Ларc фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью. Ларс фон Триер. Догвилль. Сценарий

Долин Антон

ДОГВИЛЛЬ. КИНОСЦЕНАРИЙ

 

 

1

Ранняя весна. Вечер

Появляется надпись:

«СЦЕНА, КОТОРАЯ ЗНАКОМИТ НАС С ГОРОДОМ И ЕГО ОБИТАТЕЛЯМИ».

Мы видим Догвилль с высоты птичьего полета. Жители города погружены в повседневные заботы.

Рассказчик (голос за кадром): Это печальная история городка под названием Догвилль. Он лежал у подножия Скалистых Гор и был последним поселением, за пределами которого горы вступали в свои владения. Догвилль раскинулся на уступе, нависшем над шахтой, в которой когда-то добывали серебро. Каньцр-Роуд переходила в улицу Вязов с десятком домишек, а улица Вязов, в свою очередь, упиралась прямо в скалистые горные отроги в окрестностях заброшенного месторождения. Путь можно было продолжить, поднимаясь в горы по узкой тропинке, но подобное предприятие едва ли имело бы успех, — погода в тех местах чрезвычайно переменчива. На другой стороне городка еще одна тропинка вела вниз, но ее, как правило, использовали, чтобы спуститься в яблоневый сад Веры и Чака, и редко, чтобы попасть в долину.

В доме Эдисонов тихо играет радио. Томас Эдисон-Младший собирается выйти из дома. Он надевает пиджак и шарф.

Томас Эдисон-Старший сидит в кресле-качалке. Воображаемое радио передает приятную музыку. И вот музыка сменяется одной из пламенных речей президента Рузвельта.

Радио (голос за кадром): А теперь, дамы и господа, президент Соединенных Штатов, мистер Франклин Рузвельт...

Рузвельт (голос за кадром): Мои дорогие американцы...

Том Старший: Ох, Том, сделай одолжение... Радио!!

Том (качая головой): Только потому, что закончилась музыка, и ты рискуешь услышать хоть что-то полезное? Пап, мне казалось, для того нам и нужно радио?

Том Старший (кивает): Можешь смеяться, ноты знаешь — я должен отдыхать.

Том улыбается и выключает радио. Кивает отцу, который держит в руках выпуск какой-то медицинской газеты двухлетней давности, и выходит на улицу.

Рассказчик: Отец Тома когда-то был врачом и теперь получал скромную пенсию, так что Том мог себе позволить слоняться без дела и не слишком расстраиваться по этому поводу. Тома такая ситуация полностью удовлетворяла. Однажды он напишет роман, — он был уверен в этом, — так что исследования, на которые он тратил дни своей юности, вреда не принесут. Время, которое он прожигал, шатаясь по Догвиллю и наблюдая, окупится десятикратно в тот день, когда он возьмется за перо. Пока же предъявить ему было нечего, не считая нескольких коротких заметок. Одна из них, написанная на бумажной салфетке, представляла собой два слова: «Великое» и «Малое», между ними тире, а потом знак вопроса. Эти заметки, вкупе с коллекцией различных предметов, при желании могли бы послужить материалом для описания человеческого поведения. Использованный железнодорожный билет или какое-нибудь старое письмо Том прилежно и педантично собирал в ящике стола в своей спальне — как реликвии, которые могли пригодиться впоследствии.

Том машет рукой Оливии, стоящей у окна. Она умывает Джун, которая сидит в инвалидном кресле, тряпкой, смоченной в ведерке с водой. Оливия радостно машет в ответ. Джун счастливо улыбается Тому.

Оливия: Добрый вечер, масса Том!

Том: Добрый вечер, масса Оливия! Не забудьте про завтрашний день!

Она утвердительно кивает вслед Тому. Он останавливается, чтобы посмотреть на детей Чака и Веры, играющих во дворе их дома. При виде Тома старшие девочки хихикают.

Рассказчик: Каким бы самонадеянным ни казался Том, в Догвилле не было ни одного человека, который бы его не любил. Он был здесь своим, подобно кустам крыжовника, Старой Скамейке с видом на яблоневый сад и заброшенной серебряной шахте на окраине города. Если бы в один прекрасный день незнакомец поинтересовался профессией Тома, тот без колебаний назвал бы себя шахтером. И хотя Том не прорубал себе пути в горной породе, он прокладывал тоннель в материале еще менее податливом: он погружался в глубины душ человеческих.

Приближается Чак с большой корзиной на спине. Он идет домой. В корзине —его инструменты. Том приветствует Чака.

Том: Привет, Чак. Мы увидим тебя завтра?

Чак снимает корзину, замедляя шаг. Он потягивается и утвердительно кивает.

Чак: Я бы прожил и без твоих лекций. Но ты знаешь Веру. Не оставите покое, пока не скажешь «да».

Чак сердито смотрит на детей, играющих на дороге. Он внимательно разглядывает собачью будку и замечает еду в миске.

Чак: Кто дал Моисею кость? На ней все еще есть мясо. Когда мы в последний раз видели мясо?

Чак смотрит на Далию, которая оказалась ближе всех.

Далия: Это Джейсон. Он не хотел мяса, а Моисей казался таким голодным...

Чак: Джейсон дал этой шавке кость с мясом?! (Он поворачивается к Джейсону, который стругает что-то карманным ножом.) Тебя бы выпороть, парень. Уж конечно, за столом мясо досталось тебе. В следующий раз будешь переводить хорошие продукты, отберу нож!

Джейсон испуганно смотрит на нож. Чак идет к дому, сгружая инструменты.

Чак: Моисей должен быть голодным. Чтобы сторожить.

Том (с улыбкой): Сторожить в Догвилле? Что здесь красть?

Чак: Настали скверные времена, Том Эдисон. Скоро сюда явятся ребята, у которых будет еще меньше нашего.

Чак заходит в дом и хлопает за собой дверью.

Том идет дальше по улице. Он направляется к молельному дому. Он стучит в дверь. Марта протирает скамьи, но останавливается, чтобы ответить.

Том: Они все придут, Марта, будь уверена. Просто подготовь скамейки!

Марта: Тебе повезло, что сейчас у нас нет священника и ты можешь использовать помещение для собраний. Но повторяю, что, если тебе нужен орган, я должна связаться с районными властями и получить у них разрешение.

Том: А я снова отвечу тебе, что нам твой орган ни к чему. Мы можем укреплять дух без пения и чтения Библии. (Смотрит на часы.) О боже, уже почти семь. Не забудь про колокол.

Марта: Не беспокойся! Уж я-то не опоздаю. Люди счастливы, что я звоню в колокол каждый час, и они могут рассчитать свой день.

Том с улыбкой качает головой. Он выходит, и Марта закрывает за ним дверь.

Довольный собой, Том идет дальше по улице Вязов. Он дружески кивает Мамаше Джинджер и ее сестре Глории, которые огородничают на заднем дворе магазина. Мамаша Джинджер окучивает кусты крыжовника.

Том: Мне кажется, сойдет и так, Мамаша Джинджер. Ты обрабатывала эти кусты вчера, а также позавчера и за день до того. Не думаю, что прополка и окучивание пойдут земле на пользу. А эта земля дала жизнь всем нам.

Мамаша Джинджер: Я не позволю тебе дерзить мне, Томас Эдисон-Младший. Я буду окучивать столько, сколько мне заблагорассудится.

Глория: Да-да, и все испортишь. Я полностью согласна с Томом — ты мне, может, и сестра, Джинджер, но то, как ты управляешься с граблями, это уж чересчур.

Мамаша Джинджер (не обращая внимания): Но есть мои пироги-то ты горазд, Том Эдисон.

Том: Они вкусные, в этом сомнения нет.

Мамаша Д ж и н д ж е р: Так кто же, выходит, прав, когда речь заходит о мотыге? Ты или я?

Том: Х-мм... Не уверен, что это так просто...

Глория: Отлично сказано, Том. Вот он тебя и подловил, Джинджер, — ты вечно все упрощаешь. Лучше слова не найти! Упрощаешь!

Том замечает Бена, поднимающегося на грузовике по Каньон-Роуд. Том отступает, когда грузовик разворачивается. Бен прикладывает руку к кепке, салютуя ему. Том идет за грузовиком до площади, по направлению к долине. Он подбегает и стучит в окно грузовика.

Том: Я открою ворота!

Бен: Было бы здорово, Том, просто здорово!

Том открывает ворота гаража. Он делает галантный жест рукой, приглашая Бена заехать внутрь. Бен загоняет грузовик в гараж, выходит.

Том: Какие новости в индустрии грузоперевозок? Там тоже все катится под откос?

Бен: Не смейся над индустрией грузоперевозок. Она заслуживает уважения, ведь грузовой транспорт позволяет людям перевозить товары, не говоря уж о самих людях.

Том (кивая): Ты прав, мой друг,ты прав.

Бен начинает закрывать тяжелые гаражные ворота.

Бен: Пока,Том.

Том: Спокойной ночи, Бен. Не забудь завтра оттранспортировать себя в молельный дом.

Бен пожимает плечами и закрывает дверь. Том оглядывается. Он направляется к центру площади и с ухмылкой озирает долину.

Рассказчик: Том смотрел на долину. Он узнавал глухой звук: на болотах забивали сваи, и это напоминало о том, что строительные работы еще идут в этой стране, несмотря на тяжелые времена — даже если это лишь постройка новой тюрьмы, как утверждал Бен. Когда-нибудь Том уедет отсюда. Непременно уедет! Но спешить было некуда. Том всматривался в вечерние огни, мерцавшие в долине, и чувствовал себя прекрасно. Возможности скрывались там, за горизонтом, и в самом деле лучшего места для них было не найти. Он мог бы отправиться за ними и использовать их, — как только выберет время, как только будет готов. Но раз уж отправился на поиски, обратной дороги может и не быть, размышлял Том. Именно в этом городе он появился на свет, и самое меньшее, что он мог сделать для Догвилля в знак благодарности, — это почтить его своим драгоценным присутствием, хотя бы еще ненадолго. Кроме прочего, Том не без злорадства замечал, что жизнь города давно идет по накатанной колее. Его разум был острее, чем у остальных, и он был способен видеть всех обитателей города со стороны. В конечном счете они поймут, что можно жить богаче, правильней, и оценят это — может быть, не прямо сейчас, но со временем.

Марта звонит в колокол на башне молельного дома. Том смотрит на часы. Он разворачивается и возвращается на улицу Вязов.

Рассказчик: Пробило семь часов, и Тому пора было играть в шашки с другом его детства Биллом Хенсоном. Билл был глуп и знал об этом. Слишком глуп для того, чтобы получить диплом инженера, в этом он был совершенно уверен. Игра, в которой Том всегда выигрывал и которой Билл боялся, ежедневно приносила ему разочарование. Поэтому он всеми силами пытался оттянуть партию, которая приводила Тома к Хенсонам практически каждый день. Кто-то мог бы сказать, что возможность увидеть старшую сестру Билла Лиз привлекала Тома больше, чем шахматная доска, и, вероятно, это не было бы ошибкой. Факт оставался фактом — в доме Хенсонов Тому открывались новые горизонты. Такие же манящие, как земли, простирающиеся в сумерках по ту сторону гор, горизонты, подобные восхитительным изгибам тела Лиз Хенсон. Сладостная, мучительная, соблазнительная бездна.

Том стучит в дверь дома Хенсонов. Лиз открывает дверь. Она милая — по-другому не скажешь.

Лиз (отводя глаза): Том, тебе действительно необходимо приходить каждый божий день? Было бы куда забавнее, если бы здесь появился кто-нибудь более интересный — хотя бы для разнообразия. Ты знаешь, мне и вправду так одиноко в этом городе. Здесь никто не подходит мне по возрасту. Вы с Биллом слишком молоды, а все остальные слишком стары. Включая Бена, если стоит его учитывать. Как только мой жених напишет, что получил эту работу в Булдере, я уеду, уж поверь мне. И тогда вам всем придется искать другую девушку, чтобы лезть к ней под юбку.

Том: Билл дома?

Л и з: А где ж ему быть? Он учится, а я помогаю родителям со стаканами, хотя любой тебе скажет, что я умнее его. Бедного Билла можно до полусмерти напугать одной только партией в шашки.

Лиз идет вглубь дома. Ее отец, Мистер Хенсон, полирует стаканы. Она устало смотрит на стаканы, которые он только что закончил обрабатывать, и грубо заталкивает их в коробку с опилками.

В доме Том находит Билла, сидящего среди книг.

Том: Время играть в шашки, Билл, старина!

Билл (вздыхая): Да-да, думаю, что так. Я не слышал колокола, совсем не слышал.

Билл сгребает книги и безутешно раскладывает доску. Он достает шашки из коробки.

Том: Завтрашнее собрание обещает быть удачным. Остальные тоже это знают, и все придут.

Билл: Я каждый раз прихожу на твои собрания, но до сих пор не понимаю, зачем они нужны.

Том: Священник умер, не так ли? Я не поклонник религии, но, в конце концов, он помогал городу осознать, что вопросы морали можно обсуждать вслух. Мои собрания служат той же цели, только гораздо лучше, позволю себе заметить.

Билл ищет пропавшую шашку.

Билл: Слушай, они уверены, что ты когда-нибудь начнешь писать книги, Том. Не в том дело... Почему бы тебе не оставить их в покое... Они и так достаточно хороши.

Том: Хороши? Они хороши?! Я так не думаю. Мне кажется, эта страна о многом забыла. И я стараюсь освежить людскую память, используя примеры.Билл (продолжая поиски): Она пропала. Взяла и пропала. Боюсь, сегодня нам сыграть не удастся. (Билл удовлетворенно смотрит на Тома. Том поднимает доску и протягивает ему шашку, которая была под ней. Билл безмолвно принимает ее.) И что же ты будешь освежать в нашей памяти завтра?

Том: Дух приятия — умение принимать и способность получать!

Билл: И ты думаешь, они все придут послушать об этом? Когда на Рождество ты рассуждал об умении отдавать, нас было только четверо.

Том: Четверо, но все ушли поумневшими. Даже ты понял мой пример с подарками на Рождество. Ты смог определить, насколько искренним был дарящий, судя по обертке от подарка.

Билл: А твой завтрашний пример...

Том (посерьезнев): Да я пока и сам не знаю... Для того чтобы объяснить Догвиллю трудности, связанные с искусством приятия, мне необходим объект, о котором и пойдет речь... Что-то осязаемое... Дар! Он стал бы превосходным примером.

Билл: Ты хочешь сказать, что кто-то — ни с того ни с сего — пошлет нам подарок? Не могу представить себе никого, кто захотел бы подарить нам что-нибудь. С какой стати? Сейчас даже не Рождество.

Том (с сомнением): Нечто большее, чем рождественский подарок. Что-то, подаренное всему городу. Что-то, что заставит их...

Билл: Что, например?

Том (про себя): Как я уже сказал, мне надо подумать об этом. Надо поразмыслить.

Билл (с надеждой в голосе): Если тебе так уж надо думать, берись за дело. Мы не обязаны играть, сам понимаешь.

Том (качая головой): Нет-нет, я с удовольствием сыграю. Я что-нибудь придумаю. Сегодня я в духе. Проблемы — лучшее горючее. Что-нибудь да получится.

Том задумывается. Он серьезно смотрит на доску, как если бы никогда раньше не видел расставленные рядами шашки. Затем он уверенно делает первый ход. Билл издает стон и с тревогой смотрит на доску.

 

2

Ранняя весна. Ночь

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ТОМ СЛЫШИТ ВЫСТРЕЛЫ И ВСТРЕЧАЕТ ГРЭЙС».

Стемнело. Том в темноте идет по улице Вязов. В домах люди заняты повседневными делами. В горах завывает ветер.

Рассказчик: Было почти совсем темно, когда Том возвращался домой после триумфа, который, несмотря на некоторые усилия со стороны Тома, направленные на продление партии в шашки, наступил весьма быстро. Начался сильный дождь, и ветер превратился в настоящую бурю. Том продрог и запахнул пиджак. На самом деле завтрашнее собрание начинало его тревожить. Что же он использует в качестве примера? Само по себе это было не столь важно; если слов и теорий (его собственного сочинения, и, надо сказать, блистательных) жителям города будет недостаточно, в этом им следует винить самих себя. Конечно, он мог бы рассматривать это как упражнение. Очередную дискуссию о вечных ценностях. Очень полезно попрактиковаться в таких вещах прежде, чем покинуть город и встретить других писателей в местах получше и побольше Догвилля. Он возвращался по улице Вязов, ведомый слабым светом, льющимся из окон, и улыбался сам себе, когда различал в них жителей города, занятых повседневными заботами, которые были ему так хорошо знакомы. Они бы гордились им в любом случае, и не важно, с чем ему придется к ним обратиться.

Бах!

Том останавливается. Звук прозвучал, как далекий выстрел. Дует ветер, под его напором дребезжит лампочка на стене молельного дома (единственное наружное освещение во всем Догвилле).

Бах!

Еще один. Том спешит на другой конец улицы Вязов. Он Останавливается и вглядывается в темноту, стоя у Старой Скамейки. Однако он не слышит ничего, кроме шума ветра.

Рассказчик:У него не осталось сомнений. Это были выстрелы. Машина, забивавшая сваи на болотах, не смогла бы издать такой звук. Выстрелы доносились из долины или, скорее, с Каньон-Роуд, в направлении Джорджтауна. И хотя тьма была почти непроницаемой, он тем не менее пытался разглядеть хоть что-нибудь за горами — там, откуда, как показалось Тому, прозвучали выстрелы. Он простоял целую вечность, дожидаясь новых выстрелов. Но они больше не повторились, и вскоре тьма стала такой, как прежде, а ветер, никогда не стихавший в Догвилле, продолжал завывать так, будто звуки выстрелов вовсе не раздавались в городе. Слегка разочарованный, Том присел на Старую Скамейку, чтобы поразмыслить, на миг погрузиться в свои чувства. Однако прошло совсем немного времени, прежде чем его мысли вновь свободно поплыли сквозь туман и бурю, на ходу преображаясь в статьи и романы, и толпы поклонников, которые молча внимали Тому после публикации очередного его сочинения, бичевавшего и очистившего душу человеческую. Он видел людей, заключающих в объятия ближнего своего, ведь через изреченные им слова жизнь открылась для них с новой стороны. Это было непросто. Но его усердие и умение управлять как повествовательной, так и драматургической формой донесли послание до читателя. Том улыбался, представляя, как все они внимательно его слушают и мир улучшается по мере того, как века застоя и ненависти превращаются в пыль и исчезают в просветлении, которое принес он. Просветлении, сопровождаемом примерами...

Мы смотрим на Тома с высоты. После этого мы видим его со стороны, все еще на скамейке, погруженного в мысли.

Рассказчик: Том мог провести на скамейке еще полчаса, но новый неожиданный звук пробудил его.

Том смотрит на другой конец улицы Вязов.

Рассказчик: Моисей лаял. Конечно, само по себе это не было необычным, но его лай звучал по-новому. Он лаял негромко, скорее, рычал, — так, будто опасность была совсем близко и не сводилась к пробегающему мимо еноту или лисе. Как если бы собака оказалась лицом к лицу с силой, которую надлежит принимать всерьез, с которой не совладать при помощи пустых рассуждений.

Том встает и идет по улице, на этот раз гораздо быстрее, более целенаправленно. Рядом с будкой Моисея он различает в темноте фигуру, которая движется к шахте, к тропинке, ведущей в горы. Том ускоряет шаг.

Том: Эй, вы!

Фигура смотрит в его направлении, но поворачивается и бежит к тропинке. Том переходит на бег, преследуя незнакомца. Секунду спустя он возвращается, волоча за собой промокшую молодую женщину. Она пытается вырваться.

Грэйс: Пустите!

Том: На вашем месте я бы даже не пытался! Я хорошо знаю этот путь и сомневаюсь в том, что мне удалось бы вернуться оттуда живым. Скалы там скользкие, как мыло, особенно в такое ненастье...

Грэйс перестает сопротивляться и задумывается.

Грэйс: А другая дорога есть?

Том: Только та, что ведет в долину.

Грэйс: Что ж, она мне не подходит. Уж лучше я попытаю счастья на скользких скалах.

Том: Кажется, вам очень нужно попасть в горы сегодня вечером!

Он осматривает ее одежду, скорее городскую и слишком легкую для холодного горного воздуха. Она туже запахивает свое зеленое пальто.

Том: Вы же не связаны с этими выстрелами, не так ли?

Грэйс смотрит на него, в ее взгляде отчаяние. Звук двигателя и свет фар машины, поворачивающей на улицу Вязов, заставляют ее вздрогнуть.

Грэйс: Помогите мне, пожалуйста!

Он смотрит на подъезжающий автомобиль. Она хватается за него.

Том: Идите по рельсам в шахту. Там вы будете в безопасности.

Еще до того, как он кончает говорить, она поворачивается и убегает по рельсам, нагибаясь, пробираясь между старых металлических конструкций.

Том остается на месте и смотрит на подъезжающую машину. Опускается стекло. Трое мужчин в темных костюмах сидят на передних сиденьях. Задние сиденья скрыты за занавесками.

Водитель: Что, черт возьми, это за место? (Тому.) Эй ты, куда ведет дорога?

Том: Если хотите проехать, вам лучше развернуться и ехать обратно по дороге в Джорджтаун. Там свернете на автостраду. Этот город называется Догвилль.

Водитель: Догвилль? Поди ж ты. Глупее названия не придумаешь.

Том: Я могу вам помочь чем-то еще?

Водитель: Мы тут ищем кое-кого.

Том: Кого?

Водитель: Вопросы задавать буду я. Или ты хочешь, чтобы мы вышли из машины и научили тебя хорошим манерам?

Кто-то тихим голосом обращается к Водителю с заднего сиденья. Водитель оборачивается и слушает. Затем поворачивается к Тому. Интонация его голоса изменилась. Теперь он почти дружелюбен.

Водитель: Мой патрон хотел бы поговорить с тобой.

Он кивает головой на заднюю дверь машины, на которой опускается окно. Том видит Большого Человека на заднем сиденье. Его лицо скрыто тенью.

Большой Человек: Прошу прощения, молодой человек, я ищу девушку. Она могла заблудиться и попасть в ваш город. Понимаете ли, я не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Она мне очень дорога.

Том смотрит на него. Затем отрицательно качает головой.

Том: Никто не проходил через Догвилль. Моисей бы залаял. Он очень подозрителен к незнакомцам.

Большой Человек: Очень мудро со стороны Моисея. В наши дни невозможно быть чересчур осторожным.

В окно высовывается рука с визитной карточкой.

Большой Человек: Пожалуйста, возьмите мою визитку. Если вы увидите молодую девушку, блондинку в зеленом пальто — пожалуйста, позвоните. Как я уже сказал, она очень много значит для меня. Мое положение позволяет мне предложить солидную награду...

Том берет визитку.

Том: Хорошо.

Окно закрывается. Том смотрит на Водителя.

Том: Это вы стреляли?

Водитель (заводя мотор): Шел бы ты домой, сынок. Смотри, не простудись!

Машина уезжает. Том наблюдает за ней, поворачивается и идет к входу в шахту. Вглядывается внутрь.

Том: Они уехали.

Грэйс появляется из темноты.

Грэйс: Вы были так добры.

Том: Как насчет чашечки кофе, прежде чем вы полезете в горы?

Грэйс благодарно смотрит на него.

Грэйс: Что ж, спасибо. Я, конечно, не отказалась бы от чашечки кофе.

 

    

3

Ранняя весна. Ночь

Том сажает Грэйс у письменного стола. Он приносит ей кофе и хлеб. Впервые он замечает, насколько она красива. На Грэйс дорогая одежда. На шее — шарф с серебряной застежкой с инициалом «Г».

Рассказчик: Конечно, она была красива. Но было и еще кое-что, Том сразу это ощутил. Откуда бы она ни появилась, хоть с Луны, она не казалась здесь чужой. Грэйс не выбирала Догвилль по карте, она не стремилась сюда попасть, но Том чувствовал, что она принадлежит этому месту. Грэйс была беглянкой, но обладала редким качеством — внушать доверие. Она располагала к себе. Никто бы с этим не поспорил. Том чувствовал, что ей нужна помощь, да она и не пыталась это скрыть. Она могла бы скрыть свою беспомощность, но предпочла сдаться на его милость. Щедрый дар, очень щедрый, думал Том.

Том садится с чашкой в руке. Он замечает, что Грэйс что-то зажала в кулаке. Это кость. На ней еще остались куски мяса.

Том: Могу я забрать это?

Смущаясь, она опускает взгляд и отдает ему кость. Она не притрагивается к еде.

Том: Как вас зовут?

Грэйс: Грэйс.

Том: Я Том.

Грэйс: Спасибо за помощь, Том. Извините, но я приехала из города... Я не верю своим глазам: люди помогают тому, кого видят впервые в жизни. Кажется, мои воспитатели не предполагали, что такие люди есть на свете.

Том: Как же вас воспитывали?

Грэйс: Надо сказать, я получила самое ужасное воспитание. Мне постоянно говорили, что лучше меня и моей семьи в мире никого нет. Хуже этого ничего не может быть. Мой отец любил меня, но был очень высокомерен, а для меня нет греха страшнее.

Том: Кто эти люди в машине?

Грэйс: Обычные гангстеры! Они уже три дня преследуют меня.

Том: Чего они от вас хотят?

Грэйс: Человек на заднем сиденье — их босс... Я видела его лицо. Это моя единственная ошибка. Теперь они хотят убить меня.

Том: Он дал мне номер телефона, просил позвонить, если я вас увижу. Он сказал, что вы очень дороги ему.

Грэйс (саркастически): Бьюсь об заклад, что это так!

Том: Где ваша семья?

Грэйс: У меня нет семьи. Больше нет. У меня был лишь отец, но эти гангстеры отняли его у меня, а теперь им нужна я.

Она смотрит на кусок хлеба, который держит в руке.

Том: Вы, должно быть, проголодались.

Грэйс: Я несколько дней не ела, но я не заслужила этот хлеб. Я украла кость у собаки. Я ведь раньше ничего ни у кого не крала. Если бы под яблоней были яблоки, я бы стащила и их. Возможно, они принадлежали бы бедному фермеру, которому самому нечего есть. Поэтому я решила наказать себя и не есть хлеб, как бы аппетитно он ни выглядел. Видите ли, в такой семье, как моя, мне приходилось заниматься самовоспитанием.

Том: Весьма вероятно, что отказ от хлеба поможет вашему воспитанию. Но, хотя я убежден, что там, откуда вы пришли, хлеба полным-полно, в этом городе посчитали бы дурным тоном не есть того, что предлагают.

Грэйс (смущенно): Простите.

Грэйс начинает есть. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, пока не набивает полный рот, как животное. Они обмениваются улыбками.

Том: Что вы будете делать теперь?

Грэйс: Спрячусь в горах, которые видела из долины.

Том: И как вы собираетесь там выживать?

Грэйс: Не знаю. Но что-нибудь придумаю.

Том изучает ее.

Том: А что бы вы ответили на предложение остаться здесь?

Грэйс: Даже если вы говорите всерьез, это вряд ли возможно. В конце концов, это маленький город. Я должна скрываться, а люди будут задавать вопросы.

Том: Это не так уж важно, если они тоже захотят вам помочь.

Грэйс: Вы хотите сказать, что все в этом городе похожи на вас?

Том: Здесь живут хорошие люди. К счастью, они не совсем такие, как я, но это честные люди, которые сами испытывали нужду. Они могут отказать вам, но я уверен, что стоило бы попытаться спросить.

Грэйс: Мне нечего предложить им взамен.

Том: Не уверен, что это так. На мой взгляд, вы можете предложить Догвиллю многое. А сейчас вам надо поспать, я вас разбужу пораньше, до того, как проснется папа. Вам придется подождать несколько часов в шахте, пока я поспрашиваю людей.

Грэйс на секунду замирает. Она смотрит на него, растроганная.

Грэйс: Спасибо, Том. Это на самом деле чудесное место.

Том улыбается ей.

 

4

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ЖИТЕЛИ ГОРОДА ВСТРЕЧАЮТСЯ В МОЛЕЛЬНОМ ДОМЕ».

Все взрослые жители города в этот день пришли в молельный дом. Том произнес речь. Они смотрят на него без энтузиазма.

