Яркий светоносный день, пестрые флажки на стройной мачте, теплое, будто из меда, море. В чистом голубом небе плывет одинокое облачко, по гладкой воде скользит яхта.

На ялике куда-то спешит человечек. Лишь скрип уключин нарушает безмятежную тишину полудня.

«Порт Гофлер» — пейзаж знаменитого французского художника Альбера Марке из собрания Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Он поражает нас свежестью, прозрачностью и простотой.

Марке. Его творчество естественно, как пение жаворонка, как порыв ветра, распахивающего весной окна и двери…

Летом 1934 года Альбер Марке с женой Марсель приезжает в Москву. Он аккуратно исполняет все нелегкие обязанности туриста: колесит по городу, посещает выставки, музеи, картинные галереи.

Когда в ВОКСе его спросили, кто из московских художников ему больше всех понравился, он ответил с улыбкой:

«Простите, но я очень полюбил работу молодого Нисского, его пейзаж «Осень»».

Как разглядел Марке в огромном московском калейдоскопе эту картину, размером чуть больше развернутой школьной тетради?

Очевидно, французского мастера очаровали душевность и необычайно острое чувство современности, наполнившее это полотно, его взволновало биение сердца не известного ему художника.

Вскоре супруги Марке покинули гостеприимную Москву и уехали в Париж, но в кулуарах ВОКСа еще долго бытовал каламбур:

«У Марке вкус нисский».

… По горячим от солнца рельсам, по пыльным путям узловой станции Новобелицы носится ватага босых шумных мальчишек.

Один из самых озорных малышей, русый, весь в веснушках, Жорка Нисский, сын станционного фельдшера.

Он живет в маленьком домике, всего в ста метрах от железной дороги.

В этом домике он родился, рос, и здесь под неуемный грохот и разноголосые крики поездов протекало его детство.

Узловую окружал сосновый бор и заросшие лозой болота.

Мальчишка рос на воле — весь мир принадлежал ему. И звонкие лесные ручьи, и ленивая река Сож, и даже таинственное озеро, по которому ходили плоты, — все было в его владениях.

Но самым дорогим в его мальчишечьем царстве была железная дорога с паровозами, водокачкой, семафорами.

Малыш любил рисовать паровозы. Все было хорошо, пока дело не доходило до колес.

Тут шло криво, косо, и поезда упрямо стояли на месте.

Юный художник частенько ревел от досады. Однажды он взял подсвечник с круглой подставкой, обвел ее карандашом, и поезд сразу покатил быстрее ветра…

Жорка ни мину i ы не сидит дома. Спозаранку он уоегает в лес, купается с ребятами в речке, потом спешит на станцию.

Надо успеть забраться на «кукушку» к знакомому машинисту, под завистливые взоры друзей дать гудок и, замирая от счастья, укатить из Новобелиц и мчаться далеко-далеко.

Он приходил домой поздно, весь перемазанный мазутом, часто со сбитыми руками, порой в синяках. Отец молча брал мокрое полотенце, и Жорка получал свою ежедневную порцию воспитания.

Полвека спустя художник Нисский часто вспоминал об этой доброй привычке получать по загривку за дело и без дела.

Ведь его частенько прорабатывали.

То за «формализм», то за «декоративность», то бог знает за что…

Осень. Семафоры.

Но об этом мы расскажем позднее.

А пока наш герой, устав от дневных забот, сладко спит, и снится ему красивый тюбик ультрамарина из набора масляных красок «Гюнтер Вагнер», которые он видел в москательной лавке. Ведь он художник, он копирует пейзажи Шишкина, и во сне его копии во сто крат лучше оригиналов.

Теперь каждое утро Жора надевает красивую фуражку с двумя скрещенными лавровыми ветками и буквами «Г.Г.» — Гомельская гимназия, берет ранец и, благословляемый сияющей матерью, идет в школу.

Он проходит двадцать шагов до изгороди и ныряет в кусты.

А через мгновение, перемахнув через забор, он уже на чердаке родного дома, где его ждут холст, 'кисти и купленные на сэкономленные от завтраков деньги краски фирмы «Гюнтер Вагнер»…

Год 1921-й. Георгий Нисский приезжает в Москву и поступает во Вхутемас.

