День шел на убыль. Вечерняя прохлада сменила дневной зной, и мужчины с удовольствием подставили лица солнцу, медленно падающему к горизонту. Ветер обдувал их, даруя ощущение свежести и умиротворения.

— Хорошо-то как! — Саша встал и раскинул руки; тонкая ткань футболки округлилась на плечах, обозначив крепкие мышцы. — Пашка, ну что ты такой кислый?! — Саша потрепал друга по ежику светлых волос и застыл, с улыбкой вглядываясь в лицо Павла. — Смотри, вечер какой! Фантастика! И мы здесь, в горах… вместе, как и раньше, а?

Павел посмотрел на друга. В прищуре его глаз виднелись лучики солнца. Искренняя улыбка украсила лицо, которое будто разгладилось, несмотря на глубокие складки на лбу и в межбровье.

— Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? — спросил он, и сам же ответил: — Твоя искренность! Во всем — в отношениях, в делах и даже в эмоциях.

— Ну, такой я! — Саша рассмеялся.

Снизу потянуло дымком. Друзья час назад забрались на холм, который круто шел вверх прямо от поляны, где они разбили лагерь. Две серебристые палатки внизу казались игрушечными домиками. Чуть в стороне от них поднялась струйка дыма. Женщина — тонкая, почти прозрачная в лучах заходящего солнца, — встала, откинула назад прядь волос, упавшую на лицо, и снова наклонилась над кострищем.

— Катя! — закричал Саша, махая рукой.

Она повернулась на крик и, разглядев мужчин, с чувством помахала в ответ.

— Красивая она у тебя! — заметил Павел и тяжело вздохнул.

— Красивая… а ты все еще любишь ее? — прямо спросил Саша.

Павел опустил глаза и пошел вниз, на ходу отвечая:

— Любишь, не любишь, какая разница? Она — твоя жена, и все тут. Пошли, поможем. Сидим тут, а женщина костер раздувает.

И он помчался вниз, как горный козел с кручи.

— Стой! — азартно закричал вслед Саша, и, сорвавшись с места, кинулся вдогонку.

Катя не спускала с них глаз: как и прежде, друзья мчались к ней наперегонки, по пути срывая головки цветов, верхушки травы, чтобы, подбежав первым, осыпать ее и получить благодарный взгляд сияющих глаз. Глаза Кати свели с ума не одного воздыхателя: нежно-голубые, огромные, опушенные длинными ресницами. На ее худощавом лице они сияли, как два топаза. Открытость взгляда, ее лучезарная доброта приковывали внимание.

Саша все же подбежал первым: почти внизу, перед саем, Павел будто оступился и чуть свернул в сторону, уступая тропу другу.

— Привет, милая! — Саша поцеловал жену в щечку и высыпал две пригоршни трав на ее голову. Сиреневые головки чабреца, лепестки цветов шиповника вместе с тонкими стебельками травы рассыпались по русым волосам. Катя тряхнула головой, и травинка упала на ее ресницы.

— Ой, — женщина опустила голову, моргая глазами, — ну что вы, как дети прямо, все никак свои забавы не оставите.

Она смахнула травинку с лица и, развернувшись, пошла к палатке.

— Вот тебе раз! — Саша развел руками. — Хотелось как лучше…

— А получилось как всегда! — поворачиваясь, закончила жена. — Ладно, чего уж там…, - сменив гнев на милость, она с улыбкой посмотрела на мужа, — костром займись, ужин пора готовить. Да и Ирка где-то запропастилась…

Павел опустил аккуратные палочки, которые он наломал из сухих веток, что они еще загодя принесли, и насторожился, прислушиваясь к звукам, идущим с противоположного склона. Катерина пристроила котелок над костром, который уже весело трещал, поглощая дрова, и подошла к Павлу.

— Что? — спросила она и, приложив руку ко лбу, защищая глаза от света, устремила взгляд в ту же сторону.

Павел сжал ее руку:

— Ничего, не волнуйся, — и, сказав это — тихо, словно самому себе, — стремительно побежал, так быстро, что Катерина ничего не успела осознать.

— Саша… — она начала задыхаться от волнения, сердце забилось чаще, предчувствуя беду, — Саша, там Ира… Ира! — закричала она и побежала за Павлом.

Когда Павел подобрался к камню, нависающему над крутой осыпью, Ира держалась за него одними пальцами. Раздумывать о том, как она оказалась в таком положении, не пришлось. Еще пару секунд и пальцы девочки соскользнут. Павел в несколько прыжков оказался на камне и, упав на живот, крепко ухватил Иру за запястья. Вытянув девочку наверх, он обнял ее, прислонившись спиной к склону. Острый камень вонзился в спину, но Павел не шевелился. Он слушал, как стучит сердце девочки, нотой радости дополняя музыку природы, окружающую их.

Крутой склон уходил в небо острием старой скалы. Когда-то, много тысячелетий назад, эта скала грозно встречала путника, преграждая ему путь. Но теперь от ее величия только и остался, что полуразрушенный гребень, который продолжал осыпаться вниз, образуя коварную осыпь. Крупный камень, отвалившись от скалы, не докатился до подножия холма, а застрял на его середине, обратившись вверх плоской стороной. Со временем, дожди и ветер сделали свое дело, укрепив камень почвой, смываемой сверху. Мелкие камешки, стекая с каждым дождем, смешались с грунтом и корнями эфедры, став прочной опорой.

— Что, Ира, испугалась? — наконец спросил Павел, погладив девочку по голове.

Гладкие волосы, такие же русые, с золотистым отливом, как у мамы, растрепались пушистыми прядками. Ира отстранилась и, сняв бархатную ленту с косы, расплела ее. Расправив волосы растопыренными пальцами, проведя по ним, как расческой с редкими зубьями, она снова туго заплела косу и, закрепив конец, откинула ее назад, с гордостью посмотрев на своего спасителя.

— Ты красивая, как мама, — любуясь девочкой, сказал Павел.

Ира кокетливо сверкнула глазами и отвернулась, пробурчав:

— Я сама по себе, и мама здесь ни при чем!

Павел рассмеялся.

— Что вы смеетесь? — Ира снова одарила его взглядом. — Думаете, спасли, так и смеяться можно?

— Нет, что ты, я так не думаю. Да и не спасал я тебя вовсе, просто руку подал.

