня, въезжая в Раттанар, я был удивлён… даже, пожалуй, раздосадован… Я не стану выяснять причин, и не желаю выслушивать ваших объяснений. Вполне может быть так, что мне и выяснять нечего, и всё случившееся именно случайностью и является… Вы, все, имеете право на неприязнь или неуважение, на злость и обиду, как и любой раттанарский подданный. Но, в отличие от него, от любого подданного, вы не имеете права показывать свои чувства, особенно публично! Я запрещаю вам это! Я категорически вам это запрещаю! Если вы, когда-нибудь, на любом общественном действе, будь это приезд короля, или встреча посла, или траурный митинг, или народное празднество… Если вы, господа, когда-нибудь, позволите себе показать даже всего лишь одному постороннему зрителю, что вы больше не являетесь группой единомышленников, что между вами существуют трения, которые могут это единство разорвать и могут быть для этого использованы — клянусь всеми богами Соргона!.. Тем единым богом клянусь, в которого верит мой народ!.. Короной своей и своей жизнью клянусь: я вам такие взаимные обиды и недовольства друг другом устрою — одни только перья полетят! Не можете работать на победу? Не можете жертвовать собой — во имя будущего всего населения Соргона? Убирайтесь отсюда к чёртовой матери, и чтобы духу вашего возле меня и близко не было! — король, произнося это вступительное к заседанию Кабинета слово, ходил вокруг стола, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. — Мои командиры плачутся, что не подрались, что не смогли пролить ни своей, ни своих солдат крови… Что не залили обширных земель Раттанара кровью своих соотечественников… Мои министры встречают короля из военного похода, разбежавшись по разным углам столицы, и королю, чтобы с ними увидеться, и задать свои вопросы, приходится их разыскивать на глазах у всего населения… — Василий вдруг резко остановился: — Ладно, проехали… Эй, кто там! Подайте вина! В горле совершенно пересохло…
Из приёмной вошёл Клонмел, неся в одной руке кубок, в другой — кувшин с вином. Король оттолкнул руку с кубком, и выпил вина из кувшина, аккуратно выпил, ни капли не пролив. На своё место за столом Кабинета он сел уже совершенно спокойный, и ровным, благожелательным голосом произнёс:
— Вас, Ваше Величество, и вас, госпожа Апсала, мои слова совершенно не касаются. Итак, начнём наше заседание, пожалуй…
Магда кивнула, и по царственному её кивку даже самый тупой наблюдатель легко мог понять, что королева и не думала принимать слова Василия на свой счёт. Апсала же с восторгом смотрела на короля, одобрительно улыбаясь, и он не сдержался, ответил ей такой же открытой улыбкой. Гроза королевского гнева пронеслась по кабинету и — растаяла, оставив министрам на память мелкую дрожь в коленках и сосущую пустоту внутри — от мысли, что пощады не будет.
«— Была вина на Ваших министрах, сир, или Вы её надумали, но хвоста своему Кабинету Вы накрутили по взрослому. Только вот загадок от Вас исходит всё больше и больше: то — пионерская зорька, то — чёртова мать. Хи-хи-хи… Всех, кто с Вами имеет дело, скоро придётся определять в дурдом — попробуй, догадайся, что имеет в виду король. А у них самих, у Их сердитого Величества, разъяснений сейчас не спросишь — очень уж строги они нынче… Хи-хи-хи…»
Заседание Кабинета пошло привычным уже ходом: Василий задавал вопросы, выслушивал ответы и давал указания. Послушные королю министры проявили своё полное единодушие, не высказав ни одной, свежей, идеи или, хотя бы, пусть и необдуманной, но своей, оригинальной мысли. Итогов встречи с Блаффом король Кабинету не открыл, и любопытства по этому поводу проявлено не было никакого — «нема дурных вопросы задавать, — отметила Капа, — опосля такого долбежу».
Верный своему слову — не вмешиваться в управление Раттанаром — король покинул заседание, когда выяснил всё, что его интересовало в плане дальнейшего хода войны. Клонмел остался в приёмной, чтобы пригласить Вустера, Кассерина, Инувика и Бренна ещё на одну беседу Василия с Блаффом — Старейший оказался жутко упрямым гномом и мало в чём уступил королю. Сорвав свою досаду на министрах, Василий решил предпринять ещё одну, массированную, атаку представителя Железной Горы: без точной и быстрой информации Масок не победить…
2. Раттанар. Королевский дворец.
Пока Кабинет обсуждал текущие раттанарские вопросы, король бесцельно бродил по дворцу, мимоходом разглядывая некоторые предметы роскоши. Не будучи тонким ценителем искусства, и, не имея врождённой тяги к накопительству и богатству, неправильный соргонский монарх не испытывал восторгов при виде гобеленов, картин, золота или драгоценных камней. Его внимание привлекали небольшие резные вещицы: шкатулки, статуэтки, подсвечники, среди которых он отдавал предпочтение работам по дереву. Сохранившееся в них тепло прошлой жизни — жизни дуба с раскидистой кроной, или душистой вишни, или смолянистой сосны — вызывало в короле ответную волну тепла, и он расслабился, расчувствовался, и затеял сам с собой увлекательную игру, стараясь угадать породу дерева в той или иной безделушке.
Некоторые привычки, укоренившиеся в детском возрасте, не ослабевают ни с годами, ни с пережитыми испытаниями, ни с переменой статуса. Будучи, фактически, владельцем всего этого собрания редкостей, король благоговел, изучал предметы одним только взглядом, сцепив руки в замок за спиной — из опасения прикоснуться к чему-либо.
«— Я поведу тебя в музей, — сказала мне сестра, — не преминула съязвить Капа. — Руками не трогать! — не прекращала она донимать короля. — Молодой человек! Ваш билетик!»
Увлечённый король не обращал внимания на Капины выпады, продолжая блуждать коридорами дворца, действительно, больше похожего на музей, чем на переполненное жильцами здание. Так, не спеша, Василий добрался до перехода в казармы, где натолкнулся на Илорина с Индуром. Странно, как это он, король, взявший на себя опеку над детьми погибшей Гайи, совершенно забыл про сына полка, точнее — дворцовой стражи, и за весь переход от Бахардена даже не вспомнил о нём, хотя и находился рядом?
— А-а, Индур! Как служишь, солдат?
— Стараюсь не уступать старослужащим, сир!
— Голосистый ты парень, солдат — оглохнуть можно.
— Рад стараться, сир!
— Чему же тут радоваться? Тому, что король оглохнет?
Индур покраснел и потупил глаза, тщательно разглядывая носки своих сапожек.
— Лейтенант, у вас есть замечания по службе к рядовому Индуру?
— Никак нет, сир. Солдат со службой справляется.
— У него нет никаких взысканий, нарядов вне очереди или каких-то иных причин безотлучно находиться в казарме? — расспрашивал дальше король.
— Никак нет, сир.
— Тогда прошу вас, Илорин, на сегодняшний день рядового Индура направить в распоряжение сержанта Клонмела.
— Слушаюсь, сир.
— Форма одежды — парадная.
— Слушаюсь, сир…
Странная сложилась ситуация с сержантом Клонмелом. С одной стороны, он по прежнему служил в дворцовой страже и подчинялся её командиру — лейтенанту Илорину. С другой — за время Бахарденского похода стал кем-то вроде личного телохранителя короля, и сотня стражей, находившаяся под его командой, получила прозвание «королевской сотни». Пока двигались к Бахардену, ни у кого не вызывала удивления некоторая самостоятельность сопровождавших короля стражей: весь отряд дворцовой стражи, вместе с Илорином, наступал по другой дороге, и Клонмел был сам себе голова.
Обратная дорога в Раттанар должна была вернуть все отношения в страже на круги своя, но этого не произошло. В походе Илорин не вмешивался в жизнь королевской сотни: солдаты Клонмела, да и сам сержант, не несли ни постовой, ни патрульной службы, не привлекались и для незатейливых походных работ, вроде устройства лагеря, заготовки дров или приготовления пищи. Королевская сотня фактически выделилась в отдельную воинскую часть, и было похоже, что Илорина это только радует. Необычное отношение командира — к своеволию подчинённых.
Василий заметил этот нюанс, но не вмешивался: он тоже привык к постоянному пребыванию Клонмела где-то поблизости, да и конвой, состоящий из уже знакомых ему солдат, не так сильно раздражал короля, избегающего чужого к себе внимания. Был и ещё один повод у Василия не желать перемен в своём окружении: каждый охранник пропитывается тайнами того, кого охраняет. Постоянная смена охраны могла стать причиной утечки важной информации, и не из-за происков врагов, а просто из-за болтливости одного из солдат: случайный человек не станет дорожить узнанным. Тайн же у короля накопилось предостаточно.
А причины довольства Илорина легко угадывались по лицу лейтенанта: отгородившись от Его Величества королевской сотней, Илорин откровенно мечтал о битвах и подвигах — о предметах, трудно осуществимых из королевского дворца, но, после самостоятельного рейда по мятежным баронствам Скиронара, не дающих покоя молодому офицеру. Что ж, лейтенант, хочешь походов — будут тебе походы. С боями и подвигами сложнее — тут, уж, как карта ляжет… то есть, боги захотят… то есть, как враг нарвётся… Смотри лучше, сам не оплошай…
3. Раттанар. Вторая беседа с Блаффом.
— Вы, Ваше Величество, распоряжаетесь чужой, извините, тайной, как своей собственной. Я отказался обсуждать эту тему в присутствии одного только министра Инувика, а Вы, вместо разговора наедине, опять собрали посторонних лиц. Пусть господа на меня не обижаются, и Вы простите меня, Ваше Величество, но я ни слова не произнесу по интересующему Вас поводу в присутствии кого бы то ни было…
— Министр Бренн, как вы знаете — не посторонний… И о вашей тайне, Старейший, он знает больше, чем я («Но не больше, чем я, сир»). Министр Инувик будет посвящён в тайну, не зависимо от вашего желания — его работа без этого знания теряет смысл в сложившихся в Соргоне условиях. То же я могу сказать и о министре Вустере… Полковник Джаллон, и вы, Блафф, должны с этим согласиться, не может выполнять свою работу, не обладая вашей тайной. Министр Кассерин и маг Бальсар будут мне помогать в распространении вашей тайны, и потому присутствуют здесь…
— То есть, Вы не намерены ограничиться даже узким кругом посвящённых? Ну, знаете…
— Знаю, Старейший, знаю! Знаю, что, пока вы судорожно хватаетесь за гномьи секреты, по всему Соргону гибнут и люди, и гномы. Безвозвратно теряются бесценные жизни, и ваше упрямство делает вас ответственным за это. Я потеряю время, но с помощью Камня Эрина, находящегося у меня, и Камня Бренна — всё равно разгадаю загадку Камней Памяти, а мастер Кассерин наладит их изготовление. Раттанарские маги выращивают кристаллы для уличных фонарей, научатся выращивать и эти. Мне они нужны, и нужны в большом количестве… Разведчикам Джаллона — нужны, пусть не каждому, но резиденту без них не обойтись: как иначе передавать свежую информацию, и получать указания? Командирам воинских частей — нужны: чтобы знать маневр своих войск, и чтобы я знал — где они, и чем заняты. Я не намерен неделями («Сир, они не знают, что такое — неделя»), простите, по несколько дней находиться в безвестности, ожидая прибытия вестника с никому уже не нужными данными. Министры Готам и Вустер должны управлять войсками, и должны вовремя наладить их снабжение всем недостающим. Приходится выбирать, Старейший — сохранить тайну и, возможно, проиграть войну, похоронив эту тайну навечно вместе со всем населением Соргона, или доверить её нескольким десяткам людей и — победить. Наш враг, Старейший, имеет перед нами огромное преимущество, немедленно получая информацию от своих агентов, и может действовать против нас согласованно, всеми своими силами одновременно. И на каждый наш шаг он может реагировать моментально, а мы будем узнавать об этом, когда уже ничего ни поправить, ни изменить нельзя…
— Что мешает, Ваше Величество, отобрать у агентов врага их устройства для общения и изготовить, сколько Вам нужно? — не сдавался Блафф. — Можете сохранить их секрет в тайне от гномов — мы на него не претендуем…
— Мы бы так и сделала, если бы это было возможно, и не спрашивали у вас на этот счёт совета… Эта штуковина вставлена в голову агентов Разрушителя и растворяется вместе с мозгом при задержании или гибели агента. Как и у лысых, мы ничего не находим, кроме жидкого мозга… Без ваших Камней, Блафф, нам не обойтись…
— Вы требуете слишком многого от нас, гномов, Ваше Величество, и ничего не предлагаете нам взамен…
— Разве!? А равенство в правах с людьми на всех подвластных мне территориях? Вам этого мало? Чего же большего могут желать гномы от короля?
— Э-э…
— Нет, Старейший, и не заикайтесь об этом. Подумайте: что может дать гномам независимость на территории Соргона? Ничего хорошего, уже хотя бы потому, что независимым гномам надо выделять землю для осуществления этой самой независимости. А землю вам надо выделять из числа уже поделенных земель. Значит, у кого-то их надо отобрать… Пройдут годы, забудется война, но потеря земли не забудется. Из друзей и союзников вы превратитесь во врагов, со всеми соответственными действиями: новая война и истребление вашего народа. Численность, увы, не в вашу пользу.
— Вы конфискуете земли у баронов-изменников…
— Но я не сгоняю с этих земель людей. Это — не пустующие земли, и новыми хозяевами на них я посажу только верных Короне людей… или гномов, но не для создания независимых государств, в границах своего владения. Чем вам не нравится равенство прав, гарантированное моим словом, ведь вы же ничем, кроме образа жизни, не отличаетесь от других людей? Были бы отличия — смешанные браки между людьми и гномами были бы бесплодными или порождали уродов. А ведь и дети от смешанных браков тоже не бесплодны. Мастер, сдавайтесь, у вас ни одного достойного аргумента для отказа в нашей просьбе…
— Я не могу обеспечить Вам нужное количество Камней, Ваше Величество… Я привёз три, и это все свободные Камни… Даже если отобрать все Камни в Совете Старейших, их не наберётся по Вашим запросам.
— Привезли — значит, знали, что они могут понадобиться, и знали, что их отдадите. Зачем же весь этот многочасовый спор, мастер?
— Я должен был попытаться, Ваше Величество… К тому же, если военный союз с Железной Горой можно трактовать, как намерение Вашего Величества, а не прямое обещание, то равные права для гномов — это уже слово короля, а короли не лгут, Ваше Величество!
И как тут было дружно не рассмеяться хитрости Старейшего Блаффа? Умный гном, ничего не скажешь…
4. Раттанар. Побережье.
Пятый заградотряд второй раз с начала зимы покинул зимние квартиры и двинулся в Раттанар. Новый поход на столицу вызван был бедственным положением, в котором оказались заградители после гибели на поединке их командира — капитана Ульсана. Тахат, убив предателя, оказал отряду скверную услугу, потому что, опасаясь разоблачения шашней с гоблинами, из отряда сбежал и лейтенант, прихватив отрядную кассу.
Нагромождение неблагоприятных событий лишило отряд и нового командира, и денежного довольствия, и, как следствие, и продовольствия, и фуража. В военном министерстве попросту забыли назначить кого-то на место Ульсана — сначала из-за гибели короля, а, значит, и министра, потом — из-за нападения на Раттанар. Военное министерство зашевелилось только после прихода Вустера, но и он, занятый текущими делами, до нужд заградителей ещё не докопался: где нет командира — нет и ходатая, нет ходатая — нет жалобы, а жалобы нет — значит всё в порядке.
Подъели невеликие свои запасы, опустошили отрядный склад дочиста, распродав весь резерв амуниции, по сёлам соседним побирались, через стыд перейдя… А что делать — коней кормить надо, да и самим — не снегом питаться. Но не раздевать же мужиков до гола — ещё ползимы впереди, да весны месяца два, пока зелень взойдёт. Дали сёла, сколько могли, дальше — всё, дальше — голод.
Решили сначала на восток податься — восток в королевстве хлебный — по другим отрядам пройтись, помощи попросить. Одна у всех служба — берег стеречь, значит, и беда — одна. Но и у тех оказалось негусто — увлеклось войной министерство, обыденные дела побоку пустило. На воинской дружбе продержались ещё десять дней, а дальше… дальше один путь — в столицу, к министру: по столу стучать — о себе напомнить, да о конях своих. Хоть и бунтом такой поход отдаёт, да силы терпеть — уже кончились.
Собрались обиду заградителей пятого — первый и третий отряды поддерживать: вот-вот и самим животы голодом скрутит. Командиры, как могут, порядок наводят, голоса посрывали: хрипят уже непонятное, и никто их не слушает. Угодил Ларнак, словно в котёл кипящий, в самую середину митинга: ор несусветный, чуть что — до драки дойдёт, а там уже — не удержать, и впрямь бунт случится. А бунт заградителей — для всего побережья беда. Гнев и обида из заградителей — врагов хуже гоблинов для южан сделают.
Ополченцы вдруг показали хорошую выучку. Одетые по достатку, вооружённые — по возможности, они стояли сомкнутым строем, единым монолитом, созданным из дисциплины и осознания собственной силы, перед орущей, неорганизованной толпой заградителей, стояли и — ждали. Команды ждали, события ждали, тишины ждали.
Ларнак во главе своих конных сотен тоже ждал. Смотрел на заградителей пристально — искал знакомые по прежним годам лица и — ждал. Что его узнают — ждал. Деревянную ногу напоказ выставил: знак опознавательный предъявил.
Начали узнавать некоторые: по толпе шепоток пополз, крикуны униматься стали… Да и то — не до крика тут, когда чужое войско рядом в строгости стоит и смотрит — глядишь, и до мечей дойдёт. А в драке криком не возьмёшь — там руки и свои, и друзей надобны… Тишина, не сразу, но наступила.
— Ларнак, ты ли это!? — сомнение в голосе с удивлением смешано. — Как ты — здесь!? Откуда!?
Снова шум поднялся: узнавшие остальным объясняли, кто такой Ларнак и чем знаменит был на побережье в прошлом. Тут же Тандера вспомнили и обиду свою на министра. Снова, было, на бунт пошло, но так уже, больше от неожиданности: не успели ещё с удивлением справиться. Что Ларнаку на побережье, да с войском понадобилось? Пошумели слегка и — замолкли: пусть сам объяснит.
Объяснил, но коротко:
— По приказу Его Величества короля Василия Раттанарского я провожу инспекцию заградительных отрядов. Имею грамоту, удостоверяющую мои полномочия, подписанную королём, и им же составленные инструкции. Командирам — развести солдат по казармам и лагерям. Через полчаса жду вас в своём шатре, который поставлю тут, — ткнул пальцем в ближайший пригорок. — При себе иметь список личного состава с указанием сроков службы и заявки на снабжение отрядов…
— А у кого командиров — нету? — крикнули из толпы солдат.
— В армии всегда командиры есть! Это солдат иногда не хватает!
Ответом своим рассмешил, и подчинились ему охотно. Через полчаса в его шатёр собрались капитаны и лейтенанты первого и третьего отрядов, и два сержанта — представители пятого. И в самом деле, с командирами в армии всё в порядке — командиры есть, когда нужда заставляет.
Ещё до ночи утрясли, что нужно было. Зону ответственности первого и третьего заградотрядов растянули на территорию пятого: зимой от гоблинов нападений не ждали — а вдруг? Бдительность никогда ещё во вред не шла. Вопросы снабжения разрешились очень легко: расписки Ларнака под гарантию королевского слова местные купцы рвали из рук наравне с золотом, а то и — дороже.
Пятый заградительный отряд временно влился в ополчение Ларнака — до прибытия в Раттанар и назначения командира. В конные свои сотни Ларнак включил и заградителей из первого и третьего отрядов — тех, чей срок контракта истёк или подходил к концу. Таких набралось до пятидесяти солдат. Отвыкший от военной муштры трактирщик был, наверное, самым инициативным из командиров Василия. На него, похоже, недостатки феодализма влияния не имели… К будущей радости короля…
5. Раттанар. Ближайшие намерения короля.
К дому баронессы Лонтир король подъехал уже в сумерках. Потрогал входные двери, словно проверял качество работы плотников роты Водяного, улыбнулся, представив, как здесь происходил штурм, организованный влюблённым Яктуком, и взялся за дверной молоток. Но стучать ему не пришлось: дверь мягко отворилась, открыв широкий, хорошо освещённый вестибюль, и старого мажордома с символом высшей над слугами власти — резным посохом из морёного дуба, от которого веяло глубокой древностью. Как, впрочем, и от самого мажордома.
«— Не, сир, старичок лет на тыщу постарше своей дубинки-то будет».
«— Никак, ровесника себе нашла, Капа?»
«— Ну, знаете, сир! Я всегда была против глупого выбора королей из простонародья. Ни воспитания тебе, ни культуры… Одно сплошное хамство. На табурете, и то сидеть не умеете, как надо… А всё туда же, на трон норовите…»
«— За музей и прочие твои перлы — мы в расчёте. Не прекратишь истерику, и за это посчитаемся…»
«— Рады — над слабыми и бестелесными особами измываться… Король, называется…»
«— Чш-ш, Капа, мы на работе…»
Мажордом изобразил королю низкий поклон — насколько это позволяли приличия и старческая негнущаяся спина:
— Ваше Величество, баронесса ждёт Вас наверху. Позвольте, я провожу…
— Мои солдаты…
— Ими займутся, Ваше Величество…
— Нет, без охраны я наверх не пойду. Сержант Клонмел, дайте мне, кто из солдат потолковей… Рядового Индура, что ли… Нет-нет, одного будет вполне достаточно…
Ступая новым мягким ковром, брошенным поверх мрамора — по случаю приезда высокого гостя, поднимались медленно: мажордом, похоже, давно уже не передвигался по лестницам без помощи перил, и сейчас замирал, чуть ли не на каждой ступеньке — опирался на посох, чтобы набраться сил. Василий был терпелив — хорошо, ступеней оказалось не более пятидесяти, и старался не обгонять мажордома, не желая обижать старика.
Индур поднимался тремя ступенями ниже короля и не проявлял никакого интереса к обстановке — роскошь королевского дворца не уступала богатству дома баронессы. И пусть во дворце он прожил всего несколько дней — это, всё же, был королевский дворец, и не пристало его обитателю демонстрировать детские восторги по поводу чужого богатства.
Добрались, наконец, до второго этажа. Старик отдышался, благо никто его не торопил, и вдруг — закашлялся. На кашель мажордома распахнулись двухстворчатые двери. «Сигнал, сир, — сообразила Капа. — Сейчас пароль скажет…». Мажордом пароля не сказал, а, откашлявшись, ступил в зал, где стукнул посохом о паркетный пол, и тонким петушиным голосом произнёс:
— Баронесса, к вам — король!
Либер (а именно он и выступал сейчас в роли мажордома — награда за былые заслуги) остался верен себе: обратился к баронессе без слова «госпожа», а короля объявил без «Его Величества».
Василий расхохотался на пародию торжественной церемонии и, уже объявленный, быстрым шагом направился к даме Сайде. Баронесса, сконфуженная непобедимым упрямством Либера, стояла у сервированного стола, нервно раздвигая и собирая веер.
