Цой: черный квадрат

Долгов Александр

Базис «Черного квадрата…»

Публикации из газеты «ROCK-FUZZ» и журнала «FUZZ» 1991—2007 гг.

 

 

В последнюю осень уходят поэты…

Интервью с участниками концерта памяти Виктора Цоя «Сорок дней»

24 сентября 1990 г., СКК имени В.И. Ленина, Ленинград

Майк Науменко: Сейчас уже трудно вспомнить со всеми подробностями, как я познакомился с Виктором… Кажется, это было году в 1980-м. У нас был общий приятель Леша Рыбин. Знакомство состоялось, кажется, через него.

Мы жили тогда по соседству, буквально в трех минутах ходьбы друг от друга – у Парка Победы. Я – на Варшавской, Витя – на углу Бассейной и Московского проспекта. Они вместе с Лешей Рыбиным часто заходили ко мне, показывали свои песни.

Вместе с КИНО я играл один раз, в 1982 году. Это был их первый концерт в Рок-клубе. Тогда, в общем-то, КИНО как группа еще не сложилась. Витя был с Лешей Рыбиным, на фортепьяно играл Дюша Романов из АКВАРИУМА, на басу – Файнштейн, он же Михаил Васильев. Я сам играл на электрической гитаре всего одну песню – «Когда-то ты был битником».

Каким был Витя? На это сложно ответить. Он был разным… В последнее время он очень изменился. И связано это, прежде всего, с его успехом.

Михаил Борзыкин: Для нас этот концерт имеет куда более символический смысл, нежели просто концерт памяти Цоя… Дело в том, что мы ведь все вышли из Рок-клуба, а зима нынче будет тяжелая. Так что это как бы вынужденное единение, вызванное смертью Виктора. Оно сейчас необходимо – и нам, и тем, кто придет на концерт. Мы можем зарядить людей энергией на выживание.

Александр Житинский: Первую нашу встречу с Виктором помню прекрасно. Она произошла в 1984-м году у Гребенщикова в мансарде на улице Софьи Перовской. Цой пришел тогда с Марьяной.

Боб представил Виктора как восходящую звезду отечественного рок-н-ролла, хотя в это не очень-то верилось. У КИНО почти ничего тогда не было, кроме записанного альбома «45».

За все наши встречи я не помню, чтобы Витя сказал больше двух-трех фраз. Он был чрезвычайно сдержанным и немногословным и по-настоящему самовыражался только в своей музыке.

Из выступлений во время концерта

Анатолий Гуницкий: До сих пор мне в это не хочется верить. Я помню, как в начале августа на стене Рок-клуба появился портрет Цоя. Кто-то нарисовал его черной краской прямо на стене… Это замечательный портрет, на него – особенно теперь – поневоле обращаешь внимание. Вот только неизвестно, что это было – предчувствие или предзнаменование. Но вряд ли случайность…

В те дни, когда все это случилось, во дворе Рок-клуба собирался народ, горели свечи и все время звучала музыка КИНО, пение Виктора. И вот внезапно все эти песни, хорошо нам знакомые и нами любимые, вдруг обрели какой-то особый трагичный смысл. Мы стали понимать их иначе, чем раньше.

Сейчас, после сорока дней, Виктор уже находится далеко от нас… Он уже в том мире, где нет места нашим обычным страстям, чувствам и эмоциям. Но я верю в то, что он узнает наш ответный порыв тепла, благодарности и любви.

Александр Житинский: Есть что-то противоестественное в том, что мне, человеку, которому вскоре стукнет полвека, приходится прощаться уже с пятым питерским музыкантом, с которым я был знаком лично… Я прошу вместе вспомнить имена этих музыкантов, которые сделали так много для славы питерского рока. Это Жора Ордановский, ушедший от нас в 1984-м, это Саша Давыдов из СТРАННЫХ ИГР, который ушел годом позже, это Саша Куссуль из АКВАРИУМА, который погиб в 1986-м, это Саша Башлачев… и вот уже нет Виктора Цоя. Я хочу, чтобы вы любили музыкантов, я хочу, чтобы вы их берегли, ибо они работают в очень опасной зоне. Я хочу напомнить, что рок-н-ролл – это любовь. Я не буду говорить о песнях Виктора Цоя – мы все их знаем наизусть. Я не буду говорить о нем как о человеке – он был нежный и гордый, он имел огромную внутреннюю силу. Которую передавал нам..

Его душа сегодня простилась с нами, но мы с ней никогда не простимся!

Юрий Шевчук читает стихотворение, написанное незадолго до концерта:

В последнюю осень Ни строчки, ни вздоха. Последние песни Осыпались летом. Прощальным костром Догорает эпоха, И мы наблюдаем За тенью и светом В последнюю осень… Голодная буря Шутя разметала Все, что душило нас Пыльною ночью, Все то, что дышало, Играло, мерцало, Осиновым ветром Разорвано в клочья В последнюю осень… Ах, Александр Сергеевич, милый, Ну что же вы нам Ничего не сказали О том, что держали Искали, любили О том, что в последнюю осень Вы знали… В последнюю осень… Уходят в последнюю осень поэты. Их не вернуть, Заколочены ставни. Остались дожди И замерзшее лето, Остались любовь И ожившие камни… В последнюю осень…

ROCK-FUZZ № 1/1991

Московский концерт памяти В. Цоя

ДС «Лужники», 26 октября 1990 г.

Поздно вечером, когда под сводами Дворца спорта отгремели рок-ритмы, в программе «ТСН» были показаны фрагменты телеинтервью с Константином Кинчевым, Юрием Шевчуком и Борисом Гребенщиковым.

Из интервью, взятых в кулуарах Дворца спорта «Лужники» корреспондентом программы «ВиД»

Марьяна Цой: Витя для многих оставался загадкой, даже для самых близких людей. Он был очень сложный…

Каждое лето уже три года подряд он ездил отдыхать в Латвию. Всегда брал с собой на два месяца Сашу. И, по-моему, они наслаждались своим общением, хотя и были оба молчунами, потому что им друг друга очень не хватало. Из-за сумасшедших поездок они виделись очень редко.

Саша героически выдержал всю процедуру похорон. Согласитесь, для пятилетнего ребенка – это удар, тем более что все произошло почти у него на глазах…

Когда хоронили, он стоял на самом краю могилы…

Константин Кинчев: Виктор ко мне часто приезжал. Мы сидели на кухне, пели друг другу песни. В общем, эти встречи были очень теплыми.

Корреспондент: Он не был твоим соперником?

Константин: В хорошем смысле этого слова – да, был, наверное. Но, с другой стороны, все-таки рок-н-ролл – это не спорт. Во всяком случае, то, что он делал, то есть его песни, двигали меня к тому, чтобы тоже писать… У православных есть традиция – отпевать души усопших, так вот – мы сегодня отпели Витю.

Корреспондент: Скажи, тебе его не хватает?

Константин: Очень сильно не хватает… Всегда, когда кто-нибудь уходит, остаются раны. Но, с другой стороны, он, как пел в своих песнях, ушел героем.

Корреспондент: Почему?

Константин: Потому что ветер его сорвал спелым и сочным яблоком.

Карен Робсон, американский продюсер: Я познакомилась с Виктором, когда он участвовал в шоу в Парк-сити. Шоу прошло с большим успехом. Он там встретился с японскими представителями и был приглашен вместе с Джоанной Стингрей в тур по Японии, чтобы представить там записи КИНО.

Я многих знаю в Нью-Йорке, кому был близок Виктор, кто помогал ему в его успешной карьере. Рашид Нугманов должен был снимать фильм на английском языке по сценарию Голливуда с Виктором в главной роли. Жаль, что этого фильма уже не будет. Но я надеюсь, что фильм «Игла» будет представлен в США, и американцы познакомятся с творчеством Виктора.

ROCK-FUZZ № 1/1991

 

Виктор Цой: «Хочу быть собой»

Для многих Виктор Цой, трагически погибший два года назад, в августе 1990-го, олицетворяет философию нынешнего молодого поколения, мысли и чаяния которого он так удачно воплощал в своей музыке и песнях. При жизни Виктор не любил давать интервью, был и остался человеком-загадкой. Наверное, поэтому до сих пор публикации о нем встречаются читателями с интересом.

Сегодня мы предлагаем вашему вниманию последнее интервью Виктора Цоя украинскому радио (май 1990 года), которое нам любезно предоставили наши коллеги из Киева.

Вопрос: Виктор, твоя последняя работа называется «Звезда по имени Солнце». Зная, что ты очень многое, в отличие от «попсовых» групп, вкладываешь в названия, тексты песен, хочу спросить: название альбома – намек на себя или на что-то неопределенное?

Ответ: Скорее, на неопределенное, чем на себя. Хотя… Не знаю.

Вопрос: А сам лично можешь назвать себя «звездой»? Все-таки ты собираешь стадионы, и я бы не сказал, что Виктор Цой не популярен. Твой прогноз: сколько просияешь на эстрадном небосклоне?

Ответ: Не знаю, не думал над этим. Я не считаю, что это главное – всеобщая популярность. Я, конечно, очень рад, что сейчас КИНО собирает такие залы, но, в принципе, все это не было самоцелью. Для нас было важно играть ту музыку, которая нам нравится, и мы будем ее играть, даже если она будет нравиться меньшему количеству людей. Я не прогнозирую успех. Меня это не интересует. Меня интересуют песни.

Вопрос: Тот образ, который ты создал на экране (фильмы «Асса», «Игла»), как соотносятся с реальным Виктором Цоем?

Ответ: Я ничего особенного не создавал, не пытался залезть в чужую шкуру. Вел себя так, как хотел и как вел бы себя в таких обстоятельствах. И занялся этим, потому что мне было интересно.

А когда совершенно недавно предлагали сниматься в роли Маугли в каком-то мюзикле – знаешь, может, это и остроумно, но идея этого мюзикла была совершенно, мягко скажем, не той, что хотелось…

Вопрос: В таком случае, какой образ в кино тебе близок, кого хочешь сыграть?

Ответ: Нет, в том-то и дело, что я ничего не хотел сыграть. Я хочу быть самим собой везде – и на киноэкране, и на концерте, понимаете? Для меня важнее всего сохранить самоуважение и свободу, которая у меня сейчас есть. Но сохранить очень трудно. Нужно все время бороться. И если вопрос станет так, что я вынужден буду играть музыку, которую не хочу играть, но которая будет нравиться людям, было бы нечестным ее играть, правда?

Вопрос: Сейчас утверждают, что советская рок-музыка переживает кризис. Не боишься, что в скором времени ты, Виктор Цой, окажешься не у дел?

Ответ: У нас слишком долго рок-музыка была под запретом, и когда стало возможным ходить на рок-концерт, любая рок-команда собирала зал. А когда появился выбор, то люди, естественно, пошли на другое. Это совершенно нормально. А относительно «не у дел» – думаю, нам это не грозит. Даже если буду в тюрьме, и у меня будет шестиструнная гитара, я уже не окажусь не у дел – ведь я буду продолжать заниматься своим делом. Мне все равно, где играть…

Вопрос: Очень долгое время ты был как бы вне нашей системы. А теперь потихонечку вворачиваешься, что ли. Какие плюсы и минусы во всем этом есть?

Ответ: Совершенно не вписываюсь… Что касается музыкальной системы, то мы все равно стоим особняком, хотя, если раньше мы были подпольной группой, то сейчас нас так назвать уже нельзя.

Я никогда не считал популярность самоцелью, с одной стороны, а с другой – никогда не считал, что нужно искусственно создавать какие-то препятствия между собой и публикой. Поэтому очень хорошо, что мы играем концерты, на которые может прийти любой человек.

Вопрос: Если бы тебе была предоставлена возможность в самые тягостные дни в настоящем перенестись в прошлое – куда бы ты предпочел попасть и почему?

Ответ: Не знаю, как-то не думал на эту тему. И потом я очень философски отношусь к неприятностям и считаю, что их просто надо переждать – и все образуется.

Вопрос: У меня создалось такое впечатление, что ты по натуре фаталист?

Ответ: Может быть, я не занимаюсь самоанализом. Я такой, как есть – и все.

Вопрос: Твой самый большой враг из людей, из человеческих пороков в самом тебе?

Ответ: Вот уж не знаю… Не возьмусь судить, что является для человека пороком, что недостатком, а что достоинством. В конце концов, единого мнения на этот счет не бывает. Поэтому я считаю, что человек таков, каков он есть. Хорош он или плох – а судьи кто?

Вопрос: Допустим, лет через «надцать» ажиотаж вокруг группы КИНО спадет, а тебе придется зарабатывать деньги, чтобы кормить семью… Ты уверен, что сможешь решить эту проблему?

Ответ: Я не думаю о будущем. Я просто знаю, когда вопрос такой встанет, как-нибудь его решу. А пока не стоит, что о нем думать?

Вопрос: Несколько блиц-вопросов в стиле журнала «Браво»: любимый цвет, наверное, черный, да?

Ответ: Конечно.

Вопрос: Любимое блюдо?

Ответ: Не знаю…

Вопрос: Любимые цветы?

Ответ: Розы.

Вопрос: Любимая футбольная команда?

Ответ: Нет такой.

Вопрос: Любимый вид спорта?

Ответ: Ну, довольно много видов спорта, связанных с восточными единоборствами.

Вопрос: Любимое время года?

Ответ: Лето.

Вопрос: Любимая западная группа?

Ответ: Не знаю, нет такой, вот чтобы прямо любимая. А остальные все – нелюбимые.

Вопрос: Виктор, и последний вопрос… Заветная мечта группы PINK FLOYD – полететь в космос. Какая заветная мечта группы КИНО?

Ответ (надолго задумавшись, словно что-то предчувствуя): Не знаю, наверное, тоже в космос…

Интервью взял Александр ЯГОЛЬНИК

ROCK-FUZZ №7/1992

 

КИНОсъемки в Киеве

Монолог Валентина Карминского, второго оператора студенческой короткометражки «Конец каникул»

Корреспондент: Виктор, как вы пришли в кино?

В. Цой: Пригласили. Сначала в Киев на музыкальный фильм «Конец каникул». В нем участвовала вся наша группа. Сыграл там главную роль и написал пять песен, затем появился Рашид, и была работа о ленинградском роке – фильм «Йя-хха». Снялся также у Соловьева в «Ассе» и в фильме Алексея Учителя «Семь нот для размышлений».

Из интервью бюллетеня «Новый фильм», март 1988 г.

Валентин Карминский: Весной 1986-го я вернулся из армии домой. Только что «грохнул» Чернобыль. Как-то раз я встретил своего приятеля – Олега Смирнова, оператора-постановщика, студента-пятикурсника кинофакультета киевского театрального института. Он собирался снимать дипломный фильм вместе с режиссером Сергеем Лысенко, тоже студентом-выпускником.

Олег спросил меня: «Ты что делаешь летом?» «Пока ничего». «Вот и отлично, – говорит он, – мы с Лысенко запускаем диплом, будем снимать кино о КИНО». «Как это?» – не понял я (честно говоря, тогда я о Викторе Цое и его команде еще не знал).

«КИНО – это ленинградская группа, – объяснил мне Олег, – у них очень классные песни. Ребята согласились у нас сняться. Давай работать вместе».

Так я стал вторым оператором на этих киносъемках, которые продолжались чуть больше месяца.

«Киношники» прибыли в Киев в конце июля. Они привезли две гитары, Тихомиров – бас «Фендер», а Каспарян – белую, с перламутровым отливом «Ямаху». Еще они приперли с собой пару ящиков минералки, поскольку кем-то были предупреждены о том, что в пораженном радиацией Киеве следует мыться чистой водой и пить красное вино. Последним, честно говоря, они занимались очень активно.

Снять фильм с участием КИНО Серегу Лысенко надоумил его друг Рома Альтер, видный деятель киевского рок-подполья, ставший музыкальным консультантом фильма «Конец каникул». Лысенко написал сценарий. В принципе, это почти музыкальный фильм. Сюжет там тривиальный. Главный герой (его роль исполнил Цой) пытается играть на гитаре. Он мечтает о собственной группе. Конечно, у него ничего не получается. Над ним все смеются: мол, не лезь, парень, не в свое дело. В конце концов, он сдается, женится и устраивает себе очень комфортный быт. Казалось бы, чего еще надо? Но главному герою этого явно недостаточно…

И вот, когда он в очередной раз сидит в ресторане со своей красавицей-женой, его вдруг прорывает. В знак протеста он рвет на себе майку и уходит прочь. На берегу пустынного озера героя ждет его команда. Вот такой сюжет.

Эпизод, связанный с «красивым бытом», мы снимали на ВДНХ. Там есть павильон жилищного строительства с квартирными модулями, выстроенными без стен. В общем, очень уютная такая обстановка, располагающая к хорошему и веселому застолью. Так что, пока мы снимали кино, наши осветители расположились в соседней квартире, решив там немного «вздрогнуть».

Конечно, «киношники» вскоре заявили, что им тоже хочется. И понеслось… потом уже, когда все крепко выпили, Цой взял гитару. И тут кто-то из осветителей говорит, ну совсем как в знаменитом говорухинском фильме: «Этак и я умею, а ты „Мурку“ давай». В общем, минут двадцать после этого Цой пел только блатные песни. Жаль, что магнитофона рядом не оказалось. Попробуй теперь докажи, что именно так и было.

Первый съемочный день прошел в «Доме музыки». Это киевский магазин, где продаются музинструменты. Мы убрали из витрины все, что там стояло, потом туда залезли «киношники» и представили новую песню «Закрой за мной дверь, я ухожу».

В перерывах между съемкой «киношники» оттягивались «отдыхом на траве», валялись на лужайке прямо в центре площади Дзержинского перед памятником чекистам. Конечно, наш режиссер начал нервничать – только не хватало осложнений с милицией. Все-таки революционный памятник! Но что делать? Как им сказать об этом?

И вдруг Лысенко осеняет: он подходит к ребятам, что-то им говорит – и те как ужаленные вскакивают на ноги…

Спрашиваем: «Сергей, что ты им сказал?» «Да, – говорит, – ничего особенного. Просто брякнул, что в траве до фига радиации».

Однажды Цой пришел на съемочную площадку с подбитым глазом. У него спросили: «Витя, что случилось?» Он отвечает: «Ничего. Упал, ударился о бровку». Признаваться, что ему «поставили бланш», он был не намерен. Еще бы! На площадке он всем показывал, какой он жуткий каратист и все время советовал нашему оператору Олегу Смирнову забросить свои занятия культуризмом: мол, все это фигня, чем ты тут занимаешься.

«Киношники» жили в новой большой гостинице «Славутич», что на берегу Днепра. Постоянно проходили какие-то вечеринки. Не сомневаюсь, ребятам было весело. Рома Альтер устроил им один концерт – каким-то образом ему удалось запудрить мозги дирекции Дома ученых. Концерт там был просто классный!

Чуть позже, когда по городу уже прошел слух, что в Киев приехало КИНО, на съемочной площадке постоянно торчали многочисленные фаны. Было настоящее паломничество.

Цой действительно был немногословным. Если он говорил, то всегда очень тихо, как бы сквозь зубы. Но это было не свысока, очень сдержанно так получалось, без всяких звездных наворотов.

Он мне сразу очень понравился, равно, как и остальные «киношники». Конечно, они были явно другие. Я раньше не встречал подобных людей. Они были все в себе. В чем ходили, в том и играли. И это была не поза, не какой-то дешевый наигрыш, а просто образ жизни.

В общем, я до сих пор вспоминаю о тех съемочных днях в конце лета 1986-го. Мне было в кайф с ними работать. И всем остальным в нашей группе тоже.

Монолог записал Александр ДОЛГОВ

ROCK-FUZZ № 18/1995

 

Необычный парень. Стопроцентный музыкант

Таким Виктор Цой запомнился его друзьям и знакомым. 20 лет назад они пересеклись по жизни и пошли по ней маршем, кто куда. На определенном отрезке времени каждый из них был по-своему вовлечен в игру под названием КИНО. Александр ДОЛГОВ и NADINE попросили Артемия Троицкого, Алексея Вишню, Наиля Кадырова, Игоря Гудкова и Андрея Усова вспомнить подробности их знакомства с Цоем.

Игорь «Панкер» (он же «Монозуб») Гудков: Вся наша компания варилась вокруг Свиньи. Был такой человек – Андрей Панов. В то время я переехал с Гражданки в Купчино. Мне было скучно. Совершенно случайно познакомился: мы менялись пластинками на толкучке, куда люди, любившие музыку, тогда и стекались. Туда стекся Свин, стекся я. Он не был Свиньей, я не был Монозубом, не было никакого Цоя. Нам было лет по семнадцать. Мы со Свиньей одногодки, 1960 года рождения. В 17 лет я ничего не делал. Я доказал своим родителям, что не хочу учиться в институте. Мне всегда говорили, что это очень стыдно и неприлично. Я петербуржец в 9-м колене. Мой прадед служил статским советником во дворце Его Императорского Величества. Но не дворянским род был. И все с высшим образованием. И вот первый в роду человек заявляет: «Я не хочу учиться». Это была полная мотивировка того, что я не мог себе найти профессию. Стоял вопрос об армии, который решался посредством работы грузчиком во всяких военных учреждениях, которые давали отмазы – бронь так называемую.

И вот, я познакомился со Свиньей на толкучке. Мы выяснили, что живем рядом. Примерно одну и ту же музыку любим. Тогда, конечно, панк-рока не было никакого. Спектр был широкий. Например, Свинья очень любил KISS, OSIBISA, CHICAGO. А я любил GENESIS, арт-рок в основном. Мы были прогрессивной молодежью. И у Свиньи можно было собираться. Редкий случай, когда мама была не против. Как возник там Цой? Через Пашкова. Максим Пашков жил там рядом. Потом он учился со Свиньей в Театральном институте, его окончил. У них была группа ПАЛАТА №6.

«FUZZ»: A чем занимается сейчас Пашков?

Игорь: Я не знаю. Он был очень талантливый музыкант. Потом пил сильно… Он окончил Театральный институт, в отличие от Свиньи. Он несколько раз собирал свою группу. В ПАЛАТЕ №6 играли как раз его песни. Цой не писал своих песен. И поскольку нам любая группа была интересна… Цой долгое время от нас скрывал песни, не показывал. Свинья там вовсю уже играл на гитаре. Свинья был признанным у нас лидером. Цой жил возле Парка Победы, Свинья на пр. Космонавтов… Панк-рок зарождался в Купчино, это точно. Рыба там тоже жил. Потом они сделали группу ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ.

Тогда трудно было себе представить день, когда мы все не собирались вместе. Компания могла быть разной. Например, я, Цой и Пиночет. На следующий день Свинья, Пиночет и Рыбин. Потом Свинья, Рыбин, Цой. Иногда все вместе.

«FUZZ»: Для вас было новостью то, что Цой с Рыбиным назвались ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ?

Игорь: Нет, не было. Это вызывало смех. Когда открылся Рок-клуб, у нас были по субботам собрания, поскольку организация была политизированная. Все члены клуба должны были приходить. И это было здорово, потому что в пятницу мы все где-то напивались. А в субботу собирались в Большом зале: все единомышленники, все делающие музыку, разную, но совершенно точно не ту, которая звучит из телевизора, из радио. И вот там происходила перекличка. Мы с Пашей Крусановым – такой писатель нынче очень модный – организовали группу АБЗАЦ. Естественно, с нас начиналась перекличка: «АБЗАЦ!» Вставал Паша Крусанов, имея явно помятый вид, и говорил: «Я! АБЗАЦ здесь» – «Прекрасно». Потом доходили до: «ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ!» – «Отсутствуют». Все это вызывало радостный смех. Когда первый раз прозвучало «ГАРИН И ЕГО ГИПЕРБОЛОИДЫ», это было смешно. Офигенное название. Я очень жалел, когда они его сменили на КИНО, потому что мне казалось, что прежнее название – просто супер. Оно было абсолютно необычное.

«FUZZ»: Что пили?

