Было время, когда больше всего на свете мне нравилось закутаться в плащ, изображая вампира-невидимку, и тусоваться в таком виде в гостиницах под ошарашенными взглядами гостей.

Это занятие в действительности требует умения и не такое глупое, как кажется. Несценическое лицедейство сочетает в себе лучшие аспекты настольной игры «Подземелья и драконы» и школьного драмкружка и к тому же предусматривает присутствие на конференциях писателей-фантастов.

Осмелюсь предположить, что ролевые игры не покажутся вам настолько привлекательным, какими были для меня в четырнадцатилетнем возрасте.

Самые лучшие битвы происходили в загородных бойскаутских лагерях. Автобусы с сотнями подростков, мальчишек и девчонок, часами ползли через пробки пятничного вечера, однако юные пассажиры не скучали, обменивались интересными рассказами, бахвалились друг перед другом, развлекались электронными игрушками. По прибытии выстраивались на зеленой травке перед старшими участниками лицедейства, мужчинами и женщинами в крутых самодельных доспехах, покрытых вмятинами и царапинами. Именно такой и выглядела в старину боевая броня настоящего воина после месяца сражений, а не блестящей и гладкой, как показывают в кино.

В принципе этим людям что-то там платили за проведение игр, однако на такую работу брали только тех, кто проделывает ее не за деньги. Нас уже поделили на команды с учетом заранее заполненных анкет, и теперь для каждой определялось место дислокации — примерно так же перед началом бейсбольного матча тренер расставляет по площадке игроков.

Потом все участники получали секретные пакеты со своим вымышленным именем, заданием и конфиденциальной информацией о команде — в общем, прямо как в кино про шпионов.

Затем наступало время ужина с ревущим пламенем костров, с мясом на шампурах, с треском раскаленных капель жира в огне, с тофу, шкварчащим на больших сковородах с длинными ручками — вы на севере Калифорнии, так что забудьте о вегетарианской пище. И едят здесь в стиле «люблю повеселиться, особенно пожрать».

Некоторые фанаты уже начинали вживаться в свою роль. В моей первой игре мне досталась роль чародея вместе с мешком фасоли, расфасованной по пакетикам — это были мои «заклятия». Бросая пакетик с фасолью в игрока, изображающего «монстра», я выкрикивал заклятие (коих насчитывалось три вида: молния, магический луч и колдовской камень) и если попадал, тот валился с ног. Или не валился, и в таком случае решающее слово в споре оставалось за арбитром. Но подобное происходило редко; большинство участников предпочитали играть честно и не желали «высуживать» себе преимущества.

К отбою в лагере уже не оставалось игрока, не вошедшего в образ. В четырнадцать лет я не был достаточно уверен, что знаю, как надо исполнять роль чародея, и в основном подражал персонажам кинофильмов и прочитанных мной книг — старался говорить медленно и монотонно, сохранять на лице загадочное выражение и даже думать пытался только на мистические темы.

Нашей команде выпала довольно непростая миссия победить орка, задолбавшего своими наездами местное население, и вернуть похищенную им священную реликвию. Но вообще-то мне до этого пришибленного переростка было как до фонаря. Гораздо большее значение имело мое личное задание — поймать и приручить бесенка, сделав из него своего ближайшего помощника, и наказать кровного врага — игрока нашей команды, который в прошлом, когда я был совсем маленьким, участвовал во вражеском нападении и убил всех моих родственников. Он, естественно, не знал, что я выжил и пришел отомстить. И конечно же, кто-то из команды замыслил такую же подлянку против меня, поэтому, несмотря на наши товарищеские отношения, приходилось все время оставаться начеку в ожидании удара ножом в спину или подсыпанной в еду смертельной порции яда.

На протяжении двух выходных дней мы разыгрывали этот сценарий. На каком-то этапе игра напоминала прятки, их сменяли своего рода упражнения на выживание в условиях дикой природы, потом наступала очередь кроссвордов и головоломок. В целом, устроители игры великолепно все организовали. И члены команды успели по-настоящему сдружиться. Первой жертвой моей кровной мести стал Даррел. Я хорошо узнал его, готовясь к свершению возмездия. Хороший парень оказался. Жалко было убивать.