Рассказчик: День в Догвилле начался со слухов. Кузина Мамаши Джинджер из Джорджтауна видела автомобиль, который сперва поднимался по Каньон-Роуд к Догвиллю поздно вечером, а затем, позже, проехал обратно. Это таинственное происшествие навело многих на размышления и в определенной степени омрачило проникновенную лекцию Тома. Несмотря на сумбурность изложения, нельзя было отрицать, что Том обладает даром слова. Упоминая приключения, героем которых он стал прошлым вечером, Том бесстрашно пустился в рассуждения о нравственности. Предмет был ясен, однако суждения полного амбиций юноши звучали в высшей степени самонадеянно. Благодаря своим оригинальным соображениям, Том в какой-то степени смог скрыть недостаток подготовки и, следовательно, сомнительные причины для созыва городского собрания. Его отец внимательно смотрел по сторонам, пытаясь уловить настроение слушателей, и, почувствовав, что жителям города не слишком нравится слушать прямую критику в свой адрес, решил предвосхитить возможные протесты.

Том: ...Учитывая вышесказанное, мои дорогие жители Догвилля, не имеет смысла отдавать, если тот, кому дарят, не готов принять; если никто не осмеливается признаться, что нуждается в этом даре.

Том Старший: Я уверен, что ты желаешь нам добра, Том. Но я думаю, что из всех городов именно в нашем люди привыкли поддерживать друг друга. Мы живем бок о бок, мы все друг друга знаем. Я не вижу людей, не готовых открыться ближним. Да и остальные нам не безразличны.

Лиз: Правда, Том, ты опять взялся за старое. Заставил нас прийти сюда, чтобы слушать всю эту чушь. Кем ты себя воображаешь? Философом, что ли?

Джек МакКей:Я думаю, это интересное замечание, но не уверен, что Том прав насчет Догвилля. Людей, о которых он ведет речь, я не узнаю, а моему суждению можно верить. И что заставляет тебя думать, что все мы не готовы принимать дары, Том?

Том: Наблюдения.

Джек МакКей: Наблюдения?

Том: Мои наблюдения... сделанные в этих краях. Наблюдатель — вот кто я.

Мамаша Джинджер: Слово «лентяй» подошло бы лучше.

Глория (обращаясь к Джинджер): А тебе всегда есть что сказать, не так ли?

Мамаша Джинджер (не обращая на нее внимания): Что же такое мы отказываемся принять? Мы все вместе убираем снег!

Том: Вместе? Каждая семья расчищает дорожку к своему дому!

Бен: Допускаю, что Том прав. Дорожки никогда не бывают расчищены как надо. Возьмем, к примеру, Джорджтаун, там-то знают, что надо делать при снегопаде. Машины там ездят без труда.

Том Старший: Извини, Том, но того, что ты сказал нам, недостаточно. Нет никаких доказательств того, что люди в этом городе отличаются от жителей любого другого города.

Том: Я не говорю, что Догвилль отличается от большинства городов. Все, что я имею в виду, так это то, что наш город, так же как и вся страна, только выиграет, если мы будем более открытыми и внимательными.

Том с надеждой обводит взглядом жителей.

Том: Что скажешь, Вера? У вас с Чаком семеро детей. Неужели ни разу не было случая, когда вы могли бы использовать что-то, оставшееся на кухне у Мамаши Джинджер или у папы?

Вера: В этом городе ни у кого не бывает излишков.

Том Старший: И уж конечно ты не сомневаешься, что любой бы из нас вступился, если бы детям Чака и Веры чего-нибудь не хватало.

Том: Нет, но мы не можем знать этого наверняка!

Том умолкает. Глубоко вздыхает.

Том: Ладно, раз никто не хочет допустить, что у нас есть проблема, позвольте мне проиллюстрировать мои слова. Я не буду говорить о том,

что уже случилось, я расскажу вам о том, что случится.

Все смотрят на Тома.

Том: Прошлой ночью, возвращаясь домой, я услышал выстрелы...

Марта: Выстрелы?!

Джек МакКей: Я не слышал никаких выстрелов.

Том: Ты и не мог их слышать, Джек, поднялся ветер, и... в общем, неожиданно появился некто, незнакомый...

Слушатели потрясены.

Вера: Незнакомец? Какой незнакомец?

Том Старший: Ты о чем, Том?

Том: Была еще и машина, и люди в темных пальто...

Изумление нарастает.

Том Старший: Том, перестань! Машины и люди в темных пальто...

Том: Это правда, папа, клянусь!

Глория (дрожа): Там был автомобиль! Кузина Мэгги звонила...

Мамаша Джинджер:Иты мне ничего не сказала?!

Глория: Ты спала. Ты ужасно злишься, если тебя будят...

Вера: Прекратите, вы, обе. Никто никогда не приходил в Догвилль. Особенно среди ночи.

Том: Однако прошлой ночью это случилось. И не кто-нибудь, а гангстеры, будто сошедшие с обложки журнала «Тайм».

Лиз: Чего они хотели?

Том: Они преследовали человека, о котором я вам говорю. Но им пришлось уйти ни с чем.

Лиз: Почему?

Том: Потому что я ее спрятал, и они не смогли ее найти! Да, это женщина. Молодая женщина. Она устала и была голодна, за ней гнались бандиты, готовые убить ее при первой же возможности. Мне не надо было анализировать ситуацию, чтобы понять, на чьей я стороне.

Том Старший: И где сейчас эта юная леди, могу я поинтересоваться?

Вера: Ты же не хочешь сказать, что она все еще в Догвилле?!

Том: Хочу.

Вера: Но почему?

Том: Я не мог решиться прогнать ее, не спросив у вас, добрых людей, не хотите ли вы приютить эту бедную женщину и позволить ей

остаться здесь, с нами.

Слушатели уставились на Тома. Миссис Хенсон встревожена и расстроена.

Миссис Хенсон: Ты хочешь, чтобы мы предоставили убежище беглянке? Беглянке, за которой гонятся гангстеры? Да нас в порошок сотрут!

Мистер Хенсон: Успокойся, Клэр. Подумай о своей астме.

Он кладет руку ей на плечо. Миссис Хенсон тяжело дышит.

Том: Куда же так внезапно исчезли ваша филантропия и желание помочь ближнему? Может, мне лучше было позволить этим людям застрелить девушку? Не могу поверить. Как и в то, что вы способны прогнать молодую леди, даже не выслушав честно и непредвзято то, что она может нам сказать.

Мистер Хенсон: Хочешь привести ее сюда? Пойдем домой, Клэр. Я не позволю, чтобы тебя втянули в это.

Он встает, но жена усаживает его обратно на скамейку.

Том: Я уверен, что миссис Хенсон в состоянии встретиться с девушкой и выслушать то, что она нам скажет... а затем — вы вольны принять то решение, какое вам заблагорассудится. Прогоните ее прочь, если пожелаете. Но дайте ей шанс, который, согласно конституции, по праву принадлежит каждому жителю этой страны. Позвольте ей рассказать обо всем.

Слушатели испытывают сомнения.

Том Старший: Возможно, ты поступил наивно, Том, и подверг риску нас всех, но должен сказать тебе, что любой сделал бы то же самое в схожих обстоятельствах. Думаю, это был смелый и в принципе правильный поступок. Голосую за то, чтобы дать ей шанс.

Аудитория испуганно перешептывается.

Том: Так я приведу ее?!

Слушатели, кажется, готовы согласиться. Чак смотрит по сторонам. Качает головой и горько усмехается.

Чак: Делай как знаешь, Том. Никому не хочется, чтобы о жителях солнечного Догвилля говорили, будто они не способны выслушать человека, попавшего в беду.

Том Ста р ш и й: Веди ее,Том.

Удовлетворенный, Том покидает здание, чтобы вывести Грэйс из шахты. Собрание в замешательстве ждет. Им не по себе от того, что Том собирается им показать.

 

5

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ЗНАКОМИТСЯ С ЖИТЕЛЯМИ ДОГВИЛЛЯ».

Том осторожно входит в темную шахту через ворота.

Том: Грэйс!

Грэйс (опасливо): Том?

Том: Теперь ты можешь выйти. Они согласились выслушать тебя и позволить тебе попросить их о помощи.

Грэйс: Как я могу просить их пойти на такой риск ради человека, которого они не знают?

Том: Пойми, попасть в беду не стыдно.

Грэйс: Некоторые думают иначе.

Том: Но не я. И не ты. Давай, пошли.

Грэйс осторожно выходит. Том берет ее за руку и ведет по улице Вязов. Грэйс испуганно озирается.

Рассказчик: Грэйс не видела Догвилль в дневное время суток. Город оказался меньше, чем она ожидала. Но одновременно, признала она, он оказался и более домашним. Бедные домишки и лачуги излучали человечность и уют. Было невозможно представить, что в них живут люди, с которыми неприятно поболтать или разделить скромную трапезу.

Когда Грэйс входит, ее встречает полное молчание. Все разглядывают ее. Она очень красивая девушка, и никто не решается высказать свои подозрения. Однако на лицах собравшихся все еще лежит отпечаток недоверия.

Том: Друзья, позвольте вам представить Грэйс. Грэйс, это жители Догвилля!

Воцаряется тишина. Наконец встает Том Старший.

Том Старший: Мой сын Том сообщил нам о ваших обстоятельствах, мисс. Насколько мы поняли, у вас проблема.

Грэйс: Послушайте, я бы не хотела ставить всю общину под угрозу...

Чак: Почему бы вам просто не обратиться в полицию? Они сделают все возможное, чтобы расправиться с гангстерами. Это работа для полицейских.

Бен: Иногда от копов бывает толк, но они тратят массу времени на ерунду. Они не понимают, что если грузовик едет слишком быстро, то единственная причина в том, что кому-то срочно понадобился его груз. По мне,так в этом нет преступления...

Собрание согласно.

Грэйс: У этих людей — обширные связи в верхах. К сожалению, у них есть информаторы в той самой полиции, куда вы советуете мне обратиться.

Собрание молчаливо осмысляет услышанное.

Том Старший: Лучшего убежища, чем Догвилль, не придумать, это уж точно. Если кто и сможет узнать о том, что в городе кто-то прячется, то только от одного из нас.

Том: Правильно! Единственная дорога, идущая из города, — это Каньон-Роуд. За ней сможет следить слишком любопытная — уж простите — кузина Мамаши Джинджер, которая живет у поворота на Джорджтаун. У нее есть телефон. Марта сможет ударить в колокол и предупредить весь город.

Марта: Но ведь я время отмеряю! А что, если люди запутаются?

Том Старший: Да ладно, Марта, уж, наверное, мы сможем ударить лишний раз в наш старый колокол, если захотим спасти жизнь. Насколько я могу судить, этой молодой леди здесь ничто не грозит. Так почему бы не позволить ей остаться?

Чак: А почему мы должны это делать?

Том: Потому, что люди нам небезразличны!

Чак: Нет, я не это имел в виду. Откуда мы знаем, что эта женщина говорит правду? Может быть, гангстеры действительно стреляли в нее, но это не значит, что ей можно доверять.

Грэйс: Я прекрасно понимаю вашу точку зрения. Доверять мне слишком рискованно.

Бен (улыбаясь Грейс): Я вам доверяю.

Миссис Хенсон: Бен, ты снова выпил! (Поворачиваясь к Тому.) Том, мы не гангстеры. Мы своим делом занимаемся и ни у кого ничего не просим.

Том: Наконец-то вы признались в этом!

Том Старший: Если бы только был способ избавиться от сомнений по поводу слов этой юной леди... Как-нибудь узнать ее получше. Я думаю, в этом случае мы бы все рискнули. Разве не так?

Все согласно кивают.

Том: Вот подходящий способ! Ты сам сказал это, папа. Пожить с ней бок о бок. Позволить Грэйс открыть свое истинное лицо. (Поворачиваясь.) Джек, который так «прекрасно разбирается в людях», с легкостью мог бы узнать ее истинную природу. Сколько времени на это нужно такому хорошему человеку, как ты, Джек? Неделя? Может быть, две?

Джек бормочет и скребет подбородок.

Том (обращаясь ко всем): Если она готова принять вашу помощь, вы должны быть готовы оказать эту помощь. Я уверен, мы можем дать ей две недели. Две недели! И даже если один из вас крикнет ей после этого «уходи!», я сам, лично, позабочусь о том, чтобы она покинула город, — обещаю.

Слушатели молча переглядываются. Наконец встает Оливия.

Оливия: Если масса Том думает, что так надо для общества и для всех нас, мне это тоже подходит. Он, может, и молод, но его сердце не лжет. А я знаю его сердце с тех пор, как оно бьется.

Том молчит. Грэйс смотрит с надеждой.

С высоты птичьего полета мы видим город, жители которого молча расходятся по домам.

Рассказчик: В молельном доме больше не было сказано ни слова. Но было решено, и все они это чувствовали, что прекрасная беглянка задержится в городе на две недели. И даже если потом они прогонят ее, так и не сумев убедиться в ее честности, они тем не менее смогут смотреть на себя в зеркало, твердо зная, что сделали все, что от них зависело, — и даже больше, чем сделали бы другие люди на их месте.

 

6

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ТОМ ПРИДУМЫВАЕТ ПЛАН, А ГРЭЙС БЕРЕТСЯ ЗА РАБОТУ».

Том и Грэйс прогуливаются по дорожке, ведущей к дому отца Тома в направлении улицы Вязов.

Рассказчик: В тот же самый день, после полудня. Том повел Грэйс на прогулку по городу. Было воскресенье, и скромные улицы города были безлюдны.

Том ободряюще смотрит на нее. Берет за руку.

Том: Вот таков Догвилль, город, который я люблю. Здесь живет Оливия. Ее дочь калека. Они цветные, и их присутствие в Догвилле доказывает широту взглядов моего отца. Он даже не берет с них практически никакой платы за жилье.

Том показывает на дом Чака и Веры. Собака лает в будке.

Том: Моисей, собака Чака и Веры. У них семеро детей, и они ненавидят друг друга. В следующем доме живут Хенсоны. Они зарабатывают на жизнь, полируя дешевые стаканы, чтобы выдать их за дорогие. А здесь обитает Джек МакКей. Все знают, что он слеп, хотя он считает, что может скрыть этот факт, притворяясь, что он просто слишком чувствителен к лучам солнца. В старой конюшне стоит грузовик Бена. Бен пьет и раз в месяц посещает бордель, чего ужасно стыдится. Марта присматривает за молельным домом, пока не приедет новый священник, а этого никогда не случится. Там живут Мамаша Джинджер и ее сестра Глория. Они владеют дорогим магазином и наживаются на том, что почти никто никогда не выезжает из города. Бен и Оливия работают за пределами Догвилля, но все остальные остаются здесь. Когда-то ездили голосовать, но, с тех пор как ввели плату за регистрацию бюллетеней, которая приблизительно равна дневному заработку этих людей, они не испытывают потребности в демократии.

Том оставляет Грэйс у дверей магазина. Грэйс рассматривает китайские фигурки в витрине. Они безвкусны, но очень трогательны.

Том: Боюсь, что эти примитивные статуэтки скажут о жителях города больше, чем любые слова.

Звонит колокол. Том смотрит на часы.

Грэйс: Если это и есть тот город, который ты любишь, то ты выбрал очень странный способ выразить свою любовь. Все, что я вижу, — это прелестный городок, в самом сердце величественных гор. Город, в котором люди мечтают и видят сны, несмотря на тяжелые условия. Город, в котором мне позволили остаться, — вопреки здравому смыслу. И эти семь фигурок отнюдь не примитивны... Вот что мне нравится и что, если я не ошибаюсь, вскоре я смогу полюбить.

Грэйс бросает последний взгляд на фигурки и уходит.

Рассказчик: Назвать Догвилль прелестным городком было, по меньшей мере, оригинально. Улицы не украшены, фасады не выглядят чистыми. Люди следят за тем, что у них есть, а есть у них не так уж много. Грэйс прогуливалась с Томом по улице Вязов и восторженно смотрела на красоту, которая родилась из необходимости и была так далека от лоска, присущего ее собственному миру, безвозвратно покинутому. Вскоре она почувствовала, что за ней наблюдают. Да, это было так, за ней следили из каждого окна. Тайком или открыто, но все жители были настороже, в этом сомнений не было.

Грэйс чувствует себя неуютно. Том замечает это.

Том: Да, они наблюдают за тобой. И если ты уже их полюбила, им потребуется время, чтобы ответить тебе тем же. Просто не вешай нос и не прячь глаза. У нас есть две недели, чтобы убедить их принять тебя.

Грэйс: Звучит так, будто мы хотим кого-то обмануть.

Том: Разве ради спасения твоей жизни не стоит пойти на обман?

Грэйс: Но я не вижу, чем могу быть им полезна...

Том: Ты способна на физический труд?

Грэйс: Да. Почему ты спрашиваешь?

Том: Здесь, в Догвилле, восемь домовладельцев. Это значит, что ты можешь ежедневно посвящать каждому час своего времени,

Грэйс: Что ты имеешь в виду?

Том: Догвилль дал тебе две недели, теперь твоя очередь предлагать...

Том берет ее за руку и ведет домой.

 

7

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ПРИСТУПАЕТ К РАБОТЕ».

Догвилль полностью освещен. Город охвачен суетой. Грэйс выходит из дома Эдисонов.

Рассказчик: На следующий день в Догвилле установилась прекрасная погода. Нежные листочки на кустах крыжовника в саду Мамаши Джинджер распустились, несмотря на недоверие Тома к ее садоводческим методам. Солнце светило в этот первый весенний день, который Том избрал днем начала трудовой жизни Грэйс. Днем, в который Грэйс обойдет Догвилль и предложит его жителям себя и свои услуги.

Грузовик Бена припаркован около дома Хенсонов. Бен грузит коробки со стаканами. Лиз их выносит. Когда Бен остается один, Грэйс подходит к нему.

Грэйс: Доброе утро.

Бен: Привет.

Грэйс: Прошу прощения. Я хотела бы предложить вам мою помощь... я могу что-нибудь сделать для вас?

Бен: Ну, мисс, может быть, вы установите новый двигатель в машину, двенадцатиклапанный, или карбюратор, который не будет течь... (Улыбается.) Думаю, с коробками мы сами управимся...

Грэйс: Может быть, вам требуется помощь по дому?

Бен: У меня гараж, мисс. Не дом. Я занимаюсь грузоперевозками, видите ли. Мой дом — дорога!

Бен ставит последнюю коробку в кузов, когда появляется Оливия.

О л и в и я: Я готова.

Бен открывает переднюю дверь. Оливия карабкается на пассажирское сиденье.

Бен: Оливия, у тебя ведь есть дом. Эта молодая леди хочет поработать у кого-нибудь дома.

Оливия (улыбаясь): Уборщица для уборщицы? Не говорите чепухи, мистер Бен!

Бен (с улыбкой садясь в машину): Мне жаль, мисс...

Бен машет рукой и ведет грузовик по Каньон-Роуд. Лиз машет ему

Рассказчик: Бен отправился в Джорджтаун со своим еженедельным грузом стаканов, которые мистер Хенсон так старательно отполировал, очистив от примет дешевого производства, и которые Лиз упаковала в древесные стружки, к ее глубокому сожалению портившие ей руки, делая их красными и грубыми. В этот день, да и в другие, если это было удобно, Оливию подвозил Бен; в ином случае она ехала на велосипеде. Грэйс безнадежно оглядывала город. Она кивнула Лиз, но продолжила свой путь, поскольку, по всей видимости, в доме Хенсонов ей делать было нечего. Да и в доме Чака и Веры, как она почувствовала еще на собрании, она не имела бы успеха. Грэйс показалось уместным попытать счастья в доме Джека МакКея. Посему она свернула на улочку, носившую экзотическое название Глюнен-стрит.

Грэйс останавливается у двери Джека МакКея. Она подходит и стучит. Джек открывает дверь

Рассказчик: Джек МакКей был слеп. Другого слова не подберешь. И хотя это всем было очевидно, он убедил себя в том, что может скрыть факт, который считал унизительным.

Джек МакКей:Да?

Грэйс: Доброе утро, мистер МакКей. Меня зовут...

Джек МакКей (улыбаясь): Грэйс! Вчера вы были на собрании. Я помню.

Грэйс: Я пришла предложить вам помощь, мистер МакКей.

Джек МакКей: Это очень мило с вашей стороны. Но, боюсь, мне не нужна помощь.

Грэйс: Я готова работать у вас один час в день. Все, что может вам понадобиться...

Джек МакКей: Это очень мило, но извините! Я уверен, что другие...

Грэйс: Я думала, что в вашем положении...

Джек МакКей: И что же это за положение?

Грэйс: Ну, вы... (растерявшись) вы совсем один.

Джек МакКей (улыбаясь): Я так давно один. Все в порядке, мисс Грэйс. Не волнуйтесь.

Грэйс: Простите, мистер МакКей. Я просто подумала, что стоило вас спросить.

Джек МакКей: Я рад, что вы это сделали. (После небольшой паузы.) Сегодня чудесный свет, не так ли? Вы заметили, что деревянный шпиль на молельном доме может служить солнечными часами? В пять часов пополудни тень указывает на дверь магазина Мамаши Джинджер. Напоминая, что пришло время сделать покупки к ужину, может, так? В тот момент, когда тень укажет на букву «Р», в слове «Открыто», наступит ровно пять часов. Видите, мне не нужна помощь. У меня хватает времени даже на такие мелкие наблюдения...

Грэйс: Понятно. Ну, что ж, тогда до свидания, мистер МакКей.

Джек МакКей: До свидания, моя дорогая Грэйс.

Джек закрывает дверь и идет в гостиную.

Грэйс возвращается на улицу Вязов. Она стучит в дверь молельного дома. Марта отвечает. Они долго разговаривают, но мы находимся слишком далеко, чтобы слышать, о чем они говорят. Мы также видим Грэйс у дома Хенсонов и у дома Чака и Веры.

Рассказчик: Разговор Грэйс с Джеком МакКеем доказал один печальный факт, весьма симптоматичный для Догвилля. Только Джек выразил его четко и ясно, а Марте потребовался почти целый час монолога, чтобы прийти к тому же выводу. Слова, услышанные Грэйс от миссис Хен сон и Веры, которых она навестила чуть позже, были теми же самыми, хотя и вполне дружелюбными.

 

8

Ранняя весна. День

Грэйс идет со стороны гор к концу улицы Вязов, прямо к магазину в центре города.

Рассказчик: Вскоре после этого Грэйс направилась к магазину Мамаши Джинджер, в настроении, которое трудно назвать хорошим. К превеликому сожалению, пяти часов еще не наступило, и она не могла разделить энтузиазм Джека МакКея по поводу положения, занимаемого в этот час тенью от шпиля молельного дома. К тому же прошло много лет с тех пор, как Мамаша Джинджер вешала на дверь табличку «Открыто», поскольку магазин был открыт всегда, и все были превосходно осведомлены на этот счет. Грэйс обнаружила, что всего на несколько шагов ее опережает Лиз Хенсон, которая, в своем ладно скроенном платье, направлялась к дверям магазина, повесив на локоть корзинку для покупок— и, судя по всему, пребывала в превосходном расположении духа.

Лиз заходит в магазин Мамаши Джинджер. Грэйс подходит к двери чуть погодя. Она на секунду останавливается, оглядывая магазин и окрестности.

Рассказчик: Грэйс не смогла бы отличить куст крыжовника от кактуса, но тщательный порядок и уважение даже к самому крохотному цветку на заднем дворе Мамаши Джинджер предстали перед ней, так же как и торжественно воткнутые в землю колышки, и цепи, отделяющие второй куст от третьего, — пусть каждый решает сам для себя, стоит ли ему переступить через эту ограду, чтобы воспользоваться печально известной тропинкой, сокращавшей дорогу к площади, откуда открывался вид на долину. Грэйс глубоко вздохнула и вошла в магазин.

Грэйс входит в магазин, где Лиз делает покупки. Она весело щебечет с сестрами, но непринужденное настроение исчезает, как только Грэйс открывает дверь.

Грэйс: Здравствуйте!

Мамаша Джинджер: Здравствуй. И я боюсь, что нам тоже не нужна помощь. Я только что предупредила об этом Тома.

Грэйс: И в этом нет вашей вины. Вряд ли кто-то смог бы с толком применить мои усилия. К сожалению, в детстве меня не учили делать что-либо своими руками. Мой отец нежно любил меня, но не подготовил к самостоятельной жизни.

Лиз растирает свои покрасневшие руки. Грэйс смотрит на нее.

Грэйс: Если вы смажете их алоэ, к утру станет легче.

Лиз: Это все стружки. Я их просто ненавижу. (Смотрит на руки Грэйс.) Но думаю, что воспользуюсь вашим советом. Ваши руки белее всех, которые мне приходилось видеть.

Лиз поднимает глаза. Грэйс следит за ее взглядом и видит, как входит Том.

Лиз: Вот и Том, ну и везет же нам...

Том входит в магазин. Лиз кокетливо отворачивается. Он радостно приветствует всех.

Том: Всем привет. Лиз, Грэйс... как продвигаются дела?

Грэйс: Боюсь, что не лучшим образом. Кажется, здесь никому не нужна помощь.

Том: Очень жаль, хоть я и предполагал, что так может случиться.

Грэйс: Выходит, твой план заставить их полюбить меня в обмен на мои услуги пока ни к чему не привел.

Мамаша Джинджер: У меня тут работал кое-кто, о ком я меньше думала после его увольнения, чем до того, как его наняла.

Глория: И этот кое-кто предпочел забыть о тебе сразу после того, как уволился.

Грэйс: Они правы, Том. Невозможно обвести человека вокруг пальца, заставив его полюбить тебя. Я бы даже и представить не могла, что пойду на такое. Но я хотела бы предложить вам что-нибудь взамен. Вы идете на страшный риск, оставляя меня в городе. Я действительно хотела бы помочь. Возможно, я мало что умею, но хочу научиться.

Гл о р и я: Ну конечно, кое-кому всегда нужна помощь. У старого Джека МакКея зрение стало совсем никуда.

Грэйс: Я ходила к мистеру МакКею, и к Чаку с Верой, и к Марте, и к Хенсонам...

Грэйс садится с убитым видом.

Грэйс: Все они полагают, что помощь нужна кому-то еще, только не им самим.

Лиз: Забавно, но именно это утверждал Том. Думаю, ему есть чему радоваться.

Мамаша Джинджер: Ив самом деле. (Вызывающе.) Поэтому только для того, чтобы доказать его неправоту, мы могли бы принять твою помощь.

Грэйс выглядит удивленной.

Глория: Но, Джинджер, тебе же прекрасно известно, что нам действительно ни в чем не требуется помощь.

Том: Так, может, у вас найдется то, в чем помощь не требуется?

Глория: Делать то, что нам не нужно?

Грэйс: Конечно! Что-то, что делать необязательно, но было бы приятно, если бы кто-нибудь этим занялся.

Гл о р и я: И что же это может быть?

Том: Кусты крыжовника.

Мамаша Джинджер: С крыжовником все в полном порядке, спасибо за заботу.

Том: Да нет, я имел в виду те маленькие, что выросли сами, в траве.

Мамаша Джинджер: Но мы там ничего не выращиваем!

Том: Вот именно. Так что никому не повредит, если о них позаботятся. Кто знает, может, на этих кустах когда-нибудь появятся ягоды.

Глория: И то правда! Я сама об этом частенько думала.

Мамаша Джинджер серьезно изучает Грэйс.

Мамаша Джинджер: Ну что ж, девочка. Теперь твоим алебастровым ручкам предстоит прополоть дикие кусты крыжовника.

Том улыбается Грэйс. Она отвечает ему улыбкой.

 

9

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ИДЕТ РЕЧЬ О ТОМ, ЧТО НЕ НУЖНО ДОГВИЛЛЮ».

Грэйс старательно работает в саду, но, похоже, она чем-то недовольна. Кажется, у нее ничего не получается. Она выглядит смущенной. Мамаша Джинджер сокрушенно качает головой и показывает, как надо. Глория, Том и Лиз наблюдают. Пара жителей выходят на дорогу, чтобы тоже посмотреть, как работает Грэйс.

