Холодный ветер, мокрый снег. Артистка вчера читала. Накликала. И ветер, и снег.

Лицо замерзшее. Музыка из наушников прямо в мозг. Как они не глохнут только, я в стороне и слышу. Бум-бум-баа. Смотрит на дорогу. Должен быть автобус. Но не идет.

Высокий. Щеки гладкие. Куртка хорошая. Сразу видно, что дорогая. И обувь. В такой обуви по паркету ходить. Грязью залепил. И джинсы. Грязь у нас едучая, не отстираешь. Кто-то ему стирает. Руки в карманах. Интересно на руки посмотреть, есть кольцо или нет. Курит? Нет. Ни в коем случае. Не вынес бы без сигареты. Встал бы спиной к ветру и закурил. Вот телефон бы у него зазвонил, он бы ответил. Голос услышать.

Автобус, автобус, где же ты, милый? По каким ездишь ухабам и закоулкам, темно уж, ослабли мы тут стоять, горемычные, а ты пропал. Или плохо тебе? В беде ты? Колесо укатилось, авария, а там люди. А мы и не знаем, ругаем тебя.

А не такие уж длинные пальцы, как я думала. Не как у того актера. Не нашего. У наших нет таких пальцев. У наших пальцы крючковатые, чтоб денежку зацепить и не выпустить. Мимо машины, мимо, не хотят тебя брать, боятся. Вот если бы я руку подняла, то кто знает. Если бы мы вместе. И у меня сапоги были бы. Не как эти. И шуба. Вся черная и гладкая. Струится. И я бы в ней стояла. Сумочка на плече. Золотой замочек. Лицо бледное, точеное. Конечно, совсем другой крем. И машина тут же тормозит. Вам куда? Нас двое. Отчего же вы не на своей? Сломалась.

Нет, зачем сломалась? Это автобус наш сломался, а машина целехонька. Но ехать нельзя. Выпили. Были у друзей. У них дом свой. В лесу. Подвезти не могли – тоже выпили. Отчего же не вызвали такси? В самом деле. Долго, что ли, было позвонить? Странные люди. Теперь вот стоим на обочине, голосуем.

Смотри-ка, действительно тормозит. А это ведь не московский номер. Слушай, друг, не садись к нему, он из Рязани, у них там, в Рязани, пироги с глазами, их едят, а они глядят. Ой, зря ты, мужик, белыми своими руками да за грязную рязанскую дверь. Да он и не один там, в машине, ой, беда. Черный. И не боится лезть к ним. Ну что, вдова останется, ей дом достанется.

Что же мне делать? Придет когда или так и буду тут стоять веки вечные? Корни пущу, стану как дерево, через подошвы корни, через асфальт. Чтоб только покрепче. Дуб. Триста лет простою, люди все в перегной уйдут – мне на прокорм. Мужик этот, жена его, дети, внуки, дороги этой не будет. Главное, чтоб не спилили, эти суки могут, и дуб трехсотлетний не пожалеют, им недолго, электропилой.

Господи, да неужто ты, родимый, целый, невредимый? Прямо лайнер океанский, весь сияешь. И мне, грешной, счастье.

Туман. Потише бы ты ехал, друг, в таком молоке на ладонь видно. И то без пальцев, пальцы туман съел. Форточку я закрыла, замок навесила, за зиму промерзнет дом, отдохнет от меня, выспится, часы еще потикают, пока завод есть, и встанут, старше меня часы. Сколько их раз заводили?

Есть охота. Я бы в такой ресторан пошла, как вчера показывали, чтобы все сияло, а я в синем платье, глаза зеленые, волосы рыжие. Он – смуглый, высокий, в бабочке. Рубашка белая. Сидим друг против друга. Но так не поешь, так только друг друга глазами есть. Если поесть, то лучше к Маше в гости. Переночевать после Нового года, приползти на кухню с утра, усесться вдвоем, кухня маленькая, до холодильника рукой подать, салаты там, закуски, водочка-селедочка, тортик, Маша сама печет, медовик, только курить тебе, Маша, надо бросать. И Витьку бросать, прижился, присосался, не работает ничего, а всегда доволен, Маша говорит, всегда доволен зато, так и я была бы всегда довольна – дотянешься до холодильника, и на тебе, пожалуйста, и водочка, и закусочка.

Чё ж так громыхаешь, подруга? Труба иерихонская. О чем ты вообще? Ну, бросила ты его, так кричи потише, нам всем это знать необязательно. Химия в колбасе. Конечно, химия. Говорят, сейчас червяки мертвецов не едят, брезгуют, берегут здоровье. Так мертвецы и лежат в земле, не разлагаются. Как цари. Рабы не мы.

Водитель хороший. Ведет мягко. Не по земле, а по воздуху. Здоровенный мужик. Как в ладонях у него. Неплохо бы.

Куда торопитесь? Там слякоть.

Год буду работать, и то не хватит. Не платье, а самолет. И не страшно такое в витрине держать? Стекло, наверное, небьющееся. Зайти и померить. Так посмотрят – заледенею. Викуша бы ничего, она от таких взглядов подзаряжается. Меня инфаркт хватит, а мне еще дочь растить. Вот когда захочу с собой покончить, тогда и приду сюда платье мерить.

