— Они настоящие шлюхи! — возмущенно выпалила Энджи. — Да нет, такое сравнение оскорбительно для всех честных, трудящихся шлюх. Они… они подстилки!
Мы оба посмотрели на стопку газет, которые купили по пути в кафе. Все они напечатали «репортажи» о тусовке в парке Долорес, и все как одна изобразили ее оргией, устроенной пьяной, обкурившейся молодежью, которая в наркотическом умопомрачении потом напала на блюстителей порядка. «Ю-Эс-Эй Тудей» даже подсчитала убытки, нанесенные «бесчинствами» городскому бюджету, включив в них стоимость очистки парка от осадков слезоточивого газа, потерянные рабочие часы в результате резкого обострения и увеличения случаев астматических заболеваний, отчего в больничных приемных отделениях выстроились многодневные очереди; а также издержки, связанные с арестом и содержанием восьмисот «правонарушителей».
Ни одна из газет не опубликовала оценку событий прошедшей ночи с нашей стороны.
— Зато в икснете правда восторжествовала, — сказал я и стал показывать Энджи скопированные мной на мобильник блоги, видео и фото. Они представляли собой прямые свидетельства из первых рук тех, кто подвергся обработке газом и избиению полицейскими дубинками. На видео мы все танцевали, веселились, мирно произносили политические речи, скандировали «Свободу!», а Труди Ду со сцены называла нас единственным поколением, способным на борьбу за свои права.
— Надо, чтобы все люди знали об этом, — сказала Энджи.
— Угу, — безнадежно промычал я. — Держи карман шире.
— Ты думаешь, газеты никогда не напишут правду?
— Ты же сама говорила, что они шлюхи.
— Да, но шлюхи продают себя за деньги. Газеты тоже продавались бы лучше, если бы в них развернулась полемика. Сейчас они только обвиняют, а полемика заинтересует гораздо больше читателей.
— Хорошо, согласен. Тогда почему же они этого не делают? Пойми, репортеров не заставишь залезть в интернетовские блоги, и где уж им регулярно отслеживать икснет! Это вообще, надо сказать, сеть не для взрослых.
— Согласна, — кивнула Энджи. — Но мы ведь можем исправить это положение, верно?
— Чего?
— Напиши правду и размести ее в одном месте. Это должен быть отдельный сайт, предназначенный специально для прессы, который можно открыть и сразу получить общую картину. Дай инструкции пользования икснетом. Тогда пользователи Интернета смогут зайти в икснет, при условии, что им наплевать, если об этом будет знать ДНБ.
— Думаешь, это сработает?
— Почему бы и нет? Это лучше, чем сидеть сложа руки.
— С какой стати им прислушиваться к моему мнению?
— Кто же пропустит мимо ушей мнение М1кЗу?
Я опустил на стол чашку с кофе. Взял свой мобильник и сунул в карман. Встал, развернулся на каблуках и зашагал прочь из кафе. Я шел по улице куда глаза глядят, с одеревеневшим лицом, с тяжестью на сердце.
«Всем известно, кто я, — вертелось у меня в голове. — Всем известно, что я М1кЗу! Все кончено. Если Энджи сумела меня вычислить, то ДНБ и подавно. Я обречен. С момента, когда меня выпустили из дээнбистского грузовика, я ждал, что за мной придут, арестуют и сошлют навсегда в какую-нибудь Тмутаракань вслед за Даррелом. Все кончено».
Возле самой Маркет-стрит на меня налетела Энджи, чуть не повалив на тротуар. Она запыхалась, а ее глаза горели яростью.
— Какого черта вы себе позволяете, мистер?!
Я молча отстранился и зашагал дальше своим путем. Между нами тоже все кончено. Энджи вцепилась в меня.
— Перестань, Маркус, я ничего не понимаю! Объясни мне, наконец!