Ранняя весна. День

Теперь у Грэйс лучше получается управляться с кустами. Она поднимается и утирает пот со лба. Мамаша Джинджер кивает, она выглядит довольной. Большинство жителей города собрались в саду и смотрят, как работает Грэйс. Глория выходит из дома с корзиной. Мамаша Джинджер достает из нее пирог, отламывает кусок и протягивает Грэйс. Грэйс ест пирог, и на вкус он просто восхитителен.

Рассказчик: После того как несколько кустиков дикого крыжовника сдались на милость белоснежных неумелых ручек Грэйс, недоверие Мамаши Джинджер и ее сестры, а также и остальных горожан к незнакомке начало исчезать вместе с сорняками. Оказалось, что у жителей Догвилля не так уж мало дел, которые не обязательно надо делать и которые они могут поручить Грэйс — разумеется, предварительно отказавшись от ее услуг, но затем сдавшись под ее напором.

Ранняя весна. Вечер

Грэйс работает в гараже Бена. Она достает скамейку и раскладывает на блюде ужин. Она выбрасывает несколько пустых бутылок. С собой она принесла салфетку, которую тут же превращает в скатерть. Сервировка выглядит очень мило. Грэйс смотрит на свою работу, улыбается и уходит.

Ранняя весна. Ночь

Бен приезжает на грузовике и видит работу Грэйс. Сперва он озадачен, потом садится и ест. Он чувствует себя как на небесах.

Рассказчик: Поскольку дома у Бена не было, он не мог нуждаться по-настоящему в хозяйственных экспериментах Грэйс, однако же позволил ей ухаживать за собой. И вскоре он начал возвращаться домой с удивительной пунктуальностью, к тому моменту, когда стол был накрыт, а помещение убрано, — несмотря на то что его работа в индустрии грузоперевозок была непредсказуемой, особенно в столь сложные времена.

Ранняя весна. Раннее утро

Грэйс помогает Джун сесть на горшок, готовит ее инвалидное кресло и постель.

Рассказчик: Оливии не нужен был помощник, который отведет Джун в туалет, пока она на работе, поскольку до того они прекрасно обходились подгузниками, изготовленными Оливией.

Ранняя весна. Вечер

Грэйс сидит, разговаривая с Джеком МакКеем.

Рассказчик: И если Джеку МакКею был нужен собеседник, он с легкостью мог выйти из дома и найти кого-нибудь в городе. Поэтому не было никакой необходимости в том, чтобы позволять Грэйс сидеть с ним в гостиной, способной вызвать клаустрофобию, у театрально задрапированной стены, и вести долгие дискуссии о расположении зданий в городах, знакомых ему понаслышке.

Ранняя весна. День

Грэйс переворачивает страницы Марте, которая перебирает клавиши молчаливого органа. Ее ноги стоят на педалях, но не двигаются.

Рассказчик: Марта позволила Грэйс переворачивать страницы нот, ведь у нее было не три руки. Марта вновь и вновь репетировала церковные гимны на тот случай, если священник все же вернется в молельный дом и ее музыкальные таланты будут востребованы, однако ни один звук не вылетал из труб органа. Она не хотела обременять священника проблемами износа педалей и мехов. Она знала, как дорого стоило бы поменять их. Грэйс была счастлива раствориться в этих заботах, к которым у нее дома могли бы отнестись с презрением, как к маловажным и тривиальным, или даже глупым. Ее руки уже не были такими белоснежными, а ее познания в различных областях — поверхностными, и теперь она проводила в каждом доме гораздо больше часа, и жители города были только рады. Ведь они не просто принимали ее помощь: они помогали ей учиться, приобретать навыки, необходимые каждому человеку для того, чтобы выжить в этом мире.

Ранняя весна. Ночь

Билл задумчиво разглядывает шашки, разбросанные по доске. Качает головой. Он озадачен. Входит Грэйс. Он убирает доску и начинает читать. Выходит Лиз и показывает Грэйс свои руки, которые теперь выглядят гораздо лучше. Грэйс случайно видит, как Билл отчаянно пытается разобраться в книгах. Грэйс наклоняется и берет в руки карандаш. Она что- то пишет на бумаге. Он с сомнением смотрит, пока не понимает, что перед ним правильный ответ. Похоже, Грэйс произвела на него впечатление. Она улыбается и показывает ему еще раз. Его мать с удовольствием смотрит, как он пытается повторить то же самостоятельно.

Рассказчик: Самым большим достижением последних дней стало то, что Лиз, превратившаяся почти в подругу после того, как ее руки перестали воспаляться и болеть, привела Грэйс к себе домой, где та смогла использовать свои способности, чтобы помочь Биллу с учебой, да так успешно, что его успеваемость заметно повысилась. Но Чак все еще не попался на крючок, как выразился Том.

 

10

Ранняя весна. Ночь

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ТОМ И ГРЭЙС ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ДРУГ ДРУГУ».

Том и Грэйс сидят в доме Тома. Том Старший клюет носом. Грэйс щупает его пульс и аккуратно опускает его голову на подушку. Она закрывает коробочку с таблетками и относит ее в шкафчик с лекарствами. Видит там банку, наполненную долларовыми купюрами. Грэйс улыбается и качает головой. Том тоже улыбается. Они беседуют.

Грэйс: Не попал на крючок? Иногда ты бываешь таким высокомерным, Том Эдисон! Гордыня — худший из грехов!

Том: Ты знаешь, о чем я.

Грэйс: Поверь, я наслаждаюсь каждой минутой. То, что я сделала за последние несколько дней здесь, — самые важные поступки за всю мою жизнь. Каждый день я узнаю что-то новое. О настоящих вещах. И когда я в конце дня ощущаю вкус пирога Джинджер и Глории с его таинственным ароматом корицы, я чувствую, что не могла бы быть более счастливой. Для меня это значит гораздо больше, чем драгоценные камни и красивая одежда, которыми я обладала в прежней жизни.

Том: Расскажи мне о них, об одежде и о драгоценных камнях.

Грэйс: Я уже говорила тебе, Том, что не собираюсь рассказывать о своей прежней жизни. Я могу сказать что-нибудь, что навлечет на тебя опасность, если гангстеры снова появятся. И если другие могут принять меня такой, какая я есть, то сможешь и ты.

Том (с улыбкой): Ты права. Я знаю все, что мне нужно. Просто сидеть и смотреть на тебя уже достаточно.

Грэйс: Ну и ну, Томас Эдисон! Кажется, это комплимент!

Том встает раздраженный и смущенный.

Грэйс: И может быть этого было бы достаточно, чтобы завоевать Лиз. Один комплимент. Не пытайся отрицать! Ты не такой холодный теоретик, каким хотел бы казаться, когда дело касается ее.

Том: Если позволишь, вернемся к нашим баранам, к тебе и к Чаку. Если повезет, сработает троянский конь, которого я для него подготовил. Мы могли бы подобраться к нему через Веру. Дай-ка я загляну в письменный стол...

Он встает и достает из ящика брошюру.

Том: Завтра в Джорджтауне состоится лекция. Этот профессор, перед которым преклоняется Вера, выступает с лекциями ежегодно. Понимаешь ли, такая высоколобая заумь, — ну, на самом деле не настолько заумная, чтобы нельзя было разъезжать с лекциями по провинции, — но, мне кажется, Вера пойдет на все ради того, чтобы снова поехать. Вера доверит своим старшим дочкам ямбы и пентаметры, но не младенца, даже если она выходит из дому всего на час. Я уже договорился с ней, что завтра после полудня ты посидишь с Ахиллом. Если повезет, я перехвачу ее на обратном пути, и Чак придет домой раньше. Все, что требуется от тебя, — с толком использовать время, которое у тебя будет.

Грэйс: Я с удовольствием посижу с Ахиллом, если Вера мне позволит. Что до остального... Чак хочет избавиться от меня, и, с моей точки зрения, он в своем праве. 

Том улыбается ей, видя, что она злится.

Рассказчик: Том был в самом деле очарован этим необыкновенным созданием. Она идеально подходила для осуществления его просветительской миссии в Догвилле — как перчатка руке. И даже если ему не удастся убедить город позволить ей остаться, это само по себе великолепно проиллюстрирует его идеи и поднимет Тома в собственных глазах. Она была красива и человечна и обнаруживала эти качества в столь приятной и естественной манере, что Тому с трудом удавалось сохранять обычный цинизм. И к тому же дисбаланса, который всегда ощущался в его отношениях с Лиз, здесь не было: Грэйс будто сорвалась в пропасть, уцепившись своими белоснежными руками за чахлый кустик черники, а он был тем человеком, который вернул ее на истинную тропу, и эта заслуга уравновесила ее красоту и его влечение к ней. Он ощущал себя всесильным, и это чувство медленно перерождалось в любовь.

 

11

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ПРИСМАТРИВАЕТ ЗА ДЕТЬМИ».

Рассказчик: Когда Грэйс пришла, Вера быстро завершила урок. И она, и ее дети смотрели на Грэйс с благодарностью. Даже канарейка в клетке, по всей видимости, была с ними согласна.

Вера завершает урок, который давала детям. На доске мелом написано слово «eros», обведенное несколькими кругами, а отходящие от него стрелки указывают на слово «psyche».

Воображаемая Канарейка (Афродита) в воображаемой клетке громко поет. Грэйс смотрит на Веру и детей.

Вера: Вот и все на сегодня, дети. Успокойся же ты, Афродита!

Дети бегут играть. Вера тревожно смотрит на колыбель.

Вера: Он действительно слаб и плачет много, точно как Джейсон... но у Джейсона животик болел. Многие из моих детей такие слабенькие...

Она умолкает. С надеждой смотрит на Грэйс.

Грэйс: Я справлюсь, Вера. У тебя хорошие дети. Я видела, как они играют. Девочки поют, когда прыгают через скакалку, и если бы я умела прыгать, я бы пела вместе с ними. И хотя Джейсон задирает девочек, в нем нет злобы. Он для тебя — зеница ока, и я понимаю почему.

Вера хлопает глазами, она тронута. Она закрепляет пучок двумя желтыми птичьими перьями.

Вера: Не говори о детях столько хорошего. Мне так легко заплакать — и от горя, и от радости. Да, у меня хорошие дети! Я люблю их и думаю, что отец иногда с ними слишком строг. Мы должны потратить много времени и сил, чтобы вложить в них что-то хорошее. Зачем нам крыша над головой, зачем нам руки, ноги и сердца, если не для того, чтобы заботиться о наших детях?

Она всхлипывает и смотрит в зеркало, чтобы поправить перья.

Вера (улыбается): Эти перья потеряла Афродита.

Грэйс: Ты называешь тех, кого любишь, чудесными именами.

Приезжает Бен на грузовике. Он входит.

Бен: Ну что, Вера, поехали?

Вера: Я готова.

Вера идет надеть пальто. Бен поворачивается к Грэйс.

Бен: Спасибо за карту. Я бы точно забыл ее. Как ты узнала, что я так далеко собрался?

Грэйс: В последний раз я заметила у двери термос и рядом с ним карту. Когда я увидела, что термос ты взял, а карту — нет, то подумала...

Бен: Ты хорошая девушка, Грэйс. Такая же, как мисс Лаура.

Грэйс: Мисс Лаура?

Бен опускает глаза.

Вера: Ты опять проговорился, Бен. (Обращаясь к Грэйс.) Думаю, что Овидий назвал бы мисс Лауру Менадой.

Бен виновато смотрит на Грэйс.

Грэйс: Бен, тут нечего стыдиться. У каждого из нас есть право жить своей жизнью. Думаю, что эти дома и дамы, работающие в них, приносят много радости мужчинам...

Бен: Гордиться здесь нечем, в самом деле нечем...

Бен и Вера выходят и уезжают. Грэйс смотрит им вслед. Она кладет ребенка в колыбель и молча качает ее.

Рассказчик: Вера, поручившая своих детей заботам Грэйс, обнаружила нечто большее, чем обычную бесхитростность, свойственную жителям Догвилля, и уже завоеванное ею доверие. То, насколько сильно Вера любила своих детей, могло испугать. И факт, что они никогда не ложились спать голодными, не был связан с финансовым положением семьи, которое было удручающим, а только с тем, что взгляд Веры на окружающий мир не допускал другой возможности.

Входит Джейсон. Он стругает палку ножом. Он смотрит на Грэйс.

Джейсон: Я знаю, что ты здесь делаешь.

Грэйс: Правда?

Джейсон: Ты хочешь понравиться людям, чтобы тебе не пришлось уходить.

Грэйс: Ты хороший мальчик. Мне нравится Догвилль. Это чудесное место. Хочешь, я тебе почитаю? Вижу, у тебя есть «Одиссея». Я почитаю тебе о Циклопе.

Джейсон: Ты очень красивая.

Грэйс: Спасибо, Джейсон.

Джейсон: Если ты хочешь понравиться маме и остаться, тебе достаточно быть доброй ко мне. Обещаю сказать маме, что все было хорошо. Для этого тебе не обязательно мне читать. Мне не нравится Циклоп. Два глаза красивее одного, особенно твои...

Джейсон зачарованно смотрит на нее.

Грэйс: Ну что ж, тогда давай немного приведем дом в порядок. Поможешь?

Джейсон: Мама говорит, что я не должен работать руками. Только головой.

Грэйс: А если я попрошу?

Джейсон: Ладно!

Грэйс: Я расскажу тебе о Цирцее, пока мы работаем. У нее было два глаза. Или, может быть, об Афродите.

Грэйс и Джейсон принимаются за уборку. У них прекрасное настроение.

 

12

Ранняя весна. Вечер

Чуть позже тем же днем. Все дети смотрят на Грэйс, стоящую у доски. Им весело. На доске написано несколько греческих слов. Диана выглядывает в окно.

Диана: А вот и папа!

Дети замолкают. Чак входит, он несет инструменты. Останавливается, увидев Грэйс. Воцаряется мертвая тишина. Грэйс собирается с духом и продолжает урок. Чак смотрит на нее с негодованием.

Грэйс: «Kalos» по-гречески значит «красота».

Чак: Что ты здесь делаешь? Разве мы не говорили, что нам не нужна твоя помощь?

Джейсон: Мама попросила ее присмотреть за мной и Ахиллом, и мы...

Чак: Молчать! Пошли вон! Вы все,живо! Ты тоже,Джейсон!

Они выходят. Чак смотрит на Грэйс в упор. Затем на доску.

Чак: Та же ерунда! Уж в античности-то они разбираются лучше некуда, не сомневайся. (Переводит взгляд на Грэйс.) Ну и как, обвели вокруг пальца?

Грэйс: Я никого не пытаюсь обмануть!

Чак: Я имею в виду Догвилль! Удалось ему вас обмануть?

Грэйс: Мне казалось, что вы подозреваете меня — будто я хочу одурачить Догвилль, чтобы использовать общину и ее жителей в каких- нибудь ужасных целях.

Чак: Хотел бы я, чтоб было так. Этот город прогнил насквозь, и я не стану скучать по нему, если завтра он провалится сквозь землю. Я не вижу в нем ничего привлекательного, в отличие от вас. Признайтесь, вы влюбились в Догвилль. (С горькой иронией.) В провинции много времени не нужно, чтобы открыть свое сердце, но, раз открывшись, сердце навеки принадлежит этим местам. Воздух, горы, деревья, «простые люди»... и если все это до сих пор не запудрило вам мозги, то это сделала корица! Чертова корица в этих пирогах с крыжовником. В Догвилле есть все, о чем вы мечтали в большом городе.

Грэйс: Вы хуже Тома. Да, все это я нашла в Догвилле. Но откуда вы знаете, о чем я мечтала?

Чак: Потому что я был так же глуп, когда пришел сюда. Как иначе, по-вашему, я мог застрять в этой хижине на краю земли?

Грэйс: Теперь я поняла. Вы сами из города.

Чак: Это было давно. Но я понял, что люди везде одинаковые. Жадные, как звери. В маленьких городках им просто меньше везет, но тем они голоднее, а жадности в них не меньше, чем в городских. В точности как собаки: если вы дадите им достаточно еды, они будут жрать, пока у них не лопнут животы.

Грэйс: Вот почему вы хотите избавиться от меня... Для вас невыносима память о том, чем были вы сами, когда появились здесь.

Чак спокойно сносит этот выпад. В этот момент к дому подходит Вера. Она прощается с Томом, с которым беседовала. Том выглядит так, будто хотел продолжить разговор. Входит Вера. К Чаку возвращается его обычный хмурый вид. Он смотрит на Грэйс со злостью.

Чак: В последний раз говорю вам — уходите из моего дома. Вы не нравитесь Моисею и мне тоже. У детей и так ум за разум зашел от материнских уроков. Вы не нужны ни нам здесь, ни кому-либо еще в этом городе. Вот как.

 

13

Ранняя весна. Закат

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ПРИХОДИТ К ДЖЕКУ МАККЕЮ».

С высоты птичьего полета мы видим, как Грэйс сидит у Джека Маккея, который продолжает говорить о свете и его эффектах, извлекая подробности из глубин своей памяти.

Рассказчик: Две недели пролетели слишком быстро. Грэйс была довольна собой. Все, что она могла сказать, это то, что полюбила всех, не исключая тех, кто принял ее с недоверием. Ей казалось, что за это время не позволила себе ни одной фальшивой ноты, — к такому выводу она пришла по здравом размышлении. Даже невзирая на то, что, по словам Тома, симпатию некоторых обитателей города Грэйс не удалось завоевать даже наполовину. Она понимала жителей Догвилля и была готова встать на их сторону. Она показала городу свое лицо, свое истинное лицо. Она прошла долгий путь, чтобы решиться на это, хотя, конечно, многое ей пришлось оставить при себе. Но только потому, что воспоминания были слишком болезненны, а ранить кого-нибудь — последнее, что хотела сделать Грэйс. Однако этим вечером, слушая Джека МакКея, Грэйс находилась в смятенном состоянии. Укрывают ли ее из любви или из страха? Были ли тому причиной смятение духа и волнение за свое будущее, но в результате обходительная Грэйс позволила себе сомнительную провокацию.

Джек МакКей: Итак, вы согласны с тем, что витражи в соборе Святой Бригитты не оправдали ваших ожиданий, когда вы увидели их в первый раз? Думаю, дело здесь не только в неверном расположении собора. Возможно, причиной тому несоответствие света в Лос-Анджелесе и подбора стекол в окнах — помнится, я пришел к такому выводу...

Грэйс выдерживает паузу.

Грэйс: Думаю, мы достаточно долго говорили о том, какими вещи видятся нам в воспоминаниях. Почему бы не поговорить о том, какими мы видим их сейчас?

Джек МакКей: О чем вы, моя дорогая?

Грэйс: Я хотела сказать, что мы можем толковать хоть целую вечность о том, каким нам запомнился свет в Санкен-Гарден. Не исключено, что, употребляя одни и те же слова, мы имеем в виду разные вещи. Давайте попробуем поговорить о том, что мы видим прямо сейчас, и это сразу поможет нам лучше понять друг друга.

Джек МакКей чувствует себя не в своей тарелке.

Джек МакКей: Говорю вам, здесь не на что смотреть. Жалкий городишко, этот Догвилль. Ничего интересного в нем не найдешь.

Грэйс: Хорошо, но что вы скажете об этом виде!

Джек МакКей: Вид? Я никуда не выхожу. Вы же знаете, что моя кожа не переносит солнца...

Грэйс: Послушайте, вчера я гуляла в яблоневом саду Чака. Если вы подниметесь на обрыв, то сможете увидеть гараж Бена и свой дом со стороны ущелья.

Джек МакКей (неуверенно): Вы не могли бы...

Грэйс: Мне всегда было интересно, зачем вы так задрапировали стену? (Показывая на стену, скрывающую ущелье.) А потом я вдруг поняла, для чего вы это сделали. За драпировками скрывается огромное окно, которое выходит прямо на пропасть. Это не просто драпировка, это шторы! Я уверена, что, если поднять их, нашим глазам откроется прекрасный вид. о котором мы сможем поговорить.

Джек МакКей замер, у него нет слов.

Грэйс: Вы не возражаете, если я подниму шторы, мистер МакКей?

Джек МакКей: Э-э-э, нет, конечно же нет.

Грэйс встает и открывает шторы.

Рассказчик: В ту минуту, когда Грэйс подняла тяжелые шторы и поток света хлынул в полутемную комнату, она почувствовала, что почти напугана собственной инициативой. Потому что вид, открывшийся ее глазам, был не просто великолепен. Огромное окно располагалось так, что сквозь него можно было узреть саму сущность романтического пейзажа. Ни одно место в городе не давало возможности увидеть леса и горы такими. Ни с одной точки не открывался такой живописный и даже драматичный вид на пастбища, отступавшие под напором отвесных голых„скал. Только из этого окна зеленый цвет, преобладавший в пейзаже, открывался во всем богатстве. Деревья на переднем плане были будто нарисованы кистью художника, и казалось, что контуры лесного массива вдали возникли по чьей-то причуде, а тревожно-задумчивые скалы, завершающие волшебную панораму на заднем фоне, были будто высечены богами с Олимпа Веры! Грэйс стало стыдно за свою наглость. Как тяжело не видеть это великолепие!

Грэйс опускает глаза. Джек просто сидит, кивая.

Джек МакКей: А вас не обманешь, Грэйс. Я уверен, вы давно заметили, что эти шторы не слишком хороши, и пришли к заключению, что это оттого, что ими не так уж часто пользуются.

Грэйс: Простите меня. Не знаю, зачем мне понадобились ваши

шторы.

Джек МакКей: Да бросьте! Вы правы! Вид действительно хороший, даже чарующий, а этот свет... Давайте, задавайте свои вопросы, и покончим с этим раз и навсегда. Почему человек, страстно любящий свет, закрывает окно шторами? Или нам необходимо пройти через унизительную беседу, во время которой вы будете вынуждать меня посчитать сосны на склонах, — и я, разумеется, скажу вам, что их двадцать, хотя любой другой не увидел бы больше пяти, — и таким ловким образом вы выведете меня на чистую воду?

Грэйс: Мне ужасно жаль, мистер МакКей. Я не имею права так вмешиваться в вашу жизнь. Не знаю, что на меня нашло...

Джек МакКей: Да, я слеп, мисс Грэйс! Теперь вы счастливы? У меня не просто плохое зрение, я не близорук, я слеп! А сейчас оставьте меня, пожалуйста, я хочу побыть один. И не трогайте шторы. Для меня больше не имеет значения, открыты они или задернуты. Я повесил их для того, чтобы ни один лучик света, который я еще мог различить, не проник в эту комнату, раз уж все цвета и краски жизни покинули меня навсегда.

Грэйс: Мне так стыдно...

Грэйс собирается уходить. Она действительно расстроена тем, что натворила. Она делает несколько шагов, затем оборачивается и бросает последний взгляд на комнату. Смотрит в окно.

Грэйс: Я понимаю, почему вы повесили шторы, правда. Последний луч... он только что исчез. Теперь эти цвета невозможно описать...

Джек МакКей сидит, кивая головой. Он печально улыбается. Грэйс с нежностью смотрит на него.

Джек МакКей: В Швейцарии это называется «альпенглюнен». Это свет, который отражается от высоких пиков после того, как солнце скрывается за горами. Поэтому я и назвал так свою улочку. Впервые я увидел этот свет тридцать лет назад. Я выбрал это место и сам вставил окно. Оно выходит на восток, но не для того, чтобы наблюдать рассвет, как многие могли бы подумать, нет, он слишком бледен! Оно предназначалось для последнего луча. А теперь и он исчез.

Грэйс: Нет, не исчез. Он все еще там, даже если вы не можете его видеть. Неужели одна только мысль об этом не ободряет вас? 

Джек МакКей: Все кончено... Грэйс, и не вернется обратно...

Грэйс: Он все еще там, говорю вам. Он такой же чудесный, каким вы его запомнили. Мягкий свет сосен, тени западных пиков, падающие на горы...

Джек МакКей: Прошу вас, не надо...

Грэйс: Но это ваш вид, и он все еще выглядит по-прежнему. Теперь пики стали абсолютно красными. Сосны вдалеке такие же темные, как скалы. Небольшой водопад будто замерз. Теперь всю долину заволокло тенью. Все это принадлежит вам, потому что вы первым нашли этот вид.

Джек МакКей тихо плачет, обхватив голову руками. Грэйс смотрит на него и затем тихо выходит.

 

14

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ЖИТЕЛИ ДОГВИЛЛЯ СНОВА СОЗЫВАЮТ СОБРАНИЕ».

Все сходятся на собрание в молельный дом.

Рассказчик: По молчаливому согласию жители Догвилля шли на собрание в молельный дом спустя две недели после появления прекрасной беглянки в их городе. Грэйс стояла рядом с Томом и смотрела, как они собираются. Грэйс была спокойна, в глубине души она уже давно знала, что сегодня в последний раз видит эти лица, ставшие такими знакомыми. Против нее было, по меньшей мере, два голоса — при том, что для решения ее судьбы хватило бы и одного-единственного.

Том: Милости просим, добрые жители Догвилля. Две недели прошли, наступило время объявить ваш вердикт.

Миссис Хенсон (глядя на Грэйс): Разве она должна быть здесь, пока мы обсуждаем?

Том: Когда Грэйс появилась в нашем городе, она даже не пыталась скрыть от нас свою беспомощность, несмотря на опасность. Для нас нет опасности в том, чтобы быть такими же открытыми и сказать ей в лицо, что мы изгоняем ее.

Грэйс: Конечно же я не буду присутствовать при вашем разговоре. Вы совершенно правы, миссис Хенсон. Люди должны иметь возможность честно высказать свое мнение, не заботясь о вежливости. Прежде чем я покину вас, я хотела бы сказать кое-что, поскольку другой возможности мне может и не представиться. Город позволил мне остаться, ничего не зная обо мне и несмотря на опасность. Вы уважали мое нежелание рассказывать о прошлом, признав, что не оно, а я сама имею первостепенное значение. Мир, которому я принадлежу, никогда не мог бы стать настолько щедрым. Я просто хочу, чтобы вы знали о том, какое огромное уважение и восхищение вы у меня вызываете, и не важно, чем закончится сегодня ваше обсуждение.

Грэйс обводит взглядом помещение. Затем идет к двери.

Грэйс: Прощай, Том, я подожду в шахте. Если голосование покажет, что я должна покинуть город, я двинусь в путь по горной тропе, пока еще светло. А сейчас я пойду домой и переоденусь в свою одежду. Она в узле, под твоим письменным столом. Рубашка, фартук и другие мелочи, которые были мне нужны для работы, — отдай их хозяевам. Никто не обязан смотреть, как я оставляю город. Просто позвоните в колокол. Марта, и я все пойму. Нет, сделайте одолжение, отмечайте ударом колокола каждый голос, отданный за то, чтобы я осталась. Этот звук будет сопровождать меня в пути. Если я не насчитаю пятнадцати ударов, поверьте, я не буду в обиде. За эти две недели я очень полюбила Догвилль и буду молиться о том, чтобы для города настали лучшие времена и вам становилось легче с каждым шагом, который я сделаю на пути в горы.

Том хочет что-то сказать, но отец опережает его.

Том Старший: Хорошо, Грэйс. Мы сделаем, как ты просишь. Я знаю, что Том очень волнуется за исход твоего дела, но свое время он уже использовал. Мы с его точкой зрения познакомились. Мы ее уважаем. А теперь он должен оказать уважение нам.

Том серьезно кивает отцу.

Том Старший: Давайте выслушаем тех, кому есть что добавить к сказанному, а затем приступим к голосованию. Если мы будем двигаться с севера на юг, то Бен станет первым, кто сможет ответить «да» или «нет» на вопрос о том, позволим ли мы остаться Грэйс. Чак и Вера выступят последними. Спасибо, Грэйс. А теперь ступай. 

Грэйс уходит. Она не оглядывается на молельный дом, где проходит собрание. Она идет в дом Эдисонов и достает из-под стола узел с вещами. Садится и несколько секунд смотрит на него. Вздыхает. Затем включает радио. Она слушает приятную песню, которая едва слышно звучит из приемника. Затем снимает фартук и другие вещи, кладет их на стол. Она проделывает это очень медленно и тщательно, как во сне. Затем развязывает узел. Она удивленно извлекает содержимое и разглядывает.