Ира с вопросом в глазах уставилась на него.

— И вы не будете рассказывать моим, — она кивнула в сторону лагеря, давая понять, кому «моим», — как я тут висела?

— Если не хочешь, не буду. Только давай спускаться вниз, а то и рассказывать ничего не придется, сами увидят… Хотя… уже поздно…

Внизу карабкалась по камням Катя, впереди, перепрыгивая с камня на камень, бежал Саша.

— Все! — заключила Ира. — Сейчас начнется: Куда поле-е-е-зла, думать голово-о-о-ой надо…

— Думать, и, правда, надо головой, — перебил Павел, — давай так договоримся: ты спустилась на камень, а потом испугалась, ладно? Здесь я тебя и нашел, только не висящей, а сидящей, договорились? Это, чтобы твоих, — он тоже кивнул вниз, — не пугать.

Ира согласилась. Дядя Паша начинал ей нравиться. Когда он приехал, она приняла его в штыки. Ну и что с того, что космонавт? Ира видела, как готовились родители к его приезду. Мать всю квартиру вылизала и ее заставила свою комнату вверх дном перевернуть. А отец на всю зарплату холодильник забил такой едой, которой в доме и не водилось. «Паша любит, Паше это понравиться, Паша, Паша…» — только и слышала Ира каждый день. И что Паша? Ну, приехал какой-то почти лысый дядька, с только начинающим топорщиться ежиком волос на голове. Молчит все время, на все вопросы отвечает «да, нет». Родители перед ним разве что не танцуют, а он только улыбается. Даже в школу к ней отказался идти. А она на весь класс растрезвонила, что к ним космонавт Курлясов приехал. Отец потом учительнице сказал, что у его дочери фантазии такие, что она пошутила! Какие шутки?! Теперь все в классе смеются над ней. И отец выговорил, да так, что едва не шипел: «Он инкогнито приехал, у него психологическая травма, ему нужно создать все условия для отдыха!».

Сейчас Ире стыдно стало за свою злость. Что-то душевное промелькнуло между ней и Павлом. Она сама увидела грусть в его глазах — глубоко, и глаза его показались ей какими-то нечеловеческими, а волшебными, неземными.

— Дядь Паш, ты на меня не обижаешься? — вдруг спросила она.

Павел снова рассмеялся:

— Нет, не обижаюсь, давай спускаться!

Ира обратила внимание на белизну ровных, крепких зубов дяди Паши. «Голливудская улыбка отдыхает», — подумала она. Еще хотела спросить, настоящие ли у него зубы, но снизу послышался крик мамы, и Ира решила, что спросит потом.

Внезапно веселье Павла как рукой сняло. Слово «давай» напомнило про Джека Флейвора. В последний раз они виделись во время пресс-конференции, проходившей как телемост между Вашингтоном и Москвой, спустя два месяца после приземления. Тогда Павел едва узнал его. И не только потому, что его лицо обезобразили шрамы от ожогов, но и потому, что Джек молчал. Молчал, сурово поглядывая из-под красноватых век. Павел, вопреки распоряжению говорить только то, что дозволено, окликнул Джека.

— Джек, как ты? Не молчи, давай, скажи мне что-нибудь!

Он хотел приободрить его, пожать руку. Его мозг бунтовал: почему им не дают возможности пообщаться воочию?! Для Джека это важно! Павел был уверен, что вместе они бы справились с тем, что навалилось на них после злополучного полета. Но он только и смог, что протянуть руку, ладонью вперед, словно хотел хлопнуть по руке Джека, так, как они делали, когда что-то удавалось или шутка Джека попадала в точку, и Павел смеялся вместе с ним. Этот жест вызвал непредсказуемую реакцию всех служб — и американских, и русских. Телемост прервали почти сразу.

— Идем, дядь Паш, — голос Ирины вернул Павла на осыпь, — а то они сюда лезут, — Ира наблюдала за родителями.

Катя забралась на очередной камень и остановилась, подняв голову вверх. Саша подошел к ней ближе и, взяв за руку, помог перейти на более удобное место. Там они сели рядышком, не спуская глаз с дочери. Миндалевидные глаза Саши превратились в тонкие щелки: солнце еще не закатилось и светило ему в лицо, отчего он сощурился, почти полностью сомкнув веки. Грудь его продолжала вздыматься от частого дыхания, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу.

— Ты как? — он заглянул жене в лицо.

Она глубоко вдыхала воздух полуоткрытым ртом.

— Нормально, — на выдохе ответила Катя.

Павел с Ирой тем временем уже спустились с камня и, шаг за шагом, осторожно продолжали спуск по осыпи, рискуя покатиться в любой момент.

— Сюда, так, давай руку, осторожно, не спеши, — корректировал Павел движение девочки.

Она слушала его и беспрекословно выполняла все, что он говорил.

— Смотри, как Ирка его слушает, а? — отдышавшись немного, заметила Катя. — Что ты молчишь? Язык проглотил? — она повернулась к мужу. Саша не слушал ее. Он наблюдал за другом и что-то в его поведении, в его движениях настораживало. Саша не мог разобрать, что именно, но подспудное недоверие грызло его с того самого момента, когда Павел еще у них дома проводил взглядом проходившую мимо Иру.

— Он тебе ничего про Ольгу не рассказывал? — совсем некстати спросил он жену.

— Про Ольгу? — Катя нахмурилась. — Так, сказал только, что они расстались и все. Я больше не расспрашивала. Ты же знаешь, если Пашка замолчал, то это надолго. Наверное, это как-то связанно с этими событиями. А почему ты спрашиваешь?

— Так, вспомнил, как мы вместе в Киргизии в последний раз были, — Саша не стал делиться с женой своими тревогами.

— О! Вспомнил! Это ж сколько лет прошло с тех пор?! — Катя вдруг замолчала.

Тогда Павел впервые приехал к ним с женщиной. Еще не женой, но представил ее как невесту. Приглашал на свадьбу. Той же осенью они поженились, но Саша с Катей не смогли приехать к ним. Тяжелое было время. Завод встал, Сашка остался без работы, депрессия. Ирка только родилась, денег ни на что не хватало. Катя начала шить на заказ.

Как они тогда жили? Даже вспоминать неприятно. Но выпутались. Саша пошел работать в МЧС, как-то наладилось все, но Катя с тех пор навсегда закрыла свою швейную машинку. Так и сказала: «Прощай старушка!» И спрятала подальше.