Игорь: Сухое вино. Водку пили, но очень мало. Вообще пили все. Было же время дефицита тотального. И тотальной нехватки денег. Это было пьянство на уровне времяпрепровождения. Потом уже у людей начались проблемы. Бутылка вина, поиск денег на вино, поход в гости… Тогда же время текло мед-лен-но. Сейчас каждый день концерты, каждый день европейская звезда. А тогда мы знали, что сегодня у нас, например, 15 апреля, и что через месяц, 15 мая, концерт, в котором будут участвовать АКВАРИУМ, РОССИЯНЕ, еще кто-то. И все. Представляешь, как было жить этот месяц? Я первым познакомился с Майком через Гребенщикова. И я притащил его сразу же к Рыбину. Гребенщиков не был в нашей компании. Цой уже потом появился у Гребенщикова, когда наша компания развалилась.

«FUZZ»: Ваша компания знала о БГ?

Игорь: Конечно. Я попал совершенно случайно на концерт в ЛИСИ, где учился мой друг близкий. Он сказал мне, что там будет играть группа. Ну, я поперся. Это был, наверно, год 1979-й. И они там играли в очень странном составе: Майк, Гребенщиков, Сева Гаккель, Файнштейн на басу, Губерман на барабанах. И, поскольку это был новогодний вечер, играли западные рок-н-роллы. Они меня поразили тем, что были все накрашены, у Майка был ошейник с блестками. И они сыграли там песню «Блюз летающих тарелок». Она меня прибила полностью. А в конце Гребенщиков сказал: «Если кто-то хочет купить нашу запись, он может после концерта подойти и поговорить». Шаг был очень смелый – сказать такое в зал. Это же было незаконное частное предпринимательство. Но поскольку концерт был очень хороший, и народ веселился, он это сказал. Я тут же подошел, сказал: «Я хочу купить, очень надо». Он тут же мне дал свой телефон домашний. Я сразу же позвонил, на следующий день. Он мне продал альбом «Все братья – сестры», и мы стали общаться. Он выяснил, что мы слушаем панк. Очень удивился, что у нас есть панковские пластинки. У нас были SEX PISTOLS, THE STRANGLERS. А у него был THE CLASH. И мы стали меняться. А потом произошел фестиваль в Тбилиси и концерт в Гори. Позвонил Гребенщиков и говорит: «Мы приехали с офигительного концерта, и мы его записали. Хочешь запись?» Уже не за деньги. Я сказал: «Конечно, хочу». Мы встретились на стрелке Васильевского острова, он мне дал пленку, я приехал к Свинье. И мы услышали эти песни – «Марину» и прочее. Мы офигели: это был просто Игги Поп! Гребенщиков от нас получил пластинку Игги Попа, PUBLIC IMAGE Лайдона. А потом Гребенщиков говорит: «Ты помнишь альбом „Все братья – сестры“? Там Майк такой. Он альбом записал». Дал мне телефон Майка, я позвонил, приехал, получил альбом, мы стали с ним выпивать тут же, поехали к Рыбе, выпивали дня три, очень друг другу понравились и полюбили друг друга навсегда.

События не развивались никак. Мы просто слушали западную музыку и очень мало советской в виде АКВАРИУМА. Притом ведь АКВАРИУМ не был популярной группой, у нас правили бал совсем другие – ЗЕРКАЛО, РОССИЯНЕ, ОРНАМЕНТ, которые играли пафосный рок. А в АКВАРИУМЕ были ребята такие же, как мы, только постарше. И мы со Свиньей сделали группу. Я поехал и взял в прокате барабанную установку, гитару и бас «Урал», привез все к Свинье и сказал: «Давайте играть». А ГИПЕРБОЛОИДЫ шли своим путем. Они поняли, что не надо заморачиваться с аппаратурой. У них замечательный был состав: Цой играл на гитаре, Рыбин на гитаре и Валиев, такой здоровый-здоровый, был у них перкуссионистом и пел вторым голосом. И когда они пели у Паши Крусанова в квартире – это был момент, когда уже Цой показывал свои песни. Они очень нравились: «Когда-то ты был битником», «Мои друзья всегда идут по жизни маршем»…

Цой долго не хотел вступать в Рок-клуб. Концертов не было. Не было репетиционных точек, играли чудовищно. Пока мы плотно общались, репетиционная точка была у всех дома – у Рыбина, у Свиньи. Была группа ПЕПЕЛ, которой все завидовали, потому что у нее была репетиционная точка в каком-то ЖЭКе. Потом Цой с Рыбиным стали ездить в Москву. Это все породил Троицкий.

«FUZZ»: Момент, когда ГИПЕРБОЛОИД сменился КИНО, и Цой с Рыбиным разошлись…

Игорь: А в тот момент мы уже не общались плотно. У них началась своя история. Появился Каспарян. Мы продолжали общаться в общих компаниях. Ситуация «быть вместе все время» перестала быть нужной. Поскольку мы были членами ленинградского Рок-клуба, то посещали одни и те же концерты, тусовались в одних и тех же местах, но уже не было такого, чтобы мы приходили друг к другу в гости. И я со Свиньей уже не общался. Раньше был период становления всех, совместно, а потом все занялись своими делами. Моя жизнь складывалась замечательно – разве что я не смог стать музыкантом, чего очень хотел. И я же, получилось так, играл в группе КИНО на первом концерте в Рок-клубе – на саксофоне. Это называлось «Танец саксофона» на песне «Когда-то ты был битником». Это было шоу. Я вылезал из зала прямо на сцену и дудел в саксофон, разучив одну ноту, дико фальшивил. Там был такой аппарат, что это было неважно, ничего не было слышно, концерт был провальный, группа никому не понравилась.

«FUZZ»: Не понравилась?

Игорь: Да. Наш город часто отторгает то, что очень популярно. И сейчас тоже. Группа КИНО была очень популярна в Москве, и абсолютно равнодушно относились к ней в Рок-клубе. ТЕЛЕВИЗОР, например, считался намного круче. Факт.

Наша компания распалась по причине того, что Свин решил стать настоящим панком. И стал приводить в нашу компанию гопников. Он сказал, что мы все вшивая интеллигенция, что наши родители неправильные, мы никакие не панки, а космополиты, прозападники, а настоящие панки – из рабочих семей. И он стал их приводить. В определенный момент я понял, что окружен гопниками и ублюдками, которые могут украсть, сесть в тюрьму, кто-то из них сидел за изнасилование… Я сказал Свинье: «Мне это не нравится. Не вижу смысла с такими людьми общаться». Он сказал: «Ну, не нравится и не нравится». И я ушел общаться к Майку.

А Майк – это совершенно другая история. И Майк на меня очень сильно повлиял. И тогда я захотел устроиться звукооператором куда-нибудь. Сначала устроился в Большой театр кукол на то место, где работал Майк звукооператором. Там писался АКВАРИУМ, я участвовал в нескольких сессиях. Они записали там «Акустику». Я там играл на бонгах в трех песнях, и у меня эти треки сохранились. Они зарублены были Борей, потому что музыкантом я был не очень хорошим – надо было заниматься. А я больше хотел тусоваться. И мне не давалось всё легко, как остальным. Цой – он кореец, в нем больше упорства… Он же очень плохо пел – в результате стал петь, не был виртуозным игроком на гитаре – в результате ритм-гитаристом стал хорошим. А я так, по верхам. Майк: «У нас нет барабанщика». Я: «О, я буду!» Я был в некотором роде мажором – спекулировал пластинками, джинсами, у меня деньги водились. Купил себе барабанную установку. И ко мне приехали на первую репетицию Майк и Илья Куликов, ныне покойный. Мы стали играть, потом сели выпивать, и Майк сказал: «Не, Панкер, давай ты не будешь барабанщиком, потому что не получается из тебя барабанщик, давай ты будешь нашим звукооператором». Я сразу согласился. Номинально нечего звукооперировать-то. Просто надо же было кем-то быть. А потом я устроился с большими проблемами при помощи своего отчима в Театральный институт. Там был записан альбом Майка «LV», альбом СЕКРЕТА «Ты и я» – магнитофонный, который нигде не вышел, «Нервная ночь» Кинчева… А также туда все время приходил Гребенщиков и писал с Курехиным всякие свои авангардные бредни. Очень они меня смешили этим.

Потом я попал в Рок-клуб, и из Рок-клуба меня забрал Михайлов в клуб «Фонограф». Это был клуб во Дворце молодежи при обкоме комсомола. Там работали я и Слава Задерий. Михайлов начальник, мы подчиненные. Слава крашеный, в значках, мы были отвратительными типами. Но нас любили, мы делали концерты. Первый раз там выступили КАЛИНОВ МОСТ, ЗВУКИ МУ, НАУТИЛУС, ЧАЙФ… Тогда я еще был директором ОБЪЕКТА НАСМЕШЕК, а до этого еще очень плотно с СЕКРЕТОМ работал, я их вытащил на рок-клубовский фестиваль, где они стали лауреатами, а потом они ушли на профессиональную сцену, а меня с собой не взяли. Это было параллельно с Рок-клубом. Рок-клуб был организацией, где денег не платили. Михайлов являлся президентом Ленинградского Рок-клуба и начальником клуба «Фонограф» в ЛДМ. И мы все это увязывали. В ЛДМ благодаря нам прошел фестиваль семидневный…

Я занялся видео – прокаты, салоны. Потом мы открыли с Пиночетом магазин в Рок-клубе, очень неудачный был опыт – кризис, пятое-десятое. А потом я пошел в «Бомбу-Питер» к Олегу Грабко, там проработал три года в качестве продюсера. И уже понял, что не хочется мне идти работать ни в таможню, ни в Москву, меня звали… Деньги не главное, как-то всю свою жизнь я работал с людьми, которые мне были приятны. Если начальник – то Николай Михайлов. Не было какого-то чиноподчинения у меня. А сейчас у нас с Антоном Соей свой продюсерский центр «РММ», в который входят группы КУКРЫНИКСЫ, МУЛЬТFИЛЬМЫ и Михаил Башаков.

«FUZZ»: Когда Цой взлетел уже до стадионов, как вы, его старые друзья, восприняли это, какими глазами вы на него смотрели?

Игорь: Никак не смотрели. Потому что его стадионов никто не заметил. Стадионы-то он не в Питере собирал. У него в Питере был один раз концерт в СКК, я не был там. Единственное что – машина у него появилась. Машина – среди нас это был аргумент. Для меня как космический корабль, такая непонятная вещь. На которой он, кстати, и убрался в результате. Лучше бы ее не было, этой машины. Странно, я никогда не думал, что он будет привязан к вождению так сильно.

Лично мне нравились альбомы «Группа крови» и «Звезда по имени солнце». Я помню, как он впервые сыграл «Звезду по имени солнце» у Кинчева на квартире. Мы приехали после концерта памяти Башлачева к Кинчеву и пили брутально очень. Там был Цой как раз, и он Кинчеву сыграл «Звезду», а Кинчев ему сыграл какую-то тоже песню, которая стала потом крутой. Но «Звезда» понравилась сразу – этот ход, тогда она была как реггей. И песни-то сильные были… Я же говорю, не было уже такого общения – у него группа была своя, он с ними общался. Он погиб в тот момент, когда твердо решил переезжать в Москву, насколько я знаю.

Наиль Кадыров: До армии я воспитывался на нормальной музыке: THE BEATLES, THE ROLLING STONES… И этот детский сад, который творился у нас, никогда не интересовал меня. Потом, когда я пришел из армии, выяснилось, что какие-то движения произошли положительные в Питере. А мой приятель армейский был в курсе и начал таскать меня на концерты, в частности, на Десятилетие АКВАРИУМА. Это был Вадик Шебашов, сейчас известный писатель. Он издает книжки под псевдонимом Борис Карлов. Десятилетие АКВАРИУМА проходило в общежитии кораблестроительного института, по-моему. И один человек мне все время говорил: «Это Майк, Майк!» Ну, я подошел, мы познакомились… И это знакомство переросло в дружбу до самой смерти. Так получилось, что меня семья Науменко усыновила и считала своим сынком. Почти десять лет, до самой его смерти, я постоянно у них бывал, минимум два-три раза в неделю.

Кстати, творчество Майка я очень долго не воспринимал. Мы часто сидели, все обсуждали, никогда не слушали русскоязычную музыку. Он же был человек энциклопедических знаний. У него была огромная коллекция западной музыки. Это сейчас все легко – зашел в любой магазин, все есть. А тогда было все сложнее, надо было это искать. Какая-то часть пластинок попадала к Майку от Кости «Зверя», добрейшего человека, его друга. Вадик Шебашов каждую неделю вывешивал на стенке листочек бумаги – хит-парад, 10 наименований, самое лучшее из того, что на этой неделе у него слушается. Туда входили наши группы и англоязычные. А до этого меня сводили на концерт ЗООПАРКА, там был ужасный звук, никто не умел играть, в общем, бардак. И я как-то раз пришел к Вадику и, увидев ЗООПАРК на каком-то месте, написал рядом неприличное слово. А на следующий день пришел Майк, увидел это и обиделся… Но это все шуточки. А потом он меня начал приглашать играть в ЗООПАРК. Я несколько лет отказывался, а потом и согласился. Когда мы были знакомы лет пять, я уже разобрался, что это такое – его песни. Я считаю, что Майк – единственный автор, в котором нет ни капли совка: ни в музыке, ни в текстах. А с Цоем… Есть такой персонаж, Паша Краев. И у него дома, на улице Композиторов проходило очень много квартирных концертов. Я думаю, это был 1983 год. Тогда уже начали говорить, что есть такой проект КИНО, Цой и Рыба. И меня как-то затащили на их квартирник. И я сразу понял, что это – заведомо обреченный на успех проект. Это было слышно. На тот момент, насколько мне известно, Цой очень много играл квартирных концертов, ездил в Москву. У Паши часто выступал. Я был там раз пять, наверно. В квартиру помещалось порядка сорока человек. Был такой человек Юра Балакирев, а у него два брата по кличке Большие, борцы. И они надевали красные повязки и собирали со всех плату за вход. Стандартная цена была два рубля. А поскольку они Большие, то все им деньги отдавали, в пререкания не вступали. Много сиживали там. Обычно как: до концерта немного выпивания, после концерт, потом основная масса расходилась, мы сидели на кухне, о чем-то болтали, выпивали. К сожалению, это бич – алкоголизм. Все встречи обязательно заканчивались выпиванием. Разговаривали, в основном, о новинках западной музыки. То есть никто не воспринимал друг друга, упаси господи, как гения. Просто дружбаны. Что в мире происходит, какая группа выпустила очередной альбом, он хороший или не хороший – вот об этом говорили.

«FUZZ»: А на этих квартирниках были какие-то элементы фанатизма, поклонения?

Наиль: Нет, никакого. Автографы, может быть, брали по пьянке. Это же все были люди одного возраста, чуть больше 20 лет. И в то время это был все-таки локальный успех. Потом началось это безумие.

На квартирниках сначала Цой с Рыбой были, потом они как-то разошлись, и уже туда приезжал Цой один, и я там что-то поигрывал с ним. Сейчас чтобы на концерт загнать людей, нужны огромные траты и головные боли, поскольку иначе народ не придет. А тогда – на каком-нибудь ДК повесят бумажку: такого-то числа такой-то концерт. И больше ничего не надо. Один увидит, позвонит десятерым, те десять тоже позвонят. И всё: концерт состоялся при большом скоплении народа. Тогда работала реклама телефонная.

«FUZZ»: В книге воспоминаний о Цое написано, что вы ему аккомпанировали…

Наиль: Да, он меня просил. Он меня и в КИНО приглашал, но я не пошел.

«FUZZ»: Почему?

Наиль: Ну, так сложились обстоятельства.

«FUZZ»: На каком этапе это было?

Наиль: Когда они расстались с Лешей Рыбиным, и он хотел уже делать группу электрическую.

«FUZZ»: А какие у него требования были к аккомпанирующему музыканту?

Наиль: Мы с ним поиграли один раз, и он мне сразу сказал: «Давай играть». А я же с Майком играл в основном, и тут Цой: «Ну что, поиграешь?»

«FUZZ»: Вы сказали, что было сразу понятно, что КИНО обречено на у спех…

Наиль: Это было слышно по песням. «Если хочешь популярности, сочиняй такие песни, чтобы любой пацан в подворотне мог их сыграть» – это его формула. Может быть, я не теми словами сказал, но смысл таков. Было понятно, что эти песни ложатся на уши сразу.

«FUZZ»: Какие у вас гитары были тогда?

Наиль: Разные. У Цоя была двенадцатиструнка, там были оставлены сдвоенные только первая и вторая струны, остальные сняты. Как бы восьмиструнка получилась. У Майка была мастеровая гитара – по-моему, ее делал Юра Ильченко. Тогда фабрика им. Луначарского выпускала гитары не очень-то хорошие, поэтому было значительно лучше заказать у какого-то мастера. Но это в зависимости от наличия денег. Есть деньги – можно заказать за триста рублей, нет денег – можно и за девяносто. У меня, по-моему, была рублей за сто пятьдесят.

«FUZZ»: Вы ни в каких записях КИНО не участвовали?

Наиль: Под официальным названием КИНО – нет. У меня есть двойной CD квартирников, официально выпущенных. Там я играл. Музыкант Цой был хороший, его многие недооценивают. Он просто не лез в такие вещи, как соло-гитара. И правильно делал. Это слышно на квартирниках. У него какая была функция? Гармоническая и ритмическая. Он очень хорошо справлялся с ритм-гитарой. Я его помню абсолютно спокойным человеком, рассудительным, знающим, что он делает. Он не был спонтанным, нет – очень здравомыслящий, трудолюбивый, работяга. Но я его не очень близко знал. Посидели, поиграли, повыпивали… Они в гору пошли очень лихо. И там уже сразу – не подступись. Но я считаю, что заслуженно совершенно пошли. Если бы они играли до сих пор, для меня совершенно очевидно, что он бы выступал один. Был бы какой-то аккомпанирующий состав, на одну пластинку приглашал бы одних, на другую, вероятно, уже других. Там любого человека в группе сменить – ничего не изменится, на мой взгляд.

«FUZZ»: А как Майк отнесся ко взлету Цоя?

Наиль: Майк был настоящим питерским человеком, а зависть в питерцах если и есть, то она глубоко сидит. Майк очень сильно радовался. Более того, в свое время много помогал. На каждом углу трещал: «О! КИНО, Витя Цой, это круто! Вот послушайте». Такой бесплатный рекламный агент был. Позже они встречались, но редко, дай бог, раз в год. Бешеный успех, бешеные гонорары – они же людей, в общем-то, не меняют, но они меняют круг общения. Цой попал уже в другой круг общения… А раньше они у Майка ночевали на кухне. Майк же для них божеством был, когда они были молодые. Он был авторитет, гуру. Он им мозги вправлял, к музыке приучал.

Тогда у нас была группа ПОЧТА, она мне очень нравилась. Мы еще квартирники вместе играли: ПОЧТА и Цой. В 1985 году у нас сложился электрический состав, худо-бедно что-то играли, а потом главный лидер, лучший друг мой Сережа Васильев умер. На сороковой день после смерти Цоя… С Дюшей много играли. Потом с тем же Лешей Рыбиным выпустили две пластинки. Сейчас думаем, может, по осени еще пластиночку записать. «Пять лет с VERMICELLI ORCHESTRA». Во все коллективы, где я играл, меня приглашали, я ни в один коллектив никогда не просился. Я или шел, или не шел. А поскольку у меня жизненный принцип «чем дома сидеть, лучше где-нибудь поиграть», поэтому достаточно много коллективов. Последнее время я играю с РАЗНЫМИ ЛЮДЬМИ. Все отлично, у каждого свой путь. У кого-то больший успех, у кого-то меньший. Это очень часто по не зависящим от музыканта причинам происходит. И это нормально, везде так. Я считаю, что «45» – лучший альбом КИНО. Он самый плохой по исполнению, по записи, но по атмосфере и набору песен мне кажется самым лучшим. И их не надо переписывать, делать лучше. Это как документ того времени. Лучшие по набору песни – без пафоса, без героизма раздражающего. Беззаботные, милые, приятные, мелодичные песни.

Алексей Вишня: В самом начале своей деятельности КИНО выглядело как бард-группа из двух человек. Тогда-то мы и познакомились в студии Андрея Тропилло, где я функционировал в качестве «пионера», воспитанника Дома юного техника на Охте. Ребята были старше всего на пару лет, и мы быстро нашли общий язык. Непреодолимая мощь Тропилловского авторитета сильно мешала Цою спокойно себя чувствовать в творческом процессе, песен у него было очень много, а времени на студии не хватало. В один прекрасный день я предложил Виктору сделать запись в домашней студии, это было в конце лета 1983 года. До следующей сессии звукозаписи у Тропилло оставался целый год, а услышать звучание новых песен очень хотелось. Так мы за пару дней и записали материал, которому я дал шуточное название «46». Всем – и Марьяне, и Юрику, и Виктору – очень понравился результат. Только для них и для их друзей я сделал порядка 30 копий. Конечно, эту рабочую запись нельзя было позиционировать как альбом, но что вышло – то вышло. Спустя заветный учебный год эти песни были переписаны заново у Тропилло и вышли на альбоме «Начальник Камчатки» уже с участием Гурьянова, Губермана, Бутмана. Вместе с альбомом «46» я начал распространять свои первые опыты под названием «Яншива Шела – последний альбом», и стало ясно, что у Рок-клуба появилась вторая студия, точнее, филиал студии «Антроп». Путем передачи неиспользуемой техники мне во временное пользование Андрей Владимирович увеличил «рабочую скорость ленты» вдвое. Летом 1985 года я работал в три смены. Утром МИФЫ, днем КИНО, вечером АКУСТИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ (Слава Егоров и Сева Гаккель), а ночью посиделки с АЛИСОЙ, отдыхавшей у меня в процессе работы над «Энергией». В таком бешеном режиме был записан альбом «Это не любовь». Аппаратура была та же самая, что использовалась Тропилло в работе над альбомами «Электричество» и «Акустика» АКВАРИУМА. Качество выросло заметно, но Виктору больше всего нравилось комфортно записываться в домашних условиях, в тапочках и футболке. Я пытался создавать ребятам максимально хорошее настроение. Всё записалось за пару недель, приглашенный в группу басист Саша Титов за один день сыграл бас-гитару на все песни, и альбом был практически готов. Удалось привлечь в песне «Саша» Севу Гаккеля, случайно задержавшегося после записи АКУСТИЧЕСКОЙ КОМИССИИ. «Это не любовь» вышел раньше, чем уже записанный, но еще не сведенный альбом «Ночь», и Цой пребывал в наипрекраснейшем расположении духа – ибо вышел здоровский альбом нормального качества и вот-вот, со дня на день сведется «Ночь». Этот период жизни и творчества Виктора я хотел бы оставить в памяти навсегда, потому что именно таким я любил Цоя – бесшабашного и милого, готового в любой момент схватить гитару и запеть.

Прошел год, я переехал в отдельную квартиру и построил там новую студию. Выход релизов не прекращался, постоянно кто-то записывался, и физическая мощность студии стала прогибаться. Начались конфликты, АЛИСА нередко пересекалась с КИНО по времени, я становился «крайним», отдавая Кинчеву свою любовь и предпочтение. С КИНО становилось трудно общаться. Про Цоя стали снимать документальные фильмы, мы с горем пополам пытались что-то записывать, но путного ничего не получалось. Сделали треки к двум фильмам, записали «Братскую любовь», «Разреши мне проводить тебя домой» и еще несколько песен, скомпилированных впоследствии в LP «Неизвестные песни Виктора Цоя». Неимоверный бум в среде питерских рок-музыкантов вызвал приезд в Россию начинающей певицы из Лос-Анджелеса Джоанны Стингрей. У Рок-клуба появился более или менее приличный концертный аппарат, а музыканты получили великолепные инструменты. Джоанна написала английские слова к песням Курехина, БГ и Цоя, записала их в Америке. Песня «Перемен» в Джоанниной редакции называлась «Pretty Man». У КИНО появилась кассетная портастудия «Yamaha» и они начали работу над альбомом «Группа крови».