Я остановился и посмотрел на Энджи, но черты ее лица будто расплывались. Да и все предметы вокруг потеряли отчетливость. У меня вдруг возникло дикое желание броситься под проезжающий мимо троллейбус. Лучше так, чем возвращаться в дээнбистские застенки.
— Маркус! — Тут Энджи сделала то, что я не раз видел в кино. Она с размаху треснула меня по физиономии раскрытой ладонью. — Не молчи, черт тебя подери!
Я мгновенно прозрел и ошеломленно посмотрел на нее, держась рукой за пылающую щеку.
— Обо мне никто не знал и не должен был знать, — пробормотал я. — Чего еще тебе объяснять? Раз ты знаешь, все кончено. Знает один человек — знают все. Все кончено.
— О господи, ну прости. Послушай, я знаю только потому, что… ну, в общем, я заставила Джолу рассказать мне. После нашей тусовки в Сутро-Батс я за тобой чуть-чуть проследила — ну знаешь, убедиться, что ты действительно хороший парень, а не тайный серийный убийца. Мы с Джолу знакомы с незапамятных времен, и когда я попросила его рассказать о тебе, он рассыпался в таких комплиментах в твой адрес, будто настало второе пришествие. Однако мне было ясно, что он о чем-то недоговаривает. Я слишком давно знаю Джолу. Он и моя старшая сестра еще совсем маленькими были вместе в компьютерном лагере, и там между ними возникла совсем не детская дружба. Я знаю о Джолу такое, о чем он предпочел бы молчать. Короче, я его шантажировала, чтобы расколоть.
— И он раскололся.
— Нет. Он послал меня к черту. Тогда я рассказала ему о себе то, чего никому никогда не рассказывала.
— И что же это?
Энджи пристально посмотрела на меня, потом огляделась вокруг. Снова перевела взгляд на меня.
— Ладно. Не буду брать с тебя клятву молчания, потому что какой смысл? Либо тебе можно верить, либо нет.
— В прошлом году я… — Энджи запнулась. — В прошлом году я выкрала типовые контрольные и опубликовала их в Интернете. Просто ради прикола. Проходила мимо директорского кабинета и через раскрытую дверь увидела их в сейфе, у которого дверь тоже была нараспашку. Я прошмыгнула в кабинет, взяла один комплект — всего их было шесть — запихнула в сумку и деру. Пришла домой, отсканировала и разместила в сети через сервер Партии Пиратов в Дании.
— Так это сделала ты?! Энджи покраснела.
— Н-ну… я.
— Черт возьми! — вырвалось у меня. Вот это новость! Нам в школе сказали, что на подготовку типовых контрольных «Ни один ребенок без внимания» потрачены десятки миллионов долларов, а из-за утечки расходы удвоились, поскольку пришлось все делать заново. Кражу контрольных назвали тогда «терактом на ниве просвещения». В прессе очень долго строились всякие предположения по поводу личности похитителя и его мотивации; среди них были такие версии, как учительский протест, ученический саботаж, неудачная попытка вымогательства, месть недовольного подрядчика.
— Так, значит, это была ТЫ?
— Это была я, — смиренно подтвердила Энджи.
— И ты призналась Джолу…
— Чтобы развеять у него сомнения в моей способности сохранить его тайну. Чтобы он знал, что я знаю, что он знает обо мне такое, из-за чего меня запросто упекут за решетку. Ты мне, я тебе — quid pro quo, как в «Молчании ягнят».
— И вот тогда он раскололся.
— Нет. Не тогда.
— А когда же?
— Когда я сказала ему, что тащусь от тебя. Что из-за тебя у меня напрочь съехала крыша, и я, как дура, готова тебе отдаться. Вот тогда он раскололся.
Я стоял, глядя на носки своих кроссовок, и не находил слов. Энджи взяла меня за руки и крепко сжала сильными пальцами.
— Прости, я заставила Джолу сказать мне. Только ты можешь решать, посвящать меня в свои дела или нет, а до тех пор я не должна…
— Погоди, — перебил я Энджи. После ее объяснения у меня на душе здорово полегчало. — Может, даже хорошо, что ты знаешь. Именно ты.