Рассказчик: Грэйс достала узел из-под письменного стола. Ее руки будто держали что-то незнакомое. Ее одежда не могла быть настолько тяжелой. Она развязала узел и достала свернутый лист бумаги. Это была карта — карта, нарисованная Томом. Он знал, где хранится ее одежда, и положил карту в вещи. На карте была обозначена тропинка, ведущая сквозь горы. Все опасные места были отмечены маленькими смешными рисунками. Глядя на них, Грэйс улыбнулась. Она снова посмотрела на узел. В нем лежал каравай хлеба. Его определенно испекла Вера, только она умела делать такие караваи, но и это было не все. Нескольким людям пришла в голову та же идея. Они положили ей в узел подарки. В нем лежал любимый перочинный нож Джейсона, начищенный до блеска. Кусок пирога от Мамаши Джинджер и Глории. Какая-то одежда, спички, желтые перья Афродиты, которыми Вера закалывала волосы, и сборник гимнов от Марты. Грэйс с улыбкой открыла страницу 288, — этот гимн с трудом удавался Марте, поскольку ее пальцы были слишком коротки, чтобы взять октаву, и этого не могла исправить ни одна репетиция. Между страницами лежала аккуратно свернутая долларовая купюра. Одной Марте набрать такую сумму было не под силу. У Грэйс определенно появились друзья в Догвилле. В этом не было сомнений. И неважно, было ли их много или мало. Грэйс обнажила свою сущность перед городом и была счастлива, что поступила так — ведь в ответ она получила великий дар: друзей.

Грэйс сворачивает вещи, она глубоко тронута. Выключает радио и выходит из дома. Она с улыбкой проходит мимо лающей собаки. Она входит в шахту, хрупкая, с узлом в руках. Она готовится сделать первый шаг в неведомый мир.

Рассказчик: Ни один гангстер не мог лишить ее этой встречи с городом, сколько бы пистолетов он на нее ни направил. Теперь жители Догвилля могут изгнать ее. И пусть звонит колокол, даже если ударов будет мало, гораздо меньше пятнадцати. Она знала, что что-то значит для города и что ее пребывание в нем было важным для его жителей. Возможно, не так уж и много, но ей удалось оставить в городе свой след. Первый за всю ее недолгую жизнь, которым она могла гордиться.

Грэйс выглядит более решительной. Она выпрямляет спину. Улыбается, погруженная в мечты. Раздается удар колокола. Она смотрит на молельный дом. Колокол звонит второй раз. Удары раздаются с регулярными интервалами. Грэйс все больше воодушевляется. Она загибает пальцы.

Грэйс: ...одиннадцать... двенадцать... тринадцать... четырнадцать...

Рассказчик: Грэйс загибала пальцы: одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, значит, МакКей все же проголосовал за нее. А если так, то почему бы этого не сделать и Чаку?

Грэйс дрожит. Она с надеждой вслушивается. Но колокол молчит. Спустя несколько секунд она кивает головой. Она почти смогла. Она улыбается себе. Берет узел и идет к тропинке. В последний раз оборачивается и смотрит на Догвилль, прежде чем пуститься в путь. Покидая улицу, она слышит пятнадцатый удар. Грэйс оборачивается. Она не в силах поверить. Она садится на землю. Том быстро шагает по улице Вязов. Он улыбается Грэйс, которая смотрит на него.

Грэйс: Все? Все пятнадцать?

Том: Все!

Грэйс: И МакКей, и Чак. Я бы никогда не подумала...

Том: Думаю, они привязались к тебе.

Грэйс обнимает Тома.

 

15

Пора цветения яблонь. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ В ДОГВИЛЛЕ НАСТУПАЮТ СЧАСТЛИВЫЕ ВРЕМЕНА».

Грэйс, Том, Лиз, Бен и несколько детей выгружают старую железную кровать из грузовика Бена. Они пытаются затащить ее в старый сарай на Стип-Хилл-стрит. Неподалеку играют остальные дети. Грэйс смеется вместе с Томом и с остальными.

Рассказчик: Это случилось. Они позволили Грэйс остаться в городе. И поскольку она должна была скрываться и не могла покинуть окрестности города, было также решено, что каждый житель Догвилля, в соответствии со своими возможностями, должен пожертвовать Грэйс то, что могло ей пригодиться. Взамен ей следовало продолжать работу по установленному расписанию, которое позволяло по очереди оказывать помощь жителям. Ей нашли жилище, которое, при определенных стараниях, вполне сошло бы за крышу над головой, — Старую Мельницу. Небольшой деревянный сарай находился на возвышении, с которого город просматривался во всех направлениях и при этом был незаметен с дороги. Он также стоял на пересечении нескольких путей к отступлению, если, конечно, Грэйс придется убегать от преследователей, — она могла бы воспользоваться Каньон-Роуд или тропинкой, ведущей через яблоневый сад в долину. Когда-то мельница соединялась с одной из шахтерских построек, но теперь все они лежали в руинах. Лежало тут и колесо, когда-то служившее маховиком для рудодробилки, а ныне почти погребенное под домом. И хотя Грэйс собиралась вернуть подарки, полученные от жителей города, поскольку ей не пришлось уходить, все отказались; впрочем, ей удалось убедить Джейсона забрать обратно нож, «на время», как он выразился.

Грэйс возвращает Джейсону нож, и он убегает, сияя. Все оставляют Грэйс одну в ее новом доме. Бен уходит последним. Он улыбается Грэйс.

Бен: Видишь? Именно этим и хороша индустрия грузоперевозок. Мисс Лаура выбросила кровать. Где бы она ни была, ею никто не пользовался. Хорошая вещь оказалась в неподходящем месте. Но с помощью грузовика... Людям не следует насмехаться над индустрией грузоперевозок.

Грэйс: Ты прав, Бен. Большое спасибо и тебе, и мисс Лауре. Тебе следует гордиться собой и своей работой.

Бен прикладывает руку к кепке и уходит. Лиз бегом возвращается обратно. Она смеется.

Лиз: Должна сказать тебе, что, голосуя за то, чтобы ты осталась в Догвилле, я показала себя эгоисткой.

Грэйс: В чем?

Лиз: Я почувствовала такое облегчение, когда ты появилась, и взгляды всех мужчин обратились в твою сторону. Ты понимаешь, Том и остальные. Мне так долго приходилось мириться с этим... Сказать по правде, у меня уже никаких сил не осталось.

Грэйс: Ты очень красивая, Лиз. Мужчины всегда будут обращать на тебя внимание. Ты прекрасно знаешь, что не сможешь от этого избавиться.

Лиз смеется и обнимает Грэйс. Затем она убегает. Грэйс прогуливается вокруг дома. Она восхищается своим жилищем и снаружи, и внутри. Грэйс слушает, как ветка розового куста скребет на ветру оконное стекло. Она с гордостью заправляет свою постель.

Рассказчик: Грэйс была довольна своим новым домом. Он был невелик, и ей это нравилось, так же как и тихий звук ветки дикой розы, скребущей по окну.

Чак поднимается по дороге, ведущей из сада. Он останавливается и смотрит на Грэйс, стоящую у дома. Она машет ему рукой, а затем бежит по холму туда, где остановился Чак.

Грэйс: Спасибо за помощь, Чак. Я очень благодарна, правда.

Чак: Мне ваша благодарность ни к чему. Я такой же, как и все они. Надеюсь, что смогу в конце концов извлечь из этого хоть какую-то пользу.

Грэйс (улыбаясь): Думаю, вы гораздо лучше, чем хотите казаться.

Чак: Знаете, было не так уж опасно позволить вам остаться. Каждый из нас все еще имеет власть над вами, власть над жизнью и над смертью.

Грэйс: Вы правы, Чак. Вы все можете прогнать меня в любой момент, и я ничего не смогу сделать. В моей прежней жизни я бы очень мучилась от сознания этого, но сейчас мне все равно. Это не в моих руках. Я все равно благодарна вам, Чак, хотите вы или нет.

Грэйс улыбается и возвращается в дом. Чак смотрит ей вслед и, возможно, даже улыбается, пока его никто не видит. Затем он продолжает свой путь.

Грэйс погружена в ежедневные заботы. Мы наблюдаем за тем, как жители города с радостью принимают ее помощь.

 

16

Пора цветения яблонь. День

Пока Марта репетирует у органа, Грэйс нажимает на педали.

Рассказчик: Весна и начало лета стали счастливым временем для Грэйс. Удар колокола, которым Марта отмеряла каждый час, помогал Грэйс точно соблюдать расписание, переходя из дома в дом. Однажды Грэйс случайно нажала на педали так, что в мехи попал воздух, и после недолгих уговоров Марте пришлось согласиться сыграть несколько верных нот — просто для того, чтобы мехи не оставались под давлением, что могло бы повлечь за собой износ инструмента. Они пришли к молчаливому согласию, что, если на педали нажимает Грэйс, Марта может чувствовать себя свободной от чувства вины за износ. В целом Грэйс была довольна своей работой, и когда она получила плату за нее, то, сэкономив немного, смогла позволить себе купить китайскую статуэтку из числа тех, что пылились в витрине магазина Мамаши Джинджер и так приглянулись Грэйс. Семь маленьких фигурок составляли коллекцию, и Грэйс мечтала, что когда-нибудь сможет позволить себе купить их все. Грэйс стала почти членом семьи для большинства жителей города. Глория и Мамаша Джинджер учили ее печь пироги и готовить чатни, и любой мог подтвердить, что она оказалась прилежной ученицей. Постепенно ее руки перестали сиять белизной, пока однажды не превратились в пару рук, которая могла бы принадлежать любому жителю сельской общины. Когда на город опускалась тьма, она приходила к Джеку МакКею. Грэйс стала его глазами, ловящими волшебные краски и тени умирающего дня. Шторы на окнах теперь были всегда открыты. По отношению к отцу Тома, старому доктору, который ежедневно воображал, что его свалила с ног новая болезнь, и был готов бесконечно описывать возможные способы лечения, Грэйс приходилось быть строгой. Она убеждала его, что с ним все в порядке, и вскоре он уже не мог слушать ее уверений всерьез, а его настроение улучшилось. Пиком ее достижений в самый разгар лета стало разрешение, данное ей Чаком: помогать ему в яблоневом саду.

Пора цветения яблонь. День

Между всеми этими сценами мы слышим удар колокола.

Пора цветения яблонь. День

Доска в доме Веры, у которой они смеются над тем, что написали дети. Вера хохочет до слез.

Пора цветения яблонь. День

Туфли. Они принадлежат Оливии. Грэйс шутит, обращаясь с сопротивляющейся Оливией, как с королевой. Она полирует ее туфли.

Пора цветения яблонь. День

Инвалидное кресло. К радости Джун, Грэйс катает в нем Оливию. 

Пора цветения яблонь. День

Грэйс вертит на солнце стакан, который она отполировала вместе с Лиз. Он выглядит очень красиво.

Пора цветения яблонь. Вечер

Руки на доске с шашками. Грэйс играет на стороне Билла, доставляя Тому немало проблем.

Пора цветения яблонь. День

Грэйс отмечает маршруты на карте Бена. Он сидит рядом с ней, задумчиво кивая.

Пора цветения яблонь. День

Печь в доме Мамаши Джинджер и Глории, в которой что-то выпекает Грэйс. Дым выходит из камина, его уносит ветер.

Пора цветения яблонь. День

Медицинский шкафчик в доме Эдисонов. Грэйс достает стетоскоп. Том Старший сидит тут же в кресле-качалке, у него встревоженный вид.

Пора цветения яблонь. День

Мы видим, как рука берет фигурку из витрины магазина и заворачивает ее во что-то.

Пора цветения яблонь. Закат

Мы видим окно Джека МакКея снаружи, на нем — отблески вечернего света.

Пора цветения яблонь. День

Мы видим кусты крыжовника.

Пора цветения яблонь. День

Мы видим цветы на яблонях. 

 

17

Пора зеленых листьев. День

Грэйс поднимается по тропе, ведущей из фруктового сада. На спине она несет корзину с инструментами. Чак тоже идет по тропинке. Грэйс тяжело опускается на Старую Скамейку. Чак подходит и садится рядом с ней. Он утирает пот со лба.

Грэйс: Ну, и как я смотрелась? В яблоках?

Чак: Какая разница? Ненавижу эти чертовы деревья.

Грэйс: Мне кажется, они красивые. И тебе так кажется. Я смотрела на твои руки, когда ты подрезал молодые деревца. Ты любишь яблоки, и Догвилль ты тоже любишь — так же сильно, как в тот день, когда появился здесь впервые.

Чак: Чушь собачья! Пропади она пропадом, эта романтическая дребедень. Не волнуйся, скоро и у тебя это пройдет. (Встает и поднимает корзину.) И что толку подрезать саженцы, если потом все равно срубишь дерево?

Чак берет корзину Грэйс с инструментами. Он идет по улице. Грэйс смеется. Она остается сидеть на скамейке. Она с улыбкой оглядывает долину.

Рассказчик: Когда Грэйс не работала, а жители города сами занимались своими домами и семьями, она любила посидеть на скамейке, размышляя о Догвилле. Грэйс огляделась и заметила, что тень от шпиля, установленного на молельном доме, действительно падала на дверь магазина Мамаши Джинджер каждый раз, когда колокольный звон извещал о том, что наступило пять часов пополудни.

Грэйс слышит, как Марта пять раз ударяет в колокол. Она улыбается и поворачивается к магазину Мамаши Джинджер. Тень от шпиля действительно падает на дверь магазина. Она смотрит на тень, которую отбрасывают колокол на башне и веревка. Вдруг тень от веревки начинает двигаться. Колокол раскачивается и отбивает удар. Грэйс смотрит вверх и вздрагивает. Колокол продолжает звонить. Мамаша Джинджер, выйдя из молельного дома, направляется к Грэйс. Она отчаянно машет рукой, указывая в сторону. Грэйс бросает взгляд на Каньон-Роуд. Вдалеке она видит машину. Теперь мы слышим звук мотора. Грэйс бежит к шахте. Оказавшись у скал, она оглядывается и видит, как машина поворачивает на улицу Вязов. Грэйс скрывается в шахте. Машина едет по улице. Это полицейский автомобиль. Он останавливается прямо посередине улицы Вязов. Полицейский выходит из машины и внимательно оглядывается.

Рассказчик: В этот день колокол на башне не только оповестил жителей города о том, что наступило пять часов, но и подал условный сигнал, который никто в городе, несмотря на первоначальные опасения Марты, не мог бы спутать с привычным отсчетом времени: следует ждать гостей. На памяти обитателей Догвилля это был первый раз, когда по дороге, ведущей из Джорджтауна, к ним пожаловали представители закона.

Многие жители города выглядывают из окон. Никто не двигается. Чак единственный, кто выходит на улицу. К нему подходит Полицейский.

Полицейский: Добрый вечер, сэр. Это и есть город? А мэрия у вас имеется?

Чак: Нет.

Полицейский: Тут надо бы вывесить одно объявление.

Чак: У нас есть молельный дом. Подойдет?

Полицейский: А то!

Чак указывает на молельный дом.

Полицейский прикрепляет на стену молельного дома небольшой лист бумаги. Чак подходит и изучает текст объявления. На нем фотография Грэйс, которая выглядит как аристократка. Под фото подпись: «Пропала без вести».

Чак: Что она натворила?

Полицейский: Исчезла! Здесь ведь так написано. Думаю, по ней сильно скучают. Говорят, в последний раз ее видели в этих краях. Мы такие штуки по всему округу развешиваем.

Чак: И если кто-то ее увидит, ему следует обратиться в полицию?

Полицейский возвращается к машине.

Полицейский: Для того и работаем.

Полицейский разворачивает машину и уезжает. На прощание он машет Чаку рукой. Чак наблюдает за его отъездом. Бен чуть было не врезается в нежданную полицейскую машину на Каньон-Роуд. Грэйс выбирается из шахты. Она подходит к Чаку. Остальные жители города тоже выходят на улицу и рассматривают объявление. Чак задумывается на несколько мгновений, глядя вслед полицейской машине. Том подходит и смотрит на фотографию.

 

18

Пора зеленых листьев. Ранний вечер

Появляется надпись:

«СЦЕНА, КОТОРАЯ НАЗЫВАЕТСЯ "В КОНЦЕ КОНЦОВ ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ"».

Грэйс и жители города собрались в молельном доме. Снаружи висит объявление.

Рассказчик: В этот день Грэйс осознала, что ее испытания еще не закончены. Можно было не сомневаться в том, что появление полицейской машины в городе произвело сильное впечатление на жителей.

Том снова берет слово.

Том: Мы знали, что эти люди просто так не сдадутся. Заявить о ее исчезновении — самый простой путь заставить всю округу броситься на поиски Грэйс. Объявления развесили повсюду, а значит, никто не подозревает, что она у нас.

Миссис Хенсон заметно нервничает.

Миссис Хенсон: Но ведь это был полицейский. Разве оповещать полицию — не наш долг? Я имею в виду, с точки зрения закона. (Кашляет.) Извините, но, когда я нервничаю, у меня начинается кашель.

Мистер Хенсон тут же подскакивает к ней, держа наготове носовой платок.

Том: Она просто считается без вести пропавшей. Она ничего не сделала. Даже полицейский так сказал.

Грэйс: Я прекрасно понимаю миссис Хенсон. Может, вам следует проголосовать еще раз.

Том: Послушайте, ни к чему каждый раз прибегать к плебисциту. Если уж мы позволили Грэйс остаться, надо дать ей понять, что мы действительно этого хотели. Если мы оставили ее по доброй воле, не следует заставлять ее думать, что мы в любой момент можем прогнать ее прочь. (Обводит взглядом собрание.) Ну, что скажете? У кого руки похолодели оттого, что на стене появилась ее фотография на листке бумаги? Все, кто считают, что Грэйс должна покинуть нас, скажите об этом открыто и прямо сейчас или же придите в себя!

Собрание молчит.

Марта: Что Вера скажет детям?

Вера делает шаг вперед.

Вера: Когда Чак сказал мне, что к нам приезжали представители закона, я решилась рассказать детям правду. Теперь они знают, какую опасность можно навлечь на Грэйс, обронив хоть одно слово о том, что она живет с нами. Дети ее полюбили. О них не беспокойтесь.

Том: Отлично. Собрание объявляет перерыв.

Грэйс испытующе смотрит на жителей города.

Жители города заняты делом. Они развешивают украшения и готовятся к праздничному ужину у молельного дома в честь праздника Четвертого июля. Грэйс достает охапку цветов из кузова грузовика Бена. Она идет по улице. Грэйс бросает удовлетворенный взгляд на витрину магазина Мамаши Джинджер. В воздухе клубятся белые пушинки, принесенные в город ветром, подувшим с дальних лугов.

Рассказчик: Приближалось Четвертое июля. Незначительный эпизод с полицейской машиной вскоре забылся. Все были заняты подготовкой к вечеру. Несмотря на скромные возможности, жители стремились создать себе праздник. Они не позволят трудным временам испортить веселье. Время не стояло на месте, и, бросив взгляд в витрину магазина Мамаши Джинджер, Грэйс с удовлетворением удостоверилась, что там остались только две китайские фигурки, на которые ей пока не удалось накопить денег.

Грэйс проходит мимо молельного дома. Скользит по нему взглядом. Она роняет несколько цветков. Одна из старших дочерей Веры наскоро прикрепляют к молельному дому украшения и заговорщицки улыбается Грэйс. Бен сидит в грузовике с бутылкой, украдкой наблюдая за тем, как хорошенькая Грэйс, одетая в летнее тонкое платье, наклоняется поднять упавшие цветы и случайно открывает взглядам уголок нижнего белья. Бен с раздражением наблюдает, как к Грэйс быстро приближается Чак.

Чак: Не могла бы ты провести со мной пару часов в фруктовом саду? Он так красив при солнечном свете!

Грэйс: Чак, сегодня Четвертое июля! И при чем тут солнечный свет? Ты что, превращаешься в такого же безнадежного романтика, как я?

Чак уязвлен.

Грэйс: Возьми лестницу и помоги мне повесить цветы. Мы устроим чудесный пикник. Твои дети репетируют песни.

Чак (возражая): Пикники и песни! А зимой мы все с голоду подохнем...

Грэйс (вручая ему лестницу): Даже Бен отменил сегодня поездку. И не говори мне, что фрукты важнее грузоперевозок.

Чак неохотно развешивает цветы. Грэйс улыбается, глядя не него. Мимо проходит Том.

Грэйс: Привет,Том!

Том: Привет, Грэйс! Есть минутка? Я хотел бы сказать тебе нечто интересное.

Грэйс: Тебе придется быть кратким. У нас на сегодня еще полно дел.

Том ведет ее к Старой Скамейке. Они садятся. Воздух будто тяжелеет от пушинок.

Том: Дело в том, что у меня в голове роится так много мыслей... Грэйс: Да, это, должно быть, жутко утомительной. Том: Похоже, мне удалось тщательно проанализировать поведение людей в этом городе. Думаю, что в значительной мере мне понятны мотивы их поступков. Но когда я пытаюсь разгадать тебя, у меня ничего не выходит.

Грэйс: Что ж, это мило.

Том: Не знаю. Разумеется, для меня это вызов. Само собой, я читаю Лиз как открытую книгу. Между нами существовало некоторое притяжение, но, как я понимаю это сейчас, — в смысле умом, — это желание имело исключительно физиологическую природу. С тобой все не так просто.

Грэйс поворачивается к нему.

Грэйс: Что ты пытаешься сказать мне, Том Эдисон?

Том: Ну, у меня самого в голове это пока не сформировалось окончательно.

Грэйс (широко улыбаясь): Ты хочешь сказать, что влюбился в меня?

Том: Ну, это не совсем то слово, которое я хотел бы использовать, но да, я предполагаю, да...

Грэйс: Это очень приятно, потому что мне кажется, что я тоже полюбила тебя.

Том: Ты не шутишь?

Грэйс: С тобой так легко. Мне просто нужно следовать своим чувствам.

Том: Все это так... интересно. (Улыбается.) Слышишь, тебя зовут. Думаю, тебе лучше вернуться обратно.

Грэйс: Я ничего не слышала.

Том: Может, и не звали, но тебе все равно нужно поспешить вернуться. Увидимся за ужином.

Том неуклюже встает и торопливо уходит. Прежде чем подняться, Грэйс несколько мгновений сидит на скамейке с улыбкой на губах.

 

20

Пора зеленых листьев. Ночь

Веселье в полном разгаре. Дети Веры исполняют песню «Прекрасная Америка», а Марта, находясь в молельном доме, аккомпанирует им на органе. Она, улыбаясь, самостоятельно нажимает на педали. Джейсон поет во весь голос, Чак поеживается. Жители города ужинают за длинным столом, установленным посередине улицы. Том сидит рядом с Грэйс. Он украдкой смотрит на нее. Она вся лучится, и окружающие купаются в исходящих от нее лучах. Грэйс под столом берет Тома за руку и пожимает ее. Бен замечает это и толкает локтем Лиз, которая его резко одергивает. Все аплодируют. Встает Джек МакКей. Он поднимает стакан.

Джек МакКей: Как видите, я не принес с собой бумажки. В этом году у меня нет необходимости притворяться, что я могу ее прочесть. Что сразу подводит меня к главному. К тебе, Грэйс. Тебе с легкостью удалось сделать Догвилль немного лучше. Даже ворчуна Чака недавно застигли на улице с улыбкой на губах.

Жители за столом обмениваются кивками.

Джек МакКей: Я никогда не видел твоей улыбки, Грэйс, но легко могу описать ее. Она сияет всеми цветами радуги. Думаю, от имени всего города могу сказать: мы гордимся тем, что ты оказалась среди нас. Спасибо, что позволила нам увидеть, какая ты на самом деле. За тебя, Грэйс. Пожалуйста, оставайся в Догвилле столько, сколько пожелаешь.

Все поднимают стаканы. Лиз обнимает Грэйс. Все счастливы. Все хотят чокнуться с ней. В магазине звонит телефон. Мамаша Джинджер спешит ответить на звонок. Она разговаривает, пока все остальные заканчивают поздравлять Грэйс. Даже Миссис Хенсон поднимает стакан.

Миссис Хенсон: За тебя, Грэйс.

Грэйс: За вас, миссис Хенсон.

Мамаша Джинджер возвращается к столу.

Мамаша Джинджер: Полиция! Они только что повернули на Каньон-Роуд!

Марта (растерявшись): Мне позвонить в колокол?

Том: Нет, оставайся на месте, Марта. Грэйс все слышала. Она понимает, что ей придется совершить еще одно путешествие в шахту. А мы вмиг избавимся от полиции и пообещаем Грэйс не доедать пирог.

Грэйс встает.

Грэйс: Что ж, мне пора. Спасибо, Джинджер.

Грэйс спешит укрыться в темной шахте. За столом повисает молчание. Все ждут, когда приедет машина. Она появляется на Каньон-Роуд. Автомобиль останавливается у стола. Полицейский, которого мы видели раньше, выходит из машины. У него в руках новое объявление. Он кивает жителям города.

Полицейский: Я бы и сам попраздновал, если бы не эта штука. Придется снять объявление о пропавшей без вести. Это снова та самая леди. Вот почему она пропала! Ее разыскивают в связи с ограблениями банков на Западном побережье.

Он прикрепляет объявление «Разыскивается» и сдирает старое. Том в задумчивости.

Том: А когда произошли ограбления?

Полицейский: Да в последние пару месяцев. Видно, до вас новости не часто доходят?

Том (с достоинством кивает головой): Боюсь, что мой отец включает радио только для того, чтобы послушать музыку...

Полицейский (садясь в машину): Все, что я знаю, это что ее считают опасной, так что, если кому-то есть что сказать, лучше сразу обратиться в полицию. Таков закон.

Полицейская машина уезжает. За столом тишина.

Том: К вопросу о вашей вере в силы правопорядка, дамы и господа. Она все время была здесь. Даже при большом желании она не смогла бы сделать того, в чем ее обвиняют.

Том Старший: Это правда, Том, но в любом случае дело принимает неприятный оборот.

Остальные жители молчат.

 

21

Пора зеленых листьев. Ночь

Том и Грэйс слушают радио, звук почти не слышен. Грэйс осматривает спину Тома Старшего, который встревожен.

Рассказчик: Грэйс вела себя по-прежнему, да и город был таким же, как раньше. В том, что гангстеры предприняли очередную попытку разыскать Грэйс, не было ничего удивительного. Но обстановка неуловимо изменилась.

Грэйс надевает на Тома Старшего рубашку. Он взволнованно смотрит на нее. 

Грэйс (успокаивающе кивает головой): Нет, мистер Эдисон, и на этот раз вам не повезло. На другой стороне спины у вас точно такая же припухлость, так что можно предположить, что она является естественной частью вашего тела и служит какой-то цели. Но врач у нас вы.

Том Старший: Что ж, звучит обнадеживающе, должен сказать. Не думаю, что рак может развиваться с такой завидной симметрией. Но, с другой стороны, все возможно.

Грэйс: Мистер Эдисон! Мы столько раз об этом говорили. Просто смиритесь с тем, что вы чрезвычайно здоровый пожилой джентльмен.

Том Старший (облегченно, с улыбкой): Все равно, я бы отдохнул, просто на всякий случай.

Том Старший идет в свою комнату с креслом-качалкой. Он закрывает за собой дверь и садится в кресло, чтобы отдохнуть. Грэйс озабоченно смотрит на Тома.

Грэйс: Что еще они сказали?

Том: Они не думают, что что-то изменилось, нет. Их больше волнует вопрос, не станут ли их самих считать преступниками, если они не заявят на тебя в полицию.

Грэйс: Сегодня вечером я уйду. Хватит.

Том: На самом деле я хотел предложить тебе нечто совершенно противоположное.

Грэйс: Что-что?

Том: Сточки зрения экономической перспективы твое пребывание стало обходиться Догвиллю дороже. Видишь ли, если людям стало опаснее держать тебя в городе, но при этом их желание оставить тебя здесь неизменно, тебе просто нужно предложить им компенсацию, некое qui pro quo.

Грэйс: Твои слова звучат, как если бы их произнесли те гангстеры...

Том: Да нет же, послушай. Дело не только в том, что городу сложнее обеспечивать тебе безопасность; ты сама должна хотеть остаться здесь. Я с трудом могу вообразить, куда ты можешь отправиться, когда вся округа увешана твоими фотографиями.

Грэйс: И как я должна это «компенсировать»?