— Что ты, Кать?

— Да так…

Она встала. Ира спустилась первой и, прикрывая вину улыбкой, подошла к матери. Катя обняла ее, не сказав ни слова.

— Как тебя туда занесло? — спросил отец.

— Случайно.

— Так не бывает! — Саша хотел продолжить, рассказав, как попадают в такие переделки, но Катя одним взглядом одернула его. — Ладно, потом поговорим, идите, только осторожно, ради бога!

— Спасибо, Паш! — Саша пожал руку Павла. — Я так и не понял, как ты умудрился так быстро домчаться до Ирки. Мы вон с Катей еле отдышались и все равно не смогли догнать тебя.

— Так я ж космонавт! — отшутился Павел.

— Ну да… тренировки, специальная подготовка… куда нам, серым труженикам…, - Саша, казалось, не заметил шутливого тона.

— Да ладно, не жалуйся, вон у тебя бицепсы, как шары надутые, труженик серый! Кать, и давно он так трындеть начал? Что-то я не помню, чтобы раньше он на что-либо жаловался.

Павел догнал Катю и пошел рядом, а Саша остался позади.

Костер, то догорал, то вновь азартно вспыхивал, набросившись на сухую ветку и аппетитно пожирая ее. Катя с дочерью ушли спать: огонек свечи еще освещал палатку и силуэты женщин, готовящихся ко сну.

— Ира стала совсем взрослой, — Павел расшевелил костер, и искры, словно только того и ждали: пчелиным роем они устремились в небо — темное, нависающее над Землей плотным куполом.

Саша, не мигая, смотрел на пламя. Оно жило, пока была пища, но и потом не умирало сразу, а, притаившись в золе, ждало. Ждало, когда новая порция дров ляжет поверх останков сгоревших поленьев, и тогда мерцающие в угольках искры очнутся, жарко лизнут их, и будут лизать до тех пор, пока они тоже не превратятся в золу.

— Так и мы: горим, горим и в итоге превращаемся в прах, — задумчиво произнес Саша. Повернувшись к другу, пристально посмотрел на него. — Ире всего пятнадцать. Не такая уж она и взрослая. А, учитывая особенности переходного возраста, можно сказать, что ума ей пока не хватает, хоть она и думает, что умнее всех.

— Ты несправедлив, — возразил Павел, — она очень даже разумная. Прав ты в том, что в этом возрасте человек проходит этап становления личности. Отсюда вредность, противоречивость, ранимость души.

— Души?! — Саша искренне удивился. — Это ты когда успел разглядеть ее душу?

— Тише, тише, ослабь оборону, или нападение? А? Саш, давай сразу все выясним, что произошло сегодня вечером, кроме того, что я первым успел подбежать на помощь к твоей дочери?

Саша понял, что сорвался.

— Извини, нервы что-то… Знаешь, мы с Катей за Ирку…

— Ладно, проехали, — Павел встал, — я понимаю. Не волнуйся, я к твоей дочери отношусь… как к твоей дочери, — он улыбнулся и, задрав голову, запрокинул руки, скрестив пальцы на затылке. — Посмотри, звезд сколько. Только здесь, в горах, они такие огромные и сияющие.

Саша встал рядом. Рассматривая звезды, он думал о своем: о жизни, о Кате.

— Паш, а там, — он ткнул пальцем в небо, — они такие же?

— Звезды? Такие же — маленькие и холодные, а Земля — большая… вертится, то одним боком повернется к тебе, то другим.

— А, когда ты в открытом космосе находился, не страшно было?

— Есть немного, — честно сознался Павел, — ты представь: никого! Это ни с чем ни сравнимо. Вот, к примеру, море. Ну, оказался ты в море один. Все равно живет надежда, а вдруг кто-то проплывет мимо, лодка там, или вертолет будет тебя искать. А в космосе никто не будет искать, да и некому… разве инопланетяне поймают! — ухмылка исказила губы Павла.

— Ты видел инопланетян?

— Нет.

Негромкий хруст сухой ветки за спиной заставил мужчин развернуться. Послышалось покашливание, на свет от костра вышел мужчина.

— Салям алейкум, — поздоровался он, протягивая руки для приветствия.

— Алейкум асалям, отец, — Саша первым ответил, протянув обе руки, коснувшись ладонями рук гостя, как принято здороваться у узбеков, — присаживайтесь, прошу вас, — он жестом указал на место у костра.

Павел тем временем поздоровался с гостем, пожав ему руку, как обычно. Мужчина при этом быстро взглянул в его лицо — внимательно, изучающее, — но тут же опустил глаза.

— Я тут живу недалеко, с отарой, увидел костер, думаю, дай пойду, посмотрю, что за люди пришли, — узбек присел к огню, исподлобья рассматривая мужчин. Хитрая улыбка не сходила с его лица — смуглого, испещренного морщинами. На вид он казался пожилым, но в осанке и во всей фигуре, укутанной тонким ватным халатом, чувствовалась молодецкая удаль. Черные добротные сапоги с острыми носами говорили о том, что он не простой пастух. Павел разглядел за голенищем инкрустированную рукоять ножа. А Саша уже подавал гостю кружку с чаем.

— Угощайтесь, уважаемый! А мы отдыхать приехали, из Ташкента.

Узбек принял кружку, чуть привстав, и сделал вид, что удивился:

— Из Ташкента? Далеко… Ближе отдыхать негде?

Павел наблюдал за гостем, почувствовав его особое внимание к себе. А Саша объяснял, что они не просто отдыхать пришли, а хотят полазить в пещерах. Ночной гость слушал, молча кивая головой. Понять, что он думает о затее туристов, было невозможно.

Саша спросил:

— А не скажете, уважаемый, Двуглазка давно плевалась?

— Это, которая там? — узбек махнул рукой к северо-западу. — С двумя дырками?

— Да, она. Потому и зовем — Двуглазка. Помнится, из нее поток воды вытекал раньше, сильный, заполнял все входы полностью. Только это не всегда бывает. Так, не видели, давно вода была?

— Давно, — ответил чабан, — давно, после дождя, когда еще снег был. Я только с овцами пришел. Дождь сильный был … Лил три дня. Потом, через два дня и пошла вода. Сын пришел, сказал: «Ота, там вода идет из горы». Я ходил смотреть. Сильно шла, два водопада: сверху и снизу.