— Я, — подхватила Энджи. — Именно я.
— Ладно, это не самое страшное. Хуже другое.
— Что еще?
— Пусть это будет звучать по-дурацки, но я все равно скажу, потому что это важно. Люди, которые встречаются — ну, то есть между которыми складываются близкие отношения, как у нас с тобой, — вот, они иногда перестают встречаться. А когда они перестают встречаться, то начинают злиться друг на друга. И даже ненавидеть. Сейчас просто страшно подумать, что такое может случиться с нами, но в нашей ситуации думать надо.
— Я торжественно клянусь, что никогда не выдам твоей тайны, какую бы гадость ты мне ни подложил, — сказала Энджи. — Никогда. Даже если оттрахаешь с десяток девок у меня в постели на глазах моей матери. Даже если принудишь меня слушать Бритни Спирс. Даже если раздолбаешь мой ноутбук здоровенной кувалдой и утопишь его в море. Клянусь — ни за что и никогда.
У меня вырвался вздох облегчения.
— Хм, — произнес я с посветлевшей душой.
— А теперь тебе самое время поцеловать меня, — сказала Энджи и, запрокинув голову, подставила мне губы.
* * *
Итак, М1кЗу задумал очередной грандиозный икснетовский проект — обобщить и опубликовать всю правдивую информацию о том, что произошло в парке Долорес во время тусовки «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25». Я сварганил величайший, потряснейший сайт, вложив в него все мое старание и умение, с разделами, воспроизводящими поэтапную хронологию событий в разбивке по местоположению и категории действий — выступление, танцы, полицейское насилие и его последствия. Я слил на сайт полностью весь концерт.
На эту работу у меня ушел остаток вечера. И завтрашний вечер. И послезавтрашний.
На почтовый адрес М1кЗу хлынул поток предложений и идей. Зрители концерта в парке Долорес слали мне снимки со своих телефонов и фотоаппаратов. Я также получил электронное письмо, подписанное знакомым мне именем — Доктор Злооо (с тремя «о»), принадлежащим одному из главных специалистов по операционной системе «параноид-линукс».
> М1кЗу
> С большим интересом наблюдаю за ходом вашего эксперимента с икснетом. Здесь, в Германии, мы научены горьким опытом относительно того, что происходит, когда правительство выходит из-под контроля.
> Вам следует учитывать одну важную особенность — у каждой фотокамеры есть свой уникальный «шумовой почерк», который в принципе может быть использован для идентификации камеры по сделанному ею снимку. То есть фотографии, воспроизводимые на вашем сайте, потенциально послужат вещественными доказательствами, уличающими их авторов, если полиция каким-то образом до них доберется.
> К счастью, подчистить шумовой почерк достаточно просто, стоит только захотеть. Это делается с помощью утилиты из дистрибутива «параноид-линукс», которым вы пользуетесь. Она называется «фотоним» и находится в директории /usr/bin. Почитайте страницы инструкции, касающиеся работы с документацией, и поймете, что процедура не слишком сложная.
> Желаю удачи во всех ваших начинаниях. Не попадайтесь. Оставайтесь свободным. Оставайтесь с «параноид».
> Доктор Злооо.
Я стер «отпечатки пальцев» с фотографий, размещенных на сайте, вернул их на место и добавил примечание с рекомендацией Доктора Злооо, посоветовав икснетовцам поступать таким образом. Мы все пользовались примерно одинаковой базовой системой «параноид-иксбокс», поэтому каждый мог сам сделать свои снимки анонимными. Конечно, в отношений тех фото, что успели скачать с моего сайта дээнбисты, уже ничего не поделаешь, но отныне мы будем умнее.