Я поразил его «молнией», когда он разыскивал сокровище, спрятанное орками. Накануне мы расправились с толпой орков, а перед этим разыграли с каждым из них в «камень-ножницы-бумагу», кто выйдет победителем в поединке. И не такая уж это лажа, как может показаться на первый взгляд.

Мой первый выезд на ролевые игры запомнился мне чем-то вроде летнего лагеря для фанатов школьного драмкружка. С наступлением темноты мы смотрели на звезды, болтали в палатках допоздна; в жаркий полдень купались в речке, отбивались от комаров. Здесь рождалась нерушимая дружба и вечная вражда.

До сих пор не понимаю, почему родители Чарльза решили отправить его вместе с нами. Он не из тех, кто увлекается ролевыми играми. Ему бы что-нибудь попроще и с садистским уклоном, типа обрывать крылышки у мух. Ладно, может, я передергиваю. Во всяком случае, бегать в театральном костюме по лесу — это не его. Оба дня он, всем недовольный, со скучающим видом слонялся по лагерю и жаловался на тоску, хотя все остальные отрывались со страшной силой. Вам, несомненно, встречались подобные типы, которые сами не умеют веселиться и другим портят настроение.

Еще одна особенность Чарльза была в том, что ему не дано врубиться в суть имитации поединка. Вообще любая военизированная игра, когда подстерегаешь кого-то в засаде или гонишься за ним по лесу, заводит тебя настолько, что, кажется, готов ему зубами в горло вцепиться. Такое состояние особенно опасно, если ты вооружен бутафорским мечом, дубинкой, пикой или еще каким оружием. Вот почему в несценическом лицедействе первым правилом является строжайший запрет наносить настоящие удары партнеру по игре. А если противостояние вплотную приближается к драке, то отношения быстренько выясняются посредством пары раундов в «камень-ножницы-бумагу» с поправкой на опыт, вооружение и физические данные соперников. Справедливость решения гарантирует арбитр из взрослых. Все происходит вполне цивилизованно, хотя если наблюдать со стороны, то, наверное, немного стремно. Сначала один бежит за другим по лесу, настигает, оба принимаются гнать волну и тут же мирно садятся за партию в «рошамбо». Прибабах, конечно, зато без мордобоя и порчи кайфа.

Вот это и было недоступно пониманию Чарльза. То есть он понимал, что контактная махаловка в принципе под запретом, но, по его разумению, это правило на него почему-то не распространялось, а значит, и выполнять его не стоило. Арбитры уже неоднократно делали ему замечание, и Чарльз каждый раз обещал придерживаться правила, но нарушал его снова и снова. Он уже тогда был физически более развитым, чем большинство сверстников, и получал удовольствие, «случайно» сбивая их с ног в завершение погони. Знаете, не слишком-то приятно с разбегу грохнуться на твердую, каменистую почву.

Я только что «сразил» Даррела на небольшой полянке, где он откапывал клад, и мы вместе немного посмеялись его подначкам по поводу моей чрезмерной крадучести. Ему теперь предстояло «монстрить» — «убитые» перевоплощались в монстров, которых по ходу игры разводилось вокруг все больше, а следовательно, возрастала опасность для остальных игроков, и ближе к концу обстановка только накалялась.

Чарльз неожиданно возник из леса за моей спиной и приемом из американского футбола швырнул меня на землю с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

— Получи! — завопил он. До сих пор мы с ним мало общались, и я бы и дальше прекрасно жил, его не замечая, но сейчас мне хотелось убить этого козла. Я медленно поднялся на ноги и посмотрел на него. Чарльз глубоко дышал полной грудью и счастливо улыбался. — Тебе капец, — констатировал он. — Я тебя достал.