— Рад видеть вас, госпожа баронесса, — заторопился король, помогая даме Сайде преодолеть неловкость от нарушенной церемонии встречи. — Позвольте мне проводить вас к столу… За опоздание — извините, но невероятная история задержала меня во дворце…
В гости к баронессе Лонтир Василий напросился сам. Ещё утром, до заседания Кабинета, он отослал даме Сайде записку: «Госпожа баронесса! Если Вы пригласите меня на обед, то буду счастлив обсудить с Вами за едой одно важное для меня дело». Баронесса согласилась: отказать в визите королю без должных на то оснований — было против светских правил. К тому же, король являлся ещё и сватом Яктука, можно сказать, не чужой в доме человек, и потому известила Василия, что будет ждать его в три часа. Король приехал около пяти, к концу короткого зимнего дня, что было грубым нарушением этикета.
— Какое же важное государственное дело задержало Вас во дворце, сир?
— В том-то и дело, госпожа, что не государственное… — Василий во главе стола отодвинул стул и помог баронессе усесться.
«— Во главе стола всегда и везде — место короля, — зашипела Капа. — Сколько же можно топтаться по общепринятым правилам!»
«— Чихал я на правила общепринятые! Почему старая женщина должна испытывать неудобства от моего визита?»
— Хотя, если считать, что король всегда на службе королевству, то любое, связанное с ним дело — государственное… — продолжая разговор с баронессой, Василий уселся сам — справа от дамы Сайды.
Либер отдал одному из слуг, открывавших двери зала, свой посох и засеменил к столу — прислуживать хозяйке. Индур всё ещё стоял в дверях, ожидая команды короля.
— Вы позволите, госпожа баронесса, прибывшему со мной солдату навестить одну проживающую в вашем доме особу?
— Конечно, сир. Салана, девочка, ты где?
— Индур! — вбежала в зал маленькая (Капино определение помните?) «прынцесса» — баронесса одела Салану так же, как и в день приёма во дворце. — Я соскучилась, Индур! — заплясала она вокруг неподвижного Индура: мальчик усиленно изображал бывалого вояку, который без приказа даже не чихнёт.
— Вольно, солдат! Приказываю тебе развлекать сестру…
— Только не здесь. Салана, уведи гостя в свою комнату — вам подадут туда, я распорядилась… Вы начали свои оправдания, сир, — заговорила Сайда, когда дети вышли. — Интересно, что же это было за государственное негосударственное дело?
— Меня задержал мой конь, госпожа.
— Который, сир?
— У меня один конь. Вернее так: я один у этого коня.
— Мышиного цвета жеребец-полукровка? В белых носочках?
«— Ага, мышиного цвета! Я же говорила, что дымчатых лошадей не бывает!»
— Я называю его масть «дымчатой», госпожа.
— Ваш конь, сир, можете называть, как хотите. Дымчатый, так дымчатый…
«— Что, съела, вредина?»
— И что же Ваш дымчатый жеребец, сир?
— На выезде из дворца потерял подкову. Я думал на другого пересесть — не подпустил ко мне, укусил даже…
— Вас, сир?
— Другого коня — сначала, потом — конюха. Пришлось ждать, пока подкуют…
— Встречаются кони поумнее некоторых людей. Того же Тимона, например. Вы поступили правильно, что подождали, сир. Такая преданность коня дорогого стоит, и должна быть вознаграждена. Вы позволите мне сделать подарок Вашему коню?
— Позволить нетрудно, но примет ли он?
— Правильный вопрос задаёте, сир. Мой подарок Ваш конь примет, не сомневайтесь. В молодости я хорошо разбиралась в лошадях…
Обед незаметно бежал за приятной беседой. Баронесса не чувствовала в общении с королём ни малейшей скованности, и вела себя совсем по-домашнему. Король тоже был непринуждённым — со стороны казалось, что собеседники давно-давно знакомы и, вроде бы, даже члены одной семьи.
Когда перешли к десерту, Василий заговорил о своём деле, из-за которого потревожил уединение баронессы.
— Скажите, госпожа, в поместье Лонтиров зимняя охота достаточно хороша, или мне следует обратиться к кому-нибудь другому?
— Зимняя охота, сир!?
— Зимняя охота, госпожа.
— Лонтиры не охотятся, сир. Поэтому не охотятся и их вассалы. Браконьеры, конечно, есть, но… Леса Лонтиров полны самой разной дичи, сир. Вам непременно нужно охотиться в наших лесах?
— Это не обязательно, но было бы очень здорово, если в ваших… Скажем так: из переполненных дичью лесов ваши — самые близкие к столице…
— …и тянутся до подножия гор, — продолжила мысль короля баронесса.
Король не ответил, только согласно кивнул.
— Я напишу управляющему, сир. Только удобств никаких вам не будет — даже охотничьего домика нет.
— Меня не пугают трудности, госпожа. Мы, пожалуй, со строительства домика и начнём, если вы не против. Домик нужен, как же — без домика?
— Мы!?
— Согласитесь, не может же король охотиться в одиночку…
Тем же вечером, часа через два после обеда у баронессы Лонтир, военный министр Вустер получил от короля письмо:
«Дорогой министр!Король Василий»
Извините, что нарушаю ваш вечерний отдых, но время не терпит. Завтра с утра отправьте Илорина со стражами, кроме моей сотни и охранной сотни Её Величества, на побережье озера Глубокого. Пусть изучит обстановку, поспрашивает местных жителей. Меня интересуют такие вопросы:
Замерзает ли середина озера? Если да, то в какое время.
Можно ли добраться до побережья Эрфуртара по прибрежному льду в обход озера? Если можно — пусть Джаллон отправит кого-нибудь из своих людей, но осторожно, конечно.
Есть ли на нашей стороне беженцы из Эрфуртара? Много ли — если есть. Где размещены — если есть. Что рассказывают — если есть.
Пусть Илорин организует патрулирование нашего берега силами местных жителей и баронских дружинников — у кого из баронов они ещё остались.
Пусть организует строительство казарм для размещения всей нашей армии, и перепишет все плавсредства, что есть на берегу, вплоть до личных лодок каждого местного жителя. Если прибрежный лёд достаточно толст, чтобы выдержать всадника в полном вооружении — начать на льду разметку путей для наших войск. Ближе к берегу, где лёд толще — для конницы, дальше от берега — ополчение и слабовооруженные пехотинцы.
Солдата Индура я оставляю при себе — нечего мальчишкой рисковать: вдруг пустоголовые ударят из Эрфуртара раньше?
На вопросы, куда девался король, отвечать всем: захандрил и уехал на охоту. Когда построю охотничий домик — жду в гости, поохотимся вместе. Пока же — ежедневный обмен вестниками.
— Охота, значит!? — удивился Вустер.
— Значит, охота… — задумался он.
— Ха! Значит — охота! — обрадовался он, подумав.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. Раттанар, королевский дворец.
Король опять собрал всех участников второй беседы с Блаффом, когда было далеко за полночь. Новые мысли, пришедшие к неугомонному Василию — по поводу мгновенной связи с войсками и регионами, требовали немедленного обсуждения, и, конечно же, были обсуждены.
Вустер, если и удивился, что так скоро снова понадобился королю — после явно прощального письма, не подал виду, и вошёл в кабинет, демонстрируя бодрость и деловитость. Остальные тоже старались выглядеть бодро, хотя по лицам было видно, что вызов Василия кое-кого оторвал от сладких снов: король, по-прежнему, не считался ни со своим временем, ни с чужим, а быть бесцеремонным он умел. Как, впрочем, и сердитым.
Вместе с Камнями, которые привёз Блафф, под руками у Василия их оказалось всего шесть штук: один у него в Короне — Камень Эрина, один у Бренна, один у Блаффа и три свободных, никому не принадлежащих Камня. Эти три Камня Блафф держал в отдельных мешочках, и к каждому приложил листок бумаги с набором каких-то тарабарских слов.
— Что они означают, мастер?
— Не знаю, сир, но без них не провести обряда привязки…
Оказалось, что владеть и пользоваться Камнем кто попало — не мог: сложный обряд привязки соединял Камень и владельца в единое целое. Это значило, что Камень Бренна мог быть использован только самим Бренном, а Камень Блаффа — только Блаффом. Исключение составлял Камень Эрина: по уверениям Капы, король мог запросто вызывать Железную Гору, когда только пожелает — хорошо тому, кто получает в поддержку ресурсы целого мира, а Соргон явно к Василию благоволил. Связь же между Камнями наладить Капе не удалось. Пока не удалось, как доказывала уязвлённая неудачей подруга короля.
Он-то все Камни сначала сам в руках повертел — без какой-либо для дела пользы, если не считать пользой вывод, что Камни все одинаковы. И по очереди, по одному (чтобы не перепутать Камни и тем не довести мастера Блаффа до кондрашки) в хрусталь Короны повставлял — Капе для осмотра. Непростые оказались камешки — с подвохом, и происхождения были если и не загадочного, то, во всяком случае — малопонятного. Каждый кристалл представлял собой нечто вроде почки (это у камней-то), выросшей на материнском кристалле. Капа даже уверена была, что Камни Памяти — живые, и азартно убеждала в этом короля.
«— Как это — живые? — спорил Василий. — А руки, ноги, головы — где?»
«— А у меня — где? — отвечала Хрустальная. — Или я — не живая, по-Вашему?»
А, поди, докажи, что не живая! Ещё какая — живая! Скорее согласишься, что сам — не живой, а не Капа. Промолчал король, да и спорить, собственно, было не о чем: изнутри Капе виднее, что камешки собой представляют.
«— Никакой между ними разницы я тоже не вижу, сир. Железную Гору я с любого из них Вам вызову — это у всех одинаково делается, а остальное — не соображу никак: ни намёка, ни малейшей зацепочки…»
Василий посчитал иначе:
— Мастер Блафф, откуда вы переписали тексты, которые нужны для обряда привязки?
Гном немного поломался и ответил нехотя:
— Тексты списаны с той грани Материнского Камня, с которой отпал кристалл. Кто-нибудь из Старейших всегда находится рядом и записывает каждый знак…
— Это гномий алфавит?
— Да, сир, но смысла надписей мы не знаем.
— Вы где-нибудь храните копии этих текстов?
Ох, как не нравились Блаффу вопросы короля, но отвечать, хочешь, не хочешь, но надо. Может, Василий, и впрямь, общины между собой свяжет — тут не только для войны, но и для мирной жизни польза огромная. Старейшие, правда, не все будут довольны тем, что общины получат большую свободу — любят власть некоторые, тот же Гарут, например — но… Война свои условия диктует, да и от короля просто так не отмахнёшься: он пока одного только Гарута потребовал из Совета Старейших убрать (именно так — потребовал!), но может и его, Блаффа, присоединить — за нежелание работать на победу над Масками…
— Мы ведём специальную книгу, сир, куда и копируем все тексты. На случай смерти прежнего владельца Камня — чтобы заново обряд привязки проводить…
— Мне нужны все тексты, до единого, и срочно нужны… И на обряд посмотреть хочу. Давайте решать, кому эти три Камня отдадим. Один, я думаю, Эрину, один — Джаллону, один — Вустеру. Сколько гномов в Совете Старейших, Блафф?
— Двадцать пять, сир.
— Значит так: до тех пор, пока мы не придумаем, чем заменить при общении на больших расстояниях ваши, Блафф, Камни, всех Старейших мы пристроим к делу. Мне нужна связь со всеми отрядами: в обоих королевствах и в Аквиннаре. Старейшим придётся неотлучно находиться при Агадире, Готаме, Крейне, Бушире, Астаре… — король сыпал именами своих командиров и министров, а Блафф торопливо за ним записывал. Как-то сам собой отпал вопрос о вассальных отношения Горы и Аквиннара: Василий отдавал распоряжения чужому вассалу, вассалу независимого государя, и никто не оспаривал его права на это. Даже съевший собаку на дипломатических тонкостях Инувик не стал удерживать короля от непротокольного шага: не до протоколов и дипломатических реверансов, когда речь зашла о времени — самом важном в войне за Соргон факторе. А времени, все это понимали, было в обрез.
— Я хочу сам взглянуть на Материнский Камень, — ободрил король погрустневшего Блаффа, когда список был составлен. — Раскручусь немного с делами и съезжу в Гору. Но тексты я должен видеть завтра… Вустер объяснит вам, мастер, где меня найти…
Потом, не откладывая решения короля в долгий ящик (кто бы осмелился), послали за Джаллоном — Камень вручать. Пока же, руководимые Блаффом, начали обряд привязки Вустера. Сложности Василий в обряде не увидел никакой — одна, растянутая до бесконечности, интермедия для публики, с многократным зачитыванием текста со свитка и повторением имени военного министра. Как понял король, главным действом обряда, замаскированным долгим ритуалом, было просто капнуть на кристалл кровью будущего владельца…
«— Видите, сир, я же говорила, что Камни живые… Ещё, пожалуй, и умные — по составу крови хозяина могут отличать. По набору генов, наверное — прямо тест на отцовство… А Блафф — шарлатан, сир: театр нам закатил…»
«— Это не он, Капа — кто-то из первых Старейших, чтобы за Камни не хватался, кто ни попадя…»
Вустер послушно порезал палец, капнул кровью и получил, наконец, формулу вызова. Она тоже оказалась до смешного простой: одна короткая фраза «Вызываю Железную Гору». И всё. Никаких тебе выкрутасов, приплясываний и заклинаний. «Вызываю Железную Гору».
Ну, это-то было объяснимо: с Камнем работать следовало в одиночку, без посторонних глаз — а перед самим собой комедию ломать глупо. К тому же, вызов мог оказаться срочным, и фактор времени играл не последнюю роль…
Из экономии того же времени, король сразу приказал Вустеру вызвать Гору. И всем скопом, вместе с подоспевшим Джаллоном, заслушали от Старейших, приведенных в ужас как количеством разглашённых Блаффом секретов, так и количеством посвящённых в них людей, подробную информацию по всем королевствам Соргона.
2. Раттанар. Королевский дворец.
Утром дворцовые стражи опять отправлялись в поход. Короткий отдых, (впрочем, и не отдых вовсе — одну ночь всего в казармах провели), против ожидания, никак не испортил настроения солдатам. Может, всё дело было в задоре, после получения приказа охватившем Илорина — он светился предвкушением самостоятельной боевой работы, и старые солдаты втихомолку беззлобно подсмеивались над ним:
— Туши свет, мужики! Нам и лейтенанта для освещения хватит…
А может, дело было в том, что стражи и сами рвались в бой — слава Ахваза многим не давала спокойно спать. Золотые шпоры, рыцарская цепь с дворянским гербом, повышение через один чин — из рядовых сразу в сержанты… Нет, не зависть это была: никто не спорил, что Ахваз в своём деле был редкий специалист, и всё полученное, все его награды, были не только заслужены, но и щедро политы собственной его кровью. Ахвазом гордились ветераны отряда, Ахваза боготворила необстрелянная молодёжь. Да-да, в дворцовой страже убыль — вместо погибших в Скиронаре — пополняли новобранцами, так как не хватало уже опытных солдат, прошедших на побережье школу заградителей: слишком много формировалось разных отрядов.
Нет, Ахвазу не завидовали. Но подвигами, но славой — бредили все, без исключения, стражи, и только две эмоции, два настроения царили в казармах в это утро: искренняя радость — у отъезжающих, и не менее искреннее огорчение — у тех, кто оставался. Даже плывущий по волнам эйфории Илорин заметил разницу и клятвенно пообещал справедливый обмен с дворцом при ранениях и болезнях.
Магда, улучив момент, когда рядом с лейтенантом не оказалось ни одного солдата, сделала строгое лицо и задала Илорину ехидный вопрос:
— Вы хотите сказать, лейтенант, что меня, короля и дворец будут охранять только раненые и больные? И много ли пользы от такой охраны получим мы или Раттанар?
У Илорина не отыскалось слов для достойного ответа, да и что тут скажешь — не подумал и ляпнул неумное. Счастье, что замаячил в отдалении Вустер, чем подал повод, извинившись, сбежать под крыло министра — по военному делу, якобы. Королева поглядела ему вслед с укоризной, но что с мальчишки взять… Тот же Индур, только лет на пятнадцать старше — возрастом старше, не умом.
Лёгок на помине, подвернулся Её Величеству Индур: в глазах — отчаяние, губы дрожат — вот-вот зарыдает во весь голос, не смотря на бравый военный вид. Стыд за форму только и держит внутри ребёнка безразмерную обиду на всё и на всех.
— Индур, принеси-ка мне воды, — лишь бы отвлечь от тяжёлых мыслей. Остановился, сообразил, кто говорит, кинулся выполнять. — Нет, постой, вместе пойдём, — королева взяла за плечо солдатика и повернула в сторону кухни. — Чаю попьём или сока. Я не задерживаю тебя?
— Нет, Ваше Величество, — проглотил Индур огромный комок обиды, — мне некуда спешить…
— Оттого и нос повесил?
— Не берут меня в поход на озеро Глубокое — опасно, говорят. Оставляют в тылу, будто я маленький… А я уже сам на коня сажусь!
— Да, не скажи — достижение знатное! — и в голосе Магды слышно восхищение. — Где же будешь служить? Или — тайна?
— У Клонмела, в королевской сотне, — и вздох, глубокий-глубокий… И этому подвиги подавай и битвы…
— Знаешь, а в королевскую сотню кого попало не возьмут. Как ты думаешь, чья жизнь для Раттанара, да и для всего Соргона, сейчас — самая ценная? Кто врагам сейчас, словно кость в горле? — увидела в глазах понимание и закрепила успех: — Убить одного врага — похвально, не спорю, но защищать того, кто знает, как всех врагов победить — сотни похвал достойно. Сейчас, когда уходит отряд, каждому оставшемуся — за десятерых служить… Самое опасное место, Индур, подле короля. Я бы, например, гордилась таким местом службы… Если бы солдатом была…
Собирался и Клонмел — догонять короля, который ночью, с десятком стражей, срочно уехал охотиться: приспичило в самую темь, будто зверь лишь на полчаса в лес Лонтиров придёт, и — всё, и — ша, не увидит его больше никто. Двор в недоумении — сбежал, победитель, ни тебе «здрасьте», ни тебе — «прощай». Ни пира по случаю победы, ни приёма захудалого, а Вустер, злодей однорукий, уже с утра всю дворянскую молодёжь во дворце в строй загоняет. Именем короля загоняет, не как-нибудь. Кто добром не идёт — плетьми грозится. Это — дворянам-то, опоре всего государства!
У королевы защиты искали — не нашли: сама не дворянка, за дворян становиться не пожелала. Королю, говорит, жалуйтесь. Такому только и жаловаться — враз в петле ногами задёргаешь. С него станется — нет в Соргоне на короля управы. Глазом глянет — войска горят, крепостные ворота сами падают — магом похлеще Алана будет. Ни стрела его не берёт, ни меч острый — страшно спорить с таким, свои права отстаивать…
Баронесса Лонтир приехала, над страхами Двора смеётся:
— Зачем на человека враньё возводите? У страха глаза велики. Мы, Лонтиры, с оружием дела давно не имеем, и не могу я дворян из дома своего на службу дать: некому служить, ни меча, ни секиры в руках не удержат. Но не в стороне же стоять — продуктами, фуражом армии помогу, коней верховых да денег подкину… Глядишь, и наш над врагом верх будет… А после войны, кто помощь войскам оказал, награду от короля получат — каждый по вкладу своему…
Сказала, и к Вустеру — список даяния обговаривать: чего, да когда, да сколько. Стоят, дружелюбно беседуют, по бумагам карандашиком — чирк да чирк: отмечают согласованное уже. А нам самим — что, откупиться нельзя? Дождались — дама Сайда домой укатила — и на Вустера скопом: и от нас отступного прими. Разве ж жалко для нашей победы?
Вот — так! Поехал король на охоту и мимоходом армию снабдил — не было ещё острой в этом нужды, но, как говорится: запас кармана не оттянет. Хорошее начало, как известно, полдела делает. Удачной охоты Вам, Ваше Величество!
3. Раттанар, Восточный тракт.
Приказ короля — поднять боевое настроение среди солдат — генерал Эрин выполнял с особым тщанием. Не было у него никаких сомнений в нужности приказов Василия, и чем непонятней для его прямолинейного характера был приказ короля, тем добросовестнее гном его выполнял. Что за боевое настроение, что за дух такой боевой может быть у солдата? Солдату приказали — он дерётся, если надо — то и умрёт, и никакое настроение, никакой дух в этом не участвуют… Так думал Эрин. Но… Раз Василий сказал, раз потребовал — то найди этот самый боевой дух, где хочешь, и поднимай… Ты — генерал, Эрин, высший армейский чин, после короля, разумеется, короля, который не ошибается, хотя, только о своих ошибках и твердит. Ну, и пусть его, на то он и король — что хочет, то себе и приписывает… Может, королю так и положено, может, должность его так требует… Сказано королём: «поднять!» — в лепёшку разобьёмся, сир, а поднимем… Что, мы с Тусоном вдвоём не придумаем — как? Да, запросто, сир, не сомневайтесь!
Оттого-то Эрин и Тусон, на обратном пути из Бахардена, и затеяли состязание: чья пехота лучше, выносливее, то есть. И гномы, и солдаты Тусоновых рот охотно втянулись в спор своих командиров, и в конце каждого дневного перехода валились с ног от усталости. Азарт был настолько велик, что генерал с командором вынуждены были назначить контрольные команды для проверки здоровья своих солдат, причём гномы проверяли пехотинцев Тусона, а ротные сержанты тщательно осматривали гномов.
Главное в походе — что? Главное в походе — ноги солдата. Солдат с растёртыми ногами — не боец. Солдат с обмороженными ногами — тоже не боец. Солдат в разбитой по дороге обуви — тем более не боец, ибо ему и ранения ног, и обморожения гарантированы. Всех пострадавших тут же снимали с дистанции — догонят тихим ходом, когда подлечатся или получат сменную обувь. Без разгильдяев, конечно, не обошлось ни у людей, ни у гномов, но справедливости ради следует сказать, что таких солдат было немного.
К радости Тусона, первенство держала его рота — рота Разящего. В ней не было ни одного отставшего или контролёрами отправленного в обоз воина, и Эрин, в досаде на отставание от роты своих гномов, всё время пытался умалить её успех. Главными аргументами, которые генерал приводил Тусону, предлагая не принимать в серьёз явную победу роты Разящего, были малочисленность и слишком уж отборный состав: почти полностью истреблённая в сражении у Скиронских ворот Раттанара, рота пополнялась медленно и только опытными и умелыми солдатами. Тусон делал это намеренно, давая Доверу время освоиться в роли командира.
Желающих попасть под начало юного героя было столько, что давно уже можно было довести численность роты Разящего до предписанной тысячи, но неопытный в военном деле мальчишка вряд ли управился бы тогда с командованием. Доверу ещё следовало дорасти по знаниям и опыту до присвоенного под давлением обстоятельств сержантского чина. Сейчас рота Разящего насчитывала всего сто десять человек, в число которых уже был набран полный ротный комплект капралов и сержантов.