Вот и все, чем были заняты мои голова и руки вечером Накануне следующего утра, когда я спустился К завтраку, и мама включила радио к началу новостей на Эн-пи-ар:
«Арабское информационное агентство Аль-Джазира передает фото- и видеоматериалы, а также цитирует свидетельства очевидцев беспорядков, устроенных молодежью в минувшие выходные в парке Мишн-Долорес», — объявил диктор в тот момент, когда я приложился к стакану апельсинового сока. Мне удалось не распрыскать сок изо рта по всей комнате, хоть я и поперхнулся.
«Корреспонденты Аль-Джазиры утверждают, что эти свидетельства опубликованы в так называемом икснете, подпольной коммуникационной сети, используемой студентами и подростками, проживающими в зоне залива и симпатизирующими «Аль-Каиде». До сих пор сведения о существовании этой сети ограничивались слухами, и сегодня они впервые подтверждаются средствами массовой информации…»
Мама сокрушенно покачала головой.
— Только этого нам не хватало. Полиция и так зверствует, а если теперь еще эти подростки затеют игры в партизан, у властей появится предлог накрепко затянуть все гайки.
«На икснетовских блогах размещены сотни голосовых и мультимедийных файлов со свидетельствами молодых людей, участвовавших в беспорядках и утверждающих, что их собрание носило мирный характер до тех пор, пока полиция сама не напала на них. Вот одно из таких свидетельств:
— Мы танцевали, вот и все. Я привел с собой младшего брата. Играла музыка, мы говорили о свободе, о том, что мы теряем ее, потому что эти придурки на словах борются против террористов, а нападают на нас, хотя мы не террористы, мы американцы. Я считаю, что они ненавидят свободу, а не террористов… Ну вот, мы танцевали, играла музыка, тихо-мирно, все путем, а копы начали орать, чтобы мы разошлись. Мы тоже завопили: «Свободу!» В смысле, мы должны вернуть Америке свободу. Копы стали распылять слезоточивый газ. Моему брату только двенадцать лет. Он пропустил три дня школы. Родители говорят, что это я виноват, ну не бараны ли? Я, что ли, его газом травил? Мы платим налоги, чтоб полиция нас защищала, а она травит нас газом ни за что ни про что. Как будто они на войне, а мы — вражеские солдаты!
— Подобные свидетельства, включая аудио- и видеоматериалы, приводятся на веб-сайте Аль-Джазиры и в икснете. Адрес соединения с этим икснетом вы можете узнать, заглянув на собственную страницу Эн-пи-ар в Интернете».
Из спальни спустился папа.
— Ты пользуешься икснетом? — спросил он, пристально глядя мне в лицо. Я невольно съежился.
— Да, видеоиграми. Икснет по жизни — бескабельная игровая сеть. Помнишь, в прошлом году бесплатно раздавали иксбоксы? Ну вот, специально для икснетовских игр!
Отец посмотрел на меня испепеляющим взглядом.
— Игр? Маркус, до тебя даже не доходит, что ты участвуешь в создании прикрытия для злодеев, которые хотят напасть на нас и уничтожить нашу страну! С сегодняшнего дня ты перестанешь пользоваться икснетом. На-всег-да! Ты меня понял?
Мне хотелось возразить. Да что там, меня так и подмывало тряхнуть отца за плечи, чтоб очнулся. Но я не сделал ни того ни другого. Отвернулся и сказал:
— Конечно, папа. — И пошел в школу.
* * *
Поначалу я обрадовался, когда узнал, что мистера Бенсона не оставят вести обществоведение в нашем классе. Однако тетка, которую нам прислали вместо него, превзошла все мои самые страшные ожидания.
Она была молодая, лет двадцать восемь или двадцать девять, не уродина — в смысле, цветущая женщина и блондинка. Но когда она с мягким южным акцентом представилась классу как миссис Андерсен, я тут же насторожился. Ни одна знакомая мне женщина, чей возраст не достиг шестидесяти лет, не называет себя «миссис». Но я был готов простить ей это. Молодая, красивая, приятный говор. Сладится — слюбится.
Не слюбилось.