Я тоже улыбнулся и почувствовал, что верхняя губа онемела и болит. Потрогав ушибленное место пальцем, я увидел на нем кровь. Из носа тоже стекала красная струйка. Когда он швырнул меня, я упал вниз лицом и раскроил себе губу о древесный корень, выступавший из земли.

Я вытер руку о штанину и опять улыбнулся — мол, до чего смешно получилось. Даже хохотнул. И сделал шаг в сторону Чарльза.

Однако он на мое веселье не купился и попятился с явным намерением исчезнуть в кустах. Даррел быстро зашел к нему с боку, я с другого. Чарльз резко развернулся и побежал, но Даррел успел подставить свою длинную ногу, и он растянулся на земле. Внезапный свисток арбитра предотвратил заслуженную расправу.

Арбитр не видел, как Чарльз обошелся со мной, но за два дня достаточно насмотрелся на его подлянки. Он велел ему прекратить игру и отправляться в лагерь. Чарльз принялся яростно спорить, но, к нашему удовлетворению, арбитр остался непреклонен. Когда этот козел ушел, арбитр и нам прочитал лекцию о том, что побои в игре недопустимы даже в виде сдачи.

Ну и ладно. Вечером, после окончания игры, пока Чарльз принимал горячий душ в лагерном спальном домике, мы с Даррелом стащили его полотенце и одежду, связали в узел и засунули в писсуар. Перед ним сразу выстроилась очередь из желающих помочиться — настолько Чарльз достал всех своими подлянками.

До сих пор жалею, что не видел воочию, как Чарльз после душа искал одежду и обнаружил ее в писсуаре, а после мучился, принимая трудное решение: бежать до палатки через весь лагерь голышом или распутать и напялить на себя пропитанные мочой шмотки.

Он выбрал первое (я бы, наверное, тоже). Мы проводили его аплодисментами, образовав длинный живой коридор от душевой до палатки с рюкзаками. Я стоял во главе шеренги и хлопал громче всех.

Такие бойскаутские выходные случались лишь три-четыре раза за целый год, что ввергало нас с Даррелом, как и многих других фанатов ролевых игр, в состояние серьезной «ломки».

Отчасти нас спасали похожие игры из серии «Ненавистный дневной свет», которые мы проводили в городских гостиницах, руководствуясь довольно хитрыми правилами. Участники разделялись на соперничающие кланы вампиров и охотников на вампиров. Каждому вручалась колода игральных карт для выяснения отношений во время мелких стычек, поэтому действие постоянно сопровождалось стратегическими картежными партийками. Вампиры могли стать невидимыми — стоило им завернуться в плащ и скрестить руки на груди, — а остальные игроки притворялись, что не замечают их, и как ни в чем не бывало продолжали вслух посвящать друг друга в свои планы и прочие секреты. Хорошим исполнителем роли считался тот, кто с честью выдерживал это испытание и беспечно выбалтывал самые сокровенные тайны в присутствии «невидимого» соперника.

Большие игры «Ненавистного дневного света» проводились раза два в месяц. Организаторы поддерживали хорошие отношения с городскими отелями и заблаговременно сообщали, в какие выходные, начиная с вечера пятницы, они займут десять непроданных номеров для участников игры, чтобы те в течение двух дней носились по коридорам, вокруг бассейна и в других гостиничных помещениях, питались в ресторане заведения и пользовались Wi-Fi. Днем в пятницу руководство отеля прекращало резервировать комнаты для Прочей публики, давало организаторам отмашку по е-мейлу, и мы, не заходя домой, отправлялись туда сразу после школы с заранее приготовленными рюкзаками, перекусывали нездоровой ресторанной пищей, играли до трех утра, а потом спали по шесть-восемь человек в номере. Родители с одобрением относились к такому активному и безопасному времяпрепровождению своих отпрысков.

Устроители игр принадлежали к хорошо известной благотворительной организации в области распространения грамотности. В ее ведении находились также детские студии писательского мастерства, драматургии и тому подобные. Уже десять лет они занимались ролевыми играми, и до сих пор не случалось никаких неприятностей. Действовал строжайший запрет на алкоголь и наркотики, и вообще, организаторы не давали ни малейшего повода обвинить их в растлении несовершеннолетних. Одна игра собирала от десяти до ста участников, в зависимости от сезонных и прочих условий, и те получали два с половиной дня полноценного отдыха в свое удовольствие по стоимости пары киносеансов.

