Джим Джармуш. Стихи и музыка

Долин Антон Владимирович

«Таинственный поезд», 1988

 

 

Даже когда герои Джармуша сидят на месте, они вечно пребывают в ожидании: когда уже в путь? Жанр американского road movie режиссер переосмыслил в своем парадоксальном духе: редко показывая перипетии пути как такового, он поместил в сердце каждой картины скрытое движение, и неважно на каком транспорте – самолете, поезде, автомобиле. А то и просто пешком.

В его четвертом полнометражном фильме это поезд, таинственность которого сомнительна. Как, собственно, и в первоисточнике, известной одноименной песенке Элвиса Пресли «Mystery Train»: «Поезд, в котором я еду, шестнадцать вагонов длиной, этот длинный черный поезд забрал мою любимую и уехал». В начале фильма он прибывает на вокзал Мемфиса, города короля рок-н-ролла, а в конце таки увозит возлюбленную одного из неудачливых персонажей – безработного Джонни, также известного под прозвищем Элвис. А между тем служит лишь едва ощутимой связью для трех новелл – в ранних фильмах Джармуш свято соблюдает трехчастную структуру, впервые нарушая ее в «Ночи на Земле», – герои которых выглядывают в окно или идут по улице, слыша шум идущего мимо поезда и наблюдая его вдали.

Таинственность – разве что в том, как причудливо слепляются судьбы различных людей, по случайности оказавшихся в разных купе одного поезда. Или в соседних номерах одной гостиницы в течение одной и той же ночи, как случилось с персонажами фильма. Три разножанровых сюжета, по сути, представляют собой вольные вариации на близкие темы.

Формально «Таинственный поезд», конечно, комедия, и очень смешная, местами абсурдная. Однако в ее центре – идея смерти и бренности бытия; Джармуш медленно подбирается к уже задуманному им «Мертвецу». Мемфис, где происходит все действие картины, – город-пантеон, туристическая мекка, куда со всего мира съезжаются поклонники Элвиса и других легендарных артистов студии «Сан». Все дышит умиротворенным кладбищенским упадком, и единственный бар, который мы видим на экране, называется «Тени» (позже точно так же Джармуш назовет бар в другом городе, Патерсоне).

В отеле «Аркада», по-ночному загадочном и пустынном, за стойкой двое – подобный суровому величественному Харону портье в ярко-красном пиджаке и галстуке (блюзмен Скримин’ Джей Хокинс, чья великая песня звучала в «Страннее, чем рай») и его помощник-бес, мальчишка-носильщик (Синке Ли, давний друг Джармуша и младший брат режиссера Спайка Ли). В каждом номере на стене – портрет именитого покойника, Элвиса Пресли. Недаром именно здесь Луиза (жена Роберто Бениньи, итальянка Николетта Браски), героиня второй новеллы, встречает призрака короля рок-н-ролла, а Джонни (лидер британской панк-группы The Clash Джо Страммер, партнер Джармуша по комедии «Прямо в ад»), герой третьей новеллы после совершенного в состоянии аффекта убийства пытается покончить с собой.

Шутливо-макабрическая интонация фильма напрямую перекликается с «Кентерберийскими рассказами» Джеффри Чосера. Его именем названа улица, по которой бредут герои первой новеллы – японские туристы Джун (Масатоси Нагасэ) и Мицуко (Юки Кудо): этот фундаментальный для англоязычной литературы средневековый текст, по собственному признанию режиссера, повлиял на фрагментарную структуру его фильма.

 Взгляните вы на камень при дороге,  Который трут и топчут наши ноги:  И он когда-нибудь свой кончит век.  Как часто сохнут русла мощных рек!  Как пышные мертвеют города!  Всему предел имеется всегда.  Мы то же зрим у женщин и мужчин:  Из двух житейских возрастов в один  (Иль в старости, иль в цвете юных лет).  Король и паж – все покидают свет.  Кто на кровати, кто на дне морском,  Кто в поле (сами знаете о том).  Спасенья нет: всех ждет последний путь.  Всяк должен умереть когда-нибудь.  Кто всем вершит? Юпитер-властелин;  Он царь всего, причина всех причин.  Юпитеровой воле все подвластно,  Что из него рождается всечасно,  И ни одно живое существо  В борьбе не может одолеть его.  Не в том ли вся премудрость, Бог свидетель,  Чтоб из нужды нам сделать добродетель,  Приемля неизбежную беду,  Как рок, что всем написан на роду?  А тот, кто ропщет, – разуменьем слаб  И супротив Творца мятежный раб.  Поистине, прекрасней чести нет,  Чем доблестно скончаться в цвете лет.  Уверенным, что оказал услугу  Ты славою своей себе и другу.  Приятней вдвое для твоих друзей,  Коль испустил ты дух во славе всей,  Чем если ты поблек от дряхлых лет  И всеми позабыт покинул свет.  Всего почетней пред молвой людской  В расцвете славы обрести покой [39] .