Ранней весной 1988 года я краем уха где-то услышал, что у КИНО лежит несведенный альбом, и стал уговаривать Каспаряна убедить Цоя совершить у меня его окончательное сведение. Цой поддался на уговоры. Я был счастлив, потому что чувствовал, что это будет альбом года. На кассете поканально были записаны барабаны с басом, гитара Каспаряна, гитара Цоя и голос. Все партии были идеально выверены, сыграны музыкантами дома, ко мне же попала немного шумящая запись, которая через эквалайзеры и компрессоры, да с ревербератором от Джоанны «SPX-90» звучала великолепно уже сама по себе! На этот «бутерброд» Юра наигрывал вторую партию гитары, а Виктор накладывал голос double-track. Так, в один проход это сводилось на тридцать восьмую скорость. Естественно, качество звука было беспрецедентным, ибо такого ревербератора даже у Тропилло еще не было. Неудивительно, что альбом получил прекрасные отзывы.

На этом наши творческие пути с Виктором навсегда разошлись, следующий альбом они писали уже в Москве, затем во Франции, а я потерял интерес к домашней студийной работе и потихоньку сам стал выступать со своими песнями, записал альбом «Танцы на битом стекле» и занялся другими делами.

Могу сказать абсолютно точно, что судьба благосклонно свела меня с человеком совершенно иной «операционной системы». Он говорил, думал по-другому, часто действовал неадекватно, мог привести в ярость, сначала намеренно злил, а потом обижался… С ним было невозможно разговаривать, невозможно, задав вопрос, получить внятный ответ. Этой же болезнью в равной степени заболели все, кто оставался с ним до конца.

Последний раз я прикоснулся к Виктору в приветственном рукопожатии перед концертом КИНО в СКК. Я сказал ему, что выступаю со своими песенками, пригласил в гости послушать. «Да, надо будет… Заеду как-нибудь» – сказал Цой, но я почувствовал, что он не приедет. «Как же… звезда! Больше я его не увижу» – подумал я. Так и случилось.

Сразу после смерти Виктора я сел в студию ЛДМ и записал альбом-реквием «Иллюзии», в которых стилизовал звук гитар под Каспаряна в «Группе крови». Весь альбом был пронизан духом вечности. Однако и его судьба оказалась фатальной. Это был десятитысячный тираж пластинок, который был полностью уничтожен – его залило горячей водой во время тушения пожара на этаже сверху. Чудом уцелел оригинал, который хранился у друга. Я больше никогда не записывался в студиях, работал на разных компьютерах в разных условиях, и до сих пор не изменяю этой технологии… Делаю ремиксы, танцевальные аранжировки. Но живого общения и работы с рок-музыкантами не веду. Дружу с группами ИВАН КУПАЛА, ППК. Это самые продвинутые компьютерные группы на сегодняшний день, и я счастлив, что опять нахожусь среди Богом избранных.

Артемий Троицкий: Я познакомился с Цоем, естественно, посредством Свина, который меня серьезно обаял где-то осенью 1980 года. Свин был такой панковской мамой-курицей большого количества всевозможных цыплят под названиями АВТОМАТИЧЕСКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ, ПАЛАТА №6, ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ и прочее – я уже не помню всех названий. Примерно 20—25 персонажей, в числе которых были и совсем не музыканты – скажем, Юфа, прославившийся как Женя Юфит, режиссер-некрореалист; Пиночет, который до сих пор является менеджером и продюсером каких-то групп… И все они плавно перетекали из одной формации в другую, записывались в разных составах под очень забавными названиями. У меня до сих пор лежит дома одна абсолютно историческая катушка, одна из самых ценных из имеющихся у меня. Практически музейная вещь, где Свин скомпилировал все имевшиеся на то время, к концу 1980 года, записи вот этого питерского прото-панка. Я пригласил Свина в Москву с концертами, не имея ни малейшего представления о том, кто с ним приедет. Насколько я понимаю, компании набирались им абсолютно спонтанно. Все примерно в одинаковой степени умели или не умели играть, все были одинаковыми друзьями, хулиганами и вообще куражными ребятами. И в первую же свою «серьезную» московскую гастроль – а дал тогда Свин в нашем городе, я так думаю, 3 концерта, это были квартирники, один концерт был в каком-то Красном уголке на Кутузовском проспекте – так вот, в первую же эту гастроль Свин привез с собой Цоя и Рыбу. Цой аккомпанировал Свину на ритм-гитаре, Рыба, по-моему, тоже. И тогда же, поскольку на самом деле в их компании царила полная анархия, а анархия – это в высшей степени демократия, Свин, хотя был звездой всей этой компании, охотно предоставлял слово всем остальным. Все остальные тоже пели свои песни. Рыба пел «Не хочу быть лауреатом, не хочу в „Астории“ жить…», а Цой тогда же спел свои первые две песни. Одна теперь уже совсем забытая и, кажется, вообще не существует ее записи. Песня называлась то ли «Ваня», то ли «Вася»: «Вася любит диско, диско и сосиски…». А вторая песня уже вошла в историю нашего рока – «Мои друзья всегда идут по жизни маршем». И Рыба, и Цой мне очень понравились. Они, конечно, были совсем не похожи на Свина, юноши были более скромные. Хотя и не менее пьяные. И авторский почерк у них был совсем иным. У Свина это был просто беспредельный панковый импровиз – фактически то, что он играл, был не панк, а какая-то полунойзовая психоделическая припанкованная музыка. Это ближе было к тому, что играли PUBLIC IMAGE в то время. Я помню песню под названием, кажется, «Время вперед», первая строчка там была: «По Невскому шлялись наркомы, блевали что-то там такое алкаши, валялись в канавах пьяные гады, висели плакаты: „Даешь анаши!“». Эта песня украсила бы репертуар PUBLIC IMAGE не хуже какого-нибудь «Альбатроса». То, что играл Рыба – это был такой минималистичный классический панк. То, что играл Цой – это были панковские по духу, но уже тогда вполне попсовые по форме песни. С четкой мелодией, с четкой структурой «куплет-припев-куплет-припев». И они были очень свежи и очень интересны. И тогда же я рассказал про Цоя Боре Гребенщикову, потому что я тогда у Гребенщикова жил на Алтайской улице.

Да, я совсем забыл. Еще до московских гастролей я познакомился со всей этой компанией на дне рождения Свина, который проходил в ресторане «Трюм». И вот там я впервые услышал Цоя. Борьку я звал на этот день рождения, но, по-моему, он просто застремался туда идти. А после этого вернулся я на Алтайскую улицу и рассказываю ему, какие там были замечательные ребята. Я помню, что единственный персонаж, рассказ о котором Борю как-то зацепил – а рассказы мои, естественно, сопровождались описанием музыки и цитатами из песен – это был Цой. Свин явно вызывал у Бори чувство легкого ужаса. Это был не его герой. Рыба, наверное, был для него слишком очевиден. А вот когда я спел ему: «Мои друзья всегда идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков…» – вот тут у Бори что-то такое в глазах загорелось. И уже после этого – через месяц, два, три или четыре – произошла известная встреча Гребенщикова с Цоем в электричке. Встреча, к которой он до некоторой степени был уже подготовлен. Вот так все было с самого начала. В то время группа Цоя и Рыбы называлась не то ПАЛАТА №6, не то ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ. Название КИНО возникло значительно позже. Я думаю, где-то уже летом-осенью 1981 года. Выступали они вдвоем. Я, Сережа Рыженко, Саша Липницкий, Алексей Дидуров их по очереди зазывали в Москву. В Москве они имели очень большой успех. В принципе, они повторили ту же историю, которая двумя годами раньше произошла с АКВАРИУМОМ и Майком. Питер в то время был городом, где целиком и полностью доминировала компания «РОССИЯНЕ, МИФЫ, Рекшан». И в 1979 году к Гребенщикову, в 1980-м к Майку, в 1981-м к Цою в Питере не относились серьезно. А в Москве их почему-то сразу полюбили. И они мгновенно стали культовыми группами. И потом каким-то образом, задним числом их успех как-то перетек в Питер.

Все остальное, я думаю, все знают. Вообще, абсолютно понятное и точное описание тех лет содержится в книге Рыбы «КИНО с самого начала».

«FUZZ»: 12 лет прошло со смерти Цоя, который канонизирован. Уходили-то многие, но в безвестность, а этот человек навсегда остался героем. Феномен: эта группа и этот вокалист до сих пор на слуху, их крутит радио, выходят повторные тиражи пластинок. И как долго это может продолжаться?

Артемий: Не совсем согласен. Я считаю, что ни Башлачев, ни Майк, ни Янка в безвестность не ушли.

«FUZZ»: Имеется в виду все-таки массовость. И ясно, что коммерция – то, что было андеграундом, так им и осталось.

Артемий: Нет, дело в том, что, в отличие от некоторых других покойных героев рок-н-ролла, Цой стал абсолютно массовым персонажем еще при жизни. Даже Майк, популярность которого была значительно выше, чем у Башлачева или Янки, никогда не был стадионным артистом. Он до конца своих дней оставался клубным артистом. Цой вырос в стадионную фигуру еще за несколько лет до своей смерти. Но это, разумеется, не главная причина. Я думаю, что главных причин несколько. Первая причина, самая серьезная, в том, что Виктор Цой был фантастически талантливым songwriter’oм. Он писал прекрасные песни, которые не становятся старше, которые абсолютно самостоятельны в музыкальном отношении. Интересно, что у Цоя фактически даже не было последователей. Есть масса групп в Москве, в Питере, Сибири и так далее, которые явным образом выползли из АКВАРИУМА. Несколько меньше групп, на которых очень сильно подействовали Майк и ЗООПАРК. Если же говорить о влиянии Цоя, то оно, с одной стороны, повсеместно, но, с другой стороны, нигде не прослеживается явно. Нет групп, о которых можно сказать: «Они копируют Цоя, явно под Цоя работают» и пр. Я недавно услышал даже какие-то группы, явно вдохновленные и буквой, и духом, и голосом Башлачева. В Москве есть очень симпатичная панк-группа, называется СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ. Я их послушал – это просто сильно адаптированный и, к тому же, в электричестве, Башлачев. Но есть еще много таких групп… А то, что делал Цой, очень просто, но как-то неповторимо. И с этим связана вторая важная причина, ибо неповторимость песен Цоя во многом сочленена с неповторимостью его фигуры. А тут уже можно спекулировать на чем угодно – от корейской национальности до каких-то особенностей менталитета, мировосприятия, темперамента и так далее. Цой был необычным парнем, и я бы сказал, что в своих песнях он проявлял себя, реализовывался гораздо в большей степени, чем в чем-то другом. В этом смысле он был стопроцентным музыкантом. Я не считаю, что он был интеллектуалом, я не считаю, что он был суперартистичен – во всяком случае, он никогда не играл, и, слава богу, из-за этого никогда не переигрывал. В нем не было рок-н-ролльной пошлости, которая сейчас, к сожалению, прет отовсюду. Он был молчалив, закрыт, очень монолитен. От него исходила мощная энергия, но это была интровертная энергия. А экстравертным образом, в народ, он выдавал только свои песни. И именно поэтому эти песни живучи, они могут жить совершенно спокойно без Цоя. Это может прозвучать обидно для кого-то из его поклонников, но физическое присутствие Цоя не слишком много добавляло к его музыке и к его лирике. Скажем, Курехин в этом смысле противоположность Цою. Слушать записи Курехина абсолютно неинтересно; быть на концертах Курехина, ощущать его физическое присутствие, его гиперхаризму, его артистическую, совершенно безумную энергетику – это было событие. У Цоя все наоборот. И поэтому музыка Курехина фактически не пережила его самого. Миф Курехина пережил, а записи – нет. А записи Цоя прекрасно себя чувствуют в свободном плавании. Есть миф, есть записи. Самого Цоя нет. Очень жаль. Но его дух полностью воплощен в его пластинках, и это, конечно, лучшая о нем память.

В августе минуло десять лет со дня гибели Виктора Цоя, и было очевидно, что на обложке августовского номера должен быть он. На руках у Долгова был красивейший слайд Андрея Усова: на фоне чистого синего неба, на каменном выступе спиной стоят обнаженные люди…

Из книги «FUZZbook»

Андрей «Вилли» Усов: Июль 1983 года. Поселок Солнечное, по дороге в Репино. Мы ездили на велосипедах. Это было сумасшедшее замечательное время, когда мы жили очень весело, интересно, много путешествовали, часто встречались, и времени хватало на все… Первая сессия с Виктором – когда все собрались и поехали в Солнечное, я решил сделать такие снимки. Раздел несколько человек, в том числе Витю, и они встали на каменной стене. По дороге в Репино есть такой пляжик с остатками бетонной стены – может быть, это какие-то оборонительные укрепления были в войну… Я уже видел графику, черную графику на фоне неба бледно-голубого. Единственное, что мне нужно было их ставить – просчитать повороты, изгибы тел… И Витя стоял очень стеснительно. Он, наверное, не позировал обнаженным раньше. Но потом мы так развеселились, что голые качались на качелях, бегали по воде и купались. Потом мне сказали: «Прекрати фотографировать! Или раздевайся сам…» И вот я с ними голый бегал с фотоаппаратом. Ну, дети природы. Вообще, этот возраст – правда, мне-то тогда было много, 32 года! Я же был мужик с опытом – и все равно как мальчишка, как жеребенок… Мы все носились, брызгались, хохотали. Ветер, солнце, природа и голые люди. Без всякого стеснения. Я думаю, те снимки показывать время не пришло… Как-то наша страна еще картошки не наелась с точки зрения эстетики обнаженки. И когда видишь эти похабные журналы, о которых кто-то когда-то мечтал… Не хочу, чтобы это сейчас рассматривалось как предмет «клубнички». Не то время. Это совершенно другое состояние людей. И оценка, скорее всего, будет интереснее попозже. Сейчас я даю этот кадр только потому, что Вити с нами нет. Десять лет. Жутко быстро пролетели эти десять лет… И семнадцать лет с той съемки.

«FUZZ»: На стенке раздевались, потому что…

Андрей: Хотелось все это сделать быстро, а потом уже все перетекло в совершенно другое состояние. Перестали одеваться – так вся одежда и валялась.

«FUZZ»: Сначала стенка была, а пляж потом?

Андрей: Да, пляж потом…

Мы ходили по пляжам, у Вити в руках был плетеный из кожи настоящий цирковой хлыст, бич, с заплетенным на конце свинцовым грузиком. И Витя виртуозно владел этим бичом – он посылал его, спокойно лежавшего на земле, тот взвивался и ударял именно в то место, в которое Витя хотел: он сбивал кусочек коры с дерева, мог хлыст заплести вокруг дерева, мог ударить и срубить какую-нибудь травинку… Когда же я брал в руки этот хлыст, он говорил: «Осторожно! Он на тебя нападет!»

Потом мы снимались еще в травах на берегу реки Сестры. Ну, это было комариное царство. Ну, представь себе, что эта вот команда, распаренная велосипедным пробегом, проехавшая десяток километров, достаточно уже потная, раздевается. И комары налетают отовсюду на этот чудный благоухающий коллектив…

Была книга, сделанная на такой, как я называю, «селедочной» газетной бумаге с очень плохо различимыми черно-белыми фотографиями, где Витя стоит в одиночестве на стене, и рядом, на соседней полосе – Боб с велосипедом в цветущем иван-чае. Тот кадр, о котором я говорил, который никогда больше нигде не воспроизводился. Тоже черно-белый… Была выставка у меня в Манеже в 1995 году персональная – там эта картинка с Цоем была. Впоследствии она попала в «Эвардз галлери», Вашингтон.

FUZZ № 7-8/2002

 

Король Брода

Фильмы Рашида Нугманова стали классикой жанра еще до появления на экранах фильмов о рок-музыкантах и популярных роликов. Самобытная манера лирика-импровизатора позволила режиссеру не только уйти от стандартных стилистических решений, но и указать предполагаемым последователям возможные пути развития отечественного рок-кинематографа (последователями, увы, не востребованные).

Беседа Александра ДОЛГОВА с мэтром киноискусства состоялась в кулуарах фестиваля «Чистые грезы» (ноябрь 2003 года, ЛДМ), председателем жюри которого Нугманов и был.

Начало

Рашид Нугманов: Я вырос на роке, на рок-н-ролле. В конце пятидесятых в Алма-Ате появились стиляги, центральная улица города стала именоваться Бродом. Там постоянно слонялись ребята, – я знал их благодаря брату Мурату, который был старше меня на восемь лет: такая полустиляжная, полублатная среда… И были древние магнитофоны с пленкой «Тип 2» (потом «Тип 6»), ужасающего качества записи. Потом THE BEATLES появились. Первая настоящая пластинка, которую я держал в руках – «Help!». Но никогда – с начала шестидесятых, когда мне было лет семь, и до начала восьмидесятых, когда дело уже шло к тридцати – мне и в голову не могло прийти, что эта музыка может появиться в России, в Советском Союзе, и песни могут исполняться на русском языке. Все, что было до восьмидесятых – не удовлетворяло. Это была либо откровенная попса, либо рафинированный «калькированный» рок с дебильными текстами. Когда появилась МАШИНА ВРЕМЕНИ, я даже не воспринял Макаревича как представителя настоящего рок-н-ролла. Так, подражатели какие-то. Разновидность советской эстрады. МАШИНА не могла встать на одну полку с тем, что я тогда слушал…

Король Брода

«FUZZ»: Если говорить о Броде – ведь с намерения написать книгу о нем и началась ваша творческая биография?

Рашид: Верно. Где-то с начала восьмидесятых годов я начал собирать материалы на эту тему. Я еще не знал, что это будет – то ли роман художественный, то ли сборник воспоминаний… Но название уже было. «Король Брода» – книга о моем старшем брате. Я много разговаривал на эту тему с ним, со всеми его друзьями, – известными персонажами той полублатной среды, и собрал огромное количество историй. Собирал, собирал, собирал… А потом, году в 1983-м, появилась мыслишка сменить профессию. После окончания Архитектурного института я три года проработал в конторе, и мне в какой-то момент просто осточертело там сидеть. Брат в то время работал в Обществе охраны памятников культуры Казахстана – ему это тоже порядком надоело. А, надо сказать, он к тому времени очень увлекся фотографией, просто великолепно стал снимать. У него проснулось какое-то природное чутье… И вот, я понял необходимость поменять что-то в жизни кардинально, что-то делать, и решил поступать во ВГИК на режиссуру. Старший брат несколько неожиданно решил поступать тоже – на операторский. Поехали в Москву, и оба поступили с первого раза. И идея написать книгу совершенно естественным образом трансформировалась в мысль снять фильм. На основе своих записей я стал потихонечку писать сценарий. А фильм – это, разумеется, не только изображение. Это и звук, и люди, которые этот звук делают. От идеи использовать, скажем так, аутентичную музыку я отказался сразу. Просто потому, что она для моих целей не годилась – ребята тогда, в шестидесятых, бренчали что-то «под THE BEATLES», какие-то блатные песни – это все был не тот уровень. И тут я подумал о Цое, и понял, что его музыка – как раз то, что мне надо. Она абсолютно точно укладывалась в канву фильма, даже каким-то образом поднимала всё на новый уровень, оставаясь при этом адекватной. Словом, еще не будучи знакомым с Цоем, я понял, что это именно тот человек, который мне нужен. Просто не мог человек, поющий такие песни, оказаться обломным…

Цой

«FUZZ»: Впервые вы услышали КИНО уже не в юном возрасте, а песни Цоя были ориентированы все-таки больше на подростковую аудиторию.

Рашид: Я никогда не воспринимал КИНО как «подростковую» группу. Первый раз я их услышал, на самом деле, году в 1982-м. Мой товарищ принес кассету очень плохого качества – он даже названия группы не знал, просто сказал: «Ребята какие-то». Это был квартирник Витьки с Рыбой – «Грабитель холодильников», «Звери», майковский «Пригородный блюз»… Я, конечно, к тому времени уже слышал АКВАРИУМ, но на этих ребят просто запал сразу. Трудно сказать конкретно, что в них такое было, я не анализировал. Но понял – это мое!.. Через какое-то время услышал «45» и «Начальника Камчатки» – и, разумеется, стал внимательно следить за тем, как у них там все развивается.

«FUZZ»: Как вы познакомились?

Рашид: Нас никто друг другу не представлял. Витьке уже перед съемками «Йя-ххи!» позвонил Костя Кинчев и сказал: «Вот, парень, вроде, нормальный…» Витька сказал: «Пожалуйста!» Я поехал в Питер, и там мы уже встретились.

«FUZZ»: А с Кинчевым при каких обстоятельствах произошло знакомство?

Рашид: С Кинчевым в очень хороших отношениях был мой приятель с операторского факультета, Леша Михайлов. Он меня и привел к Кинчеву. Надо сказать, что именно с Костей мы впервые стали всерьез обсуждать идею «Йа-ххи!». Он тогда как раз «мотался между Ленинградом и Москвой»…

«FUZZ»: Как вообще появилась идея снять этот фильм?

Рашид: Было понятно, что снять «Короля Брода» в ближайшее время не получится. Даже думать об этом не имело никакого смысла. Я безвылазно сидел во вгиковских аудиториях, делал какие-то постановки, этюды – набивал руку, одним словом.

И однажды ко мне подошел Леша Михайлов – сказал, что видел некоторые мои работы, ему понравилось, и предложил вместе сделать фильм о рок-н-ролле. У него была своя камера и в заначке какая-то полубракованная пленка. Ему нужно было делать курсовую работу (мне, второкурснику, еще не положено было снимать самому). Правда, Леша хотел снимать фильм о роке вообще. У него был какой-то материал – Вудсток, что-то еще… Он хотел подснять еще и сделать интересный документальный фильм. А я ему сказал, что мне интереснее то, что сейчас происходит в Питере. Леша был не против…

«FUZZ»: Известно, что, приехав в Питер, вы встретились с Цоем на станции метро «Владимирская», откуда он отвел вас на ул. Рубинштейна…

Рашид: Да, именно так. Они приехали вдвоем с Каспаряном. Первое впечатление: в этом парне я не ошибся. Пока шли до Рок-клуба, я успел им рассказать о своем большом проекте «Король Брода» – им понравилось. Я тогда еще подумал, что Цой мог бы не только музыку к этому фильму написать, но и сыграть в нем главную роль – этого Короля Брода… А пока, сказал я им, давайте сделаем такой импровизационный фильм, «жизнь врасплох». Заручились поддержкой Майка, Гребенщикова…

«FUZZ»: Сняли за две недели?

Рашид: Да, весь основной материал. С одной стороны, на большее у нас просто не было денег – снимали-то за свой счет фактически. И ребята все работали бесплатно, естественно… А с другой стороны, это ведь была весна 1986 года все-таки. Многие из тех, кто снимался, были в «черных списках» – выступать нельзя, сниматься в кино тем более. И, соответственно, о каких-то постановках думать не приходилось. Снимали быстро, незаметно, чтобы никто не успел опомниться, остановить, отнять отснятое. Того же Лешу Михайлова в милицию забирали, камеру отбирали… Слава Богу, пленку удалось сохранить, и почти ничего из снятого материала не пропало. Например, эпизод, где Цой садится в «Волгу». Мы договорились с директором одного клуба, что он нам выделит на часок свою сцену и зал, где мы предполагали снять небольшой концерт АЛИСЫ и КИНО. В назначенное время пришли – там никого, двери закрыты. Это было нормально, и мы все это снимали. То есть они заподозрили что-то неладное и просто напряглись… Меня потом вызывали в Ленинградский отдел культуры ВЛКСМ и «беседовали»: «Что же вы каких-то фашистов снимаете? У нас ведь есть хорошие вокально-инструментальные ансамбли». Конечно, они следили за тем, что происходит, и при желании могли устроить проблемы…

«FUZZ»: Когда фильм был готов окончательно?

Рашид: Где-то через год – весной 1987-го. Я несколько месяцев монтировал, продолжалась учеба, то-сё, потом озвучка… В мае 1987-го года я его показывал на фестивале в ЛДМ. Не то, чтобы это была «официальная» премьера… Леша Вишня, он же еще и киномеханик, сказал: «Пойдем в малый зал – я поставлю». Ребят предупредили, все собрались, Леша врубил машину…

«FUZZ»: Какова была первая реакция?