Однажды, впрочем, устроителей угораздило снять для нас несколько номеров в отеле «Монако», расположенном в злачном районе Тендерлойн. Он отличался роскошным, несколько старомодным убранством комнат, в каждой из которых стояло по аквариуму с золотыми рыбками. В гостиничном холле Есегда толклись великолепные старички и старушки в изысканных нарядах — ходячая выставка достижений пластической хирургии.

Обычно «простые смертные» (постояльцы гостиницы — в отличие от нас, вампирчиков) просто не обращали на нас внимания: ну, резвятся детки, и бог с ними! Но в тот раз среди них оказался издатель итальянского туристического журнала, который профессионально заинтересовался происходящим. Он вырос передо мной в то время, когда я, невидимый, замер со скрещенными на груди руками в холле отеля, высматривая повелителя соперничающего вампирского клана, чтобы наброситься на него и обескровить. Итальянец на ломаном английском поинтересовался, что я и мои друзья делаем в гостинице в этот уик-энд.

Я попытался просто отмахнуться от него, но не тут-то было, итальянец прилип как банный лист. Тогда я решил навешать ему лапши, чтоб он, наконец, отвалил.

Мне тогда и в голову не могло прийти, что серьезный заграничный журнал опубликует реальную туфту, а американская пресса ее подхватит.

— Мы здесь потому, что наш принц умер. И теперь мы странствуем в поисках нового правителя.

— Ваш принц? — заинтриговано переспросил итальянец.

— Да, — подтвердил я, входя в новую роль. — Мы — Древний народ. Мы пришли в Америку в шестнадцатом столетии и с тех пор обосновались в диких лесах Пенсильвании. Нами правит королевская семья. Мы живем очень просто и не пользуемся современной техникой. Наш принц был последним из правящей династии, но на прошлой неделе он умер после ужасной, неизлечимой болезни. Все юноши Древнего народа отправились на розыски потомков одного из членов королевской семьи, ушедшего жить в большой мир во времена моего прадеда. Говорят, он оставил после себя наследников; мы найдем прямого потомка его рода и возвратим на законную вотчину.

Все это я без труда выпалил одним духом благодаря уйме прочитанных мной фэнтезийных романов.

— Мы повстречали женщину, которой известны потомки королевской семьи. Один из них, по ее словам, остановился в этой гостинице; мы пришли за ним. Однако нас выследили воины враждебного клана. Они хотят воспрепятствовать возвращению принца и возрождению нашей мощи, чтобы властвовать над нами. Мы должны держаться вместе и как можно меньше общаться с Новым народом. Вот почему мой разговор с вами представляет для меня нелегкое испытание.

Итальянец слушал как зачарованный. Я забылся и опустил руки, став «видимым» для вампиров-соперников. Одна вампирша как раз медленно подбиралась к нам. В последний момент я обернулся и увидел ее, когда она уже со страшным шипением раскинула руки; надо признать, у нее это здорово получилось.

Я тоже растопырил свои грабли и зашипел в ответ. Воспользовавшись ее мимолетным замешательством, я сиганул через кожаный диван, чуть не опрокинул кадку с пятнистым фикусом и бросился наутек через весь холл. Вампирша не отставала. Краем глаза я заметил дверь на лестницу, ведущую в подвальное помещение спортзала, и метнулся к ней, оставив преследовательницу позади.

Больше я того итальянца не видел, но рассказал эту историю в виде хохмы друзьям-ролевикам. Те не преминули распространить ее еще шире, приукрасив вымышленными подробностями.