Саша посмотрел на Павла, продолжая внимательно слушать старика, и вместе с тем раздумывая, можно ли лезть в Двуглазку, не опасаясь быть смытыми.

Интересная эта пещера. Вход расположен на склоне холма, в скалах: два отверстия, формой напоминающие глаза, только расположенные один над другим. Снаружи растут кустарники, до жары сай небольшой течет рядом, потом высыхает, а внутри ход каменный и словно вылизан. Они проходили через верхний «глаз». Уходит лаз вверх, потолок посередине высокий, смыкается по бокам, сохраняя форму глаза почти на всем протяжении. Сразу понятно, что вода заполняет все отверстие, когда идет. И идет сильно, под напором, потому что нет на камнях ни кустиков, ни глины, ни камушков каких-либо — все смывает. Когда-то Саша со спелеологами лазил в этой пещере. Он вспомнил, как быстро они проходили гладкий участок. И только добравшись до места, где появилась земля на камнях, сбавили темп.

— Спасибо за чай, я пойду, к своим надо! — гость встал и, распрощавшись, направился в сторону, откуда пришел.

Саша проводил его, на несколько шагов отойдя от костра. Павел остался на месте, лишь кивнув на прощанье.

— Кто он? — тихо спросил чабан Сашу, как только они отошли.

— Это мой друг, хороший человек.

Узбек покачал головой:

— Не наш он, не наш…

Саша удивился такой настороженности гостя в отношении Павла.

— Он приехал в гости, на отдых, — хотел было объяснить он, но узбек перебил, не слушая:

— Не ходи в пещеру, уходите домой, опасно сейчас, — и он удалился в темноту. Тихо и загадочно.

Когда Саша вернулся к костру, Павел сидел, уставившись в одну точку. На его лице отразилась печаль или озабоченность, словно он никак не мог найти решение жизненно важной загадки. Друг подсел ближе, поворошил потухшие уголья.

— Паш, ты прости, если лезу не в свое дело, но, может, расскажешь, да и тебе легче станет… нелегко тебе пришлось там? Да и потом… про Ольгу ничего не говоришь, что у вас случилось?

Павел вздохнул и, не поднимая глаз, ответил:

— Ничего особенного, Так с каждым может случиться. Не захотела быть женой космонавта, ждать, волноваться. Ушла и все. Я и не держал. А в космосе… Да, были моменты, но все уже в прошлом. Вот только Джека хотелось бы еще увидеть.

— Это того, с кем ты в эту переделку попал?

— Да, Джека Флейвора. Вот он пострадал на самом деле. Лицо сжег, представляешь? А главное, что ни он, ни я ничего такого не помним. Ладно, давай не об этом. Завтра идем в пещеру? — Павел внимательно посмотрел Саше в глаза.

— Идем, конечно, о чем разговор?! Опасно только, но… что-то темнит аксакал, вода должна была быть недавно.

— А Катя с Ирой? Пойдут или снаружи ждать будут?

— Не знаю. Вообще они обе заводные, думаю, полезут, — Саша улыбнулся.

Павел заметил это:

— Чему улыбаешься?

— Да, вспомнил. Ирка сегодня даже не огрызалась, хоть и держалась уверенно, а с испугу забыла и про свою независимость. Ну, идем спать? — Саша встал, расправив плечи и грудь. Волнистая челка спала на лоб — ни дать, ни взять кубанский казак: чуб есть, только картуз надеть осталось. Павел прикрыл мерцающие уголья золой, чтобы утром легче было разжечь костер, и тоже поднялся. Он не уступал другу в росте, даже возвышался над ним, и фигура пловца выгодно отличала его от Саши, хоть тот имел косую сажень в плечах.

— Ты вырос что ли? — Саша окинул его ревнивым взглядом, — Вроде ниже меня всегда был…

— Так мы там об-лу-чи-лись, понимаешь? Теперь расту не по дням, а по часам!

— А-а! И волосы побелели… поседел что ли?

— Поседеешь от такого, ладно, завязывай с вопросами, мне их уже столько задавали, надоело, честное слово, — и Павел направился к палатке.

Когда они улеглись в спальники, он спросил:

— А ты знаешь, почему из Двуглазки такой странный поток идет после дождей?

Саша зевнул, повернулся на бок.

— Эффект унитаза.

— Чего?

— Унитаза! Сразу понятно, что с сантехникой ты знаком только, как пользователь.

— А ты с ней особые связи имеешь?

— Имею, жизнь, знаешь ли, всему научит. Так вот, Вода наполняет озеро. Мы завтра, даст бог, к нему доберемся. Устроено оно так, что из него есть узкий сток в форме петли, которая поднимается выше уровня озера.

— Как сифон, что ли?

— Ну да, в физике, помнишь — сообщающиеся сосуды?

— Так бы сразу и сказал, а то — эффект унитаза! Звучит, конечно, загадочно!

— Да ладно! — Саша отвернулся. — Если честно, я и сам не очень в этом механизме понимаю, так специалисты рассказывали, которые исследовали пещеру, — добавил он, позевывая.

— А когда ее исследовали?

Саша, казалось, уснул. И вопрос Павла повис в воздухе. Он застегнул спальник и закрыл глаза.

— Давно исследовали, лет двенадцать-пятнадцать назад, — сонно пробурчал Саша, — спи.

Ночь высветила небо мириадами звезд. Среди них блуждающими огнями двигались спутники, МКС и огромный астероид, стремительно приближающийся к Земле.

У Милана оставалось четверо земных суток до посадки планетарного модуля, который должен забрать его в тот самый момент, когда все земляне будут наблюдать за астероидом и до маленького космического объекта, потревожившего атмосферу Земли в стороне от предполагаемого места падения небесного камня, никому не будет никакого дела. Или почти никому…

Двуглазка встретила туристов темными проемами входа, прикрытого с одной стороны разросшимся деревцем боярышника. Берега небольшого сая, протекающего перед скалой, заросли мятой и осокой, радуя глаз яркой зеленью. Солнце освещало холм, скалу и вход в пещеру, из которого тянуло прохладой. По настоянию Саши, Катя с Ирой надели каски и теперь веселились, поглядывая друг на друга. Милан наблюдал за ними. Он тосковал по родному дому. Но особое волнение от предчувствия скорого возвращения и встречи с отцом придавало ему силы. Координаты местонахождения Кристалла сошлись в этом азиатском крае, в почти диких горах, куда случайный путешественник не забредет, а лишь тот, кто ищет в этих местах особых приключений, мечтая покорить одну из пещер, пробуравивших кальцитовые склоны Угамского хребта — одного из многочисленных хребтов Южного Тянь-Шаня.