Рашид: Да мы как-то впечатлениями тогда и не делились – посмотрели и пошли дальше бухать. По-моему, ребята сначала и не поняли, что увидели: «Ну вот, наша жизнь. Что тут интересного?» Они ожидали, наверное, чего-нибудь пафосного, в западном духе. А тут такая эстетика: черно-белый фильм, никакого кривляния… Но потом мне многие говорили, что это одно из самых сильных впечатлений той поры, которое было зафиксировано на пленке. Ну, я не знаю… Понимаю, что мы действительно сделали что-то – и это останется. Мне многие знакомые говорили, что это моя самая сильная картина…

«FUZZ»: А вы сами как считаете?

Рашид: Я бы сказал, что эта картина мне самая дорогая, что ли… Потому что сделана она на чистом энтузиазме.

«FUZZ»: «Йя-хху!» показывали по ТВ в конце восьмидесятых…

Рашид: Интересно, какую версию? Там их несколько. Самая полная – сорок минут, остальные – порезанные. Материала ведь было снято очень много, часов на шесть. Вгиковское начальство нам просто не дало сделать полнометражный фильм, ведь должен быть этюдик на десять минут. Всеми правдами и неправдами мы выбили сорок минут, но все равно фильм, по сути, остался незаконченным.

«FUZZ»: В другое время и при других обстоятельствах не было желания вернуться к фильму, что-то доработать?

Рашид: Нет. А зачем? То время ушло.

«Игла»

«FUZZ»: В августе 1987-го вам, студенту третьего курса ВГИКа, доверили снимать на «Казахфильме» полнометражную картину. Случай беспрецедентный. Как так получилось?

Рашид: Я сам не ожидал такого поворота событий. Планировал снимать картину году в 1990-м, не ранее. И вдруг… Я приехал на каникулы в Алма-Ату, и уже собирался возвращаться назад, когда меня вызвали к руководителю объединения «Казахфильм». У них там в запуске был фильм «Игла», и они решили сменить режиссера (этот режиссер, кстати, потом приличные картины снимал). А у меня уже к тому времени, благодаря «Йя-ххе!», сложилась репутация – вот, парень делает фильмы о наркоманской среде. И они мне предложили этот фильм взять – с условием, что я уложусь в оставшееся время и деньги. Я подумал и согласился, выдвинув, правда, три условия. Во-первых, я оговорил возможность вольного обращения со сценарием – не то чтобы взялся изменить сюжет, но оставил за собой право импровизировать по ходу съемок. Во-вторых, приглашение непрофессиональных актеров, моих друзей, часть которых имеет дурную репутацию в КГБ. И в-третьих, главным оператором картины должен был быть мой брат. Руководство объединения, как ни странно, согласилось. Мы ударили по рукам. Я сразу позвонил Виктору в Питер: «Всё, приезжай, вот – наше кино!»…

Кухня

«FUZZ»: Как происходил подбор артистов? Какие-то идеи были заранее?

Рашид: Три роли не вызывали у меня сомнений: Витька, Мамонов и Сашка Баширов. Ну, с Витькой все понятно… Баширова я давно знал, сделал с ним много этюдов во ВГИКе. Петя Мамонов играл у меня в спектакле «Кроткая» по Достоевскому – ему я тоже сразу позвонил и заручился его принципиальным согласием…

«FUZZ»: А Марина Смирнова?

Рашид: Это не мой выбор. Я сначала хотел взять на эту роль девушку, которая действительно ширялась – она в «Йя-ххе!» играла, совершенно замечательный человек. Но на тот момент не сложилось – она была беременна и, естественно, в съемках участвовать не могла. Что делать? Я говорю Витьке: «У нас времени совершенно нет, возьми девушку, с которой тебе будет не в лом!» И он сразу – Маринка, Маринка! Я поехал в Питер, встретился – мы пришли к ней домой вместе с Сашей Башлачевым – пообщался, посмотрел фотографии. И, собственно, еще ничего не решил, а СашБаш говорит: «Ну, что? Нашел – давай, бери!»… Марина очень дружила с Каспаряном – свой человек, все понимает. Кроме того, в фильме акцент не на ней. Она там человек немногословный, загадочный… В общем, замечательно справилась.

«FUZZ»: Насколько окончательный вариант сценария отличался от изначального замысла?

Рашид: Сценарий я несколько изменил, хотя и остался в канве. Но это сюжет. Я обещал его сохранить, и свое обещание сдержал. Но все остальное… отличается. Например, меня не устраивал финал – парень ползет по какому-то арыку и кончается. У нас он встает и идет дальше… Это, кстати, все ерунда, будто фильм – пророческий, предрекающий что-то. Главный герой в «Игле» не умирает! Если бы довелось снимать продолжение – «Иглу-2», фильм наверняка бы начинался примерно так: операционная, Петя Мамонов под маской и со скальпелем в руках оперирует Цоя.

Съемки

«FUZZ»: Снимали поздней осенью?

Рашид: Начали 1 октября. Я слегка изменил график съемок. Предполагалось, что сначала будем снимать в Алма-Ате, а потом поедем на Аральское море. А я до этого несколько раз был на Аральском море и прекрасно знал, что в ноябре мы там просто сдохнем от холода. И мы туда поехали в самом начале, и все нужные сцены сняли очень быстро, за десять дней. А потом уже не спеша работали в Алма-Ате. Снимали, потом придумывали, что бы нам снять на следующий день, оттягивались. К Новому году фильм был готов. Последние сцены я снимал в январе, поскольку нужен был снег – чтоб он падал такими крупными хлопьями.

«FUZZ»: Новый год встречали вместе с Цоем?

Рашид: Да. Это был год Дракона, Витя нарисовал дракона в восточном стиле… Он все три месяца съемок прожил в Алма-Ате, изредка уезжая в Москву или в Питер. Естественно, для него был зарезервирован номер в гостинице, но он там, по-моему, ни одной ночи и не провел – все время у нас дома. Вообще это в «Игле» он – герой-одиночка в черном. На самом же деле он был довольно общительным человеком, и не очень комфортно себя чувствовал, оставаясь один. Он просто не хотел в гостинице жить, а у нас ему было в кайф. На маминых пирожках…

Звуки

«FUZZ»: Музыку для фильма написал Цой…

Рашид: «Группу крови» мы с самого начала решили использовать. У Витьки были какие-то записи, которые потом легли в основу нового альбома. Вот оттуда мы эту песню и взяли. Плюс он написал всю инструментальную музыку, что звучит за кадром. И потом уже, прямо во время съемок, сочинил «Звезду по имени Солнце». Не то чтобы специально для фильма, но… В «Игле» вообще звукоряд получился интересный. Тех звуков, которые нам были нужны, в фонотеке «Казахфильма» просто не было, и нам пришлось самостоятельно составлять фонотеку шумов, используя для этих целей два популярнейших источника – телевидение и радио. Пусть звук не хрустальный, но мне гораздо важнее была суть, и эта фактура мне, в конце концов, стала очень нравиться. Недаром в фильме несколько раз появляются телевизоры. Они помогают зрителям на подсознательном уровне смириться с таким звуком. Эти шумы сами по себе какую-то историю рассказывают, существующую параллельно основному сюжету. Например, когда Петя в бассейне: герои фильма молчат, а итальянские диалоги как-то на зрителя воздействуют.

«FUZZ»: Как случилось, что финалом фильма стало «посвящение советскому телевидению» – мини-клип на песню «Группа крови»?

Рашид: Эта идея появилась уже в процессе монтажа. Туда вошли кадры, которые в фильм никак не вставали. А выкидывать их было жалко. И Витьке эта драка нравилась…

Успех

«FUZZ»: Вы предполагали такой оглушительный успех картины?

Рашид: Мы об этом как-то не думали. Шел 1987 год, Витька работал кочегаром, значился в каких-то «черных списках» – о каком успехе могла идти речь? Кто из нас мог знать, что всего лишь через год ситуация настолько изменится? Надеялись на очень ограниченный тираж, на какую-нибудь «третью категорию», которая благополучно будет лежать на полке много лет… Но совершенно неожиданно для нас, благодаря стараниям Кирилла Разлогова, который тогда входил в худсовет Госкино и которому фильм страшно понравился, картине дали «первую категорию». Это значило, что тысячи кинотеатров от Риги до Камчатки будут показывать его одновременно чуть ли не в течение года. Это была фантастика, я просто офонарел! Но, конечно, зрительские пятаки сыпались мимо наших карманов – все права на фильм принадлежали Госкино.

«FUZZ»: А гонорары у артистов были?

Рашид: Были. Согласно официальному прейскуранту Виктор за фильм получил что-то около трех тысяч. Остальные – примерно столько же. Плюс – когда фильм преодолел так называемый «порог окупаемости» (это порядка 9-9,5 миллионов зрителей), а случилось это быстро, нам вышло что-то вроде премии. Такая подачка… Ну, я лично зарабатывал тем, что ездил с «допремьерными» показами. То есть такие «творческие встречи». Ответы на вопросы и т. д. Был цикл показов и в Питере, где без приключений не обошлось. Когда я приехал в Питер, то созвонился с Дюшей Романовым, и так получилось, что мы все время вместе с ним проводили. Три дня подряд: показ – бухалово, показ – бухалово. А в «Аврору» еще Майк пришел (тоже – в дупель). И в какой-то момент меня, как обычно, спросили: «Ну, а каковы ваши творческие планы?» Вопрос сам по себе дурацкий, а у меня еще что-то в голове замкнуло, и я ответил примерно так: «Я думаю в следующем фильме сделать акцент на возрождение силы, богатства и тонкости русского языка – а то уж больно у людей ограниченный лексикон стал сейчас. В частности, подумываю о возвращении в него таких замечательных слов и выражений, как «х…й», «п…да», «…твою мать»». И говорю все это так серьезно. Директор кинотеатра бледнеет и хватается за голову, чуваки в партере – вау! Ну, в общем, скандал… Я потом, конечно, очень долго извинялся. Такое случается, когда в сотый раз задают один и тот же бессмысленный вопрос.

«FUZZ»: Потом были кинофестивали, награды. Как Цой вписывался в кинематографическое общество?

Рашид: Нормально вполне. Он, конечно, не считал себя частью его и, может быть, поэтому относился ко всему довольно иронично. Когда Цоя назвали лучшим актером года, он с большим юмором отнесся к этому факту. К нам, кстати, киношники отнеслись достаточно благосклонно. На «Золотом Дюке» в Одессе все подходили, общались с Витькой, анекдоты травили… Он, впрочем, тоже особо не терялся.

«Семь самураев» по-русски

«FUZZ»: Каким должен был быть следующий фильм, который вы задумывали с Виктором?

Рашид: Было много разных проектов. В том числе я хотел «Короля Брода» наконец-то сделать. Но там вышла такая история… Костя Салтыков снял очень хороший фильм «Балкон», в котором он, в принципе, показал то же место и тот же исторический феномен – то есть Алма-Ату конца пятидесятых – начала шестидесятых: даже многие реальные персонажи в этом фильме присутствовали. И я решил, что это будет бомба в ту же воронку, и стал придумывать что-то другое, новое. Цой говорил: «Давай какую-нибудь героическую залепим!» И мы прикидывали и так, и сяк. И я подумал, что если нам сценарий не так уж и важен… «Великолепная семерка» – хороший же фильм? И я решил взять за основу сюжета нового фильма «Семь самураев» Акиро Курасавы, рассуждая так, что каждому поколению нужны свои Самураи. Быстро написал сценарий – он Виктору понравился. Сценарий был написан не для того, чтобы по нему потом снимать, а чтобы иметь некую отправную точку, некую основу, от которой можно было потом отталкиваться и импровизировать… К тому времени я уже стал довольно популярен как режиссер, и никаких особых проблем с финансами не предвиделось. Деньги были найдены. Я предполагал снимать где-нибудь под Москвой. Виктор должен был играть «хорошего» самурая… Я подписал какие-то договора. Фильмом заинтересовался Сергей Соловьев и был готов подключиться к его созданию со своей командой. Мы договорились встретиться на «Мосфильме» 21 августа. Должен был приехать Витька – обсудить все детали… А 15-го сами знаете, что произошло. Это был шок. Я все остановил и ничего не хотел продолжать, хотя деньги и были затрачены на разработку. И такая ситуация продолжалась где-то год – до августа-сентября 1991-го, когда меня все-таки убедили, что надо продолжать: и деньги вложены, и то, и сё… Тем временем я написал уже несколько новых сценариев (в частности, «Отцы и дети» с Кинчевым в роли Базарова). И я сказал: «Хорошо…»

«Дикий Восток»

«FUZZ»: Почему в качестве новых исполнителей были выбраны музыканты ОБЪЕКТА НАСМЕШЕК?

Рашид: Ну, меня всегда в этом смысле привлекали и Женька Федоров, и Рикошет, и вся их тогдашняя команда – я с ними и договорился. Картина, конечно, получилась совершенно иной, нежели она задумывалась с Витькой. И снимали в Киргизии, а не в Подмосковье.

«FUZZ»: Почему главная роль досталась именно Косте Федорову?

Рашид: Сначала мне вспомнился один мой разговор с Бобом Гребенщиковым, в котором он заметил, что с удовольствием снялся бы в кино, если бы ему досталась роль в духе Клинта Иствуда. Я ему позвонил и предложил сняться с ОБЪЕКТОМ: «Они будут плохими парнями, а ты – вроде как Клинт Иствуд, давай?» Ну, Боб что-то подумал-подумал и отказался… И я стал выбирать из ОБЪЕКТА. Потасовал-потасовал карты и так легло: Костя.

«FUZZ»: Какова судьба проката этой картины?

Рашид: Мы закончили «Дикий Восток» в 1993 году. К тому времени прокат был совершенно развален. Ничего общего с ситуацией 1989 года уже не было. В кинотеатрах или торговали ширпотребом, или работали второсортные рестораны. В тех немногих, где еще показывали кино, шли дешевые пиратские копии американских фильмов. Российские фильмы тогда крутить было просто негде. Так что проката «Дикого Востока» просто не было как такового…

FUZZ №3/2004

 

Братство

Так получилось, что наша встреча с Георгием Каспаряном произошла 21 июня. В этот день Виктору Цою исполнилось бы 43 года.

Я пришел в старый петербургский дом после полудня… Стою напротив двери и безуспешно жму на кнопку звонка. Наконец, дверь открывается – меня встречает приветливая жена Георгия Наталья. Как оказалось, перед самым моим приходом в доме отключили электричество. «Шестое чувство подсказало посмотреть в глазок», – говорит, улыбаясь, Наталья. Я прохожу в полумрак квартиры с очень необычной планировкой: прямо перед мной широкая кухня без окон, но зато с горящим камином; через коридор с полуразобранным полом («У нас идет ремонт», – объясняет Наталья) вижу светлую гостиную, окна которой выходят на Фонтанку. Даже отсюда видно, какой это потрясающий вид!

Георгий – высокий, одетый в черное – встает из-за стола, на котором горят массивные свечи, и приглашает позавтракать: яйца вкрутую, чай, хлеб… Мои пирожные оказываются кстати.

Мы говорим попеременно то на кухне, то в гостиной. Георгий постоянно курит, пачка «Marlboro» тает на глазах. Мы рассуждаем о том, как меняет человека новое имя… Люди стали называть Юрия Каспаряна Георгием после крещения (в Преображенском соборе) осенью 1990 года. Крестным отцом стал Сергей де Рокамболь, известный петербургский художник-концептуалист, с которым Каспарян познакомился сразу после гибели Цоя. Вообще 90-е для Георгия были временем экспериментов, в том числе и над собой. Конечно, он оставался в музыке, записывая и выпуская альбомы, но все-таки был вне поп-музыкального процесса. У него ведь совсем не было концертов (эпизодические выходы на сцену не в счет).

Очередной поворот произошел только в 2002-м, когда Вячеслав Бутусов пригласил Георгия в Ю-ПИТЕР, и для него вновь началась основательно подзабытая гастрольная круговерть. Выбор Бутусова был совсем не случаен – если принимать во внимание, что с конца 90-х они вместе находились в «поисках философского камня», работая над альбомами.

Совершенно органично в репертуар Ю-ПИТЕРА вошло несколько «киношных» песен, и, как сказал Георгий, в будущем сезоне у группы их станет еще больше. Что ж, это вполне закономерно, учитывая, что лидер-гитарист Ю-ПИТЕРА своей манерой игры определял лицо группы КИНО.

Я обращаю внимание на картину, висящую на стене гостиной – на ней два небритых гитариста-хулигана на манер танцовщиц канкана весело дрыгают ногами. Надпись на картине в нижнем правом углу: «Юрику от брата». Подписи на брюках музыкантов, соответственно гласят: «брат» и «Юрик». «Это Цой мне как-то подарил», – поясняет Георгий. На противоположной стене женский портрет – сходство с Натальей, женой Георгия, бесспорно. «Нет, это работа не Цоя, а Тимура Новикова, – и, после длинной паузы, – моя юность прошла в окружении замечательных людей: Цой, Курехин, Тимур Новиков».

Георгий берется за гитару. Он наигрывает знаменитое вступление к «Пачке сигарет». Звук у гитары без электрического усиления какой-то плоский, но воображение без труда дорисовывает музыкальную картинку. Звук становится сочным и прозрачным, и я уже слышу грустный голос Цоя, монотонно напевающего первые строчки песни:

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна. И не вижу ни одной знакомой звезды. Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда Обернулся – и не смог разглядеть следы…

Знакомство

«FUZZ»: Георгий, как вы познакомились с Цоем?

Георгий Каспарян: У нас был общий барабанщик – у группы ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ, где играли Виктор, Алексей Рыбин и Олег Валинский, и у нашего студенческого коллектива, где играл я, Михаил Борзыкин, два моих друга и опять же, Олег Валинский, с которым мы до сих пор иногда видимся. Вот Валинский и был этим барабанщиком. Нас познакомили общие друзья. Виктор с Рыбиным после первого концерта решили собрать серьезную группу и пригласили играть на басу моего знакомого – Максима Колосова. Вот через него я, собственно, и попал в КИНО. То есть, он как-то ехал в гости к Виктору и позвал меня: поехали вместе! Так и получилось…

Дурка

«FUZZ»: 1983 год. Виктор «косил» от армии в больнице на Пряжке. Вы не приходили к нему?

Георгий: Нет, не приходил. Это было не очень просто. Марьяна его навещала, а я ожидал, когда же он выйдет… Марьяша смешно рассказывала, как Цоя на Пряжку укладывали. Там нужно было под МДП закосить, маниакально-депрессивный психоз. Порезать вены и так далее. С этим брали. У них там как-то было налажено со знакомыми, что его возьмут, но вены все равно нужно было резать. А Цой терпеть не мог крови. Палец колоть – это уже была проблема, тем более что человек на гитаре играл. А тут – вены резать себе!… В общем, вызвали они «Скорую», приехали врачи, а Цой сидит такой розовый, на руках царапины какие-то маленькие. Ну, забрали все равно!

Он вышел – принес две песни: «Транквилизатор» и «Я иду по улице в зеленом пиджаке…». По поводу последней говорит: ты рок-н-роллы любишь – вот тебе, пожалуйста… Ну, чтобы мне было понятно, что играть, потому что я, кроме рок-н-роллов, ничего не играл тогда практически. Все время мучился: что за «новая волна», что там надо играть на гитаре? Там ведь гитара не основной уже инструмент. А мы были гитарной группой все-таки. И все это нужно было аранжировочно соотнести как-то – по функциям, по всему. Непростая задача: чтоб и нововолновая эстетика присутствовала и, в то же время, чтобы всё это оставалось простой гитарной музыкой. Я очень долго находился в поиске, что заметно по тем альбомам – «Начальник Камчатки», «Ночь».

«FUZZ»: Вам ведь тогда CREEDENCE нравился?

Георгий: Да, очень! И до сих пор нравится!

КГБ

«FUZZ»: А у вас проблем с армией не было?

Георгий: Не было. Я окончил техникум с военной кафедрой. Таких техникумов было три в городе, но о них мало кто знал. Вот Тимур Новиков знал – там же учился. Единственная там была проблема – нужно было три года работать по распределению в нашем секретном подводнолодочном производстве, в «Рубине». И я, конечно, страдал, потому что хотел работать в котельной. После техникума я пытался устроиться на работу в котельную, но из-за этого распределения меня никуда не брали, и, в конце концов, я пошел устраиваться в «Рубин». И там, когда начальник отдела кадров узнал мою фамилию – долго мялся, ходил куда-то. В конце концов, выдал мне справку о свободном распределении. Как я понял, это было связано с нашим замечательным КГБ. У них там были какие-то свои резоны. Меня решили не допускать на секретные объекты. Может быть, потому что я уже тогда вовсю с Джоанной тусовался. Или… ну, разные могли быть причины. Так я получил вожделенную справку о свободном распределении, устроился в котельную, но промахнулся. Котельная была не тихая, а пять котлов с трехэтажный дом, за которыми следить нужно было. И график там был не сутки через трое. Поэтому, в частности, я не снялся в джоаннином клипе «Видели ночь», о чем жалею до сих пор. Это тот, где Цой соло на дереве играет. Все ребята веселились, а я работал.

Кинематограф

«FUZZ»: Первое знакомство с Рашидом Нугмановым помните?

Георгий: Честно говоря, плохо. Рашид постепенно появлялся в моем сознании. А когда появился, стало казаться, что так было всегда. В «Йя-ххе!» я, кстати, не снимался… Я вот тут недавно первый раз посмотрел фильм, в котором мы снимались в Киеве – «Конец каникул». Очень все понравилось. Тогда все его ругали, и мы в первую очередь, а сейчас я понял, что это замечательный исторический документ. Это первый фильм с группой КИНО, и нас там достаточно много, что редкость. У нас ведь нет практически никаких съемок, кроме нескольких таких концертов и джоанниных клипов. А тут целый фильм – четыре песни. Хороший фильм. Мы снимались в нем в июне 1986-го. Жили в Киеве, в гостинице «Славутич». Я недавно в ней снова останавливался – она совсем не изменилась… Веселое время было. Все молодые, солнышко светит, вино надо пить, чтобы радиацию выводить. Мы старались делать это как можно чаще. Может быть, поэтому сам процесс съемок совсем не запомнился.

«FUZZ»: Поездка на редфордовский фестиваль независимого кино в Парк-Сити чем запомнилась?

Георгий: Ездили – Цой, Наташа Разлогова, Нугманов, Джоанна и я. Зима была. Роберт Редфорд мелькал… Там типа горнолыжный курорт под Солт-Лейк-Сити. Жили в номерах, вроде мотеля. На лыжах не катались. Катались на подъемнике…

«FUZZ»: Вы там ведь и играли?

Георгий: Да, после фильма, по старинке – в две гитарки. Сыграли то, что в фильме – «Группу крови», «Звезду по имени Солнце». Народ очень благосклонно это воспринял – Россия была тогда в моде: они уже не страшные, вот они уже здесь! Возвращались втроем – с Наташей и Виктором. Лос-анджелесский аэропорт был забит – у них там сбой какой-то был. Мы часа три простояли на взлетной полосе. Сейчас уже семьсот сорок седьмых «Боингов», с надстройкой такой, немного, а тогда они были очень популярны. И вот, помню на поле штук двадцать этих «Боингов» – разноцветных, разных компаний, со всего мира – это же международный аэропорт… В 1989 году это было свежо и радужно.

«FUZZ»: Нугманов в сентябре 1990-го собирался снимать новый фильм с участием КИНО. Вы были в курсе этих планов?

Георгий: Да, разговоры об этом были. Даже, вроде, сценарий был – до сих пор у меня где-то лежит. Но меня больше тогда, конечно, гастроли по Японии волновали. Хотелось съездить… Они уже были назначены. Виктор с Джоанной ездили в Японию – знакомились, договаривались. Он был очень вдохновлен, очень хотел туда поехать. Он там себя очень хорошо чувствовал… А Нугманова я как-то недавно хотел вычислить – а он где-то в Бразилии. Потерялись. Я бы его с радостью повидал.

«FUZZ»: Как вы собирались совместить съемки в фильме, гастроли, запись альбома?