Одна из сотрудниц итальянского туристического журнала защитила докторскую диссертацию о проживающих в пенсильванской глубинке общинах амишей, противников научно-технического прогресса. Она купилась на информацию, услышанную от своего шефа, дополнила ее заметками и записями интервью, привезенными им из Сан-Франциско, и написала восторженную, душещипательную статью о трогательно несовременных юных приверженцах древних традиций, путешествующих по Америке в поисках своего принца. В наши дни люди готовы напечатать любой бред.

А другие читают его и, ничтоже сумняшеся, гонят дальше. Сначала статью перепечатали итальянские блогеры, потом американские; откуда ни возьмись, появились «очевидцы», побывавшие в поселениях Древнего народа, — я только не понял, то ли они сознательно гнали, то ли запали на игру.

Долго ли, коротко ли, историей заинтересовалась «Нью-Йорк таймс», известная своим бзиком на тему перепроверки информации. Получившего это задание корреспондента ниточка привела в отель «Монако», а оттуда — к устроителям «Ненавистного дневного света», которые со смехом растолковали ему, в чем тут дело.

После этого популярность ролевых игр резко пошла на убыль. Ролевики прославились по всей стране как выдающиеся, патологические, прибабахнутые фуфлогоны. Пресса, купившаяся на наш нечаянный пурген о Древнем народе, жаждала отыграться за свой прокол и мстительно изображала фанатов ролевых игр невменяемыми укурками. У нас в школе мне и Даррелу проходу не давали, во многом благодаря стараниям Чарльза.

В общем, неудачный выдался сезон. Некоторые ролевики не обращали внимания на насмешки и нападки, но только не мы с Даррелом. Нас в школе совсем задолбали, и руководил этой кампанией Чарльз. Я находил у себя в сумке пластмассовые клыки, мелюзга в коридорах блеяла мне вслед наподобие мультяшных вампиров, другие в моем присутствии громко переговаривались с деланным трансильванским акцентом.

Вот тогда-то мы с Даррелом и переключились на компьютерные игры в альтернативной реальности. В чем-то они даже интереснее, но, конечно, не такие прикольные, как ролевые. Я до сих пор иногда с ностальгией вспоминаю свою накидку и гостиничные тусовки по выходным.

В отличие от esprit d'escalier, все случаи, когда ты здорово облажался в жизни, возникают в твоем сознании даже по прошествии долгого времени. Лично я могу припомнить каждое свое идиотское слово или поступок и с фотографической точностью восстановить в памяти обстоятельства моего позора. Всякий раз, когда у меня на душе кошки скребут, я против воли мысленно возвращаюсь к тем ситуациям в прошлом, когда испытал похожее чувство, и пережитые унижения вереницей выстраиваются передо мной.

Так и сейчас, вместе с мрачными думами о Маше и нависшим над моей головой дамокловым мечом на ум непрошено пришла та дурацкая история с Древним народом. Тогда я тоже находился в таком же угнетенном, обреченном состоянии, с тревогой наблюдая, как все новые средства массовой информации принимаются издеваться над ролевиками и, казалось, вот-вот вычислят, кто именно навешал лапшу на уши отмороженному итальянскому издателю в фирменных джинсах с кривыми швами, в отутюженной рубашке без воротничка и больших очках в тонкой металлической оправе.

Однако полезно не только сожалеть о совершенных ошибках, но и учиться на них.

На словах, во всяком случае, звучит хорошо. Наверное, ваше подсознание потому и откапывает из памяти грустные видения прошлого, чтобы вы подвели под ними какую-то итоговую черту, после чего они смогут с миром почить в забвении. По крайней мере мое подсознание постоянно этим занимается, видимо, в тщетной надежде дождаться от меня решительных действий по самосовершенствованию.

Вот о чем я вспоминал и думал по дороге домой, а еще прикидывал, как подстраховаться на случай, если «Маша» окажется подставой. Мне требовались гарантии безопасности.

И к тому времени, как я добрался до дома и очутился в сочувственных объятиях мамы и папы, в моей голове созрело решение этой задачи.

Вся фишка в тонком расчете времени. Действовать надо быстро, чтоб дээнбисты не успели опомниться, но при этом организовать по-настоящему массовое выступление икснетовцев.