Третья новелла, «Потерянные в космосе», – криминальная комедия, в чем-то предсказывающая Тарантино история трех незадачливых приятелей. Двое, депрессивный лже-Элвис Джонни и его приятель Уилл Робинсон (звезда стендапа Рик Авилес), только что уволены с работы, а Джонни еще и оплакивает расставание с гражданской женой. Ничего об этом не подозревающий его шурин-парикмахер Чарли (Стив Бушеми) присоединяется к ним, чтобы попробовать усмирить нетрезвого Джонни: у того в кармане пистолет. В итоге Джонни стреляет в продавца ночной лавки, обидевшись на расистскую ремарку, и они спасаются бегством в гостиницу «Аркада», где им бесплатно по знакомству дают самый обшарпанный номер – все равно украшенный портретом Элвиса. Этот номер, где ободраны обои и толком не работает электричество, – будто воплощение призрачного Мемфиса, каким его видит Джармуш. Джонни уверен, что здесь примет смерть, которая разрешит все его невзгоды.

Вторая новелла так и называется – «Призрак». Луизу мы встречаем в аэропорту, у гроба ее мужа, о котором мы так ничего не узнаем – кроме того, что самолет может увезти его тело на родину, в Рим, только на следующий день (клерка в аэропорту играет Сара Драйвер, подруга Джармуша). Браски, чудо-фея из «Вниз по закону», на этот раз сама оказывается в неизвестном городе, где ее, чужестранку, тут же дважды обманывают. Газетчик раскручивает героиню на покупку нескольких дорогих и совершенно ей не нужных журналов, а первый встречный в придорожном ресторанчике продает ей «расческу Элвиса Пресли», подаренную ему призраком короля, за десять долларов. Луиза платит двадцать, только чтобы отвязаться.

Уже после этого она оказывается в гостинице «Аркада», где ей навязывается – вновь по финансовым причинам – непрошеная сожительница, та самая бывшая подружка Джонни – Элвиса, говорливая Ди Ди (Элизабет Бракко: забавно, что коренную американку рядом с приезжей итальянкой сыграла актриса итальянского происхождения). Ложась спать, они рассказывают друг другу истории. Луиза пересказывает байку о призраке Элвиса, Ди Ди лениво отвечает, что слышала ее тысячи раз. Но как только она засыпает, дух Элвиса в блестящем пиджаке и правда материализуется в комнате. Правда, уточняет, что явился сюда по ошибке, и снова тут же испаряется.

Синхронизация трех новелл – выстрел, который раздается в комнате Джонни, Уилла и Чарли: его отзвук (призрак?) слышен в других двух номерах. Выстрел ранит Чарли в ногу, так и не оказываясь фатальным. Это лишь имитация убийства, как и выстрел в ликеро-водочном магазинчике: радио сообщает, что продавец только ранен. Да и Джонни с его модной прической и отрешенным выражением лица – не Элвис, как ни храбрится. «Мужская» история подана с едкой, хоть и не злой, иронией. «Женский» сюжет, напротив, утопает в мистическом тумане: и гроб с невидимым и погибшим неизвестным образом мужем, и тень Элвиса романтически сообщают о смерти, но обе героини погружены в сугубо житейские заботы.

Наконец, первая новелла, «Вдали от Йокогамы», – о мужчине и женщине, молодых японских влюбленных, которые постоянно спорят и ругаются, и это лишь скрепляет их союз. По словам Джармуша, из сюжета о конфликтующей паре родился весь фильм – еще до того, как он впервые подумал о Мемфисе и Элвисе. Эти двое разыгрывают перед камерой, кажется, единственную эротическую сцену в творчестве Джармуша. Пока в соседних номерах (и сюжетах) оплакивают разрушенные отношения, своей жизнелюбивой чужеродностью японцы противостоят мертвенным руинам Мемфиса. Попросту приносят в картину счастье. Хотя это счастье специфическое: Мицуко в гостиничном номере напрасно пытается развеселить неподвижного Джуна, корча рожи, и наконец смачно целует его густо намазанными губами, превращая его рот в клоунскую нарисованную улыбку. «Ты хоть сейчас немножко счастлив?» – спрашивает она. «Я был счастлив и до того», – не меняясь в лице, отвечает он.

