Жил на свете один царь. Долго он был бездетным, и только в старости у него родился сын. Царь дрожит над сыном – как бы кто не сглазил, не погубил его. Запрятал он сына в высокой башне, там и поят его, там и кормят, никуда не выпускают. Так и растет царевич взаперти.

Полюбился царевич солнцу. Взойдет оно утром и тотчас озарит башню царевича, пошлет ему первый свой луч прямо в глаза и разбудит. Встанет юноша, оденется, умоется, подойдет к окошку, взглянет на солнце и зевнет. Обидно это солнцу, но любит оно юношу и терпит.

Долго терпело солнце эту обиду от любимца, но наконец разгневалось, ударило в царевича и окаменило его. Днем каменеет царевич, ночью оживает.

Горюет царь, выстроил в дремучем лесу прекрасный храм, уложил в нем сына. Пришла ночью в храм девушка и осталась у царевича. С той же ночи понесла она, а как пришло время родить, сказал ей царевич:

– Иди к моему отцу, попроси хоть в курятник какой тебя уложить.

Пошла она к царю, попросила – дали ей место в пустом гусятнике, и родила она там сына. Ночью пришел царевич, приник к щели и спрашивает:

– Иасаман-гулисаман, как-то ты и как мой сын?

– В соломе сын твой, и в соломе я, – ответила жена.

С болью в душе ушел царевич.

Узнал царь, что ночью приходил сын, велел перенести невестку в лучшие покои и уложить в пух и парчу. Во вторую ночь пришел царевич, приник к дверям.

– Иасаман-гулисаман, как-то ты и как мой сын?

– В пуху сын твой, и в парче я, – ответила жена.

Обрадованный ушел царевич.

Захотелось царю увидеть сына, и велел он невестке: «Когда придет муж, попроси его войти, подать тебе воды».

На третью ночь пришел царевич, приник к двери.

– Иасаман-гулисаман, как-то ты и как мой сын?

– В пуху сын твой, и в парче я, – сказала жена, – войди, подай нам воды. Царевич вошел, окружили его родные, давай ласкать и целовать.

Застало его утро, окаменел царевич. Окаменел и не оживает уж ни днем, ни ночью – не надо бы ему дожидаться рассвета. Убиваются и жена, и родные, да уж что делать?

А царев внук растет не по дням, а по часам. Однажды, играя на берегу реки, запустил он камнем и разбил кувшин у одной старушки. Обернулась старушка.

– Проклясть не прокляну тебя, и так несчастлив дед твой, но лучше бы пошел ты, поискал, чем отцу помочь.

Задумался парень. Идет к матери.

– Что ты приуныл, генацвале? – говорит мать.

– Где мой отец? – спрашивает сын. Загрустила мать.

– Вот видишь камень это и есть твой отец, – и рассказала все сыну. Сказал сын:

– Пойду отыщу мать солнца, упрошу помочь, – и пошел.

Шел, шел, видит в поле пахарей: и плуги, и ремни, и хомуты, и вся упряжь – все из одного железа; запрягли они девять пар волов, бьют, гонят, убивают скот, сами всё потом обливаются, а пользы никакой.

– Привет вам!

– И тебе привет! Куда путь держишь?

– Ищу мать солнца.

– Зачем?Рассказал юноша все. Взмолились пахари:

– Будь другом, узнай, что за напасть такая, за что нам такая мука – никак землю не вспашем.

– Ладно, узнаю, – сказал юноша и пошел.

Шел, шел, видит: пастухи стерегут овец, а овцы еле двигаются, шерсть у всех до земли, еле волокут ее, от жары все погибают.

– Привет вам!

– И тебе привет! Куда путь держишь?

– Ищу мать солнца.

Взмолились пастухи:

– Будь другом, узнай, что нам делать, видишь – гибнем, вовсе рабами черта стали.

– Ладно, узнаю.

Заночевал юноша у пастухов, поутру отправился дальше.

Шел, шел, видит – олень. Мордой олень уткнулся в землю, а рога до неба доросли: стоит, двинуться не может. Попросил юноша:

– Дай подняться по твоим рогам на небо.

– Хорошо, – говорит олень, – только узнай, что мне делать, как избавиться от рогов, – погибаю.

– Ладно, узнаю.

Взобрался мальчик по рогам, дошел до матери солнца.

– Какая нужда привела тебя, сынок? – спросила та.

Он рассказал:

– Солнце окаменило моего отца, хочу узнать, как помочь ему, научи!

– Это нетрудно, сынок, – сказала мать солнца, – подожди, вернется сын – выспрошу. Дунула мать солнца на парня, обратила его в луковицу и под тахту забросила. Вернулось солнце. Сказала мать:

– Сын мой, день-деньской ходишь по миру, а ничего не расскажешь, что на свете делается.

– Что ж, расскажу, мать. Вот у одного царя был единственный сын, полюбился он мне, каждое утро, как взойду, засылаю ему первые мои лучи, а он вставал, одевался и зевал прямо в лицо мне. Терпел я, терпел, убить – пожалел, но ударил его – и стал он камнем. Быть бы кому, снести ему воды после моего омовения, окропить его – тотчас оживет.

…Есть еще пахари на земле. Вся упряжь у них железная, девять пар волов в упряжи, бьют они животных, гонят, да те еле один плуг волокут, где им еще землю вспахать? Быть бы кому, сказать им, чтобы все сделали из дерева, только лемехи у плуга железные, а упряжь из ремней или веревок, – тогда вспашут на славу.

…Есть еще пастухи на земле. Овцы у них еле шерсть волокут, от жары гибнут. Быть бы кому, сказать им, чтоб завели железные ножницы и дважды в год стригли овец, – и шерсть им пригодится, и овцы поправятся и расплодятся.

…Есть еще на земле олень. Как родился, все растут и растут у него рога, уж до неба доросли. Быть бы кому, сказать ему, чтоб напился майской воды да взмахнул головой, все старые рога опадут…

Настало утро, встало солнце, умылось, ушло, – а мать солнца собрала воды в кувшин и отдала мальчику. Спустился он по рогам оленя и научил его:

– Напейся майской воды да взмахни головой – все старые рога опадут.

Олень так и сделал и избавился от рогов.

Потом юноша пошел к пастухам и научил их, что делать. Пастухи сделали железные ножницы, остригли овец – шерсть пригодилась, и овцы поздоровели.

Пришел юноша к пахарям, научил их, как учило солнце. Сделали они деревянные плуги, деревянные хомуты, волосяную упряжь, только лемехи оставили железные. Потянули быки – всю землю разворотили. И пахари насытились, и скот отошел.

Принес юноша домой солнечную воду, обрызгал отца и оживил его.