— При каких обстоятельствах федеральное правительство имеет право приостановить действие десяти первых поправок к Конституции США? — спросила миссис Андерсен, повернулась лицом к доске и мелом написала колонку цифр от одного до десяти.
— Ни при каких, — сказал я, не дожидаясь, когда она меня вызовет. — Конституционные права носят абсолютный характер.
— Это довольно упрощенная точка зрения… — Миссис Андерсен посмотрела на лежащую перед ней пофамильную схему класса. — …Маркус. Например, полицейский производит несанкционированный обыск, то есть превышает свои полномочия. Он обнаруживает свидетельство, изобличающее преступника в убийстве твоего отца. Это единственная прямая улика. Должен ли полицейский отпустить преступника на свободу?
Вообще-то я знал правильный ответ, но затруднялся вразумительно его изложить.
— Да, — не сразу ответил я. — Начать с того, что полицейский не должен производить…
— Неверно, — перебила меня миссис Андерсен. — Адекватной мерой против нарушения полицией прав граждан является дисциплинарное наказание виновного, но никак не наказание общества за ошибку отдельного сотрудника полиции.
И она написала на доске в первом пункте: «Вина в совершении уголовного преступления».
— Какие действия могут привести к временной отмене положений Декларации прав?
Чарльз поднял руку:
— Если вдруг завопить «пожар!» в переполненном зрительном зале?
— Очень хорошо… — Она сверилась со схемой. — …Чарльз. Существует множество обстоятельств, при которых Первая поправка не является абсолютной. Давайте назовем хотя бы несколько.
Чарльз опять поднял руку.
— Угроза жизни и здоровью блюстителя правопорядка.
— Да, в частности, раскрытие личности сотрудника ФБР или ЦРУ, работающего под прикрытием. Очень хорошо. — Миссис Андерсен сделала пометку на доске. — Еще примеры?
— Обеспечение национальной безопасности, — выпалил Чарльз, словно его уже вызвали. — Клевета. Непристойное поведение. Совращение малолетних. Детская порнография. Публикация инструкций по изготовлению взрывных устройств…
Миссис Андерсен торопливо записывала за Чарльзом, но вдруг запнулась.
— Детская порнография — это лишь одна из форм непристойного поведения, Чарльз.
Мне стало тошно. Все это никак не клеилось с привитыми мне убеждениями и знаниями о моей родной стране. Я поднял руку.
— Да, Маркус.
— Я чего-то не понимаю. Из ваших рассуждений получается, что Декларацию прав выполнять не обязательно. Но это наша Конституция, основной закон. Все мы должны выполнять его неукоснительно.
— Это весьма распространенное и очень поверхностное мнение, — сказала миссис Андерсен с притворной улыбкой. — Суть в том, что составители Конституции изначально задумали ее как живой документ, требующий периодической ревизии с течением времени. Они понимали, что Республика не сможет существовать вечно, если на каждом историческом этапе правительство не будет управлять ею в соответствии с велениями современной обстановки. В их намерения не входило делать Конституцию незыблемой, как религиозная доктрина. Ведь они и сами бежали на эту землю, спасаясь от чуждого им вероисповедания. Я ошалело покачал головой.
— Что? Не-ет. Они приехали в Америку как купцы и ремесленники и были верны королю до тех пор, пока он не начал притеснять их самыми жестокими способами. Религиозные беженцы прибыли сюда намного раньше.
— Кое-кто из составителей Конституции был прямым потомком религиозных беженцев, — вставила миссис Андерсен.
— И Конституция для ее создателей не была чем-то вроде ресторанного меню, из которого выбираешь себе по вкусу. Их сплотила общая ненависть к тирании, и Декларация прав нацелена именно на то, чтобы воспрепятствовать возникновению в Америке тиранической формы правления. Они объединились в революционное сообщество, чьи основополагающие нормы отвечали интересам каждого, предоставляли всем его членам право жить, быть свободным и счастливым. Право народа низвергать своих угнетателей.