Том: Я предложил, чтобы ты посещала дома жителей города дважды в день, конечно, только если ты сама согласна, и это вместо того, чтобы в два раза увеличивать количество твоих рабочих часов, чего, должен сказать, и хотели бы жители. Таким образом, мы создадим видимость того, что ты готова оказывать больше содействия. Это нужно, чтобы пресечь любые возражения, Грэйс.

Грэйс: Мне все еще кажется, что это звучит странно и что это трудно осуществить на практике.

Том: Мне это тоже очевидно. Но Марта хочет нам помочь. Она согласилась звонить в колокол каждые полчаса, чтобы ты могла придерживаться нового расписания. 

Грэйс: И тогда мне можно остаться?

Том: Миссис Хенсон, конечно же, подняла вопрос о том, чтобы урезать тебе плату за труд, но чисто символически. Ее чересчур взволновало слово «опасна», написанное в объявлении.

Грэйс: Конечно. Я готова закатать рукава и поработать дополнительно. За деньги или бесплатно, если ты уверен, что они не захотят выгнать меня.

Том: Я уверен. Ты же слышала, что сказал МакКей.

Грэйс: Даже не знаю, что и думать. Давай сделаем, как ты говоришь, если это к лучшему. И если ты уже договорился обо всем с остальными.

Том: Именно это я и сделал.

Грэйс встает и сокрушенно качает головой.

Грэйс: В таком случае я пойду домой и отдохну. Похоже, в ближайшие дни я буду очень занята...

Том встает. Берет ее за руку. Он стоит, будто собирается поцеловать ее. Но вместо этого заключает в объятия. Она целует его в щеку и уходит. Том остается стоять, немного обескураженный. Она возвращается. Он счастливо смотрит на нее.

Грэйс: Ох,Том!

Том: Да, Грэйс?

Грэйс: Мне страшно... Я знаю, что не должна так думать, но... та карточка, которую тебе дал человек в автомобиле... ты ведь никому ее не показывал?

Том: Перестань, Грэйс! Разумеется, я ее сразу сжег.

Грэйс: Разумеется... как глупо. Мне жаль, но тебе придется смириться с не столь блестящей стороной моей натуры. Спокойной ночи. Том. И спасибо за все, что ты для меня делаешь.

Грэйс целует его в губы. Улыбается и спешит уйти. Он смотрит на нее с улыбкой.

 С высоты птичьего полета мы видим, как Грэйс бежит от дома к дому каждый раз, как бьет колокол.

 

22

Созревают яблоки. День. Марта звонит в колокол

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС УЖАСНО ЗАНЯТА, А ЧАК ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ СЛИШКОМ РАНО».

Рассказчик: Все жители города возражали против любых изменений в условиях работы Грэйс, если случайно в разговоре кто-то из домовладельцев касался этой темы; тем временем Грэйс, повинуясь ударам колокола, металась с одной работы на другую. Ах да, Бен, разумеется, признался Грэйс, что симпатизирует ей и что он не нуждается в том, чтобы она оказывала ему больше внимания, и Грэйс была ему благодарна, несмотря на то что, произнося эти слова, он был немного пьян. Но независимо от того, считали ли люди идею увеличения обязанностей Грэйс честной и оправданной, она, кажется, никого не сделала счастливее. Скорее наоборот. В любом случае, Чака это практически не касалось. Более того, работа в яблоневом саду стала пределом мечтаний Грэйс, к которому она отчаянно стремилась весь свой необычайно продолжительный рабочий день.

Созревают яблоки. День

Грэйс делает массаж Тому Старшему.

Созревают яблоки. День

Грэйс помогает Джун сесть в инвалидное кресло.

Созревают яблоки. День

Грэйс раздает детям Веры учебники. Звонит колокол, и Грэйс сразу забирает книги обратно.

Созревают яблоки. День

Грэйс копается в кустах крыжовника. Звонит колокол, и Мамаша Джинджер принимает вахту. Грэйс достает из печи горячий пирог.

Созревают яблоки. День

Грэйс, стоя на коленях, драит полы в доме Джека МакКея.

Созревают яблоки. День

Грэйс протирает лобовое стекло на грузовике Бена.

Созревают яблоки. День

Грэйс нажимает на педали, пока Марта играет на органе.

Созревают яблоки. День

Грэйс спешит к Хенсонам, надевает рабочий халат и начинает полировать стаканы. Вдруг один из стаканов лопается у нее в руках. Входит Миссис Хенсон.

Миссис Хенсон: Тебе следует быть осторожнее. Лиз тоже была не слишком аккуратной, но, по крайней мере, она не била стаканов. Мой муж прекрасно справляется с полировкой, но стекло от этого становится хрупким. Я думала, ты знаешь.

Грэйс: Простите, миссис Хенсон! Это больше не повторится. Я, конечно же, верну вам деньги за стакан.

Миссис Хенсон (подобрев): Конечно же, я не возьму с тебя денег. Мы как-нибудь справимся.

Грэйс слышит вдали звон колокола. Снимает халат. Кивает Миссис

Хенсон.

Грэйс: До свидания, миссис Хенсон, и спасибо вам. Боюсь, сегодня я опаздываю. У бедного Чака столько работы в саду.

Миссис Хенсон: До свидания, Грэйс.

Грэйс бежит по улице Вязов. Она уже не слышит монотонного лая Моисея. Она мчится мимо магазина Мамаши Джинджер; решает немного срезать путь и пробегает между кустами крыжовника.

Рассказчик: Грэйс быстро бежала по улице Вязов. Она даже не слышала монотонного и подозрительного лая собаки. Она так не хотела расстраивать Чака своим опозданием. Они собирались выпалывать траву у стволов яблонь: нужно выполоть не слишком много, чтобы дождевые потоки, идущие с гор, не смогли размыть почву, но и не слишком мало, чтобы деревья могли дышать и мыши не подбирались близко. Грэйс мчалась мимо магазина Мамаши Джинджер. Она попыталась сократить путь и пробежала между кустами крыжовника, но тут же была остановлена криком.

Мамаша Джинджер: Грэйс!

Грэйс останавливается. Мамаша Джинджер на заднем дворе,у нее в руках грабли. Грэйс оглядывается на тропинку, по которой только что пробежала.

Грэйс: Извините, я не заметила, что вы только что разровняли землю.

Мамаша Джинджер: Это не потому, что я здесь поработала граблями. Смысл в том, чтобы люди обходили кусты. Тебе следует знать, что именно этого я и добиваюсь.

Грэйс: А я думала, что цепи вокруг кустов повешены для того, чтобы была видна дорожка между ними.

Мамаша Джинджер: Цепи висят здесь потому, что люди вечно пытаются попасть в фруктовый сад коротким путем. Цепи нужны, чтобы никто не мог повредить куст или его верхушку.

Грэйс: Но ведь этой тропинкой пользуются все.

Мамаша Джинджер: Ты права, они ходили здесь десятилетиями. Но ты-то в городе не настолько давно. 

Грэйс: Вы хотите сказать, что у меня нет права пользоваться этой дорожкой, потому что я нездешняя?

Мамаша Джинджер: Нет, конечно нет. Просто мне казалось, что тебе здесь нравится, — вот и все.

Грэйс удивленно смотрит на нее.

Грэйс (страстно): Мне очень нравится жить с вами. Мне очень жаль, если мои действия могли быть неверно истолкованы. Действительно жаль. Я знаю, как много значат для вас кусты. С моей стороны это было непозволительно.

Мамаша Джинджер (смягчившись): Хорошо, можешь идти, если ты так торопишься.

Грэйс идет к тропинке в сад. Машет рукой Мамаше Джинджер.

Грэйс: До свидания, Мамаша Джинджер. Увидимся после обеда. Я так потружусь над этими кустами, как никто никогда не трудился, обещаю.

Грэйс исчезает на тропинке в саду.

 

23

Созревают яблоки. Ранний вечер

Чак поднимается по тропинке, ведущей из сада, с корзиной мелких незрелых яблок на спине. Он садится на скамейку, изнуренный. Он выглядит раздраженным. Почти сразу после него появляется Грэйс с охапкой длинных веток, с пожухлыми листьями на спине. Она садится около Чака. Смотрит на него.

Грэйс: Прости меня за эту ветку. (Она смотрит на одну из веток, которую положила на землю.) На ней было слишком много яблок... сочных яблок, даже несмотря на то, что они еще не созрели.

Чак: Мне давно следовало поставить подпорки под эту ветку, но я пожадничал.

Грэйс: Разве можно считать жадностью желание накормить своих детей?

Чак (пожимая плечами): Это потому, что почва истощена. Вот и все, что можно сказать. Как шахта: сначала в ней добывают золото, затем серебро, ну а потом олово. Они осушили реку, срыли землю и взорвали скалы. Здесь ничего не осталось. Деревья не растут из-за разреженного воздуха. 

Грэйс: Если кто-то и может заставить их расти, то это ты. Я видела, как ты весь день ногтями соскребал личинки с листьев каждого дерева.

Чак: И при этом я тебе не нравлюсь?

Грэйс: Почему ты так думаешь?

Чак: Когда я приближаюсь к тебе, ты отшатываешься.

Грэйс: Вовсе нет.

Чак: Именно это ты и сделала, когда мы пропалывали саженцы. Как мне учить тебя работе, если мне и коснуться тебя нельзя?

Грэйс: Чак... ты хотел поцеловать меня.

Чак: Послушай, Вере всегда было наплевать на яблоки. Она ненавидит сад. Я впервые в жизни встретил человека, который разбирается в яблоках. Вместе мы заставим их расти, Грэйс. Вдвоем. Как все цвело! Яблок в изобилии. Прости, что я так радуюсь этому.

Грэйс: Все в порядке, Чак.

Чак: Нет, не в порядке! Получается, все, что ты говорила о яблоках, просто болтовня. Если ты не можешь разделить мою страсть...

Грэйс: Я разделяю ее, Чак, клянусь тебе.

Чак (качая головой): Если ветки не способны выдержать вес яблок, то все остальное неважно.

Чак встает. Раздраженно берет в руку маленькое, неспелое яблоко. Смотрит на него и яростно бросает его в пропасть.

Чак: Вера хочет, чтобы я собирал яблоки даже с тех деревьев, которые едва торчат из земли. Всему свое время. Любовь заключается в том, чтобы видеть, в чем они нуждаются, и уважать их потребности. Если кто-то и мог это понять, так только ты. Так я думал до последнего времени.

Грэйс: Но я понимаю.

Чак: Возможно, но ты уворачиваешься, когда я подхожу к тебе.

Грэйс: Прости.

Чак: Я знаю, что теряю яблоки. Я не достоин быть рядом, я знаю, но разве тебе необходимо давать мне понять это каждый раз? Почему ты находишь меня таким отвратительным?

Грэйс: Я не считаю тебя отвратительным. Наоборот, я испытываю огромное уважение к тому, чем ты занимаешься. Я прошу прощения, если дала тебе повод думать иначе.

Чак: Именно так.

Грэйс встает и усаживает его на скамейку.

Грэйс: Я понимаю, почему ты обиделся, Пожалуйста, не нужно расстраиваться. Прошу тебя... Извини, что на секунду усомнилась в том, что я знаю тебя. Ты ведь даже саженца не обидишь. Я видела, как ты срывал с веток сгнившие фрукты так нежно, как если бы взял малютку Ахилла на руки, чтобы переложить в колыбель. Я больше никогда не усомнюсь в тебе. Обещаю.

Чак: Спасибо, Грэйс. Но лучше не обещай. Когда ты отвергла меня, мне в голову пришла одна мысль, за которую мне стыдно. Мысль, за которую ты бы возненавидела меня, и была бы права. Как я могу просить тебя о прощении?

Грэйс: Возненавидеть тебя? Нет, я никогда бы не смогла, Чак. Что это была за мысль?

Чак: Рассказать тебе? Мне так стыдно. После того, что ты только что сказала?

Грэйс: Скажи мне. Если с человеком обращаются несправедливо, он имеет право на дурные мысли. Что бы это ни было, я пойму.

Чак: Я хотел выдать тебя!

Грэйс: Выдать меня?

Чак: Да. Представителям закона. Я собирался шантажировать тебя и заставить тебя полюбить, уважать меня.

Грэйс: Для тебя это так много значит?

Чак: Да.

Грэйс: Тебя оставили совсем одного с этими яблоками, не правда ли? Никто не пришел к тебе на помощь, когда ударили ранние заморозки. Ты протянул мне руку, потому что я была с тобой. Потому что мы работали вместе. Это мне надо просить у тебя прощения.

Чак: Спасибо, Грэйс. Ты не представляешь, как много для меня значит сбросить этот груз с плеч. У нас есть яблоки. Это самое главное.

Грэйс: Да, Чак, это самое главное. На этом и договоримся? Мы все еще друзья?

Чак протягивает руку. Грэйс пожимает ее. Он несколько секунд ласкает ее пальцы. Она улыбается. Чак встает и вешает на спину корзину. Грэйс тоже встает. Он помогает ей поднять ветки. В приподнятом настроении они возвращаются в город по улице Вязов.

 

24

Созревают яблоки. Ночь

Поздно. Грэйс дома, падает в постель. Закрывает глаза и глубоко вздыхает. Том подходит и стучит в дверь. Грэйс отвечает.

Том: Ты спишь? Извини, что потревожил. Зайду в другой раз.

Грэйс: Нет, нет, входи. Я просто отдыхала. В Догвилле ужасно много работы, особенно если учесть, что помощь здесь никому не нужна!

Даже дети Веры меня страшно утомляют. Джейсон все время хочет сидеть у меня на коленях. Он почти невыносим.

Том улыбается и садится на кровать. Грэйс кладет голову ему на колени. Она закрывает глаза.

Том (нежно смотря на нее): То, что ты делаешь, прекрасно. Я так горжусь тобой... Мы многим тебе обязаны. Мистер МакКей попал в яблочко, произнося тост.

Грэйс: Он положил мне руку на колено, сегодня, когда я рассказывала ему о закате.

Том: Надеюсь, это было случайно: в конце концов, он слеп.

Грэйс: А Мамаша Джинджер поругала меня за то, что я пробежала по дорожке, усыпанной гравием!

Том: Это значит лишь то, что ты стала одной из нас. Ты сама говорила: когда ты сближаешься с кем-то, приходится делить и неприятности. То, что миссис Хенсон и Мамаша Джинджер наговорили тебе резкостей, доказывает, что ты не исключение из правил. Считай это комплиментом.

Грэйс: Спасибо, Том. Ты всегда умеешь отделить зерна от плевел. Я действительно люблю тебя. Не мог бы ты растереть мне виски? Я и двух минут не продержусь, так хочу спать.

Том (массируя ей виски): А если я не хочу, чтобы ты засыпала?

Грэйс: Боюсь, тебе не помешать мне — во всяком случае, сегодня.

Том (нежно смотрит на нее): Я люблю тебя, Грэйс.

Грэйс: Я рада, что это так, Том... Я тоже люблю тебя.

Том: Но я тоскую, когда ты не со мной.

Грэйс: Ты добр ко мне, Том, но мне приходится работать по тринадцать часов в день. И ты один несешь за это ответственность.

Том: Нет, я хотел сказать... Я тоскую по тебе, даже когда мы рядом, как сейчас. Я хотел бы быть ближе к тебе... прикоснуться к тебе... так, как делают люди, когда они влюблены друг в друга.

Грэйс: Милый Том, у нас впереди целая жизнь, и нужный момент наступит естественным образом. Больше всего мне нравится в тебе то, что ты не требуешь ежедневных полутора часов. Мы вместе, потому что хотим этого. Мы дождемся подходящего момента, так будет лучше.

Том: Ты права. Ожидание только поможет, не будем торопить время.

Грэйс: Спокойной ночи, любовь моя. Больше я не выдержу без сна ни секунды, какими бы мудрыми ни были твои слова.

Грэйс отворачивается. Том смотрит на нее. Подтыкает ей одеяло и на цыпочках выходит.

 

25

Созревают яблоки. День

Мы видим, как Грэйс занимается с детьми Веры. Они настроены почти враждебно. Джейсон читает учебник латыни. Он все время провоцирует Грэйс, допуская одни и те же глупые ошибки. Грэйс смотрит на него с возрастающим раздражением.

Грэйс: Ты знаешь, что ошибаешься, Джейсон. Слова следует произносить раздельно. Эта книга знакома тебе лучше, чем мне.

Диана встает.

Диана: Мама говорит, что люди учатся на ошибках. Не думаю, что стоит кричать на него.

Остальные хихикают. Джейсон вырывает страницу из букваря.

Джейсон: Вот! А как тебе такой способ разделять слова?

Грэйс смотрит на него вместе с остальными детьми.

Грэйс: Сегодня у нас не самый удачный день. Думаю, нам пора расходиться. Все свободны, кроме Джейсона. Я бы хотела поговорить с тобой наедине.

Остальные выходят на улицу. Они бросают взгляды на Джейсона, который остается, ухмыляясь. Грэйс смотрит на него.

Грэйс: В чем дело, Джейсон? Раньше мы прекрасно ладили?

Джейсон: Я просто невыносим. Бьюсь об заклад, папа тебе рассказывал.

Грэйс: Я не считаю тебя невыносимым. Ты что-то хочешь мне сказать? Я бы с удовольствием держала тебя на коленях все время, но не могу, особенно если рядом другие дети.

Джейсон: Когда люди не получают того, что им обещали, без обещанного они могут сойти с ума. Так говорит миссис Хенсон.

Грэйс: Боюсь, это похоже на правду.

Джейсон: Я догадался, почему ты больше не разрешаешь мне сидеть у тебя на коленях. Потому что я плохо себя вел.

Грэйс: Думаю, у тебя были на то причины.

Джейсон: И остальных я тоже обижал, даже малыша Ахилла. Он такой крохотный, что не может дать сдачи. Это неправильно.

Грэйс: Нет, неправильно.

Джейсон: Иногда на меня находит, сам знаю. Я заслужил порку.

Грэйс: Ты хочешь, чтобы я тебя ударила? Ты знаешь, что этого никогда не случится. К тому же твоя мама считает, что бить детей — это не лучший метод воспитания.

Джейсон: Знаю. Она с ума сойдет, если узнает, что ты меня отшлепала.

Грэйс: Да, но я этого никогда не сделаю.

Джейсон: Судя по настроению жителей города, тебе не помешало бы иметь маму на своей стороне, ведь так? Все может усложниться, если она будет против тебя.

Грэйс: Я такая, какая есть. Если я кому-то не нравлюсь в городе, этого не исправишь.

Джейсон: Мне плохо, и я хочу, чтобы меня наказали. Правда, я больше не буду уважать тебя, если ты не выпорешь меня после всего, что я сегодня натворил.

Грэйс: Можешь просить меня хоть до скончания света, Джейсон. Я не собираюсь этого делать. Мне все равно, если ты считаешь, что это очень смешно.

Джейсон: В таком случае, когда мама вернется домой, мне придется сказать ей, что ты меня ударила.

Грэйс: Я же сказала, что не стану!

Джейсон: Думаю, что мама поверит мне на слово. Конечно же, если ты стукнешь меня по-настоящему, никто ничего не узнает.

Грэйс смотрит на Джейсона.

Джейсон: Увидишь, тебе не поздоровится.

Грэйс: Не знаю, что и думать.

Джейсон: Я толкнул колыбель Ахиллеса, и не моя вина, что она не опрокинулась.

Грэйс: О Боже, ну давай я тебя шлепну...

Джейсон: Давно бы так.

Грэйс садится на стул. Джейсон с улыбкой подходит к ней. Ложится к ней на колени. Она на секунду замирает. Поднимает руку и тихонько шлепает его.

Джейсон: Не больно. Должно быть больно, иначе это не наказание.

Грэйс (вздыхая): Ну ладно.

Она шлепает его несколько раз, достаточно крепко.

Джейсон: Сильнее!

Грэйс (возражая): Нет, хватит! Ты уже достаточно наказан. (Грэйс ставит его на ноги.) Давай... беги к остальным!

Джейсон: Может, я лучше постою в углу, чтобы мне стало стыдно?

Грэйс: Делай что хочешь.

Джейсон собирается выходить, когда замечает Чака, идущего по улице.

Джейсон (удивленно): А вот и папа!

Грэйс (с удивлением смотрит в окно): Рановато. У него столько дел! Надеюсь, ничего не случилось.

Джейсон выходит. Обеспокоенная Грэйс видит в окно, как Чак подходит к дому.

Рассказчик: Подобно Догвиллю, расположенному на открытом, хрупком уступе, который не был защищен ни от штормов, ни от прочих капризов погоды, Грэйс было некуда спрятаться. В том, что так сложилось, не было вины Догвилля, и вины Грэйс не было тоже. Она висела на ветке, подобно райскому яблоку, такому спелому, что сочилось всеми соками. И если кто-то сорвал его с дерева, то винить в этом яблоню или ее плоды равносильно обвинению, направленному в пустоту. Грэйс уже созрела настолько, что сорвать ее и отведать мог любой, кто пожелает, — это был лишь вопрос времени.

Чак входит, улыбаясь.

Чак: Мамаша Джинджер сказала, что к нам опять едут. Я ответил, что передам тебе, чтобы Марта опять не напутала с колоколом. Надо было раньше сказать, но я запамятовал. Они уже въезжают на Каньон-Роуд.

Грэйс: Запамятовал?

Грэйс встревоженно смотрит на улицу. На этот раз там два автомобиля. Полицейская машина и еще один, большой, официальный автомобиль. Человек в костюме и двое полицейских выходят и осматривают город.

Чак: Да. Ты знаешь, в саду настала горячая пора. Что ж, вот и они. Парень в большой машине из Федерального бюро расследований, ФБР.

Грэйс: Из ФБР?

Чак: Из него самого. Он показал мне удостоверение.

Грэйс испуганно смотрит на Чака.

Чак: Их интересовало, не видел ли я в последние шесть месяцев что-нибудь, имеющее отношение к объявлению. Они спрашивали, не замечал ли я чего необычного в лесу, каких-нибудь следов от стоянок. Хотели знать, не пропадала ли еда, и все такое. Кажется, женщина, которую они ищут, опасна. Настолько, что они притащились к нам на своей большой машине. Бог знает, на что эта женщина способна.

Грэйс: Она ни на что не способна, и ты это знаешь.

Чак: Так говоришь ты. Но закон имеет другое мнение. Вот почему я испытал непреодолимое желание рассказать им, что мне известно.

Грэйс: И что же ты мог им рассказать?

Чак: Ну, например, мне показалось, что недавно я заметил в лесу кое-что интересное. Предмет одежды, если быть точным. Я сказал, что попробую его отыскать. Потом мне пришло на ум, что это была всего лишь старая шапка Тома, которую он потерял.

Чак достает шерстяную шапку. Он смотрит на Грэйс. Он стягивает с нее шарф, выглядывающий из-под одежды.

Чак: Но я мог найти и вот это. Сразу видно, дорогая вефца, да в придачу с твоими инициалами. Думаю, они сделали бы соответствующие выводы, как и любой другой на их месте. (Улыбаясь.) Что скажешь, какой из двух предметов мне следует обнаружить в лесу? Шапку — всего лишь старую шапку или... более интересный для них предмет?

Грэйс с тревогой смотрит на него.

Грэйс: Чего ты хочешь, Чак?

Чак: Может, в том или ином смысле ты и впрямь лучше меня, но это не значит, что я не заслуживаю уважения, как другие люди.

Грэйс: Но я уважаю тебя, Чак. Ты же знаешь!

Чак: Нет. По мне, это пустые слова. На самом деле ты презираешь меня. Ты с трудом скрываешь это, когда я обнимаю тебя в саду. Я требую, чтобы ты показала мне, как ты меня уважаешь. Я сказал полиции, что много времени мне не понадобится, чтобы сходить за находкой и принести ее в город. Похоже, у нас есть десять, может быть, пятнадцать минут, прежде чем они начнут стучать в дверь. Тебе лучше не пытаться убежать. Они наверняка заметят. И я бы не кричал слишком громко. У полиции хороший слух.

Грэйс: Что ты хочешь со мной сделать, Чак? Что такого ты собираешься сделать, что заставит меня убежать или закричать?

Чак: У тебя есть десять минут, чтобы доказать мне свое уважение, Грэйс. Не я хотел, чтобы ты осталась в городе. Ты слишком красивая и хрупкая для этой дыры. Ты одурачила меня, заставив поверить, что я для тебя что-то значу, и то, чем я занимаюсь, для тебя тоже важно. Ты сама виновата, черт тебя побери, что твое уважение мне так необходимо. И теперь, Грэйс, я хочу его почувствовать — это уважение.

Чак притягивает ее к себе. Они мечутся по комнате, пока не врезаются в птичью клетку. Афродита в панике бьет крыльями.

Грэйс: Ты поранил Афродиту!

Чак (яростно): Чертова птица! Даже мои дети носят имена, которые я не могу выговорить...

Чак сдирает с Грэйс одежду.

Грэйс: Чак, пожалуйста, это неправильно. Я не хочу!

Чак: Если я могу заставить цветы распуститься по весне, то и тебя заставлю...

Чак грубо ласкает Грэйс. Разрывает блузку. Грэйс сломлена. Она отдается ему, почти не сопротивляясь. Проходит какое-то время. Чак удовлетворен. Он натягивает штаны. Вспоминает про шарф, который у него в кармане. Чак достает шарф и бросает его в лицо Грэйс. На секунду задерживается на ней взглядом.

Чак: Спасибо, Грэйс. Мы ведь уважаем друг друга на самом деле, ведь так? Мы, два старых романтика.

Чак спокойно выходит. На улице он встречает Тома.

Том: Привет, Чак. Грэйс не видел?

Чак: Она у меня дома.

Том: Значит, она занята?

Чак: Уже нет. Можешь войти.

Том колеблется и смотрит на дверь.

Том (пожимая плечами): В конце концов, это не настолько важно.

Чак направляется к представителям ФБР. Том тоже идет на улицу Вязов. Агент рассматривает шапку. Грэйс распростерта на полу. Она очень долго лежит без движения.

 

26

Сезон спелых яблок. Ночь

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ДОГВИЛЛЬ ПОКАЗЫВАЕТ ЗУБЫ».

Том гневно ходит из угла в угол в сарае Грэйс. Она неподвижно лежит на кровати.

Рассказчик: С помощью жителей города Грэйс чудесным образом снова удалось ускользнуть от преследователей. Сотрудники ФБР, обходя дом за домом, были вынуждены уехать ни с чем. Все прикрывали Грэйс, даже Чак, который был вынужден признать, что шапка, которую он ошибочно счел столь подозрительной, принадлежала Тому. В тот вечер Том сразу понял, что что-то произошло, но ему пришлось долго умолять Грэйс, прежде чем она решилась облегчить душу.

Том останавливается. Качает головой.

Том: Я должен отплатить ему! У меня нет выбора! Никто в городе не сможет смириться с тем, что он сделал. Никто!

Грэйс: Нет, Том. Обещай мне, что не скажешь ни слова. Чак испугался. Я виновата в случившемся не меньше, чем он. Я причинила ему боль. Я пришла в город со своими глупыми предрассудками. То, что Чак выглядит таким сильным, не значит, что он крепок духом.

Том: Да, твое объяснение меня убедило. Обещаю держать язык за зубами. Но если ты уже убедила себя в том, что в силах покинуть город, просто, чтобы быть в безопасности, я найду для тебя способ покинуть Догвилль. И, боюсь, именно это и случится. (Видит, что ее глаза закрыты.) Моя дорогая Грэйс, ты совсем разбита, а я все говорю и говорю...

Действительно, Грэйс крепко спит. Том садится рядом и берет ее за руку. Он нежно смотрит на нее и касается руки легким поцелуем. Закрывает глаза и ложится рядом.

 

27

Сезон спелых яблок. День

Грэйс на коленях выпалывает траву среди кустов крыжовника Мамаши Джинджер.

Рассказчик: Конец лета выдался в горах жарким. Зной превратил в камень землю под кустами, да и на всем заднем дворе Мамаши Джинджер. Но Грэйс не роптала. Она с головой ушла в работу и была счастлива, что в чем-чем, а в работе она могла быть уверена.

На другой стороне улицы Вязов разговаривают Вера и Лиз. Они бросают взгляды на Грэйс. Грэйс замечает их.

Грэйс: Привет, Лиз! Привет, Вера!

Лиз: Берегись, Грэйс. У Веры на тебя зуб.