Что, милый, смотришь? Нет у меня ничего. В другой раз возьму колбаски, приберегу для тебя, а сейчас нет. Домой не позову, и не смотри. Возьмешь тебя, привыкнешь, а потом ты заболеешь, помрешь, а я места не найду, нет уж, прости.

Еще немного, еще чуть-чуть. Что это за машина к нам тут пожаловала? Стекла черные, не разберешь, есть там кто. У меня тоже стекла черные, я гляжу, нет дома никого. Гуляет засранка.

Что это со мной, как в сериале: потеря памяти? В первый раз такое приключение. Какие же там цифры? Имя собственное еще помню, и на том спасибо. Ничего, мы и без цифр, мы ключик приложим, дверь и откроется. Ключик, ключик, где же ты, родимый? Где ты, сиротинушка? Выручай. От меня не укроешься. Ветра нет, тихо, сейчас бы лет тридцать скинуть и погулять, и чтоб денежка в кармане. Да за тридцать лет я бы и без денежки. Петрова, что ли? Приближается, колтыхается. Нет уж, спасибо, некогда мне болтать, недосуг, сил у меня нету косточки людям перемывать. Давай, ключик, выбирайся на свет.

Ну что, квартирка, привет тебе. Как ты тут без меня? Соскучилась? Пыль не протер никто, не позаботился. Что, худо без меня? Сейчас хозяйка отдохнет маленько, чаю выпьет, новости посмотрит и пыль уберет, а полы уж до завтра подождут, на полы сил нету. Пыль-то что, пыль недолго, Настюху я не приучила, пусть ее свекровь учит, когда появится, может, выучит.

Ты гляди-ка, записку мне девка моя оставила. После «мама», запятую надо ставить, доченька, я сто лет назад училась и помню. И то еще у меня тройка была. Я бы сейчас у них в отличниках ходила. А позвонить ты не могла, поросенок этакий? Конечно, не могла, я бы ни в жисть не разрешила, а тут ставит мать перед фактом. Ну, конечно, и телефон отключила. Есть у нее вторая симка, для подружек, а мать отключила, мать вне зоны.

Яйцо поджарю. Хлеб есть? Есть. Есть хлебушек, есть, родимый, тебя буду, на сковородку тоже тебя, подсолю, подрумяню, лучше, чем в ресторане.

Как это Валька телевизор совсем не смотрит, я бы не смогла. Минус десять? Ну, спасибо тебе, обрадовал, пуховик с антресолей доставать. У меня ведь там дырка, убила бы дядьку с сигаретой – в толпе курить! Новый пуховик.

Как ты ему всандалил, друг, а он ничего, поднялся. В живой бы жизни нипочем не поднялся, концы бы отдал, был случай, видала, слесарь у нас был в семидесятые, молодой еще мужик, жалко. Но слесарь плохой. Хорошие все в Америку уехали. И врачи. Да не такие, как ты, хамы, – Фраерман у нас был, участковый, все расспросит, все поймет. Про них бы сняли кино, как они там, в Америке, прижились, не тоскуют? Да уж понятно, что любишь. Пройдет, ничего. Этой не верь, без мыла пролезет, изнутри пожрет. Ой нет, фантастику нам не надо. Вот кто бы мне сон растолковал: собака лежит поперек в подъезде, рыжая, большая, не войти, не выйти, лежит и смотрит, надо было ее погладить, да я побоялась. Про сны с Машей хорошо говорить, у нее все сны к добру. Может, взять мне того бродяжку в дом?

Ну, я – Рак. И что? Откуда деньги возьмутся? Что, у всех Раков или у меня одной? Зарплату прибавят или наследство? Я точно знать хочу: где, сколько? Вот прямо сейчас влезу в коробку, а там вместо старых сапог три мильона плотненько лежат. Деньги он пророчит, надо же. И любоооовь? Да замолчи уж. Я про себя все наперед знаю. Есть у нас Козероги, давай про Козерогов, только попробуй плохое наскрести, прокляну. Подружка у Настюхи на динозавра похожа. Головка маленькая, а зад большой. И ростом под два метра. И ничего, липнут мальчики. Взгляд у нее, что ли, такой? Моей бы Настюхе такой взгляд.

Да уж, давай лучше про погоду, про погоду нам всегда интересно.

Надоел уже твой ветер, по правде говоря. В космос больно много летают. Они летают, дырки пробивают, а нас ветер замучил. Ты, милый, загорел. Ездил, наверное, к теплу, к морю, ходил по бережку, девушкам улыбался. Зубы у тебя хорошие, новые, можно и девушкам показать, и есть удобно, яблоко сгрызут твои зубы, интересно? И тебе всего доброго, отдыхай, до завтра, будь здоров.

Ну вот, Господи, прости мне грехи мои и смилуйся надо мной, Настеньке моей помоги, Господи, дай ей разума и здоровья, и чтоб достаток был, Господи, потому как от бедности характер портится. Как там мои родители и братец Алеша? Пусть им будет у тебя хорошо, покойно, прости им грехи их. Прости нас всех, Господи. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.