Проезжая мимо весело шагающей роты, Эрин громко фыркал в бороду, и всячески демонстрировал своё недовольство дерзкой группкой людей, осмелившихся на марше обогнать его гномов. Что не мешало генералу, встретившись глазами с ротным, дружески подмигивать Доверу и приветствовать собрата по рыцарскому Ордену взмахом могучего кулака в кольчужной перчатке. Ротный отвечал ему тем же, под одобрительные взгляды своих солдат: вот, мол, какой у нас командир — с любым начальником запросто.
А генерал в это время обдумывал хитрость, позволяющую убрать роту Разящего из числа участников состязания. Идея была проста, но вот как подать её Тусону, чтобы тот не заметил подвоха… Вопрос этот, нерешённый, почти сердил гнома: самолюбие Эрина страдало без победной драки, а драки всё не было… Война, называется… Но-но, стоп — об этом нельзя: настроение чтобы было — у-ух! Улыбайся, Эрин, улыбайся — на тебя Тусон смотрит, и, кажется, тоже не против поговорить. Если правильно повести разговор, то…
— Чем вы так довольны, генерал? Неужто гномы обогнали моего Довера? Да нет, вон она, рота Разящего! А гномов ещё и не видно…
— А почему мне не быть довольным, командор? Солнце, свежий морозец, фляга хорошего вина на поясе… И скоро будет обед…
— Обед? Мы же решили ограничиться только завтраком и ужином — чтобы есть вместе с солдатами…
— Обед, командор, обед. Я всё ещё командир в нашей группе войск, и отвечаю перед королём за их боеспособность. Мы уже знаем, что солдаты могут идти намного быстрее, чем шли к Бахардену. Стоит ли нам и дальше утомлять солдат без особой необходимости?
— Признаёте своё поражение, генерал, и предлагаете прекратить состязание?
— Ни в коем случае, Тусон. Спор должен быть завершен, как и намечали раньше, у стен Раттанара. Просто я не вижу необходимости приводить королю усталых и вымотанных пешей гонкой солдат. А вдруг — сразу в поход идти? Пока нет вестника от Его Величества, с приказом поспешить, мы вправе двигаться в удобном для нас темпе: лишь бы не задержаться долее затраченного на поход к Бахардену времени. Мы вполне можем дать своим войскам день отдыха… Или, хотя бы, пол дня. Я приказал уже готовить горячий обед на биваках… Извините, что не предупредил вас, командор. Но решение было таким внезапным, словно… — Эрин не договорил, но Тусон понял: словно у короля.
Заразная это была болезнь — порывистость Василия в решении многих вопросов — и очень опасная иногда: что сходило с рук королю, запросто могло стать причиной многих бед у того, кто подражал ему. Правда, именно в этом случае, Эрин поступил верно: пешая гонка — штука интересная, но не за счёт боеспособности солдат.
— Солдаты расслабятся и утратят весь свой задор, Эрин. Потом — когда ещё — снова раскачаются… Вас это не пугает, генерал?
— Давайте займём их на отдыхе чем-то столь же захватывающим и азартным. Можно же и на привале состязание продолжить.
— Например — как? — Тусон сам лез в западню, подготовленную хитрым гномом.
— Да сообразим чего-нибудь… Можно занять солдат борьбой, поединками на учебных мечах… Да, хоть скачками, наконец…
— Скачками!? — удивился Тусон. — Но в скачках не смогут принять участие все наши солдаты… — командор имел в виду гномов, не ездивших верхом.
— А все и не будут участвовать — где нам столько коней найти. Пусть состязаются только лучшие — из роты Разящего и моих гномов…
— Но — гномы…
— Пустое, Тусон, я же езжу, и пусть кто-нибудь попробует со мной посостязаться, — Эрин любовно потрепал своего огромного жеребца по загривку. — Не утверждаю, что я — лучший наездник в Соргоне, но, кроме короля, мало кто может со мной тягаться…
Тусон отвернулся для осмотра окрестностей, чтобы Эрин не увидел его насмешливой улыбки — ответа на своё хвастовство.
— И как вы намерены проводить скачки, генерал? — всё так же, в сторону, спросил он.
— Купим у кого-нибудь из местных жителей верховых лошадей, отмерим расстояние и — вперёд, попарно…
— Что — попарно? — не понял Тусон.
— Два солдата садятся на одного коня, два садятся на другого…
— А почему — два?
— Ну, троих на одного коня усадить будет трудновато… — Эрин говорил совершенно серьёзно. — По одному сажать солдат — слишком скучно… Нет, по два — в самый раз получится: мы и коней на выносливость проверим, и состязание весёлым выйдет, и с призами проблемы не будем иметь. Победившая пара в награду получит обоих коней. Согласитесь, что это — хороший приз…
Приз, и в самом деле, получался очень даже щедрый. Какой пехотинец не мечтал во время изнурительного похода пересесть в седло — лучше бить в дороге четыре чужие ноги, чем две свои. Правда, хлопот на привале выходило больше: и коня почистить, и накормить, и заботиться о нём лучше, чем о себе — в коне вся сила кавалериста. Солдатский конь в бою — верный друг: зубами и копытами за жизнь твою до последнего вздоха драться станет. Та же, может быть, собака — только крупнее и в драке сообразительней. С умом дерётся конь, с расчётом: и хозяина прикрыть, и самому под удар не подставиться. А верность хозяину не хуже собачьей — за уважение и любовь сторицей отдаст, не поскупится. С призом Эрин ничуть не прогадал.
Тусон, заградитель бывший (а те все — сплошь лошадники), не нашёл в себе сил противиться состязанию на таких условиях. К тому же, уверен был ещё в одной победе над гномами — не сомневался командор, что ротные солдаты неумелых гномов легко за пояс заткнут, хоть их по десять на одну лошадь сажай. Азарт, он и есть — азарт, и все азарту подвластны: ни чин здесь, ни опыт помощи оказать не могут. Тусон купился на хитрость гномью… словно дитя малое купился.
И поле для скачек нашли, и дорожки беговые — расчистили от снега и разметили. Для зрителей трибуны сварганили на скорую руку: из возков и саней слепили — лишь бы пересидеть или перестоять час какой-то, либо два, пока гномам нос утрут. Азарт, он и есть — азарт.
А Эрин старался: гномов, на скачку выделенных, сам проверял и на пары делил — чтобы двое тяжёлых, в массивном теле гномов, на одном коне не оказались. Облегчение коню на скачку делал, на победу, видать, крепко надеялся. Тусон не вмешивался, со стороны глядел: что ему ветеранов учить верхом ездить — сами не маленькие: и разделятся, как надо, и скачку выиграют. Хорошо бы — все до единого забеги, чтобы Эрина до печёнок достать: полная победа над хвастуном-генералом — бальзам для старого солдатского сердца командора. Знай, зазнайка из Железной Горы, с кем тягаться задумал. Люди — это тебе не пустоголовые какие-нибудь. Люди — это… люди. Чего там ещё говорить — скачки давай, скачки!
И поскакали… И нервов, удовольствия зрителям… И радость — у победителей… И ни малейшего огорчения у проигравших… Ни одной скачки гномы не выиграли — в нескольких заездах были рядом с победой, но неумелость сказывалась: то падение одного из двух, то сразу — обоих, то вместе с конём, все трое, на дорожку валятся…
Но боролись гномы до конца, упорно рвались к финишу, и охваченный азартом Тусон не сразу понял, что, на самом деле, проиграл-то он: призовых коней оказалось ровно сто десять: как раз по числу солдат роты Разящего. Последнего, сто одиннадцатого, жеребца с великолепными данными, после скачек Эрин сам привёл — в подарок Доверу. Всю роту Разящего генерал за короткий отдых на коней посадил, а конные в пешем состязании — не участники. Первыми теперь гномы остались и, судя по всему, первыми и до Раттанара дойдут. Рота Водяного, идущая за ними следом, гномам не соперница, не догнать ей физически крепких гномов, не догнать и, тем более, не перегнать. Обхитрил Эрин командора, победу в состязании своей пехоте обеспечил: что ни говори, а долгое общение с королём развивает соображалку — учит её на деле применять, тех учит, у кого она есть…
4. Раттанар, Восточный тракт.
Рота Водяного шла третьей в состязании пехотинцев на скорость и выносливость. Все попытки догнать гномов не достигали цели, и раззадоренный Яктук уже сорвал голос, подбадривая своих солдат. Тахат бегал из головы колоны в её хвост и обратно раз по сто на дню, подгоняя отставших — и как только выдерживал такие концы… Сержант Хобарт покинул седло, и тяжело отдуваясь, вышагивал, выпятив свой немного спавший уже пивной живот, впереди первой полусотни. Но никакие старания не могли компенсировать недостатка физической подготовки. Мало было времени у Тахата, чтобы всю роту подтянуть до уровня роты Разящего.
Полностью укомплектованная самой первой из рот Священных отрядов, рота Водяного имела в своём составе много необученных новичков, и месяца испытаний явно было недостаточно, чтобы превратить новичков в опытных ветеранов. Выносливость — черта накопительная, и требуются годы тренировок, пока из домашних пацанов вылепятся стойкие, неприхотливые солдаты. Тем не менее, идущая сзади рота Поводыря, состоящая из одних только ветеранов, отставала всё больше и больше, и капитан Сливен, её командир, был бессилен этот разрыв — сократить.
Молодость — сама по себе замечательная движущая сила, которой ни трудности, ни опасности — нипочём. Не зря же многие политики, для достижения трудных и связанных с риском для жизни целей, используют именно молодёжь, идущую даже на смерть с лёгкостью непонимания собственной смертности. Замечательную роту сформировал лейтенант Яктук и, в отличие от Довера, без особой помощи со стороны командора.
Впрочем, лейтенант Яктук и не нуждался в опеке — он сам хорошо справлялся со службой, а для необстрелянного офицера — и вовсе великолепно. Конные сотни роты готовили для пехоты ночлег, обеспечивали завтраком и ужином, и собирали после ухода пехотинцев лагерь. За ночную стоянку ротный маг-лекарь Сабах успевал оказать необходимую помощь, подлечив потёртости и обморожения тем, кто в лечении нуждался, а три почти неуправляемые санитарки — Огаста, Сальва и Сула — взяли под свой контроль качество приготовляемой пищи.
Оказалось, что добавленное ими в нехитрую солдатскую еду некоторое количество недорогих, но ароматных специй, резко улучшило вкус приготовленных для усталых пехотинцев каш, и генерал с командором охотно присаживались к солдатскому котлу именно в роте Водяного. Эрин всегда звал в кампанию Тахата, на деле доказывая равенство в рыцарском братстве, и командору с Яктуком приходилось мириться с этим нарушением субординации, принимая за своим столом капрала в золотых шпорах и с гербовой цепью на груди.
Будучи от природы джентльменом, гном приглашал и дам, оказывая уважение юным дворянкам, увязавшимся в поход за своими мужьями. Незамужняя Сула себя одинокой тоже не чувствовала — в роте ей было лучше, чем дома: каждый воин роты Водяного видел в ней сестру не только милосердную, но и родного по духу человека, и не знавшая с детства ни заботливой любви, ни даже уважения, Сула расцвела в атмосфере дружелюбия и совсем заневестилась. Куда и девалась та бледная тень девушки, так недавно вырванная королевой Магдой из жестоких, унизанных перстнями, рук Лендоры. Смерть матери окончательно растопила комок детских страхов в душе Сулы, и, кивая на её пылающие румянцем щёки и обжигающий нежностью взгляд, Огаста говорила Сальве:
— Пропал лейтенант Илорин… Спорим, к осени ещё одну свадьбу сыграем, и наш дворцовый страж превратится в наследника баронского рода. Представляешь — Илорин станет к осени баронетом Инувиком! Да Лендора второй раз бы бросилась с башни замка, узнай она о таком безродном зяте…
— А если у них не сладится? — возражала Сальва.
— А мы с тобой — на что!? Неужто подругу не пристроим за хорошего человека? Ты знаешь кого-нибудь, более достойного руки Сулы, чем Илорин?
— А Тусон чем плох: и командор, и не женатый…
— Ты бы ещё Паджеро предложила: и доблестный, и граф, и тоже старый… Сама за старика, небось, не вышла…
— Ну, тогда — генерал Эрин. Он — мужчина, хоть куда, пусть и старый, как Тусон…
— Что она, генералов не видела, что ли? — резонно спрашивала у подруги Огаста, совершенно забыв, что Эрин — единственный в Раттанаре генерал, и тот — недавно. — Да и за гнома идти…
Нет, не находили девушки, сколько не перебирали звучавшие на слуху имена, более годного в женихи Суле, чем лейтенант Илорин. Решать, конечно, ей, но и голос подруг будет не последним при выборе кандидата.
— Я думаю, они и без нас договорятся, — предполагала Сальва.
— Как бы не так — без нас! Ну, и договорятся — а нам от этого какая радость, если без нас. Ты что же, решила вести скучную жизнь? — Огаста гневно сдвигала на подругу брови. — Решила совсем в домохозяйки податься, к закопченным кастрюлям и воняющей угаром плите? А ну, посмотри мне в глаза, и скажи: да, решила! Ну!
— Да ты что, Огаста! — Сальва дерзко пялилась в глаза Огасты. — Чтобы я — да в домохозяйки!? Фи-и!
И начинали обе хохотать, как безумные, вызывая добрые улыбки у солдат роты. Сула, если оказывалась где-то поблизости, охотно поддерживала веселье подруг, даже не зная, чем оно вызвано: девчонки смешливы — от молодости и предвкушения счастья, и искренняя девичья радость, словно уютный огонёк, грела на привалах солдатские сердца.
Боевой дух Эрину следовало искать, прежде всего, в роте Водяного — здесь знали, за что будут сражаться, и что будут защищать. Жизнерадостный девичий смех занимал, наряду с утратой Яктука и Сальвы, одно из первых мест среди причин, по которым были готовы идти в бой Водяные. В том счёте, который они готовы были предъявить лично Разрушителю: пока есть радость, есть любовь, есть счастье — есть и смысл не только в жизни, но и в принятой за эту жизнь смерти. Учитесь стойкости у людей, генерал — у них есть много причин для её проявления, не только одна лишь честь… Может быть, Эрин и полюбил бывать на привалах Водяных, потому что этому, как раз, и учился…
Иногда он вмешивался в жизнь роты, помогая супругам преодолевать трудности военного похода, которых, впрочем, у молодожёнов была всего одна: невозможность уединения — не всё в любви стоит показывать на людях, да и нечестно это по отношению к боевым товарищам. Спали молодые в разных местах, согласно «штатному расписанию», как определил такой способ семейной жизни умудрённый опытом сержант Хобарт: девушки втроём ночевали в одном шатре, и ни Огаста, ни Сальва не вешались на шею своим мужьям, не нарушая нормального хода службы.
Эрин дважды находил подходящее жильё для ночлега обеих пар и отсылал их из лагеря, своей властью предоставляя им увольнения, и Тусон смотрел на подобные вмешательства генерала в дела своих рот сквозь пальцы. Он ни на минуту не забывал, что у Яктука сватом был король, а у Тахата — Эрин, и что девицы — бывшие фрейлины и любимицы королевы Магды. Да и что он мог иметь против короткого счастья молодых, когда шла война… Тут и король не вмешивался, вернее, вмешивался, молодым помогая — жизнь есть жизнь, и ни одна война не способна остановить её…
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
1. Раттанар, охотничий домик.
Собственно, охотничьего домика пока ещё не было. Была — по определению Капы — охотничья палатка: королевский шатёр на расчищенной от снега части широкой поляны. С десяток дворцовых стражей, руководимые местным лесничим, лазили по окрестным сугробам — метили сосны под вырубку, а измученный (размышлениями и раздачей ценных указаний своим подданным) король тихо посапывал внутри шатра, и снилась ему мирная жизнь, к тому же — не в Соргоне. Так уж устроен человек — всегда ему хочется того, чего нет. В пределах достижимого — нет.
Приезд Клонмела с остальными солдатами королевской сотни и затеянная ими на поляне возня по обустройству лагеря прервали короткий отдых Василия, и он выбрался из шатра заспанный, недовольный и разочарованный: возвращение от сладкого сна к кровавой реальности никак короля не обрадовало. Махнул обречённо — а, не стоит — Клонмелу, собравшемуся, было, извиняться за устроенный шум, и подозвал Индура:
— Какие сигналы знаешь, солдат?
— «Внимание» знаю, сир, и ещё — «Отбой».
— А ну, давай, оба.
Индур извлёк из чехла барабан, из-за пояса — палочки, и лихо выстучал:
— Та-та-та, та, та-та-та, та, та-та-та, та-та-та, та-та-та…
«Слушайте все, слушайте все, готовьтесь выполнить команду» — весело отстукивали палочки по звонкой коже. И ещё, и ещё раз.
— Молодец, — похвалил король. — А теперь — давай «Отбой».
— Та, та-та-та, та-та-та, та-та-та, та-та-та…
«Все работы прекратить, отдыхать, отдыхать».
— Очень хорошо, — снова похвалил король. — В снежки играть умеешь? — он слепил снег в плотный комок и запустил в ствол ближайшего дерева. Снежок смачно шлёпнул, разбившись о кору, и оставил после себя отметину белым бугорком спрессованного снега.
Индуров снежок разбился рядом с королевским, оставив такую же белую отметину.
— Отлично, солдат! А теперь — атакуем Клонмела.
Два снежка полетели в сторону сержанта. Брошенный королём разбился о наплечник, запорошив сержанту глаза, а Индуров пролетел мимо — мальчик хорошо понимал, кто его командир. Потом атаковали рядовых: одного, второго, третьего, и тут Индур уже не мазал. Полетели ответные снежки, в основном, в Индура: не он один хорошо усвоил субординацию. Провозились в снегу с полчаса и утоптали за это время весь снег на поляне: играя, полезное дело сделали.
Затем король учил Индура лепить снеговика, пока солдаты ставили палатки и размечали место для строительства охотничьего домика. Снеговик получился на славу, только вместо морковного носа заимел шишечный. Шишки пошли и на глаза, а отсутствие ведра с лихвой компенсировали богатой шевелюрой из тех же шишек. Первый соргонский снеговик замер на краю поляны, наблюдая за суетой солдат, а раскрасневшийся от беготни король вернулся к делам, не менее государственным, чем снежные забавы:
— Всё, Индур, дальше трудись сам: закрепляй новое умение. Я проверю — смотри… — и ушёл в шатёр: снова войну обдумывать.
Сведения, сообщённые гномами Железной Горы, были куцыми, и почти не утолили информационный голод короля — Старейшие приказали гномам не вмешиваться, и те покинули свои дома: под землю ушли, в нарытые под гномьими слободами лабиринты пещер. Так обнаружилась ещё одна тайна гномов: не доверяли гномы людям и готовились к худшему. Не зря готовились: почти везде гномьи слободы были, если не разрушены, то обязательно — разграблены. За одним только исключением: в Хайдамаре опустевшую гномью слободу не тронули, даже выставили охрану, защищая чужое имущество от грабежа.
Сидя под землёй, гномы знали немногое о происходящем наверху: гному с разведкой в город вылезать — на верную смерть идти. А через скрытые посты наблюдения многого не угадаешь: они для обороны подземелий только и хороши — знать: нападут, не нападут. Джаллон имена и адреса своих людей, пристроенных по столицам королевств, гномам для связи дал. Дал и пароли к ним. Сложная получалась разведсеть: люди Джаллона собирают сведения, передают кому-то одному, кто связан с гномами, те сообщают Железной Горе, и оттуда уже их пересказывают Джаллону. Всё лучше, чем ничего, но наличие промежуточных звеньев, а, значит, и большее количество посвящённых, сложность их взаимодействий, особенно на участке «люди — гномы» — всё это не могло не сказаться и на скорости передачи донесений, и на сохранении их содержания в тайне: какая может быть тайна, когда через Камень только словесный доклад передашь. А из-за большого числа посвящённых — неизбежно слухи пойдут, могут доползти и до ушей врага… И завалится, погибнет из-за болтовни вся разведсеть, когда зальют пустоголовые белым пламенем гномьи слободы и выплавят, выжгут гномов в глубоких пещерах…
Но пользы было так много, что стоило рисковать: в нынешней обстановке курьеру от резидента до Раттанара не дойти, да и дойдёт если — то за сколько времени? Через гномов получалось быстрее, и риска с доставкой данных — практически никакого. Вот только, остались ли в живых люди Джаллона, и сумеют ли гномы с ними связь наладить? И как определить — не пустоголовый ли уже бывший Джаллонов информатор, не врагу ли тайну доверяешь?
Стоял король перед картой Соргона, на полу шатра расстеленной — всё гадал, чего же ещё для пользы дела сделать можно было, а забыл — не сделал. Или не заметил очевидного, и опять — не сделал. Хорошо бы указы свои против Масок по всему Соргону распространить, и про баронов, им помогающих. Чтобы боролись сами с врагом, и подле себя врага держали, не давали силы против двух свободных королевств и Аквиннара — вместе собрать… Да как распространишь? Документы подпись короля должны иметь, и печать королевскую, а то, что через Камень продиктуешь, и кто-то там запишет с твоих слов — сплошная филькина грамота получится. Вместо пользы один вред — мозги людям смущать — правда, неправда думать.
«— Ераплан бы Вам, сир — листовки разбрасывать. Или в рупор покричать: Безмордый, давай сдавайся — мы тебя пивом напоим… А что — плохая идея? Закажите Бальсару с Кассерином — пусть трудятся. Всё равно им кристаллов Камней не вырастить…»
«— А — вдруг?»
Третий Камень, из привезенных Блаффом, тот, что король назначил для Эрина, до приезда в столицу генерала передали магам, для осторожного, очень аккуратного изучения — без повреждения целостности и структуры. Надежды на успех и у короля было мало, но…
«— Никаких вдругов не будет, сир, не потянуть магам эту тему — зря только время теряют… А им бы делом заняться — на боевых магов тренироваться, чтобы Безликих в пыль, в пепел, в… Ну, будьте же серьёзней, сир!»
«— Какие в Соргоне боевые маги, Капа!? А запрет Алана — на живое магией воздействовать? Его ты как обойдёшь?»
«— Бальсар обошёл под Бахарденом — сами видели. Да и запрет — понятие относительное: с деревом маги работают, и ничего, получается. А дерево тоже — живое…»
«— Живое, Капа, живое… Косвенным путём маги, конечно, много пользы принести могут: стену крепостную развалить, ров засыпать издалека, чтобы солдат на этом не терять, гору обвалить на головы врагам, и запереть их обвалом где-нибудь в ущелье… Да, мало ли что ещё».
«— Так и я о том же, сир. А они силу на пустяки изводят…»
«— Это не пустяки, дорогуша, это — верная победа над Масками. Вот бы одновременное восстание против них по всему Соргону организовать, да мы всеми силами ударим из Аквиннара… Прелесть, а не война получится. Улавливаешь?»