Георгий: Рашид очень оперативно предполагал снимать. Ну, сидели бы в Алма-Ате в студии…

«FUZZ»: Он, кстати, планировал снимать в Подмосковье…

Георгий: Тем более. Сидели бы на «Мосфильме»…

Москва

«FUZZ»: Цой менялся с течением времени?

Георгий: Конечно. Виктор остепенялся вместе с тем, как росла его популярность. Менялся статус, возраст и менялись привычки. Одно дело – нам по восемнадцать-двадцать лет, а другое – уже по двадцать семь… Взрослые мужчины. Уже особо не подурачишься.

«FUZZ»: Виктор последний год жизни прожил в Москве?

Георгий: Да. Ну, там Наташа, Айзеншпис…

«FUZZ»: А он не тяготился жизнью в столице?

Георгий: Нет, по-моему. Все было налажено. Они то ли снимали квартиру с Наташей, то ли жили у ее родителей…

«FUZZ»: Какой человек Наташа? Как они познакомились с Виктором?

Георгий: Наташа? Светская дама, хорошо образованная. Работала переводчицей-синхронисткой – фильмы с французского языка переводила. С ней всегда было интересно, весело. Они познакомились на съемках фильма «Асса». Виктор влюбился… Я видел, что что-то у них там происходит, но не считал возможным задавать какие-то вопросы.

«FUZZ»: Виктор делился с друзьями тем, что у него на душе?

Георгий: Нет, он был очень скрытный человек… Не то чтобы скрытный, а замкнутый.

«Черный альбом»

«FUZZ»: У нас в редакционном архиве обнаружилось это фото – какие-то ассоциации вызывает?

Георгий: Лица знакомые… Это Натали, Жоэль. Они помогали нам выпустить альбом КИНО 1991 года, «Черный альбом». Сводили-то мы его во Франции. Это 1990 год. Ботиночки, смотрю, еще те, свитер, джинсы… Жоэль, насколько я знаю, сейчас культурный атташе Франции в Москве.

«FUZZ»: Эта пресс-конференция где происходила?

Георгий: Ну, это не презентация. Презентация была в МДМ…

«FUZZ»: В «Черный альбом» вошло девять песен, написанных в разное время…

Георгий: Там все песни новые, кроме «Следи за собой» – она была записана на «Мосфильме», по-моему, во время сессии, когда мы писали музыку для «Ассы». Не знаю, почему Виктор решил ее вставить в альбом. И «Когда твоя девушка больна» – это из цикла песен «Про любовь»: «Это не любовь», «Братская любовь» – замечательные песни, которые потом вообще непонятно куда делись. Ну, то есть они вошли в так называемый альбом «Неизвестные песни», а записывались дома у Леши Вишни перед «Группой крови». Та сессия как-то заглохла, но вот остались эти песни – «Ты обвела меня вокруг пальца», «Братская любовь» и прочее… Потом Виктор резко сменил курс и написал материал для «Группы крови»… А остальные песни – новые, написанные за последний год.

«FUZZ»: Были разговоры о том, когда этот альбом должен был быть выпущен, какое у него будет название?

Георгий: Нет. Ну, осенью должна была быть студия… Рабочего названия у альбома не было – мы на эту тему не думали.

Тукумс

«FUZZ»: Когда и где была сделана рабочая запись «Черного альбома»?

Георгий: В Латвии, в Тукумсе, где мы отдыхали. 24 июня 1990 года мы отыграли концерт в Лужниках, и Виктор тут же, в течение недели, уехал отдыхать. Я занялся покупкой машины. Купил с определенной целью: тоже поехать в Латвию. Прихватил аппаратуру: инструменты, портастудию, усилитель с колонками. Это та самая знаменитая аппаратура, которую привезла Джоанна. Что-то до сих пор лежит у меня, что-то дома у моих родителей, что-то у Тихомирова. Пультик, магнитофон. Я его пытался даже как-то починить, но безуспешно. Поехал к Виктору. Мы там отдыхали, развлекались и работали. То есть, к тому времени у Виктора на кассете уже были записаны какие-то наметки под гитару. И в основном мы обсуждали, какая будет ритм-секция – такая фактура, этакая… Ну, Виктор, естественно, играл и пел. Я программировал, тоже играл что-то: бас-линию прописал, барабаны. Помню, что Виктор очень небрежно сначала спел, и я его попросил перепеть по-настоящему – ну, мне же нужно было сидеть и работать с этим! Спой, говорю, нормально, пожалуйста. Он: ой, ну ладно!.. Перепел. Все это продолжалось в течение месяца или, может быть, немногим меньше. Потом я собрал вещички, забрал эту кассету, и четырнадцатого августа в пять часов вечера уехал. Всю ночь ехал, пятнадцатого, около шести утра, приехал в Питер и завалился спать. Где-то часа в два проснулся, поехал в гости, и там уже Марьяна меня вызвонила с трагической вестью. Тихомиров как раз в это время приехал из отпуска – тоже после ночи езды. Мы созвонились, он взял свою супругу, я взял Марьяну, и мы поехали обратно…

«FUZZ»: Почему именно Тукумс был выбран Виктором как место для отдыха?

Георгий: Ну, там был небольшой хуторок. У Наташи Разлоговой он был местом отдыха со студенческих времен. Виктор там отдыхал и в 1989 году. Там была филологическая тусовка, небольшая компания Наташиных друзей. Я жил в небольшом домике для гостей, а Виктор с Натальей и детьми – с сыном Наташи и со своим сыном Сашей – жили в хозяйском доме. Очень мило проводили время – гуляли, разъезжали по окрестностям, ездили в Юрмалу. Отдых… Под студию у нас там был сарайчик отведен.

«FUZZ»: Телефон там был?

Георгий: Я не видел, но, судя по тому, что Наташа дозвонилась…

«FUZZ»: У Виктора был «Москвич»?

Георгий: Да, «Москвич 2141». У Тихомирова «восьмерка» и у меня «восьмерка». Нельзя сказать, что мы были очень опытными водителями. Я как раз перед этим учился водить, с Тихомировым вместе сдавали на права. По-моему, это было в 1988 году, потому что помню, что в Америке я уже ездил. Первый мой опыт индивидуального вождения. Мы туда приехали, и Джоанна сказала: я занята, вот машина, развлекайтесь. Права тогда у меня уже были. И я достаточно уверенно ездил. Изящно лихачил.

«FUZZ»: Алкоголь?

Георгий: Виктор не пил практически… Тем более за рулем.

Последняя запись

«FUZZ»: В августе 1990-го Тихомиров и Гурьянов чем занимались?

Георгий: Про Георгия ничего не могу сказать, а Игорь ездил отдыхать в деревню с семьей. Потом Айзеншпис организовал запись – мы писались на «Русском видео», в Москве, на даче Берии. Хорошая студия, профессиональные звукорежиссеры. Ну, собственно, у нас главная задача была – сохранить все, что от Виктора осталось: голос, гитару. И, потом, несколько технических моментов: синхронизировать записанную вот на этой демонстрационной кассете драм-машинку с синхро-сигналом. Помню, сидел там, «плюс-минус» нажимал. В одном ухе – запись драм-машинки, в другом – реально играющая музыка. То есть, все четыре трека скинули на двадцатичетырехканальную пленку, прописали синхро-сигнал, и потом уже искали звуки. Там был выбор на студии: барабаны «Siemens» электронные – по слухам, сделанные на заказ для DEF LEPPARD, сэмплеры, банк звуков неплохой. Вот мы им пользовались. Делали аранжировки, записывали. Втроем. Это было в сентябре-октябре. В ноябре мы уже поехали в Париж всё сводить.

«FUZZ»: Каким было состояние участников группы в тот момент?

Георгий: Конечно, шок был – но как бы в глубине, на уровне подкорки. Я помню, меня так трогало… В песнях «Черного альбома» тема прощания очень четко звучит… И во время записи все это очень сильно эмоционально воздействовало.

«FUZZ»: Было понятно, что группа после этой записи прекратит существование?

Георгий: Конечно.

«FUZZ»: Вы не задумывались, что будет дальше?

Георгий: Никто особо не задумывался. Ну, я, по крайней мере. Не знаю, почему… Наверное, в силу характера.

Если бы…

«FUZZ»: Если бы не случилась трагедия в Тукумсе, как, по-вашему, развивались бы события?

Георгий: Не знаю. Был бы небольшой спад популярности, а потом выход на стабильный, довольно высокий уровень. Типа наших отечественных THE ROLLING STONES что-нибудь. Если Виктор не увлекся бы кинематографом серьезно. Снимался бы где-нибудь в Японии и приезжал бы два раза в год здесь концерты играть, записывать альбомы.

Письма

«FUZZ»: Группа КИНО получала много писем от поклонников? Куда они присылались?

Георгий: Вот про это я ничего не знаю. Их было очень много. Но куда они приходили? На самом деле – это вопрос. Ведь у Виктора не было постоянного жилья. То есть, он, конечно, был где-то прописан, но… Он как-то сетовал на это, но дальше разговоров дело не шло.

После КИНО

«FUZZ»: В начале 90-х вы ушли из музыки…

Георгий: Да. Собой занимался, в основном. Но потом вернулся. Три альбома было записано с Сергеем Михайловичем. «Драконовы ключи»… Если бы был бюджет побольше, можно было бы сделать интереснее. А для низкобюджетного проекта все получилось очень даже неплохо. Но – это не популярная музыка… Потом Вячеслав пригласил поиграть. Я понял, что моя стезя – это поп-музыка все-таки.

«FUZZ»: Вы были с Ю-ПИТЕРОМ в Америке. Повидали кого-нибудь?

Георгий: Да. Мы были в Лос-Анджелесе, навестили Джоанну, ее родителей. А вот с Наташей повидаться не удалось. Она вроде бы живет в Лос-Анджелесе, но никакой информации. Хотя я бы встретился с ней с огромным удовольствием!

Беседовал Александр ДОЛГОВ

FUZZ №9/ 2005

 

Видели ночь

Послужному списку Юрия Белишкина позавидует любой отечественный промоутер. Он работал с Аллой Пугачевой, с группами АРГОНАВТЫ, ПЕСНЯРЫ, АРИЭЛЬ. Был организатором первого фестиваля ВИА в Ленинграде с участием АРГОНАВТОВ, ЗЕМЛЯН, МИФОВ и САНКТ-ПЕТЕРБУРГА, организатором последнего концерта Сергея Курехина и последнего выступления Булата Окуджавы в Петербурге. Почти 10 лет сотрудничал с DDT. Больше года, с осени 1988-го по конец 1989-го, будучи директором КИНО, провел в обществе Виктора Цоя.

Знакомство

«FUZZ»: Юра, твое знакомство с Виктором как произошло?

Юрий Белишкин: В 1988 году я стал работать в театре «Бенефис». Этот театр организовали Михаил Боярский и Александр Розенбаум. А меня пригласили главным администратором. Условно говоря, Розенбаум отвечал там за «авторскую песню», Боярский – за театр, а я – за рок-музыку. Организовывал концерты DDT. И, естественно, пытался как-то выйти на группу КИНО. Администратора у Цоя тогда не было. Вообще было непонятно, существует группа или не существует. Выступали они очень редко, в основном – Цой в акустике. Вышла «Группа крови» и все. В конце концов, я дозвонился до Каспаряна. У них там связь была какая-то условная. Оказалось, что Цой отдыхает в Прибалтике. Договорились встретиться, когда он приедет. Встретились на улице Жуковского, около театра «Бенефис» (он находился на улице Маяковского, 11). Они пришли втроем – Цой с Наташей Разлоговой и Каспарян. Встретились, посмотрели друг на друга. Цой очень мало говорил. Речи о концертах даже не зашло – был июнь месяц, они буквально на следующий день уезжали на юг. Единственное, у них были плацкартные билеты, а я пообещал достать купейные, и свое обещание выполнил. Они уехали на юг, сыграли там несколько концертов. Тогда, кстати, у них на разогреве выступал ансамбль ЛАСКОВЫЙ МАЙ, безумно популярный впоследствии. Когда они вернулись в Питер, я опять с большим трудом до них дозвонился. Договорились встретиться на квартире у Гурьянова.

«FUZZ»: Виктор ведь жил у него в то время?

Юрий: Да, пока у Густава родители были на даче, они у него на Будапештской жили, репетировали. А когда родители вернулись, Вите пришлось оттуда куда-то съезжать. И я ему снял квартиру на проспекте Мориса Тореза. И только потом, к слову, заметил свою оплошность: рядом с этой квартирой была школа. Ну, школьники его сразу вычислили, хотя он и не выходил из дома почти. Естественно, доставали очень…

Встретились, значит, мы у Густава: Цой, Каспарян, Тихомиров, сам Гурьянов и я. Посидели на кухне – выпили чаю, покурили. Витя за три часа сказал слов десять. Попросил помочь. Сказал, что в октябре у них намечаются два концерта в СКК. Предложил поработать с ними в качестве директора группы. Концерты были ломовые, два жутких переаншлага. Их организовывал Сережа Сельницкий, а я ему просто помогал, решал какие-то простенькие вопросы. Там даже, по-моему, никакой рекламы не было…

Москва

«FUZZ»: Потом были концерты памяти Башлачева в Москве?

Юрий: Да, совершенно фантастические концерты в Лужниках. Два сольника и один сборный концерт. Там были все известные в то время группы и музыканты – АЛИСА, DDT, Макаревич… И все сказали, что заканчивать должна группа КИНО. Тогда в первый раз, кстати, у нас в стране, появился стоячий партер – народ просто с ума сходил. Цой вышел, спел всего одну песню, люди ломанулись к сцене – и концерт остановили.

«FUZZ»: Организацией концертов группы в ДС «Крылья Советов» в Москве занимался Юрий Айзеншпис?

Юрий: Нет, я занимался – заключал договор и т. д. Айзеншпис там был, он принимал нас с московской стороны. У нас там, кстати, возникли проблемы: мы долго не могли вселиться в гостиницу «Космос». Нас не встретили с утра, мы чуть ли не до обеда сидели у кого-то дома, и только потом появились номера. Хотя коллектив у нас был небольшой, мы всегда впятером ездили. То есть, никакого персонала, прислуги.

«FUZZ»: Айзеншпис каким образом стал с группой работать?

Юрий: Ну, Наташа Разлогова – его хорошая приятельница. У них такой «дуэт» получился. Он еще до меня делал какие-то то ли акустические, то ли квартирные концерты Вите. Думаю, в конечном итоге, они и убедили Витю перебраться в Москву.

Наталья

«FUZZ»: Наташа Разлогова – какой она человек?

Юрий: Умная. Обаятельная, интересная женщина. Красивая, воспитанная. Дальнейшие события показали… Случайно, года через два после гибели Виктора, я видел по телевизору интервью с ней. У нее что-то спросили про Виктора, и она сделала такую паузу, что стало понятно – для нее эти отношения не были чем-то определяющим в жизни. Так, будто она уже забыла это имя…

«FUZZ»: Наталья никогда не давала интервью для газет и журналов – во всяком случае, нам таковые не попадались. Это проявление деликатности? Нежелание посвящать кого-либо в личные взаимоотношения?

Юрий: Думаю, говорить правду она не хотела, а лгать не было смысла. Что-то такое. Правда была бы очень острой… То есть, дело не в том, что она не хотела ворошить память и так далее…

«FUZZ»: Наталья, как и Марьяна, была на несколько лет старше Виктора…

Юрий: Да. Неудивительно, что Витя оказался рядом с ней: она могла заинтересовать человека. Очень ровно и спокойно себя вела. Всегда с улыбкой. В меру кокетливая. Никогда не создавала никаких проблем в духе: вот я, подруга лидера! Не грузила, ничего не требовала. Очень хорошо воспитанная. Тем более – искусствовед, знает французский язык. Она работала синхронным переводчиком. Ее родной брат, кстати – Кирилл Разлогов небезызвестный. Витя приглашал меня как-то в Дом кино на какой-то французский фильм – она переводила…

«FUZZ»: Во время гастролей она ездила с Виктором?

Юрий: Нет. Ну, у нас не так много гастролей было. Но вот в Дании она была с нами. Во Франции, естественно. В Италии, по-моему, нет. А по стране она с нами не ездила. В этом, кстати, был какой-то симпатичный момент. Не мешала работать, определенную свободу оставляла.

«FUZZ»: Наташа имела большое влияние на Виктора?

Юрий: Если Марьяна по сути руководила многими поступками Виктора, «администрировала», то Наташа… то же самое. По жизни, я имею в виду. Витя не был бабником. Любил того одного человека, который находился рядом. Если бы он был другим, менее привязчивым, многое могло бы сложиться иначе. А так – Москва его «перетянула». И самый худший, как мне кажется, период его жизни был связан именно с Москвой. Я вообще думаю, что если бы не переезд в Москву, он был бы жив. Не потому что мне так хочется думать, и не потому что я не испытываю добрых чувств к Москве… просто есть такое ощущение. В Москве у Виктора началась совсем другая жизнь, а он был совсем не московский человек. Он был такой… одинокий. Я слышал, как женщина, хорошо знавшая КИНО, сказала про Виктора сразу после его гибели: этого мальчика никто не любил. Это она почему-то мне сказала в телефонном разговоре после гибели Цоя. Одинокий человек, которого, кроме миллионов девчонок и мальчишек, никто по-настоящему не любил. Трагическая судьба, трагический финал.

Гастроли

«FUZZ»: Гастрольная жизнь конца 80-х насколько сильно отличались от того, что происходит сейчас?

Юрий: Небо и земля. Все изменилось. Сегодня гораздо проще работать. В первую очередь, в плане аппаратуры – раньше ее просто не было. На всю страну полтора комплекта. Ну, может быть, в Москве… А так – во всех городах тогда у нас были проблемы. Еще было неплохо в Витебске, где сейчас происходит фестиваль «Славянский базар». Там стационарная аппаратура, и нам ее удалось как-то настроить. Это вот первая проблема тогда была. Вторая – нет номера в гостинице для друзей. На ночь все закрывается, в бар не зайти, посидеть негде. Потом – билеты на самолет, на поезд – и тут не просто.

«FUZZ»: Бытовой райдер: какие требования были у группы?

Юрий: У нас не было райдера. Коллектив маленький – четыре одноместных номера в гостинице и один люкс. Или полулюкс. Витя не требовал трехкомнатных хором с видом на море. В гримерке – ну, вода, пепельницы. Тогда жизнь другая была, как-то об этом особо не думали… Чай с лимоном или кофе. Вите немного коньяка для горла. Никакой еды, бутербродов…

«FUZZ»: По стране как передвигались?

Юрий: По-разному. На поездах, на самолетах. Ну, вот, в Минске мы задержались – за нами прислали две легковые машины из Витебска. Тоже было удобно. В Минске были очень хорошие концерты – четыре аншлага на стадионе «Динамо», по 18 тысяч зрителей. Вообще, если говорить о зрительском приеме, очень хорошая поездка: Минск, Витебск…

«FUZZ»: Непосредственно во время концерта ты где обычно находился?

Юрий: Как правило, возле сцены. Для подстраховки. Мало ли какой вопрос. Это сейчас все отлажено – охрана…

«FUZZ»: Возникали сложности с получением гонорара?

Юрий: Бывало и такое. В Краснодаре нам просто недодали деньги. А в Харькове у местных товарищей в определенный момент возникло желание у меня эти деньги отобрать. Пришлось как-то крутиться. Группа улетела, а я остался их прикрывать. Звонил потом в Ленинград, меня оттуда друзья забирали…

За рубежом

«FUZZ»: Когда случилась первая зарубежная поездка КИНО?

Юрий: В январе 1989-го мы поехали в Данию, в Копенгаген. Там был большой концерт в пользу пострадавших от землетрясения в Армении. От восточных стран выступала группа КИНО. Принимали прекрасно. Особенно почему-то зрителям понравилась песня «Спокойная ночь» – под нее вообще бесовка началась. Потом по местному телевидению ее гоняли, по радио…

«FUZZ»: В том же году была поездка во Францию?

Юрий: Да, в апреле – во Францию, а в сентябре – в Италию. Всего три поездки. Но лучшая поездка – в Данию. Там был самый лучший прием. Во Франции уже было не так. Тем более в Италии. В Риме на концерте были какие-то русские эмигранты – по дороге в Израиль. Советские люди, скажем так.

«FUZZ»: Залы были большие?

Юрий: В Дании был большой зал. Ангар тысячи на две-три. Такое рок-н-ролльное место. Там не было сидячих мест, все стояли. Во Франции на фестивале «Le Bourge» был тысячный зал, а в Италии – открытая площадка. По меркам Советского Союза зрителей, конечно, было мало. Но принимали везде нормально. Впрочем, Витя, как умный человек, все понимал и не строил планов каких-то мифических. Не обольщался. Он вообще очень хорошо ориентировался в ситуации: будет ли заполнен зал, сколько нужно сыграть концертов. Внимательно следил, как обстоят дела с рекламой, как продаются билеты…

«FUZZ»: Если представить ситуацию, что группа узнала в день концерта, что билеты распроданы меньше, чем наполовину – как бы развивались события?

Юрий: Такого с нами никогда не было. Был случай в апреле 1989 года в Волгограде. Густав Гурьянов – мы добирались из разных мест – перепутал аэропорты. Не прилетел. Предполагалось два концерта – в 16:00 и в 19:00. И он опоздал на первый. А у нас же живой звук, не фонограмма. Вышли из положения так: поставили ударную установку, затемнили ее и сыграли концерт без барабанщика. Об отмене концерта и речи не зашло. А вечером Гурьянов прилетел. А если представить… Витя все равно обязательно вышел бы на сцену, и концерт бы состоялся. Но после этого был бы, наверное, со мной разговор не очень хороший. Хотя за все время совместной работы мы ни разу не ругались, никаких наездов друг на друга не было, даже тогда, когда возникали какие-то проколы. Потому что проколы неизбежны. Виктор был очень воспитанным, сдержанным человеком, не терпел хамства. Мы даже разговаривали друг с другом на «вы». Ну, мы же не были приятелями, мы вместе работали. Но отношения при этом были очень уважительные и теплые. Мало кто знает, что он меня звал работать в Москву – на пару с Айзеншписом. Последний раз звонил в конце января 1990 года, мы обсуждали этот вопрос. Я отказался. Тогда Витя предложил заниматься делами группы в Питере – ну, группа-то все-таки питерская. Но я и от этого отказался.

В студии

«FUZZ»: Группа как-то планировала денежные расходы – на инструменты, на запись альбома? Как и кем эти вопросы решались?

Юрий: Деньги я все отдавал Вите – он распоряжался финансами. Мне посчастливилось организовывать всю эту историю с альбомом «Звезда по имени Солнце». Я нашел студию Валерия Леонтьева. Там у меня были знакомые, и я с ними договорился сделать запись за очень небольшую сумму. Рассказал об этом Вите. Он вручил мне деньги, и я их просто передал по назначению. Альбом начали писать в конце 1988 года, а закончили 12 января 1989-го. Я все время на студии находился – на кухне там сидел. Все очень быстро происходило, легко. Пили чай, курили и, как бы между делом, записали такой классный альбом. Было ощущение, что Витя вообще все записал с одного дубля.

«FUZZ»: Когда он пел, остальные что делали?

Юрий: Со звуком что-то… Пытались помочь, подсказать. Особенно Тихомиров. Цой и Гурьянов вообще достаточно быстро сделали все, что от них требовалось, а вот Каспарян и Тихомиров достаточно долго возились.

Имидж

«FUZZ»: Музыканты выходили на сцену в той же одежде, в которой приезжали на концерт? Специальных костюмов не было?

Юрий: Нет, не было. Как в жизни, так и на сцене. Все в черном: рубашки, джинсы. Поскольку ребята были аккуратные, они и на рокеров походили мало. Опрятные всегда, в ботинках начищенных.

«FUZZ»: Грим?

Юрий: Витя сам всегда гримировался. Но не перед концертами, а перед съемками на телевидении.

«FUZZ»: А прическа, одежда?