Грэйс(поднимая голову и вытирая пот со лба): В чем дело, Вера?

Вера останавливается. Она, похоже, возмущена и сомневается, отвечать ли.

Вера: Ты прекрасно знаешь, в чем дело, Грэйс! Но, может статься, ты думала, что он ничего мне не расскажет?

Грэйс: Кто? О чем ты говоришь?

Вера: Ты ударила Джейсона!

Грэйс: Да, должна признать, что я это сделала.

Вера: Тебе известна моя точка зрения. Тебе даже удалось убедить меня в том, что ты ее разделяешь. Как ты могла сделать такое?

Грэйс: Я знаю, звучит неправдоподобно, но он попросил меня.

Л и з: Это правда, Вера, он все время буквально напрашивается. Мне самой давным-давно следовало бы его отшлепать. Ты сама виновата в том, что он такой избалованный...

Вера: Твое неприятие насилия, Грэйс, по-видимому, недостаточно глубоко. Для тебя он всего лишь плохой ребенок. Тебе было легко ударить его.

Грэйс (сдаваясь): Вера, я знаю, ты любишь Джейсона, но я тоже его люблю...

Вера: По-твоему, это все объясняет?

Грэйс: Прости, что я ударила его. Это больше не повторится.

Вера: Нет, не повторится, потому что я больше никогда не доверю тебе детей. Для них твоя компания может оказаться опасной.

Грэйс: Прости, Вера, я так устала...

Вера: Может, тебе следует подумать о том, чтобы спать по ночам, как делают остальные.

Лиз: Как остальные?

Вера: Марта видела, как некто Том Эдисон-Младший выскользнул из ее сарая сегодня утром.

Вера возмущенно поворачивается и идет домой. Лиз подходит к Грэйс.

Лиз: Я не буду обсуждать с тобой причин, по которым ты выпорола этого глупого мальчишку. И я благодарна тебе за то, что Том перестал заглядывать мне под юбку. С другой стороны, я ожидала от тебя большего. Если ты к этому стремишься — и можешь смотреть на себя в зеркало по утрам, — уверена, с твоим невинным видом ты прекрасно устроишься в таком городе, как Догвилль.

Грэйс: Я не к этому стремлюсь, Лиз.

Лиз: Неужели? Мы все видели, как ты взяла его за руку на пикнике. Или, может, ты с ним не флиртовала?

Грэйс: Все верно. Думаю, что я с ним флиртовала. Возможно, я не всегда вела себя, как подобает хорошему гостю. Теперь я это понимаю. Мне очень жаль.

Лиз смотрит на нее, наслаждаясь победой. Затем поворачивается, фыркает и спешит домой. Грэйс смотрит ей вслед. Нерешительно она продолжает прополку.

 

28

Сезон спелых яблок. Закат. Туман

Грейс в доме МакКея.

Рассказчик: На следующий день погода изменилась. С гор, клубясь, спустился туман. И хотя в этих условиях разглядеть закат не представлялось никакой возможности, Джек МакКей думал, что будет лучше, если Грэйс посидит с ним в любом случае. Грэйс столько раз сидела рядом с Джеком МакКеем, но он так и не научился правильно ощущать дистанцию между ними. Напротив, там, где раньше робкие пальцы едва касались молодой плоти, отныне лежала рука, раз и навсегда заняв новое место.

 

29

Зеленые листья, яблок уже нет. День. Туман

Чак появляется на тропинке. Он направляется к дому. У него на спине деревянные ящики. Грэйс идет немного позади, также с ящиками на спине. Она спотыкается. Грэйс выглядит несчастной. Она замечает, что ее платье в беспорядке, и торопливо поправляет его настолько незаметно, насколько возможно. Затем продолжает путь.

Рассказчик: И вскоре Грэйс сдалась и перестала оспаривать многочисленные жалобы жителей, не говоря о Чаке: он был уверен, что ее уважение к садоводству, сбору урожая и фруктам можно измерить телесной близостью. Часы, проведенные в саду, стали длиннее, — ведь шел сбор урожая, — и оказались для Грэйс самой горячей порой.

 

30

Зеленые листья, яблок уже нет. Ночь. Туман

Грэйс лежит в кровати и смотрит на коллекцию китайских фигурок на подоконнике в лунном свете. Она наслаждается звуком от ветки розового куста, царапающей оконное стекло. Том бродит на другом конце города, в размышлениях.

Рассказчик: В этот раз Том оставил Грэйс весьма неохотно. Он был ей другом и союзником, рыцарем в сияющих доспехах и покинул ее только для того, чтобы бесцельно побродить по улицам города, погрузившись в решение проблемы ее возможного побега. Грэйс очень любила Тома и решила не беспокоить рассказами о том, какой оборот приняла история с Чаком, чтобы не ранить его сверх меры. И поскольку денежные поступления в кошелек Грэйс прекратились, Том вступил в долю, и вместе они торжественно приобрели последнюю из семи фигурок, выставленных в витрине магазина Мамаши Джинджер. Их красота была неведома большинству, Грэйс знала об этом, но ей она становилась все очевиднее — с каждым взглядом, который Грэйс бросала на статуэтки.

Грэйс слышит голоса. Она смотрит на улицу. Вера, Лиз и Марта направляются к ее дому. Грэйс быстро открывает дверь.

Грэйс: Что-то случилось? Полиция снова на Каньон-Роуд?

Марта смотрит в пол, она смущена. Вера холодно смотрит на Грэйс.

Вера: Не беспокойся. Это просто разговор по душам. Забавно, что ты упомянула Каньон-Роуд... правда, Марта? Она была там утром.

Марта (робко): Я ходила в церковь в Джорджтауне и надеялась, что по дороге встречу Бена, который меня подвезет. Но он задержался, а если Бен задерживается, значит, он опять попал в плохую компанию и вовсе не вернется.

Вера: Поэтому она решила пройтись пешком. К тому же дорога очень живописная. Путешествуя пешком, чего только не увидишь. К примеру, из машины никогда не заметишь фруктового сада. Он почти наполовину скрыт склонами гор. Его можно увидеть только с одного участка Каньон-Роуд. Ты ведь знаешь, где именно, Марта?

Март а: Да.

Вера: И ведь ты остановилась там, чтобы насладиться прекрасным утренним видом? К тому же настало время сбора урожая. Прежде живописцы любили этот сюжет. Огромные, мрачные полотна, напоминающие о плодородии, не говоря уже о чувственности или даже эротизме. Как же глупо спрашивать тебя об этом, Марта, ведь ты уже ответила, что именно поэтому и задержалась в пути! (Повернувшись к Грэйс.) Тебя видели, Грэйс! За кучей сломанных сучьев... с Чаком... Он сказал, что ты уже не в первый раз к нему лезешь. Он не говорил мне раньше, потому что щадил мои чувства. Это говорит о том, какой он человек. Он замкнут и груб, но у него отзывчивое, доброе сердце, так что у вас мало общего. Скажи мне, Грэйс, что тебе нужно от моего мужа?

Грэйс: Мне ничего не нужно от твоего мужа, Вера, клянусь тебе. Я никогда не пыталась соблазнять кого бы то ни было...

Лиз: Но ты призналась, что твое поведение на пикнике было провокационным.

Грэйс: Это другое. Я люблю Тома.

Вера: Но не Чака. Что ж, теперь мы знаем, что о чувствах речь не идет. Думаю, мы могли бы догадаться и раньше. (Повернувшись к остальным.) Кроме этого, нам известно не более, чем когда мы пришли сюда. Она не сказала ни слова в свою защиту, ни одного слова. (Обращаясь к Грэйс.) Как тебе известно, я верю в образование. Лиз и Марта поддержат меня, если мне придется преподать тебе урок. Конечно, приятнее было бы цитировать классиков ночь напролет,однако...

Вера оглядывается. Она ничего не видит в комнате.

Лиз: Там, на окне.

Вера (взяв в руку фигурку): И ты учишь моих детей ценить искусство! Надеюсь, что проявления плохого вкуса не коснутся их до того, как они повзрослеют. (Обращаясь к остальным.) Держите ее крепче.

Грэйс нервно оглядывается. Лиз, а затем и Марта хватающее за руки. Марте все это не нравится. Вера подходит к подоконнику. Берет первую фигурку.

Вера: Поверь, только потому, что твой интерес к моему мужу не выходит за границы фруктового сада, я вымещу гнев на твоих фигурках.

Грэйс: Нет, Вера. Пожалуйста, не надо. Мне они так дороги...

Вера: Рада слышать. Поскольку собираюсь разбить эту гадость прямо у тебя на глазах. Впрочем, создать их было большим преступлением, чем уничтожить.

Грэйс: Вера, ты была так довольна тем, как я учила твоих детей, ты же сама говорила. Вспомни, как ты была счастлива, когда мне удалось объяснить им учение стоиков!

Вера: Допустим. За это я обещаю проявить снисхождение. Сперва я разобью две или три фигурки, и если ты проявишь знание доктрины стоицизма и не заплачешь, я остановлюсь. В противном случае, я продолжу до тех пор, пока ни одной не останется.

Вера берет для начала самую хрупкую, самую затейливую фигурку. Она с силой бросает ее на пол. А затем и еще две. Грэйс смотрит на осколки.

Рассказчик: В жизни Грэйс было немало подходящих поводов, чтобы научиться контролировать свои эмоции. Грэйс не думала, что ей будет так сложно взять над ними верх на этот раз. В конце концов, это всего лишь коллекция дешевых безделушек, доказавшая свою бесполезность еще до приезда Грэйс в город. Однако, глядя на то, как фарфоровые осколки покрывают пол, Грэйс ощущала, как распадаются ее собственные плоть и кровь. Происходящее было плодом ее взаимоотношений с жителями города, таких прекрасных поначалу. Именно в эту секунду Грэйс окончательно покинула вера в то, что ее страдания, несмотря ни на что, служили высокой цели. Грэйс не смогла сдержаться и впервые с детских лет заплакала.

Вера разбивает одну фигурку за другой, пока Грэйс продолжает плакать. Как только дело сделано, Вера, Лиз и Марта покидают дом Грэйс на пересечении Каньон-Роуд и улицы Вязов. Наконец перестают быть слышны всхлипы Грэйс и остается только звук ветки, царапающей стекло.

 

31

Зеленые листья, яблок уже нет. Ночь

Грэйс идет к Тому. Сонный, он впускает ее в дом.

Рассказчик: Позже ночью Грэйс пришла навестить Тома. Она рассказала ему о случившемся и сообщила, что готова последовать его совету и уехать из города. Несмотря на то что идти ей было некуда, Грэйс стремилась хотя бы покинуть пределы округа, пестрившего ее фотографиями. Со своей стороны, Том сказал, что оценил ситуацию и уже продумал возможный вариант побега. Внимательно изучив жителей города, Том пришел к выводу, что следует остановиться на Бене. В отличие от остальных, он был не слишком болтлив — прекрасное качество, принимая во внимание то, что в их деле требуется соблюдать осторожность. К тому же Бен всегда находился в стесненных обстоятельствах из-за, так сказать, пристрастия к спиртному. А такая услуга, несомненно, предполагала оплату, каким бы дружелюбным ни был Бен. Том предварительно прощупал почву и понял, что Бен отчаянно боится быть уличенным в действиях, противоречащих общественному мнению. Вывод, по мнению Тома, ясен: необходимы деньги. Если уж кого и выбирать, то Бена. Все, что оставалось сделать, — договориться о соответствующем вознаграждении, и Том решил, что, учитывая нынешние времена, десять долларов — подходящая сумма для Бена и его грузовика.

Грэйс сидит у Тома, опустив плечи под тяжестью вины.

Грэйс: Но у нас нет десяти долларов.

Том: Нет, и поэтому нам придется занять их, по крайней мере так учат на уроках математики. Если при вычитании цифра внизу меньше цифры над ней, мы занимаем у впереди стоящей цифры. И это дает нашему числу дополнительный десяток. Думаю, это прекрасный образ. Именно то, что нам нужно.

Грэйс: Но где найти цифру, стоящую впереди?

Том: Она клюет носом в кресле-качалке.

Грэйс: Ты уверен, что отец одолжит тебе такую большую сумму?

Том: Среди цифр, составляющих одно и то же число, — другими словами, в семье, — займ это проформа, он в порядке вещей.

Грэйс: Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы вернуть ему деньги.

Том: Утром я договорюсь со стариком о займе. Мы-то знаем, что в шкафчике с лекарствами денег больше, чем нам необходимо. Поговори с Беном, Грэйс. Сейчас конец недели, и он наверняка на мели.

Рассказчик: План показался Грэйс даже чересчур простым. И поскольку никто не должен был пострадать в случае удачи, причин колебаться не было.

Грэйс обнимает Тома и крепко прижимается к нему, надолго.

Грэйс: Спасибо, Том, ты каждый раз спасаешь меня. С трудом могу поверить, что ты до сих пор здесь, со мной.

Грэйс целует его в губы.

Том: Думаю, что ты хотела бы отправиться в постель. Тебе не удастся уснуть, если я пойду с тобой, не так ли?

Грэйс: Так и есть, Том. А ведь мне нужно поспать. Спокойной ночи. Увидимся утром.

Том: Что ж, спокойной ночи, Грэйс.

 

32

Зеленые листья, яблок уже нет. День

Грэйс стучит в заднюю дверь гаража. Бен впускает ее. Лиз наблюдает.

Рассказчик: На следующее утро Грэйс отправилась навестить Бена. Когда Грэйс предложила деньги в качестве компенсации за небольшую дружескую услугу, Бен, не имевший ни гроша в кармане, не стал утруждать себя долгими возражениями, рассказывая, на какой риск ему придется пойти, перевозя правонарушителя, и о возможных неприятностях, которые он наживет, если об этом узнают другие жители города. Возможно, они все почувствуют облегчение, узнав, что Грэйс больше нет в Догвилле, но в последнем Грэйс не была слишком уверена. Бен сказал, что будет счастлив отвезти ее, если ему не придется наживаться на чужих трудностях, как он выразился.

Бен серьезно смотрит на Грэйс в гараже.

Бен: Я не стану наживаться на чужих трудностях...

Грэйс (качая головой): Нет, конечно же нет.

Рассказчик: На самом деле за десять долларов Бен был готов доставить груз хоть к адским вратам. Криминальный аспект поставленной задачи волновал его меньше, чем могла бы предположить Грэйс: чего только не доводилось перевозить Бену в эти смутные времена. Согласно плану он должен был увезти Грэйс на следующий день, с первым урожаем яблок. Она могла укрыться в кузове, под брезентом, среди фруктов, которые Грэйс так старательно помогала собирать. Знать точное время сбора урожая — величайшее из искусств, говорил Чак, и время пришло. Оно пришло и для яблок, и для Грэйс. Бен пожал ей руку и выехал из гаража. Грэйс счастливо махнула ему на прощанье.

Грэйс (тихо): Увидимся завтра.

Оливия быстрыми шагами приближается к Грэйс. У нее в руках тряпка.

Оливия: Грэйс, где ты шляешься? Если бы я была так же безразлична ко времени, меня бы высекли! Так что пошевеливайся!

Грэйс: Иду, Оливия. Мне надо было перемолвиться с Беном, извини...

Оливия: Тебе должно быть стыдно. Джун сейчас взорвется. Она не может самостоятельно сесть на горшок, как тебе известно. Не годится так себя с ней вести только потому, что она калека и не может справиться сама.

Оливия бьет Грэйс тряпкой. Грэйс улыбается, извиняясь, и ускоряет шаг.

 

33

Зеленые листья, яблокуже нет. Ночь

Появляется надпись: «ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ С ГРЭЙС».

Грэйс и Том лежат на кровати в сарае. Грэйс смотрит на десятидолларовую купюру, которую ей дал Том. Переводит взгляд на него.

Том: Я хочу тебя, Грэйс. Возможно, мы больше не увидимся.

Грэйс: Я знаю, Том. Но постарайся не расстраиваться, когда я скажу, что не хочу заниматься с тобой любовью. Не так. Я чувствую, будто использую тебя и город в своих целях. Я люблю тебя так же сильно, как и ты меня, и надеюсь, что однажды мы встретимся, влюбленные и свободные. Спасибо за деньги, Том. Я никогда не забуду тебя и твоего отца.

Том: Не понимаю, почему я должен стыдиться своего желания. Разве это стыдно?

Грэйс: Напротив, чудесно, что мы желаем друг друга. Но нужно дождаться, когда наступит подходящее время. Без давления, вне власти обстоятельств. Ведь именно так все и должно быть. Разве не ты это говорил? Ложись рядом со мной, поспи. Завтрашний день наступит раньше, чем тебе кажется. Я обещаю.

Том крепко прижимается к Грэйс, неудовлетворенный. Она закрывает глаза.

 

34

Зеленые листья, яблок уже нет. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ПРОЩАЕТСЯ С ДОГВИЛЛЕМ».

На следующее утро Грэйс идет по городу, держа в руках узел.

Рассказчик: На следующее утро, когда Грэйс хотела проскользнуть к Бену как можно незаметнее, ей показалось, что весь город поднялся на ноги.

Мимо проходит Вера.

Вера (ехидно): Если ты думаешь, что достаточно выпороть моих детей, чтобы перестать работать на меня, подумай еще раз. Приходи в обычное время, и мы подберем тебе работу, которой будет трудно навредить остальным.

Грэйс: Конечно, Вера, в двенадцать.

Вера (глядя на узел в руках Грэйс): Теперь будешь повсюду носить свои богатства? Боишься их потерять?

Грэйс улыбается Вере, будто извиняясь. Появляется Лиз.

Лиз: Сегодня Бен везет урожай яблок, так что стаканы грузить не будем. Но это не значит, что ты свободна. Папа решил, что тебе следует заново упаковать последнюю партию. Может быть, тебе удастся все сложить компактнее и освободить один ящик. Возможно, старый ящик не имеет большой ценности в твоих глазах, но это Догвилль. Мы здесь живем небогато. А если твои руки покраснели, так я посоветую тебе снадобье, которым их можно смазать.

Грэйс: Да, Лиз, в десять часов. Марта?

Марта: Нам нужно вымыть плиты у подножья лестницы. Ветер задул под дверь много грязи. Не забудь!

Грэйс: Не забуду, Марта.

Марта: И Джек просил передать, что закат в это время года наступает чуть раньше, чем обычно. Просил, чтобы ты быстрее покончила с делами у Мамаши Джинджер и Глории.

Грэйс кивает. Мимо проходит Чак с инструментами.

Чак: Куда это ты собралась? Уборка урожая — это свято! Ты и сама могла бы так сказать.

Грэйс: Подожди меня в саду, я схожу за ящиками.

Чак продолжает путь. Грэйс спешит к дому Бена.

Рассказчик: Грэйс все больше и больше убеждалась в правильности решения сохранить в тайне свой отъезд. В Догвилле было немало работы, которую жителям делать было необязательно и которую отныне им предстояло выполнять самим. Она поспешила к Бену. Грузовик стоял в гараже, уже нагруженный.

Грэйс улыбается ему.

Грэйс: Привет, Бен. Поехали?

Бен: Да, э-э-э, Грэйс, мне не хочется просить об этом, но нельзя ли получить деньги вперед? Знаешь, так уж обстоят дела в индустрии грузоперевозок. Если ты доставил груз, то сделка вроде как и закончена, если ты понимаешь, о чем я... Ну, не это, а настоящая работа, конечно.

Грэйс: Конечно же, возьми деньги. Извини меня.

Грэйс дает ему десятидолларовую купюру. Бен скептически смотрит на нее и засовывает в карман. Поднимает край брезента.

Бен: Я думаю, тебе удастся спрятаться под брезентом, если ты ляжешь между ящиками. Что бы ни случилось, молчи. И не вылезай, пока я не скажу.

Грэйс залезает в кузов. Она ложится на спину среди яблок. Бен проверяет, удобно ли ей.

Грэйс: Бен, помни, что ты обещал отвезти меня подальше от города и высадить не раньше чем через час. Ведь ты не забудешь?

Бен: Разве я не обещал?

Грэйс: Тогда договорились.

Бен (опускает брезент, скрывая ее): Ладно, поехали.

Грэйс лежит на спине, пока грузовик выезжает из города. Покидая Догвилль, Бен приветствует Чака, который в нетерпении поднимается по дороге из сада. Грузовик проезжает также мимо других жителей.

 

35

Зеленые листья, яблок уже нет. День

Крупный план Грэйс, лежащей под брезентом. Она слышит, как звуки Догвилля постепенно исчезают. Она улыбается. Нюхает яблоко. Запах ей нравится. Она закрывает глаза.

Чуть позже. Она слышит шум дороги и случайные голоса, как будто грузовик проезжает через город. Затем — только звук мотора. Она улыбается. Вскоре машина останавливается. Она слышит, как открывается дверь. Бен забирается под брезент.

Грэйс (шепотом): Что-то не так?

Бен: Впереди много полицейских. Я такого не ожидал. Все гораздо опаснее, чем я думал. Нам придется вернуться.

Грэйс: Нет, Бен, мы не можем вернуться. Ох, Бен, только не это.

Бен: Было бы проще, если бы это был обычный рабочий заказ, оплаченный соответственно.

Грэйс: Но тебе заплатили.

Бен: В индустрии грузоперевозок доставка опасных грузов стоит дороже. Это называется доплатой. Если бы это был обычный заказ, я бы просто взыскал с тебя дополнительно.

Грэйс: Дорогой Бен, у меня больше нет денег.

Бен: Это плохо. Что нам делать? Во что же ты меня втянула...

Грэйс: Я все понимаю. Я бы хотела тебе помочь...

Бен: Однажды ты сказала, что в моей жизни не так много удовольствий. Знаешь... раз в месяц я хожу к мисс Лауре. Ты говорила мне, что здесь нечего стыдиться. Так вот, я собирался пойти сегодня вечером, и, конечно, это кое-чего стоит. Не так много, как доплата за доставку опасного товара, но все же...

Бен лезет к Грэйс. Ласкает ей грудь.

Грэйс: Нет, Бен, пожалуйста, не надо.

Бен: Я должен получить причитающуюся плату. У меня нет выбора. Я не могу нарушать законы индустрии грузоперевозок.

Грэйс: Нет, Бен!!!

Бен: Мы припарковались на одной из площадей в Джорджтауне. Прямо у церкви. Лучше уж не кричи.

Грэйс не знает, что делать.

Бен (продолжая начатое): Здесь нечем гордиться, Грэйс, нечем, я и сам понимаю.

Грэйс до боли зажмуривает глаза, когда Бен ложится на нее.

 

36

Зеленые листья, яблок уже нет. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС СНОВА ВИДИТ СВЕТ ДНЯ».

Грэйс спит, пока грузовик едет. Она просыпается, когда машина замедляет ход.

Рассказчик: Дорога была долгой, и Грэйс удалось заснуть благодаря своему умению быстро забывать о любых невзгодах. Господь щедро наградил ее редким талантом — смотреть вперед, и только вперед. Но она проснулась, когда машина замедлила ход, будто останавливаясь. Грэйс не могла сказать, как долго спала, но поездка определенно была долгой. Она мечтала снова увидеть небо. Не такое зловещее, как в Догвилле. А затем она услышала собачий лай.

Грузовик останавливается. Она улыбается. Затем слышит раскатистый собачий лай и узнает его. Она различает движение вокруг кузова. Большинство жителей города собрались на улице Вязов вокруг грузовика. Чак откидывает брезент. Грэйс смотрит на него.

Чак: Твоя любовь к яблокам кажется все менее правдоподобной. Посмотри, сколько ты их в кузове попортила.

Чак вытаскивает Грэйс из кузова. Грэйс вопросительно смотрит на Бена.

Грэйс: Бен?

Бен: Вчера вечером мы все собрались в молельном доме. Говорили, что ты можешь попытаться бежать и лишить нас того, что обещала. Поэтому, когда я обнаружил, что ты спряталась у меня в грузовике, я обязан был привезти тебя обратно в Догвилль. Ты, наверное, не согласишься, но в индустрии грузоперевозок мы не можем принимать чью-то сторону, нам приходится быть практичными. Тут, конечно, гордиться нечем...

Украдкой она бросает взгляд на Тома, стоящего в толпе жителей. Она умоляюще, ничего не понимая, смотрит на него. Он отвечает ей мученическим взглядом и качает головой.

 

37

Зеленые листья, яблок уже нет. Ранний вечер

Лиз и Вера снимают цепи, огораживающие кусты крыжовника. Билл и Мистер Хенсон катят маховое колесо со Старой Мельницы. Они несут все это в гараж Бена. Бен и Чак мастерят ошейник, руководствуясь указаниями Билла.

Улица Вязов, гараж Бена. Здесь собрались все жители. Бен, Чак и Билл надевают на шею Грэйс железный ошейник. От ошейника отходит тонкая цепь, длиной в несколько ярдов. Конец цепи прикреплен к большому, тяжелому колесу, которое валялось в траве у Старой Мельницы.

Рассказчик: В пользу Грэйс не говорило и то обстоятельство, что первая кража, когда-либо случавшаяся в Догвилле, произошла предыдущим вечером, когда большинство жителей были на собрании. Старый Том Эдисон обнаружил, что из шкафчика с лекарствами пропала значительная сумма денег, и вскоре подозрения пали на Грэйс, которая запланировала побег, определенно требующий финансовой поддержки. Билл, в удивительной степени усовершенствовавший свои инженерные навыки в последнее время, разработал механизм предотвращения побега — собственной конструкции. Назвать его красивым Билл бы, наверное, не решился, но эффективным он, пожалуй, был. Грэйс предпочла снести эти нововведения молча.

Том Старший: Нам это не нравится, Грэйс, совсем не нравится, но именно сейчас у нас нет выбора, если мы хотим защитить нашу общину. Я уверен, ты понимаешь, что мы не хотим, чтобы ты убежала и случайно сказала кому-нибудь то, что может принести вред Догвиллю. Вот и все.

Грэйс стоит в ошейнике рядом с грузом. Бен смотрит на нее.

Билл: Попробуй подвигаться.

Грэйс смотрит на него. Делает пару шагов. Она едва может сдвинуть с места тяжелое колесо.

Билл: Работает. Она может передвигаться по плоскости. То есть в городе. (Смотрит на мать.) Я все сделал правильно!

Грэйс испуганно смотрит на Тома Старшего.

Грэйс: Я могу идти? Мне надо понять, смогу ли я войти в свой дом. Или это часть наказания, спать на улице?

Том Старший: Пожалуйста, не воспринимай это как наказание, Грэйс. Вовсе нет! Билл сделал цепь достаточно длинной, чтобы ты могла лечь в постель, оставив колесо на улице.

Грэйс медленно идет по улице, таща за собой колесо.

Миссис Хенсон: В шесть часов, Грэйс. Сегодня ты не работала. Так что эти часы переносятся на завтра.

Грэйс не отвечает, она продолжает идти вперед, прочь от толпы, по направлению к своему сараю. 

 

38

Зеленые листья, яблок уже нет. Ночь

Грэйс лежит на кровати. Она прикована к цепи, колесо лежит за дверью. Рядом с ней сидит Том.

Том: ...Я не мог допустить того, чтобы отец мне отказал. В конце концов, тебе было необходимо бежать.

Грэйс: Но они думают, что деньги взяла я.

Том (кивая): Потому что я им так сказал.

Грэйс: Что-что?

Том: Конечно, они подозревали меня. Но я убедил их, что только ты пользовалась шкафчиком. Очень умно, могу сказать.

Грэйс: Почему?

Том: Потому что сейчас я рядом и думаю о тебе! Если нам представится хоть малейший шанс выбраться из города, жизненно важно, чтобы жители не знали, насколько мы близки на самом деле. Если бы они знали, что это я взял деньги, я бы сейчас с тобой не разговаривал.

Грэйс: Возможно, ты прав, Том. Пожалуйста, не исчезай. Ты так нужен мне.

Грэйс, плача, обнимает его. Он крепко сжимает ее в объятьях.

Том: Мы справимся, Грэйс, вместе. Не сомневайся. Мне просто нужно время подумать. Я что-нибудь придумаю...

Крупный план предметов. Все это тяжелые предметы — Грэйс они принесли одни несчастья. Как и в предыдущий раз, Грэйс мелькает лишь в углу кадра. Все предметы, которые мы видим, она воспринимает очень болезненно.