Милан уже привык к сущности Павла и к его имени. Он также любил жизнь, любил его друзей, беспокоился о Джеке Флейворе. Когда два землянина оказались в корабле лиринийцев, Милан сразу же выбрал русского космонавта. Он был высок ростом и телосложением больше походил на лиринийца, чем его напарник.

Пластическое преобразование лица Милана, перенимавшего облик космонавта, прошло быстро и почти безболезненно. Помощник сбрил его русые кудри, оставив короткий ежик волос — точно такой, как у Павла. Княжич вошел в хранилище памяти землянина и скопировал всю информация, которую тот успел собрать за свою жизнь.

То, что люди не умеют закрывать свой разум от внешнего проникновения, оказалось на руку Милану. Он узнал также, что люди в основной своей массе не используют весь потенциал знаний, загруженный в подсознание. Даже более того — редко кто из них догадывался о том, чем владеет. Наделенные такими же способностями к телепатии, как и лиринийцы, земляне даже не подозревали, что могут читать мысли и предвидеть ход событий.

Но мир чувств человека поразил Княжича. Богатство эмоций Павла так встряхнуло нервную систему Милана, что он потерял сознание. Но это осталось незамеченным лиринийцами, готовившими его к вторжению на Землю — Милан уже находился в скафандре Павла Курлясова, и время поджимало. В конце концов, он сам смог выровнять уровни восприятия и стабилизировать свою психику. А нестойкое сознание сыграло положительную роль — его не стали донимать вопросами на космической станции землян, а сразу же загрузили в посадочный модуль и отправили на Землю. Почти двое земных суток было у Милана на стабилизацию своей психики и адаптацию к сущности человека.

Позже он еще долго не мог понять, как внешне спокойный и уравновешенный мужчина может прятать в себе такую радугу чувств. Соединив своеобразное мировосприятие человека и свое собственное, Милан стал уязвим психически. Особое чувство вины и стыда Княжич испытывал перед напарником Курлясова — астронавтом Джеком Флейвором. Лиринийцы намеренно причинили ему физический вред, чтобы смешать карты тем, кто будет отрабатывать версию инопланетного вмешательства. Как показало время, эта идея сработала. К Павлу отнеслись с большим доверием.

— Паша! — голос Саши оторвал Милана от размышлений. — Идем, девчонки уже полезли!

— Иду, иду! — Милан встал, поправил небольшой рюкзак за спиной, включил налобный фонарь и, оглянувшись в долину, словно чувствуя чье-то внимание, немного замешкался, но движимый нетерпением, нырнул в темноту вслед за Сашей.

Туристы погрузились в тишину пещеры, попали из шумного внешнего мира в мир иной — такой же таинственный, как и темнота, скрывающая лабиринты ходов подземелья. Путь до озера оказался нетруден. Ход шел все время вверх под небольшим углом, так, что идти было легко и приятно. Голоса спутников звучали тихо и отрывисто. Луч света от фонаря Милана выхватывал тонкие силуэты Кати и Иры и не отстающего от них Саши. Как и рассказывал Саша, гладкие, вылизанные водой стены внезапно закончились и руки ощутили шершавость глинистых наносов, заполнивших выступы камня. Саша подлез к самому краю хода, туда, где сошлись пол и потолок пещеры.

— Смотри, Паш, похоже, отсюда пробивается вода при паводке, — он осматривал камни, пытаясь найти доказательства своего предположения. Но ничего такого там не было. Только четкая граница между чистыми и грязными камнями. — И знаешь что, вода все же недавно прошла! Кое-где в углублении на стенах осталась. Если бы поток шел давно, как сказал старик, камни успели бы высохнуть. Пугал он. Только зачем?

Милан не хотел тратить время на исследование пещеры. Его тянуло дальше, и он еле сдерживал себя, чтобы не умчаться вперед всех. Но он не мог так поступить. С этими людьми ему еще предстояло довершить начатое дело. Они даже не подозревали, как помогли лиринийцу, предложив Павлу, своему другу, отдохнуть в горах, вспомнив былые годы, когда, будучи студентами, они все свободное время проводили в походах. Милану не пришлось ломать голову, чтобы придумать причину для поездки в Среднюю Азию. Давняя дружба Павла, Саши и Кати оказалась самым лучшим поводом для проникновения в пещеру, где хранился Кристалл.

— Пошли дальше, а то потеряем Катю, — нажал Милан на больное место Саши.

Они резво пробежали до конца входного лаза и, догнав поджидающих их женщин, свернули в правый боковой ход, отвесно уходящий вверх. Лезть было нетрудно: удобные уступы подходили и для ухватов и для полочек под ноги. Первым из хода выбрался Саша.

— Ух, ты! — воскликнул он, осветив фонариком большой грот, потолок которого навис над гладкой поверхностью подземного озера. Вода — прозрачная и спокойная — сливалась с камнями, а отражение потолка в ней и вовсе сбивало с толку. Саша помог вылезти из меандра Кате с Ирой, и осторожно пошел к озеру, проверяя каждым шагом, не вода ли под ногами. Милан тоже выбрался в каменный зал и осматривал стены. Раздался легкий всплеск.

— Есть! Здесь начинается озеро! Дамы, осторожно! — Саша снова балагурил, забыв и о настороженности по отношению к Павлу, и о ревности. — Так, идем по краю, прислушиваясь хорошенько. Пашка, ты где?

— Здесь я, здесь, не кричи, разбудишь пещерных демонов, — пошутил Милан.

— Ой, — испугалась Катя, и луч от ее фонаря забегал по стенам, то, прочерчивая яркую полосу, то, теряясь в проемах.

— Ну, ты нашел, что сказать, молодец! — Сашка оглянулся, полоснув лучом по глазам друга. — Они теперь бояться будут! Нет здесь никаких демонов, не слушайте его, сказки все это!

— Я пошутил, простите, — Милан отсчитал третий проем по ходу и свернул в него.