Юрий: Не знаю. Виктор дружил с Африкой и, может быть, что-то перенимал у него. Может быть, у них был один парикмахер. Цой считал, что у Африки хороший вкус… Я не вдавался в такие подробности. Не лез в друзья. Может быть, поэтому Виктор работал со мной.

Быт

«FUZZ»: А как ребята обращались друг к другу – по именам?

Юрий: К Каспаряну обращались – Юрик. Я для всех был просто Юра. Тихомиров – Тиша, Цой – Витя, а Гурьянов – Густав.

«FUZZ»: Как происходило общение? Кто в группе был ближе всего к Виктору?

Юрий: Каспарян. Они были ближе всего друг к другу. Витя иногда подтрунивал над ним. Много шутили над Густавом с его рассеянностью. С ним было вообще сложнее всего. Помимо опозданий на самолеты, там хватало всякого. Мог на концерт, когда нет мест, привести пять человек помимо списка: это со мной! Особенно в Питере. Он просто был… разгильдяем. На него нельзя было обижаться – творческий человек и вообще без царя в голове. В хорошем смысле. В облаках витал.

«FUZZ»: Чем музыканты в дороге занимались?

Юрий: Отдыхали. Дремали, что-то листали. Пару раз в мячик играли – такую фигню устроили, помню. А так все спокойно. Никаких пьянок, девчонок: мол, пошли в ресторан, оттянемся! Это все от Вити шло. Он спокойный был. Иногда – интервью… Это неправда, что Витя не любил общаться с журналистами. Все от людей зависело. Если ему было интересно с человеком, мог два часа с ним разговаривать. С удовольствием.

«FUZZ»: Что курили тогда?

Юрий: Курили все пять человек, курили много. Отчасти, наверное, из любви к черному цвету Витя полюбил сигареты «John Player Special». Дорогие, но классные, в такой черной коробке – он доставал их где-то. В Москве он меня просил – я ему «Marlboro» доставал. Ничего же тогда купить нельзя было. Из-за этого же пристрастия к черному цвету чуть ли не первая просьба у Вити была, когда мы познакомились – перекрасить все вещи в черный цвет. Я договорился в лучших красильных мастерских города – в мастерских Мариинского (Кировского тогда) театра – и все вещи там покрасил…

«FUZZ»: При тебе Виктор что-то писал, рисовал?

Юрий: Нет. Ничего. Мне вообще было непонятно, когда все это писалось. Он никогда ничего не напевал, за гитару судорожно не хватался. Может быть, в голове у него что-то все время и крутилось, но постороннему наблюдателю это никак не было заметно. Это был совершенно скрытый от кого бы то ни было процесс. Со стороны казалось, что все происходило само собой.

«FUZZ»: Какие-то характерные словечки у Виктора были?

Юрий: «Душный». Он некоторых людей называл – душными. Учитывая характер Виктора, человек мог ему показаться таким через три минуты общения. Если не в тему разговоры, вопросы какие-то… Ему не нравились люди, которые много, шумно говорили. В нем была какая-то степенность. Сосредоточенность. Он не любил шум. Это, наверное, какие-то восточные дела. Еще – дисциплинированность. Как-то мы должны были выехать из Нижнего Тагила в пять утра. Без десяти пять я стучусь к нему в номер, будить собираюсь, а он стоит одетый, умытый, гитара зачехлена. Внутренняя собранность.

«FUZZ»: Были какие-то вещи, которые Виктор любил, которые у него всегда были под рукой? Кроме гитары…

Юрий: Телевизор, магнитофон. Видеомагнитофон.

«FUZZ»: Поклонники доставали?

Юрий: Не то слово! Но Виктор старался не давать повода, всегда держал дистанцию. В автографах никому не отказывал, но людей специально не провоцировал. Помню, в Волгограде очень красивая девочка – ну никак ей было к нам не попасть через оцепление – ногу просунула: умоляю, распишитесь! Витя подошел, фломастером написал… Я очень много раз видел, как он давал автографы. И всегда писал одно и то же: «Удачи! Цой».

Беседовал Александр ДОЛГОВ

FUZZ №10/ 2005

 

Дело жесткое

«Дикий Восток» – малоизвестный фильм одного из самых «рок-н-ролльных» режиссеров – Рашида Нугманова. В историю съемок картины вплелись судьбы самых известных отечественных музыкантов. Более того, создание этого ироничного экшена странным образом спровоцировало ряд совершенно неожиданных событий, повлиявших на историю российской рок-музыки.

Александр ДОЛГОВ вспоминает события почти пятнадцатилетней давности в компании исполнителя главной роли – гитариста группы TEQUILAJAZZZ Константина Федорова.

Приглашение

«FUZZ»: Как ты попал в этот фильм?

Константин Федоров: Случайно. Летом 1991 года Нугманов приехал в Ленинград. Он тогда планировал снимать фильм с Виктором Цоем в главной роли. Но после известных трагических событий планы поменялись, и он приехал в Питер искать нового главного героя. Остановился у Рикошета. Рикошет позвонил мне: «Заходи, у меня тут Рашид сидит». Я зашел. Вина выпили, покурили, поболтали. Речь шла о том, что надо бы пригласить на главную роль Бориса Гребенщикова. Мне же Рашид предложил небольшую роль. Я с радостью согласился – дело было новое, неизвестное. Потом он уехал, а недели через две-три позвонил и предложил главную роль. Почему он решил предложить ее мне, я не допытывался. Да и он мне ничего не объяснял. Поэтому, я считаю, это был просто случай.

«FUZZ»: Рашид предложил главную роль без проб?

Константин: Да. Что было неожиданно.

«FUZZ»: Были сомнения: справишься – не справишься?

Константин: Сомнений не было, потому что я вообще плохо себе представлял, во что ввязываюсь. Просто не знал, что предстоит делать.

«FUZZ»: Ты перед съемками читал сценарий?

Константин: Первоначальный вариант. В процессе съемок он претерпел значительные изменения. От первой версии осталось очень мало – 3/4 диалогов были переписаны заново, и многие события обыгрывались по-другому.

ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК

«FUZZ»: По замыслу Нугманова, ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК должны были изображать плохих парней, а Гребенщиков – такого Клинта Иствуда… Потом все переиграли – Женя Федоров и Рикошет играли эпизодические роли, ты – главную. Дусера не было вообще. Эта перетасовка по ходу дела происходила?

Константин: Нет, думаю, это произошло тогда, когда Рашид понял, что не будет приглашать на главную роль Гребенщикова. Там, кстати, и не шло разговора о том, что вся группа ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК будет в роли плохих парней выступать. Рикошет, например, до сих пор уверен, что его роль не эпизодическая, а вполне основательная. Ну, ему виднее. А что касается ОБЪЕКТА НАСМЕШЕК… Тогда у группы был такой период – команда вроде бы существовала, но функционировала крайне редко. Когда начались съемки фильма, Рикошета это процесс увлек гораздо больше, чем музыка. Ну, на тот момент они же уже достаточно долго вместе играли – с 1986 года, я пришел в группу значительно позже… Поэтому понятно, что их новая деятельность увлекла. В общем, это был уже период полураспада группы.

Съемки

«FUZZ»: Подготовка к съемкам где проходила?

Константин: В Алма-Ате, в Казахстане – студия-то была казахская. Только натурные съемки происходили в Киргизии, потому что в Казахстане не нашлось озера с горами. Не знаю, зачем Рашиду озеро понадобилось – в кадре его практически нет. Единственное, чем все были горды, и на цветной пленке это хорошо видно: там совершенно особенного цвета горы. Красноватые. Такой техасский пейзаж.

«FUZZ»: Ну, если иметь в виду «Великолепную семерку»…

Константин: Рашид говорил: это такой коктейль из «Великолепной семерки», «Чапаева» и всего остального в том же духе… Подготовительный период длился месяца полтора. В основном мы обсуждали костюмы. Художники, которые работали с нами, очень странно представляли себе ковбоев, злодеев и всех остальных. У них дорогая проститутка выглядела как обычная девочка-панк. Наверное, если бы этих художников не было вообще, многие персонажи получились бы более колоритными. Мы с ними долго спорили, но, в общем, безуспешно. Долго обсуждали все эти ковбойские прибамбасы, а в итоге снимались все практически в том, в чем приехали. Плащ, в котором я ходил, сшили специально, а шляпу, жилетку, кожаные штаны – правда, короткие – нашли на складе. Рашид в этом процессе активно участвовал, но был вполне убеждаем. Если наше представление о том, как должен был выглядеть тот или иной герой, не совпадало с его представлением, мы могли его переубедить. В общем, все это рождалось в спорах, в обсуждениях.

«FUZZ»: Перед съемками пересматривали «Великолепную семерку», «Семь самураев»?

Константин: Да. Не то, чтобы всей толпой – были я, Рикошет… Но это не специально происходило – просто ставили и смотрели. То есть никакого перенимания опыта не было… Рикошет вообще любит все эти героические прибамбасы, разговоры о самураях. Тогда эти разговоры тоже постоянно происходили и, естественно, цеплялись за фильмы.

«FUZZ»: Когда начали снимать?

Константин: В Киргизию мы отправились ранней осенью, в сентябре, и, по плану, должны были снимать до Нового года. Иссык-Куль осенью – бархатный сезон. Никто не ожидал, что натурные съемки растянутся на полгода. Заканчивали снимать зимой – было уже не так тепло, естественно. Настроение у всех упало. Грянул кризис, карточки пошли, гиперинфляция. С деньгами бардак начался. Теперь это уже не тайна: фильм снимался на деньги брата Рашида – Мурата. Деньги он брал из собственного бизнеса, по мере поступления. Соответственно, в какой-то момент их перестало хватать. А осветителей, декораторов это мало волновало. На уговоры подождать они не реагировали. Кто-то стал волынить. Началось легкое пьянство на площадке. Они вообще работали очень медленно – один кадр ставили полдня – а тут процесс вообще практически остановился.

«FUZZ»: Оператором был брат Рашида?

Константин: Да, он.

«FUZZ»: Какие-то привычки, присущие Рашиду, можешь припомнить?

Константин: Была притча во языцех, что Рашид очень любит на диване полежать. Жена его брата рассказывала такую историю: они как-то всей семьей собирались к друзьям на день рождения. А Рашид лежал на диване. И вот, когда они уже собрались, оказалось, что Рашид идти явно не готов. Они стали его торопить. И тут он выдал: а может быть, они сами к нам придут?.. На съемках дивана не было, он все время лежал или сидел на кровати. Активный образ жизни не вел, по утрам трусцой не бегал и на мотоцикле не катался. Ну, такой человек – любит посидеть, поговорить. Одевался в черную джинсовую пару, волосы длинные…

Ирония и пафос

«FUZZ»: Рашид говорил, что они с Цоем хотели как следует поиронизировать…

Константин: Не знаю… По прошествии времени ему, конечно, виднее. Если так, нужно было эту тему героизма довести до определенного абсурда. Но до этого явно не дотянули. Была еще одна идея. Мы предлагали Рашиду озвучить фильм на казахском языке, а русский перевод дать нарочито гнусавым голосом, какой тогда был на пиратских кассетах. А пришла к нам эта идея, кстати, после того, как мы посмотрели фильм «Взломщик» с Кинчевым, переведенный на казахский язык. Как-то делать в Алма-Ате было нечего, и мы включили телевизор. Для нас это был шок. Там есть сцена, где Кинчев своему брату песню поет. И вот он в какой-то момент откладывает гитару и начинает по-казахски загибать! Мы со стульев попадали…

Быт

«FUZZ»: Как и где вы жили во время съемок?

Константин: Жили в каком-то заброшенном военном санатории на Иссык-Куле. Барак, конечно. Но нормально, никто ничего другого и не ожидал. Тогда еще никто не был избалован всякими суши-барами. Трехразовое питание, столовские котлеты с макаронами, компот… Первые два-три месяца было очень весело, всем всё нравилось. Тепло, все время катались на мотоциклах. А еще продавалось немецкое баночное пиво, и стоило оно какие-то копейки. Мы просто ездили на «УАЗике» в деревню и покупали это пиво коробками. И сигареты «Magna», – одни из первых импортных сигарет. Еще там был на территории базы какой-то бар, бильярд. Такой панк-санаторий. По вечерам играла музыка. У нас был магнитофон с собой. Сначала было очень много кассет, а потом то ли их потеряли, то ли еще что… В общем, осталась всего одна кассета: на одной стороне NITZER EBB, на другой B-52. Нашли старый усилитель «Электроника», присобачили к нему колонку и поставили его в коридор. И эта музыка дубасила сутками… То есть, если бы мы уложились в эти два-три месяца натурных, все было бы здорово. Но, к сожалению, вышло иначе. Поначалу вообще в группе сложился очень хороший микроклимат, а потом, как это часто бывает, пошли какие-то стычки. Они не носили жесткий характер, но фингалы появлялись кое у кого. Помощник режиссера ругала актеров за то, что они «каждый день на съемки с новым лицом приходят». Такая была проблема. Ну, это у русских глубоко заложено – выпить, подраться, потом опять дружить… Вообще съемки напоминали большой рок-фестиваль – вроде все организованно, а все равно бардак постоянно: кто-то пришел, когда не надо, кто-то опоздал… Масса была смешных случаев. Мы предлагали Рашиду, помимо того, что происходило на площадке, помимо съемок фильма, взять видеокамеру и снимать фильм о том, как снимается фильм.

«FUZZ»: Это чья идея была?

Константин: Да там все… Вечером сидели, обсуждали. Очень много ребят было из Питера – Рикошет, Костя Шамшурин, Слава Книзель, ныне покойный… Ну, тусовка. Кто бывал в «ТамТаме», тот знает. Был Коля Мюнхен, который шил в «ТамТаме» куртки кожаные – косухи. Тогда была первая волна увлечения мотоциклами, и Коля, имея некоторую сумму денег, приобрел мотоцикл. Познакомился с ребятами в Питере, которые не только ездили на мотоциклах, но и переделывали «Мински», «Уралы», «Явы» в чопперы. От их первоначального вида ничего не оставалось, кроме двигателя… И массовка мотоциклетная в фильме – это его знакомые.

«FUZZ»: Маленькие артисты, лилипуты…

Константин: Они очень не любили, когда их называли лилипутами или карликами. Они говорили, что лилипуты, карлики – это люди небольшого роста с непропорционально развитым телом. А они были роста маленького, но развиты пропорционально. Поэтому они себя называли «маленькие люди». Ну, это цирковая труппа, к походным условиям народ привычный. Мы к ним тоже хаживали и у них сиживали. Всякие шутки-прибаутки. Совместно распивали «Пепси-колу», они нам какие-то цирковые фокусы показывали. Нормально общались. А потом уже, когда начались вопросы с деньгами – они, конечно, стали нудить. Но их понять тоже можно. Нам-то было по балде, а они – настоящие актеры. Мы туда приехали-то не столько в кино сниматься, сколько тусоваться. А их пригласили… Тут надо сказать, что они, будучи профессионалами, всех трясли, и трясли по делу. Что несколько ускоряло процесс. Они были правы, но иногда это надоедало.

На натуре

«FUZZ»: Съемочный процесс насколько был коллективным творчеством?

Константин: В общем-то, коллективным. Вечером садились, смотрели сценарий, думали, что будем снимать завтра. Что-то меняли иногда. Там, например, бандитские диалоги были прописаны литературным языком – и мы убедили Рашида, что бандиты должны говорить совсем иначе… Что-то в сценарии уже просто нельзя было переделать, в связи с чем родилась идея, что в конце фильма, уже после титров, надо придумать какую-нибудь штуку, чтобы всем стало понятно, что бандиты не настоящие, и все это шутка на самом деле. Прикол такой. Но Рашид на это не согласился – он все-таки относился к фильму серьезно. Ему хотелось героического пафоса, а не шутки.

«FUZZ»: Как вообще Рашид строил работу?

Константин: Как и любой режиссер. Выстраивал кадр, говорил – кому что делать, как стоять, что говорить. Репетировал с нами. Но, как это часто бывает, когда включали аппарат, все шло вкривь и вкось. Снимали дубли. Пленку берегли, конечно, но не очень. Хорошая была пленка, дорогая – «Кодак», по-моему.

«FUZZ»: Так почему не снимали на видео – ведь это не требовало особых затрат?

Константин: Не знаю. Наверное, Рашиду эта идея не понравилась. И, потом, с этой камерой должен бы был тоже ходить еще один оператор.

«FUZZ»: Сколько камер использовали?

Константин: В основном одну. В павильоне – две. Там была одна обыкновенная камера и одна для замедленной съемки.

«FUZZ»: Натурные съемки продолжались и зимой?

Константин: Да. Как в том анекдоте: пляж, ледок, разотрите артиста, а то он совсем синий. Помню, снимали сцену с «чапаевской картошкой». Ночью. Холод был ужасный. Там в горах днем было еще тепло, а ночью земля остывала моментально. А я был в сапогах-«казаках». Ноги мерзли страшно. И я сказал: либо сейчас же привезите мне бутылку водки, либо не буду сниматься. Иначе не согреться было никак. Привезли, хотя категорически запрещалось в кадре распивать. Ну, поняли, что иначе никак.

В павильоне

«FUZZ»: Потом были съемки на «Казахфильме», в Алма-Ате?

Константин: Да. Там построили павильон. По фильму видно: картинка изменилась, все стало покрасивее, побогаче. И Рашиду эта часть съемок нравилась гораздо больше, поскольку там он свои идеи мог более полно реализовать, нежели на натуре. Никто уже не зависел от дневного света. Да и вообще, все эти киношные люди на студии работали уже несколько иначе.

«FUZZ»: Сколько продолжались съемки в павильоне?

Константин: Тоже месяца два. До весны 1992-го. В Алма-Ате жили в гостинице недалеко от «Казахфильма». Она не имела отношения к студии, но когда приезжали известные актеры, «Казахфильм» часто селил их именно там.

«FUZZ»: Вот эта большая машина…

Константин: Это «ЗИС», правительственная машина. На ней, видимо, принимали какие-то парады. Внутри все в бархате. По легенде, в ней Гагарин ездил. При желании в нее человек десять помещалось. Ее берегли. Мы на ней буквально пару раз по городу вне съемок прокатились, и нам это дело запретили.

TEQUILAJAZZZ

«FUZZ»: Музыкальное сопровождение Рашид какое предполагал?

Константин: Поначалу он вообще об этом не думал. Он говорил, что потом уже, после съемок, сядем в Алма-Ате в студию и что-нибудь запишем. Там хорошая студия на «Казахфильме» по тем временам была. Но что конкретно писать, разговоров не было. Потом уже, на съемках, сложился такой коллектив – названия еще не было – прообраз TEQUILAJAZZZ. Там долгая история. У меня была своя группа, и еще была группа ПУПСЫ, в которой и я, и Дусер тоже участвовали. Плюс у нас Женей была команда, которая играла поп-музыку. И так получилось, что в процессе съемок распались и ПУПСЫ, и ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК. И моя группа тоже прекратила функционировать. И получилось, что несколько людей, которые общались достаточно плотно, объединились в новый коллектив, чтобы хоть что-то играть. И тогда Рашид попросил нас сочинить и записать для фильма песни или музыку максимально шумную: скрежет и все такое. Ужас нечеловеческий ему был нужен. Мы, как могли, это изобразили – эта песня вошла в фильм, в сцену мотоциклетной вечеринки. Где группа за решеткой играет. Все это и определило в какой-то степени звук группы, которая впоследствии стала называться TEQUILAJAZZZ. Потом еще в фильм попали какие-то отдельные музыкальные фразы, которые мы записывали вдвоем с Рикошетом на студии «Казахфильм». Плюс туда вошла музыка группы ЧЕТЫРЕ ВЕТРА, которая была у нас с Женей. Там много всего намешано. Наверное, потому что после того, как Цоя не стало, Рашид вообще с трудом представлял, какая музыка должна звучать в фильме. Во всяком случае – никого не хочу обижать, но равноценной замены КИНО не получилось.

«FUZZ»: Как ты считаешь, кого бы могли играть в фильме музыканты группы КИНО? С Цоем все понятно – главная роль…

Константин: Ну, Тихомиров, наверное, сыграл бы ту роль, которую Костя Шамшурин исполнял. Каспарян был бы злодеем. А Густав – не знаю. Наверное, тоже злодеем.

Окончательная версия

«FUZZ»: Озвучка происходила тоже на «Казахфильме»?

Константин: Да

«FUZZ»: Все, кто снимался, участвовали в ней?

Константин: Нет. Мотоциклистов озвучивали уже местные актеры. «Маленьких людей» тоже озвучивали другие актеры. Их не могли по тембру озвучить обыкновенные люди, и Рашид приглашал актеров еще одной подобной труппы, которая находилась проездом в Алма-Ате.

«FUZZ»: Рабочее название у фильма какое было?

Константин: «Дети Солнца». Имелась в виду эта колония «маленьких людей». И поскольку события разворачивались вокруг нее… Даже не так. Изначально там вообще не было понятно, кто плохой и кто хороший. То есть все мы дети Солнца. Все под одним Солнцем живем. Но это как-то в фильме не очень обозначилось. А поскольку получился самый настоящий истерн, его, соответственно, и назвали «Дикий Восток».

«FUZZ»: Из того, что снималось, сколько вошло в окончательную версию фильма?

Константин: Много. Почти все, что было отснято. Ну, старались же делать как можно меньше дублей. Конечно, кое-что Рашид отрезал при монтаже – но это уже технические вопросы. Чтобы состыковать кадры…

«FUZZ»: Когда фильм был готов к прокату – которого не было? Какие были ожидания? Или никаких иллюзий не было?

Константин: Это было уже в 1992 году, ближе к осени. Ожиданий уже никаких не было – преобладала усталость. Ну, были, конечно, надежды. Рашид даже рассчитывал на участие в каких-то фестивалях, и фильм был показан на венецианском фестивале в 1993 году, был сюжет в передаче «Тихий дом» у Шолохова – они что-то там с Рашидом сидели, говорили… Никто, конечно, не думал, что фильм станет суперхитом, но были мысли, что, возможно, для нас он станет какой-то отправной точкой, что к нам поступят еще предложения. Но больше мы нигде не снимались и музыку к фильмам не писали. Рашид планировал, конечно, достаточно большую премьеру – громкую музыку, мотоциклы, взрывы, дым, факелы. Ничего этого не случилось. Фильм вышел достаточно незаметно. К тому времени прокат совсем развалился. Несколько раз фильм показывали по телевидению. Еще видеопрокат…

«FUZZ»: Как на фильм реагировала критика?

Константин: До меня ничего не дошло. Фильм, вроде, появился, но практически никто этого не заметил. Ну, естественно, если бы в фильме была группа КИНО, Виктор Цой в главной роли, то даже отсутствие проката и рекламы не помешало бы этому фильму получить гораздо большую известность…

FUZZ №11/2005

 

КИНОпроба

20 лет назад, весной 1986 года, был снят 40-минутный полудокументальный-полуигровой фильм «Йя-хха» – первая картина, посвященная советским независимым музыкантам и рок-тусовке того времени (в частности, это был самый первый фильм с участием Виктора Цоя и группы КИНО). Парадокс: лента о молодых ленинградцах была сделана руками москвичей, в ту пору студентов ВГИКа – будущего режиссера Рашида Нугманова и будущего оператора Алексея Михайлова.

Действующие лица:

Рашид Мусаевич Нугманов, архитектор, кинорежиссер. Родился в 1954 году в Алма-Ате. В 1977 году окончил Алма-атинский архитектурный институт. В 1987 году закончил учебу во ВГИКе. Режиссерские работы: «Йя-хха» (1986), «Игла» (1988), «Дикий Восток» (1993). В настоящее время живет во Франции. Женат, есть сын и дочь.

Татьяна Егорова. Родилась в Ленинграде. Окончила техникум по специальности «дизайн одежды». С середины 80-х занималась живописью, участвовала в нескольких выставках. С 1992-го по 2002-й работала администратором отдела рекламы «Радио Балтика». В настоящее время художник по тканям, оформитель интерьеров, декоратор. Воспитывает сына Никиту.