Кстати, после двух черно-белых картин Джармуш и Робби Мюллер осознанно решили сделать «Таинственный поезд» цветным, избегая ярких цветов и теплых тонов. Исключение сделано только для одного цвета, маркирующего чужеродность, иностранность: красного. Это красные губы Джуна и Мицуко (в самом первом кадре, где она появляется, японка красит губы), а также их красный чемодан. И, загадочным образом, костюм импозантного ночного портье – единственного персонажа-арбитра, не подверженного страстям и фобиям. Недаром именно ему доведется съесть привезенную Мицуко из Японии сливу.

На подъезде к Мемфису Мицуко и Джун проезжают мимо впечатляющего кладбища автомобилей – былых атрибутов роскоши и рок-н-ролльного угара, а ныне бесполезного хлама. Японцы здесь – любознательные посетители надгробий чужой культуры. Они сходят на перрон в самом начале фильма и садятся в поезд в конце, чтобы навестить на этот раз родину Фэтс Домино – Новый Орлеан. Вокруг которого, не будем забывать, разворачивалось действие предыдущего фильма Джармуша «Вниз по закону». Оттуда же в «Таинственный поезд» перекочевал диджей с радио, чей голос озвучил Том Уэйтс; здесь он – прямой наследник Сэма Филлипса, основателя студии «Сан». Его голос синхронизирует три сюжета: во всех трех комнатах и на ресепшене из приемника доносится объявление о времени (2 часа 17 минут ночи), а потом звучит ночная баллада Элвиса Пресли «Blue Moon», будто романтическая средневековая серенада для тех единственных влюбленных, которые ее слышат. И в то же время манифест одиночества – для всех остальных.

 Что мне делать? Пришел я слишком поздно,  А другой доспешил уже до плода:  Я добился только слова, только взгляда,  А другой стяжал всю добычу.  Ни цветка, ни плода мне на долю, —  Отчего же все о ней крушится сердце?  Девушка подобна розе —  В саду, на родимой ветке,  В беспечном уединенье,  Безопасна от пастуха и стада:  Нежный ветер и роса рассвета  И земля и влага к ней благосклонны;  Только те, кто влюблены и любимы,  На груди и в кудрях ее лелеют;  Но едва сорвется  С зеленого стебля материнской ветви —  И красу, и прелесть, и славу перед людьми и Богом —  Все она теряет.  Девушка, отдавши другому  Тот цветок, что лучше света и жизни, —  Уже ничто  Для иных сердец, о ней пылавших.  Для иных – ничто,  А единым, кому далась она, – любима?!  Ах, судьбина немилостивая и злая:  Другим – торжество, а мне – изнеможенье?  Мне ли она не милее всех,  Мне ли с ней расстаться, как с душою?  Лучше пусть иссякнет моя жизнь,  Если я не в праве любить прекрасную! [40]

Луиза проходит через фильм с толстой книгой – «Неистовым Роландом», главным трудом Лудовико Ариосто. В паре с Чосером он отсылает зрителя к средневековым куртуазным побоищам, где эрос с танатосом были сплетены нераздельно, а еще – к археологии культуры. Объясняя замысел своего фильма, Джармуш размышлял о туризме в США: что еще может интересовать приезжих, кроме поп-певцов или голливудских артистов? Они и есть мифические Роланды Америки, ее безнадежно влюбленные и неистовые в бою паладины. Поэтому архитектура «Таинственного поезда» так явно выстроена вокруг музыкальных легенд.

Главный, естественно, Элвис, чей замок – Грейсленд – не попадает в объектив камеры (наверняка это было связано с правовыми и финансовыми вопросами, но получилось изящно: главная достопримечательность Мемфиса в фильме отсутствует). Зато Мицуко и Джун попадают на экскурсию в студию «Сан», где пытаются вслушиваться в слова экскурсовода – но тщетно, та тараторит заученный текст слишком быстро, и от японцев ускользает смысл речи. Информация избыточна. Элвис давно уже – кондовый памятник на постаменте, китчевый портрет-икона из гостиничного номера, сотканный из воздуха фантом, доносящийся до нас песней по радиоволнам и придающий банальному поезду что-то мистическое. Элвис везде, как мы видим в фанатском альбоме Мицуко (кадр, где она сидит на полу и листает его, Джармуш снял как оммаж Ясудзиро Одзу, с низкого штатива, будто уравновесив тем самым возвышенные мечты героини о ее кумире). Его черты – и в скульптурном портрете вавилонского царя, и в древней статуэтке Будды, и в нью-йоркской статуе Свободы, и даже в рекламной фотографии певицы Мадонны.