— Ты куда? — заметил Саша.

Но Милан уже не слышал его. Узкий лаз, с высоким потолком, больше похожий на щель, резко уходил вверх и потом вправо. За перегибом стены голоса из озерного зала терялись. Милан прибавил шагу. В тишине слышалось только его дыхание. Ход начал постепенно расширяться и, следуя выученным наизусть приметам, Княжич пошарил правой рукой по стене. Не обнаружив никакого провала, он остановился и, усмирив волнение, прошелся по той же стене лучом от налобника. В монолите камня ему почудились тонкие линии разрывов. Он провел по ним пальцами. Тепло, просочившееся через камень в ладонь Милана, подтвердило его догадку:

«Кристалл там! Но отверстие замуровано».

Милан еще раз, уже спокойней и тщательней, обследовал камень и определил границы ниши, в которой мог находиться Кристалл. Потом он снял свой рюкзак, для чего пришлось извернуться, потому, как ширина прохода все же оказалась недостаточной для свободных движений, и, раскрыв его, пошарил внутри в поисках альпинистского молотка, что он прихватил с собой. Сильный удар по шее сбил Милана с ног. Он повалился вперед лицом, не успев понять, что же произошло, и, потеряв сознание, рухнул на пол каменного коридора.

Подземное озеро терялось далеко в глубине пещеры. Луч фонаря освещал темноту, не достигая границы озерного грота, отвесной стеной опускающегося в воду справа, где сидели Катя с Ирой. Так что пробраться дальше не представлялось возможным.

— Лодку бы, — мечтательно сказала Катя, — можно было бы переплыть на другую сторону.

— Пап, а пап, надо было взять лодку, надувную, у нас же есть!

Саша не отвечал. Он стоял и настороженно прислушивался, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение из хода, в котором исчез Павел.

— А дядя Паша где? — заметила Ира его отсутствие.

— Вот именно — где? — заволновался Саша и, на ходу сказав Кате, чтобы сидели тут и никуда не ходили, пошел вслед за Павлом.

Извилистый ход вывел его в узкий коридор, на полу которого лежал Павел.

— Паша! — Саша бросился к нему. Осторожно перевернул на спину, кое-как разместившись

между тесно стоящими стенами. Проверил дыхание, наклоняясь к его носу. Ощутив слабый поток воздуха, похлопал друга по щекам.

— Очнись, Паша, очнись!

Веки Павла задрожали, он глубоко вздохнул, приоткрыв рот, и застонал.

— Давай, давай, открывай глаза! — не унимался Саша. — Да что же здесь такое случилось? Что с тобой? Идем к выходу, там поток воздуха хороший, здесь душно.

И Саша потащил Павла обратно, ухватившись за куртку на его плечах.

Милан слышал голос, но никак не мог открыть глаза. Боль в шее мешала думать. Когда он почувствовал, что кто-то его тащит, то инстинкт самосохранения мобилизовал все силы и, запрокинув руку назад, Милан ухватил за запястье того, кто это делал.

— Стой! — он развернулся, не отпуская руку человека, и потянул его на себя. Тот не удержал равновесия и упал, уткнувшись в пол лбом.

— Тише, тише, Пашка, это я!

Милан напряг глаза. Его фонарь светил прямо в лицо человека, который стоял перед ним на карачках, как, впрочем, и он сам.

— Ты кто? — спросил он.

— Руку ослабь, — Саша тоже пристально смотрел на Павла, — я — Александр Березин, твой друг.

— Кто ударил меня? — не обращая внимания на просьбу человека, Милан снова задал вопрос.

— Я не знаю. Ты ушел. Один. Я забеспокоился и пошел за тобой. Увидел тебя, лежащим здесь.

Пока Саша говорил, Милан пришел в себя. Он понял, что друг Павла здесь ни при чем и отпустил его руку.

— Слушай, Паш, давай вылезем отсюда — здесь душно… Потом разберемся, что случилось, да и Катя с Иркой ждут.

— Где они? — Милан напрягся.

Саша сел, облокотившись спиной о стену, и махнул рукой назад:

— Там, у озера.

— Иди к ним, выходите из пещеры! — приказал Милан. — Не оставляй их ни на минуту! Понял?

Саша смотрел перед собой, как зачарованный.

— Понял, — послушно сказал он и встал.

Но что-то развернуло его; несмотря на силу мысли Милана, мозг человека боролся за самостоятельность мышления.

— А ты? — глухим голосом спросил он.

Милан оценил сопротивляемость человека и постарался успокоить по-дружески:

— Я скоро, не волнуйся, иди к своим.

Саша лишь мгновение поколебался, затем развернулся и ушел.

Оставшись один, Княжич осмотрелся: конец коридора, в котором он находился, терялся в темноте. Тот, кто его ударил, должен был либо затаиться там, если коридор заканчивался тупиком, либо уйти, причем наружу. Милан потер шею — она болела, но никаких внешних повреждений не было. Сила удара оказалась хорошо рассчитана. Кто-то пугал, но зачем? Ответ напрашивался тревожный: нападающий не хотел, чтобы турист нашел что-то, что хранится в этой пещере. А что в ней хранилось, Княжич отлично знал, и это встревожило еще больше.

«Кто, кроме меня может знать о втором Кристалле и искать его параллельно со мной?» — на этот вопрос не было ответа.

Милан встал и, не теряя времени, принялся за разбор камней, закрывающих нишу, в которой, — он уже не сомневался в этом, — лежит Кристалл. Камни не сразу поддались ударам молотка. Они были хорошо подогнаны друг к другу и сидели плотно. Но все же Милану удалось пробить в месте сцепления камня и стены более широкое отверстие. Он подцепил камень, просунув в отверстие острый конец айсбайля и, потянув на себя, сдвинул камень. Тот глухо упал на пол. Из образовавшегося отверстия в коридор пещеры проник рассеянный свет. Милан двумя руками ухватил следующий камень и вывалил вместе с ним и все остальные, едва успевая раздвинуть ноги, чтобы не попасть по ним. Ниша оказалась вся освещена сверху. Дневной свет просачивался через узкое отверстие в потолке пещеры, заросшее корнями растений, причудливо сплетенных и присыпанных грунтом. Прямо перед Миланом в нише стоял сундук. Он выглядел очень старым: крепления замка и скобы на крышке позеленели от времени, а весь сундук покрылся вековой грязью. Милан осторожно подвигал сундук. Тот легко поддался. Не заметив никаких подвохов, княжич стащил сундук вниз, поставил в стороне и хотел открыть, как внезапно почувствовал чье-то присутствие рядом.