— Ну да, ну да! — замахала на меня рукой миссис Андерсен. — Они верили в право народа избавляться от королей, но…
Чарльз довольно ухмылялся, а после ее слов губы у него растянулись еще шире.
— В десяти поправках к Конституции выразилось предпочтение авторов абсолютизировать права, дабы воспрепятствовать попыткам отнять или ограничить их. Взять, к примеру, Первую поправку: она имеет целью защитить свободу слова, не позволяя правительству разделить содержание публичных выступлений на две категории — дозволенную и запретную. Авторы просто не хотели, чтобы какому-то облеченному властью недоумку пришло в голову объявить противозаконным все, что ему не нравится.
Миссис Андерсен повернулась к доске и написала: «Право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью».
— Мы немного опережаем программу, но вы, кажется, ребята продвинутые.
Класс откликнулся нервным смешком.
— Роль правительства заключается в обеспечении права всех граждан на жизнь, на свободу и на стремление к счастью. Именно в такой последовательности. Похоже на фильтр. Пусть правительство своими действиями заберет у нас немного счастья и чуть-чуть свободы, лишь бы это делалось ради нашего выживания. Вот почему полиция уполномочена задержать вас, если заподозрит, что вы представляете угрозу себе и окружающим. Вы теряете свободу и счастье, но спасаете свою жизнь. Оставшись живы, вы сохраняете для себя возможность обрести свободу и счастье.
Сразу несколько человек подняли руки.
— Значит, правительство может делать что захочет, если скажет: братцы, над вами нависла опасность, и мы должны ее предотвратить — так получается?
— Ага, — добавил еще кто-то. — По-вашему, выходит, национальная безопасность важнее Конституции?
Меня переполняла гордость за своих товарищей, и я решил тоже добавить:
— Как можно защитить свободу, приостановив действие Декларации прав?
Миссис Андерсен покачала головой с таким видом, будто перед ней собрались непроходимые тупицы.
— «Революционные» отцы-основатели расстреливали предателей и шпионов! Их вера в абсолютную свободу заканчивалась, когда она создавала угрозу существованию республики. Взять, к примеру, этих самых икснетовцев…
Я с трудом заставил себя сохранять безмятежное выражение лица.
— …и так называемых джамеров, о которых говорили в утренних новостях. Они саботируют меры безопасности, принятые, чтобы не допустить повторения теракта, совсем недавно совершенного теми, кто объявил войну нашей стране. И тем самым компрометируют своих же сограждан, причиняют им неудобства.
— Тем самым они выступают против того, чтобы под предлогом обеспечения нашей безопасности отбирали наши права! — сказал я. Ну хорошо, не сказал, а выкрикнул. Черт, это из-за нее я так завелся. — Тем самым они протестуют против того, чтобы с каждым гражданином обращались как с подозреваемым в подготовке теракта!
— Значит, они хотят заставить правительство не обращаться с ними как с террористами? — закричал мне в ответ Чарльз. — И для этого используют террористические методы. Значит, они и есть террористы!
Я вскипел.
— Да пошел ты на фиг со своими террористическими методами! Поголовная слежка хуже всякого терроризма! Взять хотя бы полицейскую расправу в парке на прошлых выходных. Люди пришли потанцевать, послушать музыку. Это и есть твои террористические методы?
Учительница молча двинулась по проходу между партами и остановилась прямо надо мной в зловещем ожидании, когда я заткнусь.
— Маркус, ты рассуждаешь так, будто у нас в стране ничего не произошло. Ты не понимаешь, что после взрыва моста Бэй-бридж все изменилось? На дне залива покоятся тысячи мертвых тел наших родных и близких. Настал час, когда вся нация должна объединиться, чтобы сообща ответить брошенному нам смертельному вызову…
Я встал. Мне уже выше крыши обрыдло выслушивать, как гонят это фуфло из серии «все изменилось».