Вхутемас. Сотни страниц исписаны о дерзких восторженных вхутемасовцах, об их учителях, об удивительном времени дерзаний и чудачеств, о бесконечных спорах и дискуссиях, в жарком горниле которых рождался драгоценный сплав искусства.

Ребята любили спорт. Они боксировали, занимались легкой атлетикой, играли в волейбол.

Волейболисты Вхутемаса держали первенство Москвы. В этой сборной команде одним из лучших был Георгий Нисский.

Он недаром с детства слыл озорным и бесстрашным.

Кто, как не он, бегал по парапету здания Вхутемаса на высоте восьмого этажа, пугая насмерть старушек, стоящих в очереди…

Кто, как не он, первым решил прыгнуть с самолета на парашюте и, когда друзья встретили его как героя, заявил, что «это все чепуха»?..

Желание быть первым, познавать новое, дерзать — во всем этом было огромное влияние Маяковского. Он часто встречался с молодежью Вхутемаса, а она его боготворила.

Когда Маяковский выступал в Политехническом музее, вху-темасовцы строились у себя во дворе на Рождественке в две колонны и с песнями подходили к дверям музея, безбилетные, сметали контроль и победоносно врывались в зал.

Колхоз в Загорье.

Когда все рассаживались где могли, Маяковский, улыбаясь, говорил:

«Ну что ж, можно начинать — Вхутемас пришел».

Это была в искусстве пора бури и натиска, пора романтическая, давшая много славных имен…

Год 1930-й. Нисский заканчивает институт. Его дипломной работой была картина «Восстание французских моряков в Одессе».

… Высокое осеннее небо с легкими перистыми облачками обещает перемену погоды. Но сегодня светит солнце, оно озаряет темную от угля и мазута землю, перечерченную рельсами железной дороги.

Черным жуком не спеша ползет по путям паровоз, белым частоколом стоят перед ним семафоры с красными руками.

Вот один из них нехотя поднял руку — путь свободен.

Прохладно. Степной ветер срывает дым с трубы паровоза, поет в стальных проводах телеграфа, ерошит перышки стайки воробьев, зябко прижавшихся друг к другу.

«Осень».

На редкость простой мотив, скупой, небогатый живописными аксессуарами, но почему он так волнует? Почему, несмотря на отсутствие традиционных примет золотой осени, вас невольно охватывает очарование?

Казалось, как может типичный по атрибутам индустриальный пейзаж (паровоз, семафоры, телеграфные провода) быть глубоко интимным?

В чем секрет его обаяния?

Нисский — поэт.

Его видение мира глубоко лирично. Взволнованно, прочувствованно, он по-особому, по-своему воспринимает жизнь во всех ее проявлениях. И в громаде событий, и в самых мелких штрихах будней художник осмысливает все остро и точно.

Он очень мало пишет с натуры, но зато много видит.

Живописец ежедневно, ежеминутно снова открывает мир, мир своей мечты.

Новобелицы.

Погожие дни лета 1932 года.

Мастер приезжает погостить к родителям, отдохнуть, пописать. Он встает рано утром.

Только взошло солнышко, и заискрился, засверкал сад, покрытый росой. Поют птицы, кругом благодать неописуемая.

Он уходит в дальний глухой «нестеровский» бор послушать шум сосен и голоса птиц, потом бредет к речке и долго-долго глядит, как ветер высоко в небе гоняет стаи облаков. Он встречает школьных товарищей, снова ездит на маневровой «кукушке» и снова приходит домой поздно вечером, весь перемазанный, усталый и счастливый.

Вскоре Нисский обретает то состояние душевной наполненности, которое так необходимо для творчества поэтам и художникам.

Пейзаж «Осень» он написал дома, сидя на завалинке, по впечатлению, без этюдов.

Отец любил сидеть поблизости, молча поглядывая на работу сына. На коленях у него всегда укладывалась старая кошка Маша.

Так родился этот маленький шедевр, пленивший Марке.

В середине тридцатых годов Нисского увлекает тема моря. Он пишет ряд картин, создавших ему известность. Но он ни на один час не бросает поисков. В его мастерской рождаются десятки маленьких эскизов, носящих в себе планы новых картин, новых решений. Впереди были намечены выставки, поездки. Но жизнь рассудила иначе.

… Октябрь 1941 года. Москва.

Танки идут на запад.

На них в белых полушубках — солдаты. Коренастые, с суровыми обветренными лицами.