— Стой, где стоишь! — приказал он и оглянулся. Фонарь, все еще включенный, высветил фигуру мужчины, стоявшего совсем близко к нише, с другой стороны от нее.

— Кто ты?

Вопрос повис в воздухе. Княжич повторил его, придав голосу большую твердость:

— Отвечай, кто ты?

— Мен асровчи, — по-узбекски ответил незнакомец.

— Говори по-русски, — сказал Милан, стараясь разглядеть через полосу света того, кто, возможно, ударил его.

— Я… я — охранник, — не в силах сопротивляться внушению Милана, проговорил мужчина: молодой, с черными волнами густых волос. В полумраке его прищуренные глаза выглядели темными щелками под нависающими бровями. Нижнюю часть лица закрывала аккуратно подстриженная борода. Но губы были хорошо очерчены.

— Что ты охраняешь? — вопросы Милана были коротки и конкретны.

— Сундук…

— Сундук? Этот сундук? — Милан указал рукой вниз, не отрывая взгляда от охранника.

— Да, — ответил тот.

— От кого ты его охраняешь?

— Не знаю… от тебя… от женщины… от всех…

Милан опешил. Как только охранник произнес слово «женщина», перед глазами княжича появился образ Фани Монигран — чарующий образ любимой женщины, со смехом покидающей его той жаркой ночью. Капли пота выступили на лбу Милана.

«Но как? — не мог понять он. — Как она могла узнать о втором Кристалле?! Нет, это невозможно, невозможно…»

Не оставляя парня без внимания, Милан наклонился к сундуку и, сорвав крепления, открыл его. Сундук оказался пуст. Княжич поднялся и застыл. Он не шевелился. Просто поверить в то, что кто-то забрал последний Кристалл до него, поверить в то, что надежда на спасение жизни отца, на возвращение привычного течения жизни лиринийцев, может вот так растаять, несмотря на все усилия и жертвы, Милан не мог. Он собрал всю свою волю и заставил себя подойти к нише. Темный прямоугольник места, где стоял сундук, как пропавшая надежда, отождествлял пустоту. Милан в сердцах сгреб землю, что осталась лежать по краям ниши. И тут догадка осенила его. Княжич потряс крепкие корни, пробравшиеся во все щелочки ниши, Потом с силой раздвинул их и пошарил руками в небольшом проеме, открывшемся за переплетением корней. Луч света ударил в глаза. Милан прикрыл их ладонью, прищурился. Кристалл лежал в углублении дальней стены ниши, закрытый корнями и присыпанный землей. Когда Милан тряс корни, один из отростков, что опутал Кристалл, сдвинулся, отчего глиняная корка, облепившая его, лопнула, и часть ее вместе с истлевшей тканью упала, обнажив гладкую поверхность. На нее то и попал луч фонаря.

— Все хорошо, — сказал Милан вслух. В этот момент он волновался больше, чем несколько минут назад.

Он уперся обеими руками в нижнюю часть ниши и, приподнявшись на них, подался вперед, одновременно пригибая голову и перенося вес тела на бедра, простирая руки к углублению, где лежал Кристалл. Но Милан не спешил брать его; он замер и мысленно проговорил слова клятвы, которую он произносил при своем посвящении в Хранителя. Лишь после этого он осторожно поднес ладони к Кристаллу и погладил его. Тепло камня мириадами иголочек пронзило ладонь. Милан выдержал это и лишь, когда покалывание уменьшилось, осторожно взял кристалл в руки и сполз в коридор пещеры. Княжич не стал очищать его от грязи, а торопливо положил в рюкзак, крепко затягивая постромки.

Охранник сундука все это время стоял неподалеку, так и не шевелясь.

Милан забросил рюкзак за плечо и сказал:

— Я не трогаю твой сундук. Поставь его на место, поближе к корням и заложи отверстие ниши камнями. Потом выходи из пещеры. Ты хорошо выполняешь свою работу. Обо мне забудь.

С этими словами Милан развернулся и направился к выходу. Еще не успев вылезти в озерный грот, он услышал шорох и скрежет задвигаемых камней.

Вниз оказалось идти гораздо быстрее, чем наверх. Милан быстро преодолел длинный входной коридор и, увидев дневной свет, выключил фонарь. Но выходить не спешил. Он сел и прислушался. Снаружи, кроме звуков природы, не было слышно ничего, что говорило бы о присутствии человека.

Милана это озадачило и, окончательно привыкнув к дневному свету, он, не спеша, пошел к выходу. По его ощущениям снаружи находились пять человек.

«Вчерашний ночной гость, еще один из местных, Саша, Катя и Ира, — определил он, — хорошо, все понятно. Охранники. Семья. Ждут меня. Что ж, поговорим, очень интересно».

Милан громко кашлянул и вышел из пещеры. Старый чабан стоял рядом с Ирой. Девочка сидела на камне, и он попытался схватить ее, но Милан покачал головой:

— Не надо. Оставь девочку.

Старик повиновался.

— Теперь отойди на другой берег сая. И ты тоже, — приказал Милан старику и его сыну. — Присядьте там.

Мужчины перебрались через сай, сели на камни и уставились на чужестранца. Саша и Катя переглянулись.

— Паша…

— Бери Иру с Катей, и ступайте к лагерю. Я сейчас приду. Пора обедать. Займитесь костром.

Саша мгновение стоял, словно раздумывая, но потом, как ни в чем не бывало, развернулся к Ире и, положив руку на ее плечо, весело сказал:

— Что, пойдем, дочь? Пора обед готовить, есть хочется…

Катя встала с камня, на котором сидела, сорвала несколько веточек мяты.

— С чаем заварим, такая ароматная…

И вся семья направилась к лагерю.