Но он не один в этом городе, наполненном музыкальными призраками. Любимец Джуна Карл Перкинс, крестный отец рокабилли, гений кантри Джонни Кэш, великий рок-н-ролльщик Джерри Ли Льюис, культовый блюзмен Хаулин Вулф, обладатель уникального голоса Рой Орбисон – его песни тоже звучат в фильме. Как и песни основоположника мемфисского соула Руфуса Томаса, сыгравшего в фильме маленькую роль: он, в своих незабываемых гольфах и шортах, подходит на вокзале к Джуну и Мицуко и спрашивает спички, чтобы закурить сигару (спички – любимый образ Джармуша, аукнувшийся как минимум в «Пределах контроля» и «Патерсоне»). А его сын, клавишник Марвелл Томас, потом мелькнет в фильме как один из биллиардистов. И они – только двое из многочисленных музыкантов, прямо задействованных в «Таинственном поезде». За кадром звучат Том Уэйтс и другой близкий друг Джармуша, Джон Лури (ему принадлежит оригинальный саундтрек к картине), Скримин’ Джей Хокинс и Джо Страммер получили центральные роли, и даже Юки Кудо известна в Японии не только как кинозвезда, но и как поп-певица.

В «Таинственном поезде» гармоничней, чем в других фильмах, сходятся две любимые темы режиссера: чужаки, осваивающие незнакомую землю, и не раскладываемая на элементы стихия музыки. Японские туристы, приехавшие в Мемфис погулять по местам Пресли, и итальянка, вынужденная забрать оттуда гроб мужа. Англичанин, застрявший в американской безработице и безнадеге, и сбегающая от него в другой город подруга. Все свидетельствует о временном, преходящем, летучем характере бытия, лишенного любой стабильности: этот мир и вправду – отель, где каждый лишь постоялец. Не случайно Джун отказывается фотографировать достопримечательности, которые и без того удержатся в памяти: он предпочитает снимать гостиницы и аэропорты, которые иначе выветрятся из памяти слишком быстро. Это, очевидно, отражает позицию самого Джармуша, обожающего промежуточное – поездку в такси, перекур или перерыв на кофе – в ущерб «основному действию» и обожествляемой в американской традиции тщательной драматургии.

Вот простейшая тайна мемфисского поезда: когда состав несется по рельсам, перевозя пассажиров к очередному месту силы, памяти и истории, в купе сидят все те же люди, кем бы они ни были, откуда и куда бы ни направлялись. Они откроют рюкзак, достанут кассетный плеер, наденут наушники, включат музыку и будут слышать только ее, даже не взглянув в окно, где один пейзаж сменяется другим.

 

Василий Бородин

 серое сердце серого пса  рыжее сердце рыжего пса  эй, лай!  эй, вой!  Уэйтс в роли Уэйтса – вдвойне  царапает  стену в роли стены вдвойне  серую стену камеры в роли  серой стены камеры вдвойне  белая клинопись, светопись,  след  преувеличенного усилия  поверх внутренней пустоты,  ПОБЕГ  дышащие кусты  в роли кустов вдвойне  то есть это любовь, любовь  мнимости и действительности  —  на войне мнимости и действительности …есть поэт Денис Крюков  он понимает такое кино глубоко  мне оно кажется —  трудно сказать  чем оно кажется: так гуашевые белила  с широкой кисточки заполняют банку  с теплой водой, и вода кажется молоком  но фонари и ветки  но магнитная лента  Скримин’ Джей Хокинс  но  пе —  чаль  в неких множественных кавычках —  делающих ее печалью вдвойне …то есть, допустим, у людей  есть внутреннее солнце  и есть внутренняя луна – и вот это всё не  просто на внутренней луне  а на другой ее стороне  ясно, что там бывает  только любовь, усмешка, едкая пыль  жмущаяся, как любимая кошка, к тихо  старящейся, самой ранней юности:  как бы тебе – семнадцать лет  и кошке тоже семнадцать лет  а Нил  Янг  хмурится, как картошка  и ведет по латунным ладам  как по костлявым позвонкам  голую струну

 

Музыка: Джон Лури

Первым инструментом американца Джона Лури была губная гармошка, и ему даже случилось в 1968 году, в шестнадцатилетнем возрасте, поджемовать со знатными блюзменами и блюз-рокерами. Играл он и на гитаре, при этом роком почти не увлекался – его музыкой в подростковом возрасте был блюз, а несколько позднее – джаз. Саксофонистом же Лури стал, по собственным словам, благодаря удивительному стечению обстоятельств: как-то ночью на улице ему встретился незнакомец, везший тачку, который привел его к себе домой и подарил саксофон.