«— А то! Не пальцем деланная, соображаю кой чего. Только так легко Вам войны не выиграть: у Масок, поди, своих секретов вагон и маленькая тележка. Зазевался: они и — бац! И пиши — пропало… Вот как я думаю, сир!»
2. Хайдамар, столица.
Это был уже пятнадцатый штурм с начала осады Хайдамара: армия Безликого размеренно атаковала городские стены каждый второй день. Первыми всегда гнали крестьян (мужиков, баб, детей), которые несли штурмовые лестницы — одна на двадцать, примерно, человек. Они подбегали ко рву, ступали на лёд (защитники не рисковали разбивать его по ночам, опасаясь внезапной на них атаки врагов), старательно обходя свежезатянутые ледяной корочкой полыньи — следы прошлых атак, и неумело толкали лестницы к зубцам крепостной стены.
Едва лестницы опирались на стену, по ним тут же карабкались вверх перепуганные солдаты баронских дружин (многие на форме ещё носили гербы сюзеренов) и прочий вооружённый люд. При этом они не столько смотрели на защитников города, сколько со страхом оглядывались назад.
А сзади набегала уже волна лысых уродцев и, словно стадо крыс, взлетало по лестницам, сметая и крестьян, и баронских дружинников. Эти были очень быстры: не успеешь вовремя сковырнуть лестницу — глядишь, а часть стены уже потеряна, и поток лысого ужаса вот-вот захлестнёт защитников, и ворвётся в город… Самый опасный момент в каждом штурме… И, когда такое случалось, в бой вступал барон Никкер, раттанарский посланник в Хайдамаре, с резервным отрядом из раттанарцев посольской охраны и хайдамарских дворцовых стражей — обычно, стены города защищали только городские стражи и горожане-добровольцы.
Огромный двуручный меч Никкера работал как серп, сметая врагов со стены. Вжи-ик! И слева от барона никого нет. Вжи-ик! И справа от Никкера уже пусто. Идущие за ним солдаты рогатками опрокидывали лестницы и добивали раненых лысых — только мёртвыми те не способны были причинить вред. Мёртвых врагов сбрасывали вниз, на лёд рва, и лёд под тяжестью мёртвых тел ломался, образуя новую полынью, которая и принимала тела на упокой. Атака заканчивалась, когда валилась последняя лестница: лысые отходили на опушку леса и скрывались между деревьев, а на открытом пространстве изредка показывались одни только конные разъезды — как доказательство того, что осада не снята, и через день надо ждать следующей атаки.
— Так мы скоро завалим телами ров доверху, и они подтащат тараны — стены ломать, — Никкер сплюнул сквозь забрало шлема кровавой слюной: прикусил язык в горячке боя. — Измором нас не возьмут — припасов на полгода осады хватит… А стены проломят — нам не устоять…
Королевский советник Арнем, которому адресовал свои слова раттанарский посланник, не ответил. Выронив меч, он опустился на колени и прислонился плечом к зубцу стены.
— Нет! Только не это! — Никкер подхватил советника на руки и бегом спустился в город. — Лекаря сюда, быстро! Всех лекарей, что есть! Всех магов, что есть! Мне дважды повторять?
Дважды повторять барон не умел: горячего нрава, он сразу кидался в драку, и хайдамарцы не раз наблюдали буйство этого гиганта. Если был во хмелю, то и вовсе удержу не знал. Как, за какие заслуги, оказался барон среди дипломатов на посту посланника при дворе хайдамарского короля, и чем руководствовался министр иностранных дел Раттанара, барон Инувик, утверждая это назначение — было пока ещё тайной. Может, причина крылась в какой-то небольшой обиде Фирсоффа на Хайдамар — шутливая месть за лёгкую досаду раттанарского короля. Может, иная, какая причина — Инувик хорошо умел подбирать персонал своей службы, и ничего не делал просто так… Тем не менее, пребывание этого драчуна и пьяницы в роли посланника в Хайдамаре было фактом, как и нота о недопустимом поведении дипломата, направленная Фирсоффу Раттанарскому незадолго до гибели королей.
Но и на буяна была управа — Мальва, старшая дочь королевского советника Арнема. Одного слова, одного взгляда Мальвы хватало, чтобы превратить пьяного драчуна в тихую овечку. И издевательский поединок между Никкером и Арнемом случился именно из-за синих глаз девушки. Посланник имел неосторожность, не выяснив даже предварительного на то согласия у самой Мальвы, просить её руки. Арнем, не задумываясь, отказал: какой отец отдаст любимое дитя в руки плохо управляемого безобразника — репутация Никкера совсем не годилась для жениховства.
Оскорблённый в лучших своих чувствах и униженный отказом, барон напился до поросячьего визга, до полного умопомрачения, после чего затеял один из своих дебошей. Увлекшись потасовкой, не сдержался — ударил советника. Тут же и сообразил, что сделал себе только хуже, но от поединка отказаться не посмел, превратив смертный бой в весёлую для себя забаву, и прекратил его сам, нанеся ранение советнику в ягодицу. Рана не тяжёлая, но жутко неудобная, приковала советника к постели, и на Совет Королей в Аквиннар он ехать, по состоянию здоровья, не смог, оставшись высшей властью в королевстве до возвращения короля.
Гибель королей сделала его правителем Хайдамара, и начавшуюся в городе смуту Арнем прекратил твёрдой рукой, перевешав всех пойманных агитаторов Разрушителя. Посильную помощь ему в этом оказал от всеобщей беды протрезвевший буян Никкер. Как бы там ни было прежде, но огромный двуручный меч посланника исправно делал своё дело с первого же дня осады, когда таинственный Человек без Лица потребовал через одного из мятежных баронов сдачи столицы под власть наместника Разрушителя.
Если советник Арнем был душой обороны города, то барон Никкер — её мозгом, полководцем эту оборону возглавившим. Но он был чужак, и вся его военная власть держалась на одном только разрешении Арнема — солдата неумелого, но политика опытного. Смерть Арнема была равносильна гибели Никкера — и в том, и в другом случае города было не удержать.
Раненого Арнема подхватили, на устеленных соломой санях увезли в баронский особняк, куда Никкера не пустила Мальва, и все лекарские силы Хайдамара: маги, травники, жрицы Матушки — собрались у постели советника в борьбе за его жизнь. Никкер сидел внизу, на лестнице у дверей дома, и тоскливо ковырял мечом раствор в щели между плитами ступеней. Там и нашёл его гном Веллур, глава гномьей общины Хайдамара.
— Рад видеть вас, посланник, — сказал он, присаживаясь рядом с Никкером.
Тот вздрогнул от неожиданности:
— Что!? Гном!? Откуда!? Вы же ушли…
— Спасибо, что позаботились о наших домах, барон. Почти ничего не пропало и почти ничего не тронуто… Ушли, но — вернулись: у меня важные новости и для вас, и для советника Арнема…
— Советник Арнем ранен…
— Знаю, я был у стены: хотел там говорить с вами, но не успел… Я и сейчас не стал бы беспокоить ни вас, барон, ни советника, но у меня важное дело — я исполняю поручение короля… Василия Седобородого, — добавил он, увидев непонимание в глазах Никкера. — Других законных королей в Соргоне нет…
За их спинами приоткрылась дверь особняка, и в щель, образовавшуюся между дверными створками, выскользнула Мальва. Она остановилась в удивлении — при виде собеседника Никкера, и потому услышала часть беседы:
— Король только-только узнал, что Хайдамар борется, и что мятеж здесь не имел успеха. Он обещает помощь, если мы продержимся до того, как он наведёт порядок в своих королевствах и сумеет пробиться к нам…
— Ты сказал к нам, мастер?
— К нам, барон, к нам: мои гномы принимают на себя часть ответственности за судьбу Хайдамара — таково наше желание, и такова воля короля…
Мальва кашлянула, чтобы обратить на себя внимание. Она застыла на морозном воздухе, да и времени слушать дальше она не имела. Барон и гном поднялись ей навстречу.
— Господин посланник, мой отец хочет видеть вас.
— Как — он? Пришёл в себя? — Никкер спрашивал уже на ходу, торопливо ступая в открытую дверь. — Вы позволите пройти со мной и этому гному?
— Да-да, конечно же, идите и вы, мастер: ваши новости будут важны для моего отца…
Немного позже Никкер и Веллур слушали трудную речь раненого. Ран у Арнема оказалось две, и обе — колотые, нанесенные мечом. Одна — в правую сторону груди, между рёбрами, поразила правое лёгкое. Это от неё советник говорил с трудом — ему не хватало воздуха для дыхания. Вторая рана была нанесена через пройму кольчуги в левой подмышке, и едва не достала сердца.
— Я на тебя злился… Думал — людей найму, чтобы подкараулили… — говорил Арнем барону. — Не убивать… нет… Покалечить только… А ты мне этой обидной раной — на поединке — жизнь спас… и Хайдамар спас… от этих… Не хотел я дочь за беспутного пьяницу отдавать… но за человека храброго, человека чести… отдам с радостью… Сватов давай — приму, пока я жив… А рану — прощаю… вот тебе моя рука…
— Я не знаю, советник, что думает Мальва о моём сватовстве, но я обязательно спрошу… Когда буду уверен, что имею на это право… — ответил Никкер, пожимая слабую руку Арнема. — Но вот — вестник, пришедший с хорошими вестями. Пусть расскажет, что он нам принёс… Говори, гном!
— Вы меня помните, советник? Я — Веллур, руковожу общиной гномов в Хайдамаре. У меня послание от Василия Седобородого…
— Что — письмо? Зачитайте, барон — я сам не осилю…
— Письма нет, советник. Письмо мы не умеем передавать столь же быстро. Только — слова. Сказанное королём сегодня утром я пришёл пересказать вам днём. Король благодарит вас и дивится вашей стойкости: целый месяц город отбивает атаки врага. Ваша стойкость очень много значит для общей победы над Масками, и каждый день, который держится Хайдамар, приближает эту победу. Для восстановления нормальной экономической жизни королевства Его Величество советует вам присягнуть единственной уцелевшей в Соргоне Короне — раттанарской, то есть ему. Но только до конца войны с Безликими. Раттанар не ставит целью завоевание Соргона, но только его освобождение от иномирских завоевателей. Наша гномья община все свои силы отдаст на защиту Хайдамара, и я приношу свои извинения, что целый месяц гномов не было рядом с вами — вы знаете, мы не вмешиваемся в дела людей. Но мы наверстаем, не сомневайтесь, советник: на полях сражений гномы Скироны и Раттанара уже покрыли себя славой. Не отстанем и мы, гномы Хайдамара…
3. Раттанар, охотничий домик.
Король был в превосходном настроении: известия из Хайдамара вызвали бурю в глубине его королевской души, и буря эта вырвалась наружу негромкой, вполголоса, песней:
— Буря смешала землю с небом, — скромненько напевал король требующие громкого крика слова.
«— Серое небо с белым снегом…» — во весь голос надрывалась старательная Капа вторым голосом, и Василий не возражал против этого дуэта.
— Шёл я сквозь бурю, шёл сквозь небо, — звенел дуэт из одного приглушенного голоса — короля, и одного беззвучного, слышного только королю — Капиного.
Где-то, примерно, через час королевств под рукой Василия должно было стать уже три, и пусть это третье едва дышит, едва сопротивляется, но сам факт… Сам факт! Факт, который вполне может расшириться до реальности, если после присяги (а Василий крепко рассчитывал именно на это), если после присяги весь Хайдамар поднимется на мятежников и их пустоголовых союзников.
На столе в шатре ждали присяги пустые кружки — хайдамарские монеты, по которым король должен был определить момент присяги и произвести здесь нужные и важные королевские действия. Чтобы и там, в Хайдамаре, поверили в реальность происходящего.
Василий вышел из шатра — воздуха морозного вдохнуть, густого от запаха свежей хвои и смоляных опилок: строительство охотничьего домика шло полным ходом, и цокольный ряд самых толстых брёвен уже лёг по периметру будущего сруба, и был скреплен толстыми железными скобами. Работали вокруг все: и солдаты, и мужики-плотники, и старательный Индур, заканчивающий десятого снеговика на краю поляны. С каждым снеговиком возрастало мастерство скульптора, и снеговики получались всё лучше и лучше.
— Индурова королевская сотня, — услышал король пояснение Клонмела. — У нас теперь две королевские сотни: моя, Клонмелова, и — Индурова. Он теперь — снеговой сотник… Просто так за уши не отдерёшь
— Отставить — Индура за уши драть!
— Есть, отставить, сир!
— Этот свиток отправить Вустеру немедленно. Этот — Готаму. Этот — Агадиру, — король передал три свитка сержанту. — С содержанием Вустерова экземпляра ознакомьтесь сейчас и примите вид соответственно с моим указом…
Король затеял реформу в армейских знаках различия, чтобы повысить престижность командного состава и дать, наконец, обозначения для введенных им новых званий. Реформа была не слишком сложная, и сводилась к наличию шевронов на обоих рукавах командиров. Шевроны были серебряные и золотые. Серебро — для капралов и сержантов, золото — остальным офицерам.
Один серебряный шеврон — капрал
Два серебряных шеврона — сержант.
Три золотых и над ними маленькая звёздочка — лейтенант.
Три золотых шеврона и две звёздочки — капитан.
Три золотых шеврона и три звёздочки — полковник.
Один широкий золотой шеврон и большая звезда — командор.
Один широкий золотой шеврон и две больших звезды — генерал.
Вот и вся реформа. Далась она, правда, нелегко: Капа оспаривала каждое слово указа «реформы про формы». Не нравились Капе шевроны, из-за которых командира любого ранга можно теперь легко отличить в бою, а, значит, и вывести из строя, и оставить отряд без командира в самый важный момент битвы. Резон в её возражениях имелся, но король был убеждён, что, во-первых, хорошего командира солдаты в обиду не дадут. Во-вторых, хороший командир и сам просто так не дастся. Зато возрастёт уважение и к командиру, и к форме, которую он носит. И желающих надеть её станет намного больше, а, значит, и героев, желающих её носить — тоже. А к звёздочкам и звёздам привыкнут, ничего страшного — привыкли же к новым званиям, и привыкли быстро. Так что — реформе быть, и новому внешнему виду командиров — быть. И нечего тут…
Отдав Клонмелу свитки указа, король вернулся в шатёр — ждать присяги, и волновался от этого гораздо больше, чем по поводу шевронов: присягать должен был один только советник Арнем, и сработает присяга, или нет — от этого зависела, в прямом смысле, судьба Хайдамара. Сцепив нервно пальцы, Василий ждал, подгоняя время:
— Ну же, ну…
Видеть ему было не дано — того, что происходит в Хайдамаре, но напряжение происходящего там он чувствовал…
А в Хайдамаре вынесли раненого Арнема на носилках на Дворцовую площадь, заполненную народом. Вынесли Знамя с Тигром и расчехлили его подле советника. Арнем, слегка привстав, слабым от ран голосом произнёс текст присяги — временной, до конца войны — поцеловал уголок Знамени и дал знак передать Знамя Никкеру. Посланник должным образом принял и присягу, и Знамя, и объявил во весь голос, едва монеты Хайдамара приобрели нормальный вид:
— Сейчас король объявит нашим врагам войну!
Это был тот самый момент, которого ждал в далёком шатре Василий:
— …объявляю войну иномирцам-Маскам до полного их изгнания из мира Соргона…
А в Хайдамаре, когда все увидели, как изменился Герб, и услышали рык рассерженного Тигра, гном Веллур, от имени короля, объявил ещё два королевских указа, тексты которых, с подписью короля, будут доставлены в Хайдамар при первой же возможности. Одним указом Василий назначал королевского советника Арнема вице-королём Хайдамара с правами суверенного государя в части законодательной, экономической и военной. Вторым указом посланник Никкер получал чин полковника и назначался главнокомандующим хайдамарской армией.
Свершилось! Василий стал королём трёх королевств, а это — совсем не то, что править только двумя, как не преминула подметить Капа.
4. Скиронар.
С приходом Баронского конного полка Готам, наконец, немного успокоился. Оставив хафеларскую границу целиком в ведении полковника Брашера, он отправился в Скирону — негоже министру от своих обязанностей отлынивать. Да и Астар совсем уже зашивался со снабжением армии. Приезд Геймара ничуть не усилил активности Крейна, как гражданской власти, и два разговорчивых барона легко отбивались от недовольного положением вещей начальника тыла.
Конфискация имущества изменников шла ни шатко, ни валко, и, что самое главное, совершенно ничего не давала снабжению армии из продовольственных и стратегических запасов. Готам сначала взывал к совести Крейна, но, поняв, что это бесполезно, припугнул его тем, что в Скирону готовится выступить генерал Эрин со своими гномами — надо, де, накапливать силы для последующего удара на Хафелар.
Крейн изрядно струхнул и зашевелился: в памяти ещё свежи были воспоминания о весёлом гноме с топором, крушащим кресла советников в зале Баронского Совета. Этот подручный Василия не менее опасен, чем сам король, и без труда снабдится всем необходимым из его, Крейна, поместий, если сочтёт это нужным.
Излишки по конфискату сразу же отыскались где-то на не тех складах — ошибка мелкого клерка, и радостный Готам дал команду Брею формировать из хафеларских беженцев отдельный Хафеларский полк, в состав которого имел в виду, в случае начала военных действий, включить хафеларских пограничников. Договорённость с пограничниками у него уже имелась.
Баронский Совет тяжело переживал появление первого в Соргоне графства — Геймар доложил о пожеланиях короля и щедрых его обещаниях. Отказаться стать графом — такого барона не нашлось ни одного, но вот служить для этого верой и правдой, да с риском для жизни, да с кучей подвигов… Нет уж, увольте — тут, если можно, без нас. Кайкос да Готам, да дурачок Пондо с лихвой за всех баронов отслужат. И так героями пруд пруди, вот только как их в графы не пустить через головы остальных баронов? Должен же быть способ увеличить свои владения за счёт конфискованных земель, но без особого напряга… И крови своей драгоценной баронской не проливая. Думал над этим Совет, дни и ночи думал. И каждый барон в отдельности над этим думал. Но вот решения найти…
5. Бахарден и его окрестности.
Граф Бахарденский принял присягу последнего вассала и возликовал:
— Хвала вам, боги Соргона, за прекращение мук моих! В каждый Храм, по возвращении в столицу, внесу свою лепту на укрепление веры в ваше всемогущество. Сколько дней ушло на эту волокиту! Король уже Хайдамар взял, а я всё ещё с места не сдвинулся! Хермон! Где Хермон?
Лейтенант тут же поспешил к полковнику с докладом: к кому из баронов сам лично съездил, дружины забрал, к кому — толковых солдат послал… Получалось совсем неплохо: примерно, тысяча всадников дней через пять соберётся под знамя Паджеро, и можно будет выступать к столице, если у полковника других планов нет.
Другие планы у полковника были: выступать к столице он приказал немедленно:
— Пехота пусть идёт, а конники после подтянутся. Нечего нам здесь околачиваться, когда столько врагов ещё не убито. Так, чего доброго, и мечи держать разучимся… Сворачивайте лагерь и — вперёд!
— На ночь глядя!?
— А кто нам запрещает ночью идти? Это наша земля — ни врагов, ни оврагов, если идти по дороге… Надо сейчас выступать, а то не выдержу — один уеду: там без нас войну выигрывают…
И Паджеро приказал седлать:
— Догоняйте, кто воевать хочет…
Его слова поняли буквально: за полковником потянулась вереница всадников из числа вассалов, находившихся в замке. Мало того, по дороге всё новые и новые тени отделялись от леса, выезжали из боковых дорог, ждали десятками на разветвлениях, чтобы присоединиться к своему сюзерену. Какие там пять дней! Через три часа с начала движения уже не меньше пятисот хорошо вооружённых конников следовали за графом.
Один раз он не выдержал — обернулся к сопровождению:
— А кто хлеб растить будет?
— Мы с понятием собирались, господин граф — убытка в хозяйстве у вас не случится, — отвечали ему из толпы. — Всё, как есть, и посеется, и уберётся. А наше дело — вам служить, да Раттанару, да королю… Так на сходах решили, так и просим разрешить нам сделать… Уважьте, господин граф, не гоните — вина на нас, за баронов своих вина: кровью смоем, отслужим Короне, как надо…
Махнул только рукой Паджеро — езжайте, мол, не гоню. А сам в усы ухмыльнулся — есть и хорошая сторона в вассальной верности, плечом к плечу беду встречать — к победе верность ведёт, и к близкой мести за отца приёмного, да за свиту его…
Так и двинулись назад по Бахарденской дороге: пехота стройными рядами прямой путь держит, а полковник зигзагами, петляет вокруг — созывает охочих мечами за правое дело махать: силу королю и себе собирает.
6. Аквиннар.
В Аквиннаре начали охоту на Агадира. Два покушения провели в лагере, после чего доступа к Агадиру для посторонних не стало — Бушир меры принял:
— Вы, Хранитель, сейчас ценнее для Соргона, чем целая армия. Вам король говорил, и я повторяю слова Его Величества: пока вы живы и управляете Аквиннаром — нет сюда хода Безликим. Больших сил собрать они пока не могут, а малые силы против законного властителя Аквиннара ничего сделать не в состоянии. Видите, уже Хайдамар с нами — и это только благодаря независимости Аквиннара. Разрушитель в панике — он не знает, за что хвататься в первую очередь: оторван от основных его сил Хафелар, Аквиннаром отрезан Эрфуртар. Теперь, после присоединения к нам Хайдамара — оторвался от Разрушителя Шкодеран. Вы не должны забывать о вашем перед Соргоном долге: беречь себя пуще зеницы ока. Никуда без охраны, даже в собственной палатке стараться не быть одному. Я даю вам своих лучших бойцов из цветных повязок, и самого толкового лейтенанта — начальником вашей охраны. Пусть не обижаются ваши подданные, но надёжнее моих ребят вас не защитит никто…
Правоту Бушира Агадир проверил этой же ночью: находясь за пределами лагеря, Хранитель подвергся нападению довольно крупного отряда — не меньше сотни всадников выскочили из лесной чащи и атаковали полусотню цветных повязок, закрывшую собой правителя Аквиннара. Ожесточённость этой схватки сравнить можно было разве что с безумием лысых в бою.
Цветные повязки падали только мёртвыми, не отступая ни на шаг, не уклоняясь от ударов. Они умирали, забрав с собой во владения Поводыря не менее трёх, а то и большее число врагов каждый. Они умирали с фанатичной верой в свою правоту, и умирали для врагов страшно. А враги были простыми людьми, и они думали о своей жизни, и не хотели драться с безумцами.
Незаметно как-то нападающие рассеялись, оставив на поле боя не менее пятидесяти трупов, а полусотня повязок потеряла всего десяток. Остальные, правда, тоже были ранены. Но ни один из них не покинул своего поста возле Агадира, пока подоспевший Бушир не выделил им замену…
Учитывая всё происходящее в свободных королевствах и вокруг них, легко было придти к выводу, что война за Соргон вступала в новую фазу, когда инициатива полностью переходила в руки короля. И только в зависимости от его желаний могли проходить теперь наступательные операции: у Разрушителя сил для наступательной войны явно не хватало.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1. Раттанар, охотничий домик.