 

39

Листья пожелтели. Ночь

Кадры мокрых от пота частей тела. Школьный ранец Билла. Звуки, сопровождающие половой акт.

Рассказчик: Вовсе не гордость помогала Грэйс выстоять в последующие дни; скорее, состояние транса, в которое впадают животные, когда их жизнь находится под угрозой, состояние, в котором тело реагирует механически, не паническими, но вялыми и медленными движениями, почти не воспринимая боль. Так ведет себя пациент, позволивший болезни прогрессировать. Дети злобно насмехались над Грэйс, особенно Джейсон. Вера была полна презрения: она наконец-то получила доказательства того, что на самом деле именно Чак имел определенную склонность к Грэйс, так что в глазах Веры она выглядела еще подлее, чем раньше. Большинство мужского населения города теперь навещало Грэйс по ночам, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности. Сперва они делали вид, что пришли совсем по другому поводу, но долго это не продлилось. Все происходило таким образом, что держать в секрете было нечего, — ведь это и сравнить было нельзя с настоящим половым актом. Это смущало жителей города не больше, чем вид быка, залезшего на корову. С тех пор как Грэйс посадили на цепь, все значительно упростилось. И когда Оливия и Мамаша Джинджер хлестали Грэйс, это походило на общение Между фермером и его скотом, как если бы корова вдруг отказалась перейти дорогу или входить в узкие ворота. Том все видел. Это причиняло ему боль, а переносить ночные визиты было особенно тяжело. Он всегда был в курсе дела, поскольку дети после совершения акта звонили каждый раз в колокол, к смущению Марты. Том поддерживал Грэйс как мог — будто паук, который случайно запутался в собственной сети.

Листья пожелтели. Ночь

В мастерской Мистер Хенсон овладевает Грэйс, пристроившись сзади. На полке позвякивают стаканы.

Листья пожелтели. Ночь

Рука МакКея на бедре Грэйс.

Листья пожелтели. Ночь

Джейсон рисует на доске Грэйс в униженной позе (как собаку).

Листья пожелтели. Ночь

Окровавленные руки Грэйс в стружках, среди которых хранятся стаканы.

Листья пожелтели. Ночь Грэйс обжигает руки о пирог.

Листья пожелтели. Ночь

Дети Веры тянут веревку колокола. Марта в замешательстве смотрит. Джейсон сидит на колесе, что-то строгая ножом, пока Грэйс тащится по улице. Крупный план ошейника.

Листья пожелтели. Ночь

Грэйс чистит камин.

 

40

Листья пожелтели. Ночь

Мистер Хенсон только что оставил Грэйс в полубессознательном состоянии, измученную его стараниями. Раздается стук в дверь. Входит Том. Грэйс с облегчением смотрит на него.

Грэйс: Том, слава Богу...

Том: Не говори так... мои мысли не так остры, как прежде... Я так и не нашел ответа на простой вопрос.

Грэйс: Он придет. Том, не беспокойся. Ты такой умный.

Том: Все, что я знаю, — это началось на собрании. Так что было бы логичным прекратить происходящее таким же способом. Приведя тебя в Догвилль, я спровоцировал его жителей, потому что не доверял им. И все пошло не так. Теперь в их доверии нуждаемся мы. Да, теперь я понял: в тот раз мы их спровоцировали, но теперь пришло время спровоцировать себя самих.

Грэйс: 0 чем ты?

Том: Да, собрание! (Возбужденно.) Я всех созову на собрание завтра вечером. Они не могут отказаться выслушать. Затем ты сама все им скажешь.

Грэйс: Что я должна им сказать?

Том: Все!

Грэйс: Все?

Том: Да, все, что ты скрывала. Правду о каждом из них.

Грэйс: Не думаю, что они захотят это услышать.

Том: Нет! Они как ребенок, который тоже не хочет идти к доктору. Конечно, сперва все будут в ярости, но потом поймут, что это для их же блага. Ты всего лишь расскажешь им о том, что они и сами подозревают. Откажись от ненависти, не порицай их. Если кто-то и может это сделать, то только ты. Расскажи им все, и каждый, кто думал, что только ему одному есть что скрывать, поймет, что он всего лишь винтик в общем механизме, что любой из них не более виновен, чем другой. Они все поймут, что в эту сеть непонимания и несправедливости попалась лишь одна жертва... ты! И как только мы поймем, что случилось, мы встанем на путь исцеления. Это станет первым шагом к прощению.

Грэйс кивает головой. Она улыбается, засыпая.

Грэйс: Ты хорошо придумал. Том Эдисон. Я уверена, это блестящий план.

Том улыбается ей, пока она проваливается в сон.

Том: Надеюсь, что так и есть.

 

41

Листья пожелтели. Ночь. Снег

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ТОМ ПОКИДАЕТ СОБРАНИЕ, ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА СОБРАНИЕ И УХОДИТ ДОМОЙ».

Все собрались в молельном доме.

Рассказчик: Тому удалось собрать всех жителей города. Было непросто воззвать к их совести, которую они так старательно прятали, будто она была такой же хрупкой, как отполированные стаканы Хенсонов, способные выдержать лишь собственный вес да и то будучи окутанными стружками. Но Том обладал даром убеждения, и если один был согласен, то за ним подтягивался и второй, — ведь это значило, что ни о ком не станут судачить за его спиной. Итак, они появились — загнанные, испуганные, враждебные. Том подготовил сцену для выступления Грэйс. Теперь ей придется выплыть или утонуть. Теперь ее искренность должна достигнуть предела. Это было ее последним оружием. Сама Грэйс в этот день чувствовала себя удивительно просветленной.

Грэйс входит. Встает и осматривается. Она находится почти в состоянии транса, как под воздействием лекарственных препаратов.

Грэйс: Приветствую всех! Вера, Лиз, Миссис Хенсон! И Джейсон здесь, и другие дети, забавно!

Грэйс улыбается и оглядывает их.

Грэйс: Могу я считать вас своей семьей? Ведь на самом деле вы все, что у меня есть. Все семьи отличаются друг от друга, этого нельзя отрицать, даже если семейные узы сделаны из железа. (Смотрит на цепь.) Ох, извините меня... это была идея Тома. Как обычно. (Повернувшись к Тому.) Что мне следует сделать, Том? У меня туман в голове...

Том: Просто скажи им, Грэйс. Скажи правду. Скажи им обо всем, что здесь произошло.

Грэйс: Ах да, конечно. Я обвиняю всех и никого. Вот так. Никто из собравшихся не должен стыдиться того, что он человек, слабый и хрупкий. И когда вы услышите мою историю, вы все поймете и разобьете мои цепи. Хорошо... я сейчас... Пусть никто не волнуется, что я остановлюсь на ком-то в отдельности, потому что я не стану этого делать. Все, кто собрался здесь сегодня, лгали, воровали и предавали...

Грэйс обращается к молчаливому собранию. Одновременно на город обрушивается первая метель. В луче света, падающего от фонаря на молельном доме, отчетливо видны снежинки.

Рассказчик: В то время как Грэйс обращалась к молчаливому собранию в молельном доме на улице Вязов, город накрыла первая осенняя метель. Снежинки кружились над Догвиллем, как если бы он был обычным старым городком. Они садились на ветки яблонь, с которых были сорваны плоды, — к счастью, припрятанные дома и, благодаря индустрии грузоперевозок, нашедшие выход на рынок, несмотря на разочаровывающие цены. Грэйс поведала свою историю с необыкновенной ясностью, даже если она и не собиралась этого делать. Она ничего не приукрашивала и не приуменьшала. Как только она завершила свой рассказ, снежинки перестали кружить, укутав город белоснежным, изысканным покрывалом. Догвилль выглядел почти непорочным, невинным среди всей этой белизны.

Грэйс умолкает. Собрание безмолвно. Она выходит. Том оглядывает присутствующих.

Рассказчик: Грэйс не прочла ответ на лицах, на которые успела взглянуть, прежде чем покинуть молельный дом. В комнате повисла тишина. Возможно, снег выпал слишком рано. Неуместный символ примирения, беспокоился Том, оглядываясь. Вера сжала зубы. Она заговорила первой.

Вера: Ложь! Все это ложь!

Том Старший неуверенно оглядывается.

Том Старший: Да, Том, это не слишком согласуется с моим восприятием города и его жителей. Я, черт возьми, врач и способен понять, болен я или здоров.

Лиз злобно смотрит на Тома.

Лиз: А что ты сам скажешь, Том? Может, пришло время определиться! Ты с нами или против нас?

Чак: Лиз права. Мы слишком снисходительны к Тому. Слишком, слишком снисходительны.

Джек МакКей прочищает горло. 

Джек МакКей: Послушай, Том, даже мне сложно продолжать защищать эту женщину. Совершенно очевидно, что ей следует уйти из города, пока она всех нас не натравила друг на друга. С помощью Тома, — которую, я думаю, он оказал ей без злого умысла, — она сумела посеять ненависть в Догвилле. (Обращаясь к Тому.) Надо избавиться от нее, Том. Но я не знаю как. Что скажешь. Том? Как это сделать?

Все смотрят на Тома.

Том Старший: Я согласен, Том. Я тоже рассержен. Ты втянул нас в это дело, тебе нас и вытаскивать.

Миссис Хенсон: Только обойдись без лжи и обвинений. Так как нам поступить, Том?

Том не в силах ответить. Его не узнать.

Том: Я попросил вас выслушать ее, а вы не смогли. Вы пришли защищаться... Мне жаль. Для меня жестокий удар увидеть, что вы ведете себя так... нецивилизованно.

Том выбегает из молельного дома. Он оставляет жителей, которые продолжают сердито переговариваться.

Рассказчик: Тому было трудно удержаться на ногах на таящем снегу. Но снег излучал чудесный свет, который помог ему найти дорогу к дому Грэйс сквозь мрак. Он шел по следу, который оставило колесо, когда- то принесшее городу столько величия.

Том распахивает дверь. Вбегает к Грэйс, которая лежит на кровати. Укрывает голову у нее в коленях. Он плачет. Грэйс гладит его по голове.

Грэйс: Твой план оказался не слишком хорош, не так ли? Не расстраивайся, придумаешь другой.

Том: Нет, больше никаких планов. Обещаю. Они предложили мне выбрать между тобой и ими. В такой день, как сегодня, это сделать нетрудно. Грэйс, я люблю тебя. Даже под давлением нечеловеческих обстоятельств ты не сделала ничего, что стало бы предательством по отношению к твоим идеалам. Мы похожи. Возможно, ты сильнее, это правда, но у нас общие идеалы.

Грэйс: Ложись рядом со мной. Ты совершенно истощен...

Грэйс обнимает его и укладывает рядом с собой. Том долго лежит рядом. Он крепко прижимается к ней.

Том: Я сделал выбор. Время пришло! Правильное время, которого мы так ждали. Мы освободились от Догвйлля.

Грэйс: Ты прав. Было бы так легко заняться сейчас любовью. Так чудесно. Они могут убить нас в любую минуту... такой прекрасный романтический финал.

Том: Я тоже это чувствую, Грэйс. Я люблю тебя.

Том опускается на Грэйс и покрывает поцелуями ее грудь.

Грэйс: Это было бы чудесно. Но с точки зрения нашей любви это совершенно неправильно!

Грэйс мягко отталкивает его. Во взгляде Тома боль.

Грэйс: Нам предназначено встретиться на свободе, Том. Посмотри на эту цепь. Может, ты и чувствуешь себя свободным... Я — нет. Мы предадим все наши идеалы?

Том на секунду задумывается.

Том: Теперь ты холодна, Грэйс. Ты же видишь, как я страдаю. Неужели нельзя пойти на компромисс со своими идеалами, чтобы облегчить мою боль? Все в этом городе получили твое тело, кроме меня. Черт побери, я только что отказался от всех, кого знал, ради тебя.

Том плачет, уткнувшись ей в колени.

Грэйс: Том, я знаю тебя. Ты единственный человек, который способен понять, почему это так свято для меня.

Том (плача): Как ты можешь говорить о святости? Ты бы послушала, как они хвалятся тем, что с тобой сделали. Господи, мы ведь, кажется, любим друг друга... Прости, Грэйс, но я не знаю. Это неправильно, совершенно неправильно.

Грэйс: Но, милый Том, ты знаешь, что можешь овладеть мной, когда захочешь. Просто сделай так, как остальные. Пригрози мне. Скажи, что сдашь меня полиции или гангстерам, и я обещаю, что ты сможешь получить все, что пожелаешь. Но ведь ты не похож на них. Том. Именно это я люблю и уважаю в тебе. Я доверяю тебе. Том! (Грэйс смотрит на Тома. Она колеблется.) Но...

 Том: Что «но»?

Грэйс: Может быть, ты не доверяешь себе?

Том вопросительно смотрит на нее.

Грэйс: Возможно, ты не уверен в том, что твое желание, очень глубоко внутри, не превратилось в алчность. Может, поэтому ты и расстроен. Потому что, так или иначе, тебя искушает мысль присоединиться к остальным и принудить меня.

Том: Как ты можешь говорить такое, Грэйс?

Грэйс: Я спрашиваю, потому что, возможно, ты боишься оказаться слишком человечным.

Том: Нет, я не боюсь этого. Ради Бога, нет! Не этого.

Грэйс: Хорошо, Том. Доверься себе. Ложись рядом со мной, пусть завтрашний день принесет нам силу сопротивляться цепям. Сомневаться в себе, Том, не преступление, но все равно я рада, что ты в себе не сомневаешься.

Том остается сидеть, он не ложится рядом с Грэйс. Она закрывает глаза. Он холодно смотрит на нее.

Том: Прости. Я не могу успокоиться. Может, мне следует немного пройтись. Погулять. Чтобы все обдумать. Поброжу по улицам... послушаю ветер, который дует из долины и шумит в лесу. Ты спи, Грэйс. Скоро я вернусь и лягу спать с тобой.

Том выходит. Грэйс с трепетом смотрит, как он уходит.

 

42

Листья пожелтели. Ночь. Снег

Том бесцельно бродит по улицам города. О том, насколько он раздражен, можно судить даже по его походке.

Рассказчик: Он был уязвлен, более того — сражен наповал. Не было причин не признать это. Конечно, все сказанное Грэйс — полная чепуха. Если кто и мог придерживаться идеалов, так это он сам. В конце концов, это его работа. Выносить заключения о нравственности — это ему давалось без труда. Думать, что он мог бы усомниться в чистоте собственных помыслов, значит презирать его. Том был зол. И внезапно он понял почему. Не потому, что его несправедливо обвинили, а потому, что все сказанное — правда! Причина его злости была крайне неприятной: его разоблачили! Как бы он ни боролся с этим, он ощущал, что Грэйс заметила эти крохотные ростки сомнений. Тех сомнений, которые всегда сопровождали Тома, как ни хотелось ему их не замечать, и которые с самого начала могли настроить его против Грэйс. Эта мысль неприятно поразила молодого философа, и, будучи реалистом, он осознал, что, если сомнения появились, со временем они могут только усилиться. Возможно, настолько, что наступит день, когда ему придется совершить поступок, который не следовало бы совершать. Окончательный анализ смог подтвердить, что это негативно скажется на его нравственной миссии в будущем. Том остановился на площади, оглядывая долину. Он почти дрожал, почувствовав угрозу своей писательской карьере. Ему не надо было много времени, чтобы понять, насколько велик риск. Опасность, которую Грэйс представляла для города, была опасностью и для него. Том не хотел, чтобы над ним нависала такая угроза. И ему хватало мужества предотвратить опасность.

Том быстро и целеустремленно идет домой, оставляя позади молельный дом. Идет к своему письменному столу.

Рассказчик: К счастью, Том обладал не только добросовестностью — качеством, необходимым для его будущей профессии, — но и практичностью. Он давал волю искренним чувствам, идеалам и эмоциям, но только не в ущерб своему обыкновению собирать различные свидетельства деяний жителей Догвилля, наглядным доказательством чему могло послужить содержимое его письменного стола. Выбросить документ, который мог повлиять на будущие поколения, став результатом исследований или анализа, — возможная цель которых, откровенно говоря, была ему неочевидна? Документ, который мог иметь значение для самого Тома и лечь в основу какого-нибудь романа или даже трилогии? Нет, такой глупости он совершить не мог, хотя в минуты слабости и испытывал искушение сделать это. Том открыл тот же ящичек, что и в день приезда Грэйс в город, и нашел там ее — визитную карточку, которую получил из рук гангстера в машине.

Том берет в руки визитку и смотрит на нее. Пожимает плечами и сует в карман. Затем выходит.

 

43

Листья пожелтели. Ночь

Собрание почти завершилось, когда Том вернулся в молельный дом.

Рассказчик: Когда Том вернулся в молельный дом, собрание почти затихло, главным образом в силу того, что пути решения их общей проблемы были неочевидны. Следовало бы быстро и незаметно избавиться от причины всех их несчастий — и все вернется на круги своя: никто не пытался оспаривать эту идею, и в настоящий момент она находилась в стадии обдумывания. Поэтому появление Тома сразу привлекло внимание. Он не стал ходить вокруг да около, а занял свое место и начал речь без тени чувств, которые могли бы помешать ему ясно изложить суть дела.

Том обращается к собранию.

Том: Да, я втянул вас в эту историю, и вы правы, мой долг — вновь навести порядок. Должен признать, что та версия событий, которую изложила здесь Грэйс возмутила не только вас, но и меня. Ее манера винить во всем других показалась мне весьма неприятной. Моя дорогая, покинувшая нас, мать учила меня, что каждый заслуживает того, чтобы в его вине усомнились. И, Бог свидетель, никто не упрекнет меня в том, что я лишил Грэйс этой привилегии. Спасибо за то, что вы были со мной так терпеливы. Теперь я, как и вы, вижу, что Грэйс опасна для Догвилля и должна уйти. Очевидно, мы не можем сдать ее в полицию, — ведь Грэйс может попытаться отомстить нам за это. Решение этой проблемы далось мне нелегко, но, кажется, ответ на нее у меня в руках.

Том поднимает руку с карточкой.

Том: Многие из вас смеялись над скромной коллекцией, которую я храню в ящике письменного стола. Надеюсь, теперь вы согласитесь, что дело того стоило. Я хранил эту визитную карточку почти год, с то^о самого дня, как Грэйс появилась в Догвилле. В ту ночь у меня была еще одна, зловещая встреча.

Лиз: К чему напускать туман, Том?

Том Старший (шикает на нее): Послушаем, что скажет Том.

Том: Вынужден признать, что я разговаривал с гангстерами.

Собрание изумлено.

Лиз: Врешь! Все это ты сейчас говоришь только для того, чтобы казаться значительным, Том Эдисон!

Том : Я не лгал вам, я просто скрыл тот факт, что разговаривал с гангстерами. Моя совесть была чиста, потому что эта встреча ничего бы не добавила к той истории, которую я вам изложил. Внимания заслуживала только одна деталь — эта визитка. Визитка, которую таинственный человек на заднем сиденье автомобиля, несомненно, облеченный властью, передал мне. Он сказал, что я могу воспользоваться телефонным номером на ней, чтобы поделиться информацией о девушке, которую они ищут. Ему хотелось надеяться на мой звонок, и он даже предложил мне возместить возможный ущерб при помощи некоторой денежной суммы, если я пожелаю оказать ему содействие.

Бен: Если бы мы знали, то не влипли бы в это дело. Мы бы никогда не позволили ей остаться.

Том: Не понимаю, как деньги могли бы повлиять на ход событий.

Бен: В индустрии грузоперевозок такое бывает.

Том: Бен, прошу тебя! Мы приняли Грэйс по доброй воле, проявили милосердие, как сказала бы Марта. Однако вышло так, что наши добрые намерения обернулись против нас. Думаю, у нас есть право воспользоваться этим телефонным номером. Мы не знаем, что они могут сделать с девушкой, когда получат ее. Мы лишь слышали ее слова о том, что они могут прибегнуть к насилию, но все мы знаем, что не стоит доверять ее словам. В любом случае, это представляется мне подходящим решением проблемы, которое не повлечет за собой дополнительных сложностей. И если, в конце концов, мы получим немного наличных, с чего бы нам возражать? Есть вопросы?

У собрания вопросов нет.

Рассказчик:У собрания не было вопросов! Молчаливым согласием все подтвердили правоту Оливии — ведь на предыдущем собрании именно она утверждала, что у Тома доброе сердце.

 

44

Редкие красные листья. День. Мороз

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ПРОСПАЛА, А В ДОГВИЛЛЕ ВОЦАРИЛАСЬ СТРАННАЯ ТИШИНА».

Мы видим Догвилль с высоты птичьего полета. Полдень. В городе суматоха, он полон звуками. В этот погожий осенний день многие вышли на улицу. Грэйс единственная, кто до сих пор в постели. Она открывает глаза. Вдалеке слышен шум сваезабивочной машины на болотах.

Рассказчик: Когда Грэйс открыла глаза после ночи, проведенной почти в беспамятстве, был разгар дня. Солнце светило на ярком осеннем небе, а ночной мороз изукрасил каждую ветку инеем. Первые заморозки преобразили округу, все посвежело и сверкало на солнце. Небо было ярко-голубым, и впервые за долгое время можно было услышать звук машины, забивающей сваи для здания, которое могло быть (или не быть) тюрьмой. Грэйс быстро вскочила. Она сильно проспала. Обычно ее день начинался задолго до восхода солнца. Грэйс попыталась собраться с мыслями, — должно быть, уже полдень! В самом деле, глядя из окна Грэйс на тень от шпиля на крыше молельного дома, можно было заметить, что она совпала с контуром шпиля, а это значило, что полдень наступил. Это соответствовало наблюдениям Джека МакКея, у которого было немало идей и наклонностей, — от них Грэйс предпочла бы держаться подальше, — но почему же ее никто не разбудил? Никто не барабанил в дверь в ярости оттого, что она проспала. Никто не кричал на нее, никто не оскорблял, дети не забрасывали ее постель комьями грязи и даже не разбили то, что осталось от окон сарая. Вдруг она вспомнила, почему этого не произошло. Она вспомнила вчерашнее собрание, и это еще больше ее озадачило. Почему никто не возразил ей? Или даже не убил? В Догвилле не было принято скрывать свое негодование. Может, в конце концов все уладилось? И где же Том?

Грэйс встает и идет в город, таща за собой колесо. Она встречает Миссис Хенсон, только что вышедшую из магазина.

Грэйс: Доброе утро, миссис Хенсон. Простите, что не пришла раньше. Я проспала.

Миссис Хенсон: Ничего, Грэйс. Сегодня со всем справится Лиз. Мы решили, что отдых пойдет тебе на пользу. Твоя вчерашняя речь заставила всех нас задуматься.

Миссис Хенсон идет домой. Грэйс идет к Тому. По дороге она встречает нескольких жителей, которые дружески приветствуют ее, но не останавливаются и проходят мимо. Грэйс стучит в дом Тома. Том Старший сидит в кресле-качалке.

Том Старший: Кто-то стучит в дверь, Том, наверное, это Грэйс. Пойди, открой ей.

Том выходит и открывает дверь. Грэйс вопросительно смотрит на него. Том обнимает ее за плечи и ведет прочь от дома. Они садятся у входа в шахту, где им никто не помешает.

Том: Вчера я вернулся на собрание. Я не мог позволить им так легко отделаться от этой проблемы. Но, разрази меня гром, если я ошибусь, сказав, что общее настроение изменилось. Я бы не стал утверждать, что мы одержали победу, но не удивлюсь, если из всего этого получится что-то хорошее, даже очень хорошее!

Грэйс: Почему же ты не вернулся рассказать мне?

Том: Я вернулся, но ты крепко спала. А тебе нужно было поспать. Тогда я предложил дать тебе выходной. Никто не возражал. Так что зерно упало в благодатную почву.

Грэйс: Звучит невероятно.

Том: Да, невероятно. Но жители этого города продолжают удивлять меня изо дня в день. Мне придется пересмотреть мои теории. А ты знаешь, как я ненавижу это делать! Когда я увидел, как сладко ты спишь, то ощутил прилив вдохновения. Я сел и написал первую главу моей книги. Книги об одном городке. Ты понимаешь, о чем я? (Улыбаясь.) Но я еще не придумал название для города.

Грэйс: Почему бы просто не назвать его Догвиллем?

Том: Не подходит. Тогда происходящее не будет выглядеть универсальным. Подобную ошибку поначалу совершают многие писатели. По той же причине я сделал характеры более типичными. Чтобы было проще им симпатизировать. Кстати, не хочешь послушать, что я уже написал? Если ты почувствуешь в моих словах дыхание любви, знай, оно исходит от тебя...

Грэйс: Том... могу я отказаться, ты не обидишься? Если мне действительно не нужно работать сегодня, я бы хотела побыть одна. У нас будет много времени для чтения... или нет? Ты все-таки обиделся?

Том: Обидеть можно только того, в чьей любви сомневаешься. Сможешь послушать и в другой раз. Посиди здесь и полюбуйся на горы. Именно этим занимается юная героиня моей книги.

Грэйс целует Тома. Он отвечает ей.

Грэйс: Увидимся позже, Том.

Том: Да, Грэйс.

Грэйс идет в город волоча за собой колесо, кивая жителям, которых встречает.

Рассказчик: В глубине души Грэйс предпочла надеяться на лучшее, нежели бояться худшего. Она решила посвятить день тому, чтобы постирать и помыться, не будучи уверенной в том, что какой-нибудь из персонажей выдуманного Томом города когда-либо мечтал об этом.

Планы предметов, которые мы показывали раньше, но теперь рядом с ними нет людей... все замерло в ожидании!

 

45

Голые ветви деревьев. День

Крупный план каминной трубы, из которой не идет дым.

Рассказчик: Шли дни, ничего не происходило. За Грэйс никто не приезжал. Всем оставалось только ждать. Некоторые жители начали сомневаться в том, что Том действительно сделал обещанный телефонный звонок. Том был озадачен отсутствием энтузиазма в голосе человека, которому сказал о том, что беглянка у них в руках. Его полное оптимизма описание условий, в которых они содержат Грэйс, также не удостоилось никакого внимания. Но, как сказал Том, возможно, у гангстеров не принято проявлять энтузиазм, и он уже жалел о том, что напрашивался на похвалу. Однако послание дошло по назначению, и теперь в Догвилле готовились встретить гостей. И хотя об этом не говорили, несомненно, все были уверены: визит не заставит себя ждать. Теперь, после четырех дней, в течение которых и тень автомобиля не омрачила Каньон-Роуд, жители начали проявлять нетерпение и даже скептицизм. К Грэйс снова стали придираться, — конечно, не так ужасно, как раньше, но настойчиво. И Грэйс обратила внимание на то, что цепь с нее так никто и не снял. Когда следующий день подошел к концу и снова ничего не случилось, несколько жителей заговорили о том, что Грэйс пора вернуться на работу.

Голые ветви деревьев. День Крупный план колеса, все еще лежащего у дома.

Голые ветви деревьев. День Крупный план безмолвного телефона.

Голые ветви деревьев. День Крупный план педали органа.

Голые ветви деревьев. День Крупный план стоящей без дела рабочей скамейки Мистера Хенсона.

Голые ветви деревьев. День Крупный план заброшенной шахматной доски.

Голые ветви деревьев. День Крупный план пустого термоса Бена.

 

46

Голые ветви деревьев. День

Грэйс полирует стаканы в мастерской у Хенсонов. За ней пристально наблюдает Миссис Хенсон.

 

Рассказчик: Пятый день начинался так же, как и остальные, и никто особенно в него не верил, но вдруг ветер затих. Догвилль раскинулся на склоне и был открыт всем ветрам, так что в любую погоду в воздухе ощущалось движение. Иногда это был мягкий ветерок, а если ветер дул с гор, он превращался в сквозняк, который будто бы поднимался из-под ног. В любом случае ветер дул всегда, так что жители сразу обратили внимание на наступившее затишье. Некоторые вышли на улицу, прислушиваясь. Потому что вместе с ветром пропали и все звуки, идущие из долины. Все, что можно было услышать, так это исчезающий звон, как если бы кто- то накрыл город огромным колпаком. А затем замолчал телефон. Это часто случалось в городе, но в этот день связь так и не была восстановлена. Да, и еще, Бену пришлось развернуться на Каньон-Роуд и вернуться в Догвилль, поскольку дорогу перегородило огромное упавшее дерево. Падение дерева казалось, по меньшей мере, удивительным, поскольку листья давно облетели, а ветер стих. Утро сменилось днем, и жители стали собираться на улицах. Они встречались и разговаривали. Им ведь не о чем волноваться? Нет, волнение — неподходящее слово...