На московских бульварах войска. На площади Свердлова — полковые кухни. Бойцы греются у костров. Колюче сдвинуты пирамиды винтовок.

Небо Москвы гудит от разрывов зенитных снарядов. Тревоги следуют одна за другой…

Георгий Нисский стоит у обочины Ленинградского шоссе и глядит на поток танков, рвущихся на запад.

Он продрог, уже давно стемнело, но он не может уйти, оторваться от этой грозной картины.

«Я этюдов не писал, — вспоминает Нисский. — Я только чувствовал и смотрел, а потом убегал в мастерскую рисовать и компоновать. А вещь написал, сам не замечая… в два дня».

Натюрморт с вятской игрушкой.

В тяжелые дни обороны Москвы Нисский испытывал доселе неведомую бурю чувств, его сердце поэта было смятено и возбуждено до предела, и вот отдача — эпическое полотно «На защиту Москвы» создано за пятьдесят часов.

Критики часто упрекали художника за «быстроту» писания картин.

Им, очевидно, было невдомек, какой глубокий духовный процесс предварял окончательный «творческий залп» мастера.

В феврале 1942 года Дейнека и Нисский едут в действующую армию, в район Юхнова. Бесконечная русская заснеженная равнина с рваными черными ранами взрывов, обгоревшие остовы домов, искореженная техника и впаянные в снег трупы.

Враг разгромлен, отброшен от Москвы.

Нисский ведет фронтовой дневник.

«Только бы верно понять сердцем. На глаза надежды больше. Видят уже правильно…

…Отбирать только главное… Остальное, литературно досказывающее, убирать, убирать уверенно, безжалостно».

… Отгремела гроза.

Но еще бродят в тревожном небе косматые махины туч, еще темен край неба, где порой у самого горизонта полыхают зарницы.

Солнце прорвало свинцовую гряду облаков и зажгло в напоенном влагой воздухе радугу — предвестницу окончания ненастья. Ослепительно сверкают ажурные фермы моста, перекинутого через канал.

Нарушая тишину, весело басит теплоход, по-деловому рассекая чугунную гладь вод.

Пейзаж «Радуга» написан Нисским в 1950 году.

Послевоенное пятилетие художник много работал.

Он создал десятки пейзажей, в которых нашла отражение радость ощущения мира.

Они пронизаны солнцем, в них воспеты свежесть водных просторов, быстрый бег яхт, красота Подмосковья.

Нисский — отличный яхтсмен. Поэтому так привлекательны и так убедительно «обжиты» его картины. Да это и не мудрено: художник на своем швертботе, Кайра» проплавал не одну тысячу километров по Оке, Волге, Москве-реке.

«Парусный спорт. Пестово».

Солнце и ветер — вот герои этого пейзажа. Вернее, ветер, один ветер хозяйничает сегодня в Пестове.

Верхняя Волга.

Он гонит острокрылые яхты, раздвигает завесы облаков, которые бросают на встревоженную ветром воду диковинные тени. Все в движении, упругом, мускулистом.

Трудно поверить, что полотно написано пятидесятилетним художником, настолько оно переполнено юностью, порывом.

… Древние холмы славного города Суздаля, крытые изумрудным бархатом трав и увенчанные белогрудыми храмами. Как они величественны и прекрасны летним вечером, когда ветерок разгонит облака и на ясном небосводе взойдет бледный серп месяца!

Нисский влюблен в русскую старину. Он побывал в Ростове, Владимире, Новгороде, Пскове.

Однажды с художником Михаилом Петровичем Кончаловским Нисский приехал на этюды в Суздаль.

Кончаловский тут же сел писать, а Георгий Григорьевич по привычке пошел бродить.

На склоне одного из окрестных холмов развалился на траве парень в начищенных сапогах и розовой рубашке, он бросил наземь велосипед и положил на раму вихрастую русую голову.

Рядом с ним смиренно сидела девушка в белом платье.

Козы у подножия холма обнюхивали кем-то оставленный мотороллер.

В небе, как будто мелом, реактивный самолет вычерчивал сложную параболу.

Жизнь шла своим чередом.

Когда Нисский в мастерской в Москве пробовал все это писать, получалось что-то не то.

Детали мешали воспринимать целое.

И вот тогда случилось чудо. Сперва из пейзажа Суздаля улетел самолет и забрал с собой белый след, потом за ним уехал с холста мотороллер, а последним нехотя ушел красавец парень, уводя с собой велосипед и девушку.