Контролируя психику людей, Милан терял силы. На восстановление времени почти не было, особенно теперь, когда Кристалл оказался у него. Все органы чувств Княжича обострились: он слышал шорохи вокруг, заостряя внимание на необычных, которые могли означать опасность, видел движение травы, полет птицы, анализируя, что потревожило их. Пока опасности не было, но местные хранители волками смотрели на него, особенно старый чабан. Милан чувствовал силу сопротивления своему внушению. Сколько он сможет держать его на поводу? В горах полно тайных троп и, кто знает, что предпримет старик, когда Милан и его спутники начнут спускаться вниз? А почти двадцатикилометровый спуск занимает четыре-пять часов. За это время старик с сыновьями может не только проверить на месте ли Кристалл, но и предпринять попытку его возвращения. Опасности подвергнутся и друзья Павла Курлясова, а этого допустить нельзя! Потому Милан решил поговорить с потомственными, как он догадался, охранниками без гипноза и убедить их в том, что он тот, кто и должен был забрать Кристалл, что время пришло.

— Отец, — начал Милан, переняв местное учтивое обращение к пожилому человеку у Саши, — нам надо поговорить… Я знаю, что вы охраняете… Я тот, кому эта вещь принадлежит.

Чабан смотрел на пришельца пристально, искры недоверия и даже ненависти сверкали в его глазах. Он слушал молча, не спешил задавать вопросы или ахать от восторга встречи. Восточный менталитет, выработанный веками и впитываемый с молоком матери, не позволял узбеку проявлять нетерпение. Он умел ждать, умел анализировать и умел слушать. Его сын, почувствовав себя свободным от чужой воли, хотел было кинуться на грабителя, как он решил для себя, но резкий окрик отца мгновенно остановил его. Он послушно встал за его спиной, не спуская глаз с чужака. Милан продолжал говорить, сжимая в руке лямки драгоценного рюкзака:

— Я прибыл с планеты Лирина, я — Хранитель сокровища. Ты знаешь, отец, что давным-давно его оставили здесь, в этой пещере, пришельцы с далеких миров и наказали твоим предкам никого не подпускать к нему до того момента, когда за ним не придет тот, кто сможет его взять. Я смог! — с этими словами Княжич вытянул в руке рюкзак.

Старик опустил глаза, в раздумье потеребил бороду. Потом, взглянув искоса, ответил:

— Ты все верно говоришь, но, чтобы я тебе поверил, ты должен показать, что у тебя в мешке и показать своими руками.

— А ты когда-нибудь видел то, что хранил? — не спеша открывать рюкзак, спросил Милан. — Твой сын сказал, что он хранитель сундука.

Чабан мельком взглянул за спину Княжича. Но Милан еще раньше почувствовал, как кто-то крадется сзади.

— Скажи своему сыну, чтобы подошел к тебе, снизу. Или я сам скажу ему!

— Аброр! — окликнул отец.

Одного кивка головы оказалось достаточно, чтобы сын понял. Он обошел Милана и, перепрыгнув через узкий сай, присоединился к своим. Старик молчал.

— Так что ты скажешь? — снова спросил Милан.

Сыновья напряглись, ожидая слов отца. То, что он скажет, должно решить будущее. Старый хранитель повернулся к только что подошедшему сыну и расспросил его о том, что произошло в пещере. Парень наклонился к отцу. Они разговаривали очень тихо. Старик кивал головой, поджав губы: то ли соглашаясь, то ли удивляясь — на его лице не отражалось истинных чувств.

Когда парень закончил рассказ, чабан, наконец, обратился к Милану:

— Сундук — это обман. Камень давно лежит за ним. Теперь ты знаешь, но, когда ты взял его, ты не знал. Если ты тот, за кого себя выдаешь, ответь: почему?

— Меня привело сюда не только знание, но и чутье. Только Хранитель может чувствовать … сокровище. Если бы я не был им, то и не распознал бы обман.

Чабан не спешил с ответом, анализируя слова пришельца. Милан молчал. День шел на убыль. Оставаться здесь еще на одну ночь не позволяло время. Астероид приближался, а с ним и корабль лиринийцев. И Княжич решился.

— Я понимаю вас, я понимаю, что поверить мне вот так сразу трудно. Я покажу вам то, что забрал, и пусть каждый из вас попробует дотронуться до него. Это и будет проверкой. Но потом, отец, ты расскажешь мне, кто и когда приходил за этим сокровищем, — Милан показал глазами на рюкзак.

Сказав это, он присел на корточки, развязал бечевку рюкзака. Три охранника встали полукругом. Милан раскрыл мешок пошире и опустил в него руки. Все замерли. Княжич осторожно достал Кристалл. Часть глины и обрывки древней ткани уже осыпались с него, обнажив неровные грани. Милан встал, вытянув Кристалл вперед. Яркими всполохами заиграл на нем солнечный свет, ослепив узбеков. Они прикрыли глаза ладонями, но продолжали смотреть на чудо сквозь пальцы, сощурившись и чуть опустив голову.

— Подойди, отец! — голос Хранителя прозвучал твердо, но без гипнотического приказа.

Аксакал, не отрывая руки от лица, приблизился.

— Протяни руку и дотронься до него!

Чабан так и сделал. Он протянул руку, но дотронуться не успел. Кристалл ответил на жест человека яркой вспышкой. Одновременно старика отбросило назад. Он упал, и его дети, оба, сразу же подбежали к нему. Помогая отцу подняться, они с опаской поглядывали на Кристалл, который продолжал игру с солнцем, сверкая и искрясь, словно почувствовав свободу после многовекового заточения.

— Вы хотите прикоснуться к нему? — спросил Милан, на что парни отрицательно покачали головой.

Тогда Милан спрятал Кристалл в рюкзак, потуже затянув бечевку.

— Теперь вы верите мне?

Охранники опустили головы, приложив при этом правую руку к сердцу, что означало глубокое почтение и уважение.

Милан присел на скалистую ступеньку, не выпуская рюкзак из рук.

— Кто приходил сюда? — коротко спросил он.

— Была женщина, одна.

— Когда?

— Вода шла из пещеры, две недели прошло.

— Что она сказала?

— То же, что и ты: что она — Хранитель.

— Что было дальше?

— Она … не смогла попасть в пещеру и торопилась. Сказала, придет позже. Еще сказала, что ты придешь.

— Как она выглядела?

— Красивая… Очень красивая… Таких на Земле нет…

«Фани! — Милан не сомневался, что это была она. — Но, как? Как она узнала обо всем?»

Ответить на свои же вопросы он не мог. Теперь его подстерегала куда большая опасность по сравнению с тайной слежкой русских и американских спецслужб за Павлом Курлясовым.