Игорь Мосин (Быстров). Родился в 1964 году в Ленинграде. Барабанщик групп МЕХАНИЧЕСКИЙ БАЛЕТ (1987), ДУРНОЕ ВЛИЯНИЕ (1988-92), БОНДЗИНСКИ (с 1993-го). Также работал с Еленой Юдановой, Святославом Задерием. С 1991 по 2002 г. – ди-джей «Радио Балтика». Занимался кино и (совместно с Андреем Венцловой) снял 16-мм клип на песню ДУРНОГО ВЛИЯНИЯ «24 Часа». Помимо «Йя-ххи» снялся в фильме «Взломщик» (1987, эпизод).

Черно-белая короткометражка в должное время большого резонанса не произвела. В силу специфики содержания о его прокате речи не было, а несколько специальных показов, разумеется, не дали возможность широкой публике ознакомиться с работой. В конце 1980-х «Йя-хха» несколько раз демонстрировалась региональными телеканалами, но умы зрительской аудитории тогда были заняты уже совсем другим.

Нугманов

Рашид Нугманов родился в Алма-Ате. Окончил местный архитектурный институт, работал по специальности, «в конторе». В середине 80-х поступил во ВГИК.

Рашид Нугманов: Я вырос на роке, на рок-н-ролле. В конце 50-х в Алма-Ате появились стиляги, центральная улица города стала именоваться Бродом. Там постоянно слонялись ребята – я знал их благодаря моему старшему брату Мурату. Такая полустиляжная, полублатная среда. Были какие-то древние бобинные магнитофоны, THE BEATLES. Где-то в начале 80-х я стал собирать материалы на эту тему, встречаться с людьми, юность которых прошла на Броде. О кино тогда даже и не думал. Я не знал, что это будет, – то ли роман, то ли сборник воспоминаний. Хотелось сделать книгу, в которой переплетались бы мои несколько мифологизированные представления обо всем этом и реальные воспоминания. Даже не знаю, как форму такого произведения обозначить. Собрал большое количество интересных вещей, информацию об очень любопытных людях. Даже название придумал – «Король Брода». Книга о моем брате. Потом, в 1984 году, получилось так, что я поступил во ВГИК. Идея написать книгу естественным образом трансформировалась в мысль снять кино. Вот все это и привело меня сначала к «Йя-ххе», а потом к «Игле».

Теория

Второкурсник Нугманов приобрел известность в кругу коллег благодаря своим этюдам, в которых участвовали Петр Мамонов, Александр Баширов, Валерий Песков. Авторские концепции молодого режиссера не были совсем уж диковинкой. Многие идеи он почерпнул у Дзиги Вертова (1896—1954), режиссера и теоретика, одного из основоположников отечественного и мирового документального кино.

Рашид: Я его для себя открыл чуть раньше – еще до ВГИКа. Меня интересовал русский авангард: пост-революционный и до 30-х годов. В том числе и кино. Конструктивисты наши, супрематисты. Возможности смотреть такие фильмы тогда практически не было, но какие-то отдельные вещи доходили. «Три песни о Ленине» Вертова я смотрел. Изучал его подход, его манифесты. Был очень увлечен ими. Потом, когда во ВГИК приехал, посмотрел и другое – «Человек с киноаппаратом» и прочее. В его фильмах главным было не конкретно то, что он снимал, а сам принцип, дух, подход: актеры живут, и мы живем рядом.

«FUZZ»: Кинематографические концепции Нугманова не удивляли?

Татьяна Егорова: Совсем нет. Мы к тому времени были уже достаточно искушенными зрителями, многое посмотрели. Такой вот подход – интуитивное, лишенное жестких рамок кино – нас очень заинтересовал…

Идея

«FUZZ»: Мысль снять фильм появилась у Алексея Михайлова?

Рашид: Да. Однажды он ко мне подошел, сказал, что видел некоторые мои работы – ему понравилось. Предложил сделать фильм о рок-н-ролле. Это было осенью 1985-го, мы как раз с каникул вернулись. У Леши была своя камера и в заначке какая-то полубракованная пленка. Он должен был сдавать этюд по освещению (мне, второкурснику еще не положено было снимать самому). И он под этот этюд – 10 минут – получил три ролика черно-белой пленки. У него были архивные материалы – Вудсток, что-то еще. Леша хотел сделать такую документалку интересную – размышления, то-сё. А надо сказать, что я к тому времени уже слышал, конечно, АКВАРИУМ, КИНО, ЗООПАРК – в них было что-то такое, что я сразу понял: это мое! Ну, и сказал Леше: а что Вудсток? Я понимаю, это наша молодость, но у нас же есть свое тут под боком, в Ленинграде! Леша сначала к этому скептически отнесся, а потом согласился. Смирился с этой идеей. И мы решили снять все полностью с нашими музыкантами, – никто до нас этого не делал. Леша был знаком с Костей Кинчевым и меня познакомил. И вот втроем с Кинчевым мы и стали всерьез обсуждать идею «Йя-ххи». Кинчев тогда как раз «мотался между Ленинградом и Москвой». Думали, обсуждали – что снимать, кого. И очень быстро определились – Кинчев, Майк, КИНО, АКВАРИУМ. Я еще хотел ДЖУНГЛИ – мы уже договорились с Андреем Отряскиным, но на них, в конце концов, уже просто пленки не хватило. Позже я хотел еще с этой группой поработать, но не сложилось: Отряскин уехал и т. д. Ну, и еще НОВЫЕ КОМПОЗИТОРЫ. Но не в кадре, а за кадром. Они дали мне материалы, которыми я потом воспользовался. Так началась эта история. Стали регулярно ездить в Ленинград. Всю зиму ездили.

Главный герой

Главным героем фильма стал питерский музыкант Игорь Мосин. Точнее, в фильме он явился неким связующим звеном между появлениями основных действующих лиц: питерских музыкантов. Игорь дома, Игорь с друзьями, Игорь на рок-концерте. Быстров же стал неким «мостиком» между столичными кинематографистами и ленинградской тусовкой.

Игорь Мосин: Была некая группа людей в Питере – из «Сайгона» тусовка и другие. А у меня был приятель в Москве, Валера Песков. Очень яркий по тем временам персонаж – такой декоративный панк с интересным философским взглядом на жизнь. Валера познакомил меня с Нугмановым. Я жил тогда на улице Фурманова, где впоследствии мы и снимали. Нугманов приезжал, я рассказывал ему о жизни, ходили, беседовали. Параллельно он выходил на людей, для того времени знаковых…

«FUZZ»: Через вас?

Игорь: Частично. По большей части сам. Я ему поставлял несколько иную информацию. Майк, Башлачев, Цой – это был уже все-таки совершенно другой слой. Майк и Рашид – они вообще люди одного поколения. Оба переводчики, кстати. А со мной он просто обсуждал какие-то сценарные моменты. Я не знаю, зачем. Сначала он хотел, чтобы Песков был главным героем. Песков – панк, который бывает на всех концертах, знакомится со всеми этими людьми. Такой «сквозной» герой. Но в какой-то момент он сказал Валере: «Пускай будет Игорь!» Валера ответил: «Да пофиг! Пусть Игорь! Как раз свадьба – давайте снимем свадьбу!» Хотя, на мой взгляд, Валера был куда более яркой фигурой и больше подходил на эту роль. У него были леопардовые штаны и больше дырок в ушах. У меня тоже были и дырки, и серьги, и все остальное, но я был поскромнее все таки. Знакомых здесь у меня было, правда, больше, чем у него.

Татьяна: Тогда был вообще очень плотный контакт Москва-Питер. Все постоянно ездили туда-сюда. Как-то мы все побросали свои институты, и был год совершеннейшего… болтания. Наплевав на родительские запреты, делали, что хотели – то работали, то не работали. Была уйма свободного времени – и мы, в частности, мотались постоянно в Москву. И московские люди сюда приезжали, соответственно. Пошло какое-то знакомство с ребятами из ВГИКа. У меня была сумасшедшая квартира (мы с Игорем до свадьбы вместе не жили), – всегда было очень много гостей из разных концов страны. Бедная моя мама, как она все это выносила!?

Цой и другие

Так получилось, что, вольно или не вольно, Рашид Нугманов сфокусировал в фильме свое внимание на фигуре Виктора Цоя и на музыке группы КИНО. Именно на их концерт отправляются ребята после свадьбы, именно Цой поет в финале: «Дальше действовать будем мы».

«FUZZ»: Рашид, как вы познакомились с Цоем?

Рашид: Нас никто друг другу не представлял. Витьке уже перед съемками позвонил Костя Кинчев и сказал: «Вот, парень, вроде, нормальный». Цой ответил: «Пожалуйста!» Я был в Питере. Мы договорились встретиться на станции метро «Владимирская». Они приехали вдвоем с Каспаряном. Пошли на улицу Рубинштейна. Пока шли до Рок-клуба, я ему рассказал, что к чему – такой вот импровизационный фильм.

«FUZZ»: Как налаживались контакты с другими музыкантами?

Рашид: Я заручился поддержкой Майка, Гребенщикова. Я не хотел ничего снимать, прежде чем не познакомлюсь с людьми. Нужно было сблизиться как-то. Сблизились. Сначала с Гребенщиковым, потом с Витькой. С Майком хорошо сошлись. Снимать начали в мае, когда уже все знали друг друга и полностью доверяли.

«FUZZ»: Где вы жили, когда приезжали в Питер?

Рашид: У друзей. У Цоя на проспекте Ветеранов – когда познакомились поближе – чаще всего. У Игоря несколько раз останавливался, у Тани Егоровой. Была еще такая девочка Киса – иногда у нее квартиру снимал.

На Фурманова

Все «домашние» сцены в фильме сняты на улице Фурманова, в съемной комнате Мосина в коммунальной квартире.

Игорь: В этой квартире было три комнаты. Моя – маленькая, метров 11 или 12. Приходили люди, лежали на полу, я лежал на кровати. Все как в фильме. У меня в комнате – одна кровать, бобинный магнитофон. Что слушал? Лори Андерсон, EINSTURZENDE NEUBAUTEN, JOY DIVISION, 23 SKIDOO – совершенно жуткая музыка. THE FLYING LIZARD, ЛЕТАЮЩАЯ ЯЩЕРИЦА – была такая группа.

Татьяна: Очень много разной музыки было. Например, D.A.F. – DEUTSCHE AMERIKANISCHE FREUNDSCHAFT. Тогда же Западный Берлин активизировался – к нам все это долетало. Были какие-то контакты с немцами, швейцарцами – они везли сюда музыку, фильмы, журналы. EINSTURZENDE появились – мы просто обалдели. И куча всевозможнейшей другой музыки – этнической, электронной. И классику слушали.

«FUZZ»: Русского рока не было? На концерты в рок-клуб ходили?

Татьяна: В Рок-клуб ходили, конечно. Моими любимыми были курехинские ПОП-МЕХАНИКИ, которые он устраивал в сентябре, после лета. Это было замечательно – весь город съезжался после лета к Курехину на концерт. Все напитавшиеся солнцем, морем, путешествиями, впечатлениями.

Игорь: Я не очень любил русский рок. Хотя на концерты, безусловно, ходил – мне все это очень нравилось. Ну, не сложилось. Может быть, потому что я сам тогда играл, участвовал в каких-то проектах: с Терри мы делали фьюжн такой, с Гошей Соловьевым, был проект со Славой Задерием…

«FUZZ»: Первое впечатление о Рашиде помните?

Игорь: Нет, честно говоря. Ну, Рашид и Рашид… Взрослый мужик. Матерый. А я был пост-студентом. Он мне очень взрослым показался – на десять лет меня старше! Я у Валерки спросил: «А чего его занесло-то?» Он говорит: «Да вот, закончил человек архитектурный институт в Алма-Ате, теперь во ВГИКе учится». «А чего снимает-то?» «Да ерунду какую-то!» То есть не было у меня перед ним какого-то трепета. Хотя человек он, безусловно, интересный. Очень много о кино с ним говорили. Не то, чтобы он мне какие-то вещи открыл – скорее, рассказал много, заинтересовал. Он тогда на необходимых для фильма людей выходил, все время встречался с кем-то. Валера тоже какие-то контакты налаживал.

Татьяна: Рашид был скромный, вежливый, воспитанный, сдержанный. Может быть, чуть-чуть провинциальный. В нем чувствовалось стремление проникнуться вот этой – модной-не модной? – ну, горячей темой. Тема-то действительно была горячая. Нужна была определенная смелость, чтобы за нее взяться. И было очень приятно, что Рашид взялся, имея возможность ее как-то вынести на широкую публику.

Жизнь врасплох

Предполагалось, что «Йя-хха» будет законченной историей событий одного дня жизни Тани Егоровой и Игоря Мосина. Их бракосочетание, мыканье по флэтам, концерт Цоя. Судьба, как водится, внесла свои коррективы.

Рашид: У меня не было никакого плана, никакого сценария. Я написал заявку в совершенно комсомольском духе, чтобы успокоить руководство, объяснить, что мы делаем нормальные вещи. Показывал эту заявку, когда меня в Отдел культуры вызывали в Ленинграде, беседовали: «Зачем же вы каких-то фашистов снимаете? У нас есть хорошие вокально-инструментальные ансамбли!» Это ведь была весна 1986 года, все-таки. Многие из тех, кто снимался, были в «черных списках»: выступать нельзя, сниматься в кино тем более. Конечно, за нами следили и при желании могли устроить проблемы. Поэтому мы старались снимать быстро, незаметно, чтобы никто не успел опомниться, остановить, отнять отснятое. Того же Лешу Михайлова в милицию забирали, камеру отбирали. Слава Богу, пленку удалось сохранить, почти ничего из снятого материала не пропало. Например, тот эпизод, где Цой садится в «Волгу». Мы договорились с директором клуба «Водоканал», что он нам выделит на часок свою сцену и зал, где мы предполагали снять небольшой концерт КИНО и АЛИСЫ. В назначенное время пришли – там никого, двери закрыты. Они заподозрили что-то неладное и напряглись. Это было нормально, и мы все это снимали. Снимали то, что возникало в этот день, в этот момент. Моя теория того времени, с которой я работал на подмостках ВГИКа, заключалась в импровизированности действия. Все, что происходит – это и есть объект творчества. Принцип Дзиги Вертова – жизнь врасплох! Мы решили, что основополагающим моментом будет свадьба Тани и Игоря: вокруг этого все и должно было крутиться. Связующее звено в череде событий, в которую необходимо было вплести Майка, КИНО, АКВАРИУМ, АЛИСУ. Один день (хотя и снятый в разное время) – насыщенный, напряженный. Я решил в этот день следовать за ними везде – следить, что происходит.

Название

«FUZZ»: Название «Йя-хха» когда первый раз прозвучало?

Рашид: Мне Валера Песков еще в Москве сказал: вот, я познакомлю тебя с ребятами хорошими, тусовка называется «Йя-хха».

Игорь: Название придумал человек по имени Акля, Алик Ахметгалиев. Это мой однокурсник, мы вместе учились в институте имени Бонч-Бруевича и вместе практически из него вылетели. Он занимался пантомимой, играл в каком-то театре. В самом фильме Алик – свидетель у меня на свадьбе. Он и Марьяна Катаева – такая симпатичная девушка, дочь известных хореографов Катаевых.

Татьяна: Вся эта тусовка – «Йя-хха» – это Игорь придумал. Тогда была такая достаточно известная тусовка под названием «Асса», а мы стали называть себя «Йя-хха!». Нужно было кричать «Йя-хха!» и щелкать языком.

Содержание

Рашид Нугманов снял очень большое количество материала – почти на шесть часов. Были съемки в Ленинграде – две недели, и досъемки в Москве. Разумеется, в фильм вошли далеко не все кадры. Нет там эпизода с Башировым: Александр берет импровизированное нелепое интервью у Бориса Гребенщикова. Также из картины «выпал» Александр Башлачев – он лишь эпизодически мелькает в кадре во время свадьбы.

Татьяна: Там был такой калейдоскоп лиц! По-моему, Башлачев там был. Зашел нас навестить, поздравить, но ненадолго. Об этой свадьбе все знали – «Сайгон», все это сарафанное радио. С Башлачевым мы были знакомы – ходили к нему на квартирники, бывали в гостях.

Игорь: В фильме практически не осталось кадров с Башлачевым, но почему-то именно он олицетворяет для меня эту картину. В кадре Цой, Майк, Гребенщиков, Кинчев, а Саша существует как-то параллельно. Однажды мы приехали к нему в гости в перерыве между съемками. Была бутылка вина, мы разговаривали, а потом он сел и начал петь. Меня поразило, что человек готов так выкладываться для очень маленького количества слушателей. Для трех-четырех человек. Руки – в кровь! Мы с ним беседовали, я рассказывал, как впервые прочитал его стихи – мне Андрей Отряскин дал, это, гм-м, в психушке было – я обалдел. Для меня Башлачев – одна из ключевых фигур тех лет.

АЛИСА

Первый кадр фильма взрывает титры. На пустынные улицы ночного города вырываются «ночные волки» – самопальные рокеры. АЛИСА играет «Мое поколение». За спинами героических Кинчева и Самойлова вьется Святослав Задерий.

Игорь: «Йя-хха» тем и отличается от фильмов того времени – «Взломщика» (я там тоже снимался в массовке, рубился в какой-то группе, эти кадры в фильм, по-моему, и не вошли) и т. д., что режиссер пытался во все это погрузиться. Не думаю, что Рашид изначально действительно понимал нашу жизнь. Он врубался по ходу. В быту, на каких-то пьянках, во время каких-то разговоров он узнавал людей и влюблялся в них. В результате этого и достигалась подлинность, искренность, откровенность.

Майк

Первое лирическое отступление: Майк Науменко в демисезонном плаще и неизменных темных очках бредет по городу. Входит в полуразрушенный дом. На стене надпись: «Стой! Опасная зона!» Поднимается в разоренную квартиру. Останавливается у зеркала. Вспоминает: шум и огни самой модной в городе дискотеки, девичьи крики. ЗООПАРК с фанерными гитарами ломается перед зрителями. Звучит фонограмма, «Блюз простого человека»… Все это проносится в голове у музыканта. Несколько секунд – и он бьет кулаком по своему отражению.

Игорь: Несколько сцен – Майк Науменко ходит по каменоломням, разрушенным домам, потом бьет кулаком в стену… Это снимали где-то в центре, в районе Колокольной улицы. Мне казалось, что Майк – самый доступный, располагающий к себе человек из всех, кто участвовал в фильме.

Татьяна: Съемки АЛИСЫ и ЗООПАРКА – это, по-моему, дискотека «Невские звезды» в ДК им. Крупской. Все сливается – и публика, и ЗООПАРК, и АЛИСА. Еще снимали у Лены и Андрюши Шевцовых – эпизод, где они сражаются на шпагах. Это на проспекте Добролюбова. Там было очень уютно, гостеприимно. Камин. Всегда много музыки, можно было рисовать… В конце фильма – крыша, на которой растут деревья, и Игорь поливает там цветы. Это крыша дома на Петроградской, по-моему, на углу улицы Воскова и Кронверкского переулка.

Свадьба

Ключевой эпизод фильма – бракосочетание. Множество пестро одетых людей бессмысленно болтаются по залам Дворца. Кадры стилизованы под немое кино: распорядительница в костюме что-то строго выговаривает молодоженам. Титры: «Когда через двадцать лет вы посмотрите на свои фотографии, вам будет стыдно!»

«FUZZ»: Татьяна, прошло 20 лет. Стыдно?

Татьяна: Нисколько. Совершенно не стыдно. Это было тогда попыткой вырваться, что-то кому-то доказать, как-то расшевелить всех, рассмешить. Сделать не так, как нас учили родители. Свадьба сумасшедшая, конечно. Естественно, никого из родителей там не было. Было человек двадцать пять-тридцать друзей. Никакой чинности, церемонности. Вели себя, как на улице, в сквере, в «Сайгоне» каком-нибудь. Такая наглая молодежь, заполонившая все помещение. Дескать: мы сегодня брачующиеся, у нас праздник, нам можно – вот, у нас тут даже справки есть! Своим видом мы, наверное, оскорбляли достоинство всех этих местных дам. Но, кстати, они относительно спокойно реагировали – так, одергивали иногда. Мы были тогда совершенно материально не ориентированы – даже обручальных колец не было. Нам дали какую-то компенсацию к свадьбе (ее всем тогда давали) – на эти деньги мы устроили пир для гостей. Правда, Рашид нам выделил какую-то «Волгу» шикарную от «Ленфильма». Но ни о каких свадебных атрибутах – платьях, букетах – даже и речи не шло. Это нас не интересовало просто. Нам важна была какая-то стайность: групповой разум, это дурацкое кинчевское «Мы вместе!». Ну, так у всех молодых людей происходит, наверное.

«FUZZ»: Кто-то из известных людей, помимо Башлачева, там присутствует?

Татьяна: Ну, разве что те, кто стал известен уже позднее. Антон Белянкин там точно был.

Игорь: Что касается свадьбы… У нас с Таней действительно была назначена регистрация, но мы не хотели ничего устраивать пышно. Но благодаря съемкам все превратилось в фарс. Это происходило во Дворце бракосочетаний на Петровской набережной… Мы объявили, что свидетелей специально не выбираем – кто оденется наиболее экстравагантно, тот и будет свидетелем. Все вырядились просто жутко! Пришла куча людей, человек пятьдесят, наверное – знакомых, незнакомых. Тусовщики из «Сайгона». Кто-то просто за компанию с кем-то. Я до сих пор встречаю незнакомых мне людей, которые говорят: «Я был на твоей свадьбе!» Я их не помню совершенно! Работники ЗАГСа были в ауте, Рашид – в полном восторге! Мы, конечно, заранее знали, что свидетелями будут Марьяна и Алик. Ну, они действительно хорошо выглядели – какие-то пружины в ушах… Саша Башлачев попал туда как-то случайно – его кто-то привел. Естественно, никакого марша Мендельсона. Был какой-то магнитофон, SEX PISTOLS. Музыка играла очень громко, все бродили по этому Дворцу, курили где попало. Ощущение было такое, что сейчас приедет милиция, и всех повяжут…

АКВАРИУМ

Второе лирическое отступление. Игорь, сидя дома на кровати, вспоминает выступление АКВАРИУМА на «Музыкальном ринге». Подчеркнуто вежливый Гребенщиков чуть снисходительно отвечает на вопросы из зала. Происходящее кажется (особенно по прошествии лет) нелепым и абсурдным.

«FUZZ»: АКВАРИУМ как-то был причастен к тусовке?

Татьяна: Совсем нет. Мы встречались, но не во время съемок. Так, у общих друзей. Гребенщиков был уже звездой, АКВАРИУМ – на волне популярности. И, как я понимаю, они уже просто устали от внимания, от каких бы то ни было тусовок.

Внешний вид

«FUZZ»: Игорь, как вы были тогда одеты, помните?

Игорь: Был одет как в жизни. Кожаная куртка какая-то. Брюки, похожие на галифе. Внизу дудочки такие приталенные. Ботинки остроносые, лакированные. В общем, узкие. Очки солнцезащитные модные. Во время съемок на меня, конечно, много всяких нелепостей навешивали, как-то декорировали – мне тогда казалось, что это бред полный.

«FUZZ»: Кто навешивал?

Игорь: И Рашид, и друзья. Не помню уже. В то время продавали большие такие брошки из стекла – меня увешивали этими брошками, значками. В духе Билли Айдола.

Съемки

«FUZZ»: Рашид вас как-то готовил к съемкам?

Татьяна: Нет совершенно. Все было живое, свободное. Он ни во что не вмешивался.

«FUZZ»: Нугманов во время съемочного процесса что-то объяснял или полагался на спонтанность?

Игорь: Как я понимаю, он лишь слегка корректировал кадр. Немножко моделировал ситуации. Он говорил: «Делайте, что привыкли!» Но в рамках смоделированной им ситуации. Иногда уточнял, что надеть, о чем разговаривать. Помню, очень сложная была сцена у Андрея Шевцова. Там должна была быть показана тусовка – человек двадцать ходят по квартире и что-то там обсуждают. Мы мучались-мучались. Какие из нас актеры нафиг, да? А Рашид снимал. Ему было нужно, что бы люди «читались». А сложно было заставить не профессиональных актеров «раскрыться» перед камерой.