Блафф приехал только через день — дополнительные пожелания короля потребовали дополнительного времени на их исполнение: Василию вдруг понадобились точные указания мест на Материнском Кристалле, с которых отпали почки — Камни Памяти, а также мест возникновения надписей. Тут уже и Капа сообразила, куда клонит король, и стала клянчить себе занятие:
«— Можно я сама сопоставлю и сделаю выводы, сир? Ну, мне очень хочется, ну, пожалуйста, сир… Ваше Величество, я справлюся! Я не подведу! Это же — работа! Настоящая работа — как для меня придуманная специально… Ну, сир…»
Сердце у короля оказалось доброе, да и напрягаться слишком уж сильно ему не хотелось:
«— Делай! — скомандовал он. — Но я потом — проверю!»
Капа от счастья даже не поблагодарила: кинулась в работу с радостью щенка, бегущего за любимой игрушкой. Король тоже нашёл себе занятие. Отпустив Блаффа после распределения Старейших Железной Горы по войскам (с учётом и пожеланий самих Старейших, разумеется: король не хотел пережимать в своих к Горе требованиях), Их Величество снова занялись творчеством, изобретая знамёна для своих войск. Но, не сразу, конечно, ибо ещё одна мысль посетила монарха в это зимнее утро.
— Я вот, что думаю, Клонмел: король уже третий день на охоте, и ещё ни один трофей не был доставлен во дворец в доказательство этого… мероприятия… Нехорошо как-то, недостоверно получается… Такое безобразие следует немедленно прекратить, и чем скорее, тем лучше. Отберите желающих, сержант, и с лесничим согласуйте: где, когда и чего стрелять. Разрешение от баронессы на охоту мы имеем, так надо пользоваться…
— На какую дичь желаете охотиться, сир?
— Я — не желаю — ни на какую… Без меня обойдётесь, сержант. Но во дворце об этом — чтобы ни гу-гу… Ясно?
— Так точно, сир!
— Ступайте…
Итак, знамёна. Проще всего решается вопрос с дворцовыми стражами: в каждом королевстве на знамя можно поместить голову или полное изображение Герба, увенчанное Короной. Простенько — и со вкусом. Раттанарские дворцовые стражи получают коронованное изображение головы Медведя, Скиронарские — коронованную Сову, хайдамарские — коронованного Тигра. Ну, и так далее…
Теперь знамёна, которые уже есть. Цветные повязки, например. Добавить на их полосатый матрас два скрещенных меча, и получится просто замечательно. Только мечам цвет подобрать для пущей яркости. Это — для пехоты. Для конных цветных повязок поместить на место мечей вздыбленного коня — и тоже неплохо получится. Кто там дальше у нас? Гномы? Знамя сэра Эрина одно, а гномьих отрядов — много: и в Железной Горе, и в Хайдамаре, и ещё будут. И каждому знамя своё надо, чтобы честь и всё такое… Чем же гномьи знамёна заполнить?…
— Сир, к Вам депутация от местных вассалов Лонтирова дома, — это Клонмел за шёлковой стеной шатра не уймётся никак. Надо же — депутация…
«— Ходоки у Ленина, — хихикнула Капа. — Белые пришли — грабют… Красные пришли — тоже, понимаешь ли…»
«— Разгадала?»
«— Нет ещё, сир!»
«— Вот и не шали!», — и крикнул Клонмелу:
— Сейчас выйду!
Чем и хороши шатровые стены — на слышимость ничуть не влияют: ни звука не скрадывают… Вышел король, полюбовался немного на дело рук своих — на шевроны сержантовы. А что, смотрится… И к мужикам:
— Рад видеть вас, уважаемые!
— Рады видеть Вас, Ваше Величество!
— Что за нужда у вас такая, в которой один только король помочь может?
— Ваша охота, Ваше Величество…
— Да-да, охота Ваша…
— Ради охоты и пришли…
— Не галдите все разом, понять ничего не могу. Пусть один кто-нибудь…
— Так мы уже, того…
— Вашему старшему…
— Или — снова «здорова»?
— Старшему — это вам, сержант? Ну, так и помогите людям: видите — волнуются. Расскажите, в чём их проблема!
— Волк, сир. Повадился в их деревню волк ходить, по следам судить — что тот телёнок. Уже трёх коров задрал и в лес уволок…
— Волк!?
— Волк, сир.
— Один волк уволок трёх коров!?
— Не за один раз, конечно, но — уволок.
— Сказочный волк какой-то!
— Непростой зверь, сир. Очень не простой…
— Так что же нужно от нас господам вассалам?
— Волка убить, сир. Сами-то — не охотники: на землях Лонтиров лесничий, и тот, дичины не ест. Одна с мужиками еда на его столе, другого не бывает.
— А как же охота наша? Королевская, я имею в виду? Со стороны, что ли, мастера нам везти?
— Лесничий сказал: покажет — где, а брать зверя — уже наша забота. И с волком, сир, так же будет…
— Охотников много в сотне, сержант?
— Да все, можно сказать — капитан Паджеро, простите, полковник, сир, всех стражей заставил умения от Ахваза перенимать. До рыцаря нам, конечно, далеко, до мастерства его, но охоту спроворим, как надо. С непуганым зверьём управимся, сир.
— Ладно, готовьтесь на волка идти: посмотреть хочу, что за волк такой — корову унести способный…
Волка разыскивали пешим ходом: от деревни по запутанным следам, растянувшись в широкую цепь, полдня тащились по сугробам. Дошли до логова: большой норы в корнях упавшей старой берёзы, окружили, поискали второй выход — нету. Попался, зверюга матёрый…
Попался. И вышел навстречу: бой принимать.
«— Собака Баскервилей, сир! Неудивительно, что коров на себе таскает!»
Волк был огромен: не волк — король волков. Ощерив пасть, он глухо рычал в ожидании врага, а за его спиной шевелилось ещё нечто серое. Шевелилось, шевелилось и — вылезло, стало рядом с волком.
«— Ой, щеночек! Ой, ещё один! Какая прелесть, сир!»
Волк рыкнул вбок, и щенки спрятались снова, а рядом с волком, на их месте, появилась волчица — тоже вышла детей защищать.
— Не сезон, вроде бы, для волчат — зима в разгаре… — удивился Клонмел.
— Королям закон не писан, сержант, — Василий шагнул к волку один шаг, выйдя из ряда охотников. — Не стрелять никому!
Король людей и король волков долго смотрели друг на друга, потом волк немного склонил голову, признавая превосходство человека.
— Пусть уходят! Дайте им пройти! Уводи своих, мы не тронем! — Василий махнул рукой, приказывая солдатам расступиться.
Первой в проход вошла волчица и остановилась, поджидая волчат. Те семенили за ней, круглые колобки из серой шерсти, один, второй, третий… Волк стоял, озираясь на людей, пока из леса, оттуда, где скрылась мать с детьми, не раздался короткий вой — сигнал, что всё в порядке. Тогда и он поспешил следом, одарив короля благодарным взглядом.
— Клонмел, заплатите крестьянам за коров. Скажите, что волк их больше не побеспокоит… Теперь нам предстоит обратно по снегу топать — приятного мало… Надо было коней следом вести… не подумали, эх…
Были бы кони, может, и беды бы с Клонмелом не случилось. Очень может быть…
Медведь вывернулся из-за деревьев неожиданно: никто и сообразить ничего не успел, а косолапый тут же сгрёб сержанта и начал его ломать, стараясь повалить на снег. Индур только вскрикнул испуганно, а король уже всадил кинжал, по самую рукоять, под левую лопатку сердитого зверя. Тем дело и кончилось.
Клонмела извлекли из-под медвежьей туши: сержант отделался всего лишь двумя сломанными рёбрами и вывихом плечевого сустава. Да вымазался кровавой медвежьей слюной, пока под тушей лежал.
«— Когда будем есть медвежьи лапы, сир? И вообще — сырую медвежатину?»
«— Да что там есть, Капа, медведь тощий: кожа да кости. Шкура, то есть. Разбудили беднягу и — зарезали. А ни мяса, ни шкуры толковой — не добыли. Разве это шкура? Облезлая да свалянная, в култышках вся…»
Вот таким был первый охотничий трофей короля… Хотя… Результаты охоты на волка сказались на следующий день, точнее — на следующее утро, когда обнаружился у шатра Василия зарезанный волком олень — дар от лесного короля королю людскому за великодушие. И ни часовые, ни кони королевской сотни, не заметили и никак не среагировали на визит хищника. Только и нашли следов, что с одного из снеговиков Индуровых шишки с головы сбиты — там, где зверь с добычей на поляну перепрыгивал. А как обратно ушёл — не нашли даже.
— Никакой это и не волк был вовсе, а сам Леший волком прикинулся, — рассуждали мужики и солдаты. — Короля нашего испытывал: сначала на доброту и жалость к щенкам беззащитным, потом на храбрость — когда медведя-шатуна подослал. Одобрил Седобородого и оленем наградил: другого объяснения нету…
«Караколь, за что тебя любят звери?… птицы?… люди?…»
«— За то, что я люблю их, Ваша Светлость…»
«— А я думала — Вы не вспомните, сир!»
«— «Город мастеров»“ я смотрел раз двадцать, и знал его когда-то наизусть…»
«— Скажите, сир, а, правда — на нашу ситуацию похоже?»
«— Чем же, Капа?»
«— Долой иножемных шолдат! Долой иножемных шолдат! — Капа очень здорово изобразила крик попугая из фильма. — Долой иножемных шолдат!»
«— Похоже… — согласился король. — И, впрямь: долой иножемных шолдат!»
2. Раттанар, столица.
В столицу вернулся генерал Эрин с гномами и ротами Тусона. Привел он и обоз с сапёрами Бальсара. И маг, после передачи Эрину предназначенного для него Камня, укатил со своими на север, на озеро Глубокое — помогать Илорину казармы строить. Министр Кассерин с учеником своим Харбелом к Бальсару присоединился: хоть и не раскололи они секрета выращивания Камней Памяти, но идей на этот счёт имели множество, и продолжали по ним работать — ответы искать. Приказ на отъезд от Вустера исходил, не от короля — тот охотился и, видимо, удачно: во дворец накануне дичи навезли от Его Величества — все ледники мясом забили.
Состязание на выносливость и скорость похода, как и следовало ожидать — после гномьей хитрости — выиграл генерал, с небольшим, правда отрывом от роты Водяного: старания Яктука, Хобарта и Тахата позволили Водяным показать неплохие результаты. Но остальные роты Тусона безнадежно отстали. Командор сделал выводы и принял меры: нагрузка на тренировках солдат возросла вдвое, как и требования сержантов и командиров рот, как и требования самого Тусона.
Когда генерал с командором отчитывались перед военным министром и королевским казначеем Абером о произведенных в походе затратах, выяснилось, что кони, полученные ротой Разящего, не из кармана Эрина были оплачены, а, фактически, королевской казной. Используя данное Василием право, генерал набрал коней под расписки от имени короля, и казначей морщил лоб, пытаясь из отчёта гнома выяснить качество сделанных казной закупок, за которые ещё только предстояло заплатить.
— А кони?… Кони-то хоть хорошие? Какие они, кони-то?
— Четыре ноги с копытами, грива и хвост, — отвечал генерал. — А вы, казначей, где-то других видели?
Вустер хохотал, услышав историю состязания, а Абер всё никак успокоиться не мог, пока коней ему лично не предъявили, свозив в роту Разящего.
Посмеялись, отчитались — теперь бы с королём встретиться: новые приказы получить, но… Как было известно, никого не принимал пока что король, и ни с кем не виделся, скрываясь где-то в лесах — ждал, пока охотничий домик под кровлю подведут. Клонмел и вестники, что королю почту возят, говорили при случае: недолго уже, уже до стропил дошли — дня два-три, и новоселье можно справлять. Тогда и свидятся командиры со своим монархом, на охоте свидятся. Там и поговорят о войне, если король захочет: остыл он, похоже, к победным походам, ждёт непонятно чего.
Всем непонятно — один Вустер, разве что, в курсе: горячие головы Эрина и Тусона всячески остужает, терпите, говорит. Король с Разрушителем нервы друг друга сейчас пытают: чьи нервы первые не выдержат, тому и конец недалёк. Силы, силы копит король, чтобы ударить как надо по слабым местам Разрушителя, но сначала пусть тот слабину покажет, пусть проявит её, пусть для удара откроется… А Разрушитель короля боится — хвост поджал… Вон, на следующий, после принятия Хайдамаром присяги, день — разъезды врага вокруг города уже не появились. Тигр на Знамени не рычал, подтверждая отсутствие пустоголовых в непосредственной близости к городу. А после обеда к воротам прибыл крестьянский обоз с зерном. Осада с Хайдамара была снята…
Эрин понимающе головой кивает, Тусон его согласие своим поддерживает. Но не слышат оба резонов Вустера, а и — слышат, но не вникают в них. Гном по драке соскучился, ждать невмоготу уже, вот-вот закипит, как чайник, и струйку пара из носика выбросит. Тусон тоже до ручки дошёл — руки с меча уже не снимает, с кем бы не говорил: в дело скорее, в битву, в сражение с Масками — хоть сейчас готов… А Вустер всё «Не время» твердит, а когда же оно — время?
Раттанарское общество с приходом войск оживилось: Магда, наконец-то, устроила приём в честь победного похода на восток, и Двор с радостью на нём поприсутствовал. Чтобы не обидеть, не дай боги, короля — показав, что и без него в Раттанаре все счастливы — приём назвали «малым», хотя по числу приглашённых он оставил далеко позади приём, проведенный самим Василием некоторое время назад. Оно и понятно: король собирал только тех, кто ему для дела был нужен, ну, и через кого уважение мог показать всем своим подданным. С его-то характером и умением решать проблемы, охочих без приглашения попасть на приём к Седобородому — немного было, скорее приглашение получали с опаской и шли на приём нехотя. Даже любопытство не выпирало из допустимых пределов: глаза королю мозолить — себе дороже могло оказаться. Так что, приём без Его Величества, после подвигов короля, молвой приукрашенных, уже одним отсутствием Василия превращался в праздник.
Приём — конечно не бал, и особого веселья на нём этикетом не предусмотрено. Все подданные сначала слушают монарха, потом вместе с монархом слушают тех подданных, кого монарх о чём-нибудь спрашивает, потом монарх слушает просьбы подданных и отвечает на них, потом опять все слушают монарха… Вот и вся хронология приёма. На приёме о постороннем не сильно поговоришь — этикет к подобным вещам суров, и даже лёгкие шепоты большой бедой болтунам могут вылиться.
Но есть ещё время до приёма — собираются, ведь, заранее — и можно обменяться мнениями, сплетнями, увидеться со старыми знакомыми или познакомиться с кем-нибудь новеньким. После приёма тоже можно не спешить расходиться, а куда-нибудь компанией — в гости или в трактир… Или здесь, в приёмной тронного зала, снова почесать языки:
— А вы слышали?…
— А вы знаете?…
— А вы видели?…
— Что вы говорите!? Не может быть!
Чем не праздник для домоседов или дворцовых крыс, обмирающих в тёмных углах королевского дворца, когда заслышат уверенные по коридорам шаги — а вдруг Седобородый вернулся и ищет именно тебя для пристрастного допроса: А ты — что ты сделал для победы? Окажется, что ничего, и всё — прощайся с жизнью… Может, сделать чего-то, пока не поздно ещё? Может, ещё чего в войска безвозмездно отдать?
Первый приём, проведенный вдовой королевой, оказался весьма удачным. Пусть снобы из раттанарской аристократии и не были расположены к бывшей прачке, неуважения королеве не выказал ни один из них. Причина была проста: на приёме присутствовали офицеры Эрина и Тусона. Да и сами генерал с командором одним только видом своим (на лицах обоих даже слепому были ясно видны следы страданий по ожидаемой драке) убивали в зародыше любую бациллу недовольства. Тщательные поиски так и не помогли ни одному из офицеров добиться самого завалящего поединка, хотя бы одного на всех. Не помогло даже выступление Эрина, по просьбе королевы изложившего ход кампании правдиво и во всех подробностях.
Генерал намеренно начал своё повествование со слов:
— Вы мне не поверите, господа…
Ему и не поверили, но не подали виду, а на следующий, после приёма, день по Раттанару поползли ещё более невероятные россказни про короля и его поразительные способности. Причём, источник информации назывался самый надёжный: некий генерал Эрин, Первый рыцарь и князь Ордена рыцарей Соргона. Эрин только зубами скрипел, когда эти басни от Бренна услышал, да поделать уже ничего не мог: у молвы языка не вырвешь.
Ну, где же, где же этот долгожданный, этот спасительный, этот нечеловечески радостный бой? Где же он? Где?…
3. Раттанар, охотничий домик.
Первым, до кого сумела дотянуться Капа, помимо Железной Горы, оказался Эрин. Здорово помогло то, что оба Камня были настроены на Эрина: и королевский, и новый генералов. Мысль у короля была вполне здравая: тарабарская надпись гномьими буквами означает координаты места, с которого отпала почка. Не только места нахождения всего Материнского Кристалла в целом, но и точная привязка к той или иной грани, с указанием высоты от основания и расстояния от ребра.
«— Одного не понимаю, сир: почему никто не может прочесть эти надписи так же свободно, как Бальсар и Эрин читали книги Вашего мира, а Вы свободно читаете все надписи Соргона?»
«— Получается, что не все. А, может, это и не язык вовсе, а какие-нибудь математические формулы, которые ни для гномов, ни для меня не имеют смысла, и потому остаются непонятными…»
«— Вы хотите сказать, что это математика более развитая, чем земная, и эти формулы ещё не открыты землянами?»
«— Или не открыты, или это совсем другая математика, основанная на других принципах… Зачем нам головы себе ломать? Не можем прочитать — и не надо. Пользоваться же можно и так. Нужно всего лишь добиться от Материнского Кристалла, чтобы он соединил между собой две точки на своей поверхности…»
«— По поверхности?»
«— Какая нам разница, Капа: по поверхности или через сам Кристалл… Ритуал привязывания связывает владельца с Камнем, а Камень всегда находится в контакте с Материнским Кристаллом…»
«— Откуда Вы знаете?»
«— А другого объяснения нет. Зачем бы тогда Кристалл сотрудничал с гномами? Он через Камни познаёт мир. И думаю, что вся твоя и вся моя память уже давно хранится внутри Кристалла…»
«— Ой!»
«— Вот тебе и «ой!». Ты ритуал привязки запомнила?»
«— А когда я чо забывала? А с чего Вы взяли, что сотрудничает?»
«— Тексты, Капа, тексты. Буквы-то гномьи — чтобы можно было произнести в слух, прибавить имя хозяина, и Кристалл знает — Камень-почка с определённого места связан с конкретным гномом, и когда Гора называет имя владельца Камня, Кристалл тут же его находит…»
«— …по своему Камню!»
«— Умница. Нам надо объяснить Кристаллу, что мы через него хотим связаться с Эрином. Для этого ты…»
«— Я!?»
«— Ты! Называешь Камню моё имя, адрес нашего Камня, адрес нового Камня Эрина и имя нашего генерала. Именно в таком порядке. Если Кристалл нас поймёт и соединит с Эрином, потом процедуру можно будет упростить: только называть имя, как это делают на Горе, и всё — связь будет… Ты уснула?»
«— Нет, сир, с Вашим Камнем беседую…»
«— И как — результаты?»
Капа не ответила. Вместо этого в углу королевского шатра, в розовом свете, возникла тоскливая фигура Эрина, уныло полирующего свой сверкающий топор кусочком замши.
— Рад видеть Вас, мастер!
Гном вздрогнул и выронил топор:
— Как Вы… Ваше… Сир!? Рад видеть Вас, сир! Готов докладывать и жду приказов!
— Ну, так докладывайте, сэр Эрин! Только не сразу. Проверим и обратную связь…
«— Капа, как ему меня вызвать?»
«— Очень просто, сир! Пусть скажет: Седобородый!»
«— Как!?»
«— Седобородый, сир!»
— В общем, сэр Эрин, вызовите Седобородого, сразу, как я отключусь. Жду Вашего доклада…
4. Раттанар, озеро Глубокое.
Илорин Бальсара с радостью встретил, скакал вокруг него и чуть ли не облизывал. Все поручения короля уже почти были выполнены, ну, не почти, и не выполнены, но выполнялись дотошно и рьяно. И лодки с прочими другими плавсредствами пересчитывали… И лес на казармы уже валили, начали почти валить… И трассы на льду размечали, чтоб знать, где коннице можно свободно на Эрфуртар идти, где гномью пехоту следует пустить, а где — пеших лучников, да прочий слабовооружённый люд… Это задание почему-то лучше всего получалось, и вешки расставили уже до полпути к берегу соседнего королевства. Работу выполнял Ахваз, сочетая промеры толщины льда, установку вешек и разведку вражьего берега, до которого он лично проводил троих разведчиков Джаллона. Хвала богам: по беженцам все пункты, предписанные королём, были выполнены ещё до приезда Илорина — не было беженцев из Эрфуртара, не обнаружили стражи ни одного.
Нельзя сказать, что в Раттанар с того берега озера не бежали. Бежали — об этом свидетельствовали найденные на льду скованные морозом тела. Но живых — не обнаружили. То ли не дошёл никто, то ли дошёл и где-то спрятался: местные рыбаки уверяли, что не видели чужих, и, кажется, говорили правду.
Бальсар разместил своих сапёров и с Илорином обошёл все намеченные для казарм места. Потом долго смотрел карту, что-то прикидывал по ней и задал лейтенанту вопрос, после которого тот уже не сомневался в военных способностях мага:
— Отсюда ближе всего до Эрфуртара?
— Да, мастер, — поспешил Илорин поделиться хоть с кем-нибудь своими стратегическими проектами. — Вот здесь лесистый обрыв, за леском мы и спрячем все казармы. Ни с озера никто не увидит, ни с берега, пока впритык не подойдёт и носом в них не упрётся. Здесь широкий и очень удобный спуск к воде, то есть — на лёд. И за один ночной переход мы достигнем Эрфуртара. Там тоже очень удобный берег — с озера подниматься. Ахваз уже и схемку для меня набросал: одновременно и конницу, и пехоту на тот берег спокойно выводим вот по этим двум пологим спускам… Как только войска подойдут — можно на Эрфуртар двигать…
— А казармы тогда зачем?
— Чтобы отдохнуть или резервы разместить… Или раненых… Его Величество мне не объяснил… Для отвода глаз, наверное…
— Если их не видно, то, как же с их помощью глаза отводить? Ладно, сегодня и начнём строиться: приказ есть у тебя, приказ есть у меня… А у Его Величества, наверное, есть план…
И стали строиться… А что делать, если король приказал?
5. Раттанар, озеро Глубокое.