Остались только козы, да молодые женщины, да холмы.

А в конце еще появилась на дневном небе луна.

… Поздняя крымская осень. На море холодно, купаться нельзя.

По пустынному берегу бродит коренастый человек в матросской робе, его старая капитанская фуражка с крабом надета набекрень, доброе лицо обветренно.

Подмосковная рокада.

Он идет у самого моря, и ветер, срывая гребешки волн, пригоршнями швыряет ему в лицо брызги.

Это Георгий Нисский.

Художник давно дружит с этими краями, любит их. Встречные радушно приветствуют его, он отвечает им, подняв сжатые руки.

Штормит.

Рыбаки вытаскивают на берег дряхлые фелюги, а потом гуськом бредут к дому артели. Ветер все крепнет, сейчас он сорвал с места лилово-свинцовые тучи, и они нехотя поползли в горы, задевая за башни Генуэзской крепости.

Через минуту ветер уже осаживает седые волны, но они упрямо лезут на плоский берег, зловещие в своем упорстве.

«Шторм идет».

Эта картина очень характерна для Нисского.

… Немые просторы. Бесконечное серое небо и снега, снега. Почти у горизонта белую равнину ограничивает темный лес. Пустынно. Лишь у опушки соснового бора бежит лошадка, запряженная в сани. Казалось, никто не способен нарушить вековую тишину природы.

Внезапно алая игла пронзает небо, и через мгновение слышен рокот самолета.

«Над снегами» — новаторское произведение. В нем ясно звучит мелодия века, века авиации, космоса…

«Подмосковная рокада». Стрелой пролегла она до пылающего горизонта. Огромное багровое небо взметнулось над темными полями, над гулким бетоном шоссе. Раскаленное солнце освещает две крохотные фигуры, идущие по бесконечной дороге. Дороги…

Любимая, без устали повторяющаяся в творчестве художника тема. Нисский — путник, вечно странствующий по дорогам своего времени, вечно ищущий новое.

Три художника помогли Нисскому стать таким, каким мы его знаем сегодня: Александр Дейнека, Петр Кончаловский и Аль-бер Марке.

Это они приучили его быть немногословным, лаконичным, прогнать из своих произведений иллюстративность и изобразительную болтовню, помогли ему выдержать многие испытания.

Дейнека своим огромным дарованием, своим примером стойкости в искусстве, своим плечом помог Нисскому в трудные времена, когда некоторые критики прорабатывали Нисского за десятки не совершенных им грехов.

Кончаловский — своим жизнелюбием, любовью к декоративности и локальному цвету и, самое главное, глубокой любовью к природе — матери истинного искусства.

Марке — своим величайшим проникновением в суть пейзажа, мудростью и простотой.

Искусство Георгия Нисского молодо…

Его полотна лаконичны и собранны. Но за этой внешней строгостью и сдержанностью — горячее сердце художника.

… Нисский очень эмоционален, прям и честен.

Ученик Фалька, Нисский был личностью незаурядной. Сильный, мужественный, отличный спортсмен, он писал по-новому. Позже Нисский говорил, что в мастерской Роберта Рафаиловича Фалька он понял, что «кроме нутра есть глаза, рассудок и метод».

В молодые годы Нисский участвовал в Обществе станковистов. Лидером был Александр Дейнека. Своей задачей художники ставили «революционную современность и ясность в выборе сюжета». И, конечно, станковую форму исполнения.

Вспоминается один эпизод — 1947 год.

Клязьминское водохранилище. Высокое летучее небо.

Жора Нисский. Так звали художника всю жизнь до пожилых лет. В лихо заломленной капитанке с массивным крабом. Краснолицый, обветренный, Нисский сегодня вел свою яхту с особенным тщанием и шиком. Ныне у него в гостях на корабле сам Александр Дейнека. Друг и учитель. Великий художник — сын своего времени.

Вдруг Нисский как-то светло взглянул на Дейнеку и воскликнул:

— Александр Александрович, прости меня!

— За что?

— Я всю жизнь смотрю на мир через твои очки.

Дейнека улыбнулся:

— Жора, у меня нет очков. Возьми их у мудрого Игоря Грабаря и твори, как всегда.

Мы рассмеялись.

Кричали чайки.