В середине 1970-х Лури после нескольких переездов по США и Великобритании оседает в Нью-Йорке. Как сказано во вступлении к одному интервью с музыкантом, «никто до такой степени не воплощал в себе слияние музыки и изобразительного искусства, которое происходило в Нижнем Манхэттене в 1970-х и начале 1980-х, как Джон Лури. Он не столько ворвался на эту сцену, сколько помог ее создать». Действительно, Лури был одновременно и художником, и музыкантом, и режиссером любительских фильмов, и киноактером. Однако основной упор сделал именно на музыку, отказываясь от многочисленных предложений сняться в кино. У Джармуша он первым делом становится актером и музыкантом-композитором одновременно: в «Отпуске без конца» у саксофона Лури, играющего на улице вариации на тему популярной мелодии «Over the Rainbow», главная партия в партитуре звучащего Нью-Йорка.

В 1978 году вместе с братом Ивэном, игравшим на клавишных инструментах, Лури собирает группу The Lounge Lizards. В различных описаниях стиль группы определяется как fake jazz. Сам Лури отказался от этого термина. Можно сказать, что язык группа использовала действительно джазовый (инструментальный состав, отношение к ритму), а вот интонация – местами истошная, местами ерническая – была позаимствована у родственных Лури по духу и дружественных групп в стиле no wave, который как раз в этот период зародился в нью-йоркском Даунтауне. Музыканты no wave были такими же разрушителями, как и панк-рокеры, но их интересовал не столько рок с грязным звуком, сколько возможности шума и неожиданных звуковых сочетаний. Один из видных деятелей no wave, гитарист Арто Линдси, вошел в первый состав The Lounge Lizards.

The Lounge Lizards выступали поначалу в рок-клубах – для джазовых музыканты с их нахальностью и разваливавшимися ботинками, замотанными изолентой, были недостаточно респектабельны. В стилистике The Lounge Lizards первых лет было немало от музыки к фильмам нуар – Лури признавался, что на него большое влияние оказали Эннио Морриконе, Бернард Херрманн и другие. Но продюсер у первого альбома группы оказался самый что ни на есть джазовый, Тео Масеро, выпустивший самые известные пластинки Майлза Дэвиса, Дейва Брубека, Чарльза Мингуса, Телониуса Монка. Кстати, именно пьесы Монка соседствовали в альбоме группы с композициями самого Лури – более убедительный знак приверженности джазу придумать трудно.

Тем неожиданнее оказался первый полноценный саундтрек, сделанный Лури для Джармуша: в «Страннее, чем рай» играет струнный квартет. Казалось бы, какое отношение струнный квартет может иметь к жизни мигранта-шулера в Нью-Йорке, к забегаловке в заснеженном Кливленде или к нелепым наркокурьерам в Майами? Но это несоответствие видеоряду и стереотипам, скорее всего, было частью замысла Лури. Кроме того, музыка, по собственному признанию Лури, отсылает к Бартоку, квартеты которого он во время работы над кинокартиной специально слушал со своей партнершей по фильму Эстер Балинт.

Саундтрек для «Вниз по закону» звучит уже в каком-то смысле более привычно для тех, кто знаком с обитателями Даунтауна, игравшими в The Lounge Lizards и участвовавшими в записи. Но Лури привлек к работе над звуковой дорожкой одного человека со стороны, и его-то «голос» и оказался чуть ли не самым важным. Это бразильский перкуссионист Нана Васконселос, чьи ухающие ударные с низким тембром добавляют какого-то совсем не луизианского колорита завывающим духовым и гитарам.

В работе над «Таинственным поездом» Лури фактически возвращается к блюзу («блюз, соул и минимализм» – так описывает саундтрек автор книги «Джим Джармуш: музыка, слова и шум» Сара Пьяцца), но и блюз у него, конечно, звучит по-своему – иногда психоделично, а порой угловато и зловеще. Что до The Lounge Lizards, к середине 1980-х состав группы расширился: если поначалу это был квинтет, то теперь в коллективе стало втрое больше духовых и ударных. Критики отмечают, что Лури в этот период избегает джазовых клише, с музыкой к неснятым фильмам нуар покончено. Произведения усложнились, в них слышно влияние и академической музыки XX века, и этнической музыки.

В 1990-х годах Лури снимает страннейший документальный сериал про рыбалку, собирает собственный Национальный оркестр из трех человек, записывает альбом песен от имени вымышленного черного певца, а также сочиняет немало музыки для фильмов. В 2000-х его начинают мучить приступы болезни Лайма, он оставляет музыку, зато активно пишет картины – одна из них произвела фурор в русском интернете. Но все это уже не имеет отношения к фильмам Джармуша.