Нет в жизни счастья, и справедливости ни грамма нет. В столице два бойца бесподобных качеств изнывают от отсутствия доброй драки, а боги им кукиш в кармане держат: ни сражения славного, ни доброй потасовки — мышцы размять да кровь разогнать по жилам. А кому-то безвестному, неоперившемуся ещё птенцу желторотому — все военные удовольствия сразу. Мечтал о подарках, лейтенант — получай по полной программе. Любят боги над смертными подшутить… А, может, и враги богов…
Ахваз во главе полусотни стражей находился у крайних вешек, установленных этой ночью: только что закончил проверять качество работы. Пора было уходить, так как из соображений секретности работали только по ночам. Пусть полной темноты на поверхности присыпанного снегом льда и не наблюдалось, всё же с помощью белой ткани можно было стать почти невидимым в ночном сумраке. Белое на белом не очень-то бросается в глаза.
Полусотня, конечно, была видна издали тёмным пятном — белых лошадей у стражей почти не было, а любая другая масть на фоне снега выглядела ночью почти чёрной.
— А-ах-ваз! — донеслось откуда-то из необъятной белизны ледяного поля. — А-ах-ваз!
От эрфуртарского берега двигалась смутная белесая тень. Рыцарь вспомнил, что разведчики Джаллона выпросили у стражей трёх белых лошадей, и Илорин удовлетворил их просьбу, оставив троих солдат безлошадными.
— И-иду-ут, А-ах-ваз!.. — далёкий голос был едва слышен. — И-иду-ут!
Белесое пятно неожиданно расплющилось по льду, и стало почти незаметным. Только маленькая совсем тень продолжала двигаться в сторону стражей:
— И-иду-ут! — уже почти неслышный крик коснулся ушей Ахваза. Загнал коня, понял сержант, и теперь бежит из последних сил один из людей Джаллона. Беда надвигается… Беда… Стражи помчались навстречу беглецу.
— И-иду-ут! — задыхаясь, кричал беглец. — И-иду-ут!..
— Шариф!? — узнал разведчика Ахваз, а сам всё всматривался в даль, за спину человека, за едва заметный бугор павшей лошади, и дальше, дальше — в бескрайнюю белизну ледяного поля, сковавшего озеро Глубокое.
— И-иду-ут!.. — разведчик уже только тихо сипел, совершенно сорвав криками голос.
— Много идёт?
— Все… идут: и… Безликий… с лысыми… и… бароны… с конницей… И пехота… В общем… все… Кроме… короля… и гарнизонов…
Шарифа вторым посадили на одну из лошадей и — галопом назад, на свой берег. Пока доехали, Шариф отдышался, поэтому на вопросы Илорина отвечал уже внятно, но тихим шепотом.
— Что ещё за король — в Эрфуртаре?
— Король Хервар…
— О боги! Какое дерьмо в короли лезет! Тьфу!
— Вы знаете его, Бальсар?
— Имел дело… Он не достоин даже навоз в королевских конюшнях убирать, не то, что на троне сидеть… — маг с грустью вспомнил, как веселилась в Каштановом Лесе свита короля Фирсоффа, обсуждая неоплаченный бароном Херваром заказ на строительство замка и месть обиженного мага. Здорово отплатил Бальсар барону за жадность, от души рассчитался — да не пошла наука Хервару впрок…
Лейтенант тем временем сравнил силы врага: десять тысяч — лысый табун, конницы тысяч пять да пехоты столько же, со своими силами: тысяча двести стражей… Не радостное сравнение, однако.
— Их нельзя выпускать на берег, Бальсар!
— Знаю, Илорин, знаю…
— Эх, и помощи никакой… Рыбаков, что ли, поднять — да времени нет!
— Помощь будет, — просипел Шариф. — В коннице много стражей дворцовых — они за нас встанут, и в пехоте многие тоже — городская стража… Белые повязки всем надеть, чтобы своих не побить…
Так сбылась мечта Илорина — славу в бою добыть. Вот тебе бой, а вот тебе — слава: добывай, воин.
Стражи, с белыми повязками на левых руках, в конном строю, собрались на вершине того самого удобного спуска на лёд, которым лейтенант так хвастался перед Бальсаром. Сапёры Бальсара выстроились в ряд по краю лесистого обрыва, утопив посохи в землю. Синие линии уже протянулись между посохов и впитывались в центральный посох — Бальсаров, откуда лезла синяя молния, и, ветвясь, скакала по кромке ледяного поля. А по лицам магов и солдат мелькали синие отсветы, от чего лица казались мёртвыми в мерцающей синеве сполохов молнии. Многие, и в самом деле, умрут этой ночью. Может быть, и все умрут…
А армия врага уже здесь, и лёд совсем чёрный от количества врагов. Будто в насмешку, выстроились враги по вешкам, установленным стражами. Под берегом, где лёд толще — конница, дальше пехота, и самый крайний — табун: у них ни коней, ни доспехов, налегке бегут, с одними только мечами.
Бальсаровы молнии ударили по табуну, с треском впиваясь в лёд и кроша его в мелкую крошку, в мелкую пыль: впереди табуна, позади табуна, под самыми ногами у лысых. Монолитная, жуткая в ночном сумраке, толпа распалась, развалилась, растаяла, оставив сначала в ледяной каше море лысых человеческих голов, а потом и этого не стало: ушёл табун, впитался в студёную воду озера, как сахарная голова в кипяток.
За несколько коротких мгновений (Илорин успел только меч из ножен вытащить) на месте лысого табуна осталась огромная полынья, забитая ледяным крошевом, и фигура Безликого над поверхностью воды. Он висел в воздухе, на добрую ладонь от водяной бездны, и не было похоже, что это тяжело для него. Молнии Бальсара били по Безликому и, бессильные, стекали с окутавшего его голубого кокона, не причиняя ни малейшего вреда.
От ледяного поля откололась большая льдина с пехотой врага и поплыла к Безликому. Мало кто обратил внимание, что это именно Харбел вышел из общего ряда магов и тянул, тянул крупную льдину на Человека без Лица, используя свой редкий дар, и помогая себе руками, выгибаясь всем телом, напрягая жилы шеи — вот-вот лопнут, кривясь от огромного усилия. Ещё немного, и надорвётся от неимоверной тяжести.
Кассерин оставил свой посох и положил руки на плечи Харбелу, отдавая свою силу уже ему, не Бальсару. Льдина двинулась немного быстрее, и солдаты, столпившееся на ней, вопя от ужаса при сближении с Безликим, всё жались и жались к дальнему от него краю, сталкивая друг друга в воду. Льдина кренилась, кренилась и стала, наконец, на ребро, сбросив в ледяную кашу весь свой живой груз, потом тяжело плюхнулась обратно, опрокинув своим весом Безликого. Он так и упал, прямой и неподвижный, и начал погружаться, всё ещё сияющий голубым светом от молнии Бальсара и своего защитного поля.
Может, поле ослабело от постоянной атаки Бальсара, может, против воды было бессильно, но вода свободно проходила сквозь голубое сияние и, когда коснулась полушария Маски, произошёл взрыв.
Бальсара обратным ударом опрокинуло в снег, и опалило бороду. «Совсем, как у короля», — успел подумать маг, прежде чем потерял сознание. Аксуман и другие маги кинулись к Бальсару, и только Кассерин склонился над обессилевшим Харбелом.
А Илорин уже выводил своих стражей на лёд, и жала клинков отражали звёздный свет над их головами. Хорошо заметные в сумраке белые повязки на рукавах стражей двинулись навстречу таким же белым повязкам на перебежчиках.
— Корона и Раттанар! — крик растянул рот Илорина, и, подхваченный всеми — и раттанарскими дворцовыми стражами, и их эрфуртарскими союзниками — зазвенел в скалистых отрогах берега.
— Корона и Раттанар!
— Корона и Раттанар!..
И началась ожесточённая рубка…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1. Раттанар, дом баронессы Лонтир.
Кампания за обеденным столом у дамы Сайды собралась небольшая. Кроме самой баронессы присутствовали всего несколько человек: внучка Сальва со своими подругами — Огастой и Сулой, Яктук с Тахатом, и, в качестве почётных гостей — министр Вустер, генерал Эрин и командор Тусон. По случаю званого обеда санитарки роты Водяного сменили форменные платья на роскошные наряды, что вовсе не ухудшило их настроения, и теперь весело щебетали, выспрашивая у дамы Сайды столичные новости.
Дружно посмеялись проделке короля с призывом молодых дворян и возникшей из-за этого неурядице: после согласования даров от дворянства в пользу армии, ни один из призванных Вустером молодых людей не пожелал возвращаться под крылышко откупивших его родичей, требуя от министра военной службы. Оглашённые списки даров не позволяли дворянским семьям затребовать свои дары обратно без ущерба для репутации, и безрезультатность огромных трат на неудавшийся подкуп министра привела Двор в уныние.
В поисках виноватых обратили, было, внимание на даму Сайду, подсказавшую этот скользкий путь защиты любимых чад, и едва не потребовали возмещения ущерба от неё, да спохватился кто-то, что сватом у баронессы сам король. Тут же и отстали, пока король не прознал — желающих тягаться с ним, как всегда, не нашлось.
— Так, что же вы намерены делать с дворянской молодёжью, министр? — дама Сайда спрашивала не столько из праздного любопытства, сколько из сочувствия к пострадавшим дворянским семьям. Всё же, испытывая некоторую неловкость перед Двором за участие в королевском розыгрыше, она желала хотя бы достоверной информацией успокоить волнующихся родственников призванной молодёжи.
— Что же я могу с ними сделать, госпожа баронесса? Решение по ним принял король: приказал распределить охочих по войскам…
— Рядовыми!?
— Не совсем… Король ввёл для них новое название — «юнкер» и предписал обучать их, как будущих офицеров…
— И когда же они получат свои чины?
— Звания юнкерам будут присваиваться по мере сдачи экзаменов, начиная со звания рядового, затем — капрала… Ну, и так далее. На офицерский патент экзаменовать их король собирался сам, в смысле — присутствовать на экзамене. Так что готовьтесь, господа начальники, принимать в своих войсках молодое пополнение…
— Не представляю, что будет делать такой юнкер среди моих гномов…
— Вы отказываетесь их учить, сэр Эрин?
— Ну, что вы, министр, как можно!? Я не откажусь от выполнения ни одного из приказов короля, как бы ни был с ним не согласен: мы уже говорили о том, что идеи Его Величества всегда дают отличный результат… Но вы сказали — «охочих», министр. Что вы имели в виду?
— Не я — король. Он думал направить в войска только тех, кто добровольно вызовется на подобную службу. Остальных он приказал отправить по домам…
— Ну, хоть кто-то вернётся к родителям, — облегчённо вздохнула дама Сайда.
— Никто не вернётся, госпожа баронесса — ни один не отказался от долгого пути из юнкеров в офицеры. Ничего удивительного в этом нет, господа — весь Раттанар рвётся служить в победоносной армии короля. Вербовочные пункты Раттанара переполнены желающими, и король приказал ограничить набор в армию из числа мастеров любых специальностей. Велес составляет списки, кого — не брать ни при каких обстоятельствах, кроме крайней на то нужды… Если все уйдут в армию, то кто же будет обеспечивать потребности населения? Оставшимся на гражданке мастерам придётся работать за двоих, чтобы не снижать уровня довоенного производства…
— Думаете, справятся, господин министр? — это в разговор вступил Тусон, прилюдно демонстрируя своему старому другу строгое соблюдение субординации. Причина для этого была — король, назначив Вустера министром, не повысил его в звании, и в подчинении у капитана теперь находились полковники, командор и генерал: такое вот щекотливое положение. И проявление Тусоном дружеских чувств со стороны могло выглядеть, как панибратство с низшим по чину начальником.
— Король надеется, что — да! Гечаур и Велес того же мнения. Будем на это рассчитывать и мы…
Двери обеденного зала распахнулись, и в них вошёл, почти вбежал, солдат в форме дворцового стража:
— У меня срочные донесения для министра Вустера и генерала Эрина!
— Что-то случилось с королём? — встревожился Эрин. — Беда?
— Я — с озера Глубокого! — солдат достал два свитка и протянул один Вустеру, другой — Эрину. — Лейтенант Илорин принимает бой против всей армии эрфуртарского Безликого! — и такая тоска прозвучала в словах вестника — мол, там дерутся, а ему письма возить — что казалось, солдат вот-вот расплачется от незаслуженной им обиды.
— Бой!? — Вустер быстро пробежал глазами короткую записку Илорина. — Вот как!.. Бой!..
Эрин тоже прочитал и двинулся к выходу из зала:
— Сообщу королю!
— Третье письмо — для короля! — прокричал ему вслед вестник. — Но, говорят, его нет в городе…
Эрин обернулся:
— Когда выехал с озера, солдат?
— Прошлой ночью, сэр Эрин!
— Меньше двух суток! Молодец, быстро добрался! Иди со мной — доложишь сам… Министр, вы идёте?
Не смотря на все попытки Василия, прямая связь ни с кем, кроме Эрина ему пока не удавалась. Срочность доклада и серьёзность положения, безусловно, требовали присутствия, при докладе королю, и Вустера, и вестника.
— Поднимайте роты, командор! От моего имени объявите общую тревогу по Раттанару: чтобы через два часа все были готовы к походу на север! Эх… — и Вустер кинулся догонять Эрина.
Тусон, Яктук и Тахат уже покидали обеденный зал баронессы, когда заметили бесчувственную Сулу.
— А с ней-то что? — командор и не подумал задерживаться.
— Обморок… — отозвалась дама Сайда. — Как услышала про бой, так и упала…
— Вы, обе, — на ходу бросил Яктук Сальве и Огасте, — занимайтесь подругой! И чтобы в расположении роты я ни одну из вас не видел! Хоть сейчас-то не путайтесь под ногами…
— Прошлой ночью… — пробормотала Сальва. — Жив ли ещё?
— Тш-ш-ш, — шикнула на неё Огаста. — При Суле — никаких сомнений, что — жив…
На лестничной площадке никого не было, не было ни души и внизу, в вестибюле, и для экономии времени Эрин вызвал Василия, едва вышел из зала, только предусмотрительно закрыл двери. Связь с королём установилась сразу: Василий словно ждал вызова Эрина, и изумлённый вестник увидел прозрачную фигуру короля над уходящей вниз лестницей.
— Что случилось, генерал?
— Пустоголовые атакуют из Эрфуртара: прошлой ночью Илорин встретил их на берегу Глубокого…
— Вестник? — король увидел позади гнома дворцового стража. — Докладывай!
— Письмо Вашему Величеству от господина…
— Читайте, сэр Эрин!
«Ваше Величество! — писал Илорин. — По донесению разведчика из команды полковника Джаллона армия пустоголовых движется по льду на наш берег», — дальше кратко указывалась численность наступающих войск и примерный план битвы. Таких писем Илорин написал три, и они ничем не отличались одно от другого. Разве что — адресатами: король, министр, генерал…
«— Как же ему, наверное, было страшно, сир! — воскликнула Капа. — Шансов-то выжить — никаких…»
«— Да, смелый мальчик… Там, ведь, ещё и Бальсар, Капа! Бальсар! Бальсар там!»
— Где разведчик Джаллона, солдат?
— Н-не знаю, сир, остался там, наверное — чтобы сражаться…
— Вы понимаете, Вустер, что это значит? Впервые за всё время мы узнали о приближении Безликого раньше, чем его увидели. Как разведчику удалось предупредить Илорина? Почему он не пропал бесследно, как все разведчики до него? Приказ по войскам: разведчикам Джаллона в битвах участия не принимать, разве только — спасая собственную жизнь. Нет ничего важнее для них, и не может быть ничего ценнее, чем те сведения, которые они несут. Приказ — немедленно. Что предприняли, господа?
— Я объявил тревогу, сир, с готовностью к выступлению через два часа…
— Куда выступаете?
— На озеро Глубокое, сир!
— Выступление отставить — ваша задача защитить и сохранить Раттанар. Наших войск и вполовину нет от армии Безликого. Хотите по частям всю нашу армию положить? Конные заслоны отправить на север — из самых лучших солдат и самых быстрых. В бой пусть не ввязываются: их задача — успеть предупредить армию о подходе Безликого. Пошлите за Паджеро и Ларнаком — пусть поторопятся. Всем ждать их подхода под стенами города. Я выезжаю к армии тот час же…
2. Раттанар, следующий день.
Король, как и обещал, ранним утром следующего дня был уже в расположении своих войск. За прошедшую ночь он заметно осунулся и приобрёл явно нездоровый вид. В лихорадочно блестящих его глазах любой мог увидеть не только усталость, но и страдание, и боль. Судьба дворцовых стражей, каждого из которых он хорошо знал в лицо и помнил памятью Фирсоффа, судьба Илорина, судьба сапёров-магов и, главное, судьба Бальсара, сильно тревожили короля во время долгой бешеной скачки назад, в столицу. Как тревожили его и судьба Раттанара, и судьба Соргона… Поэтому, едва покинув седло и передав повод Грома коноводу, Василий приказал созвать военный совет.
С войсками, оказалось, дело обстояло не настолько плохо, как решил король накануне. Узнав о грядущем повторном нападении на столицу лысого табуна, защищать Раттанар поднялось всё население города. На стены вышли даже женщины и дети, заняв место рядом с раттанарскими мужчинами, и командовала этой разнородной армией из неумелых жителей сама королева. Её сотня стражей заняла башни Скиронских ворот, в одну из которых принесли для королевы удобное кресло.
Тут же находилась и Апсала, а белые сутаны жриц Матушки были хорошо заметны среди усеявших стены горожан. Под лазареты высвобождали ближние к городской стене дома, и хозяева обижались, если в плане Апсалы не появлялась пометка: дом такой-то, можно разместить с десяток раненых. Нет, города Безликому было не взять! Но вот встретить его в поле, чтобы разбить наголову — тут силёнок, и впрямь, королю не хватало. Даже если вывести на ратище всю квартальную охрану — вместе с ротами Тусона да гномами Эрина едва-едва тысяч десять наберётся, всего лишь половина от войска пустоголовых: надеяться, что слабый отряд Илорина мог нанести большой урон Безликому никак не приходилось.
Да и выводить квартальную охрану против табуна — только людей губить. А спрятаться самому в стенах города — значит, оставить под ударом подходящий к Раттанару полк Паджеро… И добровольцев Ларнака тоже — мешают стены маневру: ни на помощь к ним подоспеть, когда дойдут и нарвутся на пустоголовых, ни в город быстро пропустить, без больших потерь что людей, что времени…
— Кого послали наблюдать за противником, Вустер?
— Роту Разящего, сир!
— Мальчишку Довера!? Вам что, одного Илорина мало!?
— В роте собраны лучшие бойцы, сир, — вместо министра ответил королю Тусон. — Да и Довер совсем не беспомощен…
— Табун вот-вот будет здесь: ещё какой-нибудь час или два… А там и остальные подтянутся. Прикажите строить войска, тут, на бугре. Все сани обозов соберите в кольцо и свяжите цепями: отступать будем внутрь кольца, если сильно прижмут. За санями и отсидимся, пока не подойдут Паджеро и Ларнак.
— А если на нас не обратят внимания и нападут на город? Ворвутся, ведь…
— Ударим им в спину — не ворвутся. Пока мы будем здесь, на стены не полезут. Санитарок всех отправить в город, чтобы кроме солдат на бугре никого не оставалось… Не ожидал я от Разрушителя такой прыти… И прознал ведь, что силы наши разбросаны, прознал… Плохо шпионов ищем, господа, очень плохо… Пойдёмте, поглядим, чем ещё можно укрепить нашу походную крепость из саней. Пик, что ли понатыкать, чтобы близко подойти не смогли? Помните, сэр Эрин, ваши заборы из пик под Скироной? Или хотя бы кольев деревянных наготовить…
Но табун не пришёл ни через час, ни через два… Начало темнеть уже, и простоявшие весь день в строю войска нуждались в отдыхе, а армии врага всё ещё не наблюдалось. Время от времени от Довера поступали донесения: тихо в северной стороне, ни боёв не слыхать, ни беженцев не видать… А едут оттуда, с севера, вполне нормальные проезжие, некоторые издалека едут, и никакой беды, никакой опасности по пути не встречали…
Для надёжности приказал король Знамя из города вынести и между войск своих на бугре установить, расчехлённое. Но тих сегодня Медведь: ни рыка, ни биения Знамени. Стали по очереди водить солдат на отдых: распускать строй полностью Василий побоялся — набежит ночью табун и спящих всех вырежет. А пустоголовые как в воду канули…
Уже светало, когда, измученные бессонницей и ожиданием врага, король и командиры увидели группу всадников, несущихся во весь опор к неровным рядам усталых в бездействии королевских войск. Всадники бестолково махали мечами, крича нечто невнятное.
— Кто? — только и спросил король.
— Довер возвращается, сир, — разглядел воспалёнными, в кровавых жилках, глазами своего бывшего ученика Тусон. — И вид у него слишком радостный для увидевшего врагов солдата…
Действительно, возвращался Довер с десятком солдат из своей роты, но в окружении солдат скакал ещё один всадник…
«— На мумию здоровски похожий, сир, — Капа для короля увеличила изображение этого чужака. — Разве что смолой обмазать забыли…»
«— Да на нём бинтов больше, чем одежды!»
«— А я о чём, сир!»
Разящие приблизились настолько, что разборчивым стал ранее непонятный крик.
— Победа!!! — вопили они, что было сил. — Победа!!!
А замотанный бинтами чужак не кричал, лишь скалился счастливой и глупой улыбкой, да кивал головой в такт орущим солдатам.
— Победа!!! Победа!!! Победа!!!
— Похоже, вестник от Илорина, сир, — Эрин убрал свой страшный топор в чехол, за спину, и нервно поправил пояс с мечом. — Поехать встретить, что ли? Про Бальсара узнать?
— Здесь подождём, у Знамени, — поостерёгся Василий. — Тут и выслушаем. Если Медведь не дёрнется, пошлите за Её Величеством — такие вести слушают из первых уст…
Всадники приблизились, и стало видно, что замотанного бинтами молчаливого весельчака держат под руки — чтобы не упал с коня. И стали видны пятна крови на бинтах: и засохшие, и свежие — такая скачка никак не могла способствовать заживлению ран, которых, судя по сочащейся свежей крови, было множество.
— Позовите Сабаха и в помощь ему кого-нибудь: пусть осмотрит раны и сменит повязки до приезда Её Величества, — скомандовал король, когда Довер с солдатами добрался до Знамени, и Медведь никак себя не проявил. — Докладывайте, сержант, пока оказывают помощь вашему спутнику.