Лиз и Билл вбегают в дом. Лиз что-то шепчет матери. Мистер Хенсон слышит их и идет за ними.

Лиз: На краю леса полно машин, там, у поворота на Каньон-Роуд. У Тома есть бинокль. Да их и так видно. Их по меньшей мере восемь!

Мистер Хенсон: Я думал, по дороге не проехать.

Лиз: Возможно, они проехали до того, как дерево упало. Они точно там, Том только что их видел.

Билл: Много красивых машин. Может, сбегать посмотреть? Не исключено, что я смог бы разжиться парочкой дизайнерских идей!

Миссис Хенсон: Ты останешься здесь! Это не наше дело. Пойди погрузи коробки. И ты, Лиз, займись чем-нибудь полезным.

Они снова выходят на улицу. Грэйс отвлеклась от работы. Она смотрит в окно, выходящее на долину. Это замечает Миссис Хенсон.

Миссис Хенсон: Занимайся стаканами, дитя.

Грэйс опускает голову и полирует стаканы, пока Миссис Хенсон размышляет. Когда ее работа у Хенсонов закончена, Грэйс выходит на улицу и направляется к Оливии и Джун.

Рассказчик: Когда Грэйс закончила работу у Хенсонов, она перешла на другую сторону улицы Вязов к дому Оливии и Джун. На улице она увидела многих жителей города. Они стояли и разговаривали. Насколько она могла видеть, самая большая группа собралась в начале улицы Вязов.

Во главе с Томом, вооруженным биноклем, они пытались разглядеть что-то за яблоневым садом, там, где Каньон-Роуд петляла между соснами.

Оливия тоже стоит на пороге дома. Джун внутри, в инвалидном кресле, смотрит в окно на происходящее. Грэйс вопросительно смотрит на Оливию.

Оливия: Постель! Джун надо поменять простыни. Я вернусь через минуту.

Оливия мельком взглядывает на Грэйс. Грэйс кивает и входит в дом.

Грэйс: Привет, Джун.

Джун не поворачивается.

Джун: Тихо! Я хочу слышать, о чем они разговаривают.

Грэйс начинает менять постельное белье.

Рассказчик: Грэйс начала убирать постель Джун, которую та снова намочила, несмотря на подгузники, которые изготовляла Оливия. Грэйс сняла грязные простыни и постелила новые. «Я заправлю им постели, но никто больше не будет на них спать», — сказала себе Грэйс.

Грэйс (про себя): Я заправлю им постели, но никто больше не будет в них спать.

Рассказчик: Она произнесла это негромко, но даже этого хватило, чтобы Грэйс поразилась словам, сорвавшимся с ее губ. Откуда они взялись? Она виновато посмотрела на Джун.

Грэйс смотрит на Джун.

Грэйс: Извини, Джун.

Джун: Ш-ш-ш!

Грэйс продолжает работу, глубоко погрузившись в тревожные мысли. 

 

47

Голые ветви деревьев. Закат

Грэйс возвращается домой после работы у Мамаши Джинджер. На город опускается темнота.

Рассказчик: Когда Грэйс возвращалась домой с работы, уничтожив колонию водорослей, пустивших корни в сточной канаве у дома Мамаши Джинджер и Глории, на город опускалась тьма. Люди, собравшиеся на площади, расходились по домам, потеряв последнюю надежду разглядеть что-либо в темноте. Они прошли совсем рядом с Грэйс, разочарованные, с трудом передвигая ноги.

Том вместе с остальными идет мимо Грэйс. Она смотрит на него.

Грэйс: Том?

Том: Привет, Грэйс. Там было несколько автомобилей, но теперь, когда стемнело, мы больше не можем их разглядеть.

Грэйс: Мы давно не виделись.

Том: Да, надо что-то придумать. Я ведь занят, пишу книгу, — сама знаешь. Ту, которая началась с тебя.

Том делает попытку продолжить путь.

Грэйс: Могу я задать тебе вопрос?

Том поворачивается к ней, пропуская остальных.

Том: Конечно, Грэйс.

Грэйс: Ты ведь не смог заставить себя выбросить ее, ведь так?

Том: Выбросить что?

Грэйс: Визитку с номером, которую он дал тебе ночью. Ты не смог заставить себя выбросить ее.

Том: Боже мой, Грэйс! Я выбросил эту визитку! Я на твоей стороне, и мне странно, что ты в этом сомневаешься!

Грэйс: Я говорила тебе, как опасен этот человек. Почему ты не послушал? Это было глупо.

Том: Грэйс, я дал тебе слово! И я не дурак. Ты впрямь считаешь меня глупцом?

Грэйс (отворачиваясь от него): Ты слышал, что я сказала.

Грэйс поворачивается и идет домой. Том остается стоять, глядя ей вслед. Затем запахивает на себе пиджак и идет домой.

Рассказчик: В этот вечер, собравшись с духом, Том заставил себя почувствовать злость, вспомнив слово «глупый», которое, при определенной изобретательности, он мог счесть очень болезненным для себя — лишь для того, чтобы не думать о другом смысле, который мог скрываться в его разговоре с Грэйс на улице. Вскоре Том уже страстно убеждал жителей города в том, что в эту ночь Грэйс следует запереть в сарае. Если прибытие машин доказывало, что Грэйс собираются забрать из города, город предстанет в лучшем свете, позаботившись о том, чтобы заключить Грэйс под замок. Грэйс лежала на кровати, когда Джейсон пришел к ней с ключом. Грэйс слышала, как ключ повернулся в замке, но была глубоко погружена в мысли, которых старалась избегать на протяжении целого года. Чуть раньше этим же вечером такие мысли заставили ее расплакаться. Второй раз! Больше Грэйс не плакала. Она просто ждала.

Грэйс лежит на кровати, пока дверь закрывают на замок. Ветка розового куста больше не движется и не царапает оконное стекло. 

 

48

Голые ветви деревьев. Ночь

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ В ДОГВИЛЛЬ ПРИБЫВАЮТ ДОЛГОЖДАННЫЕ ГОСТИ, И ФИЛЬМ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ».

Несколько темных автомобилей быстро въезжают в Догвилль. Их встречает все взрослое население города, выстроившееся на улице Вязов у молельного дома, под предводительством Тома.

Рассказчик:С того момента, как жители наконец услышали звук приближающихся автомобилей, доносившийся с края леса, событие развивались стремительно. Том счел необходимым принять делегацию соответствующим образом, и жители расположились в самом центре города. Несмотря на то что Догвилль находился на отшибе, он, несомненно, умел принимать гостей.

Том приветствует первую машину, которая приближается к ним по улице Вязов и останавливается. Из нее выходят два человека в длинных пальто. Они приближаются к Тому.

Том: Добро пожаловать в Догвилль, джентльмены. Могу сказать с уверенностью, что город счастлив предложить вам свои услуги! Нам следовало бы подготовить большой ключ в качестве подарка. Но у нас есть только маленький.

Достает ключ от дома Грэйс.

Человек в пальто (не обращая внимания на Тома): Где она?

Том: Она заперта этим самым ключом... вы ее найдете...

Человек в пальто хватает Тома за грудки.

Человек в пальто: Я спросил, где она?!

Том все еще улыбается и вежливо отвечает.

Том: Пойдемте со мной... это недалеко. Конечно же, в этом городе все близко. Улицы в Догвилле неширокие. Но это не значит, как я люблю говорить, что жителям города не хватает широты души.

Человек в пальто грубо толкает Тома вперед. Несколько мужчин выходят из машин и идут за ними. По мере того как они приближаются к дому Грэйс, раздается звук забиваемых свай.

Том : Вы можете спросить себя, действительно ли до нас доносится шум строительных работ. Неужели нам не известно, что в этой стране дела совсем плохи? На самом деле сваи забивают для строительства новой тюрьмы, — по крайней мере, нам так сказали. Неужели уровень преступности настолько возрос? Что скажете, джентльмены? Возможно, люди считают преступлением все, что вызывает у них зависть? Или у вас нет мнения по этому вопросу?

Человек в пальто продолжает подталкивать Тома вперед. Том достает ключ и отпирает дверь сарая.

Том: Вуаля! Как сказали бы французы.

Человек в пальто бросает взгляд на Грэйс. Затем кивает остальным, которые грубо хватают Тома и приставляют к его спине дуло пистолета. Остальные входят внутрь. Толпу городских жителей окружили на улице Вязов люди в оружием в руках. Тома проводят к остальным.

Том: Надеюсь, вы полностью удовлетворены нашим приемом. Что касается денег... никто в нашем городе не чувствует себя уютно, получая компенсацию за помощь другим. Но если вы почувствуете себя лучше, возместив расходы...

Гангстер, который привел Тома к остальным, подходит к нему совсем близко.

Гангстер: Заткнись, черт тебя побери!

Том (с легкой досадой): Ну что ж, хорошо...

Жители города молчаливо ждут, тревожно поглядывая на мужчин в темных пальто и их автоматы. Возвращаются остальные. Они ведут Грэйс. С нее сняли цепь. Ее ведут двое мужчин. 

Том: Знаете, мы почувствовали себя спокойнее, посадив ее на цепь. Но, возможно, вы лучше знаете, как с ней обращаться.

Гангстер, который привел Тома, снова приближается к нему с угрожающим видом, и Том умолкает. Грэйс ждет рядом с гангстерами. Они дают возможность подъехать поближе еще одной машине. Грэйс смотрит себе под ноги. Она абсолютно спокойна. Вскоре машина, которую Том видел еще в день знакомства с Грэйс, останавливается рядом с ней. Занавески, скрывающие заднее сиденье, опущены. Грэйс смотрит вниз. Ее подталкивают к двери. Она садится рядом с Большим Человеком, с которым когда-то говорил Том. Грэйс смотрит на свои руки. Несколько мгновений они молчат.

Грэйс: Тебе нужно найти оправдание своим действиям прежде, чем ты нас убьешь? Это что-то новенькое. Похоже на проявление слабости. Папа... ты меня разочаровываешь!

Большой Человек: Убить тебя, Грэйси? Я приехал не за тем, чтобы убить кого бы то ни было.

Грэйс: Но ты стрелял в меня раньше!

Большой Человек: Да. Я сожалею об этом. Я пытался остановить тебя. Вот что значит быть отцом. Если ты беспокоишься о ребенке, ты не думаешь, ты действуешь. Но стрелять в тебя оказалось бесполезно. Ну разумеется. Ты слишком, чересчур упряма.

Грэйс: Если ты пришел не для того, чтобы убить меня, то зачем?

Большой Человек: Наш последний разговор, — когда ты сказала, что тебе не нравится во мне, — мы так и не завершили, ведь ты сбежала. Разумеется, я также имею право сказать, что мне не нравится в тебе. Разве не таковы правила вежливости?

Грэйс: И для этого ты притащился? И говоришь мне, что я упряма? Ты уверен, что приехал не для того, чтобы увезти меня отсюда и заставить быть гангстером, как ты?

Большой Человек: Если бы у меня был шанс заставить тебя... но не думаю, что он есть. Конечно, ты можешь вернуться домой в любое время и снова стать моей дочерью. В этом случае я даже готов разделить с тобой свою власть и ответственность. Знаешь, добру может служить не только то, о чем ты радеешь, но и власть.

Грэйс качает головой. Она резко поворачивается к отцу и бросает на него горький взгляд.

Грэйс: Что ж, продолжай: что тебе во мне не нравится?

Большой Человек: Ты употребила слово, которое вывело меня из себя. Ты назвала меня высокомерным. Это правда, я презираю людей... простых людей. Тех, которых, как мне представляется, ты и нашла здесь.

Грэйс: А кто дал тебе право грабить их — Господь Бог? Именно это я и называю высокомерием.

Большой Человек: Давай называть это сбором урожая. А урожай собирают лишь до тех пор, пока почва плодоносит. Это важно помнить...

Грэйс: Да, да. Но что... что тебе не нравится во мне самой?

Большой Человек: Ты сказала «высокомерный». Именно это мне и не нравится в тебе — высокомерие.

Грэйс: Ты проделал весь этот путь, чтобы сказать мне об этом? Я не позволяю себе осуждать других. В отличие от тебя.

Большой Человек: Ты не осуждаешь их, потому что хорошо к ним относишься. У человека было тяжелое детство, и теперь, что бы он ни совершил — даже убийство, — ты не будешь считать это преступлением, ведь так? Ты думаешь, что понимаешь их. В конце концов, ты винишь во всем лишь обстоятельства. Согласно твоему мнению, насильники и убийцы сами могут быть жертвами. Но я называю их псами, и если они жадно лакают собственную блевотину, остановить их можно только плетью.

Грэйс: Собаки подчиняются зову природы. Они заслуживают прощения.

Большой Человек: Собаки могут научиться многим полезным вещам, но только если мы не прощаем их каждый раз, когда они повинуются своей природе.

Грэйс: Мое высокомерие заключается в том, что я стремлюсь прощать людей?

Большой Человек: Разве ты не замечаешь, как ты снисходительна к ним? Ты заранее уверена в том, что люди не дотягивают до твоих этических стандартов, и снимаешь с них бремя вины. Что может быть высокомернее? Дитя мое, ты прощаешь людям то, чего никогда бы себе не простила.

Грэйс: Разве плохо быть великодушной?

Большой Человек: Проявляй великодушие, если для этого есть причины. Но всегда устанавливай свои стандарты. Это пойдет на пользу людям. Наказания, которого ты заслуживаешь за с|юи поступки, заслуживают и они сами. Когда ты освобождаешь других от ответственности за их поступки, ты освобождаешь от нее и себя саму, вот в чем твое высокомерие. К этому мне добавить нечего.

Грэйс: Я ли высокомерна, или ты... Давай не спорить о словах. Ты все сказал и можешь уехать с чистой совестью.

Большой Человек: Да, и, похоже, без моей дочери.

Грэйс: Разумеется!

Большой Человек: Говорят, у тебя здесь неприятности.

Грэйс: Не больше, чем дома.

Большой Человек кивает.

Большой Человек: Тебе решать.

Большой Человек делает знак рукой кому-то за дверью, и один из гангстеров всовывает голову в салон автомобиля. Он получает инструкции.

Большой Человек: Отведите их домой и проследите, чтобы никто не высовывался.

Гангстер кивает. Он уходит выполнять распоряжение. Вооруженные гангстеры провожают домой встревоженных жителей города. Большой Человек снова поворачивается к Грэйс.

Большой Человек: Послушай, Грэйс. Я тебя знаю: ты похожа на мать. Я дам тебе немного подумать. Погуляй, обдумай все еще раз. Возможно, ты изменишь мнение. Мы подождем минут десять. Власть не так плоха, любовь моя... Уверен, что ты найдешь способ использовать ее так, как тебе кажется правильным...

Грэйс пожимает плечами.

Грэйс: Я могу пройтись, если тебе этого хочется. Это ничего не изменит. Я люблю этот город. Здесь живут люди, которые стараются изо всех сил, даже в ужасных условиях.

Большой Человек: Согласен, Грэйс, если уж ты так говоришь, но так ли хорош результат их стараний?

Грэйс выходит из автомобиля. Взошла луна, и по всему городу разлился ее мягкий свет.

Рассказчик: Грэйс давно все обдумала. Она знала, что, если ее не убьют сразу после того, как машины прибудут в город, ей придется встретиться с отцом и рассмотреть его предложение вернуться домой. Так что она не нуждалась в десяти минутах, чтобы ответить на его вопрос. В Догвилле ей пришлось нелегко, но она осталась здесь по собственной воле. Если же она уедет с отцом, у нее не останется другого выбора, кроме как вступить в долю с ворами и преступниками, хотя разница между людьми, которых она знала прежде^ и теми, которых встретила в Догвилле, оказалась гораздо меньше, чем она ожидала. Грэйс глубоко вдохнула холодный ночной воздух. Он все еще был для нее самым лучшим воздухом на свете. Она бродила по городским улицам, которые так давно узнала и так полюбила. Лунный свет нежно озарял голые кусты крыжовника. Грэйс улыбнулась им. Было приятно сознавать, что при хорошем уходе они доживут до весны, а летом покроются несметным количеством ягод, которые так хороши в пирогах, особенно с корицей. Грэйс наклонилась и нежно коснулась веток кустов.

Грэйс наклоняется и нежно гладит ветки кустов. Она улыбается, но затем снова мрачнеет. Она медленно идет по городу. Жители города из окон следят за каждым ее шагом. Охранники неподвижны. Это сопровождается словами:

Рассказчик: В лунном свете Догвилль выглядел так же застенчиво и приветливо, как и в день первой своей встречи с Грэйс. Она почти с любовью смотрела в испуганные лица жителей, следивших из окон за каждым ее шагом, хотя всего несколько часов назад они унижали и терзали ее. Как она могла ненавидеть их за то, что на поверку оказывалось слабостью? Возможно, она и сама делала бы не менее ужасные вещи, если бы жила в одном из этих домов, скорее уподобилась бы жителям Догвилля, чем стала бы мерить их своим аршином. Разве, скажем откровенно, она не смогла бы повести себя как Чак, и Вера, и Бен, и Марта, и Миссис Хенсон, и Том, и все остальные жители города?

Грэйс смотрит на них. Кивает. Затем останавливается у собачьей будки. Моисей рычит на нее. Освещение города меняется.

Рассказчик: Грэйс остановилась и задумалась. Пока она размышляла, облака рассеялись и лунный свет хлынул на улицы. И по мере того как свет менялся, Грэйс заметила, что изменились и здания. Причудливый лунный свет размыл очертания ягоды крыжовника, которая появится на кусте, и вдруг стал виден шип, который уже вырос на ветке. Казалось, что свет, бывший таким милосердным, вдруг выделил все недостатки города и представил их глазам Грэйс. Попытавшись поставить себя на место жителей города и понять мотивы их поступков, Грэйс пришла к удивительным выводам. Внезапно ее мысли прояснились. Если бы она вела себя так же, то не смогла бы оправдать ни одного своего действия; более того, на свете не было наказания, которое было бы достаточно суровым для таких проступков. Она ощущала себя каждым из них в тот момент, когда в город пришла беглянка и умоляла о милосердии мирный городок. Грэйс увидела себя со стороны, безопасное, беззащитное создание, которое выжали до капли, и у нее перехватило дыхание. Взглянув на вещи по-новому, Грэйс ощутила, что ее переполняют противоречивые чувства. Как будто ее горечь и боль на- конец-то заняли подобающее место. В этом мире можно простить все, что угодно, — это правда, — но с какой стати? В конце концов, убийство это убийство, а предательство — предательство. Что давало Догвиллю право взывать о милосердии, которого она сама так и не получила? Грэй? переходила от дома к дому и вспоминала все унижения и несправедливости, свидетелями которых стали эти дома. Догвилль снова почти обманул Грэйс своим скромным очарованием; однако обязанность каждого — проникать вглубь вещей. Нет, результат их стараний не был достаточно хорош. В новом свете она ясно узнавала жадность и подлость в каждой доске убогих домишек. И в лицах их обитателей. Догвилль мог стать оплотом доброты и благочестия, но этого не случилось. Город заслужил наказание, которому подверглась бы и она, будь одной из тех, кто совершил ошибку. Ради других городов, не похожих на этот. Городов, неброская внешность которых — или, напротив, красота — не скрывали развращенности человеческой натуры. Ради всего человечества и, не в меньшей степени, ради одного из человеческих существ — самой Грэйс.

Грэйс возвращается в машину. Смотрит на отца.

Грэйс: Если я вернусь с тобой и снова стану твоей дочерью, тогда ты дашь мне власть, о которой говорил?

Большой Человек (пожимает плечами): Прямо сейчас.

Грэйс (задумчиво): Сразу?

Большой Человек: Почему бы нет?

Грэйс: Но будет ли это значить, что я немедленно принимаю на себя ответственность за решение проблемы... проблемы этого города, в котором каждый видел мое лицо?

Большой Человек: Конечно будет.

Грэйс садится в машину. Она размышляет, нахмурившись. Отец смотрит на нее.

Большой Человек: Если хочешь, мы можем для начала пристрелить собаку и прибить на стену. Скажем, вот там, под лампой. Это может помочь. Иногда помогает.

Грэйс: Это напугает город, но не сделает его лучше. То же самое может случиться снова. Кто-то попадет в город, откроется в своей слабости... в этом случае, напротив, город может отнестись к нему еще хуже, чем ко мне. Вот для чего я хочу использовать власть, если ты не возражаешь. Чтобы сделать мир немного лучше.

Большой Человек серьезно смотрит на дочь. Несколько мгновений они молчат. Раздается стук в окно. Там стоит один из гангстеров.

Гангстер: Этот проклятый щенок никак не заткнется. Говорит, что хотел бы поговорить с вами, мисс. Пристрелить его?

Грэйс качает головой.

Грэйс: Нет, нет. Я поговорю с ним.

Гангстер идет вниз по улице, туда, где Тома охраняет пара мужчин. Они приводят его к машине. Грэйс выходит и подходит к нему.

Грэйс: В чем дело?

Том (серьезно): Это была моя идея — позвонить им. Но, возможно, ты знала об этом.

Грэйс: Нет.

Том: Может, ты хочешь знать, зачем я это сделал. Я испугался, Грэйс. Я никогда не думал, что могу испугаться, но я испугался. Прости, но разве можно винить человека за то, что он испугался?

Грэйс: Разумеется, нет.

Том: Именно это делает нас людьми. Ты сама так говорила. Теперь я понимаю, что ты была права.

Грэйс переминается с ноги на ногу, будто ей пора уходить.

Том: Я использовал тебя, Грэйс. Я заставил город принять тебя не ради тебя самой. Ради себя. Чтобы доказать, что я был прав. Знаешь, в качестве примера. Прости меня. Иногда я действительно глуп. Возможно, даже высокомерен.

Грэйс: Именно так. Том, именно так.

Том (воодушевившись): Но хотя использовать людей в качестве примера не очень хорошо, ты должна признать, что этот пример превзошел все ожидания. Он так хорошо объясняет, каково это — быть человеком. Он был болезненным, я допускаю, но также и полезным, не так ли? Не пойми меня неправильно, но я первый готов признаться во всех грехах... в качестве иллюстрации.

Грэйс жестом останавливает его.

Грэйс: Том. Не сейчас.

Грэйс садится в машину. Тома отталкивают подальше от автомобиля. Грэйс секунду сидит внутри. Затем поворачивается к отцу.

Грэйс: Если и есть на свете город, без которого мир станет чуть лучше, так это Догвилль.

Большой Человек серьезно кивает. Поворачивается к гангстеру в пальто, который стоит снаружи.

Большой Человек: Всех расстрелять, город сжечь. 

Гангстеры отправляются выполнять указания Большого Человека. Он видит, что Грэйс хочет что-то добавить.

Большой Человек: В чем дело, милая? Что-то еще?

Грэйс: Семья с детьми... пусть их убьют на глазах у матери. По одному, и скажите, что, если ей удастся сдержать слезы, вы остановитесь. Так я верну ей долг.

Большой Человек смотрит на гангстера, который остановился и слышал, что сказала Грэйс. Тот кивает Большому Человеку, он все понял. Большой Человек закрывает дверь и обнимает дочь. Грэйс горько улыбается себе самой.

Грэйс: Увы, ее слишком легко заставить расплакаться.

Большой Человек: Пора увезти тебя отсюда. Ты слишком многому здесь научилась. Устраивайся поудобнее, это не займет много времени. Замерзла? У меня есть плед.

Он предлагает ей плед.

Грэйс: Я в порядке.

Водитель разворачивает автомобиль.

Водитель: Хотите открыть шторы? Вам они больше не нужны.

Большой Человек смотрит на дочь.

Большой Ч ел о в е к: Что скажешь?

Грэйс: Лучше открыть. Думаю, самое время это сделать.

И вновь в городе меняется освещение. Водитель открывает шторки. Грэйс и Большой Человек молча сидят в машине, пока в городе выполняются их указания. Видны вспышки от выстрелов и бензин, которым поливают здания. Грэйс спокойно наблюдает. Вера не может сдержать рыданий. Ахилла вынимают из колыбели и расстреливают.

Рассказчик:Том стоял на площади и смотрел, как гангстеры спокойно и методично уничтожают город. Тех, кто не захотел сгореть заживо, расстреляли. Отблески вспышек на горных склонах производили удивительный световой эффект, которым мог бы насладиться Джек МакКей, если бы кто-нибудь постарался ему его описать. Систематичность и добросовестность, с которой выполнялась работа, привела к тому, что вскоре шум стих, уступив место потрескиванию костров, которые получили богатую пищу и поддерживались ветром, нашедшим дорогу в Скалистых горах, — к местечку, которое до последнего времени называлось Догвиллем.

Грэйс оборачивается. Смотрит на Тома. Достает пистолет из кармана пальто отца. Выходит из машины и идет к Тому.

Том: Прямо в цель, Грэйс! Должен сказать, что твой пример оказался чертовски ярким — куда ярче моего. Пугающе, но чрезвычайно доходчиво. Я благодарен тебе за урок. Честное слово. Думаешь, я мог бы использовать его как источник вдохновения для моей книги? В соответствующем контексте, конечно. Ты разрешишь мне? Тогда я смогу пойти и приступить к работе.

Грэйс печально смотрит на него. Он опускает глаза.

Том: Я отправлюсь туда, в большой мир. Давно пора было это сделать. Что же меня удерживало, кроме привычки?

Грэйс: Прощай, Том.

Она поднимает пистолет и стреляет ему в голову. Он падает на землю. Это причиняет ей боль. Двое мужчин помогают ей дойти до машины. Она садится совершенно разбитая. Большой Человек смотрит на нее.

Большой Человек: Это еще зачем? Мальчики позаботились бы о нем!

Грэйс (отрицательно качает головой): Кое-что приходится делать самой.

Большой Человек: Неужели? Это тебе придется объяснить мне по дороге.

Он обнимает ее за плечи. Машина отъезжает. Грэйс полностью захвачена представшим перед ней зрелищем. Она слышит шум. Делает знак остановиться. Все прислушиваются. И снова в городе меняется свет.

Рассказчик: Вдруг они услышали шум. Не такой убедительный и громкий, как тот, что звучал одной дождливой весенней ночью, но достаточно громкий для того, чтобы быть услышанным сквозь горящие остовы и балки. Он раздался опять. Все слышали его. Грэйс первой узнала эти звуки. «Это Моисей», — сказала она и выскочила из машины.

Грэйс: Это Моисей!

Грэйс выходит из машины и бежит вдоль улицы, которая когда-то была улицей Вязов.

Рассказчик: Она быстро преодолела расстояние до собаки, которая охраняла нечто, что теперь, когда здания исчезли, с трудом можно было бы счесть дорогой, и никак не улицей Вязов, поскольку на скалистом отроге не осталось ни одного дерева, не говоря уже о вязах. Когда Грэйс приблизилась к разрушенной будке Моисея, лай усилился. То, что он выжил, было чудом. Собака яростно лаяла, когда Грэйс подошла ближе.

Все наблюдают за Грэйс. Подходят поближе, чтобы посмотреть на разозленную собаку. Один из гангстеров поднимает пистолет и прицеливается. Грэйс поднимает руку и отводит дуло в сторону.

Грэйс (живо): Нет, оставьте его. В Джорджтауне наверняка заметили всполохи огня. Кто-нибудь приедет и подберет его. Пес ни в чем не виноват. Он злится, потому что однажды я украла его кость.

Все возвращаются в машины.

Рассказчик: Покинула ли Грэйс Догвилль, или, напротив, город покинул ее — и весь этот мир? Этот тонкий вопрос не каждый захотел бы задать, и еще меньше было тех, кто смог бы на него ответить. И уж в любом случае ответ на него мы найдем не здесь.

С высоты птичьего полета камера скользит вниз, туда, где когда-то был город. Она останавливается на собачьей будке и контурах нарисованного пса, рядом с надписью «Собака». Контур исчезает, и появляется живая собака. Мы видим ее челюсти, она лает, будто угрожает.

Финальные титры просты, нейтральны и идут без какого-либо изобразительного ряда на фоне..

Перевод с английского Наталии Хлюстовой