Фишка в том, чтобы собрать большую толпу — тогда арестовать всех будет просто физически невозможно. Кроме того, акция должна состояться в людном месте, на виду у репортеров и взрослых. При таком раскладе у полиции рука не поднимется травить нас газом.

Фишка в том, чтобы придумать прикол типа поднятия в воздух Пентагона, на который клюнет пресса. И чтоб вокруг могла собраться плотная толпа, как те три тысячи студентов в Беркли, не позволившие увезти в полицейском фургоне их арестованного товарища.

Фишка — заставить прессу сказать правду о действиях полиции, как это произошло в 1968 году в Чикаго.

Вот это будет конкретная фишка!

На следующий день я сорвался из школы за час до конца уроков, использовав свои фирменные приемы. Меня не колебало, что дээнбисты, возможно, установили в школе какие-нибудь новые следящие примочки, и завтра моих предков вызовет Бенсон.

Даже если это случится, после того, что произойдет днем позже, родителям уже будут до фонаря мои неприятности в школе.

Мы встретились с Энджи у нее дома. Она ушла из школы еще раньше — просто притворилась, что вот-вот грохнется в обморок от жуткой боли в животе, и ее отпустили.

Мы принялись рассылать информацию в икснете — отправили письма всем, кому доверяли, и связались в чате с самыми надежными икснетовцами. Мы заглянули во все трюмы и злачные притоны «Пиратов» и забили стрелку пиратской братве. Было непросто выдать ровно столько информации, чтобы собрать всех, и при этом не привлечь внимание ДНБ, но, думаю, я все предусмотрел:

> Завтра играем в «ВампМоб»!

> Если ты гот, оденься в черное. Если ты не гот, найди гота и одолжи у него прикид. Короче, будем косить под вампиров.

> Игра начнется РОВНО В ВОСЕМЬ УТРА. Сразу после сбора разделимся на команды. Игра продлится 30 минут, так что у нас будет куча времени успеть в школу.

> Место тусовки сообщу завтра. Отправь свой открытый ключ по е-мейлу на m1кЗу@littlebrother.pirateparty.org.se и проверь почту утром не позже семи. Если для тебя это слишком рано, вообще не ложись спать сегодня — лично мы так и сделаем.

> Гарантирован улетный прикол!..

> За базар отвечаю

> М1кЗу

После этого я послал короткое сообщение Маше.

> Завтра.

> М1кЗу

Спустя минуту от нее пришел ответ:

> Я так и думала. Значит, вампмоб? Ты времени зря не теряешь! Надень красную кепку. Много барахла с собой не бери.

Как думаете, что из вещей надо брать с собой, когда пускаешься в бега? Я перетаскал достаточно неподъемных рюкзаков по бойскаутским лагерям, чтобы понять — каждый лишний грамм с каждым очередным шагом врезается в плечи с сокрушительной силой земного притяжения. Это уже не просто грамм, это один грамм, помноженный на миллион шагов — итого тонна!

— Все правильно, — сказала Энджи. — Мудро. Брать в дорогу больше трех смен белья — ненужная роскошь. Грязное всегда можно сполоснуть в рукомойнике. Лучше ходить с пятном на футболке, чем с чемоданом, который слишком велик и тяжел, чтобы поместиться под сиденьем в самолете.

Она достала и бросила на кровать свою курьерскую сумку из баллистического нейлона, которую обычно носила на плече так, что ремень проходил наискосок у нее между грудей (от этого зрелища мне всегда становилось жарко). Рядом стала расти небрежная кучка вещей.

— Та-ак — три футболки, запасные джинсы, шорты, трое трусов, три пары носков, свитер — этого, полагаю, достаточно.

Энджи вытряхнула на кровать содержимое сумки, с которой ходила в школьный спортзал, и собрала туалетные принадлежности.

— Не забыть бы завтра перед уходом захватить зубную щетку…

Наблюдая за Энджи, я испытывал довольно стремное чувство. Жутко подумать, что завтра нам предстоит надолго, а может, и навсегда покинуть родной дом. А Энджи вела себя так, будто собиралась за город на выходные.