— Нация? Объединиться? Да в том-то и суть, что мы живем в Америке, в стране, где расхождение во взглядах только приветствуется! В стране диссидентов, борцов, студентов-недоучек и вообще тех, кто не боится выражать свою точку зрения.
Тут мне припомнился последний урок мисс Галвез и ее рассказ о том, как тысячи студентов университета в Беркли окружили полицейский фургон и не дали увезти парня, арестованного за распространение агитационной литературы. Никто даже не попытался остановить грузовики, в которые затолкали зрителей концерта в парке Долорес. И я не попытался. Я сбежал.
Может, и вправду теперь все по-другому?
— Надеюсь, ты сам найдешь дорогу к кабинету мистера Бенсона, — ледяным голосом произнесла миссис Андерсен. — Отправляйся немедленно. Я не позволю на своем уроке подобных неуважительных выходок. Выступаешь в защиту свободы слова, а сам стараешься перекричать любого, кто с тобой не согласен.
Я подхватил свой скулбук, сумку и яростно затопал к выходу. Не будь на двери класса установлен тугой доводчик, я бы грохнул ею со всей силы.
В школьных коридорах за мной следили камеры наблюдения, регистрируя мою стремительную походку. Сенсоры считывали арфиды с моей ученической карточки. Я чувствовал себя, как в тюрьме.
— Закрой за собой дверь, Маркус, — сказал мне мистер Бенсон и повернул в мою сторону экран видеомонитора, на который поступала картинка из кабинета обществоведения. Он все видел.
— Ну, что скажешь?
— Это не обучение, это пропаганда! Миссис Андерсен утверждает, что Конституция не имеет никакого значения!
— Нет, она только сказала, что Конституция не является религиозной доктриной. А ты набросился на нее с ожесточением ярого фундаменталиста и тем самым подтвердил ее правоту. Маркус, кому как не тебе понимать, что после взрыва моста все изменилось? У тебя был друг, Даррел…
— Вы бы лучше помолчали про Даррела! — прорычал я. — Не вам о нем рассуждать. Да, я очень хорошо понимаю, что теперь все иначе. Прежде мы жили в свободной стране. А теперь — нет.
— Маркус, тебе известно, что означает «предел терпимости»?
Я сразу опомнился. Бенсон мог выгнать меня из школы за «угрожающее поведение». Такой формулировкой при исключении награждают пацанов из подростковых банд, если те пытаются застремать своих учителей. И Бенсон, конечно же, с радостью повесит ее на меня, не моргнув глазом.
— Да, мне известно, что это означает, — пробормотал я.
— Думаю, тебе следует извиниться передо мной, — злорадно произнес он.
Я видел, как на его губах поигрывает садистская улыбочка. В какую-то секунду в моей душе проснулась готовность смалодушничать и попросить у мистера Бенсона прощения. Однако усилием воли я одолел эту позорную слабость и решил — пусть лучше вылечу из школы, но не стану унижаться.
— Правительство осуществляет свою власть с согласия тех, кем оно управляет. Если форма правления становится гибельной для цели самого своего существования, народ имеет право изменить или отменить ее, учредить новое правительство, основанное на этих принципах, и установить власть в такой форме, какая, по его мнению, лучше обеспечит его безопасность и благоденствие. — Эти слова из Декларации независимости навсегда врезались мне в память.
Мистер Бенсон с ухмылкой покачал головой.
— Знать наизусть и понимать — не одно и то же, сынок.
Он склонился над компьютером и несколько раз щелкнул мышкой. Мягко зашуршал принтер. Бенсон протянул мне лист бумаги с логотипом учебной части. Это был приказ об отстранении меня от занятий на две недели.
— Я сообщу об этом твоим родителям по электронной почте. А если по истечении тридцати минут ты все еще будешь обретаться на территории школы, тебя арестуют за незаконное вторжение.
Я молча смотрел на него.
— Хочешь объявить мне войну в моей же школе? — с угрозой в голосе добавил Бенсон. — Ты об этом горько пожалеешь. Вон отсюда!
И я ушел.