— Мы встретили его два часа назад… Собственно, это он выехал прямо на наш разъезд, сир. Представился Ваджиром, раттанарским дворцовым стражем…
Король тут же вспомнил лицо этого солдата и вечную, почти никогда не покидающую лица, весёлую улыбку: нет, с таким количеством бинтов он ни за что не признал бы Ваджира — лица же почти не видно из-под повязок на голове, вокруг шеи да вокруг головы. Улыбка одна только и видна из матерчатой обёртки… Верно Капа говорит — за малым не мумия этот солдат…
— …сказал, что везёт донесение о победе на озере Глубоком, и что Безликий убит… Попросил вина, от перевязок отказался: некогда, говорит, в Раттанаре-то, небось, волнуются… Его слова, сир… Ну, мы вина дали, и — сопровождать… Сам бы он не доехал, наверное…
— Доехал бы и сам — раздалось из кольца склонившихся над раненым лекарей. — От озера до вас же доехал, а здесь уже рядом совсем… Да, и как тут не доехать, если такие вести… — раздался смешок, и Василий понял, что говорит сам раненый, и ещё он понял, что тот совершенно пьян. А солдат не унимался:
— У меня под бинтами доклад лейтенанта где-то замотан: не порвите свиток, прошу! А как мы им дали! Вы бы видели, как мы им дали!.. Только ухо мне отрубили зря… И пальцев на правой жалко: как же меч мне теперь держать? Ни уха тебе, ни пальцев… — и снова тот же пьяный смешок…
Подъехал возок с королевой. Из шатра Василия ей вынесли походный раскладной стул, и усадили под самое Знамя: Василий и верил солдату, и сомневался этой вере своей — слишком неравны были силы, чтобы получить такой результат… Приехавшая с Магдой Апсала присоединилась к Сабаху и прочим лекарям, и под её руководством дело пошло спорее. Вскоре нашлось и письмо Илорина. Король развернул запачканный кровью свиток:
— Это не его почерк!
— Так ведь ранен лейтенант, в правую руку ранен, — отозвался раненый. — У него-то все пальцы целы, но писать самому — пока, увы: диктует он, — и снова начал смеяться.
«Ваше Величество! — надиктовал Илорин. — С помощью Бальсара, всех соргонских богов и перешедших на нашу сторону эрфуртарцев нам удалось уничтожить Безликого и обратить в бегство остатки армии пустоголовых. Подсчёт потерь сейчас ведётся, и по окончании этого скорбного дела я доложу подробнее. Пока же отсылаю с донесением Ваджира — он сильно изранен, но ехать может, и быстрее его никто Раттанара не достигнет. Бальсар немного пострадал при взрыве Маски, но не так сильно, как Вы под Скироной. И уже в сознании: велит Вам кланяться и напоминает о зеркале в Вашем мире, чтобы доказать, что мы — это мы, а не новые хитрости пустоголовых…»
«— Они и сами не верят, сир, что им удалось победить! Бальсар, умница, понимает, что и Вы можете не поверить. А про зеркало только мы вчетвером и знаем… Ну, Вы, я, да Эрин с Бальсаром…»
«— Милость богов и человеческая храбрость… Страшная это для врагов смесь, Капа. Как думаешь?»
«— Думаю, что Вам снова повезло. Очередной Ваш военный промах обернулся на Вашу же пользу…»
«— На мою ли? Не на пользу Соргона?»
«— А есть в этом разница, сир?»
3. Раттанар, озеро Глубокое.
Что можно написать о таком сражении, где единственным, по-настоящему управляемым предметом, оказывается только меч в твоей руке? Илорин бродил по заваленному людскими и лошадиными трупами льду, пытаясь сообразить, каким же оно было, это сражение, и где причина неожиданной над врагами победы? Нет, победителем он себя не чувствовал. Не проявил он ни малейших способностей полководца, и не командовал боем, что, наверное, должен был делать, а всего лишь стремился выжить в беспорядочной свалке из людей и коней. И — выжил. Раненый — но выжил.
Теперь он опять становился командиром дворцовых стражей, и, пока Баямо возился с разрубленной в двух местах его правой рукой, наскоро надиктовал мальчишке Бобо, из учеников Бальсара, письмо королю. Письмо повёз Ваджир, израненный не настолько сильно, чтобы дать себя уложить в койку до выздоровления, но не пригодный уже для дальнейших планов лейтенанта. А планы у лейтенанта были. Планы неясные, планы нечёткие, едва заметный скелет, а не планы, но они сидели в голове Илорина и медленно обрастали мясом идей, пока он задумчиво вышагивал по полю боя, пытаясь увидеть всё сражение в целом, считая, что это положено командиру…
Кто из дворцовых стражей мечтал о подвигах, тот в сражении на льду озера Глубокого отгрёб этих подвигов полной мерой: даже вместе с перебежчиками численность защитников Раттанара была намного меньше армии пустоголовых. Правда, шумный и эффектный конец Безликого резко снизил наступательный порыв у вражеских солдат, да и путаница с перебежчиками сильно повлияла на стройность их рядов. Задние, воспользовавшись атакой Илорина, отвлёкшей на себя внимание их командиров, потихоньку стали удаляться от места боя, и, чем дальше, тем быстрее — двинулись обратно в Эрфуртар. До повального бегства было ещё далеко, но становилось очевидным, что часть армии, набранная страхом, явно сражаться не желала. Опасаться следовало баронских дружинников, связанных вассальной клятвой, да тех добровольных сторонников Разрушителя, кто успел за прошедший месяц проявить в Эрфуртаре свой кровожадный характер, и потому не имел путей для отступления.
Ведомые Илорином, стражи атаковали конницу врага, и на этом все стройные военные теории по стратегии и тактике потеряли всякое значение. Бой превратился в неуправляемую свалку, когда видно только ближайшее окружение. Это и свои, которых можешь прикрыть от удара врага, дотянувшись мечом или подставив щит. И это — враги, которых только и успевай рубать, едва придвинутся на длину твоего меча. В конной свалке ещё присутствуют кони, зубами, копытами, корпусом помогающие своим хозяевам выжить и одолеть врага.
Одолели… Раненых считали сотнями… Так же, как и убитых. У Илорина в строю осталась только треть от прежнего числа стражей, а вместе с уцелевшими перебежчиками едва набиралось до семисот бойцов. Это если с теми считать, кто с Ахвазом на вражеский берег ушёл — проходы в скалах захватить и удерживать до подхода основных сил. А сил-то, как раз, и не было…
Как же победили, в какой момент, когда именно наступил перелом в битве, и эрфуртарские солдаты обратились в неудержимое бегство, сминая по дороге пытающихся их остановить командиров? Может, после того, как он, Илорин, атаковал того барона с чёрным плюмажем на шлеме, и не рассчитал удар из-за плюмажа, промахнулся, и инерцией холостого удара едва не был выброшен из седла? Еле удержался и с удивлением смотрел, как перья плюмажа, кружась, опадают к ногам его коня, а за ними валится и их хозяин, с разрубленной надвое головой.
Кто же его зарубил? Ахваз? Он, вроде бы, наезжал на барона с другой стороны, и никак не сумел бы дотянуться мечом до бароновой головы. Может, Шариф? Знатный оказался боец… Где же он сам? Среди уцелевших его не видно было, значит, здесь где-то, убитый или раненый. Поискать бы, да эти завалы из тел только постепенно разбирать можно, слой за слоем, ряд за рядом. Если раненый кто — замёрзнет, пока до него доберёмся…
— Слушайте меня все! — голос лейтенанта был слегка хрипловат — накричался в бою, и даже не помнил, что именно орал. — Слушайте меня все! Отбирать и раненых, и убитых только с белыми повязками на рукаве. Остальных — под лёд, в полынью бросайте! Слышали? В полынью — нам бы своих спасти, кого успеем… А этих пусть боги спасают, если охота есть…
— А раненых ихних куда? — спросил кто-то из солдат или магов, разбирающих завалы тел.
— Я же сказал — в полынью. Наших вон сколько полегло — чего врагов жалеть… — и не хриплый уже был у Илорина голос, а жёсткий и злой, и от злости этой звонкий до боли в ушах. — Только так — в полынью!
Столкнулся жаждущий подвигов лейтенант с ценой, которую за подвиги плотить приходится, и ожесточился, на врагов озверел, за каждого мёртвого стража возжаждал вражеской крови. Вот когда по настоящему кончилось детство Илорина, и началась ответственная взрослая жизнь. И понял он тогда, что следует ему делать, и скелетный план обрёл истинную плоть, и лейтенант принял важное решение — для дела важное, не для себя. Жажда подвигов оказалась недолгой и умерла на окровавленном льду озера Глубокого. Осталась простая солдатская работа: бить врагов до полной победы, и так бить, чтобы после него добивать не пришлось. Так бить, как этой ночью бил рассердившийся Ставр: спешенный, без меча, голыми руками валил он всадников, и никто не вставал после его ударов.
Это он ударом кулака сбил с ног коня другого барона, тоже из командиров пустоголовых, и свернул барону шею, раньше, чем дружинники взяли его в мечи. И посеченный, залитый кровью и своей, и вражеской, выхватывал из стремени то одного, то другого противника, и давил, ломал, рвал руками на части. И теперь лежит в наваленной им груде тел, убитый, но не побеждённый. Может с него, со Ставра, и началась победа дворцовых стражей Раттанара?
Как теперь определишь? Ладно, чего там голову ломать: победили, теперь победу закреплять пора. Раненых только проверить, да ещё одно письмо королю написать. Только ему, ибо решение, принятое Илорином, по сути, только король и может понять и оценить. И наказать за своеволие, или простить, если будут результаты…
— Что вы решили, лейтенант? — Кассерин, как член Кабинета, здесь, на берегу, был старшим чиновником, и потому имел право не только спрашивать, но и командовать.
— Решение только одно есть, господин министр: идти в Эрфуртар, пока враги не опомнились…
— Это самоуправство, юноша — король вам такого не простит…
— А простит ли мне Его Величество, если я упущу такой момент? Ведь Безликого в Эрфуртаре нет!
— А если их было там два?
— Вот я и узнаю… первым… Кому-то же надо, мастер… Да и Ахваз там с моими людьми, помощи ждёт… Как Бальсар себя чувствует?
— От Безликого он не очень сильно пострадал, но при падении приложился головой о пенёк… И как только голова выдержала… Да вы пройдите к нему — он же в сознании…
— Зайду — прощусь…
— Зайдите, зайдите — слово Бальсара для короля не последнее. Вам очень нужно слово заступника перед королём за эту вашу авантюру… Ну-ну, не обижайтесь, я не военный, но вижу в ваших планах резон… Ступайте, ступайте к Бальсару…
Бальсар встретил Илорина улыбкой:
— Что, победитель пустоголовых? Смотрели свою работу на льду?
— Не свою, маг — вражескую. И очень недоволен тем, что увидел…
— Да, потери велики… Но что поделаешь — война!
— Хорошо, что с вами всё обошлось, дорогой Бальсар. Король бы сильно огорчился, случись с вами что… Убийцу Безликих надо беречь, а на вашем счету, маг, их уже двое…
— На моём счету ни одного нет, лейтенант: первого, с подсказки короля, мы сожгли его же пламенем, второго на мастера Кассерина надо писать, и на его ученика Харбела… Надо же, льдиной прихлопнули, как муху ладонью… Один убийца Безликих в Соргоне есть, на меч врага взявший — наш король, и никому более это не под силу… Ему и титул этот почётный носить… Вы решились — туда?
— Вы не согласны, маг? Министр Кассерин недоволен и ворчит…
— Идите, лейтенант, и не бойтесь — король мудр, и вряд ли принял бы другое решение, будь он на вашем месте. Только будьте осмотрительны: Разрушитель — коварный тип… Удачи вам, лейтенант…
4. Раттанар, ставка короля.
— Сир, когда мы выступим на помощь Илорину?
— Разве лейтенант просил нас о помощи? Впрочем, помощь ему не помешает. Завтра с утра выступаем. Хотя нет, командор, роту Водяного отправьте сегодня же вместе с обозом жриц Матушки — с госпожой Апсалой я договорюсь. Раненых там до чёрта — Илорину никак не справиться. И магов, магов оттуда неплохо бы отозвать…
— Магов!? Куда, сир?
— Я не сказал? Навстречу нам, куда же ещё? Нам без сапёров Бальсара никак нельзя. Беда нам без сапёров Бальсара…
Вустер догадывался о планах Василия ещё с того, ночного письма, с извещением об отъезде на охоту. Судя по всему, планы короля никак не изменились, несмотря на благоприятную обстановку на севере Раттанара. Скорее, они даже укрепились — из-за гибели эрфуртарского Безликого.
Но Вустеру проще было догадаться — он знал, где охотился король, в каком именно месте Раттанара, и почему именно там. Другие тоже сообразили бы быстро, побывай они в охотничьем домике короля. Может, потому и не звал Василий никого разделить с ним опасную забаву в девственных лесах баронессы Лонтир. Не хотел король открываться раньше времени, и, как оказалось, был прав: слишком хорошо Разрушитель знал происходящее в Раттанаре. Иначе не напал бы из Эрфуртара, не посмел бы.
Что ж, судя по всему, поход на берег озера Глубокого будет служить предлогом, и предлогом хорошим, для похода совсем в другую сторону. День-два, и Эрин с Тусоном, да и он сам, Вустер, будут посвящены в тонкости королевского плана, и начнут его выполнять, едва соединятся с магами Бальсара.
А пока — ждать, ждать и собираться в северный поход. Нет, это надо же: увести из столицы всю королевскую армию, маскируясь действиями самого Разрушителя! Ничего не пропадает у Василия даром, всё использует, что предоставляет сама Судьба…
А Судьба разошлась от души, не только предвосхищая планы короля, но и корректируя их на свой, судьбоносный лад. По истечении всего нескольких часов после приезда Ваджира прибыл ещё один вестник, и король, прочитав очередной образец эпистолярного жанра командира раттанарских дворцовых стражей, надолго замолк, уставившись куда-то в стену шатра, затем произнёс в сердцах, то ли досадуя, то ли радуясь, целую речь, адресованную лейтенанту.
— Мальчишка! Сопляк! — воскликнул король, открыв рот после долгого напряжённого молчания. — Ремня бы ему, паршивцу! Это кем же он себя возомнил? Полководцем? Королём? Богом? Неужели никто и никогда не учил его дисциплине? Паджеро! Паджеро виноват, что Илорин не считается ни с кем в этой армии, в этой стране, в этом мире!.. Но какой же, чёрт возьми, он молодец! Учитесь, господа командиры, бить врага при любой возможности… Бить так, как готов его бить лейтенант дворцовой стражи Илорин… Наказать бы паршивца, да нельзя — герой! Героев если наказывать — тогда самому придётся все подвиги совершать… Вестнику — рта не раскрывать. Узнаю, что болтает — язык отрежу. Сержант Клонмел, молчание вестника — на вашей совести. Мы все выступаем на Эрфуртар, господа, ибо наш авангард уже там, и освобождает ещё одно королевство. Нет, вы только почитайте, что этот нахальный лейтенант пишет своему королю… — но письма Илорина король, противореча своим словам, никому прочитать не дал и спрятал его глубоко-глубоко в нагрудном кармане камзола, для чего задирал кольчугу, повернувшись спиной к командирам своей армии. — А магов Бальсара отозвать немедленно, и пусть ждут нашу армию вот здесь, на берегу реки Искристой… Приказываю им — быть там первыми…
Позже, оставшись один, король снова взялся за письмо Илорина:
«Ваше Величество! Сир!
Я сознаю всю тяжесть совершённого проступка, но не вижу никакой другой возможности, чтобы сходу взять в свои, простите, в Ваши, руки власть в Эрфуртаре. Сегодняшняя битва унесла половину моих стражей во владения Поводыря, и всю оставшуюся жизнь мне будет стыдно и перед собой, и перед другими людьми, если я позволю их гибели остаться безнаказанной… и не использую шанс, который они нам дали, умирая на льду Глубокого…»
«— Что ты об этом думаешь, Капа?»
«— Илорин достоин высокой награды, сир. Похоже, что не все в Вашем окружении смотрят только Вам в рот. Кое-кто мыслит вполне самостоятельно, и грамотно мыслит при этом, сир…»
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1. Раттанар, берег реки Искристой.
— Извините, что не дал вам отлежаться, мастер, но время не ждёт. Мы с Клонмелом нашли, вроде бы, подходящую горку, но нужен взгляд специалиста, чтобы убедиться наверняка.
— Я бы всё равно не улежал в лазарете, сир… Да и не так уж сильно меня беспокоит эта шишка, — Бальсар поскрёб ушибленный о пенёк затылок. — Спасибо, жрицы Матушки почти привели мою голову в порядок, вот только долго стоять не могу: ноги подкашиваются…
— Так сядьте, Бальсар… вот на пенёк, хотя бы…
— Я лучше на сани присяду — хватит с меня уже пеньков…
Василий с Бальсаром смотрели, как споро наводят маги переправу через реку. Идти, конечно, можно и по голому льду, но риск был слишком велик: треснет лёд под тяжестью одетых в железо людей и гномов, и — прощай все хитрые планы короля. Не говоря уже о глупых потерях среди раттанарских солдат. Самым трудным в этом походе было незаметно свернуть с дороги, ведущей на Скиронар и на озеро Глубокое, свернуть и не оставить никаких при этом следов. Что не проблема для лета, зимой — дело почти невыполнимое из-за предательского снежного покрова, который, разрушив, на место уже не уложишь.
Исхитрились, всё же. И роты священных отрядов вместе с гномами Эрина скрылись в лесной чаще. Место поворота к реке спрятали за насыпными сугробами, в которые воткнули множество небольших сосёнок, передвинув лесную опушку к самой дороге. Полк Паджеро остался отдыхать в городских казармах до особого приказа. То есть, дожидаться, пока маги наладят переправу через реку Искристую, и Эрин с Тусоном перебросят свои отряды на тот берег. Ларнак же всё ещё бродил по берегу Моря Гоблинов, проверяя боеспособность заградителей и пополняя свой добровольческий отряд. Пятый заградительный по приказу короля был переподчинён Ларнаку: так Василий утверждал уже происшедшее, пытаясь взять под свой контроль как можно большее количество случайных событий. А роту Водяного, после погребения стражей, павших на льду Глубокого, и оказания помощи раненым, Яктук, по приказу короля, повёл в Эрфуртар, на поддержку Илорина. Недовольным таким решением опытным командирам король сказал:
— Я, господа, надеюсь, что особых сложностей у молодёжи в Эрфуртаре не возникнет. Этот поход — скорее поход за славой, чем за шкурой врага. Пусть молодые тешатся, а вы мне здесь нужны: без вас мне не управиться…
Для переправы Василий выбрал место в самой глухомани, где и лесники бывают не часто — что уж тут говорить о случайных прохожих, не нужных свидетелях исчезновения армии короля. Ширина реки Искристой здесь не превышала трёхсот метров, но переправа усложнялась тем, что лёд был тонок и ненадёжен из-за бьющих со дна реки ключей. Солдаты рот и гномы валили лес, обрубали сучья и выкатывали брёвна на поверхность льда, где маги Бальсара выкладывали бревенчатую тропу на тот берег, такой же безлюдный и лесистый, как этот.
Работали слаженно и быстро, и уже к вечеру король рассчитывал переправиться, а к утру — добраться до владений Лонтиров. Эрин с Тусоном и Бальсар были, наконец, посвящены в королевские замыслы, и сочли их слишком сложными и громоздкими. Впрочем, очередной вестник от Готама развеял их сомнения в необходимости действий Василия. Как оказалось, поток хафеларских беженцев резко иссяк: граница с Хафеларом была перекрыта наспех сооружённой с той стороны стеной, и прервалась всякая связь с хафеларским пограничным отрядом. Это Разрушитель принимал меры по обороне Хафелара, резонно считая: следующий удар Василий нанесёт именно на Хафелар, чтобы не оставлять в своём тылу вражеских войск при дальнейшем наступлении на север Соргона.
А в грядущем наступлении никто не сомневался. Участившиеся стычки с пустоголовыми на границах Аквиннара, да и внутри самой этой многострадальной территории, не могли не натолкнуть короля на единственный способ их прекращения: разгром Безликих по всем королевствам. Нежданная победа на озере Глубоком вскружила головы даже самым осторожным и осмотрительным. И не рваться в бой с Разрушителем в аристократических кругах двух соседних королевств, Раттанара и Скиронара, вдруг стало признаком дурного тона, чуть ли не доказательством измены. Хайдамар же сия чаша миновала — месячная осада выветрила все романтические бредни из голов хайдамарцев, да и постоянная угроза нового нападения Безликого никак не способствовала головокружению от чужого успеха.
Вустер с Паджеро тоже времени зря не теряли. Склонившись над картами, они прикидывали кратчайшие пути до владений Лонтиров от столицы (на случай, если король прикажет Раттанарскому городскому полку открыто двигаться туда), и от побережья — для добровольцев Ларнака, чьё участие в будущей битве с хафеларским Безликим было частью плана Василия. Королева Магда не мешала секретничать ни своему военному министру, ни приёмному сыну, оказывая им всяческую помощь в снабжении — снаряжением и припасами — силами всего Кабинета, без лишних вопросов и неумеренного любопытства…
— Сир, — к королю и магу присоединился Эрин, — может, за рудокопами послать? Пока время ещё есть. Бренн быстро соберёт…
— Они не смогут скрытно добраться до места, генерал, — это уже подошёл Тусон.
«— Соргонский твикс — сладкая парочка, — не умолчала Капа. — Прямо, не разлей вода…»
Король улыбнулся на её слова, но не ответил.
— Как это — не смогут? — возмутился князь. — Да гномы по лесу пройдут — веточки не сломают, травинки не согнут. Для гнома лес — дом родной…
— Ага, гномы — это низкорослые эльфы, — поддразнил его командор. — Да и какие травинки зимой…
— Нет, сир, я серьёзно…
— Сначала вместе посмотрим на гору. Там и решим: сумеем быстро её разобрать — соберём всех, кого сможем. Нет — значит, погодим…
Наконец, мост готов. Первыми двинулись по нему гномы Эрина после строгого королевского наказа:
— Переходить полусотнями! Идти не в ногу! И постарайтесь не топать — развалите переправу…
2. Эрфуртар. Илорин.
Продвижение вглубь Эрфуртара отряда раттанарских дворцовых стражей назвать очень спешным никак не получалось. На четвёртый день наступления на Эрфурт небольшая армия Илорина находилась всего в полудне быстрой скачки от берега озера, пройдя примерно треть пути до столицы. Причиной множества задержек служило не опасение неожиданной атаки вражеских войск. Этого, как раз, лейтенант не боялся: разведка доносила об отсутствии пустоголовых вблизи от расположения его отряда. Задерживали постоянные встречи с местными жителями, которые пользовались любой удобной возможностью для расспросов и долгих бесед о своём будущем под властью Седобородого.
В каждом населённом пункте, в который вступали стражи, тут же возникал стихийный митинг, и начинались разговоры, сочетаемые с докладами, просьбами, а то и требованиями к господам освободителям: навести порядок после месячного правления Разрушителя. Как правило, исполнение требований сводилось к наказанию пустоголовой администрации, в зависимости от степени нанесенного ею вреда своим согражданам.