«FUZZ»: Учитывая характер Нугманова – не было сложностей в общении с музыкантами?

Татьяна: Думаю, нет. Особенно к Цою Рашид как-то трепетно относился. Как к брату.

Игорь: Рашид очень спокойный и то же время коммуникабельный человек. Он умел говорить «нет». Если ему что-то не нравилось, он совершенно спокойно отказывал. Казалось, какие-то конфликтные ситуации могли возникнуть у него с Цоем. Во-первых, оба восточные люди, а во-вторых, Цой, конечно, хотел, быть на первом плане. Но все прошло нормально. Интересный момент был, когда Рашид собирался снимать «Иглу». Он приехал ко мне, мы выпили, поговорили о его замысле. Мне очень понравился сценарий. Он говорит: «Сейчас я ищу девушку для фильма». А я снимал что-то, у меня была девушка знакомая – светлая очень блондинка. Такой интересный тип, как мне показалось, героини, совершенно контрастный фотографически для Цоя. Я предложил с ней встретиться, посмотреть. Она Рашиду очень понравилась. Он сразу купил ей билет, и они уехали в Москву. Я думаю: вот – мой вклад в фильм, актриса. А девушка вернулась на следующий день. Цой сказал: «Я не буду сниматься с малолеткой!» Настоял! Может быть, он был прав, но этот эпизод показывает, что Цой вполне мог диктовать в какой-то момент свои условия. Но Рашид умел находить компромиссы. В результате они взяли Марину Смирнову, и получился совершенно неповторимый дуэт. Контакт у них с Цоем был замечательный.

«FUZZ»: Говорят, что девушка, которую вы рекомендовали на роль Дины, на самом деле была наркоманкой…

Игорь: Да, она умерла от наркотиков. Ее звали Аня. Многие люди, о которых мы говорим, уже умерли. Та же Рута – тяжелейшая судьба. Вадик Горин, Слепцов…

«FUZZ»: О съемочном процессе можете что-нибудь рассказать?

Игорь: Снимали на 35 миллиметров – это кино! До этого я сам снимал любительское кино на 16 миллиметров или даже на 8 – меня это увлекало. А тут – огромная камера.

«FUZZ»: Все снималось на одну камеру?

Игорь: Да. Света особого не было…

«FUZZ»: Вообще никакого?

Игорь: Рашид так выстраивал съемку, чтобы было естественное освещение. Ну, мне тогда казалось, что все это – суперпрофессионально. Были съемки, например, квартирные, где пытались выставить свет. Поставить два тысячника. Тени, что-то еще… Рашид выстраивал все как-то малобюджетно. Не было у него желания делать красочно, ярко. Он ставил перед собой иные задачи.

Бюджет

«FUZZ»: О бюджете есть смысл говорить?

Рашид: Нет, снимали за свой счет практически. И ребята все работали бесплатно, естественно. Пленку я докупал за свои деньги.

«FUZZ»: Съемки вели несколько операторов?

Рашид: Да. Первую неделю – Алексей Михайлов больше снимал. Вторую – Тельман Мамедов. Он уже досъемки делал. И приезжали на пару дней москвичи, студенты ВГИКа – Олег Морозов и Сергей Ландо. Сергей, например, снял свадьбу. Он же снял в «Невских звездах» Майка и АЛИСУ. Морозов снял неудавшийся концерт, когда они возле «Водоканала» тусуются. А основной материал примерно поровну – Алексей и Тельман снимали. Со мной ездила еще пара администраторов – тоже студенты, с параллельного, экономического факультета. Помогали машину достать, еще что-то.

«FUZZ»: А с чем было связано то, что менялись операторы?

Рашид: Был очень жесткий режим съемки. Нужно было снимать быстро, иначе вообще бы ничего не получилось. Я попросил двух операторов присутствовать, потому что – мало ли… Чтобы был всегда дублер. А Олег Морозов и Сергей Ландо – они уже по собственной инициативе приезжали, помогали. Из студенческой солидарности. Ну, и им интересно было увидеть ребят, тусовку питерскую. Они приезжали со своими камерами и снимали.

Игорь: Рашид был, как мне казалось, очень недоволен отсутствием пленки. Героев было много, он не хотел на ком-то одном зацикливаться. Майк Науменко, Цой, Кинчев. Кинчев сидит-покуривает у Рок-клуба, и проходит шестнадцатилетняя девушка Рута, которая была очень известна в определенных кругах в то время. Она проходит мимо него, как бы дико стесняясь. Следует какой-то нелепый диалог. Моделируется ситуация: Кинчев не знает, кто такая Рута, а Руте Кинчев очень нравится. Все это придумывалось на ходу, в процессе. Рашид снимал – и добивался какого-то правдоподобия.

Озвучка

«FUZZ»: Сколько продолжались съемки?

Рашид: Ровно две недели. Две недели непрерывно я был в Питере. Но потом были еще досъемки, где-то до ноября, наверное. Но досъемки маленькие – по полдня, может быть. Ту же кочегарку мы доснимали. Кадры, которые не вошли в фильм. Например, квартирник Цоя. Я предполагал, что Цой в фильме начинает играть в котельной, потом идут кадры с квартирника, потом – с концерта с АЛИСОЙ. Такое живое развитие группы – и так играют, и так играют. Игорь смотрит, у него в голове крутится, он вспоминает: от квартирников до большой сцены. Но поскольку концертных кадров не было, квартирник никак не вписывался уже. Только некоторые кадры я взял с репетиционной точки. Всю осенью 1986-го я монтировал. Сидел вечерами – благо, во ВГИКе можно сидеть хоть всю ночь. Нашел свободный монтажный стол – сиди и монтируй. Не надо никому ничего платить – это практика. Потом уже – с профессиональным монтажером. Неделя, наверное. Но тогда у меня уже весь фильм был собран-пересобран десятки раз. Оставалось подложить звук и так далее. Озвучивали на Студии детских и юношеских фильмов имени Горького – это рядом с ВГИКом: студия Горького предоставляла студентам свой зал для озвучки. Туда приходили Витька Цой с Каспаряном, Кинчев. Ну, и ребята из «Йя-ххи» приезжали. Это уже весной 1987-го.

Игорь: Озвучивали не все те люди, которые снимались. Из тех, кто был в фильме – Таня, Валерка Песков и я. А в основном – студенты. Миша Ефремов, помню, был, еще кто-то. Они придумывали на ходу фразы, диалоги. Там, например, есть момент – Вадик Горин выходит из «Сайгона». И Ефремов (вместо него) говорит: «О! Здесь тепло, как в апельсине!» Помню, меня эта фраза возмутила. Ерунда, думаю, какая-то, бред ВГИКовский, заготовка студенческая. Там было много импровизаций.

Татьяна: В озвучке Миша Ефремов участвовал. Говорил за несколько человек сразу же. А я совершенно противным голосом пыталась воспроизвести совершенно неподражаемые интонации Анны Павловой. Она и по сей день так говорит, будучи уже солидной дамой, разъезжающей на дорогом автомобиле. Ну, собственно, диалоги в фильме – фон, зудение какое-то.

«FUZZ»: Каковы ваши впечатления от общения с участниками съемок?

Игорь: А мне особо ни с кем и не довелось общаться. С Цоем я общался мимоходом, на озвучке. Только с Цоем, поскольку группа КИНО – она вся была такая… И с остальными персонажами общение было – пара слов. Личных контактов не было. Я человек в принципе не очень компанейский, плохо схожусь с людьми.

Татьяна: На съемках мы практически ни с кем не пересекались. На озвучивании только, в Москве. Там был Цой, Каспарян. Ничего, собственно говоря, особенного. Совместная работа в одном зале. Ну, чай вместе пили.

Премьера

«FUZZ»: Когда фильм был готов окончательно?

Рашид: Весной 1987 года. Я его в мае показывал на фестивале Рок-клуба в ЛДМ. Не то чтобы это была официальная премьера… Леша Вишня, он же еще киномехаником был, сказал: «Пойдем в Малый зал, я поставлю». Ребят предупредили, все собрались, Леша врубил… «FUZZ»: Какова была первая реакция?

Рашид: По-моему, ребята сначала и не поняли, что увидели: ну вот, жизнь наша. Что тут интересного-то? Они ожидали, наверное, чего-нибудь пафосного, в западном духе. А тут – черно-белый фильм, никакого кривляния. Ну, кто-то говорил, что можно было по-другому сделать. Хотя видно было, что им в кайф. Все признавали за мной право на собственное мнение, на свой взгляд. То есть фильм был принят. Потом мне многие говорили, что это было действительно одно из самых сильных впечатлений той поры. Ну, я не знаю. Понимаю, мы действительно сделали что-то, и это «что-то» – осталось. Мне многие знакомые говорили, что это моя самая сильная картина…

«FUZZ»: А вы сами как считаете?

Рашид: Я бы сказал, что эта картина для меня самая дорогая. Потому что она сделана на чистом энтузиазме.

Игорь: Предварительный просмотр фильма проходил в Москве, во ВГИКе. Там присутствовал Соловьев. Сидел с видом мэтра, что-то себе отмечал.

«FUZZ»: Вы когда первый раз увидели картину?

Игорь: Впервые увидел все на озвучке. Не могу сказать, что мне понравилось – так, спокойно. Подумал, что я бы кучу моментов сделал по-другому. В частности, мне показалось, что у Цоя появилось некое снобистское отношение к происходящему в фильме, к этой тусовке. КИНО было в его понимании чем-то особенным в картине. Та же сцена на «Водоканале». Там много людей, которые к этой компании не имели никакого отношения. Просто массовка, в которую вошли художники какие-то, еще кто-то. Володя Сорокин, например. То есть люди просто пришли помочь. А Густав на озвучке говорит: «Девчонки-то так, на троечку, оделись бы получше!» Слишком высокомерно это прозвучало. Цой как будто отгораживался от других – от ЗООПАРКА, от АЛИСЫ той же. Имидж супермодника: DURAN DURAN пополам с THE CURE. Мне показалось это очень фальшивым. Мы были моложе, у нас были другие ориентиры, другие совершенно понятия, например, о панк-роке. В противовес модным тенденциям, я бы добавил в «Йя-хху» того, что происходило на самом деле. Показал бы, что существует некая альтернатива. То есть, как это ни парадоксально звучит, фильм-то получился не слишком альтернативным.

«FUZZ»: Учитывая ваши пристрастия?

Игорь: Да. Настоящий панк АЛИСУ никакой альтернативой тогда не считал. Но Рашиду, очевидно, нужно было другое: он хотел запечатлеть на пленке этих, безусловно, ярких личностей.

Татьяна: Сначала фильм нам не понравился. Просто жутко! Какие-то… ходим, бродим: «Ну Цой, ну спой!» Совершеннейшие бездельники.

«FUZZ»: А на самом деле?

Татьяна: Может быть, все это так и выглядело в ту пору. Такие оторвавшиеся люди – от устоев, от родителей. Очень жадно всему навстречу открывались. У нас было что-то свое, объединяющее – тогда был наплыв новой музыки, фильмов, живописи, журналов каких-то. Мы все это жадно впитывали. Искали каких-то ощущений новых. А в фильме мы выглядим просто какими-то безмозглыми фанатами, которым совершенно нечего делать. Мы были ужасно недовольны тем, что нас такими для истории запечатлели. Думали: нет, мы не такие совершенно! Мы гораздо лучше, умнее и вообще! А что касается КИНО… Ну, не знаю. Надо сказать, что году в 1985-м, мне было 18 лет, наверное, я впервые попала на фестиваль Рок-клуба. И первое, что я увидела – КИНО. То есть первым музыкантом, которого я увидела на сцене, был Виктор Цой. Он пел «Безъядерную Зону». Первое впечатление – это, конечно, полный восторг! И после Цоя мне уже все нравилось. Все, что происходило в Рок-клубе. Еще такое юношеское, чистое восприятие. Ну, а потом – не то, чтобы мы были какие-то фанаты – просто с Цоем немного общались. Помню, я как-то нарисовала картину, посвященную КИНО, и подарила ее Цою. В день смерти Виктора – я не знала, что он погиб, мы были в Гурзуфе – он мне приснился. Наверное, какая-то связь действительно существует, и я была одним из тех людей, с которыми он попрощался. А так – ничего особенного. Здоровались, улыбались друг другу. Близкими друзьями не были. Просто знакомые. В последние годы – да, это и в «Йя-ххе» есть чуть-чуть – появилась какая-то звездность, но я этому как-то не придавала значения. Кроме того, мы как-то развивались, шли вперед, а у них были свои дела, – мы не очень задумывались обо всем об этом. Они стали звездами. Ну и что?

Награда

Фильм «Йя-хха» получил Московском международном кинофестивале приз имени А. Тарковского ФИПРЕССИ.

Рашид: Для меня это вообще ничего не значило. Как, впрочем, и воспоследовавшие награды. Для меня гораздо важнее было – примет фильм тусовка или не примет?

После «Йя-ххи», как известно, пошла уже моя большая картина – «Игла». Может быть, приз помог мне получить «Иглу». Повлиял на тех чиновников, которые решали, кто будет этот фильм снимать.

«FUZZ»: Тем более, что приз был ведь от журналистов?

Рашид: Да, это было очень престижно. Они на всех крупных фестивалях выдавали свои призы. И приз еще – имени Тарковского. Значащее имя!

Двадцать лет спустя

Рашид: Хотелось бы мне вернуться к этому фильму? Нет. А зачем? То время ушло.

«FUZZ»: Как вы воспринимаете фильм сейчас, 20 лет спустя?

Татьяна: Ну, приятно, конечно, смотреть. Этого уже не вернешь, не восполнишь. Рашид тогда увидел нас такими – мы и производили, наверное, такое впечатление. От этого не уйдешь – так оно и было. Молодость. Тогда все было какое-то бескрайнее, все было по плечу, все не страшно.

Игорь: Воспринимаю без особых эмоций. Что было – то было. Это некая часть моей жизни, определенный опыт. Мне повезло встретиться с теми людьми, повезло, что у нас оказались общие взгляды. С Рашидом тем же. То время, люди. Очень важно, что Рашид хоть как-то их запечатлел. Это история. Историй много – эта одна из них. На пленке. И еще: в первую очередь, для меня «Йя-хха» – моя какая-то личная жизнь. Там моя свадьба… У меня есть сын, Никита. Обалденный парень. Ему сейчас 18 лет. Наверное, ему это интереснее, чем мне.

«FUZZ»: Ваш сын видел «Йя-хху»?

Татьяна: Да. В какой-то степени он гордится тем, что его родители участвовали в таком фильме, тем, что это все им тоже не чуждо. Нормальные люди, которым не чуждо все то, чем он сейчас живет – тоже пытается как-то оторваться, самоутвердиться. И этот фильм для него – документальное свидетельство того, что мы не какие-то там…

P. S.

Александр Баширов: Я бы не стал говорить, что мы с Рашидом «вместе работали». Мы вместе учились в одно время во ВГИКе – он у Сергея Соловьева, я у Игоря Таланкина. Просто вместе жили в общежитии, тусовались. Познакомились, что-то там вместе придумывали. И с «Йя-ххой» то же самое. Там всего один эпизод со мной, который в окончательный вариант фильма не вошел – мы о чем-то говорим с Гребенщиковым, стоя спиной к камере и как бы справляя нужду. Я не помню даже, что там было, потому что потом мы выпили белого вина, и как-то все это… файл почистился, так сказать. Меркнущее сознание.

Самое было забавное, когда был предварительный просмотр фильма во ВГИКе, в зале на втором этаже. Сидели те, кто участвовал в фильме. Помню, мы все время ржали – не знаю даже почему: «О – Боб, о – Цой!» Знакомые лица бегают. И все смеялись. Безответственное было настроение. Серьезно к картине, по-моему, никто не относился. Ну, а что? Фильм и фильм. Документальное такое кино, с поэтическими элементами, я бы сказал. Сделанное явно впопыхах, что было приятно. Не было в «Йя-ххе» тенденциозности очевидной. Позже Соловьев пригласил меня сниматься в «Ассу». Повлияло ли на него то, что я что-то делал с Нугмановым? Может быть. Но не мне судить, что на Соловьева повлияло. А с Рашидом мы общаемся по сей день – вот, он недавно приезжал в Питер, был членом жюри у меня на фестивале.

Александр ПОЛИЩУК, Александр ДОЛГОВ

FUZZ №8/ 2006

 

Герой КИНО

Интервью с Кириллом Разлоговым о киносудьбе Виктора Цоя

«FUZZ»: Кирилл Эмильевич, семнадцать лет нет с нами Виктора Цоя, но песни его до сих пор на слуху, его помнят. Более того, молодые люди до сих пор открывают его талант для себя. В чем причина подобного феномена, по вашему мнению?

Кирилл Разлогов: Цой вообще в известной мере фигура загадочная. С одной стороны, он был культовым персонажем эпохи ленинградского Рок-клуба и того андеграунда, когда рок существовал подпольно. Он с группой КИНО один из первых вышел из подполья, и произошло это во многом благодаря советскому кинематографу. Может быть, потому что группа называлась КИНО… Во всяком случае, первые его публичные концерты были так или иначе связаны с кинематографическими мероприятиями в Москве. Что было в Петербурге, я не знаю.

И он сразу стал в центре того движения, связанного с обновлением культуры. Он уже был кумиром определенной группы молодежи, а после первых киноролей вышел на широкие просторы, став кумиром молодых людей в целом. Но не только молодых людей – даже кинематографисты старшего поколения узнали, что он существует.

Виктора характеризовала определенная последовательность в том, что он делал. Скажем, выйдя из котельной на эстраду и став звездой, он не изменил себе, не изменил манеру поведения. И, естественно, он воспринимался как свой человек в этой молодежной среде. Дальше Сергей Соловьев решил использовать его как символ протеста в своем фильме «Асса», который был наиболее показательной картиной на рубеже 80-90-х годов. Потом он подружился с Рашидом Нугмановым, снялся у него в «Игле» и должен был сниматься во второй картине. Казалось, что в жизни и в творчестве все развивается более или менее благополучно. Но было одно «но», на мой взгляд, связанное с судьбой – Виктор Цой не мог стареть, его трудно было представить человеком средних лет, пожилым. И хотя есть примеры – знаменитые рок-звезды, которым сейчас по шестьдесят лет – его гибель в автокатастрофе была очень символической. То есть он умер в 28 лет, навсегда оставшись молодым, навсегда оставшись кумиром и звездой.

Цой попал в центр общественного внимания в тот момент, когда в мире стал господствовать интерес к странам Востока. То, что он был наполовину корейцем, сыграло, видимо, свою роль. Потому что в этот момент Никита Михалков делал фильм «Урга» на восточном материале, в этот момент впервые китайское кино стало явлением мирового масштаба, появилась новая казахская школа, к которой принадлежал Рашид Нугманов. Так что, помимо того, что Цой был кумиром молодого поколения Советского Союза, он еще воплощал в себе это единство, взаимодействие культур Востока и Запада. Ведь неслучайно корейцы интересуются, в Восточной Европе большой интерес к его наследию. Хотя, когда он был жив, Корея не подозревала о его существовании.

Трудно сказать, сколько просуществует культ Цоя. То есть будет ли он вечным. Он, в принципе, существует сейчас, пока еще живы люди, которые были молодыми вместе с ним 17 лет назад. Им сейчас по 39—45 лет, то есть это люди, которые еще управляют культурной жизнью, грубо говоря, и определяют многое в нашей жизни. Когда они станут пенсионерами, память сохранится только механическая в записях, и все будет зависеть от того, насколько для новых поколений будет важно то, что олицетворял собой Виктор Цой, насколько молодое поколение будет чувствительно к тому, что его волновало. А волновали его вещи во многом универсальные. Ведь не случайно его песни достаточно просты по своему словесному и музыкальному содержанию. Он не любил усложненных фигур, а наоборот, пытался говорить людям вещи доступные, понятные.

«FUZZ»: Вы помните первую встречу с Цоем?

Кирилл: Первый раз я увидел его на сцене в Доме кино. Там был большой концерт рок-исполнителей с участием Гарика Сукачева, любимца Сережи Соловьева – Бориса Гребенщикова, а также Цоя. Были еще какие-то люди, которых я видел впервые. А поскольку я этой культурой специально не занимался, для меня это было открытием. И я после этого написал статью о слиянии кинокультуры и рок-культуры. Потом я устроил свою сестру Наташу работать к Соловьеву ассистенткой режиссера на фильм «Асса», она там познакомилась с Цоем, и так Виктор попал в наш дом. Мы стали общаться… Не скажу, что особенно часто, потому что они как-то особо существовали с Наташей. Тем не менее, мы уже были достаточно знакомы. Тогда меня тронул тот момент, что несмотря на то, что он уже был звездой, никаких сложностей в общении с ним не было вообще. Мы были представителями разных поколений, я был значительно его старше, и мы обменивались впечатлениями по поводу того, что происходило вокруг нас, по мере того, как встречались за столом. Думаю, что нас связывала общая симпатия к Джеймсу Дину… Вообще, с ним было интересно говорить на самые разные темы – он всем интересовался. Он был человеком достаточно образованным. И, тем не менее, многие вещи, которые он не в полной мере представлял, я ему объяснял, а он мне объяснял что-нибудь про наше житье-бытье в советское время.

«FUZZ»: Если бы Цой остался жить, как, по-вашему, сложилась бы в дальнейшем его киносудьба?

Кирилл: Ну, у него было амплуа. Со времен «Иглы». Это амплуа такого сильного восточного человека, и это амплуа было сильно востребовано. В принципе, рядом с кумирами восточных единоборств он мог бы дать на советском или постсоветском пространстве этот образ… Этот образ мог бы стареть успешно, как Чарли Бронсон, к примеру. Другое дело, что со временем, может быть, он бы потерял человеческую актуальность для Цоя, хотя сохранил бы актуальность для культуры в принципе.

Он был обречен на то, чтобы дать некие вариации самого себя, то есть он не обладал, насколько я представляю, даром перевоплощения, и его не очень интересовала актерская многоликость, он всегда играл людей похожих на него характером, с той же манерой поведения. В кино для таких людей есть будущее, но оно достаточно узкое. И если есть большая харизма, то тогда это держится. Так Жан Габен в последний период своей жизни играл одно и то же во всех фильмах вне зависимости от того, кого играл – бродягу или президента Франции. Но на это всегда было интересно смотреть. У Цоя харизма была, но было ли бы ему это интересно – сказать трудно.

«FUZZ»: А если представить, что он мог бы в конечном итоге прийти к реализации своих режиссерских амбиций?

Кирилл: Черт его знает, я даже не рискну предположить, потому что переход от песни, жанра короткого, к кино, к полнометражным фильмам – этот переход очень сложный, и я не уверен, что он к нему был готов в последний период, когда он работал в кино. Я Наташу не спрашивал, говорил ли они на эту тему… Были ли какие-то замыслы… Он собирался сниматься во второй картине Нугманова, но были ли у него замыслы сделать что-то самому… Нет, конечно, каждому человеку что-то хочется сделать самому, это безусловно. Но насколько это было бы реализуемо, и насколько это было бы успешно, сказать очень трудно.

«FUZZ»: Ведь можно провести аналогии – допустим, Дин Рид в Германии, а у нас – Гарик Сукачев, вне зависимости от художественных достоинств снятых ими картин – ведь такой опыт был.

Кирилл: Ну, думаю, что со своей репутацией Виктор смог бы найти деньги на фильм, но это не значит, что фильм был бы удачным. (Смеется.) Но то, что под него дали бы деньги – это безусловно!

«FUZZ»: Если художественный фильм о Цое все-таки будет снят, насколько он будет востребован молодыми людьми, имея в виду, что кассу в кино сегодня делает как раз молодая публика?

Кирилл: Я думаю, что будет востребован. Имя еще помнится. И молодым людям будет интересно посмотреть, что это за зверь такой – Виктор Цой.

Беседовал Александр ДОЛГОВ

Интервью взято на выборгском кинофестивале «Окно в Европу» 17 августа 2007 года; публикуется впервые