— Слушай, а иксбокс мне брать? — спросила она. — У меня на винчестере куча информации. Не хочется, чтобы это попало в чужие руки.

— Пусть попадает, — сказал я. — Вся информация зашифрована, это программный стандарт «параноид-иксбоксов». Оставь, в Лос-Анджелесе их полно, найдем себе новые. Просто создай почтовый адрес на сервере Партии Пиратов и отправь на него образ жесткого диска. Я дома со своим то же самое сделаю.

Энджи взялась за дело, и вскоре файл образа жесткого диска встал в очередь к отправке по электронной почте. Пройдет часа два, пока информация целиком протиснется через соседское Wi-Fi подключение к Интернету и улетит в Швецию.

Энджи закрыла клапан сумки и стянула уплотняющие лямки. Сумка сжалась до размеров футбольного мяча. Я восхищенно смотрел на результат, полученный Энджи. Теперь она могла повесить это на плечо, выйти на улицу, и никто даже не обернется — девчонка просто идет в школу.

— Да, вот еще что, — сказала Энджи, подошла к прикроватной тумбочке, выдвинула ящик и достала коробку с презервативами. Вынула из нее ленточки квадратных упаковок, снова открыла сумку и сунула их внутрь, после чего шлепнула меня по заднице.

— Что дальше? — спросил я.

— Теперь пошли к тебе. Соберешь свои шмотки. И потом — надо же мне когда-то познакомиться с твоими родителями, так или нет?

Энджи оставила сумку лежать посреди раскиданной по полу одежды и прочего барахла. Она без колебаний бросала все и уходила — просто чтоб быть со мной, поддержать меня в трудный час. Черт, это дорогого стоит! Мне и самому захотелось совершить что-нибудь такое же самоотверженное.

Мы застали маму на кухне. Она сидела перед раскрытым ноутбуком, отвечала на почту и одновременно говорила в микрофон гарнитуры мобильника, объясняя какому-то несчастному йоркширцу, как ему со своей семьей свыкнуться с новой жизнью в Луизиане.

Я вошел первым, Энджи — за мной, держась за руку, — с широченной улыбкой, но сжимая мне пальцы с такой силой, что костяшкам больно. Чего она психовала — непонятно; даже если встреча не пройдет в атмосфере дружбы и взаимопонимания, ей все равно больше никогда не тусоваться с моими предками.

Едва завидев нас, мама тут же отключила йоркширца, забыв попрощаться.

— Привет, Маркус, — сказала она и поцеловала меня в щёку. — Кто это с тобой?

— Ма, познакомься с Энджи. Энджи, это моя мама, Лилиан.

Мама встала и обняла Энджн.

— Рада познакомиться с тобой, дорогая, — сказала мама, оглядывая Энджи с головы до ног. Та, по-моему, смотрелась вполне приемлемо. Одета хорошо, не вызывающе, и вообще сразу было видно, что она очень продвинутая девчонка.

— Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, миссис Йаллоу, — твердым, уверенным голосом произнесла Энджи. Не то что я, когда знакомился с ее мамой.

— Зови меня просто Лилиан, милая, — сказала мама, продолжая изучать Энджи. — Ты поужинаешь с нами?

— С большим удовольствием.

— Ты не против мясного? — Мама уже вполне освоилась с особенностями жизни в Калифорнии.

— Я ем все, что не успевает съесть меня, — ответила Энджи.

— Она помешана на остром соусе, — вставил я. — Съест даже старые покрышки, если ты подашь их ей под сальсой.

Энджи игриво ткнула меня кулаком в плечо.

— Я как раз собиралась заказать еду в тайском ресторане, — сказала мама. — Попрошу их включить пару фирменных блюд, помеченных пятью стручками.

Энджи вежливо поблагодарила, и мама принялась хлопотать по кухне, налила нам по стакану сока, поставила тарелку с печеньем и раза три предложила чаю. Я внутренне напрягся.