Если вина того стоила, лейтенант приказывал преступника вешать. Прочих же отдавал толпе: разбирайтесь сами — судите, рядите, порите — у меня же с собой тюрем нет, сажать некуда. Как бы не мешали эти встречи его планам, Илорин мирился с ними, понимая, что более-менее надёжный тыл — половина успеха затеянной им операции. Тыл — это и снабжение, и информация, и какие-никакие людские резервы: желающих присоединиться к стражам находилось немало, и, взяв некоторых, из остальных лейтенант формировал силы местной самообороны. Тоже, нужно сказать, дело необходимое — на случай появления в тылу банд из недобитых на озере разрушителей. Семь сотен всадников! Всего лишь семь сотен всадников — против целого королевства. Нет, без дипломатии никак было не обойтись…
После одного из таких митингов рота Яктука догнала стражей Илорина. И состоялась встреча двух лейтенантов, которые совсем недавно, чуть больше месяца назад, молодыми петухами наскакивали друг на друга у ворот дворцового арсенала. Они, конечно, виделись и после этого, но мельком и исключительно по делу. Сейчас же им предстояло вступить в длительные отношения, при том ещё и не равные: Яктук попадал в подчинение к командиру дворцовых стражей. Неравными отношения были и оттого, что Илорина уже окутал ореол народного героя, воина-победителя, в то время, как Яктук ходил в зелёных необстрелянных лейтенантах. Поединок с бароном Фехером явно ни в какое сравнение не шёл с ледовым побоищем.
Несколько лет возрастной разницы между лейтенантами, ранее почти не заметных внешне, сейчас резко бросались в глаза. Одна-единственная битва состарила Илорина на добрый десяток лет, и вид командира стражей поразил не только Яктука: ещё три пары глаз с жадным любопытством вглядывались в изменившиеся черты его лица:
— Похудел-то как!
— Лицо совсем серое…
— И скулы заострились…
— Да он же седой, девчонки!
— Где, где седой?
— Виски и прядка за левым ухом…
— И точно — седой!
— Бедненький…
Конечно же, три отчаянные подруги не усидели в особняке баронессы Лонтир, и, конечно же, справиться с ними и — не взять, Яктуку оказалось не по силам. К тому же, рота шла в Эрфуртар, и, значит, к Илорину, а матримониальные планы Огасты и Сальвы, в отношении Сулы, требовали личного присутствия всех трёх дам подле объекта предстоящего замужества. Сейчас неразлучная троица наблюдала, как Яктук отдал рапорт, как передал Илорину письмо короля, как тот осторожно вскрыл свиток и прочитал, не торопясь:
«Здравствуйте, Илорин!
Первое, что хотел бы вам сообщить: со вчерашнего дня вы уже капитан. Патент вы получите вместе с моим письмом.
Вы приняли верное решение — Эрфуртар надо брать сходу, пока пустоголовые не опомнились от разгрома и не набрали новую армию. После гибели Безликого это будет для них сложнее, но вероятность такая, всё же, есть. Я, как и вы, надеюсь, что Безликий в Эрфуртаре был только один, но будьте осторожны: мы оба можем ошибиться в своих надеждах, и вы окажетесь в очень трудном положении. Единственное подкрепление, которое я могу предоставить в ваше распоряжение — рота Водяного. Возможно, удастся направить к вам сколько-то солдат из Аквиннара, но твёрдо обещать этого не могу: в Аквиннаре каждый меч дорог. Попробуйте поднять на Разрушителя местных жителей.
Желаю дальнейших побед, капитан, и знайте: я доволен вами!
Король Василий».
Вместе с письмом и капитанским патентом Яктук привёз Илорину ещё один подарок от короля — знамя для его отряда. Как и задумал Василий, это было изображение, на белом шёлковом полотнище, медвежьей головы, увенчанной Хрустальной Короной, в окружении шитых золотом букв: «РАТТАНАР, ДВОРЦОВАЯ СТРАЖА». Золотая бахрома по краям и золотые кисти на древке довершали великолепие знамени. Куда и делась вся строгая взрослость новоиспеченого капитана: Илорин улыбнулся, и прежнее, мальчишеское лицо, проступило сквозь нынешнее, серое и исхудавшее. Только седина на висках да седая прядка за левым ухом никак не уступили проблеснувшему молодому задору.
— Ух, ты!.. — воскликнул командир дворцовой стражи, когда со знамени сняли чехол, и лёгкий ветерок шевельнул дорогую ткань. — Ух, ты!..
А потом был военный совет. Если раньше все свои решения Илорин обсуждал только с Ахвазом, то с приходом роты Водяного коллективный мозг освободительной армии заметно увеличился. На совет были приглашены, помимо Яктука и Ахваза, ротные сержанты Хобарт и Куперс. Позвали и Тахата — ученик Тусона был вовсе не лишним при обсуждении тактических и стратегических вопросов дальнейшего наступления.
Наметили ближайшие цели и распределили обязанности. Илорину со стражами — продолжать движение на Эрфурт. Яктуку с пехотой — двигаться к Аквиннару, чтобы обеспечить соединение с Агадиром. Хобарт отвечал за порядок на уже освобождённой территории Эрфуртара и исполнял обязанности снабженца. Куперс командовал конными сотнями роты Водяного и всей местной самообороной — резервом, готовым поддержать или Илорина, или пехоту Яктука. Ахваз по-прежнему занимался разведкой предстоящих путей и, примыкающих к освобождённой, территорий. Может, это и был поход за славой, но на загородную прогулку он не походил, и опасностей таил в себе немало.
3. Раттанар. Охотничий домик.
Отрусив снег с сапог, вошли в охотничий домик: так буднично появились первые гости на королевской охоте. Эрин, Тусон и Бальсар с интересом разглядывали убежище, в котором король провёл столько дней по возвращении из Бахардена. Собственно, законченный уже сруб выглядел совершенно необжитым, и не имел ни мебели, ни украшений на стенах, вроде оружия, шкур и голов добытых зверей — с пуговицами вместо глаз.
— Не похоже, чтобы здесь охотились, — изрёк Эрин, осмотрев домик и палаточный городок за окном. — И, думаю, не будут охотиться никогда…
— Все трофеи отправляются во дворец, генерал, — напомнил князю столичные сплетни Тусон. — Там и шкуры, и головы, и мясо. Да, и здесь, на солдатских кострах, по-моему, оленину жарят…
— Мясца с винишком я бы с удовольствием навернул, — Бальсар проглотил набежавшую слюну. — Кто бы нас покормил, господа?
Между тем, в домик стали сносить мебель — свежеструганные столы и лавки — и расставлять их для предстоящего пира.
— Таки, поедим! А то, и впрямь, живот к позвоночнику присох. Праздновать-то чего будем? — Эрин уселся на лавку и облокотился на стол. — Новоселье, наверное?
— Я бы выпил за удачу своего Яктука — неспокойно мне что-то, — Тусон уселся рядом с гномом. — А с ним и Тахат ещё… Оба мальчишки совсем…
— Илорин не намного старше, и ему тоже везение не повредит… — Бальсар уселся напротив. — Чем Орден думает наградить лейтенанта, в смысле, капитана, за битву на озере?
— Орден не думает, Бальсар — Орден награждает. Надо в шкатулке посмотреть золотые шпоры для Илорина: он их честно заработал, — Эрин потянулся за ранцем. — Ну-ка, ну-ка, что там у нас? — князь извлёк полотняный свёрток и неспешно начал разворачивать ткань.
— Что ж в холстине носишь такую ценность? — удивился Бальсар. — На бархат или на шёлк денег нет? Так я куплю…
— Сразу как-то не подумал, а теперь… Привык я уже. Да, и какая разница, во что эта вещица завёрнута, если обращаешься с ней бережно? К тому же, в походе холстина надёжнее — прочнее и шёлка, и бархата… — Эрин снял, наконец, упаковку и поставил шкатулку перед собой. Осторожно приоткрыл крышку, словно сомневаясь в наличии содержимого, и Тусон разглядел краешек свитка с зелёным шнуром.
— А кто-то уже рыцарь, — провозгласил князь Ордена, вытягивая свиток. — Ай, да шкатулка! Ай, да умница! — Эрин развернул свиток. — Вот так сюрприз…
— Такое перед строем бы делать, дорогой генерал, а то вся торжественность пропадает, — вошёл и сразу понял происходящее король. — Ладно-ладно, раз достали, уже не прячьте назад. И кто же этот счастливец?
— Маг Бальсар! — Эрин уже вылез из-за стола и тянул из ножен меч. — Маг Бальсар! Станьте на колено, мастер!
Бальсар растеряно приподнялся и снова опустился на лавку:
— Мне-е!? — проблеял он и нервно облизнул губы. — Мне-е!?
— А кто из нас Бальсар? — хихикнул Тусон, становясь рядом с королём и принимая торжественный вид. — Маг, придите в себя: Его Величество ждёт!..
Дальше всё прошло, как положено: и объявление подвига, и «Клянусь честью», и вручение шпор да рыцарской цепи с гербом. Герб у Бальсара оказался весьма необычный: ветвистая молния под изображением Короны, а сверху, над Короной, лента с девизом.
МЕЧОМ И МАГИЕЙ СЛУЖУ! — гласила надпись на ленте, что позволило Капе высказать своё мнение:
«— Что герб, сир, что девиз — только боевому магу подстать. Никакой он больше не строитель, пусть учится файерболы кидать…»
«— Ты о коктейлях, Капа? Так здесь ещё водки не делают, — поддразнил Хрустальную король. — А вот Корона ему на гербе зачем? Не к месту, вроде бы… Да и меча что-то не видать…»
«— Мой портрет везде к месту, сир! Что до меча, так куда его там совать, на гербе? И так сойдёт… А про коктейль я Вам напомню при случае: будете знать, как надо мной смеяться, сир…» — но не было слышно в Капиных интонациях ни действительной обиды, ни желания ссориться. Так, поворчала для вида, и — всё.
«— Ну, да! Стал бы я над тобой смеяться! — сообразил король. — Мир, Капа? Хорошо? Я же без обиды…»
«— Ладно, пусть мир, но память у меня вечная — не забывайте об этом, сир!» — так же миролюбиво предупредила Хрустальная.
— Вот и повод для выпивки нарисовался: обмоем рыцаря Бальсара, посвящённого в домашней обстановке… — переключился король на своих соратников. — Как раз к столу поспели с посвящением… Или у вас ещё кто-то на примете, сэр Эрин?
— Не знаю, сир, не думал… Открыть, разве?
— Не надо: ещё неизвестно, чьи там шпоры лежат. Достанете — а как вручить? Слишком далеко отсюда герои последних событий… Согласитесь, господа что награда, врученная на торжественной церемонии, с выстроенными в честь героя войсками, гораздо ценнее, чем привезенная и врученная потихоньку вестником. Вы уж извините, сэр Бальсар, нетерпеливость сэра Эрина, из-за чего так скромно стали рыцарем…
— Да, что Вы, сир! Я сам виноват — подговорил Эрина, в смысле, сэра Эрина, поискать шпоры для Илорина… Мы, как раз, это… собирались выпить за удачу освобождающих Эрфуртар — ну, и не удержались, заглянули в шкатулку…
— От Илорина, я думаю, его шпоры никуда не уйдут, и церемонию ему соответственно обеспечим… Вино и мясо уже на столе, господа, давайте перекусим слегка перед поездкой в горы… Ваше здоровье, сэр Бальсар, и всяческих вам успехов…
4. Эрфуртар. Илорин.
Вот и не верь в предчувствия — не зря беспокоился Тусон. Беда случилась, когда освободители Эрфуртара разделились, расходясь по заданным направлениям: на лесной дороге был атакован обоз роты Водяного. Упали подрубленные сосны впереди и позади обоза, и повалили из леса то ли местные разбойники, то ли остатки недобитых на льду пустоголовых.
Едва возок остановился, любопытные дамы вышли посмотреть, что и как. Может, и обошлось бы для них всё благополучно, да только Сула не носила больше кольчуги, подаренной королевой: запоздалый девичий расцвет сказался на её внешности, и стала кольчуга ей тесна. Чтобы не было видно никому подобное нарушение формы, да, и, стесняясь такой своей перемены, девушка куталась в длинный кавалерийский плащ с капюшоном, и набежавший бандит обознался и ткнул её мечом в живот. Сула повалилась на руки Сальвы, и распахнувшийся плащ открыл платье с красным крестом, туго натянутое на груди.
— О, боги! Баба! — удивился бандит, и это было последнее, что он успел в жизни: кинжал Огасты вошёл ему в горло больше, чем до половины.
Сулу подруги уложили на тот же плащ, рядом с возком. Сальва хлопотала над раненой, а Огаста, зло сверкая глазами, стала над ними с окровавленным кинжалом в руке. К счастью подруг, больше на них никто не нападал.
— Как больно, Сальва… Как же мне больно…
— Молчи, Сула, не разговаривай, — Сальва прижимала к животу Сулы ворох бинтов, в надежде остановить кровотечение. — Терпи, дорогая, сейчас Сабах придёт и всё сделает…
На выручку попавшему в беду обозу спешили не успевшие далеко разойтись отряды Яктука, Илорина и Куперса. Хобарт, с полусотней охраны отрезанный упавшей сосной в голове обоза, несмотря на свой внушительный живот, первым пробрался между сосновыми сучьями и первым же прорубился к возку санитарок. За ним поспевала и вся полусотня. Водяные пробегали мимо уложенной на плащ Сулы, склонившейся над ней Сальвы и готовой к бою Огасты — никто не останавливался, только, сжав зубы, ускоряли бег в погоне за бандитами. А те, так и не добравшись до добычи, безуспешно старались скрыться в лесу от пришедших в бешенство водяных…
Прискакал взволнованный Илорин. Так уж повелось, что человек, занятый обыденными делами, редко задумывается о ценности, о значимости для него лично, окружающих его людей и предметов. То, что есть сейчас, что реально существует в данный момент времени, как-то ускользает из поля зрения. Ну, есть — и есть, и что с того? Похоже на воздух: его не видно, но он — всюду, и дышишь им совершенно свободно, не замечая самого дыхания. А, попробуй, отними! Ограничь доступное количество воздуха! И сразу — реакция, борьба за каждый вдох, за каждый его, воздуха, глоток…
Примерно то же произошло с Илорином, едва он узнал о ранении Сулы. Для него жизнь этой девушки вдруг стала ценнее всего на свете, а, может, и всем на свете вообще:
— Ну, что же ты?… Ну, как же?… Вот же беда!.. — бросился он к Суле. — Не смей помирать!.. Ты нужна мне, Сула!.. Сватов хотел, когда достоин буду… а тут такое…
Из погони возвращались солдаты охраны, с лицами, виноватыми из-за приключившейся с Сулой беды, и становились тесной группкой поодаль. Пока Сабах и Баямо занимались раненой, капитан искал выход своему раздражению в беседе с Хобартом:
— Пленных повесить! Всех!
— Пленных нет, господин капитан!
— Упустили!? Куда?… Ушли — куда???
— Пожалуй, никто не ушёл, господин капитан! Снег же… На снегу все следы видно… Ребята рассердились очень — не брали пленных…
— Мёртвых вешайте!
— Мало кого повесить можно — посрубали головы сгоряча… да, и вообще… Рассердились ребята, очень рассердились…
— Вешайте, как есть! За что есть — вешайте! По всей опушке лесной вешайте! — Илорин тронул за плечо Баямо:
— Как она?
— Жить будет… только, вот…
— Что — вот??? Что???
— Она женщина, капитан… девица… Если мы, не дай боги, с Сабахом ошибёмся — ей не рожать никогда… Жриц бы Матушки сюда — по женским проблемам лучше никто не справится… В живот же рана, низко в живот…
А отрядные жрицы, по приказу Илорина, все остались на том берегу озера — ухаживать за ранеными на льду стражами. И ротных Яктук тоже оставил с ранеными. Казалось, что там они — намного нужней, хотя были ещё и жрицы, специально направленные Апсалой для этой цели, и ничто не мешало хоть одну из своих взять сюда, в Эрфуртар… Не рискнули оба лейтенанта подвергать опасности женщин, и теперь Илорин был близок к отчаянию:
— Что же делать? Что же нам делать?
— Везти в обитель Матушки, — совет дал кто-то из местных солдат. — Часа два езды, туда, — махнул рукой в нужном направлении.
— Монастырь?
— Обитель. Храм, дом с садом, да два десятка жриц…
— Сержант Хобарт! Вы слышите меня? Что это с вами?
— Пустяки, господин капитан: в глаз что-то попало… соринка, наверное…
— Соринка!? Зимой!? Н-да… Сержант, доставьте женщин в обитель и оставьте там. Вы поняли меня?
— Но, Илорин, наше место в роте…
— В какой ещё роте!? Молчите! Молчите, дама Сальва! — скрежет зубов взбешённого Илорина раздавался, казалось, на весь лес. — Насколько я помню, вы обязаны дать наследников сразу двум баронским домам: Лонтирам и Яктукам. Так вот, объясняться с королём, почему этого не случилось, я не желаю. Если хоть одна из этих женщин, Хобарт, окажется за пределами пристанища Матушки, я повешу вас рядом с этими отбросами…
Поддержки Сальва не нашла ни у кого: Яктук и Куперс ещё прочёсывали лес в поисках бандитов, сбежавших от мести водяных, а Огаста, боевая Огаста, плакала, прижавшись к Тахату — переживала совершённое ею убийство.
Илорин подошёл к саням, на которые перенесли раненую:
— Ты не волнуйся, Сула: тебя отвезут сейчас в обитель Матушки. Всё будет нормально — сама увидишь…
— Я… рада… что это… случилось… — странные, всё же, существа эти женщины, и причины для радости у них странные. — Ты бы не… решился сам… Правда?… Да, и я бы… не смогла… Люблю тебя… Илорин…
— Слышу, дорогая, слышу. Всё, трогайте, — Илорин поцеловал измазанную кровью ладошку Сулы. — Трогайте, я сказал!..
После отъезда санитарок, в сопровождении Сабаха и Хобарта, капитан снова осмотрел загаженную по его приказу опушку лесной дороги и понял, что погорячился.
— Сержант Куперс, разместите на видных местах надписи с предложением всем подобным бандам сложить оружие и отдаться на милость местных судов. В противном случае пообещайте им судьбу, постигшую этих… Может, кто и сдастся, если не сильно виноват…
5. Раттанар. Охотничий домик.
Поездка в горы и во хмелю не оказалась очень трудной. Благо, горы были рядом с охотничьим домиком: присмотренная королём горушка находилась всего в часе езды в сторону Хафелара. Была она крутобокой, почти отвесной стеной высотой метров четыреста: втрое, примерно, ниже окружающих её Неприступных гор. Широкая, поросшая лесом долина, которая, собственно, и была владением Лонтиров, не доходила своим лесным покровом до подножия этой каменной стены каких-то двадцать шагов.
— Интересно, — сказал Бальсар, задирая голову, чтобы увидеть верхнюю часть стены. — Очень интересно…
— Любопытное место, — поддержал мага ещё один специалист по камням — Эрин. — Любой рудокоп скажет Вам, сир, что это гранит…
— И — что же?
— Бальсар со своей Школой магического зодчества умеет крошить гранит лучше любой другой каменной породы. Я прав, Бальсар? Сэр?
— Прав, Эрин, прав. Очень даже прав… Скажите, сир, а почему Вы решили пробиваться именно здесь? Какие-то знания, я имею в виду, посоветовал кто-то? Или так, наудачу?
«— Я, я подсказала! Не слышит, сир… Он меня не слышит! Ну, почему меня никто не слышит, и все мои знания приписывает себе кто угодно?»
— Мне посоветовали, мастер. Один очень умный человек, умная женщина, вспомнила, что лет триста назад, ещё до прихода в Соргон гномов, один из раттанарских королей собирался проложить в этом месте дорогу на Хафелар. Пробить тоннели — вот тебе и дорога. Там, за каменной стеной, метров через пятьсот, лежит такая же, как эта, долина Хафелара.
— Как это — вспомнила, сир!? — удивился Эрин. — Люди так долго не живут…
— Вспомнила, что читала об этом в какой-то старинной книге или в старом свитке…
— Наверное, баронесса Лонтир? Кому ещё пришло бы в голову рыться в старых манускриптах ради этого куска камня на самом отшибе заросших лесом владений?
— Ну, кто это — значения не имеет, важен рассказ о дороге.
— Вы с горцами уже встречались, сир? — подключился к разговору Тусон. — Они могут указать самое тонкое место в этой стене… И посмотреть было бы хорошо на ту, хафеларскую, сторону. Если есть, откуда… Что там: лес, замок, поле? Или озеро, например? Продолбаем мы дырку — нас и затопит…
— Нет, с горцами я не встречался — чтобы не пошли разговоры раньше времени. Сначала я хотел показать эту стену специалистам: пусть скажут, сможем ли мы пройти здесь, или нет?
— Почему бы и не пройти? Пройдём, обязательно пройдём, — сделал заключение Бальсар. — Хоть завтра можно начинать, но лучше сначала осмотреть стену поближе. Да и насчёт той стороны — командор прав — знать надо больше.
— Завтра пойдём к горцам, а сейчас, пока светло, прошу пройтись вдоль подножия стены — определиться, где долбить будем. Идите, господа, а мы с Клонмелом будем ночлег устраивать…
Участие короля в обустройстве ночлега свелось к тому, что он, дождавшись, когда установят его шатёр, тут же устроился на отдых. Так что Клонмел руководил разбивкой лагеря один.
Когда стемнело, вернулись от стены специалисты. Бальсар набросал эскизик, на котором пометил сомнительные по прочности места стены. Эрин ничего не рисовал, но был с Бальсаром в общей оценке этих мест согласен. Тусон тоже ничего не рисовал, и не спорил ни с Бальсаром, ни с Эрином. Правда, и не соглашался с ними по причине полного незнания свойств камней, кроме тех, что используют люди, выкладывая каменные крепостные стены.
Отчёт Бальсара у костра король выслушал с удовольствием: маг отметил именно те места, которые называла Капа, как удобные для прокладки тоннелей.
— Наши костры уже заметили в горах, — заговорил Эрин. — завтра, когда мы встретимся с горцами, мы будем должны дать им какое-то объяснение. Что мы тут делаем, для чего пришли?
— Это просто, сэр Эрин. После охоты в лесах королю, то есть мне, захотелось новых ощущений. Я жажду охоты на горных козлов, и пусть горцы покажут нам, где эти козлы водятся, и как нам их убивать… Ну, и стену — заодно…
На том и порешили, и улеглись спать. А ближе к утру примчался вестник из Скиронара, из дружинников барона Крейна, и привёз Василию письмо следующего содержания:
«Сир! — писал Крейн. — Ваша протеже, в офицерскую школу Скироны, убила человека — единственного сына хорошей дворянской семьи. Нарушение традиций всегда приводит к нежелательным эффектам, и женщина в армии, в офицерской школе, не могла не вызвать чувства протеста у тех, кто поступил туда заслуженно.
Готам не желает применять к преступнице никаких карательных мер, и среди дворян Скиронара растёт и ширится возмущение попустительством генерала. Королевством никто не управляет, и разброд в умах Ваших подданных вот-вот приведёт к кровопролитию и гражданским волнениям…»
— Что за ерунда! С ума, что ли, они там все посходили? Клонмел! Седлайте Грома! Мы выезжаем в Скиронар!
«— Сорвалась наша охота на козлов, Капа…»
«— Как знать, сир: козлов везде полно…»
«— И то — правда, Хрустальная ты моя!.. Козлов везде полно…»