— Ма, спасибо. Мы поднимемся ко мне в комнату ненадолго.

Мама на мгновение прищурились, но тут же заулыбалась.

— Очень хорошо, — сказала она. — Через час приедет отец, тогда и поужинаем.

Мой вампирский прикид валялся где-то в дальнем углу шкафа. Пока Энджи заинтересованно разглядывала его, я занялся сбором в дорогу — не слишком, впрочем, дальнюю, всего-то до Лос-Анджелеса. Там полно магазинов, а в них шмотки, какие хочешь. Я только отложил три или четыре любимые футболки, не менее любимые джинсы, дезодорант и моток нити для чистки зубов.

— Деньги! — вдруг вспомнил я.

— В порядке, — сказала Энджи. На обратном пути сниму в банкомате со своего счета. У меня там сотен пять накопилось.

— Уверена?

— А на что мне их тратить? С появлением икснета перестала даже за Интернет платить.

— У меня, думаю, сотни три всего.

— Ну и нормально. Снимешь завтра утром по пути в Сивик-сентер.

У меня имелся большой школьный ранец на случай необходимости тащить через город много учебников или еще какой балласт. Он не так бросался в глаза по сравнению с моим походным рюкзаком. Энджи провела инспекцию приготовленных мною вещей и безжалостно отсортировала то, что ей не понравилось.

Закончив со сборами, я засунул ранец под кровать, и мы оба присели на нее.

— Завтра вставать ни свет ни заря, — сказала Энджи.

— Да, денек предстоит, — вздохнул я.

Наш план заключался в следующем. Завтра икснетовцы получат письма с указанием разных мест сбора — достаточно укромных и находящихся неподалеку от Сивик-сентра. Часов в пять утра в этих местах мы с Энджи нарисуем аэрозольной краской через уже вырезанные нами из картона трафареты очень простые указатели «ВАМПМОБ СИВИК-СЕНТЕР —> —>». Таким образом, у ДНБ не возникнет повода закрыть Сивик-сентер до того, как все там соберутся. Я уже настроил почтового бота на семь утра для рассылки сообщений, надо лишь включить иксбокс перед уходом из дома, и тот сам проделает всю работу.

— Как думаешь, надолго… — Голос Энджи дрогнул и затих.

— Не знаю. — Я догадался, о чем она. — Может, и надолго. Однако кто знает, как все повернется после публикации статьи Барбары. — Я включил в завтрашнюю рассылку и ее электронный адрес. — Глядишь, недели через две мы с тобой станем национальными героями.

— Да уж, — вздохнула Энджи.

Я обнял ее рукой за плечи и почувствовал, как они дрожат.

— Мне тоже страшно, — сказал я. — Надо быть идиотом, чтоб не бояться в нашем положении.

— Да. — Энджи опять вздохнула. — Да.

Мама позвала нас ужинать. Папа поздоровался с Энджи за руку. На его небритом лице лежала печать усталости и тревоги, оставшаяся с той ночи, когда мы ездили домой к Барбаре, однако в присутствии Энджи он немного взбодрился. Получив поцелуй в щеку, папа настоял, чтобы она обращалась к нему по имени, Дрю.

Ужин по-настоящему удался. Атмосфера за столом сразу потеплела после того, как Энджи извлекла распылитель взрывоопасной приправы, сдобрила ею свою порцию и рассказала про шкалу Сковилла. Папа для пробы зачерпнул вилкой с ее тарелки и помчался в ванную полоскать рот, а затем выпил целый галлон молока. Хотите верьте, хотите нет, но даже после этого мама тоже попробовала и всем своим видом выразила удовольствие. Как оказалось, она от природы обладает пристрастием к острой пище, просто до сих пор не было подходящего случая, чтобы это проявилось.

Перед уходом Энджи почти силой заставила маму принять в подарок убийственный баллончик.

— У меня дома есть запасной, — объяснила она в ответ на возражения мамы. Я видел, как Энджи сунула его в свою дорожную сумку. — Видимо, таким женщинам, как мы с вами, полезно иметь это при себе.